Важное
Заместитель Сергея Шойгу задержан по подозрению в коррупции
КМЗ: 
|
Вирджил Шарп. Унесенные взрывом торпедыДень 7 декабря 1941 года застал американское судно "Поль Лакенбах" стоящим у причала в Кейптауне, в Южной Африке, во время погрузки на борт свежих запасов воды и продовольствия. Через три часа "Поль" должен был выйти в море, но тут с мостика в кают-компанию экипажа спустился человек, чтобы сообщить боцману и мне – судовому плотнику, что "кэп" хочет срочно видеть нас на мостике.Капитаном судна был Фрэнк Сноу, один из лучших моряков, с которыми мне выпала честь когда-либо плавать. Он был невысокого роста, чуть выше пяти футов (около 160 сантиметров), и это был человек, который никогда не терял контроль над командой. Все, что ему нужно было сделать, это открыть рот и произнести несколько нужных слов. После этого всем было ясно, кто и за что отвечает. Капитан сообщил нам, что только что узнал о том, что японцы бомбили Пирл-Харбор. С этого момента наша страна находилась в состоянии войны со странами Оси. Теперь нам надо было предпринять необходимые меры предосторожности, чтобы благополучно вернуться в Штаты. Капитан приказал нам смешать ламповую сажу с льняным маслом и этой черной смесью закрасить все иллюминаторы внутри и снаружи. Затем он приказал передать всем членам экипажа, чтобы они ни при каких обстоятельствах не открывали иллюминаторы в ночное время. Он попросил также воздержаться от курения на палубе ночью и от попыток открыть в это время двери. Нарушение этих правил могло бы помочь германским подлодкам определить местоположение нашего судна. Накануне Рождества 1941 года "Поль" прибыл в Порт-оф-Спэйн на острове Тринидад. Здесь мы встали на бункеровку и погрузку очень специфического груза – тропических фруктов: бананов, лаймов, ананасов и т. п. От Тринидада мы направились в Нью-Йорк, держась подальше на восток от Гольфстрима: капитану было известно, что немцы поджидают здесь суда союзных держав, решивших воспользоваться попутным 5-узловым течением, чтобы добраться до Нью-Йорка побыстрее. После прибытия в Нью-Йорк, где-то 2 января 1942 года, мы выгрузили индийский джут, а сами перешли в Балтимор, в беспорядочную сутолоку верфи Спарроус-Пойнт. Эта верфь, как и все остальные, напоминала настоящий сумасшедший дом: повсюду пыль и грязь, а над палубами судов множество кабелей электросварочных аппаратов. На верфи Спарроус-Пойнт на нашем судне поставили станины для орудий, а затем и сами орудия, после чего на борт прибыла военная команда для их обслуживания. Все это были молодые, здоровые ребята. Перед тем как они оказались в учебном лагере Литтл-Крик, штат Виргиния, многие из них играли в футбольных командах различных колледжей Западной Виргинии. На самом деле присутствие вооруженных команд на борту судна было не настолько необходимым, как это могло показаться морякам торгового флота. Их присутствие больше успокаивало нервы оставшихся на берегу, полагавших, что мы теперь находимся в гораздо большей безопасности под защитой их пушек. Но если задуматься, что на самом деле может сделать расчет орудия, если речь идет о субмарине в подводном положении? Эти ребята могли быть полезными только в случае нападения с воздуха. Если же нашим противником окажется боевой корабль противника, то торговое судно можно считать просто безоружным. По счастью, немцы могли отправить всего лишь несколько рейдеров, чтобы помешать движению союзных конвоев. Что нас на самом деле беспокоило, так это подводные лодки, но вооруженные команды для них не представляли никакой опасности! Правительство могло бы проявить большую мудрость, если бы направило артиллеристов из состава вооруженных команд на боевые корабли, где от них было бы намного больше пользы. В начале февраля "Поль" пришел на армейскую базу в Бостоне, где мы погрузили на борт военное снаряжение: 155-мм снаряды, мешки с порохом и немного тринитротолуола. Единственным палубным грузом оказались 55-галлоновые стальные бочки с высокооктановым бензином, принайтованные к комингсам палубных люков. Во время предыдущего рейса в Египет судовые трюмы отделали специальным чистым амортизационным покрытием, закрепленным медными гвоздями, для предупреждения случайных искр, любая из которых могла отправить нас на тот свет. После пяти дней пребывания на армейской базе мы, наконец, полностью загрузились и отправились в Новую Шотландию, на остров Галифакс. Мы были еще настолько наивными, что могли поверить, будто в военное время все торговые суда плавают под защитой военных кораблей. Но это был не тот случай. Официальная установка командования ВМС США заключалась в том, чтобы не заниматься эскортированием торговых судов. Военным морякам приходилась больше по душе романтика обычных боевых действий на море и сопутствующая им возможность получения орденов, медалей и поощрений в приказе, а не однообразие конвойной службы. Так что в Галифакс мы отправились самостоятельно. Хорошо помню, как выглядели сотни судов в этой бухте, когда "Поль" подходил к Галифаксу. В этом канадском порту пересекались маршруты многих трансатлантических конвоев. Вот почему здесь было так много судов. Некоторые из них казались пустыми, другие по-прежнему оставались загруженными. "Поль Лакенбах" простоял в Галифаксе неделю, тем не менее сход на берег экипажу запретили. Честно скажу, не знаю по какой причине. Может быть, капитан боялся, что мы ввяжемся в какую-нибудь пьяную драку, перевернем бар вверх дном и все это закончится судебным иском, выставленным против пароходной кампании. Наконец завыли сирены на кораблях британского королевского флота, и мы присоединились к остальным судам конвоя под охраной нескольких эсминцев – одних из пятидесяти переданных Франклином Делано Рузвельтом Великобритании по ленд-лизу, в обмен на британские базы в западном полушарии. Так начался наш переход через Атлантику. Никто на борту "Поля Лакенбаха" не знал, куда мы направляемся.  В конвое Атлантика известна своими мартовскими штормами. Мы попали в один из них. Казалось, что этот шторм никогда не стихнет. Температура воздуха была довольно низкой, но судно не страдало от обледенения. Тем не менее, время от времени налетал шквалистый ветер. Судно буквально стояло дыбом, также как и остальные суда конвоя. Эскортировавшие нас эсминцы оказались "мокрого" типа: их верхнюю палубу заливали волны и они гораздо чаще оказывались под водой, чем в надводном положении. Нам оставалось только пожалеть тех британских моряков, которым пришлось плавать на этих небольших, "мокрых" кораблях. Для того чтобы пробраться из носа в корму или наоборот, им приходилось держаться за специальные леера, протянутые по всей длине корабля, но даже в этом случае они рисковали оказаться в бушующем море, смытые за борт шальной волной. Спустя некоторое время, показавшееся нам вечностью, мы увидели в восточной части горизонта очертания земли, а затем встали на якорь у берегов Шотландии, в устье реки Клайд, недалеко от маленького городка с названием Гурок. И снова мне довелось увидеть, как выглядят сотни кораблей, собравшихся в одном месте. Все они спокойно разместились в этой огромной бухте в ожидании приказания на отправку. Морякам разрешили сойти на берег в Гуроке, где мы могли компенсировать все то, чего были лишены во время стоянки в Галифаксе. Помню небольшой бакалейно-гастрономический магазин в Гуроке, где продавалось шотландское виски в разлив. Каждый из нас купил по четверти галлона (чуть больше литра) этого спиртного. Продавец наполнял бутылки прямо из большого бочонка, стоявшего в углу магазина. Несмотря на свою дешевизну, виски было отличного качества. Как нам сказали, до Глазго было около сотни миль, и мы съездили туда на поезде. Шотландцы были рады появлению у себя американцев. Они замечательно к нам относились. Возможностей у них было немного, но они старались изо всех сил, чтобы мы чувствовали себя здесь как можно лучше. Я остановился в одном новом отеле в Глазго. Виски там текло рекой и все за счет хозяев, которые не позволяли мне потратить на это ни цента. Шотландцы были одними из тех, кто сообщил, что нам предстоит отправиться в Мурманск. Они говорили об этом с каким-то благоговейным страхом. Мы не могли понять такого отношения: слово "Мурманск" не вызывало у нас тогда никаких ассоциаций. Все это пришло позднее. Вернувшись на "Поль Лакенбах", я получил задание помочь портовому плотнику в изготовлении и размещении нескольких светозащитных щитов, которые должны были быть установлены побортно на дверях надстройки в средней части судна. Поскольку на нашем судне не было необходимой для сварки аппаратуры, эта работа затянулась на четыре дня, но шотландский рабочий справился с ней очень хорошо. Я отправился к капитану и сказал: "Капитан Сноу, мне бы хотелось как-то отблагодарить этого шотландского плотника, который помог нам с установкой щитов". – Что ты имеешь в виду? – спросил капитан. – Мне хотелось бы дать ему немного сигарет и продуктов – бананов, апельсинов, яблок или что-то вроде этого, чего не хватает на берегу. Я думал взять коробку из-под яблок, наполнить ее фруктами и отдать шотландцу. Капитан согласился и приказал мне собрать для него коробку с продуктами. Ко всему этому стюард добавил от себя немного масла и мяса. Мы вручили эту коробку плотнику и он сошел на берег. На прощание я сказал ему: "Возьми это домой. Это все для тебя". Глаза шотландца наполнились слезами и он произнес: "Знаете ли вы, что у меня дома маленькая девочка семи лет? Она еще никогда в жизни не видела бананов и апельсинов!" Все жители Гурока, как и этот шотландец, страдали от недостатка продуктов питания. Вот почему мы не задерживались подолгу на берегу. Нам не хотелось есть и пить на глазах у этих людей, опустошая и без того скромные запасы шотландцев. Не было никакого резона заставлять их страдать еще сильнее. 7 апреля мы получили приказ начать движение. Вместе с посудинами британского королевского флота в качестве эскорта наши суда образовали внушительный конвой. В это время никто из нас не знал, что нам предстоит отплыть в Исландию. В Исландии сход на берег разрешили только офицерам. Мы слышали, что правительство Исландии столкнулось с большими проблемами, связанными с появлением здесь иностранных моряков: пьяные драки, сломанная мебель и покушения на частную собственность. По этой причине в целях защиты местного населения было принято решение запретить морякам увольнение на берег. Матросы могли сходить на берег только в сопровождении "ответственной личности", то есть офицера. Нам доводилось видеть своих начальников, возвращавшихся на судно вдрызг пьяными, но сойти на берег самостоятельно мы не могли. Среди нас был один матрос 1-го класса по имени Элмер, убежденный атеист. Веры в душе у него совсем не было, и он без уважения относился к тем, кто верил в Бога или любое другое Высшее Существо. Зимой Элмер плавал на торговых судах исключительно потому, что заниматься в это время своим любимым делом – торговать с лотка – в родном Огайо он уже не мог. Обычно он набирал немного разных дешевых товаров, вроде ножей для чистки картофеля, шейных платков или точильных брусков – всего того, что пользовалось спросом, и смеялся как полоумный над простаками, которые это у него покупали. Пока "Поль Лакенбах" стоял на якоре в Рейкьявике, и мне, и Элмеру довелось услышать множество слухов о том, какие нас ожидают боевые схватки на море. Элмер был ветераном Первой мировой войны, которому довелось служить как в армии США, так и в канадской армии. Он настолько убедил меня в том, что рано или поздно меня подстрелят, что я уже перестал обращать на это внимание. Может быть все это и было правдой, но не имело ко мне ровно никакого отношения! Всякий раз, дожидаясь выстрела, я кричал: "Этот сукин сын хочет меня убить!" Тем не менее я старался защитить себя, насколько это возможно, не испытывая от этого никакого удовольствия. "Поль Лакенбах" покинул берега Исландии вместе с конвоем PQ-15 утром 26 апреля. На протяжении всего перехода от Рейкьявика до Мурманска поверхность моря была гладкой, как стекло. Разве что время от времени появлялась легкая рябь. Зато небо было сплошь затянуто облаками, опускавшимися до высоты около 500 футов (чуть выше 150 метров) над уровнем моря. Такая плохая видимость давала нам основания надеяться, что с конвоем ничего не случится на пути в Россию, хотя немцы имели возможность бросить против нас свои субмарины, торпедоносцы и надводные корабли, укрывавшиеся в норвежских фьордах. В свою очередь, опасаясь британских кораблей эскорта – крейсера "Найджерия" и дюжины эсминцев, немцы предпочли использовать против нас подводные лодки и авиацию. Правда, они не могли применить свои пикирующие бомбардировщики, поскольку могли заметить нас на слишком малой высоте, на которой уже не могли сбросить свои бомбы. Не располагая этим видом боевых самолетов, немцам оставалось воспользоваться только торпедоносцами He-111 ("Хейнкель") и подводными лодками, что они и сделали, бросив их на наш конвой PQ-15. Мне не довелось увидеть ни одного "Мессершмитта", атакующего конвой, поскольку они не могли нести торпеды.  В ожидании воздушной атаки (снимок военных лет из журнала Лайф) Мы хорошо слышали гул двигателей "Хейнкелей", пролетавших над конвоем из конца в конец, в поисках окна в сплошной облачности. Время от времени группа самолетов спускалась ниже облачной кромки, высматривая конвой, и тогда со всех судов конвоя открывалась бешеная пальба по ним. На британском судне "Эмпайр Ховард", где находился коммодор конвоя и которое являлось нашим флагманом, имелась катапульта с самолетом, готовым немедленно подняться в воздух. Для пилота "Харрикейна" без шасси и с ограниченным запасом топлива это был полет с билетом в один конец. Летчик мог рассчитывать только на то, чтобы посадить свою машину на льдину, поскольку больше сесть ему было просто не на что. Пилотом "Харрикейна" был крупный мужчина по прозвищу Крошка. Не решаясь самостоятельно принять решение, коммодор обратился за советом к капитанам судов конвоя, стоит ли поднимать Крошку в воздух. Ответ был положительным. К тому времени мы могли постоянно наблюдать немецкие бомбардировщики в течение нескольких дней. Нас очень беспокоила перспектива получить от них удар сверху, и мы полагали, что у нас будет больше шансов остаться в живых, если этот "Харрикейн" взлетит и собьет несколько самолетов люфтваффе. Мы видели, как Крошка вышел на палубу и забрался в свой "Харрикейн". Вскоре из его двигателя потянулся дымок выхлопных газов, истребитель взлетел и летчик вышел в атаку, пытаясь отогнать вражеские самолеты, угрожавшие конвою. Ему удалось сесть на хвост огромному четырехмоторному бомбардировщику и выпустить по нему несколько сотен снарядов. Но тот оставался в воздухе. Крошка сблизился с ним вплотную, настолько что нам показалось, что хотя бы нескольким членам экипажа немецкого самолета придется поменять свои штанишки этой ночью. Затем Крошка погнался за немецкими торпедоносцами, обстрелял их, но опять не смог ни одного из них подбить. Нам был слышен шум двигателя его "Харрикейна", время от времени пропадавший где-то за облаками. Спустя какое-то время он вывалился из-за облаков, высматривая конвой. Но Крошке пришлось ждать слишком долго. У него не было возможности своевременно раскрыть парашют, и он вместе с самолетом врезался в море. Позже мы узнали, что пилот убит, и что он погиб, пытаясь отвести свой "Харрикейн" подальше от судов конвоя, чтобы не врезаться в один из них. Он умер, пытаясь спасти нас, и мы чувствовали себя отвратительно. Из-за постоянной угрозы нападения самолетов и кораблей противника мы находились в таком состоянии, что были готовы вскочить на ноги в любой момент, и уже не могли дождаться, когда же противник нападет на нас. Постоянно объявлялись ложные боевые тревоги. Теперь мы спали, не раздеваясь, стараясь сберечь драгоценное время отдыха. Если судно получит попадание во время атаки противника, то остаются считанные мгновения, чтобы его покинуть. Каждая секунда будет на счету, если придется спускать на воду спасательную шлюпку или плот. Нельзя позволить себе задержаться на пять минут, натягивая тяжелую одежду, предназначенную для защиты моряков от сурового арктического климата. Вот почему все мы на борту судна "Поль Лакенбах" спали, не раздеваясь и не снимая ботинок, готовые к тому, что может произойти в любую минуту. То здесь, то там можно было услышать неожиданную стрельбу. Любое судно конвоя могло открыть огонь самостоятельно. Разбуженный мог выбежать на палубу, чтобы занять свое место по боевой тревоге и узнать, что это эсминцы открыли огонь по немецкому самолету, вывалившемуся из-за туч, чтобы осмотреться вокруг, и случайно оказавшемуся прямо над одним из эсминцев. Однажды я услышал такую стрельбу и выбежал на палубу. Один из артиллеристов сказал мне, что русский ледокол, находившийся на траверзе нашего правого борта, "залихорадило" и он пальнул раз пять из своей 20-мм пушки в сторону "Поля Лакенбаха", при этом снаряды чуть не попали в наших моряков. Наши артиллеристы тут же дали несколько залпов в сторону ледокола из своего 50-мм орудия, целя над его палубой, чтобы напомнить русским о том, что так себя вести "нельзя". Как выяснилось, русские обнаружили на большой дистанции немецкий самолет, далеко за пределами радиуса стрельбы, запаниковали и открыли по нему огонь. Одна из моих обязанностей судового плотника заключалась в регулярном осмотре судна утром и вечером с целью выявления течи в корпусе судна. После такого осмотра я поднимался на мостик и делал соответствующую запись в вахтенном журнале. Как-то в полдень, когда я делал запись в журнале, третий помощник капитана взял меня за руку и спросил: – Видишь, вон там на севере белую полоску на горизонте? – Да, – ответил я, – а что это? – Шапка полярных льдов, – ответил тот. Эти слова произвели на меня сильное впечатление. Это же надо, как мы далеко забрались. Но севернее подняться конвой PQ-15 уже не мог. Шапка полярных льдов простиралась вокруг северного полюса вплоть до Тихого океана. Помощник капитана сказал мне также, что температура забортной воды ниже точки замерзания обычной пресной воды. Еще он мне сообщил, что человек, проведший в такой воде более тридцати минут, может рассчитывать на то, что останется без конечностей! Многие моряки были спасены от смертельных обморожений маленькими траулерами, следовавшими цепочкой за конвоем и занимавшимися спасением оказавшихся в воде людей после гибели их судов. По счастью, добычей немцев стали всего три судна из состава PQ-15. Два из них затонули. Одно взлетело на воздух. Тем не менее, на душе было спокойнее от того, что эти небольшие суденышки идут за нами. Чем ближе мы подходили к Мурманску, тем чаще объявлялась боевая тревога, и тем чаще можно было услышать стрельбу. Последние два дня перед приходом в Россию стрельба велась уже почти без перерыва. Сигнальщики докладывали об обнаружении несуществующих перископов несуществующих вражеских субмарин. Время от времени открывали огонь эскортные корабли и тогда все замирали, ожидая, что за этим последует. Обстановка была нервозной, понятно, что пребывание в таком напряженном состоянии расшатает нервы у кого угодно. Потом мы услышали какой-то новый, не знакомый нам звук: он был громче и ниже. К югу от нас, на горизонте, можно было увидеть разрывы снарядов, но нельзя было понять, по какой цели ведет огонь британский крейсер "Найджерия". Скоро мы увидели маленькие точки, напоминавшие мелких мошек на оконном стекле. "Найджерия" пытался остановить вражеские самолеты, ведя по ним заградительный огонь из своих орудий разрывными снарядами. Это была пустая затея, поскольку любому дураку понятно, что легче вытянуть счастливый билет в лотерее, чем сбить торпедоносец подобным образом. Крейсеру не удалось подбить ни одной машины. Вслед за ним по черным точкам открыли стрельбу из своих пятидюймовок эсминцы. Разрывы постепенно приближались к нам. Теперь мы видели, что огонь ведется по самолетам, заходящим прямо на нас. Каждый из них нес по две торпеды, подвешенные под крыльями между фюзеляжем и гондолой двигателя. Они летели так низко, что их пропеллеры вздымали брызги с морской поверхности. По мере приближения к конвою, они поднялись на высоту наших мачт, а затем резко снизились, не обращая ни малейшего внимания на корабли эскорта. Их главной целью были суда, нагруженные военным снаряжением, предназначенным для их врага – советской России. Как только торпедоносцы преодолели линию заграждения эсминцев, они стали сбрасывать свои торпеды по выбранным заранее судам. Казалось, что им хорошо известно, какое из них везет наиболее ценный груз. Два самолета направились прямо к группе британских транспортов и потопили их. Одно судно погрузилось на дно с дифферентом на нос, у второго под воду ушла сначала корма. Было заметно, что вражеские самолеты потеряли управление вследствие повреждений, полученных от нашего заградительного огня. Одна машина пролетела над двумя нашими судами, а затем врезалась в воду, подняв огромный столб воды. Но другой самолет сбросил две свои торпеды, одна из которых устремилась прямо к "Полю Лакенбаху". Поскольку море было на редкость спокойным, хорошо был виден след приближающейся к нам торпеды. Она должна была врезаться где-то в районе пятого отсека. Это было именно там, где я тогда стоял. На стальной палубе невозможно отыскать лисью нору и зарыться поглубже, отсюда некуда бежать. Так что мы стояли беспомощно и считали секунды, оставшиеся до того мгновения, когда взлетим на воздух и отправимся на тот свет. Когда торпеда оказалась от нас на расстоянии около 200 ярдов (чуть меньше 200 метров), она вдруг неожиданно повернула влево. Изменив свой курс примерно на 45 градусов, она помчалась в сторону кормы и прошла в нескольких дюймах от руля. Ребята из расчета кормового орудия рассказывали, что они даже не заметили, когда пришли в себя, наблюдая за тем, как торпеда проходит прямо под тем местом, где стояла их пушка – настолько это было близко. Канадскому судну "Кэйп Корсо", находившемуся на траверзе нашего правого борта, не так повезло. Торпеда угодила в его среднюю часть, но какое-то мгновение казалось, что судно не получило повреждений. Затем стало видно, как языки синего пламени занялись над палубой и стальными бочками с бензином. На борьбу с огнем бросилась аварийная партия, но в следующее мгновение бочки взлетели на воздух. Обломки механизмов, котлы, надстройка, металлические плиты корпуса судна – все это взрывом подняло вверх под облака. Никто из тех, кому довелось видеть это, не помнит, чтобы обломки судна посыпались вниз. Несколько секунд на поверхности моря еще держалась нижняя часть корпусного набора "Корсо", а затем и она исчезла под водой.  Гибель судна, нагруженного взрывчаткой Это было ужасное зрелище! Около 60 человек экипажа "Корсо" просто испарились. Схватка продолжалась не более пяти минут. Никто из нас не сомневался в том, что от тех, кто находился на борту "Корсо", не осталось и клочка. Тем не менее, несколько дней спустя мы узнали, что пять человек из экипажа судна живы. С одним из них удалось поговорить нашим ребятам, когда мы уже были в Мурманске. Хотя он был немного не в себе, но сумел достаточно подробно рассказать о том, что там происходило. Он сказал, что взрывной волной его отбросило на приличное расстояние, но не мог сказать точно, насколько далеко. В конечном итоге кораблям и судам конвоя удалось сбить пять самолетов противника. Экипаж самолета состоял из трех человек, это значит, что в тот день в воздухе погибли вместе со своими машинами пятнадцать человек. Мы не испытывали ненависти к немцам тогда, не испытываем ее и сейчас. Мы ясно понимали, что это были молодые люди, выполнявшие то, что им приказала делать их страна. Это были по-настоящему мужественные люди! У меня всегда будут вызывать восхищение люди, сидящие за штурвалом торпедоносцев. После окончания боя я спрыгнул вниз с люка над пятым отсеком и прошел в нос, держась правого борта, к центральной части надстройки судна и увидел там на палубе стоящего на коленях Элмера. Руки у него были сложены для молитвы, а голова опущена в поклоне. Я его спросил: – Элмер, что ты там делаешь, черт тебя побери? – Молюсь! – услышал я в ответ. – Но Элмер, – сказал я, – ты же у нас атеист. – Был атеистом, – ответил тот. Потом он мне сказал, что за эти пять минут увидел в небе столько "дерьма", сколько ему не довелось увидеть за четыре года, проведенных на Первой мировой войне. Несколько дней спустя после того как "Кэйп Корсо" растаял в облаке взрыва, мне довелось услышать и о других событиях этого дня, происходивших во время атаки самолетов. По словам очевидца, одному из эскортных кораблей удалось заставить своими глубинными бомбами всплыть на поверхность немецкую подлодку. На палубе субмарины показалась команда с поднятыми руками, но британский корабль дал ход и потопил ее вместе со всем экипажем. Я этого не видел, но другие говорят, что так оно и было на самом деле. Содержание Слово российских ветеранов Вирджил Шарп. Унесенные взрывом торпеды Дональд Марфи. PQ-15. Зловещий зеленоватый свет Контр-адмирал Сэмюель Б. Фрэнкел. Воспоминания о военном времени, проведенном в Мурманске, ч.1 Контр-адмирал Сэмюель Б. Фрэнкел. Воспоминания о военном времени, проведенном в Мурманске, ч.2 Эрл Картер. Необычная красотка
|
Важное
Важное
Для ледокола "Виктор Черномырдин" изготовили систему управления и машинное отделение главного крана
Важное
SIPRI: общемировые военные расходы установили новый рекорд
Важное
Главное в военных СМИ за неделю: перестановки на верфях ОСК, робот-эвакуатор для передовой, закладка танкера проекта 23630