Но, у него, в отличие от меня, уже была семья и двухкомнатная секция в
общей квартире в Военном городке. У нас с ним как-то запросто сложились
обычные отношения, и мы общались с ним на равных. Чем-то он мне
здорово напоминал моего училищного друга Генку Шкирина. Ну, внешне у
них многое совпадало, кроме недостатков.
Был у него один серьезный недостаток: если где-то почуял запах
спиртного, то он мимо никогда пройти не мог и обязательно должен был
прихватить этот запах с собой, что, естественно, сказывалось на служебной
карьере и домашней обстановке. На его простецкой, но очень выразительной
с налетом грусти, мордуленции можно было всегда прочитать, сколько и
чего он злоупотребил, вот только где он это раздобыл - никак не значилось.
Именно из этих мест он не редко приносил на себе кроме запаха и следы
асфальтовой болезни, а реже фингалы под глазами, поставленные чьей-то
опытной рукой.
Я в воспитатели к нему не набивался, и все такие личные вопросы решал
его начальник командир БЧ-5 - Витвицкий. Тот боролся за своего старшину
всеми доступными для воспитателя способами дисциплинарной практики,
но упрямый Берендяев все равно оставлял за собой свое последнее слово и
дело.
А поздно вечером ко мне на корабль в гости пришел Санька Нечаев. Ему
дали выходной, но деваться в городе тоже было некуда, поэтому он решил
заночевать у меня в каюте.
- Это тебе уже столько писем Тамара прислала? - удивлялся Нечаев, когда
вошел в каюту и увидел на моей полочке над столом целую стопку писем.
- Везет же тебе, а я только одно за все время получил.
- Ну, так мне жена пишет и родители. Женись и тебе будет твоя Тамара
чаще писать, - шутя, ответил я, но оказалось, что попал точно по адресу.
- Мы с Томушкой тоже решили пожениться. Когда корабль выйдет из
ремонта, меня Попов обещал отпустить на свадьбу, но это будет где-то в
январе. Вот сейчас нужно срочно хороший материал на свадебное платье
купить.
Санькина невеста училась в Горьком в университете на последнем курсе
физмата. А в Горький особо не налетаешься, так как летать нужно было с
пересадкой в Питере или Москве.
Втроем мы сидели и попивали флотский чаек с печением в кают-компании,
смотрели телевизор.
Санька делился своими впечатлениями о непростом ходе ремонта своего
корабля и рассказывал о порядках на СРЗ-29 в 'Тосмаре'. Мрачноватым по
его рассказам мне показалось такое мероприятие в жизни корабля.
Полгода стоять у стенки завода в ремонте это такая тоска и убожество.
Личный состав в такой обстановке расхолаживается до стадии анархии и от
них только и жди каких-нибудь фокусов.
Уже с утра, как только начинался рабочий день, работяги прибегают в
каюту командира и вместо ударной работы на военном объекте, упрашивают
плеснуть шилом на горящие с похмела трубы организма. Как они работают
в таком взлохмаченном состоянии, Нечаев не мог понять, но удивительно
- они работали. Правда задача у них на этот рабочий день возникала после
опохмелки своеобразная: где что можно стибрить и продать за спирт.
Через КПП завода вохровки пропускали с портфелями только офицеров
- остальных шмонали по полной программе. Чуть что, вохры доставали свои
наганы, которыми были вооружены, и, не стесняясь, палили по мужикам,
пытающимся перелезть через забор. А таких лазутчиков было немало, хоть
ночью, хоть днем. Матросы тоже ходили в самоходы этим кратчайшим
путем.
- Сань, ко мне жена должна на несколько дней приехать на ноябрьские
праздники, у них там будет несколько дней свободных. Только вот куда
деваться? В гостинице наверно придется жить..., - делился я своими
озабоченными планами с Санькой.
- Володя, зачем в гостиницу! Я в октябре ухожу в отпуск и поеду в Кирсанов,
под Тамбов к родителям. Оставлю тебе ключи от квартиры, и живите у меня,
сколько тебе нужно будет, - вмешался в разговор Берендяев и предложил
такую ценную мысль.
- Юра, это так просто - отдашь ключи, а сам уедешь? - недоверчиво
переспросил я Берендяева.
- Только печку там сам будешь топить, скоро начнутся похолодания. Дрова
есть, в сарайке. Я тебе перед отъездом все покажу, что и где. Так что и не
думай про гостиницу..., - убедил меня в этом варианте старшина команды.
Вопросы по своей специальности я знал и быстро сдал зачеты с
прекрасными результатами своему начальнику по специальности. Был у меня
такой начальник - дивизионный минер старший лейтенант Денисюк Серега.
Это был тоже наш фрунзак 1969 года выпуска. Высокая и крупногабаритная
фигура штабного служивого Сереги в фуражке-грибе, который лихо венчал
его верхнюю оконечность овального лица, часто мелькала на кораблях в
поисках недостатков по своей части, а чаще простого пристанища в чужой
каюте.
А вот вопросы по устройству корабля, корабельных энергосиловых
установок и других систем мне пришлось осваивать на практике и по
формуляру корабля.
Кличугин достал мне из большого шкафа-сейфа, где хранилась вся
секретная документация, формуляр нашего корабля. Здесь были изложены
все технические характеристики всех корабельных установок и систем,
оружия и вооружения.
Та-а-ки-их гроссбухов мне еще в жизни видеть не доводилось.
Формуляр был не только огромный и толстенный, как древний талмуд, но
и неподъемной тяжести. В его обложках были вложены стальные пластины,
углы которых проглядывали сквозь местами прорванную темно-коричневую кожу обложки.
- Юрий Авенирович, а зачем в обложках эти стальные пластины вставлены?
Чтобы осколками снарядов не пробило книгу? - поинтересовался я у
командира.
- И для этого тоже. В случае гибели корабля или попытки его захвата
вся эта секретная документация подлежит уничтожению. Ее складывают в
брезентовые мешки с грузом - и за борт. А формуляр - самая, можно сказать,
ценная книга из всего этого шкафа. Ее можно и просто сбросить в воду, он и
так камнем пойдет на дно. Формуляр - это и есть весь секрет нашего корабля,
- поделился такой ужасно пессимистичной информацией командир.
'Что же тут особо секретного в этом маленьком игрушечном кораблике',
- недоумевал я про себя.
Оказывается, были свои секреты не только в кодах системы опознавания
'свой - чужой', засекречивающей аппаратуре связи и шифровальной
машинке, но и в устройстве движителей самого корабля.
7 сентября разведка авиации ВМФ обнаружила перископ иностранной
подводной лодки в непосредственной близости от наших территориальных
вод в зоне ответственности нашей базы. И пошел враздрай весь Балтийский
флот: по тревоге наши два корабля дежурной КПУГ бросили в море, а для
поддержки наш МПК-102 тоже отправили следом для усиления на поиск
этого невидимого агрессора. Перископ ведь не торчал там из воды в ожидании
нашего прибытия.
Нечаев случайно во время тревоги оказался в рубке дежурного по
дивизиону, и комдив его отправил в море на одном из кораблей. Не повезло
другу, прямо скажем, не вовремя попался на глаза начальникам. Так что не
совсем права оказалась флотская пословица: 'Если хочешь жить в уюте, спи
всегда в чужой каюте'.
Море, как назло, горбатилось до 4-х баллов, и ветер дул, как в трубе, не
порывами, а с какой-то неистовой и постоянной силой. Но тут командование
уже не смотрело на погоду - нужно было любой ценой обнаружить и взять
контакт с лодкой. Обычно это были подлодки типа 'U' ВМС ФРГ, которые
постоянно вели разведку у наших территориальных вод.
Дело было к вечеру и вышли мы в море часов в 19 вдогон уже ушедшим
нашим дежурным кораблям.
- КП-5, турбины к запуску! Витвицкий, давай запускай и на номинал
выводи, - распорядился командир, когда мы вышли в аванпорт.
Ну вот, еще и под турбинами сейчас двинем, задача ясна - догнать быстрее
свои корабли, на которых убыл весь штаб во главе с комдивом.
По расписанию я заступил вахтенным офицером в первую смену, и
понеслась моя вахта до 24 часов.
Уже приближаясь к Средним воротам аванпорта, я увидел валы волн,
разбивающиеся об бетонные волноломы аванпорта и перелетающие через
них потоками брызг, и уже только от этого пейзажа у меня засосало под
ложечкой. А что же с нами там за воротами сейчас будет...
- Ну! С богом, дорогие товарищи! - рявкнул штурман из своего кресла,
когда нос корабля пересек траверз Средних ворот.
Ветра на Балтике почему-то дуют всегда в основном с запада, и на выходе
из ворот нас в лоб встречала крутая волна. Корабль постепенно раскачался
и его нос проваливался во впадину между соседними волнами, при этом
моментально врезаясь в следующий встречный вал. Острый клинок хищного форштевня резал воду на два огромных веера, и своими скулами отбрасывал
ее вверх и в стороны, не позволяя упругой волне вскинуть корабль на свой
крутой гребень и развалить его пополам. Эти веера разлетались на ветру,
обдавая бак своими мощными потоками, а корабельный мостик ливнем
брызг.
Палубные отверстия цепных клюзов на баке превратились в огромные
ноздри корабельного носа, из которых вода с хрюканьем двумя фонтанами
пенистых соплей взлетала над палубой и поливала надстройку.
Эта самая килевая качка - настолько неприятная качель, что постепенно
наши бойцы стали затихать и прятаться каждый по своим заветным шхерам
и щелям, а некоторые из них просто выходить из облика человеческого.
Даже до мостика доносились звуки невероятных тамтамов, это грохотали
и катались по замкнутому пространству камбузного помещения бачки и
посуда. Пришлось дать команду по кораблю, чтобы еще раз проверили и
закрепили все корабельное имущество по-штормовому.
Поиск подводной лодки 'по вызову' подразумевает, что точка обнаружения
подводной лодки, то есть широта и долгота, которую нам дали для начала, за
время подскока к району поиска уже превращается из точки обнаружения в
настоящий простор района поиска размером, примерно 20х20 миль.
Лодка ведь не стоит на месте и равновероятно может находиться в любой
точке этого уже огромного подводного пространства. Вот и приходиться
обследовать этот район своими гидроакустическими станциями на поисковой
скорости 14 узлов в надежде хоть случайно зацепить с ней контакт.
А район тем временем увеличивается, так как лодка тоже движется, пока
мы ее ищем. В результате вероятность обнаружения лодки тремя кораблями
в таком районе настолько мизерна, что надеяться приходится только на чудо
и на авось. Сравнивать эту операцию с поиском иголки в стогу сена можно
только в первом приближении.
Почти зарылись в набежавшую волну
Там иголка лежит и ждет, когда ее отыщут. А здесь на лодке тоже сидят
мужики, сделанные не пальцами, и они лелеют только одну цель - не попасть
в расставленный капкан, а уж тут все средства хороши, только что атаковать
друг друга нельзя.
Ходовой мостик нашей поисковой единицы, хоть она и шла в строю
фронта, но был открыт всем ветрам и продувался нещадно. Если спереди
он прикрывался стеклянным обрамлением окон, а сверху стальным листом
крыши, то боковые заграждения мостика состояли из леерных стоек,
на которые были натянуты самые обыкновенные брезентовые обвесы.
Ветер трепал обвесы ходового мостика и просто свистел, обтекая мачту и
надстройку. Единственное, что здесь хватало в избытке, так это свежего
морского воздуха.