Важное
Состав Тихоокеанского флота пополнила шестая "Варшавянка"
Передовые решения 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / В.В. Дугинец. Корабельная Фанагория / Глава 1. Корабельная Фанагория
Глава 1. Корабельная Фанагория
Текст: В.В. Дугинец. Корабельная фанагория
- Нигде не учился. Просто посмотрел, как другие чеканят, и сам заболел
этой болезнью, - отвечал Кличугин, не отрываясь от своей работы. Чеканов было много и разной формы; одни просто с острым кончиком, другие заканчивались какими-то лопаточками или шариками разных размеров. На столе, под медным листом заготовки лежал лист губчатой резины, который глушил стук по металлу, и постепенно из-под ударов инструментами вырисовывался красивый сложный объемный парус и реющие на ветру флаги кораблей. - Вот у меня тут несколько рисунков лишних есть. Вот парусник 'Ингерманданд', женский портрет и собака. Дарю, можешь на досуге попробовать сам. Может быть и тебе понравится..., - совсем по-домашнему поделился со мной заготовками для чеканок командир. Он подарил мне даже несколько наиболее простых чеканов и старый уже порядочно раздолбанный латунный молоточек. Хоть сейчас же садись за стол и начинай пробные работы. Хотелось..., но у этой лейтенантской поры свои ориентиры и работы, которые пока не позволяли мне посидеть с молоточком и в свое удовольствие потюкать по листу подаренной меди. Хотя я был официально не допущенным к исполнению обязанностей вахтенного офицера, но это ровным счетом ничего не значило, и меня наравне со всеми офицерами командир стал ставить вахтенным офицером на ходовой мостик. Вахта с 00.00. часов считается самой сложной, так как любого нормального человека в это время ужасно клонит в сон. Это как раз то самое время, когда начинает замирать жизнь в городе и постепенно уменьшается количество светящихся огней на берегу. На ходовом мостике стоит сигнальщик старший матрос Иргенсон. Этот высокорослый и молчаливый эстонец, который весной должен уходить на дембель, обычно свой статус годка никогда и никак не проявлял. Внешний облик этого матроса в точности подходил под штамп - 'морда ящиком, руки крюки'. Такого в темноте встретишь в подворотне - точно станешь заикой. В его лице проглядывался северный дефицит здоровья, и оно было словно вырублено из корявого дерева по типу старинных языческих истуканов. Иргенсон обычно только молча поглядывал на все происходящее, но никогда своего особого мнения не выражал словами. Иногда, но очень редко, да и то не впопад, у этой мрачной личности прорывались шутки в замедленном языковом выражении, но многие его с первого раза не совсем понимали, шутки были свои, эстонские. Может быть, он на родном языке говорил быстрее и мыслил логичнее, но такого мне слышать не доводилось, да и эстонского языка я бы все равно не понял. Ночная тишина над аванпортом, ветер шумит, обтекая брезентовые обвесы мостика, да мерно фырчит дизель-генератор, а внизу слышен плеск волны о борт. Из акустической рубки поступают редкие доклады о шумопеленгах входящих в Средние ворота маленьких рыболовных траулеров местного рыбколхоза 'Большевик'. Вот и вся суета. В общем, тишина и покой. Чтобы не впадать в анабиозное состояние в этой убаюкивающей на волне тишине, да, не дай бог, заснуть в ходовой рубке, я стал внимательно разглядывать во все доступные средства наблюдения близкий берег. Хоть и не было у меня пока на этом берегу своих жизненных ориентиров, но берег он всегда манит к себе с моря. РЛС 'Донец' вырисовала мне на своем индикаторе в зеленом цвете электронной трубки всю панораму Лиепайского порта и окрестностей. Вот где прекрасно видны все гавани и каналы города, прямо как на ладони. Никаких приближающихся целей на экране не было и это приводило в уныние. Потом долго рассматривал в бинокль, где находятся створные знаки и маяк. Померил глубину эхолотом - всего-то семь метров под килем. Море огней ночного города рассматривать тоже быстро надоело, и я уселся в штурманское кресло у автопрокладчика и, повращав ручку настройки радиопеленгатора, поймал легкую эстрадную миниатюру, под нежную мелодию которой слегка прикорнул. Двери из ходовой рубки на мостик были открыты, и сквозь дремоту было слышно как Иргенсон, грохоча по настилу рыбин своими прогарами, перемещался с одного крыла ходового мостика на другое. Значит, бдит на вахте. Какой-то внутренний часовой механизм заставлял периодически строить из себя командира, и я выдавал в пространство вокруг себя: - Иргенсон! Как обстановка! - Без изменений..., - наклоняя свою длинную черную фигуру в бушлате и высунув в дверь свою угловатую голову с огромным подбородком, прикрытую сверху беретом со звездой, сообщал сигнальщик. Несмотря на свое полуаморфное состояние, я вдруг почувствовал явный запах вареного мяса, исходящий из тамбура, где был люк на камбуз. Запах витал по помещению и был такой настоящий и ароматный, что даже навернулась слюна, и сон пропал. Я вышел в тамбур и обнаружил к своему удивлению, что камбузный люк закрыт на огромный амбарный замок. Показалось наверно спросонья, решил я. Но запах был таким приятным и явным, ну не могло же с берега ветром принести такие ароматы. - Иргенсон, - крикнул я сигнальщика. В двери спустился по трапу уже укутанный в канадку огромный вахтенный сигнальщик и вопросительно молча уставился на меня. - Иргенсон, тебе не кажется, что пахнет вареным мясом? - задал я ему контрольный вопрос. - Нет, не чувствую, - не моргнув преданными глазами, смотрел на меня сигнальщик. Ну, не может мне показаться, когда вот он запах стоит в ходовой рубке. Я спустился в тамбур переходника и потрогал замок, который тут же раскрылся. Оказывается, он просто висел для обмана и не был закрыт ключом. Вытащив замок из пробоя, я открыл люк камбуза. В лицо пахнуло теплым воздухом, ароматизирующим варевом. Внутри камбуза под трапом стоял по стойке смирно и виновато прятал свои черные хитрые глазки кок - старший матрос Хакимов. - Та-а-к! Хакимов! Ты чего тут делаешь? - нарочито недоумевая, спросил я у растерянного маленького и черного, как вороненок, поваренка. Я сбежал вниз по трапу в этот теплый наполненный паром и запахами корабельный закуток. Здесь к приятным запахам пищи добавлялся еще и тяжелый запах крысиного помета вперемежку с сальными запахами грязной посуды. На электрической камбузной плите стоял бачок, в котором вовсю бурлила кипящая вода, и варился приличный шмат мяса. - Хакимов, кто тебе дал команду готовить эту жратву среди ночи? - задал я вопрос, который, естественно, остался без ответа. Выдавать своих товарищей на флоте не принято, Хакимов это тоже очень хорошо усвоил - два года уже прослужил на корабле. - Доваришь до конца, принесешь бачок с мясом на ГКП. Все понял? - на всякий случай уточнил я у Хакимова, а вдруг татарин не поймет русский язык. Я запросил акустиков, кто там стоит на вахте. Старшина 1 статьи Митюгов стоял на страже подводного мира. Запросил машинное отделение, а там обеспечивает дизельный покой корабля мордатый красавец и командир отделения мотористов по совместительству старшина 1 статьи Швец. Сплошная старшинская вахта. Вот и все мне стало ясно: сегодня на вахте везде сидят годки, а годок по ночам пожрать совсем не прочь. Когда стеснительный кок принес бачок с готовым мясом, то он буквально прятал от меня свои глаза. Он наклонял свою черную, как сама ночь, головенку вперед и при всем желании невозможно было увидеть его такие же черные глазки. Я понял, что матросу действительно стыдно. - Ладно. Что ты, как девочка, все стесняешься. Воровать у своего экипажа не постеснялся, а тут совесть заговорила. Ты понимаешь, что это и есть настоящее воровство. Воровал-то именно ты, а жрать бы стали все остальные. Мало ли чего тебя годки попросят, а ключи от морозилки у тебя ведь у одного. Разделишь поровну на 6 человек, и с хлебом отдашь всем, кто на вахтах стоит. Есть вопросы? - как только мог, пытался я совестить и воспитывать матроса. С кока взятки гладки, разве он может отказать, когда такие мордовороты, как Вася Швец или Иргенсон, ласково заглядывая в глаза, попросит его что- нибудь сварганить покушать, на ночь глядя. Хакимов облегченно вздохнул и помчался исполнять команду. Хоть и понемногу, но мяса досталось всей вахте, а так бы все сожрали Митюгов, Швец, Иргенсон. - Товарищ лейтенант, три рыбака заходят в ворота. Давайте свеженькой рыбки у них попросим, - предложил очередную провокацию Иргенсон. - Как это... Попросим? Что они вот так просто за красивые глаза тебе рыбы отвалят? - не совсем понял я план только что прожевавшего мясо сигнальщика. - Вы им только пару сигнальных ракет дайте и никаких вопросов, - продолжал свою продовольственную мысль Иргенсон. - Ну, давай, посемафорь рыбачку, - согласился я с неожиданным планом пополнения продовольственных запасов. Иргенсон деловито включил сигнальный прожектор, навел на ближайший СРТ свой агрегат и защелкал шторками одну только фразу: 'Подойти к борту'. Маленький, но шустрый, траулер быстро развернулся в нашу сторону и, пыхтя своим дизелем, подрулил к нашему правому борту. - Мужики, свежей рыбкой не поделитесь? - стараясь как можно потише, спросил я у рыбаков по громкоговорящей связи. Сигнальщик спустил за борт кранец, к которому в наш борт ткнулся рыбачек. Рыбаки перебросили нам на борт два больших деревянных ящика с треской, а я отдал им две сигнальных ракеты. В считанные доли минуты ченч был завершен и они помахали нам руками, и тут же отвалили от нашего борта. На завтрак весь экипаж уписывал за обе щеки свежую жареную треску с пшенной кашей и всего-то за две сигнальные ракеты, которые для корабля ровным счетом ничего не стоили. А с утра задул и засвистел осенний настоящий балтийский ветер, хотя осень по календарю начиналась только завтра. Корабль стало немного покачивать и под эту плавную качку спалось после вахты хорошо. - Владимир Викторович! Вставай! - тормошил меня командир за плечо. - Сгоняй на дежурном катере в базу, отправь и забери нашу почту. Несмотря на сильный ветер к борту подошел дежурный катер, и нужно было пользоваться такой редкой возможностью: когда он еще подойдет в такую погоду. Катер уже стоял у борта и, не заглушая свой движок, ждал меня, где уж тут завтракать и бриться. - В дивизионе не светись. Забери почту и при первой же возможности возвращайся на корабль, - инструктировал меня Кличугин, пока я впопыхах спросонья одевался. Катер прилично подбрасывало на волне, и мы залитые водой по самый мостик кое-как добрались до 60 причала. Как исполнительный воин я отправил корабельную почту на нашем почтовом отделении в Зимней гавани и забрал газеты и письма для нашего корабля. Ровно через полчаса я был уже на причале у дежурного катера. Пожилой мичман при мне запросил у оперативного ОВРа добро на выход в аванпорт, но получил отлуп. - Не дают добро по погоде, ветер 15 метров. Сказали ждать улучшения. Это как минимум часа 4 будем стоять. Так что вы, товарищ лейтенант, зря тут будете торчать. Сгоняйте домой, а через три часа подходите, - посоветовал мне бывалый мичман-командир катера. Не буду же я объяснять мичману, что мне некуда идти, и что у меня нет пока никакого дома. Хотелось спать, и голод в желудке взывал к моей совести, а холодный ветер и вовсе не добавлял комфорта и уюта. Куда податься бедному лейтенанту?! Только здесь, сидя в вонючей и прокуренной до основания деревянной будке дежурного по катерам, до меня дошла тоскливая мысль, что мне и податься-то в этом городе некуда. Никто и нигде меня не ждет и никому я тут не нужен. Кабаков в Лиепае приличных было полно: 'Юра', 'Лиепая', 'Лива', 'Банга', 'Кайя', где можно было вкусно поесть и не только... Но денег в кармане было чуть больше 1 рубля, а получка должна состояться только через две недели. Поехал в город. Здесь, в центре долго бродил по роскошным этажам 3-х этажного магазина 'Курземе'. Здесь все было необычайно красиво и как-то все не по-русски аккуратно. Множество всяких красивых сувениров из янтаря и прочих безделушек, которых я раньше не видывал в наших магазинах.  'Курземе' и сегодня остается 'Kurzеmе' А на первом этаже, в гастрономическом отделе витрины ломились от множества рыбьих лаптей, сортов колбас и прочих колбасок, мясных изделий латышского производства. Только глазами и оставалось пожирать эти яства и сглатывать голодную слюну, а на деле пришлось довольствоваться только чашечкой кофе и двумя бисквитными полосками в буфете этого магазина. Нужно было нещадно убивать свободное время, и я отправился в ближайший кинотеатр 'Узварас'. Там шел мексиканский фильм с интригующим названием 'Дикое сердце'. Сидя в тепле и темноте малолюдного зрительного зала, мне было уже совсем не до горячих пуэрто-риканских контрабандистов, творивших свои противозаконные действия. Уронив голову на собственный расстегнутый прорезиненный форменный плащ, я спал самым безобидным образом и только сквозь сон обрывками кое-что воспринимал из бушующих любовных страстей, разворачивающихся на экране. Вот уж придумали офицерский плащ, который вместо подкладки с внутренней стороны темнел обычной, но только тонкой резиной, которая вдобавок у нового плаща была обильно посыпана тальком. Ладно, на осеннем ветру, где тебя обтекает воздух и хоть как-то выдувает из-под плаща застоявшиеся пары, а здесь, в помещении тело, дышащее в такой воздухонепроницаемой шкуре, потело, как на последнем издыхании, а все это впитывалось в одежду. Ходячая парилка - лучше не скажешь. На причал к дежурному катеру я подошел вовремя. Ветер несколько стих и оперативный дал разрешение на выход в аванпорт. Когда пляшущий свой безудержный на волне канкан катер подходил к борту корабля, то встречать меня с кипой газет и письмами выстроилась большая половина экипажа. Матросы с уважением смотрели на меня, словно это не катер, а я сам вплавь доставил им письма из дома и свежие газеты. Были письма и для меня, целых два от моей далекой жены. Только в субботу 4 сентября нас сменил на брандвахте тральщик, его тоже не выпустили по погоде, и нам пришлось дежурить у ворот аванпорта еще целые сутки. Суббота есть суббота, и офицеры все без исключения отчаянно рванули по домам. Кличугин наплевал на все условности и оставил впервые меня старшим на корабле. Все равно я снова заступил в дежурство по ПВО и сход с корабля задерживался мне еще на неделю. Чтобы я не скучал в одиночестве, он оставил на корабле со мной старшину турбомоторной команды Берендяева. Юрка Берендяев простой мордатый и крепкий, как медведь, тамбовский парень был на два года старше меня. Это был один из последних могикан- сверхсрочников, который донашивал на своих плечах главстаршинские лычки и ждал присвоения мичмана. Страницы 9 - 9 из 40
Оглавление Читать далее Предисловие Глава 1. Корабельная Фанагория Глава 2. Дом уже не корабль Глава 3. Три адмирала и Цусима Глава 4. Железяка Глава 5. Штабной Глава 6. Тут уж не до шуток!
|
