На суде, который состоялся в крепости Кронштадта, седой вице-адмирал с
розовевшими рубцами от недавних осколочных ранений на голове, опираясь
на палку, вел себя достойно. Рожественский брал всю вину за сдачу кораблей
эскадры на себя и настоятельно требовал вынести ему смертный приговор
через расстрел, за неисполнение долга перед отечеством.
Контр-адмирал Небогатов и командиры сдавшихся броненосцев 'Николай
I' (командир капитан 1 ранга Смирнов), 'Генерал-адмирал Апраксин'
(командир капитан 1 ранга Лишин) и 'Адмирал Сенявин' (командир капитан
1 ранга Григорьев) были приговорены военно-морским судом к расстрелу,
который затем был заменен заключением в крепость сроком на 10 лет.
Всех осужденных через два года освободили по амнистии.
А вот офицеры броненосца 'Орел' (командир капитан 2 ранга Шведе),
также входившего 15 мая в отряд адмирала Небогатова, были оправданы,
как и вице-адмирал Рожественский, получивший тяжелые ранения в бою.
Для Великого князя Алексея поражение в бою у острова Цусима явилось
последней вехой в его карьере руководства Российским флотом, который
практически перестал существовать. Император Николай II освободил
своего дядю от столь обременительных служебных обязанностей и тот уехал
в свой Париж. Князь Алексей Александрович оказался последним генерал-
адмиралом в истории России.
Цусимское сражение было результатом беспримерного преступления
режима, последней драмой позорной войны, которое здорово всколыхнуло
политическую активность русского народа.
Мой случайный читатель, взявший в руки эту книгу, вправе задать свой
вопрос:
'А при чем тут Цусима и все эти броненосцы с их командирами?'
Писали об этих лихих для России временах и героических боях и Новиков-
Прибой Алексей Силыч, и Валентин Пикуль. Конечно, лучше их вряд ли
можно что-то изобразить.
Прочитав в детстве 'Цусиму' Новикова-Прибоя, когда я был еще совсем
далек от флота, я был просто потрясен этими далекими событиями в
Корейском проливе. Я почти плакал, читая эти ужасы, выпавшие на долю
наших моряков и боевых кораблей.
Но, повторно перечитав эту книгу в зрелом возрасте, я понял, что
книга написана простым баталером и видит он все происходящее глазами
революционного матроса Железняка, который бродит по кораблю и
собственными глазами разглядывает разрушения и горы трупов, лежащих
в отсеках. Он прекрасно, в духе современного триллера разрисовал ужасы
кровавого месива из обломков человеческих, искореженный взрывами и
пожарами корабельный металл, кто и как тонул на воде и в затопленных
отсеках.
А вот то, что касается командиров и офицеров, участвующих в этих
событиях, то тут он, пожалуй, не совсем прав. У него все командиры
представлены как последние сатрапы и мучители матросов и унтеров.
Бездарные скуловороты и сволочи, 'Плантаторы' и 'Плаксы', которые только
и делают, что с остервенением и особой жестокостью пинают и унижают
бедных матросов, замученных непосильной корабельной службой.
Нет у него панорамы этого боя, он не понимает тактических замыслов
командующего эскадры.
История, к сожалению, всегда покрывает пылью забвения простого
человека в таких масштабных исторических событиях прошлого, а вот
Новиков-Прибой сохранил нам именно образы простых матросов и офицеров
в их флотском быту и кровавой бойне на море.
Читайте Новикова-Прибоя - вам будет понятно, что такое морской
бой и какие ужасы приносит попадание снаряда вражеской артиллерии в
металлический плавающий короб, забитый до отказа топливом, боезапасом
и людьми. Читайте 'Цусиму' - это будет для вас куда покруче американского
'Рядового Райна' и того же Перл-Харбора.
Мой любимый писатель-маринист Валентин Пикуль с полным знанием
дела, прекрасно и художественно описал этот бой в романе 'Три возраста
Окини-сан'.
Я ни в коем разе не хотел здесь даже попытаться переплюнуть обоих
знаменитых писателей, я просто хотел кратко показать роль трех адмиралов
в этой исторической трагедии и как заканчивались судьбы у кораблей, участвующих в событиях. И это ведь еще был не конец, потому что жизнь
некоторых кораблей продолжалась после их временной комы, но служили
они уже узкоглазым хозяевам и под нерусскими именами.
Хочу сказать только, что любой человек, не гордящийся своей профессией,
не может быть полноценным, а тем более патриотом своей страны.
А на тех кораблях, участвовавших в крупнейшем в истории флота
артиллерийском сражении с японцами, всеми действиями и кораблями
командовали адмиралы и офицеры - бывшие выпускники Морского корпуса и
в наше время их с полным основанием можно тоже называть 'фрунзаками'.
А Морской Собор, возвышающийся в Военном городке Лиепаи, стоит,
и стоять будет при всех местных властях, и стоять, как памятник 2-ой
Тихоокеанской эскадре Рожественского, каждый день напоминая нам о тех
событиях в Корейском проливе и о геройски погибших моряках, не зависимо
от того кто виноват в их гибели.
***
Коллектив библиотеки Базового матросского клуба был под стать размерам
своей библиотеки и состоял всего из трех человек.
Заведующая Непомнящая Лидия Константиновна была ну, настоящая
библиотекарша и по совместительству жена капитана 2 ранга, который был
командиром эсминца, стоящего в Новой гавани. Рыжая энергичная женщина
обладала упрямым бескомпромиссным характером и требовала от своих
подчиненных на работе только работы, работы и работы. Уж если что-то не
по ней, то здесь бесполезна любая помощь со стороны, все равно все будет,
так как она сказала.
В заведующих читальным залом состояла маленькая неприметная
старушка Полина Петровна. Скромный наряд и старушечий платок на
голове, из-под которого сверкали круглые стекла очков и ее бесшумная
летающая походка по своим владениям, подчеркнуто деликатное обращение
по ходу движения к читателями своим тихим профессиональным говором на
полутонах, создавали впечатление, что она пришла в эту библиотеку еще в
прошлом веке и пока никуда отсюда не уходила.
Кроме моей жены в штате был еще один неприметный работник - это
уборщица Нина Алисова. Она была женой нашего мичмана Толи Алисова,
который слыл у нас в дивизионе мастером акустического дела.
Как оказалось, новая работница культурного фронта понравилась не
только мне и Непомнящей. Молоденькая и обаятельная библиотекарша стала
привлекать некоторых постоянных читателей и новых любителей почитать.
Первым пришел полюбоваться на мою жену не начальник БМК майор
Зимин, которому это было положено по штату, а капитан 3 ранга Коваль из
политотдела базы. Он в политотделе отвечал за направление культурного и
идеологического фронта и имел наглость руководить даже библиотеками.
Симпатичный и лихой каптри начальственной походкой расхаживал по
небольшому залу, заставленному стеллажами с книгами и, стесняясь задать в
лоб свой наболевший вопрос: 'Сударыня, а вы часом не беременны?', пытался
визуально найти ответ. Ведь не секрет, что молодые жены лейтенантов имели
поветрие неожиданно беременеть, а значит такой работник минимум через
полгода уйдет в декрет. К тому же такому работнику еще и пособие нужно
выплачивать из скудной флотской казны.
Он, нудно бормоча Непомнящей о каких-то идеологических задачах
библиотеки, направленных на успешное выполнение решений съезда
КПСС, заходил то справа, то слева, разглядывая Тамару во всех ее ракурсах,
и напрасно пытался усмотреть в стройной фигуре симптомы своего нужного
ответа.
Только самой Непомнящей он все же задал свой нескромный вопрос.
Лидия Константиновна поступила в данной щекотливой ситуации вполне
человечно. Получив от нее отрицательный ответ, каптри несколько
успокоился и покинул подшефное заведение.
Уже дома мы вместе с Томой возмущались беспардонностью и наглому
поведению этого проводника политики партии. А потом плюнули на него
с третьего этажа своего балкона и долго смеялись над его напрасными
политическими интригами.
И что же - мы после такого могли уважать политработников?
Тамара, несмотря на свою беременность, расцвела и настолько похорошела,
что ее чистое личико напоминало ту самую юность Земли и молодость
Венеры. Ни каких явных признаков и изменений в ее в фигуре и внешности
пока еще не просматривалось.
И началось. Ухажеры к новой работнице выстраивались в очередь для
оформления очередной книги, а сами в это время поедали глазами усердного
работника культуры. Находились и такие, которые, консультируясь с Тамарой
в уединении за книжными стеллажами, начинали предлагать свою дружбу, а
иные сразу руку и сердце.
Я влетал в библиотеку, которая работала до 20 часов, и, мило
поздоровавшись с ее тружениками и посетителями, устраивался охранять
и оборонять мое сокровище от назойливых домогательств непрошеных
любителей художественной литературы.
Эти полтора часа рабочего времени своей жены я проводил с пользой и
читал то, что обычному читателю было недоступно. Только я единственный
из читателей этой библиотеки имел доступ к закрытым фондам, которые
пылились в специальной комнате, постоянно закрытой на замок.
Я забирался в эту комнату, до предела заставленную книжными полками
и, вооружившись стремянкой, шастал по всем стеллажам, на которых
многоярусными рядами стояли редкие издания книг.
Здесь были хорошо иллюстрированные книги по живописи и старые
энциклопедии, книги выпуска начала века по истории и культуре. Откуда
они попали в эту захолустную библиотеку, история уже умалчивала.
Здесь в застойной пыли мне удалось отыскать 2-х томный 'Военно-
морской словарь' еще довоенного выпуска. Я такого не видел даже в
библиотеке училища Фрунзе.
Покрытый слоем многолетней пыли словарь был иллюстрирован
рисунками старинных военных кораблей, оружия и вооружения, и я
погружался в изучение морских терминов и малознакомых названий
корабельных устройств прошлого века.
Вот здесь-то я и начитался книжек про Цусиму и адмиралов
Рождественского с Небогатовым, про подвиги русских моряков в русско-
японской войне, сидя в тишине на верхней площадке тяжелой железной
лестницы-стремянки.
Эти книги любой современный пройдоха уже давно бы списал с лицевого
счета и присвоил себе в личную коллекцию.
Воздушный мост через Военный канал
Это сейчас, а тогда работники библиотек грудью вставали на защиту
каждой реликвии библиотечного дела и не позволяли себе таких вольностей.
В этом я убедился воочию, сделав свое глупое предложение жене:
-Том, давай спишем 'Военно-морской словарь' и заберем себе.
-Как у тебя язык поворачивается... Ты, что ненормальный! - понесла на
меня Тамара. - Эти книги внесены в специальный фонд библиотеки и не
подлежат списанию. Я тебя больше не пущу в эту комнату.
-Да, ладно, я же пошутил, - пытался я успокоить защитника спец. фонда.
А ровно в 20 часов мы с женой неслись, что есть духу к Воздушному
мосту, чтобы успеть проскочить это искусственное препятствие на нашем
пути к дому, которое так некстати обычно разводило свои опоры после 20
часов. Неслись бегом потому, что нам очень хотелось побыть вдвоем в своей
маленькой комнатушке с видом на море.