Этот шедевр мостостроения был возведен через Военный канал немецкими
специалистами еще в 1906 году и он, вопреки времени, вращался и разводился
для прохода кораблей без сбоев и в строго установленное время.
Старинный разводной Воздушный мост, кроме своей технической
уникальности и стратегической важности на фарватере Военного канала,
служил твердой связью между провинцией Военного городка и самим
культурным центром города. Можно, конечно, было обойтись и без
форсирования этого деревянного настила, нависавшего со своих мощных
опор над водной гладью канала, чтобы добраться до города, но для такого
вояжа нужно было затратить как минимум на 30 – 40 минут больше времени,
так как второй путь пролегал через Тосмаре и последующее путешествие
оттуда на городском автобусе №3.
Поскольку два встречных людских потока, спешащих по своим делам,
обязательно, непроизвольно всегда выбирали короткий маршрут своего
передвижения через мост (так ведь короче), то именно тут, на мосту обычно
и происходили неожиданные встречи и открытия замечательных людей из
обитателей правого и левого берегов Военного канала. Разночинный народ,
вышагивая по обочинам моста, внимательно высматривал во встречном
потоке знакомые лица или просто присматривался к красивым женщинам,
которые в изобилии населяли окрестности или трудились во флотской
инфраструктуре городка.
Пока корабль мой стоял в ремонте на СРЗ-29, то мне всегда приходилось
преодолевать путь до завода через Воздушный мост и далее через весь
Военный городок, да и по долгу своих служебных обязанностей мне тоже
часто приходилось посещать отделы вооружений, оружейные склады и базу
оружия, которые находились в пределах городка.
В тот день погода была жаркая, и от июльского разогретого воздуха в нашей
лавсановой форменной рубашке было весьма неуютно; тело покрывалось
испариной, словно в неподвижном воздухе горячей сауны. Задумчиво потея и
вышагивая по необычно пустынному деревянному покрытию моста, я достиг
горба середины препятствия, с которого уже, как на ладони, просматривалась
территория противоположного берега. С берегового асфальта Гвардейского
проспекта, упирающегося в мост, на него ступила яркая фигура женщины и
мне навстречу гулко застучали по дереву высокие шпильки каблуков.
Картина шествия этой одинокой дамы по гарнизонному подиуму завладела
моим вниманием настолько, что я тут же забыл о жаре и про пот противной
струйкой стекающий из-под фуражки на глаза. А посмотреть здесь было на
что.
Безупречная и в то же время величавая осанка с гордо приподнятой
головой, несомненно, свидетельствовали о человеке, знающем себе цену и
вполне довольного собой. Каштановая прическа мастерски уложенных волос,
словно корона царицы, вместе с головой даже не шевелилась, несмотря на
уверенную поступь на таких неустойчивых устройствах высоких каблуков.
Эта модельная походка придавала облику надменность и самоуверенность,
которые были явной чертой ее характера. Платье алого цвета облегало
идеальную фигуру и бедра стройных, но совсем не худых ног, покрытых
равномерным черноморским загаром.
Поравнявшись с этим видением женского благосостояния, я, не поворачивая
головы в равнении налево, скосил одни глаза и с расстояния в метр успел
разглядеть не только лицо, но и все сережки, браслетики и кулончики,
которые ярко дополняли своей фурнитурой наряд местной красавицы.
Высокая грудь, едва прикрытая глубоким вырезом декольте, колебалась
в такт строевому шагу и этим довольно красноречиво подчеркивала свои
размеры и некое кричащее бесстыдство раскрепощенной женщины. Слегка
подернутое началом увядания лицо было наштукатурено ярким макияжем и
помадой, которые удачно скрывали истинное состояние кожи лица. А само
лицо было удивительно похоже на лицо восточного типа эстрадной певицы
Роксаны Бабаян, но вот фигура…, она была настолько красивой, что никак
не тянула на низкую посадку восточного типа.
Не удостоив мою персону даже обычным мимолетным взором, и не
повернув величественную надстройку шикарного тела, объект моего
пристального внимания проследовал встречным курсом, но обдал при этом терпким ароматом французского парфюма не иначе как Шанель под №5.
Вы не поверите, но видение было такое притягательное по своим
структурным составляющим, что я дошел до края моста и, пользуясь
отсутствием прохожих, повернулся вслед абсолютно не надеясь, что она
сделает тоже самое. Алая гитара на ровных строевых ногах величественно
несла свои округлости и четко выделялась на фоне неба и зелени деревьев.
«Это же надо!!! Какие Фемины водятся в наших краях!» - только и хватило
ума произнести восхитительный комплимент удаляющемуся памятнику
раскрепощенной советской женщине.
А эта встречная красота среднего возраста (как я узнал позднее из
осведомленных источников) оказалась Ланной Морозовой, которая
числилась в фаворитках местного бомонда и пользовалась большим успехом
у мужского населения.
Я не о том, о чем мог подумать мой читатель. Это я о том, что в Лиепае
и Военном городке в частности было очень много красивых женщин и в
основном это были жены офицеров и мичманов (или бывшие жены).
Трижды за день с грохотом и скрипом вращались гигантские шестерни
поворотного устройства, и опоры моста расходились в разные стороны,
унося свои половины для освобождения пролета между ними.
Для предотвращения самовольных передвижений жителей городка перед
самой разводкой моста закрывались оба мостовых шлагбаума, расположенных
с двух сторон перед началом деревянного мостового настила.
Но, как только раздавался адский скрежет и утробное буханье разводного
механизма моста, предвещавшего начало движения мостовых опор, народ
срочно переходил на бег трусцой и, нагнувшись, преодолевал шлагбаумное
препятствие в надежде проскочить в последнюю минуту 100-метровую
дистанцию бега.
Все бегали... Пока не произошло страшное ЧП с мичманом из нашего
дивизиона.
У Лехи Агеева на МПК-27 служил скромный финансист мичман Кожевин.
Это был порядочный и грамотный в хозяйственных вопросах специалист, еще
того, послевоенного воспитания, когда люди отличались особой закалкой.
Его короткое туловище сутулой фигуры довольно резво для пожилого
возраста перемещалось по бетонке причалов и всегда в руках носило старый
кожаный портфель. В этой видавшей виды пухлой сумке он ежемесячно 13
числа приносил на корабль зарплату, а точнее сказать денежное содержание
для матросов и офицеров.
Это и произошло 13 ноября вечером. Кожевин с чувством исполненного
долга и в приподнятом настроении возвращался к себе домой после выдачи
причитающегося воинам денежного вознаграждения за их ратный труд.
Портфель был уже не такой увесистый, но содержал в своих закромах
денежные купюры, которые нужно было завтра выдать некоторым мичманам.
В кармане за пазухой лежала пачка денег собственной получки и вторая
пачка, которую он должен был занести домой жене своего командира.
Выйдя из автобуса у Воздушного моста, Кожевин поддался обычному
всеобщему порыву толпы в бегах по мосту, когда шлагбаумы были уже
перекрыты, и в морозной тишине явственно раздавалось буханье шестеренок
разводного механизма. Спешил народ и суетился в своем стремлении
перебежать мост, пока он еще не развелся.
Мичман был уж не молод, да и не совсем уклюж. Его ссутулившееся тело, покрытое длиннополой шинелью, из-под которой по деревянному настилу
моста семенили короткие ноги, уже явно не поспевало за резвыми ногами
молодых женщин, несущимися через мост с полными сумками продуктов в
руках.
До медленно расширяющейся щели между пролетами оставалось совсем
немного, и Кожевин вгорячах, вспомнив лихие годы молодые, решился
прыгать через чернеющую впереди метровую пропасть. Он кинул свой
денежный портфель на противоположную убегающую поверхность и,
оттолкнувшись, что было сил ногой о покрытое изморозью дерево, полетел
в эту пропасть. Видимо, нога оскользнулась, и толчок получился не совсем
уверенным.
Он пролетел это расстояние чуть больше полутора метра, но уже не
попал ногами на вторую половину моста, убегающую от него вправо, а
зацепиться за нее удалось каким-то чудом только руками. Провисел он на
руках, может быть, всего-то с минуту, удерживаясь пальцами за скользкий
край заиндевевших досок.
Повисел и на глазах у десятков людей, стоящих с двух сторон разводящегося
моста, рухнул с десятиметровой высоты в воду под женский визг и крики
отчаяния. Черные полы шинели трепетом материи взвились вверх и скрылись
в поднятых брызгах приводнившегося тела.
Мостовые рабочие заметили в сумерках светящихся фонарей плавающего
на воде странными кругами на одном месте мичмана и бросили ему
спасательный круг. Но, одетый в тяжелую шинель, которая в холодной воде
стала настоящим гнетом, безжалостно тянущим на дно, Кожевин под ее
тяжестью продержался в своих судорожных ударах руками по воде не больше
минуты и, даже не видя плавающего невдалеке круга, исчез под водой.
Мост развелся, и на выход из Военного канала моментально пошел
эсминец 'Настойчивый', с которого никто не заметил прыжок в воду.
Своими огромными винтами, работающими на малом ходу, эсминец
перелопатил водное пространство между опорами моста и вряд ли что там
бы и осталось от еще живого мичмана.
Поиски под водой водолазов на следующий день успехов не принесли, и
все порешили, что его разрубило в куски корабельными винтами и разбросало
по дну канала. Однако, ни одного фрагмента тела мичмана не нашли и от
него остался только кожаный портфель с деньгами.
Слух о трагедии на Воздушном мосту молнией разнесся по городку. Ужас
гибели человека на глазах жителей Военного городка настолько потряс
людей, что больше через опущенные шлагбаумы у моста никто бегать не
решался и даже не пытался. Сам Воздушный мост стал вечным памятником
на могиле нашего мичмана.
Намного позже все эти подробности прояснились сами собой. Потоками
воды кильватерной струи от работающих винтов 'Настойчивого' тело
Кожевина загнало в подводную нишу мостовой опоры, и он там, в этом
подводном морге холодной воды находился до марта следующего года.
Труп Кожевина пролежал под водой всю зиму, пока такими же потоками
воды от проходящего корабля его не выбросило из своего пристанища, и он
не всплыл на поверхность.
Две пачки денег, лежавшие у мичмана во внутреннем кармане, на
удивление всем не тронула ни вода, ни соль морская, но вот даже просто
держать в руках эти деньги никто уже не соглашался.
К началу ноября наш корабль охватила ремонтная паника, поскольку к 30
числу СРЗ-29 должен был любыми силами и средствами выпихнуть объект
от стенки завода и закрыть наш заказ.
Витвицкий с мичманом Берендяевым целыми днями крутились со своими
заводскими работягами и в спешке проводили регулировочные работы на
установленных нам на корабль новых модернизированных дизелях типа
М-507, у которых запас моторесурса был по 1500 часов. Эти дизеля были
загружены на наши корабли впервые, по крайней мере, на корабль нашей
вмб.
Турбины тоже были установлены на свои штатные места и нам наконец-то
заварили вырезы в палубе, отчего корабль стал похож на боевую единицу, а не
на тонущий броненосец 'Орел' после японской бомбардировки шимозой.
На шкафуте правого борта у рубки дежурного по кораблю нам установили
стальной контейнер, за герметичными дверями которого находилась вьюшка
с кабель-тросом и излучатель гидроакустической станции МГ-329. Это
была обычная вертолетная станция, но приспособленная для корабельных
условий. А в рубке акустиков был установлен приемный индикатор станции
со своими приборами.
Теперь мичман Чеклецов вываливал изогнутую кран-балку за борт и
с трепетом на лице опробовал работу лебедки в действии. Валера просто
жаждал поработать в море на такой станции и поймать контакт с ПЛ
противника. Дальность действия этой опускаемой станции была на порядок
выше подкильной, и это заставляло томиться душу нашего старшины
команды акустиков в ожидании предстоящей работы.
Ко мне на корабль приехал мой лучший бригадир Сашигин и бригада
артиллеристов и у меня в боевой части завертелся настоящий ажиотаж
регулировочных и сдаточных работ на артустановке, торпедных аппаратах
и системах стрельбы.
- Сегодня начинаем выставлять механические и электрические нули на
СКВТ в твоей системе, - предупредил меня Владимир Иванович с самого
утра. - И на этой неделе обязательно получи торпедо-болванку и штук 8
ПВЗ (пороховой выбрасывающий заряд). В конце следующей недели будем
делать отстрел торпедных аппаратов.
- На базе оружия нет 40-см болванки, раньше у них никто таких торпед не
просил и не заказывал. Чего делать-то? - озадачил я Сашигина.
- Че делать!? Че делать!? Будем стрелять без болванки прямо у стенки
завода, - в задумчивости почесывая свой последний вихор на лысой голове,
выдал бригадир.