Что может быть более чуждо моряку, тем более военному моряку, тем более подводнику, чем привычка строить свою повседневную жизнь "поэтически". И что еще для каждого из них более органично, естественно, хотя чаще всего не афишируется, чем поэзия. Речь об особом состоянии души, особом измерении жизни, восприятии ее радостей и трагедий. Иногда и совсем не обязательно это выражается в любви к стихам, тем более - в любви к стихосложению. Подробности - в "Поэтическом иллюминаторе".
Счастлив тот, кто достойно прошел свой путь служения Отечеству, а для близких и друзей к тому же сумел оставить проникновенные строки.
Нахимовское училище.
Есть в Ленинграде розовый причал. Романтики маневренные шхуны он всякий раз приветливо встречал и принимал под бейдевинд Фортуны.
Там хитростных познаний бастион, отмеченный Петра высоким ликом, открытый для ветров со всех сторон, озвучен чаек беспокойным криком.
Под песни этих белокрылых птиц мы бескозырки молча примеряли и не сходило с юношеских лиц желанье покорить морские дали.
И в первый раз поставив паруса, мы к горизонту весело летели и верили - вершатся чудеса, когда стремишься к ним на самом деле.
Приоткрывая странный взрослый мир, учителя за нас всегда болели: им искренне хотелось, чтобы мы преодолели узкости и мели.
И уходили быстрые года, в учении нередко было тяжко, но оставалась символом всегда на постамент надетая тельняшка.
И вспоминалось многое потом,- на крейсере прославленном присяга, учебный корпус - наш родимый дом и точка с нулевым отсчетом лага.
Отечества достойные сыны, мы дорожили именем и честью. Так не для обновления ль страны мы собрались опять сегодня вместе?!
Куда бы нас не занесла судьба, как прежде, свои знания и силы мы отдаем, конечно, за тебя, истерзанная распрями Россия!
Да, есть такой особенный причал, на нем осталась каждого частица, он нас тогда приветливо встречал, чтоб мы к нему стремились возвратиться...
1964 - 1994.
Забелло Александр Александрович родился в 1945 году. После ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе.
Подробнее с его творчеством можно познакомиться на сайте Поэтические странички.
А.А.Забелло о себе. Его жизненная философия стала завещанием родным, друзьям, однокашникам, "ближним", надеемся, что и "дальним".
Я вынужден был пойти на полное государственное обеспечение. Так я стал воспитанником Ленинградского нахимовского училища. Что примечательно, в этом учебном заведении не было муштры и подобрался довольно сильный преподавательский состав. По сути, это была спецшкола с морским уклоном и английским языком, знания которого у ребят было значительно выше моего, ведь у них уже три года было по девять часов английского в неделю. Поэтому мне пришлось догонять. Прежде я посещал музыкальную школу при Доме пионеров и школьников Петроградского района. Перемены в моей жизни к счастью почти не отразились на занятиях музыкой: в канцелярии каждой роты стояли сносные инструменты, в клубе был прекрасный концертный рояль, а по воскресеньям в дни увольнения меня продолжала консультировать Раиса Марковна Кратман - прекрасный педагог и замечательный человек. Быть может, музыка стала одним из тех источников жизненных сил и вдохновения, которые помогают мне и по сей день. К другому источнику - классической литературе, меня буквально подвела младшая сестра, будучи студенткой филфака Ленинградского университета. Так получалось, что, когда у курсантов Высшего военно-морского училища имени Фрунзе (там я оказался после Нахимовского училища) были зимние каникулы, у вечерников филфака шла сессия. Мы с сестрой с утра шли в библиотеку Салтыкова-Щедрина, где для меня заказывался объемный список от Виргилия и Апулея через эпохи Возрождения и классицизма до девятнадцатого века. Конечно, это было "галопом по европам", зато представление о мировой литературе получил из первоисточников. Часть русской и мировой классики имелась у нас в домашней библиотеке, которая насчитывала около трех тысяч томов. Разносторонность развития личности в армейской среде не приветствовалась, но служба в солнечной гидрографии - это совсем другое дело, если вам посчастливилось оказаться в океанографической экспедиции. Проблемы морской геофизики продолжают волновать и по сей день. Тогда же мы занимались сбором информации о магнитном поле на просторах Мирового океана. Сама по себе работа была довольно примитивной, однако романтика моря придавала ей ту незабываемую окраску, которая как ореол славы, добавляет вам сил и зовет к творчеству. Жена и маленькая дочь, оставшиеся на берегу, идеализируются до уровня мифических героев. Иногда превратности бытия способны до основания разрушить эту картину, если стоянка на берегу затягивается на годы. Так случилось и на этот раз, мы развелись, но духовную связь не разрывали, хотя и оказались в разных странах. Потом в моей деятельности произошли изменения, в результате которых уже с новой семьей провел три года в Нью-Йорке, а затем столько же в Латинской Америке. В Россию мы возвратились летом 1991 г. Накал общественной жизни последних лет не спадал, хотя ничего кардинального пока не происходило. Был в отпуске, когда телевидение объявило о ГКЧП. В понедельник 19 августа поехал к родственнику, который в то время был заведующим отделом и секретарем парткома ИМЭМО. Он мне показал свое заявление о выходе из партии. Во второй половине дня на институтском рафике мы отправились в центр города: он поехал к Александру Яковлеву, а я к Белому Дому. Многотысячная толпа людей буквально кипела на подступах к зданию, причем, уже от Смоленской площади ощущалась некая приподнятость в настроении. Контингент защитников Белого Дома только формировался. Кто-то уходил, но постоянно приходили все новые и новые люди. Я познакомился с некоторыми активистами и поехал домой. В квартире у нас шел ремонт и к шести вечера должны были подойти рабочие. Жена с дочкой находились на даче, которую мы снимали в подмосковной Жуковке. Рабочие ушли в девять, час времени понадобился для того, чтобы убрать за ними строительный мусор и грязь. Потом направился к Белому Дому. С одиннадцати часов был объявлен комендантский час и в метро не пускали. Добирался на перекладных и пешком. Ночь прошла относительно спокойно. Зато на следующий день обстановка накалилась до предела, защитники ждали штурма. Мы готовились, взявшись за руки, стать живым щитом на пути бронетехники. Однако первые случайные жертвы оказались и последними. К счастью, в руководстве путча оказались слабые личности, да и войска были настроены не так агрессивно, как это было в Баку или Вильнюсе. В среду Москва буквально ликовала. Победа! Железного Феликса убрали с Лубянки. Какое-то время я даже гордился значком защитника Белого Дома "живое кольцо". На страну обрушились кредиты и приватизация. Прибалтика отделилась. Потом было Беловежское соглашение, которое положило конец моей прошлой стране - СССР. Промышленность встала, рабочие и служащие пошли в торговлю и встали к лоткам. Исчезли многие барьеры: стало возможным говорить и писать что угодно. Но вот парадокс, к власти также мог придти кто угодно. Естественно, что я пошел работать к своему родственнику в частную компанию. Коллектив был прекрасный, дело спорилось. Компания разрасталась, возникали дочерние фирмы, постоянно шла какая-то реорганизация. У нас было немало зарубежных партнеров, были и поездки в Лондон на конференции по инвестиционным возможностям в России. Обычное дело для предприятий малого бизнеса. В 1996 г. я прошел ускоренный курс обучения в МЭСИ по специальности организатор малого и среднего предпринимательства и стал независимым экспертом этой сфере. Кризис 17 августа 1998 г. нанес сильный удар по малым компаниям. Тогда мне пришлось пойти специалистом-переводчиком в нефтяную компанию "Сиданко". Поездки на месторождения в Западной Сибири способствовали расширению кругозора и пониманию процессов, происходящих в России. Социально-экономическое положение населения стало предметом особого интереса, в результате появился обзор, охватывающий период 1985 - 1996 гг.; другое дело, что радоваться особенно было нечему. Но все это время была и другая жизнь, ведь Москва это крупнейший мировой центр культуры. Мы постоянно ходили на выставки, вернисажи, познакомились с замечательными художниками. Наши зарубежные коллеги и друзья занимали особое место в процессе общения. Мы с удовольствием посещаем столичные музеи, а также выставочные комплексы Подмосковья. Ежегодный абонемент в Большой зал Консерватории дает возможность периодически погружаться в атмосферу великого и незыблемого достояния человечества. Перемены, перемены…бывает так, ты изменился настолько, что все окружающее тебя не устраивает. Тогда нужно менять обстановку, или работу, или город, или страну. Но у нас случилось иначе - изменилась страна, поэтому меняться приходится всем, применяясь к новым условиям. Но что-то остается неизменным, то, что было заложено в юности, в той прежней жизни. После встреч с однокашниками на юбилеях выпусков из учебных заведений невольно задумываешься над этим. Кто не испытывал трепета, возвращаясь в родные стены, будь то отчий дом, училище, интернат или еще что-нибудь, что не только давало кров, еду и постель, но было источником духовной жизни, становления и развития личности. За 55 лет вполне сложилось представление о добре и зле, как сложились привязанности и интересы. Главным пороком считаю зависть, выше всего ценю порядочность и преданность. Истинное наслаждение испытываю, находясь в зале, когда исполняют концерты для фортепиано с оркестром Рахманинова, Чайковского, Шопена, Листа, Сен-Санса или Бетховена. Обожаю Фантазию Аренского на темы Рябинина в любом варианте исполнения. Но это не означает, что меня может оставить равнодушным вторая симфония Малера, если за дирижерским пультом наш питерский Гергиев. Из столичных дирижеров больше всего преклоняюсь перед Федосеевым. С литературой сложнее. Кроме Пушкина и Высоцкого не имею постоянных пристрастий. Недавно перечитал Лескова и был потрясен, как если бы лет тридцать тому назад впервые открыл Достоевского. Мне нравится бывать в Лондоне, но там я не испытываю тех чувств, которые преследуют меня в родном Питере. Самой гармоничной страной и удобной для иностранцев считаю Таиланд, хотя получаю удовольствие от пребывания во многих странах, включая нынешний Иран, который на какое-то время как бы выпал из цивилизации. США - это предмет особого восхищения, как страна, объединяющая огромное количество культур и народов. При этом таланты продолжают развиваться, преспокойно сосуществуя друг с другом и с каскадом технических революций. Что-то нам несет расшифровка генома человека, с учетом многообразия рас, народов и народностей? Генетика - главная наука XXI века. Второй важнейшей наукой в новом столетии полагаю геофизику и ратую за координацию международных усилий в деле управления геофизическими процессами в интересах укрощения стихийных бедствий и неблагоприятных погодных условий. Любовь - источник развития личности. При этом радость и страдание одинаково необходимы человеку. И все-таки нужно поступать так, чтобы горе людское как можно реже посещало близких и родных наших. Будьте все здоровы и счастливы!
Уже в стенах Нахимовского училища Александр Александрович обращал на себя внимание и запоминался.
В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".
Как ни покажется странным, мы любили выступления училищного духового оркестра (не нашего любительского, а штатного профессионального). Особенно, когда они исполняли классическую музыку. Училищный оркестр в 1959 году занял 1-е место по Ленинградскому военному округу. В 1960 году его возглавил капитан В. А. Евсюков, и в том же году было подготовлено 14 концертных программ, дано восемь концертов популярно-тематической музыки и шесть лекций-концертов в училище. В сопровождении этого оркестра старше нас на год нахимовец А. Забелло, исполнял 1-ю часть фортепьянного концерта Бетховена.
В Ленинградском Нахимовском. В. Пименов, Ю. Варганов. "Красная звезда", 24.06.1964.
УЧИТЕСЬ ПО-ХОРОШЕМУ, РЕБЯТА!
В ленинском зале висит мраморная доска с именами нахимовцев, с отличием закончивших училище. В нынешнем году претендентов на золотую медаль четверо: Александр Карклин, Георгий Морозов, Александр Забелло и Юрий Базаров. Это упорные ребята. Начиная с пятого класса, они учились только на отлично и находили время для других дел. Саша Забелло, например, все свободное время отдает музыке. Георгий Морозов увлекается иностранным языком. Александр Карклин — секретарь комсомольской организации роты. Все выпускники этого года твердо решили стать флотскими офицерами. Одни избрали училище имени М. В. Фрунзе, другие предпочли училище подводного плавания имени Ленинского комсомола, третьи — училище радиоэлектроники имени А. С. Попова. Несколько лет назад в Кронштадт приехал дорогой гость — Никита Сергеевич Хрущев. Юрию Базарову выпала честь рапортовать товарищу Н. С. Хрущеву от имени нахимовского училища. Приняв рапорт, Никита Сергеевич поздоровался с юными моряками и обратился к ним с добрым напутствием: «Учитесь по-хорошему, ребята, — сказал он, — нам нужны образованные, грамотные и умелые моряки». Этот наказ стал для многих нахимовцев программой их жизни.
Об отце, Забелло Александре Васильевиче, вспоминает сын и сослуживцы.
A.A. Zabello. Поэтические странички.
Моя семья, как большинство защитников Ленинграда, которые пережили всю блокаду с первого до последнего дня, была наполовину флотской. Отец, Александр Васильевич, в конце войны был флагманским штурманом Балтийского флота, затем окончил Военно-морскую академию, защитил диссертацию и стал преподавателем морской географии, а впоследствии и заместителем начальника кафедры в этой академии. Во второй половине 1950-годов он много путешествовал в составе экспедиций на паруснике "Седов" и на "Витязе". Он искренне любил море и потому легко находил общий язык с такими покорителями водной стихии, как Тур Хейердал. К сожалению, отец очень рано ушел из жизни. Старший брат со своей семьей в это время уже жил отдельно. А нас у мамы, Анны Алексеевны, было трое: два сына и дочь. Мама тогда не работала и было очень непросто осознавать, что в одночасье мы из состоятельной семьи превратились, мягко выражаясь, в категорию малоимущих.
. Штурманский офицерский класс в составе Специальных курсов командного состава флота.
В числе выпускников 1933/35 гг. были: И.Г. Иванов, В.Ф. Яросевич (главные штурмана ВМФ в 1949 - 1956 гг. и в 1958 - 1960 гг.), Г.М. Горбачев, Б.И. Цезаревич, Ю.П. Ковель, Б.Н. Иосифов, Е.М. Симонов, А.В. Забелло, Б.Н. Леднев, В.М. Климов (флагманские штурмана флотов), В.Н. Алексеев (1-й зам. начальника ГШ ВМФ в 1965 - 1975 гг.), В.А. Ерещенко (начальник оперативного управления ЧФ); командиры кораблей и соединений Л.И. Городничий, Г.В. Катунцевский, П.А. Сидоренко, А.И. Маринеско, В.Н. Ерошенко, П.А. Мельников, В.Д. Афонин, Е.Н. Алексеев, А.Н. Гордеев.
.
... Где, когда будет нанесен удар, какую роль отведет в наступлении командование фронта флоту — об этом мы часто задумывались с начальником штаба флота капитаном 1 ранга А. Н. Петровым. Петров был назначен начальником штаба недавно, но уже сумел себя прекрасно зарекомендовать, хотя, надо сказать, я и раньше знал о нем только доброе. И знал давно. Мы почти одновременно учились с Анатолием Николаевичем в Высшем военно-морском училище имени Фрунзе, по окончании которого он был назначен штурманом на эскадренный миноносец. Молодой офицер с упорством и любознательностью изучал штурманское дело. Как и преобладающее большинство морских штурманов, он всегда показывал пример особой аккуратности в работе. У А. Н. Петрова за плечами был большой опыт службы на кораблях различных классов — миноносце, крейсере, линкоре. Когда я был начальником штаба флота, он командовал лидером «Ленинград». Войну Анатолий Николаевич встретил на командном мостике крейсера «Максим Горький», а последнее назначение получил с должности заместителя начальника штаба флота. С. А. Н. Петровым и его помощниками В. Ф. Андреевым, Н. Г. Богдановым, А. В. Забелло, А. М. Зерновым, И. Н. Ганцовым, И. И. Мешко и другими, на плечи которых должна была лечь основная тяжесть подготовки к участию в предстоящих наступательных операциях, мы обсуждали возможные задачи флота. Все отдавали себе отчет в том, что фронтовая весна начнется в не совсем подходящую для нас пору. Нужно было особо учитывать природные условия. От того, какой будет предстоящая зима, зависела прочность льда на море, реках и озерах. А это во многом обусловливало действия не только флота, но и наступающих сухопутных войск. Наших метеорологов то и дело теребили, от них требовали таких всеобъемлющих сведений о микроклимате Невской губы, таких детальных и точных прогнозов, что те иной раз беспомощно разводили руками. Однажды даже взмолились: — Помилуйте, но льдами особо занимаются гляциологи! Привлекли и гляциологов. Между тем зима 1943/44 года обещала быть на редкость неустойчивой. Снегопады сменялись оттепелями. Каким будет лед? Замерзнут ли болота? Не увязнут ли в них боевые машины, орудия? В эту своеобразную метеорологическую горячку втянули и меня. Я в то время начинал свой рабочий день с вопросов синоптикам. Увы, наша озабоченность, разумеется, никак не влияла на погоду. Невская губа долго не замерзала. Остряки, держа в юмористическом прицеле начальника гидрографического отдела флота капитана 1 ранга Г. И. Зиму, пустили шутку: «Опаздывает зима, чтобы не помешать Зиме ставить вехи и буи». Ему незадолго до этого было приказано обвеховать фарватеры из Ленинграда и с Лисьего Носа к Ораниенбауму, чтобы исключить посадки кораблей на мели... Плавание проходило относительно спокойно, финские лоцманы точно выполняли условия перемирия. Да и наши штурманы под руководством А. В. Забелло и А. Н. Меньшикова сами быстро учились самостоятельно проводить корабли в извилистых шхерах.
.
128. Забелло Александр Васильевич -17.7.1945 капитан 1-го ранга.
Еще одно стихотворение, еще одна судьба.
ПИТОНАМ 17-го ВЫПУСКА ЛНУ ВМФ.
Ну вот, мальчишки, мы сегодня в сборе. Жаль, нет ребят, ушедших навсегда. Их души, словно чайки в бурном море, Летят и не вернутся никогда.
А мы живем, смеемся, колобродим. Как будто юность к нам пришла опять. А годы все уходят и уходят, И ничего уж не вернется вспять.
Грустить не надо. Все мы оптимисты - Порукой будут мили за кормой. Не буду торопить, но все же быстро Прошу налить! И этот тост за мной.
Я лью за нас/ отдавших детство Флоту, За наших педагогов и врачей, За литер "Е", как символ нашей роты, И за "Аврору" юности моей.
За лагерь наш, за наших командиров, За марш-бросок из Рощино, за то, Что первым кораблем был крейсер "Киров", Об этом не забыл из нас никто.
За камни, что стесали на Пеньковой Пробежками поротно в семь утра, За тот невкусный рыбий жир в столовой, За то, что прикрывал нас бюст Петра.
За Ленинград, за город наш любимый, За Эрмитаж и за Морской музей, За наш союз, так бережно хранимый, Мой тост за вас - за дорогих друзей!
Калашников Владислав Вадимович.
Слово однокашнику, Владимиру Константиновичу Грабарю, летописцу выпуска 1965 года, автору книги "Пароль семнадцать".
А вот как рассказывает о своей мечте Славик Калашников. Его отец Вадим Иванович, всю свою жизнь был связан с флотом. Рассказы отца о море, о войне захватывали детское воображение. Славе очень хотелось походить на отца, драться, как и он с врагами нашей Родины. «Я мечтал стать моряком и, причём настоящим». Когда Славику было лет пять, отец подарил ему простейший «фильмоскоп», среди диафильмов был и фильм «Счастливого плавания» о нахимовцах. Вопрос о будущей профессии у Славы не стоял... А наши отцы уже отмечали успех поступивших сыновей, да, надо думать, и свой собственный. Это подтверждается многими воспоминаниями, и можно считать достоверным. Отец Славы Калашникова, Вадим Иванович, человек довольно общительный, быстро познакомился с отцом Володи Грабаря – Константином Калиновичем и отцом Юры Монахова – Владимиром Васильевичем. С первым его объединили фронтовые воспоминания. Вадим Иванович принимал непосредственное участие в боевых действиях в 1941-1943 годах на южном фланге советско-германского фронта. Являлся участником обороны городов-героев Одессы и Севастополя, а также десанта в районе Мысхако под Новороссийском под командованием Цезаря Куникова. После сильнейшей контузии (23 суток без сознания) был эвакуирован в один из госпиталей города Тбилиси, может быть тот самый, где впоследствии разместилось Нахимовское училище. Константин Калинович был направлен на Центральный фронт в 1942 г. из дальневосточной бухты Ольга Владимиро-Ольгинской ВМБ (Не потому ли Ольга Дмитриевна назвала родившегося в 1946-м сына Владимиром?). В 1943 году был тяжело ранен (множественные осколки в груди) и на том война для него закончилась. Вадим Иванович был уволен из рядов ВС СССР в 1956 году по II группе инвалидности, а Константин Калинович – в 1957 в виду сокращения штатов. Теперь они вспоминали войну, сетовали на сниженную пенсию (ок. 1100 рублей). Наверняка не обошлось без фронтовой чарочки. Ведь им тогда было чуть больше сорока. Владимир Васильевич Монахов был еще моложе, но медаль «За Победу над Германией», говорила о том, что и ему было, что вспомнить... Фрукты также давали сразу на весь стол, на четверых, и по весу, а не по количеству. Если яблоки были мелкими, то их число было больше, чем количество едоков, и одному могло достаться два яблока, другому только одно. Но по справедливости завтра такой расклад не должен был повториться. Поэтому очередность выбора «бросалась на морского». При этом трогать руками лежащие на тарелке фрукты запрещалось. В. Калашников признал, что семилетний опыт выбора фруктов без прикосновения к ним пригодился ему в жизни. С вероятностью не ниже 0,8 он может на рынке выбрать яблоки нужного вкуса. В чем не раз убеждалась его жена – опыт не пропьёшь! Но Слава является также изобретателем деления масла, которое было в каше. Тут – дело такого рода. Более или менее твердые каши (рисовая и т.п.), возвышались в бачке горкой. В продавленной лунке на макушке находилось прилагаемое к каше масло, уже растопленное. Масло в каше – самое вкусное и ценное. Разделить его можно было бы просто - перемешав кашу, но тогда, если не съесть до конца кашу, то пропадало и масло. Слава решил этот вопрос с пользой для себя: если в горке каши быстро сделать подкоп снизу к масляному озерцу, то его можно спустить в свою сторону. Гениальный ход! Были среди нас, как уже сказано, ребята из разных семей. Особенно это бросалось в глаза именно за столом. Саша Берзин бы вегетарианцем. Просто они с бабушкой жили так бедно, что мяса на их столе в хлебном городе Баку не бывало. Он и здесь, уже по привычке, не ел мяса, и мог его выменивать у соседей по столу на сахар. На пачке сахара часто писалось по-украински «Цукiр», и процесс обмена такого рода получил название «цукориньга» - с английским выразительным окончанием ing. Этим словом стали дразнить Сашу. Грабарь с Сиренко изобразили его в стенгазете в виде менялы на восточном базаре. Дразнилка существовала недолго. Под давлением Калашникова Саша превозмог себя, и перешел на всеядный образ жизни. Теперь, наверное, жалеет об этом... Да, столовая была тем местом, где мы получали и первые обиды, и первые уроки жизни. И вовсе не случайно воспоминание о первом обеде Володя Полынько пронес через всю жизнь. И не случайно Слава Калашников, когда в 2004 году дочь принесла домой банку консервированных груш, вспомнил именно детство, хотя подобные консервы сопровождали нас всю службу: и на подводных лодках и в отдаленных гарнизонах... А в начале 11-го класса мы проходили предварительную медкомиссию на предмет дальнейшей годности для военной службы на различных кораблях. От этого зависел и дальнейший выбор военной специальности, то есть, в какое высшее училище поступать. Естественно, что самые высокие требования по здоровью предъявлялись к будущим подводникам. Один из них В. Калашников был признан годным для службы на подводных лодках с ядерными энергетическими установками, но при условии удаления гланд до окончания Нахимовского училища. И таких набралось несколько человек. Гланды им удаляли в военно-морском госпитале. Вернувшись через три дня в училище, Слава пожаловался Алевтине Дмитриевне на то, что при еде было всё-таки больно глотать. «Она меня осмотрела, дала, как я и ожидал, освобождение от физзарядки и приборок, а в придачу выписала мне глубокую тарелку сметаны вместо обеда. Сначала это было здорово, но вскоре я почувствовал, что стал заложником сметаны: и отдавать жалко, и чего-то еще хочется. Алевтина Дмитриевна меня застукала при попытке совместить и то, и другое. И лафа на этом прекратилась»... Занятия по военно-морской подготовке сопровождали нас в течение всего обучения в училище. От этого кажется, что были они всегда и занимались мы примерно одним и тем же. Из первых лет запомнились занятие на «Авроре», там было оборудовано два помещения, одно из них такелажная мастерская. Там мы занимались плетением матов. А Славику Калашникову за какие-то заслуги вручили мат, сплетённый им своими руками из просмолённого пенькового каната. Размером он был небольшим, порядка 40 х 50 см. Края мата для плотности были отделаны каболками манильского или сезальского троса. Он с гордостью привёз этот мат домой в Москву и подарил маме. И до того мат оказался удобным и прочным, что проработал перед входной дверью почти 35 лет до 1996 года. Но остался вопрос, когда же точно этот мат был сделан? ... Произошла очередная смена начальников училища. В марте 1963 года Н.М. Бачков был назначен Начальником штурманско-гидрографического факультета ВВМУ им. М.В. Фрунзе, и Нахимовское училище покинул. Через год он ушел в запас. Он и его жена Нина Дмитриевна жили потом в Ялте, кое-кто из нахимовцев в то время побывали у них в гостях. А сам Николай Мефодьевич иногда приезжал в Севастополь в ЧВВМУ им. П.С. Нахимова, где продолжало учебу немало его воспитанников. Вспоминает Калашников. «В последний раз я видел его в день Победы 9 мая 1982 года в Ялте у памятника защитникам города и вечного огня. В Ялте мы с женой находились на отдыхе. Утром пришли к вечному огню, чтоб возложить к нему цветы. Ведь у меня в Крыму воевал отец, награждённый впоследствии медалью «За оборону Севастополя». Но я, видать, не один был такой. К огню выстроилась длинная очередь, а около самого огня стояли почётные граждане города Ялты и ветераны Великой Отечественной войны, и среди них я увидел родное лицо дорогого контр-адмирала Николая Мефодьевича Бачкова. Когда подошла наша очередь, мы положили цветы, и я представился своему бывшему начальнику, а также представил свою жену. Он был очень рад и, похоже, меня вспомнил, как только зашёл разговор о наших факультетских вечерах в высшем училище. Николай Мефодьевич пригласил нас к себе в гости, но в связи с тогдашним интересным положением жены, мы этим приглашением воспользоваться, к сожалению, так и не смогли»... С этим железом были и свои проблемы. Слава Калашников, который увлекался штангой, через год заметил, что его рост остановился. А подрасти, хотя бы на 6-8 сантиметров, хотелось очень. Штангу он забросил и уже в высшем училище с 20-ти до 22-х лет вырос на целых 4 сантиметра... И в то же самое время по несколько нахимовцев ежегодно подавали заявления о приеме их в КПСС. У нас их было, кажется, семь человек: Валерий Александрович, Александр Берзин, Вадим Иванов, Владислав Калашников, Толя Комаров, Володя Полынько, Витя Виноградов. Для Славы Калашникова главным советчиком был отец, член партии с 1943 года, отец Толи Комарова вступил в партию еще раньше... Калашников в Аттестате о среднем образовании имел единственную «четвёрку» - по русскому языку. Посему главным своим учителем по этому предмету он считает своего первого начальника в ГШ ВМФ контр-адмирала Анатолия Петровича Кюбара - начальника отдела боевого состава, базирования, текущего и перспективного развития ВМФ Оперативного управления Главного штаба ВМФ. Два его основных совета могут пригодиться каждому. Вот они. - Самое лучшее предложение для понимания подчинёнными смысла тобою написанного должно состоять из пяти-шести слов. - Не следует также начинать предложение с причастного или деепричастного оборотов, так вы избежите двойного толкования... Для Калашникова (и не только для него одного) главным было то, что после тех выпускных экзаменов появилась уверенность в своих силах, граничащая с наглостью. Уверенность, которая позволяла легко брать рубежи всех дальнейших учебных заведений, в которых он учился. Суть этого обстоятельства постиг только в последнем учебном заведении – Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Где один из преподавателей на кафедре «Национальная безопасность», в прошлом генерал-полковник, так выразился о процессе учёбы в академии: «К нам в академию трудно поступить, но во много раз труднее её не закончить»... В последние минуты, говорят, перед глазами мелькает все прошлое. Так и тогда у многих блеснуло в глазах все пережитое в родных стенах. Калашникову вспомнилось, как семь лет назад покидал он родной московский дом: «Была щемящая грусть и тоска, которая была со мной много лет до тех пор, пока я не женился и не обрёл теперь уже свою семью. Мамки не хватало! Некому было высказать наболевшее и посоветоваться по пустякам. Такое можно доверить только матери. Лет, наверно, до 16-ти я так и делал, когда приезжал в отпуск. И мама меня слушала, а это было главным – выговориться. Может быть, даже мне и не нужны были её советы, нужно было только тепло, внимание и возможность прильнуть к родному человеку. С отцом не разблямзишься! Начнёшь о чём-нибудь своём рассказывать, как бы невзначай вроде жаловаться, а он тебе и говорит, что в твоём возрасте он голодал, так как очень трудное время было. Послушаешь его и, действительно, все твои переживания мелковаты будут по сравнению с тем, что он пережил. Ну, после этого со своими возрастными переживаниями к нему и не лезешь. То ли дело мама! Она поймёт, да и простит. Став старше, как-то это желание выговориться прошло, да и запросы к слушающему возросли. Менялся возраст, менялись потребности в общении. Мы из нежных детей превращались в мужчин!» ... Командиром отряда был назначен командир только что образованной (31 марта 1969) 30-й дивизии ракетных кораблей ЧФ контр-адмирал Степан Степанович Соколан, который через пару лет стал начальником ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. Уже в море он узнал, что на борту флагмана находится дипломированный военный переводчик, да к тому же и штурман на выданье Владислав Калашников. И Слава был назначен внештатным метеорологом отряда кораблей. Флагманский штурман дивизии капитан 2 ранга Афанасьев вручил ему толстенный учебник «Метеорология» профессора К. М. Бенуа, преподававшего во ВМУ им. Фрунзе еще в 1920-х годах, а в приёмном радиоцентре корабля выделили средневолновый приёмник «Оникс» и факсимильный аппарат для приёма гидрометеорологических сообщений по району плавания. Метеорологическую обстановку и её прогноз на следующие сутки Слава докладывал лично командиру отряда кораблей адмиралу С. С. Соколану ежесуточно или по приказанию. Как это и принято. В 9 часов утра 20 июня 1969 года отряд кораблей вошел в Гавану. С визитами на кораблях побывали высшие должностные лица страны: премьер-министр Фидель Кастро, президент Освальдо Дортикос Торрадо, министр Вооруженных Сил Рауль Кастро, командующий ВМС Альдо Санта-Мария. Исключительно теплый прием советских моряков продолжался до 27 июня, пока корабли не покинули Кубу. После захода на Кубу корабли посетили с деловыми заходами острова Мартинику и Барбадос, и взяли курс на западную Африку. Руководитель той практики старший преподаватель кафедры технических средств кораблевождения капитан 1 ранга А. И. Тузов (нахимовец 4-го выпуска) рассказывал, что при сходе на берег бывшие нахимовцы очень помогли им общаться с населением и с морским командованием. Где-то на вторые сутки после того, как корабли покинули Мартинику и Барбадос и вышли на просторы Атлантики, с большим трудом из-за сильных радиопомех в атмосфере были приняты данные и карта текущей обстановки от метеостанции Брокнел МЕТЕО. В то время это была единственная станция, работающая на центральную Атлантику, выдавала она сообщение только раз в сутки и то с перебоями. Ночью над головой как-то странно мерцали звезды. Приблизительный прогноз не предвещал ничего хорошего. О дальнейших событиях писала «Красная Звезда». «Что-то должно произойти», – подумал Калашников и, отправившись на боевой пост, вновь попытался принять карту… Утром Владислав не узнал океана. Он глухо рокотал. Низкие тучи чуть не цеплялись за верхушки волн, неслись на север. Тугой и звонкий ветер дул уже с силой в 11 баллов. Все понимали, что корабль попал в циклон, причём в наиболее опасный его сектор. – Эх, карта нужна, карта, – проговорил командир крейсера и посмотрел на Калашникова» ... Штурманы: Калашников, Берзин и Голубев служили на подводных ракетоносцах сначала в разных дивизиях, а потом оказались в одной. Миша и Слава командиры БЧ-1. В параллельном со Славой экипаже также командиром БЧ-1 был Н. Н. Малов, будущий начальник Нахимовского училища. Но Саня Берзин в это время был уже помощником командира РПК СН... В 1975 году друзья: Берзин и Калашников, были зачислены слушателями на 6-е Высшие офицерские классы ВМФ в Ленинграде, по специальности «Командир подводной лодки». Из тех времен Берзин отметил жизненно поучительный тон лекций Жана Михайловича Свербилова. Например такой: "С кем должен советоваться в море командир? Только с собственной задницей: где лучше сидеть — на скамье подсудимых или в командирском кресле?". В таких случаях говорят, что эти слова написаны кровью. После окончания классов Берзину предлагали должность старпома на головной пароход (по отечественной терминологии «Акула» - проект 941), и он предложил Калашникову пойти с ним вместе, на должность помощника. Но это одновременно означало, что Саша становился начальником Славы. И, как ни хорош был новый корабль, Слава отказался, опасаясь, что в самый неподходящий момент он смог бы послать своего начальника, и, наоборот, в подходящий момент он не смог бы послать его куда-нибудь подальше. Они вместе ещё раз всё взвесили и пришли к выводу, что, похоже, на этом их совместная служба заканчивается. Кстати, и Саша не стал командиром той подводной крепости, а принял другой корабль. Миша Голубев с должности командира БЧ-1 в 1974 году перешел во флагманские штурмана дивизии... В 1979 г. началась служба в Центральном аппарате ВМФ в должности старшего офицера отдела у Владислава Калашникова. Сначала во Вспомогательном флоте ВМФ, затем в Оперативном управлении Главного штаба ВМФ. В 1985, после окончания Академии туда же пришел Миша Голубев. В 1988-1997 г.г. Слава перешел в Аппарат заместителя Министра обороны СССР, Российской Федерации по вооружению на должность заместителя, а потом и начальника Морского отдела сначала 13-го, а затем 11-го Управления Минобороны – перспектива развития всех видов вооружения и военной техники ВМФ. Во время теперь уже береговой службы он умудрился четырежды побывать во Франции. Первый раз это было в 1969 году – деловой заход крейсера «Грозный» в порт Фор-де-Франс на острове Мартиника. А затем еще три раза в составе делегаций Минобороны России. А в мае 1993 года он даже учился в Париже и окончил курсы в Центре высших исследований по вооружению при Минобороны Франции. В 1994 году побывал в составе делегации «Росвооружение» в столице Аргентины Буэнос-Айресе. Вот и скажи теперь – надо ли владеть офицеру-подводнику иностранными языками. В апреле 1997 года c отличием окончил Российскую академию государственной службы при Президенте Российской Федерации (заочно). Присвоена квалификация - специалист государственной службы в области национальной безопасности по специальности «Государственное и муниципальное управление». Таков путь нахимовца, не получившего даже серебряной медали... Калашников, выйдя в запас в 1997 году, служил в Министерстве экономики помощником заместителя Министра, курирующего некоторые вопросы обеспечения обороны и безопасности. С февраля 2003 года работает в ЦКБ МТ «Рубин» помощником главного конструктора РПЛ СН «Юрий Долгорукий» Владимира Анатольевича Здорнова 5 августа 2004 г. В. А. Здорнов назначен генеральным конструктором, фактически – его представителем в г. Москве. «Замкнулся ещё один круг моей жизни: 33 года прошло с тех пор, как в 1970 году начал служить на РПК СН, которые были спроектированы в ЦКБ МТ «Рубин», и вот теперь я уже сам работаю в этом прославленном Бюро!» ...
Сделано нахимовцами. Грабарь В.К.
На разных ступенях служебного положения выпускники-нахимовцы боролись за достижение паритета с ВМС США, что в прессе называется «холодной войной», а в нахимовской среде – настоящей войной. На переднем фронте той войны стояла 19-й дивизия (РПКСН), после В.Н. Чернавина, выпускника Бакинского Подготовительного училища, и В.К. Коробова третьим ее командиром был контр-адмирал Вилен Васильевич Лободенко (1-й выпуск ЛНУ), четвертым – контр-адмирал Гарри Генрихович Лойкканен, выпускник Рижского НУ. Из ленинградских нахимовцев в этой дивизии служили: Э.А. Ковалев (вып. 1949 г.), В. Алексеев (1952), Н. Глыб и Г. Павлов (1963), И. Заградко и В. Ширяев (1964), А. Берзин, М. Голубев, В. Калашников и М. Московенко (1965), Е Пидгурский (1966), И. Британов (1968), В. Хмыров (1969). Были, конечно же, и другие нахимовцы.
PS. Стихотворения для публикации предоставила Наталья Владимировна Дубровина. Преподаватель русского языка и литературы в ЛНВМУ. В 1951 с отличием окончив филфак, пришла в училище Наталья Владимировна Дубровина (в девичестве Дмитриева); за 38 лет работы вновь стала отличницей, но уже народного просвещения. С 1989 г. на заслуженном отдыхе.
Из сборника стихов Дубровиной Натальи Владимировны.
Очень часто по ночам мне снятся Три десятка стриженных ребят. Славные мальчишеские лица На меня внимательно глядят. Вашей жизни яркие картины, Здание на Невском берегу, Милые мои гардемарины, Я особо в сердце берегу. С вами мне работалось - как пелось, С вами становилась я умней. И всегда мне искренне хотелось Обрести в учениках друзей. С вами приходилось мне учиться Всем преподавательским "азам", Только б не запутаться, не сбиться, Не солгать мальчишеским глазам. Так и было.. Я теперь богата, У меня на всех флотах друзья. В этом мое счастье и награда. Жизнь, возможно, прожита не зря.
В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".
Русский язык в пятом классе преподавали: в первом и втором взводах – подполковник С. В. Аквилонов, а в третьем – Н. В. Панина. Затем уже во всех взводах уроки вел майор Е. Г. Пупков, и завершала наше обучение Н. В. Дубровина... Почти весь курс географии вела у нас Елена Федоровна Макарова. Она относится к поколению молодых педагогов (кроме нее еще Поллак и Дубровина) пришедших в начале 1950-х годов... Первый экзамен, как и у всех – сочинение. Завершала наше обучение литературе и русскому языку пришедшая в 1951 году со студенческой скамьи, а теперь опытный педагог Н.В. Дубровина. К выпускному сочинению готовились серьезно. Предварительно была проведена своеобразная генеральная репетиция. Игорю Задворнову за это сочинение Наталья Владимировна поставила, было, обычную для него пятерку. Но в его работе была одна яркая, запоминающаяся фраза «Проститутки, задрапированные в лохмотья…», дальше ее не надо и продолжать, поскольку эта же фраза фигурировала и в сочинении Александра Берзина. Дойдя до нее, Наталья Владимировна тоже не стала читать дальше, и влепила обоим по двойке. Но репетиция ни на что уже не влияла.
Давно было известно, что темы сочинений в Ленинградском нахимовском и в Уссурийском суворовском училищах совпадали. А семичасовая разница во времени давала ленинградцам солидную фору. Оставалось только позвонить в далекий Уссурийск и узнать темы, уже ставшие там известными. Но, похоже, этот фокус был известен всему городу: у Центрального переговорного пункта, что долгое время был у арки Главного штаба, во время экзаменов ночью собирались ребята из разных школ. Устанавливалась связь с одним из сибирских городов - и темы выпускных сочинений мог узнать каждый. Так об этом рассказывал Женя Смирнов, который туда и ездил. Но номер телефона Уссурийского суворовского училища у него все-таки был. События дальше разворачивались так: ночью Миша Голубев позвонил Н. В. Дубровиной и пригласил ее к 7- 8 часам утра дать нам консультацию по названным нами темам сочинений. Консультация состоялась прямо в спальном корпусе, и мы, таким образом, были готовы к сочинительству. Когда был вскрыт конверт со списком тем, на лице Натальи Владимировны, застыло удивление... На встрече 9 сентября 2000 года однокашники попросили наших танцоров сплясать что-нибудь. Из своего богатого репертуара они выбрали тот самый «памятник» -- по той простой причине, что там не надо было прыгать. И, что удивительно – спустя тридцать пять лет, они: Голубев, Грабарь, Калашников, Московенко, Петров, Полынько - теперь уже седые ветераны - заняли свои прежние места в композиции, каждый вспомнил и принял точную позу, обозначенную прежней ролью. Это действительно был памятник, только чему? Памятник ушедшему детству, памятник чему-то такому, что мы успели сделать, но так и не сумели понять, что же такое важное содеяли. Мы так и остались друг для друга детьми. А преподавательница литературы наша милая Наталья Владимировна Дубровина, обращаясь к нам, сказала тогда очень важные для нас слова: «У Виктора Конецкого есть рассказ «Если позовет товарищ». Суть рассказа выражена в самом названии: когда позовет товарищ, когда позовут товарищи, не может быть ни препятствий, ни преград, ни причин, которые помешали бы откликнуться на этот зов. Вы здесь находитесь потому, что вас позвал товарищ, ваше детство, ваше прошлое. И это произошло потому, что в этом сегодняшнем, слишком меркантильном, материальном мире остались еще ценности, гораздо выше этих материальных ценностей. И я желаю вам, чтобы еще долгие годы вы могли бы на этот зов откликаться!» Что может быть дороже признательных слов наставника.
.
Преподаватель литературы и русского языка - Наталья Владимировна Дубровина - тоже когда-то учила Сергеева, а потому, прочитав первое же сочинение Владимира на свободную тему, узнала "руку отца", его стиль. Она в перерыве между уроками отозвала Владимира в сторонку и выспросила обо всем, что ее волновало в судьбе своего прежнего ученика. Володе же она рекомендовала продолжать оттачивать стиль письма, полнее осваивать журналистскую технику, ибо по теперешним временам именно такие навыки могут оказаться перспективными при любом раскладе профессиональной, военной карьеры. Володя больше молчал и наматывал на ус - он был удивлен замечанию о "руке отца". Он-то даже не имел возможности прочувствовать отцовскую руку, никогда не читал отцовские тексты, а сам писал исключительно по наитию, как говорится, по зову и велению сердца. Но за совет освоить журналистские навыки поблагодарил. Вскоре Наталья Владимировна устроила ему встречу с некоторыми журналистами, преподававшими в Университете на журфаке - началась новая, интересная дружба.
И, наконец, корень родословной Натальи Владимировны.
.
Молеванов Леонтий Дмитриевич, 1583 г., Обонежье; Ждан [см. Ждан] Ермолин, подьячий, 1595 г., Новгород.
ОАГ.
Генеалогические исследования нахимовцев - тема отдельного разговора. Удивительные сюжеты хранит наш "редакционный портфель". Как нибудь надо будет предоставить ему слово.
Среди зоологов бытует утверждение, что в жилых домах человека между крысами и мышами существуют строгие территориальные разграничения: крысы обитают на нижних ярусах – в подвалах, но не выше второго этажа зданий, а мыши занимают верхние этажи. Наш жилой корпус, так называемые Шведские казармы, имел только два этажа, где и были обустроены для нас спальные помещения. Несмотря на то, что в казармах не было никакой продовольственной базы, тем не менее, крыс там обитало превеликое множество, предки которых, определённо можно утверждать, поселились здесь ещё со времён Петра I и Карла ХII. Наше сосуществование с этими злыми, нахальными и агрессивными соседями, которые вели себя весьма вольготно как вполне полноправные хозяева, было далеко не мирным. От соседства с этими враждебными злодеями нам, питонам, приходилось испытывать большие неприятности. Самыми безобидными их действиями были те, что они без стеснения забирались в прикроватные тумбочки, ползали по нашим постелям, отыскивая что-нибудь, чем они могут поживиться. Но самое опасное было то, что эти разносчики разных болезней даже нападали и кусали ребят за губы и щёки во время их сна. Об одном таком случае я расскажу в следующей истории. Возможно, сами питоны в какой-то степени давали повод для бесчинства этих хитрых бестий. Нам категорически запрещали хранить в своих тумбочках продукты питания, которыми порой снабжали сердобольные родители и родственники своих чад во время воскресных посещений или после возвращения их из увольнения в город. В обычные дни чаще всего воспитанники, находящиеся в суточном наряде в качестве дневального, брали с собой половинку французской (городской) булочки и два кусочки сахара, выдаваемые нам к вечернему чаю. Представьте, как приятно во время ночной вахты перекусить, тогда и теплее, и веселее в животе и на сердце становится! Но трудность заключалась в том, чтобы свои припасы сохранить до ночных часов. Ни в коем случае не класть под подушку – всё сожрут и крошек не оставят. Благо, что у меня кровать была на втором ярусе, туда всё-таки они не добирались. Вот какой произошёл случай, свидетелем которого я стал. Однажды, когда мне выпало дежурить по роте в качестве дневального в самое тяжелое ночное время с 2-х до 4-х часов, я слопал свою булочку с сахаров, запил тёплой водичкой из титана и довольный задремал. Моё блаженное состояние прервал быстрый размеренный топот. Крысы? Они в ночное время нагло и безбоязненно шастали по длинному полутёмному коридору, как будто бы по городскому авеню. Я приоткрыл глаза. Но что это? Мимо меня достаточно быстро перемещались какие-то цветные существа. Я окончательно очнулся от дремоты и хорошенько присмотрелся к этим движущимся объектам, показавшимися мне очень странными. Вдруг я в них распознал цветных крыс. Да, да, они были зелёные, желтые, красные… Чудеса, да и только! До меня дошло только тогда, когда это цветное войско скрылось в дальнем тёмном конце коридора. Выяснилось, что в умывальнике стояли приготовленные для проведения ремонта вёдра с порошком разного цвета для разведения краски. Вероятней всего, крысы из любопытства или по другой причине залезали в вёдра, перекрасились в этом порошке и приобрели такой экзотический вид. Результат был ошеломляющий. Я подумал, какие же это хитрые и подлые твари.
Арнольд Думбре.
. Крысы — грызуны с тонким, почти голым кольчатым хвостом, круглым в сечении, длина которого заметно превышает половину длины тела. От других грызунов среднего размера (песчанок, водяной крысы, ондатры, крысовидного хомячка, сонь) крысы отличаются длинным голым хвостом, покрытым кольцеобразными чешуйками. Длина тела серой крысы — 15-25 см, хвост примерно на четверть короче. Морда тупая и широкая, уши довольно короткие. Окраска от светло-рыжеватой до темно-бурой, брюхо светлое. У основания задних пальцев небольшие перепонки.
СТРАСТНЫЙ ПОЦЕЛУЙ.
Весна. Предрассветный утренний час – замечательное время для снов и сновидений. Лёгкий ветерок, веявший из приоткрытого окна, наполнял кубрик юных нахимовцев возбуждающим ароматом пышно цветущей сирени и жасмина. Кусты этих романтических растений в огромных количествах росли в ближайших к территории училища городских скверах и парках. Рядом с приоткрытым окном в кровати, сладко улыбаясь, спал юный питон. Руки раскинуты на подушке справа и слева около его розовых ушей. Лицо спящего выражало истинное блаженство. Что ему снилось? Возможно, этому юноше привиделось, что он сейчас среди полевых цветов, лежал на мягкой траве, а ему на грудь положила головку милое юное создание его грёз и мечтаний. Ветерок едва шевелил её пышные светлые локоны густых волос и они, прикасаясь к его лицу, приятно щекотали подбородок и шею. От бушующей страсти в его груди сердце готово было разорваться. Он даже почувствовал на лице какое-то необъяснимое лёгкое покалывание. От этого незнакомого ощущения он нехотя стал пробуждаться всё ещё с нисходящей с лица улыбкой. Однако он действительно почувствовал какое-то тёплое постороннее присутствие на своей груди около подбородка. Он медленно приоткрыл глаза. И вдруг в неярком утреннем свете увидел, «О, ужас!», что на его груди сидела здоровенная крысища, глазки которой злобно поблескивали. От неожиданности и страха он приоткрыл рот и издал громкий и бессвязный крик: «А-а-а!..». В ту же секунду серая мерзавка впилась ему в нижнюю губу и с независимым видом своего превосходства спрыгнула с кровати и скрылась в полумраке. Пострадавшему нахимовцу, которого я помню по фамилии Т., от этого «страстного поцелуя» в порядке профилактики пришлось испытать не один десяток болезненных уколов в живот.
Арнольд Думбре
. Мыши — грызуны с тонким, почти голым кольчатым хвостом, круглым в сечении, длина которого заметно превышает половину длины тела. У большинства видов мордочка несколько вытянута и заострена, а уши довольно большие. По хвосту и ушам мышей легко отличить от полевок, леммингов, пеструшек, хомячков и мышовок. Длина тела домовой мыши 9-11 см, хвоста 7-10 см. Окраска серая, однотонная, брюшко немного светлее. На задней стороне верхних резцов — обращенный вниз ступенчатый уступ (1). От лесных мышей отличается меньшим по длине хвостом и более миниатюрными ушами и глазами (2)(на рисунке избражены убитые кошками домовая, сверху, и большая лесная мышь, снизу).
ЧЛЕНОВРЕДИТЕЛЬСТВО.
Эта история относится к тому периоду, когда я уже учился в десятом классе. Мой первый взвод нашей выпускной роты состоял в основном из великовозрастных юношей, большинству из которых к тому времени было по 19-20 лет. Многие из нас брились, а некоторые отращивали пижонские усики. Детский писклявый дискант постепенно перешёл в низкий грубоватый мужской диапазон. Да и в поведении питонов происходили определённые изменения. Например, некоторые ребята, скорее всего для того, чтобы показать свою взрослость, стали тайком покуривать папиросы, несмотря на категорический запрет командования училища и принимаемые строгие меры контроля, чтобы не показывать дурной пример для младших нахимовцев. Наши учебные классы располагались на втором этаже вдоль всех стен главного корпуса. В центральной части этажа находилось большое служебное помещение, состоящее из двух секций: умывальной комнаты и обширного по размерам туалета (гальюна), соединённого между ними небольшим коридором. Излюбленным и удобным местом курения являлся гальюн, как наиболее удалённое, а потому самое безопасное. К тому же существовала чёткая система оповещения, чтобы не попадаться «на карандаш» дежурным, периодически совершающих неожиданные проверки. С этой целью всегда выделялся так называемый дозорный, который при появлении в дверях дежурного офицера, направлявшегося по коридору в помещение гальюна, предусмотрительно оповещал об опасности и громко кричал: − Полундра-а-а, дежурный! В таких случаях курильщикам всегда хватало времени избавиться от предметов своего пагубного пристрастия и своевременно покинуть объект до появления проверяющего. О факте курения могло свидетельствовать только наличие плотного и густого папиросного дыма. Но однажды произошло непредвиденное и трудно объяснимое событие, последствия которого для пострадавшего оказались весьма болезненными и в тоже время, в какой-то степени, приятными, для нас, питонов, просто-таки развесёлыми, а начальство осталось, вероятно, в полном недоумении. Однажды в период перекура в дверях служебного помещения появился дежурный офицер, который стремительно направился в туалетную комнату. Дозорный с большим опозданием подал предупредительный сигнал, но для надёжности выключил свет в умывальной комнате и помещении туалета. Все оказались в полной темноте. Как говорится, «бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно!» Начался настоящий шухер. Курильщики, кто как мог, бросали и тушили свои папиросы. Другие, кто находился в этом месте со своими целями, продолжали отправлять свои надобности и приводили в порядок форму одежды. Разве толком разберёшься в таком дыму при полной темноте? Но произошло то, что и произошло. Один из курильщиков, намереваясь загасить свой окурок о стену, совершенно случайно, но очень точно угодил горячим окурком в открытую часть тела, а именно в пенис, своему товарищу. Раздался истошный крик. Тут же включили свет и увидели, скорчившегося от боли и зажимавшего руками свою плоть питона, назову его Л., который, обезумев, бросился к выходу. Несчастный Л., раскорячившись, но как только мог быстро побежал в санитарную часть за медицинской помощью. Дежурившая в тот момент молоденькая медицинская сестра, слушая невнятные объяснения нахимовца о каком-то ожёге и наблюдая за его страданиями и мучениями, поначалу никак не могла понять, какую ему надо оказать помощь. Но вот пострадавший вынужден был показать «объект» своих страданий. Увидев на распухшем «объекте» волдырь, окруженный кольцом покрасневшей кожи, медицинская сестра с большим сомнением отнеслась к истинности заявлений пострадавшего об ожёге, но, тем не менее, для снятия симптомов боли заставила принять внутрь ацетилсалициловую кислоту с димедролом. Но при попытке нанести мазь и наложить повязку на болевой участок приключился конфуз. Прикосновение нежных женских пальчиков к воспалённому «объекту» вызвало непроизвольное возбуждение проснувшегося тестостерона в юном теле. Растирание мази и наложение повязки становилось тем более затруднительным по причине возникновения эффекта эрекции. Медицинская сестра, надо полагать, в таких вещах разбиралась хорошо, заявив, что надо успокоиться и немного подождать. Она отошла к рабочему столу, чтобы произвести соответствующую запись в журнал регистрации больных, обратившихся за медицинской помощью. В этот момент пострадавший Л., а теперь ещё неожиданно испытавший новые ощущения, подхватив свою спадающую повязку, выбежал из санитарной части. Медицинская сестра, оглянувшись, только увидела, как захлопнулась за беглецом выходная дверь. Мысль о том, что у обратившегося за медицинской помощью воспитанника никакой не ожёг, а, возможно даже, признаки венерической болезни, заставила медицинского работника немедленно доложить своему начальнику полковнику Марменштейну С.М. Ситуация не простая, а даже тревожная, тем более, что пострадавший сбежал, не назвав своей фамилии. Где и как искать? Медсестра запомнила, что нахимовец имел на рукаве три красных курсовки. Это уже кое-что. Значит, рота определена – десятый класс. Следует начать поиски по порядку с первого взвода. Идёт вечерняя самоподготовка. В классе тишина. Все углубились в изучение и повторение по своим планам. Вдруг в класс вошли полковник Марменштейн С.М. в сопровождении командира нашей роты капитана 2-го ранга Ерёменко Г.И. со списком нахимовцев. Что такое? Я, как и некоторые другие, на тот момент ничего не знал о случившемся происшествии. Представьте, что нам, ни с того, ни с сего, приказали каждому поочерёдно расстегнуть брюки (на флотских брюках откидывается весь передний клапан – А.Д.), спустить трусы и предъявить для осмотра своё мужское достоинство. Ничего себе процедура, подобная той, которая напоминала ритуал, принятый с ХII века в католической церкви, когда при избрании нового Папы все 72 кардинала – кандидаты на престол поочерёдно предъявляли на всеобщее обозрение доказательство их принадлежности к мужской половине человечества. Наши офицеры обошли каждого и лично убедились, что к нахимовцам нет никаких претензий. Они сели за последний стол и стали сверять по списку, кто прошел процедуру осмотра. Снова воцарилась тишина. Самоподготовка продолжалась. Вдруг открылась дверь в класс и показалась голова Л., которому не был виден весь класс. − Мармер ушёл? – заговорщицки спросил Л. − Нет, Мармер не ушёл. Идите-ка сюда, голубчик! Настрадавшийся и намучившийся Л. также как и все питоны до этого тоже расстегнул брюки, спустил трусы. В классе раздался невообразимый гогот. На обозрение нам предстал тщательно забинтованный пенис, украшенный бантиком двойного рифового узла. Для Л. в конечном итоге всё завершилось благополучно, хотя, по настоянию медсестры ему, на всякий случай, сделали укол от столбняка.
Арнольд Думбре.
Верюжский Н.А.: "Историю с бантиком на "интересном" месте я тоже хотел изложить в своей повести ("В морях мои дороги..."), но ограничился только историей с презервативом. Ну, что ж поделаешь, если были такие моменты в нашей жизни. Но мы сейчас, вспоминая об этом, улыбаемся и шутим, но никак не проклинаем и не предаём. Ведь из нас таких разных и, порой, строптивых и не покорных послевоенных пацанов - людей сделали. Я так думаю."
"ВЫШИБАНИЕ МОЗГОВ".
Воскресное утро. Подъём. Физзарядки нет. Утренний туалет, заправка постелей. Времени до построения на завтрак предостаточно. Пользуясь некоторой вольностью, кто-то из ребят затеял шуточный «бой» подушками. Другие ещё вялые после сна наблюдали в качестве зрителей за действиями «бойцов». Вдруг один из питонов, следивших за ходом поединка, раззадоренный картиной «боя», решил придти на помощь тому, кто, по его мнению, постепенно терял инициативу. Он, не долго думая, неожиданно схватил за угол подушку с ближайшей аккуратно заправленной кровати нахимовца, который находился на дежурстве, и со всего размаху огрел по голове одного из соперников. В момент удара подушкой по голове раздался звонкий странный звук, и это непроизвольно привлекло внимание всех тех, кто в этот момент находились в кубрике. Питон, получивший неожиданный удар, вскрикнул и стал оседать. В тоже мгновение мы увидели странное зрелище: как будто из головы пострадавшего, пенясь и шипя, вытекает белая масса, слегка окрашенная кровью. Ужасная догадка промелькнула в головах ребят. Мозг! Питоны, находившиеся рядом с пострадавшим, успели подхватить падающего на их руки товарища. «Мозг», между тем, продолжал бурно вытекать, образуя на полу мокрое пятно. Замешательство и остолбенение длилось несколько секунд. Первыми сообразили, в чём дело те питоны, которые оказались рядом с «неудачником» и пытались оказать ему помощь. Они почувствовали непонятный острый запах, похожий на запах нашатыря. Вскоре всё выяснилось само собой. Подушка, которой был нанесён непредусмотренный удар, принадлежала прижимистому питону, которого условно назову О. Являясь собственником очень ценной вещи, по нашим понятиям, бутылочки «Чистоли» − популярного тогда средства для чистки металлических предметов бытового назначения, он, отправляясь на суточное дежурство по роте, решил своё «бесценное добро» спрятать под наволочку своей подушки. Такое его решение основывалось на том, что оставлять «Чистоль» в тумбочке, без всякого сомнения, означало навсегда лишиться этого дефицитного средства. Ясное дело, что при подготовке к увольнению ребята, тут не уследишь, с удовольствием воспользуются ею для чистки своих медных пуговиц на бушлатах и таких же блях поясных ремней. Кто же догадается искать «Чистоль» в подушке? Так что, можно по-разному думать: прижимистость это или предусмотрительность. Кто как хочет, пусть так и думает. Истории эта, в конце концов, завершилась благополучно. Тому способствовало два удачных, хотя и не связанных друг с другом, обстоятельства. Первое, бутылочка была изготовлена из белого хрупкого стекла (как криминалисты утверждают, что бутылки из тёмного стекла, например, пивные, тем более из-под шампанского, свободно пробивают череп, а из светлого стекла разбиваются сами о последний). Второе, далёкими предками нашего пострадавшего, наверняка, был запрограммирован высокий коэффициент прочности черепной коробки. Помните, как острил Евдокимов в одной из интермедий, об этой особенности русского человека? Таким образом, «мозг» пострадавшего остался цел и невредим, а сам он отделался заметной шишкой и лёгкими ссадинами на голове. Наш первоначальный неподдельный испуг сменился звонким и задорным смехом.
Рекордный для России тираж копий – более 1200, мощная рекламная кампания, привлечение к дистрибуции фильма ни много ни мало компании «ХХ век Фокс» – и, как результат, абсолютное лидерство в мировом прокате в первый уик-энд. Всё это, безусловно, не может не привлечь к новому отечественному блокбастеру, очередному масштабному проекту могущественного Первого канала в области большого экрана, самого пристального внимания. Но чем стал в итоге «Адмиралъ», киносага об Александре Колчаке с точки зрения художественной и исторической? Величественным триумфом или досадным поражением? Предлагаем вашему вниманию два мнения – критика и военного историка – о новой картине.
На вопросы «ЛГ» отвечает капитан 1-го ранга, кандидат исторических наук, начальник отдела Института военной истории МО РФ Денис КОЗЛОВ. ()
– Товарищ капитан первого ранга – в данном случае хотелось бы обратиться именно так, – прежде всего было бы интересно узнать, как вы оцениваете деятельность адмирала Колчака в качестве флотоводца, военно-морского руководителя?
– Колчак, безусловно, одна из наиболее ярких и наиболее неоднозначно оцениваемых фигур в истории нашего флота. И эта неоднозначность оценок имеет достаточно глубокие корни – она возникла ещё в ту пору, когда сам Колчак служил во флоте. Многие сослуживцы оценивали его весьма негативно. Виной тому был, во-первых, крайне неприятный характер плюс, как писал сослуживец Колчака А. Сакович, «совершенно неприличное состояние нервов», что, конечно же, накладывало свой отпечаток на взаимоотношения с сослуживцами, причём как с начальниками, так и с подчинёнными. Во-вторых, он сделал слишком уж быструю карьеру в период Первой мировой войны: начав её в должности флаг-капитана по оперативной части в штабе командующего флотом Балтийского моря, он очень скоро получил пост начальника минной дивизии (это контр-адмиральский чин) и буквально через несколько месяцев возглавил Черноморский флот с производством в вице-адмиралы. При этом Колчак опередил очень многих заслуженных, имеющих куда больший как жизненный, так и боевой опыт, коллег – достаточно сказать, что все начальники соединений на флоте были старше его по возрасту. А с учётом весьма своеобразной манеры поведения такой стремительный скачок по службе, как вы понимаете, отнюдь не прибавлял ему числа сторонников. Есть такой не слишком известный факт. Спустя совсем короткое время после того, как он принял под командование Черноморский флот, адмирал – своими постоянными эскападами, невротическими выходками – сумел настроить против себя всех. И начальнику морского штаба ставки адмиралу Русину пришлось проводить целую кадровую комбинацию, для того чтобы создать некий буфер между командующим и его флотом. Что само по себе абсурдно. На должность начальника штаба к Колчаку был специально назначен контр-адмирал свиты Погуляев, который, с одной стороны, был на «ты» с командующим, а с другой являлся человеком не только «свитским», но и светским, говоря нынешним языком, адекватным и потому способным «разрулить» ситуацию, ставшую на тот момент патовой и совершенно нетерпимой...
Лейтенанты, в большинстве одинаковы, хотя бы в том ,что им предшествуют курсанты. Будущая основа Флота ,его крепко сбитое тело, это -твёрдые четвёрышники с проблесками троек, в меру выпивающие и твердо решившие дослужиться минимум до командира корабля. Но бывают иногда мутации в этой среде, что приводит порой к адмиральским””паукам” на погонах или …….. … Славик в училище не пил, не курил, учился на пятёрки, а ещё был старшиной класса, и ,при осознанной положительной политической активности , в партию вступил уже на третьем курсе. Такие обычно не попадают на недостойные их подводные лодки. Их берегут . Растут они на берегу при высоких штабах ,институтах и тому подобное, что и является настоящим флотом , которому порой назойливо мешают служить корабли и другие подводные лодки ,частенько подпорчивая отчетность и напрягая и без того занятых дядей своими мелочными проблемами и вопросами. Но случилось так, что Славик попал на корабь. Две маленьких звезды через полоску на каждом погоне вызвали не только штатную метаморфозу превращения курсанта в лейтенанта, но потеряв, в процессе метаморфозии где то в области метафизики стопора, закрутили её эту самую метаморфозу немного левым винтом. Короче, став лейтенантом экипажа подводного крейсера, наш Славик ,на почве новой степени свободы и вспыхнувшей страсти к женщинам и вину,очень быстро деградировал в исключительного раздолбона и злостного нарушителя воинской дисциплины . Свой” Славик” был и соседнем экипаже и звали его “Боник”. На почве общих интересов они сдружились крепкой кабацкой дружбой и были завсегдатаями ресторана Приморский в славном Падловске, небольшом эстонском городке ,ныне входящим в агрессивный блок НАТО. Однажды с ранья, в воскресение, страдая от подташнивания и боли головы- расплаты за субботнии услады, наши друзья ,захватив пару водочки(для поправки), отправились на городской пляж. Прибалтийская погода дарила солнце и на пляже уже обозначилось большинство населения военного гарнизона. На жарком солнце и на “старые дрожи” Славика и Боника развязло в хлам. Сознания их, переместившись в сумеречную область , без сопротивление угасло быстро. Уходили Славик и Боник с пляжа уже не вместе, у Славика подсознания хватило, что бы одеться , а Боник так и протопал в плавках в свой номер мимо обомлевшей дежурной по гостинице, где упав в коечку тут же уснул. А его одежды так и остались лежать на пляжном песке. И всё бы ничего, обычное явление, но специфика флота отличается повышенным содержанием в нём, военнослужащих с обострённым чувством ответственности. Была даже попытки градуирования её степеней. Так: Первая – это когда офицер отвечает только за себя. Вторая – за своё подразделение. Третья - за весь Военно-Морской Флот. Четвёртая – высшая - за все Вооруженные Силы страны и судьбы мира. И случись же военмору, близкому к четвёртой степени , прогуливаясь по пляжу ,встретиться в пространстве и времени с ризами нашего Боника, сиротливо грустившими по теплу тела своего хозяина у уреза воды. Военмор был толст, рыж и предан делу КПСС. Благодаря этим качествам ,бывший морпех достиг высокого звания капитана 1 ранга и должности замполита самой большой подводной лодки всех времен и народов, правда сама она стояла пока в цехе завода города на Двине, но это к делу не относится. Гордость за корабль , доверие партии и политического руководства способствовало развитию в нём высокого чувства бдительности не только в вопросах идеологии, воинской дисциплины, культуры быта а вообще в мировом маштабе. А лежащая на песке одежда просто кричала ,что где то должно быть и тело и скорее всего в воде. А если солнце клонится к закату и пляж практически пуст, то выводы делайте сами… Правильно…Была объявлена тревога. Всех построили и пересчитали, распустили, снова построили…пересчитали.Часа через три обнаружили, что все кому положено -на месте, отсутствует только мичман Ларин. Ларин Володя-старшина гидроаккустиков из нашего экипажа. Боник же к тому времени успел проспаться и смирно стоял в строю своего подразделения, пряча взор и дыша носом ,что бы факел выхлопа не достиг чуткого носа родного замполита. И начались поиски утопленника, то что мичман Ларин утонул уже никто не сомневался. Прошла ночь. Утром доложили о ЧП наверх и сформировали плавгруппу в составе двух шлюпок, для обследования акватории с задачей поиска утопшего тела. А старшими на них назначили ,догадались,-на одну Боника ,на другую Славика. Надо сказать ,что ночь волнений и напряжений окончательно уничтожила остатки алкоголя в крови молодых организмов и организмы начали догадываться кого они ищут, эту страшную догадку окончательно подтвердила одежда утопленника в которой Боник узнал свою. Инерция связанная со страхом справедливого возмездия была погашена партийной совестью только в вечеру ,после нескольких десятков галсов по акватории у пляжа. В 20.00 герои созрели и пошли сдаваться. В это время ,товарищи ,назначенного утопленником мичмана, дошли в поминании своего боевого друга до полной кондиции, надо сказать ,что мичман то был не плохой, только любил баб на стороне(по этой причине и не смог оказаться в назначенное время в назначенном месте),но ведь это не такой уж большой недостаток для подводника. И вот дверь комнаты где сидели заплаканные военморы распахнулась и …..на пороге возник сам “утопленник”…Дальше без комментариев. На следующий день лейтенанты Славик, Боник и мичман Ларин Володя встретились на гарнизонной гаупвахте, где и провели вместе некоторое время. За что???
Мои родители, видимо, ещё в раннем детстве заметили у меня музыкальные способности. Весной 1941 года я успешно прошёл приёмный конкурс в детскую музыкальную школу при Московской консерватории. Для моего будущего музыкального обучения купили рояль. Но война перечеркнула все планы и надежды. Эвакуация. Папа погиб на фронте. Овдовевшая моя мама музыкальный инструмент продала. Развивать свои музыкальные способности мне так и не пришлось. Однако врождённый тонкий слух проявлялся у меня в том, что я без особого напряжения мог повторить на память услышанные хотя бы один раз сложные музыкальные мелодии. В Нахимовском училище на радость и потеху своим ребятам я легко и очень правдоподобно имитировал голоса и звуки животных, подражая лаю, мяуканью, блеянию, мычанию, кудахтанью, кряканью, кваканью и всякое другое. Я даже придумал своеобразную звуковую инсценировку, которую назвал «Утро в деревне», и частенько перед отбоем в кубрике демонстрировал ребятам свои способности имитации звуков и голосов. При этом произносилось, как бы от ведущего, всего лишь несколько слов, а все действия и события угадывались по их звукоподражанию. Такие представления, которые никогда не были похожи, потому что каждый раз я вносил что-то новое, разнообразил своих звуковых персонажей. Это очень веселило моих одноклассников. Помню, однажды во время летней практики к нам в лагерь на острове Буллю приехал с выступлением артист-звукоподражатель и тогда мои друзья настояли, просто притащили меня к нему. Мне пришлось продемонстрировать свои «таланты», исполнив «Утро в деревне», что вызвало похвалу со стороны заезжего «маэстро». На этом мои способности не ограничились. Я научился подражать голосам своих товарищей и взрослых людей, обладающих характерной дикцией. Так, например, слесарное и токарное дело у нас преподавал техник-лейтенант Курицын, речь которого была своеобразна. Он говорил очень быстро, как бы обрывая окончания слов и слегка нажимая на «о». Очевидно, этот говор был характерен для жителей северных или поволжских российских губерний. Его голос копировать у меня получалось весьма неплохо. А главное было то, что это нравилось самому лейтенанту Курицыну. Полагаю, что, не подозревая в моих действиях никакого подвоха, он принимал меня за своего земляка. Для создания более благоприятной обстановки на его занятиях питоны поручали мне, как бы дежурному по классу, отдавать ему рапорт его же голосом. После такого доклада он всегда был в хорошем настроении и благосклонно к нам относился, доверяя пользоваться разными станками и многочисленным слесарным инструментарием, при этом подробно и доходчиво объясняя технологические особенности разных металлов и материалов. В нашем училище при большой поддержке и инициативе самого капитана 1-го ранга К.А.Безпальчева организовывались и проводились всевозможные концерты, смотры, в том числе и выступления художественной самодеятельности. Помню, со стихами часто выступал офицер-воспитатель капитан Богданович, который любил декламировать выдержки из поэмы Твардовского «Василий Тёркин». Высокий и сухопарый Богданович, жестикулируя длинными руками, с яростной искренностью убеждал со сцены нас, зрителей, сидящих в зале:
«Нет, ребята, я не гордый. Не заглядывая в даль, Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль».
Мне после таких его чистосердечных признаний всегда казалось, что надо восстановить справедливость. Ведь война завершилась, а Богданович, якобы, своей медали так и не получил. Я научился подражать голосу капитана Богдановича, растягивая слова на самых высоких нотах, при этом неимоверно размахивал руками и изо всех сил бил себя в грудь, как бы показывая, что даже медали так и не дождался. Ребята, помню, слушая мои импровизации, смеялись до изнеможения. Вот другой пример. Был у нас учитель русского языка и литературы майор административной службы (узенькие погоны с красными просветами) Сапиро Моше Срулевич, который некоторый период преподавал в нашем классе. Военную форму он носил крайне редко, которая на нём, надо признаться, сидела мешковато, может потому, что роста он был маленького, полноват, лысоват, да и вся фигура его была какая-то расплывчатая, сугубо гражданская. Предмет своего преподавания он знал, без всяких сомнений, блестяще. На занятиях мы к нему обращались по имени и отчеству, изменив, видимо, с его согласия для удобства общения, как Михаил Семёнович Шапиро. Так вот, Михаил Семёнович тоже читал выдержки из литературных произведений, но не со сцены, как все участники самодеятельности, а почему-то по радиотрансляции. Особенно часто передавали в его исполнении монолог Анны Карениной на последнем её свидании со своим маленьким сыном. Голос Семёна Михайловича, достигая кульминации, трагически дрожал и при словах: «Он протягивал к ней свои руки и говорил: Мама, Мама…», у всех слушающих наворачивались безутешные и горестные слёзы, хотелось плакать и рыдать: так было жаль маленького Коленьку и его несчастную мать Анну, которой оставалось жить всего несколько часов. Вскоре я тоже научился имитировать голос Михаила Семёновича. Почти ежедневные встречи на занятиях давали мне возможность вслушиваться в его своеобразную речь. У меня создавалось впечатление, что произносимые им звуки вылетают из его гортани, ударяются в нёбо и приобретают лёгкую вибрацию. На тему монолога Анны Карениной я стал исполнять свою импровизацию, накручивая всякие разные события и факты нашей повседневной жизни и учёбы, сохраняя трагическую драматургию происходящего. Ребята, слушая меня, покатывались со смеху. Такой мой интерес к имитации голоса Семёна Михайловича сыграл со мной злую шутку. А произошло следующее. Однажды во время большой перемены я в окружении плотного кольца питонов голосом майора С.М.Шапиро травил какой-то анекдот с употреблением нецензурных слов. Никто из ребят не обратил внимание но то, что к нашей чрезмерно развеселившейся группе, приблизился Семён Михайлович, который, приподнявшись на цыпочки, пытался увидеть этого весёлого рассказчика. И в этот момент, о, ужас, я сам увидел плешивую голову нашего майора. Мой рассказ, естественно, мгновенно прекратился, и все разошлись, как ни в чём не бывало. Но, когда начался урок литературы, Семён Михайлович, ни с того, ни с сего, сразу влепил мне двойку, якобы, за безобразное отношение к русскому литературному языку. За полученную двойку я автоматически лишался увольнения в воскресенье. К тому же в своё свободное время я должен был два часа дополнительно потратить на изучение литературы. Меня переполняла обида. Двойку я посчитал совершенно незаслуженной: ведь она была выставлена не за уровень моих знаний, а за мою шалость, баловство. «Отмщение! Отмщение!» − кипело в моей уязвлённой душе. Где и как я могу отомстить за незаслуженную оценку, которая, как показала дальнейшая жизнь, оказалась первой, но далеко не последней двойкой? Ну, разве только придумать какую-нибудь историю и рассказать ребятам его голосом. Ну, посмеёмся все вместе. Ему-то, что от этого будет? Я и без этого что-нибудь рассказываю. Нет. Этот путь не продуктивный. И всё-таки нашёлся один способ, которым я удачно воспользовался. От зорких и внимательных глаз питонов не ускользнуло чрезмерно внимательное и, возможно, нежное отношение Михаила Семёновича к одной очень красивой женщине. Объектом его интересов, как мы заметили, являлась врач-терапевт Ордынская, которая была прикреплена к нашей роте, ежемесячно проводила медицинские осмотры, следила за нашим здоровьем. В те вечерние часы, когда Ордынская являлась дежурным врачом в училище, как правило, в эти же дни приходил к нам на консультацию на самостоятельные занятия майор Шапиро. Тщательным наблюдением было установлено, что после окончания всех мероприятий, Михаил Семёнович провожал даму сердца домой. В один из вечеров я выбрал момент дежурства в санитарной части врача Ордынской, когда в училище отсутствовал майор Шапиро. Вот она госпожа «Удача»! Я позвонил в санитарную часть и голосом Михаила Семёновича назначил свидание после её дежурства под часами «Лайма» на пересечении улиц Бривибас и Падомью. В ответ услышал недоуменный вопрос, чем вызвано такое неожиданное свидание. Я быстро ответил, что это мой сюрприз и тут же положил трубку. Она пришла на свидание, напрасно прождала, очень рассердилась и потребовала у Михаила Семёновича объяснений. Я сейчас чувствую чрезвычайную свою виноватость перед этой замечательной женщиной, что так грубо и, может быть, даже жестоко с ней поступил и великодушно прошу простить за мою такую мальчишескую выходку. Но тогда я был удовлетворен, что моя маленькая сатисфакция удалась. Можете себе представить, что я испытал, когда в нашем классе начался очередной урок по литературе. Майор Шапиро, казалось, не слушал рапорт дежурного по классу. Его испепеляющий взгляд был направлен только на меня, а взгляд этот был подобен взгляду всесильного удава на беззащитного кролика, коим я себя и чувствовал. Каждую субботу он вызывал меня к доске, мучил, истязал и гонял по всей учебной программе, а в заключение с большим удовольствием ставил мне очередную двойку. Так продолжалось в течение всей четверти. Но самое мерзкое и оскорбительное было то, когда он с издёвкой говорил: − Садитесь. Сегодня вы превзошли все мои ожидания. Я, наконец, могу поставить вам вполне заслуженное… В этом месте следовала длительная пауза. Я шёл на своё место и слева и справа слышал одобрительный шепот ребят: − Четыре или пять! Но вот я подходил к своему месту, садился и в ожидании положительной оценки замирал. А майор Шапиро, тем временем, торжественно завершал свою фразу: − … заслуженное два с плюсом! Он учил нас так, что у него не могло быть неуспевающих. У меня за вторую четверть с учётом письменных работ и вдруг откуда-то появившихся в журнале четвёрок в итоге выходил трудовой, с потом и кровью заработанный трояк. Майору Шапиро, хотя бы за это я был благодарен, так как, не имея учебных задолженностей, на зимние каникулы мог поехать в Москву, навестить маму, сестру и друзей детства.
PS. Вскоре майор Сапиро Моше Срулевич был демобилизован, якобы, в связи с тем, что после войны он скрывался от своей семьи. Значительно позже, когда я учился в Первом Балтийском ВВМУ ПП, то в период нашего пребывания на Первомайском параде в Москве кто-то из курсантов передавал мне привет от майор запаса, преподававшего в МГУ.
В заключение несколько слов об одном из героев данной истории. Богданович Всеволод Всеволодович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Контр-адмирал К.А. Безпальчев. В море и на суше. Сборник воспоминаний его воспитанников и сослуживцев. - СПб.: НПО «Система», 2008.
Но ведь мы не только учились. Нас учили и отдыхать. Была у нас самодеятельность, да еще и какая! Старший лейтенант Всеволод Всеволодович Богданович остался в памяти, как близкий по духу воспитанникам человек, офицер и как талантливый организатор и постановщик нашего местного «мюзикла» под названием «Отдых на баке». В нем участвовала практически вся вторая рота. Это была длительная по времени и сложная по замыслу постановка, состоящая из отдельных сцен, связанных общим сюжетом. Солидным было и музыкальное сопровождение. На смотре коллективов самодеятельности «мюзикл» занял первое место, а это событие было отмечено в приказе как особо значимое. Я, Карпов, приехав однажды в командировку с Северного флота в Кронштадт, встретил там Всеволода Всеволодовича, где он продолжал службу после Риги. Прошло 60 лет, а мы до сих пор храним яркие и теплые воспоминания о своем детстве и юношестве, которые прошли в идеальных для того времени условиях доброжелательной ауры, духовности (как сейчас выражаются), истинной и бескорыстной заботы о воспитании подрастающего поколения. Пожалуй, только сейчас, набравшись жизненного опыта и сравнивая то, как воспитывали нас, и как воспитывают в иных учреждениях юношей сегодня, мы понимаем, какие люди нас окружали, заботились, учили. Сколько тепла и души было отдано нам в очень непростое и тяжелое послевоенное время. Вечная благодарность и память ИМ! А особо - Бате - глубоко уважаемому адмиралу Константину Александровичу Безпальчеву!
"ВЕРХОЛАЗ".
Стены нашего учебного корпуса были не гладкие, а выполнены фигурной или, как говорили, художественной кладкой, когда очередной ряд кирпичей на несколько сантиметров выступал от предыдущего. Это создавало особую красоту этому зданию, что хорошо просматривается на снимках.
Стена учебного корпуса со стороны улицы Смилшу.
Однажды одному отчаянному питону, а по другому не назовёшь, запала дерзкая и опасная мысль: залезть по отвесной стене здания. Среди ребят сразу появились разные мнения: кто-то отговаривал от выполнения этой затеи, другие говорили, что это пустяшное дело, дескать, любой залезет, а третьи подзадоривали – раз сказал, то и полезай. Как тут поступить? Просто так, что ли? Говори не говори, а риск, конечно, есть. Ведь без страховки и без тренировки. Тогда решили, что тут должен быть определённый интерес – трюк будет исполняться на спор. Для удобства рассуждений одного я назову «спорщик», другого – «верхолаз», а представитель третьей независимой стороны – судья – рефери. «Спорщик» заявил, чтобы «верхолаз» не просто кое-как повисел на стене, и настоял, значительно усложнив задание: залезть до второго этажа и заглянуть в окно начальника училища. Надо сказать, что второй этаж находился на значительной высоте, да это наглядно видно на снимке, поскольку здание имело высокий цокольный этаж, да и потолки в здании были высоченные. Наибольшую техническую трудность представлял далеко выступающий за пределы стены металлический козырёк, разделяющий первый и второй этажи. С психологической точки зрения, пожалуй, трудней было всего, чтобы преодолеть страх и нахально заглянуть в кабинет к начальнику училища. Не без трудностей договорились, что призом за победу в споре будет служить порция воскресного «полевого пирога» с кружкой компота. Вспоминаю, что по воскресеньям к обеденному столу нам подавали свежую выпечку. Особенно был хорош, мягкий, душистый, с сахарной присыпкой на верхней румяной корочке этот самый «полевой пирог»! Итак, условия были согласованы и стороны ударили по рукам, судья их разбил. И вот в назначенный день и час у стены главного здания под окнами начальства собрались два главных действующих лица, рефери, независимые свидетели и просто зрители и болельщики. «Верхолаз» был невозмутим и спокоен. Сначала он снял верхнюю одежду, оставшись в одних трусах и тельняшке. Форму аккуратно сложил, сверху по флотским традициям положил бескозырку. Снял рабочие ботинки (гады) и носки. Затем достал ранее заготовленный пакетик с канифолью, которой стал тщательно натирать пальцы и ладони рук, а также пальцы ног. Все его действия были размеренные, не торопливые и уверенные. Наконец началось восхождение. Все присутствующие замерли. В страхе, и в восхищении наблюдали за уверенными движениями «верхолаза». Широко расставив руки и расположив их выше головы, он кончиками пальцев стал цепляться за еле заметные выступы. Ноги его тоже были широко расставлены. Всё тело было плотно прижато к стене. Мне показалось, что он в таком виде напоминает распятого апостола Андрея Первозванного. И вот, он словно «гуттаперчевый мальчик», попеременно перебирая руками и хватаясь за выступы, а затем, равномерно перенося ноги, медленно и плавно поднимался вверх. Я смотрел и удивлялся, откуда у него такое чутьё, такая уверенная координация движений, строгое и чёткое перемещение рук и ног – в любой момент тело имело три точки опоры. Не иначе как от древних предков достались нашему «верхолазу» эти способности. Очень медленно, метр за метром преодолевал он высоту, пока, наконец, не достиг желаемой цели – заветного окна. Среди зрителей, наблюдавших это восхождение, раздался гул одобрения и восхищения. Наконец, смельчак поднял глаза и заглянул в окно. О, ужас! Он увидел то, чего мы, стоящие на земле, не могли видеть. Действительно, только в приключенческих кинофильмах или книгах происходят такие нелепые случайности. Взгляд нашего «верхолаза» упёрся в блестящие пуговицы кителя стоящего у подоконника окна начальника училища. Как оказалось, Батя находился в своём кабинете и, вероятней всего, услышав радостный мальчишеский гомон во дворе училища, решил убедиться, с чем это связано и подошёл к окну. И вдруг перед его глазами появилась сначала стриженая голова, карабкающегося вверх по отвесной стене здания, воспитанника в тельняшке. В следующий момент он увидел два испуганных широко открытых серых юношеских глаза. Теперь, надо полагать, необыкновенное беспокойство охватило Батю. Что делать? Как поступить? Только не закричать! Не напугать, чтобы не сорвался со стены. Какие мысли были в этот момент у Бати? Ведь только-только вроде бы всё успокоилось и улеглось после недавно произошедшего одного чрезвычайное события едва не закончившегося трагической гибелью одного нахимовца. А тут, откуда ни возьмись, этот «верхолаз»? Ремарка к мыслям начальника училища: «Группа нахимовцев в свободное от занятий время затеяла обычную мальчишескую беготню по этажам учебного корпуса: одни убегали и прятались, другие их преследовали и ловили. Один из питонов, назовём его К., решил схитрить. Он забежал на самый верхний, пятый этаж и вызвал рабочий лифт. (Рабочий лифт использовался только для доставки продуктов на камбуз. Дверь лифта открывалась вручную и должна была всегда находиться в запертом на ключ состоянии. – А.Д.). Когда лифт поднялся на пятый этаж, обрадованный такой удачей К., дёрнул за ручку двери лифта, которая беспрепятственно открылась. Оставив дверь открытой, К. подбежал к перилам лестницы, издал боевой клич своим преследователям, которые тут же устремились с нижнего этажа за ним, и, возвратившись к открытой двери лифта, безоглядно прыгнул в пустой проём шахты лифта. Прошли какие-то секунды, пока он бегал, но этого было достаточно для того, что лифт вызвали вниз для перевозки очередной партии груза. Произошла настоящая трагедия. Бедняга летел в тёмную шахту лифта. Ударившись о натянутые стальные тросы мальчугана сначала отбросило на заградительную сетку, затем ещё раз швырнуло на тросы, которые спружинили, и его снова откинуло к металлической стенке. Точно не известно, в какой момент он упал на крышу кабины лифта, так как в этот момент он находился без сознания. Не исключено то, что при таком падении он потерял инерцию, и сила удара не была смертельной, и это сохранило ему жизнь. Обнаружили пострадавшего работники столовой, которые, поднимая очередную партию груза, вдруг заметили стекающую струйку крови по стеклу внутренней двери лифта. К счастью, срочно принятыми мерами нахимовца К. немедленно доставили в гарнизонный госпиталь, где его привели в сознание, прооперировали, наложили швы на рваные раны. На голове, правда, остались заметны плешины, так как часть кожи с волосяным покровом была скальпирована. (Забегая вперёд сообщу, что К. успешно окончил наше училище, был направлен для дальнейшего обучения в одно из Высших Военно-морских училищ. – А.Д.) Но на момент происходящего в этом моём рассказе – тот случай был ещё свежей раной на сердце Бати». Итак, я продолжу прерванное повествование. Все мысли начальника училища, я полагаю, были направлены только на то, как спасти, как не спугнуть этого «верхолаза». И он умудрённый многолетним опытом работы с детьми, подростками и юношами, нашёл самый правильный вариант. Батя не подал никакого вида, что заметил «верхолаза». В следующий момент он отвернулся от окна, отошёл к своему к столу и, делая спокойный вид, продолжил работать со своими бумагами. Но как только стриженая голова в его окне скрылась из виду, Константин Александрович мигом кинулся из своего кабинета и с невероятной скоростью по запасной лестнице сбежал к выходу. Увидев вылетевшего из двери запасного выхода начальника училища, все питоны, наблюдавшие за происходящим, мгновенно разбежались кто куда. Поэтому основной этап спуска со стены смельчака проходил только под наблюдением начальствующего ока. И чем ниже оказывался «верхолаз», тем всё ровнее и спокойней билось сердце Бати. Наконец, «верхолаз» спрыгнул со стены и оказался в крепких руках начальника. Повернув его к себе лицом, Батя строго и наставительно произнёс: − Вот ты кто, «верхолаз»! Не ожидал от тебя такой идиотской выходки. Сегодня же отдам приказ лишить тебя ношению погон сроком на месяц! Идите, но прежде оденьтесь. Доложите командиру роты о своём проступке и моём принятом решении. Вот так благополучно, как я считаю, завершилась эта история. «Верхолаз», лишённый погон, в течение целого месяца ходил на шкентеле ротного строя. Среди питонов, однако, он прослыл смелым и ловким.
Среди офицерского состава училища служил капитан, черты лица, и смуглость кожи которого выдавали его за типичного представителя восточной расы. Среди воспитанников за этим офицером по его явным признакам азиатского происхождения закрепилась, как нам казалось, уважительное имя ЧОЙБАЛСАН*. Если бы он знал, как мы его называем между собой, то, без сомнения, мог бы гордиться таким «псевдонимом». Неудивительно, что сейчас я не помню фамилии этого капитана с красными просветами на погонах. А вспоминается другое: − Полундра, Чойбалсан! И все – в рассыпную. Или в разговоре между питонами: − Опять попал на карандаш к Чойбалсану. Но вот в один ненастный осенний день 1952 года по радио передали печальное сообщение о кончине Чойбалсана, известного монгольского маршала, дважды Героя Монгольской Народной Армии. Один из питонов младших классов перед сном из разговоров однокашников краем уха услышал информацию о смерти Чойбалсана. С тем и уснул. Ночью он проснулся от нестерпимого желания отправить естественные надобности. С этой целью этот бедолага спустился в полуподвальное помещение, где располагался необыкновенно огромных размеров, почти на всю длину казармы, плохо освещаемый, а поэтому мрачный, холодный и не уютный гальюн. Каково же было состояние ещё заспанного и окончательно не проснувшегося нашего героя, когда из полумрака появилась фигура «нашего Чойбалсана» в форме капитана с портупеей, с кобурой и пистолетом, а на левом рукаве была повязка дежурного офицера «рцы». Чойбалсан медленно приближался. Ужас сковал все органы чувств нашего юного героя. Не иначе, как настоящее «привидение» в образе «скончавшегося Чойбалсана»? Мальчишка вскрикнул, и под ним непроизвольно на полу образовалась лужа, а некоторая часть содержимого мочевого пузыря попала в расшнурованные рабочие ботинки (гады). (Следует напомнить, что в младших классах мы спали в длинных трофейных ночных рубашках – А.Д.). «Привидение» всё ближе и уже почти рядом. Приблизившись почти вплотную этот «ночной монстр» вдруг каким-то загробным глухим голосов, отражающимся эхом от сводчатых проёмов потолка, заговорил: − Перетерпел. Надо раньше вскакивать с кровати… Почти теряя сознание и способность крепко стоять на ногах, наш питон стал оседать в собственную лужу. В следующий момент крепкие руки капитана, дежурного офицера по училищу, подхватили расслабленное тело воспитанника. Капитан бережно перенёс его в ротное помещение. Дневальный, увидев дежурного по части, намеревался отдать необходимый рапорт, но офицер сделал знак «отставить доклад» и спросил, в каком кубрике находится кровать этого нахимовца. Только тут в затуманенном мозгу пацана появилась радостная мысль, что, если дневальный ничуть не испугался «нашего мёртвого Чойбалсана», то, значит, он не умер и он не «привидение». Постепенно придя в полное сознание, наш ночной герой успокоился, самостоятельно добрёл до своей кровати и вполне нормально без снов и сновидений провел остаток ночи. Наутро всё окончательно выяснилось. История эта при пересказах приобретала и другие оттенки и подробности. А капитан «Чойбалсан» стал пользоваться большим уважением среди питонов.
Арнольд Думбре.
В заключение считаю нужным с тем же чувством признательности перечислить на этот раз офицеров-воспитателей и командиров рот, соратников начальника училища Безпальчева К.А.
Богданович Всеволод Всеволодович, офицер-воспитатель, старший лейтенант. Бут Владимир Михайлович. Капитан-лейтенант. Командир роты. Быстров И.П. Капитан 3 ранга. Командир роты. Веко Павел Степанович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Капитан-лейтенант В.С.Штепа в форме "раз", справа от него наклонился ст. лейтенант П.С.Веко.
П.С.Веко стоит за спиной у В.С.Штепы.
Гарбуз Григорий Иванович, офицер-воспитатель, капитан. Глазенков. Младший лейтенант. Губин Виктор Александрович, офицер-воспитатель, командир роты, младший лейтенант. Ерёменко, командир роты, капитан 3, затем 2 ранга Заворуев Василий Федорович, офицер-воспитатель, старший лейтенант. Краснов, офицер-воспитатель, младший лейтенант. Круглов Леонид Александрович, офицер-воспитатель первого взвода, капитан, майор. Кухарев Николай Алексеевич, офицер-воспитатель, старший лейтенант. Мищихин Александр Михайлович, командир роты, капитан-лейтенант, капитан 3 ранга. Монастырский, командир роты, капитан-лейтенант. Мышкин, командир роты, капитан-лейтенант. Норинский А., офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Пехтерев. Офицер-воспитатель. Побережный Жозеф Львович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Подкаминский. Капитан. Офицер-воспитатель. Полушкин Е., офицер-воспитатель, капитан. Рудич. Лейтенант, командир роты Рижского Нахимовского училища ВМФ.
Главное - быть на своем месте. Беседа с вице-адмиралом Ю.Кайсиным. - Морской сборник № 12, 1993 г. Еще когда я учился в нахимовском (а тогда в стране было целых три НВМУ!), в военно-морские училища уже поступало много суворовцев. (Кстати, в НВМУ мой командир взвода лейтенант Рудич тоже заканчивал суворовское училище.)
Светлов Михаил Александрович, командир роты, подполковник. Свирский Павел Мефодьевич, офицер-воспитатель, капитан 3 ранга. Сергеев Сергей Иванович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Сидоркин. Офицер-воспитатель. Сиротин Валентин Федорович. Капитан, затем майор. Командир роты. Шаповалов И., офицер-воспитатель, старший лейтенант. Ширяев, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Штепа Виктор Степанович, командир 6-й роты, капитан-лейтенант.
«В МОРЯХ МОИ ДОРОГИ...». Верюжский Николай Александрович (Воспоминания нахимовца Рижского Нахимовского Военно-Морского училища в период с 1947 по 1953 годы).
Каждой ротой командовал кадровый офицер командир роты. Первым моим командиром 6-й роты был капитан-лейтенант Виктор Степанович Штепа, запомнившийся мне особой морской выправкой, чёткостью, пунктуальностью, педантичностью. Большой любитель и популяризатор шахматной игры Виктор Степанович самолично составлял для нашего обозрения графики и таблицы мирового первенства по шахматам, когда Михаил Ботвинник стал чемпионом мира, разгромив Эйве, Решевского, Кереса и других претендентов на чемпионский лавровый венок. Вскоре Виктор Степанович Штепа оставил наше училище, поступив в Военно-Морскую Академию, которую успешно окончил, и стал крупным в нашем Военно-Морском флоте специалистом-противолодочником. Служил на Тихоокеанском флоте и в Главном штабе ВМФ. Недавно я узнал, что он проживает в Москве и мне удалось с ним поговорить по телефону и представиться. Разговор был весьма интересный. Я, в свою очередь, также рассказал о своей службе...
В первый же приезд нашего училища на первомайский парад 1948 года мама, заблаговременно узнав из моих сообщений об этом событии, подробными письмами известила дядю Витю, Виталия Александровича Соколова - своего родного брата, и дядю Колю, Николая Николаевича Верюжского - родного брата моего папы, о моём нахождении в Москве. О том, что у меня в Москве, кроме названных, также проживают и другие близкие родственники, знали из моих анкетных данных и офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Веко, и командир роты капитан-лейтенант В.С.Штепа. Однако, чтобы получить разрешение на длительное увольнение, необходимо было личное ходатайство и заверение самого родственника. Если честно говорить, то я не особенно старался и надеялся получить дополнительные льготы по увольнению, зная и чувствуя, что моё неожиданное появление в этих семьях может вызвать не столько родственную радость, сколько житейские проблемы и лишнее беспокойство. Другое дело, я думал, навестить родственников на часок-другой, когда представится такая возможность во время дневного увольнения, предварительно сообщив о своём намерении по телефону. Но даже и такое скромное желание не всегда, как оказалось на практике, могло реализоваться.
Вот об этом я хочу сказать несколько слов. Буквально на второй или третий день нашего первого пребывания в Москве, когда мы только обустраивались и обживались на новом месте в так называемых Краснопресненских казармах, во второй половине пасмурного апрельского дня появилось свободное время, которое нами тут же использовалось для спортивных игр. Любители волейбола, как правило, это были старшеклассники, сразу же разделились на команды и вели свою бескомпромиссную борьбу на волейбольной площадке, бурно поддерживаемую заинтересованными болельщиками. Ну, а мы, малышня, раздобыв мяч, который не жаль было попинать ногами, самозабвенно бегали на небольшом грунтовом более-менее подсохшем участке территории, изображая игру в футбол. В самый разгар игры к нам прибежал запыхавшийся рассыльный с вопросом: «Нет ли среди играющих воспитанника 6-ой роты Верюжского? Ему срочно требуется прибыть на КПП». С большим недоумением я помчался на проходную и весь такой возбуждённый, взлохмаченный, потный, замызганный вдруг очутился в объятиях дядя Коли. Оказалось, что Николай Николаевич Верюжский, разузнав через московскую гарнизонную комендатуру, где разместились Рижские нахимовцы, прибывшее в Москву для участия в параде, разыскал и приехал меня навестить. Вот это да! Вот это приятная неожиданность! На КПП находился также мой офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Веко, который пришёл значительно ранее для выяснения, кто меня разыскивает, и я понял, что между ними уже состоялся обстоятельный разговор и по просьбе дяди Коли даже было принято решение, если я того пожелаю, отпустить меня в увольнение. Как же можно было отказываться от такой неожиданной радости? Я мигом бросился в казарму привести себя в порядок и переодеться в форму первого срока. Через некоторое время после того, как меня кратко проинструктировали о порядке поведения в городе и выдали на руки увольнительную записку, я был свободен и в течение целых суток находился в обществе дяди Коли. На следующий день к обозначенному в увольнительной записке времени дядя Коля доставил меня в расположение казарм. В последующем, когда я изъявлял желание получить увольнение на продолжительный срок, то повторного подтверждения от родственников не требовалось...
Но что интересно, Витя Щетников оказался прекрасным шахматистом. Командир нашей роты капитан-лейтенант В.С.Штепа являлся большим любителем и популяризатором шахматной игры. Многие воспитанники вместе с командиром роты играли в шахматы, на различных соревнованиях завоёвывали призы и дипломы, получали шахматные категории и спортивные разряды...
В качестве пояснения скажу, что в первом взводе ребята подобрались что надо: высокие, рослые, сильные, физически хорошо развитые. Немудрено, что офицер-воспитатель первого взвода энергичный и настырный капитан Круглов на своей шлюпке-шестёрке с экипажем из таких крепышей, как например, Толя Полковников, Гарик Каменев, Юра Ободков, Володя Лебедев, Арнольд Думбре, Юра Шаробурко, Лёва Окунь, чаше всего на всех гонках занимали первые или в крайнем случае призовые места, оставляя на вторых и последующих местах опытного и расчётливого командира роты капитан-лейтенанта Штепу, который свою команда формировал из «питонов» второго взвода, пусть не таких высоких, но не уступающих им в других компонентах...
Попытки одних доказать своё преимущество, а других - ни в чём не уступать, всё-таки иногда происходили, которые выражались, например, в стычках и столкновениях с применением подушек или скрученных в тугие жгуты полотенец, когда, главным образом после отбоя, вдруг раздавался боевой клич: «Идём бить первый или второй взвод!» Тогда в коридор с гиком выбегала ватага ребят в длинных ночных рубашках с подушками или полотенцами в руках, где происходило кратковременное, но бескровное побоище. В таких баталиях не было ни победителей, на побеждённых, но каждая сторона считала себя правой: первые думали, что отстояли свои позиции, а другие считали, что они тоже чего-то стоят. До более серьёзного и принципиального противостояния «стенка на стенку», как мне помнится, дело не доходило, если не считать некоторые выяснения отношений в индивидуальном плане, да и они никогда не приобретали большого значения. К чести наших офицеров-воспитателей и в первую очередь, как я полагаю, командира роты капитан-лейтенанта В.С. Штепа, всячески стремящихся не противопоставлять одних перед другими, создавали нормальную, дружескую обстановку поддержки и взаимного понимания среди нахимовцев всех четырёх взводов.
Яценко Дмитрий Петрович, офицер-воспитатель, майор.
Веко Павел Степанович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Ерёменко, командир роты, капитан 3, затем 2 ранга 
Круглов Леонид Александрович, офицер-воспитатель первого взвода, капитан, майор. 
Сергеев Сергей Иванович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. 
Яценко Дмитрий Петрович, офицер-воспитатель, майор. 
