Когда в июле 1999 года лейтенант Александр Горин узнал о своем назначении в бригаду морской пехоты Каспийской флотилии, то появилось чувство, будто камень упал с души. По прежнему месту службы больше приходилось заниматься покрасочными да разгрузочными работами. Для выпускника взвода «черных беретов» питерского общевойскового училища подобная хозяйственная деятельность была настоящей каторгой. «Покупатели» из еще больше существовавшей на бумаге части обещали при хороших бытовых условиях и службу на пределе человеческих возможностей. «А вот это мне подходит, испытание на предел», - подумал Саша и подал рапорт, как и полагается, на перевод к новому месту применения своих, как он полагал, исчерпывающих знаний офицера – морского десантника. Майор Вячеслав Андрианов, командир 414 отдельного батальона морской пехоты 77 бригады не остался, мягко говоря, удовлетворен «маршевым» пополнением из прежней части Александра Горина. По старому квазифлотскому обычаю «чужакам» отдали самых недисциплинированных матросов, «залетчиков» по неуставным взаимоотношениям, любителей спиртного. Хотя лейтенант чем-то понравился комбату. Спокоен, немногословен, выдержан, с отменной реакцией классного спортсмена. Саша стал кандидатом в мастера в мастера спорта по боксу еще до училища, в 16 лет. Только ростом для картинного образа морского десантника, что называется, не вышел. Хотя для предстоящей боевой работы в горах важней всего была выносливость и умение быть незаметным на местности. Комбат держал своих офицеров в ежовых рукавицах, учил на совесть. Вся одиночная подготовка отрабатывалась взводными и ротными наравне с матросами. Только лейтенанты обязаны были делать это все на голову выше подчиненных. Анрианов внушал им, вы пример во всем для подчиненных. Даже ваш внешний вид, ваш способ управления матросами. Перед подчиненными вы не имеете права появиться в плохом настроении, с унылой миной на лице, с красными от бессонницы глазами. Если плохо чувствуете себя, лучше не показывайтесь перед матросами и сержантами. Командир в их глазах обязан выглядеть уверенным, бодрым и неутомимым, вызывать восхищение – мол, взводный-то наш, поди, двужильный. Тучи сгущались над седыми вершинами Кавказа. После позорного отступления 1996 года российские военные молча сглатывали обиду и горечь поражения, без слов терпели боль не отомщенных потерь. Но также как их предки из кавказского корпуса с природным русским терпением готовились к предстоящей брани. В Дагестане и на всем Северном Кавказе разворачивались опорные базы, готовились подразделения. Процесс проходил болезненно, при острой нехватке средств, при отсутствии твердой политической воли высшего руководства страны. О том, что успели, а чего не успели сделать, судить стало поздно в начале августа 1999-го. Поток из тысяч и тысяч разношерстных боевиков, отменно обученных, вооруженных и экипированных перетёк через горные «ворота» и огненной и беспощадной лавой стал сметать все живое со своего пути. Саша при назначении не испытывал ни малейших иллюзий относительно предстоящей деятельности своей новой части морских десантников. Словом, Горин готовься воевать в горах. Но, то, что война начнется через неделю после его прибытия в Каспийск, явно не ожидал. Батальон проходил этап боевого слаживания, с утренней зарей до поздней ночи здесь занимались боевой подготовкой. В августе к чести командования, необученное подразделение бросать в бой не стали, дали время родиться настоящим «полосатым дьяволам». Взвод Горина охранял аэродром возле Каспийска. С него винтокрылые «борта» перебрасывали «специальных» солдат в Новолакский район и в Ботлих на необъявленную войну. Обратно они возвращались измотанные до предела, в изорванных «камуфляжах», с лицами, покрытыми пороховой гарью, привозили с собой раненых и убитых. Осенью каспийский «десант» пошел в Чечню. Взводный получил под команду два десятка морпехов, связиста с громоздкой рацией и позывной по связи – «Ворон». Тогда он еще не знал, что летать на своих двоих придется на отнюдь не авиационной линии Чечен-аул, Шали, Андийский перевал – Андийские ворота, Ца-Ведено, Бено-Ведено, Харачой, Агишбатой… Работенка выпала самая тяжелая, на пределе физического выживания. Пешком остались пройдены сотни и сотни километров горных троп. На опорном пункте на сон остается от силы часа четыре в сутки. Днем дел у взводного невпроворот. Ночь на позиции делишь пополам с замкомвзвода, со здоровяком сержантом Станиславом Желтянским. Стас – мастер спорта по плаванию, отчислился по «идейным» соображениям из института, с факультета физкультуры и спорта. После службы долго перезванивались, года два назад, правда, связь потерялась. Кто много спит, тот мало ведь живет. Ночью от смертельной усталости, бойцы, бывало, засыпали на позициях. Таких учили жестоко, незаметно подкрадывались, накидывали мешок на голову и на сутки оставляли связанными. Потом ни живой, ни мертвый от страха матрос жадно глотал воздух под хохот товарищей и безмерно радовался, что оставался жив. Понятно, второго «тихого часа» на посту тот уже себе не позволял. На Андийском перевале Горин испытал наравне со всеми голод. С собой взяли ведь сухпая всего на трое суток, больше не унести. А просидели на промозглом ветру со снегом месяц. Вертолетчики подниматься на уровень 2 500 метров отказывались – у экипажей не было необходимых допусков к полетам на таких высотах. Вначале «черные береты» растапливали снег с горных круч. Вода получалась дистиллированная, да такая, что ее невозможно пить, приходилось подсаливать. Здесь, на привольных летом пастбищах, не росло ни одно деревце, не выживал даже такой горный житель как можжевельник. Лишь кое-где рос шиповник. Для профилактики цинги пили его отвар. Надо отдать должное медикам, морпехов они снабдили драже с витаминами. Топливом в здешних краях служил сухой кизяк. Внизу, в аулах, его удалось немного купить. Кое-какие деньги у морских десантников с собой были. Потом, когда желудок начал прилипать к позвоночникам, решились начать поиски продуктов. В горных кошарах по обычаю местные пастухи на всякий случай оставляли небольшие запасы для случайных путников. К выходам готовились как к боевой операции. На поиск отправлялся один командир взвода и десять матросов с полной выкладкой. Второй офицер оставался на позиции. Выпадет удача, два взвода несколько дней продержатся на подобном «подножном» корме. Потом на «охоту» отправляется следующая группа горно-морской пехоты. Так и перебились месяц. Потом открылись перевалы, подвезли продукты. Грязь, пот, антисанитари. Такова обратная и, похоже, самая настоящая сторона любой войны. Вечный солдатский спутник, вошь, появилась у всех почти одновременно. Позже, когда начали обустраивать быт в ротном хозяйстве появились легкие сборные бани из снарядных ящиков. Старшина старший сержант, контрактник, с легко запоминающейся фамилией Крымский, деревенский житель откуда-то из сибирской глубинки, обзавелся даже подворьем с непременными индюками и баранами. Впрочем, характером старшина обладал боевым, весьма уверенно чувствовал себя на выходах на задание и в разведывательном поиске. А обедами и помывками в бане своих сослуживцев занимался добросовестно. Но как бы не в ущерб основной, морпеховской специальности. Александр пробыл со своими ребятами почти год в двух командировках на войну. Двенадцать боевых месяцев меньше всего напоминали парад или победный марш под звуки полкового оркестра. Поставлена задача – вывести в назначенный район разведчиков, она выполняется в срок вне сносок на грязь и расстояния. Там же, в Чечне встретился со своим однокашником по альма-матер, с черноморским разведчиком лейтенантом Денисом Ермишко. Перестрелки, короткие и скоротечные стычки. Такая вот неромантичная война досталась лейтенанту. Да и к лешему романтику, задачу бы выполнить, да людей не потерять. А о славе и орденах потом вспомним, когда вернемся. За год войны ни один матрос лейтенанта Горина не был убит или тяжело ранен. Удача командира ни разу не становилась изменницей для Александра. В один из дней после очередной «непрезентабельной» перестрелки в кустах наткнулись на тело боевика. Потом еще немало попотели, когда под огнем да на склизкой от недавних дождей земле дотащили «находку» до своего опорного пункта. Обыскали, как положено, нашли одно удостоверение народного избранника, да два блокнота. В первом – телефоны и адреса представительниц прекрасного пола по всей России. Во втором, стихи на английском языке. Кто это был, откуда, как оказался на пути наследников легендарных пластунов, остается только догадываться. «Добычей» затем занялись профи из разведки. Лейтенант на войне та самая рабочая офицерская лошадка, тянущая на себе всю неприглядную тяжесть ратной работы. И Саша не задавал там лишних вопросов. Вокруг же происходили малопонятные события. Еще вчера он стрелял в «чехов». А сегодня уже объявляется первая амнистия. Колонна бородатых борцов за свободу Ичкерии проезжала мимо его блок-поста. Александр заглянул в «уазик», там сидел их командир в сопровождении сотрудника ФСБ. До конца жизни останется в памяти холодно-вежливая улыбка боевика, который не убил тебя вчера. Потом кого-то из амнистированных видели в селах, в милицейской форме. Политика, не солдату о ней судить. Словом, воюй и дальше, как скажут, лейтенант. Непонятная война шла без прямых линий позиций и четко определенного врага. Пришли как-то разведанные о месте нахождения ныне почившего Шамиля Басаева. Федералы начали стягивать крупные силы. На дорогах и в аулах начало твориться что-то невообразимое. Демонстрации, толпы истеричных женщин образовывали живой щит перед бронетехникой. Потом, на горы спустился туман. Все затихло. Пойми теперь, что происходило там на самом деле. Однако, морпехи успели сделать доброе дело, из леса вывели омоновцев. Какой-то не в меру умный «вождь» отправил в засаду неподготовленных для подобных задач милиционеров, да еще без карт и связи. Как «засадников» самих не перещелкали подобно куропаткам, остается загадкой. Видно, судьба дала им шанс остаться жить. Война для Александра прекратилась в одночасье. С месяц непонятного головокружения и тошноты завершились московским госпиталем. То, что взводный считал последствиями гастрита, рациона выживания и жирной тушенки, оказалась инкубационным периодом вируса гепатита. Когда позвонил домой, в Питер – мол, полный порядок, лежу в инфекционном отделении, то мать разрыдалась. На войне, она не могла представить, что можно заболеть банальной желтухой. Подумала, сын не хочет ее расстраивать известием о ранении. И через три дня приехала в Москву. Мать плакала от счастья, что Саша остался жив. А здоровье – поправится. После госпиталя лейтенант Горин перевелся в родной город, был ротным в школе техников. Через полтора года новую должность сократили. Вынужден был уволиться. Принял решение вернуться на службу, но уже бойцом подразделения специального назначения ФСБ. Пока же зарабатывал на жизнь начальником службы охраны, телохранителем. После прохождения всех положенных тестирований и проверок выяснилось – «органы» также не избежали оргштатных мероприятий. Словом, снова жди у моря погоды и в горах тумана, старший лейтенант запаса. Да уж больно беспокойным характером его наделила природа. В Севастополе, в полку морской пехоты служил друг, майор Денис Ермишко. Созвонились. Денис был немногословен. Мол, если желаешь настоящей службы - иди в военкомат, призывайся по новой, езжай к нам. Взвод найдем, а дальнейшая судьба в твоих руках. Октябрь 2004 года, первый месяц службы «по восстановлению» Александра Горина пришелся на военную инспекцию министерства обороны России. Для кого-то период напряженного смотра боевой готовности и организации службы оказался последней каплей для принятия решения об увольнении в запас. Для «чеченца» Горина недели напролет без отдыхи работы лишь успокоили сердце – наконец, вернулся в свой настоящий дом, в свою армию. А как дальше - так будет дальше.
На следующий день нам сообщили, что собирается экскурсия в Саутгемптон - главную базу королевского флота. Однако нас в список участников не включили. Не особенно расстроенные (нам хватало впечатлений от увиденного и услышанного на «Долфине») мы с Мишей Бочаровым пошли покурить на бак. Как говорится, «к баковому фитилю». Погода чудная - солнышко, легкий весенний ветерок, зеркальная поверхность воды в заливе, все настраивало на благостный лад. Диссонансом прозвучал крик вахтенного: «Водолаз!» Мы бросились к борту. Но увидели только небольшой бурун и исчезающий в глубине силуэт в виде темного расплывчатого пятна. Немедленно сообщили на крейсер о происшествии. Надо сказать, реакция была довольно вялой - боевая тревога по отряду не была объявлена, занялись опросом вахтенного, который видел, как водолаз всплыл и тут же ушел опять под воду. Опросили и нас. Затем целый час готовили и снаряжали водолаза - трехболтовика. Обследование корпуса продолжалось и на следующий день. Ничего подозрительного обнаружено не было, и история постепенно заглохла.
. Только спустя месяц после нашего возвращения, из газет я узнал, что в Англии при невыясненных обстоятельствах пропал без вести знаменитый водолаз Крэбб. Дата его гибели 19 апреля совпадала со временем хрущевского визита в Англию. Быть может, мы наблюдали последние минуты его жизни? Если в нашем случае был он, то чем он занимался под кораблями, тем более, что визит-то правительственный. Совсем оборзел от безнаказанности британский флот.
Домой!
В предпоследний день пребывания в Портсмуте из Лондона приехал автобус, который привез все то, что смогли закупить для нас славные наши землячки. Спасибо им. И, конечно, подарки превзошли все наши ожидания. На следующее утро сигнал на приготовление кораблей «к бою и походу» лишил нас сомнительного удовольствия еще раз послушать песенку Баглановой, и по общей готовности отряд снялся со швартовых. Домой! На Родину! Все-таки изрядно поднадоела эта Англия. Путь от Портсмута до Полярного - кораблями, машинами, поездами, катерами был пройден незаметно, тем более что дома меня ждала моя милая жена с годовалым здоровяком - сыном Леней. Эрлих сразу сел за составление отчета, а мы, остальные, не так сильно обремененные чувством ответственности, разошлись по домам. Все. Закончился мой вояж. Визит без визы. Дома я вручил жене заграничные подарки и был больше ее рад ее радости и туфелькам, и костюмным отрезом, и...
«А я тоже приготовила тебе подарок», - радостно сообщила Елка. Она включила и поставила новую пластиночку:
Как у нас в садочке, Как у нас в садочке розы расцвели...
Глава VI. ГРЕМИХА
Третий торпедный аппарат - пли!
Давно это было... В 1956 году Главнокомандующий Военно-Морским флотом адмирал Сергей Георгиевич Горшков в развитие базирования Северного флота указал на Йоканьгскую Военно-Морскую базу, расположенную в поселке , что в Мурманской области. До тех пор там базировались корабли Охраны водного района, тыловые склады флота, и там же был центр Саамского района с интернатом и оленебойней. Откуда ему было знать, что вскоре после этого подводники-остроумцы ввиду отдаленности, необжитости, необеспеченности и еще целого ряда неотъемлемых качеств этой базы, сложат такие стихи:
Пуп Земли пришелся на Европу, Наверно, в этом что-то есть. Но ежели Земля имеет ж..., То дырка этой ж... - здесь!
При этом чтец-декламатор вытягивал левую руку и указательным пальцем тыкал себе под ноги. Хулиганство, конечно, но сами понимаете - «из песни слова...» Соединением подводных лодок, которому была оказана честь освоения нового места базирования, была 14 отдельная бригада ПЛ под командованием самого справедливого, в меру строгого и поэтому любимого командира бригады капитана 1 ранга Владислава Матвеевича Гарвалинского, которого за дубленый красный цвет лица за глаза называли «левым отличительным». Бригада была укомплектована подводными лодками 613 проекта, и командовали ими асы подводного плавания такие как Василий Кичев, Василий Бурлов, Жора Мажный и другие столь же достойные подводники. И все было бы хорошо, если бы командир подводной лодки «С-266» Валерий Васильев не стал бы курить во 2-м отсеке. По пьянке, конечно, и регулярно. Ну, во-первых, курить вообще вредно, а во-вторых, 2-й отсек - аккумуляторный, и на этот раз до взрыва водорода, которого там было предостаточно по случаю зарядки аккумуляторной батареи, оставались какие-то минуты. Это и переполнило сосуд терпения у электриков и комиссара лодки, одного из немногих ветеранов Великой Отечественной войны капитана 3 ранга Рудика. Бывшего снайпера. Вынули Валеру из прочного корпуса, сердешного, и командующий подводными силами Северного флота контр-адмирал Александр Евстафьевич Орел приказал мне, тогда старшему помощнику командира однотипной лодки в Полярном, сию же минуту не мешкая следовать в Гремиху и вступить в командование невзорвавшейся подлодкой «С-266». Так в одночасье рухнули все мои надежды остаться служить в городе Полярном, где я всего год назад получил комнату в 2-комнатной квартире Пала-губского дома и припеваючи жил с семьей, когда позволяли море и служба.
Командир ПЛ «С-266» капитан-лейтенант Березовский. Гремиха, 1957 г.
Все перечисленное произошло в мае 1957 года. Надо сказать, лодка, куда меня назначили, была новая, позапрошлого года сдачи, исправная, экипаж сдал первые две задачи «Курса боевой подготовки ПЛ», офицеры были подготовлены прилично. Старший помощник Лева Шабалин и штурман Вася Рычков были моими товарищами еще по училищу и во многом помогли мне войти в жизнь экипажа. Не буду утомлять читателя подробностями боевой подготовки. Скажу лишь, что вопросы плавания в различных погодных условиях, использование торпедного оружия, уклонение от противолодочных сил и маневрирования экипаж выполнил на 4 и 5 баллов. Лодка вошла в состав сил боевого ядра Северного флота, что и определило возможность ее участия во флотских учениях, автономных плаваниях и боевой службе. В том же году три подводные лодки нашей бригады были привлечены к августовским учениям флота, в числе их и моя «С-266». Легкую досаду вызывало только то, что мы «воевали» на стороне «синих» против «красных», что на мой вкус было совершенно аморально. Но что поделаешь? Такова «селяви». Действовали мы из Печенгской губы. Моя подлодка выполняла задачу разведки побережья «противника», и мы чуть ли не на «брюхе» в подводном положении и под перископом пролезли на рейд Порчниха (что за островом Русский), пробрались на Семиостровский рейд, и по радио я докладывал в штаб руководства о находящихся там кораблях «красных». Но все это было не то - я рвался в бой, я хотел согласно «Боевому распоряжению» атаковать «врага» торпедой (хотя и практической), иначе зачем же мы возим ее уже с неделю? Наконец повезло. Акустики доложили, что по пеленгу... обнаружена цель. Классифицируют как быстроходный корабль под турбиной (по характерному свисту). Сыграли боевую тревогу, торпедную атаку, всплыли под перископ для опознания цели. Цель - сторожевой корабль (СКР), идет курсом на Гремиху. Погрузился, произвел маневрирование и расчеты, выпустил торпеду, лег на ее курс и всплыл. Оповестил СКР об атаке его практической торпедой, послал донесение в штаб руководства. СКР отнесся к сообщению индифферентно и как шел 16 узлов, так и продолжал идти и вскоре растаял в голубой дымке, на прощанье пыхнув из трубы чем-то черным.
Всю короткую ночь мы периодически освещали торпеду. Поутру пришел торпедолов из Гремихи, взял ее на борт и транспортировал в родные пенаты. Но вот почему СКР не остановился, не пошел на подъем торпеды, хотя по условиям учения он обязан был это сделать - остается для меня загадкой. Очень неприятная история на эту же тему случилась со мной годом позже и тоже на зачетных учениях Северного флота, проходивших в сентябре 1958 года. Это было время совершенствования тактики действии подводных лодок, и от метода «завес» мы переходили к методу «подвижных групп». Он был более управляем в море, командир группы уже имел свою отдельную радиосеть и мог по своему усмотрению смещать группу и наводить каждую лодку на цель. Но если в тактике был явный прогресс, то в торпедном оружии наблюдался явный застой. Эксплуатировали мы единственный вид торпеды - прямоидущую парогазовую «». «Прямоидущая» - потому что не имела самонаведения, в отличие от американских типа «МК», «парогазовая» - потому что в «самоваре» вода и керосин превращались в парогазовую смесь, «53» - ее калибр 53 сантиметра и «39» - потому что состоит она на вооружении ВМФ с 1939 года. На этом конструкторская мысль минеров почти застопорилась, и потребовалось много лет чтобы как-то выкарабкаться из рутины. Выкарабкались. Но за счет безопасности эксплуатации и хранения. В результате - утопили «Курск». Как сказал наш президент: «Она утонула».
Береговой технической торпедной базы в те времена в Гремихе не было. Торпеды готовились на плавбазе «Аксай» и оттуда грузились на подводные лодки. Запас практических торпед иссяк ввиду естественной убыли, подвезти новых вовремя не удосужились, так что принимать практическую торпеду мне пришлось в Полярном. Кто когда-либо принимал продукты, или топливо, или вот как мы торпеду, тот помнит те мытарства задержки и проволочки, которые чинят всякого рода клерки чужаку. В первую очередь или вне очереди - свои. Однако, вечером все же приняли торпеду. На следующий день состоялся инструктаж командиров ПЛ, поставлены задачи, вручены «Боевые распоряжения». В ночь мы вышли. Район, назначенный нам, находился примерно в сотне миль к северо-западу от Лофотенских островов (Норвегия). Заняли мы его в срок. Определили свое место, благо радионавигационная система «Лоран» работала исправно, стали на маршрут, начали поиск цели. Это был небольшой конвой, состоявший из двух подводных лодок и плавбазы, совершающих переход из Ленинграда в Полярный. Плавбаза и была главной целью, на которую нас наводила авиация. Лодки атакам не подлежали и шли милях в 25-30 впереди плавбазы. Ночью под РДП произвели зарядку аккумуляторной батареи. Вскоре получили по радио приказание командира группы сместиться по пеленгу... градусов на... миль. Сместились. Через полчаса обнаружили шум винтов на северо-западе, а затем еще минут через десять в перископ увидел плавбазу. Одновременно определился с погодой на предмет возможности пуска торпеды. Ветер не больше одного балла, даже трудно определить направление. Небо ясное, солнечное. Сомнение вызывало только наличие 3-балльной зыби от юго-запада. Видимо, эхо хорошего шторма.
Погрузился, произвел необходимые расчеты, сверил результаты вычислений торпедного автомата стрельбы и графические построения штурмана, совпадения хорошие. Последние мои сомнения относительно пуска торпеды рассеял торпедный электрик - стропальщик торпедопогрузочной партии: «Товарищ командир, выгружать-то ее опять в Полярном.» Вспомнив прошлые мучения, я больше ни секунды не колебался: «Третий торпедный аппарат приготовить к выстрелу! ...Товсь! ...Пли!» Принял доклад торпедеров о том, что «торпеда вышла, боевой на месте!» (в смысле клапан), акустиков о ходе торпеды и о том, что «горизонт чист, цель слева 30 удаляется!» Всплыл под среднюю. Вызвал сигнальщика с прожектором на мостик. Прожектор мигает, радист надрывается до хрипоты - ответа никакого. Плавбаза как шла, так и идет десятиузловым ходом и тем же курсом. Все как в прошлогодней истории. Озверев, хотел врубить обоими дизелями 16 узлов и догнать «вражину»- не могу, потеряю торпеду. Так и ушла, окаянная. Донес оперативному флота об атаке торпедой, о том, что плавбаза ушла и что нахожусь у торпеды в точке широта..., долгота... Прошу дальнейших указаний. Вскоре пришло и указание - нам торчать в точке, ожидать эсминец. Пришлось нам на 3-балльной зыби арканить торпеду за носовой рым, а чтобы ее не било о борт, подложить кранцы. Кранцы у всех йоканьгских лодок были знаменитые. Это были автомобильные покрышки, швартовка без которых вообще не мыслилась. Причалы для бригады подплава были построены в проливе между островом Витте и материком, дамбы, как теперь, не было, и скорость приливо-отливных течений достигала двух-трех узлов. Попробуйте ошвартоваться!
Гремиха. Валуны и скалы реки Йоканьга - место отдыха моряков.
Переход был очень интересный. Моей задачей было вызвать интенсивные действия сил ПЛО вероятного противника против подводных лодок бригады. Было нарезано несколько районов, где погружали подводные лодки, имитировали работы с ними, проводку под кораблями, поиск ПЛ. Все эти действия вызывали активизация работы авиации ПЛО США и Великобритании. Начиная от рубежа ПЛО Гренландия - Фарерские острова - Норвегия, наш отряд все время сопровождался авиацией НАТО. Я начал подозревать, наша работа по УКВ ЗАС, которая имелась на лодках, не только прослушивается, но и расшифровывается. Решил проверить, так ли это. В результате небольшой радиоигры мы поняли, что УКВ ЗАС подводных лодок, не обеспечивают скрытность переговоров. Мы их прекратили. В Средиземном море мы вошли в состав отряда с частью лодок. Пришли в точку якорной стоянки в заливе «Салум». Дальше подводные лодки развертывались самостоятельно, скрытно, погружались, как правило, на границе территориальных вод, в ночное время. Обнаружения и преследования лодок не было. На этот раз в штабе 5 эскадры находился один из моих заместителей и с ним оперативная группа. Остальной штаб вместе со мной находился на плавбазе, где неслось оперативное дежурство. Среди многих других задач, которые приходилось решать, мне поставила задачу обеспечить выгрузку и хранение специального боезапаса на плавбазе «Дмитрий Галкин». Это была трудная работа, и она была выполнена. Все лодки перед заходом в порты иностранных государств на межпоходовый ремонт теперь выгружали спецбоезапас на ПБС. Этот опыт был использован и на других плавбазах с помощью заводов.
В декабре штаб 5 эскадры временно перешел на ПБ «Дмитрий Галкин», а меня отправили со штабом в Александрию. Надо сказать, что в Александрии командир 51 Оперативной бригады, коим я и являлся, был старшим начальником стоявших там кораблей и судов. В Александрии в это время заканчивала текущий ремонт подводная лодка (командир капитан 2 ранга Э.Голованов). Ремонт проводился на судостроительном заводе, построенном Советским Союзом в подарок дружественному народу Египта. Ремонт лодки на заводе был первым опытом, в Александрии, поэтому офицерами штаба бригады вместе с техническими советниками (нашими офицерами) на заводе, тщательно контролировалось все. Лодка была отремонтирована, прошла докование. Штаб бригады обеспечил все ходовые испытания и принятие после ремонта.
В этот же период египетское руководство сделало нам отличный подарок - экскурсию на автобусе в город , столицу Египта. Около 50 офицеров штаба эскадры и бригады участвовали в этой очень интересной поездке. 1975 год я встретил также в Александрии. Наблюдал, как встречают новый год в Египте. Нам на плавказарму к этому празднику привезли сосенку из Союза, которую мы установили на верхней палубе плавказармы и украсили, чем могли. В это же время мы решали вопросы межпоходовых ремонтов и отдыха личного состава подводных лодок и штаба. Поочередно, по 2 экипажа, с передачей подводных лодок для ремонта резервным экипажам, прибывшим из Полярного, весь личный состав отдохнул на базе отдыха - мыс Фиолент, офицеры с семьями - в Ялте. В конце февраля повезло и мне. С двумя экипажами и частью штаба я отправился на отдых. Месячный отдых, встреча с семьями очень нужны. Однако потом офицеры и мичманы с трудом входили в рабочее русло. Возвратившись из Севастополя, снова принялись за работу, оставалось еще 5 месяцев до окончания боевой службы. Были отдельные офицеры, мичманы, матросы и старшины срочной службы, которые не выдерживали тягот такой службы. Поэтому их отправляли на Север, и требовалась замена. Чуть не сорвала выполнение задач боевой службы подводная 9 эскадры ПЛ СФ.
После межпоходового ремонта на ней вдруг почти половина личного состава заболела дизентерией. В конце моего пребывания в Александрии старшим морским начальником там был назначен командир бригады вспомогательных судов Черноморского флота, капитан 1 ранга Николай Мясоедов. Я с удовольствием сдал ему дела. Однако ответственность за подводные лодки осталась за мной. С Колей Мясоедовым мы подружились и поддерживали хорошие отношения. Впоследствии мы оба стали адмиралами и помощниками командующих флотами. Он - Черноморского, а я Северного. Подводные лодки, кроме своих непосредственных задач, участвовали в маневрах «Океан-75». Все четыре участника получили на учении хорошие и отличные оценки. Боевая служба была завершена успешно и результативно. За период боевой службы лодки имели до 50 обнаружений ПЛА. В конце июля я на плавбазе «Дмитрий Галкин» и с частью подводных лодок отправился на Северный флот. В отличие от 1972 года, встреча была торжественной и праздничной. Впервые нашим семьям была разрешена встреча своих мужей и отцов. Для встречи прибыли Командующий флотам, адмирал флота Г.М.Егоров, Член Военного совета флота, вице-адмирал Сорокин, командир и штаб эскадры в полном составе. В 1976 году произошло несколько значительных событий, которые остались в моей памяти. Командование флотом направило одну из лодок бригады (командир - капитан 2 ранга А.Яременко) на ответственное учение, которое проводила АСС (аварийно-спасательная служба) флота. Старшим на борту был назначен я, командир бригады. Цель учения - проверить штатные возможности по выходу из затонувшей подводной лодки.
С этой целью ПЛ легла на грунт, на глубине 130 метров в губе Ура. Состояние моря и видимость были отличными. Такими же были и условия для работы. Над местом покладки встал спасатель, . С него спустились на корму лодки водолазы-глубоководники Они приняли и состыковали с комингс-площадкой аварийного люка 7 отсека спасательный колокол. Первая попытка продолжалась трое суток и безрезультатно. Лодку присосало, и она с трудом оторвалась от грунта. Через трое суток учение повторили и опять без результата. Так ничем и закончилось это учение по спасению жизни личного состава затонувшей ПЛ. А ведь в то время этому вопросу уделялось достаточно внимания и тренировки проходили регулярно. Вспомнилось это в дни, когда спасали затонувшую АПЛ «Курск». Там была, правда, другая ситуация и другие спасатели. В 1977 году бригаде снова поставили задачу подготовиться к несению боевой службы составом бригады к августу месяцу. Поэтому, понятно, что конец 1976 года и начало 1977 был периодом переформирования, кадровых перемещений, межпоходовых ремонтов, интенсивной боевой подготовки. Снова все время в море. О высоких результатах боевой учебы свидетельствует приз Главкома ВМФ по торпедной подготовке. Контрольные выходы сменялись загрузкой, корректировкой документов. Несколько суток ушло на погрузку спецоружия. Все это настолько изматывало командование, штаб, офицерский и личный состав, особенно командиров кораблей, что все с облегчением ждали выхода в море.
В короткие минуты отдыха. - Краснознаменное ордена Ушакова 1-ой степени соединение подводных лодок Северного флота, Спецвыпуск альманаха Тайфун, СПб 2003 г.
В этот раз каждая подводная лодка выходила самостоятельно, имея индивидуальное задание. Некоторые подводные лодки действовали самостоятельно в районе Карибского моря, другие у побережья Анголы и Конго. Остальные - в знакомом Средиземном море. Я шел старшим на борту бывшей моей ПЛ «Б-25». Мои заместители и офицеры штаба были распределены по лодкам. Больше месяца плавали в Атлантике, параллельно, на переходе, проводя испытания новой антенны и приемной аппаратуры. Определяли эффективность приема в подводном положении на СДВ. За полтора месяца плавания я проверил командира и личный состав и с приходом в точку якорной стоянки дал донесение о допуске командира капитана 3 ранга Баскакова к самостоятельному решению поставленных задач. В командире я не ошибся. ПЛ капитана 2 ранга Злотникова успешно действовала по отдельному плану в районе о. Куба. Три лодки участвовали в действиях по учению в районе Канарских островов, позднее две из них действовали в районе Анголы. Не помню, в какой точке якорной стоянки я находился на ПМ-26 (командир капитан-лейтенант Бакурадзе), но вечером меня вызвал к аппарату БПЧ-ЗАС (буквопечатание) мой бывший подчиненный, мичман Воробьев, служивший в Главном управлении кадров МО СССР. Раньше всех начальников он сообщил мне, что подписано Постановление Совета Министров СССР о присвоении мне звания контр-адмирал.
Присвоение воинского звания, тем более адмиральского, всегда большое событие в жизни офицера, а присвоение звания в море - это событие вдвойне. Чувствуешь себя моряком и понимаешь, за что тебя повысили в звании. Через день мой однокашник из управления кадров ВМФ Володя Гарин подтвердил это событие. К 7 ноября я уже был в соответствующей форме. Не было только фуражки. Ее мне прислали уже после Туниса. Должен сказать, что в звании контр-адмирала мне уже легче было общаться, особенно в иностранных портах, когда руководил отрядами кораблей во время деловых заходов. Дважды с отрядами кораблей заходил в порт Аннаба ( Республика Алжир) для отдыха личного состава и ремонта кораблей. Оба деловых захода получили высокую оценку командования, посольства и арабской стороны. Весь личный состав был в городе на экскурсиях. Кроме Аннабы, я руководил деловыми заходами отрядов кораблей в Тартус (Сирия), Александрию (Египет) и, наконец, в ноябре 1977 года в Республику Тунис города Бизерта-Мензель-Бургиба. Ото всех этих походов и посещений осталась масса воспоминаний.
В результате несения боевой службы были выполнены бригадой все задачи. Был выполнен и план боевой и политической подготовки составленный на 1977-1978 учебный год, В период несения боевой службы были встречи и с нашими атомными подводными лодками. Мы их принимали к борту плавбазы, заправляли (свежими продуктами и регенерацией, в основном), разбирали результаты действий, проверяла корабли и личный состав. После этого инструктировали и обеспечивали скрытный выход. Все задачи были выполнены. Нас сменила бригада лодок капитана 1 ранга Юрия Данькова. Это была его первая боевая служба в должности комбрига, а моя, как оказалось, последняя. Все лодки моего соединения возвращались из разных точек Атлантики на этот раз самостоятельно. Я же отправился на ПМ-26 через Севастополь на Родину. Результаты боевой службы и на этот раз были высоко оценены командованием 5 эскадры ВМФ (командир - контр-адмирал Рябинский) и Командованием Северного флота.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Следующим по программе было посещение Хайгетского кладбища. Сюда же приехала еще одна группа экскурсантов с наших кораблей, и вместе мы образовали изрядную толпу. Вы спросите, откуда набралось столько любителей вечного покоя? Дело в том, что английский скульптор Бредшоу только что закончил работу над памятником Карлу Марксу, который и был установлен на могиле основоположника, находящейся именно на этом кладбище. Таким образом, мы были одними из первых, кто видел эту глыбу. Громадный лоб, громадная борода... Впечатляет. Недаром же собралось столько марксистов.
Пешие и конные гвардейцы в карауле. Англия, Лондон. 1956 г.
Лондон закончился для нас отдельными караульными постами королевской гвардии в грандиозных медвежьих шапках. Очень сожалею, что не увидел развода караула. Того, что с козлом и барабаном. А последним впечатлением остался замок Тауэр. Ничего мрачней мне не приходилось видеть. И хотя давно уже он несет музейную службу, его средневековая архитектура и какая-то насупленность, нелюдимость больше говорят о его тюремной сущности. Обратный путь начался мостом через Темзу с названием Тауэр-бридж, который представлял собой продолжение замка - такой же тяжеловесный и такой же угрюмый. Случилось нам побывать и на историческом корабле «Виктория». На том самом, который был флагманским кораблем при морском сражении у мыса Трафальгар. Это на нем держал флаг командующий английской эскадрой вице-адмирал Нельсон. Корабль бережно охраняется от всяких климатических невзгод. Он постоянно подновляется, подкрашивается, и пока что в битве с неумолимым временем побеждают музейщики. Первая или верхняя палуба ничем не примечательна - такелаж, он и в Африке такелаж. А вот со второй палубы начинается История. Первый вопрос гиду - почему такой низкий подволок, почему даже при моем отнюдь не высоком росте я вынужден пригибать голову? Оказывается такую межпалубную высоту распорядился сделать лично адмирал Нельсон: «Никто не может смотреть на адмирала сверху вниз». Если это не английская шутка гида, то это очень остроумно. В кормовой части этой же палубы, в выгородке - .
Отдельная, так сказать, персональная. Спрашиваю, не адмиральская ли? «О, здесь спала лэди Гамильтон». Ничего себе! А как же быть с традицией «женщина на корабле...»? Видимо, справедливо, что если нельзя, но очень хочется, то можно. На третьей палубе (это уже под ватерлинией, куда не достают ядра и пули) огорожено деревянными стойками и канатами место, где истекал кровью смертельно раненый адмирал виконт Горацио Нельсон. Без всяких напоминаний мы обнажили головы... Трафальгарская площадь, колонна Нельсона, обелиск победы в Крымской войне 1853-1856 гг. (это в Портсмуте), еще с полдесятка памятников, из тех, что нам представилось возможным увидеть, установлены или названы в честь Британского могущества и побед. Жизнеутверждающие и торжественные. У нас же все «со слезами на глазах» - к месту, а больше не к месту.
Маски сорваны!
Утро шестого дня не предвещало никаких потрясений. Багланова пропела: «...дала бы розоч-ку, дала бы розоч-ку, да не паасмееюууу...» Пора было и нам посмотреть, чем торгуют в колониальных лавках, что в одношереножном строю стояли тут же, на причале. Продавалась всякая всячина — от курева и конфет до обуви и верхней одежды. И что характерно, торговец заранее знал, что матросов в индивидуальном порядке за причальную ограду не пустят, поэтому лавчонки были построены внутри ограждения. Так что, если покупатель не идет к негоцианту, то негоциант идет к покупателю. Материально заинтересованный негоциант. Так я познакомился с азами частного предпринимательства. Гром грянул часов в десять. Дежурный офицер крейсера с посыльным передал, что НАС, ЧЕТВЕРЫХ ПОДВОДНИКОВ, ПРИГЛАШАЮТ НА т.е. «Дельфин»! Полундра! Нигде, ни единым словом, никто из нас не обмолвился о подводных лодках. А тут пофамильное приглашение. Раскололи, окаянные!
Коллективно, в присутствии офицера КГБ, обсудили создавшееся положение и решили принять приглашение, но при этом продолжать выдавать себя за офицеров эсминца. Глупость, конечно, но какое-то зерно, даже подгнившее, в этом есть - пока ты не объявил, что ты верблюд, ты не верблюд. Все. Дело принимает серьезный оборот. Шутки в сторону, открывается возможность что-нибудь «подсмотреть». База соединения подводных лодок находилась на противоположном берегу залива в небольшом городке Госпорт. Катером ходу с полчаса. План посещений разрабатывался без нашего участия, мы только поинтересовались, есть там ребята, говорящие по-русски, и поскольку таковых не оказалось, попросили включить в список Дж.Кокса. Вскоре, по готовности катера, отправились на «Долфин». Знакомство с порядками на подводном флоте началось в небольшой церквушке, которая «перелицовывалась» в зависимости от вероисповедания контингента. Просто вносились или выносились стулья и религиозные атрибуты. Единственное, что оставалось постоянным - это эмблемы погибших подводных лодок соединения, которые были вмурованы в лицевую стену церкви. Как нам объяснили, в английском ВМФ существует порядок, при котором изготавливается два экземпляра лодочных эмблем - одна крепится на корпусе лодки при ее постройке, другая хранится в штабе флота. В случае гибели подводной лодки, эта вторая эмблема передается в соединение и, как например на «Долфине», хранится в церкви. Здесь хранятся эмблемы погибших лодок еще в 1-й мировой войне. При каждом богослужении того или иного вероисповеданий, подводники молятся за упокой погибших товарищей по оружию. Трогательный обычай.
Спасение утопающих...
Следующим к ознакомлению был легководолазный учебный комплекс. Известно, что каждый подводник при аварии должен уметь выйти из затонувшей подводной лодки и всплыть на поверхность, а также работать в затопленном отсеке. Небольшая группа также готовится к работам на небольшой глубине вне прочного корпуса - это группа легких водолазов. Для подготовки тех и других создаются учебные комплексы. Этот, куда мы идем, представляет собой башню метров сорока высотой. Внутри служебные помещения, обслуживающие системы, раздевалка, учебные классы и то, что мы называем . Здешняя башня - это цилиндр высотой 100 футов (тридцать с половиной метров) и метров 8-10 в диаметре, заполнена чистой прозрачной водой, по окружности в два яруса установлены светильники, чтобы просматривать всю тридцатиметровую толщу воды. На дне этой громадной «бочки» находятся камеры группового и одиночного выхода. Подводник всплывает методом «свободного всплытия», т.е. без спасательного аппарата, сделав вдох в «колоколе». Чтобы не обременять читателя всей этой подводной премудростью, скажу лишь, что камера сообщается с водой на глубине тридцати метров, а воздух в камере («колокол») спрессован давлением воды до 3-х атмосфер. Вот этот-то воздух и вдыхает перед всплытием подводник. Он идет наверх или плавательными движениями, или рывками по свисающему с поверхности тросу. При этом не дай бог сдержать выдох - разорвет легкие. По мере всплытия, когда уменьшается давление, надо постепенно стравливать воздух из легких. Нельзя и сразу выдохнуть весь воздух - положительная плавучесть резко уменьшится, и потребуется больше сил и времени на всплытие. Поэтому свободное всплытие не такая уж простая штука. Оно требует научения и регулярных тренировок. Я думаю, что сегодня говорить о свободном всплытии с глубины 100 метров, как это было при гибели подводной лодки «Курск», стоило только ребятам отдраить спасательные люки и шлюзоваться, можно только в порядке безграмотности. Да и решение на выход надо принимать в кратчайшее время.
Нам продемонстрировали свободное всплытие пяти подводников - по двое из камер группового выхода и одного из «одиночки». Подводники неспешно, за 40-50 секунд на выдохе поднялись наверх и без проблем перевалили через бортик башни. Из спасательного снаряжения на них были только носовые зажимы. Надо сказать, что в то время, как английские подводники осваивали свободное всплытие и аппараты типа аквалангов, мы практиковали выход с глубины 25 метров и только включившись в аппарат ИСМ с одним кислородным баллоном и делая при этом несколько остановок согласно таблице рекомпрессии. Затем руководитель тренировок объявил, что теперь нам покажет свое искусство инструктор, который должен быть готов спасти водолаза на любой глубине. На бортик поднялся худощавый дядя, воспоминания о котором у меня ассоциируются с равнобедренным треугольником вершиной вниз - сплошная грудная клетка и ничего больше. Он провентилировал легкие, сделал вдох, защемил нос зажимом и прыгнул в воду. Достиг дна, обошел камеру группового выхода, затем камеру одиночного и пошел на осмотр второй камеры группового выхода. Руководитель с беспокойством в голосе сказал, что водолаз находится под водой лишних 15 секунд. В это время инструктор уже рывками по канату поднимался наверх. Руководитель что-то крикнул - и на бортик вспрыгнули четыре пловца. Инструктор всплыл, сделал вдох и потерял сознание. Четверо спасателей без команды ринулись к нему, и через минуту - другую инструктор уже обтирался мохнатым полотенцем. Мы выразили ему свое восхищение поочередно пожав его руку со словами «здорово», «спасибо» и еще что-то, я уже не помню... Инструктор был под водой около трех (!) минут. И не просто «был» - он двигался и выполнял тяжелую работу.
Скажите государю, что у англичан торпеды АМСом не мажут...
Дальше по плану у нас было посещение подводной лодки. Конечно, надежды на то, что нам покажут новую технику, не было. После недолгих скитаний по причальной линии, мы подошли к «нашей» лодке. Это оказалась подводная лодка типа «Балао», силуэт которой нам хорошо был знаком по фотографиям.
Лодка не новая, однако и не старье. Вход был организован через люк первого отсека. Спустились. В отсеке порядок, чистота, но что поразило - это отсутствие характерного запаха АМСа - смазки торпед. Мы сперва не поняли, в чем эта причина «наличия отсутствия». Осмотрелись, наконец дошло - запасные торпеды, хранящиеся на стеллажах в отсеке - крашеные! Краска темно-серая, матовая. У нас-то на лодках, что в торпедных аппаратах, что на стеллажах торпеды всегда густо смазаны ко всему липнущей, дурно пахнущей смазкой марки АМС. Причем смазка регулярно подновляется по мере ее истирания штанами, голландками и кителями. Бедняги «торпедеры» половину служебного времени проводят за «любимым делом» — смазкой торпед, а тут на тебе - покрасил, и живи себе в чистоте и благоухании. Вот оно — подсмотрели все-таки! Шпионы... В центральном посту человека три в гражданском возились у поднятого перископа. Вокруг инструмент, запчасти, какие-то измерительные электроприборы. Ни черта не понятно. Спросить что ли? Спрашиваю. Из рассказа, в переводе Кокса, понимаю, что монтируют они телевизионную систему, назначение которой — передать на корабль руководителя все то, что видит командир подводной лодки в перископ. Передающая антенна смонтирована на топе перископа. Таким образом руководитель боевого упражнения на надводном корабле видит всю фактическую обстановку и то, что видит командир лодки одним глазом в те короткие секунды, когда поднят перископ. Здорово! Мне представляется, что только так можно объективно оценить качество решений командира. И тут случилось непредвиденное - меня пригласили к перископу. Просто так, посмотреть. Привычно подхожу, правую рукоятку беру в обхват правой рукой, - левую согнутым локтем левой сверху... Слышу взрыв смеха. Прокололся! Видимо, английские подводники имеют такую же . А еще переборочные люки проходил ползком, как беременный таракан. Профана имитировал. Все насмарку! Но молчу, не сознаюсь.
Знакомство с подводной лодкой для нас закончилось в четвертом отсеке в кают-компании. Не знаю, то ли это было сделано специально для нас, то ли это система, но в кают-компании появился виски, появилась простейшая закуска, и началась элементарная пьянка. Лично я - не агнец насчет выпивки, но делать это в прочном корпусе... Не привычно. Дурная примета. Началось что-то не вполне понятное, даже враждебное - весь разговор и все вопросы были направлены на то, чтобы мы неосторожным словом выдали себя и подтвердили то, что все они хорошо знают - мы подводники. Особенно усердствовали двое: сколько раз в год мы проходим медосмотр, какой рацион питания, как мы ходим на корабле - в фуражках или в пилотках (в то время офицеры надводных кораблей носили синие береты). Досадно. А более всего я ругательски ругал Иващенко за то, что заставил нас вот эдак-то кривляться. В общем, я предложил закончить мероприятие и выйти на воздух. Прогулка по вечернему Госпорту была недолгой. Те двое любопытных сразу же ушли. Слиняли, так сказать. Мы с английскими подводниками еще немного побродили, опять-таки зашли в бар и потом долго спускались по пологому склону к причалам. Катер стоял «под парами», мы поблагодарили хозяев и отдали швартовы.
Оркестр грянул разудалую «Одессу – жемчужину у моря…» и молодые красивые офицеры в нарядной морской форме начали галантно приглашать своих дам на танец. Радостный смех, весёлая музыка, молодые люди, горящие глаза создавали атмосферу праздника. Мальчишки только что закончили учебу в училище, и отмечали это событие в . Впереди у них была прекрасная флотская жизнь, полная романтики и приключений.
В уголке за колонной за незаметным столиком сидел усталый и голодный механик в рабочем кителе (в нарушение ресторанного этикета ) с погонами капитана 3 ранга. Он не обращал внимания на всеобщее ликование. Пожилой механик пришёл покушать и выпить сто граммов хорошей водки для снятия стресса, в котором пребывал весь день. Сегодня он совершил подвиг. За один день списал подводную лодку! Обычно на это уходят месяцы. В шесть утра буксир притащил его родную лодку в устье Чёрной речки, на кладбище кораблей в Севастополе. Этому предшествовала бессонная ночь, переживания, чтобы лодка не утонула во время буксировки, чтобы никто на неё не напоролся в темноте, да ещё в тумане. Но всё обошлось. Подводная лодка, на которой он прослужил почти два десятилетия, благополучно завершила своё последнее плавание и, коснувшись грунта, навечно затихла, наклонившись на правый борт. Механик не дал себе расслабиться, хотя предательская слеза всё же пыталась покатиться по его изрезанному морщинами лицу. Отдал воинскую честь кораблю, с которым их породнила глубина, и, не оглядываясь, побежал к ожидавшей его машине, чтобы заполучить подписи двух десятков инстанций для списания своего боевого друга. Природная смекалка, наличие машины, канистра спирта и личное обаяние помогли совершить подвиг. К концу дня все подписи были собраны. Он доложил документы и сдал машину командиру бригады, который находился в Севастополе на сборах. Ошарашенный комбриг, не найдя ничего более достойного, молча с чувством пожал руку мудрому механику. Измочаленный и обессиленный капитан 3 ранга Лосев Александр Андреевич пошёл в ближайший ресторан ужинать…
Когда музыканты начали играть очередной танец, Александр Андреевич заметил, как из банкетного зала стали выходить офицеры в больших чинах и танцевать со своими пассиями. И тут он увидел Борю. Борис Витальевич Кошевой, на два года старше Лосева по училищу, бывший командир БЧ-5 только что списанной сегодня подводной лодки. Лосев был у него командиром группы движения, младшим механиком. На Боре был новенький с иголочки парадный мундир контр-адмирала. Он отмечал сегодня в кругу высоких начальников присвоение адмиральского звания. Александр Андреевич вспомнил его кличку в то далёкое время – «Баловень судьбы». Да, это действительно был баловень судьбы. Борис Витальевич был талантлив во всём. Восхищение им началось у Лосева с геройского эпизода на их лодке. Во время плавания под водой на перископной глубине внезапно огромный столб воды хлынул в центральный пост. Все остолбенели. И только Боря в зверином прыжке бросился к станции аварийного продувания балласта и неимоверным усилием дал сжатый воздух в цистерны. Лодка, успевшая набрать несколько тонн воды, всплыла. Люди и корабль были спасены. И это сделал Боря. Потом разобрались, что под действием пружины открылся верхний рубочный люк, который не был закрыт на защёлку. На глубине давление воды удерживало люк, а при всплытии под перископ пружина пересилила небольшое давление воды и отбросила люк. Трагедию предотвратил Борис Витальевич. Для лейтенанта Лосева его командир БЧ-5 стал кумиром. И именно тогда на бригаде начали называть Кошевого «баловень судьбы». Весёлый, образованный, начитанный, знающий массу анекдотов, умеющий вовремя и кстати вставить нужное словцо, душа любой компании и застолья - всё это Боря.
Но однажды в море забарахлил дизель. Лосев тут же доложил в центральный пост о неполадках. Пришёл Боря, выслушал доклад, не долго думая, приказал запустить заново. Когда после запуска раздался дикий грохот в передней части дизеля, всем стало ясно, что авария серьёзная. Боря сориентировался и приказал этот пуск в журнал не записывать. Приехавшие из Коломны мастера разобрали передний фронт дизеля. Их возмущению не было предела. Весь передний фронт был уничтожен неправильной эксплуатацией во время появления признаков неисправности. Лосеву объявили строгий выговор, а Боря выкрутился, сказал, что его в отсеке не было, всё проходило без него, что он, конечно, не допустил бы такого ляпсуса. С этого момента Саша Лосев потерял в Борисе Витальевиче отца-командира, старшего товарища. Он начал относиться к нему настороженно… Через некоторое время напился старшина команды электриков и ночью, надев рабочий китель старпома, ходил в роли дежурного по бригаде проверять дежурную службу на соседних лодках. Утром командиры лодок доложили о полученных замечаниях командиру бригады, а благополучно проспавший всю ночь настоящий дежурный по бригаде доложил, что замечаний нет. Что тут началось! Очные ставки, допросы с пристрастием, перекрёстные допросы – и, конечно, всё раскрылось. Назавтра Боря был приглашён на парткомиссию соединения, потому что старшина команды электриков - его непосредственный подчинённый. Намечался большой фитиль. Борис в задумчивости ходил по пирсу, что-то соображая и прикидывая. Наконец сказал, что пойдёт сейчас сам в политотдел. Там он доложил высокому партийному начальству о неблаговидном поведении командира лодки, который любит выпить и недостаточно борется с пьянством на корабле. Замполит прикрывает командира. Поэтому и старшины начинают позволять себе выпивать. На лодке, по его мнению, создана обстановка всеобщего пьянства и это очень чревато.
Он считает своим партийным долгом доложить об этом в партийные органы для принятия мер. Борю поблагодарили . Меры были приняты мгновенно. Назавтра пошли на парткомиссию командир и заместитель командира по политической части. Оба вернулись удручёнными и с огромными взысканиями. В дальнейшем у обоих служба пошла только вниз. А Борис Витальевич как самый достойный был переведён с этой лодки на повышение, в дивизию, на большую ракетную лодку, и получил там звание капитана 2 ранга. Александр Андреевич Лосев изредка встречался с ним, поскольку их соединения стояли рядом. Даже был в гостях в его каюте на большой ракетной лодке. Внешне всё было хорошо, но душевности в их отношениях не было. И не могло быть… У Бориса Витальевича был талант выходить сухим из любой ситуации. Когда он отмечал с друзьями в каюте на плавбазе новые погоны, замполит дивизии с очень чувствительным носом почувствовал запах спирта. Он начал рвать дверь каюты, с явным намерением взломать её. Делать нечего, надо открывать. Пока другие убирали со стола следы служебного преступления, Борис Кошевой с шуточками и прибаутками подошёл к дверям, открыл её, а сам наполовину влез в одёжный шкафчик, стоящий за дверями. Когда замполит, по кличке «чекист», распахнул в сердцах дверь, он увидел сразу же трёх пьяниц и тут же сделал вывод. Он не мог даже догадаться, что за дверями стоит четвёртый. С угрозами в адрес трёх механиков, застигнутых на месте преступления, потому что запах спирта резко шибанул по чувствительному носу «чекиста», он скрылся в коридорах политотдела. Через месяц, когда рассматривались списки достойных учиться в академии, самым достойным оказался Борис Витальевич Кошевой, остальные все имели взыскания. Действительно, баловень судьбы…
В академии он всех очаровал. Учился хорошо, легко. Весёлый, острый на язык, компанейский. После академии, прикинув всё за и против, Борис попросился на эскадру. Эскадра несла боевую службу, была на хорошем счету у командования Военно-морского Флота. Там он получил звание «капитан 1 ранга». Через три года он уже один из заместителей начальника технического управления флота. Здесь служебная судьба снова свела друзей. Александру Андреевичу Лосеву надо было срочно решить вопрос, который был в компетенции только начальника технического управления. Он прибыл в техупр и, войдя в приёмную, сразу же увидел Бориса, который беседовал с двумя капитанами 1 ранга, направляясь в свой кабинет. Лосев воспользовался моментом и обратился по уставу к старшему, т.е. к капитану 1 ранга Кошевому, представившись и доложив цель прибытия. Борис, сделав вид, что они не знакомы, велел ему подождать. Мол, зайдёте в кабинет, когда он решит вопрос с капитанами 1 ранга. Как только начальники вышли из кабинета Кошевого, капитан 3 ранга Лосев вошёл и ещё раз доложил по уставу всё, что положено. Борис как-то боком обошёл Лосева, подошёл к дверям, закрыл их на ключ. После этого лицо его расплылось в улыбке, он артистично протянул руки и сказал с чувством: «Здравствуй, Саша!» Саша чуть не подавился от таких мер предосторожности. Потом на флоте случилась беда. Погиб корабль. Погибли люди. Начальника технического управления, прекрасного обаятельного человека, который пять лет был на адмиральской должности, но так и не стал адмиралом, сняли. (Надо было кого-то кинуть на жертвенный алтарь). Начальником управления назначили Бориса. Он нравился командующему флотом. Тот любил с ним ездить по флоту с проверками. Всегда весёлый, умный. Умеет толково объяснить любую аварию, ЧП. Очень хорошо составляет донесения в Москву. Там всегда довольны… И вот через год Борис Витальевич Кошевой получил звание «контр-адмирал». Для флотских механиков это всё равно, что стать маршалом. Единицы становятся адмиралами. Лосев увидел его улыбающимся, в новом мундире, среди красивых женщин. Душа компании. Большая адмиральская звезда украшала его. Хотя она любого украсит. «Баловень судьбы», что здесь добавить… Александр Андреевич допил свой штофик. За друга! На душе было хорошо. Он выполнил свой долг. Честно проводил в последний путь своего боевого товарища. Свою подводную лодку «С-338». Самого надёжного и самого преданного друга. Много лет они любили и выручали друг друга. Их породнила глубина. Подводная лодка была ему верна и никогда не подводила. У боевых кораблей есть душа. У каждого корабля своя судьба.
«Прощай, друг! У тебя была счастливая судьба. Спасибо тебе за службу!». Других друзей у него в ресторане не было.
30 апреля 2006 года.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Ротный Горин
