Адмирал возвращается В честь годовщины канонизации Русской Православной Церковью святого адмирала Федора Федоровича Ушакова летом 2002 года состоялся морской крестный поход российских и украинских моряков, верующих. Инициатива в столь необычном походе принадлежит украинской общественной организации “Православный путь”. С благословения митрополита Киевского и всея Украины Владимира корабли двух славянских стран пронесли мощи святого флотоводца там, где он нес знамя победы русского морского оружия. Николаев и Одесса, остров Змеиный и Новороссийск, Феодосия и Севастополь стали свидетелями возвращения великого адмирала. И перед народами России и Украины в едином ордере предстали боевые корабли, несущие флаги наших славянских государств - БДК «Ямал» Черноморского флота Российской Федерации и БДК «Константин Ольшанский» Военно-морских сил Вооруженных сил Украины. Жара начала июля раскалила до невыносимой температуры металл на стоящих у севастопольских причалов кораблях. От изнуряющей духоты не спасали ни вентиляторы, ни холодный душ по несколько раз на дню. Минная стенка в Севастополе впервые за долгие годы принимала у своих причалов БДК “Константин Ольшанский” капитана 3 ранга Дмитрия Деренского ВМС ВС Украины. Впервые в истории мирового флота по инициативе украинской общественной организации “Православный путь” проводился морской крестный поход. По словам его духовного руководителя архиепископа Львовского и Галицкого Августина, только денежных средств для подобной акции потребовалось более 1 млн. гривен. Насчет топлива постаралась фирма “Лукойл”. 600 тонн горючего было направлено на отряд боевых единиц двух флотов – БДК “Ямал” и “Константин Ольшанский”. Украинские моряки столкнулись с трудностями при подготовке материальной части к выходу в море. Командир говорит: его “десантник” лишь недавно вернулся с натовских учений в Средиземноморье. Месяц на “ходу” не прошел даром для двигателей. И сроки отхода от причалов постоянно переносились. Механик с “Цезаря Куникова” капитан 2 ранга Владимир Грузинцев, экс-властитель стального “сердца” украинского корабля, был более категоричен:
-Сашка (командир БЧ-5 “Константина Ольшанского” капитан 3 ранга Александр Тарасовский) – классный парень. Но хороший парень – не профессия на флоте. Да, он образован, знает технику. Но надо уметь заставить подчиненных работать. Механик не имеет права сидеть, сложа руки. “Арифметика” ведь простая. Если денег на ремонт дают меньше, то необходимо тратить больше человеческого труда для поддержания техники в исправности. Участники морского крестного похода, моряки с обоих кораблей начинают возмущаться: сколько еще можно ждать? И здесь происходит нечто необычное. Небо вдруг заволакивают грозовые облака, они нависают над крышами домов, антеннами кораблей, скрывают на время Свято-Никольский храм на Братском кладбище. Сверкают молнии, грохочет гром. Ливень длится часа полтора-два. Море пузырится от капель дождя. Дороги, причалы превращаются в огромные лужи. В одночасье становится прохладно. С “украинца” идет доклад о готовности к выходу в море. — Ну что ж, с божьей помощью и трудом наших механиков мы преодолели все трудности, — невозмутимо комментирует ситуацию командир БДК “Ямал” капитан 1 ранга Игорь Гавриш. О командирах
Игорь Александрович Гавриш, как говорят, до мозга костей морской офицер. Он немногословен, скуп в оценках, лаконичен в словах. Филигранная точность командирского “глаза” поражает. С видимой легкостью капитан 1 ранга швартуется в Николаеве, Одессе, Новороссийске, Феодосии, проводит корабль Бугско-Днепровско-Лиманским каналом. Причем в большинстве случаев курс для него был внове. Слишком давно Андреевский флаг не развевался в той же Одессе или в районе острова Змеиный. Дмитрий Деренский – хозяин ходового мостика украинского “десантника”. В 1991 году он окончил Киевское высшее военно-морское политическое училище. Первое место службы – СКР-112. Так сложилось, что именно наш корабль – МПК – должен был сменить “сто двенадцатый” в “точке” боевого дежурства в море. Но... — Мы приняли сами политическое решение, ушли в Одессу, — сказал в разговоре со мной Дмитрий. Как говорится, без комментариев. Если не брать во внимание неполадки с главным двигателем, БДК “Константин Ольшанский” уверенно чувствует себя на морских просторах, во время плавания в узостях. Однако виртуозности российского коллеги капитану 3 ранга Деренскому явно недостает. Но если говорить объективно, то в целом его действия грамотны, уверенны, профессиональны. А разница в опытности командиров во время совместного маневрирования практически незаметна. Штурманская составляющая
Морской крестный поход носит вполне практический характер. Для флагманского штурмана соединения надводных кораблей капитана 2 ранга Михаила Ворошилова наступил очень интересный в профессиональном отношении период. К слову, он сам бывал в районе острова Змеиный еще лейтенантом во время штурманского похода. Места неведомые, по БДЛК (Бугско-Днепровско-Лиманскому каналу) российские военные моряки давно не ходили. Флагштурман части десантных кораблей капитан 3 ранга Валерий Гапоненко, учитывая это, принял нетрадиционное решение. Руководитель группы тележурналистов и операторов ОРТ Дмитрий Старостин не “устоял” под напором флотского гостеприимства. Моряки и “оэртэшники” договорились о сотрудничестве. И телеоператор первого канала несколько часов простоял на солнце и ветру, снимая на пленку все обозримые ориентиры. Валера, видать, уже материал на “диплом” готовит, — шутили друзья Гапоненко. Кстати, капитан 3 ранга Гапоненко в 2002 году. поступил в Военно-морскую академию имени Н. Г. Кузнецова. А штурманы отрабатывают упражнения по навигации, осуществляют плавание по счислению, решают астрономические задачи. -Навигационная аппаратура сегодня совершенна, ее возможности огромны, — говорит М. Ворошилов. – Но нельзя забывать основы штурманской практики. Учеба молодых штурманов старших лейтенантов Владислава Горского, Николая Палия, Олега Мальцева, курсанта главного корабельного старшины Виталия Горшкова проходит с огромной пользой. Среди лучших вахтенных офицеров – капитан 2 ранга Олег Дробинин, капитан 3 ранга Дмитрий Сичевский. Жемчужины Черноморья
До самого последнего момента российские моряки не знали, удастся ли им сойти на берег в Николаеве. Здесь есть одна тонкость в дипломатии. Для того, чтобы российскому кораблю ошвартоваться в украинском порту, требуется подавать заявку за... 45 суток. Международное право со всеми его коллизиями, как выяснилось, было преодолено архиепископом Николаевским и Вознесенским Питиримом. Владыка позвонил кому надо, и российские моряки увидели Николаев, приняли участие в крестном ходе на его улицах. Корабли бросили якорь возле автомобильного моста через Южный Буг. Проблемы с ремонтом задержали наш отряд с прибытием в порт. Иконы и мощи святого адмирала были перенесены на берег уже ближе к полуночи. Несмотря на столь поздний час, тысячи верующих терпеливо ждали святыни православной церкви. Многие из них стремились прикоснуться и поцеловать иконы. Беспорядков или столпотворения не было, все проходило на редкость организованно. Отец Георгий в самом начале сказал нам: не отставайте, держитесь возле владыки, архиепископов Питирима и Августина. И командир корабля капитан 1 ранга И. Гавриш, капитан 2 ранга О. Дробинин вместе четко исполнили это наставление. Служба в Николаевском кафедральном соборе Святой Богоматери продолжалась относительно недолго. Заметил в самом конце – один из верующих офицеров, когда настало время исполнить обряд целования икон, на миг надел фуражку и отдал честь образу святого праведника Федора Федоровича Ушакова. С подобным обрядом мне еще не приходилось сталкиваться. Та ночь надолго останется в моей памяти. В центре по дороге идет крестный ход. С обочин же на нас с любопытством взирают дамы определенного рода поведения. В многочисленных кафе и барах сидят посетители явно не первой трезвости. Владыка Питирим даже возмутился чуть позже: — У меня лично возникло ощущение зверинца. Идет крестный ход, а “зрители” сидят за столиками. Дескать, очередное бесплатное зрелище на утеху нам устроили. Простая же воспитанность подсказывает: идут люди – встаньте, проявите уважение. Одесса встретила колокольным звоном с церкви на Морвокзале. Кстати, она построена недавно из современных стройматериалов и выглядит вполне в духе эпохи. В силу определенных обстоятельств архиепископ Одесский и Измаильский Агафангел не смог принять крестный ход, встретить украинских и российских моряков. Представительские функции взяла на себя настоятельница Свято-Архангело-Михайловского монастыря игуменья Серафима. Под ее началом находятся 128 монахинь и послушниц, причем возраст обитательниц святой обители колеблется от 18 до самого преклонного. Матушка по характеру своему весьма решительна, в сотовый телефон бросает руководящие фразы стальной прочности. Внешне это очень красивая женщина. В свое время она окончила факультет журналистики Киевского госуниверситета. Одесса поразила своей кухней. На святом столе много чего было. Но особенно запомнилось блюдо, ранее невиданное и не пробованное – половинка крупного персика, фаршированного мелко нарезанным мясом. Вкус его очень приятен. Классические одесские бычки в томате чередовались с грибочками, менялись на картофель, отваренный в пиве с жареными бараньими ребрышками... Чуть позже я пошутил, сказав отцу Георгию: -Что-то я не наблюдаю другого фирменного в Одессе блюда – селедки в меде. -Однако не читывал ты Священного Писания: “И вкусил Господь наш рыбы с медом...”, – был ответ. В монастыре поразили порядок, ухоженность и цветы, коих здесь великое множество. Возле одного из крылец замечаю четыре горшочка с прекрасными цветами, подвешенные к перекрытиям навеса. -Искусственные! – сказал кто-то безапелляционно и прикоснулся к ним. – Нет же, настоящие! Поздним вечером мы распрощались с хозяевами. Командир похода капитан 1 ранга Олег Гарамов предложил пройтись по ночной Одессе. Путь был указан настоятельницей. И мы отправились... на знаменитую Потемкинскую лестницу. Памятный обряд
Остров Фидониси навсегда останется в летописи славных свершений и побед русского флота. Именно здесь взошла звезда молодого командира Ф. Ф. Ушакова. Корабли двух флотов приближаются к острову Змеиный. Безжизненный клочок скалистой земли выглядит мрачно, стоит на всех ветрах. Возле него ведутся работы по строительству причала, видны постройки военного предназначения. Отец Георгий – настоятель храма и отец Георгий – потомок Федора Ушакова приступают к обряду поминовения павших воинов, служат молебен за упокоение. Сознание человека, воспитанного на атеистических традициях, поначалу сложно воспринимает происходящее вокруг. Но, почитая павших героев, отдавая дань мужеству предков, не следует забывать: во славе их побед и горечи поражений, в ранах и бессмертии подвигов всегда рядом находилась православная церковь. Венки легли на воду в месте отдания воинских почестей. Над ветреным островом сегодня не ощущается ни малейшего дуновения ветра. Воздух прямо-таки застыл. Полный штиль на море. И цветы в траурных лентах долго не отплывают от борта корабля. Вопросы для архиепископа Архиепископ Львовский и Галицкий Украинской Православной Церкви Московского патриархата Августин вырос в семье потомственных священнослужителей. На протяжении 41 года его отец возглавлял сельский приход. Сам владыка вырос в городе Коростене Житомирской области. Августин не чужд мирским делам. Среди его увлечений – авиация. На Ан-24 архиепископ летает вторым пилотом. В числе любимых фильмов – “В бой идут одни старики”. Ценит шутку. В походе он как-то рассказал анекдот на “клерикальную” тематику: ...В сельский приход приезжает с грозной проверкой один архиепископ. Деревенский батюшка, как водится, встречает владыку в суете и треволнениях. И на вежливый вопрос “начальства” от церкви, как идут дела в приходе, простодушно отвечает: — Ой, не спрашивайте, владыка, сплошные на нас идут напасти в этом годе. То мор на скотину падёт, то засуха. А тут еще и архиепископ на нашу голову приехал. Естественно, мы неоднократно общались с владыкой. Причем он не уходил от ответов ни на один заданный вопрос. — Владыко, морской крестный поход во всех его терниях уже стал историей. Но вопросы столь беспрецедентная акция оставила и после своего завершения. Откуда истоки самой идеи пронести мощи святого адмирала по Черноморью? — Святой праведник Федор Федорович при жизни был великим флотоводцем. Память о легендарном адмирале принадлежит одинаково русскому и украинскому народам. И лучшее отдание почестей праведному воину – пронести его святые мощи по местам славы и побед. Вместе с тем мы решили: Господь и православная вера лишь возрадуются, если россияне и украинцы, военные моряки и верующие, сотворят вместе столь благое дело. Не скрою, изначально мы столкнулись с целой стеной трудностей – финансовых, юридических, организационных. Одних только денег потребовалось более миллиона гривен. Но разве в звоне монет измерить духовное начало, разве заменишь чем-то иным потребность человека во внешне невидимой защите души от мрачных сил? Воистину ведь сказано – не хлебом единым жив человек. А насчет денег... Отчего-то, как бы ни складывались обстоятельства, у православной церкви нет недостатка в жертвователях. Когда потребовалось топливо нашим кораблям, известная фирма “Лукойл” без лишних слов нашла на святое дело 600 тонн горючего. — В чем же природа подобной благотворительности? — Сложно ответить определенно. Религия, православие затрагивают самые тонкие струны человеческой души. И, находясь перед лицом вечности, оставаясь один на один с Богом, человек ведет и мыслит себя совершенно по-иному, чем в обыденной жизни. Как служитель церкви я не вправе говорить о сокровенных чувствах верующих, кои мне доверены. Одно лишь совершенно ясно – они чисты в своих помыслах. — Насколько с пониманием отнеслось к идее крестного похода по Черноморью политическое руководство России и Украины? — Президент Украины Леонид Данилович Кучма одобрил идею совместного морского крестного хода. В российской столице, в ее властных коридорах мы-то нашли полное понимание. Но заявить безапелляционно: все проходило гладко, как говорят, без сучка, без задоринки, значит, погрешить против истины. Пример солидарности, братской взаимовыручки между моряками двух флотов явил крестный поход. Нечасто, согласитесь, российский специалист безвозмездно помогает украинским коллегам, как делал капитан 2 ранга Владимир Грузинцев. Пример, согласитесь для подражания на общегосударственном уровне. — Православие во Львове стоит на передовых рубежах. Как сейчас обстоят дела в ваших краях, продолжается или нет противостояние с греко-католиками? Ведь дело доходило до прямых столкновений. И, говорят, нашлись “верующие” с той, противоположной стороны, лично на вас поднявшие руку? — Сильно все преувеличено относительно “подняли руку”. Скорее, как еще говорят, немного “помяли” в толпе. До кровопролития дело все-таки не дошло. Ситуация сейчас стабилизировалась, нет той жесткой конфронтации. Что касается истоков подобной вражды, то нужно заглянуть в историю. Галиция пережила за последние столетия слишком многие беды и завоевания. Некоторые ее жители обладают своеобразным менталитетом, непростой психологией. И почему-то во многих проблемах своей родины они безосновательно обвиняют русских. По мере сил православие, наши священнослужители объясняют людям ошибочность их взглядов, забвение исторической правды. В Львове даже часто говорят: греко-католичество – наша история. При этом, забывая, что униатство было навязано силой народу Галиции. Прошлое не вычеркнуть, но его исковерканное восприятие, в угоду политическим поветриям, становится барьером на пути в будущее. — Насколько, на ваш взгляд, было бы обосновано введение в Вооруженных Силах института штатных военных священников?(прим. - вопрос был задан в июле 2002 года). — По образцу капелланов? Церковь отделена от государства. И не наше дело диктовать условия правительствам. Духовная работа среди военнослужащих проводится. В ВМС ВС Украины ее проводит отец Геннадий, который прошел весь морской крестный ход. Отец Георгий, настоятель Свято-Никольского храма, в Севастополе духовный наставник, в том числе и черноморцев-россиян, совершает дальние походы на кораблях. Официально, “штатно” проводить работу в качестве священнослужителей пока еще не пришло время. Дальнейший ход событий покажет, насколько актуален вопрос возрождения существовавшего в России до 1917 года института военных священников. Воспитатель в погонах Представители церкви проводили на кораблях столь необычного отряда большую работу. На баке БДК «Ямал» неоднократно собирались моряки. И отец Георгий-настоятель Свято- николаевского храма, другой отец Георгий, потомок Ф.Ф. Ушакова, Светлана Александровна Парфенова рассказывали о традициях, вели просветительские беседы на общечеловеческие темы. Работа заместителя командира по воспитательной работе капитана 2 ранга Олега Дробинина оказалась как бы в тени. Так, может вернуть на корабли, как в императорском флоте, штатных священников. Наряду с духовной пищей моряк четыре раза в день принимает далекие от разносолов корабельные обеды, ужины, пьет чай. И можно спорить о путях преодоления неуставных взаимоотношений, но коррозия “неуставняка” часто острей всего проявляется в столовой команды и на камбузе. Именно корабельные замы внимательно следят за справедливостью во время насыщения “рабов божьих” пищей телесной. Но разве обеды моряка – одна лишь забота у практиков воинского воспитания? Становление молодежи в экипаже, воинское воспитание, культурно-досуговая работа... Словом, круг обязанностей практически неограничен. И еще один “нюанс” — капитан 2 ранга Дробинин по праву считается одним из лучших вахтенных офицеров части десантных кораблей. Думаю, при всем уважении к архиепископу Августину, прошедшему службу в вооруженных силах, единицы людей духовного звания – и то с моряцким прошлым — способны управлять корабельными вахтами на ходу. Дежурства, наряды, патрули офицер-воспитатель на кораблях несет наравне со своими сослуживцами. И при этом еще во главу угла становится конкретная работа по изучению личного состава, определение его возможностей по службе, участие в отборе кандидатов на контракт... Словом, тысячи “нюансов” и хитросплетений, которые не распутать никакой книжной мудростью, где начинается внешне неприметное творчество, сухо названное “воинское воспитание”. Олег Дробинин как морской офицер всегда вызывал чувство уважения. В моряцком активе Офицера с большой буквы – боевые службы в Персидском заливе, в Средиземном море. Для интереса добавлю: фотография капитана 2 ранга возле пеленгатора сделана отнюдь не в базовых условиях. И перед фотокамерой Олег не позировал. Во время прохождения Бугско-Днепровско-Лиманского канала он брал пеленги на ориентиры, принимал непосредственное участие в обеспечении безопасности плавания. Морская судьба непредсказуема. Выпускник Севастопольского высшего военно-морского инженерного училища лейтенант Дробинин был избран в альма-матер освобожденным секретарем комитета комсомола факультета, был помощником начальника политотдела по комсомолу. Пять комсомольских лет для него пролетели одним мгновением. Но проходит время. И его уже не устраивает достигнутое, он определил для себя на горизонте жизни и службы совершенно иные цели. “Инженер человеческих душ” на морском тральщике работает отнюдь не в белых перчатках. Персидский залив со сводящей с ума жарой, напичканный минами, отличался от спокойствия вод Севастопольской бухты. Но капитан-лейтенант Дробинин выбрал именно полную забот службу на малом корабле. БПК “Керчь”. Секретарь парткома капитан 3 ранга Дробинин даже в непростые годы лихолетья начала 90-х пользовался огромным уважением на корабле. События августа 91-го застали его на боевой службе в Средиземном море. Департизация не выбила из колеи. Ведь при любой власти востребованы практики, не на помпезных словах делающие черновую работу воспитания матроса. Кстати, многие офицеры и мичманы “Керчи” тогда поддержали добрым словом экс-парторга: все, мол, Олег, будет в порядке. Сильный человек не позволяет себе неосмысленно плыть по течению жизни, находя выход из любых неурядиц. И, быть может, все рубежи службы для капитана 2 ранга Дробинина доставались в труде и через многочисленные тернии. Но тем весомей его авторитет на флоте, тем искренней уважение среди подчиненных. Взгляд С профессиональной точки зрения командировка на БДК “Ямал” для освещения мероприятий морского крестного похода по Черноморью не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Нормальная журналистская работа с “Зенитом”, ручкой, диктофоном и передача телеграмм в номер. Кстати, хотел бы выразить благодарность связистам капитана 3 ранга Дмитрия Сичевского. Причем с Дмитрием нас судьба свела еще в 1995 году в новороссийской командировке. Вместе с тем сознание – человеческое, офицерское – так и не смогло вполне адаптироваться к происходящему. Разве десять лет назад была возможна сама мысль о крестном походе на боевом корабле? Хотя сама новизна подобных акций порождала элементы неразберихи, некоторых организационных проколов. Так, на БДК “Константин Ольшанский” узнали о предстоящем походе за пять дней до его начала. По всем нормативным документам качественно подготовиться здесь попросту не успевали. В спешном режиме российские и украинские моряки занимались ремонтом клапанов на главных двигателях некогда черноморского корабля. Возникли определенные трения по линии министерств иностранных дел. Николаев и Одесса для россиян без малого одиннадцать лет – иностранные порты. И нам следовало делать запрос за 45 суток на разрешение для захода. Один из знакомых офицеров даже пошутил по сему поводу: — Все могу простить Украине: раздел флота, присоединение Крыма и Севастополя. Но то, что в Николаеве не смогу попить пива с днепровской рыбкой, – вовек не забуду! Но в данный момент начались те события, кои вначале казались невозможными. Связи, а если называть вещи своими именами – неофициальная власть православной церкви, оказались весьма значительными. Один из архиепископов в Украине владыка Питирим позвонил, по некоторым сведениям, главе администрации президента. Все правовые тонкости были улажены. Так что желание того офицера вскоре сбылось. Вместе с тем официальные лица в Одессе и Николаеве не особенно привечали отряд боевых кораблей двух флотов. Ни один из представителей администрации или выборных органов не удостоил вниманием это мероприятие. Причем похожая ситуация происходила и в Феодосии. В Новороссийске же картина была несколько иной. Руководитель отдела международных отношений городской администрации Александр Борисович Титов великолепно справился с ролью радушного хозяина. Двойственность позиции официальных властей в Украине, впрочем, объяснима. Несомненно, дружба с Россией возведена в ранг государственной политики. И при всех плюсах и минусах курса на сотрудничество и добрососедство с Россией он в целом выдерживается. Но существует и мощнейшая оппозиция нынешнему руководству Украины – проамериканское лобби, отождествляемое с блоком Виктора Ющенко. Президентские выборы не за горами. И среднее руководящее звено в украинской провинции сейчас заняло выжидательную позицию: как выдержать тест на “российские симпатии” перед прозападно ориентированной частью правящей элиты? Словом, именно в разрезе двойственных чувств вполне объясняется отношение власть предержащих к морскому крестному походу. С одной стороны, упаси Бог, “засветиться” в определенных политических кругах в Украине в амплуа “пророссийского”. С другой – мы все-таки братья... И процентов девяносто трений и препон возникало как бы из “ниоткуда”. — Дело – великое, непростое, но завершено. И все сии тернии даются для испытания духа, — сказал в самом конце похода духовный его руководитель архиепископ Августин. По большому счету можно сказать, что среди множества конфессий в Украине лишь Украинская православная церковь Московского патриархата последовательна в стремлении к духовному единству с Россией. Католицизм, униатство, “самостийное” православие ориентированы совершенно в ином направлении. Веками в боли и страдании с русским народом находилась православная церковь. И в этой связи вспоминаю встречу с одним греком. Первый его вопрос ко мне при знакомстве: — Ортодокс (православный)? Затем речь зашла о роли религии для греческого народа. — Православие дало нам духовные силы на протяжении веков бороться с враждебным окружением. Крест или полумесяц, сохранение нации или ассимиляция среди миллионов завоевателей – такова наша история. Религия по-прежнему остается властью над властью. Ибо человека можно сковать силой государственного аппарата принуждения. Но победить, сломить его дух, особенно когда речь идет о нациях... Не наша ли история преподносит уроки многовековой борьбы за право называться русскими, разговаривать на собственном языке, молиться Богу по своим обычаям? Вряд ли есть смысл объединять, как некогда, церковь и государство. И лично я не сторонник введения в российской армии института военных священников. В практическом смысле куда целесообразней корпус офицеров-воспитателей, с четкой направленностью в воинском воспитании матросов и солдат. Вместе с тем не следует избегать традиций, опыта поколений, тесно связанных с религией. Образно говоря, отказываясь от духовного наследия, мы, славяне, в чем-то перестаем быть самими собой. Хотя не следует навязывать и православие наряду с любой другой религией. Начало новой традиции? Время исподволь меняет самые незыблемые взгляды. В 2001 году вряд ли кто-либо смог даже предположить подобный совместный поход украинского и российского кораблей. Сегодня морской крестный поход уже десятилетнее наше прошлое. В Одессе, кстати, тогда простые люди искренне говорили: Андреевский флаг здесь лучше смотрится, нежели стяг “от НАТО”. И поневоле возникает мысль – почему на этой благословенной земле стал возможен инцидент в апреле 1994-го...Тогда, много лет назад ведь захватили черноморский дивизион кораблей консервации украинские роты воздушных десантников из Болграда. Эпоха задает нам, современникам, непростые вопросы, на кои нам и отвечать перед будущими поколениями. И один из них – насколько прочна дружба между народами России, Украины и Беларуси. Другое дело, насколько мы готовы поменять взгляды, вернуть традиции. Многие в Севастополе тогда, десять лет назад весьма скептически отнеслись к самому факту крестного хода, иронизировали по поводу и над самой ее идеей. ...И все-таки хочется верить: продолжение следует.
После 5-й эскадры ему предложили место в главном техническом управлении флота, где он прослужил два года, и несмотря на то, что ему предлагали ещё более высокую должность, демобилизовался. На гражданке у него были большие планы на жизнь, но осуществить их ему не пришлось.
Спиридонов Иван Александрович умер 27 мая 1994 года, похоронен в Севастополе.
А вот что написала вдова капитана 2-го ранга Маркина Николая Егоровича – Виолетта Израилевна (г. Новомосковск, Тульская обл., Россия):
«Здравствуйте, уважаемый Вячеслав Николаевич! Вы представить себе не можете, что я пережила, пока читала Ваше письмо. Огромное Вам спасибо за память, за внимание. Что Вам рассказать про нашу жизнь после 24 мая 1968 года (после аварии). После того как Николай вышел с госпиталя, мы вернулись в Гремиху. В январе 1969 года у нас родилась дочь, летом Николая Егоровича направили в Обнинск, а потом мы уехали в Западную Лицу. Муж получил назначение на атомную подводную лодку, командиром которой был Егор Томко (бывший старпом АПЛ К-27 – авт.). Частые выходы в море, походы. Я там работала в музыкальной студии в Доф(е). Жили неплохо. В 1978 году мы снова переехали в Гремиху. Служил Николай в воинской части 39047 в должности командира дивизиона. И снова море. В 1984 году Николая Егоровича переводят служить в г. Мурманск-60 посёлок Вьюжный на должность зам. командира соединения по ЭМЧ (электромеханическая часть). Я работала, потом поступила в 1-й медицинский институт в Москве. В 1988 году на службе Николаю Егоровичу стало плохо. Отправили в госпиталь. Диагноз – ишемический инсульт. В июне 1989 года мы приехали в Новомосковск Тульской области. Там получили однажды письмо от нашего приятеля контр-адмирал В.Синицына, он советовал Николаю оформить удостоверение ветерана группы риска. Николай обратился в военкомат, оттуда дали запрос в архив о подтверждении его участия в ликвидации ядерной аварии на АПЛ К-27. Но ответа не было. А настаивать и «бегать» по инстанциям Николай не захотел. Работал инспектором отдела кадров, но всё чаще и чаще стал чувствовать себя плохо. Вынужден был уволиться с работы.
В 1997 году в очередной раз попал в больницу. Потом всё как будто наладилось. Ему стало лучше, но 1 мая 1998 года, будучи на даче, Николай Егорович скоропостижно скончался. Хоронили его с воинскими почестями, всё это организовал наш племянник, тоже военный офицер – подполковник. После смерти мужа он пытался добиться льгот, но всё было бесполезно. Мне ответили, что для того чтобы я их получала, надо, чтобы при жизни Николая он был членом ВПОР и имел удостоверение. А он его не имел. За потерю самого дорогого мне человека, который отдал многие годы службы подводному флоту, потерял там своё здоровье, я получаю – 109 рублей!!! (по состоянию на 2008 год). Такие вот дела. Работаю, получаю свою небольшую пенсию. Дочь и зять врачи. Подрастает внучка, которой уже 14 лет. Первое время я переписывалась, перезванивалась со многими друзьями из Мурманска, но сейчас все потерялись. Ещё раз спасибо Вам большое за внимание, желание восстановить то, что пришлось морякам АПЛ К-27 пережить за время их службы на этом корабле. Всего Вам доброго. Виолетта Израилевна. 16.04.2008 год»
Капитан 2-го ранга Маркин Николай Егорович родился 05.06.1941 г. После окончания СВВМУ прибыл на АПЛ К-27 в 1967 г. на должность зам. командира электромеханической части 2-го дивизиона. Прошёл через ядерную аварию на корабле. После лечения продолжил службу на подводном флоте, несмотря на сопротивления врачей. После демобилизации проживал в Новомосковске Тульской области. Скончался в возрасте 57 лет.
«Здравствуйте, ув. Вячеслав Николаевич! Постараюсь ответить на Ваши вопросы. Славик родился 18 мая 1940 года в г. Баку. После 7-ми классов пошёл учиться в Каспийское мореходное училище, но не закончил его. Причины не знаю. Потом работа и учёба в вечерней школе. В 1960 году призвался в армию. Служил на Черноморском флоте, крейсер «Михаил Кутузов». Прослужив два года, в 1962 году поступил в Севастопольское ВВМУ, которое в 1967 году окончил и получил назначение в Гремиху, на атомную подводную лодку К-27. Познакомилась я с ним в 1962 году, а 30 октября 1964 году мы поженились. В 1965 оду у нас родился сын Анатолий, а в 1969 году – дочь Виктория. Прожили мы вместе шесть лет. Что могу сказать, оглядываясь назад. Это был неуёмный человек. Он как чувствовал, что ему отпущен уж очень маленький срок жизни на этой Земле. Писал картины, стихи, поэмы. Любил рыбалку и охоту. Я уже не говорю за Север: мы с ним избороздили все леса, раненько поутру ходили на рыбалку. Человек он был добрый, отзывчивый, душой коллектива и компании. И это не только мой взгляд на него, как жены, но и его сокурсников по училищу.
Влад Домбровский (слева) и Мстислав Гусев. 1966 г.
Уже прошло 39 лет, как его нет, а я ежегодно встречаюсь с его друзьями, посещаю училище, где учился Слава. Конечно, он был не идеален, я его не идеализировала, но на общем фоне его вспыльчивость, но не грубость, жёсткость, особенно мне хлопот не доставляла. Жизнь была не очень лёгкой, но и сложной, и трудной её при нём не могу назвать. Он очень любил людей, друзей, в частности, любил детей и к ним относился очень трепетно. Сначала я была у него за ребёнка, ведь он старше меня был на 7 лет. В 23 года я осталась вдовой с двумя маленькими детьми 5-ти и несколько месяцев дочери. Хотя дочь и не помнит его, но ей я очень много рассказывала о Славе, она до самого замужества носила его фамилию. Дочь многие годы собирала стихи, поэмы своего отца. Она, как и сын, знакома с его друзьями. Хотя её и воспитывал другой человек. В училище есть музей, там есть и фото Славика. Мы каждый год посещаем этот музей, кладём цветы к фотографии. Скажу так: «Если столько прошло лет, и я не забыта, это о многом говорит». Если бы Слава был посредственным человеком, я не думаю, что помнили бы меня. Он как лучик солнца, вышел всех обогрел, приласкал и закатился… А его отблеск остался на земле и выразился тем или иным в детях и внуках. Сын прекрасно рисует, пишет стихи, очень похож на него внешне. Дочь по-своему что-то от него взяла, а мне осталась память и благодарность, что меня, простую севастопольскую девчонку, мог полюбить такой человек.
Татьяна Гусева (слева) с семьей Домбровских. Севастополь. 2008 г.
Дети уже взрослые. Сын живёт со мной, дочь замужем за офицером. Он капитан 2-го ранга, проживают на Камчатке. У дочери двое детей, двое внуков Славика. Внучке уже 21 год, внуку 18. Память о своём дедушке, хотя они знают его только по фотографиям, стараюсь сохранить и во внуках. Когда они бывают у меня, я их вожу в музей, кладём там цветы. Показываю им тропы, по которым ходил их дедушка. Встречаемся с друзьями Славика, они многое им рассказывают о нём. Ведь что-то должно быть святое у нынешнего поколения и кто, как не мы, должны этому содействовать. Вот я это и делаю, и буду делать пока жива. Уважаемый Вячеслав Николаевич! Вот, кажется, я вкратце и рассказала Вам о Славе. У меня часто бывают гости с числа тех, с кем служил Славик на АПЛ К-27. Узнаю не только хорошие новости, но и печальные. Узнала о смерти Новицкого Геннадия Геллиодоровича. Из Вашего альманаха узнала о смерти Коли Мойстуса, Бориса Ефремова. Коля со своей женой Шурой были у меня сразу же после гибели Славика, а потом 18 лет спустя Шура была с сыном Юрой у нас, и всё, до сегодня больше никаких сведений о них нет. И вот печальная новость. А ведь это первые знакомые, а впоследствии, друзья по Северу, потом уже были Домбровские, Агафоновы. Но с Мойстусом Славик познакомил меня на второй день моего появления в Островной.
Татьяна Гусева, г. Севастополь»
, 1940 г.р., после окончания Севастопольского ВВМУ в 1967 году прибыл на АПЛ К-27. Назначен командиром группы турбинистов. В 1970 г. с группой членов экипажа корабля на АПЛ К-8 участвовал в боевом походе. Погиб, героически спасая своих товарищей в отсеке при пожаре на лодке.
Из письма вдовы капитана 1-го ранга, бывшего командира 1-го дивизиона Артеменкова Владимира Стефановича, незаконно обвинённого в разглашении секретных документов.
«Здравствуйте, Вячеслав Николаевич! Извините, что задержалась с ответом. Итак, где родился Володя? Володя родился в семье морского офицера, на Севере в 1936 году. После войны семья жила в Балтийске, где и прошли его школьные годы. Учился неплохо. В 1954 году семья переехала в Ленинград, и он поступил в ВВМУ им. Ф.Э.Дзержинского, которое успешно заканчил в 1959 году. Познакомилась с Володей в 1959 году во время его учёбы в Обнинске. Сыграли свадьбу, далее переезд в Северодвинск, потом Гремиха, снова Северодвинск. Служил он на АПЛ К-27 до 1967 года в должности командира 1-го дивизиона при командире Новицком Геннадии Гелиодоровиче. В 1967 году ему разрешили поступить в академию, которую он впоследствии успешно закончил с золотой медалью. Потом снова учёба, защита диссертации и работа преподавателем (звание доцента он получил до 1992 г.). У нас двое сыновей. Один 1961 г.р., второй – с 1970 г.р. Оба уже взрослые, имеем внуков. Владимир Стефанович любил охоту, много времени, конечно, отдавал своей работе. Отпуск обычно проводили на даче родителей, помогали им в огороде. Любил писать стихи. Написал поэму о своём корабле К-27. В 1992 году Володя ушёл на пенсию, но до последнего дня работал на кафедре, читал лекции. 30 ноября 1997 года ему исполнился 61 год, а 21 декабря этого года его не стало. Всему виной капитан 1-го ранга Никитин, так как после известных событий Володе стало очень худо с сердцем, не выдержала всего этого его мама и умирла, вскоре ушел из жизни и Володя. Посылаю Вам вырезку из газеты, где коллеги Владимира Стефановича встали на его защиту. Резко осудили мерзкий поступок Никитина в отношении Володи. Вот, кажется, и всё, что хотела написать. С ув., Алла Алексеевна.»
Глава 23. СПУСТЯ ДЕСЯТИЛЕТИЯ
Прошли десятилетия со дня моей службы на атомной подводной лодке К-27 Северного флота. Как же сложилась жизнь тех, кто служил на ней в разные годы службы? Конечно, в данной книге рассказать обо всех просто невозможно, и всё-таки о тех, с кем мне пришлось непосредственно служить, кого нашёл, спустя годы, хочу немного рассказать. Начну с печального списка тех, кто не дожил до нашего времени. Многие ушли из жизни, не дожив до 60 лет. Давайте склоним свои головы перед ними и остальными моряками-подводниками АПЛ К-27, которых я не назвал.
Егор Андреевич Томко, 1935 г.р., старпом АПЛ К-27. После АПЛ К-27 продолжил службу на подводном флоте. Командовал дивизией атомных подводных лодок Северного флота. С 26 августа по 7 сентября 1978 года участвовал в переходе подо льдами Арктики с Северного на Тихоокеанский флот двух подводных лодок, являясь старшим на борту. За этот переход получил звание Героя. В 1984 году – командир ВВМУПП им. Ленинского комсомола. С 1992 года в запасе стал вице-адмиралом. Являлся Председателем международного фонда моряков-подводников. Умер Егор Томко 01 апреля 2008 года. Владимир Гусев, 1946 г.р., турбинист. Киев. После демобилизации у него не сложилась жизнь. Много проблем он принёс своей матушке. Умер в 57 лет от онкологии. Анатолий Кулаков, 1946 г.р., трюмный. Проживал в Киеве. Женился. Вырастил двоих детей. А вот внуков не дождался – скончался в 57 лет от онкологии. Юрий Вовк, 1946 г.р., радиометрист. Проживал в Белой Церкви. Работал в колхозе бригадиром. Воспитывал дочь. Как потом написала его дочь Лена, болезнь тяжёлая и неизлечимая забрала его в 45 лет.
Света небольшого роста южанка, из Севастополя, всегда была в хорошем настроении, любила своих мужчин, заботилась о них, им с ней было всегда хорошо. Любила много читать и непременно делиться прочитанным. Время было читающее, мы все стремились к этому, но у нее получалось лучше всех. Во время зимовок, когда наши мужья уходили в Ракушку, мы с литературными разговорами засиживались до полуночи. Она была в лучшем положении: отправив детей в школу, могла себе позволить немного восстановить силы. У меня времени на восстановление не было. В середине апреля они уехали в очередной отпуск в Севастополь. Решено было Юру оставить с нами до окончания школы, чтобы сдать экзамены за восьмой класс, пройти практику и вместе с нами улететь в Москву, где его должен встретить родной дядя, работавший в каком-то министерстве. Сказано – сделано. Надо заметить, что Юра в восьмом классе не был прилежным учеником, а сдача экзаменов – ответственное дело, мой риск был не таким уж и маленьким перед его родителями, многие меня старались отговорить от этого намерения, да и характер у Юры был, мягко сказать, независимый. Мы как-то сразу поняли друг друга, прилично сдали экзамены, пришло время практики, и я его устроила на хлебозавод в две смены. Две недели пробежали быстро, так же быстро, как и наши отпуска. Он со своими родителями, в Москве и Севастополе, мы на юге и в Ленинграде. Начался новый учебный год, что произошло с Юрой, понять никто не мог, другой стал человек: ответственный, упорно сидит за домашними заданиями, изучает иностранные языки, учится на отлично, личное время проводит за книгами, гулять некогда. Школу закончил на «отлично», их перевели в Севастополь, он успешно поступил в МГИМО. При встречах с его родными было не всё просто. Совершенно неожиданно в командировке в гостинице умер Миша Лезгинцев – инфаркт. Мы все переживали эту утрату. Видимо, сказались переживания за Свету, у которой врачи диагностировали «болезнь нашего времени».
Шло время, мы в Ленинграде. Эрик преподает в , дети учатся, я работаю во Дворце, опять общественные нагрузки, на этот раз их аж одиннадцать. При приеме меня в партию в райкоме спросили нашего секретаря: «Как же она справляется?» Он спокойно ответил: «Отлично». Ему порекомендовали немедленно освободить меня от всех нагрузок, за исключением председателя профсоюза нашего Дворца и ректора общественного университета по эстетическому воспитанию подрастающего поколения. Повезло. Утром наш дежурный известил меня, что ко мне пришли молодые люди. В кабинет входит молодая красивая пара, все светятся, в руках цветы, коробка конфет, шампанское. Я сразу не узнала, прошло семь лет. Мой милый, мой трогательный мальчик Юра Лезгинцев держит в руках красный диплом и обращается ко мне со словами благодарности. Получив дипломы, вечером они сели в поезд и приехали ко мне из Москвы в Ленинград. Оказывается, он дал себе слово, что по окончании ВУЗа он меня известит первую. И как!!! На мой вопрос, чем я заслужила такую честь, ответ был до банальности прост. Проходя практику на заводе, где он перемыл десятки котлов после теста и выпечки хлеба, дал себе слово получить высшее образование. Я подумала про себя, сколько «приятных слов» было им сказано каждый день в мой адрес. Вот она «горькая, правда» формирования его личности. Стоик. Назначение он с женой Мариной получили в Иран или Ирак, не помню. В связи с восточными событиями мы переживали за них. Однажды довелось встретиться в Москве, звонили по телефону до обмена их московской квартиры. Пару лет назад разговаривали по телефону – он из Венесуэлы, я из Атланты. Юрочка, всё тепло, которое вы подарили с Мариной в ваш выпускной день – оно в моем сердце. Будьте счастливы и здоровы вместе с вашими красавицами дочерьми, их у вас две. Наверное, есть уже и внуки. Добрый путь Вам всем! Увидит ли, услышит ли меня Юрий Михайлович Лезгинцев. Юрочка, мы опять потерялись, после короткой встречи. Мне бы очень хотелось узнать о твоей маме и Мише. Последний раз я их видела в Севастополе, на вокзале, они меня провожали в Ленинград в середине девяностых. Но главное, напомнить тебе, что твой поступок в моей памяти до сих пор.
Я и Света Лезгинцева с младшим сыном – Мишей.
– высокая, под стать своему богатырю мужу Алексею Живописцеву – командиру лодки. Весельчак и придумщик, каких мало, казалось, в их жизни не было ни одной тучки. Сильные люди! Ирина – педагог, литератор, впоследствии прекрасных стихов – с благословения Булата Окуджавы (муж старшей сестры Галины). Они пришли с Камчатки. Судьбы у нас были почти зеркальные. К ней приехал ее племянник Игорь – сын Булата Шалвовича, продолжить учебу в девятом классе нашей 45 школы. Мать Игоря умерла, когда мальчику было 11 лет.
Ирина и Алексей Живописцевы.
Такая же участь постигла и нашего Игорька. Разница была в том, что мы сразу нашего Игорька усыновили, а она не проявила настойчивость в то трудное для всех их время. О чём горько сожалела. Подробности я узнала много лет спустя из её сборников стихов, которые мне прислали мои Калиши в Майями, где я отдыхаю со своими внуками. Стихи меня потрясли! Поздний тревожный звонок от Ирины меня взволновал, так как надо немедленно предпринять серьезные меры, чтобы мальчика оставили в Советской гавани до конца учебного года. Задача была не из легких. Игорь в Москве был замечен в распространении литературы шестидесятников. Это не удивительно, Булат Окуджава тоже входил в их число. И следственные органы требовали немедленного возвращения Игоря в Москву. Нашлись люди, которые встали на защиту Игоря. Спасибо нашему дорогому Панину, директору школы Владимиру Карповичу Манжосову, который не струсил, был со мной солидарен, как с председателем родительского комитета. Дело решалось на уровне Политуправления Тихоокеанского флота, семью офицера подводника Живописцева и их племянника отстояли. Дело ограничилось закрытым комсомольским собранием. Я никогда не забуду его глаза и его недоумение после собрания, он сказал: «Какие мы разные, хоть все живем в Советском Союзе. Какие вы все светлые». Он был прав. Наши ребята еще сохраняли свои идеалы. С разрешения Ирины, я коротко написала о жизни Булата, Галины и Ирины в журнале «СОВА» в Атланте. Думаю, она не обидится, если я закончу это воспоминание ее стихами.
ИГОРУШЕ.
ПЛАЧ.
1995 – 29.01.97.
Из «Ночных колоколов»:
... Мы все спешим туда, где многолюдней (Так англичане в шутку говорят). И снова после жизни многотрудной Вы вместе – Галя, Игорь и Булат.
Это жгучее откровение Ирины. Её раскаяние, облегчило и мою душу. Долгие годы терзали меня сомнения и вина перед родным отцом нашего Игорька. Хотя все мы понимали, что для будущего Игорька – это единственный выход – ничего не менять в его жизни. Кроме того, это было желание моей сестры. Отец Игоря – Анатолий – в силу своей профессии механика на рыболовецких судах, находясь по несколько месяцев в море, не мог заниматься его воспитанием. Время показало правильность нашего общего решения. Да, это было тяжело для Анатолия – не видеться с Игорьком до его совершеннолетия. Спасибо Толе, который сумел понять меня! Он исполнил свое обещание, только однажды прислал сыну поздравление ко дню его рождения 19 марта. У Анатолия образовалась своя семья, родилась дочь, которую воспитать ему не пришлось по причине развода со второй женой. Своего сына он сохранил, познакомился с ним, когда Игорек заканчивал ВВМУРЭ им. А.С.Попова. Они часто встречались, сохраняя добрые отношения, Игорёк и его семья заботились о нем до конца жизни Анатолия. Было очень трудно скрывать правду, она осложнялась долгой болезнью Людочки, которой мы должны были немедленно вернуть сына при ее выздоровлении. К этому я прикладывала все силы, внимание и заботу, помогала мне моя дорогая Мумка (свекровь, они и сейчас вместе на кладбище «Памяти жертв 9 января»). Во спасение этой ситуации, родилась игра: у нас появилось три мамы: родная мама, мама Айя, мама Еея (Виола) – наш большой друг семьи, у которой мы отдыхали каждое лето в Сухуми. Эта игра была необходима для поддержки его детской памяти о его маме и папе, чтоб он в любое время мог вернуться к матери, что и случилось, после очередного лечения в . Людочке стало легче, мне пришлось привезти Игорька к ней. Эрик болезненно воспринял это расставание, уговаривал меня повлиять на Людмилу, не тревожить парня, которому так хорошо в нашей семье. При их встрече (Толя, муж моей сестры, был в море) я с трудом сдерживала слезы. Боль разлуки с ним тщательно скрывала, счастье Людмилы давало мне силы. В голове стучало: надо, надо, так надо, а сердце плакало, скулило. Утром надо было улетать в Советскую Гавань. Игорек мирно играл со своими игрушками, увидев меня одетую, спросил: «Мама Айя, ты куда?». А как ответить, когда все слова у нас застряли в горле. Игорек мгновенно засобирался, бегая по комнате, разыскивая свои вещи. Людмила только сумела произнести: «Забирай, не знаю, что будет со мной».
Милая моя, родная девочка, как же тебе хватило мужества взять всю нашу боль в свое сердце и жить с ней еще четыре года, встречаясь с сыном один раз в году во время нашего отпуска. После смерти Людочки мы не тревожили память Игоря воспоминаниями о его родителях. На четвертом курсе училища, когда Игорь приехал домой в увольнение, как всегда мы с ним уютно устроились на кухне с любимой его жареной картошкой и всякой вкуснятиной. В мирной беседе без Юлиньки и Эрика – они были в гостиной – неожиданно прозвучал его вопрос: – Мама, а где мой папа? Я спокойно отвечаю: – Всё шутишь, на диване, в гостиной. – Нет, настоящий мой отец, с которым ты развелась? Мне надо было заново вернуться в далекое прошлое, вспомнить, что Эрик не родной его отец. Немного придя в себя, с ужасом понимаю, что я не родная его мать, о чем он пока не знает. Что делать? Какое решение принять? Сказать всю правду или только полуправду, добить сразу или пощадить временем, а потом чем оправдать эту ложь? Не дай Бог кому-то оказаться в подобных ситуациях. Мы готовили себя к этим признаниям во имя Толи, но этот разговор меня застиг совершенно неожиданно. Я начинаю свою исповедь, почти твердым голосом: – Игорек, прими мое признание, как взрослый мужчина. Но тебе сегодня лучше (как лучше, что лучше, – чушь, все мелкая чушь) узнать всю правду: ведь я не твоя мать... Красная краска на его лице сменилась белой, резко отодвинув стул, возмущенно сказал: – Вы учили меня правде, а сами врали мне всю жизнь! И все-таки, есть Бог на свете! Чтобы облегчить его страдание, я ему задала простой вопрос: – Игорек, твоя воля казнить нас или миловать. Но скажи, и только правду, когда-нибудь ты чувствовал разницу между тобой и Юленькой? А ведь она младше тебя и девочка. Он был обескуражен. – Нет, – тихо ответил он. Постепенно мы вошли в детские его воспоминания, вспомнили последнее прощания с его мамой. Он, оказывается, многое помнил. Я спросила, как он узнал и знает ли отец и Юленька. Он ответил: «Нет», – и попросил не тревожить их этим разговором. А Юлишка – наш «Штирлиц», знала двумя годами раньше из свидетельства об его усыновлении, которое мы тщательно скрывали, но разве от них скроешь что-нибудь в их доме. Через какое-то время Игорек обнял меня и по-мужски сказал: – Мамочка, какое это имеет значение, я знаю, что у меня две мамы и два папы. Я рассказала о любви его родителей к нему, рассказала об их сердечности и порядочности. Об их желании видеть его счастливым, и предложила в любое время сходить на могилу к его маме. Это тоже было тревожно-мучительное время – ещё долгих три месяца. Рано утром из училища прибежал Игорек и решительно сообщил, что мы сейчас едем к маме. Наконец-то, как тяжело он переживал все это время, хотя не подавал никакого вида, бывая дома в увольнениях. Сильный характер, достойный мужественного человека. Встреча сына с матерью состоялась через пятнадцать лет. Высокий, спортивный (десятиборец), красивый, в форме курсанта 4 курса, великодушный – весь в свою маму Люсю – он долго стоял, низко склонив голову в своих мыслях, потом, опустившись на калено, приложил руку к бескозырке, по морскому ритуалу отдал своей мамочке честь. Я оставила их одних и про себя тихо повторяла: «Людочка, это твой сын, он достоин твоей мечты».
И это правда. Сегодня Игорьку пятьдесят. У него прекрасная семья: дочь Людочка и сын Антон, внук Алексей и замечательная жена Ирочка. Со своей Юлишкой не расстаются ни на миг, нежно любя друг друга, как в детстве, несмотря на расстояния и долгие разлуки. Их детская дружба и взаимовыручка востребована и сегодня, в чем бы она ни выражалась. Я счастлива и спокойна за них.
Есть сведения, что помощник командира экипажа капитан-лейтенант Сальников А.М. дослужился до звания адмирала и был командиром Беломорской военно-морской базы в Северодвинске. Уважаемый Вячеслав Николаевич! На этом я, пожалуй, и закончу то, что помню. Время службы на К-27 я вспоминаю, как хорошие годы и в службе, и в жизни. Это были и годы моей относительной молодости, счастья в семейной жизни. А жена у меня была прекрасный друг и верная спутница в моей нелёгкой флотской жизни. Вот уже пятый год, как она ушла их жизни, а в памяти до сих пор, как всегда живая, вот только что вышедшая из дому. Пока до свидания. Желаю вам крепкого здоровья, счастья вам и вашим близким, успеха в деле, которое вы начали.»
Перед Вами, уважаемый читатель, воспоминания старпома АПЛ К-27 капитана 2-го ранга Воробьёва Юрия Николаевича (умер в 2005 году).
«После окончания класса командиров ПЛ ВСОЛК ВМФ в 1966 году был назначен ст. помощником командира на свою прежнюю ПЛ С-273 в п. Гремиха, организация службы на которой за год отсутствия была развалена, – пришлось всё восстанавливать, что удалось… По всей вероятности, поэтому Приказом ГК ВМФ от 03.10.1967 г. был назначен старшим помощником командира АПЛ К-27. С приходом на новую лодку, естественно, столкнулся с целым рядом трудностей – вхождение в новый экипаж никогда не бывает простым. Тем более что лодка только вернулась из ремонта из Северодвинска, что всегда связано с понижением уровня организации службы. Началась очень напряжённая работа, к тому же лодку нужно было приготовить к длительному выходу в море. Отношения в экипаже с офицерами, сверхсрочниками и моряками срочной службы складывались относительно нормально, хотя и не без исключений. Экипаж был несколько избалован вниманием командования – единственная в мире лодка с такой энергетической установкой! К тому же прислали старпома с какой-то несчастной дизелюхи!
Особенно это проявлялось со стороны командира БЧ-5 капитана 2-го ранга Иванова, с которым, к сожалению, нормальный контакт установить не удалось до самого конца. Всё начало 1968 года было заполнено всякими учениями, тренировками, сдачей задач и т.п. – время было очень напряжённым. 22 мая 1968 года вышли в море на трое суток на контрольное испытание энергетической установки. Н.Мормуль в одной из своих книг говорит о том, что командир БЧ-5 капитан 2-го ранга Иванов сделал запись в Вахтенном журнале о неготовности боевой части 5 к выходу в море. Я, как непосредственно отвечающий за ведение журнала вахтенными офицерами, наличие такой записи категорически отрицаю – её не было! И тот же т. Мормуль утверждает, что в момент аварии реактора командиру БЧ-5 всё сразу стало ясно… Почему же он не смог на эту тему доложить командиру ничего вразумительного? Описывать все детали аварии и последующих действий не буду – об этом уже многие писали и говорили. Могу сказать только одно – в тот момент никто ничего не понимал – с этим связаны некоторые упущения и ошибки. Впрочем, все комиссии в конечном итоге пришли к выводу, что действия экипажа были правильными. А сама причина аварии могла быть выяснена только в результате вскрытия и осмотра реактора, что сделать было невозможно. Поэтому, как всегда в аналогичных случаях, остаются только версии, догадки и предположения. В течение определённого времени экипаж был эвакуирован из Гремихи по госпиталям: 24 человека – старший капитан 1-го ранга Леонов – в Североморск; 83 человека – старший капитан 2-го ранга Воробьёв – в 1 ВМОЛГ г. Ленинград, 5 человек – в Москву.
Самыми трудными в госпитале были первые 10-15 суток – начали умирать наши ребята в спецотделении – общее мнение у всех: нас ожидает то же самое. Реакция на это, естественно, у всех была разная. В конечном счетё, всё прояснилось – будем жить! Но настроения появились разные – часть начала утверждать, что вина во всём лежит на командире. У меня лично с командиром отношения складывались и сложились сугубо служебные, и я продолжаю его уважать за знания, выдержку, и уверен, что в аварии и последствиях его вины нет. В госпитале экипаж расслабился – возникали случаи конфликтов с обслуживающим персоналом (хотя отношение к нам было самым радушным) – речь шла о некотором разложении. Марку отличного экипажа нужно было сохранить, во что бы то ни стало, и мы это выполнили с помощью многих офицеров (майор Ефремов, капитан-лейтенант Резник и др.), сверхсрочников и матросов. Приходилось неоднократно собирать всех и утверждать, что командир в аварии невиновен, что всякая новая техника требует жертв и т.д. Хотя и были разочарования – некоторые (к счастью, немногие!) говорили, что они умрут и всё остальное их не интересует (даже офицеры). Всё время пребывания в госпитале связь с внешним миром (а мы были изолированы) поддерживал заместитель начальника политотдела 17-й дивизии капитан 2-го ранга Зверев, который почти каждый день бывал у нас. После смерти В.Гриценко (16.06.1968 г. 15 ч 45 мин) я обратился к нему – нужно его или наградить, или как-то увековечить память об этом прекрасном мальчике – то ли школу, где он учился назвать его именем, то ли поставить мемориальную доску… Ответ: «Была авария, и ни о каких наградах речи быть не может». В конечном счёте, мы все (кроме умерших) были выписаны из госпиталя через дом отдыха в Зеленогорске с диагнозом «острая лучевая болезнь» разной степени, зашифрованная под названием «астеновегетативный синдром» – ни один врач потом не мог понять, что это такое. И всё было названо своими именами с получением справок только через несколько лет, после аварии на Чернобыльской АЭС.
Низко кланяюсь всему экипажу нашей лодки – все до конца остались настоящими моряками и людьми, хотя многих уже нет. Старший помощник командира К-27 капитан 2-го ранга в отставке Воробьёв Ю.Н.»
Завершить главу воспоминаний мне бы хотелось письмами вдов офицеров-подводников К-27, которые не дожили до нашего времени. Двое были моими непосредственными командирами на атомной подводной лодке К-27 во 2-м дивизионе БЧ-5. Душевные, добрые (если можно так сказать), но принципиальные командиры для нас, команды турбогенераторщиков и электриков. Они горой стояли за своих подчинённых. Но и строго спрашивали с нас за те или иные проступки. И мы никогда не обижались за это на своих непосредственных командиров 2-го дивизиона. Спиридонов Иван пришёл на АПЛ К-27 в октябре 1964 года, Николай Маркин – в 1967 году. Иван Спиридонов успел до прихода своего заместителя побывать в Средиземном море, получить орден Красной Звезды, у Николая Маркина после К-27 походы в различные точки мирового океана ещё предстояли. А третье письмо – это письмо вдовы старшего лейтенанта Мстислава Гусева, который героически погиб на АПЛ К-8 в апреле 1970 года.
Спиридонов Иван Александрович
«Вячеслав! Ты прекрасно понимаешь, как мне трудно писать о человеке, с которым прожила 33 года, и который умер в расцвете сил от того, что очень любил Родину, свою специальность, служить верно и честно ему привили в Суворовском училище, куда он поступил в десятилетнем возрасте. Почти 8 лет я вдова, смириться с этим очень трудно. Теперь я стала отец-мать, я делаю всё, чтобы внуки у Спиридонова были во всём похожи на него, человека с большой буквы. Мне трудно всё вспоминать, у меня поднимается высокое давление. В письме я дала тебе канву жизни Иван, прошу тебя, отредактируй мои сумбурные мысли и сам его охарактеризуй таким, каким ты его знаешь, знали его друзья. Это письмо пройдёт много границ, прежде чем попадёт к тебе, но у меня нет выбора, я самым неожиданным образом улетела в Турцию и теперь, наверное, надолго.
С искренним уважением, Наталья Спиридонова»
Спиридонов Иван Александрович родился 2 апреля 1939 года в г. Саратов в семье рабочего. Отец погиб в годы Великой Отечественной войны, мать трагически погибла в 1949 году (попала под поезд). Остался сиротой в возрасте 10 лет. Судьбу его решил дальний родственник матери, устроив его в Саратовское Суворовское училище, где он учился с 1950 по 1958 год. В училище, помимо военных дисциплин, углублённо изучали английский язык, все предметы по программе велись только на нём, и большое внимание уделялось спорту. В одном спортзале Иван занимался с мастером спорта Юрием Власовым, занимался с огромным увлечением, очень разносторонне, спортивные разряды у него были такие: 1 разряд по гимнастике и акробатике, вольной борьбе, волейболу (между прочим как делается шпагат он показывал внукам за два года перед смертью, а волейболом перестал заниматься в 50 лет). Отсюда и красивая спортивная походка, выправка настоящего кадета. Нести знамя Суворовского училища на парадах поручали только ему.
После окончания училища он был принят без экзаменов (так как был высокий балл аттестата) в Высшее Военно-Морское ордена Ленина училище им. Ф.Э.Дзержинского на электрофак, которое окончил в 1964 году лейтенантом, и был направлен служить на Северный флот в п. Гремиха на атомную лодку К-27. В 1963 году в семье Спиридонова было радостное событие – родилась дочь Елена. В Гремихе она проживала с родителями с полуторагодовалого возраста и до окончания средней школы. В октябре 1964 года ехали молодые офицеры к новому месту службы с жёнами (детей пока не брали) на пароходе «Державин», на котором просачивалась повсюду вода, бегали крысы (кстати, его потом очень быстро списали на металлолом) в п. Гремиха. Была сильная качка на море, наступала полярная ночь, дул очень сильный ветер, никакой сигнализации, в посёлке было несколько домов. И все, кто ехал из лейтенантов - Агафонов, Шеремет, Самарин, Папильнух, Домбровский, Невесенко, Додзин, Резник, Надточий - остались для Ивана большими друзьями, дружили семьями, особенно были дружны, когда мужья уходили в море. Вспоминается большой поход в 1965 году, после которого Иван был награждён орденом Красной Звезды. Встречали экипаж с необыкновенно красиво обставленным столом. Кто мог, поехали на пирс с детьми, а ребята вышли из лодки никакие: уставшие, опухшие – им просто было ни до чего. Спиридонов на застолье не пошёл, его просто отвезли домой. А в одном походе ребята отпустили бороды, причём приз должен был получить тот, у кого самая красивая борода и у кого самая страшная. Иван получил большой приз за самую некрасивую кустистую бороду.
Ребята умели служить и веселиться в свободное от службы время: ездили на Совиху за грибами, ходили за морошками и ягодами (черникой, брусникой). В декабре 1965 года уехали на ремонт в Северодвинск, прожили там до июня 1967 года. Первое время жили с детьми в казарме, жильё нам не предоставляли. Было очень холодно, свои одеяла ребята отдали детям. Жёнам всё это надоело, и пошли все к начальнику политотдела. Мы с Ниной Ивановой, Линой Донченко очень долго его уговаривали, а в это время наши дети под столом разобрали кресло плетёное, очень плакали, мы их перед походом нашим не покормили. Начпо задал нам вопрос: «А зачем вы вообще сюда приехали, ну, мужья ваши понятно, на ремонт?» На это мы дружно ответили: «Ведь вы же спите со своей женой в одной постели и всегда вместе, а почему мы, молодые, должны мучиться только из-за того, что нам не предоставляют жильё?» К концу следующего дня почти все были обеспечены жильём. В Северодвинске все жили дружно, дни рождения справляли в ресторане, а праздники – в Доме ИТР. Никто не думал, что почти через год после возвращения из Северодвинска придёт в экипаж большая беда. Май 1968 года. Авария на лодке. Начали терять друзей после аварии – личный состав был расформирован. Спиридонову предоставили должность помощника флагманского механика по электромеханической части в штабе дивизии, считая, что он очень мало пострадал во время аварии, т.к. стоял дежурным вахтенным офицером. На врачебной комиссии в Североморске после взятия на анализ костного мозга, сочли его годным к дальнейшему прохождению службы. Но они ошиблись, в декабре 1968 года Иван попал в главный госпиталь с диагнозом лучевой дерматит, лечился в течение двух месяцев, но всё равно своё заключение врачи не изменили. В Гремихе Иван служил до апреля 1980 года, было у него к тому времени 13 автономных плаваний. Он очень смеялся, когда получил ордер на квартиру при переводе к новому месту службы в г. Севастополь в доме № 13. Основными друзьями в то время были Елетины, Касаткины, Братченко.
С мая 1980 по декабрь 1984 года служил в 5-й Средиземноморской эскадре: 4 месяца в Тартусе, 2 месяца отдыхал дома. Знание английского языка очень помогло ему при прохождении службы на эскадре. Адмиралы Рябинский и Селиванов брали всегда его с собой в составе военной комиссии на приёмы, чтобы уточнить правильность перевода сирийских переводчиков. 2 марта 1984 года Иван тяжёло добирался до Севастополя, несколько раз менял корабли и не успел побриться, задержался у командующего с докладом, я попросила оперативного флота, чтобы он передал нашему «дедушке», что мы очень спешим домой. Иван понял это в том смысле, что я как бы подтруниваю над ним из-за его щетины и несколько обиделся, но когда узнал, что 28 февраля 1984 года он стал действительно дедушкой (родилась внучка Наташа), то сразу же заказал ящик шампанского, пили прямо на пирсе. А через год в нашей семье родился внук Саша. Своих внуков Иван очень любил, Саша очень похож на деда и лицом, и манерами.
В те далекие шестидесятые большие города не знали дефицита продовольствия, отдаленные местности ощущали эту проблему. Наш военторг всё же, хоть и ограниченно, но поставлял нам жизненно важные продукты. Многие женщины работали, им просто не хватало времени на очереди в магазинах. Вот и пришлось решать нашу бредовую идею с представителями от политотделов распределять дефицитные продукты – яйца, молочные, мясные – по списку. В первую очередь семьи подводников, мужья которых находятся по семь месяцев вне дома. Отдельные списки были составлены, с помощью детской поликлиники, детей с хроническими заболеваниями. Для них два раза в месяц спецрейсом из Хабаровска доставлялись эти продукты, и даже фрукты к Новому году. Опыт Большого камня не прошел мимо. Наша ответственность была на грани подвига. Не скромно, но произошло это со мной. При очередном распределении «дефицита» перед Новым годом работы было невпроворот: подготовка к детским, взрослым новогодним праздникам, праздники и угощения для личного состава бригады, – наши хозяюшки знали толк в этом. Все были нарасхват, мне самой пришлось нести спецпаёк одной из женщин, кому не раз оказывалась наша помощь. В этот раз количество продуктов было ограничено, и не все женщины могли их получить. Мы их оповестили, пообещав дополучить продукты до Нового года. Поздно вечером требовательный звонок в дверь нашей квартиры. Открываю – на пороге возмущенная Тамара Цатис с группой женщин, отталкивая меня в сторону, проходят на кухню, Тамара демонстративно открывает дверь холодильника. Я похолодела от такой наглости. Немая сцена, столбняк. Громкий голос Тамары вернул всех в действительность. В холодильнике пусто, а в морозилке одинокая ключевая косточка от баранины. Надо было видеть торжество на лице Тамары, она, как порядочный человек, не поверила каким-то разговорам, и, чтобы сохранить неоценимую помощь для многих семей, добытую таким трудом, в котором была задействована даже авиация, она решилась на этот отчаянный поступок. Спасибо вам, Тамара! И многие годы здравия вам и всей вашей прекрасной семьей. Скольким же женщинам хочется сказать спасибо. Мирочка Древятникова – статная, высокая, независимая – инженер, работала по ремонту наших кораблей. Муж – Олег Древятников – высокий, крупного телосложения, богатырь из русских народных сказок – старпом у Ильина, а ранее незаменимый штурман и гордость не только Ильина, но и всего Тихоокеанского флота. Он, не подражая Высоцкому, пел его песни низким голосом с хрипотцой и таким чувством, что дыхание замирало. Семья самодостаточная, характеры таежные, сильные, выносливые. Олег любил рыбалку и охоту, забирался в такие таежные места, которые знали только местные (их насчитывалось всего-то около 300 семей), он знал их проблемы, чем-то помогал, они уважали его. Он мог сутками не выходить из тайги. Мира терпеливо ждала его, не показывая своего волнения. Также терпеливо боролась с его слабостью – алкоголем. Ильин был не только командиром, но и верным другом их семьи. Я старалась тактично поддерживать ее, всем сердцем была с ней. Большой камень еще был жив в моей памяти. Они воспитывали чудную девочку, оба души в ней не чаяли. Пройдя такой сложный путь в Советской Гавани, они все-таки расстались. Мы с Мирой встречались в Москве, где она и сейчас живет, я так думаю. Эллочка Васильева, красивая, яркая женщина, интеллигентная, с консерваторским образованием, приехала вместе со своей мамой и двухлетней дочерью, тоже Эллочкой, к своему папе – командиру лодки, долгое время он жил без семьи. Были нашими соседями. К великому моему огорчению, забыла имя отчество мамы Эллы, она так о них беспокоилась. Познав наши суровые условия, не хотела уезжать в свой Киев. Всё просила меня быть рядом с ними. Я ее понимала и принимала участие в их жизни, насколько было возможно.
На фото Валентин Васильев – муж Эллочки. Её фото, к сожалению, не сохранилось.
Как-то рано утром раздался женский крик на нашей площадке и тревожный стук в нашу дверь. Я помчалась следом за Эллой в их квартиру, которую заливало кипятком. Прибежав в спальню, бросилась к детской кроватке, где стояла плача ее испуганная дочь, в нескольких сантиметрах от струи кипятка, которая била под давлением из батареи. Я схватила ее на руки, прикрыв какой-то тряпкой. Увела к своим детям, потом приступили к ликвидации этого бедствия. Вспоминаю и времена Даманских событий. Почему-то Эллочка с дочкой не выходили у меня из головы, обе девочки требовали особого внимания. Это не было капризом мамы Эллы, они были беззащитны, ей очень трудно давался наш быт, а экстремальная ситуация Эллочку доводила до отчаяния. Кроме них, у меня были Юлишка, Игорек и сотни других детей, которых мы готовили к эвакуации. Штаб, по распоряжению Панина, находился у меня на квартире – сотни звонков, сообщений по радио (телевидения тогда у нас не было). Заветы Ильича были разбиты по секторам, в каждом свои оповестители, пункты сборов. Все распоряжения выполнялись немедленно: детям пришивались бирочки с именем и адресом, строго по списку личные вещи, спички, сухой паек. Маршрут будет указан при эвакуации. Каждый час мне поступали новые сведения. Женщины были переполнены тревогой, беспокойством за своих детей, понимали, что, может быть, предстоит оторвать их от себя. Для жен и мирного населения разрабатывался отдельный план. Подводницы, спасибо Вам. Вы не дрогнули, не было паники, была тревога, были слезы, но отчаяния не было. А ведь наши мужья были в Ракушке на зимовке, они там тоже сходили с ума. Беспокоила меня только Эллочка, она очень тревожилась, бесконечно переспрашивала, что можно еще с собой взять, что с нами будет дальше, какие новости на Даманском. У нее была свежа память, в войну они покидали Киев под бомбежками.
Бедная Эллочка не зря твоя мама так за вас беспокоилась, она, видимо, чувствовала беду. Она вас нашла не в далекой гавани, а в вашем родном Киеве. Так нелепо погибнуть всей семьей в своей машине. Светлая Вам память. Как ни старались мы оградить от некоторых слабостей, но они не щадили и сильных, умных, добрых, красивых жен, матерей. Кое-кто из них сами разрушали свою жизнь и жизнь своих близких. Сколько не подбирай ключики, чувство долга перед семьей, обществом открыть не удавалось. Были семьи, в которых надо было лишать матерей родительских прав. Сердце разрывалось от этого процесса. Спасибо Людмиле Витольдовне Торопковой – инструктору по работе с семьями нашей базы. Я без нее за эти проблемы не бралась, а она без меня. Она прибыла к нам из Корсакова, где работала в политотделе инструктором по работе с семьями военнослужащих. Её муж – капитан 1 ранга, был заместителем командира базы. Они старше нас с Эриком на полтора десятка лет, за их плечами война, он c Южным фронтом дошел до Берлина, она работала в разведшколе в городе Сочи. Сильная, высокая статная – Хетагуровка (так образно я её называла), роскошную косу укладывала вокруг головы. Познакомились с ней на дне рождении Панина в кафе «Березка», куда идти мне совсем не хотелось. Две недели назад моя сестра Людочка, оставив нам Игорька, ушла от нас в тридцать только что исполнившихся лет, болезнь победила сильную молодую женщину. Этикет обязывал, и мы с Эриком сидели в полном отстранении от всего происходящего. Вдруг я чувствую сзади чьи-то объятия и слышу женский голос с южным акцентом: – Я же сказала, чтобы вы мне её не показывали, я сама узнаю её из всех присутствующих, и не ошиблась, вот она – Ильина, мне все уши прожужжали на Сахалине о ней. С тех самых пор мы с ней не расставались: у нас стали общими дела, заботы, хлопоты подводников и надводников. Она вросла в женские проблемы с головой, советовалась со мной, ставя меня часто в тупик. Наша работа переросла в крепкую долгую дружбу. В этой семье была своя трагедия. В начале войны в трехлетнем возрасте пропал сын – был украден из детского сада. Разыскивали его все долгие годы войны и в послевоенное время. Он их сам нашел уже в подростковом возрасте. Удерживали его в горах. Как ему удалось бежать в город Сочи и прийти в фотографию, где работала его бабушка – мать Людмилы Витольдовны, он им рассказал не сразу. Детская память хранила боль долгие годы. Они дали ему образование, морскую специальность, крепко поставили на ноги, любили своих внуков, а боль оставалась в их надорванных сердцах до конца их жизни. Ида Ивановна – жена командира военно-морской базы, контр-адмирала Бориса Глебовича Давидовича (С 1977 года начальник ТООВМУ им С.О.Макарова). Интеллигентная, трогательная пара, оба спортивные, общность интересов на редкость, заботливые, внимательные к людям.
Ида Ивановна работала у нас в библиотекарем. Я была заместителем начальника по культурно-массовой и художественной работе, в мои функциональные обязанности входила и библиотека. Там был очень сильный коллектив, я им не мешала, приходилось иногда обращаться за помощью при написании сценариев или подготовки мероприятий. Мы с Идой Ивановной симпатизировали друг другу, она была очень приятным, эрудированным собеседником, очень бережно относилась к фонду. Он был у нас уникальный, об этом знали немногие. Заведующая, которая проработала 25 лет, старательно сберегала его до своей пенсии, и, уходя, передала целехоньким новой заведующей, без специального образования и какого-нибудь опыта работы. Она знала «толк» в литературе и обладала такой любовью к ней, что была уверена, что все читающие и живущие в гарнизоне не имеют никакого представления о литературе, тем более любви к ней. Ида Ивановна обратилась ко мне за помощью. Необходимо было разобраться в нарушениях заполнения читательских карточек и невозвращении книг от читателей, которые в глаза их не видели. Пытались разобраться своими силами, но заведующая только больше нас запутывала. Пришлось создать профессиональную комиссию с помощью Политуправления Тихоокеанского флота, которую возглавила моя подруга по работе в Доме офицеров Владивостока Диана Горбунова, в то время она работала библиографом, после аспирантуры была назначена начальником библиотеки Тихоокеанского флота. Комиссия работала полгода, не переставая удивляться и возмущаться цинизму. Система была отработана настолько изобретательно и четко, что опытные библиотекари с трудом пробирались сквозь её лабиринты. Нет, техника была простая: заведующая-мама в течение дня готовила книги к выносу, папа-муж – офицер с сыном двенадцати лет забирали сумки и спокойно уходили через парадный вход, не вызывая подозрений. Дома смывали штампы с 3 и 17 страниц и отправляли почтой в Ленинград. Там книги ждал антикварный магазин. Вскоре они уехали, как-то возместив ущерб библиотеке, часть книг нам удалось вернуть. (Из протокола прокуратуры по делу расхищения золотого фонда статского советника, которому принадлежали первоиздания русских классиков от Жуковского до Толстого, все тома российской истории Соловьева, издания в золотых окладах семьи Романовых и много других исторических ценностей.)
Ценность фонда позднее подтвердили Ленинградская библиотека имени М.Е.Щедрина и библиотека имени В.И.Ленина в Москве. Чтобы сохранить эту ценность, удалось договориться о передаче спасенного фонда в ленинскую библиотеку Москвы, а они обеспечили бесплатную поставку Дому офицеров литературы из ЖЗЛ, которая пользовалась большим спросом в расцвет наших шестидесятых. Иде Ивановне удалось сберечь оставшийся фонд и ежемесячно пополнять его из библиотек Москвы, для будущих его читателей. Леночка, Александр и Сережа Сафроновы – дети зам. начальника Совгаванской базы капитана 1 ранга Петра Алексеевича и их чудной, женственной, лучезарной мамочки Ляли – Клавдии Сергеевны, врача-онколога из нашей поликлиники – мужественной, принципиальной, бескомпромиссной. Я долгое время не знала, что она публично могла высказать свое решительное мнение своей коллеге – жене нашего офицера подводника, которая была постоянно в центре внимания и заботы со стороны наших женщин, за одну фразу: «Придут китайцы – Ильина со своими активистками будет висеть на первом же столбе», – это в связи с событиями на острове Даманском. Меня потрясала Лялина гражданская позиция не один раз. На этот раз я ей гордилась. Со старшими ее ребятами я познакомилась первая, они были в отпуске с младшим Сережей, а старших оставили на женщину, которая должна была им помогать. Мы жили в одном доме, они этажом выше. Из моих коротких наблюдений, я поняла, что ребята нуждаются в помощи. Саша был в 9 классе, Леночка в 6-м. Вечером я поднялась к ним, разговорились, и выяснилось, что женщина сломала ногу, и они остались одни; я предложили им свою помощь, после долгих уговоров они согласились. Мы жили одной семьей почти два месяца, до возвращения родителей. По возвращении их мы задружили семьями. Наша Юлишка и Серёга были почти ровесниками с разницей в год. Ляля часто меня выручала с обедами и продуктам, как было в тот злополучный вечер перед Новым годом, когда пришла ко мне комиссия во главе с Тамарой Цатис. Петр Алексеевич не раз отпускал нас с Лялей в кино, оставаясь с детьми. Юлишка моя часто болела воспалением легких. Ляля, делая ей укол, каждый раз говорила: «Ну не могу ее колоть, всех могу, а ее жалко». В Ленинграде мы жили по соседству. Я восхищалась их большущей ДРУЖНОЙ ленинградской семьей из четырех поколений. Когда собиралась их семья, по случаю и без случая, за общим СТОЛОМ мест не хватало, сидели на коленях. Но всегда было место для шуток и решения семейных проблем. Саша стал инженером, Леночка врачом, об этом она мечтала с детства. Сейчас работает зав. кардиологическим отделением в Покровской больнице. Больные ее любят. Вышла замуж за прекрасного парня – сильного, мужественного Павла, который строил Братскую ГЭС. Их свадьбу доверили провести мне. А сколько мне понадобилось сил провести (по просьбе Петра Алексеевича) ритуал прощания с нашей всеми любимой Лялечкой, помню только жгучую боль. Рада, что могла помочь Сереже успешно закончить в нашей подшефной школе восьмой класс и поступить в Нахимовское училище. Он стал офицером, имеет свою семью, Леночка имеет четверо детей и троих внуков. Петр Алексеевич держится молодцом. Многие им всем лета, здоровья и счастья.
Сергей Петрович Сафронов закончил Ленинградское нахимовское училище в 1981 году.
Во всех неприятностях есть свои плюсы. Так вот, один из них – встреча с Олегом Волгиным и его царевной Ларисой. Она все-таки приехала к своему Олегу и держалась в тех таежных условиях, как абориген. Подружились с ней сразу, она меня очень ждала и давно хотела познакомиться. Мы с ней провели довольно приятное летнее время, я была без работы, так как часть расформировывалась, Эрик был назначен в Ракушку начальником штаба бригады, а комбригом был Олег. Помню сплошные комиссии и их приемы, которые лежали на нашей с Ларисой ответственности. Это семейно-общественная нагрузка, с ней справлялись легко. Лариса была очень начитанна, не любила рутины, все время что-то изобретала, даже с риском для жизни, стараясь меня вовлечь в свои предприятия. Поход по грибы в тайгу стал для меня школой мужества. Я не грибница, мы как-то ходили с Толей Калининым в Совгавани по грибы, ничего не нашли, к счастью попался какой-то пень с опятами, мы обобрали с него что могли в свое оправдание, больше он со мной не ходил по грибы, я приношу грибную неудачу. С Ларисой пошли вдвоем рано утром с большими корзинами. Болтались по тайге до полудня, ничего не собрав, она только команды мне подавала под какой куст мне надо заглядывать, а в основном, чтобы не спускала глаз с верхушек деревьев. Я знала, что в нашей тайге есть дикие кабаны, тигры (один даже унес сторожевую собаку с нашей базы), медведи, которые повадились к нам за пропитанием, москиты в огромных количествах, но что надо бояться рыси, до меня не доходило, чем и раздражало мое спокойствие Ларису. Едва вернувшись, она обрушила на меня весь поток своего негодования за мою беспечность. Незабываемые общие пикники на заливе со всеми семьями, личным составом. Приготовление на кострах гребешков, чилимов... До чего же красивые места! Их часто видела по телевидению в программе «Служу Отчизне». Завершилось наше пребывание успешным расформированием части, наш папочка хорошо потрудился, как всегда. День рождения нашей Юлишки оказался всеобщими проводами. Она с Игорьком пригласила гостей домой, мы с Ларисой приготовились к встрече определенного количества гостей. Народ пошел семьями всех возрастов, всех вместить было невозможно, вынуждена была дать Эрику СОС, чтобы в части открыли кафе. Мы сохранили рисунок – оформленная колонна, протяженностью несколько метров, торжественно шествовала по покидаемому поселку Ракушка в гости к своим братикам – матросам, которые всегда и всюду выручали нас. Получился большой, совместный Праздник – День рождения и Проводы. Прощай, милая летняя Ракушка. С Волгиными мы встречались в Москве, а после ухода Олега, мы не виделись. Лариса, отзовись!
Семья – капитана 1 ранга, друга Эрика по ленинградскому подготу, – прибыла в Советскую Гавань в конце лета 1970 года, когда мы ещё не успели вернуться из пос. Ракушка. В Ракушке мы прослужили аж четыре месяца. Надо же было Эрику срывать нас в конце учебного года, освободить чудную трехкомнатную квартиру, в которой я только что сделала ремонт, и вернуться назад в холодную осень, где пришлось делать два ремонта, чтобы как-то устроиться на зиму. Вернувшись из Ракушки со всем своим скарбом, детьми и кошкой Мотькой, которая пришла вместе с Эриком морским путем, я заново столкнулась с тем же квартирным вопросом. Квартиру, которая предназначалась начальнику штаба, т.е. Ильину, занял замкомбрига Лезгинцев. С трудом отремонтировав двухкомнатную квартиру, с отчаянием поняла, что она совершенно не приспособлена к проживанию с Юлишкой, которая имела хроническое заболевание легких. Сплошные окна, светлая, красивая, но жить с больным ребенком невозможно. Разместившись по соседям, Эрик в части, стала искать выход. Нашла. Впервые в Советской Гавани и вообще в гарнизоне был совершен квартирный обмен сразу шести семей с улучшением. Как восприняли начальники политотдела моё возвращение из Ракушки? Да всё вернулось на круги своя, как и не уезжала. Через месяц состоялись выборы, и меня опять продвинули в председатели, а Дому офицеров пришлось с месяц подождать, до завершения моего обустройства. Обмен состоялся, все были довольны, даже механик получил отдельную квартиру – впервые. Мне пришлось ремонтировать общую трехкомнатную, в которой ремонта не было со дня постройки дома. На этот раз помогали братики-матросы. Весь ремонт они мне очень сочувствовали, не могли понять, как я могла согласиться на эту трущобу, но она была самой теплой квартирой. Глаза боятся, а руки делают, когда она была готова, удивлению не было конца. Даже белая красавица береза принагнулась широкими ветвями в окно нашей большой, светлой, уютной кухни, приглашая к задушевной беседе за круглым столом с самоваром. Но Мотька наша не выдержала таких перемен – её не стало. О ней мы долго горевали. Нашими соседями оказались Лезгинцевы. Старший Михаил Лезгинцев – глава семьи – очень уважал свою фамилию и был ей под стать. Его независимая стать горца подчеркивала достоинство, морская форма ему очень шла, он был очень образован, с хорошими манерами. Светочка – его вторая жена (первая – мать его старшего сына, погибла, когда Юре было немногим больше года), Мише, их общему сыну, было семь лет. Он был старше Юленьки на два года. И когда она собралась с шести лет в школу, он ее так напугал, что накануне 1 сентября ее желание разом улетучилось. Пришлось давать ей слово, что драть как сидорову козу за тройки мы ее не будем, что если она устанет от школы, в любое время может не ходить. Но упорство и терпение ее продлились до 25 мая, когда она закончила первый класс. В этот день Юленька пришла из школы, упала на диван и горько расплакалась. Оказалось, что весь год она ждала, когда мы ей предложим оставить школу. Стойкий наш Филипок, это ей очень пригодилось в жизни – идти до конца. Игорек был младше Юры года на четыре.
Адмирал возвращается 
Украинские моряки столкнулись с трудностями при подготовке материальной части к выходу в море. Командир говорит: его “десантник” лишь недавно вернулся с натовских учений в Средиземноморье. Месяц на “ходу” не прошел даром для двигателей. И сроки отхода от причалов постоянно переносились. Механик с “Цезаря Куникова” капитан 2 ранга Владимир Грузинцев, экс-властитель стального “сердца” украинского корабля, был более категоричен:
