родился 29 августа 1958 года в Архангельской области. Окончил Ленинградское нахимовское военно-морское училище. В Военно-Морском Флоте СССР - с 1975 года. После окончания в 1980 году Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола проходил службу на Краснознамённом Северном флоте. Отлично зарекомендовал себя на всех должностях, но особо отличился в качестве командира крейсерской атомной подводной лодки. Указом Президента РФ от 9 января 1999 года за мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского долга, Справцеву Сергею Валентиновичу присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда». В 1999-2002 годах отважный офицер-подводник проходил службу в Главном управлении кадров Министерства обороны Российской Федерации. С 2002 года капитан 1-го ранга Справцев С.В. – в запасе. Проживает в городе-герое Москве."
Морской сборник № 5, 1999 г. ОФИЦИАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ ИЗ УКАЗОВ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ За мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, присвоить звание ГЕРОЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Справцеву Сергею Валентиновичу - капитану 1 ранга
"Справцев Сергей Валентинович – командир крейсерской атомной подводной лодки К-317 «Пантера» проект 971 Краснознамённого Северного флота... Вот что мне удалось найти об этом человеке и работе подводников тех времён:
Официальное отечественное название данного типа кораблей - атомная подводная лодка проекта 971. В ходе проектирования ей присвоили шифр (просто «Щукой» называли атомоходы проекта 671РТМ). Более широко в ВМФ они известны как «Барсы» - по имени головного корабля, построенного на северодвинском «Севмашпредприятии». В НАТО же их обозначили как «Акулы» («Akula»). Причина для такого громкого имени очевидная: по заключению натовских военно-морских экспертов, российские атомоходы «семейства 971-х» - это «совершенные убийцы в океане». Такие же великолепные «машины смерти», как и настоящие акулы, но только рукотворные. Они - продукт совместного напряженного творчества Санкт-Петербургского морского бюро машиностроения «Малахит» и множества смежных организаций. Являясь наиболее малошумным отечественным атомоходом, «Акулы» способны длительное время «висеть на хвосте» у надводных кораблей и подлодок потенциального противника, не будучи обнаруженными его средствами гидроакустической и радиотехнической разведки. При этом последние корпуса «звериной» серии – «Вепрь» и «Гепард» - имеют настолько мощный боевой потенциал по сравнению с предшественниками, что за океаном их вообще выделили в особую группу, назвав «Акула-2» («Akula-II»), или «Усовершенствованная Акула» («Improved Akula»). И если внешне «Вепрь» еще похож на старших «собратьев», отличаясь только внутренней «начинкой», то «Гепард» даже снаружи во многом уже иной.
Супервозможности отечественных «Акул» позволяют нашим подводникам «цеплять на акустический крючок» даже атомные подводные стратегические ракетоносцы типа «Огайо» - гордость американского кораблестроения. Например, в зоне абсолютного господства противолодочных сил ВМС США российский атомоход обнаружил и длительное время скрытно следил за новейшей ПЛАРБ, направлявшейся в район боевого патрулирования. В Соединенных Штатах стратегические подлодки этого класса считались практически недосягаемыми для гидроакустических станций субмарин противника, а к возможности скрытного слежения за ними, по крайней мере в своем районе, военные специалисты вообще относились скептически. В итоге престиж американских подводников получил ощутимый удар, а сам факт обнаружения ПЛАРБ послужил поводом для конкретных «организационных выводов» на Капитолийском холме. При этом командование ВМС США, ссылаясь на потенциальную «русскую подводную угрозу», затребовало у конгресса крупные ассигнования на увеличение численности новых ПЛА типа «Си Вулф» - уже четвертого поколения.
Однако конгрессмены были бы, на мой взгляд, еще более обескуражены, узнав, за что в конце 1990-х годов также получил звание Героя командир однотипной с «Волком» подлодки «Пантера» капитан 1 ранга Сергей Справцев. Его АПЛ длительное время следила за опять-таки американским подводным стратегическим ракетоносцем. Более шести суток «Пантера» тенью кралась за штатовским «стратегом»! Все это время ПЛАРБ в целях обеспечения собственной скрытности закладывала на глубине циркуляции, чтобы, как говорится, осмотреться позади себя - на кормовых курсовых углах. И ни разу не обнаружила погони, что находилась практически рядом. Вскоре после возвращения капитан 1 ранга Справцев С.В. получил назначение на вышестоящую должность. На общем построении он обратился с прощальной речью к личному составу соединения и выразил искренние чувства благодарности своим бывшим сослуживцам, заверив их, что столь высокая награда - это признание заслуг всего экипажа, стойкости, мужества, сплоченности офицеров, мичманов, старшин и матросов. В настоящее время противостоять «Акуле» более-менее на равных в состоянии лишь одна серийная многоцелевая ПЛА - американская подлодка типа «Си Вулф» («Sea wolf»). «Морские волки», созданные в противовес АПЛ проекта 971, должны, как тщатся за океаном, поддержать пошатнувшееся реноме Соединенных Штатов Америки - «владычицы океанских глубин»."
О.В.Лякин. Воспоминания командира ПЛ пр.651. - Шестнадцатая дивизия подводных лодок Северного флота (Балтийского флота). Люди, корабли, события. СПб.: Специальный выпуск альманах «Тайфун», 2007 г.
"В 1999 г. экипаж К-317 «Пантера» пр.971 под командованием капитана 1 ранга Сергея Валентиновича Справцева в очередной раз «взбодрил» ВМС различных морских держав, за что многие члены экипажа были награждены высокими правительственными наградами, а командир удостоен звания Героя России. В целом надо сказать, что ПЛ пр.971 обладают уникальными возможностями, с которыми вынуждены считаться и друзья, и соперники. Сердце радуется тому обстоятельству, что и на сегодняшний день дивизия и корабли, входящие в ее состав, боеспособны, на них служат достойные офицеры, безгранично влюбленные в ПЛ и морскую службу, способные преодолеть любые трудности ради того
Подводники 24-й ДиПЛ СФ, прибывшие на пятнадцатилетие соединения, в кабинете начальника штаба. Гаджиево, октябрь 2000 г. (фото предоставил О.В.Лякин). Слева направо: капитан 1 ранга Никита Иванович Яковлев (в прошлом — командир К-395 пр.667АТ), капитан 1 ранга Федор Вячеславович Еленин (в прошлом — командир К-480 «Барс» пр.971), Герой России капитан 1 ранга Сергей Валентинович Справцев (в прошлом — командир К-317 «Пантера»), капитан 1 ранга Виктор Николаевич Кочемазов (командир К-395 пр.667АТ), капитан 1 ранга Олег Викторович Лякин (начальник штаба), капитан 1 ранга Владимир Владимирович Головко (в 1988-1991 гг. — начальник штаба), капитан 1 ранга Владимир Георгиевич Захаров (в прошлом — командир К-480 «Барс»)."
"... В мае 1999 года в Кремле состоялось торжественное вручение Звезды Героя Российской Федерации капитану 1 ранга Справцеву С.В. Фотография Президента вместе с награжденным офицером попала на первые полосы газет. Короткие скупые строчки сообщали читателям, что награда вручена командиру атомной подводной лодки Северного флота за образцовое выполнение специального задания правительства, связанное с риском для жизни. И ничего больше. Все обстоятельства похода были известны лишь ограниченному кругу посвященных..." ... Тогда первые бесшумные «Барсы» уже вышли в океан, и американцы неожиданно обнаружили один из них в тщательно охраняемом районе у восточного побережья своей страны. Причем обнаружили случайно. Но тут же потеряли. По словам начальника оперативного отдела ВМС США адмирала Д. Бурда, его корабли оказались неспособными сопровождать новейшие российские атомоходы на скоростях менее 6—9 узлов. Конгресс США был бы еще больше обеспокоен, узнав, к примеру, за что несколько лет назад получил звание Героя России командир однотипной с «Гепардом» подлодки «Пантера» капитан 1 ранга Справцев. «Пантера» 150 часов кряду беспрерывно осуществляла в океане слежение за американским подводным стратегическим ракетоносцем. Поделите на 24 — получится почти неделя! Неделю «Пантера» тенью кралась за «американцем» на дистанции торпедного залпа... ... - Это верно, что “Гепард”, “Пантера” и вообще подлодки 971-го проекта одни из самых бесшумных в мире? - Были бы другими - Справцев Героя за ту автономку вряд ли получил. Американцы бы его “Пантеру” обнаружили. В свое время на другой такой лодке я был в Средиземном море. Обнаружили подводную цель. Подошли. Всплыли под перископ. Командир, разглядев корабль, сообщает: “Ракетный крейсер ВМС США типа “Тикандерога”. Два негра на корме моют вертолет”. А нас на том крейсере не видят и не слышат, хотя до российской лодки - рукой подать! Не случайно, когда наши атомные подводные крейсеры этого проекта впервые вышли в море, конгресс США провел специальные слушания. И с тревогой отметил, что на скоростях менее 6 - 9 узлов их корабли не способны нас надежно обнаруживать и устойчиво сопровождать. Для американцев это был шок..." ... В настоящее время противостоять «Акуле» более-менее на равных в состоянии лишь одна серийная многоцелевая ПЛА - американская подлодка типа «Си Вулф» («Sea wolf»). «Морские волки», созданные в противовес АПЛ проекта 971, должны, как тщатся за океаном, поддержать пошатнувшееся реноме Соединенных Штатов Америки - «владычицы океанских глубин»..." ... На Северном Флоте “Барсы” сведены в дивизию, базирующуюся в бухте Ягельная. В частности, в декабре 1995 — феврале 1996 гг. АПЛ “Волк” (на борту находился штатный экипаж АПЛ “Пантера” во главе с капитаном 1 ранга С. Справцевым, старший на борту — заместитель командира дивизии капитан 1 ранга В. Королев), находясь на боевой службе в Средиземном море, осуществлял дальнее противолодочное обеспечение ТАКР “Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов”. При этом было выполнено длительное слежение за несколькими НАТО-вскими субмаринами, в том числе и за американской АПЛ типа “Лос-Анджелес”..."
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
нвму
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
ПОЖАР В ПОДВОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ. Погибли люди. Трагедия его ПЛ описана в одном из "Вахтенных журналов". Заместитель командира бригады ПЛ. Капитан 2 ранга. Олег тяжело переживал гибель матросов своего корабля. Это привело к усилению болезни.
Г.А.Кауров. Из автобиографии нахимовца. Окончание.
С 1992 года назначен начальником Управления по информации и связям с общественностью Минатома России, а впоследствии пресс-секретарем Министра РФ по атомной энергии. В настоящее время работаю в должности Генерального директора Лаборатории анализа микрочастиц Минатома России. У меня два сына, внук и внучка. Жду еще одного, надеюсь внука."
Некоторые публикации.
... Испытание есть испытание: при всех расчетах и оценках экспертов абсолютно все предусмотреть невозможно, - рассказывает Георгий Кауров, участник трех десятков испытаний. - Вот в октябре 1969-го, испытание в штольне А-9. Нажали кнопку, дальше как обычно - разведка на вертолете, выдвигаемся колонной к штольне, снимаем с приборов результаты регистрации. Возвращаюсь на КП, докладываю Госкомиссии: - Обстановка нормальная... - Меня прерывают: - Оглянись! - Поворачиваюсь - а над устьем штольни вырастает черное облако метров сто высотой и начинает сползать в долину..." "Николай Тараканов: Один пытливый полковник, доктор наук Кауров, когда мы уже заканчивали операцию, привозит с Крещатика несколько каштановых листов и кладет их в сейф, в абсолютную темноту. Через несколько дней он вынимает эти листы: листки - зеленые, но они изъедены, как будто их моль съела. 1400 офицеров подобрали, помимо ученых, и мы ночью, чтобы не беспокоить народ, выехали в Киев и взяли десятки тысяч проб. Все это мы погрузили в самолеты и отправили на Семипалатинский полигон. Через неделю получили результаты, что зараженность в городе Киеве в десятки раз выше, чем было официально нам объявлено. 33 раза - я до смерти будут помнить - город Киев был вымыт, вся растительность на всех улицах и перекрестках была снята, в целлофановые мешки закупорена и вывезена в 10 могильников под Чернобыль." 10.12.2006. "Смерть экс-сотрудника ФСБ Александра Литвиненко могла быть классическим случаем несоблюдения техники безопасности, заявил директор лаборатории анализа микрочастиц Георгий Кауров в интервью итоговой программе "Вести" телеканала "Россия". "Это классический случай несоблюдения техники безопасности самим Литвиненко. Скорее всего, он показывал то, что у него есть полоний, хотел заработать на этом, чтобы ему оплатили этот полоний", - сказал Кауров. Демонстрируя разным людям этот порошок, "он лизнул его где-то", предположил эксперт." Ядерные испытания в Арктике (научно-публицистическая монография в двух томах). КАУРОВ Г.А. О ЯДЕРНОМ ИСПЫТАНИИ И "ПРОИСКАХ ИМПЕРИАЛИСТОВ". Капитан I ранга к.т.н. КАУРОВ Г.А. ТРУД ИСПЫТАТЕЛЕЙ НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ ЛЕГКИМ И БЕЗОПАСНЫМ. Капитан I ранга к.т.н. КАУРОВ Г.А. МЕГАТОННАЯ "ЗАТАЙКА". Капитан I ранга к.т.н. Статьи Г.А. Каурова: (Росэнергоатом, 2004, № 6). (Росэнергоатом, 2004, № 6).
Вознесенский Олег Николаевич.
"Вознесенский Олег Николаевич. Родился 23.09.1932 г. Поступил в ЛНВМУ в 1945 г. В 1956 г. окончил Высшее военно-мореное училище инженеров оружия, химический факультет. Служил на Северном флоте в службе радиационной безопасности СФ и в подразделениях по ликвидации аварий. Участвовал в строительстве и спуске на воду первой атомной ПЛ 627 пр. Был начальником химической службы крейсера "Александр Невский" (в Североморске). В дальнейшем проходил службу в должностях командира части по обеспечению объектов СФ средствами противохимической и противоатомной защиты, заместителем начальника Химической службы Иокангской Военно-Морской базы. После перевода в Ленинградскую ВМБ был офицером-воспитателем и командиром роты в ЛНУ, позже -начальником ХС отряда вспомогательных кораблей. Ветеран подразделений особого риска. В 1972 г. уволен в запас по болезни (лучевая болезнь первой степени). Инвалид первой группы. Капитан 3 ранга запаса. После выхода в отставку работал помощником начальника штаба Гражданской обороны Выборгского района Ленинграда и линейным диспетчером в Управлении пассажирским автотранспортом. Олег умер от лучевой болезни 13.11.1997 в Ленинграде."
Первая советская атомная подводная лодка К-3 пр.627 в море.
Вознесенский. О моем отце О.Н.Вознесенском.
"Вознесенский Олег Николаевич родился 22.9.1932 года в Ленинграде в семье, имеющей давние военно-морские традиции. Его отец – Вознесенский Николай Николаевич в конце 1920-х годов служил политработником электромеханической боевой части линкора «Марат». Флотская закалка оказалась прочной и после службы он занимал ряд ответственных должностей и партийных постов. Дед – Жуков Василий Сергеевич служил на Тихом океане комендором на броненосном крейсере 1-го ранга «Россия», участник русско-японской войны. За мужество, проявленное в боях с японцами, был награжден орденами Святого Великомученика и Победоносца Георгия III и IV степени, медалью «За храбрость». В 1939 году Олег пошел в школу. Во время блокады Ленинграда он вместе с матерью и младшим братом был эвакуирован в Кировскую область. После прорыва блокады в 1943 году вернулся к отцу в Ленинград. Пошел в 3-й класс. Отец, будучи секретарем Василеостровского райкома партии, находился на казарменном положении и контроль за учебой и поведением сына осуществлял эпизодически. После образования в 1944 году Ленинградского Нахимовского Военно-Морского училища Олег поставил задачу перед собой, а в основном перед отцом, поступить в училище и стать морским офицером. Мечта осуществилась, и с 1944 года по 1951 год была учеба в Нахимовском училище. После обучения в Нахимовском Олег был зачислен в ВИТКУ, где, проучившись в течение нескольких месяцев был переведен в Высшее Военно-Морское училище инженеров оружия, на химический факультет. На первом курсе женился. На втором курсе родился сын. Тема дипломного проекта была напрямую связана со службой радиационной безопасности. Для дальнейшего прохождения службы после окончания училища был направлен на Северный флот. После непродолжительной службы в Лиинахамари был назначен на одну из должностей в службу радиационной безопасности в Северодвинск, на строительство первой подводной лодки с ядерной энергетической установкой. В процессе службы и работы на лодке применял теоретические знания и приобретал практический опыт, обучался сам и обучал подчиненных. Не считался со временем и здоровьем. Вносил посильный вклад в создание подводного ударного ракетно-ядерного флота. Внес несколько рационализаторских предложений. В это время появились первые признаки болезни, связанной с облучением. По состоянию здоровья он не был допущен в первый поход этой лодки. В дальнейшем служба продолжилась на различных должностях на кораблях и в частях Северного флота, в том числе на в штабе флота, Иоканьгской отдельной ВМБ. Дважды в составе службы РБ принимал участие в ликвидации последствий аварий атомных подводных лодок. Болезнь прогрессировала. В 1972 году был уволен в отставку по болезни. Но деятельная натура не позволяла сидеть дома. Работал в штабе Гражданской обороны Выборгского района Ленинграда, в управлении Ленавтотранса. Являлся ветераном подразделений особого риска. Состояние здоровья с 1990 года стало резко ухудшаться. Была проведена операция по удалению почки. Потеря зрения составила 85%. Последний год жизни он был практически прикован к постели. Но всегда был внимателен и заботлив к жене, детям и внукам."
Бочкарев Олег Петрович.
"Бочкарев Олег Петрович. Родился 5.01.1933 г. Поступил в ЛНВМУ в 1945 г. В 1955 г. окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Служил на Северном флоте на подводных лодках. Командовал ПЛ 641 проекта. На ПЛ произошла авария. Погибли люди. Трагедия его ПЛ описана в одном из "Вахтенных журналов". Заместитель командира бригады ПЛ. Капитан 2 ранга. Олег тяжело переживал гибель матросов своего корабля. Это привело к усилению болезни. Олег умер в Ленинграде."
В.И. Заморев. Как я стал нахимовцем. Записки для сборника "Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951."
"Коллектив нашего взвода собрался хороший, дружный. В основном сироты, дети погибших моряков и фронтовиков, не избалованные условиями хорошей жизни. Бочкарев Олег – сын военного корреспондента..."
"... Уже после окончания боевых действий на нашей ПЛ произошла трагедия, «Б-31» (к-3р. О.Бочкарев) получила приказ следовать в восточную часть Средиземного моря. На переходе 16 июня в трюме центрального поста по халатности старшины 2-й статьи Власова произошел пожар. Заживо сгорели четыре моряка. Пожар продолжался семь часов. Командир после всплытия отказался от помощи предложенной эсминцем 6-го флота США. Впервые после Великой Отечественной войны их хоронили в море, но разрешение на это было получено только через трое суток и это при жаре в 50 градусов. У борта ПБПЛ «Магомет Гаджиев» провели ремонт, после этого по приказу ГК ВМФ «Б-31» вышла на позицию в залив Сидра. (4.стр100-111.) Противостояние во время шестидневной войны показало необходимость создания полноценной группировки, она стала именоваться 5-й эскадрой ВМФ..."
Черкашин Николай. Черная эскадра. - М.: КУМ-ПРЕСС, 2003.
"ПОЖАР В ПОДВОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ.
Тридцать пять лет тому назад на Ближнем Востоке разразилась так называемая «шестидневная война» между Израилем и группировкой арабских стран. Война полыхала не только в пустыне, но и в Средиземном море. Горели арабские и израильские корабли. Горел атакованный израильскими самолетами американский разведывательный корабль «Либерти». Несколько позже чудовищный пожар разразился на советской подводной лодке Б-31. Были жертвы. Впервые после войны наших моряков хоронили в море, спуская тела, закутанные в простыни и с привязанными к ногам балластинами, в пучину километровой глубины... Что же случилось жарким летом 1967 года в Средиземном море? Мне удалось найти участников тех драматических событий — старшего помощника командира Б-31 капитан-лейтенанта (ныне капитана 1-го ранга запаса) Голубева, помощника командира Василия Андреевича Викторова, командира моторной группы Владимира Владимировича Стефановского. Вот что они рассказали: Голубев: «Мы вышли на обычную боевую службу в Атлантику из родной базы в Полярном. Все шло своим чередом, и вдруг приказ из Москвы: следовать в надводном положении к Гибралтару, форсировать под водой пролив и скрытно выдвигаться в восточную часть Средиземного моря. О том, что на Ближнем Востоке началась война, по радио нам не сообщили. Просто развернули нас без объяснения ситуации. Что к чему, узнали по «голосам»... Уже потом стало известно, что советское правительство не ожидало столь стремительного развития событий на Синайском полуострове. Москва немедленно стала стягивать все ближайшие к горячему региону корабли. И большая дизельная подводная лодка Б-31 с ядерными торпедами в носовых аппаратах была развернута курсом на восток. Однако ей не суждено было прибыть в назначенный район. После полуночи — только сменились вахты — где-то в 0-10 старшина 2-й статьи Власов, командир отделения трюмных отправился покурить в дизельный отсек. Лодка шла под РДП и матросам разрешалось курить именно в пятом отсеке, где шел мощный приток воздуха к дизелям по шахте ПВД2. Там же в узаконенном месте для курения висела на штертике зажигалка общего пользования. Власов чиркнул, сверкнула искра, но огонек не загорелся— кончился бензин. Старшина снял зажигалку и направился в центральный пост, где в выгородке гальюна стояла канистра с бензином. Официально держать бензин на подводных лодках запрещалось. Но инженер-механики брали бензин в длительные плавания. Нередко заливали электромотор экономхода да и другие агрегаты морской водой, и тогда не было лучшего средства для промывки ротора, чем смесь бензина с ацетоном. Промывали, разумеется, в надводном положении... Набирать бензин в маленькую зажигалку было неудобно. Власов облил себе колени, ботинки. Но вот зажигалка заправлена. Старшина невольно чиркнул — проверить, будет ли гореть. Он даже не успел ничего подумать. То был рефлекс, знакомый очень многим курильщикам. Взял зажигалку и пальцы срабатывают сами — чирк... Сразу же вспыхнули облитые бензином колени. Власов в ужасе вскочил и опрокинул канистру. Пламя взметнулось к подволоку гальюна. Вахтенный офицер увидел, как живой огненный ком выскочил из выгородки и метнулся во второй отсек через открытую переборочную дверь. Центральный пост мгновенно заволокло дымом. — Боцман, всплывай! — успел крикнуть командир капитан 2-го ранга Олег Бочкарев. Старпом находился в четвертом отсеке — в радиорубке. Слушал новости. Услышав сигнал аварийной тревоги, немедленно кинулся в центральный пост. Там уже инженер-механик продувал балластные цистерны. В горячке продули сразу все — лодка всплыла и закачалась. Дальше началась цепь больших и малых злоключений — закон вредности сработал по полной схеме. Раскатали вьюшку ВПЛ3, но краник подачи пены оказался забитым пробковой крошкой. Пустили помпу, чтобы сбить пламя, но трюмный в спешке неправильно перекрыл клапана, и та стала качать сама на себя, как на учениях по борьбе за живучесть. Вскоре в отсеке стало невозможно находиться даже в аппаратах ИДА4. Пожар набирал силу — горел бензин, горела наслоенная по переборкам краска, горело веретенное масло, которым заполнялись системы гидравлики, горела деревянная дверь штурманской рубки... Командир дал приказ покинуть отсек. Он надеялся задушить огонь, загерметизировав центральный пост. Все, кто находился возле рубочной шахты, ринулись наверх, на мостик. Старпом с механиком шарахнулись в четвертый, а командир, замполит и помощник Викторов — во второй. Так экипаж оказался разорванным надвое... Корма — Проверь — не остался ли кто в центральном! — крикнул старпом механику. Тот, натянув резиновую маску, нырнул в клубы дыма и пламени. Его не было долго, и Голубев забеспокоился. Сам вскинул на грудь тяжеленные баллоны и полез в пылающий отсек. Тут же столкнулся с механиком. Вернулись в четвертый. — Проверил? — Проверил... — выдохнул в конец задохшийся механик. — Никого? — Никого... Увы, в центральном еще оставалось четыре моряка... Об их судьбе узнали, когда помощник Викторов со своей группой вошел на разведку в аварийный отсек. Тогда же никто не хватился боцмана, двух трюмных и командира отделения радиометристов. В корме думали, что они успели перейти в носовые отсеки, в носу считали, что ребятам удалось подняться на мостик, на мостике полагали, что центральный пост покинули все. Связи между эти тремя группами, разделенными между собой пожаром и морем, не было. Голубев тщетно пытался дозвониться по аварийному телефону в носовые отсеки, но телефонный кабель, как и другие коммуникации, был поврежден огнем. Ситуация аховая: полувсплывшая подлодка лишена управления — переваливается на волнах, как большой понтон. Самое страшное, что на нее в ночной темени могло наскочить любое надводное судно, тем более, что движение в Тунисском проливе довольно интенсивное. А в носу — торпеды с ядерными боевыми зарядными отделениями. Корма. Здесь в концевом — седьмом — отсеке набилось больше всего народа. Воздух в смежных отсеках оказался загазован до жизнеопасной нормы. Кое-кто уже наглотался угарного газа и валялся в койках. Самое скверное, что воздух в корме начинал быстро портиться. Даже здоровым было трудно дышать, что говорить об отравленных. Голубев с тревогой поглядывал на безжизненные тела, которые переваливались в койках в такт качке. Ах, как нужен был врач. Но он остался в носовом отсеке... Можно было бы отдраить аварийный люк. Но кто мог поручиться, что он находится не под водой? Вдруг поверху загремели чьи-то шаги. Лязгнуло железо. Потом все стихло. Голубев: «Мы сразу поняли, что корма над водой. Отдраили люк, но крышка лишь слегка приподнималась. Воздух пошел, но порой в щель захлестывала и волна. Хотели отжать крышку раздвижным упором. Но не нашли, во что его можно упереть в шахте люка... Тогда пришла мысль продуть топливно-балластные цистерны. Это позволило бы приподнять корму над водой. Но тут выяснилось, что дуть-то нечем. Сжатый воздух весь стравили, когда всплывали... Оставался резерв — командирская группа. Но и ее не удалось пустить в ход — закисли клапаны продувания». Вдруг лодка резко просела на нос и завалилась на правый борт. Что случилось? Тонем? Кто-то наскочил? Мостик На мостике тоже заметили, что лодка резко просела в воду. При этом торпедопогрузочный люк в носовой надстройке, через который успел выбраться командир, ушел под воду. Капитан 2-го ранга Бочкарев занял свое место на мостике, но что толку. Ни одна из его команд не могла быть выполнена. Связи с отсеками не было. А тут доклад сигнальщика: — Слева сорок — цель. Пеленг не меняется. Движется на нас. Все, кто был на мостике, с тревогой уставились на красно-зеленые ходовые огни, возникшие слева по борту. Прямо на лодку шел чей-то корабль. Бочкарев крикнул сигнальщику: — Дай красную ракету! Над ночным морем вспыхнула и рассыпалась на три красные звезды сигнальная ракета. Однако корабль шел, не меняя курса,— прямо на лодку. — Дай еще одну! И вторая ракета не возымела никакого эффекта. Непонятный корабль упрямо шел на таран. Время было военное, и кому-нибудь вполне могло взбрести в голову таранить неизвестную субмарину. Впрочем, это мог быть и сторожевик, который засек на своем радаре большой неподвижный объект непонятного назначения. — Стреляй ему прямо в рубку! — распорядился Бочкарев. Сигнальщик пальнул ракетой в надвигающийся корабль... Носовой отсек Викторов: «Во втором отсеке мы держали оборону до после дней возможности. Когда концентрация угарных газов стала смертельно опасной, перешли в первый отсек...» Здесь после оставления центрального поста оказались командир лодки, заместитель по политчасти Николай Мясоедов, помощник капитан-лейтенант Викторов, начальник РТС, корабельный врач старший лейтенант медслужбы Сергей Смирнов, торпедисты и электрики. Отдраили торпедопогрузочный люк, ведущий наверх. Едва Бочкарев и Мясоедов успели выбраться через него на носовую надстройку, как лодка грузно просела с дифферентом на нос и креном на правый борт. Люк мгновенно задраили. Теперь никто не мог ни войти в него, ни выйти. Одна беда не приходит. Пожар в центральном посту повлек за собой множество непредсказуемых других бед. Так, самопроизвольно открылся клапан вентиляции балластной цистерны №3, она мгновенно заполнилась, и лодка притопилась. Клапан сработал потому, что упало давление в системе гидравлики, раскаленной и, видимо, поврежденной пожаром в центральном посту. И без того нелегкое положение ухудшилось еще более.
Мостик. Неизвестный сторожевик отказался от своего намерения таранить подводную лодку. Пятая ракета, пущенная едва ли не в лобовые стекла ходовой рубки, заставила его отвернуть... Пронесло! Штурман старший лейтенант Николай Юрченко спохватился в первые же минуты: там на прокладочном столе осталась путевая карта! И он ринулся в пекло центрального поста спасать бесценный документ. Он пробился в горящую рубку, схватил со стола карту, спрятал, как знамя, за пазуху, и поднялся на мостик по 10-метровой шахте, обжигая ладони о раскаленные поручни. Корма. Девятый отсек напоминал душегубку. Продержаться, дыша полуотравленным, густо надышанным воздухом, можно было считанные часы. Аварийный люк, ведущий наверх, не открывался, его что-то заклинило наверху, и это было очередной подлянкой закона вредности. Но Голубева в эту минуту беспокоила другая беда: в центральном посту продолжала работать запущенная помпа. Она нагоняла в трюм воду, и лодка тяжелела, набирая новые тонны смертельно опасного балласта. Кто знает, какая еще цистерна самопроизвольно заполнится водой? И тогда смертельный нырок в глубину... По счастью, сама по себе восстановилась связь с носовым отсеком. Голубев попросил помощника Викторова пробраться в центральный пост и отключить распредщит №1, от которого запитывалась помпа. Нос. — Мы попытались открыть переборочную дверь и выйти во второй отсек, — рассказывает Василий Викторов. — Но дверь умывальника попала между кремальерой и крышкой. Как ни бились, а выбраться не смогли. Открыть нас можно было только извне, точно так же, как и узников седьмого отсека. Наше положение осложнялось еще и тем, что старшина 2-й статьи Власов, виновник пожара, учуял запах хлора. Этого нам только не хватало! Но ядовитый газ мог выделяться только в одном случае — если в аккумуляторные ямы второго отсека попала морская вода. Но второй был абсолютно герметичен, я был в этом уверен. Однако и другие стали принюхиваться и говорить о хлоре. Это было нечто вроде массового психоза — стоило одному произнести страшное слово, как и другим стало казаться, что они тоже чуют запах газа. Понадобилось огромное усилие воли, чтобы прекратить назревавшую панику. Никакого хлора нет и быть не может! Корма. Чтобы решить проблему с воздухом, Голубев и механик решили переключить вентилятор, засасывающий воздух для дизелей через шахту РДП на отсек, а испорченный воздух выбрасывать через газотводной гусак. Попробовали — получилось. В затхлый смрад седьмого отсека пошел морской озон. Люди задышали, повеселели... Голубев решил проникнуть в центральный пост. Судя по всему пожар там утих. Он надел аппарат ИДА и отправился через три отсека в нелегкий путь, посвечивая себе аварийным фонарем. Огонь в центральном и в самом деле утих. Сверху, с мостика, даже отдраили верхний люк. Но едва старпом подошел к «каштану» — межотсечному переговорному устройству, как обугленный «каштан», не выдержав легкого прикосновения, рухнул на палубу, подняв рой искр. Наверху решили, что пожар возобновился и задраили люк. Голубев вернулся в корму. Главное, в чем он убедился — помпа не гнала воду в трюм, а перекачивала «море в море». Он остановил ее, вырубив распредщит. Носовой отсек. Викторов: «К утру обстановка настолько стабилизировалась, что с мостика в центральный пост спустился минер старший лейтенант Валерий Христенко. Он высвободил заклинившую дверь и выпустил нас из западни. Я отправился на разведку в центральный пост. Едва пролез между стволов выдвижных устройств, как испытал первое потрясение: в дверях рубки радиометристов лежал старшина 2-й статьи Владимир Скворцов. Голова его сильно обгорела... Чуть позже, спустившись в трюм центрального поста, я увидел тела еще трех наших моряков — боцмана Сергея Уварова, молодого трюмного Димы Минчия и старшину 1-й статьи Георгия Аввакумова. Все они при пожаре бросились сюда, надеясь укрыться в большой холодильной камере, где обычно хранится мясо. Но камера была заперта на висячий замок. Взломать его не успели... Угарный газ тяжелее воздуха, первым делом он потек в трюм... Тела погибших перенесли в торпедный отсек. Он самый прохладный на лодке». * * *
На рассвете 16 июня подводная лодка Б-31 всплыла в крейсерское положение, провентилировала отсеки и смогла дать небольшой ход. Выяснилось, почему обитатели кормового отсека не смогли открыть люк до конца. Оказывается, вахтенный офицер минер Христенко, когда корма лодки вышла из воды, решил открыть аварийно-спасательный люк извне. Пока он пытался это сделать, шальная волна смыла его за борт. При этом он оставил поднятой крышку ограждения, и она заклинила люк. По невероятному счастью, вторая волна забросила Христенко на корпус лодки, и он благоразумно поспешил укрыться от подобных приключений на мостике. Тут же стали связываться с Москвой по радио, но обнаружили, что переменник, который питал передатчик, залит маслом гидравлики. К тому же шкалы на аппаратуре сильно выцвели от угарного газа — невозможно было различать цифры частот. Радиотелеграфисты попытались выйти в эфир на маломощном аварийном передатчике. После многих попыток какой-то советский корабль ретранслировал сигнал с Б-31 на центральный узел связи, и Москва узнала о ночной трагедии. Получили указание ждать в назначенной точке надводный корабль, свое место обозначать для проходящих судов сериями из пяти красных ракет. Но запас ракет был изрядно потрачен во время «поединка» с неизвестным сторожевиком. Приходилось экономить сигнальные патроны. Старпом почти ослеп, наглотавшись дыма. С трудом разглядел в бинокль силуэт идущего на помощь корабля. — Крейсер? Но это шел большой противолодочный корабль. Обменялись информацией — что к чему. От буксировки отказались. Пошли за ним как за лидером. БПК1 привел к острову Лампедуза. Там, на якорной банке, стояла родная плавбаза «Магомет Гаджиев». Первым делом стали решать, что делать с телами погибших. «Гаджиевцы» заявили — доставка в Союз возможна только в одном случае, если трупы будут положены в формалин. Но формалина в таком количестве нет. Значит, придется хоронить в море... Тела погибших находились в первом отсеке. В жаре субтропического лета они уже начали разлагаться. Смрад пошел такой, что вахтенные у торпед с ядерными боеголовками отказывались стоять на посту. На третий день погибших моряков перенесли на плавбазу, и «Магомет Гаджиев» снялся с якоря. Отошли с приспущенным флагом в открытое море, и там, как положено по военно-морскому ритуалу, предали зашитые в разовые простыни тела глубине. Впервые после войны хоронили моряков в море..."
Мельницын Алексей Григорьевич.
"Мельницын Алексей Григорьевич. Родился... (в 1932 году). В ЛНВМУ с 194... Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Работает в ..."
Феоктистов Евгений Васильевич.
"Феоктистов Евгений Васильевич. Родился 30.03.1932 г. В ЛНВМУ с 1944 г. - пришел с крейсера "Киров". Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Служил на Балтийском флоте на ПЛ 615 пр. Окончил СКОС. Затем проходил службу на ТОФ на ПЛ 675 проекта в составе оперативной эскадры -зам. НШ по подводным силам. Капитан 2 ранга запаса. После увольнения в 1977 году работал в службе гражданской обороны на предприятии "Прометей" в Ленинграде."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
нвму
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
«29 января в 5 часов вечера вошли между островами Кандия и Самос, острова турецкого владения, жители на них православные Греки. 30 января идём по Средиземному морю, с правой стороны открылись греческие острова. 31 января в 8 1/2 часа пришли в г. Парос...» Из дневника унтер-офицера Василия Афоничева, 1891 г.
Вот ведь коллизия-то какая: море Средиземное, а харч - скверный... По совести сказать, просто отвратительный. Какой-то липкий и неприятно пахучий. И так изо дня в день, из недели в неделю - флотский борщ из квашеной капусты, бигус из, в принципе, того же самого да макароны по-флотски. Консервов много. Преимущественно в томате. Ну, ещё компот. Окочуриться можно. Но главная беда, конечно, не в этом. Проблема вовсе не в том, что какой уж месяц кряду вместо масла - рыхлый разламывающийся маргарин, а в том, что командира гидроакустической группы сторожевого корабля капитан-лейтенанта Фомина угораздила в своё время нелёгкая загреметь на эту эскадру. Точно бес попутал. И главное, когда предложили, у Фомина глаза зажглись: ещё бы! В море! В Средиземное! В суровый и дальний поход! На стражу морских рубежей! Боевая напряжённая служба! Лицом к лицу с агрессором! С врагом! Не об этом ли мечтает всякий молодой, грезящий о перспективах офицер?! Врага Фомин и в самом деле здесь мог видеть каждый день -причём сколько угодно: как в лице вышестоящего командования, так и нижележащего подчинённого личного состава. Моря тоже кругом было вдоволь. Что же касается всего остального...
Оказалось, что весь столь долгожданный дальний поход - это преимущественно стоять месяцами в одной точке. Вот просто так -стоять себе недвижно, не вынимая якоря. И место стоянки так и называлось: «точка». Таких точек, где мариновались корабли эскадры, в Средиземке было несколько, но все как можно ближе к берегам так называемых дружественных стран, правители которых с переменным успехом вели свои народы по некапиталистическому пути. И лишь точка, где который уж месяц безвылазно ржавел сторожевой корабль Фомина, находилась, почитай, в самой что ни на есть пасти врага: под греческим островом Патмос, близ Пелопоннеса. Причём, «ржавел» - это не гипербола, не изящный риторический оборот, всё обстояло именно так: корабли в «точках» от киля до клотика в бездействии быстро покрывались плотной рыжей ржавчиной. Но номер именно этой, где доходил Фомин, точки словно нарочно был - пятый; и в самом деле: большей дыры на всей карте Средиземного моря отыскать было невозможно. И делать - ну абсолютно нечего. Хоть на переборку карабкайся. Письма из дому привозят как оказия случится, но, в общем, редко. Телевидения здесь, понятное дело, не имелось (впрочем, его и в Севастополе на кораблях бригады отродясь не видывали). Одна бы отрада - кинофильмы. Да тут такие забойные шедевры крутят, что сил не достаёт: самый свежий - десятилетней давности. От одних названий с души воротит. А однажды «Новости дня» показали, так ещё с Кагановичем. Где-то в трюме ребята отковыряли. Киношные диалоги выучены назубок, личный состав целыми кусками наизусть так и шпарит. Единственно, на бис просят поставить старую «Свадьбу», там одна фраза имеется, от неё народ каждый раз впокатку: «В Греции всё есть»! Понял? Зато рядом с Грецией - ноль целых, ноль десятых, прозрачно намекая на самих себя, шуткуют морячки. Правда, рыбу ловим, хоть это и запрещено корабельным уставом. Но старпом не возражает, махнул рукой. А что? Дело полезное: и для развлечения, и для разнообразия меню. Особенно вечером улов хорош: как стемнеет, свободные от вахт на юте соберутся, переноску - лампу мощную электрическую, к самой воде на проводе спустят, врубят, леску закинут где световое пятно. Клёв... А иногда и гарпуном самодельным. Метнёшь, можно что-нибудь и зацепить. Корабельный доктор особенно замечательно в этом деле наловчился. Можно сказать, основной наш рыбак, поставщик на камбуз. И ещё одна здешняя достопримечательность - страшнейшая духота. Просто одуряющая и выматывающая жара. Корпуса железные субтропического солнца в себя за день наберут, накопят, в низы спустишься: парилка, хоть веником маши. Правда, веников тоже нет. Спать внутри, в кубриках и каютах, совершенно невозможно, до того всё прокалено. В распахнутые иллюминаторы вставили кто что смог: куски фанеры, картона, листы жести, только чтоб заманить ветерок, чтоб хоть лёгкое дуновение Эола. Наконец, добились от Москвы разрешения на палубе ночевать. И что же? Наверху, конечно, намного легче дышится, зато мошкара кусачая одолевает. А недавно целая туча богомолов прилетела, говорят, из самой Африки. Они хоть и крупные насекомые, эти богомолы, но, по крайней мере, не жалят, хотя по телу ползают и не дают спать. Да и щекотно. И ещё напасть - поролоновые матрацы, дрянь такая, посмотреть бы внимательно в глаза тому, кто изобрёл. На них лежать вообще невозможно, сразу же вспотеваешь, упреваешь, под телом становится жидко и как-то нехорошо зудит... К тому же эти матрацы, впечатление такое, и сами потеют: не лежишь, а будто всю дорогу плаваешь в чём-то. В чём-то таком... Рассказывают, в старые времена на кораблях пробковые матрацы были. Вот это, должно быть, вещь! Да что и говорить, с умом всё в старину люди делали, с сердечной заботой о ближнем. Но что ночёвка на палубе, что жалкие фанерки в иллюминаторах, это всё мёртвому припарки. Главное, кондиции холодного воздуха на наших кораблях не имеется и даже в проекте не предусмотрено. Видать, по общему стратегическому замыслу в Арктике собирались воевать, оттуда, из приполярных широт, планировали поражать противника. А пришлось - вон, где торчать. Подле легендарной Эллады. Зато и море же здесь!.. Такой необыкновенно красивой воды, словно специально подкрашенной синевы, точно нигде нет.
Запомнилось также, и очень ярко, как, направляясь из Севастополя к Патмосу, проходили черноморскими проливами. Фомину выпало тогда стоять вахтенным офицером («вах-цером», как любит выражаться командир). Ещё на дальних подступах к Босфору на кораблях отряда сыграли, конечно, боевую тревогу. Личный состав, кто не на вахте, рассовали скоренько по постам, заведованиям и кубрикам, и, чтоб никто ничего турецкого краем глаза не увидел, приказали покрепче завинтить над собою люки, горловины, опустить броняжки и накрепко задраить иллюминаторы. Почти как по противоатомной готовности. Или как Одиссей, который где-то здесь же привязывал личный состав к мачтам. В ходовой рубке - деловое напряжение: команды, доклады, репе-тования на руль, на машинный телеграф. Ещё до гигантского моста, соединяющего Европу с Азией, не дошли, как справа по борту появился быстроходный элегантный чёрно-белый катер, а на нём народу-у... А ещё больше всякого рода фотоаппаратов и камер. Вот с такенными объективами! Известное дело, шпионы. Подробнейшим образом всё с одного борта отсняли, зафиксировали, запечатлели, перешли на другой, стали снимать оттуда. Что фотографировали? - сами корабли, оружие, антенно-фидерные устройства, лица наших офицеров, кто в объектив угодил... А по берегам-то тем временем - поистине красота! Крепость старинная, с зубцами, на крутых зелёных склонах европейского берега. Вдруг на одном из мощных круглых фортов красный флаг! Наш, что ли? Окуляры к зрачкам... - точно, кажись, наш... Да нет, не наш, конечно, турецкий... А так почти что один к одному, красный. Да у нас у самих развевается на ноке в точности такой же, со звездой и полумесяцем, подняли при входе в территориальные воды. Под мостом прошли, а тут уже и Стамбул, огромный город, с небоскрёбами, мечети, островерхие, с балкончиками, минареты сплошь, а дома некоторые - и причём, очень красивые дома - возле самой воды стоят, вот, кажется, рукой подать. Рассказывают, наш гвардейский противолодочный корабль один такой дом форштевнем протаранил. Получите-ка нашу мирную инициативу! Въехал гюйсштоком какому-то турку прямо в спальню. В сераль! Скандалище, говорят, был!.. Международного масштаба. И вот ещё какая в здешних водах навигационная опасность: пароходишки довольно-таки допотопного вида, ярко-жёлтые надстройки, из Ускюдара и Кадыкёя в Стамбул так и шныряют, прямо под носом шастают. Из Азии - в Европу, из Европы - в Азию. Ну, а дальше картины классические: Золотой Рог, гигантский купол Ая-Софьи. Даже жалко, что никто из матросов наших этого великолепия не видит. И какой адмиралиссимус столь мудрое указание выдал - всех под замок? Ночевали всем отрядом в Мраморном море, в непосредственной близости от острова под названием Мармара, изредка подрабатывая машинами, лежали в дрейфе в готовности к отражению внезапной атаки, быть может, даже и с воздуха. На следующий день -Дарданеллы. Тут уже личному составу разрешили находиться на верхней палубе: и пролив шире, если что, трудно до берега допрыгнуть, и места попустыннее. Сами Дарданеллы заметно протяжённее Босфора, а в мореходном отношении несравненно более просты: там всего лишь одна узкость, на изгибе возле Чанак-Кале... Потом красивейшее Эгейское море, со своими островами. И тут уже и наш Патмос, где по сей день и загораем, редко куда из своей «пятой точки» отлучаясь. Американцев действительно видели. Один раз. Издалека. Авианосное ударное соединение. Всполошились, напряглись, взревели машинами, задрожали, завизжали, нагрелись, стали на дыбы и бросились в погоню. Но, пока бросались, вражеское соединение растаяло за горизонтом. Да и да разве догонишь? К тому же после столкновения с английским «Арк Ройялом» вблизи вражеского ордера маневрировать не дозволяется. И вот ещё что здесь интересное: ты в точке стоишь, от жары фонареешь, а мимо тебя курсируют симпатичные теплоходы, маршрутом на Крит, на Кипр. Главное, как можно ближе к нашим кораблям подходят, чтоб поразить туристов диковинкой, ржавыми экспонатами страны советов. В качестве местной достопримечательности, наглядного образца холодной войны. Отдыхающие на палубах кричат что-то, смеются, веселятся, фотографируют, приветственно машут руками. Наши не отвечают. Запрещено: враги. Да и захотели бы крикнуть, ничего б из себя не выдавили: уровень владения языками зачаточный, практически нулевой. Ещё, помимо преющих по точкам, рыщут по Средиземке наши поисковые корабельные ударные группировки. Там интересней, они действительно трудятся, воюют: гидроакустикой засекут вражескую подлодку, сядут ей на хвост и, знай, гоняют себе в назначенном полигоне. И лодка от них не очень-то убегает, не пытается ловким манёвром уклониться. Да наши ж её и не топят. Пока. Так и служим. Супостатам, тем хорошо. Базируются на Неаполь, на Чивитавеккью, на Специю. Крупные базы в Кадисе, в Роте имеют. Как белые люди. Не то что мы, грешные - торчим в наиболее диких уголках северной и западной Африки. Вот взять, для примера, наши «точки» в Хаммамете или в Саллуме. Общий вид: пустыня да море. И всё. А задача-то, между тем, у нас вполне здесь нешуточная: с началом войны достичь на «театре» безраздельного военного господства, попросту уничтожить, перетопить всех американцев и иных участников агрессивного блока. И ещё задача: при необходимости высадиться морским десантом, поддержать национально-освободительную борьбу братьев-арабов. Но, похоже, насчёт этой нашей миссии в курсе и некоторая специфическая держава из здешних же, ближневосточных. И если с американцами ещё можно слегка пошутить, походить на параллельных курсах, понаводить стволы грозно, то с израильскими кораблями - ни за что. Только у нас орудия завращались -глядь, израильтяне буквально тут же, без малейшего промедления огонь открывают вперёд курса следования. И в свои территориальные воды никаких голубей мира, вроде нас, не допускают. Совсем уже у людей чувство юмора отшибло. Эти самые десанты мы прямо тут, на месте и репетируем. С завидной регулярностью. Где? Да вон, в дружественной Сирии, между Тартусом и Латакией. Там такое удачное местечко отыскалось, где высаживаться очень удобно: во-первых, не слишком глубоко - наши плавающие танки в случае чего можно со дна достать, а во-вторых, берег пологий, удобный и... Да-да!.. Войдите! - Товарищ капитан-лейтенант! Разрешите обратиться?! - Ну, что там у тебя? - Товарищ капитан-лейтенант! Матрос Губин! - Давай, Губин, не тяни кота!.. Что там у тебя? - Товарищ капитан-лейтенант! Не могу я больше, - для пущей убедительности матрос Губин не по-матросски деликатно прижал к груди пальцы. - Ничего не понимаю в заведовании! - Почему не понимаешь? Ты, Губин, у нас тупой, что ли? Дебил, да? Тупой - так завострим, заточим. Знаешь, как у нас, на флоте? Не можешь - научим, не хочешь - заставим! - Никак нет, вроде не тупой. У меня высшее образование. К тому же я кандидат наук. Был. - Так, кандидат... Ты мне надоел. Ты вообще у нас - кто? - Я? Матрос Губин! Акустик. - А кандидат ты по чему? - По акустике. Но... - Вот. И свободен! - Товарищ капитан-лейтенант! Так ведь я же всем объяснял. И вам тоже. Я строитель. Понимаете? Строитель. Специалист по акустике зданий и сооружений. Как жилых, так и промышленных. А здесь гидроакустика, совсем другая физика, другие закономерности поведения акустического луча в термически неоднородной жидкой среде... - Чего-чего?.. - ... и я не могу... Не мой профиль... - Слушай, Губин. Ты что здесь, вообще говоря, кочевряжишься? А? Под трибунал захотел? Смотри... Устрою. Тебе, дураку, с твоим высшим дипломом всего лишь год какой-то паршивый отслужить. Сколько ещё осталось? - Да вот... по приходу... - Ну и не ной. Физика ему... Не отсвечивай. Понял? Проваливай, и чтоб я больше тебя вообще не видел. Ни в профиль, ни в фас. Всё! Вот, поди, послужи с такими. Одни политзанятия запаришься проводить. Тут, между прочим, такая у нас, на эскадре, боевитая политработа... В основном, нацеленная против американцев. Насчёт ихнего, большей частью, империализма и гегемонизма. А матроузеры, как вот этот только что дуб Губин, сплошь одноклеточные. Матрос-идиот по фамилии Орманчджи - то ли молдаванин, то ли гагауз - вообще знает одну лишь союзную советскую республику, да и та Москва. Даже своей Молдавии назвать не в состоянии, до такой степени кретин. А старшина второй статьи Дрочун?.. А прочие деморализованные воины?.. Ну, бойцы! Ну, отличники всех видов подготовки! Нет, всё-таки тронуться с ними можно. Вот, на тральщиках хорошо! На тральцах - там и впрямь милое дело: без всяких разговоров врезал по забралу, для прояснения сознания, и вся тебе на том боевая и политическая... А здесь, на сторожевике, по-другому нужно, аккуратнее... Учишь их, болванов, воспитываешь... А им - что Джимми Картер, что Хафез Асад... Ведь прямо иногда по складам разучиваешь: полковник товарищ Муамар Каддафи. Кад-да-фи... Пол-ков-ник... То-ва-рищ... Му-а-мар... Ни в зуб тебе ногой. Ливийская, разжёвываешь, Народная Социалистическая Джамахирия. Какая-какая, мать её пятежды, «хирия»?.. Тьфу ты!.. А с другой стороны, что от затурканных морячков требовать, если сам замполит до того остолоп, что бакинских комиссаров и героев-панфиловцев меж собою путает. Тех двадцать шесть, этих двадцать восемь, а наш зам если до трёх под настроение досчитает, то уже на борту народное гулянье затевай. А потому так и лепит горбатого: у разъезда, говорит, Дубосеково... Фиолетов, Джапаридзе... за нами Москва и прочая фурнитура. Пришли в Тартус, как раз вскоре после высадки, стоим третьи сутки - и вдруг из посольства привозят советские газеты. В подобной ситуации, чтоб потрафить замполичьему сердцу, чтоб он, по его собственному выражению «дивом дался», положено изобразить радость, нужно оживиться, загореться взором, тесно сгрудиться, сделать, в общем, вид, что обрадовались весточке с далёкой родины, взяться расхватывать «Правду» трясущимися от нетерпения руками. А в газете, между прочим, опровержение буржуазной клеветы насчёт того, что, дескать, отряд советских кораблей, совершив учебно-боевую высадку морского десанта, осуществил деловой заход в сирийский порт Тартус. Это бессовестная ложь, заявляет «Правда», советские корабли в данном районе средиземноморской акватории отсутствуют! И мы, стоя в Тартусе, с негодованием читаем про то, как на самом деле нас здесь, в Тартусе, нет. И верим. И заодно со всем советским народом гневно возмущаемся гнусными измышлениями и злобными выпадами врага. И вовсю обличаем, и клеймим их... Клеймим! Когда в западноафриканский порт нас внезапно направили -радости было!.. Хоть какое развлечение. После Гибралтара шли вдоль берегов Марокко, Мавритании, весь корабль в мелком жёлтом песке, и на зубах хрустело. Это так несёт с Сахары, в данное время года дуют восточные ветра, вот и выносит далеко в океан. Весьма своеобразная, следовало бы признать, картина: словно желтоватая дымка над идущими крупной зыбью атлантическими водами. И вдруг средь этого пустынного марева по правому борту -киты! Да, самые настоящие чудо-юдо-рыбы в количестве двух особей, выстреливают, понимаешь ли, фонтанами. Сугубо, казалось бы, тропические широты, тёплые воды, не их среда. И тем не менее. Вдруг сообщение по циркулярной трансляции: «Товарищи! Наш корабль только что пересёк северный тропик. Желающие могут выйти, посмотреть». Это - не обращать внимания, солёная флотская шутка. Род юмора. А что, собственно, нам Атлантика? что тропики? что экваториальная Африка? - ничего уж такого особенного. На коробке-то всё по-прежнему. Налаженный распорядок, тревоги, звонки, команды - очередной боевой смене заступить! Вечером на экране всё тот же «Коммунист» и про какого-нибудь передового председателя. На верхней палубе, правда, заметно свежее, но в низах та же духота. Разве что вот новое: к обеденному компоту ежедневно стали выдавать по две таблетки против малярии. От этих пилюль у многих к вечеру температура и всё тело в какой-то непривычной вялой расслабленности. Но если учесть, что и без всяких таблеток как офицерский, так рядовой состав повышенной активностью не отличается, то ничего. А у кого-то от этого снадобья даже и понос. Вечерами, кто не на вахте, соберёмся у кого-нибудь из офицеров в каюте. Разведём на братию казённого шила - это спирт по-нашенски, по-флотски - и не абы как, не на выпуклый военно-морской глаз разбавим, а по науке, крепостью в сорок пять градусов, по широте Севастополя. Минёр наш, Володя, он к нам с северов перевёлся, всё не может привыкнуть к черноморским условиям, всякий раз требует для себя шестидесяти девяти, чтоб, мол, как в родном Мурманске. Ну, что... Какого ни на есть закусона раздобудем, пошинкуем, разложимся, сядем... Жизнь! Штурманец Сашка, старший лейтенант, командир электронавигационной группы- вот нормальный парень! Весёлый такой, заводной, компанейский. Присядет, бывало, к столу, возьмёт гитару да как шваркнет по струнам, белогвардейскую: «И кресты вышивает последняя осень... по истёртому золоту наших погон!» Отличный мужик! У него фирменный конёк после первой стопки шильца вставить себе в широко распахнутый рот нераспечатанную пачку «Беломора», в вертикальном, между прочим, положении. Многие пробовали, ни у кого не получалось. Неплохое ещё, рассказывают, место Латакия. Рядышком тут, миль, наверное, тридцать пять от Тартуса, часа три ходу будет, не больше. Приличный, почти что западный город. Даже жвачка продаётся. Туда как-то раз один из наших кораблей совершил официальный визит. Положено было в ходе того визита выступить с концертом самодеятельности и провести с сирийскими моряками товарищескую встречу по футболу. Чтобы не ударить в грязь лицом, начальство как всегда подстраховалось и для показухи выписало из Севастополя профессиональный флотский ансамбль песни и пляски (в нём оказалось целых два народных артиста Украинской ССР), а также посадило на борт полный состав футбольного клуба «Альбатрос». Облачённые в матросское платье сорока-пятидесятилетние пропойцы «Калинку-малинку» спели и сплясали прекрасно, с полным успехом, а вот «Альбатрос», за всю историю бесславного своего существования не выигравший ни единой встречи, даже не сведший вничью, решил почему-то отыграться на ни в чём не повинных сирийцах (в этой Сирии весь военно-морской флот, вместе с адмиралами, человек пятьдесят, если не меньше) и выиграл матч с сокрушительным счётом: двадцать три - ноль. Победа... По окончании игры оскорблённые и попранные арабские мореманы валялись на поле, грызли в отчаянии жухлую травку, рыдали и всхлипывали - словом, атмосфера братской дружбы флотов была нарушена непоправимо. По такому случаю вусмерть разобиженные хозяева под благовидным предлогом отменили официальный приём для наших офицеров, с предполагавшимся торжественным ужином и балом. В общем-то, и пусть, нисколечко не жалко - с кем на том балу вальсировать? С замотанными в чадру сирийками? Да хоть бы и с ними, до глаз закутанными, всё равно из наших никто толком танцевать не умеет: так, несколько развязных движений, разученных ещё на танцульках в ленинградских клубах. Вот так... Отдесантировались без замечаний, постояли в Тартусе деньков пять, дух перевели - и назад, в Грецию, под бочок к родимому своему Патмосу. Дальше ржаветь... И, в общем-то, не столько жара и духота здесь, в родной «пятой точке», досаждают - всё ж таки и в самом деле не Баренцево, а Средиземное море-то, а отсутствие воды. Не то чтоб полное её отсутствие, но дефицит. Ни попить, ни помыться, ни сполостнуться. Сначала наладили было купания, морские ванны, причём, всё сделали чин по чину, организовали согласно корабельному уставу: и ограждение тебе тут, и сетка, и вахта... И всё равно не доглядели, утонул один матросик. Утоп. На дне сетки, выбирая, обнаружили. Потом с трупом возились, не знали, куда девать (уж, было, собрались вязать колосник) и каким порядком отправлять на родину. Нет, нет, на полном серьёзе: хотели уже в мешок совать да за борт май-нать, чтоб как в матросской песне. Крику было... Суеты... После происшествия все купания, понятное дело, прекратили, запретили строжайшим образом - и народ вообще закис. В доску... Корабль старый, древний, как сама Эллада, опреснители тоже дышат на ладан, работают из рук вон скверно. Ничего, по правде сказать, не опресняют. С натугой хватает на охлаждение двигателей. А уж на бытовые нужды... В связи с этим обязательно заливаемся под завязку водой на стоянках. Правда, в тех портах, которые мы посещаем, водица такая, что опрокинешь стакан -и тут же, не сходя с места, околеешь. Отбросишь, в смысле, кегли. Бациллы так и кишат. Очень, кто бывал, хвалили воду в Алжире - свежая, говорят, такая и на вкус изумительная, один лишь недостаток: заражена вибрионом то ли холеры, то ли вообще чумы. Один остаётся выход: забункероваться от нашего танкера. И в самом деле, выпало разок везение, отправились на запад, в море Альборан, на рандеву с танкером: проходили Тунисским проливом, качало и валяло, помнится, нещадно... Но видимость держалась поразительно хорошая. Когда по левому траверзу открылась Мальта, все как один на палубу вывалили, посмотреть. Подходили к пелорусной стойке репитера, по очереди заглядывали в окуляр пеленгатора. А что там смотреть? - ни города, ни острова не видно, один лишь маяк Валетта вспыхивает лучом ярко-ярко.
СП6, 2001 г.
В заключение конспективно - о круге литературных занятий В.А. Колодяжного.
Для начала, о первой книге в цикле "Частные русские архивы" «Вонифатиева тетрадь» и истории ее создания.
"Забрёл я как-то в Питере на наш Сенной рынок и там на развале, среди всякой всячины, наткнулся на ветхую тетрадь. Осторожно перевёртывая набухшие от влаги листы (в этот день шёл мокрый снег), увидел почерк старинного типа. И – купил тетрадку. По профессии военный моряк, офицер, я никогда не имел дела со старыми рукописями. А тут смотрю – у меня в руках дневник некоего жителя села Спас-Мякса, что под Череповцом. А писан он с ноября 1884 по март 1891 года. Стал вчитываться, буквально расшифровывая трудные места. И выяснилось: автор дневника – ярославский мужик Вонифатий Иванович Ловков. Со страниц рукописи предстал он личностью поистине незаурядной. Ведя крестьянский образ жизни, он в то же время занимался кузнечным ремеслом, много ездил, торгуя железным товаром на ярмарках. Помимо того, был он человеком читающим. Активный и энергичный, Вонифатий явно выделялся среди односельчан. А однажды, добившись личного приёма у самого императора Александра III по давней тяжбе с соседним помещиком, укрепил свой авторитет и стал сельским старостой. Дневник я показал нашим петербургским кинематографистам. Сам же засел за документальную повесть «Вонифатиева тетрадь», она вскоре вышла в свет.
И вот результат: в конце прошлого лета по телеканалу «Культура» прошёл снятый по моей книге режиссёром Александром Анфёровым документальный фильм «Вонифатий». Признаюсь – я так увлёкся работой со старыми рукописями, что, приобретя некоторый опыт, стал думать, что бы предпринять ещё. А материал сам шёл в руки..."
"Вологодский официоз газета "Красный Север" в разделе в заметке "Слово о Вонифатии" в сентябре 2008 г. сообщила: "В последний день августа 2008 года на телеканале «Культура» состоялась всероссийская премьера документального фильма «Вонифатий. Семь лет, которые не потрясли мир». Лента посвящена особенностям непростой крестьянской жизни некоего Вонифатия Лыкова, в конце XIX столетия жившего в окрестностях Мяксы. Первоисточником стали дневниковые записи самого Лыкова, обнаруженные недавно в Санкт-Петербурге. И хотя некоторые исследователи оспаривали их подлинность, известный питерский писатель и сценарист Валерий Колодяжный «раскрутил» всю эту историю, заодно отыскав потомков Лыкова и проследив судьбу семейного рода за 130 последних лет."
На приёме у Высокопреосвященнейшего Владимира, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Валерий Колодяжный, автор книги и сценария фильма, и Александр Анфёров, режиссер.
Из критической статьи В.Колодяжного на стихи поэтессы Татьяны Жмайло опубликованной в вологодской газете "Красный Север" в сентябре 2008 г.
"С поэзией у нас всегда было сложно, а поэтам на Руси - отвеку нелегко. Выпадают для поэзии времена благоприятные, лёгкие, в прямом смысле этого слова - поэтические, когда сам читатель находится в поиске свежего глотка, а наступают, глядишь, дни серые, пасмурные, тягостные, и не то что стихи - вся литература оказывается не в чести и почти что совсем не востребуется обществом. Вот и нынче, говорят, время не романтическое, тяжёлое, тугое, эпоха бизнеса, баррелей, валютных индексов и биржевых сделок, пора быстрых решений, энергичных действий и трезвого расчёта. Пустое безвременье. Мёртвая вода... Какая уж тут лирика! Так ли это? Похоже, да. Вот только причина - не та. Кроется она вовсе не в сухом практицизме той или иной эпохи. Что уж за деловая обстановка царила в нашей стране начиная с 1860-х годов - и по самые 1910-е! Куда уж прагматичнее, если именно в эти полстолетия зарождался и развивался русский капитализм, если под знаком неистового грюндерства прошли едва не все 1870-е, если невиданный доселе в нашей истории рост промышленности и капитала наблюдался вплоть до залпов Первой мировой! А какие, вспомнить, поэты творили в то время? Да не весь ли Серебряный век - нетленная гордость наша - родом оттуда? Нет, не в сиюминутных чертах какой-либо эпохи кроется причина востребованности поэтического слова. Свобода! Нестеснённая свобода - вот единственный и естественный критерий, та питательная среда, в коей одной только и может всякий поэтический дар существовать и получать общественный отклик. Что ж, выходит, с этой точки зрения, нынешнее время несвободно? Да, получается так. Таково ж оно, впрочем, и с любых других позиций. Не будем однако отчаиваться - случалось и похуже. Совсем не в этом дело. Послушна, как мы знаем, всякая Муза одному лишь веленью Божьему: что Ей начертано, тому только и быть. А потому не станем судить, рядить да сетовать на неудачное время, а раскроем вместо того книжку стихов поэтессы Татьяны Жмайло. Это очень лёгкие стихи. И вместе с тем это крайне трудные стихи. Лёгкость их заключается в несомненном художественном даре автора, в высоком таланте размера и рифмы, в самом чувстве слова, столь присущем Татьяне Владимировне. И откуда, невольно ловишь себя на мысли, это всё взялось? Каким наитием?
Наконец, "Из глубин" является третьей в цикле "Частные русские архивы".
Вышедшая в СПб в 2009 г., книга включает в себя как литературно обработанные памятники эпистолярного наследия конца XIX- начала ХХ веков, так и некоторые труды писателя Колодяжного В.А., основанные на письменных документах и устных свидетельствах людей, сохранивших ценные воспоминания о старой Вологодчине и других уголках нашей Родины. Книга может стать интересной всякому, чьи сердце и разум не закрыты новым знаниям о фрагментах, подчас драматических, не столь давней истории нашей страны.
Итак, приятного вам чтения, погружения в подлинную историю, историю повседневности, отдельности, единичности, пронизанной всеобщими связями, самой богатой, пользуясь философским языком.
К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ автора "Последнего парада". К нему присоединяемся мы, ВНА, МВВ, ОАГ, КСВ, выпускники Тбилисского, Рижского и Ленинградского Нахимовских училищ.
Тбилиси... Ленинград... Рига... Городов с такими именами уже не найти на карте нашей страны. Но живёт то, что по-прежнему объединяет и связывает их. Это - нахимовское училище, подлинное достояние Отчизны. Это - выдержавшие десятилетия братство и чувство единения, которые сплотили когда-то мальчишек, мечтавших о море и флотской службе. Поздравляем ленинградских нахимовцев с 65-летием их славного училища, а собратьев-тбилисцев и рижан - с 60-летием первых выпусков. Здоровья и счастья вам, дорогие товарищи нахимовцы! Служим Отечеству!
Шхуна "Нахимовец" ("Лавена", "Амбра") Рижского нахимовского училища на рейде Невы, вблизи Училищного дома, Ленинградского нахимовского училища. 1951 г.
Пусть же это замечательное фото станет одним из символов нашего питонского единства.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Есть люди, которые не могут не служить морю. Таким является Андрей Евгеньевич Мороко... Он правнук известного в свое время флотоводца, выдающегося строителя парового броненосного флота адмирала Андрея Александровича Попова, прототипа «беспокойного адмирала»...
Мороко Андрей Евгеньевич.
"Мороко Андрей Евгеньевич. Родился 15.12.1930 г. В ЛНВМУ с 1946 г. Служил на Черноморском флоте на ПЛ 613 проекта. О А.Е. Мороко как образцовом офицере-подводнике, прекрасном специалисте и внимательном воспитателе матросов была опубликована статья в газете Черноморского флота "Морю - жизнь". Проходил переподготовку на курсах ВСОК ПП. Планировался переход для дальнейшей службы на атомные ПЛ. Капитан 3 ранга. Андрей умер совсем молодым, после короткой и тяжелой болезни в 1965 г."
О А.Е. Мороко.
"В Нахимовском Андрей Мороко был самым старшим в нашем выпуске. Высокий красивый парень, доброжелательный и спокойный. На последних парадах он был правофланговым училища. Он окончил Высшее Военно-морское училище подводного плавания и имел все данные для долгой и хорошей службы на флоте. И дома его всегда ждали жена и дочь. Судьба сложилась трагично. Андрей умер совсем молодым, можно сказать на взлете. В память о нем здесь приведена выдержка из статьи, посвященной А.Мороко во флотской газете того времени: Б. Дубинин. «Морю-жизнь». Есть люди, которые не могут не служить морю. Таким является Андрей Евгеньевич Мороко. Он подводник. Человек, располагающий к себе. Немногословен, внешне сдержан. За сдержанностью угадывается натура кипучая, энергичная. Привлекают его глаза, почти черные, умные внимательные. Мы не проговорили с ним и получаса, но было ясно, что он крепко любит море, службу, подводный корабль и моряков. Он правнук известного в свое время флотоводца, выдающегося строителя парового броненосного флота адмирала Андрея Александровича Попова, прототипа «беспокойного адмирала», которого с такой любовью выписал К. М. Станюкович в одноименной повести. Это обстоятельство сыграло решающую роль в морской судьбе Андрея Мороко. С самого раннего детства он так много слышал о прадеде, а потом так много читал о нем, что перенял и его любовь к морю, и многие черты характера. Помните, как писал о своем герое Станюкович? «Глядя на этого человека... никто не подумал бы усомниться в заслуженности составившейся о нем во флоте репутации лихого и решительного, знающего и беззаветно преданного своему делу моряка...». Все, с кем довелось разговаривать о Мороко, отзывались о нем почти так же. И командиры подводных кораблей, и умудренные опытом политработники. и молодые матросы — все непременно выделяли его любовь к делу, обширные знания. Мороко не унаследовал от прадеда его буйной и гневной вспыльчивости, неукротимости. Он ровен в отношении к людям, глубоко уважает их человеческое достоинство. Он способен радоваться удачам и переживать промахи подчиненных так же остро, как переживал бы свои собственные. И это еще больше располагает к нему моряков. Противник менторского тона, бесед по обязанности, Андрей Евгеньевич «не читает морали» провинившемуся. Он говорит с людьми по велению сердца, а не по обязанности только, и это помогает добиться многого. Своим примером, всей своей жизнью внушает он им любовь к морю, глубокое уважение к службе…"
К истории 6-го выпуска ЛНВМУ (1945-1953 год). Роберт Борисович Лепорский-Семевский.
"С удовольствием вспоминаю нашу дружбу не только среди товарищей из своего класса, но и вообще воспитанников всех шести рот, которые, особенно старшие (1-я рота), всегда покровительствовали нам «малышам», защищая от несправедливых нападок некоторых более сильных и взрослых ребят из других рот. К таким старшим ребятам можно отнести: Р.Зубкова, Щербакова, Симонова, Андрея Мороко и многих других. Вспоминаю, как однажды все училище во время самоподготовки по брошенному кличу: «наших бьют!» почти в полном составе, мимо кордона офицеров-воспитателей бросилось на улицу защищать своих товарищей от хулиганов Петроградской стороны, побивших воспитанника младшей роты. Что касается драк между своими, то конечно они бывали как у всех мальчишек всегда. Но при этом обычно соблюдались неписанные в то время правила: бить только до первой крови; лежачего не бьют; и драться только один - против одного. Правда, был случай в лагере, когда одному из уличенных в воровстве устроили «тёмную», т.е. побили, предварительно закрыв голову одеялом и отметелив кулаками. Но после первых же слёз наказанного, здесь же остановились. В более старшем возрасте бывали и более серьезные поступки, например, когда в нашей роте два великовозрастных верзилы (Колосов и Орлов, исключенные потом из училища) побили своего более физически слабого товарища. По-видимому, всё же такие случаи были редки и не характерны, а вот «один на один» бывало наверное у каждого."
Прадед, адмирал Попов Андрей Александрович.
"Тяжело в учении..." В.К. Грабарь.
"Чрезвычайное внимание уделялось эстетическому воспитанию. В своем докладе на уже упомянутом педсовете 1945 года Л.А. Поленов особо выделил живопись. И это не случайно. Он сам хорошо рисовал, и первым экспонатом в будущем музее «Авроры» была его акварель «Фрегат «Аврора» во время обороны Петропавловска-Камчатского». В начале 1946 года преподавателем рисования был С.А. Муравьев, он также был прекрасным рисовальщиком. Владение карандашом и кистью прививалось гардемаринам в старом Морском корпусе, берега открытых тогда новых земель зарисованы его выпускниками. По примеру Морского корпуса решено было создать в училище свою картинную галерею. Начало ей положила полученная в дар картина из коллекции адмирала А.А. Попова «Приход поповки («поповка» – тип корабля, изобретенный Поповым) в Севастопольскую бухту» художника Красовского».[13] Возможно, что эта картина прибыла в училище вместе с нахимовцем Андреем Мороко – правнуком адмирала А.А. Попова. Отличным художником был воспитатель 5 роты инженер-лейтенант К.Е. Ходакович. Он сделал несколько копий с картин художников-маринистов и оформил ими помещения своей роты. Преподаватель черчения и рисования М.Д. Зыков был более художник, чем чертёжник. Он проработал в училище до семидесятилетнего возраста. В 1958 году его сменил молодой выпускник «Серовского училища» (Училища ваяния и живописи им. В. Серова) А.Т. Тимофеев, его ученики в чертежном деле были виртуозами. Других преподавателей рисования в училище не было. Кабинет рисования и черчения был оборудован в 1946 году, но с самого начала в училище также действует кружок, члены которого в первые годы рисовали учебные пособия. Среди нахимовцев любителей рисования было довольно много, наиболее талантливые писали маслом. Воспитанник 2-й роты М.Б. Чернаков впоследствии стал членом Союза художников. Профессиональным художником (и, между прочим, контр-адмиралом) стал воспитанник 4-й роты К.Л. Олейник. Но свои художественные способности нахимовцы проявляли и в другом – делали на теле «наколки» – татуировки; излюбленным сюжетом был морской черт на бочке с вином."
"... В сентябре 1854 года началась героическая оборона Севастополя, и капитан-лейтенант Попов был назначен офицером особых поручений при Нахимове и Корнилове. С этого дня два прославленных адмирала стали молодому моряку примером для подражания. И тогда же Попов совершил свой первый подвиг. Осенней сентябрьской ночью 1854 года из осажденного Севастополя вышел с потушенными огнями пароход-фрегат "Тамань". Искусно лавируя между английскими и французскими судами, он прорвал блокаду и благополучно прибыл в Одессу, блестяще выполнив приказ Нахимова. Командовал "Таманью" А.А. Попов. Зайдя затем в Николаев и получив груз для осажденного города, "Тамань" еще раз прошла сквозь англо-французскую эскадру и вернулась обратно в Севастополь. За этот подвиг А.А. Попов был произведен в капитаны 2 ранга... В 1871 году А.А. Попов был произведен в генерал-адъютанты, а в 1872 году - в вице-адмиралы. Когда в 1876 году Попов был избран членом Адмиралтейств-совета, он был уже не только известным флотоводцем, но и знаменитым кораблестроителем. Он отдает кораблестроению всего себя, создает новые типы судов. После поражения в Крымской войне Россия создает на Черном море новый флот. Для защиты входов в Керченский пролив и Днепро-Бугский лиман было решено построить броненосные корабли. А.А. Попов разработал и предложил новый тип круглых броненосных судов с большим водоизмещением и малой осадкой. По его чертежам и под его руководством строятся броненосные крейсеры, спущен на воду первый "круглый" корабль "Новгород", а в 1875 году - немного больший по размерам, но аналогичный по форме броненосец "Киев", переименованный высочайшим указом в "Вице-адмирал Попов". Впоследствии эти корабли по имени их создателя назвали "поповки".
"У А.А. Попова удачно сочетался талант командира и судостроителя. С 1856 года под его руководством и отчасти по его же проектам построено 14 винтовых корветов и 12 клиперов. Вместе с С. О. Макаровым он создавал образцы первых мин — грозного и совершенно нового по тем временам вида оружия. В эту эпоху паровой флот начинает вытеснять парусники. Часто можно было видеть рядом стройные, одетые белыми шелестящими парусами фрегаты и странные парусно-паровые гибриды, у которых между парусами торчали высокие, дышащие дымом черные трубы, а по соседству важные, гордящиеся независимостью от ветра, но еще неказистые пароходы. Приверженцем нарождавшегося парового флота был А. А. Попов. Затем длительное время, будучи уже вице-адмиралом, Попов командует Тихоокеанской эскадрой, а с 1870 года снова занимается кораблестроением, создает новые типы судов. Построены броненосные крейсеры, спущен на воду первый «круглый» корабль «Новгород», а в 1875 году — немного больший по размерам, но аналогичный по форме «Вице-адмирал Попов».
Для защиты входов в Керченский пролив и Днепро-Бугский лиман было решено построить броненосные корабли. А. А. Попов разработал и предложил новый тип круглых броненосных судов с большим водоизмещением и малой осадкой. Впоследствии их назвали «поповки». Что же представляли собой эти «странные» суда? «Вице-адмирал Попов» — бронированный корабль с круглым корпусом в виде цилиндра диаметром 120 футов, осадкой 12 футов, водоизмещением 3550 т. В башне располагались два 12-дюймовых орудия. Судно имело шесть винтов и двигалось со скоростью 8 узлов. Попов испытал модель этого судна на воде. Затем сделал паровую шлюпку аналогичной конструкции и после проверки ее мореходных качеств приступил к строительству броненосца. Вот рождение этого судна и принесло Попову ту «славу», о которой мы говорили вначале. Некоторые специалисты считали и считают сейчас проект «поповки» ошибкой автора. А была ли здесь действительно ошибка? С одной стороны, да. Если подходить с точки зрения кораблестроения вообще, тогда главная ошибка Попова заключалась в том, что, увлекшись идеей утолщения брони и увеличения калибра артиллерии, он построил судно, специально предназначенное для того, чтобы выполнять эти условия в крайнем пределе, упустив из виду, что с появлением новых требований (например, скорости, мореходности, плавности качки) подобное судно окажется невыгодным. На крупной волне корабль станет переваливаться, как блин, качаясь во всех направлениях; причем качка из-за большой ширины и малой осадки будет очень стремительной и резкой, что плохо отразится на здоровье экипажа и качестве артиллерийской стрельбы. Круглая форма корпуса и шесть винтов делали судно тихоходным. Но если исходить не из требований, предъявляемых обычно к мореходным броненосным кораблям, а из целевого назначения, предусмотренного во время их проектирования, то «поповки» полностью отвечали этим требованиям, и, следовательно, никакой ошибки не было. Более того, английский ученый-судостроитель Вильям Фруд в письме к Б. Тедерману в ноябре 1875 года сообщал о возможности применения принципа «воздушной смазки» к широким или совсем круглым в плане судам, причем ссылался на форму днища русского корабля типа «поповки». Так что в некотором роде его обводы явились прототипом для современных судов на воздушной подушке. Триумфом Попова был построенный по его проекту первый в истории броненосец «Петр Великий», который вступил в строй в 1877 году. Корабль водоизмещением почти в 10 тысяч т имел четыре 85-миллиметровых орудия в двух башнях. Две паровые машины обеспечивали ему скорость 12,5 узла. Толщина брони колебалась от 75 мм до 356 мм. Вот что писал известный английский судостроитель Е. Рид в газете «Тайме»: «...Русские успели превзойти нас как в отношении боевой силы существующих судов, так и в отношении новых способов постройки. Их «Петр Великий» совершенно свободно может идти в английские порты, так как представляет собой судно более сильное, чем всякий из собственных наших броненосцев»... После строительства «Петра Великого» Попов выдвинул идею постройки броненосных крейсеров (впоследствии они назывались крейсерами 1-го ранга). Эта идея была тотчас подхвачена многими иностранными государствами. И в основу почти всех зарубежных проектов легли мысли и соображения русского судостроителя. В 1880 году вице-адмирал Попов был поставлен во главе кораблестроительного отдела Морского технического комитета, где и находился почти до самой смерти. В 1898 году жизнь замечательного адмирала трагически оборвалась.
* * *
Прочитав этот очерк, вы, очевидно, уже не скажете о А. А. Попове: «А, это тот, который строил круглые корабли?» — ибо заслуги его перед Россией неоспоримы."
«Поповки» — круглые корабли.
"... Обладая непреклонной волей, Попов в своих идеях доходил до увлечения, стоившего России довольно дорого, именно - к постройке "поповок", которые в основе своей имели несомненно правильную мысль, но неудачные лишь из-за того, что эта мысль была осуществлена в самом крайнем пределе..."
"... Еще в водах Тихого океана, где в дни "американской экспедиции" А. А. Попову довелось командовать пришедшим в Сан-Франциско отрядом русских винтовых корветов и клиперов, прочувствовал адмирал суть и значение крейсерской доктрины. От "Петра Великого", которого он упорно называл "монитор-крейсер", шел А. А. Попов к идее океанского крейсера, утвердив за Россией приоритет в создании первых в мире броненосных крейсеров с металлическим корпусом типа "Генерал-Адмирал", успешно справился он и с переделкой в крейсер несостоявшегося броненосца "Минин"..."
Адмирал Андрей Александрович Попов, чьим именем назван второй по величине остров, командовал Тихоокеанской эскадрой и в 1862-63 годах организовал выполнение гидрографических работ в заливе Петра Великого.
Вовк Станислав Петрович.
"Вовк Станислав Петрович. Родился 8.10.1932 г. В ЛНВМУ с 1944 г. В 1955 г. окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно- торпедный факультет. Служил на Тихоокеанском флоте, на Камчатке. Служил на АПЛ, помощник командира АПЛ пр.627. Капитан 1 ранга запаса. После увольнения в запас работал под Ленинградом в лесничестве."
Болотовский Виктор Абрамович.
"Болотовский Виктор Абрамович. Родился 20.08.1932 г. Поступил в ЛНВМУ в 1944 г. Капитан команды гимнастов училища. Позже стал мастером спорта по акробатике. Окончил Высшее военно-морское училище инженеров оружия, химический факультет. Служил на Северном флоте в Особом отдельном дивизионе противоатомной и противохимической защиты СФ. Демобилизован при сокращении Вооруженных сил. Старший лейтенант запаса. Окончил Ленинградский технологический институт имени Ленсовета. Работал начальником цеха в объединении "Красный треугольник", затем заведующим лабораторией ЦНИИ Гидроприбор". Научные направления - морское оружие и глубоководные изделия различного назначения. Кандидат технических наук."
Сафронов В. В. Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951.
"В нашем выпуске было немало ребят, защищавших спортивную честь училища... Витя Болотовский был капитаном команды гимнастов училища."
Савельев Георгий Васильевич.
"Савельев Георгий Васильевич. Окончил Высшее военно-морское училище инженеров оружия, химический факультет. Служил на Тихоокеанском флоте. Командир войсковой части по обеспечению объектов ТОФ (бухта Ольги) средствами защиты от радиационного, химического и бактериологического оружия. Капитан 3 ранга."
Командиры (в/ч 36148): Савельев Г.В. (1972-..?..)
Брезинский Михаил Анатольевич.
"Брезинский Михаил Артемьевич. Родился 14.11.1932г. В ЛНВМУ с 194... г. Окончил Высшее военно-морское училище им. Фрунзе. Служил на ЭМ на БФ. Старший лейтенант запаса. Живет и работает в Москве."
Мигунов Евгений Михайлович.
"Мигунов Евгений Михайлович. Родился 8.08.1932 г. В ЛНВМУ с 1944 г. Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, штурманский факультет. Служил на Северном флоте, штурман ПЛ 613 проекта. После увольнения в запас живет в Москве. Работал в Министерстве судостроительной промышленности и в Госстандарте СССР."
Воробьев Лев Васильевич.
"Воробьев Лев Васильевич. Родился 10.12.1931 г. В ЛНВМУ с 1945 г. Окончил Каспийское Высшее военно-морское училище, штурманский факультет. Был переведен в Ракетные войска. После окончания специальных курсов СКОС в Ленинграде был направлен в радиолокационные войска в г. Засниц ГДР. Затем служил в Латвии в ракетных войсках стратегического назначения в должности начальника штаба базы обеспечения ракетных полков. Гвардии подполковник. После выхода в отставку работал в Ленинграде заместителем директора по режиму ВНИиП аккумуляторного института."
Кауров Георгий Алексеевич.
"Кауров Георгий Алексеевич. Родился 10.05.1933 г. В 1943 г. поступил в Тбилисское нахимовское училище В ЛНВМУ был переведен в 1944 г. Непременный член сборной училища по баскетболу и футболу. Один из лучших вратарей и участник ленинградских соревнований по баскетболу. Окончил ВВМУ инженеров оружия, химический факультет. Проходил службу на Балтийском флоте в г.Лиепае в бригаде подплава. В течение 11 пет служил на Новой Земле, участвовал в испытаниях ядерного оружия. Являлся начальником отдела полигона. С 1979 г. - начальник отдела НИИ МО в Москве. Кандидат технических наук. За комплекс научных работ был удостоен Государственной премии СССР. Научные интересы - радиационные исследования. Принимал участие в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АХ - с первых дней после катастрофы. В 1988г. уволен в запас. Ветеран Подразделений особого риска. Капитан 1 ранга инженер запаса. После увольнения работал в системе Министерства Атомной энергии, а также в национальных и международных организациях Международного Агентства по Атомной энергии. Вначале был старшим научным сотрудником, а затем Заместителем директора ЦНИИ атомной информации в Москве. С 1992 года назначен начальником Управления по информации и связям с общественностью Минатома России, а впоследствии пресс-секретарем Министра РФ по атомной энергии. В настоящее время - Генеральный директор Лаборатории анализа микрочастиц Минатома России."
"Баскетбол принес в училище Юра Кауров. Мы с ним подружились. Часто нас в карикатурах вдвоем изображали с баскетбольными мячами вместо голов, мы сидели на одной первой парте. Первой потому, что уже тогда у Юры неважно было со зрением."
Г.А.Кауров. Из автобиографии нахимовца. Записки для сборника "Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951." СПб 2001.
"Я, Кауров Георгий Алексеевич, родился 10 мая 1933 года в Ленинграде, на Петроградской стороне, на стадионе им. В. И.Ленина (ныне Петровский). Мой отец Иваненко Харитон Петрович, кубанский казак, был профессиональным партийным работником, первым секретарем Гатчинского райкома ВЛКСМ. Моя мать, Иваненко (Сидорова) Ольга Георгиевна, работала на заводе им. Кулакова. В 1936 г. мой отец умер. В 1937 г. мать вышла замуж за слушателя ВМА им Крылова Каурова Алексея Андреевича. В начале блокады наша семья была эвакуирована в Ульяновск, откуда в декабре 1943 г. я сбежал на фронт и вместе с экипажем подводников, следовавшим через Ульяновск на Балтику, оказался в Москве. В Москве я был отлучен от экипажа и направлен в Тбилиси, в создаваемое там Нахимовское училище. В октябре 1944 г. меня перевели в Ленинградское Нахимовское училище и зачислили в 4-ю роту. Учился я не здорово. Пользуясь тем, что сидел за одной партой с отлично учившимся Витей Богдановичем, я беззастенчиво списывал и шпаргалил. Зато неплохо играл в баскетбол и был капитаном сборной команды училища. В 1951 г., перед выпуском из училища я был формально усыновлен А.А. Кауровым и официально стал Кауровым Георгием Алексеевичем. По окончании Нахимовского, из-за слабого зрения, я был направлен на Химический факультет ВИТКУ ВМФ. Этот факультет в октябре 1957 г. был включен в состав вновь созданного Высшего Военно-морского училища Инженеров Оружия (ВМУИО). Не злоупотребляя учебой, продолжая увлеченно играть в баскетбол, я закончил ВМУИО, получив квалификацию инженер-химик, в звании инженер-лейтенант. В 1955 году я женился на студентке Медицинского института Нине Янситовой. Офицерскую службу начал в должности дирижера военного оркестра 27 Кранознаменной дивизии подводных лодок в Лиепае. Через 3 месяца был переведен на должность начальника Химической лаборатории Береговой базы этой дивизии. В 1958 г. я был назначен флагманским химиком 159 ОБПЛ КБФ, базирующейся в Клайпеде, а затем 157 ОБПЛ в Палдиски. В состав бригад входили подводные лодки проекта А-615, с машинной установкой работающей по принципу " единого двигателя ". По существу, после погружения такой подводной лодки, под водой оказывалось сложное химическое предприятие, имеющее 8 тонн жидкого кислорода, использующегося для сжигания соляра в трех ДВС. Выбрасываемые из дизелей выхлопные газы очищались от углекислоты и окислов азота химическим поглотителем известковым ( ХПИ ) и вновь направлялись в необитаемую выгородку, где работали дизели. Машинная установка этих лодок позволяла им достигать под водой невиданной, для того времени скорости, свыше 20 узлов. Из-за взрыво и пожаро - опасности эти лодки прозвали " зажигалками ". В наших бригадах, благодаря мастерству подводников, эти лодки не взрывались и не горели. В 1964 г. я был переведен на 6 ГЦП МО на островах Новая Земля, где непосредственно принимал участие в испытаниях ядерного оружия в должностях старшего инженера-испытателя, начальника лаборатории, начальника отдела Научно-испытательной части полигона. В 1972 году защитил кандидатскую диссертацию, а в 1974 году ВАК СССР утвердил меня в ученом звании старшего научного сотрудника. В 1975 году я был переведен в Москву начальником отдела Специализированного филиала 12 ЦНИИ МО, который возглавлял однокашник по Нахимовскому училищу Валя Софронов, позже получивший генеральское звание. И на полигоне, и в научно -исследовательском институте я проводил радиационные исследования, непосредственно работая с радиоактивными веществами в открытом виде. В 1982 году за цикл радиационных исследований, в составе авторского коллектива, мне была присуждена Государственная премия СССР. Со второго дня после взрыва на ЧАЭС, с 27 апреля 1986 года и до конца 1986 года, мне довелось участвовать в ликвидации последствий этой катастрофы. За первый пролет над аварийным блоком, с отбором радиоактивных проб, был награжден орденом Красной Звезды. После ухода в запас в 1988 году в звании капитана 1 ранга - инженера, работал старшим научным сотрудником, а затем Заместителем директора ЦНИИ атомной информации в Москве.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
нвму
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Колодяжный Валерий Аркадьевич - литератор, потомственный военный моряк, капитан 1 ранга запаса. Окончил Нахимовское училище (1971), ВВМУ им. М.В.Фрунзе (1976), Военно-морскую академию (1986). Военный гидрограф, океанограф. Совершал плавания в Ледовитом, Атлантическом, Тихом и Индийском океанах. Участник экспедиций в Западную Африку и на Ближний Восток (1977 - 1979 гг.). Начальник гидрографического отряда Советской Антарктической экспедиции на южнополярной станции Молодёжная (1980 - 1982 гг.). Начальник отдела 9 НИИ МО, преподаватель Военно-морской академии. Автор книг, научных, публицистических работ, художественных произведений и, в соавторстве, кинофильма "Вонифатий". Живёт в С.-Петербурге.
Собственноручное описание службы артиллерийского унтер-офицера В. И. Афоничева на Балтийском флоте и его кругосветного плавания на клипере «Крейсер» в 1888-1891 гг. Редактор В.А.Колодяжный. —СПб,: «Вести», 2008. —220 с. Вторая в цикле «Частные русские архивы», настоящая книга связана с историей отечественного военного флота. В ней представлены нигде прежде не публиковавшиеся записки крестьянина Василия Ивановича Афоничева, в 1884 году призванного из Новгородской (ныне Вологодской) губернии в Российский Императорский флот и на клипере «Крейсер» совершившего трёхлетнее кругосветное плавание. Публикация матросского дневника снабжена иллюстрациями и обширным справочным материалом. Заключительный раздел книги включает в себя фрагменты рассказов военного моряка и писателя Валерия Колодяжного, судьбами флотской службы посетившего те же, что и В. И. Афоничев, места планеты почти столетие спустя.
Два рассказа с любезного разрешения автора мы представим вниманию любителей подлинной истории и маринистики.
ЛОЦМАНСКАЯ ПРОВОДКА (Из цикла «Последний парад»)
21 января в 2 часа дня пришли на рейд г. Суэц и на глубине 5 1/2 встали на якорь. Это египетский город под турецким владением. Город недавно построен. 22 января в 7 часов снялись с якоря и под проводкою лоцмана пошли по Суэцкому каналу. В 3 1 /2 часа дня пришли на рейд города Измаил, встали на якорь в озере Темзах на глубине 22 фута. 23 января в 6 часов утра снялись с якоря, пошли по Суэцкому каналу. В 4 1/2 часа дня пришли на рейд города Порт-Саид. Встали на якорь и с кормы на бочку на глубине 5 саж. Во время прохода по Суэцкому каналу два раза швартовались к берегу, для расходки со встречными судами. За проводку нашего клипера по каналу взяли 4565 франков 33 сантима. Канал проложен между двумя частями света: Африкой и Азией. От канала по Африке, на несколько тысяч миль пустыня Сахара, которую и человек мало исследовал. В её песках гибнут караваны верблюдов, идущих по ней с кладью, поднимается песчаная буря, они сбиваются с пути и пропадают - как корабли в море. Озёр и рек в пустыне нет. Из дневника унтер-офицера Василия Афоничева, 1891 г.
АРАБСКОЕ РАДИО.
Ощущение близкой суши приходит не только от того, что смотришь в морскую карту и видишь на ней свой маршрут, приближающийся к порту. И без всякой карты несложно угадать, что берег и впрямь недалёк - и цвет воды другой, мутноватый, без глубинной синевы, и больше птиц кружится над мачтами, да и сам воздух отличается от того, что в открытом море. «Зодиак», совершавший переход из Ораниенбаума в Индийский океан, приближался к Порт-Саиду. На протяжении последних дней, начиная с Гибралтара, по правому борту тянулись, появляясь и исчезая в сероватой дали, гористые очертания Северной Африки, пустынные пейзажи Магриба. Но сейчас по носу судна гор не было - низкой тёмной полосой открывался в отдалении египетский берег, где в преддверии закатного часа просматривались мерцающие огоньки. Но огни виднелись не только береговые; весь рейд Порт-Саида был залит электрическим светом: это стояли на якоре, лежали в дрейфе, маневрировали многочисленные суда из самых разных стран и портов. Все они дожидались своей очереди быть включёнными в караван, чтобы Суэцким каналом пройти в Красное море. По корабельной трансляции прозвучала команда, вызывающая на «ГКП» меня и ещё одного офицера, моего товарища Бахусова. Срочно.
От редакции.
Бахусов Константин Алексеевич - однокашник автора по Ленинградскому Нахимовскому училищу и ВВМУ им. М.В.Фрунзе, капитан 1 ранга, также потомственный моряк. Его отец - Бахусов Алексей Николаевич, капитан 1 ранга, служил с осени 1970 по 1978 год в должности зам. начальника Нахимовского училища после ухода И.И.Осадчего на должность нач. гидрофака ВВМУ им. М.В.Фрунзе.
Бахусов Алексей Николаевич.
ЛОЦМАНСКАЯ ПРОВОДКА (продолжение).
Я поспешил на главный командный пост, как на военных кораблях именуют ходовую рубку. Там, помимо рулевого, находился командир корабля капитан второго ранга Шумилин, в добром расположении духа позволявший называть себя Иваном Ивановичем, и стоявший возле экрана навигационного радиолокатора штурман капитан-лейтенант Глеб Алексеев. Общая обстановка была деловая. Негромко звучали команды. - Право руля!.. На румб сто девяносто! - Есть право руля на румб... На румбе сто девяносто! - Так держать! Обе машины вперёд малый! Маневрируя, «Зодиак» подходил к точке якорной стоянки. В рубку поднялся старший лейтенант Костя Бахусов, спросил разрешения, доложился командиру. - Оба будьте здесь, никуда не отлучайтесь! - распорядился Шумилин. - Сейчас будем выходить на связь с Порт-Саидом. - Вы посмотрите, как быстро стемнело на дворе, - заметил Глеб Алексеев, - только что был день, и уже как у негра... - У араба... - с усмешкой уточнил Бахусов. - Один чёрт - Африка, дружественный нам чёрный континент, -заключил Глеб. - Вон, посмотри, что в локаторе творится. Столпотворение! Я прижался лицом к широкому резиновому амбушюру, обрамлявшему экран навигационного локатора. Увиденная картина впечатляла. Тонкой зеленоватой нитью светился берег, вокруг центра экрана наблюдались сплошные вспышки, различной яркости и размеров - поистине бессчётное количество судов окружало нас. - Товарищ командир! Через минуту в точке! - доложил Алексеев. - Добро! Обе машины стоп! По местам стоять, на якорь становиться! Левый якорь к отдаче! - одна за одной следовали команды. Колокола громкого боя отзвонили аврал. Заработал шпиль, в клюзе загрохотала якорь-цепь. Корпус судна слегка подрагивал. «Якорь забрал!» - последовал доклад боцмана. Авралу сыграли отбой, прозвучало: «От мест отойти». - Теперь с вами, - обернулся командир ко мне и Бахусову после того, как судно стало на якорь. - Быть вам, друзья, эти два дня, пока будем идти по каналу, толмачами. Задача такая: встретить лоцмана, провести сюда, переводить его команды, а также все мои, старпома или штурмана вопросы к нему. Ещё - поддерживать связь по радиотелефону. Делите сутки пополам, и, начиная с этого момента, одному из вас быть здесь. Безотлучно. На приём пищи подменять друг друга. Вопросы есть? - Никак нет, Иван Иванович! - Это ещё не всё, - продолжал Шумилин. - В Порт-Саиде вместе с лоцманом к нам на борт сядет целый выводок обслуги, из местных египтян, так вот второй из вас, свободный от лоцмана, должен будет контролировать их, смотреть, чем они занимаются, не давать шататься по кораблю и совать нос куда не следует. При лоцмане, при других иностранцах - ни слова лишнего. Они могут знать русский, не подавать виду, но всё понимать. Так что, проявляйте эту самую... В общем, бдительность. Теперь всё! -резюмировал командир. - Начинаешь ты, - он указал на меня. -Связывайся с берегом. Сообщай, что вот мы, «Зодиак», пришли и вызываем лоцмана для прохода по каналу. Что там у нас на «Рейде»? - это он уже штурману Алексееву. - Частота должна быть две тысячи сто восемьдесят два. Шестнадцатый канал. Не дай бог помехи - Канарейкину голову отвинчу. Вот этими вот своими собственными руками. Готово? Бери микрофон, вызывай! Я подошёл к радиотелефону «Рейд», вынул из держаков массивную трубку и, напрягая память и слегка волнуясь, приступил: - Port Said One! Port Said One! I am Soviet ship «Zodiak»! Я проговорил и повторил эту фразу, ещё раз повторил, но берег отвечал молчанием. - Ты лучше не говори «совьет», - вмешался Алексеев. - Не поймут. Говори - русское судно. Рашн. Военное. - О! То, что военное, это обязательно! - поддержал штурмана Шумилин. - Военные корабли, по правилам, идут по каналу в голове, включаются в первый же караван. Давай, по новой дуй в шарманку! В свете уточнений. - Port Said One! I am Russian naval battleship «Zodiak»! «Russian ship!.. I am Port Said One! - тут же последовал ответ с берега. - Repeat please...» - О! - обрадовался Глеб. - Я ж говорил! Россию все знают. И уважают! Я сообщил на берег о нашем транзите, о времени прибытия, об отсутствии пассажиров и обо всём прочем, что потребовал агент. Всё понято, принято и: «Wait a pilot boat at ten p.m. tonight» - прозвучало в ответ. - Товарищ командир, они вышлют лоцмана к десяти. Велели ждать. Позывной лоцманского катера «Порт-Саид четыре» на частоте... - Ну, есть! Для начала - ничего. Молодец! - похвалил Шумилин. - Прилично шпрехаешь. Тебя прямо засылать к ним можно, - добавил он. - Поздравляю, - с шутливой торжественностью Глеб пожал мне руку. - С дебютом... Нашему кораблю, Иван Иваныч, всегда везёт с офицерами, - продолжал Алексеев. - А то, знаете, «Дёмин» заходил в Ла-Гуайру, там тоже обязательная лоцманская проводка, а на корабле ни в зуб ногой. Только «май нейм из Серёжа». Буфетчицу Юлю на мостик высвистали, у неё в шестом классе была пятёрка по английскому. Она собралась как обычно, пришла: поднос в руках, подол в зубах, не догадалась, зачем зовут. Намучились, конечно. Зато, ошвартовавшись, лоцмана до беспамятства накачали. На руках до автомобиля несли. «Задияка! На связь! Задияка!» - послышалось вдруг в динамике. «Привет Ленинграду от Новороссийска! Задияка! Ответь соседу. Приём». Шумилин взял трубку: - «Зодиак» на связи. «Земляки! Вы лихо с ними договорились. Помогите. У нас груз, фрахт... А они нас не понимают. Ни в дугаря! Мы девять суток на рейде, никак в канал не попадём. Замолвите словечко. Приём». - Чувствуешь, Саша, у тебя уже популярность в эфире, - заметил Глеб Алексеев. - Международная. Как у Севы Новгородцева. - Да нет, друзья, не можем. Извините, - отвечал в трубку Шумилин. - Мы по особым правилам, военные... И тут новороссийцы предприняли собственную попытку - должно быть, не первую. «Порт Сайд ван», - натужно прохрипел динамик, - «ай эм... рашен... бэлт... б... шип... «Семнадцатый съезд ВЛКСМ»! - Кранты комсомольцам, - заключил Глеб. - С таким именем им тут до следующего съезда ржаветь. Или пока не вольются в партийные ряды. Мы их не выручим, даже если Сашу напрокат сдадим. Действительно, на вызовы «Семнадцатого съезда» Порт-Саид не откликался, даже эфирный треск будто бы стал потише.
ЕГИПЕТСКАЯ НОЧЬ.
Как и обещал портовый агент, катер из Порт-Саида подошёл около десяти вечера. Лоцман вскарабкался по штормтрапу на удивление ловко, несмотря на то, что левая рука его была занята портфелем-дипломатом. Не ответив на моё приветствие, не вымолвив вообще ни слова, даже не кивнув, лоцман поставил портфель на палубу, заботливо поправил одежду и направился к трапу, ведшему наверх, в ходовую рубку. - Скажите ему, что дипломат оставил! - крикнул мне матрос, выбиравший на борт штормтрап. - Слышь, ты!.. Але! - и матрос громко, по-уличному свистнул. - Кейс забыл! - Ладно, прекрати свистеть... Давай портфель. Ничего он не забыл, - объяснил я. - Просто марку корчит. Когда мы с элегантным гостем поднялись наверх, в рубке находились все, кому положено. Приложив руку к козырьку, лоцман поздоровался с командиром, подчёркнуто официально представился, предъявил документы. Выглядел гость на редкость красиво - на нём была аккуратная ллойдовского фасона фуражка с идеально чистым верхом, чёрная, строго застёгнутая, элегантного покроя тужурка при белой рубашке и галстуке и безукоризненно белые брюки. Тщательно уложенные, волосы лоцмана издавали специфический запах, видимо, он умащивал их какой-то восточной помадой. С первых же минут по тому, как египетский визитёр держал себя, стало ясно, что мы имеем дело с человеком высшей степени самомнения и высокомерия. Однако работал он исправно, его команды хоть и произносились с характерным восточным акцентом («виль», «смоль», «коль»), но были строго регламентированными и затруднений в переводе не вызывали. На мачте «Зодиака» зажглись красно-белые огни, означающие «Имею лоцмана на борту». Собственно говоря, мы уже знали, что по каналу нам идти не с этим проводником - этот только рейдовый, чья задача ограничивалась тем, чтобы от якорной стоянки доставить нас к месту швартовки в Порт-Саиде. Там в течение ночи будет формироваться караван, в голове которого мы, по идее, должны проследовать каналом. - Тут до порта не больше часа ходу, - негромко заметил Глеб Алексеев. - Мизерные трудозатраты. В силу чего, Иван Иваныч, мне лично кажется, что на бутылку лоцману рассчитывать сложно, особенно с учётом поведения. Даже портфель, видишь ли, за ним кто-то должен носить! - Поглядим, - не очень уверенно, ответил Шумилин. - А пока распорядись, чтобы Зина принесла кофе и бутерброды. - Главное, чтобы не вздумала «Балтику» заваривать, - озабоченно произнёс штурман. - А то одним запахом отравим красавца, -он кивнул головой в сторону гордого лоцмана. - Ещё окочурится тут, у нас на борту. Может, ему чаю покрепче? - А то чай у нас, можно подумать... Нет, Зина «Балтику» не принесёт! - уверенно произнёс командир. - Зина знает. Она хорошего, растворимого, из моих запасов, приготовит. «Балтика» - широко известный на родине напиток, приготавливаемый из ячменя и отборных желудей, выращиваемых на отечественных кофейных плантациях. Сильные бодрящие свойства и специфические вкусовые качества. Корабль подходил к Порт-Саиду. Лоцман сообщил, что после швартовки нам предстоит принять на борт бригаду электриков-прожектористов с оборудованием, спасательные шлюпки с экипажами и кого-то ещё. А утром, перед выходом, на борт прибудет другой лоцман, который и поведёт нас каналом. Между тем, «Зодиак» уже шёл между двумя волноломами -это, собственно, и было начало канала. По правому борту открывался Порт-Саид. Со стороны гавани, куда втягивался «Зодиак», средиземноморская столица Суэцкого канала выглядела небольшим провинциальным городом с преобладанием одно-двухэтажных домов, выстроенных в типично арабском стиле, хотя в некотором отдалении виднелись огни и высотных зданий. В этот вечерний час город светился огнями разноцветной иллюминации, напоминавшей праздничную. В месте, заблаговременно указанном величавым лоцманом, мы приступили к швартовке. Ночной караван уже ушёл; нам предстояло провести в порту ночь, а утром, около девяти часов, начать движение по каналу. После того, как концы были поданы на берег и закреплены, лоцман покинул борт «Зодиака», предварительно оформив полагающиеся бумаги. Я проводил его до сходни. - Значит, так. Отправляйся к себе, до утра можешь отдыхать, -распорядился командир, когда я вновь появился на мостике. - Но в восемь как штык быть здесь - чтоб к девяти у нас уже было всё на мази. Погрузкой и размещением прибывающих займутся старпом с Бахусовым. Над Египтом распластала свои крылья чёрная звёздная ночь.
ДРЕВНИЙ ЕГИПТЯНИН.
Как это и положено военным судам, «Зодиак» шёл в караване первым. Мы держали семиузловый ход, но небольшая ширина Суэцкого канала - немногим более ста метров - создавала впечатление гораздо большей скорости. Африканский и азиатский берега канала имели довольно унылый вид, и тут, и там - всхолмлённая песчаная пустыня. Откосы, которыми берега спускались к воде, были облицованы серыми бетонными плитами. - Хороший рулевой у вас, - похвалил командира канальный лоцман господин Заки. - Держит осевую линию. Давайте-ка чуть вперёд, добавим скорости до восьми узлов. Лоцман Заки кардинальным образом отличался от своего ночного предшественника. Это был седовласый полный приветливый, общительный и доброжелательный человек. Одет он был совершенно неслужебно: клетчатая с коротким рукавом рубашка навыпуск, светлые бумажные брюки, на ногах сандалии на босу ногу. Возраст его приближался годам, наверное, к шестидесяти. По внешности его запросто можно было бы принять за торговца с восточного базара, если б каждое движение, каждый жест и взгляд г-на Заки не выдавали в нём умного, опытного и уверенного в своих решениях навигатора. - Восемь так восемь, - отреагировал Шумилин. Он самолично стоял у машинного телеграфа, а его обычное командирское кресло в настоящий момент было занято лоцманом, что, в свете морского этикета, выглядело не совсем тактично. - Тюльпин! На восьми удержишь? С берегом не поцелуемся? - Что вы, Иван Иванович! - бодро ответил рулевой. Несмотря на то, что канал уже три года как активно эксплуатировался после простоя, вызванного арабо-израильскими столкновениями, всюду были заметны следы не столь давних баталий. По обеим сторонам виднелись разрушенные сооружения, сожжённые грузовики. - Ну, лоцман, - начал международную светскую беседу командир. - Показывай, где тут у вас знаменитые пирамиды? Ваших хвалёных фараонов? - Нет, капитан, это невозможно, - засмеялся Заки. - Пирамиды далеко. Очень далеко, отсюда не увидеть. Больше ста километров. Надо ехать в Каир, а оттуда уже к пирамидам. Или на теплоходе по Нилу. - Ух, ты! Смотрите! Танк подбитый! - протянув руку, Шумилин указывал в сторону левого, Синайского берега.
На Синайском берегу Суэцкого канала.
- Да, - ответил лоцман. - Война. - Иван Иваныч, - заметил я, когда подбитый танк стал ближе, -а ведь это, похоже, наш, «тэ-тридцать четвёртый». - Точно, наш, - согласился Шумилин и, обращаясь к лоцману, добавил: - Вот видишь, если не пирамиды, так хоть танк увидели. Наш танк, между прочим. Руссиш. Бери гут панцер. Во! - он выставил большой палец, характеризуя качество танка. Разбитая тридцатьчетвёртка в данный момент мало соответствовала столь высокой оценке. Танк стоял на бархане, скосившись набок, без обоих траков. Башня была свёрнута на сторону, опущенный ствол едва не упирался в песок. - Это израильский танк, - заметил, тем не менее, лоцман и пояснил: - Видите, он на том берегу. А там был Израиль. - Да какой там израильский... На-аш... - с уверенностью произнёс командир. - Мы до самого Берлина на нём доехали! - Иван Иваныч, - вмешался в разговор штурман Глеб, -а танк-то, наверное, и в самом деле израильский... - Да ты что, Глеб... Мы ж до Берлина... - Ведь они у арабов... - штурман слегка понизил голос, - Саша, ты это не переводи... Они ж у арабов всю технику захватили. А техника - чья? Наша! - Да ну тебя!.. Мы всю войну... - недоумевал командир. - А во время войны, - меняя тему, обратился Глеб Алексеев к лоцману, - вы чем занимались? Канал-то - йок! - Чем занимался? - слегка помедлив, словно в раздумье произнёс Заки. - В Ходейде, в Джибути лоцманом работал, капитаном был, шкипером. Но война закончилась - я сразу сюда. Солнце, смещаясь к югу, круто набирало высоту. День обещал быть жарким. - Я здесь самый старый лоцман, - продолжал Заки. - Больше двадцати лет, с пятьдесят седьмого года на канале. До того времени только английские лоцмана были, французские. Трудная здесь работа. Чересчур... - Заки слегка задумался, подыскивая подходящий термин, - ответственная. Семью редко вижу, она у меня в Джидде. Я хоть и местный, египтянин, но живу в Саудовской Аравии... Шумилин едва заметно нахмурился: отечественной политпропагандой Саудовская Аравия квалифицировалась как исконно относящаяся к вражескому стану. Непринуждённо беседуя, лоцман Заки, тем не менее, ни на секунду не выпускал из-под контроля ведомый им корабль, периодически бросал цепкий взгляд на репитер лага. - Ваше судно очень хорошее, новое, - похвалил он «Зодиак». -И лаг у вас индукционный? Точный - я проверил его по километровым отметкам. А то ведь я такие корабли здесь водил... Греческие, например, серии «Либерти» - весь ржавый, ни руля, ни лага... По правому борту показалась одна из канальных станций, сооружение из стекла и бетона. Название было исполнено арабскими письменами, но чуть ниже дублировалось латинскими буквами, так что удалось прочесть: Rhas-El-Ish (Рас-эль-Иш). Лоцман вышел на крыло мостика, выкрикнул что-то, помахал рукой и жестами изобразил своё желание пообщаться посредством радио. После чего, вернувшись в рубку, подошёл к телефону и начал оживлённый, перемежаемый громким смехом, разговор с береговым постом. Через передние стёкла рубки было видно, как, готовясь к ночному переходу, арабские электрики устанавливают на баке прожекторы. Египтяне таскали мотки проводов, из грязных досок сколачивали какую-то нелепую конструкцию. За всем этим наблюдали старший боцман «Зодиака» и судовой электромеханик, оба с довольно кислыми лицами. Между нашими и гостями лежал непреодолимый языковой барьер. Боцман был явно чем-то недоволен, кричал и раздражённо жестикулировал. В рубке не было слышно, вокруг чего шла дискуссия, но некоторые жесты боцмана и само движение его губ позволяли разобрать отдельные слова. В это время на баке появился Костя Бахусов (похоже, за ним специально посылали), что-то спросил, что-то сказал, и ситуация вроде бы разрешилась. Перед нами открывалась перспектива Суэцкого канала, прямого, словно прочерченная линия. Лоцман закончил разговор с канальной станцией, вернулся в кресло и объявил: - На пятьдесят первом километре, после Эль-Кантары канал раздваивается. Мы уйдём в восточное, левое, ответвление, которое называется канал Короля Фарука. Пойдём по нему одни, свободно. А то в двух километрах за нами следует танкер - тридцать тысяч тонн, у них не всё в порядке, и они волнуются, что кто-то по носу присутствует. - Куда он скажет, туда и пойдём, - произнёс Шумилин и в свою очередь поинтересовался: - Лоцман! Ты вот лучше скажи мне, какова длина вашего канала? Всего, от Порт-Саида до Суэца? - От Порт-Саида до Порт-Тауфика, не Суэца, - покачав указательным пальцем, уточнил Заки, - сто шестьдесят один километр да ещё около девяти километров морской канал в Средиземном море, вы по нему шли с рейда к Порт-Саиду, и порядка трёх -в Красном. Всего сто семьдесят три. - А вот у нас, в Советском Союзе, знаешь какой канал есть? Беломорско-Балтийский! - не слыхал о таком? То-то же! Так вот он тысячу километров длиной! Понял? Ферштее? Вот это канал! В скале выдолблен! У вас тут что? Песочек лопаткой - шурх, шурх. За милую душу. А у нас?! - гордость за отечество сверкнула во взоре капитана, развернула ему плечи. С напряжённым выражением на лице Шумилин сделал несколько вертикальных движений руками - вверх и вниз, изображая работу, наверное, ломом: - В скале!!! Тысячу километров! - Иван Иваныч, - вступил в разговор Алексеев, - ну какая там тысяча... Беломорский - двести с чем-то, кажется... Саша, на каком, он сказал, километре Эль-Кантара? - Говорю тебе: тысячу! - настаивал командир. - Если считать от моря до моря. Параллельно нам, вдоль берега канала по песчаным барханам неспешно двигалась цепочка верблюдов, классическая картина арабского Востока. День уж входил в полную силу, и через дверь распахнутую на правое крыло, в рубку проникал зной африканской пустыни. Даже здесь, внутри судна, при работающем кондиционере, чувствовалось, как там, снаружи, на открытом воздухе нещадно палят солнечные лучи, как раскаляют они металл палубы и обшивку корабля. - Вчера сорок три градуса на солнце было, - сообщил лоцман, явно кичась. - И сегодня не меньше. - Да-а... Жарко тут у вас, ребята. Настоящее пекло. А вот у нас в России, знаешь, какие морозы случаются? - Шумилину хотелось всё-таки поразить лоцмана, если не Беломором, так чем-то другим. - Сорок градусов! Минус! А в Сибири семьдесят! В тени. Переведи ему как следует: Сибирь... Железо ломается и крошится как стекло, - подойдя к Заки, командир изобразил руками подобие ломающего движения. - Как стекло! Мороз! Он понял? Старый лоцман был сражён. Он зажмурил глаза и схватился. ладонями за лицо. - У нас здесь, в Египте, тоже, - молвил он, справившись с потрясением, вызванным рассказом о сибирских холодах, - в пятьдесят девятом году выпал снег. Но ничего, умерших было не очень много... Между тем приближались строения канальной станции Эль-Кантара. Лоцман Заки вновь подошёл к радиотелефону и связался с постом. На этот раз его переговоры были коротки. - Самый малый ход! - скомандовал он, вернувшись в кресло. - Сейчас будем делать отворот в восточный рукав Фарука. Сбросив ход, «Зодиак» начал лёгкое уклонение влево и вскоре вышел на водный путь, указанный лоцманом. - Восемь узлов! - последовала команда, когда судно легло на прямую ось канального ответвления. - Когда устойчиво ляжем на курс, скорость можно будет и увеличить. Так и передайте капитану, пусть не тревожится, когда будем ход добавлять - ваше судно очень маневренное. - Обязательно передам, господин лоцман, - заверил я. - Лейтенант! - неожиданно торжественно, выпрямившись всем корпусом, произнёс Заки, и лицо его на мгновение неожиданно приобрело черты напыщенной официальности. - Я не просто лоцман! Я - старший канальный лоцман Заки! - его указательный палец был многозначительно поднят вверх. Ого! Да не так-то он прост, как казался прежде. - Знаете, что он сейчас заявил? - обратился я к офицерам. - Догада-ались, - протянул Алексеев. - Этот дядечка в сандалиях Эмир Бухарский, - с усмешкой продолжал штурман. - Не бухгалтер Берлага, а вице-король Индии! Я повернулся к лоцману и медленно, стараясь быть понятым надёжно, произнёс: - Так ведь и я не лейтенант, старший канальный лоцман Заки. Моё звание старший лейтенант! Тут Заки искренне рассмеялся, вся фанаберия вмиг слетела с него, и он вновь обратился в добродушного торговца с медины. Слегка обняв, он похлопал меня по плечу: сочлись, мол, чинами. - Что это вы? - заинтересовался Шумилин, увидев дружеские объятия. - Совет да любовь? Уже буквально лобызаетесь? Я пояснил. - На эту тему есть хороший анекдот... - сообщил штурман Алексеев. - Приличный. Значит, входит Суслов в кабинет к Леониду Ильичу и говорит... - Десять узлов! - последовала команда. Щёлкнули рукоятки машинного телеграфа. В рубке появилась буфетчица Зина с подносом: несколько чашек кофе и тарелка бутербродов - кусочков хлеба с рыбными консервами. К какой породе относилась при жизни данная рыба, никто не знал, но имела она такой внешний облик и обладала столь яркими вкусовыми качествами, что весь экипаж называл эти самораспадающиеся консервы не иначе как «трупики». - Зина! - огорчился Шумилин. - Зачем же ты принесла этих... головоногих? Не могла, что ли, по-человечески, с колбасой сделать? - С какой колбасой, Иван Иваныч! - разведя руки в стороны, с рыночными интонациями в полный голос закричала Зина. Старший канальный лоцман в испуганном недоумении обернулся. - Сасев и это-то с трудом выдал, словно от сердца оторвал... я не знаю, честное слово! - Да ла-адно... - протянул Глеб. - Успокойся, Зина, не шуми. Всё нормально. И это умнёт, - кивнул он в сторону лоцмана. - Нет, я этого Сасева когда-нибудь... точно! Подвешу за одно место... Дождётся! Кофе-то хоть - растворимый? - обеспокоился командир. И, получив утвердительный ответ, гостеприимно улыбнулся: - Саша, давай, не молчи. Предложи ему на ихнем... И обязательно переведи, что растворимый. Угощайтесь, пожалуйста. Кофе показался приличным, да и бутерброды как-то прошли. - А в каком звании ваш капитан? - допив кофе и закурив с подчёркнутой вежливостью поинтересовался Заки. Дело в том, что все офицеры в рубке были в кремовых рубашках «апаш» и, соответственно, без понятных всем морякам мира нарукавных нашивок, а в погонах наших лоцман, скорее всего, не разбирался. - Иван Иванович! Он вашим званием интересуется. Спрашивает. Говорить? - Говори... - разрешил Шумилин, махнув рукой. - Не ахти какая военная тайна. Я назвал. - О-о! Кэптен? - переспросил меня лоцман. - Четыре нашивки? - чтобы надёжней удостовериться, он приложил четыре пальца к запястью (я кивнул). - Очень у вас важный корабль, если им такой офицер командует. Три года назад я проводил здесь авианосец, американский, так там тоже командир имел чин капитана второго ранга («кэптена»). Неожиданно он развернулся к нашему Ивану Ивановичу лицом и, приложив правую руку к груди, низко поклонился. - Да будет, чего там... - смутился Шумилин, но было видно, что столь непривычными знаками почтения он польщён. На родине его больше вызывали на ковры, шпыняли, орали, корили недочётами и упущениями по службе. - Напрасно мы его таким хорошим напитком побаловали, -с сожалением произнёс штурман. - Можно было «Балтикой» опоить - вон как перед Иван Иванычем гнётся! Узнал бы вкус русских народных желудей. - Авианосец, говорите, проходил? - поинтересовался командир. - Американский? Как же он здесь шёл? Разве ему не тесновато? - Подойди ко мне - тебе не мелко? - рассмеялся Алексеев, вспомнив известное стихотворение. - В канале гарантированная глубина сорок футов, - ответил Заки и неожиданно громко рыгнул - столь своеобразно отзывались в нём только что съеденные «трупики». - Суда до сорока тысяч тонн могут проходить, - не без гордости добавил он. - Слушайте! - словно опомнившись, обращаясь, кажется, к самому себе, спохватился вдруг Шумилин. - А мы флаги подняли? Ихний и лоцманский?.. - Так точно, подняли, товарищ командир, - отозвался из штурманской рубки Алексеев. - Всё в порядке, не волнуйтесь, Иван Иваныч! - Саша! Ты поближе стоишь... На всякий случай выгляни, посмотри, что там у нас снаружи творится. Я вышел на крыло мостика. Снаружи творилось неимоверное пекло. Оба флага, бело-красный лоцманский и национальный египетский («ихний»), находились на положенном месте, слегка колыхались. Чуть сзади, за барханами, видны были корабли нашего каравана, идущие основным фарватером. Я возвратился в рубку. - На озеро мы придём первыми, - сообщил Заки, кивая в сторону виднеющихся судов. Чувствовалось, что его не оставляют приступы икоты. - На десяти узлах мы оставшееся расстояние пробежим быстрее их. Я в Исмаилии сойду. Всё, халас! - он знаками пояснил, что, наступит, дескать, конец его миссии, -а вечером к вам прибудет новый лоцман.
НАШЕ МОРЕ.
Как и обещал старик Заки, на озеро Тимсах «Зодиак» действительно пришёл раньше других. Мы дружески попрощались с заслуженным лоцманом. Командир вручил ему честно заработанную бутылку водки и подарил набор открыток с видами зимнего Ленинграда. Мы стояли на якоре в видимости небольшого городка Исмаилия, живописно расположившегося на берегах озера. В дальнейший путь нам предстояло двинуться лишь вечером, после того, как пройдёт встречный караван со стороны Красного моря. Когда я вновь поднялся наверх, «Зодиак» уже выходил из Малого Горького озёра. Стояла кромешная тьма (египетская), хотя часы были утренние. Разноцветными огнями светили знаки озёрного фарватера. - Дуб дубом, - охарактеризовал Бахусов нового, уже третьего по счёту, лоцмана, севшего к нам в Исмаилии. - Вообще не рюхает. А говорит... С первой попытки не разберёшь. Я сначала даже не понял, на каком это он языке... С трудом приноровился. Поэтому давай, вдвоём пока постоим здесь, ты вслушивайся, а я буду переводить тебе на английский. Озеро сужалось, приближались берега. Вскоре мы вновь двигались каналом - шли по его южному участку, который называется Кабрет и соединяет Горькие озёра с Красным морем. Установленные в носу мощные прожекторы ярко освещали оба берега. Корабль держал ход семь с половиной узлов. - Ты знаешь, - выбрав паузу, сказал мне Бахусов, - я, наверное, спать уже не пойду. Посмотрю, как будем в Красное выходить. Хочешь - иди, досыпай спокойно. Но, побуждаемый любопытством, я тоже остался. - Бе-эртс, - вдруг проблеял лоцман, кивком головы указывая куда-то вперёд. Все, в том числе и я, с немым вопросом в глазах обернулись к Бахусову. - That is right sir, - быстро ответил Костя. - It is a lot of birds here. Понял? Это он так «птицы» произносит. Действительно, мелькая в свете прожекторов, над водной поверхностью кружили стаи птиц, напоминавших чаек. Вскоре в лучах приподнявшегося над горизонтом солнца показались городские строения. - Суэц, - произнёс лоцман. - Первое его разборчивое слово, - прокомментировал Бахусов. -За последние шесть часов. - Суэц - это город, Порт-Тауфик - это гавань (слово «гавань» он выговаривал как «хербер»). Гавань Суэца. Порт-Тауфик, - растолковывал лоцман, хотя мы это уже знали от старого доброго Заки. - Порт-Тауфик. Суэц, - повторял лоцман как заведённый. На правом берегу канала, возвышаясь над домами, стояла, укреплённая на металлических фермах, реклама в виде гигантской пачки сигарет «Kent». - Понимаешь, - после некоторого раздумья произнёс вдруг Бахусов, - у меня, стоючи тут, созрела толковая мысль. Такая, знаешь, идейно пронизанная. Вот подумай сам, ведь это с классовой точки зрения - что получается? Море - Красное? Так? И не наше! Море такого оттенка должно быть безусловно нашим. Не турецкие проливы, а именно оно, хотя бы из-за одного названия. Ведь как хорошо: Красное море красной державы. А море с порочным названием «Белое» пусть забирают себе эти, орнитологи, которые «бэртс» выговаривают. Заодно с кайлом и Беломорканалом. Не жалко: всё равно с одной затяжки воротит. Через несколько часов «Зодиак» вышел в Красное море, в древности Эритрейское, Чермное - по-библейски. Суэцкий канал остался позади. Впереди, за морем и Баб-эль-Мандебским проливом, нас ждал Индийский океан. Был конец сентября. И было утро.
Июнь 1999 г. С.-Петербург.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Бахусов Алексей Николаевич.
