Большой разведывательный корабль (БРЗК) «Казбек» - это судно спецпостройки на базе БМРТ типа «Атлантик». Экипаж составляли в основной массе офицеры и мичманы, матросов срочной службы было мало, минимально необходимое количество для обеспечения основных нужд. Поэтому в строю на подъем флага оказывался практический офицерско-мичманский состав. Многочисленные лейтенанты спецслужб из «зеленых» были также похожи на морских офицеров, как калоши на сапоги. Они жили в кубриках, именуемых «каютами» исключительно из уважения к звездам на погонах. Коридор нижней палубы, где располагались каюты младших офицеров, назывался «Lutenant Street». Гальюн на этой Lutenant Street находился в конце «улицы», поэтому выворачивая из бокового коридора в середине, нужно было всегда быть внимательным и осторожным: полусонный лейтенант мог разогнаться по ней до скорости курьерского поезда и если кто неосмотрительно выходил из-за угла – то это уже были его проблемы. На корабле радиоинженеров разного профиля было числом тьма. Были техники, просто инженеры, ведущие инженеры, старшие инженеры и даже один главный инженер. Все паялось, лудилось, монтировалось и демонтировалось. Простая швейная машинка Зингера могла легко через день-два превратиться в квантовый генератор – только свистни. А головой всему был, естественно, главный инженер Иван Иваныч. «Головой» - это не в смысле «думать», а в смысле «фуражку носить» и все возглавлять, когда проблемы уже позади. Это занудливый и не в меру разговорчивый, лет, эдак, 40 – 45, капитан 2 ранга. Его каюта располагалась на главной палубе в таком месте, что, если открыть дверь, просматривался главный перекресток корабля: два бортовых коридора соединял поперечный, который венчался кают-компанией. Никто не мог проскочить с носа к корму или зайти в кают-компанию не опознанным Иван Иванычем. Эта была одна из его развлекух. Он всегда сидел за своим рабочим столом и изображал очень занятого человека, успевая при этом «прихватить» какого-нибудь лейтенанта, сдуру забредшего в поле зрения. Умные обходили опасные места по верхней палубе. Иван Иваныч и вправду всегда был очень занят работой. Он был еще и председателем комиссии по рационализации и изобретательству. В те времена за рацпредложение, даже самое дерьмовое, платили червонец. А червонец – это в кабаке (если на двоих по червонцу) бутылка коньяка, пара салатов и пара цыплят табака. «Офицерский набор». Часто в кабаке даже не спрашивали, а сразу несли «набор». Если рацуха чуть сложнее зачинки карандаша, то платили и больше, даже тридцатку можно было сорвать. Молодежь (да и не только) любила заниматься рацухами – одну идею разбиваешь на три фрагмента – и тридцатник, как с куста. Государство на разведке не экономило. Так чем же был так занят И.И.? – его «коньком» была статистика развития рационализации и изобретательства среди экипажа. Раз или два в месяц, когда И.И начинало распирать изнутри, он всех собирал и читал свои расчеты. Всего, мол, у нас , скажем, 110 рацпредложений с начала года, из них за первый квартал 37, за второй 43, а в этом месяце что-то маловато… Из всех рацпредложений внесли: комсомольцы – 27%, коммунисты – 73% - из этого немедленно проистекало возрастание роли КПСС в сфере воспитания молодежи … и.т.д. Далее, срочная служба – 9%, мичманы – 68%, офицеры - 23% - из этого проистекала необходимость повышения роли офицеров … и.т.д. Далее, из них – по первому разу – 10%, по второму разу – 50%, более трех раз – 40% - вывод: имеется «ядро» опытных рационализаторов, которое должно вовлекать и пропагандировать … и.т.д. Из них русских – 38%, украинцев – 42%, гагаузов – 9 %, казахов – 10% и даже один узбек… Вывод: рационализация сплачивает и сближает народы СССР в единую общность людей … и.т.д. Ну и далее этот бред мог продолжаться бесконечно, вплоть до различий в росте, цвете глаз и размере обуви рационализаторов. А самое смешное в этом было то, что ВСЕ ЭТО - было серьезно. Спустя время, кто-то еще, ратуя за развитие всесоюзного движения рационализаторов и изобретателей, и в надежде на червонец, приносил рацуху. Или две, или двое, но по одной. Или офицер с мичманом. Или узбек с казахом. Все! ВСЕ!!! Абзац.
ССВ-591
Иван Иваныч полмесяца не ест, не пьет – занят. Рассчитывает сколько это теперь будет в год, квартал, месяц, офицеров, коммунистов, узбеков, по сколько раз, в штуках и процентах. Сложная задача. И – главное – очень нужная, ведь кто, как не КПСС, все объединяет, сплачивает и всем руководит? А это ж – реальное доказательство!!! А еще, когда И.И. посчитает все и выпустит пар на собрании, на него снисходит благодать. Поймает как-нибудь свободные уши, шедшие по коридору на голове лейтенанта, и ну их забивать всякой дрянью, что роится у него в голове. Про диктатора Самосу, узурпатора Салазара и разных прочих Пиночетов. Бывало, зайдешь к нему по службе с простым вопросом: «Сколько будет дважды два?» - это, как бальзам на его лысую маковку! Распушит хвост, пригласит присесть и - долгий монолог, начиная со времен сотворения мира, через идею моровой революции, сквозь тернии к звездам и обратно… Не знаю ни одного, кто бы мог вытерпеть и дождаться ответа – «четыре!». А может он этого не знал? – история умалчивает. Зубы он заговаривал мастерски – через час забываешь с чем вообще к нему зашел и жалеешь, что оказался рядом с его каютой. Ведь жизнь – она так прекрасна! Была. До этого. А еще на корабле был стоматолог Шурик (старший лейтенант). Фигура около двух метров, если смотреть лежа с пола, потому что – боксер, КМС. Пьет, но не курит. Шатуны – выбьет зубы - и не успеешь ни почувствовать, ни испугаться. Но потом – сам же вставит. Имел развитое чувство юмора, но пьяный и во гневе шутки понимал все слабее и слабее, и потому был иногда опасен. За это его все уважали, потому что слегка опасались. Работы на корабле у него не было. Но был спирт. А еще Шурик с тоски начал заниматься радиолюбительством, благо обстановка способствовала – все инструменты, приборы и литература по радиоэлектронике – хоть отбавляй. Шурик легко ремонтировал все бытовые магнитофоны, телевизоры, радиоприемники, электробритвы – и вообще всю бытовую технику. В кают-компании стоял телевизор. Так, обычный «Темп», «Рекорд» или еще какой «Рубин» - не в марке суть. Телевизор был забит ласковыми руками до трещин в его фанерных боках. Иногда казалось, что на его экране выступают слезы. Его кишочки в виде проводов, ламп и транзисторов жалобно попискивали, когда рука бывалого моряка или сопливого лейтенанта тыкала наугад антенный штекер во все отверстия телевизора, куда в принципе он мог войти. Все дипломированные радиоинженеры считали ниже своего достоинства марать свои руки, прикасаясь к этому неандертальцу семейства телевизоров, по которому потопталось стадо мамонтов. Один только стоматолог Шурик любил это чудо нежной любовью и в его присутствии народ боялся даже косо смотреть на телевизор, не то, что ударить его в бок. Удар мог быть последним не только для телевизора, но и для самого ударившего. Сам телевизор, как одушевленный предмет, имел тесную привязанность только к Шурику и только его слушался. Никакой осциллограф или генератор не могли заставить упрямый телевизор работать – только нежные руки друга-Шурика. Так вот, сидим мы, как-то, и смотрим по телевизору какой-то фильм. Вдруг телевизор что-то заупрямился и стал капризничать. Может, заметил вошедшего главного инженера, который жидился дать Шурику новый конденсатор для телевизора – дескать, занимайтесь зубами, это не Ваш профиль... В общем, телевизор закапризничал. Вся толпа радиоинженеров, числом тьма, даже задницы от стульев не подняла – выжидают, что будет? Иван Иваныч посмотрел на толпу инженеров, толпа посмотрела на Ивана Иваныча. Обе противоборствующие стороны изобразили на лице наличие мысли. Продолжалась эта безмолвная идиллия минут пять. Шурику эта канитель надоела – с ним опасались спорить многие: а вдруг зуб заболит? – на всякий случай… Встал Шурик, взял отвертку и начал ставить телевизор в позу «передом к лесу». Тут главный инженер, набухнув от негодования и говорит: «потому телевизор так плохо и работает, что лезут в него всякие не специалисты, типа стоматологов…» После этих слов, как естественно и должно было случиться – телевизор заработал, и довольно хорошо. И в этот самый момент, как черт меня толкнул под ребро, я и говорю громко: «Конечно, у нас всегда так: как телевизор ремонтировать – так это стоматолог, а как зубы заговорить, так это – главный инженер!» В гробовой тишине Иван Иванович вышел. Через день у меня начались проблемы. Замполит сказал, что я оскорбил главного инженера. Парторг потребовал, чтобы я извинился. Что было делать бедному капитан-лейтенанту? – пришлось идти извиняться… Мои извинения Иван Иванович принял очень душевно и радушно. Тепло принял. Даже горячо. А то он, было, усомнился в своей всеобщей уважаемости. У нас установились взаимоуважительные отношения: он не хотел больше нарываться, а я извиняться за то, что у кого-то отсутствует чувство юмора. Телевизор в кают-компании так и продолжал слушаться только Шурика, а Иван Иваныч дал Шурику конденсатор, импортный!
А.Рассохин 23.03.2006. г. Николаев.
"Пестрожопый".
В бытность моей службы на спецяхте, которая официально именовалась, как корабль управления ЧФ, происходило много интересных событий. Хотя вру, эти события происходили на корабле и ранее, начиная с 1933 года, когда в Гамбурге она (яхта) была построена для командующего подводными силами рейха адмирала Денница. Первое ее название – «Avizo Hella». Где-то в процессе 2-й мировой войны адмирал Денниц подарил ее итальянскому диктатору Дуче Муссолини и называться она стала «Adolph Hitler». Легенда это, или нет – судить не берусь, но говорят… После окончания войны эта яхта перешла вместе с некоторыми другими итальянскими военными кораблями к СССР и стала носить гордое имя «Байкал». Она и по сей день в строю, ее, окрашенную в белый цвет, можно наблюдать со смотровой площадки рядом с площадью Суворова в Севастополе. Классическая архитектура 30-х годов, развитый рангоут и обилие такелажа отличают «Байкал» от современных судов и кораблей. Дизели там до сих пор стоят родные – «Томас Манн». Примерно в 1980 году яхта прошла капремонт на Сиросе (Греция), где была приведена в «ходовое состояние». И, между прочим, давала 17 узлов хода. Но, собственно, не об этом. Я там служил командиром БЧ-4 и был практически единственным офицером, имеющим достаточный опыт судовождения, так как пришел туда с кораблей разведки. Начиная с командира и до последнего мичмана (ну, кроме механиков, конечно) – все были, как бы, «придворными» моряками. Накрыть на стол, встать «во фронт» где нужно и когда нужно, вовремя подать вилку или банный веник – это получалось здорово. Передние полкорабля занимали «ездуны», а вторая, кормовая, часть принадлежала «наездникам». Так были ковры, салоны, сауны, одно-, двух- и трех- комнатные каюты со спальнями, кабинетами и ванными. «Ездуны» - вся корабельная шушера – жили гораздо проще. Многопосадочный гальюн и многососковый умывальник для команды. В офицерских каютах, спартанского образца – вдвоем уже тесно - умывальник был персональный, но зато гальюн – в конце коридора. А жизнь внутри текла по своим законам. В офицерской кают-компании редко кто по вечерам находился. Там было почти стерильно. И даже случайно брошенное слово могло замарать навеки всю эту стерильность, не говоря уже об обуви. Хотя, думаю, эта кают-компания знавала и другие времена… Все творилось внизу. Мичманская кают-компания находилась ближе к кормовой части, и к ней вел длинный коридор. Чтобы не замеченным пройти до нее, нужно было быть тараканом. Хотя бывали случаи, когда там внезапно материализовывался старпом. Это говорит о том, что исключения всегда подтверждают правила. Старпом мог возникать из ничего и ниоткуда. Человек он был незлобный, и, даже в какой-то мере, добрый, так что вреда от его внезапных материализаций было мало. Он даже иногда сам засиживался за партией в домино в мичманской кают-компании. На старпоме лежало ВСЕ. И спрос с него был за ВСЕ. Его могли «отодрать» даже за пятна на солнце или за дождь. Он стойко все сносил, потому что знал – годик-другой – и станет командиром. Командира жена звала по фамилии – Рыбочка. Это был человек с бегающим взглядом, береговой капитан 2 ранга, кавалер многих медалей и даже орденов. Звания, медали и ордена давались ему с большим трудом – стройный, подтянутый морской офицер с блестящей выправкой и преданным взглядом – разве не достоин наград? Был бы случай… А случаи долго ждать себя не заставляли… Особенно летом. Или в периоды борьбы КПСС с алкоголем, разгильдяйством и всяким другим. Кто откажется съездить в командировку из душной Москвы на три-четыре дня в Севастополь с проверкой хода вырубки виноградников или состояния дисциплины на флоте? Покажите мне такого.
Но – ближе к теме! Как-то на наш славный пароход назначают зеленого-призеленого лейтенанта. Из сухопутного училища, почти кавалериста двадцати лет от роду. Дитё совсем. Как вундеркинда его принимали и школу, и в училище персонально. Он был даже медалист от парты. По специальности СПСовец. Так вот, вначале все плохо поняли, кто к нам попал. Флотская форма сидит мешком, не знает какие предметы формы, как и с чем носятся. Но всю эту арифметику лейтенант освоил в считанные секунды, а через пару дней вообще не отличался от моряков. Даже был еще круче. Отличительной чертой лейтенанта было то, что хохмы, афоризмы, приколы и юмор с него сыпались как блохи с шелудивой собаки. Он сам был не всегда рад этому – но ОНО сидело глубоко внутри. И пёрло. Поручик Ржевский отдыхает! Пришло время мне переходить на повышение. Сдаю, значит дела новому офицеру. Звали его Вова. На сдачу дел было всего пару дней. Водил Вову по кораблю, знакомил со всеми, инструктировал, напутствовал… Вова по природе своей был не то, чтобы «тормоз», а просто «медленный газ». Слегка, так… Тот самый наглый лейтенант СПСовец, уже обжившись на флоте за каких-то несколько месяцев, почувствовал себя более уверенно и стал слегка, так, понемногу, «наезжать» то на одного, то на другого. Мы с ним сразу оценили друг друга и негласно друг над другом не подшучивали, слава Богу, хватало контингента. Ну а прочим от лейтенанта доставалось, не взирая на возраст и звания. Вове он сразу, только взглянув, дал кликуху «Фофан». Вова «проглотил», смолчал один раз, другой, третий. И, как бы, смирился. Я его, «медленного газа», сразу предупредил – с лейтенантом не связывайся – себе дороже выйдет. Но Вова не понял. Или сразу не понял, или вообще не дошло. Однажды вечером, как обычно, сидим мы обществом в мичманской кают-компании за домино. Борзой лейтенант фамильярно так капитан-лейтенанта Вову панибратски зовет Фофаном. Я Вове говорю, мол, не буди лиха, будь лучше Фофаном – а то может стать хуже. Но Вова опять не понял и говорит лейтенанту: «Почему ты меня зовешь Фофаном?» Тот, не думая ни мгновенья, спрашивает: «А – что?» - «Ну-у-у, некрасиво, как-то…» - мямлит Вова. - «Ну ладно, - легко соглашается лейтенант – будешь Фофан Пестрожопый!» - «Почему, это Пестрожопый?» - пробует не согласиться Вова. - «А чтобы красивее было!»
Так бравый морской офицер Вова, меняя должности и места службы, до самой пенсии остался не просто Фофаном, а Пестрожопым: чтоб красивее было... А мог быть обыкновенным Фофаном…
А. Рассохин Март 2006, Николаев
"Дельфины на службе ВМФ СССР (воспоминание очевидца)".
В Севастополе, в бухте Казачья, в советские времена существовало суперсекретное подразделение ВМФ (войсковая часть) под официальным названием «дельфинарий ВМФ». В этой в/ч, наряду с людьми, несли военную службу и боевые дельфины. По своим служебным обязанностям в 80-е годы прошлого века мне приходилось несколько раз присутствовать на демонстрационных показах боевой работы дельфинов членам Политбюро ЦК КПСС, руководству Варшавского Договора и военно-правительственным делегациям соцстран. Гостей доставляли в дельфинарий катером «Альбатрос», «Буревестник» или «Гурзуф» из Севастополя. Катер швартовался у причала на волноломе Казачьей бухты к внутренней части южной стороны мола, откуда открывался хороший вид на место демонстрации. Гостей, конечно, провожали на специально оборудованные места на берегу, перед которыми разъигрывали представление. Под прикрытием катера пряталась спасательная шлюпка для экстренного изъятия из воды специальных пловцов, по которым «работали» дельфины. Пловцы-«куклы», которые использовались для показов, это матросы срочной службы, специально подготовленные для тренировок дельфинов. Эти пловцы экипировались, как боевые пловцы ВМФ - имели специальные дыхательные аппараты, работающие «по замкнутому циклу», то есть, выдыхаемый человеком воздух поступал не наружу, а в специальный дыхательный мешок, где вновь преобразовывался в дыхательную смесь и поступал для дыхания; оружие имели демонстрационное: специальные эластичные ножи и муляжи пистолетов для подводной стрельбы. Кроме того, каждый пловец имел при себе небольшой буй на толком буйрепе, надежно закрепленном на снаряжении. Эти ребята, пока гости рассаживались, пили «минералку» и им читалась небольшая вводная лекция о назначении и работе боевых дельфинов, прятались под водой в акватории бухты. Затем старший тренер дельфинария (женщина низенького роста и тяжелыми формами) в специальном гидрокостюме прыгала к боевым дельфинам в открытый бассейн, генерируя при этом цунами, демонстрировала публике дружелюбность и дрессуру дельфинов. В течение какого-то времени она каталась на дельфинах, проносилась на них вокруг бассейна стоя ногами на их спинах, кормила их и демонстрировала выполнение ими различных, скажем, цирковых трюков. Дельфины улыбались и с большим удовольствием работали. Затем демонстрировалось оружие боевых дельфинов – это специальные короткие пики на колпаке, надеваемые дельфинам на рыло. Потом показывали их тренировочное оружие – это сами колпаки, надеваемые на рыло без пики. Когда лекция заканчивалась и пловцы-«куклы» размещались на своих местах под водой бухты, боевых дельфинов с тренировочным оружием выпускали в бухту (бухта при этом сетями не закрывалась) и начиналось само действо. Не прошло и пяти минут, как спасательная шлюпка рванулась к первому выскочившему из воды буйку. Побитого матроса быстро вытащили из воды, и шлюпка рванулась к другой точке, где уже над водой другой матрос отчаянно отбивался от дельфина, размахивая муляжом ножа. Вскоре вынули всех троих пловцов-«кукол». Большее количество пловцов-«кукол» использовать нельзя: имеется риск не всех успеть вытащить. Потом спасательная шлюпка с пловцами вновь прячется у катера, пловцам, если есть необходимость, оказывается первая мед. помощь. Ребята переодеваются в сухую одежду, чертыхаясь и матерясь, потирают ушибленные места.
Гостям докладывают результаты работы боевых дельфинов. А мы ведем беседу с матросами дельфинария. При их переодевании замечаю множество старых и свежих синяков по всему телу. Ребята рассказывают, что спрятаться от дельфина практически невозможно, даже несмотря на то, что и пузырей от дыхательного аппарата нет, и дышишь «через раз». Прямого нападения дельфина никто не ждет, мыслей отбиться уже никто не имеет: как обнаружен – сразу выпускают буй. Дельфин, обнаружив пловца, ведет себя, как хорошо обученный пес: сразу не кидается, опасаясь ножа и пистолета, крутится вокруг, норовит ударить со спины и в голову, причем делает ставку на выбивание загубника дыхательного аппарата, понимая, что пики на колпаке нет. Ребята рассказывают, что во время тренировок боевых дельфинов на чучелах с боевым оружием (пиками), дельфины зубами вытаскивают пику из чучела, если она застряла, и снова надевают ее себе на рыло для новых атак. При заходе в Севастопольскую бухту с моря в советские времена, нельзя было не обратить внимание на странное плавающее сооружение слева от створа перед бонами, напоминающее плавающую подводную клетку с будкой и антенной над водой. В этом вольере несли боевое дежурство боевые дельфины. При реальной угрозе или проникновении в Севастопольскую бухту вражеских боевых пловцов, для их уничтожения из этого вольера боевых дельфинов выпускали в бухту. И спасение боевых пловцов в водах бухты становилось невозможным. Их судьба была уже предрешена. Из непроверенных источников известно, что боевые дельфины Севастопольского дельфинария делились на группы подготовки. Какая-то группа находилась в полной боевой готовности, какая-то на отдыхе, какая-то в процессе восстановления боеготовности. Это связано с тем, что за определенный период времени боевые дельфины утрачивают некоторые свои навыки и требуется их доподготовка. Особую группу составляют молодые дельфины, проходящие подготовку по полному курсу до своего становления в строй. Были случаи, когда боевые дельфины «дезертировали». Но на воле им приходилось не сладко – они плохо умели добывать себе пищу и часто возвращались обратно. Некоторых принимали стаи, и они со временем теряли свои военные навыки. Но, вновь попав в дельфинарий, быстро все вспоминали и становились в боевой строй. Также наверняка были случаи и нападения бывших боевых дельфинов на купающихся людей, но советская история об этом умалчивает. На базе Севастопольского дельфинария ВМФ работал целый военный НИИ ихтиологии. Кроме дельфинов, опыты в военных целях там проводились и на других китообразных, сивучах и морских котиках. Эффективность использования морских животных в военных целях велика, как велика и затратная часть на исследование, обучение и содержание боевых морских животных. Кроме того, случайно вырвавшись на волю, эти агрессивно воспитанные животные становились смертельной угрозой для людей.
Сущность советской военной доктрины подводила теоретическую базу под негуманное использование животных в военных целях во вред Человеку. Хочется надеяться, что эти времена для нашей Родины уже минули, и мы никогда больше не увидим у своих берегов морских животных-убийц. Человек должен жить в мире с природой, относиться с великой гуманностью к братьям нашим меньшим, тогда и они будут рады служить Человеку.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Детские военные училища, возможно, будут упразднены Материал: Панченко Лина Фото: Александр Корнющенко
Ряд известных ветеранов-суворовцев всерьез обеспокоены тем, что Министерство обороны в ходе реформирования может избавиться от этих учебных заведений. В распоряжение “МК” попало соответствующее обращение к президенту России, подписанное в том числе бывшим секретарем Совбеза Игорем Ивановым, летчиком-космонавтом Владимиром Джанибековым.
— Мы считаем, что суворовские и нахимовские училища действительно могут перестать существовать в том виде, в котором существовали десятилетиями, — рассказал “МК” один из авторов обращения председатель Московского суворовско-нахимовского содружества генерал-майор Александр Владимиров. — Такие выводы можно сделать из ряда факторов. Вот, смотрите, по пунктам: — из учебных планов изъяты все предметы военной подготовки, радикально меняется уклад жизни в военных училищах в сторону “светскости”; — идет постоянная “моральная обработка” личного состава училищ разговорами о том, что суворовские, нахимовские училища и кадетские корпуса хотят переподчинить от Минобороны к Минобрнауки; — выпускников училищ с мая этого года лишили приоритета при поступлении в профильные вузы; — изменен порядок приема в учреждения кадетского образования: теперь прием ведется “кустовыми приемными комиссиями”, которые вместо экзаменов по русскому языку и математике проводят собеседование и профотбор; — проверка здоровья абитуриентов независимыми медкомиссиями заменена изучением школьных медкарт и справок из поликлиник; — в суворовских училищах началось совместное обучение мальчиков и девочек. По словам генерала Владимирова, все эти новации планируется закрепить в новом положении о суворовских училищах и кадетских корпусах Минобороны, в которое разработчики уже не закладывают идею служения Отечеству и подготовку к службе в Вооруженных Силах России, а закладывают идею соцпакета, то есть идею “военных детских домов”. А это в корне меняет саму суть и изначальный замысел предназначения национальной суворовской военной школы. — Нас в свое время учили блестяще, мы все были спортсменами, нас учили манерам, танцевать, стрелять, — говорит Александр Владимиров. — Бокс и фехтование были обязательными предметами. Кормили нас 4 раза. Теперь ввели шестиразовое питание, отменили зарядку, военные предметы, суворовцы едят и сидят целыми днями. В этом году для них заказали джинсовую форму. А между прочим, за 65 лет суворовская военная школа дала более тысячи генералов, четырех министров, секретаря Совета безопасности, тысячу мастеров спорта, более 500 докторов наук, 8 командующих военными округами, двух космонавтов. И практически все офицеры закончили суворовскую школу. Столько не дала ни одна школа в мире. Прокомментировать ситуацию “МК” попросил члена Общественной палаты Максима Викторова. Вот его мнение: — Я давно слежу за системой этого образования, и последняя информация о возможных преобразованиях вызывает у меня серьезную обеспокоенность. Если это действительно так, то это должно стать серьезным сигналом для общества. Эти учебные заведения были созданы в 1943 году. Тогда стране было очень нелегко, но она нашла в себе силы. Так почему сегодня мы должны отказаться от того, что действует и дает свой результат? Приведите мне аналог, другую систему, которая подготовила столько офицеров и героев. Это то, что необходимо оберегать и сохранять. Совершенствовать — да, нужно. Но только путем преобразований, а не уничтожения. — Какова, на ваш взгляд, может быть цель таких преобразований? — В том-то и вопрос. Я не вижу никаких предпосылок для такого движения. Нужно очень тщательно разобраться, кому это нужно и зачем. В ближайшее время я проинформирую общественность о результатах соответствующей проверки.
P. S. Во вторник, после выхода нашей статьи, в пресс-службе Минобороны России заявили, что пока не готовы прокомментировать сообщение «МК» о планах военного ведомства передать суворовские и нахимовские училища в ведение Министерства образования.
ПРЕСС-ЦЕНТР “МК” ПРИГЛАШАЕТ
11 ноября, среда 12.00 — пресс-конференция председателя Московского суворовско-нахимовского содружества генерал-майора Александра Владимирова и члена Общественной палаты РФ Максима Викторова на тему “Будущее суворовских и нахимовских училищ в России”. Аккредитация журналистов по тел. 8 (499) 256-61-10 или e-mail:sos@mk.ru. Адрес пресс-центра “МК”: ул. 1905 года, дом 7 (вход со стороны ул. Костикова).
На первый взгляд название может показаться несколько эмоциональным. Возможно, но без жизненно важных навыков, приобретенных в этот короткий, но знаменательный для меня период, моя жизнь вряд ли бы сложилась такой. Мой «стержень жизни» начал формироваться с началом Великой Отечественной войны, когда мне уже исполнилось десять лет. Хорошо помню первые дни этой войны, когда, будучи в пионерском лагере «Мартышкино», видел налет немецких самолетов на Кронштадт.
В конце августа 1941 года по школам и предприятиям был организован вывоз детей из Ленинграда. Меня эвакуировали с детским домом от Ленгорздрава, где работал мой дед. По пути попали под бомбежку, но все обошлось. Под Ярославлем в городке Путятин, куда нас привезли и поселили в местной школе, начал приобретать свой первый опыт жизни в коллективе сверстников и более старших ребят. Это было начало воспитания, которое позднее получило продолжение в Подготии, где у нас и звание было ”воспитанник” и прививались такие качества, как дисциплина, ответственность, товарищество. Поэтому считаю, что название моих воспоминаний соответствует сути дальнейшего изложения.
ЛВМПУ
1947 год. Воспитанник Александр Федоровский
В ЛВМПУ я поступил в 1947 году, когда был объявлен дополнительный набор на второй курс училища. Решение это возникло не случайно. Во-первых, мой отец был офицером, во-вторых, мой друг уже с 1946 года там учился, и я был достаточно хорошо информирован о жизни в училище, в-третьих, военнослужащие занимали достойное место в послевоенной жизни. После зачисления в училище нас, еще салаг (в бескозырках без ленточек), сразу отправили в подсобное хозяйство под Ленинградом, где мы пробыли до начала занятий. Там мичман Рябенький стал нашим первым командиром. Удивительно, что у меня сохранилось его фото.
Помню, что в этом хозяйстве нас кормили супом из свекольной ботвы с зеленым горошком под названием «Хряпа». Добавка давалась без ограничений. До сих пор это самое любимое блюдо, которое по весне я неизменно прошу готовить мою жену.
С начала учебного года меня зачислили в 231 класс 7 роты, командиром которой был капитан-лейтенант Савельев, а начальником курса - капитан-лейтенант Щеголев.
1947 год. 231 класс, 7 рота. Я в первом ряду второй слева.
Кстати, спустя много лет Иван Сергеевич нашел меня и попросил встретить его дочь с ребенком, ехавших летом отдыхать под Киев. Некоторое время они жили у меня на даче. Тогда Иван Сергеевич прислал мне в подарок свое фото с благодарностью. Жизнь и учеба на казарменном положении быстро нас сдружила. Ближайшими моими товарищами были Коля Калашников и Саша Спиридонов.
А.Федоровский и Н.Калашников (справа).
В увольнение домой нас отпускали вечером с субботы на воскресенье, но только при условии хороших отметок. Так как я не был отличником, особенно мне не давались диктанты, то, бывало, оставался ночевать в кубрике. Но отцы-командиры, при всей строгости дисциплины, все-таки в воскресенье отпускали домой.
Первая морская практика проходила на шхуне «Учеба» по Финскому заливу с заходами в Выборг и Койвисто. Запомнился небольшой шторм и качка с известными последствиями. В 1949 году я был комиссован и отчислен из училища по состоянию здоровья (вследствие ангины получил осложнение на почки - нефрит). После лечения в госпитале, а затем в санатории я сдал экзамены на «аттестат» за 10-й класс и поступил в ЛИТМО. После окончания института получил распределение в Киев на завод «Арсенал».
В дальнейшем судьба распорядилась так, что 30 из 55 лет моей работы в оборонной промышленности СССР, а затем в Академии наук УССР было посвящено созданию аппаратуры для противолодочной обороны (ПЛО) и гидрографической службы ВМФ СССР. Этому периоду трудовой жизни и посвящены, в основном, мои воспоминания.
Завод “Арсенал”
Работая для ВМФ СССР, мне довелось побывать на всех флотах, кроме Балтийского, и участвовать в проведении испытаний созданных изделий на АПЛ и самолетах морской авиации.
Плакат из базы «Бухта Павловского»
При этом я неоднократно «пересекался» с однокашниками-подготами. Правда, чаще читал их имена на стендах, как отличников боевой и политической подготовки. Особенно запомнилась встреча с Колей Калашниковым в Главном штабе ВМФ в Москве. Помню, докладывал я на Совете у зама Главкома вдруг, в перерыве, дежурный по штабу объявляет, что Федоровского вызывают к телефону. Дежурным оказался Коля. Потом нам удалось поговорить. Он рассказал о своей службе и показал фото ПЛ, которой командовал. А в Севастополе таких встреч было несколько. В том числе с Леней Дашкевичем и Толей Климентьевым, с которым я учился в одном классе 85 школы Ленинграда, и потом поступал в училище.
Первым изделием для ВМФ, в создании которого я принимал участие, была вертолетная аппаратура обнаружения подводных лодок, движущихся в подводном положении, по их кильватерному следу на морской поверхности. В США такие приборы поучили название FLIR (Forward Looking Infra-Red – инфракрасные приборы переднего обзора). К 1958 году Государственный оптический институт (ГОИ, Ленинград) под руководством (впоследствии академика РАН) разработал и успешно провел на ЧФ испытания экспериментального образца системы типа FLIR и передал ЦКБ завода “Арсенал” исходные материалы для разработки опытных образцов аппаратуры: вертолетной «Сура» и самолетной «Гагара».
Вертолет с тепловизором «Сура-2»
В 1964 году я был назначен начальником отдела и руководителем работ этого направления. После изготовления опытных образцов аппаратуры, их испытания проходили на самолетах морской авиации Б-12 в Черном море (Донузлав, Феодосия – Кировское,) и на Камчатке (Елизово).
А.Федоровский на Камчатке. Елизово. Испытания тепровизора «Гагара» на самолете Б-12
Кроме того были проведены исследования на Средиземном море (с дислокацией самолета под Каиром).
Несколько раньше мне довелось побывать в тех местах в служебной командировке.
Египет, Каир, пирамида Хеопса. Справа А.Федоровский
Результаты испытаний и исследований показали, что вероятность обнаружения АПЛ по тепловому кильватерному следу в большой степени зависит от гидрологии, метеоусловий и района проведения поиска. В связи с этим было принято решение о выпуске опытной серии аппаратуры для продолжения исследований и набора статистики в различных гидрологических условиях. Возникшие проблемы и необходимость их решения заставили меня серьезно заняться гидрофизикой. В результате исследований в различных акваториях Мирового океана, был получен уникальный научный материал, который позволил выявить ранее неизвестные гидрофизические явления, происходящие на границе “вода атмосфера”.
Тогда А. А. Кузнецов ответил ему, показывая на меня, присутствовавшего при этом разговоре: «Спроси вот у Бычевского, почему я беру у него с фронта подрывников в город?». А я действительно только что получил задание послать подрывников для захоронения умерших ленинградцев, так как только взрывным способом можно было отрывать в мерзлом грунте гигантские братские могилы — рвы для погибших от голода жителей. Этими словами А. А. Кузнецов хотел подчеркнуть, что несравнимы по величине потери армии в бою с потерями населения в Ленинграде. Это было действительно так. Войска ожесточенно сражались, несли огромные потери, но еще большие лишения и жертвы несло население осажденного города.
Хотелось бы обратить внимание на следующие стороны обороны Ленинграда. Во-первых, на ее характер в оперативно-инженерном масштабе. Каким бы анахронизмом это ни звучало в эпоху массированных действий авиации и танков, но Ленинград в обороне был крепостью со многими фортами, бастионами. Это были и полуостров Ханко, и Моонзундские острова, и Кронштадт, и Лужская полоса, и Пулково, и Карельский укрепленный район, и Невская позиция. А в центре — город, ядро и сердце крепости, с заводами, превращенными также в бастионы, с баррикадами на улицах и перекрестках. В процессе обороны, как бы ни сужалось кольцо окружения, Ленинград оставался крепостью и в оперативно-тактическом, и в инженерном отношении, и по внутреннему содержанию. Ленинград-крепость имел идеальный гарнизон, был одновременно и арсеналом материальным и арсеналом политическим. Следует подчеркнуть и то, что хотя командующие Ленинградским фронтом менялись довольно часто и хотя были различны их характеры, их метод, стиль работы, все же едиными оставались всегда общие принципы обороны Ленинграда: непрерывность сражения и активные формы обороны, т. е. система контрударов, контратак, система изматывания врага на каждом рубеже. Это можно подтвердить самим ходом боевых действий под Лугой, Сольцами, Кингисеппом, Красным Селом, на Невском плацдарме. Вот что значительно ослабило силы врага. Противник выдохся в непрерывных боях. Одна из важнейших причин окончательного провала плана гитлеровцев ворваться в город заключается в том, что к этому моменту, т. е. к середине сентября, наступавшие на Ленинград вражеские войска не только были измотаны и обескровлены предыдущими боями, но, подойдя к Красному Селу, а затем к Пулкову, попали под убийственный огонь кораблей Балтийского флота. Фронт нашей обороны сузился, плотность артиллерийского огня неизмеримо выросла, и потери захватчиков от этого огня стали еще более возрастать. Считаю также не лишним остановиться на вопросе о состоянии и роли Карельского укрепленного района в осенних оборонительных боях 1941 г. под Ленинградом. Иногда говорят, что к началу войны Карельский укрепленный район был фактически разоружен, так как вооружение его дотов было якобы снято и перенесено в 1940 г. в Выборгский укрепленный район на новую государственную границу с Финляндией. Неправильность такого утверждения доказывается очень просто. Железобетонные боевые сооружения Выборгского укрепленного района в 1940 г. создавались совсем иных конструкций и с иным вооружением, чем доты старого Карельского укрепленного района.
Выборгский укрепрайон строился в основном из артиллерийских полукапониров, вооруженных новыми 76-мм орудиями, спаренными с пулеметами марки Л-17, и частично 45-мм марки ДОТ-4. Для таких сооружений и не могло подойти вооружение старого Карельского укрепленного района. Как начальник инженерного управления Ленинградского военного округа с июня 1940 г., я непосредственно руководил строительством и вооружением как старого, так и нового укрепленных районов на Карельском перешейке и могу все это засвидетельствовать. Не следует также забывать, что в первых числах сентября 1941 г. финские войска были окончательно остановлены именно на линии старого укрепленного района; им пришлось зарываться в землю уже под огнем орудий и пулеметов, установленных в железобетонных сооружениях укрепленного района.
Правда, специальным постановлением Военного совета Северо-Западного направления в середине августа 1941 г. решено было перебросить отсюда в течение одних суток 100 станковых пулеметов с полными расчетами на усиление Гатчинского (Красногвардейского) укрепленного района, к которому в этот момент подходил противник. Однако ход событий показал, что эта переброска не снизила боеспособности укрепленного района на Карельском перешейке, но зато позволила усилить сопротивляемость наших частей под Гатчиной, где наступал критический момент сражения. И еще на одном периоде борьбы за Ленинград хотелось бы остановиться. Мне довелось быть участником всех попыток освобождения Ленинграда из блокады, начиная с осени 1941 г. Для этих целей за Ладожским озером была сформирована 54-я армия, вначале подчиненная непосредственно Ставке и выполнявшая задачу деблокады города, а затем подчиненная командованию Ленинградского фронта. Когда в исторической литературе рассматриваются причины неудавшихся попыток высвобождения Ленинграда из блокады осенью и зимой 1941 г., то обычно главную причину ищут в неумении наших войск наступать или отмечают недостаток сил и средств. При этом, как правило, совершенно не анализируют общий оперативный замысел командования Ленинградского фронта и Ставки, в основе которого лежала задача выручить осажденный Ленинград путем наступательных операций извне, с волховского и синявинского направлений, отводя при этом осажденному городу почти пассивную роль. Ведь именно так обстояло дело во время командования фронтом М. С. Хозиным, когда внутренние силы Ленинграда — ряд дивизий, танки, управление 8-й армии — были переброшены за Ладогу и вели оттуда по существу односторонние операции. А ведь одной из очень существенных причин неудач в деблокировании Ленинграда осенью и зимой 1941/42 г. и была как раз эта однобокая идея. И только когда в 1942 г. замысел прорыва блокады был рассчитан на усилия как изнутри блокады, так и вне ее (Волховский фронт), определился успех наступательной операции (январь 1943 г.).
В сражении в январе 1944 г., приведшем к разгрому главных сил 18-й гитлеровской армии под Ленинградом, мне особенно запомнились дни 25-26 января. Я был на окраине Гатчины в тот момент, когда части 117-го стрелкового корпуса генерал-майора В. А. Трубачева ворвались в Гатчину и добивали там остатки 11-й немецкой дивизии, пытавшейся удержать этот важнейший узел. Каждый час этого боя отмечался лихорадочными донесениями об ожесточенных схватках в горящих дворцах, в парке, на заминированном аэродроме, на кладбище, возле вокзала. Дома в Гатчине горели, раздавались взрывы, но бой постепенно затихал. Они запомнились мне и тем, что под Гатчиной нашим войскам пришлось преодолевать свои собственные рвы, отрытые в 1941 г., штурмовать доты и дзоты, которые строились нами для обороны Гатчины. Фашистские части, оборонявшие Гатчину, Пушкин, Стрельну, Урицк, знали, что расплата с ними будет беспощадной и дрались с упорством обреченных. Наши воины вынуждены были вести бои на полное уничтожение врага. Инженерные войска, обеспечивая эту операцию, решали самые разнообразнейшие задачи. 17-я штурмовая инженерно-саперная бригада участвовала в штурме всех важнейших узлов обороны противника вместе с дивизиями 30-го гвардейского стрелкового корпуса и 117-го стрелкового корпуса. Части 2-й инженерной бригады полковника А. К. Акатова уничтожали минные поля противника в ходе боя и спасали от уничтожения дворцы и памятники культуры и искусства в Пушкине, Стрельне, Петергофе.
Мы знали, что гитлеровцы создали в районе г. Пушкина мощную зону минирования. Батальоны 2-й инженерной бригады полковника А. И. Акатова, ворвавшись в горящий город вместе с пехотой, стали пробиваться к дворцам. Бой шел вокруг Екатерининского дворца, где засели вражеские автоматчики. Комсорг 192-го батальона Юдаков с группой комсомольцев первыми прорвались к горящему дворцу. Можно было шарахнуться от увиденного в комнатах первого этажа и в Камероновой галерее: там лежали в ряд пятисоткилограммовые авиабомбы, соединенные электросетью и дополнительно детонирующим шнуром. Кругом бой, стрельба. Никто не подумал о том, что в эти считанные секунды фашистский сапер, притаившийся где-то с подрывной машинкой, повернет рукоятку. Комсомольцы бросились к проводам с кусачками. Взрыв был предотвращен. Одиннадцать авиабомб минеры выволокли во двор тут же, уже через горящие двери. Такие же фугасы оказались и в Александровском дворце. В здании Сельскохозяйственного института был обнаружен мощный заряд взрывчатки с 21-суточным часовым замыкателем «Федер-504». Штурм Пушкина с юго-запада и спешное бегство из него 215-й вражеской дивизии сильно облегчили нам разминирование этого района. Минеры Акатова застали большинство вражеских минных полей в городе с неубранными указками на незакрытых проходах. Надписи были и на немецком и на испанском языках: здесь недавно побывали остатки «голубой» дивизии. Во многих местах сохранились ограждения — фашисты выкинули кроватки, столики, коляски из детских санаториев и ясель и спасались ими от своих же мин. В первые дни в Пушкине было убрано около четырех тысяч мин. Несколько дней спустя после освобождения г. Пушкина секретарь Ленгоркома партии А. А. Кузнецов поехал смотреть город и попросил меня сопровождать его. Алексей Александрович угрюмо молчал. Я вспоминал, как он запретил нам минировать здания в Петергофе, Пушкине, Гатчине при отходе наших войск в 1941 г.: «Нет, не будем. Это вековая культура. Мы вернемся сюда». И вот мы вернулись. Кузнецов беседует с минерами. Он говорит, что уже этим летом ленинградцы начнут восстанавливать разрушенное и восстановят все. Прорыв и наступление вглубь вражеской обороны достигались нелегкой ценой. Мне вспоминается, например, цифра потерь только в одном 84-м инженерном батальоне старшего лейтенанта Блохина: около 150 человек убитыми и ранеными — и все это в ближних боях, при штурме дотов и подготовленных к обороне зданий.
Огромные работы пришлось выполнять саперным частям Ленинградского фронта по очищению освобожденной территории от взрывных заграждений. Саперы Ленинграда, начав борьбу с минными заграждениями в ходе январских боев в 1944 г., не прекращали ее в течение нескольких лет после войны. В те дни — в январе 1944 г. — стали сразу известны имена первых минеров фронта: Герасименко, Лемешова, Степанова, Барабанщикова, Чукина — обнаруживших и ликвидировавших подготовленные к взрыву мины большой мощности в бывшем Константиновском дворце в Стрельне, гроте Большого фонтана в Петергофе, Екатерининском дворце в Пушкине и многих других местах. Не могу не привести сохранившиеся у меня данные, которые дают представление об объеме работ по разминированию освобожденной территории в полосе Ленинградского фронта в 1944 г. При подготовке январской наступательной операции было обезврежено почти полмиллиона противотанковых и противопехотных мин. За период с 21 января по 10 августа 1944 г. обнаружено, собрано и уничтожено более 3 млн. штук различных типов мин, снарядов и гранат, более 20 тыс. авиабомб, разминировано 286 мостов, свыше 3 тыс. населенных пунктов, около 60 тыс. различных зданий, почти 3 тыс. фортификационных сооружений, сотни километров дорог, улиц, ходов сообщений и окопов, минных полей. Если же говорить об общих цифрах, характеризующих героический труд отважных минеров по сплошному разминированию территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей и Карелии в 1944-1945 и последующих годах, то приведенные данные надо увеличить во много раз. В разминировании участвовали не только воины Ленинградского фронта, но и отряды добровольцев — жители города и население области. Борьба с затаившейся смертью приобрела широкий размах. Этот благородный подвиг во имя спасения жизней тысяч советских людей должен быть увековечен в летописи Великой Отечественной войны. В заключение хотелось бы еще сказать несколько слов о судьбе немецко-фашистской группы армий «Север», длительное время осаждавшей Ленинград. Вот передо мной листовка на русском и немецком языках с текстом обращения командующего Ленинградским фронтом маршала Л. А. Говорова к солдатам, офицерам и генералам Курляндской группы войск — как тогда называлась группа армий «Север» — с предложением прекратить бессмысленное и безнадежное сопротивление. В листовке, датированной 7 мая 1945 г., говорилось: «Чтобы избежать ненужного кровопролития, я требую от вас: 8.5.45 г. прекратить военные действия, сложить оружие и сдаться в плен». У меня в руках подлинный документ с подписью н печатью главнокомандующего Курляндской группировкой немецко-фашистских войск генерал-полковника Гильперта от 8 мая 1945 г. Это — полномочия трем офицерам подписать «безусловную и безоговорочную капитуляцию» группировки перед советскими войсками. Вместе с солдатами и офицерами Курляндской группы войск были взяты в плен 54 генерала во главе с ее командующим и начальником штаба — небезызвестным нам генерал-лейтенантом Ферчем. Таков был бесславный конец гитлеровских полчищ, творивших страшные злодеяния на ленинградской земле и поднявших белый флаг капитуляции перед многими ленинградскими дивизиями, дравшимися за Ленинград с первых дней его обороны."
- один из героев книги Приведем только один фрагмент, посвященный взаимоотношениям людей, цель у которых одна - одолеть врага. Прообразом дивизионного комиссара Васнецова послужил
"- Мы, товарищи, обманываем доверие рабочих! Я хочу получить от вас ясный, прямой ответ: в состоянии мы справиться с нашими задачами? Или... вы не верите в реальность прорыва блокады?! Последние слова вырвались у Васнецова в запальчивости. Он оценил их смысл, только услышав собственный голос. И настороженно, с какой-то опаской посмотрел на Болотникова и Бычевского. Потом махнул рукой, вернулся к столу, сказал сдержанно: - Хотелось бы услышать ваши предложения. - Одно предложение есть, - как бы размышляя вслух, начал Бычевский. - Какое? - не скрывая своего нетерпения, повернулся к нему Васнецов. Но Бычевский не торопился с ответом, верно угадывая, что Васнецова глубоко волнует сейчас нечто большее, чем транспортирование танков через Неву. Кадровый командир Красной Армии, коренной ленинградец, несколько раз за время своей службы в штабе округа избиравшийся членом бюро парторганизации, делегат многих партконференций и непременный участник городских собраний партийного актива, он давно и достаточно хорошо знал секретаря горкома. Бычевскому доводилось видеть его радостным и озабоченным, доброжелательно мягким и непримиримо резким, Васнецова-пропагандиста и Васнецова-трибуна. И теперь эти наблюдения, этот опыт прошлого опять подсказывали Бычевскому, что дивизионный комиссар приехал сюда неспроста, что им владеет какая-то не высказанная еще до конца тревога и все, что он видит и слышит сейчас, воспринимает под каким-то особым углом зрения. Момент не очень подходящий для обсуждения инженерного замысла и тактического маневра с ограниченными целями. И все-таки Бычевский рискнул. - Я не могу гарантировать успеха, если это мое предложение будет принято, но попытаться можно, - неторопливо продолжал он. - Попробуем обмануть противника. Начнем демонстративно строить новые переправы как бы для того, чтобы обеспечить переброску танков по льду, когда он окрепнет. Немцы наверняка перенесут огонь туда, а мы тем временем сумеем переправить несколько тяжелых танков по воде, на паромах. - Но когда Нева замерзнет окончательно, танки все же придется переправлять по льду. А при ваших демонстративных действиях противник разобьет лед снарядами, - предостерег Васнецов. - Будем строить тяжелые переправы, которые не так-то просто разбить. - Что это значит: "тяжелые"? - Усиленные тросами, вмороженными в лед. Правда, у нас нет пока тросов. - Ничего не выйдет, - безнадежно махнул рукой Болотников, однако Васнецов уже ухватился за предложение Бычевского. Чувствовалось, что он не вполне еще представляет себе техническую сторону дела, но самый факт вдруг открывшейся возможности ускорить переброску на плацдарм тяжелых танков явно обрадовал его. - Сколько же троса вам понадобится? - спросил он Бычевского. - Скажем, километров десять. Васнецов вынул из кармана гимнастерки записную книжку, сделал в ней карандашом какую-то пометку. Потом сказал: - Хорошо. А сколько тяжелых танков можно будет перебросить водой, если немцы клюнут на вашу приманку? - Тут все упирается в понтоны для паромов, Сергей Афанасьевич, - сказал Бычевский и вздохнул. - К сожалению, понтонов у нас маловато...."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
