Кругосветной научной экспедиции ставились задачи исследовать принадлежащее России побережье Азии и Америки, а также острова, разбросанные в северной части Тихого океана. Экспедиция была щедро оснащена новейшей техникой и научными пособиями. В нее были также направлены ученые по ботанике, минерологи и др. Начальником экспедиции и командиром "Моллера" был утвержден Георгиевский кавалер капитан-лейтенант Михаил Станюкович. "Сенявина" повел в плавание капитан-лейтенант Федор Литке. Он был моложе Станюковича на одиннадцать лет, но уже успел прославиться как видный полярный исследователь. На счету Литке было и двухлетнее кругосветное плавание под командованием Головнина и четыре летних самостоятельных плавания в Северном Ледовитом океане общей продолжительностью в десять месяцев. Ему покровительствовали люди из ближайшего окружения императора Николая I и высокопоставленные морские чины. 21 августа 1826 года оба шлюпа торжественно покинули Кронштадт. Пройдя проливы Датского архипелага, корабли должны были пересечь Атлантику, достигнуть Рио-де-Жанейро, затем обогнуть мыс Горн, зайти в порт столицы Чили Вальпараисо, после чего начать опасное и долгое плавание через Тихий океан до порта Ново-Архангельск на Аляске. В середине июня 1827 года корабли достигли Ново-Архангельска. Отсюда начались и продолжались более года самостоятельные плавания каждого шлюпа для исследования берегов Аляски и Камчатки, Берингова пролива, залива Святого Лаврентия, Алеутского архипелага и прилегающих многочисленных островов. Во время экспедиции капитан-лейтенантом Станюковичем в Тихом океане был открыт неизвестный остров, получивший имя Моллер.
Через полтора года со дня начала экспедиции в Петербург были доставлены донесения ее начальника о первых итогах плавания. Капитан-лейтенанту Станюковичу 2 декабря 1827 года присвоили очередной чин капитана 2 ранга. Согласно высочайшим инструкциям, после завершения всех исследований и соединения в Петропавловске-Камчатском 30 октября 1828 оба шлюпа вышли из Авачинской губы в обратный путь. Шлюп "Моллер" в соответствии с графиком прибыл на рейд Кронштадта 23 августа 1829 года, пробыв в плавании 3 года и 3 дня, а шлюп "Сенявин" - с опозданием, двумя днями позже. "Кругосветка" под командованием Михаила Станюковича официально была признана наиболее успешной среди морских экспедиций первой половины XIX века. Однако после своевременного прибытия на Кронштадтский рейд на капитана 2 ранга нежданно-негаданно обрушился, мощный вал неприятностей. Прежде всего флагманскому шлюпу "Моллер" не были оказаны предусмотренные почести. Молва гласит, что на борт корабля внезапно прибыл император Николай. Найдя шлюп в неприглядном виде после трехлетнего плавания, государь приказал его арестовать. После убытия Николая Павловича на шлюп поспешили разного рода военные ревизоры. Оказалось, что главная претензия к Станюковичу - жалобы членов команды на строгость командира во время плавания. Они и явились поводом для того, чтобы "Моллер" был оставлен на рейде как арестованный до окончания дознания. Разбирательство не могло уложиться в два дня, и прибывший "Сенявин" был свидетелем этого неприятного зрелища. Как руководитель, Станюкович провел кругосветное плавание безупречно, и об этом свидетельствуют все без исключения официальные документы. Успешным признано плавание и международной общественностью. За 3 года "кругосветки" Михаил Станюкович не потерял ни одного члена экипажа, на "Моллере" не было ни единого тяжелобольного. У Литке же на "Сенявине" был смертельный случай, с корабля сняли серьезно заболевшего лейтенанта, но на эти "мелочи" в Петербурге не обратили внимания. Опоздавшему шлюпу 25 августа была устроена пышная торжественная встреча. 4 сентября на борт "Сенявина" поднялся сам царь. Чиновники хорошо его подготовили, и на корабль Николай Павлович прибыл в приподнятом настроении. К тому же "Сенявин" успел привести себя в порядок, и он вполне удовлетворил государя. За посещением корабля Литке императором Станюкович наблюдал с борта опозоренного "Моллера". На подчиненного Михаила Николаевича рекой потекли награды и должности. А он по итогам "кругосветки" никак отмечен не был, его труды и достижения остались незамеченными.
Михаил Николаевич Станюкович.
СЛУЖБА НА БАЛТИКЕ
Спустя четыре месяца после возвращения из кругосветного плавания, 18 декабря 1829 года капитан 2 ранга Станюкович покинул "Моллер". Ему вновь дают ответственное поручение. 21 мая 1829 года в Архангельске был спущен на воду 30-пушечный парусный военный транспорт "Двина", предназначенный для Балтийского флота. Первым командиром судна, которое требовалось испытать в длительном морском переходе, был назначен Михаил Станюкович. В марте 1831 года транспорт "Двина" успешно завершил переход из Архангельска в Кронштадт. К этому времени вышли сроки присвоения очередного чина. Высочайший приказ о производствах от 25 июня 1831 года гласил: "Из Капитанов 2 ранга в Капитаны 1 ранга 6-го Флотского Экипажа Командир военного транспорта "Двина" Станюкович". 30 августа 1831 года он назначается командиром фрегата "Кастор". Этот корабль, вооруженный 52 орудиями, был заложен 27 сентября 1830 года на Соломбальской верфи в Архангельске, а уже 21 мая 1831 года спущен на воду. Под командованием своего первого командира Михаила Станюковича фрегат в начале 1832 года совершил переход из Архангельска в Кронштадт. Но всего лишь полгода капитан 1 ранга командовал "Кастором". Его ожидало новое назначение.
В сентябре 1832 года Станюкович становится командиром 74-пушечного линейного корабля "Великий князь Михаил", и входившего в состав эскадры Балтийского флота, которая постоянно крейсировала на границе Финского залива и Балтийского моря, тщательно охраняя вход в Финский залив от непрошеных морских гостей.
ВОЙНА С ГОРЦАМИ
Служба Михаила Станюковича на Черном море всецело посвящена закреплению за Россией его Восточного побережья. Горские народы Западного Кавказа, признававшие только власть имама Шамиля, оказывали российским войскам упорное сопротивление. Армейские части были неспособны вести против горцев успешные боевые действия, и только флот, пришедший на помощь сухопутным силам, способствовал активизации военных операций на берегу. Здесь особо отличился Михаил Станюкович. Однако прежде отметим, что с 1 января 1837 года Российский флот пополнился новым контр-адмиралом. Из Высочайшего приказа: "Производятся за отличие. Из Капитанов 1 ранга в Контр-Адмиралы: Командир 13-го Флотского экипажа и корабля "Великий Князь Михаил", Станюкович, с назначением Командиром 2-й Бригады 4-й Флотской Дивизии". Поднимая поочередно свой флаг на линейном корабле "Императрица Екатерина II" и фрегате "Бургас", Михаил Станюкович руководил крейсерством вверенной ему бригады у берегов Абхазии. В рапорте главноначальствующего на Кавказе генерала Головина военному министру графу Чернышеву от 28 апреля 1838 года отмечаются "усердные действия командующего отрядом крейсирующих судов у берегов Абхазии контр-адмирала Станюковича, равно и подчиненных ему флотских воинских чинов". Находясь на флагманском корабле "Екатерина II" совместно с фрегатами "Бургас" и "Агатополь", 10 июля 1838 года адмирал Станюкович высаживает крупный десант в устье реки Шапсуго, где закладывается новое укрепление Кавказской береговой линии. Корабли под командованием адмирала Станюковича занимаются переброской войск из укрепления Шапсуго к устью реки Целис и высадкой десантов в других пунктах.
В 1838 г. 12 сентября в полдень эскадра Черноморского флота в составе: линейных кораблей «Силистрия», и «Императрица Екатерина II», «Султан Махмуд», фрегатов, пароходов, транспортов, под командованием Главного командира ЧФ и портов вице-адмирала М.П. Лазарева (1788 –1851) и фрегата «Штандарт», под флагом командира Геленджикского отряда Абхазской экспедиции контр-адмирала М.Н. Станюковича, и встала на якорь между устьем реки Цемес и бывшей турецкой крепостью Суджук-кале.
С 1 января 1839 года контр-адмирал Станюкович назначается командиром 2-й бригады 5-й флотской дивизии. Под его командованием 84-пушечные линейные корабли "Султан-Махмуд" и "Силистрия". 3 мая 1839 года он участвует в штурме хорошо укрепленного селения Субаши и высадке там десанта. После взятия селения там же закладывается русская крепость. 25 мая 1839 года Михаил Станюкович награждается орденом Святого Владимира 3-й степени. 1840 и 1841 годы. Имея свой флаг на линейном корабле "Три Иерарха" и фрегате "Агатополь", контр-адмирал Станюкович продолжает непрерывно крейсировать у берегов Абхазии. Успешные действия его бригады вновь были оценены императором. Михаил Станюкович награждается боевым орденом Святого Станислава1-й степени. Боевые будни флотоводца Станюковича на Западном Кавказе, часто опасные для жизни, зафиксированы в многочисленных архивных документах. Для примера процитируем один из них: "Рапорт контр-адмирала Серебрякова графу Чернышеву от 15 ноября 1841 года, # 274. Переход по укрепленным дефиле из укрепления Святого Духа в укрепление Навагинское убыхи считали невозможным. События показали, что этот оплот одолим с помощью Божьей. Приятным долгом считаю доложить Вашему Сиятельству, что начальнику эскадры контр-адмирал Станюковичу мы обязаны важною долей успеха. Все время эскадра держалась на ближний картечный выстрел, очищала главную долину, избивала береговые завалы неприятеля… Все делалось с величайшим порядком и точностью.. Одним словом, мне не могло прийти ни одного желания, которое не было предупреждено достойным начальником эскадры контр-адмиралом Станюковичем, неусыпно следовавшим за всеми потребностями отряда с самою радушной заботливостью. Не в силах человека было оказать более этого усердия, готовности и искреннего участия".
ГУБЕРНАТОР СЕВАСТОПОЛЯ
В марте 1852 года вице-адмирал Станюкович назначается командиром Севастопольского порта и исправляющим должность военного губернатора Севастополя. Но он не собирался расставаться с морем: Михаил Николаевич поднял свой флаг на мощнейшем паруснике Российского флота.
Длиной 64 метра, трехмачтовый красавец "Париж" имел на вооружении 120 орудий. Севастополь разрастался и процветал как крупнейшая база российского Военно-морского флота. Созидательные дела руководителя города и порта в северной столице не остались без внимания. Высочайшей грамотой, датированной 23 декабря 1853 года, вице-адмирал Станюкович был всемилостивейше пожалован кавалером ордена Белого Орла. Не прошло и полгода, а к начальнику севастопольского порта и военному губернатору Михаилу Станюковичу вновь обращено внимание императора. "Высочайший рескрипт Вице-Адмиралу Станюковичу Михаил Николаевич! Желая изъявить Вам особенное Мое благоволение, по случаю совершившегося ныне пятидесятилетия отлично-усердной и полезной службы Вашей Престолу и Отечеству Всемилостивейше жалую Вам украшенную алмазами табакерку с Моим портретом, пребывая к Вам благосклонный. На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано: "Николай". 16-го Июня 1854 года, Петергоф". В 1854 году в Севастополе закладывается грандиозный пятиглавый На мраморной доске зафиксирована надпись, гласящая, что "сей храм заложен согласно повелению Императора Николая I в лето1854 июля 15-го дня". На ней же золотом высечены имена достойных граждан города Севастополя, и в числе первых - имя вице-адмирала Михаила Станюковича.
Однако всего через несколько месяцев Севастополь был осажден англо-франко-турецкими войсками. 5 октября 1854 года началась первая бомбардировка черноморской твердыни. Этот день оказался роковым для многих сотен ее защитников, ядром в бедро был смертельно ранен генерал-адъютант вице-адмирал Корнилов, на которого в Петербурге возлагались огромные надежды. Не прошло и пяти месяцев, а на том же Малаховом кургане 3 марта 1855 года прямым попаданием ядра в голову оборвалась жизнь другого заслуженного и перспективного моряка контр-адмирала Истомина. Михаил Станюкович находится в Севастополе, но среди руководителей обороны его имя не упоминается. А город между тем захлестывают все новые проблемы. Ежедневные потери превышают 500 человек, а в отдельные дни они доходят до тысячи, все бараки, магазины и иные помещения Северной части заняты ранеными, а их количество катастрофически нарастает. Убитых не успевали убирать и хоронить. Севастополю угрожала эпидемия. 25 октября 1854 года мы встречаем документ, который свидетельствует еще об участии военного губернатора в делах осажденного города. Вице-адмирал Станюкович ставит в известность главнокомандующего морскими и сухопутными силами в Крыму князя Меншикова о положении дел в Севастополе и о назревающей угрозе массового заражения. Но до этого ли главнокомандующему, пребывающему где-то в Бахчисарае и уже считающему дни до отъезда в Петербург!
КОНЕЦ КАРЬЕРЫ И ЖИЗНИ
Вот в этих трагических условиях бытия Севастополя, когда весной 1855 года нависла угроза сдачи его противнику, при острейшей нехватке военачальников, способных выполнить самую сложную боевую задачу, никогда не прятавшийся от опасностей, многократно смотревший смерти в лицо, храбрый и находчивый моряк вице-адмирал Станюкович нежданно-негаданно спешно отзывается в столицу. Высочайшим приказом по Морскому ведомству от 16 марта 1855 года он назначается членом
Возможно, инициатива решения принадлежала великому князю которому были известны выдающиеся качества Станюковича - бескомпромиссность, честность, образованность. Михаилу Николаевичу к этому времени исполнилось шестьдесят восемь - возраст явно не для дерзаний в условиях сложнейшей военной ситуации. Но закаленный морем адмирал Станюкович был бодр, не обнаружено ни единого приказа о направлении его на лечение или об отпуске по уходу за здоровьем. Да и у слабых здоровьем под шестьдесят дети не рождаются, а его сын Константин, будущий писатель-маринист, родился, когда флотоводцу шел пятьдесят восьмой год. Адмиралтейств-совет считался авторитетным и жизненно важным органом по развитию Военно-морского флота России. Финансирование строительства кораблей и выбор строителей, расчет затрат на вооружение и даже подсчет стоимости суточного рациона матроса - все это решалось там. Управление денежными ресурсами, особенно в условиях военного времени, требовало знаний и мудрости. Но ведь и Севастопольская оборона нуждалась в мудром руководстве. По поводу скоропалительного перевода Станюковича в Петербург, причем явно в ущерб судьбе Севастополя, ныне можно строить лишь догадки. Еще одна цитата: "Его Императорское Величество, в присутствии Своем, в Москве, 26 августа 1856 года соизволил отдать приказ № 109 по Морскому ведомству "О чинах военных". Производится: За отличие по службе, из Вице-Адмиралов в Адмиралы, член Адмиралтейств-совета Станюкович 1-й". Совсем недолго адмирал Станюкович пробыл Петербурге. В 1859 году он вернулся в Севастополь. Здесь Михаил Николаевич безвыездно прожил последние 10 лет жизни и скончался 29 декабря 1869 года.
Составил нахимовец 1953 года выпуска, капитан 1 ранга Н.А.Верюжский.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Еще одна судьба, горький, трагический, путь, предшествовавший поступлению в Тбилисское нахимовское училище. Рассказ Георгия Аскалоновича Огурского. Окончание.
Еды почему-то всегда не хватало. Поэтому спорили, проигрывали или расплачивались "птюшкой" - пайкой хлеба. Уроки Горя делал обычно днем. Сразу после обеда устраивался на подоконнике в спальне, работал при дневном свете. Поэтому, как правило, получал хорошие отметки, и за 5-й класс его наградили похвальной грамотой.
ЗДРАВСТВУЙ, СТРАНА ПРЕКРАСНАЯ!
В середине лета пришло на детдом приглашение принять участие в конкурсе для поступления в Нахимовское училище, и Горя, «дед» Васька и еще двое поехали на экзамен, в Краснодар. Горе и и страдания оставались позади. К Горику судьба повернулась светлой стороной; после скудности жизни впроголодь, он оказался в палаточном лагере на берегу Чёрного моря под Геленджиком. Рядом была роща орешника, через которую протекал горный ручей. Сюда их водили постирать одежки: синюю робу, воротник («гюйс»), носки, трусики и полотенце. Всё развешивалось на ветках кустов и расстилалось на гальку, рассыпанную по берегу. Пока сохли одежки, можно было поискать раков, пособирать орехи, поиграть с кем-нибудь в камешки... От тепла, ухоженности, сытости и уверенности в завтрашнем дне на душе стало, наконец, спокойно, светло и радостно. Удивительно это было, если судить по нынешним временам. Взяли и спасли ребенка, без всяких податей-взяток, с самого дна жизни – в элитное училище! А еще говорят - социализм, мол, всегда был плохим!.. Во время строевой вечерней прогулки в колоннах по четыре пели добрую песенку: "Солнышко светит ясное. Здравствуй, страна прекрасная! Юные нахимовцы тебе шлют привет"...
была сделана спустя четыре года после Победы. Но к Великой Отечественной войне этот снимок имеет непосредственное отношение. На ней запечатлены воспитанники детского дома в селе Малая Лепетиха (Великолепетихский район Херсонской области). Родители этих мальчиков и девочек погибли на войне. А некоторые из этих детишек были еще и узниками фашистских концлагерей. Взрослые на фотокарточке — воспитатели, заменившие родителей, делившие со своими и горе, и радость.
Эдуард Карпов. Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007. Продолжение.
После снятия блокады моя мама добралась до Вырицы и узнала, что наш дом уцелел. В нем все эти годы жила некая городская женщина, которая то ли в силу обстоятельств, то ли сознательно не уехала в город, когда немцы подходили к Вырице. Узнав, что наш дом покинут хозяевами, она поселилась в нем и так и жила в нем при немцах. Вместе с ней жил и некий дед, но его вскоре после ухода немцев арестовали, и он исчез. Немцы устроили в нашем доме солдатское казино. В нижней теплой части дома была кухня с большой плитой и две комнаты: в маленькой жили «хозяева», а в большой собирались по вечерам немецкие солдаты какой-то хозяйственной части. «Хозяйка» готовила им еду, а «хозяин» заготавливал дрова и топил плиту и печку. Понятно, что «хозяева» при немцах не голодали. Уходя из Вырицы, немцы оставили дом в целости, только на линолеуме пола красовались следы солдатских сапог. В моей детской голове никак не укладывалась эта ситуация: два с половиной года немцы разрушали мой город и убивали его жителей, мы их ненавидели, а тут оказывается, что они жили в наше доме, и эта женщина общалась с ними и обслуживала их. Но мама, привыкшая к борьбе за выживание, отнеслась к этому спокойно, так как этой осенью мне предстояло идти в школу. Мама работала, и перспектива того, что ей придется оставлять меня на целые дни одного без присмотра, её очень тревожила. Поэтому она предложила этой женщине продолжать жить в нашем вырицком доме с тем, чтобы я жил с ней, а она бы присматривала за мной. Та согласилась, и ближе к осени я покинул свой интернат и стал жить «под присмотром» в Вырице. Там я и пошел в первый класс.
Вырица уже тогда была большим жилым и дачным поселком, раскинувшимся на значительной территории, через которую протекала река Оредеж и проходила Витебская железная дорога. Я начал учиться в старой деревянной школе, расположенной недалеко от нашего дома, но ее вскоре почему-то закрыли, и мне пришлось ходить в другую школу, расположенную довольно далеко от дома на другой стороне железной дороги. Во втором классе я ходил в школу во вторую смену. Осенью темнеет рано, а электричества в поселке тогда вообще не было, поэтому уроки в школе проходили при тусклом свете керосиновых ламп, а возвращаться домой приходилось в полной темноте. Несколько ребят, живших в стороне моего дома, собирались вместе, чтобы не так страшно было идти по пустым и темным улицам. Мы шли кучкой, освещая себе дорогу самодельными светильниками. Технология изготовления этих светильников была довольно проста. Пустая бутылка обвязывалась около донышка тонкой веревочкой, смоченной в керосине, веревочка поджигалась, и после того, как она сгорала, бутылочка опускалась в ведро с водой, в результате чего донышко бутылки ровненько откалывалось. На место донышка приделывалась дощечка, на которой стояла свечка. Находясь внутри бутылки, зажженная свечка не гасла даже при ветре. С такими вот светильниками мы и топали в темноте. То время все еще было нелегким. Питались скудно, не было одежды — ходили, кто в чем мог, не было школьных учебников и тетрадей. Тетради делали сами из старых газет, и свои первые каракули я выводил на газетных страницах поверх напечатанного текста. При дефиците учебников школьные уроки имели особое значение: азы образования мы усваивали (или не усваивали) только на уроках. Учиться было довольно трудно, и я не блистал школьными успехами, но и не был отстающим. Моя внешкольная жизнь проходила на свежем воздухе. В Вырице тогда было тихо и спокойно, людей на улицах было очень мало, а дома, окруженные большими садовыми участками, далеко отстояли друг от друга. И я жил с ощущением полной свободы, так как большую часть внешкольного времени был предоставлен сам себе. Летом я целые дни проводил в нашем саду. Там среди сосен, фруктовых деревьев и зарослей кустарников было немало укромных мест, где я мог играть один или с кем-нибудь из товарищей. Самым любимым местом был небольшой чердак над маленькой баней, куда нужно было залезать по приставной лестнице, — там у меня был «штаб». Зимой главным занятием ребятишек было катание с горок на берегах реки — на санках, на лыжах или на чем придется, если раскатывалась ледяная дорожка.
Катались также на коньках — на льду реки, пока он не покрывался толстым слоем снега, и на проезжих частях улиц, укатанных санями. Машин в поселке практически не было, и все перевозки осуществлялись на лошадях, запряженных в сани. Любимым развлечением было прокатиться на коньках, прицепившись к проезжающим саням. Возчики относились к этому по-разному: одни добродушно позволяли прицепившемуся пацану катиться вместе с санями, а другие злились и норовили чем-нибудь ударить пацана. Коньки, на которых мы тогда катались, были совсем простые. Их привязывали к валенкам с помощью веревок и палочек. Способ крепления позволял быстро одевать или снимать коньки в любом нужном месте. Простыми были и лыжи, на которых катались в валенках. Я прожил в Вырице два года, а потом обстоятельства изменились, и следующие два года я жил и учился в Ленинграде. Третий класс я проходил в тридцать восьмой школе, которая располагалась в большом добротном здании на углу Седьмой линии и Среднего проспекта, прямо напротив теперешней станции метро «Василеостровская». Школа была большая, в ней было много разных классов и много суеты. Учился я там довольно посредственно. В школу и обратно я должен был ходить пешком, но мы с приятелями частенько ездили из школы на трамваях, которые ходили по Восьмой линии на мост лейтенанта Шмидта. Ездили мы либо на подножке с левой стороны вагона, либо — торчащей сзади последнего вагона стыковочной штанге, и лихо спрыгивали на ходу при повороте трамвая на мост. Такого рода путешествия были тогда популярны среди ленинградских ребят. Они были довольно опасными и требовали определенного умения и сноровки. Однажды меня на этом деле «застукал» мой брат Гена, который к этому времени уже вернулся в Ленинград из эвакуации. Будучи дома и ожидая моего возвращения из школы, он увидел из окна, как я спрыгнул на ходу с подножки трамвая и бодренько пошел домой. Дома я получил от него большой нагоняй, в результате которого дал обещание больше не делать этого. Насколько помню, я потом старался выполнять свое обещание и на ходу больше не спрыгивал, но на подножках иногда ездил.
Все-таки, видимо, постановочное фото. Приводим в качестве иллюстрации для непосвященных, упаси бог, не для подражания.
Перейдя в четвертый класс, я стал учиться в другой школе. Она носила номер девятнадцать и находилась довольно далеко от моего дома — в Тучковом переулке. Эта школа была поменьше тридцать восьмой, и в ней было больше порядка. И директор школы, и завуч, и учитель физкультуры, и мой классный руководитель были мужчинами — для мужской школы это обстоятельство было явно благоприятным (в городе в то время было раздельное обучение мальчиков и девочек, и школы делились на мужские и женские). В четвертом классе я стал учиться гораздо лучше, чем прежде. Большую часть своего внешкольного времени я проводил на улице, точнее — в Соловьевском садике, расположенном с задней стороны здания Академии художеств. Мой брат в сорок седьмом году был принят на работу в Антарктическую китобойную флотилию «Слава» и на несколько месяцев ушел в свой первый антарктический рейс, ставший началом его многолетней моряцкой судьбы. Мама днем была на работе, а я был предоставлен сам себе.
Моряки - китобои. 1949 год. Крайний слева - мой брат Геннадий.
Соловьевский садик был местом общения младших ребят из всех ближайших домов — он был как бы нашим общим двором. В садике был пустырь, на котором осенью и весной мы часами играли в футбол, обозначив ворота камнями или другими предметами. А зимой мы иногда совершали походы на другой берег Невы к Медному всаднику. Река зимой всегда была покрыта толстым льдом, на котором было протоптано множество дорожек — по ним люди свободно ходили с одного берега на другой. Мы ходили затем, чтобы покататься по заднему срезу опорного камня, на котором стоит знаменитый памятник. Каким-то образом нам удавалось добраться до змеиного хвоста, торчащего из-под задних ног коня, и затем скатиться на заднице по обледенелой и потому скользкой, но далеко не ровной поверхности камня. Милиционеров у памятника тогда не было, да и прохожих было очень мало, так что никто не мешал нам развлекаться таким образом. Поиграть в футбол в Соловьевский садик иногда приходили и старшие ребята, но обычным местом их общения был Румянцевский сквер, расположенный сбоку от здания Академии художеств между Первой и Второй линиями. Там у них были свои дела и свои «толковища» со сверстниками со всей округи. Там появлялась и то есть ребята, тянувшиеся к криминальному миру. Там у моего брата однажды самым банальным образом угнали велосипед — попросили покататься и угнали.
В послевоенном городе ребята «росли» во дворах и на улице, где царили свои законы и правили свои «авторитеты». Кто-то становился «шпаной», да так и не выбирался из этого состояния во взрослой жизни, а кто-то обретал на улице полезный жизненный опыт, позволявший потом твердо шагать по жизни. В нашей коммунальной квартире жил Женя Улыбин, который был одним из «авторитетов» в ребячьей среде нашей округи. Он был на шесть лет старше меня и покровительствовал мне в уличной жизни. Не известно, как сложилась бы его судьба при его хулиганских задатках, но его спасла армия: отслужив три года в танковых войсках, он вернулся из армии другим человеком — взрослым, разумным и самостоятельным. Его мать плакала от радости, увидев, каким он стал. Неизвестно, как сложилась бы и моя жизнь, если бы я продолжал учиться в школе и «расти» на улице. Но летом сорок восьмого года произошло событие, круто изменившее мою жизнь и во многом определившее мою судьбу. Мечта стать моряком потихоньку начала созревать во мне еще в блокадные годы. Погибший отец в молодости был моряком, старший брат воевал в морской авиации и носил морскую форму, средний брат после войны тоже стал моряком, хотя и не военным, но зато плавающим по восемь месяцев в году. На Неве, недалеко от нашего дома, в годы блокады стоял легендарный крейсер «Киров». Немцы постоянно обстреливали и бомбили его, пытаясь уничтожить. В наших глазах крейсер был символом обороны города, а его моряки, как и все другие моряки, появлявшиеся на улицах города, вызывали восхищение у блокадных ребят. После войны, когда в город вернулись военно-морские училища, а на заводах города началось строительство боевых кораблей и подводных лодок, военно-морская форма стала заметным явлением на городских улицах. И мечта самому стать военным моряком становилась во мне все более осязаемой. Она окончательно созрела после того, как я увидел кинофильм героями которого были морские офицеры, воевавшие на торпедных катерах.
Критика как-то обошла этот фильм режиссера Бориса Бабочкина (того самого «Чапаева» - помните?). воспринял его не очень и зритель, а вот матросы того времени считали его правдивым …
Обаятельный и уже знаменитый Михаил Жаров играл в этом фильме командира дивизиона торпедных катеров, а молодой и такой же обаятельный Даниил Сагал, игравший одного из командиров катеров, в перерывах между выходами в море играл на гитаре и обворожительно пел: «ветер в море, катерки, дальняя дорога, не волнуйтесь моряки — воздушная тревога». Зрелище торпедных катеров, идущих в атаку на полном ходу, совершенно очаровало меня, и я окончательно заболел морской романтикой. В том году Ленинградское нахимовское училище, в котором готовили будущих моряков, объявило набор ребят, окончивших четыре класса школы. В училище принимали, в основном, детей, чьи отцы погибли на войне. Для поступления в училище нужно было сдать вступительные экзамены по четырем предметам. Подав заявление о желании поступить в училище, я стал старательно готовиться к экзаменам и сдал их довольно успешно — три пятерки и одна четверка. Но желающих поступить в училище было очень много, и в приемной комиссии мне сказали, что меня принять не могут. Однако, мне тут же предложили пройти в другую комнату, где симпатичный на вид капитан второго ранга по фамилии Таршин предложил мне поступить в другое такое же училище, которое находится в городе Тбилиси. В связи с тем, что я уже успешно сдал вступительные экзамены, для поступления в это училище необходимы были только мое желание и согласие матери. Я тогда еще понятия не имел, где находится этот Тбилиси, но желание стать нахимовцем было столь огромным, что я помчался домой, чтобы уговорить маму дать свое согласие. Не знаю, решилась бы она на такой шаг — отправить своего младшего сына так далеко, так надолго и в полную неизвестность, но мой брат Гена, который в это время приехал в отпуск после своего первого плавания, помог мне уговорить её. Согласие было дано, и я отправился в неведомые дали навстречу своей мечте.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
21 января (10 января по старому стилю) будет отмечаться 225-я годовщина со дня рождения Михаила Николаевича Станюковича. Фамилия Станюкович широко известна нашей общественности, но особенно популярна среди моряков всех возрастов, должностей и званий. И это правильно. Ну, кто же из нас, нахимовцев, не читал в молодости и затем неоднократно не перечитывал в последующем занимательные, интересные, запоминающиеся и поучительные рассказы, повести и романы о трудной, рискованной, порой жесткой, но, в большинстве своём, дружной морской жизни моряков русского парусного флота. Наверняка, у многих на книжных полках имеются произведения этого писателя-мариниста, «Айвазовского слова», как называли современники, Константина Михайловича Станюковича (1843-1903).
Так уж в жизни получилось, что имя сына Константина сохранилось в большей известности, чем имя отца его – адмирала русского флота Михаила Николаевича Станюковича (1786-1869). Вместе с тем, надо откровенно сказать, что отношения между отцом и сыном складывались весьма непросто, а вернее сказать, даже антагонистично, но это отдельная тема для разговора. Прочтите повнимательней повесть «Грозный адмирал», главные герои которой носят другие имена и фамилии, но, мне кажется, их взаимоотношения воспроизводят отношения семейные, отца и сына. Нет сомнения, отец Станюкович вошел в историю российского флота не только благодаря писателю-сыну. И главная заслуга в освещении его славного пути достойного моряка-адмирала принадлежит выпускнику Бакинского Военно-Морского Подготовительного училища
Приведем целиком результаты его исследования, дополнив и проиллюстрировав по мере возможности и целесообразности.
Адмирал Станюкович. Портрет из архива автора
Особо выдающимися заслугами перед Россией они не выделялись, но честно и добросовестно служили Отечеству, передавая по наследству любовь к морской романтике и суровой водной стихии.
КАДЕТ И ГАРДЕМАРИН
Михаил Николаевич Станюкович родился в Дорогобужском уезде Смоленской губернии 10 января 1786 года. Когда мальчику исполнилось 11 лет, родители поддержали его в стремлении посвятить свою жизнь флоту. 12 мая 1797 года подросток был зачислен в Морской кадетский корпус. В мире издревле считают, что работа на море под силу не только мужественным, но и образованным людям. И все же, несмотря на высокие требования к изучению точных наук, с первого дня пребывания в корпусе его воспитанникам внушали когда-то и кем-то сформулированную мудрость: "Оставим астрономам доказывать, что Земля вокруг Солнца обращается. Наше солнце вокруг нас ходит". Поэтому в учебном заведении всемерно поддерживался климат здорового состязания между его питомцами. Каждый из них рвался опередить своего товарища. Выявление новых, неизвестных прежде способностей кадетов, проверка на деле возможностей каждого из них самостоятельно действовать в экстремальных условиях нелегкой морской практики - было нормой обучения будущих офицеров Российского флота. 10 мая 1801 года 15-летнего Михаила Станюковича произвели в гардемарины. Этот чин давал ему право проходить службу на военном корабле. Сначала это был 44-пушечный фрегат "Венус", отбитый у шведов в 1789 году, затем - 36-пушечный фрегат "Счастливый", построенный на верфи Петербурга в 1793 году. Фрегаты постоянно совершали походы из Кронштадта в порты Дании и Швеции. С января и до августа 1803 года гардемарин Станюкович нес корабельную службу на рейде Кронштадта. Между тем директор корпуса контр-адмирал Петр Карцов посчитал, что трехлетнего стажа плавания наиболее перспективным гардемаринам недостаточно. Он добился высочайшего соизволения направлять самых достойных из своих воспитанников еще до завершения курса обучения в корпусе волонтерами на флоты Великобритании и Франции.
ПОД ФЛАГОМ ЛЕГЕНДАРНОГО НЕЛЬСОНА
В августе 1803 года 30 российских гардемаринов в возрасте от 15 до 17 лет были отправлены стажироваться на британские корабли. В этой группе находился и Михаил Станюкович. Поначалу волонтеров определили на эскадру, которая шла в Вест-Индию, но вскоре перевели в распоряжение адмирала Нельсона. Тогда, надо напомнить читателям, после краткой передышки разразилась новая англо-французская война, уже не прекращавшаяся вплоть до 1814 года. Сэр Горацио Нельсон предпринимал все меры для достижения высочайшего профессионализма у своих моряков. Жестокая дисциплина в сочетании с неимоверной муштрой нижних чинов составляли основу их подготовки к испытаниям в морских сражениях. За малейшую провинность английских матросов нещадно секли линьками, а попытка возмущенных строгостью дисциплины бунтовать сурово каралась, вплоть до показательной смертной казни через повешение. Виселицами служили реи мачт. Однажды российские волонтеры оказались свидетелями расправы сразу над 8 матросами. Конечно, столь суровая практика была не характерна для Российского флота, хотя и там тоже применялись телесные наказания. Но этот опыт сказался на формировании характера будущего адмирала Михаила Станюковича. Он отличался чрезвычайной суровостью, которая, может быть, даже не всегда отвечала требованию справедливости. Использование Станюковичем таких мер для поддержания дисциплины на парусном корабле приносило ему впоследствии немало неприятностей. За отличную службу на Британском флоте 10 июня 1804 года, то есть менее чем через год, властью адмирала Нельсона Михаил Станюкович был возведен в первый офицерский чин мичмана. В эпоху парусного флота он давал право на самостоятельную работу, и, чтобы его достичь, надо было обладать приличным багажом теоретических знаний и огромным перечнем практических навыков.
Мичману Станюковичу довелось принимать участие в морских баталиях под непосредственным командованием Нельсона, в частности, в знаменитом сражении у мыса Трафальгар 21 октября 1805 года, близ испанского порта Кадис. Полных шесть лет гардемарин, а затем мичман Михаил Станюкович находился за пределами России. Шесть лет неустанно он бороздил Средиземном море и Атлантический океан под флагом военно-морских сил Великобритании. И не зря. В походном сундучке молодого русского офицера хранилась драгоценная реликвия - собственноручное письмо лорда Нельсона, в котором знаменитейший из адмиралов мира благодарил его за отличное поведение, отвагу и усердно-деятельную службу.
ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР
В 1809 году Михаил Станюкович был назначен на русский 38-пушечный фрегат "Легкий", находившийся в Адриатическом море. 1 марта 1810 года 24-летний мичман получил следующий чин - лейтенант флота. Он предоставлял тогда офицеру возможность командовать боевыми кораблями, даже водить их в кругосветное плавание. Наконец, наступил момент, когда Михаилу было разрешено вернуться в Россию. Из итальянского порта Триест Станюкович направился в Санкт-Петербург непривычным ему сухопутным путем. На Родине начался новый виток испытаний морских и командирских качеств лейтенанта Станюковича. В 1811 году ему впервые доверяют корабль - одномачтовый тендер "Муравей". Кстати, в те времена термин "командир" на военном флоте бытовал крайне редко. Командиров кораблей, независимо от чина и типа самого корабля, обобщенно именовали капитанами. Летом 1812 года началась Отечественная война, и лейтенанту Станюковичу поручают командовать бригом "Соболь" - двухмачтовым кораблем с 14 орудиями, который мог использоваться и как гребное судно. На "Соболе" Станюкович перешел из Риги к крепости Данциг, в которой засел сильный французский гарнизон. В августе-сентябре 1813 года, находясь в эскадре под флагом адмирала Грейга, бриг Станюковича участвовал в трех сражениях с неприятелем.
После многодневных массированных бомбардировок 1 декабря 1813 года засевшие в Данциге войска противника капитулировали. Русская эскадра потеряла за время осады два корабля, еще 12 кораблей получили сильные повреждения. Но благодаря умелому маневрированию бриг "Соболь" не пострадал, и его экипаж не понес урона. За отвагу и умелые действия при блокаде крепости командир "Соболя" лейтенант Станюкович был награжден первым боевым орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. В 1815 году Михаил Станюкович назначается капитаном 44-пушечного фрегата "Архипелаг" для перегона его из Кронштадта в голландский порт Роттердам. В том же году под его командованием из Роттердама в Кронштадт осуществлен перегон недавно спущенного на воду фрегата "Аргус", предназначенного для Балтийского флота. За участие в 18 шестимесячных морских кампаний в 1816 году тридцатилетнему лейтенанту флота Станюковичу был пожалован самый высокий военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени.
Ни высокая порода, ни полученные пред неприятелем раны, не дают право быть пожалованным сим орденом: но дается оный тем, кои не только должность свою исправляли во всем по присяге, чести и долгу своему, но сверх того отличили еще себя особливым каким мужественным поступком, или подали мудрые, и для Нашей воинской службы полезные советы... Сей орден никогда не снимать: ибо заслугами оный приобретается.
ПОДВИГ БЕЗ НАГРАДЫ
В следующем, 1817 году лейтенант Станюкович был переведен с Балтийского на Черноморский флот и назначен командовать 16-пушечным двухмачтовым бригом "Мингрелия", выполнявшим конвойные и экспедиционные функции. Именно на нем Михаил Станюкович совершил подвиг, оставшийся незамеченным среди боевых операций отечественного флота, но вписанный в историю дипломатии России. В 1821 году в Оттоманской империи грянули трагические события, каких она не знала много веков, и в опасности оказалась жизнь огромного числа людей. В Константинополь с особыми полномочиями был направлен полномочный министр России и чрезвычайный посланник императора Александра I барон Григорий Строганов.
В тяжелейших условиях религиозного мятежа он упорно спасал от гибели христиан, но когда смерть стала грозить самому посланнику, было решено срочно и тайно вывезти его из турецкой столицы в Одессу. Это особо ответственное высочайшее поручение было дано командиру брига "Мингрелия" капитан-лейтенанту Станюковичу. Русский военный корабль прибыл в порт Константинополь под видом купеческого судна. Разумеется, командир брига и его подчиненные рисковали: случись что, и все до единого члены экипажа немедленно были бы казнены. Однако царское повеление они выполнили. Отвага, находчивость и хладнокровие Михаила Станюковича позволили блестяще справиться с опасным заданием.
ТРЕХЛЕТНЯЯ "КРУГОСВЕТКА"
Зимой 1825-1826 годов в правительственных кругах России была задумана очередная экспедиция к северо-западному побережью Американского континента и к берегам Северо-Восточной Азии. Согласно высочайшему повелению отправиться в новое кругосветное плавание следовало летом 1826 года. Предусматривалось в ходе долгого и сверхдальнего похода решить ряд важных гидрографических и иных исследовательских задач в интересах развития российского судоходства. Для предстоящей экспедиции на Охтенских верфях Петербурга в один и тот же день заложили два шлюпа водоизмещением в 300 тонн - парусные трехмачтовые корабли, промежуточные по размерам между корветом и бригом. Спущены они были также в один и тот же день 14 мая 1826 года. Каждый из них имел на борту 16 пушек и команду из 60 человек. Шлюпы-близнецы были названы "Моллер" и "Сенявин" в честь возглавлявшего в ту пору Морской штаб (затем морского министра) адмирала фон Моллера и известного победителя турок адмирала Сенявина, командовавшего тогда Балтийским флотом.
Окончание следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
28 СЕНТЯБРЯ, Балаклава Оригинально развлекаются офицеры на некоторых лодках. На одной, например, кто-нибудь выставляет указательный палец, изображая пистолет, и произносит: «Кх, кх!» И все должны падать в любом месте, где бы ни находились и изображать агонию. На другой лодке при крике: «Оп-па!» все резко поднимают руки вверх, так как возглас всегда сопровождается полётом какого-нибудь предмета, пущенного в головы присутствующих. Чаще всего летает графин с водой. Этот «номер» так отработан, что графин ещё ни разу не разбился, всегда он оказывается в молниеносно выставленных руках. От повинностей такого рода освобождён только командир — он делает вид, что не замечает этих фокусов. 2 ОКТЯБРЯ, Чёрное море
Три часа ночи. Лодка идёт в Приличная волна, на мостике нельзя стоять не держась за что-нибудь. Волны свободно переливаются через корпус, иной раз окатывая с ног до головы всех, кто оказался на мостике. Ночь такая, какие бывают только на Чёрном море, — не видно протянутой руки, а небо усеяно звёздами, крупными, как в детском мультфильме. Без реглана стоять невозможно. Ветер поднимает с гребней волн брызги, которые больно секут лицо. Море с рёвом обрушивается на наш маленький корабль, явно желая его проглотить. Ругаюсь, но с мостика не ухожу — очень красиво... 3 ОКТЯБРЯ, Балаклава Я крупно погорел. Вызывал командир лодки (сегодня он дежурный по дивизии). Говорит, что за самовольную отлучку во время учебной боевой тревоги пойду под суд — так распорядился комбриг. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! До чего могут довести человека безобидные танцы. Развиваю бурную деятельность, чтобы выкрутиться. «Мотоциклетный» вариант «ах, какие у Вас лодочки, ну до чего же они красивые» здесь, конечно, не проходит. Для начала нас (т. е. меня и Колю Т.) решили посадить на гарнизонную гауптвахту города Севастополя. Опаздываем на 15 минут, и нас не сажают. Говорят, что нужно привыкать к порядку. Возвращаемся в Балаклаву и опаздываем на ужин. Голодные идём в кино, напевая весёлую песенку: «Завтра воскресенье, завтра не сажают, завтра будем целый день гулять». 4 ОКТЯБРЯ, Балаклава Насчёт суда комбриг, конечно, погорячился. Но надо бы и на гауптвахту не сесть, сдать зачеты и уехать в Питер вместе со всеми. Опять поругался с командиром. Говорит, что напишет плохую характеристику и добьётся, чтобы выпустили меня младшим лейтенантом. Час от часу не легче! 5 ОКТЯБРЯ, Балаклава И придумал-таки командир страшную кару — приказал мне самому на себя написать характеристику. Приличную — совесть не позволила. Написал плохую. Завтра её утвердят, и будет у меня в личном деле чёрная метка, нарисованная собственной рукой. Великолепный жизненный анекдот! 5 ОКТЯБРЯ, в конце дня
С всё в порядке. Прочитал характеристику штурману, который должен её подписать. Он рассмеялся и выгнал меня — заставил написать хорошую. Я написал, он подписал, помощник поставил печать, командир утвердил, и лежит у меня в чемодане незаслуженно хорошая характеристика, да ещё и в трёх экземплярах. Проводили мы нашу лодку. Ушла надолго, больше не увидим её. Расставаться было грустно, провожали как родных и близких. Когда лодка вышла из гавани и скрылась за мысом, я почувствовал себя одиноко. Перед самым выходом командир сердечно простился с каждым из стажёров и со мной в том числе и... снял все взыскания! Вот пример, который я никогда не забуду. Да, конечно, я разгильдяй и шалопай. Но, честное слово, я перебешусь и исправлюсь. Мне не чужды понятия «долг» и «совесть». Самое главное в жизни — это знать, для чего ты живёшь, иметь перед собой высокую цель. Так вот, моя цель — служить Родине, быть действительно полезным для неё человеком, отдать для неё всё, если потребуется, то и жизнь.
ОКТЯБРЬ—НОЯБРЬ, Севастополь—Ленинград (Краткое изложение событий, описанных в дневнике)
Если командир преподал Виталию урок благородного всепрощенчества, то комбриг продемонстрировал принцип неотвратимости наказания: все стажёры убыли в Ленинград, а Ленинцев сел-таки на 10 суток на гарнизонную гауптвахту. В первые же дни пребывания в этом замечательном, на 43 страницах описанном учреждении разные власть имущие лица трижды добавили ему по пять суток. Итого набралось 25, что далеко уходило за дату предстоящего выпуска из училища. Но Виталий отсидел «9 суток, 8 часов и 12 с половиной минут». Освободился «по болезни» — нашёл путь к сердцу молодого доктора-ленинградца, поведав ему о страстной любви к родному городу и к Людмиле. 5 ноября 1953 года от обета не пить - не курить пришлось отказаться. Виталий обрёл лейтенантские погоны, кортик, назначение на Черноморский флот и согласие Людмилы... всерьёз поговорить о замужестве через год. На этом дневник Ленинцева закончился. Закончились и иллюзорные курсантские увлечения. Настоящее пришло полтора года спустя. На обороте последней тетради дневника появилась последняя и самая главная запись: «Валюша, по-настоящему мне повезло 25 мая 1955 г., когда мы с тобой познакомились...» Севастополь, 11 июня. Утром Ленинцева вызвали в политотдел дивизии, на парткомиссию — за какие служебные прегрешения он уже не помнит. Допрос начался традиционно: «Должность? Год рождения? Женат-холост?..». Когда выяснилось, что именно сегодня день его рождения, а через полтора часа регистрация брака, седовласые мужи утратили прокурорский пыл, прослезились и наисердечнейше благословили — везет же некоторым!
Севастополь 11 июня 1955 года. С этого дня я стал счастливым семейным человеком. - О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 3. СПб, 2003. Автор проекта, составитель и редактор сборников Ю.М.Клубков.
Да, везет — это несомненно. 25 мая познакомились, 11 июня расписались. Знакомство длилось 18 дней — не так уж мало по флотским меркам. Но из них десять суток Виталий был в плавании, трое суток торчал на внешнем рейде, а когда лодка ошвартовалась в базе, дважды заступал в дежурство. Нескладно, вроде бы, получилось, а итог великолепный: более сорока лет счастливой совместной жизни. Виталий говорит: «Я влюбился сразу, влюблен и сейчас. Куда бы ни забрасывала судьба, в какие бы дыры я ни попадал, Валюша всегда была рядом, делила все трудности и невзгоды. Подчас ютилась с детьми у знакомых и незнакомых или в крохотной каюте на плавбазе, и ни единой жалобы на неустроенный, цыганский быт»... Итак, в личной жизни Ленинцев преуспел. А как складывалась служба? Воплотилась ли в действительность дневниковая запись от 11.08.53 г.: «Твердо знаю, что плохим офицером я не буду»? Место действия — Тихоокеанский Флот, куда Виталий пришел в 1957 г. вместе с лодкой (пл «С-236» 613 проекта). Весна 1962 г. Свидетельствует Рудольф Рыжиков — подгот, выпускник 1954 г., в те времена старпом на «С-236», а ныне капитан 1 ранга в отставке, автор повести и нескольких рассказов из жизни подводников. Из рассказа «Тропические кочегары»: «...В одном из отдаленных гарнизонов Тихоокеанского Флота неординарное событие: экипаж нашей лодки дает концерт художественной самодеятельности. Лодке повезло на офицеров. Помощник командира капитан-лейтенант Ленинцев — человек разносторонних способностей. Помимо руководства радиотехнической службой, он несет на своих плечах хлопотливые обязанности по обеспечению порядка и дисциплины, отвечает за чистоту в отсеках и в береговых помещениях, поддерживает в образцовом состоянии палубные и корпусные устройства и механизмы, обеспечивает снабжение лодки всеми видами довольствия. Он — лучший вахтенный офицер. А кроме того, он остроумный поэт и одаренный музыкант, вовлекший в самодеятельность даже людей далеких от искусства...». Из того же рассказа (посвященного индонезийским приключениям): «...Стало ясно, лодка укомплектовывалась по штату военного времени — без помощников и без некоторых командиров групп. Особенно жалко было расставаться с душой экипажа — капитан-лейтенантом Ленинцевым...».
Ракушка, 2 мая 1962 года. Эстрадный оркестр (с конферансом и солистами!) экипажа подводной лодки С-236 под руководством Виталия Ленинцева даёт праздничный концерт для личного состава 126-й ОБПЛ ТОФ и жителей посёлка. Соло на бас-балалайке исполняет старший помощник командира ПЛ капитан-лейтенант Рыжиков Рудольф Викторович (в центре фото).
Здесь ни убавить, ни прибавить — свидетельство сверхобъективное. Ведь по флотской традиции старпом должен быть всегда и всем недоволен, и если вдруг похвалил кого-нибудь — это все равно что орденом наградили!.. Вскоре и Ленинцев стал старпомом. Лодка, на которую он был назначен, стояла в ремонте. Его сманили в штаб, пообещав, что плавать будет больше, на разных лодках. Обманули, конечно, — плавать пришлось в безбрежье штабных бумаг. В 1970-м он перевелся на Балтику, в Кронштадт. Штабная работа обрыдла, и в 1975-м капитан 2 ранга Ленинцев уволился в запас. Боевые походы за молоком и хлебом... эвакуация помойных ведер... Не прошло и двух месяцев, как Виталий возбудил перед женой и детьми ходатайство о предоставлении ему свободы мореплавания. Валя была против: «Оставь свои лейтенантские помыслы, хоть сейчас можем пожить спокойно!». Но дети поддержали: «Мама, если не отпустишь в море, он будет тебя пилить, а нас грызть». И Виталия отпустили. Рефрижераторный флот, 3-й, 2-й, старший помощник капитана. А когда Москва утвердила его капитаном, подвело зрение, и с мостиком пришлось расстаться. С 1982 г. и по сей день Виталий преподает Морскую практику и Основы судовождения в Кронштадтской мореходной школе ВМФ, таким же, в сущности, подготам, какими и мы были когда-то. У Ленинцевых две дочки и три внука. Старший из них — тоже Виталий — в прошлом году поступил... вы уже догадались?., в родимое наше училище подводного плавания. Да и куда же еще было ему поступать? Ведь его пра-пра-пра-прадед плавал на «Святом Павле» с адмиралом Ушаковым, пра-пра-прадед был штурманом у Нахимова, пра-прадед преподавал оружие в военном училище, прадед воевал в конном корпусе Котовского... ну а где учился и с кем воевал его дед — это мы хорошо знаем! Вот здесь и поставим точку. Санкт-Петербург, апрель, 1996.
Виталий Николаевич Ленинцев и его компаньон пекипес Флей, главная собака города Кронштадта. Жизнь продолжается!
ЭСКАДРА ЮРИЯ ФЕДОРОВА (из очерка Льва Скрягина, 1982 г.)
— писатель-маринист, наш однокашник по Подготии. Юрий Фёдоров — член Союза Советских художников, окончил 1 БВВМУ в 1953 г., с 1964 по 1985 г. командовал крейсером «Аврора*.
1. Военно-морское училище
Ленинград, осень 1947 г. Еще не отменены хлебные карточки, у магазинов очереди, тяжело с продуктами. Холодный и тяжелый послевоенный год... В городе не хватает дров. Курсанты военно-морского подготовительного училища частенько вместо увольнения в город в субботу вечером и днем в воскресенье разгружали у Калинкина моста деревянные «сороковки» — баржи, длиной 40 метров, по колено в воде, холодно, мерзко... Работали повзводно, передавая по живой цепи намокшие двухметровые осиновые поленья на гранитную набережную Фонтанки. Приказом начальника училища Юрий Фёдоров был освобожден от тяжелых работ в училище, ему, как это водится на флоте с радистами и сейчас, запрещалось поднимать какой-либо груз весом более 16 кг, чтобы «не сорвать руку». Курсанты знали, что их товарищ —косторез-моделист и вечерами, в свободное время, делает для военно-морского музея какую-то модель. Освобождение — освобождением, но, когда взвод уходил на ночную разгрузку барж, Юрий был вместе со всеми. Грузил он с курсантами и уголь в Кронштадте... Сейчас он вспоминает, что в детстве ему здорово повезло: во Дворце пионеров в Ленинграде, его, двенадцатилетнего паренька из судомодельного кружка, заметил выдающийся мастер-косторез капитан 1 ранга С. Ф. Юрьев. Фёдоров оказался весьма способным и, как это выяснилось потом, единственным учеником лучшего в то время судомоделиста нашей страны.
Так учился курсант Фёдоров вместе со всеми, проходил плавпрактику на учебных шхунах «Надежда» и «Учёба», маршировал на парадах по Дворцовой площади 7 ноября и 1 мая. Его товарищам казалось странным и почти загадочным, что каждое увольнение в город, вместо того, чтобы бежать на танцы, в театр или в кино, он неизменно ехал в Центральный Военно-морской музей, в мастерскую Юрьева. Иногда командир роты отпускал его вечерами и среди недели (учился он хорошо и никогда не имел «хвостов»). Что он делал вечерами и днем каждое воскресенье, курсанты не знали, он никогда об этом никому не говорил, молчал и его брат Арнольд, который был на курс старше. Можно себе представить, как велико было изумление и радость товарищей Фёдорова, когда в 1948 г. на первом конкурсе судомоделистов Военно-Морского Флота он получил высшую премию за модель из слоновой кости шхуны «Учёба». С тех пор эта первая его самостоятельная работа экспонируется в Центральном Военно-морском музее. Конец 1948 г. и весь 1949 г. он, продолжая учебу, работал над созданием модели парусного барка «Седов». На проводку стоячего и бегущего такелажа этого судна (масштаб 1:200) ушло полтора километра шелковых и капроновых ниток! Эта модель была подарена автором Советскому правительству, которое высоко оценило работу, наградив Ю.Фёдорова золотыми часами.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Оставшись у Гавайских островов в мае 1804 года, Лисянский собрал сведения о быте, нравах и ремеслах островитян. Наблюдения и описания, сделанные Лисянским, значительно пополнили скудные этнографические познания об этих островах. "Тамошний народ, - писал Лисянский, - кажется, имеет большую способность и вкус к рукоделиям; все делаемые ими вещи отменно хороши; но искусство в тканях превосходит даже воображение. Увидев их в первый раз, я никак не мог поверить, чтобы дикой человек имел столь изящный вкус. Смешение цветов и отличное искусство в рисунке со строжайшим наблюдением соразмерности прославили бы каждого фабриканта... а особливо ежели возьмем в рассуждение, что дикие столь редкие и удивительные изделия производят самыми простыми орудиями". -
От Маркизских островов оба корабля дошли до Гавайев откуда Лисянский пошел в Русскую Америку, где помог главному правителю российских колоний в Америке А.А.Баранову отбить захваченную индейцами Ситхинскую крепость.
Япония, Америка, легенда о «последней любви»
Крузенштерн, выгрузив летом 1804 года компанейские товары на Камчатке, отправился в закрытую тогда от всего мира Японию, где «Надежда», пока шли переговоры с японскими чиновниками, больше полугода стояла на якоре около Нагасаки (с сентября 1804 г. по апрель 1805 г. Японцы отнеслись к мореплавателям вполне дружелюбно: послу и его свите предоставили на берегу дом и склад для подарков японскому императору, посольству и команде корабля ежедневно возили свежие продукты. Однако японское правительство, заставив Резанова дожидаться ответа 6 месяцев, в конце концов отказалось принять посольство и торговать с Россией. Причина отказа до сих пор не вполне ясна: то ли сыграла свою роль ориентация сегуна и его приближенных на изоляционистскую политику, то ли непрофессиональный дипломат Резанов напугал японцев заявлениями о том, как велика и могуча Россия (особенно по сравнению с маленькой Японией).
Основываясь на материалах Ратманова, можно с уверенностью сказать, что экспедиция достигла успеха именно благодаря действиям Крузенштерна, который как капитан отвечал за выполнение задания и безопасность людей. И то, и другое было бы под угрозой, если бы вся полнота власти перешла в руки Резанова, человека, просто не способного возглавить морскую экспедицию. -
Крузенштерн Иван Федорович (1770—1846), Резанов Николай Петрович (1764—1807). Медаль, выбитая в честь первого русского кругосветного плавания 1803-1806 гг. (аверс и реверс).
Домой...
«Надежда» и «Нева» встретились на исходе 1805 г. в Макао (юг Китая), где, продав груз мехов, закупили чай, ткани и другие китайские товары. «Надежда», зайдя на остров Св. Елены, в Хельсингёр и Копенгаген, вернулась в Кронштадт 7 (19) августа 1806 г. «Нева» без захода на остров Св. Елены вернулась на две недели раньше.
От Магеллана до Крузенштерна».
адмирал Крузенштерн Иван Федорович
Один только факт: в 1820 г., то есть при жизни Крузенштерна, в Лондоне вышла книга, содержавшая обзор главных кругосветных плаваний всех времен и народов, под названием -От Магеллана до Крузенштерна».
Медаль, выпущенная к юбилею Крузенштерна с надписью: "Первому русскому плавателю круг света в память 50-ти лет службы от флота" ("Наука и жизнь" № 5-6, 1940) -
Наследие первой кругосветки и наследники
По возвращении Крузенштерн Иван Федорович был назначен преподавателем Морского кадетского корпуса. В течение этого периода времени он написал книгу, которая получила название «Путешествие вокруг света».
Увлекательное, даже захватывающее чтение не только для школьников -
Участники первой российской кругосветной экспедиции внесли очень большой вклад в географию. Были открыты межпассатные противотечения в Атлантическом океане, сделано множество уточнений о существующих островах, проведены наблюдения за морской водой в результате которого было выведено понятие «удельный вес воды», собраны много данных о приливах и отливах и внесен огромный вклад в астрономию. Его плавание дало большие научные и практические результаты, помимо географических исследований, были собраны ботанические, зоологические и этнографические коллекции. Плавание Крузенштерна познакомило с загадочной Японией не только Россию, но и мировую науку. Путешественники осуществили картографирование японских берегов, собрали этнографические материалы и рисунки.
С экспедиции И.Ф.Крузенштерна и Ю.Ф.Лисянского началась эпоха русских океанских плаваний. Вслед за Крузенштерном и Лисянским на океанские просторы устремились В.М.Головнин, О.Е.Коцебу. Л.А.Гагемейстер, М.Н.Васильев, Г.С.Шишмарев, Ф.П.Литке, Ф.П.Врангель и многие другие. И всего лишь через 12 лет после возвращения Крузенштерна русские мореплаватели Ф.Ф.Беллинсгаузен и М.П.Лазарев повели свои корабли к Южному полюсу. Так Россия завершила эпоху Великих географических открытий. И.Ф.Крузенштерн был директором Морского кадетского корпуса, создал Высшие Офицерские классы, впоследствии преобразованные в Военно-Морскую Академию. Он отменил в корпусе телесные наказания, ввел новые дисциплины, основал музей корпуса с моделями кораблей и обсерваторию. В память о деятельности Крузенштерна в Морском кадетском корпусе сохранен его кабинет, а выпускники, поддерживая традицию, в ночь перед выпуском надевают на бронзового адмирала тельняшку.
Третий сын адмирала Павел Иванович (1809–1881), окончив Царскосельский лицей, избрал морскую карьеру. В 1826–1829 г.г. он мичманом на шлюпе «Сенявин» под командованием Ф. П. Литке совершил кругосветное плавание.
Династия Крузенштерн продолжается, представители этого рода живут по всему миру – в России, Германии, Швеции, США, Австралии, чтя память о своих знаменитых предках и собираясь раз в четыре года на семейную встречу в Германии или Швеции.
В память о выдающемся путешественнике и мореплавателе 6 ноября 1873 года в Петербурге, на набережной Васильевского острова, напротив Морского кадетского корпуса был установлен памятник «Первому русскому мореплавателю Ивану Федоровичу Крузенштерну от почитателей его заслуг» (вверху). Есть памятник и в
Много географических мест названо именем мореплавателя: гора на Новой Земле, губа на западном берегу полуострова Ямал, мыс на Аляске, остров и архипелаг Туамоту
А также самый известный и прекрасный парусный
В заключение рекомендуем познакомиться с Немного текста, все по сути, много фотографий.
Составил нахимовец 1953 года выпуска, капитан 1 ранга Н.А.Верюжский.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
