Был ряд воспитанников, которые вели себя отчужденно по отношению к другим. Проявлялось это по-разному. Толя К. - гимнаст и боксер. Занимал призовые места. Старшина класса. Высокий, стройный. Очень красивый уже какой-то мужской красотой. Любимец девушек и женщин. Сердцеед. Толя по отношению к ребятам ведет себя нейтрально. Никого не задевает. В отношении со всеми ровен. Успехи на стороне вскружили голову и донжуанство погубило его. И, вдруг, на последнем семестре 2 курса ударяется в самый настоящий загул, запил. Появились замечания, пришлось расстаться с училищем. Другой воспитанник. Виктор М. Боксер, баскетболист, футболист, шахматист. Входил в сборные команды училища. Занимал призовые места. Учится на «4» и «5». Увлекался театром. Свободно читал и писал по-английски. Внешне строен и тоже красив. Но большинство воспитанников не любило его за высокомерие и отчуждение ото всех. Но это еще терпимо. Хуже, что он по-подлому «подначивал» своих сослуживцев. На флоте без «подначек» не проживешь. Юмор ценился во все времена. Но «подначка» с подлым подтекстом, граничившая с оскорблением личности и унижением человеческого достоинства, правильно считалась подлостью. Все это было свойственно Виктору. Считая себя исключительным человеком, старался всевозможными способами доказать это, даже иногда прибегая к размахиванию кулаками. В общем, большинство ребят старалось избегать контактов с ним, за исключением Романычева - его приятеля. Однажды, на третьем курсе, он разошелся и стал донимать всех. Все, как могли, отмахивались от его придирок. Дошел черед до Олега Рытко, который в то время сидел за одним столом с Игорем Филатовым. Рытко как-то стушевался на выпады Виктора и промолчал. Виктор переключился на Игоря. Тот ему хлестко ответил, сразил его сравнением и юмором.
Виктор взбесился и с кулаками накинулся на Игоря. Все повскакали с мест, кинулись к Виктору и оттащили его от Игоря. Кто-то ради шутки предложил сразиться на ринге. Оба согласились. Виктор считал себя гораздо сильнее в боксе и надеялся разделать Игоря под «орех». Он не знал, что Игорь с помощью Юры Богатенко стал настоящим, подготовленным бойцом. Кто-то притащил боксерские перчатки и бой начался. Первым в атаку пошел Виктор. Игорь атаку отбил и, когда Виктор стал отходить, чтобы собраться и вновь атаковать, Игорь на отходе быстро приблизился, сделал молниеносный уход-нырок под правую руку и провел быструю атаку. Виктор упал. Не прошло и 3-х минут и, главное, на виду всего класса. Послышались аплодисменты. Молчал лишь Романычев. Командир второго отделения меланхолически заметил: «Лучше бы Вы на ринге сражались, а не в классе во время самоподготовки!» (Боря Виноградов). Виктор на какое-то время перестал задирать ребят. Хотя временами проскальзывало злобное шипенье. Таким он остался, когда стал офицером и попал служить на подводную лодку. Всегда создавал вокруг себя критические ситуации. Однажды высокомерно пытался доказать, что боксер сильнее самбиста. Схватились. В результате у Виктора сломанная рука. Далее аналогично. В компании к кому-нибудь придерется, ему дают отпор, иногда несколько человек сразу. Поэтому большую часть службы находился на «освобождении от службы» по причинам ушибов частей тела, в том числе мягких тканей нижней части тела.» А эти «освобождения» ложились тяжелым грузом на других офицеров, которым приходилось дежурить или нести ходовую вахту за отсутствующего Виктора. На Флоте прослужил недолго и, к сожалению, рано умер. Вот таким образом характер человека влияет на отношения с окружающими в коллективе и на службу. Приятель Виктора командир I отделения 22 класса Романычев ничем не выделялся, кроме как завистью к успехам других и патологическим властолюбием. На разного рода построениях старался оттеснить старшину класса и занять его место в строю, показывая, что «он главный». Это приводило к разного рода столкновениям в строю, «шевелению в строю и нарушению уставного порядка». Однажды на одной из вечерних поверок старшина первой роты, который в этот момент дополнительно замещал старшину 2-ой роты Грачева, засек непозволительную «борьбу в строю, быстро разобрался с ситуацией. Подошел к Романычеву, взял его за воротник, встряхнул как следует и поставил на свое место в строю, приговаривая: «Занимайте свое место в строю согласно субординации. Иначе я Вас накажу!». Другой пример воспитания.
На своей первой вахте Игорь Филатов (август 1948).
На второй день службы, как зачислили на I курс и надели робу, Игорь Филатов получил первое замечание, на следующий день- первый наряд вне очереди, на следующий - еще наряд вне очереди... за опоздание на физзарядку. Если на первые два наказания не прореагировал должным образом, а даже был горд - как же, началась военная служба, то третье замечание вызвало сомнение в правильности наказания и появилось подозрение: не путают ли его с братом-близнецом Олегом? Соответственно он задержался с ответом «ЕСТЬ» и молчал. Старшина Грачев, не слыша уставного ответа «ЕСТЬ!» и видя замешательство воспитанника, спросил «Что не так?» Миша Томич, испросив разрешения у старшины, задал вопрос «А какой Филатов?» и пояснил, что в строю стоят двое Филатовых брата-близнеца. Старшина, загруженный множеством забот, не учел этого момента. Вызвал обоих братьев из строя. Поставил их рядом и ошалело разглядывал их: совсем неразличимы (Еще бы, даже родители не сразу их различали). Сходство их усиливала униформа - матросская роба. Старшина быстро пришел в себя и сделал быстрый разбор столь пикантной ситуации. Вопрос: «Кому я делал замечания по утрам за опоздание на физзарядку?» Ответ Олега «Мне». Вопрос: «Кому я объявлял взыскания?» Ответ Игоря «Мне». Старшина вынес окончательный вердикт: «Снимаю взыскания с Игоря и объявляю внеочередной наряд на хозяйственные работы Олегу!». В это время шли работы по ремонту и строительству жилых помещений для воспитанников. Наряд был объемным: надо было разобрать два штабеля шифера и перенести с места, где его разгрузили, на место, где его использовали. По объему работ надо было затратить не менее трех суток. Когда Олег приступил к работе, минут через 10 к нему присоединился брат Игорь - жалко стало брата! А через несколько минут к ним присоединился весь взвод. Минут через 30 работа закончилась. Радостный Олег побежал искать старшину, чтобы доложить о выполнении работ. Оказалось, что искать старшину не надо. Он стоял невдалеке и с улыбкой наблюдал за происходящим. Это был воспитательный момент. Как мудро, одним мазком - штрихом показал, что любое нарушение наказуемо, каждый должен нести ответственность за свои проступки, и как коллективизм и взаимопомощь могут выручить. (Примечание редактора: подобный случай показан в довоенном к/ф «Тимур и его команда» по произведению Аркадия Гайдара).
Как складываются традиции.
Произошел один печальный случай. В начале нашей учебы после возвращения из отпуска на при отправлении поезда погиб наш воспитанник. Какой-то разгильдяй- железнодорожник не поставил в исходное состояние трубу-водовод от водокачки, и этой трубой снесло нашего подгота с подножки вагона. После этого случая все воспитанники, когда уезжали или возвращались из отпуска, то при остановке поезда бежали к месту гибели товарища - отдать поклон. Поскольку подготы всегда ехали одновременно и большой толпой, то данный ритуал поражал всех своей сплоченностью. Машинисты даже задерживали иногда отправку поезда. Один раз мы застали на этом месте родных погибшего товарища. Они были потрясены и благодарны нам.
Воюц Г.М., СВМПУ- 1951. Товарищи подготы.
Следует начать с того, что состав воспитанников СВМПУ резко отличался от Ленинградского ВМПУ. Там были преимущественно ленинградцы, а у нас были представлены все грады и веси страны. Были из Горького, Саратова, Волжска, вологодские, псковские, москвичи, ленинградцы, в общем, и т.д. до Владивостока включительно. И, понятно, с большими различиями в развитии и общей культуре. Помню, стоит передо мной Леша Микеров, который первый раз в жизни получил полный комплект постельного белья, и рассуждает: «Я понимаю, что нужно спать на простыне, но почему мне выдали две?». Надо помнить, шел 1948 год. Удивительно то, что в очень короткое время эта масса различных по воспитанию мальчишек превратился в крепко спаянный конгломерат с общими принципами и понятиями о коллективизме, товариществе и традициях. Началось с того, что всех подстригли «под ноль» и переодели во все флотское. Кстати (и это мое личное мнение), форма не уравнивала, а объединяла, тем более что большинство «на гражданке» одевалось плохо, ох уж эта форма! Первым делом взялись за бляхи (и на гражданке этот предмет был среди подростков престижным). Их чистили асидолом, мелом, суконками, полировочной пастой, доводя буквально до «зеркального» блеска. Ненадраенная бляха считалась признаком дурного тона. После блях взялись за бескозырки: выпарывали каркасы, делами «с навесом», помещая за тульей определенного размера картон. Вовка Березовский щеголял в бескозырке такого «балтейского» вида, что трудно было представить, как это можно «реконструировать» казенный головной убор.
Надо сказать, что начальство не особенно это преследовало, видимо понимая это как «болезнь роста». Почти до ноября 1948 г. наш первый курс жил в палатках, т.к. шел ремонт спального корпуса. С наступлением осенних холодов спать в палатках стало, как говорят теперь, дискомфортно. Особенно страдал наш 114 класс, состоящий из воспитанников «шпротов», т.е. самых низкорослых (разбиение на классы было по ранжиру) и под одним полушерстяным одеялом было холодно. Как-то после участия в разгрузке арбузов с баржи, где этих арбузов мы наелись выше разумных пределов, Игорь Кузьменко и Саша Манишев в целях увеличения «комфортности» легли на одну койку вдвоем и укрылись двумя одеялами. Тепло, но сказалась физическая нагрузка и крепкий сон: короче, ночью они описали друг друга с ног до головы (и такое бывало). С началом учебы четко проявилась разница в уровне образовательной подготовки (как было отмечено: пестрота состава). Появились отличники и не очень успевающие. Об отличниках. В отличие от гражданских средних школ к ним было уважение. Ну кто, как не отличник, мог решить сложную контрольную, когда отсутствовали варианты (как это делал преподаватель математики по прозвищу КЕ), ведь кроме своего варианта он (отличник) успевал помочь еще одному или даже двум. В список при сдаче экзаменов первыми включались отличники, так сказать, говоря по-военному, для вскрытия обстановки, после чего разгадывался порядок расположения билетов на столе с большой долей вероятности, ну а затем вступала в действие система шпаргалок. Кстати, изготовление шпаргалки - дело безусловно положительное: нужно в очень сжатой форме изложить сущность вопроса, а для этого, хотя бы частично, изучить данный раздел предмета. Правда, бывали и казусы. Сева Карпычев получил на экзамене двойку по физике по основам молекулярной физики (теории). На вопрос: «Севка, у тебя же была «шпора» и условия ею пользоваться», Сева вытаскивает упомянутую «шпору» и со злостью произносит: читайте! Читаем. Вся теория изложена предельно кратко: если мы посмотрим на поверхность воды как бы в сильный микроскоп, то заметим, что часть молекул оттуда выскакивает, а другая часть вскакивает обратно. На этом вся теория основ молекулярной физики исчерпывалась. Написал это Вадим Дроздовский, хорошо знавший русский язык и литературу и полный невежда по части точных дисциплин.
"Многознание уму не научает", а память примитивнее такой высшей психической функции, как продуктивное воображение.
Но как бы там ни было, спасибо нашим отличникам, бескорыстно помогавшим своим товарищам. Спасибо Боре Бояршинову, Юре Солдатенкову, Володе Чернышеву, Володе Быкову, Боре Ишаеву, Яну Смирнову (Ян и Борис исправляли и делали надписи почти всем воспитанникам 114 класса на работах по черчению), а также Коле Кривошее, Вите Коренному и многим другим. Уважали силу (конечно, не в понятии современной «дедовщины», которая в нашей среде даже не зарождалась). Считалось престижным лихо на перекладине выполнить «склепку», т.е. подъем разгибом, для чего тратили свое свободное время, отрабатывали упражнения на перекладинах (турниках), стоявших во дворе училища. Разрядные значки, а они были с медальоном по видам спорта, носили как ордена. У Валеры Колотко таких было четыре, а у Скрипникова (старше нас на один курс), даже было целых шесть по различным видам, включая даже один второй разряд. Спортивные игры пользовались популярностью. Курс состоял из двух рот. Начальником нашего курса был капитан 3 ранга Антропов, командиром нашей роты сначала был капитан-лейтенант Дедович Андрей, затем старший лейтенант Колдунов и с середины 2-го курса до выпуска - Николай Прохорович Феоктистов - чудеснейший и добрый человек, но если бы не его внешность. Мы по литературе в это время «проходили» Гоголя и портрет одного из героев «Мертвых душ» Собакевича удивительно совпал с образом нашего командира роты, который и получил соответствующую кличку. Но прозвище это было шутливое, и употребляли его беззлобно. Наши офицеры, в основном, прошли суровую школу войны, но не знаю по каким причинам, очень мало о войне рассказывали, и тем более про себя. Лишь потом, изучив историю флота, а именно, десантную операцию по овладению островами Выборгского архипелага, я нашёл фамилию командира группы поддержки десанта, а это оказался «наш» Антропов.
Огонь бронекатеров по финским укреплениям на остром Бьёрке перед высадкой десанта морской пехоты (с картины худ Ю M Непринцева). -
В этом бою группа оказало серьезную поддержку, но ей (группе) крепко досталось и от противника и от наших штурмовиков, атаковавших катера по ошибке. Обошлось без жертв - катера своим огнем успешно отразили атаку «Илов». А наш "Собакевич" участвовал в знаменитом переходе «Парижской коммуны» и «Профинтерна» с Балтики на Черное море в должности старшины команды радиотелеграфистов. Но Николай Прохорович все-таки провел с нами беседу с показом редчайших фотографий, включая встречу с Горьким на Капри, куда заходили наши корабли. Затем выяснилось, что с его катера непосредственно на пирс высаживались матросы в знаменитом десанте в декабре 1941 г. в Феодосии.
Феодосийский десант глазами художника В.А. Печатина. -
Много могли рассказать наши офицеры, но не распространялись, да и орденских планок не носили. Я лично только один раз увидел сразу два ордена Боевого Красного знамени у капитан-лейтенанта Бодарова (преподавателя ВМП), который как-то мельком заметил: служил во время войны штурманом на подводной лодке. А капитан 1 ранга Бологов (правда, мы его видели в начале 1-го курса, он был начальником учебного отдела, после него будет А.Максимов). Оказывается, это тот самый Бологов - командир миноносца на Балтике в 1-ю Мировую войну и первый командир первого дивизиона сторожевых кораблей возрожденного ТОФ. Старшинами рот у нас были: в 1-й роте бессменно до окончания нами училища старшина 1 статьи Трифонов, в нашем лексиконе Трошка, во 2-й роте сначала старшина 1 статьи Грачев, а через некоторое время Смирнов (знаменитый «Чхорно»). Требования старшин были самыми нормальными, но нам казались строгими (конечно, для первогодков, не нюхавшие воинской дисциплины). Нам, бывшим юнгам, они казались ангелами по сравнению со старшинами школы юнгов, где «снимали стружку», как с рядовых матросов. Забегая значительно вперед, отмечу, что бывшие нарушители, став впоследствии старпомами, проявили себя такими «рашпилями», что наши старшины рот выглядели бы агнцами. Что поделаешь, время есть время.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
После той аварии с гибелью двух человек хотели экипаж К-426 расформировать, но стало не хватать пушечного мяса в стране, и дали нам 24 суток отдыха, и все. По прибытии в базу отправили нас в Среднюю Азию за призывниками (мы тогда это назвали «охотой за тушканчиками»). Я со своей группой попал в Бухару. Жили в гостинице «Интурист», днем питались в столовой, а вечером ресторан и бары до утра. Военкомат дал неделю на «…гуляй, рванина, от рубля и выше…», а за это время они обещали отловить необходимое количество призывников. Однажды утром сидим в ресторане на первом этаже, завтракаем. Док (начальник службы «М», иначе в шутку называемый мною «помощником смерти») Александр Васильевич – после возвращения из знаменитой страны Бодун, все остальные более–менее, но не прочь бы и здоровье поправить. Док не выдержал первым, подозвав официанта, говорит ему: «Сын степей! Принеси-ка пару банок водки!». Улугбек побежал выполнять желание клиента. Долго его не было, наконец, появился, но к столу подходить боится, стоит вдалеке. Док подзывает его: и где, мол, водка, басурманин?! На что последовал ответ: «Понимаете, смотрел в магазине, на складе, бегал в соседний магазин, но нигде нет водки в банках – только в бутылках». Потом он всю неделю носил Александру Васильевичу даже в номер водку в бутылках.
После практики разъехались на каникулы, я их провёл в Иваново у мамы и в Архиповке у сестры. Когда, мы собрались на вокзале, чтобы ехать в Ленинград по окончании каникул, то я, Сева Смирнов, Валя Пряхин пришли в пехотной форме, а Рудик Титов пришёл в морской. Он где-то достал комплект формы и щеголял в ней. Его мама, желая похвастаться, во всеуслышание объявила, показывая на нашу форму, что у её Рудика тоже есть такая форма. Бедный Рудик не знал, куда провалиться после её заявления. По прибытии в Ленинград мы поехали в училище, а Рудик побежал к своим знакомым переодеваться. Па третьем курсе нас опять ждали перемены. Наша должность стала называться слушатель. Все курсанты, кто имел выслугу более 3 лет, т.е. кто до училища прослужил в армии не менее одного года, а таких у нас было большинство, получили право проживать не на казарменном положении. Они могли жить в общежитии, у родных , снимать жильё и т.д. На проживание им стали платить денежное содержание в сумме 95 рублей. На эти деньги нужно было самим питаться, платить за жильё и прочие нужды. Можно было, заплатив какую-то сумму, встать на довольствие в училищной столовой. Общежитие с небольшими комнатами было на улице Чайковского, где раньше жили иностранные курсанты, но этих комнат было мало, их отдали старшекурсникам. Для остальных приспособили обычное казарменное помещение, назвав его общежитием и посадив туда коменданта и дежурную. В общем-то те же спальные помещения, только без казарменного распорядка. Кое-кто на 3 курсе уже женился и ушёл жить к жене. Некоторых девушки ждали на их родине, как Виталия Дрибнича ждала в Харькове его невеста Лариса Цоня. Виталий с таким восторгом нам рассказывал о ней, что мы могли только завидовать такой чистой любви. Она училась в медицинском институте, письма шли в обе стороны на многих страницах. Насколько я помню, дело у них закончилось свадьбой, и она приезжала на выпуск. Когда мы все увидели Ларису, то были немножко удивлены: нам она показалась очень маленькой и худенькой. Ну да не в этом дело,
Как у них сложилась жизнь в дальнейшем, не знаю. На традиционные встречи выпускников Дрибнич не приезжал. Про встречу с ним где-то на Севере рассказывал Валера Шлюбуль, который служил в центральном проектном институте № 31 и ездил в служебные командировки в разные города страны. Будучи на Севере на Кольском полуострове, зашёл он однажды в одно из строящихся сооружений и вдруг услышал, что кто-то очень громко кричит и ругается матом на чём свет стоит. Оказалось, что во всём здании был один только Дрибнич, который таким образом развивал свою речь. Дело в том, что когда он волновался, он начинал заикаться и для избавления от этого недостатка таким образом тренировался. В училище нужно было приходить к утреннему разводу до начала занятий. По окончании занятий можно было идти на все четыре стороны. Большинство слушателей после занятий оставались в своих классах и продолжали выполнять все задания, курсовые работы и проекты в своих коллективах. Привычка работать вместе много значит. Те слушатели, у которых не было трёхлетней выслуги, продолжали оставаться на казарменном положении: жили по курсантскому распорядку, питались в столовой как и раньше и получали 15 рублей. Жизнь в училище шла своим чередом. У нас был назначен старшим Витя Дворецкий с присвоением звания сержант, мне присвоили младшего сержанта и назначили командиром отделения. В моё подчинение попали Саня Ураган и Виталик Роженцов, которые порой игнорировали мои приказания, пришлось их воспитывать с применением дисциплинарной практики. Училище развивалось, в целях подготовки военных инженеров-строителей для ВМФ в 1962 году в составе строительного факультета было сформировано отделение строительства военно-морских баз. Начальником его был назначен выпускник училища 1942 года полковник-инженер А.Е.Мальков. Училище по-прежнему поддерживало тесные творческие связи с инженерными и строительными органами ВМФ и его Главным инженерным управлением.
Развитие училища шло также по линии увеличения контингента обучаемых и числа специальностей, по которым проводилась подготовка военных инженеров. Так в 1962 году на базе кафедры санитарной техники по решению Министерства обороны был создан санитарно-технический факультет, первым начальником которого стал выпускник училища 1941 года полковник-инженер В.Н.Ткаченко. Созданию санитарно-технического факультета способствовали широкие творческие связи и активная научно-исследовательская работа кафедры санитарной техники, При образовании факультета эта кафедра была разделена на три: Вентиляции и кондиционирования воздуха - начальник Е.В.Стефанов, отопления и теплоснабжения - начальник С.В.Шевандин, водоснабжения и канализации — начальник Ю.М.Кузьмин. Была также создана отдельная дисциплина технологии и организации производства монтажных работ под руководством С.С.Шальмана, которого призвали в армию с присвоением звания «майор». В том же 1962 году расширился электромеханический факультет, где вместо одной кафедры стало две: электроснабжение - начальник Н.И.Далматов, и электрооборудование - начальник И.А.Сафронов. Свидетельством признания научного авторитета ВВИТКУ и наличия у него больших научных возможностей явилось решение Минобороны о введении в штат училища в 1962 году проблемных научно-исследовательских лабораторий. Начальниками их были назначены молодые перспективные офицеры, кандидаты технических наук, доценты Н.В.Ваучский. А.А.Рымкевич. А.К.Михайлов, В.И.Устинов. Под их руководством началась трудоёмкая и сложная работа по организации исследований по новой научной тематике и дальнейшему расширению лабораторий, созданию уникальных экспериментальных установок и стендов, оснащённых современной по тем временам измерительной аппаратурой. В феврале 1962 года я получил телеграмму от сестры Риты: «Приезжай, умер Ваня». Это был её муж. В тот же день я выехал в Архиповку и через сутки был там. На вокзале случайно встретил своего брата Петю, который ничего толком объяснить не мог, кроме того , что Рита с кем-то из Ваниных родственников находится в Савине, где проводится вскрытие тела, а потом они вместе с телом приедут в Архиповку. В доме, который совсем недавно построили Рита с Ваней, находилось несколько человек родственников Ивана, его малые дети Лёня 6 лет и Миша 2 лет. Родственники усиленно осматривали дом с целью того, чтобы взять себе что-нибудь, как они говорили на намять. Я по приезде снял свои и одел валенки, потому что на улице было очень много снегу и холодно. Через некоторое время смотрю: нет моих сапог, кто-то их уже успел прибрать к рукам, думая, что это Ванины сапоги.
Пришлось обратиться к народу с просьбой возвратить мои сапоги, так как это принадлежность формы, в итоге возвратили. Рита была в полной отключке, ей было ни до чего, хоть весь дом выноси. На следующее утро гроб погрузили в кузов грузовой машины, наложили кучу сена, в это сено села часть людей и повезли тело Ивана в Иваново. Все его родственники жили в Иваново и хоронить решили там. Могила уже была заказана, гроб немного постоял у дома его родителей, а потом пошли на кладбище. В то время процессии в основном ходили пешком. Я всё это хорошо запомнил, потому что это были первые похороны родственника в моей жизни. Так закончилось замужество моей старшей сестры которое продолжалось 6,5 года. Спустя некоторое время дом в Архиповке она продала, некоторое время жила у мамы. Хотела купить дом в Иваново, где продавалось много частных домов, но цены кусались. В конечном итоге построила двухкомнатную кооперативную квартиру на улице Кирякиных, недалеко от автовокзала. В течение длительного времени на наследство Ивана претендовала его мать, а что там было наследовать-то. Иван зарабатывал немного, дом был построен в основном усилиями Риты, тем более что остались двое малолетних детей, которых надо было поднимать на ноги.
По окончании третьего курса мы разъехались на производственную практику непосредственно на строительные площадки для участия в монтаже всех санитарно-технических систем. Для этого был выбран город Рига. Наверное, можно было найти монтажные площадки и в Ленинграде, но как я понимаю наше командование хотело, чтобы мы изучали опыт и других регионов одновременно с изучением других мест. Приехали мы в Ригу на поезде, на вокзале нас встретил руководитель практики В.С.Васильев, преподаватель кафедры отопления и теплоснабжения. На машинах отвезли нас в расположение военно-строительного отряда в районе Болдерая, на берегу реки Лиелупе. Место очень красивое, кругом хвойный лес, недалеко и река Даугава и Рижский залив. В то время Рига была столицей Латвийской ССР. Город основан в 1201 году на берегу речки Ридзене при впадении её в Даугаву. Для защиты от нападений в 13 веке вокруг города была сооружена каменная стена около 2 метров ширины и 8 метров высоты, с деревянной надстройкой, амбразурами, угловыми редутами и другими фортификационными сооружениями. В старой части города сохранилось много памятников старины, напоминающих нам о первых столетиях существования Риги. В городе много мемориальных комплексов, памятников Ленину, Стучке, латышским стрелкам, памятник Свободы, братское кладбище, кладбище Яна Райниса с его памятником, церковь Юра, Домский собор с органом, Рижский замок. Пороховая башня, много других архитектурных памятников. Город богат музеями и выставками, театрами и концертными залами, спортивными сооружениями. Мы по мере возможностей стремились всё осмотреть, всюду побывать.
На работу нас возили на грузовой машине вместе с военными строителями. Объекты строительства были в разных частях города. В районе строили жилые дома, там мы занимались монтажом внутренних санитарно-технических систем. В друих местах мы изучали на практике монтаж котельной с чугунными водогрейными котлами, насосных станций, наружных сетей водопровода и канализации, тепловых сетей. В свободное время мы с большим удовольствием знакомились с городом. Надо сказать, что где бы мы ни бывали, в какой бы город ни приезжали в командировку или на отдых с друзьями, а затем с женой и детьми, мы всюду стремились как можно лучше познакомиться с новым местом, больше всего увидеть, узнать. На отдыхе у нас не было принято лежать на пляже или сидеть дома, мы постоянно обходили окрестности пешком, записывались на все автобусные экскурсии. В Риге мы осмотрели многие музеи, гуляли по бульвару Падомью, по Комсомольской набережной, по площади коммунаров, по улице Цесу, улице Ленина, Кирова. Любовались архитектурой многих зданий. После Ленинграда трудно чем-либо удивить в области архитектуры, но тем не менее Рига произвела на нас большое впечатление и надолго осталась в нашей памяти. Вечерами мы купались в реке, играли в футбол, раза три в неделю устраивали танцы под радиолу. На танцы приходило много девушек с окрестных мест. Кстати, в то время в Риге и её окрестностях проживало очень много русских, украинцев и белорусов. Запомнился один эпизод периода этой практики. У кого-то из нас был день рождения, и мы решили отметить это событие на природе, выйти « на пенёк». Спиртного мы в то время ещё не пили, как-то не тянуло нас на это, но на всю компанию купили всё-таки бутылку рижской водки «Кристалл», которая, по словам знатоков, считалась одной из лучших водок, лимонад, наделали бутербродов. Всё это богатство сложили в небольшой чемоданчик, с такими студенты на занятия ходили, и пошли в лес. Уже почти дошли до заранее выбранного мест, как нам навстречу вышел из лесу заместитель командира военно-строительного отряда по политической части. Он поинтересовался, куда мы держим путь. Мы ответили, что просто гуляем по лесу. Ему стало очень любопытно, что мы несём в чемоданчике, он потребовал открыть его. Сейчас, задним числом, надо было послать его подальше, какое он имел право учинять обыск. Но в то время такой мысли не возникло, открыли мы ему чемоданчик, он увидел бутылку водки и предложил владельцу самому разбить ее об дерево. Делать нечего, пришлось разбить с большим сожалением, а то потом не оберёшься всяких разбирательств. Политработники любили раздуть из-за всякой ерунды целое дело. Он увидел, что больше у нас ничего интересного нет и отстал от нас. Очевидно, что он об этом эпизоде никому ничего не рассказал, ни командиру отряда, ни руководителю практики, потому что нас по этому поводу никто не расспрашивал. Нам было очень интересно узнать, кто же нас заложил, наведя его на наш след, ведь не случайно же он нас встретил в лесу. Кончилось тем, что пришлось нам покупать другую бутылку, мы же считали себя достаточно взрослыми и хотели чисто символически отметить день рождения. На семь человек нам досталось по глоточку. Даже сейчас не знаю, правильно ли мы сделали, купив эту бутылку водки. Практика в Риге запомнилась ещё тем, что в Болдерае нашёл своё счастье Коля Батуро.
Он был у нас одним из красавцев, высокий, стройный. Девушки на него заглядывались, но сердце его покорить не могли. И вот он встретил под стать себе очень красивую, высокую, длинноволосую девушку и сразу же влюбился в неё. В итоге практики мы приобрели определённые навыки по монтажу различных систем, ближе познакомились с жизнью военных строителей, проводя с ними практически круглые сутки и на работе и в часы досуга. Насколько я помню, с места проведения практики желающие могли ехать на каникулы по домам. Каждый присматривал какие-то подарки своим родственникам. Особенно старательно собирал свой большой чемодан Коля Паненко. Ростом он был небольшой, а чемодан почти с него. У него в Тульской области жили родители, и когда он приехал домой, то чемодан передал отцу с просьбой разобрать гостинцы. Каково же было удивление отца, когда он обнаружил среди подарков парочку фланцев, несколько кранов и прочую дребедень. Кто-то решил подшутить над Колей и перед его отъездом незаметно напихал в его чемодан всяких железяк. Ох и возмущался же он, возвратившись с каникул в училище, но шутника вычислить не удалось. Я представляю, как он тащил эти железки. Несколько человек из нашей группы были приглашены на свадьбу к нашему однокурснику Севе Смирнову. Свадьба должна была состояться в Ленинграде по окончании практики. Витя Рабинович как-то умудрился нам оформить билеты на Рига-Ленинград. Самолётик был маленький, лететь пришлось при плохой погоде, дождь, гроза, мотало нас неимоверно. Все мы летели на самолёте в первый раз, было немножко не по себе и в то же время очень интересно, увидеть землю с высоты, процесс взлёта и посадки. На свадьбу попали вовремя. Было весело, в основном была молодёжь, хотя были и родственники жениха и невесты. У невесты матери уже не было, только отец, который потом до последних своих дней так и жил с дочерью и зятем.
Это лето и осень были просто свадебные. Не успел я приехать на каникулы в Иваново, как решил жениться мой брат Петя. Он давно встречался е девушкой Лидой, и они приняли решение пожениться. Свадьба было очень скромной, были только родственники жениха и невесты. Не было никакого свадебного костюма у жениха и белого платья у невесты. Они оба работали почтальонами, денег зарабатывали мало, но это уже их проблемы. Петя мог бы стать обеспеченным человеком. После того, как он попал под трамвай, ему дали группу инвалидности. По линии союза инвалидов его устроили учиться на закройщика верхнего мужского платья. У него очень хорошо получалось это дело, он сам себе сшил приличный костюм. Вроде даже увлёкся портновским делом. Я помню долго искал по его просьбе книгу «Конструирование верхней мужской одежды», авторы Ручкин и Постников. Потом вдруг во дворе его стали называть Петя-портняжка. Вместо того, чтобы плюнуть и не обращать внимания на прозвище, он бросил великолепную профессию, владея которой всегда имел бы хороший заработок. В результате всю жизнь проработал на доставке телеграмм, да иногда перебиваясь случайными заработками. Примерно такая же история случилась и с другим парнем из нашего двора Лёвой Филатовым. Он после семилетки поступил в Ивановский техникум общественного питания на отделение холодильных машин. Окончив его, он стал бы обслуживать холодильные машины в столовых и магазинах, это же ценная специальность. Так опять же во дворе его стали дразнить Лева-повар, хотя он к поварам не имел никакого отношения. В итоге он бросил учебу в техникуме. Вот так по глупости окружающих и своей иногда калечились судьбы.
Окончание следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Если хочешь быть красивым – поступи в Вольское училище тыла и стань флотским офицером вещевой службы.
Витя Гузин так и сделал и теперь выделялся от остальных офицеров какой-то особой щеголеватостью. Так отличается от затертых медных монет блестящий, только, что прибывший из банка, пятачок. Витя всегда носил новенькую, с иголочки военно-морскую форму. Кремовые повседневные и белые парадные рубашки были безукоризненно чисты. Ботиночки тридцать восьмого размера отражали солнце и слепили глаза. Казалось, что каждый день этот маленький изящный, как статуэтка, лейтенантик одевался во все новое. Так на самом деле и было. Стирать рубашки Вите было некому, он жил один. Зато Гузин был начальником вещевой службы береговой базы. Свои грязные рубашки, брюки, носки, испачканные белые чехлы от фуражек и почти неношеные ботинки он сдавал на вещевой склад своему подчиненному мичману Крамаренко. Крамаренко выдавал ему новое обмундирование, а потом списывал Витины ношеные вещи на крыс. - Проклятые твари жрут все подряд, - жаловался Витя всем, - ни себе, ни людям. При этом он демонстрировал всем присутствующим рубашку, на которой действительно были дырки от чьих- то зубов. То ли крысиных, то ли человеческих. –Витя!- смеялись мы, - да это же ты по пьянке сам себя искусал! Витя приобщился к спиртному после своего первого неудачного рейда в семейную жизнь. Он женился еще в начале своей офицерской службы. По пребыванию в браке Витя побил все рекорды Гиннесса. Женат он был всего восемнадцать часов. И если бы ЗАГСЫ работали еще и по ночам, то мужем Гузин был бы часов шесть или семь. Витя очень кропотливо готовился к своей свадьбе - не ходил в рестораны, не участвовал в офицерских пирушках, усиленно копил деньги, вставил недостающий зуб, купил дорогие кольца и свадебное платье для невесты. Его избранница проживала с мамой в центре Владивостока. Места в огромной четырехкомнатной квартире Витиной семье вполне бы хватило, несмотря на его желание иметь троих детишек – двух мальчиков и девочку.
Гузин постарался не обращать внимания на вредные привычки невесты – она курила крепкие сигареты «Прима» и баловалась водочкой. «Отучу!» - думал Витя. Сам он не курил, а самым крепким спиртным напитком для него было шампанское. Свадьбу в узком семейном кругу решили играть в квартире невесты. К праздничному столу вещевик Витя Гузин по бартеру с начпродом Колей Токаревым добыл трех поросят с подсобного хозяйства бригады ракетных катеров. Начпрод был тоже доволен сделкой, примеряя новый кожаный только, что со склада, флотский альпак, о котором давно мечтал. А перед самой свадьбой Витя ринулся по магазинам и рынкам Владивостока. Он закупил и отвез своей будущей теще Раисе Ивановне восемнадцать бройлерных цыплят, пять огромных палтусов холодного копчения, двадцать баночек красной икры, пять баночек черной, шесть килограммов сливочного масла, три ящика водки, ящик коньяка, двадцать бутылок советского шампанского и пять ящиков пива. На всякий случай поставил под кровать у Раисы Ивановны (вдруг не хватит выпивки) трехлитровую банку спирта. - Наш Витюша такой добытчик, ну такой добытчик! - хвалилась Раиса Ивановна соседкам, - все кладовки мне завалил продуктами, а холодильник уже и не закрывается. Праздник намечался грандиозный. После торжественной регистрации брака за столами в квартире было размещено сорок шесть гостей со стороны невесты и пять офицеров береговой базы со стороны жениха. Во вместительной прихожей поставили стулья и журнальный столик с водкой и закуской для двух нанятых музыкантов – худенького скрипача из городской консерватории и гармониста-самоучку, с которым Витя накануне познакомился в подземном переходе на улице Ленинская. Лейтенант Гузин торжественный и чуточку бледный от волнения в парадной форме флотского офицера восседал с молодой женой во главе стола и маленькими глотками пил из фужера шампанское. Он был очень ответственным человеком. Зачинать первенца надо было в
Правда, его Ниночка, привычно, но как-то нервно пила водку, а через некоторое время что-то пошептала Вите на ухо. Гузин изменился в лице и подскочил, как ужаленный. - Вот же твари! Где спряталась эта старая ведьма Раиса Ивановна? Почему ж вы, подлюки, до свадьбы мне ничего не сказали? А? - Витя швырнул в Ниночку бутербродом с икрой, который держал в руке. Нина от неожиданности упала со стула на пол. - Мама! Мамочка! Ты где? Ой, мамочки, Витенька меня убивает! Она была уже, довольно-таки, пьяна и язык её заплетался. У гостей закуска застряла во рту, кто-то поперхнулся водкой и в полной тишине надолго закашлялся. Никто ничего не понял. Откуда-то сбоку из кладовки выскочила новоиспеченная Витина тёща и кинулась на защиту дочки. Витюша вошел в раж, нахлобучил на голову Раисы Ивановны блюдо с салатом из крабов, ухватил за ножку стул, и начал было крушить все подряд, но тут подбежали мужики и буйного жениха связали ремнем и уложили на диван. - Витя! Прекрати истерику! Объясни нам, что случилось! – испуганно галдели гости, придя в себя. - Да, что объяснять! Эти две змеюки мне даже не сказали, что у Нинки есть ребенок, спрятали его в селе у родственников, пока я не расписался с нею. Ты где его нагуляла, зараза? – обратился к Ниночке Витя, - надеялась, что я его буду выращивать? Нашла дурака! Завтра в восемь утра встречаемся у ЗАГСА, развод и никаких оправданий! Нина вытирала лицо салфеткой от прилипшего масла с икрой и судорожно всхлипывала. Предусмотрительная теща Раиса Ивановна, врубившись в ситуацию, в быстром темпе стала, на всякий случай, собирать со столов дорогостоящую снедь – икру, блюда с поросятами, цыплят. - Спасибо, вам дорогие гости, что уважили, пришли на свадьбу – любезно поклонился Витя народу, - кушайте, пока моя драгоценная тещенька не попрятала в свои чуланы продукты питания и выпивку. Кушайте яства, запивайте напитками, а я потихоньку отчаливаю от вашей пристани, дорогие мои сотрапезники. С Гузиным ушли из чувства флотской солидарности все его сослуживцы. Со столов они успели ухватить только по бутылке водки. Мечты о будущем потомстве рухнули, а все Витины денежные накопления ухнули. - Витя,- дружески подшучивали сослуживцы по береговой базе, - твоя теща теперь целый год может не ходить по магазинам, а когда продукты закончатся, найдет Ниночке очередного жениха.
Гузин только молча скрипел зубами. Свою женитьбу он переживал молча, как личный Для душевного равновесия он стал потихоньку употреблять спирт, благо в его заведовании, кроме вещевого, находился ещё и шхиперский склад. Там, среди разных красок и расворителей хранились и несколько железных бочек со спиртом. Однако, через полгода Витя взял себя в руки и вообще не прикасался к спиртному, даже к пиву. Все свое время – и служебное и личное он посвятил военной службе. Его начали ставить в пример другим офицерам бербазы. На его складе было вещевое довольствие любого ассортимента, роста и размера. Шторки стеллажей были чистыми и накрахмаленными. Имущество на полках лежало в аккуратных стопках. Мичман Крамаренко был чисто выбрит и пах одеколоном «Жасмин», а не спиртовым перегаром и свиной тушенкой, как прежде. Еще через полгода за рвение в вопросах военной службы и общий образцовый вид командование флота наградило лейтенанта Гузина ордером на маленькую гостинку в одном из спальных районов Владивостока – бухте Тихой. Это был исключительный случай, потому, что жилье в то время могли получить только женатые офицеры. И, конечно, без обычной задержки Гузин получил звание старшего лейтенанта. Теперь Витя был завидный жених: непьющий, аккуратный, имеющий хоть и малюсенькую, но отдельную квартиру, приличное офицерское жалованье, продовольственный паек, вещевое довольствие. Незамужние бербазовские сверхсрочницы начали строить хитроумные планы, как безболезненно окрутить Гузина. Ходили вокруг него, мурчали и облизывались, как кошки. Но Витя теперь стал очень осторожным в вопросах общения с женским полом. - Эх, Ниночка, - вздыхал Витя, вспоминая первую свою невесту, - из-за тебя я уже не верю ни одной женщине, все они врушки. Но, вот вам флотский парадокс – какой бы ты ни был передовик - уставник, но если ты не женат, то у сотрудников особого отдела этот факт вызывает подозрение, особенно при направлении на военную службу за границу. В советское время служить нашей Родине на её военных базах за границей органы предпочитали направлять женатых офицеров и, обязательно, членов КПСС. Жена и дети оставалась на родине, как залог возвращения главы семьи домой. Там ведь у буржуинов проклятых много всяких способов завербовать советского человека, да еще и военного.
Это я говорю к тому, что Вите, неожиданно для него, предложили вакантную должность начальника вещевой службы в одной из военно-морских баз за границей. Ты, мой любезный читатель, разве отказался бы от загранкомандировки? Да еще в застойные семидесятые, когда за железный занавес и заглянуть было нельзя, не то, что выползти. Гузин был просто счастлив… до того момента, когда, узнав о его семейном состоянии премудрые кадровики в добровольно-обязательном порядке посоветовали ему срочно жениться. - Значит так! Я вам на это даю две недели, в ЗАГС дадим справку, что вы убываете в командировку, так, что действуйте в быстром темпе - властно сказал начальник управления кадрами. - Да у меня, это…как бы… и невесты- то не…е…т, - проблеял жалобно Витя, - даже не знаю где её найти. - Ищите где хотите, хоть под забором, но чтоб быстро, понятно я выражаюсь? Быстро! Через неделю вы должны нормальным семейным человеком убыть для дальнейшего прохождения службы! За кордон! – непреклонно ответило начальство, - А все документы и служебный паспорт вам изготовят через неделю, как только принесёте фотографии на документы. Гузин вышел в глубокой растерянности. Надо было вторично, но уже в срочном порядке искать спутницу жизни. Уж очень хотелось Витюше увидеть пальмы с кокосами, тропический лес с обезьянами, искупаться на белых пляжах южных морей, отведать экзотических фруктов и, банально, заработать денег на «Жигули». Деньги там платили вполне приличные. Везде, где можно, Гузин распустил слух, что срочно ищет себе невесту – без детей, с собственным жильем, и, желательно, сиротку. Всех потенциальных тёщ Витя возненавидел заочно. Наконец, из всех претенденток, он выбрал симпатичную, общительную двадцатилетнюю ленинградку. Они как-то сразу понравились друг другу. У Светы Королёвой тоже была однокомнатная гостинка, каким-то образом доставшаяся от бывшего мужа – торгового моряка. Детей у неё не было, а мама её, хоть и была жива - здорова, но проживала с папой на другом краю великой нашей державы – в городе Ленинграде. Естественно, оттуда уезжать на край земли, хоть и к родимой дочери, она не собиралась. На всякий случай Витя тщательно изучил Светин паспорт. Там был лиловый штамп о разводе и никаких отметок о детях. Почему её бросил муж, Витя не стал спрашивать. Мало ли разведенных женщин во Владивостоке? Время поджимало, надо было поторапливаться с женитьбой. Не без труда Витя уговорил невесту поменять свою королевскую фамилию на фамилию Гузин. - Никаких шикарных свадеб, никаких гостей, посидим скромно в ресторане, отметим событие и домой, - заявил перед походом в ЗАГС своей невесте Витя, - тем более это у нас с тобой не первый брак. Со справкой из отдела кадров ТОФ счастливую пару окрутили досрочно. Медового месяца не было, потому что старший лейтенант Виктор Гузин через сутки после свадьбы убыл на попутном военно- морском транспорте в тропическую банановую страну на новое место службы. Дома осталась дожидаться его возвращения новобрачная молодая супруга Света Гузина...
Тылы вы наши! Ассоли! Пенелопы! Хранительницы семейного очага и члены ячейки социалистического общества! Памятники поставить бы вам за верность своим мужьям, пока они бороздят просторы мирового океана, месяцами сидя в железе, или, как Витя Гузин, жарятся заживо в джунглях братской азиатской страны. Хотя бы пяток таких памятников облагородили серый облик наших далеких военно-морских гарнизонов. Я даже представляю себе такой монумент. Он отлит из бронзы и установлен в конце длинного бетонного причала. Молодая красивая женщина, в развевающимися от ветра платье и волосами, жадно глядит в морскую даль из под правой руки, а за её левую руку держится маленькая девочка – дочь странствующего моряка. Такими женщинами гордились бы наши флотские женсоветы, а командование ставило бы этих подвижниц в пример всем другим семьям... Света Гузина принципиально не стала вести аскетический образ жизни. Ни памятники, ни портреты ей были не нужны, как, впрочем, и одобрение командования. Простое женское желание – иметь под бочком в кровати теплого любвеобильного мужичка и не когда-нибудь, по возвращению законного мужа, а именно сейчас, в данную минуту – превысило всё. Витя вернулся, когда Света «подружилась» поближе почти со всеми его сослуживцами. Собственно, за такую «дружбу» с особями противоположного пола её и бросил прежний супруг. Витя - Витюша, наивный ты наш! Надо было тебе спросить у неё рекомендательное письмо от бывшего мужа! А теперь вот хлебай позор полным ушатом. - Товарищ старший лейтенант! Увозите свою красавицу, куда хотите, - сказал ему начальник политотдела, - к вашему приезду она соблазнила весь гарнизон. Довела до развода пять семей. Только мы с комбригом еще у неё не ночевали. Тут начпо схитрил, как же не ночевал, было ведь дело, зазвала его Света к себе, вроде как о муже поговорить. Растаял начпо, жене позвонил, что срочно уходит в море, а сам дорвался до сладкого. В очередной раз скрипела и шаталась многострадальная семейная кровать под сексуальные Светины всхлипы и вздохи. Так и развелся Витя Гузин со второй женой не пожив с нею и двух дней. По прибытию собрал её немудреный скарб и выставил за порог. От всех своих семейных неурядиц вновь запил Витюша горькую. Верный друг и подчиненный мичман Крамаренко пил вместе со своим начальником. От обоих теперь пахло одинаково – сивухой, луком и свиной тушенкой. Квартиру Гузин превратил в натуральный гадюшник, тараканы только что не сыпались в тарелку, по объедкам шастали вездесущие мыши. Некогда Витино чистое обмундирование покрылось сальными пятнами и кофейными разводами. Всю получку Витя Гузин теперь тратил на водку и недорогих проституток. Жрицы любви иногда в силу своей женской сущности мыли ему посуду и подметали и выносили мусор… За систематическое пьянство и прогулы Витю вначале разжаловали до лейтенанта, а потом сослали на перевоспитание в один из отдаленных гарнизонов Тихоокеанского побережья, куда Макар телят не гонял. Квартиру отобрали и передали молодой военной семье.
Так и поломали Витину несостоявшиеся его жены. А ведь с его великим усердием мог он стать крупным флотским начальником-вещевиком. Может даже начальником вещевой службы всего Тихоокеанского флота. Имел бы Гузин немалые побочные доходы от своих вещевых складов, катался бы на личной «Волге», жил бы в шикарной квартире, дружил бы с влиятельными людьми. Э-эх, женщины, женщины!
В итоге всех перипетий по прошествии ещё целого года, ушедшего на решение некоторых организационных вопросов, я оставил службу в Центральном Отряде и приказом Министра Обороны СССР № 0983 от 14.07.1966 года был зачислен слушателем факультета специальной службы Военно-Дипломатической Академии Советской Армии. К своему удивлению вспомнил, что именно в июле месяце, но только 1947 года я прибыл на обучение в Рижское Нахимовское Военно-Морское училище.
В новой для себя ипостаси, необычной, интересной, непредсказуемой, не всегда по достоинству оцененной, порой связанной с риском и разочарованием, сопряжённой с поддержкой истинных и надёжных друзей, с обманом, подставой, хитростью и шельмованием недоброжелателей из числа бывших сослуживцев и коллег, я прослужил ровно двадцать лет. Но это уже совсем другая история, другие события, другие факты и даже, возможно, другой взгляд на жизнь.
14. Академия
Во время своего обучения в Военно-Дипломатической Академии Советской Армии, которое совпало с периодом усиления «холодной войны», резким противостоянием с США – главным субъектом нагнетания и обострения международной обстановки в мире, и глубоким ухудшением отношений с Китаем, только тогда волею судьбы и обстоятельств у меня появилось реальное представление о подлинной военной разведке. Только тогда пришло бесповоротное понимание глубокого по внутреннему содержанию понятия «военная разведка» и я только тогда по настоящему осознал, что основой её являлась, является и будет являться агентурная разведка. И если я оказался в её рядах, то это большая ответственность, которую надо оправдать своими делами.
В подтверждение этой мысли мне бы хотелось привести ответ генерала армии П.И.Ивашутина на вопрос корреспондента газеты «Красная Звезда», который звучал приблизительно так: С вашим назначением на должность начальника ГРУ в военной разведке значительное внимание стало уделяться развитию технических средств разведки. А что происходило с агентурной разведкой? Подумав, генерал армии сказал: Мы достаточно внимания уделяли и той, и другой разведке. Просто я не могу вам широко рассказывать о деятельности агентурной разведки, не имею права... Добродушно улыбнувшись, он добавил: «Кухня» эта и сегодня закрыта для публичной дискуссии. Но могу сказать, что любая, даже самая совершенная техника не сможет добыть тех секретных материалов, которые в состоянии получить разведчик-профессионал. был и остается в разведке на первом месте...
Некоторые рассуждения ознакомительного характера на общую тему о разведке мною были уже сделаны в предыдущих главах и, естественно, ещё раз к этому возвращаться не имеет никакой надобности. Здесь и сейчас мне бы хотелось остановиться на тех чувствах, ощущениях, которые в психологическом плане возникали на первых порах учёбы в Академии при абсолютно не известных мне ранее многих совокупных условиях. Совершенно новые понятия, новые представления, даже какие-то особенные взаимоотношения между слушателями и сотрудниками – всё было как-то не так, как в строевой воинской части. Начну, пожалуй, с того, что все мы, слушатели, оставались военнослужащими, офицерами в своих воинских званиях, продолжали получать ежемесячное денежное содержание по должности прежней службы. Вместе с тем, мы по поведению, в беседах и разговорах между собой и во взаимоотношениях со своими преподавателями, наставниками, руководителями курса и факультета обращались по имени и отчеству, выдерживая, конечно, определённую субординацию, подчёркивая при этом свою цивильность и принадлежность к штатским лицам. Такому перевоплощению, если можно так сказать, способствовало и то, что за несколько дней до начала учебного процесса нам, всем слушателям нового набора, выдали гражданскую одежду, произведя соответствующий перерасчёт согласно нормам выдачи воинской формы по вещевому аттестату. Больше того, нам объявили, чтобы мы всю военную форму, имеющуюся в наличии дома, сдали на склад, на весь период обучения. Так уж получилось, что с того времени я в течение последующих двадцати лет воинской службы больше никогда не носил привлекательную для меня и красивую военно-морскую форму. Правда, были три случая за эти годы, когда приходилось выпрашивать у кого-нибудь из знакомых, чтобы сфотографироваться для личного дела после присвоения очередного воинского звания. Если новую обстановку можно было принять за внешний антураж, к которому, надо сказать, мы привыкли достаточно быстро и без особых проблем, то войти с полным пониманием в существо преподаваемых нам учебных дисциплин, которые, оглушив сознание своей новизной и необычностью, навалились буквально с первого дня занятий, было достаточно сложно и непривычно. Говорю только со своих позиций. Возможно, кому-то это казалось пустяшным делом, даже не воспринималось всерьёз, как какая-то
Кстати, к слову, - - Дети разучились играть. И это свидетельствует об убожестве текущих дней и рождает тревогу за будущее.
Честно скажу, что мне с первой же лекции по специальной подготовке, хотя я, прослужив в частях разведки почти десять лет, уже считал себя достаточно подготовленным, тогда вдруг всё показалось необыкновенно серьёзным, необычайно захватывающим, принципиально важным, чрезвычайно ответственным. Совершенно стало ясно, что, оставаясь внешне прежним добродушным, спокойным, рассудительным, даже, возможно, в некоторых моментах, наивным, как и прежде, человеком, я должен был приобретать новые знания и качества, необходимые для выполнения будущих обязанностей. Возможно, если хотите знать, даже во многом поменять философию своих взглядов. Так оно и получилось. Мои взгляды и интересы за три года учёбы значительно расширились, углубились и приобрели разносторонность. К оценке любого события или факта я теперь старался подойти, избегая огульных, поверхностных, бездоказательных утверждений. Надо сказать, что такой подход, стремление иметь своё мнение я сохранил и по сей день, что, порой, к моему удивлению, не всем нравится. Что очень важно, как мне кажется, я научился признавать свои ошибки, если они доказуемы.
В ходе учебного процесса любая недоработка, условность или оплошность могла послужить темой для разбора на итоговом занятии и вызвать неодобрительное замечание руководителя. И это было правильно: мы ещё только учились, не всё знали, не всё понимали, как надо. Конечно, было обидно, неудобно перед сокурсниками, но предоставлялась, однако, возможность в следующий раз исправиться и выполнить новое задание лучше и качественнее. А как будет на практике, в реальности? Никто, никогда не смог бы нам сказать, да и не пытались этого сделать. Мне думается, что мы такие разные, каждый со своим армейским опытом, ранее проходившими службу и во флоте, и в танковых войсках, и в артиллерии, и в авиации, в химических, и в ракетных войсках – все буквально с первых шагов, объединившись в единый коллектив, в течение трёх лет сознательно подходили к познанию нового специального дела. Новые требования, возникшие для большинства из нас на данном необычном уровне, ставили нас перед необходимостью осознанной переориентации всего мировоззрения, взглядов. Во всяком случае, в частности, я, понимая сложность и необычность создавшегося положения, включился в учебный процесс с твёрдым намерением реализовать весь свой потенциал. Другое дело, как происходило на деле переучивание, чего удалось добиться, какие возникали трудности, чем всё завершилось – обо всем, об этом я намерен и рассказать. Для начала замечу, что я поступал на учёбу в Академию дважды. Годом раньше, в 1965 году, я прошёл все этапы проверки, но на мандатной комиссии мне очень в тактичной форме заявили, что медицинские работники, хотя к моему здоровью претензий не имеют, но считают необходимым продолжить медицинское наблюдение в течение года. Стало быть, следовало отправляться выполнять свои обязанности по прежнему месту службы.
Что же произошло? Оказывается, врачи при весьма тщательном исследовании моей медицинской книжки обнаружили запись, что некоторое время тому назад я обращался к врачу, жалуясь на боли в желудке. Действительно, как-то однажды в период службы в Центральном Отряде при разговоре с коллегой и приятелем Валентином Лохиным, который ежегодно «выбивал» себе путёвки в санатории или дома отдыха, я поинтересовался, как это ему удаётся. Он посоветовал «приобрести» какую-нибудь болезнь, например, гастрит. Болезнь, как он считал, трудно доказуемая, но в любой момент обостряющаяся нестерпимой болью. Окрылённый таким напутствием, не подозревая о возможных неблагоприятных последствиях, я мигом помчался в медицинскую часть. Наш добрый доктор майор Александр Иванович Жаврид долго сомневался в искренности моих жалоб на боли в животе, но всё-таки записал в медицинскую книжку две строчки, дескать, обращался за медпомощью по случаю обострения болезни желудка. Диагноз – гастрит. Вот и всё. Зато в будущем это послужило основанием претендовать на получение путёвки на санаторно-курортное лечение, которое для меня было недоступно в течение уже десяти лет офицерской службы. Тогда я даже не мог предположить, что такая запись вызовет трудности в решении вопроса о поступлении на учёбу. Однако замечу, что такая тщательность со стороны медиков имела достаточные основания и, тем не менее, происходили какие-то недосмотры, пропуски, если можно так сказать, в работе медицинской комиссии. Забегая вперёд скажу, что, например, на нашем курсе уже в период второго года обучения у одного из слушателей обнаружилась, как нам объяснили, язва желудка, лечение оказалось не эффективным, что привело к летальному исходу. Это была первая потеря нашего однокурсника. По правде сказать, ко мне было ещё одно медицинское замечание – по зрению. Вернее сказать, при полном зрении на оба глаза, врачи обнаружили некоторую размытость края левого глазного яблока, что могло быть, по их мнению, врождённым дефектом и не являлось претензией к моему здоровью.
Так прошёл год, в течение которого меня больше никуда не вызывали, бесед никаких не вели, новых анкет заполнять не требовали. Правда, два раза по вызову врачей я всё-таки приезжал для медицинского обследования, о чём они делали отметки только в своих книгах. Спокойно продолжая свою службу в Центральном Морском Радиоотряде, я уже особенно не задумывался о возможном вызове, как неожиданно в начале лета 1966 года пришло распоряжение откомандировать меня в Академию для сдачи экзаменов. Собственно говоря, это нельзя было назвать вступительными экзаменами в учебное заведение в известном смысле. Скорее всего, это была комплексная экзаменационная проверка, похожая, как теперь говорят, на тестирование, по многим аспектам, включая определение общей грамотности и умения излагать мысли, эрудиции, сообразительности, быстроты мышления, наблюдательности и физического состояния. Даже так называемый экзамен по английскому языку, на мой взгляд, не имел целью определить уровень знаний, а скорей всего, была попытка оценить способность испытуемого к изучению иностранного языка. Если медицинская комиссия и другие некоторые моменты проверки проходили на территории Академии, то на завершающем этапе все проверочные мероприятия в течение нескольких дней проводились в загородных условиях, на одной из специальных дач, хорошо оснащённой и оборудованной, находящейся в живописном районе ближнего Подмосковья. Для меня вся процедура уже была хорошо знакома по прошлому году. Никакого волнения или напряжённости я не испытывал. Великолепная загородная вилла с обширной прилегающей территорией. Настроение прекрасное. Погода чудесная: тёплая, солнечная. На даче, как я помню, была собрана значительная часть будущего курса. Но интересно отметить, что в нашем потоке уже этого года я узнал двух или трёх человек из числа прошлогодних «абитуриентов». Они были так же, как и в прошлом году, очень разговорчивы, этакие свойские парни, непринуждённо знакомились, вели задушевные беседы, интересовались предыдущей службой, намерениями и планами на будущее. Действительно, мы, все здесь собравшиеся, ранее не знали друг друга, поэтому такие откровения, в принципе, не вызывали удивления, всё выглядело вполне естественно, но навязчивость этих «ребят» мне была неприятна. Во всяком случае, я уклонялся от разговоров с этими, как мне казалось, «странными подсадными утками». Естественно, когда начались занятия, как я и предполагал, никого из них на курсе не оказалось.
Наше пребывание на загородной вилле завершилось собеседованием на мандатной комиссии, где и решался окончательно вопрос о зачислении. В принципе эта беседа носила формальный характер. Вызов очередного абитуриента в зал, где заседала мандатная комиссия, являлся самым кульминационным моментом. Там выносилось окончательное решение. Я видел, что многие волновались, пересматривали какие-то свои записи, подчитывали, выписывали, запоминали, предполагая, что на комиссии могут задать любые вопросы.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
