Лейтенантом, только пришедшим на атомоход, принимаю 8-й отсек по акту приема-передачи. Акты напечатаны все под одну гребенку, то есть: что для торпедного отсека, что для ракетного, что для турбинных отсеков – все одинаково. Наталкиваюсь в пункте 32-м на слово «пипифаксник». Пипи-факс – это вроде бы понятно, туалетная бумага. А что же такое «пипифаксник»? Спрашиваю у таких же балбесов, как и сам. Никто и ничего. У ребят постарше спросить стесняемся. Еще лейтенантский гонор не выветрился. Что же это слово значит? Дня через три все-таки спросил у сдающего мне дела командира отсека, «пятнадцатилетнего капитана» (на флоте тогда так называли офицера в звании капитан-лейтенант, прослужившего в этом звании пятнадцать лет). Тогда узнал и запомнил на всю оставшуюся жизнь, что «пипифаксник» – это проволока или штырь, на который навешивается туалетная бумага в лодочных туалетах. Сами подводники придумали или это настоящее название – не знаю, но до сих пор продолжаю держалку для бумаги у себя в туалете называть «пипифаксником».
При отборе кандидатов для поступления на учёбу основными требованиями, хотя об этом официально никогда не говорилось, являлись: безупречная предыдущая воинская служба, членство в партии, высшее военное образование, крепкое здоровье, возрастной рубеж – не младше тридцати и не старше тридцати пяти лет, а также необходимое и своеобразное условие – семейное положение и наличие детей. Как показали дальнейшие события, жёны слушателей тоже были в определённой степени посвящены на специально проводимых с ними инструктивных занятиях о характере предстоящей деятельности своих мужей. Так вот, мандатная комиссия, как я полагаю, все эти моменты и отслеживала. Если члены этой комиссии задавали вопросы, например, какой руководитель страны куда поехал или когда был а такие вопросы превалировали, то, наверное, хотели знать, кто и как ориентируется в политических событиях. Вспоминаю, что меня спрашивали.
Вопрос: Вы служите в частях разведки? Кто Начальник Разведки ВМФ? Этот вопрос меня, можно сказать, застал врасплох. Дело в том, что контр-адмирал Б.Н.Бобков, наш Начальник Разведки, как говорили, в этот период как раз планировался или к переходу на новое место службы, или – к увольнению в запас. Что отвечать? Немного замялся, но не очень растерялся и тут же утвердительно ответил: Ответ: Да. Начальник Разведки ВМФ контр-адмирал Борис Назарович Бобков. Среди членов комиссии, которых сидело за столом, наверное, не менее десяти человек в генеральской форме и гражданской одежде, появилось какое-то весёлое оживление. Некоторые стали поворачиваться в одну сторону. Не понимая, почему мой ответ вызвал такую реакцию, я тоже бросил взгляд в этом же направлении и увидел Б.Н.Бобкова, находящегося в составе комиссии. Позже мне стало известно, что всего несколько месяцев тому назад Начальником Разведки ВМФ был назначен контр-адмирал Ю.В.Иванов, а Борис Назарович был переведён в распоряжение ГРУ. Другие мои ответы ещё более развеселили членов комиссии. Вопрос: Вы с семьёй проживаете в Москве? Ответ: Да. Вопрос: Какие у вас жилищные условия? Ответ: Нормальные. Вопрос: Семья живёт в своей комнате? Ответ: Нет. Вопрос: У вас однокомнатная квартира? Ответ: Нет. Вопрос: У вас двухкомнатная Ответ: Нет.
Следующего вопроса не последовало. В рядах членов комиссии возникло весёлое оживление, какие-то реплики, недоумённые переглядывания между собой. Что это он тут говорит «нет» да «нет»? Шутки шутить пришёл, что ли? Возникала малоприятная для меня ситуация. Не дожидаясь, как мне показалось, неблагоприятного хода развития событий, я вдруг утвердительно заявил: У меня трёхкомнатная кооперативная квартира! Комиссия взорвалась неудержимым громким смехом и напряжённость исчезла. Председатель комиссии, выдержав небольшую паузу, при полной тишине резюмировал: Вам надлежит использовать отпуск за этот год и ждать сообщения об окончательном решении. Можете идти. Вместо того, чтобы радостно произнести благодарственные слова в духе: «Ваше решение я расцениваю как огромное доверие нашей партии и советского правительства, которое оправдаю своей отличной учёбой!», я тихо, но не менее эмоционально произнёс: Большое спасибо! При выходе из комнаты в коридор за моей спиной опять-таки послышались смешки и весёлые реплики.
Покинув гостеприимную загородную виллу, я возвратился в свой Центральный Отряд, доложил непосредственному командиру капитану 2-го ранга О.С.Капустину о том, что со мной произошло. Получил разрешение на очередной отпуск за 1966 год, выхлопотал себе путёвку в дом отдыха в и улетел на Чёрное море. Вот когда наконец-то реально сработала запись в медкнижке о моём вымышленном гастрите. Жаркое лето. Тёплое море. Весело отдыхал, купался, загорал, играл на пляже в карты в компании молодых женщин, отмечал День Военно-Морского Флота, пил виноградное вино, простудился от переохлаждения после длительного плавания в море и обмывания холодным душем от солёной морской воды, пролежал около недели с высокой температурой – можно сказать, что отпуск прошёл насыщенно, быстро и интересно. Незадолго до возвращения в Москву получил телеграмму от моего тогдашнего приятеля по службе в Центральном Отряде Саши Иванова, который сообщил, что я зачислен в Академию и должен прибыть к назначенному сроку. В последних числах августа, я уже точно не помню, как это было обговорено, мы, все зачисленные на первый курс, в своей гражданской одежде к установленному времени собрались в обусловленном месте, на первом этаже в холле какой-то ведомственной гостиницы. Без лишних рассуждений очень быстро и организованно каждому из нас под расписку были выданы пропуска на вымышленные фамилии с нашими реальными фотографиями. Наш курс в течение всех трёх лет учёбы располагался автономно от самой Академии, в отдельном хорошо приспособленном для учебного процесса трёхэтажном здании, находящемся в центральной части города. Практически появляться в Академии для нас не было необходимости. Только через три года в расположении Академии у нас проходили государственные экзамены и мероприятия, связанные с выпуском. Вспоминаю, что в повседневном общении между собой, мы вместо слова «Академия» чаще всего использовали слово «Консерватория». Этот термин так крепко закрепился, что даже по прошествии многих лет, как ни странно, среди выпускников, в том числе других факультетов и курсов, по-прежнему употреблялся в обиходе. Точно так же, как кэгэбэшники своё высшее учебное заведение называли «Вышкой».
Принимаемые меры конспирации, как нам объяснили позднее, использовались не зря. Незадолго до нашего поступления на учёбу был разоблачён в предательстве и расстрелян (1963) некто О.В.Пеньковский, нанёсший существенный урон нашему государству. Это известный факт и об этом опубликовано много открытой информации. Так вот, этот гадёныш, а по-другому не скажешь, являлся одно время членом мандатной комиссии ВДА СА и ему естественным образом были известны фамилии многих слушателей и выпускников Академии, которые он, помимо других важных сведений, составляющих государственную тайну, передавал своим американским и английским хозяевам. К сожалению, в ряды военной разведки проникали и другие предатели, которые также были разоблачены и расстреляны П.С.Попов (1960) и Д.Ф.Поляков (1987), а некто В.Б.Резун, приговорённый к смертной казни (1978), до сей поры позорно прячется под фамилией Суворов у своих «благодетелей» в пресловутой Англии. Из числа сотрудников Службы внешней разведки КГБ за последние годы, как мне стало известно из открытой прессы позднее, было разоблачено ещё большее количество предателей. Вся эта гнилая нечисть многие годы вредила нашему государству.
IX круг Ада. Обманувшие доверившихся. Ледяное озеро Коцит. Пояс Каина. Предатели родных. Пояс Антенора. Предатели родины и единомышленников. Пояс Толомея. Предатели друзей и сотрапезников. Пояс Джудекка. Предатели благодетелей, величества божеского и человеческого. Посередине, в центре вселенной, вмёрзший в льдину Дит (Люцифер) терзает в трёх своих пастях предателей величества земного и небесного (Иуду, Брута и Кассия).
Вот поэтому-то и нужна была постоянная проверка, тщательный контроль, если можно так выразиться, по любому факту, событию, действию разведчика. На протяжении трёх лет учёбы и, как оказалось, семнадцати лет дальнейшей службы на Тихоокеанском флоте, а в итоге двадцатилетнего периода нахождения в этом виде разведки, я это ощущал, наблюдал в отношении себя. Не всегда, правда, эти контрразведывательные мероприятия проводились корректно и деликатно, что вызывало у меня чувство досады и раздражения от неумелых действий этих «пинкертонов». В ходе службы, к сожалению, некоторые начальники, получая от «особистов» не всегда объективную информацию бытового характера на коллег по службе, чаще всего расценивали её как наличие компромата, что служило, в ряде случаев, препятствием для продвижения по службе. При таком положении возникали интриги между сослуживцами, обиды на несправедливое решения руководства и, как результат, в небольшом коллективе единоверцев возникали распри, что сказывалось на качестве и результатах работы. Однако возвращаюсь в август 1966 года. Итак, я слушатель первого курса основного (Первого) факультета С этого момента наш статус, с точки зрения секретности, значительно повышался, и такое положение, я думаю, все понимали, как нормальные требования в тех создавшихся условиях.
Помнится, самый первый раз в расположение нашего постоянного места пребывания и учёбы мы прибыли на автобусе и были весьма радушно встречены комендантом здания с необычной и запоминающейся фамилией – Алексей Михайлович Дуля. Для большинства слушателей, проходивших службу в разных военных округах и флотах и не имевших жилплощади в Москве, с этим комендантом пришлось решать многие хозяйственные вопросы, главным из которых являлось получение жилья для размещения своих семей. А на первых порах в спортивном зале, расположенном в нашем учебном корпусе, были организованы спальные места. По мере получения жилплощади наши слушатели переезжали со своими семьями в служебные квартиры. Первый инструктаж о порядке поведения в апартаментах учебного корпуса и на прилегающей к нему территории, об организации дальнейших наших действий провёл наш начальник курса полковник Григорий Андреевич Кузьменко, ставший на три года нашим непосредственным строгим руководителем, добрым советчиком, разумным наставником и даже третейским судьёй по многим случайно возникающим вопросам: и учебной успеваемости, и хозяйственно-бытового устройства, и семейных неурядиц, и конфликтных ситуаций между слушателями и преподавателями. Всякое у нас случалось, что, на мой взгляд, могло бы происходить в любом другом действующем коллективе. Например, вспоминаю, буквально в первые дни занятий произошёл, на мой взгляд, интересный, скорее, забавный случай. На занятиях в группе французского языка занимался мой сослуживец по Балтийскому Отряду Володя Нестеров, он от нахлынувших радостных чувств попытался в шутливой форме высказать комплимент преподавателю. оказалась примитивной, а для утончённого слуха элегантной, изящной дамы, какой, видимо, она себя считала, воспитавшей в себе за долгие годы тонкую и строгую французскую изысканность и красоту, почудилась, чуть ли не грубое оскорбление её личности. Возник скандал. В данном случае, как впрочем, и в других более сложных ситуациях, Григорий Андреевич уладил всё красиво, обойдя острые углы. Володя Нестеров, конечно, принёс извинения, и конфликт был исчерпан.
Или другой, пожалуй, более сложный случай. Один наш слушатель, фамилию которого подзабыл, высокий, стройный, мужественный красавец стал оказывать повышенное внимание работнику библиотеки иностранной литературы тоже, как мне помнится, очень привлекательной замужней женщине. Мне кажется, что некоторые слушатели специально приходили в библиотеку, чтобы в очередной раз восхититься её обаянием. В общем, дело закручивалось и приобретало серьёзный оборот, но, к всеобщему удовлетворению, благодаря своевременному и тактичному вмешательству Григория Андреевича запутанный клубок, полный страсти, нежности и любви, удалось-таки весьма аккуратно развязать и нейтрализовать. Самое главное, что неблагоприятных последствий для обеих сторон удалось избежать. Продолжая свой первый инструктаж, Григорий Андреевич тогда доходчиво и конкретно объяснил нам необходимость соблюдения установленных мер конспирации в нашем положении, строгого соблюдения пропускного режима, распорядка учебных занятий.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Мой лучший друг Валера, выпуск СВВМИУ-77, служивший командиром группы КиП ОКС БЧ-5 К-426, решил не идти на боевую службу. За сутки до выхода он получил плохое известие с родины, а отпустить его по семейным обстоятельствам никто из вышестоящего начальства не посмел. Боялись ответственности, долбо*бы! Мы и пошли, правда, в разные стороны: я в автономку, а Валера полетел в Москву. Вместо него засунули в корпус его же коллегу с соседнего борта, а тот и рад был – хоть три месяца мозги пудрить никто не будет.
Переживал я за него в автономке сильно, но, видать, Бог услышал мои молитвы, и все обошлось более-менее. Встречает он меня на пирсе после похода, жив, здоров и невредим, только политрабочие подсуетились и сняли с него звезду одну с погон – был каплеем, стал старлеем. Завтра, Вова, говорит, хотят устроить показательное снятие звезды на ПКЗ. Приходи, потешим себя (молодец Валера – никак, задумал корешок мой сотворить с начпо подлянку!?). Пришли утром на ПКЗ, построились. Валера стал во вторую шеренгу, предварительно сняв звездочку с каждого погона. Вышедший начпо (Магелланы в море, дивизией РПК СН командует Фурманов!!!) зачитал приказ о снижении в воинском звании на одну ступень и дает команду выйти Валере из строя, чтобы снять звезду. Валерик выходит, начпо вопрошает изумленный: «А кто это снял с вас звезду, товарищ Титков?». На что Валера ему: «Министр обороны СССР, товарищ капитан 1 ранга!». Экзекуции и посрамления моего друга не получилось. А Валере мы через год звание восстановили да перевели в неплохое место службы на берегу, в учебный центр. Живет сейчас в Москве, встречаемся ежегодно, вспоминаем былое. Бывает и весело, и грустно.
Но учиться я не хотел (ведь я - боевой морской волк), я хотел воевать и снова стал пробираться на запад, к линии фронта. В городе Винницы обратился в военкомат с просьбой о зачислении в армию, меня обнадёжили. В марте 1945 года в возрасте 17 лет я был призван в ряды Военно-морского флота. Службу, вернее, курс молодого краснофлотца проходил в Московском флотском экипаже, расположенном в Химках, под Москвой.
На всю жизнь мне запомнился дождливый день 24 июня - Мы - молодые матросы обеспечивали порядок в городе, а затем прошли по Красной площади, приветствуя руководство страны. Вечером, растянувшись большой цепью по берегу Москвы-реки в районе Парка Культуры, салютовали из ракетниц. Мне было 17 лет, но в то время, участвуя в салюте Победы, я чувствовал, что в каждом залпе есть и моя частичка души, моя мальчишеская битва с врагом...
Лебедев Анатолий
Пахомов Игорь Николаевич
В подготовке настоящих воспоминаний оказал помощь Науменко Антон Андреевич, студент 1-го курса Профессионального училища №5 г. Москвы. Июнь 2003 г.
Родился в 1928 г. Бывший юнга Черноморского флота. Во флот я попал в 13 лет из беспризорников. В боевых действиях участвовал с 1942г. по 1945г. Награждён двумя орденами Красного Знамени за № 212397 и № 212398. Эти ордена я получил за участие в десантных операциях на Дунае в составе Сулинской бригады бронекатеров. В обычные дни я был коком, а в бою находился у башенного пулемёта ДШК вторым номером. В декабре 1944 г. в Югославии мы высадили очередной десант, прямо в г. Вуковар. Мы ходили вдоль берега и отвлекали огонь на себя, а потом подавляли огневые точки немцев орудийным и пулемётным огнём. На день мы укрылись у маленькой речушки, напротив города, и помогали десанту орудийным огнём. В полдень мимо нас промчался бронекатер и не вернулся. Нас послали к нему на выручку. Я сидел в это время на камбузе, но, поскольку наверху было тихо, я чтобы не терять время, вылез на палубу набрать картошки. Слева увидел наш БК, который стоял, приткнувшись к берегу. В рубке и в корпусе обнаружил две пробоины, на палубе лежали три трупа. Наш катер стал разворачиваться в обратную сторону, и тут раздался сильный взрыв. Снаряд попал в рубку, из пробоины брызнула кровавая масса с волосами. Я замер. Катер на полном ходу врезался в затопленный сосновый лес, почти по самую корму. Мотор заглох. Орудийную башню заклинило деревьями. Опомнившись, я побежал к рубке и открыл дверь. На полу лежала большая куча из кусков мяса, рук, ног, и... она шевелилась и ругалась матом. Потом из кучи вылез командир лейтенант Честнов и направился в свою каюту. У него был выбит глаз и ранена рука. Затем поднялся рулевой Иван, у него был также выбит глаз, оторванная у кисти рука висела на коже. У пулемётчика Виктора Несветая одна нога была перебита в двух местах, а вторая оторвана у щиколотки. Сигнальщика Славку разорвало на куски и разбросало по всей палубе. Я побежал к радисту Чугунову, чтобы он передал в дивизион сигнал «SOS», в это время второй снаряд попал в пулемёт и его разнесло вместе с пулемётчиком. Мы были в пяти метрах от взрыва.
Радисту осколок попал между глаз и в колено, моториста ранило в ногу. А мне большой осколок пробил телогрейку от руки до локтя и слегка задел кожу. Немцы ударили из пулемета, и мы все укрылись в новом кубрике. Я взял автомат и спрятался за орудийную башню, а Несвестай остался в рубке, он стал кричать и звать на помощь. Я не выдержал, выскочил из укрытия. Несвестая я вытащил из рубки и спустился в кубрик, чтобы узнать, что делать дальше. В этот миг третий снаряд попал в башню на рубке, и она разлетелась на части. Там, где я только что лежал, валялись куски. Было ясно, что оставаться на катере больше нельзя, но и раненых под таким огнём вынести невозможно. «Надо уходить», — сказал командир, но кому-то придётся остаться с ранеными. Все молчали, ждали приказа, кому остаться. Командир задумался, а потом повернулся ко мне и спросил: «Игорь, ты останешься»? Я сказал: «Останусь», — и команда покинула катер под пулемётным огнём. Со мной осталось три тяжело раненных матроса, но поскольку их конечности были оторваны не совсем, а висели на коже, перевязать их было невозможно. Чтобы остановить кровь, им были наложены жгуты, но кровь всё равно сочилась из вены, поэтому им всё время хотелось пить. Сначала я выскакивал на палубу и черпал воду кружкой за бортом, но потом, когда очередная пулемётная очередь прошивала борт у моих ног, я придумал способ черпать воду через иллюминатор. Но выскакивать наверх всё равно приходилось. Немецкие танки ходили на том берегу, а раненым казалось, что это идут наши катера. Немцы, конечно, заметили, что на катере остались люди. Стали кричать нам, и я подумал, что они решили взять нас в плен. Тем более, что они перестали бить прямой наводкой. Чтобы нас добить, достаточно было одного снаряда в борт, ведь катер был забит боеприпаса-ми и авиационным бензином. Я зарядил два автомата, кроме того, у нас был целый ящик гранат. Я вставил запалы и разложил их по всему катеру. Сдаваться я не собирался. Потом немцы решили добить нас минами. Через каждые две — три минуты к нам летела мина. Мы слышали, как она летит, и гадали, попадёт или нет, но большинство мин взрывалось в кроне деревьев, и только к вечеру мины стали пробивать крону и ложились у самого борта. Когда стемнело, Иван заметил, что Виктор перестал стонать. Я посветил спичкой и увидел, что он умер — не выдержал боли и сорвал жгуты. Раненых это сильно взволновало, и решили уходить. Но Иван уже не мог передвигаться по трапу. Тогда стали упрашивать Володю идти за помощью, ему стало, легче, и он мог передвигаться. Мы думали, за лесом будет твёрдая земля, но оказалось, что мы на острове и Володя в темноте заблудился. Вскоре я услышал шум мотора и увидел проходящий мимо нас катер. Я стал кричать. Мой крик услышал Володя и пошёл на голос. Как только подошёл, мы стали вытаскивать Ивана и Володю. Володя очень ослаб в ледяной воде — на дворе был конец декабря.
В штабе Сулинской бригады бронекатеров, я рассказал, что мы там пережили, и командование решило наградить меня орденом Ленина, но потом выяснилось, что его стали давать только вместе с золотой звездой Героя, поэтому меня наградили орденом Красного Знамени. Меня оставляли в штабе, но я упорно просился на катер, и меня направили на БК-232 к лейтенанту Чекадонову. Там не было пулеметчика, и до прихода штатного матроса мне доверили пулемёт. В это время мне было уже 16 лет. Но вот настало время идти на высадку десанта в тыл к немцам. Это было под г. Исторгом в Венгрии. К нам пришёл комбриг, чтобы пожелать нам удачи. Первым делом он спросил у командира: «Как у нас с личным составом»? Командир ответил: «Всё в порядке, только нет пулемётчика, но за него юнга Пахомов». «Этого юнгу я хорошо знаю», — сказал комбриг, а потом спросил у меня, умею ли я стрелять. Я ответил, что умею. «Ну, тогда пальни в горы». Я развернул пулемёт и открыл огонь. Слышу, он кричит: «Хватит! Хватит!» — обрадовался. Потом повернулся к командиру, махнул рукой и сказал: «Годится». Так я и стал штатным пулеметчиком. Хотя потом пришёл матрос и хотел занять моё место. Но я, прикрываясь именем комбрига, всё же отстоял свой пулемет. На этом катере я участвовал во многих операциях. Попадал на минное поле, и на моих глазах взорвался катер, шедший за нами. Ясно, что мы уже на минах. Было очень неуютно. На этом катере погибло только три человека, те кто был внутри катера. Остальных снесло за борт, и они были спасены. Однажды на нашем катере закончился бензин, и мы пошли на заправку. По дороге заглох мотор, и нас понесло на висящее над водой дерево. Мой пулемёт мог врезаться в него. Я побежал, чтобы развернуть его в другую сторону, но в это время ствол пулемета коснулся дерева, развернулся и выбросил меня за борт в ледяную воду, на на шее у меня был компресс. Я прихватил ангину. Компресс намок и так сдавил мне шею, что я не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. На мне телогрейка, тёплые штаны, шапка и сапоги. Всё это намокло и тянуло на дно. Я уже почти терял сознание, когда ноги коснулись дна. Руки освободились, и я смог отжать бинт. Потом на ледяном ветру пришлось выжать одежду, а катер мой в это время сумел завести мотор и ушёл на заправку. Никто и не заметил, что я за бортом. Через час за мной пришёл другой катер. Меня переодели и дали выпить полкружки спирта. К моему удивлению, я не только не схватил воспаление лёгких, но и даже не чихнул. Вскоре мы потеряли командира и рулевого — они были тяжело ранены. К нам пришёл другой командир.
В другой операции были убиты командир дивизиона капитан-лейтенант Савицкий, командир десанта майор Мартынов и рулевой. Несмотря на потери, мы продвигались вперёд и 10-го апреля подошли к окраине Вены, а 11-го апреля пять бронекатеров приняли на борт десант и на полном ходу ворвались в Вену. Нам предстояло захватить Имперский мост. Немцы, конечно, не ожидали, что средь белого дня мы пойдём на штурм моста, тем более, что оба берега были у немцев. На двух первых катерах были десантники по 50 человек на каждом и три Бк в прикрытии. Наш катер шёл предпоследним. Вскоре у нас вышел из строя второй пулемет, и пришлось вести огонь одному. Несмотря на сильный огонь немцев, мы прорвались к мосту и высадили десант. Мост был уже заминирован, но десантники успели обрезать провода, и мост был спасён. У меня стали застревать от перегрева гильзы в стволе, приходилось выскакивать и выбивать шомполом. Когда мы почти выходили из боя, был подбит последний катер, пришлось вернуться назад и взять его на буксир. В этой операции были подбиты два катера, два человека убито и четверо ранено. В эту операцию нас вёл командир отряда Семён Клонавский. Эта была самая дерзкая операция. Многие стали Героями. Только исполнителя С.И.Клоновского обошли, и это несмотря на то, что на середине дороги ему пришла радиограмма повернуть назад, но он взял на себя всю ответственность и успешно провёл операцию. Впрочем, авторов этой радиограммы не нашлось, так что командир отряда и юнга получили одинаковые награды. По ордену Красного Знамени. После победы я на трофейных катерах тралил мины. На этих минах четыре катера подорвались. Один во время войны, а три уже после войны. В 1945 г. я окончил учебный отряд и плавал на Балтике, на тральщиках уже матросом ещё четыре года. В 1950 г. специальным указом был демобилизован.
Чистяков Борис Иванович
В конце минувшего месяца ушел в последнее плавание по морю жизни замечательный человек - Борис Иванович Чистяков. Юнга Великой Отечественной войны с легендарного североморского гвардейского эсминца "Гремящий" службу на боевых кораблях совмещал с учебой. Уже после войны, в начале 1970-х годов, Борис Иванович оказывал помощь населению Северного Вьетнама, защищая его от варварских бомбардировок авиации США. В отставку Борис Иванович вышел с двумя вузовскими дипломами. Поселился в Новосибирске, где до последнего времени возглавлял областной комитет ветеранов войн и военной службы, имея звание капитана первого ранга. Зная Чистякова как близкого мне человека, я написал о нем документальную повесть под названием "На крутой волне", короткий отрывок из которой и предлагаю вашему вниманию. Шестнадцатилетний юнга, радист Чистяков участвовал во всех весенних и летних боевых походах "Гремящего". В конце августа 1942 года его вызвал к себе замполит эсминца капитан 3-го ранга Н. Старостин и сказал: - Борис, ты должен учиться в школе. - Но я не хочу уходить с корабля, - запротестовал Чистяков, испугавшись, что его могут списать на берег. - Ты останешься на нем, - успокоил замполит. - Только в дни занятий мы будем освобождать тебя от выходов в море. Так вот с 1 сентября после годичного перерыва в учебе (в связи с началом войны и переменой места жительства) Борис пошел в восьмой класс вечерней школы в г. Полярном при Доме флота для военной молодежи. Передвигавшийся на больших скоростях эсминец "Гремящий" быстро сжигал топливо в турбинах, отчего не мог долго находиться в море и через 18-20 часов вынужден был возвращаться в Полярный. Вот и получалось, что сутки Борис проводил в походе на корабле, а сутки - в городе на плавбазе.
Полярный, где была в те годы главная база Северного флота, располагался в распадке между сопок, на берегах хорошо защищенной со всех сторон глубоководной бухты Екатерининской. По береговой линии вдоль города тянулись бетонированные причалы для стоянки кораблей. В противоположном конце бухты была стоянка бригады подводных лодок с плавбазой "Печера". Борис частенько приходил смотреть, как встречают субмарины, возвращающиеся из боевых походов. При входе в бухту из Баренцева моря подлодки давали столько орудийных залпов, сколько за время похода потопили кораблей противника. Для победителей играл оркестр, было весело и оживленно. Учеба Борису давалась легко. Получал он "четверки" и "пятерки". Но однажды пропустил уроки, о чем рядом с хорошей отметкой появилась запись в дневнике. Учительница написала замечание таким мелким почерком, что сам Чистяков по своей мальчишеской беспечности его и не заметил. Но замполит Старостин, всегда дотошно проверявший дневник юнги, сразу увидел. Обычно спокойный, уравновешенный, на этот раз Николай Иванович взорвался: - Ты почему так халатно относишься к учебе?! - строго вопрошал он, поставив Бориса на ковер в своей каюте. - За такой проступок стоило бы дать тебе ремня, хоть это и не положено по Уставу корабельной службы! Разве мы для того тебя освобождаем от боевых походов в море, чтобы ты прогуливал школу?! Забыл, в какое время живем?! Ведь идет война, решается судьба Родины! Ну, скажи, где ты был во время прогула? - Кино смотрел.
- Ну что ж, фильм этот хороший, нужный, - сбавил тон и подобрел Николай Иванович. - Такие фильмы надо смотреть, но только не за счет прогулов в школе. Иди и помни об этом! После того случая Борис никогда больше не прогуливал занятий. Относился к ним со всей серьезностью. В марте 43-го года за героизм и отвагу в боях с фашистами на коммуникациях Северного флота эсминцу "Гремящий" было присвоено звание гвардейского корабля. И на бескозырке юнги Бориса Чистякова появилась символизирующая это высокое звание оранжевая (как пламя орудийных залпов) с черными полосками (пороховой дым) ленточка, на которой золотом горела надпись - "Гремящий". Надевая эту бескозырку набекрень, как носил легендарный матрос Железняков, Борис думал: "Эх, как здорово было бы, если бы сейчас бывшие гражданские его одноклассники и особенно одноклассницы увидели, каким стал он, их Борька Чистя…". За время войны эсминец прошел 59850 миль (более ста тысяч километров) и выполнил 90 боевых заданий; в конвоях охранял от врага переход десятков союзных и отечественных караванов транспортных судов с оборонными грузами; отразил 112 налетов авиации, сбил 14 и повредил 23 самолета противника; потопил одну и повредил две гитлеровские подлодки; 11 раз поддерживал своим артиллерийским огнем наступление наших сухопутных войск и высадку десантов. За эти подвиги командиру "Гремящего" капитану второго ранга в конце войны было присвоено звание Героя Советского Союза. Бориса Чистякова к тому времени на эсминце уже не было. Весной 44-го года его перевели на Балтику. А перед отправкой Борису пришлось досрочно сдавать экзамены за девятый класс. Сдавать без отрыва от своей боевой флотской службы…
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Срочная служба. Чехословакия. 1969 год. Служу радистом 2-й минометной батареи в/ч 35057-К. Казарменное помещение – бывший рыцарский замок на окраине г. Млада– Болеслав (40 км от Праги). Красота! В казарме, правда, мало жили, в основном в лесу, в палатках летом и зимой. Или на колесах в движении, очаги контрреволюции погашать. Это тогда так нам говорили, а сейчас оказывается, мы демократию душили!? Однажды зимой сыграли очередную тревогу рано утром, впрыгнули мы в машины и вперед. Я всегда в кузов брал с собой матрас – положишь в носу кузова ГАЗ-66 на сиденье, с одной стороны борт, с другой бочка с бензином – как в купе, и тепло еще. В районе сосредоточения нас покормили каким-то неизвестным продуктом из походной кухни, похожим на картошку урожая 1913 года. Снова на машины и – вперед. Я уже наловчился даже спать на ходу. А что? Наушники радиостанции на уши – ничего не слышу, шапку на лоб, шинель да еще одеяло на себя, и спится на матрасе будь здоров. Просыпаюсь от какого-то странного запаха. Не открывая глаз, принюхался. Пахнет Открываю глаза и вижу перед собой на расстоянии вытянутой руки голую задницу Толика Никифорова на каске. Присматриваюсь дальше и вижу картину: кузов ГАЗ-66, а в нем сидит семь человек взвода управления минометной батареи, и все, как один, голыми задницами на солдатских касках. Только расхохотался до коликов, как почувствовал первые позывы к походу в туалет, которые начали усиливаться. На автомате пытаюсь вырвать каску у Анатолия. Он кричит: «Не хватай – убью! Я еще не закончил, свою бери». Он двумя своими руками держит каску под попой, а я пытаюсь своими руками ее забрать. В это время машина останавливается, вылетаю пулей из кузова, на ходу снимаю брюки и усаживаюсь под первым же кустом. Рай! Благодать! Сделал дело и вижу всю минометную батарею вместе с командиром и командиром взвода управления, гадящими дружно! Полсотни человек в один присест! Больше в жизни своей такого не встречал. И здесь ларчик просто открылся: как известно, о внезапной тревоге знают все и вся за трое–двое суток до ее начала. Повара пронюхали о ней раньше и, чтобы не мудохаться в пути, сварили кашу в расположении полка. Тревогу отменили, сыграли ее внезапно через полторы недели, а кашу они не выбрасывали (сэкономили, блин!), разогрели в районе сосредоточения и скормили ее нам. Голодный воин все сожрет!
Два месяца нас дразнили «Обосравшаяся 2-я минометная», пока такую же штуку не учудили с мотострелками во время очередной «внезапной тревоги». Тогда только отстали от нас.
