Должности боцманов на многих лодках занимали сверхсрочники, и среди них были лихие ребята. Одним из самых популярных боцманов-свехсрочников нашей бригады был Толя Буряченко. Я как-то не придавал значения ордену Славы, который красовался у него на груди во время праздничных построений. И только позже мы узнали, что во время войны наш товарищ был сыном полка, а орден получил за то, что однажды трое суток отстреливался от немцев, засев в подбитом танке на «ничьей» земле.
А.К.Михеев
Отметим одну деталь из казённой биографии нашего героя: по малолетству участие в войне не включали в официальный военный стаж. А боцман нашей лодки – Саша Михеев («Михеич») был моряком срочной службы. Обстоятельный парень исправно следил за всем корабельным хозяйством, спокойно и уважительно решал все строевые вопросы с назначениями моряков в многочисленные наряды и дежурства (я не припомню обид и претензий по этой части), а в искусстве рулевого-горизонтальщика вполне мог поспорить с бывалыми сверхсрочниками. И ещё мне хочется, чтобы читатель просто посмотрел на фотографию нашего командира отделения рулевых (второго «горизонтальщика») – Коли Чеснокова да приметил трудовую медаль у молодого парня.
Н.Т.Чесноков
К сожалению, у меня не сохранилось снимков нашего радиста Черкашина – моего негласного любимца родом из Красноярска – в высшей степени достойного моряка. Держать связь с помощью допотопной аппаратуры, которая стояла на наших лодках, было очень непростым делом. Для этого нужно не только досконально знать свою технику, но и постоянно поддерживать тонкое умение работы на «ключе», что, к слову, плохо совмещается с физическими нагрузками, постоянно выпадающими на долю всех подводников. Надо сказать, что радисты (и подводники, и специалисты узла связи) составляли особое профессиональное братство, несомненную роль в сплочении которого играл флагманский связист дивизии капитан 1 ранга Водолазкин – сам бывший радист военных времён, позже он погиб с женой при катастрофе «Ту-104». В своих отношениях с подчинёнными и просто окружающими его людьми этот офицер был похож на Павла Григорьевича Сутягина, а такое удаётся далеко не всякому человеку. Разумеется, не все в экипаже были крепкими, способными и волевыми ребятами.
Ф.Ю.Дудко
Но и к менее выносливым никто не относился свысока или оскорбительно. Одним из таких «тихих» моряков у нас был гидроакустик Федя Дудко. Согласно расписанию он являлся моим оповестителем (я упоминал, что изобретение телефона не «дошло» до наших ДОСов). По тревоге он прибегал за мной и, пока я пять минут собирался, о чём-то беседовал с маманей, заодно она угощала гостя домашней снедью. Потом мы вместе с оповестителем рысью возвращались на корабль. У Феди была слабость – он нестойко переносил спиртное. Другие моряки могли «принять» в увольнении пятьдесят или сто граммов и пройти мимо дежурного незамеченными, но наш гидроакустик пару раз «горел» на таких пустяковых прегрешениях. Его ругали и наказывали, но сам грешник искренне удивлялся, как это всё нескладно получилось. И только благодаря одному несчастному случаю выяснилось, что причина «прогаров» – не только низкий «моральный уровень» белорусского паренька. В летнее время мы стояли в доке Морского завода в Находке, который размещался на противоположном от бригады берегу бухты. В программу доковых работ входит очистка и покраска суриком цистерн главного балласта. На «малыше» внутренность этих цистерн представляет собой узкое полуметровое пространство между прочным корпусом и наружной обшивкой, вдобавок разделённое для прочности множеством перегородок. Естественно, выполнять тяжёлую работу в цистернах приходилось морякам минимальных размеров. Безответный трудяга Дудко как раз и относился к их числу. Вдобавок, к упомянутым «геометрическим» трудностям очистки и покраски цистерн летом добавляется жара: под лучами субтропического солнца корпус вытащенной из воды лодки раскаляется до сорока и более градусов. Однажды, во время этого докового ремонта я сидел во втором отсеке с какими-то бумагами и явственно услышал через сталь прочного корпуса довольно-таки длинный реферат на матерном языке. Первая моя реакция была примитивной – я послал вахтенного прекратить ругань. Но, прислушавшись к доносившимся из цистерны непотребным звукам, скоро понял, что дело плохо: в грамматическом строе матерных речей отсутствовал какой-либо порядок. Строго говоря, это была не речь, а набор непристойных слов, очевидно, все они компактно «лежали» в какой-то части мозга говорившего. Быстренько собрав людей, мы принялись за извлечение Дудко (именно он оказался «оратором») из цистерны. Но нам не сразу помог ни страховочный конец, ни сжатый воздух, в изобилии подаваемый для вентиляции. Федя плёл свои речи и не хотел вылезать из цистерны. С большим трудом два самых ловких моряка извлекли его на свет Божий, избежав при этом телесных повреждений у самих себя и пострадавшего. А причина была достаточно простой: к нам начала поступать неведомая ранее искусственная олифа («оксоль»), и пары её одурманили нашего гидроакустика. Даже через час после происшествия на переходе катером в бригаду его ещё приходилось крепко держать двум дюжим морякам... Как и в других экипажах, были и среди нас ребята, «прикатанные» нелёгкой жизнью городских окраин. К примеру, наш моторист Коля Джулай – бывший житель Владивостока – ничего доброго от окружающих никогда не ожидал и, по-моему, всякий раз удивлялся обычным бескорыстным поступкам своих товарищей.
Ф.И.Левченко
Запомнилось, как однажды, наспех выйдя в море по тревоге, мы забыли ключи от одного из секретных сундуков. Моряки тут же притащили во второй отсек Джулая. Хмурый «специалист» попросил всех удалиться, и через четверть часа железный ящик был открыт. Расспрашивать моряка, откуда у него такие навыки, мне не захотелось. Были в нашем экипаже и сверхсрочники. О старшине команды трюмных Пенькоше я уже рассказывал при описании своих автомобильных историй. А старшиной команды электриков был Миша Кравчук, тот самый, который ещё на срочной службе чуть было не закормил насмерть своего китайского коллегу на «М-280» в Циндао. Самым пожилым моряком в нашем экипаже был старшина команды торпедистов мичман Фёдор Иванович Левченко. Он служил на ТОФе с незапамятных времен, в конце пятидесятых годов ему было за сорок, и нам он казался стариком. В начале хрущёвской эпохи наш старина дрогнул и решил попытать счастья у себя на Украине. Однако скоро выяснилось, что колхозная жизнь и без Сталина всё-таки менее привлекательна, чем служба на привычном месте, и мичман вернулся в Находку. Однако злопамятная государственная машина не захотела прощать колебаний своего служаки и лишила его части привилегий, положенных при непрерывной службе. Сколько мне помнится, чуть ли не все три года службы на «малыше» я писал под диктовку комбрига всяческие бумаги для восстановления злополучной «непрерывности». Сам по себе Левченко был добрый дядька. Грамотности у него было явно маловато, но любопытства к непонятным природным явлениям он и к своему возрасту не утратил. Например, в приватной беседе он рассказал мне, что долго не верил во взрывоопасность смеси водорода с воздухом (точнее, – с кислородом воздуха), которая образуется при зарядке аккумуляторов электрических торпед. Чтобы убедиться в справедливости непонятных пунктов наставлений по торпедному делу, Фёдор Иванович выбрал подходящий момент во время дежурства в торпедных мастерских, выключил вентиляцию у заряжающейся батареи аккумуляторов и поднёс спичку к одному из них. Физические законы не потерпели надругательства со стороны еретика, а сам естествоиспытатель отделался потерей бровей и больше в правоте инструкций не сомневался. Непосредственным начальником мичмана был командир БЧ-III А.С.Мельников – вялый перманентный «грешник» из числа наших офицеров. А Левченко, как представитель трудового народа, был у нас секретарём партийной ячейки, в ней, кроме меня и двух названных героев, состояло ещё несколько человек. Такая расстановка фигур в нашем маленьком коллективе создавала ряд забавных коллизий при разборе грехов минёра, но партсобрания похабно-дознавательского характера всё же не принимали. Минёр был беззлобным человеком, но кое-какие ответные розыгрыши по отношению к своему пожилому подчинённому допускал. У Саши Мельникова – отличного механика и радиолюбителя – был редкий в те времена ламповый который мы по общему согласию брали с собой на рейдовые сборы. Здоровенный ящик стоял под столом в малюсенькой кают-компании и забавлял нас популярными мелодиями.
Но у магнитофона были и попугайские способности, которые широко использовались в воспитательных целях. Так однажды Левченко был спровоцирован на высказывания о процессе восстановлении злополучной «непрерывности», а потом ему дали послушать запись собственных тирад. По-моему, в дальнейшем речи мичмана на эту тему стали более сдержанными. Чтобы читатель не подумал, что магнитофонные розыгрыши были направлены только в сторону подчинённых, расскажу и о других случаях «магнитофонной терапии». Один из флагманских специалистов бригады, находясь у нас во время зимнего рейдового сбора, очень не любил просыпаться спозаранку вместе с экипажем и участвовать в приготовлении корабля к выходу. В общем-то, это нас особенно не трогало, но тело штабного офицера перекрывало доступ к рундукам с продуктами, а это уже не лезло ни в какие ворота. Разозлившись, мы подложили микрофон к сонливому офицеру и записали все его разговоры в период борьбы провизионщика за доступ к рундуку. А потом невинно включили запись во время завтрака. Впоследствии соня продолжал своё недостойное поведение, но прежде чем начать ругань с хозяевами, предусмотрительно шарил возле себя в поисках подлого микрофона... Как и все старшины торпедистов, Фёдор Иванович ведал нашей провизией, и здесь его хозяйские способности были особенно к месту. Когда мы уже собирались уходить из Корсакова в Находку, мичман разбудил меня заполночь перед выходом и в сильном возбуждении сообщил, что мой однокашник – командир транспорта Игорь Махонин – разрешил взять для подводников несколько мешков картошки – бесценного продукта в наших краях. Я разрешил воспользоваться подарком, но не в ущерб боеспособности. Куда там: наутро, обходя корабль, я увидел мешки и мешочки во всех закутках. Самые нетерпимые из них мы переместили в надводный гальюн, надеясь, что на переходе лодке не придется погружаться. А удифферентовались мы перед выходом с аптекарской точностью: погрузившись в воду только по уровень верхней палубы. Первые два или три дня нудного перехода с Сахалина были спокойными, американские «Нептуны» (самолёты патрульной авиации) не появлялись, и мы шли в надводном положении. Жареная картошка потреблялась экипажем в неимоверных количествах, Левченко только успевал вздыхать о неплановом расходе жиров на её приготовление. Но частота полётов американцев над Японским морем была достаточно «плотной», и нам пришлось всё-таки при появлении хоть и мирного супостата нырять от него на глубину. Погрузившись, я не забыл «поздравить» Фёдора Ивановича с потерей картофеля, оставшегося в надводном гальюне, его и вправду потом не стали есть даже свиньи: морская вода проникла на всю глубину клубней. Однако тотчас же выяснилось, что наши потери от встречи с «американцем» не ограничиваются только дармовым продовольствием: я оставил на мостике свой личный бинокль, с большим трудом собранный из списанных деталей за два года. Так что никогда не злорадствуйте над ближним, даже в шутливой форме... К слову, о «Нептунах». Сейчас все как-то забывают, что в деле раздувания «холодной войны» у нас были достойные партнёры. Когда я имел возможность с помощью самодельного телеобъектива фотографировать нахального заокеанского «гостя» (смотри приведённый снимок), сомнений в необходимости держать ухо востро не возникало.
Наверное, мне нужно кончать записки о нашем дружном экипаже, хотя признаюсь – дело это мне очень нравится, я сразу помолодел на тридцать пять лет. Давайте на прощанье ещё раз посмотрим на случайный групповой снимок во время какого-то летнего праздника 1960 года.
Возле меня, как водится, верные помощники: Вася Кравцов и «комиссар» – Фёдор Иванович. Серьёзные боцман Михеев и Ваня Фаст сидят внизу. Пенькоша – на левом фланге снимка. А фамилий остальных моряков я не помню, хотя когда-то наизусть знал все подробности их биографий и (в деталях) содержание книжек «боевой номер», которые определяли обязанности подводников на все случаи жизни.
Ну что ж, ещё раз попрощаемся, друзья мои...
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Ну наконец-то вроде все, что положено принято, что необходимо – погружено, что надо – выполнено, разрешение на выход получено. Отдав швартовы, мы вышли из Авачинской губы, оставив за кормой бухту с нежным названием Сероглазка, миновали мыс Поворотный, повернули налево и, пройдя немного, встали на якорь на Халактырском рейде. Сопровождающий нас тральщик, выполняющий функции корабля охранения, тоже встал на якорь и включил якорные огни. Я дал команду «Вахте заступить по-якорному» и разрешил выход наверх по два человека из отсека. На мостик стали подниматься мои матросы, усталые, грязные, замотанные до предела. Почти четыре недели мы были в море на флотском учении, потом три дня шла подготовка к выходу на боевую службу вместо положенных двух месяцев, а впереди - много дней плавания. За эти три дня надо было загрузить полный боезапас, в том числе специальный, пополнить запасы топлива, воды, провизии, патронов регенерации воздуха, выйти в море для замера физических полей, провести контрольный выход и выполнить массу других важнейших мероприятий, на которые времени практически не оставалось… Команда работала днем и ночью без отдыха. Все понимали ответственность момента. Я вспомнил утро прошедшего дня, когда на лодку прибыл для проверки готовности к выходу и передачи документов на поход заместитель командующего Тихоокеанским Флотом контр-адмирал Ярошевич.
Пройдя по заваленным ящиками, коробками и разным имуществом отсекам и посмотрев на серые лица матросов и офицеров, он сказал: «Знаю, что устали, знаю, что тяжело, знаю, что не было времени даже помыть людей в бане перед походом, но есть приказ выйти в море в установленное время и он должен быть выполнен». Приказ мы выполнили. Мытье команды перед дальним походом в береговой бане или в бане на плавбазе - эту установленную традицию, которую все всегда старались соблюдать, в этот раз выполнить не удалось. А в море, в походе на дизельной лодке, о бане можно только мечтать. Запас пресной воды на таких лодках ограничен, ее, как правило, хватает только на приготовление пищи. Обычно в дальних походах в качестве утреннего умывания и перед приемом пищи (правда, не всегда), доктор обходит все отсеки с алюминиевой миской, в которой в растворе спирта и воды плавают марлевые тампоны. Эти тампоны по одному выдаются каждому матросу и офицеру, при этом доктор лично следит, чтобы их использовали для протирки лица и рук, а не по другому назначению. Забортной соленой водой не помоешься, мыло, как известно, в ней не мылится… Правда, на лодке имеется опреснительная установка, но она потребляет слишком много электроэнергии, а ее надо беречь… … Я стоял на мостике в окружении своих подчиненных. В темноте мелькали огоньки сигарет. «А что, если…», подумал я и приказал сигнальщику передать на тральщик семафор прожектором: «Есть ли у вас возможность помыть в вашей бане команду. Плавсредств у нас нет. Командир». Я не сомневался, что флотская выручка поможет и здесь. Так оно и получилось. Вскоре мы получили ответ с тральщика: «Сделаем все, что можем. Шлюпка подойдет к вашему борту через двадцать минут. Готовьте людей» Команду по лодочной трансляции: «Личному составу приготовиться мыться в бане», многие восприняли как неуместную шутку. Я уж не помню, сколько раз обычный шестивесельный ял тихо подходил к борту лодки, забирал очередную партию наших ребят, доставлял их на тральщик и отвозил обратно на лодку. С последней партией в нарушение всех инструкций отправился на тральщик и я, захватив с собой бутылку спирта и две банки тарани. На тральщике, несмотря на глубокую ночь, весь экипаж был на постах: кто-то страховал поднимающихся по трапу, кто-то провожал до бани, кто-то провожал обратно. Командир тральщика – капитан-лейтенант, и его команда смотрели на нас, как на убывающих на другую планету.
Два рослых старшины помогли мне подняться на борт и проводили до бани. Я быстро помылся и прошел в каюту командира. Мы выпили налитое одним глотком и закусили бутербродом с красной икрой-пятиминуткой. Ее на тральщике готовили умело. Командир проводил меня до трапа, я поблагодарил его и команду тральщика и, пожелав друг другу счастливого плавания, мы расстались. Как его звали и фамилию я не запомнил. Перед отходом шлюпки он спросил меня: «Надолго?», «Не спрашивай», хмуро ответил я и отвернулся. Была еще полная темнота, лишь на востоке начали появляться первые признаки рассвета, когда мы снялись с якоря и начали движение по заданному маршруту. Нас молча провожал весь экипаж тральщика, выстроенный вдоль борта во главе с командиром… Отойдя немного, мы погрузились на глубину 60 метров. « Подвахтенным отдыхать. В отсеках соблюдать тишину», распорядился я, пусть ребята отдохнут от всей этой береговой суеты и неразберихи. Им еще многое предстоит впереди. Только я и замполит В.Д.Рыкалин читали боевое распоряжение и знали, что нам предстоит поход на полную автономность 90 суток и только до района боевой службы надо топать больше месяца. Перед погружением я вызвал командира группы радиотехнической разведки, прикомандированной на выход к нашей подводной лодке и ведущей наблюдение за радиопереговорами «вероятного противника» с момента выхода из базы. «Что слышно в эфире?» - спросил я. «Пока все тихо, как обычно»,- ответил он. «Два самолета базовой патрульной авиации США «Орион» ведут боевое патрулирование на противолодочном рубеже Мидуэй (Гавайские острова) - Кадьяк (Алеутские острова) с задачей поиска наших подводных лодок, идущих в сторону западного побережья Америки и два таких же самолета ведут поиск в Беринговом море севернее Алеутов. Юго-западнее Гавайских островов авианосно-ударная группа США в составе авианосца и восьми кораблей охранения направляются в Японию в Йокосуку на отдых после несения боевой службы. Офицерский состав просит на время отдыха заказать номера в лучших отелях города и вызвать из Штатов семьи. Для рядового состава запланировать ряд мероприятий в увеселительных заведениях на берегу. На смену этой авианосно-ударной группе из базы Сан-Диего вышла другая в составе девяти кораблей. На аэродроме острова Шемия (Алеуты) к вылету готовится очередная группа из четырех противолодочных самолетов «Орион». Не с ними ли нам придется встречаться?», - сказал он и улыбнулся. После погружения я прошел по лодке. Все загруженное имущество было уложено на свои штатные места и закреплено. Вахтенные отсеков с красными после бани глазами, увидев меня, тихо подходили и шепотом докладывали о состоянии отсека. Команда отдыхала.
Подготской юности прекрасная пора
Ленинград, ЛВМПУ, 2 февраля 1948 года. 211-класс. Слева направо. Первый ряд: Юра Назимов, Саша Згурский, Гена Мартынов, Валя Булатов, Толя Андреев. Второй ряд: Володя Воронцов, Юра Гашков, капитан-лейтенант Кузьмин, капитан Попов, Костя Макаров, ?, Толя Стефанович. Третий ряд: Юра Гладких, Рудик Кистанов, Владлен Гольдберг (Шумилин), Мануил Кириллов, Саша Савинский, Игорь Жильцов, Юра Макаров, Витя Хмарский. Четвёртый ряд: Викентий Викторов, Боря Смельяков, Игорь Краснёнок, Юра Фёдоров, Гена Дзержинский, Володя Евграфов, Гелий Верховцев, Серёжа Крюков
(фото из книги "О времени и наших судьбах". Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 6. СПб, 2005. (Автор проекта, составитель и редактор сборников Ю.М.Клубков)
В юбилейный день рожденья Саше наши поздравленья! Скажет Флот: Савинский Саша - Наш оплот и гордость наша!
10.12.2010. Подготы-первобалты "49-53"
Поздравления и пожелания здоровья, счастья и благополучия от питонов.
Стоим в Полярном на ремонте. Воскресенье. Мой лучший корешок Валера заступил дежурным по ПЛ. Я старший на борту. Вечером сходил в город, купил кофе и коньячку (кто же кофе пьет без коньяка – сначала коньяк – потом кофе), вернулся обратно. тогда выходил на арену. Шутка с того времени пошла гулять : «Выпил пол-литра «Аиста» и пошел на бреющем!».
Ищем закуску. Открываем холодильник в кают-компании и видим там две да еще и с икрой. Не такие мы и большие интеллигенты, и селедкой можем коньячок закусить. Посидели, послушали радио, покурили, поболтали и отдыхать до утра легли. Утром на подъеме флага командир второго отсека опрашивал всех, не брал ли кто его селедку, с таким трудом купленную в полярнинском военторге. Конечно, никто не брал. Убедили старлея, что это крысы-мутанты прогрызли жесть холодильника и утащили его селедку. Они всегда жрать хотят! Ты следи за матчастью в отсеке, а не бегай за продуктами.
Приносим извинения за перерыв в публикациях в ежедневном блоге в связи с регламентными работами. Редакция.
М.Ю.Ищейкин. ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ ИЩЕЙКИН. Окончание.
Здесь будет уместно упомянуть и о том, что герой нашего повествования принимал активное участие в подготовке к 110-летнему юбилею кафедры, на которой Ю.М. прослужил больше тридцати лет. Мало того, по его инициативе был задуман и осуществлён выпуск альманаха «Творчество военно-морских операторов», ставшего приложением к очерку по истории кафедры «Оперативное искусство ВМФ». В самом очерке имя капитана I ранга Ищейкина упоминается по различным поводам больше тридцати раз. Увы, эти две книги вышли в свет из академической типографии только в 2006 году, но Юрий Михайлович в готовом виде их уже не увидел. Товарищи по оружию поместили в альманахе несколько его стихотворных сочинений, а также поздравлений разных лет к юбилейным датам и памяти ушедшего коллеги, обращенных к Ю.М. На первой же странице, в посвящении, мы уже встречаем его имя. Вот это посвящение:
«Светлой памяти Ищейкина Ю.М. и других членов нашей кафедры, преданных её традициям, ушедших из жизни, оставив нам частицу тепла своей души, посвящается этот выпуск»
Капитан 1 ранга в отставке, профессор кафедры «Оперативное искусство ВМФ» Юрий Михайлович Ищейкин до конца оставался на боевом посту, уже в 2004 году принимал активное участие в оперативно-мобилизационном сборе ВМФ России и ушел из этой жизни 17 октября 2004-го, успев отметить своё семидесятилетие. В памяти родных и близких, друзей и коллег, многих поколений выпускников Академии Юрий Михайлович остаётся выдающимся педагогом и замечательным Человеком, которому всё и всегда было по плечу.
Ведущий педагог и методист капитан 1 ранга Ю.М. Ищейкин постоянно побуждал слушателей к глубокому усвоению знаний на лекциях.
В день ухода Юрия Михайловича его соратник по кафедре И.И. Тишаков написал:
ПАМЯТИ ДРУГА (Ю.М.Ищейкину)
Поплакать мужчинам нельзя, Хоть скулы от горести сводит. Всё чаще родные, друзья Уходят. Из жизни уходят.
Вчера ещё с нами ты был, Сидели, шутили, смеялись... Сегодня из жизни уплыл - Лишь образ да память остались.
А мы будем все-таки жить, Хотя бы затем, чтобы к Богу Достойно друзей проводить — В последнюю эту дорогу.
Мы мучиться будем, страдать, Но хватит и воли и силы: Чтоб было, кому поминать, Цветы приносить на могилы.
В кулак своё сердце сжимаем, Иначе оно разорвётся... Сегодня тебя провожаем, Но память навек остаётся!
Подгот Юрий Ищейкин
Примечание. Подростками мы уже были мужчинами суровыми и, не обращая внимания на недоедания и недосып, постигали морскую науку, никому не жалуясь, а преодолевая невзгоды.
ОТЦУ
Так жизнь устроена извечно: среди мирского бытия Бросает в спор отца и сына - людей святых у алтаря Порой неведомая сила в концы их разные разводит И сын заблудший, словно странник, ища покой, по миру бродит.
Сбивает в кровь свои он ноги, одежды ветхие влачит, Заходит в древние чертоги и, в храм войдя, молясь, молчит. Спит у дороги под луною, туманом бережно укрыт, А утром моется росою, что на траве, блестя, лежит.
Людей встречает разной веры: кому - Христос, кому - Аллах, Кто за царя кричит без меры, ища давно пропавший прах. Мелькают суетные лица с печатью жажды роковой Богатством золота разжиться иль к власти встать любой ценой.
Дойдя порой до края света, где солнце за морем встаёт, Поймёт, что счастья там в помине нету, и, повернув назад, домой идёт. И снова дальняя дорога через простор Святой Руси Ведёт к отцовскому порогу - за всё прощения просить.
Он знает точно: его примет отец, давно уставший ждать, Седую голову обнимет и позовёт родную мать. Скупой слезой печаль скатится, морщины дрогнут у лица ... И спор извечный разрешится - Святою верою в отца.
Младший сын, «Серёгин братишка, из Питера Мишка» 28 апреля 1994 г.
Михаил Юрьевич Ищейкин закончил Ленинградское Нахимовское училище в 1977 г., ВВМУПП имени Ленинского Комсомола - в 1982 г. Службу проходил в 45-й дивизии подводных лодок КТОФ.
Примечание редактора: Все саратовские подготы, чьи воспоминания вошли в настоящий последний, третий выпуск о нашем славном СВМПУ, в один голос скажут, что Юра Ищейкин был славным парнем, честным человеком, хорошим другом и храбрым, умелым воином. Пока жив хоть один саратовский подгот, память о Юре Ищейкине будет жить на этой нашей благословенной отеческой земле.
«Не сотвори себе кумира, и всякого подобия, на небеси и земли, и в водах, да не поклонитися им, ни послужившим
Заповедь божия вторая
Приходит время, когда сын, дожив до возраста отца, С главою, полною седин, вникает в заповедь творца: «Не сотвори себе кумира ни в небесах, ни на земли», Возьми себе для ориентира звезду, светящую вдали.
Холодный свет её не греет, и день скрывает ориентир, Она восходит, как стемнеет, взглянуть на этот бренный мир, С высот заоблачных взирает на день минувший свысока И разобраться помогает чуть заблудившимся слегка.
Моряк уверенно берется за чудодейственный секстант. За горизонтом скрылось солнце, не виден утренний туман. Рука прибор слегка качает, и вниз звезда идет к земле, На карте штурман отмечает, где он плывёт на корабле.
А где-то в Пулковских высотах в трубу взирает астроном. Годами смотрит. Видит что-то, ночь предваряя крепким сном. Там метеор, а там комета и Млечный путь туманом скрыт. Откроет он свою планету. Даст имя ей. А сам забыт.
Астролог судьбы выверяет по ставшим в ряд «Парад планет». Бывает так, что угадает. Бывает нет. Предскажет бред. Но человеку всё же надо взглянуть в заоблачную даль, Для сердца Пушкина отрада, а для Есенина «не жаль».
Звезду в душе своей храните. Пусть она светит даже днем. Не меркнуть ей с высот в зените. Жизнь озарит она огнём. Но если вдруг кумиром станет, сорвётся вниз, забрав с собой Что вас с надеждой к звездам манит, оставив в небе росчерк свой.
М. Ю. Разумовский Серёгин братишка из Питера Мишка. 16.11.2007.
«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли» (заповедь пятая Митрополита СПб и Ладожского)
Пиит
Кто-то должен принять эстафету от ушедших в могилу друзей, Воздать должное делу поэта в продвижении светлых идей. Ведь душа, отделившись от тела, устремляется ввысь, к облакам, И, когда уже суд претерпела, свысока устремляется к нам.
Дар поэта - тяжёлая ноша, в одиночестве трудно нести, Только если поэт был хороший, бог за многое может простить. Много званий при жизни вручают; их история свято хранит, Но одно написать забывают: «Это был настоящий пиит».
На мгновенье, ребята, замрите и взгляните на стрелки часов, Драгоценное время впустите в ваше сердце - основу основ. Пусть рубцом то мгновение ляжет. Не беда. Ведь ему не впервой. День придёт и отметина скажет: «Час пришёл, и черёд уже твой».
М.Ю.Разумовский. 23.05.08.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
1979 год. Впервые нам выдали боны для отоваривания в валютных магазинах. В ближайший выходной рванули в Мурманск и накупили сигарет иностранных, виски и прочую иностранную лабуду. Все – «вдовцы» (так звали офицеров и мичманов, у которых жены выехали на лето в среднюю полосу).
В понедельник выходить на СБР (размагничивание). На пирс прибежал в 8.30. Лодку уже буксиры оттаскивают 102 градуса на норд. Вплавь не рванешь. Хоть и лето, но шесть градусов держится. Четыре минуты продержишься и становишься камбалой. Рядом со мной еще человек десять мичманов и офицеров экипажа, припозднившихся после пития иностранного пойла. Коля Агеев, смотря на нас, выдает фразу из кинофильма о разведчиках: «Мы с вами одинаково небрежны…». Лодку поставили на бочки, буксир пришел за нами, и вот мы в прочном корпусе. Попи *дели на нас для виду и разошлись по отсекам. Через час по «Каштану» зачитали список опоздавших и объявили: «Названным лицам выйти на верхнюю палубу для работы с судном размагничивания». Штанги таскать. В наказание за опоздание. Вендетта! Место кота Леопольда! Еще через полчаса наблюдается картина: на ракетной палубе атомной подводной лодки стратегического назначения вся вот эта опоздавшая группа, гоп-компания, сидит по пояс голая (жарко, лето все-таки!), потягивает виски из горла и курит «Мальборо». Канары! Экзотика! В отпуске в Севастополе мы потом с Колей на пляже в Камышовой (там валютный магазин недалеко был) сбрасывались по 25 копеек, и настоящая «Московская» у нас в руках.
Кроме сети магазинов "Березка", в которых товары приобретались на чети "Внешпосылторга", существовали "Альбатросы". В них торговали на чеки "Торгмортранса", иногда можно было купить колбасу, заграничный ликёр, виски, ром, сигареты Kent и Marlboro, фломастеры и фирменные джинсы. При входе проверяли документы - гражданские моряки предъявляли Паспорт моряка, военные - Удостоверение личности и справку из финчасти.
