Если хотите составить непредвзятую оценку человеку... Человек - легенда, не только истории Тбилисского Нахимовского училища, но и войны в горах Кавказа. Подробности биографии династии подводников Косолаповых
Новиков Николай Дмитриевич, контр-адмирал, начальник Тбилисского нахимовского училища, янв. 1953-1955 гг.
Рассказ Валентина Евгеньевича дополняет выпускник 1954 года, лауреат Ленинской премии Эдуард Гавриилович Карпов (Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007.):
"В самом начале учебного года по роте прошел слух о том, что большинство нашего выпуска направят в Первое балтийское училище, которое недавно было спрофилировано на подготовку офицеров для подводных лодок (позднее оно стало называться Училищем подводного плавания имени Ленинского Комсомола). Никто из нас тогда еще толком не представлял себе, что такое подводная лодка. Мы только слышали о том, что служба на подводных лодках трудна и опасна, а плавание в подводном положении лишено той романтики, которая сопутствует плаванию на надводном корабле. Но выпускники мечтали о морской романтике, и рота тихо «забурлила» по поводу перспективы стать подводниками вопреки желанию. Никакого собственного желания у большинства из нас тогда еще не было, но любая попытка силового воздействия всегда вызывала у юных нахимовцев внутренний протест. Когда о «бурлении» в выпускной роте узнал начальник училища контр-адмирал Новиков, то он поступил очень просто: собрал выпускную роту в актовом зале и стал рассказывать об устройстве подводных лодок, о боевых действиях подводников в прошедшей войне и о своей службе на подводных лодках. Он рассказывал так увлекательно, что мы засыпали его вопросами. Эта встреча растянулась на два дня и закончилась тем, что очень многие в роте сами решили идти в подводное училище, а потом окончили его и связали свою судьбу с подводными лодками. А начальника училища после этой встречи наша рота стала называть «батей». «Батя» — это высшее проявление уважения к командиру. Никого из предыдущих начальников училища мы так не называли, хотя их тоже достаточно уважали. Но дело-то было не только в этой встрече — Новиков действительно был для нас батей... Вспоминается еще одна «шалость». Весна, стоит солнечная погода, в училище — «свободное время», и большой двор переполнен бегающими, прыгающими и играющими в разные игры нахимовцами всех рот. Большинство — в трусах и тельняшках или просто в трусах. «Броуновское движение» во дворе связано с периодическим перемещением ребят по лестницам здания: кому-то нужно во двор, а кому-то обратно. На одной из лестниц у окна между вторым и третьим этажом (это довольно высоко от земли) появляется пара долговязых выпускников, которые начинают развлекаться: свернув кулечек из бумаги, они заполняют его водой и бросают вниз на того, кто выходит из двери, ведущей с лестницы во двор. Стараются при этом, чтобы кулечек не падал на голову, а эффектно шлепался на асфальт перед выходящим. Вот дверь в очередной раз открывается, кулечек с водой летит вниз, а из двери в это время выходит начальник училища, которого никто не ожидал, и кулечек шлепается на асфальт прямо перед носом адмирала. В окне — немая сцена из «Ревизора». А адмирал поднимает голову, смотрит на «шалунов» и грозит им пальцем. И все. Можно себе представить, что могло бы быть, если бы вместо Новикова здесь оказался какой-то другой адмирал."
А рассказать о подводных лодках Николаю Дмитриевичу, "бате", было что. Накануне Великой Отечественной войны капитан 3 ранга Н.Д. Новиков командовал 1-м дивизионом 1-й бригады подводных лодок. Дивизион базировался на Севастополь, а с первых чисел ноября 1941 года — на Поти. В августе — сентябре 1942 года под командой уже капитана 2 ранга Н.Д. Новиков в состав дивизиона и до конца войны входили «эски». "Следует отметить, что результативность наших подлодок на Черном море была ниже, чем на Балтике и, тем более, на Севере. На первом этапе войны это объяснялось, в частности, ограниченным объемом судоходства противника, на втором — усилением неприятельской ПЛО и слабостью ремонтной базы кавказских портов, куда вынуждены были уйти черноморские субмарины. К сожалению, свою роль сыграл и уровень боевой подготовки экипажей, в ряде случаев оказавшийся явно недостаточным."
Читаем у Лурье Вячеслава Михайловича в базирующемся на архивных документах справочнике "Адмиралы и генералы Военно-Морского флота СССР: 1946-1960. М.: Кучково поле, 2007.: "Будучи командиром ДПЛ, совершил 15 боевых походов на подлодках дивизионана, продолжительностью 30-40 суток каждый, с молодыми командирами подводных лодок, не имевшими боевого опыта по минированию вод у побережья противника и в боевых действиях на коммуникациях."
Удалось найти свидетельство командирских и педагогических качеств Николая Дмитриевича Новикова в книге воспоминаний вице-адмирала Азарова Ильи Ильича Эпизод относится к периоду героической обороны Севастополя. "... «Подготовлен для самостоятельного управления подводной лодкой и умело управляет ею. В бою спокоен, решителен и смел». Так аттестовал Трофимова командир 1-го дивизиона бригады подводных лодок Черноморского флота капитан 2 ранга Н. Д. Новиков, который был на лодке в боевом походе и наблюдал за действиями командира. ..."
Наконец, очередное свидетельство того, как все в нашей истории и в жизни переплетено, надо просто быть внимательными. С января по май 1942 года капитан 3 ранга Новиков Николай Дмитриевич командовал ПЛ "Л-23", той, которая в свой последний боевой поход вышла под флагом командира бригады капитана 1 ранга Крестовского Андрея Васильевича. 17 января 1944 г. в 16 милях к северо-западу от м. Тарханкут безуспешно атаковала торпедами германский противолодочный корабль "Uj-106", который, в свою очередь, контратаковал "Л-23" глубинными бомбами и потопил ее.
Капитан 1 ранга Крестовский Андрей Васильевич - отец выпускника Ленинградского Нахимовского училища 1952 года Крестовского Олега Андреевича.
О героической жизни Крестовского-старшего можно прочитать у Мы же расскажем о его сыне, достойном продолжателе дела отца.
Если хотите составить непредвзятую оценку человеку, поинтересуйтесь, замечают ли его, запоминают ли и чем, с какими чувствами, те, кто младше, по должности, по возрасту. О старшекурснике Крестовском Олеге такое свидетельство сохранила память младшего питона, Семевского Роберта Борисовича: "Сильная команда была в училище по плаванию в начале 1950-х годов, когда в неё входили такие воспитанники как: Саша Тузов (4 выпуск), Олег Крестовский (5 выпуск), Юра Зима..."
Крестовский Олег Андреевич после ЛНВМУ закончил 1-е Балтийское ВВМУ. И, как отец, стал подводником. Службу начал на дизельных подводных лодках, в дальнейшем, командир АПЛ 670пр., в 1975-1978 гг., начальник штаба 10-й дивизии ПЛ ТОФ. после службы в дивизии был назначен преподавателем на 6-е ВСОК ВМФ. (Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005.) Был период в службе, когда сын ходил на службу по улице им. А.Крестовского, носящей имя его отца.
В истории нахимовских училищ немало сыновей, пошедших по стопам знаменитых отцов-подводников, не посрамивших их честь. Назовем некоторых, а подробный рассказ - в будущем. Это выпускники Ленинградского НВМУ Зайдулин Джемал Измайлович (1952 г. вып.) и его брат Зайдулин Рустэм Измайлович (1955), Тузов Александр Иванович (1951) Мохов Игорь Николаевич, тбилисский нахимовец, закончивший учебу в 1956 году на базе подготовительного отделения при ВВМУЗе в Риге.
Преподаватель математики - капитан Мартиросян. Он хорошо запомнился тбилисским нахимовцам. Кроме Соколова В.Е., о нем вспоминает В.Шевченко (НАСЛЕДНИКИ РОССИЙСКОГО ФЛОТА. 10.03.2006.): "В училищах была создана такая обстановка для занятий, которая позволяла изучая теорию, развивать у нас морские качества, прививать любовь к романтике службы на флоте и давать глубокие и всесторонние общеобразовательные знания. Это достигалось различными приемами, подходами наших воспитателей и преподавателей. Что стоит вспомнить крылатое выражение всеми любимого преподавателя по математике Мартиросяна, когда он говорил с армянским акцентом забывчивому воспитаннику "Садись на штаны и думай". И мы садились, и действительно думали..."
Добрые слова для него нашел и Эдуард Гаврилович Карпов (Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007.): "Математику в старших классах нам преподавал капитан Мартиросян, которого мы в своем кругу звали Мартиросом. Где-то в начале своего общения с нами он рассказал нам байку о том, как когда-то в его молодости во время занятий по физкультуре проводивший занятия сержант сказал ему, плохо выполнявшему упражнения на брусьях: «Это вам не математика, здесь головой думать нужно». Эта байка стала основой его любимой присказки, которую он частенько повторял на своих уроках: «Это вам математика, здесь головой думать нужно». Он постоянно заставлял нас и «думать головой», и трудиться. Когда на первых курсах в высшем училище мы штудировали основы высшей математики, я не раз с благодарностью вспоминал нашего Мартироса — он хорошо подготовил нас."
К глубокому сожалению, не сохранилось в нашей коллективной памяти его имя и отчество, а без них история Тбилисского училища, нахимовских училищ не полная. Надеемся, что сведующие читатели нашего блога помогут.
Эдуард Гаврилович Карпов дополняет характеристику капитана Жуковского Александра Викторовича: "Учитель химии капитан Жуковский увлеченно проводил на своих уроках многочисленные химические опыты, и многие ребята, благодаря ему, любили химию и торчали в кабинете химии все свое свободное время." Его оценка дорого стоит, ведь далее он добавляет: "Мне нравился Жуковский, но почему-то не нравилась химия. Наверное, поэтому мне и пришлось потом помучиться с химией в высшем училище."
Особого внимания заслуживает Кельс Леонид Павлович, недаром его любили тбилисские нахимовцы. Первоначально он фигурировал в поле нашего поиска то как Кельс, то как Келье. Ну да не даром говорится, "кто ищет, тот найдет".
В. Шевченко: "Из первых воспитателей и преподавателей моего училища, хотелось бы назвать по- отцовски добрых, мудрых в отношениях с детьми, ... Кельс и многих, и многих других, чьи имена в каждом сердце их воспитанников. Они смогли найти нужные слова и подход к детям, не по возрасту ставших взрослыми."
Карпов Эдуард. Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007.
Эдуард Гаврилович Карпов - доктор технических наук, профессор, лауреат Ленинской премии, более тридцати лет проработал в сфере военного подводного кораблестроения, пройдя путь от молодого специалиста до главного инженера Центрального конструкторского бюро морской техники «Рубин».
"Физику нам преподавал капитан Келье (видимо, ошибка распознавания при сканировании) — светловолосый мужчина крепкого спортивного телосложения. Келье слегка заикался и был с нами подчеркнуто вежлив, однако строг и требователен. Помимо физики Келье занимался альпинизмом, был мастером спорта и каждый свой летний отпуск совершал восхождения в горах, о которых коротко рассказывал нам в начале учебного года. Уже потом я узнал о том, что он во время войны входил в знаменитую группу наших альпинистов, которые не дали немецким горным егерям перейти через перевал Кавказского хребта. Сам он нам об этом не говорил. Келье настойчиво учил нас тому, чтобы мы прежде всего понимали физический смысл явлений, а уже потом учили формулы и решали задачи. Думаю, что именно благодаря ему у меня никогда потом не было проблем с физикой."
Максимов Валентин Владимирович, тбилисский нахимовец выпуска 1952 г. в январе 2008 г. вспомнил, сделав оговорку, "К сожалению, память становится всё более дырявой, но по крошечки ото всех и восстановится ещё имя, ещё память о достойном человеке. Ведь недостойных в Училища не направляли! ... учитель физики Келье Леонид (?), отличный педагог, требовательный и понимающий, в то время активный альпинист".
Когда появилось имя, дальнейшее - уже дело "техники".
Человек - легенда, не только истории Тбилисского Нахимовского училища, но и войны в горах Кавказа.
Свою добычу смерть считала. Бой будет завтра, а пока Взвод зарывался в облака И уходил по перевалу...
Далее только ссылки, минимум текста и фото.
Альпинисты Северной столицы. ВСТАВАЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ! Александр Михайлович Гусев, доктор наук, ЗМС СССР.
"Уже в начале 1943 года командование Закавказского фронта поручило воинам-альпинистам сорвать их и водрузить над вершинами советские флаги.
Штурм высочайших вершин Кавказа поручили объединенному отряду. Части его находились в разных местах. Их надо было собрать в одном районе. Из Местии через перевал Бечо под командованием лейтенанта Н. Гусака, участника боев за Клухорский и Нахарский перевалы, отправились шесть альпинистов-воинов: Ю. Одноблюдов, А. Сидоренко, В. Кухтин, Б. Грачев и братья Б. Хергиани и Г. Хергиани. Группа лейтенанта А. Трязнова, в которую входили Л. Каратаева, Н. Персиянинов, А. Немчинов, взяла старт в Сванетии. С перевала Донгуз-Орун двигалась группа Г. Сулаквелидзе, в которую вошли А. Багров и Н. Моренец. Е. Белецкий был включен в группу А. Гусева. В эту группу входили также В. Лубенец, Л. Кельс, Е. Смирнов, кинооператор Н. Петросов. Альпинисты-воины вышли из Тбилиси. В начале февраля 1943 года все группы соединились у подножия Эльбруса в один отряд. Старший инструктор альпинизма И. Ветров так описал "Эльбрусскую эпопею": "Восхождение на Эльбрус проходило традиционным маршрутом через "Старый кругозор". Тут все напоминало о пребывании врага: землянки, укрепления, заграждения из колючей проволоки, ящики снарядов, мин, гранат, деревянные кресты на могилах. От "Старого кругозора" дорога вела на "Приют одиннадцати". Глубокий снег усложнял движение, местами приходилось рыть траншеи, навешивать веревочные перила. Впереди шла разведка. На пути может быть и засада и минное поле. Шаг за шагом альпинисты преодолевали крутые склоны, занесенные снегом, глубокие ледовые трещины. Над Эльбрусом висели низкие тучи, падал снег, и в метре ничего не было видно. Снег слепил глаза, забирался под капюшоны штурмовок. Но вот показались скалы. Стрелка высотомера Задержалась на отметке 4200 метров. - "Приют одиннадцати" - заметил кто-то.
До войны это был чудесный отель, теперь здесь не было ни окон, ни дверей, стены изрешетили пули и осколки. Андрей Грязнов и Бекну Хергиани дали очередь из автоматов. Гулкое эхо разнеслось по горам и вновь все стихло. На приюте никого не оказалось. - Драпанули, - хитровато усмехнулся Николай Моренец и показал на обложки журналов с изображением "героев Эльбруса": ветер еще не успел вымести их из помещений. На "Приюте одиннадцати" пришлось переждать расходившийся буран. Целых десять дней смельчаки, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть, вынуждены были отсиживаться на высоте 4200 метров... Лишь 12 февраля метель немного улеглась. Утих ветер. А в полдень даже выглянуло солнце..." А вот как рассказывает о заключительном штурме Эльбруса один из его участников Александр Сидоренко: "13 февраля 1943 г. Проснулся в час 15 минут. Погода испортилась - западный ветер, облачность, снег. Решили идти маленькой группой на Западную вершину (разведка). Два часа 30 минут. Вышли Гусак, Белецкий, Бекну и Габриель Хергиани, Смирнов и я. Ориентировка затруднена. Взяли левее. Габриель и я несколько раз проваливаемся в трещины. Идем дальше. В моей левой кошке разошлись звенья. Трудно чинить на таком ветру. Ветер в лицо! На щеках, на носу все время образовываются льдинки. Светает... На Западной вершине заметили обрывки фашистских флагов. Сорвали. Установили свой.
Рядом с победным знаменем Советской Родины командир штурмовой группы лейтенант Николай Гусак оставил памятную записку: "...Поднялись на вершину за девять часов. Восхождение посвящено освобождению Кавказа от гитлеровцев и 25-й годовщине славной Красной Армии. Да здравствует наш Эльбрус и вновь свободный Кавказ! Западный Эльбрус. 5633 м..."
.
"Кельс Леонид (Израиль) Павлович (1918-1974) – Тбилиси. МС СССР – 1943. До войны окончил институт и работал в Алма-Ате учителем физики. Был отличным спортсменом, и после ускоренной военной подготовки в звании лейтенанта стал хорошим строевым командиром, был направлен в действующие соединения на перевалы Главного Кавказского хребта. Там он подружился с Гусевым А.М., который в своей книге отметил: «Все новое в подготовке горных стрелков принимал с энтузиазмом, все задуманное быстро удавалось ему. В этом человеке гармонично сочетались качества спортсмена и воина, и это очень пригодилось ему в дальнейшем, когда мы оба попали в соединения, действовавшие на перевалах». После тяжелой контузии он работал в авиашколе, затем преподавателем в Нахимовском училище. Две страсти вели его по жизни: это любовь к горам и любовь к красавице грузинке Марии Александровне Григолия, на которой он женился вскоре после участия в операции «Эльбрус-43» по снятию фашистских флагов, и так он вошел в грузинскую семью, полюбил Грузию и до конца своих дней никуда не уезжал. Более 20 лет Леонид Павлович был преподавателем физики в средней школе №52 г. Тбилиси. Отмечен правительственными наградами. Очень хорошо сказал Александр Игнатьевич Сидоренко в небольшом стихотворении «Альпийское братство»:
Один – поэт, другой – ваятель, Тот – академик, тот – герой. Он альпинист, он наш приятель, Мы с ним на “Ты” и на Арбате, И на горе, и под горой.
Вилесова Н.Г., Стариков Г.А."
Если бы не подсказка Валентина Евгеньевича, то и не знали бы, что он его однокашник, тбилисский нахимовец. Его сын, Пирожков Аркадий Рэмирович, закончил Ленинградское Нахимовское училище в 1988 году, а в 1993 году - ВВМУПП им. Ленинского комсомола.
Уразов Николай Дмитриевич. Его Валентин Евгеньевич упоминает, как однокашника, тбилисского нахимовца, а по нашим проверенных данным, закончил он уже Рижское Нахимовское училище в 1953 году.
"Разгильдяй" Дима Косолапов заслуживает, пожалуй, такого же внимания, как и учитель-фронтовик Кельс. Во-первых, Косолапов Дмитрий Николаевич закончил училище в 1954 году, на год позже Валентина Евгеньевича. Почему, не ведаем. А биография его по-своему примечательна, да и удивительна, хотя и по своему обычна для подводников.
Д. Косолапов.
О том, как закончилось детство, как началась нахимовская юность Димы Косолапова читаем у Эдуарда Гавриловича Карпова: "Теплым августовским утром на перроне Московского вокзала появилась нестройная колонна мальчиков одиннадцати — двенадцати лет, возглавляемая морским старшиной. За плечами у большинства ребят висели армейские вещевые мешки, некоторые несли в руках неказистые чемоданчики. Это были ленинградские ребята, принятые в Тбилисское нахимовское военно-морское училище. Одним из них был и я. Ребят сопровождали женщины, в основном — матери, провожавшие своих детей в дальние края. Колонна подошла к одному из вагонов поезда Ленинград-Сухуми, и началось трогательное прощание матерей с детьми. Затем, по команде старшины, ребята вошли в вагон и были распределены по полкам. Поезд тронулся, и начались первые знакомства, многие из которых протянулись потом на долгие годы. В тот день я познакомился с Олегом Бахчисарайцевым, Славой Жежелем, Володей Коркиным, Олегом Косачем, Димой Косолаповым, Юрой Сологубом, Сашей Тележниковым и Леней Якушевым — с этими ребятами мне предстояло прожить вместе шесть нахимовских лет, а потом всю жизнь сохранять дружеские отношения..."
Подробности биографии династии подводников Косолаповых, фотографии - заслуга писателя-мариниста Черкашина Николая Андреевича.
Отец. Капитан-лейтенант Николай Косолапов. 1942 г. Сын подводника командир подводной лодки Дмитрий Николаевич Косолапов. Внук, Дмитрий Дмитриевич Косолапов.
Активную роль в противостоянии в период "холодной" войны сыграли командиры и экипажи не только атомных, но и дизель-электрических подводных лодок, о чем правдиво и подробно повествует в своих произведениях Н.А.Черкашин.
И был поход… Контр-адмирал Иван Татарицкий. Из воспоминаний заместителя командира по политчасти подводной лодки Б-807. -
Экипаж подводной лодки Б-807 по большому сбору. Второй справа — командир капитан 2 ранга Дмитрий Косолапов, за ним замполит капитан 3 ранга Иван Татарицкий. Средиземное море. 1977 г.
«Всплывает «железо», всплывает На нашем желании жить…»
Из песни подводников
В тот поход мы уходили экстренно, времени на полную подготовку не оставалось. Военно-политическая обстановка 1978 года требовала развертывания в Средиземном море наибольшего числа советских подводных лодок. А на нашей Б-807 - множество переназначений: из 65 матросов 56 уволились в запас! Почти все офицеры - первый раз в должности. Подготовка офсостова - аховая. Новоназначенный командир капитан 2 ранга Дмитрий Косолапов каждый день по четыре часа проводил с ними занятия по тактике. На рулях - матрос Мерзаралиев. Он и по-русски то с трудом понимал не то что команды в экстремальной обстановке. В ноябре поставили нас на доковый осмотр в Росте. А зима 1978 года выдалась суровой - все обмерзало и замерзало. Невозможно было проверить, как держат клапана забортной арматуры. Лодка стоит с креном и дифферентом в три градуса. Допустимая норма - полтора. Командир говорит механику: - Поддуйте же цистерны! А тот ему: - Без толку! Все равно такой же крен примет. Дуем, дуем… Заставили его выяснить, в чем дело. Оказалось в Кронштадте, в заводе рабочие-ремонтники забыли поставить крышку на ЦГБ (цистерну главного балласта) №10! А нас отцы-командиры торопят с выходом в море: надо план закрывать! Готовы были выпихнуть без сдачи первой задачи, без замера шумности, без размагничивания, без радиодевиации. И это при том, что по документам нам положено 180 суток для нормальной отработки всех этих задач! Мы с командиром взмолились: дайте хоть одну задачу отработать! Вышли на мерную линию. Нам ее зачли как задачу Л-2 - одиночное плавание подводной лодки, на что по нормативам отводится не менее пяти суток. Ладно - сдали за сутки. Вышли на глубоководное погружение. Душа не на месте: что-то будет… После такого ремонта уходить на 250 метров - рисковый номер. С нами идет комбриг капитан 1 ранга Юрий Даньков. Погрузились на 150 метров - доклад из второго: в отсек поступает вода! Бьет сверху! Самый опасный тип пробоины - подволочная! Лезем в отсек и видим: резиновая прокладка съемного листа выпирает в отсек! Ее выдавливает забортным давлением. Оказывается, ее поставили наоборот! Ласточкиным хвостом кверху! Всплыли. Открутили все шпильки, подняли съемный лист. Это тоже надо было ухитриться. Тем более что волны через проем заплескивают в отсек, который, как известно - аккумуляторный. Пока меняли прокладку, матросы во втором отсеке прикрывали «дыру» тюфяками… Эх, народ у нас - умнейший. Золотые головы у мужиков! Заводскую работу в море сделали! Всю предпоходную подготовку нам свернули до предела, прошли галопом размагничивание корпуса, мерную милю - это в шторм, когда не видно створных знаков, командир только успел левый мотор на малом ходу определить! Все для того, чтобы поставить птичку - «вып.» Это самая страшная птица не белом свете - «вып». Не выпь, а именно «вып» - «выполнено». Выполнено по принципу: «записал, но сделал - упущение; сделал, но не записал - преступление». Очень торопились отправить нас в автономку, потому и на торпедные стрельбы в шторм послали, заранее зная, что торпеду в таких волнах никакой торпедолов не выловит. Заранее нам это простили - дали торпеду на утопление, лишь бы зачет подписать да птицу «вып» в документах поставить. Наконец, настал срок выхода в автономку. * * * Уходили мы 12 февраля в 23часа 55 минут. За пять минут до рокового 13-го числа да ещё понедельника,… Комбриг Даньков лично чалки сбрасывал, как это было принято еще с военных времен. Едва мы вышли за Сеть Наволок - шторм в шесть баллов. А ведь по флоту был объявлен ветер-раз на всю неделю! А нас выпихнули! Ладно, идем. Бьем зарядку. Скис левый дизель. В чем дело? Механик докладывает - заводской брак. Левый у нас левосторонний, к нему особый ЗИП нужен. Правый и средний - правосторонние. Средним - пошли. Правый на зарядку. А шторм - жестокий зимний шторм - набирал силу: ураганный ветер с дождем. Пошло мощнейшее обледеневание. Глянул в корму, а вместо «Ивы» (антенна дальней радиосвязи) - ледяное бревно. Волна дикая. Стали поднимать выдвижные. Ещё один дизель вышел из строя. Зарядку не успели добить. Надо погружаться. Уходим под воду, даю малый ход. И вдруг резко пошли вниз - камнем! Командир кричит: - Три мотора полный вперед! Дуй в нос! Пошел ГОН из уравнительной за борт! Всплыли. Ураган неиствует! «Иву» выбило из стопоров. И не поднимается она, и на стопора не ложится. Пытаемся кувалдами подбить. Ничего не выходит. Погружаюсь. И снова камнем вниз. Еле всплыли. Косолапов вызывает командира БЧ-5: - Механик, в чем дело?! - Разбираемся, товарищ командир… Доклад помощника нас просто убил - провизионка центрального поста залита морской водой. А там чай, сахар, кофе, печенье - все на выброс. На корму глянул - а «Ивы» вообще нет. Только шестиметровый обрубок торчит. Штормом снесло. Погружаемся в третий раз и опять - камнем. Понять ничего не можем. Однако все же докопались до причин. Труба уравнительной цистерны проходит, как известно, через цистерну пресной воды. А в трубе - коррозия разъела дыру. Держала ледяная пробка, но после нескольких часов движения под водой она растаяла, и пресная вода естественно засолилась. Шесть тонн пригодной для питья и готовки пищи воды осталось только в кормовой цистерне. И это столько бед всего за первые сутки похода! Без пресной воды, без дальней связи, с поломанными дизелями… Вижу, командир всерьез задумался: а стоит ли идти с такими проблемами на боевую службу в Средиземное море? По идее надо было возвращаться в базу…Это разумно. Но все мы представляли, какой после этого разразится скандал! Капитан 2 ранга Косолапов собрал всех свободных от вахт офицеров в кают-компании: на «совет в Филях». Обрисовал обстановку. Задумались. Никому не хочется возвращаться с позором. Стали кумекать: что имеем. Идем в надводном положении, потому что страшный туман. Норвеги сидят дома и не летают. Уже хорошо. Значит можно подремонтироваться в надводном положении. Провизионку осушили, две тонны воды откачали. Имеем по стакану воды в сутки. Значит, кашу на морской воде будем варить. Тут механик заверил, что опреснитель можно наладить. Ну, что ж действуйте, ребята! На лодках нашего проекта опреснитель обычно демонтируют за ненадобностью. Механики таким образом удлиняют свои каюты. А здесь, на Б-807 в шестом отсеке ещё кое-что осталось. Наладили из чего смогли, все перебрали, собрали… А ведь это заводская работа! Золотые руки у нашего народа! Если захотят - черта в ступе сделают! Воду парили в трюме шестого отсека. На десятые сутки получили первые литры. Очень толковый был старшина команды мотористов - мичман Виктор Берлизов. На нем многое держалось. Командир БЧ-5 Мордовин из резервного экипажа. В поход из комендатуры забрали. Командир группы - молодой, неопытный. И только мичман Берлизов всё дело спасал. Стоим на мостике. Лодка искалечена штормом - смотреть страшно. Идем в тумане. Надо в рынду звонить. Где рында? А она, как однажды выяснилось, у прежнего командира в гараже стоит - он ее на память о службе снял… Однако идем. Сделали себе запас на 100 миль. Мало ли что?
Капитан 2 ранга Дмитрий Косолапов. - Черкашин Николай. Черная эскадра. - М.: КУМ-ПРЕСС, 2003.
* * * 19 февраля, воскресенье. Всплываем. Штормит. Легли на курс 120 градусов, чтобы волну с кормы под углом принимать. Дали людям отоспаться. Постепенно приходим в норму. Идем, бьем зарядку. На мостике вахтенный офицер - лейтенант Самойленков. Небо чистое. Накат с кормы. Впервые взяли звезды, определились более-менее точно. За пять минут до полуночи вдруг в центральный пост ударила из шахты рубочных люков вода. Била столбом секунд пять-семь, почти вечность. Понимаю - лодка фактически уходит под воду с открытым люком. Но почему? Вахтенный трюмный бросился к колонкам продувания. Но все цистерны уже продуты. Что за черт?! И тут нижний люк - бац! - и закрылся. Ниагара перекрылась, только по настилу центрального поста морская вода гуляет. Трюм полон выше пойл- все переменники враз сгорели. Рубка полна воды. А в ней - матрос-рулевой и старпом капитан-лейтенант Владислав Иванов. Однако они не растерялись - нашли клапан осушения рубки, спустили воду. Наконец, выбрались в отсек. Смотрю, а у старпома носок правого ботинка как-то странно свисает. - Слава, а что это у тебя с ногой? Носок ботинка - просто отваливался… И кровь течет. А старпом в болевом шоке, ничего не чует. Доктора в центральный пост! Доктор осмотрел ногу и только присвистнул: - Мама родная, все пальцы перебиты, надо ампутировать! - Может, пришить можно? - Да они на одной коже висят. Не спасти… Увел доктор Иванова во второй отсек, дал ему полстакана «шила» (спирта) вместо наркоза, и раз, раз - перекусил хирургическим секатором перебитые пальцы. Владислав Леонтьевич Иванов потом рассказывал: когда в лодку хлынула вода, он попытался закрыть из рубки нижний люк. Пока он крышку со стопора снимал, лодку качнуло и литая стальная крышка весом в 300 килограмм рубанула по ботинку правой ноги, стоявшей на комингсе люка. Но крышку старпом все же успел задраить. Молодец! Просто геройский мужик! Что же все-таки произошло? Есть такое явление в открытом море - сплэш, всплеск по-английски. Это когда при небольшом волнении вдруг поднимается огромная волна и обрушивается на корабль. В нашем случае волна-убийца поднялась с кормы, вахта смотрела вперед и опасность не заметила. Откуда она взялась эта волна? Видимо, ветры меняли направление, возникла интерференция - наложение волн и…здравия желаю! А тут новая беда - зависли захлопки продувания балласта выхлопными газами. Теперь идем только в позиционном положении, скорость, конечно, упала… Иванов с перевязанной ногой лежит в своей каюте и не стонет. Но фактически старпома у нас нет, как нет и «Ивы». Вместо «Ивы» сделали леерную антенну, вполне пригодную для дальней связи. Матросы - умницы. Все-таки талантливейший у нас народ! Которую ночь без сна. Изменение глубины погружения нутром чуешь. Дремлешь в каюте и чувствуешь, как ноги пошли вниз, дифферент на нос градуса три заложили. И тут же голос командира из соседней каюты: - Центральный! Что случилось? Где доклад? Какой уж тут сон… Вся надежда на подход к плавбазе. Доносить, что лодка искалечена - бессмысленно, никто ничем не поможет. Подходим к Гибралтару. Пролив, как всегда, оживлен. Транспорта прут и справа и слева - того и гляди подомнут! Надо идти со скоростью потока - а это 14 узлов. Пришлось идти над водой. Приняли радио: проверить слежение за нашим атомоходом 675-го проекта. Это ракетная «раскладушка» - с подымающимися контейнерами. По условиям гидрологии мы должны погрузиться на 190 метров - за два слоя скачка. Свою лодку обнаружили сразу. А «иностранки» нет как нет. И час, и два… В конце четвертого часа все же взяли. Есть контакт! Позиция слежения 166 кабельтовых правее американского атомохода. Проходим Тунисский пролив. А там есть очень коварные места. Банки глубиной до 0,6 метра! Особенно у острова Лампедуза. Взяли звезды. Вдруг - туча не туча - движется на нас стальная громадина! Французский вертолетоносец «Жанна д'Арк». Уклонились. Как назло - зависла гидроакустическая станция МГ-200. Антенна не крутится. Дали нам 62-ю точку в заливе Хамамет. Идем в надводном положении. У нас крен на правый борт, лодка вся ободрана, красная… И вдруг опять авианосец. На этот раз - наш: «Киев» в эскорте двух больших противолодочных кораблей. Проходят мимо, слышим - играют большой сбор, нам семафорят: «Советским подводникам слава!». Захождение сыграли! Нам! Обычной линейной подлодке. На душе потеплело. Будто за все наши муки доброе слово нам сказали. Однако главные испытания были впереди… Идем с нашими кораблями в точку №3 - в залив Хамамет. Наконец, встали на якорные бочки. Хоть дух перевести. Но расслабиться особо нам не дают. На борт подваливает штаб 3-й бригады во главе с комбригом Альбертом Акатов и начинается дотошная проверка. Итак, лежим в дрейфе. Бьем зарядку аккумуляторной батареи, проводим лечебный цикл. На борту - штаб бригады, проводит расследование. Вдруг доклад: - Аварийная тревога! Пожар в аккумуляторной яме второго отсека! Горела вторая группа - как раз в нашем, жилом отсеке. На элементе №112. вспыхнула вольтова дуга. В кают-компании суета. Матросы включились в ПДУ - они на десять минут рассчитаны, чтобы только найти свои «идашки» и включиться в них, а свои основные дыхательные аппараты (ИДА) отдали офицерам штаба. Командир из центрального поста громко предупредил всех, что дает фреон в аккумуляторную яму. Наш механик впопыхах разбил стекло в своей маске. Общий переполох. Один из офицеров штаба капитан 3 ранга так вцепился в стол, что матрос силой натягивал ему маску ИДА. Пошел фреон во вторую яму. Команда по трансляции: - Всем покинуть отсек! Выводят штабистов. Кое-кто в шоке. Вдруг гидроакустик матрос Николай Буланцев теряет сознание и падает спиной вниз прямо с вертикального трапа в центральный пост. Сняли маску - на губах легкая пена. Баротравма! Доктор стал делать искусственное дыхание, да так перестарался, что сломал при этом шесть ребер, как показало потом вскрытие. Матрос все же погиб, прекрасный был гидроакустик, красивый парень, высокий, под метр восемьдесят… А дело было в том, что Буланцев, как и все матросы второго отсека, отдали свои ИДА офицерам штаба, а сами включились в ПДУ - устройства весьма хлипкие и ненадежные. Буланцев в общей суматохе где-то ударился дыхательным мешком, и получил баротравму легких. После этого трагического случая ПДУ старого образца изъяли и ввели ПДУ-2, сделанные несколько понадежнее. А про наши старые кто-то очень точно сказал: «Вы свою смерть на боку носите!». В конце концов, аварийный отсек обесточили, да и фреон сделал свое дело - пожар в аккумуляторной яме погас. Расследование показало, что дуга вспыхнула оттого, что на 112-ом элементе неправильно соединили борны. Качнуло и замкнуло, ток нешуточный - шесть тысяч ампер. Кто работал на 112 элементе? Никто из четырех электриков так и не признался. Итак, у нас на борту труп. Приспустили флаг. Тело Буланцева передали на плавбазу. Настроение убийственное. Ждем, что нас снимут с боевой службы и с позором вернут в базу. Вот и комиссия от штаба 5-й эскадры прибыла - нас проверять. Это тебе не штаб бригады копает, тут и вовсе все чужие. Командир эскадры контр-адмирал Рябинский сам провел учения по живучести. Все действовали, как надо и адмирал вынужден был поставить нам «отлично». Из всех моих «автономок» тот поход был, пожалуй, самый тяжелый и потому самый памятный… Старпом капитан-лейтенант Владислав Иванов, потерявший пальцы правой ноги, был признан негодным к службе в плавсоставе и был списан на берег. Прослужил какое-то время в отделе кадров эскадры, а потом все же прорвался в большие моря и стал плавать на надводных кораблях. Был назначен командиром большого океанографического корабля «Аджария», потом командовал «Молдавией», последний его корабль - «Академик Крылов». Обошел на них все океаны планеты, и никто никогда не догадывался о его боевом увечье. А ведь это подвиг сродни тому, что совершил Алексей Маресьев. И Владислав Иванов достоин своей «Повести о настоящем человеке». В конце своей морской карьеры капитан 1 ранга Иванов был награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР». Он и сегодня на плаву - работает лоцман в санкт-петербургском морском порту. А рубка с Б-807 сегодня стоит в качестве памятника подводникам в Питере - на Кондратьевском проспекте. Как раз у входа в музей подводных сил имени Александра Маринеско. Бывая в Питере, я иногда к ней прихожу. «Здравствуй, родное железо!» Москва. 2006 г.
От первых шагов к уверенной поступи. Дмитрий Дмитриевич Косолапов, сын и внук подводников.
Первые шаги будущего командира атомной подводной лодки "Гепард" Дмитрия Косолапова по палубе отцовской лодки. Полярный.
В центральном посту атомной подводной лодки "Гепард". Командир - сын командира: капитаны 1 ранга Дмитрий Николаевич и Дмитрий Дмитриевич Косолаповы. Лень передачи корабля флоту - 4 декабря 2001 года. Северодвинск.
Глава четвертая ГВАРДИИ "ГЕПАРД". - Черкашин, Николай Андреевич. "Я - подводная лодка". - М : Совершенно секретно, 2003.
"Вот он стоит у стенки, сливая свой округлый корпус с гладью первого льда, прихватившего гавань. Скошенная рубка похожа на вздыбленный загривок зверя. Это единственное, что напоминает кошку, все остальное от нарвалов, китов, акул... Впрочем, по натовской классификации это и есть "Акула-2". Крейсерскую атомную подводную лодку "Гепард" Северный флот готов был принять ещё в августе 2001 года. Столь историческое событие - вступление в боевой строй первого в новом веке и третьем тысячелетии российского корабля - разумеется, не могло состояться без участия Президента России. Поэтому ждали, когда Владимир Путин выберет время для прилета в Северодвинск, ждали до предела, то есть до тех зимних дней, когда лед Белого моря ещё позволял самостоятельный выход корабля в океан. Президент прибыл в Северодвинск 4 декабря. Именно он передал командиру "Геапарда" гвардии капитану 1-го ранга Дмитрию Косолапову Андреевский флаг с черно-оранжевой гвардейской лентой. Дело не только в первородстве корабля на стыке веков и тысячелетий. Дело в том, что "Гепард" с первых же своих ходовых миль подарил российскому подводному флоту третий мировой рекорд - рекорд бесшумности. Скрытность - главное тактическое преимущество подводной лодки. Шумность - главный враг скрытности. Основной источник шума на атомаринах турбозубчатые агрегаты, турбины. Именно по их характерному вою, оглашавшему океанские глубины на десятки, а то и на сотни миль окрест, натовские противолодочники и отыскивали "ревущих коров" - как называли они советские атомоходы первых трех поколений. Шумность пытались глушить уходом на большие глубины. Именно для этого была вызвана к жизни титановая чудо-субмарина К-278 ("Комсомолец"), которая могла укрываться от преследователей на немыслимой для прочих боевых подлодок километровой глубине. Если бы не гибельный пожар в апреле 1989 года, "Комсомолец" стал бы родоначальником серии глубоководных атомарин. Проблему шумности пытались решить путем отрыва от охотников за подлодками на сверхвысоких скоростях. Так ещё одна титановая "акула" атомная подводная лодка К-162 - установила мировой рекорд скорости под водой - 44,7 узла. Но все это были очень затратные полумеры. И только на "Гепарде" застарелая проблема шумности была решена с помощью новейших отечественных технологий - кардинальнейшим образом... Итак, отечественному подводному флоту, который скоро отметит свое столетие, принадлежат три мировых рекорда - скорости хода, глубины погружения и бесшумности. Командир Беломорской военно-морской базы вице-адмирал Николай Пахомов заметил: - К этим трем бесспорным рекордам я бы добавил и четвертый: рекорд абсолютной длительности пребывания в море в отрыве от родных берегов - 18 месяцев. Подводник Николай Пахомов один из тех, кто лично установил этот рекорд выживаемости в прочном корпусе в 1984 году. В память о тех, кто устанавливал для России все эти мировые рекорды, вице-адмирал Пахомов готовит к постановке на вечную стоянку дизельную подводную лодку типа "Сом". После ремонта и докования её должны доставить в Москву, где ей суждено стать плавучим музеем подводного флота. Найдется в её экспозиции и место для портрета отца нынешнего командира "Гепарда" капитана 1-го ранга запаса Дмитрия Николаевича Косолапова, который 20 лет откомандовал подводной лодкой. Еще старшим лейтенантом принял "малютку" и с тех пор - на мостике. Последний его корабль, Б-105, - большая океанская дизель-электрическая подводная лодка. Она разительно отличается от "Гепарда" по всем параметрам и тактико-техническим данным. Роднит эти корабли только фамилия командиров. Дмитрий Косолапов-старший: - В девять месяцев я принес сына на свою подводную лодку. Первые шаги в своей жизни он сделал во втором отсеке - пошел! С тех пор и шагает по отсекам... О "витязе в гепардовой шкуре" - Дим Димыче, гвардии капитане 1-го ранга Дмитрии Дмитриевиче Косолапове, человеке решительном и стремительном, характером под стать гепарду, - впору складывать легенды. Во всяком случае флотская молва утверждает: однажды главком спросил командира: - Есть ли у вас замечания, претензии к создателям корабля? - Есть! - ответил Косолапов. - Всплывающая спасательная камера не нужна. - Как не нужна?! - опешил главнокомандующий. - Наличие спасательный камеры расслабляет личный состав, размагничивает экипаж в борьбе за живучесть... В каюте командира "Гепарда" - икона святого Федора Ушакова, нового небесного заступника моряков. Под стеклом стола - портрет красавицы жены Ирины. Она сегодня впервые заглянула в каюту мужа и женским глазом отметила, что покрывало на командирской постели сделано под пятнистую шкуру гепарда. - Вообще-то я на лодке во второй раз. Мог бы почаще боевую подругу приглашать. Она долго и пристально смотрела в перископ, будто пыталась высмотреть судьбу корабля... - Наши вероятные друзья не в восторге от нашего зверя, - говорит Дмитрий Косолапов-младший, - Подводный крейсер превосходно вооружен и оснащен. Для моряков созданы вполне человеческие условия: у каждого своя койка, есть сауна, видеотека, спортивные тренажеры. Экипаж комплектуется преимущественно из питерцев. "Гепард" 3-й родился, как и его славный предок, на брегах Невы. Там, в ЦНИИ имени академика А.Н. Крылова, мозговом центре российского кораблестроения, были разработаны и испытаны на моделях все уникальные особенности лодок этого проекта. "Крыловцы" же взяли и шефство над "Гепардом". Больше всего тронуло меня на "Гепарде" то, что в кают-компании были выбиты на бронзе фамилии всех моряков, которые служили на двух предыдущих "Гепардах" - в годы Первой мировой и Великой Отечественной войн. Я долго стоял перед списком экипажа, который погиб в октябре 1917 года на Балтике. То была последняя гибель русской подводной лодки. До сих пор неизвестно, где она лежит и что с ней случилось. Но известна предыстория рокового похода. Я записал её со слов бывшего старшего офицера "Гепарда" старшего лейтенанта Ивана Константиновича Знаменского, чьи записки переданы недавно в Российский фонд культуры из США.
"... В специальной зарубежной литературе "Барсам" посвящены многие публикации. Даже иностранные профессионалы-подводники в превосходной степени упоминают о технических характеристиках лодок этого проекта. Но "Гепард" - наиболее уникальный корабль этой серии. В процессе строительства и эксплуатации предыдущих лодок этой серии был приобретен колоссальный опыт, который использовался при строительстве новых корпусов. Не стояли на месте наука и технология. Так, по одной из основных характеристик - шумности ПЛА "Гепард" в 3,5 раза "тише", чем первый "Барс". Лодка обладает более совершенным радиоэлектронным вооружением, уникальной аппаратурой для обнаружения целей неакустическими методами. Недаром в НАТО для нее уже даже придумали несколько поэтических, но при этом уважительных названий: "Мерседес океана" и морской "Стэлс". Разработчики утверждают, что "Гепард" - самая скоростная и бесшумная лодка в мире. Возможно. Опыт боевых служб покажет. Но надо отметить, что при проектировании и строительстве "Гепарда" использованы десятки новых технических решений и ноу-хау, повысилась и культура производства отдельных механизмов и элементов конструкции, которые вносят свой вклад в шумность подводных лодок..."
"... я прямо спросил начальника штаба эскадры подводных лодок контр-адмирала Владимира Королева: почему именно этого ершистого, ради дела не признающего, кажется, никаких компромиссов офицера назначили командовать новейшей лодкой соединения? Ведь он, ни перед одним начальником не робеющий, в 28 лет стал самым молодым на флотилии старпомом атомного крейсера. А потом оказался самым старым старпомом - целых девять лет командование сомневалось, можно ли доверить Косолапову крейсерский мостик. Адмирал Королев ответил мне по-военному прямо - потому что достраивать "Гепард" в Северодвинске из-за перебоев с финансированием было очень трудно. Многое из тыловиков и представителей промышленности приходилось выгрызать прямо-таки зубами. В столь нечеловеческих условиях другой мог бы и не достроить атомоход. Или принять его с такими недоделками, что "Гепард" для собственного экипажа стал бы опаснее, чем для врага. Потом, уже в Гаджиево, сам Косолапов рассказал, как его назначали командиром подлодки. Их дивизией тогда командовал адмирал тоже нрава весьма крутого, которого офицеры за глаза называли коротко, но емко - Бизон. Когда два характера - словно два кремня, часто искры летят. Однажды доведенный косолаповской независимостью до белого каления Бизон придвинул тому чистый лист бумаги и пророкотал: пиши рапорт на увольнение в запас по собственному желанию. Дмитрий Дмитриевич спорить не стал. Взял ручку и написал: "Докладываю, что меня давно пора назначить командиром атомной подводной лодки". - Ну, Косолапов... - только и выдохнул побагровевший от неожиданности Бизон. А через несколько дней собственноручно написал представление к назначению строптивца командиром корабля своей дивизии. Точку зрения командира "Гепарда" на службу знают на крейсере все: "Родина доверила мне атомное ружье, и оно должно уметь стрелять независимо от того, платят нам жалованье или нет, есть у нас топливо или нет, ходим мы в море или нет". В море они ходят пока действительно не так часто, как хотелось бы. Но весь экипаж в минувшем году прошел трехмесячное обучение в учебном центре под Санкт-Петербургом. И теперь даже матросы-"гепардовцы", которых, случается, прикомандировывают на другие подлодки, направляющиеся в полигон, способны научить обращению с оружием и техникой иных тамошних офицеров и мичманов.
Сам Косолапов недостаток собственной морской командирской практики решил так. Купил портативный компьютер, поставил на него программу из учебного центра, специально созданную для тренировок командиров атомных подводных лодок по выходу в атаку. И в редкие свободные минуты на собственной кухне решает учебно-боевые ребусы по определению элементов движения вражеских целей в условиях сложной гидрологии Баренцева моря. Между прочим, тот компьютер стоит две командирские зарплаты. Жена не возражает против таких бесполезных для дома трат? Косолапову, сидящему за домашним столом в шезлонге, почти в точности похожем на его командирское кресло на центральном посту "Гепарда", это смешно слышать: - Десять тысяч рублей нам на еду хватает. Новую шубу мы в будущем году покупать не собираемся, правда, Светочка? Жена, обнимающая его сзади за плечи, согласно кивает - куда ей деваться? А капитан 1 ранга продолжает: - Выходит, остальное потратим на корабль. Я где-то читал про одного командира корабля еще царского флота. Тот борта своего миноносца покрасил за собственный счет. Что, деньги были лишние? Нет, просто борта оказались некрашеными. А это позор. Кстати, про жену Дмитрия Дмитриевича. В материале "Романс для "Гепарда", опубликованном в нынешнем феврале, я написал про холостяцкое запустение командирской квартиры. И валом пошли Косолапову письма от читательниц со всей России. А одно - даже из Душанбе. Адрес на всех был с точки зрения полевой почты возмутительный: "Северный флот, Гаджиево, атомная подлодка "Гепард", Д.Косолапову". И ничего, дошли.
Жена командира "Гепарда" - Елена.
Увы, красавицы... Теперь в той квартире уют и порядок. Его навела молодая супруга Дмитрия Дмитриевича, которую тот привез из Северодвинска. Мало того. В комнате тихо посапывает их дочь Екатерина Дмитриевна, которой в Новый год исполнится 35 дней от роду. Но не грустите, девушки, - на "Гепарде" еще трое холостяков: капитан-лейтенанты Игорь Новиков, Александр Уренков и старший лейтенант Павел Кулешов. Отличные ребята. На "Гепарде" других просто нет..."
Морской сборник № 1, 2002 г. Указ Президента РФ № 1195, 8 октября 2001 г. О награждении государственными наградами... За заслуги в создании, испытании и освоении новой военной техники наградить: Орденом "За военные заслуги" Косолапова Дмитрия Дмитриевича - капитана 1 ранга.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
... однажды утром на стене одного из бастионов Петропавловской крепости была обнаружена исполненная полутораметровыми буквами антисоветская надпись, в городе поднялся переполох... "Наверное, мы сделали большую ошибку, убрав Панферова с Васильевского острова". Опала была снята, и на меня как из рога изобилия посыпались всяческие поощрения... На рубеже восьмидесятых годов в МВД началось перетягивание каната между Щелоковым и Чурбановым
На сей раз, угроза миновала. Но факт вандализма на кладбище оставался. В отношении Косыгина его можно было считать обычным хулиганством. Алексей Николаевич - выходец из Ленинграда, из всей брежневской когорты он был наиболее уважаемым человеком, особенно ленинградцами. Но в это время в городе были и другие случаи. После того, как однажды утром на стене одного из бастионов Петропавловской крепости была обнаружена исполненная полутораметровыми буквами антисоветская надпись, в городе поднялся переполох, сам Брежнев высказал по этому поводу крайнее неудовольствие. Затем аналогичные надписи, в основном в адрес стареющего Брежнева, стали регулярно появляться на стенах домов во многих районах города. О каждой из них докладывалось в Москву, и тогда получали очередное внушение комитетчики. В нашем районе начальником РО КГБ в одно время со мной был назначен Дима (фамилию уже не помню). Мы были знакомы еще в Большом доме: когда я был начальником дежурной части, он руководил секретариатом УКГБ. Был он очень толковым и разумным мужиком. Вопреки обыкновению у нас с ним установились доверительные отношения, поэтому у себя на Васильевском, мы могли позволить себе такое, на что не решились бы наши коллеги ни в одном другом районе. Когда стали появляться эти надписи, мы оба отнюдь не считали их политическими выпадами, быстро договорились и стали выезжать на место вдвоем. Как правило, обнаруживали их мои милиционеры, которым я в Димкином присутствии говорил стереть или закрасить написанное, и на том мы считали инцидент исчерпанным. Естественно, наверх мы не докладывали. Ни один милиционер нас не "заложил", и Димка не получил ни одного внушения. В 1976 году обком разрешил проведение еще одной выставки непризнанных художников и определил местом ее проведения ДК Орджоникидзе на Васильевском острове. Видимо, были учтены мой опыт и наши хорошие отношения с Димой. Выставка прошла на ура, хотя и вызвала гораздо меньший интерес, чем первая, что облегчило мою работу. Помогло и то, что многих художников я знал по первой выставке, и мы сразу нашли общий язык. Никаких происшествий не было. Тем не менее, все это время на каждом совещании в ГУВД меня вытаскивали для отчета на трибуну, регулярно присылали проверки и после каждой вешали по выговору. Пока, наконец, в январе 1977 года первый секретарь Ермаков не сказал, что доволен моем работой, так как количество жалоб василеостровцев на милицию значительно сократилось, и многие из них говорят, что теперь в любое время можно спокойно ходить по улицам, не ожидая, что тебя изобьют или ограбят. Это был результат закономерного процесса. Если милиция работает добросовестно, реальная преступность всегда идет на спад, невзирая ни на какую «статистику». И все-таки, летом 1977 года я узнал, что обком и горком Партии требуют моего отстранения от должности. В обкоме тогда заведовал административным отделом очень толковый и порядочный Вадим Александрович Грошников, чем-то очень похожий на Ермакова. Он, вызвав меня для отчета только раз, понял всю ситуацию и оставил в покое. А вот зав. аналогичного отдела горкома (не помню его фамилию) был дуб дубом. Он дважды выступал перед трудящимися района на предприятиях, и каждый раз брал меня с собою, чтобы я за него отвечал на вопросы. Сам он ни на один из них ответить просто не мог. Наконец, пробил час: «сверху» в райком пришло указание отстранить меня от должности и исключить из Партии. При этом был выбран подходящий для этого момент, когда Ермаков был в отпуске. Но на мое счастье за день до проведения бюро Николая Ивановича вызвали из отпуска в обком и сообщили ему, что он идет на повышение заведующим промышленным отделом. Поэтому на следующий день он приехал на старое место работы, чтобы попрощаться, и провел свое последнее заседание бюро райкома. На этом же заседании слушался и мой вопрос. Прочитав проект решения, подготовленный горкомом, он сказал: "Да вы что, товарищи! Мы же всего месяц назад заслушивали РУВД и, хотя указали на отдельные недостатки, полностью одобрили деятельность Панферова. Я предлагаю подтвердить прошлое решение и этим ограничиться. Зав. отделом горкома пытался спорить, но бюро поддержало Ермакова и возникла очень нежелательная для обкома ситуация противостояния горкома и райкома. Я почувствовал, что дни моей работы на острове сочтены. Вскоре, когда мы с Сушко обеспечивали порядок на Биржевой площади во время салюта в честь какого-то праздника, приехал Эльмир Михайлович Цветков, бывший до этого начальником РУВД соседнего Октябрьского района и только что назначенный заместителем Кокушкина. Он отозвал меня в сторону и сказал: "Юра, ты сам понимаешь создавшуюся ситуацию. Ермаков уходит на повышение и тебя здесь все равно "сожрут". Принято Соломоново решение. Завтра тебя вызовет зам. Кокушкина по кадрам и предложит на выбор несколько хороших должностей в ГУВД. Советую не отказываться". Я поблагодарил Эльмира и сказал, что не дурак и, конечно, соглашусь, так как все понимаю и уже устал от постоянного "пресса" со стороны Зигаленко. На следующий день все случилось, как сказал Эльмир. Только мне сначала предложили срочно уйти в отпуск, а вопрос о назначении обещали решить после возвращения. При этом начальнику ХОЗУ была дана команда обеспечить меня путевкой в любой дом отдыха, какой мне понравится. Я подписал приказ о временном исполнении моих обязанностей Колей Сушко и, сказал ему, что еду отдыхать в Юрмалу под Ригой и уже не вернусь, а уйду на другую работу. Коля очень переживал и говорил, что, может быть это и хорошо для меня, но плохо для РУВД и всего Васильевского острова. Отдохнул я прекрасно, а, когда возвратился, то мне было предложены на выбор три руководящие должности а ГУВД. Я согласился стать начальником областного отдела Управления охраны общественного порядка, так как узнал, что меня очень хочет видеть на этой должности Н. В. Смирнов. То есть, мне предстояло работать с ним, и, зная, что это за человек, я уже предвкушал удовольствие, и не просчитался. Сдав дела Эдику Милееву, я выразил ему искреннее соболезнование. До этого он был начальником отдела УУР и, естественно, не хотел идти "на землю". Я его понимал. Мы с ним и моими, а теперь его заместителями отметили наши назначения в финской баньке. На следующий день я принял дела у уходившего в отставку Зуева. В Ленинградской области. В первые же дни работы на новом месте я "лопухнулся". Причиной явилось некоторое изменение в структуре Управления Внутренних дел. После скоропостижной смерти в 1974 году от инфаркта Георгия Михайловича Карлова первым заместителем Кокушкина был назначен Федор Иванович Соловьев. Если раньше на Карлове замыкались все областные подразделения, то Соловьев, став первым, хотел оставить за собой только те службы, которые он курировал до своего назначения. Тогда Кокушкин предложил стать своим заместителем по области Н. В. Смирнову. Тот в свою очередь поставил условие - так как он, не являясь первым, не может давать указания остальным заместителям и подчиненным им начальникам Управлений и отделов ГУВД, то все руководители областных подразделений, а также все райгоротделы и отделения милиции области должны быть подчинены только ему. Кокушкин согласился и издал соответствующий приказ, о котором я не знал. К этому времени Управление службы уже было переименовано в Управление охраны общественного порядка (УООП). О своем вступлении в должность я доложил заместителю начальника УООП Евстифееву, курировавшему областной отдел. Он же, то ли специально, то ли по забывчивости не сказал, что теперь надо представиться лично Н.В. На третий день у меня зазвонил "инфарктный" телефон. "Зайдите ко мне". Обращение Н.В. на "вы" ничего хорошего не предвещало. Я побежал к нему. "Почему вы не прибыли ко мне и не представились, вступив в должность?" - грозно провозгласил Н.В. - Я ответил, что доложил об этом Евстифееву, как своему непосредственному начальнику, а его постеснялся тревожить, зная, насколько он загружен работой. К тому же Евстифеев сказал, что сам ему об этом доложит. Н.В., удовлетворившись ответом, перешел на «ты» и сказал, чтобы я начал с наведения порядка в дежурных частях райотделов и отделений милиции, а особое внимание Николай Владимирович Смирнов уделил камерам предварительного заключения (КПЗ).
Николай Владимирович Смирнов
Заместителем у меня был очень опытный и толковый руководитель Артур Елизаров. Я даже удивился, почему начальником отдела назначил не его, а меня. Поэтому, я спокойно оставил на него отдел, и начал знакомиться с районными подразделениями. У меня была персональная "Волга" с двумя водителями, работавшими через день, и в течение трех месяцев я на ней исколесил всю область, познакомившись со всем личным составом от Подпорожья и Бокситогорска до Выборга. Удручающее впечатление произвели только дежурные части и их КПЗ. Большинство из них требовали срочной реконструкции и расширения помещений. Такое положение было чревато чрезвычайными происшествиями, которые не заставили себя ждать. Уже летом 1978 года из КПЗ Сосновского отделения милиции совершили побег три опасных преступника, сделав подкоп под стеной камеры, предварительно разобрав нары. Укрепленность камер КПЗ никуда не годилась. Я срочно выехал в Сосново и четверо суток руководил поиском беглецов, ночуя в кабинете начальника отделения на его рабочем столе, куда приказал принести из вытрезвителя матрац и подушку. На третий день все начали меня убеждать, что разыскиваемые уже давно уехали из района в Ленинград и надо прекратить прочесывание лесов, но я был уверен в обратном. Начался грибной сезон, и бежавшим было чем питаться в лесу, а все дороги к Ленинграду, Приозерску, Выборгу и Рощино были перекрыты. Все трое были не раз судимы и, безусловно, понимали, что надо отсидеться в лесу пока у милиционеров ни притупиться бдительность. Мой расчет оказался правильным, и беглецов на четвертый день взяли "тепленькими", когда они мирно спали на опушке леса. Поскольку сосновскую КПЗ без больших затрат укрепить было невозможно, Н.В. приказал ее ликвидировать, а задержанных возить из Сосново в Приозерск. Осенью мой заместитель Елизаров ушел на должность командира полка. Оклад там был меньше, но у Артура подошел срок получать звание полковника, а мы с ним занимали подполковничьи должности. Вскоре после получения нового звания Н.В. добился его назначения начальником Всеволожского РОВД. На освободившуюся должность был назначен Борис Андреевич Щепанюк, бывший до этого начальником 19 отделения милиции Выборгского района города. Если с Артуром у нас были хотя и хорошие, но только деловые отношения, то с Борисом мы с первых же дней крепко подружились. Дружба эта продолжалась до самого моего ухода в отставку. В декабре 1978 года серьезно заболел и попал в госпиталь начальник Выборгского областного отдела Леня Яковенко. В январе 1979 года Н.В. вызвал меня и попросил срочно выехать в Выборг и поработать, фактически исполняя обязанности Яковенко, пока там не улучшится положение с преступностью и раскрываемостью. Он добавил, что просит, а не приказывает, так как в районе такой же "завал", какой был у меня на Васильевском острове, и он уверен, что я с моим опытом смогу улучшить обстановку. Я поехал в Выборг и применил там уже проверенные методы. Через месяц, когда Яковенко, выписавшись из госпиталя, вышел на работу, большинство "глухарей" было раскрыто, а количество преступлений несколько снизилось. Смирнов был очень доволен и представил меня к поощрению, но Кокушкин, как мне сказал Н.В., его инициативу "зарубил на корню", заявив, что никогда не забудет мои "художества" на Васильевском острове. Вскоре наш начальник Евстифеев перешел заместителем в другое управление. Боря Щепанюк сказал, что Н.В. обязательно пробьет мое повышение, я же утверждал, что Кокушкин этого не допустит. Мы поспорили на бутылку коньяку. Через несколько дней Боря был вызван к Н.В., и вернулся каким-то расстроенным и смущенным. Я спросил, что случилось. Он ответил, что заместителем начальника управления назначили его, а не меня. Я обрадовался и сказал: "Дурень, чего переживаешь? Это самое хорошее решение. Меня Кокушкин никогда не повысит, а человек со стороны нафиг нам нужен. К тому же, какая разница, кто из нас начальник, а кто подчиненный. Ты лучше-ка беги за коньяком". Потом, каждый раз, когда мы вместе выпивали, Борька говорил, что ему гораздо легче было работать моим заместителем, чем начальником, а я, отшучиваясь, отвечал, что так ему и надо. Нечего было сидеть за моей спиной. Через неделю Борис пришел от Н.В. абсолютно обескураженный и сказал: "Ты не представляешь, что творил Евстифеев. Каждый раз, когда Н.В. заворачивал ему обратно плохо исполненный документ, эта сволочь заявляла, что документ готовил ты, а ему просто некогда было прочитать. И это, когда он почти каждый день сидел в кабинете и в носу ковырял от безделья, а мы с тобой за него пахали!" Действительно, очень часто мы с Евстифеевым спорили о том, как решить тот или иной вопрос. Всегда он настаивал на своем варианте, и мы готовили документ по его установкам. Почти всегда такие документы Н.В. не принимал, приходилось переделывать, после чего без сучка и задоринки проходил мой вариант. Судьбу документа я знал заранее, и не придавал этому абсурду особого значения. В первые же дни после ухода Евстифеева Н.В. увидел, что все вопросы стали решаться правильно, и начал выяснять у Бориса, в чем причина столь благостных перемен? А, когда выяснил, то был до крайности возмущен и на всякий случай приказал, чтобы впредь мы с Борисом ходили к нему на доклад поочередно. С Борькой у нас никогда не было никаких расхождений, мы всегда даже мыслили одинаково. Летом 1979 года произошло событие, в неизбежности которого я был уверен. Эдик Милеев, приняв у меня Василеостровское управление, не смог продолжать мою линию на постепенное сближение учетных и фактических данных по состоянию преступности в районе. Под давлением Зигаленко он стал закрывать глаза на укрытие преступлений. Аналогично действовало и руководство других РУВД города. Но такое положение долго продолжаться не могло, чем больше скрываешь то, что можно скрыть, тем больше растет число тех преступлений, которые скрыть невозможно. В конце концов, нарыв прорвался, и начальники РУВД просто вынуждены были наращивать учетную статистику, догоняя реальную преступность. Но, если в других районах разница в цифрах всегда была умеренной, то в Василеостровском РУВД чаянием моего предшественника она была доведена до абсурда. Теперь же Эдик оказался в неравных стартовых условиях и был вынужден показать рост числа зарегистрированных преступлений больший, чем у других. Вот тогда в присутствии всех своих заместителей Кокушкин и сказал: "Наверное, мы сделали большую ошибку, убрав Панферова с Васильевского острова". Опала была снята, и на меня как из рога изобилия посыпались всяческие поощрения. До этого же в течение двух лет Кокушкин о моем поощрении и слышать не хотел. В 1980 году за обеспечение порядка в области в период Олимпиады я получил знак "Отличник милиции". Теперь у меня был весь "набор" наград, которыми в те времена могли награждаться сотрудники милиции, а грамотами МВД и ГУВД я вообще мог бы оклеить стену.
В начале того же года приказом Щелокова все камеры предварительного заключения были преобразованы в изоляторы временного содержания (ИВС). Соответственно их новому статусу были введены и новые штатные единицы: начальников, конвоиров и охранников-милиционеров. Легче стало и с реконструкцией бывших КПЗ, которая продолжалась с тех пор, когда я только начал работать в области. Большинство камер теперь были надежно укреплены, помещения ИВС расширены или построены для них пристройки к зданиям РОВД. Но, как бы мы не укреплялись, от одного застраховаться все-таки не могли. Летом 1980 года, сразу после окончания Московской олимпиады, из ИВС Лужского райотдела совершили побег четверо арестованных. Непонятным способом им удалось открыть дверь камеры и запасные двери на улицу. Когда мы с Н.В. приехали на место, то сразу поняли, что побег был результатом предательства милиционера-охранника, который выпустил преступников из камеры на улицу, получив от них взятку. Он даже не удосужился спрятать деньги, которые мы нашли у него в кармане. Милиционер был сразу уволен, взят под стражу и понес наказание. Н.В., оценив обстановку и, дав указания всем службам Лужского отдела, уехал, оставив меня руководить поиском. Отправляясь в Лугу, я взял с собой всех оказавшихся на месте инспекторов отдела. Оставил для связи только одного некого Брунилина. Ему же поручил решение текущих вопросов, поскольку Миша Касаткин, мой новый заместитель, был в это время в командировке в другом района области. Дома тоже никого не было: Галка в санатории, сын Константин отдыхал на даче с бабушкой, оставался только наш любимец кот Васька. И я попросил этого Брунилина не в службу, а в дружбу раз в день заезжать ко мне домой и кормить кота. Ваську Рыжая подобрала на улице, когда мы еще жили в Сосновой поляне. Был он гладкошерстным, чернейшим котярой с белыми грудью и пятном вокруг носа. Спал по ночам преимущественно с Галкой, забравшись под одеяло и положив голову на ее подушку. Естественно, все его баловали, и он считал себя хозяином квартиры. На вторые сутки нашего поиска Брунилин позвонил мне и попросил разрешения пойти на свадьбу к товарищу. Не вдаваясь в подробности, я сказал, что ему в отделе после окончания рабочего дня делать нечего, и он мог бы не спрашивать у меня разрешения. Еще через сутки он опять позвонил мне и сказал, чтобы я не беспокоился, так как он выезжает в Ленинград и, по приезде, покормит кота. Я, будучи уверен, что он был на свадьбе в городе, спросил, где же он находится? – «В Тихвине» - ответил этот разгильдяй. Ругать его за прогул было бессмысленно, я знал, что из него никогда не получится хороший сотрудник. Он был сыном одного из начальников областных отделов ГУВД, мы с Борисом взяли его в отдел только потому, что за него, ходатайствовал Н.В. На четвертые сутки трое из четверых беглецов были задержаны и водворены обратно в камеру. Четвертый никого не волновал, так как был задержан за побег со строек народного хозяйства и никакой опасности не представлял. Убегал он только за компанию с тремя матерыми ворами, имевшими по несколько "ходок". Через четыре месяца его обнаружили в подвале одного из домов Всеволожска, повесившимся на брючном ремне. "Обмыв" с руководством Лужского РОВД успешное завершение операции, я поехал в город. Все эти дни стояла жара, и я пропотел до невозможности, а теперь предвкушал, как залезу в ванную и отмоюсь. Надо сказать, что у нас в доме состоялось очередное "плановое отключение горячей воды", которую должны были дать как раз в день моего возвращения. Поэтому, уезжая в командировку, я предупредил Брунилина, чтобы он не смел трогать краны горячей воды. Когда же я открыл дверь своей квартиры, чуть ни упал в обморок. Вся прихожая была залита горячей водой, а Васька, сидя на Галкиной кровати, орал от ужаса благим матом так, что сотрясались стены. Посередине прихожей как два дредноута плавали мои тапочки. Слава Богу, вода не успела залить комнаты, а стояла только в прихожей, коридоре, ванной, туалете и кухне. Соседка снизу вовремя вызвала аварийку, и вода по всей лестнице бы-ла перекрыта. Я понял, что мои мечты о теплой ванной не сбудутся, и придется мыться под холодным душем, чего я терпеть не мог. Пройдя в комнаты, я заметил, что Брунилин в мое отсутствие жил в них с какой-то женщиной. Об этом говорили стоявшие у тахты Галкины тапочки и забытая в ванной чужая губная помада. Мне до двух ночи пришлось вычерпывать воду и наводить порядок, а утром извиняться перед соседкой снизу и гарантировать возмещение ущерба от протечек. Около часа ночи явился Брунилин. Я только сказал, что он непорядочный человек и отдал ему оставленные магнитофон и губную помаду. Наказывать его за прогул я не счел возможным, так как формально дал ему разрешение пойти на свадьбу, а также из-за моей просьбы ухаживать за Васькой, что явно не входило в его обязанности. Но в дальнейшем нам пришлось от него срочно отделаться, так как он регулярно нарушал не только дисциплину, но и законность. Вообще-то в те времена в милиции, как, впрочем, и сейчас всегда ощущался "голод на кадры". Если большинство руководящих постов ГУВД и РУВД занимали достаточно профессиональные, хорошо подготовленные специалисты, то с инспекторским составом дела обстояли гораздо хуже. Подобрать инспекторов себе в отдел было очень трудно. По штатному расписанию у них был тот же оклад и максимальное звание капитана, как у участковых инспекторов в отделениях милиции, а объем работы был намного больше. Еще труднее было подготовить старшего инспектора. У нас с Борисом даже было такое выражение: "потолочный инспектор". Так мы называли тех, кто по своим способностям мог работать только инспектором, то есть достигал своего потолка. За 9 лет у меня сменился практически весь состав отдела, кроме одного старшего инспектора Леона Макаренко. Из вновь набранных было только три человека, которые могли претендовать на повышение. Вадик Некрасов, к сожалению, став старшим инспектором, умер от кровоизлияния в мозг. А я надеялся, что из него со временем получится хороший руководитель. Валера Бондаренко, хотя и был перспективным работником, страдал гипертонией и рано ушел с должности старшего в отставку. Один Сережа Смирнов, как я и думал, дослужился до звания подполковника и работает сейчас начальником отдела в Управлении разрешительной системы. Заслуга в этом в первую очередь Николая Владимировича Смирнова, который заметил скромного сержанта, работавшего младшим техником по связи в Дежурной части и посоветовал мне взять его на офицерскую должность в отдел. Я обратился к Бельсону и тот помог Сергею поступить в Академию, окончив которую, он стал сперва старшим инспектором, а затем заместителем и начальником отдела. Некоторые руководители, к сожалению, боятся перспективных подчиненных. Мы же со Щепанюком, наоборот, радовались, когда у нас появлялись такие. Так я с большим удовольствием работал до 1985 года со своим заместителем Мишей Касаткиным, пока он не ушел в Красносельское РУВД, где вскоре стал его начальником. Патрульно-постовая служба области доставляла мне меньше беспокойства, чем дежурные части и ИВС. Правда, был один случай, когда пришлось понервничать и отстаивать одного из милиционеров. В поселке Никольское Тосненского района во время танцев в клубе восемнадцатилетний мальчишка расхулиганился и, когда постовой милиционер выгнал его из клуба, пошел на него с кулаками. Милиционер был слабее хулигана, к тому же тот вытащил нож и попытался нанести удар. Тогда милиционер вынул из кобуры пистолет и произвел выстрел в воздух, крикнув: "Стой, стрелять буду!" Хулигана это не остановило, он продолжал нападать, размахивая ножом, и наступал на постового. Милиционер выстрелил, как он потом говорил, целясь в руку, державшую нож, но промахнулся. Хулиган был смертельно ранен и умер до приезда скорой помощи. Мы с Н.В. и Щепанюком приехали тотчас. Это сейчас к подобным происшествиям все привыкли и относятся спокойно, а тогда сразу понаехала куча партийных бонз из райкома и обкома. Все они панически боялись, что происшедшее может привести к недовольству жителей и массовым беспорядкам, а поэтому приказали, чтобы гроб с покойником во время похорон не несли, как принято, на руках, а везли на грузовике. Боялись, что двухкилометровый поход от дома до места захоронения выльется в демонстрацию. В Никольском, как и во многих поселках и деревнях, гроб должны нести родственники и друзья от дома до самого кладбища. И они не преминут это исполнить, иначе их перестанут уважать. Я прекрасно знал эти деревенские обычаи и понимал, что к беспорядкам могут привести наши необдуманные категоричные требования. Выслушав требования обкомовцев, Н.В. отослал Бориса обратно в Ленинград решать неотложные дела, а мне велел остаться до похорон, которые ожидались на третий день, и обеспечить на них порядок. Задача передо мною стояла весьма сложная. Сейчас я понимаю, что Н.В. оставил меня, а не Бориса потому, что знал о моем упрямстве, знал, что я не посчитаюсь с мнением обкома, а сделаю по-своему и в конечном итоге не допущу беспорядки. В день похорон я приказал всем офицерам и милиционерам, кроме резервной группы Оперполка, которую держал наготове, и местного участкового инспектора, переодеться в гражданскую одежду. Поселковый совет договорился с родителями покойного, что гроб пронесут 200 метров, а там будет стоять грузовик, на котором повезут дальше. Идея была явно абсурдная. Получилось так, как я и предвидел. Дойдя до грузовика, родственники отказались поставить на него гроб, а мать покойного упала на колени перед председателем Поселкового совета и стала умолять его не позорить семью и разрешить нести гроб дальше. Мне пришлось вмешаться. Я сказал, что беру всю ответственность на себя, и приказал отогнать грузовик. После этого разрешил нести гроб дальше и пошел рядом с головой колонны, в которой было около ста человек. Не прошли и 100 метров, как я услышал: "Панферов, срочно ко мне!" На возвышенности у дороги стояли Н.В. и представитель обкома. Не успел подойти, как Н.В. начал меня ругать: "Почему ты разрешил нести, а не везти? За все будешь отвечать головой!" Уже по обращению на «ты» я понял, что Н.В. одобряет мои действия и "разыгрывает сцену" специально для обкомовца. К тому же я знал, что Н.В. никогда не даст в обиду своих подчиненных, и за меня заступится. Правда, если бы что-то случилось, то мы могли загреметь с ним вместе. Отругав меня, он сказал: "Если что-то случится, ответишь лично за все. После окончания похорон, до поминок, доложишь нам. Мы будем в кабинете начальника Ульяновского отделения. Потом я с тобой разберусь". Затем они сели в машину и уехали. До кладбища процессия шла больше часа, и о завершении похорон я смог позвонить Н.В. только через два часа, когда начались поминки. Судя по всему, он отпаивал обкомовца, чтобы тот не "возникал" и говорил со мной уже явно "под шафе". Я доложил, что весь народ разошелся, а на поминках присутствует всего 12 человек родственников и друзей, так что все закончилось без происшествий. Н.В. сказал, что я могу уехать, когда все гости разойдутся, а останутся только родственники. На следующий день он похвалил меня и сказал, что на моем месте поступил бы также. В дальнейшем нам с ним удалось доказать правомерность действий милиционера, и прокуратура прекратила возбужденное в отношении его дело. На рубеже восьмидесятых годов в МВД началось перетягивание каната между Щелоковым и Чурбановым, который к тому времени умудрился стать первым заместителем министра и генерал-полковником. Поскольку последний явно оправдывал свою фамилию, нам это ничего хорошего не сулило. Однажды, приехав в Ленинград, этот "наследный принц" отстранил от должности Надсона только потому, что тот ему не понравился, Юрия Георгиевича назначили с явным понижением заместителем начальника штабных курсов МВД. Наука от этого, конечно, выиграла, а вот ГУВД безусловно много потеряло. Ни один из бывших после него начальников Штаба ему просто "в подметки не годился". Настали тяжелые времена и для начальников РУВД. После взлета статистики в большинстве районов, Кокушкину надо было спасать свою шкуру, и он, конечно, всю вину перевалил на них. Чтобы оправдаться перед Щелоковым и Чурбановым, он начал снимать именно тех руководителей, которых раньше хвалил и ставил в пример остальным. В первую очередь он отстранил от должности начальников Куйбышевского и Московского РУВД. Олешка Федосов был назначен начальником отдела Управления исправительно-трудовых учреждений и, как только набрал 25 лет выслуги, ушел в отставку! "Сожрал" он и Геннадия Гордеева, бывшего к тому времени начальником оперативного отдела Штаба. Он был понижен до должности начальника отделения, с которой также ушел при первой же возможности в отставку. Словом, Кокушкин выбивал лучшие кадры. Мне же, как всегда, повезло. Я тихо отсиживался в областной гавани под крылышком у Н.В. Сам Кокушкин продержался на своей должности до 1985 года только благодаря тому, что у него все время были очень толковые заместители - профессионалы высшей пробы. Это Георгий Михайлович Карлов, Николай Владимирович Смирнов, Михаил Иванович Михайлов, Эльмир Михайлович Цветков и другие. Я, кстати, не понимаю Аркадия Краморева, который, став начальником ГУВД, с помощью Собчака и Законодательного собрания, начал с того, что отправил в отставку вместе с другими Михайлова и Бахвалова, которые вполне могли бы еще несколько лет поработать с большой пользой для Ленинградской милиции. Объяснить это я могу только тем, что Аркаша, прыгнув с должности заместителя начальника Следственного управления на должность начальника ГУВД, просто испугался иметь сильных и опытных заместителей. В результате на этой должности он продержался не долго и ушел в политику. После смерти Брежнева в 1982 году началась невообразимая чехарда. Новый Генсек снял Щелокова и назначил министром бывшего председателя КГБ Украины Федорчука, любимым выражением которого было: "Каждый должен нести свой чемодан". Вот и нес бы свой. Старые опытные кадры щелоковских времен разгонялись сотнями. Кого в отставку, а кого и просто увольняли. При этом Андропов с Федорчуком решили "укрепить" милицию комитетскими кадрами. Комитетчики в массовом порядке назначались на руководящие должности в ГУВД и РУВД, им самим это было нужно, "как щуке зонтик", так как работа в КГБ резко отличалась от нашей. Они не привыкли к нашим темпам работы, не знали ее специфику, и большинство из них постаралось слинять в отставку или обратно в КГБ в течение ближайших двух лет. В мае того же 1982 года я сломал ногу, поскользнувшись на ступенях лестницы. После сделанной мне в ВМА операции кость не срослась и до сих пор скреплена тремя титановыми винтами. Когда я смог ходить без костылей, пошел, опираясь на палку, к Н.В. и сказал, что у меня уже больше 25 лет выслуги и мне, наверное, надо уйти в отставку. Он ответил: "Мне нужна твоя голова, а не твои ноги. Прошу тебя остаться, пока я работаю". Я остался. В начале 1985 года Н.В. ушел в отставку. Пришедший вместо него Хромов умудрился за год развалить стройную систему управления подразделениями области, созданную предшественником. Работать мне стало крайне не интересно, и последний год я просто дослуживал до выслуги, позволяющей получить максимальную пенсию. В июне 1986 года я ушел в отставку. Моя выслуга составила 31 год и 1 день. Всего на один день больше, чем мне было нужно.
Окончание следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Пятидесятые послевоенные годы. Разруха в стране, голод. Все это - годы нашего отрочества. Воспитание рябят возраста 10-12 лет проходило по уличным правилам. И как понимаете, ничего хорошего в нашей дальнейшей судьбе не предвиделось. Да мы и сами, ввиду своего малолетства, жили и росли сиюминутными заботами и потребностями уличной "шпаны". И будем откровенны, мало кто проявлял о нас должную заботу. Мы были брошены на самовыживание. Вы, наверное, помните, как в 1920-ые годы прошлого столетия знаменитый педагог Макаренко Антон Семенович ("Педагогическая поэма") занимался воспитанием такой беспризорной братии. Государство ему посильно помогало. И был результат. В наше время даже подобной попытки не было. Для всего советского народа главной задачей было поднять страну на ноги после страшной разрухи... Во время оккупации фашистами Украины моя мать Соколова М.А. пыталась нас троих детей вывезти из Западной Украины, где мы жили до начала Великой Отечественной войны подальше, на восток, уберечь от немцев. Однако, отступление советских войск настолько было стремительным, что мы, передвигаясь вначале поездом, а затем на попутном транспорте - телегах по разбитым дорогам Днепропетровской области сами по себе, оказались на территории, занятой фашистами. Каким чудом наша семья выжила в оккупации - не знаю. Хорошо помню, отступая, фашисты старались за одну ночь поджечь весь город Новомосковск. Все было в пламени и дыму, горели дома, постройки. Такое злодеяние на украинской земле могли совершить чудовища, которым нет имени в природе. У зверей подобного не бывает. Жители небольшого украинского города: женщины, дети - все, кому посчастливилось выжить, остались под открытым небом. Женщины начали рыть землянки и в них обустраиваться, чтобы как-то сохранить своих детей. Такое горе не забывается. В те страшные, тяжелые годы войны, шел 1943 год, И. Сталин не забыл нас - сирот и создал училища "для детей, отцы которых погибли на фронтах Великой Отечественной войны". Наш отец погиб в Севастополе. Вот так, благодаря Партии и Советскому Правительству, я оказался в Нахимовском училище. С этого времени моя жизнь, мое будущее полностью были отданы государственным институтам. И я вам скажу, это был не спасательный круг на выживание. Задачи ставились весьма серьезные и на большую перспективу - это была кузница будущих флотоводцев. Мы, дети войны, попали в хорошо подготовленную, продуманную до мелочей и запущенную в действие систему. И даже сегодня, я не жалею, что в те далекие годы стал винтиком этого совершенного механизма. «Питона» (так нахимовцы общались друг с другом в своем кругу) и не важно, какого он выпуска, но если он учился в Нахимовском училище, видно на "расстояние". И не потому, что он интеллигентный, грамотный, умный. Это, прежде всего свой, родной человек, которому во всем можно довериться, положится. И если на "гражданке" уважаемого человека величают, к примеру, Василий Иванович, то в нашей среде ты просто Вася (и даже не Василий) - доверие и уважение к тебе на всю жизнь, и не важно, какой у тебя возраст, звание, должность. Ты наш, ты прошел нашу школу жизни, школу воспитания - совсем не похожую на все другие. С первых дней учебы в училище воспитатели-учителя заложили в нас главное: любовь к Родине, к своей профессии, честность и порядочность. Я никогда не забуду, как я -"хлопец" из Украины, сдавал все вступительные экзамены на русском языке. И когда на экзамене по математике я доказывал теорему на украинской мове (не мог злосчастный "трикутнык" перевести на русский), экзаменаторы были в ужасе и хотели поставить мне двойку. Да, был суровый отбор. Мы уже тогда поняли "почем фунт изюма" и насколько важно надеяться на свои силы, знания. Наши мамы, родственники остались где-то далеко. И чем старше мы становились, тем четче вырисовывалось наше будущее. С первых дней учебы всех ребят переодели в морскую форму - и так, потихоньку стали привыкать к Флоту. По-настоящему значимость флотской службы начала определяться в старших, 9-10 классах училища. Пока мы подрастали, мужали, учились - в стране создавался мощный Военно-Морской Флот, закладывали первые новейшие атомные подводные лодки, надводные корабли. Многие из нас мечтали попасть в училище подводного плавания. Наверное, сказались встречи и задушевные беседы с начальником училища Новиковым - в прошлом моряка с большим стажем службы на подводных лодках. Естественно, это сильно повлияло на выбор нашей флотской профессии. Однако, чтобы поступить в Ленинградское училище, где готовили только подводников, быть курсантом этого элитного заведения, нужно было пройти большой конкурс-отбор. А для этого надо было иметь хорошие знания по всем предметам. И мы старались учиться, выкладывались на совесть и не по принуждению. В 10-ом классе перед выпускными экзаменами стало известно, что ребятам, которые решили поступить в училище подводного плавания, разрешалось совмещать выпускные с вступительными экзаменами в Высшее Военно-морское училище в Тбилиси. В Нахимовском училище мы принимали присягу, нас переодевали в курсантскую форму, выдавали бескозырку с надписью на ленточке ВМФ - "прощай Нахимовское навсегда"- и предоставляли отпуск сроком на 30 суток. Я, естественно, уехал на Родину, к родителям. После месячной побывки у мамы, я убыл в Ленинград для учебы в училище подводного плавания. Вернемся в Тбилиси. Что нам детям бросилось в глаза? - Город совершенно не тронула война. Даже дети - наши ровесники - были в чистой опрятной одежде, а старшие ребята щеголяли по улицам города в костюмах. Тбилиси расположен в долине реки Куры, окруженный горными хребтами. Вдоль берега реки красуются древние дворцы, много балконные жилые дома. Запомнился проспект Руставели с его тенистыми деревьями. Здесь же размещался театр оперы и балета имени Палиашвили, музей истории Грузии, Дом офицеров и Дворец пионеров, где мы часто бывали. Незабываемые впечатления остались после подъема на фуникулере на гору Мтацминда, которая возвышается над центральной частью города. Отсюда открывается изумительный вид всего города. Нахимовское училище находилось в самом центре города, на улице им. Камо (грузинский революционер). В этом здании до революции размещалась гимназия для детей дворянского рода. Однако, не прекрасные корпус (мы его сразу переименовали в казарму), в котором мы учились и где находились просторные классы, кабинеты, а почему-то хорошо запомнился внутренний просторный двор. Он был отгорожен от улицы большим каменным забором. Здесь размещалась прекрасная спортивная площадка, где мы проводили свободное время, играли в баскетбол и другие спортивные игры. Спорту в то время уделялось большое внимание. И не каждый воспитанник смог вписаться, выдержать повседневную спортивную нагрузку. Особенно доставалось детям-блокадникам Ленинграда. Нужно отметить, что мы, нахимовцы, еще только готовились быть военными моряками. До принятия присяги нам было далеко - возраст не позволял, но о строевых занятиях строгие воспитатели - старшины не забывали. Вспоминаю случай с моей мамой, когда она привезла брата в Тбилиси - поступать в Нахимовское училище. Найти в грузинском городе наше училище было совсем несложно. Это было единственное заведение, где преподавание шло только на русском языке. Местное население почему-то считало, что там учатся только русские ребята. Хотя среди нас было много грузин, украинцев, белорусов и других национальностей бывшего Советского Союза. И никому из нас не приходило в голову делить своих друзей-одноклассников по национальности. Общим языком был, естественно, русский. Правда, было модно, особенно старшеклассникам, щеголять на отдельных местных наречиях, например, изъясняться на грузинском: «Лабаракоз Тбилиси, Тбилиси строит чуде сад». И, если это было в городе, - грузины приветливо улыбались такой самодеятельности в изучении их языка. А, вообще, грузины доброжелательные, общительные люди. Хорошо нас понимали, если даже мы обращались к ним на русском. В те годы мы узнали, что в городе проживает малочисленная народность - курды. Они были похожи на грузин, но социальное положение их было иное. Курды работали дворниками, няньками, прислугой и не более того!! И вот, в тот самый злополучный день, когда мои родственники приехали в Тбилиси, на проходной училища дежурил старшеклассник - грузин, мой хороший друг, Семенушкин Герман. Стройный молодой человек явно кавказского происхождения, выглядел старше своих лет, он очень нравился девочкам, которые по выходным приходили в наше училище на танцы. Мама, увидев на проходной русского заведения молодого грузина, явно была удивлена. - Будьте добры, а где находится морское нахимовское училище? - скромно спросила она. - Там учится мой старший сын - уточнила мама. - А как его фамилия? - строго спросил Герман, солидно поправляя нарукавную повязку. - Соколов. - Это тот, у которого отец погиб в Севастополе? - А вы откуда знаете? - удивленно спросила мама. - Такая служба! - Все и обо всех должны знать....-назидательно уточнил Герман. - Да вы не стесняйтесь, мамаша. Мы учимся с вашим сыном в одном классе. И сейчас Валентин на занятиях - уже спокойно добавил Герман. - А как я могу его увидеть? - обрадованная спросила мама. - Очень просто. Через четверть часа будет объявлен большой перерыв, и все воспитанники соберутся во дворе. "Горячий морожено, горячий морожено"- рядом раздался настойчивый крик на ломаном русском. Что это? - недоуменно оглянулась по сторонам мама. - А вы не обращайте внимания. Это своеобразный грузинский юмор для рекламы продукции. - Я предлагаю вам пройти во двор и вот на той скамеечке присесть и ожидать Валентина, - уже более гостеприимно выдавил из себя "строгий" дежурный. Мама с Сашей через проходную не спеша вошли во двор, где в это время на плацу проходили строевые занятия. Их взорам предстала картина, о которой потом мама часто рассказывала своим землякам, вспоминая поездку в Грузию. Младшие школьники- воспитанники с ружьями на плече, в летнюю жару на раскаленном южным солнцем плацу, в "говнодавах" (большие яловые ботинки) усердно чеканили шаг - шла подготовка к очередному параду. Нахимовское училище постоянно задействовали на всех военных парадах, проводимых в Тбилиси. Такое доверие взрослых - детворе участвовать наравне с солдатами в военных торжествах - радовало нас. Обычно наша рота - моряков в красивой флотской парадной форме, в черных мундирах со стоячими воротниками, на которых были вышиты золотые якоря (подобие адмиральской формы), в белых перчатках - под аплодисменты публики открывала парад. Такие праздничные мероприятия проходили на площади им. Берия при большом скоплении народа. Очередную строевую репетицию проводили воспитатели-старшины: - Токарев! Голову поднять, выше подбородок - раздалась на плацу команда строевого старшины. - Спелов! Тяни носок! - продолжал командовать старшина - Симаков, выйти из строя, завязать шнурок! - простонал старшина, хотя слышно его было по всему дворику. Мама обратила внимание, как худенький мальчик, одного роста с Сашей, выбежал из строя, бросил на асфальт, как бревно, надоевшую ему винтовку, и медленно начал завязывать шнурок. Ох, как ему не хотелось становиться опять в строй! И вдруг раздался спасительный звонок. - Разойдись! - уже более спокойно прозвучала команда, и двор вмиг преобразился. Все входные двери открылись и на плац выплеснулась живая волна ребят. Дети остаются детьми даже в такой строгой казарменной жизни, вокруг стоял невообразимый шум и гам. - Разрядка... Как-то учительница младших классов спросила ученика: - Петя! Как ты понимаешь слово "дисциплина"? - Марья Ивановна, очень просто - это, когда Вы кричите на нас, чтобы мы не кричали и не бегали. Я знал, что в эти дни должна приехать мама и, выбежав на плац, сильно обрадовался, увидев ее, скромно сидящую на скамейке с моим младшим братом. Лицо в слезах и удрученный ее вид мне был непонятен. Мама медленно поднялась, обняла меня и тихо заплакала, долго не отпуская, как будто хотела забрать с собой. - Валя, ты прости нас. Мы с Сашей решили возвращаться домой... почти шепотом сказала мама. То, что мама увидела на плацу - маленький, рядовой эпизода из нашей повседневной, уже почти военной жизни. Итак, Саша уехал домой. «Значит, не судьба» - так думал нахимовец о позорном "бегстве" брата. Особое внимание в училище придавалось учебе. Преподаватели старались совмещать добрые морские традиции. Учебный процесс был до мелочей продуман. Лекции, уроки, самостоятельная подготовка, консультации - все проходило строго по расписанию, такая система способствовала хорошей успеваемости нахимовцев. Мне хорошо запомнился преподаватель математики - капитан Мартиросян. Чистокровный армянин, невысокого роста, грузного телосложения, огромная кудрявая голова украшала его неспортивное туловище, а его большие выпуклые глаза с густыми нависшими бровями строго взирали на нас. Он старался иметь грозный, строгий вид, что не всегда у него получалось. Нам было смешно, что дядя Мартирос принимает нас такими несмышлеными детьми. Мы хорошо изучили слабости нашего кумира и зачастую просто ему подыгрывали, стараясь быть послушными и дисциплинированными. Когда после звонка о начале занятий, открывалась дверь и наш «строгий» учитель с большим портфелем в руках вваливался в класс, мы дружно вскакивали с мест и застывали по стойке "смирно". Мартирос (так его звали все нахимовцы в своем кругу), не обращая на нас внимания, медленно подходил к столу и выкладывал на него старые, неизвестно где взятые журналы, тетради, блокноты, в которых мог разобраться только их хозяин. - Вольно, садитесь, ребята и, не теряя времени, приступаем к работе - загадочно произнес Мартирос. - Опять какая-то новая задачка - догадывались молодые математики. - Итак, условия как обычно, продолжал Мартиросян: я пишу на доске содержание конкурсной задачи, а вы решаете. Время отводится не более 10 минут. Первый правильный ответ 5 баллов, два вторых - 4 балла. - Вы, готовы? - Да, - на едином дыхании вскрикивает класс, в ожидании предстоящей игры. Такой доверительный подход взрослых, всегда нравится детям и открывает в них скрытые резервы, и даже таланты. Никто не хотел идти к доске первым и доказывать домашнее задание (нудную теорему), как это требовала учебная программа. В этом, собственно говоря, и был психологический секрет нашего опытного преподавателя - армянина. Нужно было видеть этих маленьких "авантюристов" благородных порывов, стремившихся честно своим трудом заработать высокую оценку. Все 25 человек углублялись в свои тетради, сопели, скрипели перьями и решали то, что на конкурсе где-то в Москве не каждый мог решить. Еще новшество от Мартиросяна. Нам разрешалось пользоваться учебниками, тетрадями и другими пособиями. Незаметно пролетели отведенные 10 минут. Кто готов? - поднимает голову преподаватель. Вот одна, две, три руки повисли в воздухе. - Саша! Тебе слово - ты первый поднял руку. - Ответ правильный, - с улыбкой на добром лице, констатировал преподаватель. - Молодец Александр, оценка -5 баллов, в Москве на конкурсе математиков над этой задачей ученики - ваши ровесники - корпели 2 часа и, к сожалению, не все правильно ее решили, - с гордостью за своих питомцев, отметил Мартиросян. Еще выставляются две четверки и делается небольшая пауза для следующей экзекуции, которая не всем нравилась. - А теперь переходим к домашнему заданию, - таковы правила. - Товарищ Семенов, прошу Вас к доске, - уже более строгим официальным голосом продолжал Мартиросян. Герман неловко поднимается и не спеша шествует на "передовую", впечатление, что его ведут на расстрел. Он долго что-то чертит на доске, вполоборота пытается говорить с Мартиросом на грузинском языке. Тот не реагирует. Финал один. - Герман, "садись на штаны" - любимое изречение преподавателя в классе знали все - в журнале выставлялась двойка. Став старшими, мы всегда с благодарностью вспоминали Мартироса и его нравоучение: "Мало знать теоремы - нужно уметь правильно их применять и в теории, и на практике в вашей будущей флотской жизни". Химию нам преподавал капитан Жуковский Александр Викторович - прекрасный специалист своего дела. Он был влюблен в свой предмет, хорошо вел урок, доходчиво рассказывал суть химических формул, но, увы, передать, привить любовь к химии лично мне не смог. Капитан Кельс Эдуард Павлович преподавал физику. Я, как сегодня, вспоминаю этого светловолосого, спортивного телосложения красавца - мужчину. Он увлекался альпинизмом и с увлечением, немного заикаясь, мог во время урока (не в ущерб программе) рассказывать о своих спортивных достижениях. Этот волевой, сильный, мужественный мужчина, нам - слабакам - очень нравился, и мы старались ему во всем подражать и, конечно, не подводить. Его уроки были чем-то схожи с математикой... Своей нестандартностью. Как в свое время писал обожаемый нахимовцами морской писатель Станюкович Константин Михайлович о своем любимом педагоге: "Он как-то умел заставлять учиться, и уроки его были для меня положительно удовольствием". Кельс настойчиво требовал от нас везде и во всем раскрывать физический смыл явлений - брать первую производную. Он любил Алексея Толстого: «Помните Козьму Пруткова: - "Зри в корень" - поистине всенародная мудрость». Все преподаватели Нахимовского училища были в морской форме, каждый имел воинское звание. И мы, обращаясь к ним, обязаны были называть звание. Запомнился педагог капитан медицинской службы Хоровенко Геннадий Львович - всегда чисто выбрит, аккуратно причесан, опрятно одет, высокого роста, худой, как жердь, с большими очками на близоруких глазах. Однако, он не выделялся среди других преподавателей, кроме своей назойливой педантичности. Однажды, на его уроке (по расписанию) в наш класс стремительно вошел ротный офицер-воспитатель майор Стеблов - очень строгий и пунктуальный товарищ. Кого и как он воспитывал, мы не знали, но видели, что всегда он был при деле - бегал по коридорам, суетился, кого-то искал и, наверное, выполнял «особые» поручения начальства. Самого начальника училища контр-адмирала Новикова мы видели очень редко, в основном, на больших торжествах. В наших понятиях - это был большой начальник с неограниченной властью над нами и всем, что окружало нас в училище и за его пределами. Однако к нахимовцам он относился хорошо - по отцовски проявляя о нас всяческую заботу. Между собой мы адмирала называли "батей", что на флоте считалось высшим проявлением уважения к командиру. Стеблов вошел в класс без приветствия, очень строго посмотрел на нас и нервно выпалил: - Урока сегодня у вас ... не будет! - Займитесь самоподготовкой, из класса не выходить – он хлопнул дверью, и мы остались одни. В классе стояла гробовая тишина, вопросов никто не задавал, да и некому было на них отвечать. Было такое впечатление, что мы тоже чем-то виноваты. Детская любовь цельна и последовательна, и, естественно, мы ждали более вразумительного ответа. Для всех нас было очень странно такое внезапное «исчезновение» примерного, организованного и, в общем, высококультурного, интеллигентного офицера. Больше в училище этого человека мы не видели. Когда мы стали старше, то узнали, что в советское, уже мирное время, в нашем обществе остались "враги народа", с которыми надо было беспощадно бороться. Запомнился случай из моей жизни. Когда я поступал в училище, то думал обо одном, как бы лучше сдать вступительные экзамены и набрать больше баллов. Я не мог даже представить, что меня могут отчислить и отправить домой - в родную деревню. И вот экзамены позади. Все ребята с волнением ожидали окончательных результатов. - Кто же будет нахимовцем?- думали все... Всех кандидатов, которые набрали проходной балл, построили на плацу. Перед строем выступил майор с красными погонами на новеньком кителе. Он объявил, что с сегодняшнего дня абитуриенты будут проходить мандатную комиссию. Все ребята зашумели, - никто не знал, что это еще за новый "экзамен"? Когда на следующий день я предстал перед комиссией, где сидели очень серьезные дяди - у меня было хорошее настроение. Я уверен был в моем зачислении в училище. Четко отвечал на все вопросы, которые по свой простоте меня немного смущали. И ждал, когда же это непонятное для меня представление окончится. И вдруг тот майор, который был на построении, задает вопрос: - Соколов, а чем ваш дедушка занимался до революции? Я опешил… молчал, не зная, что ответить.- - Вы свободны, идите и пригласите следующего - строго приказал офицер. Я вышел и горько заплакал... Ну, почему, почему?- мама никогда не рассказывала мне про нашего дедушку. На следующий день нам объявили списки, кто зачислен в училище. Я был несказанно рад, что нашел в них и свою фамилию. Я сказал себе, что больше никогда не буду хныкать. Так мы постепенно, меняясь в малом и большом, созревали и становились взрослыми мужчинами. Прошло много лет, и я, будучи в отпуске, в Москве, у своего дяди капитана 1 ранга Соколова Анатолия Петровича, подробно рассказал ему этот необычный для меня жизненный случай. Он долго смеялся. А затем успокоился и сказал: - Ты, Валя, должен гордиться своим родственником. - Все мы родом из Новомосковска Днепропетровской области. - А твой дед Сила Силыч Соколов до революции 1917 года, проходил службу кочегаром на мятежном броненосце "Потемкин". И очень жаль, что твой майор из мандатной комиссии не знал этого факта. Это была бы самая лучшая протекция для твоего поступления в училище и дальнейшей службы на флоте. Ты, Валя, из потомственной семьи моряков и будь достоин того высокого предназначения. И добавил: - Без сомнения, они сами уточнили историю твоих предков. - Но раз ты набрал проходной балл, тебя больше не стали беспокоить. Дотошный дядя эту информацию просто так не оставил и написал подробное письмо в нужную инстанцию. Вернемся в училище. Ежегодная двухмесячная морская практика в лагере в Фальшивом Геленджике вызывала в нас самые восторженные чувства. Геленджик расположен на берегу Черного моря в 35 км от Новороссийска Краснодарского края. Нахимовский лагерь - это продолжение учебы на лоне природы. Как и в училище, жизнь была подчинена строгому распорядку дня. Шлюпочному делу отводилось главенствующее время. В программе было изучение устройства шлюпки и практическое умение управлять шлюпкой на веслах и под парусами при любых погодных условиях. Это тоже была своеобразная проверка наших врожденных морских навыков. Некоторые ребята не могли переносить качки и были вынуждены покинуть стены Нахимовского училища. С самого начала в лагере на подготовленных площадках, мы установили большие армейские палатки, в которых свободно размещались до 50 человек. Вместо кроватей там оборудовали деревянные нары. «Так будет надежней» - говорили опытные старшины-воспитатели, подушки и матрацы набивали свежим, пахучим сеном. Все выходило просто, надежно и, главное, по-походному... В лагере имелись шестивесельные ялы и баркасы. Ежедневно при любой погоде мы на шлюпках выходили в море. Для начала эта практическая учеба представляла большие трудности с мозолями на руках. Руководили занятиями опытные моряки-старшины с больших надводных кораблей. В нашей роте был старшина Горелов с крейсера "Октябрьская революция". На Флоте старшина Горелов Николай Петрович служил более 15 лет и с большим удовольствием взялся за воспитание подрастающего поколения, непринужденно передавая свой флотский опыт нам - «птенцам» - в его понятии. «НИП» (такое мы дали ему прозвище) представлял собой глыбу тренированных мышц, был он среднего роста, широк в плечах, с короткой шеей и наголо подстриженной головой. Глаза раскосые, карие внимательно следили за каждым нашим движением. - Первый взвод по шлюпкам!- громко скомандовал старшина, быстро прыгали в шлюпки на свои штатные места, разбирали вёсла и застывали в ожидании следующей команды. - Весла... на воду! - с растяжкой звучала команда старшины, И вдруг его лицо покраснело, и он, полный гнева, уставился на загребного, который сидел на первой, ближней к нему банке. Это был - Рома Пирожков, самый щуплый, худенький паренек. Он прикладывал все усилия, чтобы приподнять весло и вложить его в уключину. - Отставить! - недовольно скомандовал старшина. - Пирожков, вы явно сели не на свое место? - И, вообще, какой из вас загребной? - продолжал издеваться над Ромой старшина. - Быстро пересесть на место бакового матроса!- для Ромы самое тяжкое наказание - заметить его хилость. А здесь - у всех на виду оплошал. Шлюпочная команда застыла в ожидании, что будет дальше… Старшина-строевик не любил дважды повторять команду, и Рома хорошо это знал. Он так хотел быть сильным, как старшина, а у него ничего не получалось. И ростом не вышел, всегда в строю его место было на шкентеле. Да и мышц маловато, хотя гантели из рук не выпускал. В считанные секунды, чувствуя свою вину, через банки и спины товарищей Рома прошмыгнул в носовую часть шлюпки, подальше от старшины и уселся на место бакового. Вместе с Ромой я прослужил много лет на Северном Флоте и был свидетелем, как природа с годами уважила его стремления. В свои 30 лет он вырос, возмужал и явно преобразился в красавца-мужчину. И рост, и мышцы обрели свое место. Его командир повторял: -«Этот “бугай" может разложить на лопатки моряка моложе его на 10 лет. И добавлял: «Кстати, матросы срочной службы с уважением относятся к строгому старпому." В дальнейшем Рому назначили командиром атомохода, и он быстро без какой- либо помощи продвигался по службе. В кругу нахимовцев было позорно пользоваться протекцией. Вскоре мой друг-однокашник "загремел" на Камчатку, где ему присвоили адмиральское звание. Тренировки на шлюпках шли своим чередом. - Весла... на воду! - повторил старшина свою первую команду, и уже залюбовался более слаженной работой ребят. Шлюпка легко отошла от берега, уверенно разрезая встречную волну форштевнем. - Уразов, передать семафор на береговой пост: "Начал тренировки". Коля Уразов уже давно освоил флажный семафор и с большим удовольствием демонстрировал свое умение быстро и без ошибок обращаться с флажками. - Семафор передан! - вскоре отчеканил Николай. - И тут же добавил: - "Счастливого плавания"- получен ответ от командира роты. - Молодец, Коля - с удовольствием констатировал старшина личную выучку молодого сигнальщика. Такая подготовка в морской практике не раз помогала нам в службе на Флоте. Николай Дмитриевич Уразов родом из Сибири, характер такой же суровый, дальневосточный. Успеваемость - круглый отличник по всем предметам, но этого ему было мало. Все время он стремился вперед. Проходил службы на дизельных подводных лодках. Затем покинул ВМФ, получил диплом капитана дальнего плавания и стал бороздить моря и океаны на судах Черноморского пароходства. - А теперь походим под парусами - продолжал учебу старшина. - Курсант Пирожков! Покажите свое мастерство. О, Роме только дай возможность покомандовать. Это у него здорово получалось. Рома быстро перехватывает у старшины руль и начинается парусная гонка - Вот я сейчас им покажу, кто в этой лодке хлюпик, - с гордостью думал про себя Рома. Нужно отдать должное, в лагере Рома за короткое время в совершенстве освоил управление шлюпкой под парусом и считался одним из лучших гонщиков. - К повороту! Поворот оверштаг! - четко отдавал команды командир шлюпки Рома Пирожков. Старшина с улыбкой наблюдал резвые действия нахимовца, однако, хвалить не торопился. - Шкоты - на правую! Команда металась по шлюпке, стараясь как можно лучше и быстрее выполнить команды молодого капитана. Паруса медленно забирают ветер, и шлюпка плавно увеличивает скорость с большим креном на правый борт. После тренировок обычно отбирались сборные команды и проводились шлюпочные соревнования - гонки. Но, пожалуй, самым интересным, был поход на баркасах (большая шлюпка) на Малую Землю в порт Новороссийск. В этом походе, как всегда, отличился Дима. На подходе к Новороссийску нас "прихватил" небольшой шторм. Переход на грузных баркасах с их тяжелыми и большими веслами в штормовую погоду для детей был утомителен. Хотя жалоб у "моряков" не было... С приходом в порт нам для отдыха выделили школу. Удобств, естественно, никаких не было, а нам, спартанцам, они и не нужны были. Через какой-то час мы, утомленные морем, крепко спали на полу, бросив под себя морские бушлаты. Дневальным был поставлен Дима - так решил старшина. Наверное, Дима отрабатывал очередное наказание - "наряд вне очереди". Когда все уснули, Дима принарядился и, как бывалый моряк, с распахнутым на груди бушлатом, с бескозыркой на затылке, вышел в город «прошвырнуться». Любил наш разгильдяй приключения даже в чужом, не знакомом ему порту. Рано утром, когда старшина поднимал нас, мы никак не могли прийти в себя после крепкого сна. Старшина бегал по заброшенному классу и кричал: - Где этот разгильдяй? Кто видел Диму? Куда он мог деваться? "Бдительного" дневального на посту не было. И вместо того, чтобы рано утром идти на экскурсию, мы занялись поиском "беглеца". К счастью, все обошлось благополучно. Вскоре Диму нашли в местной комендатуре, где толком не могли выяснить, откуда в торговом порту появился малолетка - юнга в морской форме и без каких либо документов. Дима Косолапов - это пожалуй целая, еще не написанная, повесть о маленьких разгильдяях. Да, тяжелое детство, блокада, безотцовщина - все это отрицательно сказалось на воспитании Димы, на формировании характера мальчика. Прощай, детство, отрочество, и, уже будучи офицером ВМФ, он успешно освоил профессию подводника и среди командования пользовался заслуженным авторитетом. Учеба в Нахимовском училище, воспитание и жизнь в здоровом коллективе значительно выправили его строптивый, непредсказуемый характер. В свое время ему досрочно было присвоено звание капитана 1 ранга, и он был назначен на высокую должность офицера штаба флотилии атомных подводных лодок.
В следующем сообщении - об упоминаемых Валентином Евгеньевичем нахимовцах, командирах, преподавателях.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
"Подводная лодка «Тюлень» медленно и осторожно движется в подводном положении. Перископ поднят. Ход самый малый. Экипаж сосредоточен и внимателен. Идет Первая мировая война, она особенно беспощадна на море. Конец сентября 1916 года. Лодка заканчивает боевое патрулирование у берегов Босфора. Торпеды уже израсходованы, но есть еще артиллерийский боезапас. На лодке два орудия - 47 и 57 миллиметров. Против небольших турецких парусных шхун, перевозящих уголь из Зонгулдака в Стамбул, эти орудия представляют серьезную опасность. Командующий лодкой, как тогда называли командира, старший лейтенант Китицын Михаил Александрович, крупный крепкий мужчина с мужественным лицом, не лишенным обаяния и русской красоты, через перископ внимательно осматривает горизонт. Утренний туман рассеивается, на море легкое волнение, целей нет. Одним словом - «Горизонт чист». Уже несколько дней не появляются суда противника. «Значит, доставка угля прекратилась, - рассуждает командир. - Похоже, что турки замышляют что-то грандиозное. Ведь без угля ни Стамбул, ни находящийся там турецкий флот существовать не могут!». Командирское чутье подсказывает ему, что надо искать врага, он должен быть рядом. Нельзя уходить с позиции, хотя все запасы на нуле, и лодке давно уже пора двигаться в Севастополь. Туман окончательно развеялся, и вдруг Михаил Александрович видит в перископ мощные обводы крупного судна. Командир даже невольно присел, ему показалось, что судно совсем рядом. На борту четко читалось название транспорта: «Родосто». Исправляющий должность (именно так согласно табелю) одновременно минного офицера и вахтенного начальника лейтенант Маслов, к которому обратился командир, быстро прочитал в военном справочнике: «Родосто» - турецкий вооруженный военный транспорт. Водоизмещение - 6000 тонн. Используется для перевозки военных грузов и угля». Вот она, долгожданная цель! Самый большой транспорт в турецком флоте! Командир решительно командует: «Боевая тревога! Торпедная атака!». Лейтенант Маслов прерывает командующего лодкой: «У нас нет торпед!». В отчаянии старший лейтенант Китицын Михаил Александрович хватается за голову и стонет от бессилия: «Такое мощное вражеское судно. Отпускать его нельзя! Будем драться в надводном положении. По местам стоять, к всплытию. Орудия приготовить к бою!». Подводная лодка, как огромная хищная рыба, блестя в лучах утреннего солнца, внезапно появляется на поверхности. Еще через несколько минут орудия корабля начинают вести прицельный огонь по транспорту. На «Родосто» паника. Турецкие моряки уже наслышаны о новом страшном оружии русских на Черном море - подводных лодках. Но видят лодку впервые. У всех только одна мысль - как спастись. Снаряды с подводного чудовища начинают поражать судно. С большим трудом капитану турецкого транспорта удается организовать ответный огонь. Но куда там! Лодка маленькая, узкая, да и находится она в лучах восходящего солнца, ее почти не видно. Экипаж транспорта необучен. Стрельба на море, в условиях качки, требует специальной подготовки. А когда трясутся руки и ждешь, что вот-вот под тобой взорвется торпеда, тогда в голове только одна мысль - спасайся, кто может! Паника и страх - это самая большая беда в бою. Турки стреляют, но их стрельба неэффективна. А подводники, воодушевленные первыми попаданиями, продолжают преследовать судно и вести артиллерийский огонь. Против такого мощного судна у них слишком слабая артиллерия. Но желание выиграть бой придает им силы, а настойчивости в достижении победы русским морякам не занимать. Турецкое судно пытается изменением курса и скорости уклонится от боя, но не тут-то было. Подводная лодка, как настойчивый комар, преследует свою цель. Бой уже длится целый час. Разбиты надстройки судна, дымится корма, но судно пытается спастись бегством. Осторожный лейтенант Маслов докладывает командиру: «Михаил Александрович, у нас заканчивается боезапас. Осталось шесть снарядов». Командир нацелен только на победу. Он решителен, настойчив, красив. И он доведет бой до виктории. Несмотря на опасность ответного удара, командующий лодкой приказывает: «Подойти ближе к турку, поразить рулевую рубку». Подводная лодка направляется к огромному судну. С расстояния трех кабельтовых прицельная стрельба подводников продолжается. «Родосто» хаотически отстреливается, его капитан все еще надеется убежать от этих настойчивых русских. Вдруг лейтенант Маслов командует: «Дробь стрельбе». И докладывает командиру: «Остался последний снаряд!». Лучше всего оставить этот снаряд себе, ведь лодке еще предстоит пересечь все Черное море, чтобы вернуться в Севастополь. В пути всякое может случиться. Хоть один залп подводники смогут сделать для своей защиты, если потребуется. Командующий лодкой непреклонен: «Стрелять!». Комендор поцеловал последний снаряд и зарядил им 47-миллиметровое орудие. «Победа или смерть,».- как говорили древние воины. Раздался выстрел... Через минуту, о чудо! Часть экипажа турецкого транспорта прыгнула за борт, оставшиеся - выбросили белый флаг. Оказалось, что разрывом последнего снаряда перебило рулевое управление. Судно стало неуправляемым, да и пожар принял угрожающие размеры. Первым за борт прыгнул капитан - турок. За ним - несколько немцев из состава экипажа. Маленькая подводная лодка в артиллерийской дуэли одержала победу над вооруженным судном, в десять раз большим ее! Такого еще не было в истории флота! А дальше русские подводники совершили еще больший подвиг. Они высадили призовую команду во главе с лейтенантом Масловым на судно. Подводники первым делом погасили пожар. Насколько хорошо они были подготовлены к борьбе за живучесть! Затем в течение двух часов русские умельцы отремонтировали (на чужом незнакомом судне) рулевое управление. А когда запустили машину, лейтенант Маслов приказал дать мощный победный гудок. Под крики «Ура!» подводная лодка «Тюлень», водоизмещением шестьсот тонн, и мощный военный транспорт «Родосто», водоизмещением шесть тысяч тонн, начали движение в кильватерном строю в Севастополь. Поднятые из воды пленные дали в дальнейшем ценную информацию о состоянии турецкого флота.
Представьте себе, каково было удивление и ликование севастопольцев, когда через сорок часов отряд под командованием старшего лейтенанта Китицына Михаила Александровича прибыл в Севастопольскую бухту. Имя этого удивительного офицера стало самым популярным на флоте. О его подвиге доложили императору Николаю Второму. Весь экипаж был награжден Георгиевскими крестами и медалями. Сам командир получил высшую награду России - орден Святого Георгия четвертой степени. За всю Первую мировую войну только четыре моряка-подводника получили такую награду. Через год, осенью 1917 года, уже в звании капитана первого ранга Китицын М.А. возглавил в Петрограде специальные гардемаринские классы. У такого командира есть чему поучиться. А было тогда Михаилу Александровичу тридцать два года - самый расцвет творческих сил и энергии. В 1920 году в силу известных причин Китицын Михаил Александрович эмигрировал в США, где и скончался в 1960 году, в возрасте семидесяти пяти лет. В том году Алексей Игольников закончил учебу в училище подводного плавания имени Ленинского комсомола. В дипломе у него были написаны красивые морские слова: «Офицер - штурман - подводник». Он и его однокашники были наследниками опыта старших морских братьев, среди которых почетное место занимает капитан 1 ранга Китицын Михаил Александрович и его невероятный подвиг на подводной лодке «Тюлень»."
Китицын Михаил Александрович.
Михаил Александрович Китицын, замечательный русский подводник, прославившийся в годы первой мировой войны дерзкими рейдами к Босфору на подводной лодке «Тюлень». Родился в 1885 году в Чернигове. В 1905 году окончил Морской корпус. Служил на крейсерах «Алмаз» и «Олег». В 1910 году после окончания подводных классов в Либаве был назначен командиром подводной лодки «Судак». Кавалер всех русских орденов с мечами. Награжден золотым Георгиевским оружием. Умер в 1961 году.
В один из ясных июльских дней на флагманском корабле «Георгий Победоносец» был поднят сигнал: «Подводной лодке «Тюлень» приготовиться к походу в 24.00 час (полночь)». Сигнал этот не был неожиданностью, мы его ожидали. Как раз к этому времени лодка по расписанию должна была быть в полной готовности, и я, взяв с собой карту неприятельских берегов, отправился на «Георгий»{13} за инструкциями. Я был удивлен, когда флаг-капитан 1 ранга М. С. Смирнов, приняв меня, спросил, что мне нужно. Я ответил, что выхожу в полночь и прибыл за инструкциями. Слегка подумав, он ответил, что мое назначение чрезвычайна секретно, я получу инструкции в последний момент и он просит меня приехать за ними за четверть часа до выхода. В недоумении я вернулся на лодку и принял участие в последних приготовлениях к походу. [77] В 11.45 я опять сидел в приемной штаба на «Георгии». Флаг-офицер{14} Оперативной части лейтенант Г. М. Веселый передал мне, что флаг-капитан{15} сожалеет, но он должен меня задержать на некоторое время, так как адмирал держит сейчас важное сообщение, на котором флаг-капитан обязан присутствовать. Ну, что ж, мое дело маленькое, я мог ждать сколько угодно. Ясно было одно, что лодка выйдет теперь не в полночь, как обыкновенно, а тогда, когда я получу какую-то таинственную инструкцию. Штаб напоминал растревоженный муравейник. Взад и вперед пробегали офицеры, рассыльные; когда же соседняя дверь приоткрылась, был слышен голос адмирала. Флаг-капитан несколько раз проходил через приемную и каждый раз выражал мне свое сожаление в невольной задержке. Я сидел в своем углу с трубкой свернутых карт и терпеливо ждал... Наконец, к трем часам, все успокоилось. Флаг-офицер отворил дверь и пригласил к флаг-капитану. В кабинете, кроме флаг-капитана и флаг-офицера, я увидел также начальника разведки флота капитана 2 ранга А. А. Нищенкова, милейшего человека, который поставил дело разведки на черноморском театре на большую высоту. У меня с ним были довольно дружеские отношения. Он иногда давал мне совершенно неофициальные поручения высмотреть для него то или другое у неприятельских берегов, а также снабжал меня такими же неофициальными сведениями, которые могли быть полезными моему «Тюленю». Флаг-капитан начал объяснять мне наше задание: — Через несколько дней флот предполагает произвести воздушный налет на Варну. Наши два авианосца{16} под охраной эскадры подойдут к Варне, спустят на воду аэропланы для атаки судов противника. Ваша задача будет состоять в том, чтобы незаметно разведать расположение вражеских судов и тем самым дать возможность распределить наши воздушные силы: направить боевые [78] аэропланы в места наибольшего скопления кораблей. Порт Варны представляет собой подковообразную бухту в пять миль длиною и столько же в ширину. В глубине ее находится закрытая молом гавань. На гавани канал соединяет ее с озером, где находится внутренняя гавань. Кроме того, в северо-восточном углу бухты, где расположен дворец болгарского царя, в Евксинограде, имеется еще одна небольшая гавань, защищенная молом, где можно увидеть средоточие подводных лодок{17}. По сведениям нашей разведки, подходы к Варне были недавно заминированы. С севера и с юга в минных полях имеются фарватеры, расположение которых нам неизвестно. Северные фарватеры всегда открыты, южный закрывается боном. * * * Флаг-капитан вручил мне листок с планом минного заграждения. Я стал рассматривать план сначала с интересом, потом с недоумением и, наконец, с тревогой! Все морское пространство его от границы румынских территориальных вод до параллели милях в шести к югу от Варны и от берега до меридиана в семи милях к востоку от нее было солидно заштриховано. Я стал задавать вопросы: — Имеются ли какие-либо хотя бы приблизительные сведения о северном фарватере? — Никаких. — Могу ли я иметь план Варны большого масштаба? На моих лодочных картах пятимильная Варненская бухта — величиной с ноготь большого пальца. — Нет. Это все, что имеется. — Если мы подойдем к восточной границе заграждения, то с высоты нашего перископа с такого расстояния мы ничего открыть не сможем... Молчание. Все это так было похоже на те инструкции, которые мы обыкновенно получали! Главное, мне было неясно: [79] что же от меня требуется? Я стал волноваться и обратился к сидящему молча Нищенкову. — Алексей Александрович, что вы на это скажете? — Да, задача очень трудная. Все же я полагаю, что попытаться войти в бухту возможно. Подумавши некоторое время, я попробовал подвести резюме: — Михаил Иванович, я очень хочу понять, что я должен сделать. Бухта заминирована. Фарватер неизвестен. Разведка извне минных полей бесполезна. Поэтому я желал бы иметь точные приказания. — В этом случае вам придется отложить выход до утра. Адмирал сильно устал, и я не хочу будить его. Но он, адмирал, приказа войти в бухту вам не даст! Ага! Наконец-то я понял обстановку. Я припомнил свое размышление еще со скамьи Морского Корпуса об инициативе и ответственности командира корабля, когда подчиненный принимает нужное решение без указки начальника. Понятной также стала оттяжка до позднего часа, когда адмирал ушел спать, и понятно, что приказание войти в бухту — к черту на рога! — дать не может! Как провести операцию, яснее не стало, но, осознав, что вся ответственность за решение ложится на мои плечи, я, по крайней мере, понял, что от меня требуется. На душе сразу стало спокойнее. Слегка устыдившись своей просьбы об определенных приказаниях, я обратился к флаг-капитану: — Не будем беспокоить адмирала, Михаил Иванович! Я выйду немедленно, и на месте мы увидим. Сделаем все, что возможно! В напряженной атмосфере как будто раздался вздох облегчения, а Нищенков, нагнувшись ко мне, попросил, как только я прибуду на лодку, выслать за ним катер на Графскую пристань. — Как, значит, и вы идете с нами? Я очень, очень рад! Моральная поддержка для меня! Все же я вернулся на лодку в тяжелом раздумье. На «Тюлене» все было готово, и все были в напряженном ожидании после необъяснимой проволочки. К моему сожалению, начальник бригады, который обыкновенно дожидался возвращения командира из штаба [80] и присутствовал при выходе лодки, в этот день чувствовал себя не совсем здоровым и уехал на берег. А с ним-то мне хотелось обсудить наше задание более, чем с кем то ни было! Я собрал своих офицеров и объяснил им обстановку, не скрывая затруднений. Выслушав меня, мичман Краузе сделал первый конструктивный шаг. Не говоря ни слова, он разложил на столе какую-то старую карту и на обратной ее стороне стал вычерчивать Варну и подходы к ней в увеличенном масштабе. Так что бухта вместо размера с ноготь большого пальца вышла величиной с ладонь. Прибыл Нищенков. Мы снялись со швартовых, вышли за боны и взяли курс на румынские берега. * * * Вскоре после нашего выхода из Севастополя взошло солнце. На душе тоже посветлело, и мы принялись обдумывать наш план. Как часто бывает в жизни, кажущаяся неразрешимой проблема вдруг упрощается, если разбить ее на составные части и подойти к решению каждой из них в отдельности. Весь день я провел в беседах со всеми офицерами, а главным образом с Нищенковым. Постепенно общий план обрел детали, и в конце дня мы все уже чувствовали себя весьма бодро. Заштрихованное пространство, показывающее место минных полей, простиралось вплоть до болгарских берегов. Можно было логически предположить, что минный барьер был поставлен для защиты порта от бомбежки наших кораблей с востока. Неприятель в сильной степени зависел и от снабжения из нейтральной Румынии, которая доставляла ему военные припасы в громадных количествах на судах всех типов — паровых, парусных, крупных и мелких. Поэтому северный фарватер для входа в бухту, чистый от мин, должен был быть широким и не сложным. Неприятель просто не мог себе позволить вводить, выводить с лоцманом каждую парусную шхуну. Поэтому наша лодка без особого риска могла подойти к берегу в румынских территориальных водах и затем идти вдоль него к югу, к северному входному мысу Варненской бухты. Вот здесь-то и сказалось отсутствие надежных карт! [81] У румынской границы берег был приглубый, но дальше к югу он сопровождался полосой рифов с подводными и надводными камнями. Эта полоса постоянно расширялась, пока наконец от северного входного мыса риф простирался к востоку на добрую милю. Но даже это расстояние было ненадежным, так как оно было взято с карты, где толщина карандашной линии равнялась нескольким сотням футов. В действительности там могло быть и 1,0 мили, и 1,4 мили! А наша самодельная карта была не карта, а просто схема, в которой все ненадежные черты малого масштаба вошли увеличенными в десять раз. Поэтому было решено определить точно наше место у румынских берегов, передвинуться к югу, произвести компасную съемку болгарского берега и обратить нашу импровизированную карту в более точную, а затем, пройдя северный входной мыс в расстояние 1,2 мили, и войти в порт. Глубины по нашему предполагаемому курсу были достаточными, за исключением опасности рифов у входа в самую бухту, где для лодки, идущей под перископом, должно было оставаться под килем всего несколько футов воды. Рулевой унтер-офицер записывал все пеленги и сейчас же относил это вниз в кают-компанию, где на большом столе была разложена наша импровизированная карта, и на нее Нищенков и Краузе наносили результаты наблюдений и посылали мне обратно с унтер-офицером перемену курса, если таковая была нужна. После Краузе место у перископа на несколько секунд занял Маслов. Он обладал немалым художественным талантом: «сфотографировав» глазом общий вид и выдающиеся детали приметных мест, зарисовывал их по памяти, пока мы скрывали перископ и шли вслепую. А зарисовывать было что. К нашему большому интересу, мы открыли на береговых высотах несколько бетонных сооружений — установок тяжелой артиллерии. Все они были точно нанесены на карту, и возле каждой был зарисован ландшафт. Все это напоминало практические занятия по съемке в гардемаринском плавании, когда мы на «Буревестнике» в Финском заливе ходили вокруг угрюмого острова Гогланд. Вот мы уже приблизились к северному входному мысу и нанесли его на карту. С этого момента наши съемки [82] прекратились. Мы взяли точный курс для обхода на расстоянии в 1,2 мили. Но прежде чем войти, мы предприняли некоторые предосторожности. Ход был уменьшен до самого малого, и лодка была удифферентована слегка на нос, чтобы облегчить сход с мели, если мы ее коснемся. Наконец опасное место пройдено. Мы — в бухте! Чрезвычайно живописна вода в бухте: как в зеркале белеют домики, рассыпанные амфитеатром по гористому склону. На самом высоком месте, как бы доминируя над городом, возвышалась громада собора с куполом византийского стиля. Однако на рейде — пусто. За молом — однотрубный пароход. Судя по силуэту, один из болгарских вооруженных пароходов «Борис» или «Кирилл». За Евксиноградским молом — никого. Очевидно, все суда и корабли укрылись во внутренней гавани — в озере. Медленно описав циркуляцию, мы вышли из бухты, легли на обратный курс и к закату солнца, пройдя болгарские и румынские воды, вернулись в открытое море. На наших подводных лодках никаких средств для очищения воздуха не существовало, и мы семнадцать часов дышали тем же воздухом, с которым закупорились. Это был рекорд для наших лодок. От ненормального избытка углекислоты всех нас мучила страшная головная боль, которая стала проходить, когда, всплывши, открыли люки, провентилировали лодку, и команда посменно высыпала на мостик вволю наполнить легкие свежим воздухом, а кое-кто и покурить. Ободренные нашей удачной разведкой северного фарватера и открытием батарейных установок, мы решили дополнить нашу разведку исследованием южного подхода. Зарядив ночью наши истощенные долгим подводным ходом батареи аккумуляторов, мы обошли вокруг минных полей и, погрузившись на рассвете, взяли курс вдоль берега на север. Здесь положение было гораздо проще, и подход к бухте короче. Берег был обрывистым, приглубым, без рифов. И так как погода засвежела и появились белые барашки, я шел, не скрывая перископ, параллельно к берегу и весьма близко от него. Ничего стоящего внимания мы не открыли. Вид берега представлял собой перспективу мрачную и гористую — мыс один позади другого. Вот возник последний мыс, за которым находилась [83] бухта. Помня из сообщений разведки о том, что южный фарватер закрывается боной, я не стал заходить в бухту и решил повернуть, пройдя предпоследний мыс перед бухтой. Приближаясь к траверзу этого мыса, я увидел справа по носу на близком расстоянии какой-то буек. Я прошел довольно близко от него, провожая его перископом, а когда буек оказался на траверзе, я опять повернул перископ вперед... Ахнул и торопливо скомандовал: «Лево на борт!» Мыс, который я считал предпоследним, оказался последним. Мы опять были в бухте. Опять я увидел амфитеатры рассыпанных белых домиков, византийский купол собора, однотрубный пароход за молом! Когда проложили наш курс на карте, петли наших циркуляции в этот день и предыдущий почти касались друг друга! Быстро развернувшись, мы пошли опять вдоль берега на юг. Вышли из района минных полей и повернули на Севастополь. По приходе в родную гавань на следующее утро мы с начальником бригады подводных лодок отправились на «Георгий» и были приняты адмиралом. Комфлота был, очевидно, чем-то озабочен, он казался очень нервным и как-будто рассеянно слушал мой доклад, пока я не развернул нашу достаточно потрепанную и замаранную карту. Сухим языком вахтенного журнала я докладывал обстоятельства нашего похода: «в таком-то часу столько-то минут легли на такой-то курс, в таком-то часу открыли такой-то мыс, погрузились на глубину перископа». Вдруг цепкий взгляд командующего остановился на карте, и он, указывая пальцем на петли нашей циркуляции в бухте, резко перебил меня: — Это что такое? — Это мой курс, ваше превосходительство. — Как! Значит, вы вошли в самую бухту? — Так точно, ваше превосходительство! Адмирал преобразился, вскочил со стула, нагнулся над картой и с энтузиазмом дослушал мой доклад, задавая вопросы по ходу дела. Наконец, выразив свою особую благодарность, отпустил нас. Награды за ту разведку были очень щедры. Мне приказано было представить Нищенкова к Георгиевскому [84] оружию, а всех офицеров — к Владимиру 4-й степени с мечами. Многие матросы получили Георгиевские кресты. Я был представлен к ордену св. Георгия 4-й степени. Я не был особенно счастлив этим представлением, сомневаясь, что оно пройдет в Георгиевской думе. Ведь, откровенно говоря, эта разведка, как бы успешна ни была, по-моему, Георгия не заслуживала. [85]
... Среди разношерстной волны русских эмигрантов моряки выделялись своей сплоченностью и организованностью, они объединялись в «кают-компании», «собрания» и военно-исторические кружки. Однако, были случаи суицидных попыток среди кадетов. Капитан 1 ранга Китицын М., начальник строевой части школы гардемаринов принял решение: принявшем самоубийство ученика выбросить в степь для съедения дикими животными. После этого суициды прекратились...
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Главы делегаций 14 морских держав (а среди них были ветераны подводных флотов США, Великобритании, Франции, Германии, Италии и других стран) торжественно передали Президенту Санкт-Петербургскому Клуба моряков-подводников Герою России контр-адмиралу А.Берзину бронзовую колонку, увенчанную субмариной. Хочу пожелать курсантам и молодым офицерам увидеть возрождение флота. К сожалению, я этого не дождусь. А за Державу обидно!
"В декабре 1994 г. я покинул СФ, прослужив на Севере более 20 лет, перешел на паркет ВМА, возглавив кафедру "Оперативное искусство ВМФ". Уже в стенах Академии мне было присвоено звание Героя Российской Федерации, я стал кандидатом военных наук, доцентом."
110 лет служения флоту Отечества. Очерк по истории кафедры. «Оперативное искусство ВМФ». СПб., 2006.
"... общей отличительной чертой поколения преподавателей 1990-х годов являлась их нацеленность на повышение уровня своего образования и педагогической квалификации путем разработки и защиты диссертационных работ в адъюнктуре и соискательстве (О.В. Алёшин и А.А. Ковтун). Важное место в этом принадлежало начальнику кафедры А.А. Берзину, который активно стимулировал процесс формирования на кафедре научно-педагогических кадров высшей квалификации...
Поэтому можно утверждать, что поколение 1990-х годов сохранило добрую традицию преподавателей 1980-х годов. Такая преемственность, безусловно, самым положительным образом сказывается на качестве образовательной деятельности нашей кафедры и должна быть сохранена новыми поколениями в XXI веке... В ноябре 2001 года уволился в запас и убыл с кафедры контр-адмирала Берзин А.А.. В соответствии с приказом начальника Академии к временному исполнению должности начальника кафедры приступил капитан 1 ранга Алешин О. В. В июне 2002 года он был назначен на эту должность приказом Министра обороны... Изменения образовательной деятельности также были связаны с включением в учебную дисциплину «Основы теории военно-морского искусства» новых разделов, посвященных основам геополитики, национальной безопасности и военной конфликтологии. Это позволило системно обосновать роль и место ВМФ в общей системе национальной безопасности, показать процесс оперативного применения сил и войск ВМФ через призму развития геополитической обстановки и защиты национальных интересов не только в военной, но и в политической, экономической и других сферах. Фондовые лекции по этой тематике были разработаны А.А. Берзиным, Г.Л. Зыковым и А.В. Карповым. Впоследствии на их основе были разработаны соответствующие разделы и параграфы нового учебника... Весь преподавательский состав кафедры периодически (не реже 1 раза в 5 лет) проходит обучение в группе повышения профессиональной переподготовке на АКОС Военно-морской академии. Кроме того, дальнейшее обучение осуществляется в российских и иностранных высших военных учебных заведениях. Наряду с указанными выше В.Ф. Марковым, О.В. Алешиным и О.В. Шумицким, в системе дополнительного профессионального образования в рассматриваемый период прошли обучение и другие преподаватели кафедры. Так, Высшие академические курсы при ВАГШ ВС РФ окончили: А.А. Берзин — в 1995 году и Ю.А. Уваров — в 2000 году. В 1998 году Г.Л. Зыков окончил международные курсы Командного колледжа ВМС США, а А.А. Савко — Академию высшего офицерского состава бундесвера ФРГ... Известно, что эффективность и качество образовательного процесса во многом зависит от созданной базы информационного обеспечения. В масштабе кафедры важнейшими средствами базы информационного обеспечения дисциплин являются учебники и учебные пособия. Поэтому кафедра в своей деятельности уделяла значительное внимание этому направлению учебно-методической работы. За период с 1991г. по 2006 год кафедрой было разработано и издано три учебника: • «Оперативное искусство ВМФ» для слушателей командного факультета — в 1995 году; • «Основы оперативного искусства ВМФ и оперативное применение ВВС флота» для слушателей авиационного факультета — в 1997 году; • «Основы теории военно-морского искусства и оперативное применение объединений и группировок сил и войск ВМФ в мирное и военное время» — в 2003 году. В этом ряду особо следует выделить учебник, изданный в 2003 году. И не потому что он является последним, а, прежде всего, — по широте излагаемого в нем теоретического материала и соответствию данного учебника методическим требованиям. Учебник был разработан авторским коллективом под руководством начальника кафедры (в период разработки) А.А. Берзина. В состав авторского коллектива вошел практически весь профессорско-преподавательский состав нашей кафедры периода 1995— 2002 гг., а также внешние представители, проводящие научные исследования по профилю кафедры или в смежных областях. К числу последних следует отнести: начальника кафедры тактики береговых войск ВМФ Академии А.Н. Борзенко, начальника кафедры тактики и оперативного искусства специального отделения Академии А.Н. Попова, начальника отдела Управления начальника вооружения ВС России А.В. Супрягу. Ответственным редактором учебника являлся доктор военных наук, профессор В.В. Пучнин, он же и возглавил авторский коллектив на последнем этапе разработки учебника после увольнения в запас А.А. Берзина... Основным признаком научной работы рассматриваемого периода стало выполнение значительного числа диссертационных работ. Это явилось следствием проявления новых тенденций в области оперативного применения флотов ведущих морских держав в мирное время и в ходе военных конфликтов различного масштаба. Перспективные силы ВМФ, обладающие новыми качествами, дальнобойное высокоточное оружие, широкое использование информации в военном деле, масштабное применение орбитальных космических группировок, повышение роли взаимодействия, всестороннего обеспечения и управления силами в современных условиях — все эти и многие другие факторы были исследованы учеными кафедры при выполнении диссертационных работ. Диссертации на соискание ученой степени кандидата военных наук были защищены А.А.Берзиным, Ю. А. Уваровым, Г.А. Зыковым, А.В. Карповым, О.В. Алешиным, А.А. Ковтуном, О.В. Подлубенко, О.В. Шумицким, А.В. Харжавиным... Под руководством начальника кафедры А.А. Берзина в 1998 году была выполнена научная экспертиза проекта «Военной доктрины Российской Федерации». В ее выполнении приняли участие педагоги и ученые кафедры Л.И. Кобельский В.И. Власов, В.В. Пучнин, Б.Б. Щукин... В 2001 году защитил диссертацию на тему: «Основы оперативного применения разновидных оперативно-стратегических территориальных объединений» внешний соискатель кафедры контр—адмирал Домбровский Б. Р. — начальник оперативного управления штаба Балтийского флота. Диссертационные исследования он выполнил под научным руководством начальника кафедры кандидата военных наук, доцента А.А. Берзина...
Коллектив кафедры в мае 1995 года. 1-й ряд (слева направо): Н.Р. Ромыслова, Е.А. Файвинова, З.А. Ванюгина, Е.В. Высокова; 2-й ряд (слева направо): В.Г. Лопаткин, В.Н. Щербаков, М.Е. Степанов, В.С. Борисов, А.П. Михайловский, А.А. Берзин, П.И. Макеев, В.М. Храмцов, В.А. Колесов, Г.Н. Швецов Г.Н.; 3-й ряд (слева направо): Ю.И. Пастушенко, А.Н. Попов, А.Г. Власов, С.И. Устинов, А.А. Савко; 4-й ряд (слева направо): О.В. Алешин, Ю.И. Красиловский, Л.И. Демеш, Ю.К. Агарков, Н.Л. Левенец, В.И. Власов, Л.И. Кобельский, В.С. Токарев, В.Н. Кочергин, Г.Н. Шевелев, А.В. Тимофеев, И.М. Тишаков; 5-й ряд (слева направо): Г.С. Щербаков, В.В. Кобелев, Ю.М. Ищейкин, В.В. Степанов, Б.Б. Щукин, В.В. Пучнин, А.А. Ковтун, Н.П. Архипенко, О.К. Мешков, В.А. Ваганов В.Ф. Панов, В.П. Жиляков, Н.П. Строчков, Л.В. Замулин, Ф.В. Крючков, ГЛ. Зыков.
Начальники кафедры оперативного искусства ВМФ у начальника командного факультета (2004 год). Слева направо: начальник факультета контр-адмирал В.Ф. Лякин, контр-адмирал О.Т. Шкирятов, контр-адмирал А.А. Берзин, контр-адмирал О.В. Алешин, вице-адмирал В.М. Храмцов.
Черкашин, Николай Андреевич. Повседневная жизнь российских подводников: [В отсеках холод. войны] - М.: Молодая гвардия, 2000.
"... В последний год двадцатого века Санкт-Петербург стал столицей подводников мира. Главы делегаций 14 морских держав (а среди них были ветераны подводных флотов США, Великобритании, Франции, Германии, Италии и других стран) торжественно передали Президенту Санкт-Петербургскому Клуба моряков-подводников Герою России контр-адмиралу А.Берзину бронзовую колонку, увенчанную субмариной. Она будет хранится в Питере, словно скипетр подводного царства, до 2001 года. Впервые за сорок лет подобных конгрессов этот горделивый символ утвердился на российском берегу. До сих пор подводники всех стран объединялись то в Париже, то в Лондоне, то в Венеции, то в Гамбурге, но никогда в России, что в общем-то и понятно. Сначала нас разделяли линии фронтов Холодной войны, потом финансовая немощь русских моряков. ... Я никогда не видел сразу столько н а с т о я щ и х мужчин - ледовых командиров, арктических первопроходцев, ракетных снайперов, подводных рекордсменов, людей немыслимого риска и такой же немереной отваги. Они собрались здесь по «большому сбору» своего потаённого праздника со всей страны - цвет и соль стратегического флота России. Золото орденов и широких погон не затмевало серебро их седин. Каждый - легенда, но легенда, увы, грифованная: дела того - «для служебного пользования», а подвиг этого и вовсе - «совершенно секретен». Но даже то, что можно о них рассказать, учащает биение сердца. Контр-адмирал Александр Берзин. Когда он не был адмиралом, а носил на погонах всего лишь две звезды кавторанга, он совершил то, чего не снилось и Жюль Верну: он обошел на своем подводном крейсере ледяной купол планеты по всему периметру Арктики, форсировав мелководное Чукотское море по желобу Геральда. Порой его атомоход влезал в такую теснину между льдом и грунтом, что под килем и над рубкой оставались лишь благожеланные «семь футов». Он с честью проделал небывалую арктическую «кругосветку». Но золотую звезду Героя России получил лишь недавно - за то, что завершил дело, начатое Георгием Седовым: водрузил синекрестный Андреевский флаг во льдах Северного полюса. Это произошло в июле 1994 года - стратегический подводный крейсер К-18 (командир капитан 1 ранга Юрий Юрченко, старший на борту контр-адмирал Александр Берзин) всплыл в самой недоступной точки планеты с целым ракетодромом за боевой рубкой…"
"И последнее. Хочу пожелать курсантам и молодым офицерам увидеть возрождение флота. К сожалению, я этого не дождусь. А за Державу обидно!"
"19 марта российскому подводному военному флоту исполняется 95 лет - в этот день в 1906 году по приказу императора Николая II в классификацию судов военного флота были официально включены первые десять подлодок. Накануне юбилея корреспондент "Известий" Дмитрий ВЛАДИМИРОВ встретился с одним из самых известных подводников страны, начальником кафедры Военно-морской академии, Героем Российской Федерации контр-адмиралом Александром БЕРЗИНЫМ. - Что представлял из себя наш подводный флот почти век назад? - Первое в российском флоте соединение подводных лодок было сформировано в 1904 году, в самый разгар войны с Японией. Первая подлодка называлась "Дельфин", по современным меркам она была совсем крохотной, ее экипаж насчитывал всего несколько человек. Экономическое отставание России очень тормозило развитие подводного флота: в Первую мировую войну мы вступили с 28 подлодками, а у немцев их было 344. - Даже сейчас профессия подводника считается одной из самых опасных. А в начале ХХ века подводников, наверное, вообще можно было назвать смертниками... - Шансы погибнуть у подводника того времени были очень велики - гораздо выше, чем в любых других войсках. Тем не менее эта служба считалась очень престижной, на курсах подводников существовал огромный конкурс и попасть на них было крайне сложно. В те годы эта профессия была окружена таким же романтическим ореолом, как в 50-е и 60-е годы профессия космонавта. Подводники начала века были фанатиками, влюбленными в свое дело. Они не боялись смерти. - Удалось ли нашей стране преодолеть отставание в создании подводного флота к началу Великой Отечественной войны? - В 30-е годы в СССР был создан крупнейший в мире подводный флот. К 1941 году в составе советского ВМФ было 211 подводных лодок. В Германии, имевшей к началу Второй мировой войны всего 57 подлодок, за всю войну была построена 1131 субмарина. Схватка двух подводных флотов - советского и нацистского - была одной из самых ярких страниц в истории той войны: за годы войны подлодки с обеих сторон потопили около 5 тысяч судов. - Насколько сильно деморализовала современных российских подводников катастрофа "Курска"? - Мои коллеги отнюдь не деморализованы. Думать таким образом - большое заблуждение. Офицер-подводник должен быть готов выполнить свой долг и, если надо, положить голову на плаху. На флоте продолжают служить люди одержимые, они готовы к экстремальным ситуациям. Таких людей не испугаешь. В этой ситуации уместнее сказать о том, что мы все возмущены, разозлены некомпетентностью той информации, которая поступала и продолжает поступать о катастрофе "Курска". Первое сообщение о катастрофе на подлодке звучало так: "Из-за технических неполадок "Курск" лег на грунт". Любой профессионал поймет, что раз подлодка такого класса залегла на грунт, то речь может идти о чем угодно, но только не о технических неполадках. Я сразу понял, что там случилось что-то страшное. Или еще один пример: сообщения о якобы имеющих место каких-то сильных течениях в районе гибели подлодки, которые мешали спасательной операции. Все подводники-северяне знают, что кроме приливно-отливных течений там ничего нет. Неправдоподобная информация о "Курске" только возмущает профессионалов. Уж лучше было бы в этой ситуации просто объявить, что до полного окончания расследования все обстоятельства гибели подлодки комментироваться не будут. А еще лучше было бы с самого начала говорить только правду. - Как вы относитесь к версии столкновения "Курска" с другой подлодкой? - Как к нереалистичной. Бывало много случаев, когда подлодки сталкивались в открытом море, но никогда это не приводило к гибели субмарин. "Курск" шел на очень малой скорости, к тому же, учитывая размеры подлодки, абсолютно невозможно представить, что столкновение могло привести к подобной трагедии. - Что же там произошло? - Я часто с моими друзьями-коллегами, учениками обсуждаю этот вопрос. В итоге я пришел к однозначному выводу: на подлодке имел место внутренний взрыв. А вот из-за чего он произошел - это должна выяснить правительственная комиссия. - Сейчас много говорится о кризисе, который коснулся нашей армии. Российский подводный флот все еще существует? - Да, конечно, он существует. По количественному составу он стал меньше, это правда. Но когда речь идет, скажем, о подлодках стратегического назначения, оснащенных баллистическими ракетами, не совсем будет правильно измерять состояние подводного флота количественными мерками. Даже одна -единственная атомная подлодка - это могучее оружие в руках государства, серьезнейший фактор ядерного сдерживания. Благодаря своему подводному флоту Россия все еще остается великой морской державой. - Считается, что подводники совершенно не похожи на других представителей Вооруженных сил. Чем они отличаются? - Психология у подводников особая. Самые демократичные порядки в армии установились именно среди подводников. Коллектив подлодки обязан быть монолитным, спаянным братскими, дружескими отношениями, а не уставными. Сама наша служба накладывает отпечаток на людей: для человека противоестественно плавать под водой на больших глубинах в замкнутом пространстве, поэтому подводник обязан, во-первых, иметь крепкие нервы, а во-вторых, полностью доверять товарищу. Подводники - это особый тип людей, которые способны выдержать трудности, обрушившиеся на наш флот. И не такие тяжелые времена переживали."
Юность адмирала.
В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".
"Саша Берзин бы вегетарианцем. Просто они с бабушкой жили так бедно, что мяса на их столе в хлебном городе Баку не бывало. Он и здесь, уже по привычке, не ел мяса, и мог его выменивать у соседей по столу на сахар. На пачке сахара часто писалось по-украински «Цукiр», и процесс обмена такого рода получил название «цукориньга» - с английским выразительным окончанием ing. Этим словом стали дразнить Сашу. Грабарь с Сиренко изобразили его в стенгазете в виде менялы на восточном базаре. Дразнилка существовала недолго. Под давлением Калашникова Саша превозмог себя, и перешел на всеядный образ жизни. Теперь, наверное, жалеет об этом... Зимой занимались лыжами. Занимались много и в разных местах. Но сами лыжи иначе как дровами из-за низкого их качества никто и не называл. Миша Хрущалин вспоминает, что житель одного очень южного города Баку (речь об А. Берзине. - В.Г.) впервые встал на лыжи только в училище. Ну не было у него дома снега. Совсем. И вот на первых в своей жизни занятиях по лыжам этот нахимовец предложил весьма удивленному подполковнику Кобелеву пробежать необходимые 5 км по снегу, но без лыж. Подполковник согласился. Итог - лучшее время во взводе... Берзин вспоминает, что, когда он пришел в училище, а поступил он годом позже, ему, как и всем прибывающим, была устроена «проверка на прочность». И организовывал ее ни кто иной, как Слава Калашников, его в будущем лучший друг...
Нахимовцы Берзин А. и Калашников В.
Саша Берзин – круглый сирота. Сиротам в училище выплачивались деньги на карманные расходы, а 160 детей из малоимущих семей (треть воспитанников училища) получали бесплатные билеты в театр... Секцию легкой атлетики вел майор А. И. Локотецкий. Занятия проходили в разных местах: в спортзале, у Петропавловки, на любых открытых стадионах, куда пускали. А дважды в неделю занятия проходили на Зимнем стадионе. Там кроме наших было много других спортсменов, мастеров высокого класса. Если у наших бегунов-прыгунов что-то получалось плохо, то Анатолий Иванович съежившись, на цыпочках подходил к ним и говорил заговорчески: «Если вас спросят, кто вас тренирует, то вы молчите или скажите, что это вы сами сюда пришли». А не получалось часто, особенно в беге с барьерами, чем увлекались Задворнов и Берзин. В последних классах секцию легкой атлетики тренировала Галина Зыбина, олимпийская чемпионка в толкании ядра, а в то время просто жена командира крейсера «Аврора» капитана 1 ранга Ю. И. Федорова... Летом 1969 года, состоялся дальний поход отряда советских боевых кораблей Черноморского флота к берегам Америки. В Атлантике в районе Ньюфаундлендской банки к ним должны были присоединиться с СФ две дизельные подводные лодки и плавбаза подводных лодок. По приглашению правительства Кубинской республики планировался первый официальный (деловые заходы кораблей, конечно, были и до этого) заход на остров Куба. На флагманском корабле ракетном крейсере «Грозный» черноморцы разместили своих севастопольских курсантов, целую роту 4-го, курса будущих ракетчиков из ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. Из Ленинграда, не успев сдать все экзамены летней сессии, в Севастополь прибыли два класса будущих штурманов из «Фрунзе». Их разместили на бпк проекта 61 «Сообразительный» и брк проекта 57А «Бедовый». А пятеро человек, и среди них В. Калашников, попали на флагманский корабль. Там Слава встретил однокашника Сашу Сиротинского. А Саша Берзин вместе со своим классом оказался на «Сообразительном» (по мнению Калашникова на «Бедовом», но это не важно). Командиром отряда был назначен командир только что образованной (31 марта 1969) 30-й дивизии ракетных кораблей ЧФ контр-адмирал Степан Степанович Соколан, который через пару лет стал начальником ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. Уже в море он узнал, что на борту флагмана находится дипломированный военный переводчик, да к тому же и штурман на выданье Владислав Калашников. И Слава был назначен внештатным метеорологом отряда кораблей. Флагманский штурман дивизии капитан 2 ранга Афанасьев вручил ему толстенный учебник «Метеорология» профессора К. М. Бенуа, преподававшего во ВМУ им. Фрунзе еще в 1920-х годах, а в приёмном радиоцентре корабля выделили средневолновый приёмник «Оникс» и факсимильный аппарат для приёма гидрометеорологических сообщений по району плавания. Метеорологическую обстановку и её прогноз на следующие сутки Слава докладывал лично командиру отряда кораблей адмиралу С. С. Соколану ежесуточно или по приказанию. Как это и принято. В 9 часов утра 20 июня 1969 года отряд кораблей вошел в Гавану. С визитами на кораблях побывали высшие должностные лица страны: премьер-министр Фидель Кастро, президент Освальдо Дортикос Торрадо, министр Вооруженных Сил Рауль Кастро, командующий ВМС Альдо Санта-Мария. Исключительно теплый прием советских моряков продолжался до 27 июня, пока корабли не покинули Кубу. После захода на Кубу корабли посетили с деловыми заходами острова Мартинику и Барбадос, и взяли курс на западную Африку. Руководитель той практики старший преподаватель кафедры технических средств кораблевождения капитан 1 ранга А. И. Тузов (нахимовец 4-го выпуска) рассказывал, что при сходе на берег бывшие нахимовцы очень помогли им общаться с населением и с морским командованием. Где-то на вторые сутки после того, как корабли покинули Мартинику и Барбадос и вышли на просторы Атлантики, с большим трудом из-за сильных радиопомех в атмосфере были приняты данные и карта текущей обстановки от метеостанции Брокнел МЕТЕО. В то время это была единственная станция, работающая на центральную Атлантику, выдавала она сообщение только раз в сутки и то с перебоями. Ночью над головой как-то странно мерцали звезды. Приблизительный прогноз не предвещал ничего хорошего. О дальнейших событиях писала «Красная Звезда». «Что-то должно произойти», – подумал Калашников и, отправившись на боевой пост, вновь попытался принять карту… Утром Владислав не узнал океана. Он глухо рокотал. Низкие тучи чуть не цеплялись за верхушки волн, неслись на север. Тугой и звонкий ветер дул уже с силой в 11 баллов. Все понимали, что корабль попал в циклон, причём в наиболее опасный его сектор. – Эх, карта нужна, карта, – проговорил командир крейсера и посмотрел на Калашникова». На принятой через сутки карте циклон был уже обозначен и даже имел по тогдашней традиции женское имя – «Дэбби». С этого времени отряд кораблей начал манёвр с целью безопасного расхождения с циклоном. Суть маневра подробно описана в уже упомянутом учебнике Бенуа. Расходились с циклоном почти 12 часов. И всё равно, разрастаясь, он задел отряд своим крылом. При замере анемометром скорости ветра Главный штурман ВМФ держал Славу за ноги, чтобы тот не свалился с сигнального мостика. Уже на выходе из опасной зоны волнение улеглось, но тропический ливень продолжался около часа. За это время все, кто не нёс вахту, успели хорошо вымыться и постирать своё бельё, включая белую робу. В общем, манёвр кораблей удался, и Слава получил благодарность. «Океан сразу стих, сквозь тучи брызнуло солнце. Калашников вышел на верхнюю палубу, и всё вокруг показалось ему необыкновенно красочным. Будто солнечными лучами, его пронизало безудержной радостью. «Как всё же хорошо жить!» – подумал он тогда». В то же самое время на бпк «Сообразительный» (или «Бедовом») нес свою вахту такой же «англоговорящий» Александр Берзин. Саша, видимо не был в курсе всего, что происходило на флагмане. Вдалеке шел американский фрегат, который «пас» их с тех пор, как они вышли в Атлантику и Саша часто переговаривался по-английски с вахтенным офицером корабля флота США. И вдруг супостат бросил их и скрылся за горизонтом. Разгадка проста: американцы получили карту погоды, а у наших на БПК не то, что карты, пресной воды не доставало. Воду вскоре дали. Душ вышеназванной марки - "Дэбби". Когда он кончился, американец вернулся. Саша, опять по-английски, но теперь вперемежку с русским, упрекнул визави в отсутствии чуткости: «Мог бы предупредить, товарищ-щ!».
Вице-старшина 2 статьи Берзин А.А. в составе парадного расчета. Сидит, крайний слева. Москва. Видимо, 1964 г.
ВЗГЛЯД В КОСМОС С ЗЕМЛИ. Александр Берзин, контр-адмирал, Герой России: - 12 апреля я в составе парадного полка Нахимовского училища готовился к параду в Москве. Мы были на тренировке, когда по радио объявили о полете Юрия Гагарина. Радость - неописуемая! Наверное, так наши отцы и деды радовались, когда узнали о капитуляции фашистской Германии. И это чувство ликования осталось у меня на всю жизнь как некая причастность к большому и светлому празднику. - Нас сразу же отпустили в увольнение. Идем по Красной площади. Она заполнена людьми. Так же и на улице Горького, уже перекрытой милицией. Даже мы, мальчишки, ощущали себя частью великого советского народа, который спустя всего 16 лет после победы в Великой Отечественной войне совершил этот подвиг. Потом я увидел фотографии Юрия Гагарина. Знаете, я не сильно верующий человек, но для меня он как Бог - обаятельный, сильный первопроходец.
О контр-адмирале Берзине снят фильм - «Офицеры». Александр Берзин. Фильм 1. Фильм 2.
Выпускники и командиры Нахимовских училищ в жизни Берзина А.А.
Алешин Олег Викторович. Выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1971 г. Бакарджиев Вячеслав Георгиевич. Участник Великой Отечественной войны. Контр-адмирал. Начальник Ленинградского Нахимовского училища. Бачков Николай Мефодьевич. Участник Великой Отечественной войны. Контр-адмирал. Начальник Ленинградского Нахимовского училища. Буденков Петр Афанасьевич. Участник Великой Отечественной войны. Старшина, мичман, помощник офицера-воспитателя, старшина роты. Ленинградское Нахимовское училище. Грищенко Григорий Евтеевич. Участник Великой Отечественной войны. Капитан 1 ранга, контр-адмирал. Начальник Ленинградского Нахимовского училища. Заградко Игорь Вячеславович. Выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1964 г. Калашников Владислав Вадимович. Выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1965 г. Конеев Алексей Николаевич. Выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1972 г. Кормилицын Петр Сергеевич. Участник Великой Отечественной войны. Старшина, мичман. Старшина роты. Помощник офицера - воспитателя. Ленинградское Нахимовское училище. Наумов Владлен Васильевич. Контр-адмирал, командир "К-182". Выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1953 г. Оверченко Николай Павлович. Участник Великой Отечественной войны. Капитан 2 ранга. Командир роты. Ленинградское Нахимовское училище. Осипенко Кондрат Филиппович. Участник Великой Отечественной войны. Капитан 2 ранга, командир роты. Ленинградское Нахимовское училище. Тузов Александр Иванович. ВВМУ им. М.В.Фрунзе. капитана 1 ранга. Выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1951 г. Шауров Александр Алексеевич. Выпускник Рижского Нахимовского училища 1950 г.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Д. Косолапов.
Жена командира "Гепарда" - Елена.
