В бухте Тихая, что в Полярном, базировался дивизион СКА и дивизион МПК. Мой СКА стоял в ПУГе и был отшвартован крайним в первой группе. Приходит ко мне в каюту на плавказарме боцман и докладывает, что от дежурного по дивизиону получено приказание завести дополнительный конец на береговой рым, поскольку получено штормовое предупреждение. «Бери людей и заводи». Боцман мнётся, а потом признаётся, что одолжил буксирный трос приятелю, катер которого ушёл в дозор. Приятель его сумел утопить свой буксирный трос, а стоять на бочке без буксирного конца плохо и командир шею намылит. «Ты одолжил, а теперь мне, выходит, следует идти с протянутой рукой и одалживать у соседа?» Боцман сказал, что он всё понял, и спросил разрешения выйти. Через час боцман пришёл с докладом о выполнении приказания. При этом доложил, что нашёл потерянный кем-то хороший буксир, но поднять его целиком не смогли, поднимем завтра всей командой после подъема флага. На следующий день, после подъёма флага, боцман стал руководить подъемом буксирного конца. Сначала трос шёл довольно легко, затем зацепился, и потребовалось усилие всей команды, и он снова пошёл. Тем временем я отошёл за рубку, и увидел такую картину. На противоположной стороне бухты, на палубе МПК, вахтенный борется с вьюшкой, с которой без видимой причины стал стремительно сматываться стальной трос. Вахтенный уже начал «авралить», на помощь ему бежали дежурный и ещё несколько матросов. Моих матросов, что тащили буксир, он видеть не мог, закрывала рубка катера. Можно только предположить, что подумал вахтенный, когда начала разматываться вьюшка. Позвал я команду на корму катера, и мы хором извинились за свою ошибку и причинённые хлопоты.
Две истории.
Авторулевой, как уже случалось с ним ранее, вышел из строя после очередной встряски на волне. Николай Трошнев кивнул рулевому - «вали в ахтерпик». Рулевое управление барахлило уже около месяца и его никак не удавалось наладить. Ладно бы не работало только автоматическое удержание на курсе, так нет, отказывал и электропривод, и приходилось переходить на аварийное управление рулём из ахтерпика. Рулевые привыкли, и Коля даже подозревал, что им так больше нравится. На мостике нужно было смотреть и на картушку и вперёд, и периодически получать ведёрко солёной воды в лицо и за шиворот, и ветер с морозом при любом курсе в морду. А в ахтерпике ни ветра, ни водных брызг, относительно тепло, командир по телефонии говорит что делать, и все заботы. На этот раз дело обстояло несколько иначе. Довольно жестокий шторм застал катера в месте маневренного базирования. От ветра и волны защита там была неважнецкая и, когда стоянка сделалась совершенно невозможной, было решено идти домой в родную бухту Тихую. Как только вылезли из относительного укрытия, так перестали видеть друг друга. Иногда, когда два катера оказывались на вершинах волн, были видны оголяющиеся винты идущего впереди или столб брызг на том месте, где катер сошёл с гребня волны. А рулевой сидел в ахтерпике, и смену вахты произвести было совершенно невозможно без риска потерять человека. Всё имеет конец и эта ситуация благополучно завершилась швартовкой в родной бухте. Народ побежал на плавказарму отогреваться в душе, сушить промокшее походное обмундирование. Захожу в каюту к Трошневу, а он мне показывает через окно каюты на свой катер, мостик которого затянут брезентом и видно, что там кто-то работает, светит переноска, тень передвигается. Часа через два, заходит он ко мне в каюту и со смехом рассказывает, что пришёл рулевой и доложил, что рулевое устройство починено и больше не будет ломаться. Через некоторое время Николай попал снова в переделку. Во время учебной атаки ПЛ наскочил на топляк (притопленное плавающее бревно). В результате повредил два винта левого борта и выдрал из днища кронштейны валов. Через отверстия болтов кронштейнов в ахтерпик и топливный отсек начала поступать вода. Подняли мы лодку, прекратили работу в полигоне и повели Колю домой. Ковылял он на двух машинах одного борта, и его постоянно уводило с курса влево, а там был северный берег острова Кильдин. В очередной раз, когда Трошнева потянуло влево, комдив по УКВ выдал « (позывной): «туда ходить не надо, там все места заняты».
В декабре 1956 г. Г.Г.Лойкканен окончил 1-е Балтийское ВВМУ, командир рулевой группы ПЛ С-194 613 проекта 33-й дивизии СФ в ВМБ Полярном. В сентябре 1957 г. бригада переведена в Ура-губу, ВМБ Видяево. С декабря 1957 г. — командир БЧ-1 ПЛ С-172 613 проекта 162-й отдельной бригады ПЛ. В сентябре 1958 г. назначен помощником командира ПЛ С-172, в апреле 1960 г. — старшим помощником командира ПЛ С-284 (обе — 613 проекта) 162-й отдельной бригады ПЛ. В 1964 г. с отличием окончил командный факультет ВСОК ВМФ, командир ПЛ С-295 613 проекта, в июле 1967 г. назначен командиром С-285. В 1967 г. С-295, в 1968 г. С-285 занимали вторые места на Северном флоте по торпедным стрельбам среди дизель-электрических ПЛ. В 1968-1970 гг. — слушатель ВМА, которую окончил с отличием, назначен командиром АПЛ К-241 667А проекта 19-й дивизии ПЛ флотилии СФ в Гаджиево.
С 1973 г. — начальник штаба, с апреля 1976 г. — командир 19-й дивизии ПЛ. В декабре 1980 г. назначен заместителем командующего 3-й флотилией. В апреле 1982 г. впервые в практике советского ВМФ проводил опытовое учение по подрыву ледового поля торпедами, с последующим всплытием и пуском баллистических ракет. Участник 10 дальних походов.
В.В.Лободенко. О службе морской. - Краснознаменное ордена Ушакова 1-й степени соединение подводных лодок Северного флота. Серия "На службе Отечеству", выпуск 2, 2003 г.
"... Начальником штаба стал капитан 1 ранга Гарри Генрихович Лойкканен, а заместителем командира дивизии — капитан 1 ранга Геннадий Васильевич Косинцев. Оба имели опыт командования лодками пр.613, вместе учились в ВМА, практически одновременно приняли корабли от промышленности с новым навигационным комплексом "Тобол" и отработали полный курс задач боевой подготовки. С Косинцевым нам довелось участвовать в длительных испытаниях модернизированного ракетного комплекса на его корабле, за что большая часть экипажа была награждена правительственными наградами. Твердость и, даже жесткость в обращении с подчиненными Лойкканена дополнялась спокойной даже деликатной, но с неизменной требовательностью, манерой в обращении, Косинцева. Работа на дивизии была организованной, напряженной и плодотворной и спустя год мне довелось принимать переходящее знамя флота за успехи в боевой подготовке из рук своего бывшего командира дивизии — вице-адмирала В.Н.Чернавина в то время начальника штаба флота... В 1976 г. в связи со сменой командующего флотилией вице-адмирала Юрия Александровича Сысоева, сменяющий его контр-адмирал Лев Алексеевич Матушкин предложил мне стать начальником штаба флотилии. Я согласился, считая, что смогу совершенствовать службу на объединении. В 19-й ДиПЛ уверенно встал "у руля" капитан 1 ранга Г.Г.Лойкканен.
С 1983 г. по 1990 г. — начальник Балтийской группы государственной приемки кораблей ВМФ. Принял 2 корпуса проекта 667БДРМ и 4 последних корпуса проекта 941 «Акула».
О личностных и деловых качествах контр-адмирала Г.Г.Лойкканена можно судить по эпизоду, о котором поведал
В процессе проведения заводских и первого этапа Государственных испытаний К-244 наиболее сложные проблемы накопились в процессе испытаний БИУС «Омнибус». Многое указывало, что «промышленность» не намерена решить эти проблемы в процессе государственных испытаний нашей подводной лодки. После проведения первого этапа Госиспытаний от работы был отстранён С.И.Русаков, - Председатель Госкомиссии, принимающий К.-244. По распоряжению руководителя Ленинградской группы Председателей Государственных комиссий по приёмке кораблей контр-адмирала Лойкканена Гарри Генриховича ему на смену прибыл капитан 1 ранга Маргулис Петр Матвеевич. О состоянии БИУС «Омнибус» и о намерении «промышленности» оставить всё как есть, П.М.Маргулис наверняка знал из опыта приёма предыдущих «заказов», ведь он уже исполнял обязанности Председателя Госкомиссий по приёму подводных лодок, подобных нашей... Видя, что П.М.Маргулис в интересах тех, для кого главное – в срок подписать «Приёмный акт», притом вне зависимости от реального состояния корабля, в такой ситуации стал «обнулять» проделанную нами работу и рушить надежду на приём качественного корабля, и при этом же не видя иной возможности защитить дело, я, в те дни - капитан 2 ранга, был вынужден вмешаться в такие действия П.М.Маргулиса, выйдя за рамки общепринятых стандартов поведения (при том, что я верю в ценность дисциплины). Встав, я заявил, что приказание капитана 1 ранга П.М.Маргулиса об окончании работы в составе Госкомиссии капитана 1 ранга И.Ф.Величко недействительно потому, что в Госкомиссии П.М.Маргулис не имеет полномочий.
Обращаясь к капитану 1 ранга И.Ф.Величко, сказал, что я, заместитель Председателя Госкомиссии, прошу его продолжать работу в составе Комиссии, и что уезжать в Обнинск ему пока нельзя. Затем, обращаясь к присутствующим, я повторил, что П.М.Маргулис не назначен Председателем нашей Госкомиссии, а у меня - вполне официальный статус заместителя Председателя Госкомиссии. Такими моими словами П.М.Маргулис был явно шокирован. Сначала он, бледнея, лишь жёг меня взглядом. Потом тихо спросил: «Командир, Вы понимаете, что делаете? Вы что же, отказываетесь мне подчиняться?». На это мне пришлось повторить, что он, П.М.Маргулис, прибыл лишь помочь нам. Он не назначен Председателем нашей Госкомиссии вместо заболевшего и убывшего С.И.Русакова. Я же, являясь заместителем Председателя Госкомиссии, в данном случае ответственно исполняю свои обязанности. Тогда П.М.Маргулис сказал, что мне сейчас всё объяснит тот, кто надо. Он встал, велел Комиссии оставаться ждать, а мне – следовать за ним, и вышел из кабинета. Я пошёл за ним. Из соседнего кабинета, где были установлены специальные телефонные аппараты, П.М.Маргулис связался с руководителем Ленинградской группы Председателей Государственных комиссий по приёмке кораблей контр-адмиралом Лойкканеном Гарри Генриховичем и доложил ему о моём неподчинении, попросил поставить командира на место. После этого передал телефонную трубку мне, явно будучи уверенным, что Лойкканен Г.Г. поддержит «своего», т.е. П.М.Маргулиса. Но произошло иное. Не знакомый со мной (Г.Г.Лойкканен курировал приёмку ракетоносцев, а до этого служил в Гаджиево), Г.Г.Лойкканен, не перебивая, выслушал мои объяснения, а затем сказал, чтобы я вернул трубку П.М.Маргулису.
Слушая Г.Г.Лойкканена, П.М.Маргулис бледнел, несколько раз сказал «есть», затем положил трубку на аппарат спецсвязи и молча возвратился в кабинет, где нас ждали члены Госкомиссии. Там, обратившись к И.Ф.Величко, П.М.Маргулис сказал: «Вопрос исчерпан. Работаем вместе. Мир», протянул И.Ф.Величко руку и обменялся с ним рукопожатием, «крепким и искренним», как могла бы сообщить газета «Правда».
В июне 1990 г. уволен в запас по возрасту. С января 2005 г. — доцент кафедры тактики подводных лодок ВМА им. Н.Г.Кузнецова. Награжден орденом «За службу Родине в ВС СССР» 3-й ст., медалями.
В настоящее время Гарри Генрихович Лойкканен посвящает свой досуг общественной работе, патриотическому воспитанию молодежи.
Малышев Леонид Павлович
Капитан 1 ранга, кандидат военных наук, доктор политических наук, подводник, командир ПЛ на ТОФе, сотрудник Главного штаба ВМФ и Генерального штаба РФ, преподаватель Военной академии Генерального штаба ВС РФ.
Как заявил преподаватель Военной академии Генштаба Вооруженных сил РФ доктор политических наук капитан первого ранга запаса Леонид Малышев, выступая 2 сентября на конференции в Москве, "Военно-морской флот России за последние 15 лет сократился более чем в 3,5 раза". При этом, по его словам, "число боевых кораблей ВМФ снизилось с 1320 до 363 единиц, подводных лодок стратегического назначения - с 62 до 27 единиц, всего подводных лодок - с 350 до 78 единиц". Аналитик при этом обратил внимание на то, что развитые страны продолжают укреплять свои флоты с учетом характера современных угроз и вызовов. Так, отметил Малышев, к 2030 году ВМС США в своем составе будут иметь до 400 боевых кораблей основных классов, причем половина из них - это будут носители крылатых ракет, а также 12 современных авианосцев. Как известно, у России один авианосец и строить новые пока только планируется, но средств на это не выделяется.
Милов Лазарь Самуилович
Лазарь Самуилович Милов работал в судостроительной промышленности.
Мироненков Владимир Фомич
Фото из архива М.Д.Агронского.
Молочников Арон Абрамович
Арон Абрамович Молочников, 1934 г. рождения, капитан 1 ранга. Рижское нахимовское училище окончил с серебряной медалью. Затем Реактивный факультет Высшего военно-морского училища инженеров оружия в 1958 году. По другим данным - .
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Наш дивизионный механик, некто Моносов, ранее служил командиром БЧ-5 на десантном корабле. Корабль базировался в губе Пала, что у Полярного. Однажды летом, когда из всех офицеров корабля на борту остался один механик, на корабль позвонил оперативный дежурный флота и приказал к определённому времени кораблю быть в Североморске. Моносов попытался ему объяснить, что он механик и больше на корабле нет офицеров, но ОД объяснил ему, что механики тоже офицеры ВМФ, и обещал ведро неприятностей, если корабль в срок не будет в Североморске. Пошёл Моносов в штурманскую рубку, с тоской посмотрел на полку с лоциями и пособиями по навигации и созвал синклит из рулевых и сигнальщиков с вопросом «как доковылять до Североморска?». А рулевой вытаскивает с полки книжечку с названием «Правила плавания в Кольском заливе» и говорит, что корабельный штурман пользовался этими правилами в аналогичной ситуации. Открыл Моносов правила, а там сплошная цифирь из широт, долгот, пеленгов ведущих и секущих. Совсем грустно стало. Погода была хорошая, лето, солнце светило, видимость прекрасная и они снялись со швартовых. Правда, при отходе снесли пару леерных стоек у соседа гидрографа и помяли ему фальшборт, за что Моносов искренне извинился в мегафон перед вахтенным с гидрографа и клятвенно обещал устранить повреждения после возвращения. Из губы Пала вышли без приключений, а в Кольском заливе начались загадки. Нужно было рассчитать компасный курс, однако те скудные сведения по навигации, которые были даны Моносову в училище, давно испарились. Рулевые вынесли на мостик карту , и вместе с сигнальщиками весь синклит начал гадать, как и куда идти и не загубить корабль. Северное колено прошли, ориентируясь по приметным местам береговой линии, и в кильватер за рыбаком. Однако траулер зашёл в губу Тюва и дальше, в Североморск проводника не оказалось.
На входе в среднее колено Кольского залива есть остров Сальный, в районе которого установлено одностороннее движение. Корабли, идущие с моря, оставляют остров Сальный слева. Так же поступают корабли выходящие в море. На подходе к среднему колену, Моносов заметил, что встречных судов нет, и порадовался этому. А дело было в том, что в море собирался выходить крейсер, и движение по заливу было временно закрыто. Подойдя к Сальному, он прикинул, что по левому проходу путь до Североморска короче и вошел в него. В это время к острову Сальному, со стороны Североморска подходил крейсер. Командир крейсера, увидев десантный корабль у себя на курсе, решил не связываться с идиотом, застопорил ход и на всю катушку разрядился на оперативного дежурного флота, рассказав ему, что он думает о порядке в Кольском заливе. Моносов благополучно разошёлся с крейсером и зашёл на рейд Североморска, отдал якорь и дал семафор дежурному по рейду «согласно приказанию ОД флота прибыл в Ваенгу. Для швартовки прошу прислать строевого офицера, подпись командир БЧ-5 Моносов». Никаких последствий для Моносова этот поход не имел и вскоре он был назначен дивизионным механиком на дивизион сторожевых катеров.
Сон в рабочее время.
Старший лейтенант Саня Матеж, тот самый, который купил шифонер-гальюн, принял условия игры. Начальник штаба дивизии, капитан первого ранга Ткачёв, при встрече с Матежом задавал риторический вопрос «Как дела Матеж?», на что нужно было дать нетрадиционный ответ, при этом не повторяться. Вот некоторые из вариантов его ответов: - «Как картошка.» Н.Ш.: «Это как?» - «Зимой не съедят, так весной посадят», - «По закону Ома.» Н.Ш.: «Это как?» - «Меня имеют на службе, а жену дома», - «По закону Бернулли» Н.Ш.: «Это как?» - «Поимели и перевернули.» Служба у Сани не совсем ладилась, и начал он «злоупотреблять», случалось и в рабочее время. В итоге, через пару лет, Саня уволился, и говорили, что бил китов у кромки льдов, а в финале стал бичом и алконавтом. Офицер штаба флота по противолодочной подготовке капитан третьего ранга Бук вернулся на базу после ночного выхода группы кораблей и решил пару часов поспать. Зашёл на плавкзарму к знакомому комдиву и спросил, где он может поспать пару часов. Комдив сказал, что сейчас все на катерах и можно прилечь в любой каюте. Таким образом, Бук оказался в каюте Матежа. Улёгся на койку, отвернулся к переборке и заснул. Фуражку с дубами положил на стол. По дивизиону дежурил старший лейтенант Боря Бурков. Делая обход дивизиона, он решил зайти в свою каюту. Шагая по офицерскому коридору, Боря увидел в каюте Матежа спящего человека и решил, что это Саня принял дозу перед обедом и решил уберечь его от гнева начальства. Сделал он это несколько своеобразно, а именно шлёпнул с оттяжкой по выставленной заднице и прорычал: «рабочее время, вставай!», увидел фуражку с дубами и добавил, «а дубы пора снять». Бук не успел проснуться и повернуться, как Боря вышел из каюты. Надо сказать, что за день до этого происшествия, на дивизионе у офицеров проверялось состояние парадной формы. Сон пропал, пошёл Бук к комдиву и говорит: «Ну, у тебя и дежурный! Спать в рабочее время не разрешает, по заднице мне врезал от души, и дубы с моей приказал снять!»
Кто-то сочинил стишок:
В оной каюте шум раздался, То Боря Бука прихватил. Какой ты дряни нализался, Зачем дубы ты нацепил.
На следующий день после завтрака нас вызвали к адмиралу. Значит, командир роты не решился нас наказать своею властью! Мы со страхом ожидали, что будет. Мы видели адмирала всего один раз, в день прихода в училище, но Девяткин и Забегалов успели нам рассказать, что начальник училища воевал еще в русско-японскую войну. Адмирал командовал боевыми кораблями, участвовал во многих морских сражениях. Сотни офицеров на флоте были его учениками. Адмирал справедлив, наказывает строго, но никогда не позволяет плохо относиться к исправившемуся. — А горячая баня вам будет, — предупредил Девяткин. — Адмирал терпеть не может, когда не уважают старших по званию. Держитесь! Я вошел к начальнику с замирающим сердцем. Адмирал сидел в просторном, светлом кабинете за большим, покрытым зеленым сукном столом. «Сейчас начнется!» — подумал я. Худощавый человек с седыми волосами, расчесанными на пробор, со спокойным, уверенным, чисто выбритым лицом поднял голову и принялся рассматривать нас.
— Ну, курильщики, — сказал адмирал, — что мне прикажете с вами делать? Такого вопроса ни я, ни Фрол не ожидали. Мы думали, он станет кричать. — Я служил с вашим отцом, Живцов, — продолжал адмирал, — и вашего знал тоже, Рындин. Не думаю, чтобы они вас учили курить. Мы молчали. — И если вы, Живцов, научились курить от старших на флоте, то совсем не обязательно обучать Рындина этому искусству. Фрол ничего не ответил. — Я категорически запрещаю курение в училище и буду за это строго наказывать. Вы хотите возразить? — Никак нет! — выпалил Фрол. — Возражать, по существу, и нечего. А знаете ли вы, почему я буду наказывать за курение? — Никак нет! — Да потому, что организм в ваши годы усиленно развивается. Крепнут легкие, устанавливается нервная система. От курения же нарушается нормальное развитие моряка. Вырастете — курите, но сейчас... Разве мне будет приятно, если вместо крепкого, здорового «морского волка» из вас, Живцов, или из вас, Рындин, вырастет чахлый, болезненный, гнилой человечек, который будет всем в тягость? Он промолчал. Мы переступили с ноги на ногу.
— К помощнику воспитателя, Живцов, относиться свысока не рекомендую. Старшина второй статьи Протасов накануне высадки десанта в одном из портов поклялся перед своими товарищами, что водрузит над городом флаг, и он сдержал клятву. Для этого ему пришлось залезть на заводскую трубу, в то время как фашисты били по ней снарядами. Вы этого не знали? — Никак нет, не знал, — смущенно ответил Фрол. — Протасов не хвастает своими подвигами. И скромность я не считаю большим недостатком, — улыбнулся начальник училища. — Итак, вам не следует забывать: каждое взыскание, полученное в училище, будет занесено в дело. Ваше личное дело будет сопровождать вас всю жизнь. Не советую пятнать репутацию. Потом опомнитесь — будет поздно. На этот раз я ничего не напишу в ваше соединение, Живцов, — добавил адмирал. — Можете идти. — Вот штука-то! — сказал Фрол, когда мы вышли в коридор. — Я думал, «губа» обеспечена, письмо уже в ящик опустили, а он — на тебе: «Из вас вырастет гнилой человечек». Фрол расправил плечи, словно всем существом своим доказывая, что он не «гнилой человечек», а настоящий «морской волк». На другой день ротный зачитал приказ по училищу. В приказе разъяснялся вред, который приносит курение. Мы с Фролом были названы «курильщиками», но взыскания не получили.
Глава шестая. БУНЧИКОВ И ДЕВЯТКИН
Вова Бунчиков долго скитался до того, как попал в училище. Он был очень запуганный, ему казалось, что его каждый хочет обидеть. Только ко мне он относился доверчиво. Мы садились в кубрике, я доставал кусок хлеба, припрятанный от обеда, или булку от ужина и протягивал ему: «Хочешь?» Я знал, что, наевшись за обедом или за ужином до отвала, Бунчиков через час снова был голоден. Он, бедняга, много голодал! Оставшись один, без родителей, долго разыскивал тетку, пересаживался с поезда на поезд, ночевал на вокзалах, доехал до тихого городка на берегу моря и не нашел тетки. Она умерла; в ее комнате жили чужие, черствые люди. Они не приняли Вову, и он ушел из города... Я спросил его, где он жил до войны. — В Севастополе, — ответил он, подбирая с колен крошки. — Ух, как мы жили! Каждое утро булки ели, с маслом. Не веришь? — Верю. — Мама спросит: «А варенья, Вовочка, хочешь?» — «Хочу». — «Какого? Смородинового или вишню?» — «Вишню». И, понимаешь, она достает из буфета вишневое. Не веришь? — Да верю же! — А вечером мы в кино ходили. У нас в Севастополе хорошее было кино. После его разбомбили. Я по три порции мороженого в кино съедал. Не веришь? — Верю, — сказал я улыбаясь. — Вот и не веришь! — огорчился Вова. — А было это, все было! И дом, и варенье, и кино было! И папа, когда приезжал, привозил подарки, вот честное слово! Один раз обезьяну привез, из Сухуми. Только она все убегала, а зимой заблудилась, простудилась и умерла. Кашляла, кашляла, свернулась калачиком и подохла. Он помолчал немного, потом вспомнил: — Я даже ананас ел! В банке. Отец привез. Вкусный! Не веришь? — Верю.
— А я вот, бывает, и сам не верю, — сказал грустно Бунчиков. — Лежу я где-нибудь на вокзале... Это было, когда я тетку искал. Тогда я на вокзалах часто ночевал. Засну я, бывало, и вижу то, что было, и то, чего не было. Вот все и перепуталось. Обезьяна была, мороженое было, а ананаса, может, и не было... Мама как умерла, папа на подводной лодке снаряды привозил. А увозил из Севастополя раненых на Кавказ. Потом матросы с подплава сказали мне, что лодку его потопили. Они меня взяли с собой на Кавказ. Но они потом снова ушли в Севастополь, и я остался один... Тебе здесь нравится? — Нет. Мне в самом деле училище в ту пору не нравилось. — А мне очень нравится. Никто не скажет: «Уходи, тебе здесь нечего делать». И тут я всегда сыт. А раньше я всегда был голодный. Ты не бывал голодный? — Бывал. Еще бы! Я проживу сто лет, но никогда не забуду бурых лепестков хлеба толщиной с бумагу, которые мать в Ленинграде поджаривала на печурке! — Другие мальчики на базар, бывало, придут и смотрят, где бы морковку стащить, или картошку, или еще чего. А я не мог. Мне стыдно было, если скажут: ты вор. Вот если мне сами давали, я брал. Это тоже стыдно было, ведь меня принимали за нищего, но я брал. Мне кушать хотелось. Ведь если б папа живой был, мне брать ни у кого не пришлось бы...
Повара всегда старались, а нахимовцы не страдали аппетитом!
— А как ты в училище попал? — Ой, знаешь!.. В Баку раз, в Баилове, вижу — два моряка идут... веселые, все смеются. Я — к ним, а они на меня не смотрят. Я одного за китель подергал. Он обернулся, спрашивает: «Чего тебе?» А другой: «Дай мальчугану пятерку, он, наверное, голодный». Тот вынимает пять рублей, я не беру. «Ты что же не берешь?» Тут я им все как выпалю: про отца, про маму, про Севастополь. Поговорили они между собой и зовут: «Идем-ка». Привели на корабль, накормили. Пожил у них недельку, они мне бумагу дали, билет купили, в поезд посадили, и я — сюда. Ты моряком хочешь быть? — Хочу. А ты? — Я тоже. Наверное, будет трудно, — сказал он, морща нос. — Я ведь учиться разучился. — А если я тебе помогу? — Поможешь? Значит, мы с тобой будем дружить? — Будем. — А ты не врешь, Рындин? — Раз сказал «будем», значит будем. Бунчиков доверчиво протянул мне руку. Юра Девяткин, уверенный в себе, ровный со всеми, быстро завоевал всеобщее уважение. Там, где Фрол петушился и готов был лезть в драку, Юра достигал результата самыми простыми словами.
Мокрая приборка.
Однажды старшина приказал Авдеенко подтереть в классе пол. Авдеенко разобиделся, упал на пол и заревел. Фрол порекомендовал вылить на него ведро холодной воды. Но тут подошел Юра и сказал: — Встань! Авдеенко продолжал визжать. Тогда Юра крепко схватил его за ногу: — Встань, тебе говорю, и не валяй дурака. Авдеенко сказал плачущим голосом: — Пусти ногу! — Кто поверит тебе, что ты нервный? — Юра отпустил ногу. — Тебя дома избаловали. Вставай! Авдеенко поднялся. — А теперь выполняй приказание. И Авдеенко, всхлипывая, поплелся выполнять приказание. Юра пришел к нам из батальона морской пехоты, который выдержал страшный удар фашистских танков под Севастополем. В том же батальоне служил матрос Алексей Калюжный; он и его шесть товарищей защищали дзот.
Юра показал нам записанные в тетрадку слова, которые Калюжный написал перед смертью: «Родина моя! Земля русская! Любимый Сталин! Я дрался так, как подсказывало мне сердце. Истреблял гадов, пока сердце билось в груди. Я умираю, но знаю — мы победим. Моряки-черноморцы! Держитесь крепче! Клятву воина я сдержал. Калюжный». В ту же тетрадь Юра записал и слова капитана первого ранга, который сказал мне, что «коммунист никогда не лжет, всегда должен говорить правду». Юра записал так: «Нахимовец никогда не лжет, всегда говорит правду, даже если правда горька, как полынь». Я поправил: — Он же сказал не «нахимовец» — «коммунист». — А нахимовец должен быть во всем коммунистом, — ответил Юра. — Ты ведь был пионером? — Был. В Ленинграде. А ты давно в комсомоле, Юра? — Еще с Севастополя. Перед боем матросы подавали заявления в партию, а я пошел в бой комсомольцем...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
На дивизион назначили нового врача. Комдив представил нам капитана медицинской службы. Внешние данные у капитана скорее соответствовали данным командира роты почётного караула. Рост около 190, тужурка пошита у хорошего портного, орлиный нос и вообще не докторский вид. В дополнение к этим данным вежливый и приятный разговор. Видимо, заядлые сачки дивизиона решили, что новый док лучше разбирается в строевой подготовке и глубинном бомбометании, чем в медицине, и гурьбой бросились к нему на амбулаторный приём. Амбулатория находилась недалеко от камбуза. Перед обедом дежурный по дивизиону прохаживается недалеко от камбуза и наблюдает такую картину. Перед амбулаторией ожидают приёма около восьми матросов. Открывается дверь амбулатории, и нога доктора вышибает под зад из амбулатории первого пациента. Далее следует вежливое: «следующий, пожалуйста!». Следующий матрос заходит, а количество желающих получить освобождение от службы по болезни уменьшается до одного человека.
Чудеса в связи.
Встречаю я в Североморске своего однокашника, Анатолия Гулло. Служил он в это время на эскадренном миноносце командиром БЧ-3, т.е. минёром. Во время посещения Северного Флота Никитой Хрущёвым, его эсминец был назначен на роль выездной лошади. Топают они в район Гремихи из Североморска, на борту Никита и весь его «бомонд». Заступил Анатолий на вахту и распоряжается, как положено вахтенному офицеру на ходовом мостике, а весь мостик заполнен маршалами да адмиралами. Из своих на мостике только командир корабля и командир бригады. На эсминцах, традиционно, минёр и механик живут в одной каюте. На борту высочайшее начальство и механик почти не вылезает из поста энергетики и живучести (ПЭЖ). В какой-то момент командующий Северным Флотом докладывает Никите, что получена информация о том, что под Северным полюсом впервые прошла подводная лодка. Никита расспрашивает подробности и просит своих связистов соединить его с Микояном, которого оставил на хозяйстве в Москве. Перед приходом Никиты на корабль, его связисты загрузили целую фуру специальной аппаратуры. Район, в котором находился в этот момент корабль, был всем известен отвратительным прохождением в нем радиосвязи. К тому же флотские радиостанции того периода не блистали качеством приёма и передачи. И тут, к удивлению понимающих людей, Никите вытащили на мостик телефонный аппарат с длинным шнуром и он начал: « Анастас Иванович,...мур мур здесь у нас такое событие... мур мур, надо бы подготовить документы на награждение.» Поговорил, и телефон унесли с мостика. Видимо, такая прекрасная связь сильно подействовала на психику командира бригады. Через несколько минут после этого события из второй трубы повалил чёрный дым, что для боевого корабля не годится. Следить за такими вещами входит в обязанность вахтенного офицера, но командир бригады решил сам этим заняться. Он снял трубку внутрикорабельной телефонной связи и включил тумблер связи с ПЭЖ. Корабельный механик в это время дремал перед пультом, одним глазом посматривая на приборы. С мостика мог звонить только друг-приятель и сосед по каюте. По этой причине он допускал некоторую вольность в разговорах, и как это было и ранее, ответил: «Смольный, штаб революции». На что последовал ответ комбрига: «извините, я ошибся». Анатолий заметил, как комбриг изменился в лице и стал нервничать. Видимо, он решил, что неведомыми путями корабельная телефония замкнулась на правительственную связь, и он невольно влез в святая святых. Замешательство его длилось 10-15 секунд, после чего он вспомнил, что занимается не своим делом, и зарычал на Анатолия. Тот проделал аналогичные действия с телефоном, получил аналогичный ответ, информировал механика о дыме, и дым тут же был ликвидирован. Вечером, за ужином в кают-компании, приятель спросил у него, почему он извинялся и куда, кроме ПЭЖа, он мог попасть по этому телефону.
Экипаж «К-3» в спортзале школы поселка Гремиха после награждения правительственными наградами. В центре Н.С.Хрущев. Июль 1962 г. И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
