Мечта! С раннего детства она владеет умами многих мальчишек и девчонок, но мечты у всех разные: кто-то мечтает поскорее вырасти и стать взрослым, кто-то мечтает стать офицером, кто-то мечтает попутешествовать по миру. И к воплощению мечты каждый идет своей дорогой и стремится, реализовав себя, достичь своего, особенного, идеала. Но всех объединяет одно — желание стать настоящим человеком. Нахимовское училище помогает своим воспитанникам приблизиться к идеалу, стать настоящей личностью, гармонично сочетающей в себе духовно-нравственные, морально-деловые качества, обладающей широким кругозором, ведущей здоровый образ жизни. А нахимовцам хочу пожелать: принимая те или иные решения, помните, что «самое дорогое в нашей жизни — это глупость, ибо за нее дороже всего приходиться платить». Избрав в жизни путь морского офицера, помните слова Платонова: «Офицер есть образ Родины для солдат на поле боя».
В.В. Пятницын, заместитель директора училища по воспитательной работе
Дорогой читатель!
В этом году в России празднуется знаменательное событие — 200 лет со дня сражения на Бородинском поле. Каждый, кто любит, ценит и уважает историю своей страны, должен бережно хранить в памяти очерки, стихотворения и воспоминания современников войны Двенадцатого года. В 2012 году в Москве и Санкт-Петербурге запланировано проведение большого количества мероприятий, посвященных празднованию 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года. В течение всего года в столицах будут проходить научные конференции и «круглые столы», посвященные исследованию событий 1812-1814 годов. В музее-панораме «Бородинская битва» состоялось торжественное открытие новой экспозиции «Честь Бородинского дня». Впервые в экспозиции музея представлены уникальные экспонаты эпохи 1812 года, среди которых личные вещи Михаила Голенищева-Кутузова и участников Наполеоновских войн. Батальная живопись, портреты героев, вооружение, обмундирование и снаряжение обеих противоборствующих армий демонстрируются в авторском художественном оформлении. Не остался в стороне и журнал «Нахимовец», и наш четвертый номер мы посвятили войне 1812 года. Целая серия статей по тематике позволит вам взглянуть на события «давно минувших дней» по-новому. Для нас, как для военно-морского издания, было важно сказать, какое участие в войне принимал морской гвардейский экипаж. В ходе серьезной исследовательской работы выяснилось, что Павел Степанович Нахимов — дитя войны Двенадцатого года, о чем также повествует наш журнал. В рубрике «Поэзия» традиционно представлены стихи собственного сочинения наших воспитанников. Победителем конкурса на лучшее эссе стал Валера Миникеев, от лица редакции «Нахимовец» я поздравляю победителя и желаю ему успеха в нелегком писательском деле. Приятно удивят читателя новая рубрика «Спорт» и рубрика «Кино», в которой выбор пал на лучшую картину русских режиссеров на фестивале в Выборге-2008 «Окно в Европу» «Пассажирку» Станислава Говорухина. Картина претендует на жанр серьезного авторского интеллектуального кино, рассчитанного не на массового потребителя, а на людей думающих. «Там пели трубадуры...» — так называется статья о путешествии в Выборгский замок —- памятник истинного Средневековья, окутанного мрачными легендами и тайнами. Пятый номер «Нахимовца» будет посвящен 210-летию со Дня рождения Павла Степановича Нахимова, и я объявляю конкурс на лучшее сочинение по теме «Нахимов и нахимовцы». Труды авторов-победителей будут опубликованы в издании. В заключение благодарю редакцию журнала «Нахимовец» за проделанную работу, помощь и поддержку. И я искренне всех поздравляю с наступающим Днем Победы!
С уважением, главный редактор журнала Анастасия Коряковская
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
26 января 2013 года в Морском корпусе Петра Великого – Военно-морском институте состоялось учредительное собрание Ассоциации выпускников нахимовских, суворовских училищ и кадетских корпусов – офицеров и служащих Военно-морской академии. Ассоциация стала правопреемником организации, созданной в 2005 году, и в своём новом качестве объединила выпускников всех структурных подразделений ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия». На учредительном собрании присутствовали почётные гости: выпускники нахимовских училищ первых наборов, члены Совета Санкт-Петербургского Союза суворовцев, нахимовцев и кадет, командование Нахимовского училища и Кронштадтского морского кадетского корпуса, представители Нахимовского Собрания, а также нахимовцы и курсанты Морского корпуса Петра Великого (из числа выпускников довузовских военно-учебных заведений).
Президиум Собрания - начальник ВМА адмирал Н.М.Максимов (ЛНВМУ-1973) и ученый секретарь ВМА контр-адмирал О.В.Алешин (ЛНВМУ-1971)
Ассоциация создана с целью объединения выпускников для решения следующих основных задач:
- организации взаимопомощи выпускников; - передачи опыта молодому поколению нахимовцев (суворовцев, кадет) по беззаветному служению своему Отечеству (служба Родине с детства); - оказания практической помощи кадетским образовательным учреждениям (в первую очередь морской направленности) в вопросах воспитательной, военно-патриотической и профориентационной работы.
Отличительной особенностью Ассоциации (от других кадетских общественных организаций) является то, что она объединяет выпускников не только по признаку «единства прошлого» (выпускники кадетских учебных заведений), но и по принципу «общего профессионального настоящего» (сотрудники единого учебно-научного учреждения), что значительно повышает её мобильность и управляемость.
В ходе учредительного собрания:
- утверждена новая структура и руководящие органы Ассоциации, председателем Ассоциации единодушно выбран начальник Военно-морской академии, выпускник Нахимовского училища 1973 года адмирал Максимов Н.М.; - определены основные направления деятельности Ассоциации в 2013 году; - в рамках заявленных целей деятельности, командованию Нахимовского училища и Кронштадтского морского кадетского корпуса переданы подарки для детей-сирот, обучающихся в этих учебных заведениях; - в честь 312-й годовщины со дня создания Морского корпуса Петра Великого (старейшего кадетского учебного заведения России) начальнику корпуса контр-адмиралу Марьясову Н.В. передан в дар исторический корпусной флаг; - заключено соглашение о сотрудничестве между Ассоциацией и Санкт-Петербургским Союзом суворовцев, нахимовцев и кадет, что стало свидетельством готовности Ассоциации к диалогу со всеми кадетскими общественными организациями.
Ассоциация является открытым общественным объединением и приглашает всех желающих для участия в совместной работе.
Грязнов Антон Олегович, выпускник Нахимовского училища 1986 года.
Контр-адмирал Алексей Николаевич Конеев, выпускник Нахимовского училища 1972 года.
Михальков Евгений Иванович, выпускник Тбилисского Нахимовского училища 1948 года.
Державин Константин Павлович, выпускник Нахимовского училища 1948 года .
Заместитель председателя Ассоциации, ученый секретарь Военно-морской академии Алешин Олег Викторович, выпускник Нахимовского училища 1971 года.
Стоит в центре начальник Нахимовского училища Андреев Николай Николаевич, выпускник ЛНВМУ 1975 года.
Максимов Николай Михайлович передает подарки для нахимовцев.
Н.М.Максимов передает подарки для воспитанников Кронштадтского морского кадетского корпуса
Передача исторического корпусного флага в дар начальнику корпуса контр-адмиралу Н.В.Марьясову
Обстановка в отсеках была труднопереносимой. Во втором и четвёртом отсеках температура достигала 45-50 градусов, а в дизельном до 65-ти. Люди ходили в трусах с полотенцами на шее, некоторые падали в обморок. Остро не хватало пресной воды, запас которой был рассчитан на 3 месяца, но никто не знал, сколько нам предстояло ещё находиться в море, да ещё и дизель выходил из строя, и возникла необходимость залить пресную воду в систему охлаждения. В итоге уклониться от кораблей не удалось, и подводная лодка, полностью израсходовав электроэнергию, вынуждена была всплыть на поверхность. Когда лодка всплыла в позиционное положение, на мостик поднялись начальник штаба бригады, командир корабля и сигнальщик с прожектором. Несмотря на тёмную южную ночь, на мостике было светло как днём от света включённых самолётами авиации ПЛО прожекторов. Они низко пролетали вдоль корпуса подводной лодки и, освещая её прожекторами, стреляли впереди по курсу лодки трассирующими пулями. Командир подводной лодки капитан 2-го ранга Савицкий скомандовал «Все вниз. Срочное погружение. Торпедные аппараты номер 1 и 2 приготовить к выстрелу». Сигнальщик, спускаясь за командиром, застрял с прожектором в верхней части шахты рубки. В это же время один из кораблей США начал вызывать на связь Б-59. Начальник штаба капитан 2-го ранга Архипов дал команду отставить погружение, сигнальщику на мостик. С корабля США по международному своду сигналов прожектором передали запрос: «Чей корабль?». С Б-59 дали ответ: «Корабль принадлежит СССР. Прекратите провокации!» Первоначально американцы ответ не разобрали, и его пришлось повторить. После этого самолёты прекратили полёты и стрельбу над подводной лодкой. Б-59 повернула на восток, начала зарядку аккумуляторной батареи и малым ходом продолжала движение. На наше радио, переданное в Москву, руководство ВМФ долго не реагировало, видимо, никто не мог принять решения по нашим дальнейшим действиям. С правого борта лодки и по корме шли 2 фрегата США, которым было трудно удерживать скорость Б-59, поэтому они периодически стопорили ход, а затем снова его давали. При необходимости фрегаты поочерёдно подходили к танкеру на заправку топливом. Запомнился один эпизод. Корабельный кок запросил помощника командира, куда деть бочонок испорченной селёдки, на что капитан-лейтенант В.Савельев приказал выбросить его за борт. Когда кок выбросил бочку, фрегат, следовавший за лодкой прямо по корме, обнаружив что-то непонятное впереди по курсу, резко увеличил ход и отвернул от курса на 90 градусов. И долго ещё на фрегате рассматривали в бинокль, что это такое.
Закончив зарядку аккумуляторной батареи, пополнив запасы воздуха и провентилировав отсеки, мы были готовы к отрыву от американских кораблей. Получили указание оторваться от противолодочных сил США. Воспользовавшись тем, что один фрегат ушёл на дозаправку топливом, «Б-59» на полном ходу с включенными ходовыми огнями погрузилась на глубину 150 метров и начала уклонение в южном направлении. Через полчаса корабли США нас потеряли. После отрыва подводная лодка выполняла задачу по охране транспортов, которые вывозили ракеты с острова Куба. Возвращались в бухту Ягельная во второй половине декабря. При входе в Кольский залив, нас остановили и долго выясняли, кто мы такие. Только после вмешательства заместителя командующего флотом нам разрешили вход в базу. Учитывая то, что мы уходили в тёплые края, кроме вахтенного офицера и сигнальщика, одетых в канадки и сапоги, больше никто тёплой одежды не имел. Поэтому весь экипаж добирался с лодки на плавбазу в сандалиях бегом по снегу, а теплые вещи давно были отправлены в контейнерах на Кубу. Контейнеры с вещами я разгружал с транспорта на баржу с 31-го декабря по 1-е января уже 1963 года. В Полярный они прибыли в 5 часов утра. Так закончилась наша эпопея с походом на Кубу. Во время разбора похода в Москве заместитель министра обороны СССР тов. Гречко задал командирам вопросы: «Почему вы всплывали?» «Почему не забросали американцев гранатами?» Это говорит о том, что в министерстве обороны не было никакого представления об особенностях подводных лодок. Поход 4-х лодок на Кубу выявил ряд просчётов в планировании и недостатков в техническом оснащении подводных лодок. Так, например, не предусматривалось взаимодействие между кораблями ВМФ, при назначении опорного сеанса связи не учитывалось фактическое время суток в районе действия подводных лодок, не было надёжного навигационного обеспечения. К техническим недостаткам следует отнести отсутствие кондиционеров и низкую производительность опреснительных установок. Что касается личного состава кораблей, то, несмотря на трудные условия, он вёл себя мужественно и достойно. Командование ВМФ оценило действия экипажей подводных лодок так: «Никого не поощрять и никого не наказывать». На Б-59 было сделано исключение только для старшины команды мотористов, который был награждён медалью за то, что ввёл в строй второй дизель. Оценивая минувшие события в настоящее время, понимаешь, что мир отделяла от ядерной войны «ниточка». Какие-то минуты отделяли нас от применения ядерной торпеды по кораблям США. Мы тогда были очень молодыми, и оценить в полном объёме обстановку, естественно, не могли.
Сейчас я понимаю, что только благодаря выдержке начальника штаба 69-й бригады подводных лодок капитана 2 ранга (впоследствии вице-адмирала) Архипова Василия Александровича мир избежал ядерного конфликта.
Из воспоминаний бывшего командира группы ОСНАЗ подводной лодки Б-59 капитана 2 ранга в отставке Орлова Вадима Павловича об участии в Карибском кризисе.
Против Б-59 действовала авианосная поисково-ударная группа во главе с авианосцем «Рэндолф». По данным гидроакустиков, лодку преследовали 14 надводных целей. Со штурманом мы стали вести двойную прокладку: он, как ему и положено, Б-59, а я, вспомнив свою первую флотскую специальность, - американских кораблей. Поначалу довольно успешно уклонялись. Однако и американцы - ребята не промах: по всем канонам военно-морского искусства сжимали нас в кольцо и выходили в атаки, бросали подводные гранаты. Разрывались они рядом с бортом. Казалось, будто сидишь в железной бочке, по которой колотят кувалдой. Ситуация для экипажа - необычная, если не сказать, шокирующая. Аккумуляторы на Б-59 разрядились до «воды», работало только аварийное освещение. Температура в отсеках - 45-50 градусов, а в электромоторном - и вовсе больше 60. Невыносимая духота. Содержание углекислого газа достигло критического, практически смертельного для людей уровня. Кто-то из вахтенных потерял сознание, упал. За ним второй, третий... Посыпались, как костяшки домино. Но мы еще держались, пытались уйти. Мучились так часа четыре. Американцы долбанули по нам чем-то посильнее гранат - очевидно, практической глубинной бомбой. Думали, все - финиш! После этой атаки вконец измотанный Савицкий, который к тому же не имел возможности выйти на связь с Главным штабом, рассвирепел. Вызвал он к себе офицера, приставленного к атомной торпеде, и приказал привести ее в боевое состояние. «Может, наверху уже война началась, а мы тут кувыркаемся, - возбужденно кричал Валентин Григорьевич, мотивируя свой приказ. - Мы сейчас по ним шарахнем! Сами погибнем, их потопим всех, но флот не опозорим». Но стрелять ядерной торпедой мы не стали – Савицкий сумел обуздать свой гнев. Посовещавшись с начальником штаба бригады капитаном 2 ранга Василием Александровичем Архиповым и замполитом Иваном Семеновичем Масленниковым, он принял решение всплывать. Дали сигнал эхолотом, что по международным правилам означает «всплывает подводная лодка». Наши преследователи сбросили ход.
Около 4 часов утра выскочили на поверхность. Сразу же стали «бить зарядку» и вентилироваться. На мостик вышли Савицкий, Архипов, Масленников, вахтенный офицер, сигнальщик и я. Не успели вдохнуть полной грудью, как ослепли. Со всех сторон американцы навели на нас прожекторы, которые светили сильными голубоватыми лучами. Словно люстра, над Б-59 завис вертолет с прожектором. А вокруг, насколько хватало глаз, мигали сигнальные огни сотен авиационных гидроакустических буев, покачивавшихся на волнах. Ими обложили нас, как волка красными флажками. Красивая и одновременно жуткая картина. Савицкий приказал поднять флаг, но не военно-морской, а государственный - красный, с серпом и молотом. Сразу же на ближайший эсминец, находившийся метрах в 40-50, дали семафор: «Корабль принадлежит Союзу Советских Социалистических Республик. Прекратите ваши провокационные действия. Командир». Дали также в Главный штаб радио с сообщением о всплытии и наших координатах, о том, что преследуемся противолодочными кораблями американского флота. Я спустился в лодку к своим ребятам-слухачам. От работавших одновременно радиостанций в эфире творилось что-то невообразимое. Перехватили мы депешу командира американской АПУГ. Тот докладывал, что поднял русскую подлодку.
Начало светать. С палубы «Рэндолфа» стали взлетать противолодочные самолеты «Треккер». Они делали круг, а затем на бреющем полете на высоте 20-30 метров проносились над Б-59, стреляя по курсу лодки из пулемета. Так повторилось несколько раз. Потом лодку взяли в тиски эсминцы. Они навели на нас орудия. А наши дизеля колотили зарядку, экипаж дышал и приходил в себя. Из Главного штаба пришла радиограмма с сообщением, что Б-59 - вторая лодка, которую американцам удалось поднять. Нам предписывалось оторваться от противолодочных сил и следовать в запасную позицию в районе Бермудских островов. Принялись думать, как это сделать. Вскоре перехватили сообщение с «Рэндолфа» о том, что на авианосце прогорели трубки в одном из котлов. Ему приказали идти на ремонт в Норфолк. Самолетов поубавилось. Но эскорт из 11 эсминцев остался. После утренней «боевой подготовки» американцы решили передохнуть. На надстройке одного из эсминцев появился небольшой джаз-оркестр. Сыграл «Янки дудл», потом принялся наяривать буги-вуги. Американские моряки, выскочившие на палубу в касках, принялись лихо отплясывать. У нас атмосфера - совсем иная. Всем, кто нес вахту на мостике, Савицкий приказал побриться и вести себя достойно. Когда американцы устроили концерт джаз-оркестра, вахтенный офицер Б-59 стал ногой отбивать ритм. Савицкий тут же отправил его вниз. Ближе к вечеру около нас остались четыре эсминца. Потом ушли еще два. Вероятно, американцы думали, что мы возвращаемся домой. На Б-59 тем временем искали вариант отрыва. Внимательно проанализировали обстановку и прикинули свои возможности. Бдительность американцев несколько притупилась. Когда настала ночь, они примерно раз в час поднимали с одного из эсминцев вертолет, который облетал лодку, а затем возвращался. Через определенные промежутки времени эсминцы «щупали» Б-59 ГАС в активном режиме и прожекторами. Поняв алгоритмы действий противника, придумали план отрыва. Лодка почти полностью заполнила балластные цистерны. Достаточно еще чуть-чуть хлебнуть водички, и она была готова камнем уйти под волны. Савицкий с Архиповым еще придумали такую штуку: матросы затащили в ограждение рубки деревянный привальный брус и прибили к нему пустые жестяные банки из-под продуктов. Получилось что-то вроде ложной цели с уголковыми отражателями, которая после погружения должна остаться наверху. Не знаю, сработала ли военная хитрость, но когда лодка в короткий «антракт» между контрольными прощупываниями прожекторами и ГАС скрылась под волнами, американцы явно этот момент прозевали. Минут шесть они вообще ничего не предпринимали.
Лодка буквально провалилась на глубину. Для пущей верности отстрелили имитационные патроны с целью ввести в заблуждение «вражьих» акустиков относительно нашего курса. А сами повернули назад, развив полный подводный ход. Савицкий, конечно, рисковал, поскольку при таком режиме подводного хода зарядки аккумуляторов хватило бы на четыре часа. Но иного способа уйти не было. И расчет делался на то, что в случае успешного уклонения от противолодочных сил, мы еще успеем в темное время подзарядиться. Американские эсминцы метались из стороны в сторону, но нас не «видели». Через полтора часа я попросил Савицкого подвсплыть и дать мне антенну, то есть получить возможность прослушать эфир. Высунули антенну. По данным переговоров американцев составил схему их поискового полигона. Оказалось, что Б-59 уже находилась вне его зоны. Потом американские корабли расширили район поиска. Но опять же мы были вне пределов их досягаемости. Б-59 встала под РДП, зарядила аккумуляторы и ушла в назначенную позицию». «Б-59» оставалась на своей позиции еще почти месяц, пока не поступил приказ из Москвы возвращаться на базу. В Полярный вернулись в ночь на 5 декабря.
Бывший командир «Б-130» капитан 1 ранга в отставке Николай Александрович Шумков вспоминает: «Было очень тяжело. К тому же морально мы были очень напряжены. Буквально за сутки до нашей схватки с "Эссексом" внезапно затих эфир. Мы почувствовали, что "дело пахнет керосином". От ГК ВМФ получили радиограмму: "Усилить бдительность. Оружие иметь в готовности к использованию". Перешли на непрерывный сеанс радиосвязи. И вот тогда на нас обрушились американцы…» В ночь на 25 октября во время нахождения лодки в надводном положении на зарядке аккумуляторных батарей все проблемы, какие только могли, обрушились на экипаж".
Капитан 3 ранга Н.А.Шумков.
Снова слово Шумкову: «Когда капитан-лейтенант Паршин доложил мне, что вышли из строя все три дизеля, я поначалу не поверил. Но это оказалось правдой. Треснули зубья шестерен приводов передних фронтов левого и правого дизелей, а на среднем поломалась арматура. Докладывает акустик: «Слышу шум винтов!» Причем сразу с четырех направлений. Дал команду на срочное погружение. Едва погрузились на 20 метров - над нашими головами шум винтов, который безо всяких акустических средств услышал каждый член экипажа. Потом раздались взрывы трех глубинных гранат. По международному своду, это сигнал к немедленному всплытию. Одна из гранат взорвалась прямо на палубе Б-130. Стальной корпус зазвенел. Впечатление такое, что нас начали атаковать настоящими глубинными бомбами. А это война! Уходим на глубину. Как назло, заклинило носовые горизонтальные рули. Теплая забортная вода видно «растопила» смазку и их заклинило. Резко начал расти дифферент на нос. Боцман поставил кормовые рули «на всплытие». И если бы я мог дать приличную подводную скорость, то быстро бы выровнялись. Но севшие аккумуляторы позволяли выжать максимум 2 узла. На глубине 150 метров, наконец, «отвалились» носовые рули. И снова ЧП! Мы на глубине 160 метров, а из шестого отсека доклад: «Поступает вода!» Там в трубопроводе охлаждения электромоторов образовалась микротрещина. Вода в систему охлаждения поступает из-за борта. На глубине 160 метров через микротрещину вода врывалась в отсек под большим давлением, образуя клубы густого пара. Еще 2-3 минуты - и вода попала бы на электромоторы. А там - замыкание, пожар и нам крышка. Слава Богу, матрос, который нес вахту в отсеке, оказался находчивым и расторопным. К сожалению, фамилии его не помню. Он перекрыл клапан подачи забортной воды. Пока мы бултыхались на глубине и боролись за свою жизнь, американцы взяли Б-130 в клещи. Эсминцы выстроились над лодкой прямоугольником: по носу - один, два - по бортам, а четвертый - за кормой. Этот последний работает по нам гидроакустической станцией в активном режиме. Все четыре корабля отлично знали наше место. Тогда, в дни Карибского кризиса, американцы стали применять новинку: погружаемые гидроакустические станции. Эти ГАС противолодочные корабли могут опускать на большую глубину, под слой температурного скачка, и таким образом обнаруживать подводные лодки с большей эффективностью, чем обычные. Особо, если противник находится в таком жалком состоянии, как наша Б-130». И все-таки «Б-130» удалось оторваться, лодка на полутораузловой скорости стала совершать циркуляцию, то есть побежала по кругу. Во время этого маневра кильватерная струя «Б-130» как бы «смазала» эхосигналы ГАС американских кораблей. И они потеряли след субмарины, взявшей курс прямо к берегам США. Шумков: «От преследования мы оторвались, но забот у нас не убавилось. Механики починили средний дизель, но заряжать аккумуляторы им в режиме движения под РДП нельзя. Такую зарядку можно сделать только бортовыми дизелями, которые из-за поломки передних фронтов ремонту в походных условиях не подлежали. Хочешь - не хочешь, а нужно всплывать. А это означает, что Б-130 сразу же обнаружат.
Памятуя о маневре американского эсминца, который в прошлый раз пронесся над самой рубкой лодки и явно пытался нас «случайно» таранить, я решил дотянуть до рассвета. И не потому, что на людях и смерть красна. Резон был совсем противоположным - хотелось жить: если война не началась, то на глазах своих моряков командиры американских кораблей не решатся нас таранить». Восемь часов лодка ползла в глубине на электромоторах, и только на рассвете всплыла. Ее сразу взяли в коробочку четыре американских эсминца, во главе с эсминцем «Кеплер». В Москве было около девятнадцати часов 26 октября, когда всплыла «Б-130», командир сразу дал радиограмму о бедственном положении лодки, дизеля неисправны, батареи разряжены. Радиограмму передавали 17 раз в течение шести часов. Наконец пришел ответ. Главный штаб ВМФ давал указания по организации борьбы за живучесть, передали что к «Б-130» идет спасательное судно «СС-20» - «Памир». С ним лодка встретилась в районе Азорских островов. По мере продвижения лодки на северо-восток американцы покидали лодку, сначала ушел один корабль, потом другой и так далее. Спасателя встретили в одиночестве и с его помощью пошли домой.
Склянки пробили полдень. — Приглашай товарищей обедать! — предложил Ковалев. Через несколько минут мы сидели на палубе, ели борщ, и матросы старались положить Забегалову побольше мяса. Второго — рисовой каши с черносливом — Забегалову положили тройную порцию. Нас тоже угощали радушно и требовали, чтобы мы всего ели вволю. А после обеда Забегалов показал койку, на которой спал в кубрике (теперь она принадлежала новому комендору), ленинскую каюту, камбуз — все, чем можно на корабле похвастать. Каждый старался чем-нибудь одарить Забегалова: один матрос полез в сундучок и достал носовой платок с синей каемкой, другой — какой-то чудной пятицветный карандаш, третий при общем смехе подарил Ване новую безопасную бритву и пять ножичков. — Бери, пригодится, Ваня! Года через два бриться придется, не покупать же тебе бритву, — уговаривал он растерявшегося Забегалова. Комендор принес румынских марок. Радист подарил мыльницу с душистым мылом, кок — плитку шоколада, мичман — носки, пачку конвертов (чтобы писал почаще), перочинный нож. Как все любили Забегалова! А он благодарил, отказывался («Тебе самому нужно»), но матросы запихивали подарки в карманы. И дарили ему от всей души.
Потом нам показали «Историю корабля», — толстую тетрадь с фотографиями, и Ковалев сказал, что когда историки будут составлять историю нашего флота, то прочтут и то, что написано на сорок первой странице: «В бою у Констанцы, когда тяжело ранило комендора Вахрушева Ивана, на его место стал воспитанник корабля Забегалов Иван, 1930 года рождения, и продолжал посылать во врага снаряды, даже будучи раненным в ногу. Награжден медалью «За отвагу». После излечения в госпитале был зачислен в Нахимовское училище». Этими скупыми словами была рассказана вся жизнь Забегалова. Мы сидели над книгой, когда что-то мягкое и мохнатое скатилось с трапа прямо нам под ноги. Оно, это мягкое и мохнатое, вдруг поднялось на задние лапы и оказалось довольно большим медведем, бурым, с лоснящейся шерстью, с бусинками-глазами. — Шкертик! — воскликнул Забегалов. — Шкертик, милый!.. Вы не бойтесь, ребята: он хоть медведь, но смирный. Медведь обнюхал Забегалова и лизнул его прямо в нос. А Забегалов уткнулся головой в лохматую грудь медведя и трепал его острые уши. Медведь принялся лизать Забегалову его русый ершик. — Узнал! Глядите-ка, Ивана узнал! — восторгались матросы. Преуморительный это был зверь! Матросы обучили его всяким штукам. И он танцевал лезгинку, пил из бутылки молоко, ходил на передних лапах, стоял на носу, ложился спать, умирал, оживал, потом спрыгнул в воду и с наслаждением выкупался. Его выловили мокрого и приказали идти отдыхать в кубрик, а нам рассказали, что из-за этого медведя перессорились три корабля: все хотели иметь Шкертика членом своего экипажа.
Вдруг мы вспомнили, что капитан второго ранга Горич, наверное, о нас беспокоится. Ковалев приказал просемафорить на «Каму», что мы находимся на борту эсминца, отобедали и он просит разрешения задержать нас еще на часок. «Разрешаю», — ответили с «Камы». И мы пели вместе с матросами, Поприкашвили танцевал лезгинку, а Вова Бунчиков читал стихи. Было весело, и уходить не хотелось. Ковалев сказал на прощанье: — Ну, завтра мы опять в море. До новой встречи, Забегалов! Расти, учись, нас не забывай. До новой встречи, товарищи! — До новой встречи! Он подарил Забегалову записную книжку в кожаном переплете, написав на первой странице: «Боевому матросу, нахимовцу, будущему офицеру — от любящего его Ковалева». Когда на другой день мы вышли на палубу «Камы», эсминца у стенки не было: на рассвете он ушел в море.
— Сегодня пойдем на тральщики, — сказал капитан третьего ранга Сурков. Я давно хотел побывать на тральщиках. Эти небольшие серые корабли всегда жили дружной семьей. В порту они стояли у пирса, прижавшись друг к другу бортами. В море тральщики тоже всегда выходили семейством. — А ведь тральщики созданы впервые у нас, в России, — сказал нам, показывая на них, Николай Николаевич. — Первая партия траления — так это тогда называлось — уничтожила в 1904 году в Порт-Артуре более 250 мин, а в первую мировую войну специально построенные корабли-тральщики, — они в начале войны были только в нашем флоте, — оказались очень действенным средством борьбы с вражескими минами. Они работяги. Советую приглядеться получше. Сколько они провели за войну караванов! Отбивались и от подводных лодок, и от торпедоносцев, и от пикировщиков. И каждый день они ходят над смертью. Другой выловит двадцать мин, а на двадцать первой подорвется. Вы слышали, что бывают мины со счетным механизмом? Сидит такая мина на якоре, проходят над ней корабли и не подозревают, что смерть стережет их. Пройдет над миной корабль — механизм, словно счетчик, отщелкивает. И вот отщелкнул он восемнадцать кораблей, а поставлен механизм, скажем, на «девятнадцать». Проходит девятнадцатый корабль, и мина, освобождаясь от якоря, поднимается кверху и взрывается. — А разве нельзя ее найти, выловить? — спросил Бунчиков. — Вот этим-то и занимаются тральщики. Экипажи их верно и преданно служат флоту. Ведь каждая уничтоженная мина — это сотни спасенных человеческих жизней. Не даром на флоте минеры пользуются таким уважением. Тральщик, на который привел нас Сурков, отличался от своих братьев-близнецов лишь большим белым номером на борту. Чтобы добраться до него, нам пришлось перейти через все остальные тральщики. Это был маленький корабль, и все на нем было крохотное: кают-компания, в которой едва могло уместиться за столом четыре человека; кубрик, где был рассчитан каждый сантиметр площади; камбуз, где кок орудовал на игрушечной плите. Командир тральщика, лейтенант Алексей Сергеевич Зыбцев, оказался приветливым человеком, а корабль, на который мы попали, — одним из самых заслуженных тральщиков флота. Он прошел десятки тысяч миль по минным полям и остался невредим. Он выловил и уничтожил добрую сотню мин, и ни разу не случилось несчастья. Он провел больше ста транспортов с войсками и грузом в осажденный фашистами Севастополь. Стоило послушать рассказы Зыбцева! (Он рассказывал очень коротко и, казалось, боялся, что его заподозрят в желании похвастать подвигами.)
— В нашей жизни бывает много горя и радостей, — говорил Зыбцев. — Горе — когда погибают товарищи, а радость — когда нам удается выполнить задание с честью. Большой радостью было, когда мы в одиннадцатибалльный шторм, под бомбежкой, все же доводили до Севастополя транспорты. Великой радостью было, когда нам удавалось выбросить десант в тылу врага. Никогда не забуду бомбежку под Новороссийском перед Новым годом. Да, я думаю, и никто из тех, кто остался жив, не забудет. Бомбы сыпались на нас одна за другой. Пулеметы и пушки до того накалились, что, казалось, расплавятся. Корабль накрывало градом осколков, камнями, кирпичом и землей, заливало водой и грязью. На полубаке начался пожар, и мы его с трудом потушили. Новый год мы встречали в море. Перевязали друг другу раны. Заделали пробоины. Разлили по кружкам спирт и подняли тост — единственный тост в ту ночь — за Сталина, за победу! Лицо у Зыбцева было простое, открытое, глаза ясные, голубые, а подбородок прикрывала небольшая русая бородка. — В январе 1942 года, — продолжал он, — мы доставляли бензин в Феодосию, освобожденную нашим десантом. Противник наступал на пустой, унылый, похожий на кладбище город. Над нами проносились и рвались в бухте снаряды. Груз наш, сами понимаете, был не из приятных. Стоило одному лишь осколку попасть в бочку... Мы вздохнули легко, когда освободились от груза и взяли на борт раненых. Мороз — двадцать градусов. Ветер крепчал, а корабль был перегружен. Волны накрывали его. Мои ребята ухаживали за промерзшими ранеными, уступали им койки и кубрики. Дошли мы до места благополучно... Что еще рассказать? Первого июля 1942 года мы в последний раз прорвались в Севастополь. Моросил дождь, было пасмурно. Мы шли прямо по минному полю к берегу, чтобы подобрать раненых. Взрывались последние батареи. Мои ребята вплавь доставляли раненых и спасли женщину с двумя маленькими детишками. Мы нагрузили корабль до предела и ушли из горящего города на Кавказ... Юра спросил, пойдут ли они на боевое траление. — Да, пойдем. — Простите, товарищ лейтенант, а вы нас с собой не возьмете?
— Нет, не возьму. Не возьму! — повторил Зыбцев. — Но сегодня мы идем обезвредить блуждающую мину. Я вас приглашаю с собой. Командир встал на мостик и подал команду. Матросы отдали швартовы. Тральщик оторвался от своего близнеца и пошел в море. — Вот так же отец выходил на корабле, — сказал Фрол. — Ты провожал его? — спросил я. — Да, всегда! В тот раз — тоже. И, ты знаешь, вдруг к вечеру что-то ухнуло. Ухало целый день — ничего, а на этот раз ухнуло — я почему-то о «Буйном» подумал! И мне представилось... — Что? — Нет, ничего, Кит. Только «Буйный» так и не воротился. Мы были уже за цепочкой бонов и шли вдоль берега. Тральщик осторожно раздвигал голубую воду. Были видны зенитные батареи, прикрытые зеленью, белые санатории, пальмы, машины, спешащие по прибрежной дороге. — Где же мина? — спросил Бунчиков. — Подойдем — увидишь, — ответил Фрол. — Ее будут расстреливать из орудия? — поинтересовался Авдеенко. — Да что вам рассказывать: сами увидите... Большой рыбачий баркас покачивался на волне. Тральщик направлялся к нему. Рыбаки чем-то махали.
— Ишь, пляшет! — сказал Фрол. — Где, где? — Гляди левее баркаса. Большой темный шар то поднимался, то опускался, словно это дышало живое чудовище. — Ишь, тиной как обтянуло! — пробормотал Фрол. — Рогатая смерть... Звякнул машинный телеграф. Тральщик замедлил ход и затем замер на месте, покачиваясь на волне. — Тузик спустить! — скомандовал с мостика Зыбцев. Два матроса спустили на воду крохотную, хрупкую лодчонку, в которой могло поместиться не больше двух человек: это и был так называемый «тузик». — Выполняйте! — коротко приказал командир. Один из матросов сел за весла, другой уместился на корме. Тузик понесся к мине. Рыбачий баркас запустил мотор и полным ходом уходил к берегу. — Наблюдайте внимательно, — сказал нам Сурков. Он протянул мне бинокль. Перед глазами был лишь туман. Сурков повернул регулятор: — Теперь видите? — Вижу. Я увидел совсем близко матроса, который сидел на корме. Он приподнялся, притронулся к мине... А если она вдруг взорвется?.. Фрол выхватил у меня бинокль. Вся команда тральщика стояла у самого борта и наблюдала за своими товарищами. — Надел на рожок подрывной патрон, — сказал Фрол. — Поджигает шнур. Без бинокля я видел только, что тузик стал быстро удаляться от темного шара. Звякнул машинный телеграф: тральщик полным ходом уходил от тузика и от мины. «Как же матросы? — подумал я. — Зачем мы их оставляем?» Тузик замер. Матросов не было видно. — Легли, чтобы их не задело осколками, — пояснил Сурков.
Вдруг раздался такой оглушительный взрыв, что корабль затрясло. Зеленый столб дыма и пламени поднялся к небу и огромным зелено-красным грибом повис над водой, закрыв от нас берег. Когда дым рассеялся, мы увидели спешащий к нам тузик. Матросы взобрались на борт. У них были взволнованные, но счастливые лица. — Скажите, — спросил я минера, — вы в первый раз подрывали мину? — В сорок четвертый. — Не страшно? — Сегодня — нет. А один раз натерпелся страху. Пошли мы на тузике. Море было неважное. Поджег я шнур. «Давай греби!» — говорю. Вдруг, слышу, командир кричит с мостика. А что кричит — не пойму. Наверное, велит торопиться. «Нажимай!» — говорю. Но командир берет рупор — и теперь я слышу: «В моторах неисправность, корабль идти не может!» А что это значит, чувствуете? Корабль пропадет. «Назад!» — говорю. Товарищ мой побледнел, как смерть, а все же гребет. Подошли опять к мине. Ну, руки у меня задрожали. Но ведь все равно она, подлая, взорвется, другого выхода нет. Чуть тузик не опрокинул, так сердце у меня колотилось. Но я сорвал подрывной патрон, загасил шнур чуть не в самую последнюю секунду. Руки сжег... Вернулись мы на корабль. Ну и пережили товарищи за эти двести секунд!.. Механик, наконец, доложил, что машины исправлены. Что поделаешь? Мину оставить нельзя — напорется кто-нибудь... Так мы с моим дружком еще раз все то же самое проделали... Корабль вошел в бухту и ошвартовался у борта своего товарища — тральщика. Поблагодарив Зыбцева, мы пошли на «Каму».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Прекрасный материал! Вызвал много теплых воспоминаний о ЛНВМУ, нахимовцах, офицерах, преподавателях... А Наталья Владимировна Дубровина - учитель "от бога", всеобщая любимица. Воспоминания написаны великолепно: образность и хорошее слово. Ныне это редкость. Наш прекрасный русский язык будет жить, пока живы такие люди, как Н. В. Дубровина. Да, это настоящий подарок ленинградцам-блокадникам! С искренним уважением, И.И. Поваляев, с 1967 по 1969 - начальник клуба, с 1969 по 1972 г. - помощник начПО по комсомольской работе. Ныне капитан 1 ранга запаса, доктор философских наук, профессор. Работаю в Департаменте образования города Москвы.
"Благодарю судьбу! За то, что моими любимыми учителями в Ленинградском нахимовском военно-морском училище с 1968 по 1971 годы были две скромные, но удивительно обаятельные подруги - Наталья Владимировна Дубровина и Нелли Михайловна Тройницкая! Но особо в эти памятные для Ленинградцев дни хочу выразить СЛОВА ИСКРЕННЕЙ БЛАГОДАРНОСТИ НАТАЛЬЕ ДУБРОВИНОЙ - моему УЧИТЕЛЮ СЛОВЕСНОСТИ, которая заложила в будущем корабельном офицере-подводнике такой прочный (железобетонный) фундамент знаний по русскому и литературе, что я на пике своей службы (не имея журналистского образования) стал морским редактором журнала Генерального штаба ВС России, а на пенсии - ответственным секретарем Издательского дома "Оружие и технологии", а также одним из создателей журнала для моряков и их семей "Виктория"!!! Славлю Ваш ТРУД, Наталья Владимировна и желаю ЗДОРОВЬЯ ВАМ и ВАШИМ БЛИЗКИМ!!! Искренне Ваш, Саша Кузиванов, 23-й выпуск ЛНВМУ (1971 год)."
Не могу не откликнуться на публикацию о Н.В., добавив и от себя немного… Думаю, что одним из основных показателей работы педагога является то, как ученики овладели их предметом. Участвуя в подготовке различных встреч в училище, я обратил внимание на довольно грамотные послания от однокашников, на порядок превышающие уровень людей с высшим образованием, с которыми я работаю. Сам я не могу завизировать документ, составленный не очень грамотно или имеющий ошибки, сказывается та планка, которую нам задала Н.В. 40 с лишним лет назад. Не в меньшей мере запомнилось и её доброе отношение к нам, подросткам, недаром, приезжая в Питер, стараемся встретиться с Натальей Владимировной и её верной подругой Неллей Михайловной Тройницкой, которая до настоящего времени продолжает работать в стенах родного училища. Именно этих педагогов приглашаем на наши встречи в Москве и Питере… Не скрою, что и в настоящее время веду переписку с Н.В. и Н.М., созваниваемся, всегда рад весточкам от них, а прошло столько лет…. Доброго им здоровья! Сергей Ерасов (ЛНВМУ-71, 5 рота)
Уважаемая Наталья Владимировна! Я не имел чести знать Вас ранее, так как не учился в Нахимовском училище, но Вы стали близки мне, как сестра. Я тоже блокадник, жили мы на Невском 32/34, но после того, как в дом 30 попала бомба и,через образовавшиеся трещины в стене нашей комнаты, можно было смотреть на Дом Книги (и это в самые лютые морозы(!) мы вынуждены были переехать (вернее перейти) к бабушке на Пионерскую 23. Много рассказано и показано про блокаду, много написано, но когда я читал Ваши воспоминания, мне всё время казалось, что это я разыскиваю что-нибудь, что может гореть, что это я стою в очереди за хлебом и получив, прячу его скорее за пазухой, чтобы не вырвали, не отобрали... Что это я бреду по засыпанной снегом улице, закутанный во всё,что только можно было намотать на ребёнка (мой день рождения 11 июня 1930 года) и это мне, то и дело, попадаются на глаза трупы обессиливших, голодных людей. Спасибо Вам, Наталья Владимировна за Ваш труд! Как хорошо, что на свете хороших людей всё же больше, чем плохих! Я тоже, Наталья Владимировна, подводник и ЗНАЮ, что если кто-то из нашего брата уважительно говорит о ком-то, значит этот КТО-ТО, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хороший человек, заслуживающий уважение! С искренним почтением Ленинцев Виталий Николаевич, выпускник 1 БВВМУ (уч.Ленкома) 1953 года
Очень благодарен преподавательнице русского языка и литературы Наталье Владимировне Дубровиной. Она имела отношение к кругу ленинградских поэтов, в том числе к Иосифу Бродскому. Несмотря на жесткие цензурные условия, которые тогда существовали, она ухитрялась доносить до нас живое поэтическое слово, рассказывала даже о тех поэтах, которые были тогда запрещены, водила нас на встречи с поэтами. Так я увидел Бродского, Высоцкого и других, хотя тогда, мальчишкой, конечно, не осознавал высоты этого уровня. Тогда это были мальчишеские впечатления на уровне восторгов: «Ах!Ох!». Она пробудила интерес к поэзии, и я стал пытаться писать стихи. Потом стал серьезно пробовать переводить с английского языка, литература захватила. Свинцов Дмитрий Германович, ЛНВМУ, 1970 год.
Из книги Дмитрия Свинцова "Петровская набережная", 1987 год.
Дубровина Наталия Владимировна, вы за высокий стиль меня простите и, как крылом, своим прекрасным именем российскую словесность осените.
Конечно, хрестоматии написаны. Но разве и на ста листах поведать о жизни, от рождения до выстрела, о судьбах, от паденья до победы.
Пускай не попадете вы в историю литературы. Светит имя ваше в Наталье Гончаровой и Ростовой Наташе.
За то, что понимали боль поэтовой тоски всечасной и любви огромной, за то, что я вожу с собой «Про это», — поклон вам.
За голоса, звучащие из прошлого, впрямую обращенные к потомкам, за чувства, не захватанные пошлостью, за ломку
характеров, домашних и обыденных, за чистоту мальчишеских терзаний — спасибо вам, Наталия Владимировна. За то, что не закончился экзамен,
за то, что вы свободно и уверенно нас в юность выводили из подростков. И очень жаль, что не хватило времени сказать, чтó перед смертью пел Твардовский.
Как жаль, что когда мы учились в ЛНВМУ, мы не знали всего, о чем написала Наталья Владимировна сейчас. Удивительно скромный человек. Здоровья Вам, дорогой наш преподаватель, на долгие годы! Нахимовец 5 роты 1971 года выпуска Аркадий Золотарев