В минно-торпедном классе. Л.К.Бекренев стоит второй справа. 1928 год.
Футбольная команда ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Четвертый слева Л.К.Бекренев. 1929 год.
Тетрадь № 5.
Глава XI. На специальных курсах.
В мае 1927 года закончилось обучение моего курса на общеобразовательных курсах. Морскую практику проходили на учебном судне «».
1 октября 1927 года 160 юношей, включая 38 курсантов, переведенных с общих курсов, начали обучение на первом специальном курсе. Среди новобранцев 18 человек были краснофлотцы и красноармейцы, окончившие общеобразовательные школы по месту прохождения действительной военной службы. Другие 104 человека – прибывшие из разных городов после окончания полной средней школы, успешно сдавшие вступительные экзамены на первый специальный курс. Набор 1927 года оказался удачнее, хотя и здесь не обошлось без отчисления из училища. Из 38 бывших общекурсников были отчислены 27 человек: 2 – по недисциплинированности и 25 – по неуспеваемости. На этом и закончилась трагедия общеобразовательного курса набора 1924 года. Таким образом, из 135 юношей, принятых в 1924 году на первый общеобразовательный курс, училище окончили в феврале 1931 года только лишь 11 человек!!! Из 122-х новобранцев 1927 года: 14 человек было отчислено по неуспеваемости. Выпустилось в феврале 1931 года 119 человек. Сразу на курсе сложилась благоприятная общественная атмосфера, которая на протяжении всех трех лет и 5 месяцев обучения на специальном курсе держалась на товариществе и взаимодействии. Не было ни группировок, ни ссор, ни неприязни. И большая заслуга в этом деле – партийной ячейки, образовавшейся из новобранцев краснофлотцев и солдат, и созданной в начале учебного года комсомольской организации. Они твердо держали в поле своей деятельности состояние на курсе дисциплины, успеваемости, организацию досуга слушателей. В основе своей эти же стороны жизни находили место в стенгазете. Партячейка и комсомольская организация действовали куда деловитее и требовательнее, чем это было при обучении на общих курсах. В последующие годы партячейка увеличила свою численность. На курсе значительно повысился уровень культурно-массовой работы: практиковались коллективные выходы в театры, музеи, сформировалась художественная самодеятельность, спортивная работа.
Не могу не вспомнить таких курсовых «актеров» как Ваню Байкова, выступавшего с большим успехом с юмористическими рассказами М.Зощенко и с пародиями на известного в те годы в Ленинграде комика-сатирика Василия Васильевича Гущинского. Бурной овацией провожали зрители наше трио: Петю Демина, Костю Мельникова, Мишу Дорохова после их синхронного, четкого, артистичного исполнения появившихся в годы НЭПа танцев чарльстон, румба, американская чечетка, а также матросского танца «Яблочко» их собственной композиции. С затаенным дыханием слушатели, находившиеся в огромном Зале Революции (В.Бекренев: При царе зал Морского кадетского корпуса был самым большим танцевальным залом в городе), слушали арии из опер и оперетт, русские и цыганские романсы, русские народные песни и появившиеся тогда песни «Красная Звездочка», «Кирпичики», исполнявшиеся нашим курсовым певцом (драматический тенор) Костей Половцевым. Он же, кстати сказать, и прекрасный художник портретист и пейзажист. Двое с курса: Дорохов (кларнет) и Бекренев (труба) входили в состав училищного самодеятельного духового оркестра, выступавшего не только на вечерах танцев и сопровождавшего военные шествия, но и с концертными программами.
Оркестр училища. 1927-28 г. Л.К.Бекренев стоит в переднем ряду в центре.
В 1928 году самодеятельный оркестр распался. Большинство его музыкантов были выпущены из училища. Был открыт штат духового оркестра из профессиональных музыкантов. А мы на своем курсе создали оркестр «смешанных» инструментов: рояль – Гоша Иванов, скрипка – Костя Слатинский, кларнет – Миша Дорохов, труба – Бекренев, банджо (струнный щипковый инструмент) – Костя Мельников, гитара – Витя Яковлев, флексатон – Ваня Байков, свирель – Леня Скородумов, ударники – Юля Семенович и . Участвовали в вечерах художественной самодеятельности.
Училищный оркестр. Л.К.Бекренев (крайний слева) дирижирует оркестром. 1928-1929 учебный год.
Вспоминая о постановке в училище культмассовой работы, нельзя не сказать о концертах, устраиваемых в Зале Революции для личного состава училища с участием профессиональных сил ленинградских театров и эстрады. Всех участников, конечно, не помню, но мы слушали, можно сказать, «звезд» Мариинского (затем имени С.М.Кирова, ныне вновь Мариинский) театра оперы и балета: Батурина, Мигая, Пичковского, восхищались искусством, тогда еще молодой, но уже «звезды» балета этого же театра, Марины Семеновой. Слушали актеров оперетты: Ростовцева. Феона (старшего), Ярона, Щиголеву, Орлова, Орлову, Ксендзовского, весьма популярных тогда в Ленинграде. Запомнились Ирма Яунзем – песни нескольких народов на их родных языках, Нина Викторовна Дулькевич – русские и цыганские романсы, Смирнов-Сокольский – автор и исполнитель политических фельетонов, выступавший одетым в неизменную темно-синию бархатную толстовку с большим на шее белым шелковым бантом. Смотрели и слушали «острого» комика-сатирика Гущенского, других актеров эстрады. В роли конферансье чаще всего был любимец ленинградской публики Михаил Наумович Гаркави, мастер конферанса. Несмотря на мощные габариты своей фигуры, он обладал удивительной легкостью в движениях. Концерты в училище, особенно с участием профессионалов, приобщали нас, провинциальных парней, к большой русской и мировой музыкальной, вокальной, хореографической культуре.
Концерты редко проходили без участия нового, только что появившегося в те годы жанра искусства – «Рабочей газеты» или, как еще называли «Живой газеты». Человек 8-10 молодых актеров, скорее всего из рабочих клубов, одетых в синие блузы, типа толстовок, почему их и называли «синеблузниками», посредством коллективно-композиционного исполнения выступали с фельетонами, монологами, декламацией, песнями, как говорится, «на тему дня», откликаясь остро, критически, с юмором на текущие социальные и политические события, происходившие во внутренней и международной жизни. В том же Зале Революции проводились спортивные вечера, на которых слушатели и курсанты-спортсмены демонстрировали свои достижения в спортивной гимнастике и боксе. В составе сборной команды по спортивной гимнастике были два наших однокурсника: Илья Беляев и Леша Ямпольский – прекрасные гимнасты. Команда, участвуя в соревнованиях на первенство ленинградского военного округа и военных учебных заведений ленинградского гарнизона, ни разу не оставалась без призового места и неоднократно была победителем.
Постоянный командный и педагогический состав.
В превалирующем большинстве это были офицеры царского флота. Наш флот еще не имел в те годы своих педагогических кадров, да и командные кадры стали появляться лишь с 1922 года.
В 1924-1926 г.г. начальником училища и комиссаром был Николай Александрович Бологов – офицер старого флота. В годы Гражданской войны командовал кораблями Красного флота, тогда же был принят в ряды партии большевиков. В 1926 году был назначен военно-морским атташе при посольстве СССР в Японии. Вернувшись, работал в центральных органах РККФ. Имел звание контр-адмирал. В том же 1926 году училище принял Юрий Федорович Ралль, до этого командовавший линейным кораблем «Марат» Балтийского флота. Тоже офицер старого флота, участник Гражданской войны на стороне красного флота. Юрий Федорович был известен как высокообразованный военный моряк, уважаемый командир. Беспартийный. В КПСС вступил в 1941 году с началом Великой Отечественной Войны. Комиссаром училища был назначен известный флотский политработник Яков Васильевич Волков. Оба они – и Ралль и Волков – внесли существенный вклад в совершенствование учебного процесса. Выработали единый учебно-воспитательный план, целевые установки по каждой учебной дисциплине, сформулировали задачи по многим курсам. Комиссия Центра, проверявшая деятельность училища в 1929 году, дала высокую оценку состоянию обучения и дисциплины в училище. В октябре 1930 года Ралль и Волков получили новые назначения по службе со значительным повышением в должности. Ралль – начальником боевой подготовки Военно-морских сил, а Волков – членом Военного совета Тихоокеанского флота.
Тишина. Молча стоят моряки. И вдруг, как тень, появляется Тильда в васильковом венке на седых волосах. Она заглядывает в глаза то одному, то другому. Она каждого спрашивает: «Ты — Миша? Ты — Ваня?» Седые тяжелые косы бьют ее по плечам. Крамской почтительно уступает ей дорогу. Она спрашивает: «Ты — Миша?». Качает головой: нет... Подходит к памятнику. Положив руки на плечи приезжему капитану, смотрит в глаза: «Ты — Миша?» — Тильда! — отвечает он не то радостно, не то удивленно. — Миша! — кричит она и падает замертво. Гость поднимает ее как ребенка. — Тильда жива? А нам... нам сказали, что немцы ее расстреляли... Он бережно опускает девушку на скамейку. Она приходит в себя. Повторяет: — Миша! Да. Он действительно Миша. Ему она спасла жизнь. Все тело ее содрогается от рыданий. — ...Да, так вот оно и было...— заканчивает рассказ о подвиге Тильды приезжий моряк. — И были мы ей не братьями и не сватьями... Что ты вытерпела, бедная Тильда! Гость осторожно и нежно целует ее в высокий, чуть тронутый морщинками лоб. Она вытирает слезы. Безумия в глазах больше нет.
На набережной расставлены амфитеатром скамейки. Поднимают флаг на «Калевипоэге», учебной парусной шхуне, гордости Херманна Саара, оснащенной руками старшин и матросов.
На ней проходили морскую практику нахимовцы военного набора.
По борту в белых форменках выстроились юные друзья флота. Школьники обступают Крамского. Их не пускают на шхуну, а им до смерти хочется на ней побывать. — Товарищ капитан первого ранга, — обращается к Крамскому светловолосый мальчуган, курносый, в веснушках.— Несправедливость какая! Антсу можно, мне — нет! А Антс старше меня всего на два года. Я гребу не хуже его, под парусами на острова ходил, хочу быть моряком. Да, моряком, как Антс и как вы! Ну, как не распорядиться, чтобы его пустили на парусник? Крамской в нем увидел себя; таким же он приходил в Кронштадте на корабли, с любопытством рассматривал все, что видел на палубе, спускался по трапам в трюмы, заглядывал в машинное отделение: все было интересно, влекло к себе! — Только рукам воли не давать,— предупредили мальчугана. — А я что, маленький? — с достоинством ответил будущий мореход. «Что ж? Пройдет несколько лет,— подумал Крамской,—и я, весьма вероятно, встречу этого паренька где-нибудь на корабле... Он на всю жизнь полюбит море и флот и станет матросом, а быть может и офицером!» Вместо фанфар кричат горны. Из моря выходит Нептун с трезубцем. Сквозь стекла маски горят фантастические глаза (зажглись электрические лампочки — выдумка корабельных электриков). За Нептуном со дна морского выходит свита, оставляя на песке мокрый след.
Вспыхнули в небе ракеты — и далеко в море с глухим рокотом поднялась снежная елка и опустилась, словно ее подрубили под корень: минеры взорвали мину. Снова вспыхнула в небе ракета — и появились парусные шхуны купцов и каравеллы пиратов. На носу головного пиратского корабля, под черным парусом и с черным флагом на мачте, стоял Фрол Живцов с обвязанной пестрым платком головой. У ног его сидел в пиратском костюме и в шляпе Буян. Пираты сближались с купцами и стреляли из аркебузов... ...Когда матросы решили разыграть «пиратскую битву», инструктор Ложкин, тот самый, который в «Трех сестрах» изображал поручика Родэ, ужаснулся: — Что вы, товарищи? Полная безыдейность! При чем пираты в День флота? Но Бурлак решил: «Пусть веселятся». И приказал Ложкину поддержать инициативу команд, но к участию в праздничном действии допускать лишь отличных пловцов. И Ложкин, с тем же энтузиазмом, с каким готовил спектакль «Три сестры», мобилизовал всю «тяжелую артиллерию» искусства: руководителя драмкружка Ясного, хормейстера Палладия Пафнутьевича Снегирева, достал в местном театре костюмы, помогал Рындину разрисовывать борта старых ботов, превращая их в пиратские каравеллы, словом, проявил самую кипучую деятельность. ...Пираты сближались с купцами и стреляли из аркебузов. Рыжий предводитель пиратов приказал: «На абордаж!» На глазах у зрителей произошло сражение.
А тем временем матросский хор под руководством Палладия Пафнутьевича грянул: «Из-за острова на стрежень». На расписном челне выплыл Степан Разин с соратниками. Пантомиму поставил Ясный. Товарищи Разина возмущались, что Степан променял их на бабу. Под последнюю строфу песни, могуче спетую хором, Разин-Глоба поднял княжну и швырнул ее в море. «Княжна» нырнула под челн и выплыла в трусах и в тельняшке с другого борта — это был Супрунов. Когда Никита, разгоряченный, усталый, довольный разыскал Лайне — она ждала его и радостно устремилась навстречу,— они пошли туда, где все пели и танцевали; и они танцевали; потом постояли перед эстрадой, где подвизались певцы, рассказчики и танцоры. Подошел Фрол, шепнул тихонько Никите: «Смотри не потеряй свою буйную .голову». «А ведь я ее, кажется, уже потерял»,— подумал Никита. В свободный час он устремлялся в домик с корабельным колоколом у двери, огорчался, если Лайне была на дежурстве, радовался, если заставал ее дома, подружился с ее отцом, носил в кармане сахар для Мустика. Лайне ему нужна, как воздух, как море. Он любил ее, любил ее платья, ее акварели, мозаики, ее ловкие и нежные руки, ему нравилось, как она ходит, говорит, улыбается, стряпает, накрывает на стол. Он следил за каждым ее движением, и ему казалось, что, если бы она умерла тогда в море, он бы не смог этого пережить. Он хвалил ее памятник, убеждал ее выставлять акварели на выставках, говорил, что думает о ней каждый день, каждую ночь. И это была сущая правда. И вот сейчас они уходили все дальше, шли мимо чистеньких, выкрашенных в светло-зеленый цвет домиков, вошли в лес, где уже начинал цвести , шли по мягкому ярко-зеленому мху, по бруснике, чернике,— и все вокруг было сиреневым и зеленым, и стучал дятел и куковала кукушка, накуковав им столько лет жизни, что хватило б на пятерых.
И Лайне думала: как хорошо, что они тогда встретились, когда он курсантом зашел в Таллине к Хэльми со своим рыжим другом, и как хорошо получилось, что Хэльми предложила пойти к Рындиным встречать Новый год, и судьба, что именно он тогда вышел на тузике подрывать мину, запутавшуюся в сетях дяди Херманна. И, конечно, судьба, что он, Никита, пришел на помощь, когда они погибали, да, погибали, волны захлестывали их с головой, и шхуна была беспомощна, совершенно беспомощна, и они, пока сил хватало, отливали холодную неумолимую воду и, наконец, перестали ее отливать. И ночь была бесконечной, и пароход прошел мимо, холодно проблистали его неприветливые огни, и до чего же обидно, да, очень обидно бы было умереть такой молодой! 307 И ее тогда подняли чьи-то сильные руки, и ей показалось, что сын Калева, богатырь, несет ее через реки и горы... Потом вдруг расплавилось солнце и полилось ей в рот, она закашлялась и очнулась. И узнала Никиту... Никиту. И вот он рядом со мной. Неужели ты, ты не понимаешь, Никита, как я люблю тебя?! Между шершавыми стволами сосен светилось море — нестрашное, ласковое, ясное море, и сегодня казалось невероятным, что с ним нужно бороться и в нем можно утонуть. Вчера оно было жестоким врагом, а теперь оно стало верным и ласковым другом. — Лайне... — Никита?.. — откликнулась она живо. Он смотрит ей прямо в глаза. Он серьезен. Неужели он скажет сегодня, здесь, сейчас, скажет ей то, что он должен, обязательно должен сказать? Но она не дождалась слов, которые так хотела услышать. Ну что ж? Хэльми услышала признание Миши только через три года. Подожду и я. Я подожду...
Инструктор политотдела лейтенант Ложкин решил повсюду показать самодеятельный коллектив «Триста третьего». Выступление следовало за выступлением. «Триста третий» должен завоевать первое место на смотре! Едва корабль ошвартовывался у пирса, людей вызывали на репетиции. Коркин раздражался и говорил Фролу: — Люди устают, они невнимательны на занятиях. Боцман и то уже спрашивал, кого мы готовим: матросов или эстрадных артистов? — Я Ложкина поставлю на место,— заявил Фрол. И когда рассыльный политотдела опять пришел звать «артистов» на репетицию, Фрол сказал: — Передайте: на «Триста третьем» проводятся занятия и срывать их не будем. Людей сегодня не вышлем. В другой раз Коркин отпустил людей на два часа, они вернулись через четыре. Их опять задержал Ложкин. На корабле были сорваны занятия по специальности. — Разрешите мне пойти в политотдел — объясниться? — спросил Фрол Коркина. — Идите. По пути Фрол встретил Михаила Ферапонтовича. — Что за мрачность во взоре? — спросил комдив. Узнав, чем Фрол озабочен, он засмеялся: — Ложкин — молодой и чересчур увлекающийся товарищ, любит шумиху и ограниченно смотрит на вещи в пределах участка своей работы. Лишь процветало бы то, чем он руководит. А вы поэнергичнее, Фрол Алексеевич, поэнергичнее! Фрол, накалившись, вошел в политотдел.
Ложкин сидел за столом и читал «». — Вы сорвали нам плановые занятия,— сказал Фрол.— А военные занятия важнее всех репетиций. Попрошу вас в другой раз людей не задерживать. — Да вы что? — откинул газету в сторону Ложкин.— Вы мне смотр хотите сорвать? «Триста третий» идет на первом месте в дивизионе и может выйти на первое место в соединении, а после — во флотском масштабе. Вас это не волнует? — Разумный отдых я поощряю и поощряю талантливых людей. Но я готовлю матросов прежде всего к боевой работе, а не к артистической деятельности, готовлю умелых воинов — вот что меня волнует! А репетиции, выступления отвлекают их, утомляют и приносят не пользу — ущерб... Ложкин встал и уперся руками о стол. — Та-ак...— сказал он значительно.— Значит, вы, лейтенант Живцов, против самодеятельности? — Нет, я — за самодеятельность («Не поймаешь», — подумал Фрол), но не в той форме, в какой вы ее себе представляете. Вы сказали: «Мне смотр хотите сорвать?» Вам лично? Очень возможно. — Ого! — угрожающе сказал Ложкин, и лицо его стало раздраженным и жестким. — А лейтенант Коркин вас тоже уполномочил на такой разговор?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
СВЕРШИЛОСЬ! НАС УСЛЫШАЛИ! Наконец-то получен ответ хоть от одной инстанции, ответственной за ликвидацию «Музейно-мемориального комплекса истории ВМФ России» в районе «Северное Тушино» г. Москвы. В свежем номере газеты «Военно-промышленный курьер» («ВПК») № 31 (499) за 14 августа 2013 года на странице 12 (см. Приложение) опубликована официальная позиция Департамента культуры города Москвы от 07.08.2013 г. № 01-11-1289/3 за подписью первого заместителя руководителя Департамента Е.В. Проничевой на проблему музея. Это первый ответ властей города на мою статью в этой газете от 01 августа 2013 г. ЦЕЛЬ ТОЙ КРАТКОЙ (а потому НЕ ТОЧНОЙ, А НЕПОЛНОЙ) СТАТЬИ ДОСТИГНУТА (!) – привлечь внимание властей столицы и морской общественности на судьбу уникальных экспонатов истории ВМФ.
Я не имею права злоупотреблять вниманием читателей «ВПК» и занимать новые площади очень уважаемой газеты на пустую переписку с этим Департаментом, но я обязательно доведу до главного редактора газеты (копию дам в Департамент) свои ПОЛНЫЕ (а потому ТОЧНЫЕ) комментарии к этой официальной позиции, так как я понимаю, что любой чиновник считает своей задачей сначала низвергнуть автора, дающего в статье «неточную информацию» и, растоптав его, выпятить себя (свое ведомство) в качестве «образца», не вводящего в заблуждение читателей газеты.
ПРОЧИТАВ ОТВЕТ Е.В. Проничевой, ХОЧУ СРАЗУ ЕГО ЗАБРАКОВАТЬ! Мне жаль эту госпожу, ведь ее так сильно подставили подчиненные, готовившие впопыхах ее ответ. Вывод напрашивается сам собой: либо она не в курсе проблемы, либо у нее некомпетентные подчиненные! Почему так произошло? Вот мои комментарии к тезисам позиции Департамента:
1. «…довожу до Вашего сведения, что музей подводной лодки Б-396 «Новосибирский комсомолец» не прекратил свое существование, а лишь временно закрыт для посетителей». В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ДЕЛО ОБСТОИТ ЕЩЕ ХУЖЕ! Прекратил существование весь «Музейно-мемориальный комплекс истории Военно-морского флота России»! В доказательство могу привести копию Свидетельства Федеральной налоговой службы (выданного 23 мая 2013 г. Межрайонной инспекцией ФНС № 46 по г. Москве) о прекращении деятельности юридического лица – «Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы «Музейно-мемориальный комплекс истории Военно-морского флота России», которое теперь не имеет своего финансового счета и прочих атрибутов самостоятельной организации (название, Устав, кадры, бухгалтерия). Копию документа представлю в редакцию по ее требованию.
2. Самое ужасное в том, что Департамент культуры «временно закрыл для посетителей» не только музей подводной лодки Б-396 «Новосибирский комсомолец», но и весь Музейный комплекс! Причем сделал это без всякого изучения общественного мнения, пожеланий морской общественности, да и просто населения столицы. Он сделал это настолько «кулуарно», что вызвал сначала (в ноябре 2012 г.) недоумение моряков, а затем, при закрытии подводной лодки в мае 2013 г., и возмущение! Кому мешала набережная со своими, ставшими ее неотъемлемой частью, экспонатами? Где в течение последних лет проходили многие торжественные (с обязательным подъемом военно-морских флагов) мероприятия ветеранов флота вместе с морскими кадетами и юными моряками. Где теперь им собираться – взрослые чиновники не подумали об этом!
3. «Решение о прекращении приема посетителей было принято по итогам выездной проверки лодки, состоявшейся 23 мая 2013 года под руководством начальника управления Заместителя Мэра г.Москвы по вопросам социального развития Н.П. Филиповой…» (попутная ремарка: даже в фамилии чиновницы Департамент культуры делает ошибку, написав ее с одной буквой «п»! Кто читал и визировал текст письма Е.В. Проничевой?). Почему выездную проверку лодки высокой комиссией нельзя было делать раньше, до ноября 2012 г., представив ее результаты на суд общественности (на худой конец, просто объявив их в СМИ). Кому выгодно было такое замалчивание темы?
4. «По результатам проверки было установлено, что Большая дизельная подводная лодка Б-396 находится на балансе Департамента строительства г.Москвы и является объектом незавершенного строительства, другими словами она так и не была введена в эксплуатацию». Тут же напрашивается вопрос сразу к двум департаментам: культуры и строительства столицы. Неужели до работы выездной комиссии в мае этого года руководство этих ведомств не знало – на чьем балансе находятся все три больших объекта (лодка, экраноплан и катер на воздушной подушке)? Хотя, как мне рассказал корреспондент «Московской правды», первым написавший о закрытии Музейного комплекса истории ВМФ в июне этого года, в пресс-службе Департамента строительства на его вопрос удивленно ответили, что они не знают на балансе такой объект как подводная лодка! Вот до чего довела «закрытость и кулуарность» ведения дел вокруг лодки! Ведь в течение многих лет и даже в начале этого года выделялись значительные суммы на дооборудование объектов! За 10 лет Департамент строительства так и не смог (или не захотел?) дооборудовать их и превратить в музейные экспонаты, как предписывалось Распоряжениями Правительства России от 03.11.2003 г. и 07.09.2006 г. Что же он делал с этими деньгами?
5. «В связи с необходимостью завершения строительных работ на объекте Музейно-мемориального комплекса истории ВМФ России Департаменту культуры г.Москвы было предписано временно приостановить прием посетителей до завершения строительных работ Департаментом строительства г.Москвы, а также обеспечить отключение объекта от электроснабжения и передать ключи балансодержателю - Департаменту строительства г.Москвы». Мой вопрос: может ли вышеназванная комиссия перечислить по пунктам: какие строительные работы на объекте (на каком из трех больших?) Музейно-мемориального комплекса истории ВМФ России не завершены? Ведь конструкторы и судостроители «Северного машиностроительного предприятия», сдали Москве уже переоборудованную лодку. А в начале этого года выделялись значительные суммы (миллионы!) на дооборудование экраноплана. Где эти деньги и почему в письме Департамента культуры газете ни слова не говорится о дооборудовании оставшихся двух объектов (экраноплана и катера)?
Далее. Временная приостановка приема посетителей на лодку (с навешиванием замков) и одновременное отключение такого сложного объекта от электроснабжения показывают некомпетентность специалистов, принимавших решение. В этом случае нельзя обеспечить доступ в отсеки и трюма подводной лодки для их регулярного осмотра, тем самым нарушаются все правила обеспечения безопасности объекта на воде! А впереди – осень, повышенная влажность и закономерное (без проверок) снижение сопротивления изоляции… К тому же людей, проводивших осмотры, уже уволили! Кроме того, на флоте широко известно, что слово «временная приостановка» может означать «НАВСЕГДА». Кто может поручиться, что это не так? Против этого может быть только один метод: широко опубликовать План развития музейного комплекса (с ответственными организациями, лицами и реальными сроками выполнения всех работ). Как было предписано постановлениями Правительства Москвы от 19 декабря 2006 г. N 1023-ПП "О дальнейшем развитии музейно-мемориального комплекса истории Военно-морского флота России в акватории Химкинского водохранилища" и от 6 октября 2009 г. N 1072-ПП "О внесении изменений в постановление Правительства Москвы от 19 декабря 2006 г. N 1023-ПП".
Попутный вопрос: почему вдруг ключи балансодержателя от недостроенного объекта (лодка) вдруг оказались у Департамента культуры, который своим же приказом передает их обратно строителям (отдал то, что ему не принадлежало, бред какой-то)?
6. «Согласно проекту реконструкции музейно-паркового комплекса "Северное Тушино" на прилежащей к подводной лодке территории в скором времени должен быть построен павильон для морского музея, что также позволит увеличить количество рабочих мест. Все экспонаты, представленные в музее ВМФ уникальны, поэтому после завершения строительных работ подводная лодка будет передана музейно-парковому комплексу и снова откроит свои двери для посетителей. Срок завершения работ – конец 2013 года – начало 2014 года». Откуда вдруг, ни с того ни с сего, появился павильон для морского музея, который должен быть построен именно на прилежащей к подводной лодке территории? Ведь согласно вышеуказанному Постановлению Правительства Москвы от 19 декабря 2006 г. № 1023-ПП, должны были быть выполнены следующие пусковые этапы и их реализация в 2007-2012 гг.:
- I этап 3-я очередь - строительство служебного павильона для приема посетителей, площадок для экспонирования образцов военно-морской техники;
- II этап - демилитаризация, перемещение и установка экраноплана и десантного катера после их передачи из федеральной собственности в собственность города Москвы в установленном порядке;
- III этап - строительство здания ММК истории ВМФ России (общей площадью 5000 кв. м).
Куда делся заказчик всех работ - ГУП "ДЗ "Гидромост". Где проект здания?
Насколько реальны сроки завершения работ, если директор парка лично сказал тому же корреспонденту «Московской правды», что сам не знает – когда строители (и, главное, кто, какая организация») сделают лодку.
7. «28 июля 2013 года администрацией музейно-паркового комплекса "Северное Тушино" специально для ветеранов было проведено мероприятие по празднованию Дня Военно-Морского Флота. Праздник прошел в формате спектакля - реконструкции военных сражений, которые развернулись не только на суше, но и на воде. Стоит отметить, что подобного рода мероприятия никогда ранее не проводились на территории музейно-паркового комплекса и в планах администрации парка сделать праздник ежегодной традицией».
Я побывал на Дне ВМФ в парке «Северное Тушино». Впечатление – ужасное! Вместо соблюдения определенных канонов этого праздника (плакаты с Днем ВМФ, общее построение моряков, подъем флага, встреча Нептуна, показательные выступления моряков, показ морской техники, моделей и т.д.) на пляже парка состоялось шоу на тему «Сталинградский десант»… Причем с раннего утра до полудня (!), до начала шоу, на всю акваторию Химкинского водохранилища из динамиков гремели гитлеровские марши (не морские патриотические, всеми любимые песни!). При всем моем уважении к битве, юбилей которой отмечали в конце прошлого - начале этого года, по моему убеждению, это шоу – совсем не характерно и абсолютно неприемлемо для такого Дня ВМФ! К тому же абсолютно не были соблюдены нормы безопасности (в зрителей летели стреляные гильзы, сами каскадеры обгорели, а один – на параплане – и вовсе разбился). Обеспечение скорой помощью также не было! И это все – следствие закрытия Музейно-мемориального комплекса истории ВМФ России!
8. «Просим Вас дать опубликовать позицию…»
В какой же школе учат такому русскому языку? Глупость пишущего да увидят все!!!
Остается последний вопрос: КТО ЖЕ ВВОДИТ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ ЧИТАТЕЛЕЙ ГАЗЕТЫ?
Поезд прибыл на (ныне Московский) вокзал. Пошли, как указывал нам товарищ ярославского городского военкомата, к военному коменданту вокзала. Предъявили предписания и метрики – документ о регистрации рождения (тогда свидетельств о рождении и паспортов еще не было). Нас отправили в комнату ожидания, в которой уже находились таких же человек 8-10, прибывших из других городов. Пришел краснофлотец – старшина и повел нас в казарму. Большая привокзальная площадь удивила нас многолюдием и разнозвучным шумом. Потоки пешеходов на широком тротуаре и площади беспорядочно пересекались в разносторонних направлениях. Множество лотошников, стоявших и ходивших перед выходом из вокзала, кричали на разные голоса: «Кому бублики, бублики, налетай!», «А вот пирожки, горячие, вкусные пирожки», «Милые дети, покупайте сладкие пети!» (Леденец, петух на палочке) и т.п. Тут же торговали бельем, платками, галантереей, папиросами, прочим товаром. «Гей! Гей! Посторонись» - зычно восклицали извозчики, разгоняя пешеходов. Автомобили – грузовики гремели цепями таля, предшественницы кардановой передачи, глушили публику шумом двигателей и звуками клаксонов – воздушных сигналов. В центре округлой площади возвышался грубовато-тяжелый памятник Александру третьему, выполненный из темно-серого гранита: здоровый конь на постаменте, на нем царь верхом в полицейской форме – мундир, шаровары с напуском на голенища сапог, шапка – кубанка, шашка. Заметив наш интерес, краснофлотец пояснил, кому он воздвигнут и сказал, что питерские рабочие прозвали памятник «Пугалом». Вокруг памятника разворачивался трамвай со страшно визгливым скрежетом от трения колес о рельсы и с громким звоном своих упредительных сигналов.
, Николай II был очень недоволен скульптурным изображением отца. Горожане же повторяли из уст в уста эпиграмму неизвестного автора: «Стоит комод, на комоде бегемот, на бегемоте идиот» (вариант – «на бегемоте обормот»). В городе тогда шел спор – считать тяжеловесный памятник неудачей известного скульптора или, напротив, блистательным успехом: дескать, скульптор выразил свое отношение к реакционному царю, вызывавшему недовольство общества своей политикой. приписывается фраза: «Я не занимаюсь политикой, я просто изобразил одно животное на другом».
В суматошной обстановке, в которой мы оказались, у нас была одна забота – как бы в могучей, движущейся толпе не потерять краснофлотца, не отстать от него. От вокзала до казармы шли пешком, километров, наверное, около шести. Но нам с маршрутом и с сопровождающим очень повезло. Прошли весь Невский проспект. Здесь тоже было большое движение: пешеходы, извозчики, автомашины, трамваи, но шума было меньше, чем на площади. Первое, что обратило наше внимание – покрытие Невского проспекта, его проезжей части, деревянными, шестигранными шашками, называемыми торцами (бруски поперечно разрезанного дерева). На наш вопрос: «Почему?» - сопровождающий ответил: «Чтобы лошади извозчиков и кавалеристов не нарушали покой петербургской знати, проживавшей на Невском, цоканьем копыт по камню». Это было для нас первым знакомством с капризами петербургской знати.
Первую остановку сопровождавший сделал на углу Невского и улицей Садовой, чтобы показать нам место расстрела в июле 1917 года мирной демонстрации трудящихся, солдат и матросов, учиненного по распоряжению буржуазного Временного правительства. При последующем движении он показал Казанский собор, в котором похоронен Кутузов, здание бывшей Государственной думы, Арку Главного штаба, через которую 25 октября 1917 года (7 ноября по новому стилю) ворвались на Дворцовую площадь красногвардейцы (отряды вооруженных рабочих), революционные солдаты и матросы на штурм Зимнего дворца, в котором засели министры Временного правительства. Показал Зимний дворец, место на Дворцовой площади, где бы расстреляна мирная демонстрация рабочих 9 января 1905 года, Александровский парк, через который матросы Балтики шли на штурм Зимнего дворца в октябре 1917 года. Услышав название парка, мне вспомнились слова песни: «Мой сын в Александровском парке был пулею с дерева снят». Песню эту я слышал еще в Коровниках, на берегу Волги. Ее в полголоса пели рабочие, вечером сидевшие у костра. Так вот, о каких событиях, была та песня, подумал я. О Кровавом воскресенье 1905 года. Краснофлотец показал нам Сенатскую площадь, на которую 14 декабря 1825 года вышли дворяне – революционеры, преимущественно офицеры, участники войны 1812 года, и войска, находившиеся под их влиянием, протестуя против самодержавия и крепостничества. То было первое в России революционное восстание «». Здесь же мы увидели известного со школьной скамьи «Медного всадника» и Исаакиевский собор, Адмиралтейскую иглу и шпиль Петропавловской крепости.
Увиденное и услышанное произвело на нас, провинциальных парней, большое впечатление. Из рассказанного я кое-что слышал, занимаясь в кружке комсомольской учебы, но сейчас, на конкретных местах я представил себе все в натуре, объемнее. И помню, возникло у меня тогда желание – вернуться бы сейчас в Ярославль и рассказать ребятам ЯГЭС обо всем, что увидел и услышал в первый же день прибытия в Ленинград. Краснофлотец оказался не без умора, у входа в Крюковские казармы, куда он нас привел, был небольшой, но довольно симпатичный каменный мост через речку Мойку. «Вот это мост поцелуев!» – утвердительно подчеркнув последнее слово, и посмотрел на нас с интригующей улыбкой. Увидев, однако, наши серьезно-вопросительные лица, выжидавшие пояснений, разъяснил: «Так называют этот мост в шутку, а истинное ему название «Поцелуев мост», названный по фамилии его строителя. В казармах собралось нас человек 130-140, съехавших их разных городов. Жили по корабельному расписанию. Занимали нас различными хозяйственными работами. Командовал нами старшина. Питание было трехразовое, приличное. Бачок – на 6 человек. Ложки – у каждого своя. С 19 часов до 22-х разрешался выход в город. В воскресные дни – с 9 часов. Ходили группами по 3-4 человека, знакомились с Ленинградом. Много исторической интересной информации дали нам в те дни любезные ленинградцы по собственной инициативе, узнавая в нас приезжих провинциалов. Конечно, влекла нас к себе Нева. Здесь нам показали место, где стоял крейсер «Аврора» в ночь на 25 октября 1917 года, который выстрелом из носовой пушки дал сигнал к началу штурма Зимнего дворца. Первым, увиденным нами, кораблем был «Кречет», на котором размещался походный штаб Балтийского флота. На противоположном берегу Невы, у берега Васильевского острова, видели многотонный транспорт «Народоволец», лежащим на борту, погруженным в воду. Нам пояснили, что он опрокинулся из-за неумелой и неправильной его разгрузки.
В середине сентября из Крюковских казарм нас перевели в Екатерингофские казармы, в которых размещалось Подготовительное военно-морское училище, сформированное в 1922 году. Его обучающиеся и постоянный состав были в отпусках. 22 или 23 числа нам объявили, что будем подвергнуты вступительным экзаменам. Помню, как «екнуло» мое сердечко. Слово экзамен я слышал, суть его представлял, а испытывать не приходилось. Сдам ли? Затревожила меня мысль. А вдруг провалюсь. Ведь более 2-х лет я не держал в руках учебника. Стыдно возвращаться в Ярославль. Экзаменоваться нас повели строем на Васильевский остров, на набережной Невы находилось Военно-морское училище, которое с 1920 года имело статус высшего учебного заведения. В его зале нам и учинили «экзамен». К нам, приезжим, присоединились здесь ребята из ближайших к Ленинграду городов. Всего экзаменовалось около двухсот человек.
Тетрадь № 4.
В настоящее время тетрадь отсутствует. Приведем фото, относящиеся к данному периоду.
ВВМУ им. М.В.Фрунзе, 2-й год обучения. В центре - начальник курса Н.АЛуковников. Л.К.Бекренев стоит в верхнем ряду третий справа. 1925 год.
ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Занятия по стрелковой подготовке. Л.К.Бекренев пятый справа. 1925 год.
ВВМУ им. М.В.Фрунзе. В учебном классе. Л.К.Бекренев стоит в центре (четвертый слева). 1926 год.
Но почему ее руки горячи, как ? Почему у нее такие сухие горячие губы? Он не долго задумывается над этим. Он думает: «Вот она, любовь! Да, любовь! Настоящая, большая любовь!» Он целует ее под высокими соснами. Она отвечает. Им кажется, что они вдвоем во всем мире, только он и она... Когда они возвращались к кострам, они говорили на ты.
Крамской и Леночка сидят на валунах у самого моря. Черные камни лежат в белой воде. — Ты живешь среди прекрасных людей,— говорит Леночка. — Да, я их очень ценю. Хороший народ. Море любят! — Да...— опускает она голову на руки. Он, Митя, тоже любил море! Но она не решается напомнить о нем. Клубочек воспоминаний разматывается медленно, задерживается на узелках. И ему и ей есть о чем рассказать — о плохом и хорошем, но совсем не хочется вспоминать о плохом. Они нашли друг друга, а это — самое главное! Для них не существует ни Любови Афанасьевны, ни Глеба, ни Леночкиного мужа.
Никита возвращается в с контрольного траления только через неделю. И узнает, что Лайне больна. Тяжело больна. Она простудилась там, в море, а может быть и в Иванову ночь! — Воспаление легких с осложнением, четвертый день, бедняжка, без памяти; профессор Кунинг приедет утром из Таллина; он прислал какой-то чудодейственный препарат... Юхан на десять лет постарел. Он на нее не надышится. Вы зайдите к ним, — говорит Никите тетушка Райма, встретив его на улице. Она берет его под руку и говорит тихо, чтобы никто не слыхал: — Все вас зовет девочка... В бреду все вас вспоминает... Через полчаса Никита входит в дом у самого моря. Юхан Саар, осунувшийся, с посеревшим от бессонницы лицом, встречает его в прихожей: — А, лейтенант Морская Душа... Вы слышали, какое у нас горе? — Да, капитан. На клетку с попугаем наброшен пестрый платок. В коридоре под потолком горит неяркая лампа. Из комнаты Лайне выходит дородная женщина в белом халате. — Вы можете пойти отдохнуть,— предлагает ей Юхан.— Мы посидим у нее. Лампочка под синим шелковым абажуром едва освещает постель и светлые волосы на подушке.
Юхан Саар тяжело садится на стул у постели и опускает голову на руки. глухо шумит. Они сидят молча полчаса, час. На городской башне часы медленно отбивают полночь. Другие отвечают им за стеной. Юхан Саар шепчет: — Посидите с ней; я схожу в порт, жду пароход с островов. — Хорошо,— шепнул Никита в ответ. Дверь скрипнула — он ушел. Никита на цыпочках подходит к столу — взять книгу. Включает настольную лампу. По столу разбросаны акварели: шхуна в волнах; рыбаки встречают его «Триста пятый». Когда он, стараясь не шуметь, возвращается, Лайне открывает глаза. Как она осунулась за несколько дней! Как побледнела! — Лайне! Я только сегодня вернулся и узнал: ты больна... Но она смотрит и не узнает. Входит сиделка. Лайне закрывает глаза, снова впадает в беспамятство... — Идите, молодой человек,— убеждает сиделка. — Нет, я подожду капитана. — Сидите. Она берет книгу. Это толстый и, наверное, очень скучный роман, потому что она лениво перелистывает страницы и, как видно, читает без всякого интереса. Теперь Никите не видно Лайне, ее заслонила широкая спина сиделки.
— Который час? — спрашивает он шепотом. поднимает усталые глаза: — Четыре. У вас часы на руке. — А когда приедет профессор? — В восемь. Вы в десятый раз спрашиваете. —— По-моему, я вас ни разу не спрашивал. — Шли бы вы спать. Никита сидит у окна, смотрит в темный сад; ему кажется, целая вечность прошла. Почему же не возвращается Юхан Саар? На востоке небо медленно начинает бледнеть, потом оно заалело; и вдруг откуда-то брызнул целый сноп света, осветивший гряду облаков. Проснувшиеся деревья в тянутся к солнцу, расправляя листву. Кто-то прошел мимо дома и кашлянул.
Сиделка встает. — Молодой человек, телефон в кабинете! Позвоните отцу. — Что с ней? Ей плохо? Она умирает? — Пить...— слышит он. — Да звоните же! Скажите, чтобы поскорее пришел! Но Никита устремился к постели. Лайне широко раскрывает глаза и спрашивает: — На самом деле... Никита... ты... или снова — во сне? Никита кричит: — Да идите же, звоните скорее отцу! И толстая женщина уходит покорно, не обижаясь. А Никита, осторожно целуя Лайне ладонь, слышит: — Я так ждала, Никита... Все время ждала тебя!
Утром приехал профессор Кунинг из Таллина и, осмотрев Лайне, сказал, что «великолепный препарат действует без ошибки». Юхан Саар ликовал, обнимал Никиту, сиделку, профессора, говорил, что дороже дочери у него никого нет на свете. — А море? — чуть улыбнулась Лайне.
— Ну, море есть , а дочка есть дочка! Чтобы скрыть слезу от чужих людей, Юхан Саар ушел в сад—курить свою трубку... Лайне поправлялась; каждый новый день восстанавливал ее силы. Весь дом был заставлен цветами — их приносили друзья и подруги. Лайне стала выходить в сад, на солнце. — Ты думаешь, я совсем испугалась моря, Никита? — спросила она, когда он пришел, вырвавшись к ней на минутку.— О нет! Я снова пойду с дядей Херманном! Я, как и ты, морская душа. Ты уже уходишь? Тебе очень нужно? Но приходи скорей, Никита, я без тебя не могу... Он ушел. Какой он хороший! Это он спас ее. Он — ее судьба... И она повторяет: — Никита... Никита... Никита... У калитки Никита встречает Хэльми. Она почему-то спрашивает: — А ты переписываешься с Антониной? Ему этот вопрос неприятен. Что за глупое любопытство? — Нет,— отвечает он. И он не солгал. Он Антонине давно уже не пишет.
Последнее июльское воскресенье, . Корабли с утра отошли от пирса и стали напротив набережной. В девять часов команды выстроились на борту. Крамской сходит на катер, за ним — Хейно Отс, Херманн Саар и гости-моряки; они были участниками десанта; их товарищи лежат там, на набережной, где сереет парусина над памятником. Вчера на торжественном заседании Крамского просили: «Расскажите, как вы воевали». Он ответил: «Как все моряки». Ответ был исчерпывающий. Его путь в войне неотделим от пути других моряков, вывозивших в зимнюю стужу гарнизон Ханко, высаживавших десанты, дравшихся насмерть с врагами на суше и на море. Обходя на катере корабли, Крамской поздравляет команды с праздником. Навстречу несется матросское «ура» и, затихая на одном корабле, возникает на следующем. На набережной, украшенной флагами, собралось все население города. Яркие платья девушек похожи на флаги расцвечивания. Катер причаливает к набережной, напротив покрытого парусиной памятника. Народ расступается, пропуская Крамского, Отса, гостей. Они встречаются с Лайне— бледной, недавно оправившейся от тяжелой болезни. Спадает серая парусина, и все видят белую плиту, якоря по углам и мозаику: «Вечно живым». Ребятишки приносят цветы, девушки — простенькие венки, они их сплели из полевых васильков и ромашек. Два морских офицера — участники боя — приехали откуда-то издалека отдать долг погибшим товарищам.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
