К вопросу о новой реальности: американский вариант. И.Жаров.
Итак, страна под названием США осваивает новую реальность. Ее национальные лидеры теперь позволяют себе не очень утруждаться придумыванием поводов для нападения на любую страну. Причем, очень часто официальные заявления не лишены какого-то изящного абсурда, от которого за версту отдает пост-постмодернизмом. Судите сами. Для чего нужен ракетно-бомбовый удар по суверенной стране, которая лежит не в одной тысяче километров от США? Оказывается, для того, чтобы исключить возможность применения этой страной химического оружия на территории Соединенных Штатов. Для тех, кто считает такое утверждение неубедительным, есть другое — отказ от нанесения ударов по Сирии будет превратно понят такими странами, как Иран и Северная Корея. А это уже точно скажется на национальных интересах и имидже США. Чтобы ложь была более убедительна, американские лидеры иногда говорят правду. На вопрос, во сколько им обойдется операция в Сирии, они честно признались, что все расходы будет нести Лига арабских стран. Нужно сказать, что американцы вообще не любят тратиться на удовольствие утилизировать свои боеприпасы на чужой территории. Например, почти всё, что западные страны натворили в Ливии, было оплачено из средств Каддафи, которые в своё время были «заморожены» в США и Швейцарии. Теперь же, утилизация «томагавков» будет происходить на деньги Саудовской Аравии, Катара и некоторых других арабских стран. На Ближнем Востоке тоже формируется новая реальность. Кроме традиционного игрока под названием Израиль, там в последнее время появилось еще несколько игроков, которые всё хотят сделать американскими руками. Когда Обама говорит об американских интересах, он выдает желаемое за действительное. Там уже давно другие интересы, которые Америка считает по инерции своими, а местные игроки ухмыляются и смотрят, как американцы послушно осуществляют их мечты, на реализацию которых они сами бы в одиночку никогда не решились. Вот, например, празднующий свой традиционный новый год Израиль уже говорит об американских ударах по Сирии как о деле давно решенном и начинает всё чаще упоминать Иран. Уже были произнесены слова, которые можно понять так, что, если США будет медлить так же, как с Сирией, то Израиль и сам с Ираном разберется, потому что нечего грозить Израилю уничтожением и создавать атомную бомбу. Но если это сделают американцы своими руками, то израильтяне возражать не будут. Армейское радио Израиля обрисовало обстановку так: чем больше США проявляют нерешительность в отношении Сирии, тем больше вероятность, что Израилю с Ираном придется разбираться в одиночку. Тем не менее, в то время как израильтяне сами себя пугали Ираном и его будущей ядерной мощью, новый иранский президент поздравил израильтян с традиционным новым годом и пожелал процветания. Новая реальность в действии. В сотворении «арабского халифата» американцы отводили центральную роль двум странам: Саудовской Аравии и Катару. Теперь между ними серьезные разногласия. Саудиты все больше отходят от сил, которые ассоциируют себя с мировым джихадом, а Катар, наоборот, старается все больше с ними заигрывать. Это если судить по событиям в Египте. События в Сирии говорят об обратном. Там и саудиты, и Катар в равной мере помогают «повстанцам», оставляя американскому ЦРУ почетную роль подготовки кадров. Электронные СМИ пестрят роликами, на которых «повстанцы» на камеру демонстрируют современное оружие, которое они получают из разных стран. Противотанковые средства им, например, предоставила Саудовская Аравия. Турция, однозначно заявив о своей поддержке военных акций в Сирии, тем не менее отозвала своего посла из Египта в знак протеста против действий военных в отношении Братьев-мусульман. Турецкому руководству милее джихадисты в Сирии несмотря на то, что большинство населения собственной страны настроено в пользу светского развития. И здесь новая реальность начинает брать своё. Умные люди в Израиле сегодня задаются вопросом: подвергнув Сирию ракетно-бомбовому удару, кому, в итоге, помогу американцы? Ведь среди тех, кто сегодня борется с Асадом, основную массу составляют «псы войны» (таких наберется не менее 20 тысяч), которые переходят из одной горячей точки к другой, умея в этой жизни только убивать себе подобных, и джихадисты, мечтающие, пользуясь исламскими лозунгами, захватить светскую власть и предпочитающие джихад любой политической борьбе, особенно после событий в Египте. На этом всякая конкретика заканчивается и начинается новая реальность. В соответствии с новой реальностью высшие чиновники США, начиная с госсекретаря Керри, непрестанно убеждают, прежде всего, себя в том, что джихадисты с каждым днем становятся политически всё умеренней, и к моменту бомбардировок должны стать белыми и пушистыми. По крайней мере, есть немало людей в США и других странах, основная работа которых сводится к тому, чтобы мир воспринимал этих людей как невинных жертв сирийского режима, мечтающих исключительно о том дне, когда они присоединятся к демократическому процессу западного типа. Даже серьезный «Уолл-стрит джорнал» и тот отметился статьей, в которой автор утверждал, что именно самые умеренные силы находятся на переднем плане борьбы с Асадом. Окончательный штрих новой реальности добавило заявление Керри о том, что режим, который придет к власти после Асада будет носить светский характер. Но почему-то эту мысль он произнес как-то быстро, скороговоркой, как обычно читают прогноз погоды или экономические прогнозы, которым не суждено сбыться. Обращаясь к американскому конгрессу, президент Обама сказал: «Мы понимаем, что существуют некоторые виды вооружения, которые при использовании могут не только привести к гротескным смертям, но могут попасть в руки неправительственных акторов и подвергнуть риску наших союзников и друзей, таких как Израиль, как Иордания, как Турция». Человек так витиевато излагающий свои мысли не может не болеть новой реальностью. Очень востребован в конгрессе в эти дни бывший магистр-литературовед, а ныне председатель Объединенного комитета начальников штабов Мартин Демпси. Его задача проста: он всем говорит, что кроме бомбежек у его организации для Сирии припасены «более широкие варианты». И президент США, и его военные чины знают, что все, что они говорят о нападении на Сирию, уже сделало их международными преступниками, потому что статья 2(4) Хартии ООН запрещает применение силы или угрозы применения силы в отношение другой страны, а статья 2(7) запрещает вмешиваться во внутренние междоусобицы. В соответствии с Хартией, для применения силы имеются только два основания: отражение угрозы непосредственного вторжения в страну и решение Совбеза ООН, признавшего, что все невоенные меры не возымели действия. В соответствии с американской конституцией, поскольку подпись США стоит под Хартией ООН, то она имеет главенство над американским законом, поэтому уже сейчас можно сказать, что решение американского конгресса о нападении на Сирию будет незаконным. В середине 1980-х американские самолеты морского базирования не раз совершали удары по сирийской территории. В 2008 от рук американского спецназа в одной из деревень восточной Сирии погибли гражданские лица. Годом раньше американцы сделали все возможное, чтобы Израиль ответил отказом на мирные инициативы Дамаска. И всё это лишь потому, что Башар Асад не вписывается в новую реальность, поразившую современную Америку, он слишком независим, слишком дорожит национальными интересами, слишком явно выступает против неоимпериализма, практикуемого сегодня Западом. Примечательно, что во время ирако-иранской войны подтвержденное применение иракцами химического оружия не явилось достаточным основанием для отзыва из Багдада группы специалистов военной разведки США, снабжавших Саддама Хусейна спутниковыми данными о передвижении иранских войск. Это всего лишь несколько замечаний, которые напросились сами собой, когда я вдруг понял, что США уже устремились в ту новую реальность, где правда и ложь значат одно и то же, а любая подлость ставится выше международного права, если подлость соответствует американским интересам, а международное право нет. Справедливости ради, следует сказать, что вряд ли сегодня в американской администрации найдется хоть один человек, который сможет ответить, что такое американские интересы. Правда, новая реальность этого и не требует.
Иван Жаров
5 сентября 2013 г.
Стихи о стихах. К.Лукьяненко.
Стихи — путешествие, туда и оттуда. Дорога, которую не пройти никогда То робкий покой, то как будто простуда, То вдруг понимаешь, что шел не туда..
Стихи — это мысли, но четче и строже, В них мира иного виднеется свет. Поэт — он немного забыт и восторжен, Влюблен, одинок, или он не поэт.
Есть строки рассвета и строки заката, Есть строки Вселенной и строки Творца. Есть строки, в которых уходишь куда-то – В иные миры и в иные сердца.
И эта строка никогда не остынет, Пока во Вселенной бушует огонь. Ты знаешь, что это дыханье богини, Но будешь искать — не найдешь никого.
В первые месяцы войны Республика не имела, практически, регулярной армии и могла противопоставить фашистским войскам только спешно организованную, плохо вооруженную, необученную народную милицию. Благодаря героизму народных масс, руководимых коммунистической партией Испании, первые атаки фашистов были отражены, а мятежи в городах, поднятые фашистами, были подавлены. Германия и Италия помогали Франко перебрасывать воздухом из Испанского Марокко в Испанию регулярные войска, а также танки, оружие, боеприпасы, другое снаряжение, начав тем самым военную интервенцию. Немецкие фашисты направляли в Испанию свою военную продукцию: бомбардировщики (юнкерсы), истребители (мессершмитты) – самолеты новейших конструкций со своими экипажами и инструкторами, с техническим персоналом, используя Испанскую войну в качестве полигона для своей авиации (Германия готовилась в войне против СССР). Итальянский фашистский фюрер Муссолини, следуя по стопам Гитлера, направил в Испанию для поддержки Франко целый экспедиционный корпус итальянских пехотных войск.
В одном из первых сражений корпус был разбит в пух и прах интернациональными бригадами, военным советником которых был русский генерал Павел Иванович Батов. В марте 1937 года под Гвадалахарой.
В августе 1936 года в Лондоне было принято соглашение 27-ми европейских государств о запрещении ввоза в Испанию оружия и военной техники всех видов. Тогда же был создан международный орган для наблюдения за выполнением соглашения. В портах и на железнодорожных станциях ряда государств были введены что-то вроде инспекторов с правом осмотра трюмов кораблей и вагонов, идущих в Испанию. Этот орган был назван Комитетом по невмешательству в испанские дела. Он находился в Лондоне. Поскольку некоторые государства не выполняли соглашение (Германия, Италия, Португалия и другие), а члены Комитета, в частности, Англия, Франция, а вскоре и США проявляли попустительство таким государствам – международное общество прозвало Комитет по невмешательству в Комитет по невмешательству во вмешательство. Англия, Франция и США, ссылаясь на Комитет по невмешательству, отказали, к примеру, в продаже Испании ряда видов оружия. Франция, в которой правили в те годы «социалисты», не пропустила через свою южную границу железнодорожные эшелоны с оружием, купленным республиканской Испанией в других странах. Национально-революционная война в Испании показала пример солидарности демократических сил мира. Рабочие, крестьяне, прогрессивная интеллигенция, в большом количестве стран – в 54-х странах проводили митинги, демонстрации, требуя отказа от политики невмешательства в дела Испанского народа. Антифашисты-добровольцы большими и малыми группами, а всего около 40 тысяч прибыли в Испанию со всех континентов.
Первоначально формировались батальоны по национальному признаку: Французский батальон Парижской коммуны; Итальянский – Гарибальди; Немецкий - Тельмана; Американский – Линкольна; Польский – Домбровского и т.д. Вскоре национальный принцип стал трудно выполнимым. Был, например, батальон Чапаева. В него входили бойцы 25-ти национальностей. Перешли на формирование интернациональных бригад по две тысячи человек в каждой. Испанские коммунисты формировались в полки. Такие формирования сражались самоотверженно. Однако не все другие партии занимались таким делом. Например, анархисты, троцкисты и им подобные, формировали колонны, которые развертывались на участках фронта, избранных без согласования с военным руководством. Были партии, враждовавшие между собой до того, что открывали ружейную и пулеметную стрельбу друг против друга на улицах и площадях городов, в тылу страны. Отметил такие случаи потому, что однажды, находясь в Барселоне и проходя площадь, услышал стрельбу, но не известно откуда. Народ, однако, быстро укрылся в домах. Конечно, и я пошел за ним. Стрельба не только не прекращалась, наоборот усиливалась. Это было во второй половине дня до темноты. Только лишь в 23 часа все мы, выждав прекращение стрельбы, смогли выбраться из подвала укрывавшей нас аптеки. Были и такие партии, которые самовольно отступали в тыл, оставляя фронт открытым для фашистов. В нашей стране была создана Комиссия по отправке в Испанию оружия, боеприпасов, самолетов, танков, горючего, медикаментов и многого другого, необходимого для войны. В Комиссию входили крупные военные начальники видов Вооруженных Сил, представители Комитета Госбезопасности, группа вспомогательного состава. Включили в группу и меня.
. Комиссия держала связь с П.И.Берзиным – главным военным советским советником в Испанской армии и с Н.Г.Кузнецовым – военно-морским атташе в Испании и главным военным советником в Испанском Военно-морском флоте. Их информировали о выходе в Испанию советских морских транспортов с военными грузами, с личным составом (армейским и флотским) железнодорожным путем. Поскольку Кузнецов сообщил о появлении у входа в Испанскую базу подводных лодок Германии и Италии, ему дано было указание направлять эскадренные миноносцы в такую-то точку в море с указанными координатами для конвоирования (охраны) судов в Картахену (главная база Испанского военного флота), предварительно обмениваться опознавательными сигналами (паролем). В декабре 1936 года в Феодосии (небольшой город в Крыму) прибыл испанский транспорт «Альдекоа» водоизмещением 10 тысяч тонн. Здесь в темные часы производилась загрузка трюмов транспорта военными грузами: самолетами, танками, горючими материалами, взрывчатыми веществами, боеприпасами.
В то же самое время Комитет по невмешательству в испанские дела создал контроль по выполнению его решений, посадив в ряде стран инспекторов с правом проверки грузов в трюмах морских судов и железнодорожных вагонов. Кстати сказать, в 1938 году, возвращаясь из Испании в Москву железнодорожным транспортом (нас было трое), мы пересекали южную границу Франции. Проезжали небольшой французский городок Перпиньян, проводник вагона показал нам через окно до пяти или шести (уже не помню) железнодорожных эшелона с военными грузами, купленных Испанией в европейских странах. «Они стоят здесь, - сказал проводник, - давно. Они задержаны французским правительством «социалистов (!)». Этим и была вызвана необходимость скрывать от любопытных глаз погрузку военных грузов на «Альдекоа» в Феодосии, заниматься погрузкой в темные (ночные) часы. В конце декабря 1936 года погрузка «Альдекоа» военными грузами была закончена. Но предстояла другая погрузка. Была потребность закрыть военный груз в трюмах транспорта чем-то «гражданским». Ведь предстояло проходить проливом Босфор, мимо турецкого порта Стамбул, в котором находился инспектор Комитета по невмешательству в испанские дела. Другого выхода из Черного моря в Средиземное нет. Решили накрыть военный груз несколькими слоями гражданской одежды, белья, муки, продуктов питания. Так и сделали.
Севастополь, загрузка транспорта. Л.К.Бекренев стоит в кепке.
В конце декабря «Альдекоа» был переведен в Севастополь. Здесь были установлены два 45-ти миллиметровых орудия, по одному на борт. Установка пушек была взята из опыта Первой мировой войны 1914-1918 годов. Николай Герасимович Кузнецов продолжал доносить из Картахены о периодическом появлении вблизи базы немецких и итальянских подводных лодок. Одна из них прошла под водой в базу и торпедировала в носовую часть линейный корабль. Он рекомендовал воспользоваться опытом той далекой войны, показавшим неплохие результаты. А суть такова. В те далекие годы подводные лодки знали, что коммерческие (торговые), грузовые суда, не имеют артиллерийского оружия. Они подходили к ним под водой на короткую дистанцию, чтобы торпедировать наверняка. И топили транспортные суда. Иногда подлодки всплывали совсем близко и требовали от коммерческого транспорта идти с ними в их базы в качестве военного трофея. При сопротивлении, как говорится, расстрел на месте. Такие действия осуществляли в ту войну немцы и англичане. В годы Первой мировой войны появились «суда-ловушки», снабженные артиллерийским оружием, закамуфлированным под обычными лодками (шлюпками на борту). При необходимости «лодки» мгновенно раскрывались и пушки становились готовыми открыть огонь по супостату. В нашем случае «Альдекоа» также становился судном-ловушкой. Для поддержания готовности орудий к открытию огня по противнику на транспорт прибыли шесть краснофлотцев-артиллеристов, добровольцев.
Маскировка орудий в шлюпке на теплоходе. Л.К.Бекренев стоит справа.
Я обратился к Командующему Черноморским флотом с просьбой направить и меня в Испанию. Он переговорил по телефону с Урицким – начальником Главного Разведывательного управления Генерального штаба. И тот дал согласие. Я пошел на «Альдекоа» в роли военного коменданта. В первых числах января 1937 года все работы, инструктаж капитана корабля и его помощников об особенностях перехода в Картахену, о встрече в море с испанскими эсминцами, об опознавательных сигналах и по ряду других вопросов были завершены. Для проверки готовности к отплытию на «Альдекоа» прибыли члены Комиссии. Капитан корабля и его помощники благодарили Советское правительство, Вооруженные Силы, членов Комиссии за все сделанное для Испании. Благодарили также за экскурсии по Крыму и за беседы с ними о Советском Союзе и его народах. В итоге капитан сказал: «Аора эстамос кон охас обиертос пор сус панс» - «Теперь у нас глаза открыты на Советский Союз».
Государственная комиссия по проверке готовности испанского транспорта «Аделькоа» к выходу в Картахену с оружием на борту. Л.К.Бекренев стоит слева в темной кепке с биноклем.
Босфор прошли ночью без контроля. Так же прошли Мраморное море и Дарданеллы. Далее, чтобы скрыть наш маршрут от возможного наблюдения за нами, выйдя из Дарданеллы, пошли не на запад, а на юг, делая тем самым вид, что идем в Суэцкий канал. В темное время суток, без включенных ходовых огней, повернули на запад и пошли вдоль африканского побережья к месту, назначенному для встречи с испанскими эскадренными миноносцами. Такое место было назначено на траверзе мыса Бон в двадцати милях от берега в шесть часов утра по местному времени. Точно так и было все сделано, и нами и эсминцами. Обменялись опознавательными сигналами и приветствиями. Эсминцы заняли свои места для конвоя (охраны) «Альдекоа» на пути к месту назначения – в Картахену: флагман впереди транспорта, эсминцы (их было три) по одному с правого и левого бортов. Транспорт доставил весь груз в целости и сохранности. В Картахене встречали нас: представитель Военно-морского министерства Испании, Н.Г.Кузнецов с помощниками, командир базы. Для разгрузки транспорта все было приготовлено, тут же и приступили к разгрузке, затягивать эту работу было опасно. Немецкие бомбардировщики частенько навещали базу.
Друзья-однокашники по училищу давно переженились, обзавелись ребятишками: Никита Рындин — сыном и дочкой, Фрол Живцов — сыном Алешкой, у Щеголькова и Хэльми — двое белобрысых мальчишек, бойко болтающих с эстонкой-матерью по-эстонски, с отцом по-русски. Только Ростислав оставался холостяком. «Почему? — интересовались товарищи. — Неужели, доживя до тридцати, никого так-таки и не встретил?» Встречал. Но девушки, которым он нравился, не производили на него впечатления. Не то в шутку, не то всерьез Ростислав отвечал товарищам: — Среди сотен встречу одну. Меня будто кто-то толкнет и подскажет: «Не зевай!» Но пока внутренний голос ни разу еще не подсказал: «Вот она!..» В кают-компании Минай Стебельков, убежденный холостяк, раскрасневшись, неумело курил и доказывал: — Мы — перелетные птицы. Сегодня я — в Таллине, завтра — в Либаве, послезавтра — в Балтийске, а там, быть может, и на Север пошлют. Женись — и пойдут недовольства, упреки. Вот Игнаша — женат. Живет со мной рядом. Я не подслушиваю — в том виноваты строители, многое и не хочешь — услышишь. Жена у него да две мамы. Две львицы в одной берлоге. Да разве они уживутся?
— Мать жены в гости приехала, — пытался вставить Игнаша. — Но живет шестой месяц у вас, — не сдавался Минай. — Между собой они ссорятся, а потом, объединясь, втроем дружно одолевают Игнашу: «Проси перевода в Москву». — Что верно, то верно, — вздохнул Барышев. — А куда — в Москву? На Московское море — буксиром командовать? Или просиживать в штабе штаны? Для чего же ты тогда учился в Нахимовском, кончал училище имени Фрунзе? Чтобы стать сухопутным крабом? Допустим, ты, Игааша, не поддашься. Ты насчет моря — крепок. Но кровь тебе портят? Портят. Ну уж нет, лучше совсем не жениться!.. — Я, если женюсь, сбить себя с фарватера не позволю, — хорохорился Сережа Гаврилов. — Должна существовать, — продолжал Минай, — особая порода женщин, созданных для того, чтобы связать свою судьбу с моряком, способных переносить переезды, разлуки с любимым... Но как нам их распознать? Однажды, в воскресный день, Ростислав пошел в город. Он любил бродить по узеньким улицам среди обомшелых башен и суровых каменных стен. Когда он поднимался по лабиринту переулков, узких, как щели, на средневековый, похожий на декорацию Вышгород, ему казалось, он видит фильм о средневековье: вот-вот раскроется готическое окно, выглянет красотка и помашет платком. Но вместо красотки высовывался унылый чиновник одного из бесчисленных учреждений.
С Вышгорода был виден весь город — черепичные крыши, круглые башни, острые шпили, густой дым из труб, сады, парки — до самого моря, а там, дальше, — гавань, доки, тяжелые, как утюги, корабли. Таллин — чудесный город старины, флота, его нельзя не любить. Ростислав любил его не меньше своего Ленинграда. В тот день он спустился перекусить в подвал «Старый Тоомас» на Ратушной площади, где в низком зале под сводами за дубовыми столами люди пили кофе, ели салат и яичницу. Он сел за свободный стол. Похожая на Маргариту из «Фауста» кельнерша встретила его улыбкой. Повторила: копченого угря, омлет, кофе со сливками... и опять улыбнулась... Вокруг все были заняты едой и друг другом, говорили вполголоса. Ростислав позавидовал парочкам, забравшимся в укромные уголки: светловолосый парень не выпускал руку подруги; за другим столом двое, казалось, были на седьмом небе. Кельнерша принесла заказ и снова улыбнулась. Ростислав улыбнулся в ответ. Вошли две девушки, причесанные под Брижит Бардо, — одна блондинка, другая маленькая брюнеточка. Глаза у них были подрисованы, и это делало их похожими друг на друга. Девушки огляделись, увидели, что все занято. Пошептались. Брюнеточка подошла к Ростиславу: — Простите, вы разрешите сесть за ваш стол?
— Пожалуйста. — Большое спасибо, а то мы хотели уже уходить, — поблагодарила брюнеточка. — Олюша, садись. Ну, конечно, угря и яичницу, и побольше мороженого, — взглянув в меню, сказала брюнеточка подруге. — Вы не удивляйтесь, пожалуйста. Мы так проголодались, все утро по городу бегаем. Ленинградки, впервые в Таллине, это чудо— не город! Правда ведь? — спросила она Ростислава, — видно, словоохотливая девчонка. Глаза у нее были как две черные смородинки. Ростислав подтвердил: да, он тоже влюблен в этот город. — Влюблены? Разве в город можно влюбиться? — засмеялась брюнеточка. — А вы думаете, влюбляются только в девушек? — Нет, я с вами, пожалуй, совершенно согласна. В такой город можно влюбиться. И я в него влюблена. Олюша, а ты? Блондинка кивнула и промолчала. Пока ее подруга заказывала подошедшей, на этот раз не улыбавшейся кельнерше завтрак, блондинка в упор смотрела на Ростислава, а он, встретив взгляд серо-голубых глаз, мучительно пытался вспомнить, где и когда он их видел. Нет, эту девушку он не знает, ее нельзя не запомнить: она куда интереснее своей бойкой подружки. «Олюшей ее зовут... Ольгой... Нет, Ольги я никогда не встречал», — и, успокоившись, Ростислав занялся едой. Вдруг блондинка спросила: — Простите... Скажите... ведь это же вы?
Он непонимающе смотрел в ее взволнованное лицо. — Ведь это же вы, не правда ли? Вы? — продолжала она допрашивать. — Я не могла обознаться... — Я? Ну конечно, я — это я, — ответил он бестолково на ее бестолковый вопрос. — Меня, конечно, трудно узнать, — оказала, волнуясь, блондинка. Глаза ее были полны радостных слез. — Вы тогда были уже почти совсем взрослым, а я... Алю, Алю вы помните? Она глубоко вздохнула — ждала ответа. Брюнеточка, ие понимая, в чем дело, перестала есть, тоже уставилась на него. И тогда Ростислав вспомнил...
2
...Много лет назад, вскоре после войны, он шел на теплоходе «Рига» к отцу, в порт Далекий. Теплоход был переполнен: офицерские семьи переправлялись в новую базу флота, туда же перебирались и вольнонаемные работники. Ростислав радовался, что самостоятельно путешествует, занимает верхнюю койку в каюте первого класса — на нижней расположился толстый певец, приглашенный моряками на гастроли. Не успев еще разложить свои вещи, певец долго полоскал над умывальником горло, потом раскатисто пробовал голос: «ми-ми-миаах-ха». К юному нахимовцу он отнесся слегка покровительственно, именуя его «морским волчишкой», посылал его то в буфет за нарзаном, то в читальный зал за газетами, которые он, разумеется, уже прочел в Ленинграде.
Преподаватель музыки в ЛНВМУ, композитор, заслуженный деятель искусств РФ
Толстяк удивился, что нахимовец знает все оперы, в которых он пел, любит серьезную музыку: «В наши дни среди молодежи вы редкость, мой мальчик, теперь молодежь предпочитает тру-ля-ля, тру-ля-ля, а симфонии для них — лес дремучий». Ростиславу было с толстяком интересно: он рассказывал о Шаляпине и Неждановой, Карузо и Джильи, о великих и о забытых певцах. За обедом в кают-компании их посадили рядом, за столом толстяк помалкивал: он сосредоточенно ел. Теплоход еще не вышел из Морского канала, как в курительной уже забивали «козла», ребятишки с визгом носились по коридорам и палубам. Правда, раньше, чем «Рига» прошла Финский залив, певец потерял аппетит и все удивлялся: — Неужели, счастливец, вас не тошнит? Ростислав заверял его, что это не настоящая качка, он испытал и похуже — и ничего: ел и борщ, и котлеты, и кашу и был совершенно здоров. — Ох, сколько оплаченного добра пропадает! — сокрушался .
Ночью он метался, храпел. Наутро многие пассажиры слонялись, как пьяные, в смятении поглядывая за борт, где ходили высокие пенистые волны. И только несколько ребятишек чувствовали себя как ни в чем не бывало; матросы прогнали их с палубы — случится что, за них отвечай. Ростислав поднялся на капитанский мостик, и капитан разрешил ему там остаться. Ростислав был горд. Еще бы! Офицеры-пассажиры сидят по каютам, а он вместе с капитаном смотрит сквозь толстое стекло на пенистые валы. Он даже перекинулся несколькими словами с капитаном. Да, окончив училище, он будет штурманом, его интересует и радиолокация. Уж он-то посвятит морю всю жизнь! Седой капитан сказал, что знает отца Ростислава, вместе конвоировали транспорты во время войны. «Первейший моряк ваш отец». Ростиславу было приятно услышать такое. Спустившись с мостика, он заглянул в пустой, с притушенным светом салон, в курительную, где в мрачном одиночестве курил носогрейку усатый мичман. В читальном зале горело лишь несколько лампочек. В глубоком кожаном кресле, поджав ноги, сидела девочка со стриженными, как у мальчика, светлыми волосами и читала толстый журнал. Ростислав взял со стола «Огонек», занялся кроссвордом. Вдруг он услышал: — Скажите, пожалуйста, писатели всегда пишут правду? — Писатели? По-моему, должны писать правду. — А вы читали когда-нибудь Грина? — Конечно читал. И «», и «». — Грин вам нравится? — Очень.
— И вы ему верите? — Да. — Я тоже. Я даже во сне часто вижу алые паруса. А вот другой писатель, — она показала толстый журнал,— говорит, что Грина надо, как это... — она заглянула,— а, вот... «изъять, он отравляет юношество, — опять заглянула в журнал, — беспочвенными мечтами». Ростислав был настолько возмущен, что девочка протянула ему журнал: — Почитайте, если не верите. Этот писатель — злой человек. А вы говорите — писатели пишут правду!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Капитан ледокола рассказал, что ожидая нашего возвращения из разведывательного полета, они сами, находясь в тумане, включали прожекторы, запускали дымовые ракеты, давали гудки. Ничего из этих сигналов до нас не дошло. Закончив научные работы, мы зашли на остров Врангеля, взяли там товарищей, закончивших свои работы, и направились во Владивосток с заходом в Перропавловск-Камчатский, чтобы высадить работников Комитета Севера, фотокорреспондента, строителей дома для зимовщиков. Об окончании работ доложили Москве. И тут же получили указание зайти в американский городок Ном, что на южном берегу Аляски вблизи Берингова пролива, и взять на борт ледокола самолет летчика Слепнева – участника спасения «челюскинцев». Этот самолет был куплен у американцев для участия в спасении «челюскинцев». Слепнев перегнал его в городок Ном – на Аляске, из которого и летал в лагерь Шмидта, находившейся еще на льдине. Брал «челюскинцев» и доставлял их в Уэлен. В тот год Ном был маленьким городком с небольшим количеством поселенцев, деревянными небольшими домами, хозяйственными постройками, магазинчиками, ресторанчиками. За домами и постройками холмы разрытого грунта, видимо, следы многолетних поисков золота.
Судя по характеру общения Слепнева с местными жителями, он пользовался уважением. Когда он водил нас по городу, встречные люди уважительно приветствовали его, даже из тех, кто шел по другой стороне улицы, другие снимали шляпы. Закрепив самолет на палубе ледокола, «Красин» направился во Владивосток. Предварительно нам предстояло зайти в Петропавловск. Поскольку пассажирская связь с Владивостоком в те годы была малой и слабой, администрация Петропавловска просила нас взять с собой во Владивосток трех мужчин и одну женщину. Мы согласились, но сказали, что мужчинам место на корабле найдем, а для женщины можем предложить только мягкий диван в кают-компании с высоким закрытием от подволока (потолка) до палубы (пола). Она согласилась. Ее возраст был, наверное, в четвертом десятке. Из Авачинской губы вышли в Тихий океан, пошли в Охотское море. Погода благоприятствовала. Однако, чем больше приближались к нему, тем суровее становилась погода. У Камчатского мыса «Лопатка» мы вошли уже в циклон, в область пониженного атмосферного давления с минимумом в центре. Погода при циклоне преобладает пасмурная, с ветрами, доходящими до ураганных ветров – тайфунов. Корабли испытывают бортовую и носовую качку, порой крен становится причиной их гибели. Такие события бывают чаще в зимние месяцы, когда волны от ветров заливают палубу корабля, которая покрывается льдом. Лед неравномерно накапливается. Корабль волной опрокидывается на борт. Такие явления особенно заметны в рыболовецком флоте. И чаще всего с июля по октябрь. Но бывают и зимой. Пройдя Татарским проливом, мы, можно сказать, оказались во Владивостоке. Здесь и закончилось выполнение нами работ, порученных Москвой. В те годы проводились работы по формированию Тихоокеанского флота. Смирнов – начальник экспедиции нанес визит Командующему Тихоокеанским флотом Викторову Михаилу Владимировичу, рассказал о спасении авиацией «челюскинцев», поинтересовался своими вопросами, как инспектор Военно-морского флота. Как и всегда меня водил с собой.
Военно-морской атташе капитан 1 ранга Ковалев Александр Семенович.
Викторов сообщил нам о прибытии во Владивосток Ковалева Александра Семеновича военного атташе в Японии. Того Ковалева, у которого я принял в Разведупре должность начальника Восточного сектора. Он прибыл, сказал Викторов, по вызову начальника Генерального штаба РККА специально для Викторова, Смирново, Бекренева, руководящего штабного и корабельного состава ТОФа, чтобы ознакомить нас с состоянием Японского флота и его подготовке к войне против Советского Союза. Да, в те годы Япония вместе с «молчаливыми» империалистами, фашистами и милитаристами готовилась к захвату Советского Дальнего Востока вплоть до Байкала. Наше политическое и военное руководство было весьма озабочено складывающейся обстановкой на Дальнем Востоке. Ведь Япония уже захватила северо-восточные провинции Китая, Манчжурию, целилась к захвату Монголии! Тогда же, в те дни я в встретился начальником Разведупра ТОФа капитаном первого ранга Зайцевым. Вместе решали вопросы разведывательной работы. Для него приезд Ковалева был весьма кстати.
А.С.Ковалев перед приемом у императора Хирохито.
В третий день пребывания во Владивостоке Смирнов, а с ним и я, выехали в Москву. Ехать предстояло 9 суток! Посмотрели фауну Сибири, полюбовались Байкалом, а в ресторане отведали знаменитого вкусного омуля. Прибыв в Москву, я изложил начальнику Разведупра – Павлу Ивановичу Берзину о работах, выполненных на ледоколе «Красин», о встречах во Владивостоке с Командующим Тихоокеанского флота, с военно-морским атташе в Японии Ковалевым, с начальником разведки Тихоокеанского флота Зайцевым. Доложил о просьбе Викторова и Зайцева помочь флотской разведке материалами и финансовыми средствами для повышения уровня ее деятельности. Доложил также о выполнении данного мне Берзиным задания по Панамскому каналу, задания данного мне перед уходом в экспедицию по спасению «челюскинцев». Выслушав доклад, Павел Иванович обязал меня ознакомить с ним начальников соответствующих отделов Управления, чтобы доложили ему о возможностях выполнить просьбы Командующего ТОФом. Я приступил к выполнению задач и обязанностей начальника Дальневосточного сектора. Примерно через год меня назначили начальником отделения агентурной разведки Разведывательного управления штаба Черноморского флота.
На Черноморском флоте
На этой должности я заменил товарища Баранчика – эрудированного работника, «старого» большевика, участника Первой мировой и Гражданской войн. Он имел уже преклонный возраст и причиной его ухода со службы явилась болезнь. Он ввел меня в особенности обстановки в каждой разведываемой стране, политического и контрразведывательного характера: в Румынии, Болгарии, Турции, Малой Азии, Греции, Египте. Агентурное отделение имело два разведывательных пункта, территориально разделенных. В каждом из них работал довольно подготовленный оперативный состав. Поступавшая от агентов информация положительно оценивалась флотским командованием. Некоторые агенты, завербованные в годы работы Баранчика, продолжали действовать и в годы Великой Отечественной войны. Еще в ноябре 1940 года, после подготовки в Севастополе, были отправлены на их родину, например, болгарский патриот «Гено» и его супруга под псевдонимом «Вера», подготовленная радистка.
. . .
Оккупация немцами Болгарии и установившийся усиленный контрразведывательный режим не позволяли им некоторое время приступить к работе. Однако они не теряли время. Создали другую резидентуру. Привлекли к разведработе брата «Гено» и его супругу. В 1942 году установили радиосвязь с разведкой Черноморского флота. К тому времени «Гено» создал агентурную сеть в Пловдиве, а его брат – в Варне. «Гено» информировал черноморцев о немецких и болгарских войсках и о Военно-воздушных силах на территории Болгарии, о внутриполитическом и экономическом положении в стране, брат «Гено» - о деятельности Военно-морских сил и обороне болгарского побережья. Разведка черноморцев имела деятельных агентов в Турции, в Румынии. Но мне не суждено было задерживаться на работе черноморцев.
Глава XX. В Испании.
В июле 1936 года в Испании вспыхнула национально-революционная война испанского народа. В начале XX века Испания участвовала в колониальном разделе Марокко. Держала там свои войска.
После Первой мировой и Гражданской войны в России в Испании усилилось рабочее движение. В 1920 году была основана коммунистическая партия Испании. Однако в 1923 году установилась военно-монархическая диктатура. В апреле 1931 года монархия была свергнута, что положило начало Испанской революции 1931-1939 годов, в ходе которой в январе 1931 года был создан Народный фронт (Испанская коммунистическая партия, Испанская социалистическая партия и другие). В Испании, надо сказать, было много партий и организаций: монархистов, троцкистов, реформистских профсоюзов, оппортунистов, мелко-буржуазных. И каждый из них играл в свою ду-ду. В рабочем движении возникали расколы, которыми пользовались реакционные силы. Была установлена военная диктатура. Лидеры социалистической партии и реформистских профсоюзов открыто предавали рабочий класс и сотрудничали с диктатором, получив разрешение на легальную деятельность, в то время как Компартия была загнана в подполье. Пролетариат и крестьянство, несмотря на репрессии, продолжали героическую борьбу, отвечали мощными забастовками и демонстрациями, хотя и несли большие потери. Компартия, загнанная в подполье, сумела сплотить вокруг себя широкие массы трудящихся. Ее деятельность особенно стала активной после 1932 года, когда во главе ее руководства стали Хосе Диас и Долорес Ибаррури. Если в 1931 году было 800 членов партии, то к 1934 году их стало 20 тысяч.
В 1933 году, после прихода в Германии к власти фашиста Гитлера, пользуясь попустительством республиканского правительства, силы реакции организовали антинародную фашистскую конфедерацию автономных правых и, пустив в ход все средства нажима на избирателей – от подкупа до террора – получили большинство голосов в парламенте. Мощное антифашистское движение вынудило фашистских правителей уйти в 1935 году в отставку. В январе 1936 года по предложению коммунистов лидеры социалистов и республиканцев подписали пакт о единстве действий. Образовался союз пролетариата, крестьянства, мелкой и средней городской буржуазии и прогрессивной интеллигенции против фашизма. Испанская и международная реакция организовали заговор против Республиканской Испании, в центре которого стояла фашистская Германия с фюрером Гитлером и фашистская Италия с фюрером Муссолини, имевшими весьма далекий прицел: утвердить в Испании фашистский режим и превратить ее в свою колонию и военную базу для перехвата морских путей Англии, Франции к их громадным колониальным владениям в Африке и в Азии. Правители США, Англии и Франции поощряли политику германского и итальянского фашизма, рассчитывая использовать его для подавления революционного движения в Испании, чтобы в дальнейшем направить фашистскую агрессию на Восток против Советского Союза. 17-18 июля 1936 года испанские фашисты подняли мятеж в гарнизонах испанской армии, включая находившихся в Марокко, укомплектованных марокканцами. Командование мятежных войск в большинстве своем было монархическое, участвовало в антиреспубликанском заговоре. Возглавлял контрреволюционные войска генерал Франко.
— Будем держаться! — торжественно произнесли два бывших нахимовца. Два других офицера — Минай Стебельков и Сергей Гаврилов — помогли Барышеву быстро освоиться. В кают-компании образовалась дружная морская семья молодых, но уже опытных офицеров. Молодые офицеры корабля горячо принимали к сердцу все комсомольские затеи старшин и матросов. И сами в них участвовали. При «клубе волнующих встреч» продолжались «литературные чтения». Ростислав свои книги, которые очень любил, скрепя сердце (растреплются и испачкаются) предоставил в общее пользование. Читали охотно, хотя сначала стеснялись брать книги у командира. Правда, когда в дивизион пришел новый комдив, капитан третьего ранга Сухов, он вызвал к себе Ростислава. — Я слышал, вы организовали на корабле «клуб взволнованных сердец» или что-то еще в этом роде? — спросил он, сдвинув брови. — «Клуб волнующих встреч»,—поправил его Ростислав. — Замполит в курсе дела, — поспешил он успокоить начальство. — Чем же эти взволнованные сердца у вас занимаются? — Они хотят лучше знать литературу и понимать серьезную музыку; изучают боевые традиции Балтики; вспоминают, как героически воевали их предшественники; узнают, как живут комсомольцы на целине... Расти хотят, товарищ комдив. — Но я полагаю, что они и так у вас почти все отличники? — Так точно, классные специалисты. — Разве они газет не читают?
Встреча ленинградских нахимовцев с народным артистом СССР Н.К.Черкасовым
— Читают. — (Ох, комдив совсем не понимает его!) — Но живое общение с комсомольцем, приехавшим с целины, со старым рабочим, видевшим Ленина или работавшим вместе с Калининым, с кинорежиссером, снявшим взволновавший нас фильм, с актером, игравшим в нем главную роль, с писателем, написавшим хорошую книгу о нас, моряках, по-моему, приносит немалую пользу. Вот их мы и приглашаем в наш «клуб». — А не думаете ли вы, капитан-лейтенант, что этими мероприятиями вы отнимаете время у боевой подготовки? — Товарищ комдив, все встречи проводятся в свободные часы. — В свободные часы нужно осваивать вторую специальность. — Большинство уже освоило; есть такие, что освоили три. Но каждый хочет прожить жизнь полнее, интереснее, больше узнать, увидеть, прийти с флота духовно выросшим, а не отставшим... Его личная жизнь... — У матроса не должно быть никакой личной жизни, — обрезал комдив Ростислава. — Дом матроса — корабль, семья — экипаж. Все мысли его должны быть направлены на то, чтобы лучше служить. Отличная служба — это и есть его личная жизнь. — Простите, товарищ капитан третьего ранга, но вы обедняете моряка... Сухов сердито на него покосился: — Кстати... Кто проводит эти самые... как их... литературные чтения?.. — Мы, офицеры.
— И вы? — Да, и я. — Разве у вас так много свободного времени? Разбрасываетесь! Ростислав вспыхнул, но сдержался — начальству возражать не положено — и ответил как мог спокойнее: — Горький говорил, что всем хорошим обязан книгам... Я тоже читал много в детстве, в училищах. Нахожу время читать и сейчас. Книги раскрыли мне мир, товарищ капитан третьего ранга. — Эх, Крамской, Крамской! Мне нужны специалисты своего дела. Берите пример с Беспощадного. Никаких у него взволнованных сердец, никаких чтений, никаких беспокойных встреч. У него люди служат и дают отличные показатели! — Но и мои тоже отличники, хотя и сердца у них беспокойные. — Боюсь, мне придется с вами хлебнуть неприятностей. Хорошая как-то дискуссия была в «Комсомолке», я лично читал: когда космос осваиваешь — не до стишков, не до музыки. Нам тоже не до стишков и не до музыки, мы осваиваем новую технику. Заранее знаю, что скажете: художественная литература, мол, помогает воспитывать... В «Комсомолке» и на это ответили... Нам стихи не нужны — нужны физики, а не лирики. — Но в «Комсомольской правде» был дан отпор тем, кто требовал запретить исполнять по радио симфоническую музыку, — он, видите ли, не может и не хочет ее понимать; тем, кто отрицал поэзию, как инженер Полетаев. Я ему не завидую: ограниченный человек. Гагарин и Титов здорово щелкнули его по носу — показали себя всем интересующимися людьми. И космонавт имеет право на лирику... и на личную жизнь... и на любовь наконец. Я убежден, что и матрос в девятнадцать, в двадцать лет любит, как все остальные парни. Любит невесту. Жену. И любит почти, как описано у Тургенева. — Ну, это вы, знаете ли, махнули. — Простите за нескромный вопрос: вы сами, товарищ капитан третьего ранга, любили?
Сухов вспыхнул до самых ушей: «Это уж слишком! Надо одернуть нахала!» — Я люблю службу, да, службу! Мне приказывают — я выполняю приказ! Я приказываю — мой приказ должен быть выполнен! Советую это запомнить, Крамской! Вы не на крейсере, где у вас был избыток свободного времени. А мне и двадцати четырех часов не хватает! — Мне хватает, — сказал Ростислав. — И на службу, и на театр, и на книги, без которых я не могу жить, и на музыку. И на литературные чтения. Через несколько дней Сухов появился на корабле вечером, во время очередного чтения в кубрике. — Читаете? — спросил он неприязненно. — Что читаете, позвольте узнать?
— , — отчеканил, как на смотру, Ростислав. — Люди очень интересуются примерами героизма в бою, описанными адмиралом, товарищ капитан третьего ранга, — Головко? Так-так. — Сухов повертел книжку в руках, заглянул в заголовок, полюбовался фотографией адмирала: — Полезно. Продолжайте, капитан-лейтенант. Ростислав торжествовал. Возможно, читай он, как в прошлый раз, «Последнюю экспедицию» Скотта, книгу, которую очень любил и которая всем понравилась, Сухов не похвалил бы: «Хорошо и полезно». Он, пожалуй, туманно представляет, кто такой был капитан Роберт Скотт.
8
В последний раз Ростислав видел отца в прошлом месяце, в день праздника Флота. Адмирал, командир базы, сходил за ним на катере в Кивиранд. Ветерана войны не забыли! На кораблях в этот день было много гостей. Только раз в году можно увидеть на боевых мостиках девушек, женщин и любопытных, повсюду снующих ребятишек, карабкающихся, словно обезьянки, по трапам, — напрасно матери беспокоятся, что они испачкают свои костюмчики: везде, как всегда, царила корабельная чистота. Гавань вся расцвечена флагами. Играл оркестр. День выдался жаркий и солнечный. Программа праздника была обширная. Корабли вышли в море.
Каждый год Ростислав участвовал в этом празднике Флота — нахимовцем, курсантом, молодым лейтенантом, но впервые встречал его в море командиром корабля. Корабля, которым гордился, по палубам и трапам которого мог пройти с завязанными глазами! Рядом был отец, когда-то стоявший на мостиках кораблей во время налета «юнкерсов», под свист и вой бомб, не раз видавший приближающуюся торпеду или мину, болтающуюся в волнах. И Ростиславу казалось, что никогда не было лучшего дня, радостнее праздника, потому что отец стоит рядом с ним, командиром! И море казалось особенно ласковым, а небо бесконечно высоким, город же, оставшийся за кормой со своими древними башнями и черепичными крышами, — нежно любимым. Внимание! Из-за острова выскользнули торпедные катера. Они неслись со скоростью вихря, высоко задрав носы, — атаковали. Ребятишки, облепившие леера, весело смеялись: они знали, что набег катеров — лишь праздничная игра. Участниками игры были и сторожевики, оставлявшие за собой белый след, бомбившие несуществующую подводную лодку. Вздымались толстые смерчи, туча чаек устремлялась к опадавшей воде, чтобы нырнуть за оглушенной взрывами рыбой.
Но вдруг позади катеров поднялись столбы взрывов, не предусмотренных программой праздника; в бинокль были видны обломки, плясавшие на воде. Крамской сказал сыну: — Не думаю, чтобы дозор пропустил подводную лодку. Там затонувшая баржа. Детонировали мины. Корабль развернулся, оставляя за собой широкую полосу пенящейся воды, и взял курс на гавань. На обед пришел Беспощадный: — Ну, теперь будет мороки со старой лоханью — действительно водолазы обнаружили баржу с минами. Мои соколы разгружать вызываются. Что ж? За такие дела дают ордена и медали. — Об орденах и медалях мечтает! — возмущенно сказал отец, когда Беспощадный ушел. — А о том, что люди жизнью своей рисковать будут, подумал? Отец уехал к себе в Кивиранд. Разгружать баржу с минами вызвались многие добровольцы. Отобрали двоих: опытного минера Полищука с корабля Беспощадного и гидроакустика с корабля Ростислава — Евгения Орла (минер — его вторая специальность). А через несколько дней проходили учения с подводниками.
Корабль довольно сильно качало, и черные тени пробегали по прибрежным лесам. Все небо было обложено низкими облаками и . Ветер рвал обвес мостика. И хотя учение было на сегодня окончено и все твердо знали, что и подводники ушли на покой, наблюдатели зорко смотрели за волнами, набегавшими одна на другую, за горизонтом, за тучей, нависшей над мостиком, а гидроакустик Орел, сменивший своего уставшего помощника Илью Ураганова, продолжал прослушивать глубину... Осень была тревожной. Ростислав знал, что так же настороженно прослушивают Балтику и небо над ней и другие корабли, чтобы никто не сумел захватить нас врасплох.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
