Многим людям и не один раз приходилось распутывать верёвки, шнуры или нитки. Поэтому практически всем известно, что дело это нелёгкое и требует много времени и терпения. Тем более, если в общей куче их перепутано несколько. Какой-то системы для этого занятия, так же как и методики ловли блох, до сих пор не существует, поэтому любой человек, занявшийся этим творчеством, действует хаотически, опираясь на простейшую логику. То есть поступает подобно коту, забравшемуся на накрытый к обеду стол. Нашёл конец и тащи его, по ходу действия распутывая и развязывая возникающие узлы. Покончил с одной верёвкой, ищи конец другой. Никакая очерёдность ни по толщине, ни по материалу или цвету, или ещё по каким либо особенностям здесь не соблюдается. Начинается с той верёвки и с того её конца, которые первыми попались под .
Вот и я сейчас, открыв очередной сундук, в котором хранятся сведения, собранные на долгом жизненном пути, использую вышеописанный метод. Их ведь много, этих сведений, больших и маленьких, важных и не очень, и лежат они плотно и без всякой системы. Жизнь наша идёт не по плану, и события, из которых она состоит, в большинстве своём возникают без предупреждения, не ожидая окончания предыдущих. Также и сведения сыпятся из разных источников, дополняя и корректируя друг друга, нередко, вступая друг с другом в противоречия, вплоть до полного отрицания. Не знаю, как сейчас, но в давние времена была такая привычка, вести дневники. Я на таких людей смотрел не то чтобы с осуждением, но с некоторым удивлением и сожалением, мол не нашли ничего более интересного и полезного. Сейчас я так не думаю, а порой даже сожалею, что дневников не вёл. Если бы я тогда заносил на бумагу, хотя бы исключительно важные события и мысли, сколько интересного и полезного мог бы сейчас написать. Но так уж получилось. Как по пословице насчёт падения и не подстеленной заблаговременно соломы. Но хотя и не вёл я дневников, но кое-что в памяти удержалось. Итак, первая верёвка.
Крымские истории
А Иван, наш не снимая Ни лаптей, ни малахая, Отправляется на печь И ведёт оттуда речь Про ночное похожденье Всем ушам на удивленье.
Ершов
Давно это было, в середине прошлого века. А точнее в 1951-ом году во время практики после третьего курса учёбы в Черноморском Высшем Военно-морском училище имени П.С.Нахимова. Наша практика тогда проходила на разных кораблях Черноморского флота довольно насыщено и интересно. Кроме вживания в военно-морской быт и закрепления полученных теоретических знаний, у нас – курсантов – благодаря ей складывалась целостная картина структуры флота и понимание своего функционального места в нём. А ещё важным было то, что она проходила под руководством опытных офицеров и старшин, совсем недавно прошедших большую школу военно-морской службы в период только что закончившейся Великой Отечественной Войны. Ещё перед самым началом учёбы для скорейшего оморячивания нам пришлось поплавать на военном транспорте «Волга». И не просто поплавать, привыкая к морю, а ещё и много поработать, усваивая профессию матроса. После первого курса более насыщенную практику мы получили на крейсере «Красный Кавказ», где приобрели первоначальные навыки артиллеристов и сигнальщиков.
После второго курса плавали на большом трёхмачтовом паруснике «», похожим своим телосложением на фрегат, но, как нам объяснили, фрегатом не являвшимся, поскольку что-то в нём было недофрегачено, а что-то перефрегачено. Строился-то он не для артиллерийских баталий или абордажных схваток, а чисто для парусной практики. На нём мы не только осваивали парусное дело и получали штурманские навыки, но и обогатились достаточной сноровкой и получили физическую закалку. Ведь постановка и уборка парусов, а также управление ими во время маневрирования судна, к тому же и в штормовых условиях, это, по моему мнению, высочайший класс обеих атлетик (и лёгкой, и тяжёлой). А также, до некоторой степени, цирковое искусство. Между прочим, как я недавно узнал из разговора с одним выпускником мореходки, сейчас во время парусной практики в качестве техники безопасности при работах на мачтах используются страховочные концы и даже спасательные сетки. Как мне помнится, в моё время подобных телячьих нежностей не было. Словно кот, преследуемый визгливой дворнягой, вскарабкаешься бегом по вантам на свою рею и, держась лишь за перты (тросы, протянутые над реями на высоте груди), проходишь по рее на своё место. Помнится, я был расписан на левом ноке фор-брам-реи, что внушало мне чувство полной безопасности, так как в случае падения с двенадцатиметровой высоты, я не на палубу бы шмякнулся, а бултыхнулся бы за борт в нежные объятья морской волны.
После третьего курса местом нашей практики сначала был линкор «Севастополь». Но не долго мы на нём утюжили Понт Эвксинский, разглаживая его морщины-волны. То ли по техническим, то ли по стратегическим надобностям, когда до окончания практики оставалась ещё половина времени, его надолго поставили на бочки в Севастопольской бухте, а нас расписали по эскадренным миноносцам и тральщикам. Я вместе с тремя своими товарищами угодил на тральщик. Старшина нашей роты Удодов после краткого инструктажа на тему – где и как найти этот тральщик – пообещал, что мы там огребём несказанные удовольствия и захватывающие приключения. Непонятно было, то ли он за что-то нас разлюбил, то ли это была просто свойственная ему суровая шутка, но мы всё это приняли как должное. Он был старше нас и по возрасту, и по опыту, так как успел отхватить у жизни последний кусок войны и, наверное, знал, что говорил. Кроме Удодова с нами училось ещё несколько фронтовиков, из числа которых и назначались старшины рот и взводов. Не буду вдаваться в описание подробностей нашего передвижения к пункту назначения, это вряд ли кому интересно, да и я по прошествии стольких лет, помню это смутно и неотчётливо. Однако, куда нужно пришли. Прошли КПП и оказались перед причалом, у которого стояли тральщики и другие корабли и плавсредства, а в стороне обнаружили здание, по разным косвенным уликам похожее на штаб, в чём и убедились, войдя в него. Там нас встретил дежурный мичман, которому мы и представились по всей форме. Проверив наши документы и уяснив, кто мы такие, откуда свалились на его голову и зачем пришли, он назвал бортовой номер нашего тральщика и объяснил, как его найти, после чего мы без всяких затруднений вскоре перед ним и оказались. Тральщик как тральщик, стоит себе спокойно, а на его борту возле трапа так же спокойно стоит вахтенный и вопросительно смотрит на нас, подходящих к этому трапу. Старший нашей группы, достав из за пазухи конверт с нашими верительными грамотами, решительно двинулся по трапу на борт тральщика, а мы остальные, в ожидании, остались на причале. На этом моменте я должен остановиться и, хотя бы кратко, представить читателю себя и своих товарищей. В таких случаях принято сообщить имена, отчества и фамилий лиц, действующих на протяжении повествования, или хотя бы клички, что очень распространено в подобных этому произведениях. Но я этого делать не буду, и вот почему. Во-первых, в нашем училище, где мы были самым первым его набором, а следовательно, и создавали его традиции, кличек просто не существовало. Они иногда возникали, без этого нельзя, но кратковременно, исключительно по какому ни будь выдающемуся поводу и надолго не приживались. Постоянные клички имелись только у двух наших начальников. Первым был начальник курса капитан 1 ранга . Он был высокого роста с орлиным кавказского типа, носом, строгий, но не злой. Всегда держался прямо, как будто выполнял команду «смирно» и был исключительно немногословен. И ещё, не знаю, как кто, но я лично ни разу не видел на его лице улыбку. Кличка его была – Агабек. Мы его побаивались и старались лишний раз на глаза ему не попадаться. Сейчас, вспоминая те времена, я делаю вывод, что он был исключительно добросердечный и порядочный человек, а мы его просто не понимали.
Вторым был его заместителем по политической части капитан 2 ранга Гернштейн. Он был невысокого роста с широченными, как у шифоньера плечами и грубыми, будто вырубленными топором чертами лица. Имел короткую и толстую борцовскую шею, приплюснутый и немного скошенный нос и косматые чёрные брови, под которыми мерцали пристальные маленькие глаза. В общем, сущий пират, или ещё какой душегуб. И мы его прозвали Билли Бонсом. Но своим характером он нисколько ни соответствовал своему облику, а был простым и добрейшим человеком. В этом я убедился лично благодаря одному, запомнившемуся мне случаю. Это было ещё на втором курсе обучения. Помню, это был выходной день поздней осенью. Время где-то между ужином и вечерней поверкой. Уже достаточно темно. Часть курсантов нашей роты небольшими группами, сидя на койках в кубрике, занимались обычной травлей, периодически сотрясая окружающее пространство залпами оглушительного хохота. Другие слонялись по казарме и в её окрестностях, или читали, или стирали носки и воротнички в умывальнике, или забивали «козла» в ленкомнате. Любители танцев веселились в клубе, который находился в противоположном крыле нашей казармы на одном с нами первом этаже. А я и ещё несколько не тех и не других затеяли между собой сражение с использованием подушек в качестве палиц. И получилось так, что я метнул подушку в своего противника, а он увернулся и подушка, попав в окно вышибло из него стекло. Оказавшийся здесь же, старшина взвода немедленно принял строгие дисциплинарные меры, приказав мне и моему противнику до отбоя вставить новое стекло. Здесь я опять должен отметить, что наше училище имело характерную особенность, отличающую его от всех остальных подобных училищ. У нас все младшие командиры от командиров отделений до старшин рот были из нашей же среды и как когда-то в запорожской сети назначались с учётом мнения курсантской общественности. Поэтому авторитет младших командиров у нас был исключительно высок, и все их указания выполнялись без всяких препирательств. Поэтому мы – провинившиеся – даже и не подумали возразить, мол, а где мы на ночь глядя найдём это треклятое новое стекло да ещё соответственные инструменты. Мы ответили: «Есть, вставить новое стекло до отбоя», – и отправились выполнять приказание.
Выйдя наружу и подойдя к пострадавшему окну, мы в первую очередь, конечно, закурили, после чего стали думать, как выполнить полученное приказание точно и в срок. И после третьей затяжки в наших дурных головах созрело абсолютно одинаковое решение, что свидетельствует в пользу хорошо внедрённых в наше сознание инициативности, находчивости и единомыслия. В нескольких шагах от нашего окна было окно клуба, откуда доносились звуки вальсов и фокстротов и оживлённый гомон голосов. Вот мы и решили, что они там обойдутся и без стекла, они там с девчонками веселятся и скачут козлами, так что не замёрзнут. И тут же начали выставлять стекло из клубного окна, чтобы потом вставить его в своё, используя гвозди, жестянки, в общем всё, что оказалось под рукой. И тут из темноты за нашими спинами раздался знакомый скрипучий голос капитана второго ранга Гернштейна, который как заботливый начальник и бдительный офицер в это время обходил территорию училища и направлялся в клуб посмотреть, как веселятся его подчинённые. – Что вы делаете? – спросил он нас. И хотя в самом вопросе и в голосе, озвучившем его ничего угрожающего не было, нас охватило оцепенение. Мы обернулись и застыли, не зная, что ответить. И Гернштейн тоже молчал, ожидая ответа и только переводил взгляд с одного из нас на другого. Пауза затягивалась и, наконец, я решился и ответил: – Стекло выставляем, товарищ капитан второго ранга. – Ну это я уже сам догадался, - оживился Гернштейн. – А зачем? – Чтобы вставить, – выдавил я из себя, чем привёл его в замешательство. – Это интересно. Вы выставляете стекло, чтобы потом обратно вставить его на место. Я вас правильно понял? Тут, наконец, ожил мой подельник и постарался внести ясность. – Никак нет, товарищ капитан второго ранга. Мы стекло выставляем из этого окна, а вставлять будем вон в то, в нашем кубрике. – Ага, – повеселел Гернштейн, – теперь я окончательно всё понял. Вы молодцы, ребята, но только не так нужно. Вы идите в свой кубрик, вон вы без бушлатов вышли, ещё простудитесь. А я сейчас распоряжусь, чтобы вам немедленно починили окно.
И он ушёл. А мы, чтобы не объясняться перед старшиной команды, да ещё как-нибудь его не подставить, уселись на находящуюся неподалёку кучу кирпичей, снова закурили и стали ждать окончания этого запутанного дела. Прошло чуть больше получаса времени, как пришёл вольнонаёмный рабочий-стекольщик и вскоре окно стало как новенькое. Когда мы вернулись в кубрик , нашли старшину и доложили, что его приказание выполнено, он даже подумал, что мы дурачим его, но убедившись в нашей правдивости, удивился и сказал, – Ну вы даёте! Вы фокусники что ли, или волшебники? На что я ответил, – вот он, мой подельник, фокусник, а я волшебник. …Вот так обстоит дело с кличками. Фамилий же я тоже обнародовать не буду, потому что их носители не уполномочивали меня описывать их деяния, и я не знаю, как они отреагируют на это, если им на глаза попадёт моя писанина. А раз не будет фамилий, то отчества совсем ни к чему. Так что будут одни имена. Итак, один из нас – Вася из Запорожья. Он украинец с русской фамилией и самый младший из нас по возрасту. При поступлении в училище нам остальным было по восемнадцати лет, а ему семнадцать лет и восемь месяцев. Когда он подавал заявление в свой военкомат с просьбой направить его в ВМУ (военно-морское училище), то там ему отказали по той причине, что он ещё не достиг призывного возраста, но к военкому обратился его дядя – инвалид Великой Отечественной войны (отец же его с войны не вернулся) с просьбой направить его в ВМУ, и Вася оказался среди нас. Учился он успешно, был очень сообразительный и компанейский парень, но слабоват физически и часто болел. Но зато как он пел! Какой у него был сильный серебряный голос! Его заслушивались. Многие удивлялись, и чего ты, Василь, на море попёрся, поехал бы в Москву, в главную певческую академию, да тебя бы, как услышали, приняли без всяких экзаменов. Я не преувеличиваю. Действительно так. Я слышал много хороших певцов, но пение Васи на меня действовало как звуки дудки индийского факира – заклинателя змей – на кобру. Другой был Толя из Днепропетровска. Он наоборот – русский с украинской фамилией. Он самый могучий мужик из нас. От его удара редко кто мог устоять.
Но как ни странно, спортом он не увлекался. Я любил участвовать на открытом ринге, и по боксу, и по борьбе успел получить по третьему разряду, а по плаванию отхватил второй разряд, причём ни по кролю, ни по брасу, вообще ни по какому стилю. У меня самоучкой с детства выработался свой стиль, при котором руки работают кролем с глубоким, проносом под телом, а ноги ножницами. Правда, в училище я освоил и кроль, и брас, по которым укладывался, в третий разряд, а по второму разряду смог сработать только по-своему. Толя ж на подобных мероприятиях был в основном зрителем и болельщиком. И пел он тоже хорошо. Не так, как Вася, но тоже хорошо. Я в певческом искусстве не очень разбираюсь, но мне кажется, что Вася – тенор, а Толя густой баритон. Между прочим, он и пением тоже не увлекался, пел редко и только за компанию, когда другие пели, а вот в дуэте с Васей он петь любил. Бывалочи, когда наше отделение дежурило по камбузу и мы чистили картошку, а это всегда было в ночное время, то они за этим занятием частенько пели вместе украинские народные песни, которых знали видимо-невидимо. А мы все слушали и погружались в другой мир, где нет ни ночи, ни дня, а одна песня, которую, кажется, не только слышишь, но и видишь, причём не глазами, а, будто всем телом, всем нутром своим. До сих пор помню их голоса. Особенно нравилась мне одна песня, от которой у меня, да и не только у меня, даже слёзы на глазах выступали. Постараюсь, как смогу воспроизвести часть её.
Чому я не сокіл, Чому не літаю, Чому менi, боже, ти крильцiв не дав? Я б землю покинув і в небо злiтав!
Восторг эта песня у меня вызывала и у всех остальных. А иногда мы все пели с ними. В хоре и у меня пелось, потому, что слух хороший. Только умения никакого, поэтому в одиночку я не певец. Мне маркер нужен, я быстро подстроюсь и что угодно спою. А вот солист я совсем никудышный. Третий был, по моему, Гена. Он, как и я, с Урала. Ничем особенным он не отличался, разве что взрывным характером. Заводился с полоборота и мог в драку полезть хоть с самим чёртом. Хотя не злой был, а просто вспыльчивый и действовал быстрее, чем думал. Рассказывал, что дома на гражданке чуть не каждый день дрался. А в училище этого удовольствия он был лишён, так как у нас драки меж собой категорически не допускались. С посторонними мы нередко дрались, особенно с стройбатовцами. Это другое дело, это благородное дело, а между собой, ни-ни. И не думай. Он также был компанейский парень, решительный и очень обязательный. Если уж что пообещал, кровь с носу, выполнит. Ну, а я, Володя, был их другом, как и они, мне друзьями были. А подробностей о себе избегу. Это ни к чему. Да и вообще. Пишу-то я, а своя рука – владыка.
Итак, наша великолепная четвёрка прибыла в пункт назначения, где старшина роты Удодов, несказанные удовольствия и незабываемые приключения. Володя, Вася и Гена остановились на причале, а Толя, который был у нас старшим, поднялся по трапу на палубу, представиться встретившему его вахтенному и подал ему конверт с нашими бумагами. Тот повертел конверт в руках и, остановив проходящего мимо матроса, попросил его спуститься в машинное отделение, где в настоящее время находится боцман со странной фамилией Кроха, являющийся дежурным по кораблю, и передать ему, что пришли курсанты- практиканты. То есть мы. Матрос нырнул в тамбур, являющийся входом в машинное отделение, и вскоре вынырнул оттуда и ушёл по своим делам. А через некоторое время из этого тамбура показалась усатая голова в мичманке, потом шея, потом плечи с погонами главного старшины. А когда их владелец вышел весь, то оказался детиной ростом выше тамбура, наверное, больше двух метров. Вот так Кроха, подумали мы. Окинув нас быстрым цепким взглядом, он ответил на наше приветствие, принял от вахтенного конверт, осмотрел его со всех сторон и сказал нам, что командир корабля старший лейтенант Лиходеев сейчас отдыхает, а когда он через сорок минут воспрянет ото сна, то он – главстаршина Кроха ему всё доложит, а там будет, как он скажет. – А пока, хлопцы, поотдыхайте на бережку. День хороший, нежаркий, вон там курилка, покурите, побалакайте. Может вам мяч дать? Вон и площадка волейбольная, поиграете. Мы его поблагодарили за заботу, а от мяча вежливо отказались. Мы и так растроганы ласковым приёмом, – съязвил колючий на язык Гена. Ну, как хотите, хлопчики, – тем же ответил длинный Кроха, – самокатов не держим, так что друг на друге покатайтесь. Вахтенный хохотнул, главный старшина снова улез через тамбур в машинное отделение, а мы направили свои стопы в курилку. – Что-то у меня в животе тревожно, – снова возник Гена, когда мы расселись по скамье курилки и начали хлопать себя по карманам штанов, выясняя, в котором папиросы, а в котором спички. – Верзилу Крохой кличут, кэп – Лиходеев. Подозреваю, что его помощник – Злодеев. Да и бортовой номер – 13. – Не каркай, – остановил его Толя – Предлагаю большой перекур, а потом в балду сыграем. Как раз сорок минут и пройдёт. Так мы и сделали, подымили, побалагурили и занялись балдой.
Кто не знает, что такое балда, объясняю. Это очень интеллектуальная игра, а смысл её вот в чём. Играют в неё несколько человек, по крайней мере, не менее трёх. Это в морской бой вдвоём играют, а балда – игра коллективная и более сложная. Один из играющих, который открывает эту игру, загадывает слово, число букв в котором должно быть больше, чем количество игроков. Одну из букв этого слова он называет, и все её записывают на своих бумажках или в тетрадках. Например, он загадал слово – «колдун» и назвал из него букву «л». Теперь каждый к этой букве добавляет свою, или после неё, или до неё, но такие, чтобы получилось слово, и при этом, чтобы последняя буква досталась не ему, иначе он будет балда. Естественно, каждый не знает, кто из игроков какое слово имеет в виду, и поэтому окончательное слово будет какое угодно. А может вообще никакого слова не получиться. Это будет ничья, и игра повторяется вновь. Так что, назвав эту игру высокоинтеллектуальной, я вовсе не пошутил, она требует напряжённой мозговой работы. Сейчас я не помню, как тогда закончилась наша игра, помню только, что мы не заметили, как пролетели 40 минут и мы услышали свист. Это нам свистел вахтенный у трапа тральщика. Когда мы поднялись на его палубу, к нам со стороны шкафута, чуть не задевая головой плывущие над ним облака, выплыл главный старшина Кроха и сказал, чтобы мы следовали за ним. И мы за ним не последовали, а помчались, так как один его шаг равнялся нашим двум. И вот мы познакомились с командиром. Это был невысокого роста довольно пожилой старший лейтенант, коренастый, с некоторой свирепостью в чертах лица. Я бы не очень сказал, что командир тральщика с бортовым номером, символизирующим чёртову дюжину и с свирепой фамилией, встретил нас радушно. Встретил он нас более чем сухо, всем своим видом и риторикой подчёркивая, что совсем не рад внезапному нашему появлению на его фирменном корабле. Выслушав его негромкий, но грубый и резкий голос, мы твёрдо уяснили, что мы, проучившись, уже три года, уже без месяца, как гардемарины и должны сами понимать, чего ещё нам нужно узнать на практике за две с небольшим оставшиеся недели. Он так и сказал, – корабль в вашем распоряжении, изучайте что хотите, что непонятно, спрашивайте у матросов и старшин, старшим над вами назначаю боцмана главного старшину Кроху. Он для вас бог, царь, отец, мать и участковый милиционер. По всем колбасным вопросам обращайтесь к нему и выполняйте все его указания. Он разместит вас, назначит вам объекты приборок и судовых работ, ознакомит с корабельными правилами и распорядком дня. Три дня назад корабль прибыл с контрольного траления в Керченском проливе, сейчас готовится к плановой проверке штабом соединения, которая будет через три дня. Потом пойдёт на контрольное в районе Тендровской косы. Вопросы есть? Вопросов нет. Свободны.
Мы отдали честь, повернулись кругом и вышли из командирской каюты. Через пару минут вышел и боцман Кроха. Он отвёл нас в небольшой кубрик, где мы будем отдыхать в свободное время, и указал наши койки. Там же он поставил нам все задачи на весь период практики. До проверки штабом мы вместе с ещё двумя матросами должны привести в полный порядок траловое устройство вычистить его, смазать, расходить и, где надо, покрасить. В дальнейшем постоянным объектом приборок и судовых работ у нас будет палуба бака со всеми находящимися там устройствами и системами. И наша практика началась. Только первые три дня мы повкалывали в поте лица. Это была тяжёлая и грязная работа, но мы подобным подвигам обучены были уже давно, и с работой справились даже на отлично. Это сам главный старшина Кроха отметил. И вообще он оказался замечательным начальником и, как мы заметили, таковым был не только для нас, но и для всех остальных своих подчинённых. С командиром и с другими офицерами мы практически не общались, да этого и не требовалось. Мы лазали по кораблю, зарисовывали нужные схемы, участвовали во всех авралах и работах по расписанию, а свой основной объект, палубу бака, содержали в лучшем виде. А в свободное время забивали козла, играли в балду, читали книжки, общались с членами экипажа. Много узнали о корабле и его обитателях. В том числе и о его командире старшем лейтенанте Лиходееве. Когда-то он был уже капитан-лейтенантом, служил на Каспийской флотилии командиром сторожевого корабля, откуда был переведён в штаб. Потом женился, и его жизнь пошла наперекосяк. Жена оказалась неверной, он с ней развёлся, и по причине большого огорчения крепко запил. Это привело к тому, что его понизили в звании до старшего лейтенанта, вышибли из штаба и перевели на этот тральщик. На корабле мы прижились, сдружились со многими матросами и старшинами и вообще, по сравнению с практикой на крейсере или линкоре, здесь был отдых, а не служба.
О контрольном тралении у ничего примечательного вспомнить не могу, а расскажу лучше об одном случае, произошедшем после. В течение всего траления погода стояла отличная. Ни одного шторма. Мы продолжали изучать устройство корабля, несли дублёрскую вахту на сигнальном мостике, присутствовали при постановке и уборке трала и даже на руле немного постояли. Время проходило необременительно и в то же время нескучно. Наконец, тральщик свою работу закончил и лёг на курс в Севастополь. Но по каким-то причинам (видно команда такая была получена) на полпути завернули к Евпатории и встали на якорь на её рейде кабельтовых в 10-12 от берега. После ужина мы скатили и пролопатили свою палубу бака и просидели там до заката, любовались панорамой города и его окрестностями и болтали на разные темы. Вечер был тёплый и тихий, но начало темнеть, и мы отправились в свой кубрик. А когда собрались укладываться спать и уже разделись, по железному трапу, ведущему в наш кубрик простучали каблуки и заглянувший вахтенный матрос передал, чтобы наш старший прибыл к командиру. Каблуки застучали обратно наверх, а Толя быстро натянул робу, обулся и тоже утопал наверх. К чему бы это, удивились мы, уселись на койках и начали строить предположения. После первой нашей встречи с ним мы командира видели в основном издалека, когда он поднимался на ходовой мостик или спускался с него. Вблизи только во время подъёма флага. Нас это, конечно, не огорчало, а даже наоборот. Мы ведь уже четвёртый год, как в составе вооружённых сил и давно уяснили широко распространённую истину, если хочешь спокойной жизни, не вертись слишком часто под носом у начальника. Когда ты ему понадобишься, тебя найдут. Хотя есть люди, которые наоборот всеми силами стремятся побольше находиться в поле его зрения. Но это особенные индивидуумы, главной целью своей жизни ставящие как можно быстрее продвинуться вверх по карьерной лестнице. Не всем из них удаётся этого достигнуть, но однако и немало тех, кому удаётся. Мы, наверное, были не из таких. В догадках теряться нам пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как Толя вернулся в кубрик и скомандовал, – Подъём, всем наверх! И на вопросы, – в чём дело, – коротко объяснил, – кэп, решил, наверное, прошвырнуться по Евпатории. Он приказал нам спустить на воду четвёрку (шлюпка такая, четырёхвесельный ял) по правому борту, подогнать её к трапу и нам в ней его ждать. Мы быстро собрались, выскочили на палубу и, пока два матроса опускали за борт трап, спустили шлюпку на воду, соскользнули в неё по шкентелю, разобрали вёсла, подгребли к трапу и стали ждать. Недолго ждали. Наверху послышался голос командира, отдающего распоряжения вахтенному офицеру, после чего он спустился по трапу в шлюпку, сел на место рулевого, взялся за румпель и скомандовал: – Отваливай! Мы оттолкнулись вёслами от борта и сделали первый гребок. Повинуясь рулю, шлюпка развернулась носом на берег и заскользила по гладкой как зеркало воде. Последовала команда: – Навались! Мы прибавили усилия и. под постукивание уключин и мягкий плеск лопастей шлюпка устремились вперёд. Мы с Толей сидели загребными, за мной был Гена, а за Толей Вася, командир на руле и – тишина. Командир был в белых брюках и в белой с короткими рукавами рубашке; видно действительно решил где-то отдохнуть. Была уже ночь, но было светло, так как за нашими спинами улыбчиво сияла луна, а над нашими головами, разбежавшись по своим созвездиям искрились россыпи звёзд. Берег становился всё ближе и ближе, с него всё слышнее и слышнее лились танцевальные мелодии.
, однако. А вскоре стало ясно различимым пляжное кафе, стоящее недалеко от кромки воды. Туда-то командир, наверное, и правил шлюпку. Так оно и оказалось. Убрать вёсла! – скомандовал он и, следуя по инерции, шлюпка мягко ткнулась в песок. Мы повыпрыгивали на берег и, ухватившись за планширь, рывком втащили её на берег на четверть длины. Командир не спеша сошёл на берег и сказал, что будет в этом кафе около часа, а нам его ждать здесь. Можно купаться. И, также не спеша он пошёл в сторону кафе, поднялся по ступеням к двери и распахнул её в яркий свет с громкой музыкой и вихляющимися танцующими тенями. Дверь захлопнулась, тени пропали и музыка приутихла, а мы остались на границе песка и воды возле шлюпки с миллиардами ярких звёзд над головой и с улыбающейся нам луной. Море лениво, как бы нехотя, плескалось. Мы разулись и наши ноги ощутили ласковое тепло ещё не остывшего пляжного песка. Насчёт купаться возражений не было и вскоре мы уже весело плескались в ещё тёплой черноморской воде. Затеяли игру в пятнашки. Теперешняя молодёжь и дети этой игры в большинстве своём не знают, а она очень азартная и спортивная. Вроде водного поло, только более напряжённая. Собирается группа в месте, где глубина в среднем по грудь. Один ловит, а остальные, кто как может от него удирают, ныряя в воду. Ему, естественно тоже приходится нырять. Он должен кого-нибудь коснуться рукой, чтобы передать свою обязанность ловить. В воде бегать трудно, поэтому приходится много и быстро плавать и на поверхности, и под водой. Я был большой мастер этой игры, словить меня было трудно, так как я ловко применял один приём, довольно простой. Всего-то нужно резко присесть и так же резко с силой оттолкнуться от дна в любую сторону и, как торпеда, умчаться от ловящего, который, поскольку он в момент погони не опирается о грунт, не может быстро развернуться. Вот так мы и носились в воде, пока не выбились из сил. Потом вылезли, выжали трусы, оделись и уселись на тёплом песке. Сидели, болтали о том, о сём и поглядывали на дверь кафе. Из него изредка то выходили посетители, то другие входили туда, а командира всё не было. Проглядеть его мы не опасались, так как он был во всём белом и в темноте хорошо виден. А вот и он. Сильно распахнулась дверь и он вышел, но не один. На его плечах буквально висели два каких то хмыря и сзади ещё была целая толпа. Мы ещё при первой встрече заметили коренастость и плотность старшего лейтенанта Лиходеева, предполагающие приличную его силу и не ошиблись. Выйдя из двери на крыльцо, он тряхнул плечами и оба хмыря слетели со ступеней на песок. Но на него сразу же набросились остальные и столкнули с крыльца. И как-то так получилось, что мы, не сговариваясь, разом вскочили и понеслись к месту возникшей свалки. Это, видимо, сработала привычка к дракам и инстинкт стаи. Напавшие на командира, по сторонам не смотрели, поэтому мы на них налетели внезапно, действовали решительно и сразу смяли и растолкали. Началась свалка, в которой мы сразу же начали одерживать верх. Ничего в этом особенного не было и вовсе не свидетельствовало о каких-то наших особых бойцовских качествах. Просто у нас были другие, весьма значительные преимущества, которые быстро склонили чашу весов в нашу сторону.
Во-первых, внезапность. Во-вторых мы были моложе и в лучшей физической форме, поскольку ежедневно много работали физически и много двигались. Потом мы были трезвые, а они уже много выпили, что замедлило их реакцию. А ещё мы были в прочной, удобной и лёгкой брезентовой робе, поэтому не опасались чего-то там порвать, помять или испачкать. Так что, несмотря на то, что нас было четверо (командир в драке не участвовал), а их шестеро, преимущество явно было на нашей стороне. Но это и не драка была, а просто свалка, массовая борьба. Помню, я ни разу ни кого не ударил в лицо или по голове. Я просто хватал за что попало: за руку за шею за одежду, за плечи, швырял, толкал, делал подножки и подсечки, то есть бросал противника на песок и быстро нападал на другого. То же делали и остальные. Мне думается, что причиной такого нашего поведения было то, что мы интуитивно отдавали себе отчёт в том, что наши противники не враги нам и, при этом, намного старше нас по возрасту и наверняка среди них есть и офицеры. А потом мы не знали причину конфликта, мы просто увидели, что обижают нашего командира и бросились его защищать. И нас тоже не били кулаками, а тоже пытались столкнуть или свалить. И здесь, видимо, сказалась тогдашняя русская натура – не бить первым, а ждать, когда получишь по морде. Вот, тогда уж держись, падла. Вот и получилось, раз мы морды не чистили, то и наших не касались. Так ли это было, или не так, но мы явно одерживали верх, а когда Толя крикнул заядлому мордобойцу Гене, – Генка, без команды никого не убивай, – наших оппонентов это насторожило, они заволновались и решили ретироваться, тем более что их первоначальный противник – наш командир куда-то подевался. В общем, мы их раскидали и загнали в это полуночное кафе, в котором остальной народ, видно, ничего не замечая, продолжал веселиться. И вот тут произошел комический момент. Видно, кем-то оповещённый, запоздало выскочил штатный вышибала и, что-то гневно выкрикнув с размахнутым кулаком набросился на Толю, но тот его опередил. Врезал ему в челюсть, тот улетел обратно в кафе, а Толя аккуратно затворил за ним дверь. Поскольку никто больше не выскакивал и кулаками не размахивал, мы успокоились и осмотрелись. Все оказались живы и здоровы, никаких трупов и других предметов нигде не валялось, а командир сидел в шлюпке, курил и, как порядочный отец, спокойно ждал, когда его дети наиграются. Мы быстро подошли к шлюпке, он дал соответствующую команду, мы столкнули шлюпку в воду, быстро в неё позапрыгивали и разобрали вёсла. Командир положил руль на борт, скомандовал, – навались! Первый гребок и шлюпка, развернувшись кормой к берегу, заскользила в сторону тральщика и продолжающей над ним висеть и улыбаться луне. В эту ночь мы долго не спали, лёжа в койках, обсуждали эпизоды сражения и вспоминали смешные моменты, которых оказалось много, но смешными они почему-то оказались сейчас. Тогда же они никакого смеха у нас не вызывали, как, наверное, и у наших противников. Одним из таких смешных моментов был момент, когда я, не свалив с налёту одного массивного мужика, пытался использовать подсечку. Но это оказалось равносильно тому, что сделать подсечку телеграфному столбу, я от его толчка еле сам на ногах удержался. А от повторного толчка меня спас самый слабый из нас Вася, который с разбегу ударил моего противника головой в живот, и тот со всего своего роста всей своей спиной так шмякнулся на песок, что потом чуть не на четвереньках уковылял с поля боя. Да и Вася сам тоже растянулся. После этого он ещё раза два повторил этот трюк, сбивал противника и сам вместе с ним падал. Благодаря этому он избежал и толчков и ударов. Кто ж его будет толкать, когда он уже сам валяется. А как его бить? Не нагибаться же, да и вообще, .
– Удодов-то как в воду смотрел – заметил Гена. – Огребли мы всё-таки приключения, только насчёт удовольствий ошибка вышла. – А драка для тебя не удовольствие что ли, – поправил его Вася. – Всё, ребята, спим, ночи уже мало осталось, – подвёл итоги Толя. Мы умолкли и почти сразу, как это бывает в юные годы, провалились в сон. А рано утром, как говорится, – ни свет – ни заря,- нас разбудили колокола громкого боя и команда по трансляции: «По местам стоять, с якоря сниматься!» Снялись мы с якоря, но в Севастополь опять не попали. Дошли до Бельбекского рейда и снова встали на якорь, так как команду такую сверху получили. Из Туапсе на Одессу вышел такой же как наш тральщик с какими то спецами и аппаратурой на борту. Он всё это должен перегрузить нам, а мы всё это доставим в Севастополь. Вот и должны теперь его ждать на Бельбекском рейде. День прошёл в приборках и в работах по уходу за механизмами. Мы же привели в порядок свой бак, а потом в основном отсыпались. Зато вечером нам приспела ответственная работа. Нас высвистали на ют, куда кок доставил три больших лагуна, один с картошкой, а другие пустые, то есть для очищенной картошки и для очистков. На этой практики мы ещё картошки не чистили, а значит и песен не пели. Только солнышко скатилось за горизонт, мы и приступили к работе. Сначала брёхом перекидывались, а потом, как бывалочи, и запели. Давно не пели, а потому начали с наиболее бодрой:
Ой на гори тай жинци жнуть, Ой на гори тай жинци жнуть, А по пид горою, а по пид горою Казаки йдуть.
По перэду Сагайдачный, По перэду Сагайдачный, Променяв вин жинку на тютюн та люльку, Нэобачный.
А позади Дорошенко, А позади Дорошенко, Ведёт свое вийско, вийско запорижско – Хорошенько.
Потом другие пели. Неожиданно рядом материализовался боцман Кроха, подсел к нам и тоже запел. У него в наличии оказался густой бас, и пение наше пошло ещё лучше. И слушатели появились, вахтенные, подвахтенные, все кто ещё не улёгся. Картошки было много, поэтому и пели мы много, украинские и русские песни. Мы их много знали. В то время было много песен, и петь их любили все.
Пели их не только на концертах, на праздниках, на свадьбах и во время пьянок. Пели в любое время по настроению. Это сейчас хорошие песни только звёзды поют. Простой народ сейчас не поёт даже по пьяни. По пьяни в основном старые обиды вспоминают и дерутся. А молодёжь теперешняя, похоже, песен и не знает. Правда певцы есть и среди молодёжи, но только те, кто на разных фестивалях и прочих подобных мероприятиях участвует, и то поют, в основном, английские песни, русские петь считают неприличным.
…Пятьдесят лет не был я на родине, и вот пару лет назад навестил село Октябрьское Оренбургской области из которого в 1948-м году ушёл на флот. Пробыл я там недели полторы и не услышал на улицах песен. Все они в телевизорах и в радиоприёмниках, только, и не те они. А раньше, как только отгорит вечерняя заря, по улицам пойдут группы девчат и ребят с песнями, или под гармонь, или под балалайку, или так без ничего. Некоторые до рассвета гуляли. И при этом все трезвые. С пьяным парнем ни одна девушка никуда не пойдёт, а сами они и не пили, и не курили. И вообще для веселья или для тонуса хмельное не требовалось. Тогда тонус и в теле, и в душе был всегда. В селе Октябрьское мы жили на окраине, и от нашего крыльца начиналась сплошная степь, летом усыпанная одуванчиками. А в соседним с нашим доме жила татарская семья. Я дружил с их сыном. У него была маленькая сестрёнка, которая как козлёнок всё лето скакала по этой степи, собирала одуванчики и пела песню, которую я и сейчас помню, правда, не всю:
Тогда я немного понимал по-татарски, а сейчас этот язык совсем уже не помню. Помню только, что в этой песне поётся про жёлтый цветочек, видимо одуванчик, который, если ты встретишь его на чужбине, будет тебе приветом с родины. В Оренбургской области, кроме русских и украинцев, жило тогда много и других народов: мордва, татары, киргизы, башкиры, немцы, поляки, латыши, и все они тоже пели. Я тогда и по-мордовски немного понимал, а сейчас, конечно же, ничего уже не помню, только иногда в голове некоторые фразы всплывают.
Россия раньше была очень певучей страной. Уж столько в ней пели, столько пели. Особенно женщины. Старушки с вечера собирались в каком-нибудь доме, до утра пряли пряжу, делились воспоминаниями и пели. Одно время, правда, это было в другом селе, некоторое время и у нас собирались. У нас кухня была большая. Вот там они и собирались. А я тогда совсем малой был, и спал на печке с котёнком. И мы с ним все эти песни слушали и запоминали. Не знаю, как котёнок, а я эти песни до сих пор ещё помню. Правда, того котёнка-то уже давно нет.
Молодые женщины иногда бельё гладить собирались где-нибудь в одном доме и тоже пели. Колхозницы, когда на работу шли и с работы возвращались, тоже нередко пели. Перед школой я два года в детский сад ходил. Помню, когда мы строем шли или на речку купаться, или в лес, и когда оттуда возвращались, то обязательно пели. Вот так было.
…Только мы, дочистив картошку и вымыв руки, собрались отправляться в свой кубрик, как по трансляции раздалась команда: «Баковым на бак, ютовым на ют, приготовиться принять швартовы с правого борта». Это на горизонте с нашего правого борта показался силуэт ожидаемого нами тральщика, а вскоре подошёл к нашему борту и с него на нашу палубу сошли два офицера с какими то коробками. Тральщик сразу же отошёл и лёг на курс к Одессе, а через некоторое время и мы снялись с якоря и в скором времени вошли в главную базу Черноморского флота. А на другой день наша практика закончилась. Старший лейтенант со зверской фамилией Лиходеев вызвал нас к себе в каюту, вручил нам хорошие характеристики и тепло с нами попрощался. Уже возле трапа к нам подошёл главный старшина Кроха, крепко пожал нам руки и пожелал дальнейших успехов.
И вот мы уже курсанты последнего четвёртого курса. Когда я отгулял отпуск и вернулся в своё , то оказался уж в другой компании, в которой не было ни Толи, ни Васи, ни Гены. Потому что нас перетасовали, как колоду карт, поскольку готовить из нас стали не просто вахтенных офицеров, а офицеров-специалистов. Четыре роты свели в три и были теперь: рота штурманов, рота артиллеристов и рота минёров. Я попал в роту штурманов, а остальные подались кто в артиллеристы, кто в минёры. Конечно, мы всё равно оставались в одной каше, только в разных порциях, то есть занимались в разных аудиториях, а курили в одной и той же курилке. Где, как водится, зубоскалили и подтрунивали друг над другом. В тот период в нашей среде и родились известные стихотворные дразнилки. Какая дразнилка про артиллеристов была, я уже не помню. Помню только, что в ней обыгрывалось поведение этих спецов во время стрельбы главным калибром, когда во время залпа все закрывают глаза и открывают рты, чтобы уберечь барабанные перепонки и глаза чтобы не слезились. Про минёров дразнилку помню, она такая была:
В минном деле как нигде Вся загвоздка в щеколде, А минёр не будь балдой, Наблюдай за щеколдой.
Тут дело в том, что мина, которую я ещё смутно помню, представляет собой собственно мину в виде рогатого шара, обладающего определённой плавучестью и якорь – сложное устройство с щеколдой, стопором и тросом (минрепом). Ну и ещё там кое-что есть, в частности, сахар. Только этот сахар не для того, чтобы треска или морские коньки с ним чай пили, а совсем для другого. Чтобы выставит мину, нужно знать глубину места и установить щеколду так, чтобы она остановила вытравливание минрепа в тот момент, когда мина всплывёт на заданную глубину, такую, на которой она не будет видна с подходящего судна, но на которой оно, это судно, заденет её своим днищем и подорвётся. Как только выставляемая мина вместе с якорем опустится на грунт, у корабля, её поставившего (минного заградителя, или другого какого), должен быть запас времени, чтобы и другие мины поставить и успеть отойти от греха подальше. Это время обуславливается временем растворения сахара в стопоре минрепа, после чего щеколда позволит минрепу вытравливаться и как только мина окажется на заданной глубине, остановит её, зажав минреп. Но есть в природе особые люди, которые называются ротозеями. Они есть в любом деле, и в минном деле, так же, как и в колбасном. И если оный ротозей неправильно установит щеколду или вообще её не установит, то мина или всплывёт на поверхность моря, где её любой пингвин вовремя заметит, или вообще не всплывёт и будет долго ржаветь на дне вместе с якорем. Уже война окончится, наступят золотые круизные денёчки, полностью проржавевший механизм рассыпется и, как спящая, а потом проснувшаяся красавица, мина весело всплываёт и, по закону подлости оказывается под днищем круизного лайнера, до самых бортов заполненного туристами. Взрыв, и все туристы вверх кармашками взлетают в небеса. Подобное шоу называется «Эхо войны». В советские времена подобных ротозеев сразу ставили к стенке без всякого согласования с профкомами. Как сейчас поступают в подобных случаях, не знаю. Наверное, никак.
И ещё была одна дразнилка для минёров, но я её здесь публиковать не буду, уж очень она неприличная. Для штурманов дразнилка тоже не совсем приличная была, но её всё-таки можно как-то смягчить и я, пожалуй, попробую. Вот она:
Штурман видит в море буй, Штурман мечется как (нехороший человек), А от буя до буя Он не видит ни (чего абсолютно).
Вот такие были крымские истории. Здесь, конечно, не все они, Было много и других. Разных. И смешных, и печальных. И серьёзных, и не очень. Но и этого пока достаточно. Хорошего понемногу. Только я заметил нечто странное. Вспоминать, особенно если оно хорошее, это рождать двоякое состояние. С одной стороны возникает радостное чувство, как при встрече с чем-то очень дорогим и родным, а с другой стороны – грусть, как при утрате этого дорогого и родного.
Г. Рига 2013г.
Командир ПЛ "С-288", капитан 2 ранга Владимир Павлович Щербавских.
— Ну вот, а эта девчонка, не задумываясь, ночью, при ветре в семь баллов, отправилась через море и, видя, что больной при смерти, а больному всего, кажется, лет одиннадцать, решается его оперировать и спасает жизнь мальчугану. Когда узнаешь о таких вещах, становится радостно жить... — Все, что ты рассказал, зам-мечательно, и з-замеча-тельно, что у нас такие находятся люди, особенно среди молодежи. — Суматошин взглянул на Глеба. — В наше время все стремились на баррикады — своих уже не было, так мы отправлялись в Испанию, в р-революцион-ный Мадрид... в Б-барселону... Учись у стариков, Глеб. Мы прошли х-хорошую школу. Видели и хорошее и дурное. Расставались с юношескими иллюзиями. Наряду с человеками в полном смысле этого слова встречали и завистников, и доносчиков, и подлецов... — Подлецы, кстати, всегда казались душа-человеками, — засмеялся Крамской.
— П-правильно! Подлецов в виде отталкивающих и мрачнейших личностей показывают только в кино. А в жизни они сидят с тобой за одним столом и держат . Эх, Юра, Юра! Я испытал это на собственной шкуре. Сначала меня возносили, п-плеяда моих учеников подражала мне; будущее казалось безоблачным. А потом сразу — р-раз! Я обернулся украшателем и расточителем государственных средств. М-мои собственные ученики первые закричали: «Ат-ту его!» Я потерял все заказы, от меня стали шарахаться, как от чумы. Судьба человеком играет! — Суматошин принялся за кофе. — А памятник матросам? — спросил Крамской. — Мой. Это Федя устроил. Он ездил в Эстонию, потом кто-то к нему приезжал из Эстонии... Вот так и получилось. Заказ. — А когда будут обсуждать твой проект? — К-кажется, сегодня. Суматошин вытер салфеткой губы, аккуратно сложил ее, обмахнул крошки с лиловой пижамы. — Значит, ты приехал на обсуждение? — Н-ну, не совсем; в основном — тебя повидать. Ну, и з-заодно поприсутствовать. Все же при авторе как-то воздерживаются высказывать р-резкие мнения. Ты ведь тоже там будешь? Зазвонил телефон. Старик поднял голову и снова положил ее на лапы. — Отец, тебя, — сказал Глеб.
Крамской взял трубку. Хейно Отс глуховатым голосом благодарил за доставку на остров врача. С маяка получено радио. Все население благодарит моряков. — Вы сегодня придете на обсуждение проекта? Из Москвы приезжает автор. — Он приехал, — сказал Крамской. — Вчера. Да, у меня ночевал. Друг моей юности. Много лет не видались... — Вот видишь, и я приглашен, — сказал он Суматошину. — Пойдем вместе. К одиннадцати. Подошел к Старику. — Что же с тобой, старикан? Пес поднял печальные глаза. Десять лет они прожили душа в душу. Пес понимал хозяина с полуслова, совал ему морду под мышку, когда хозяин бывал чем-нибудь огорчен. И каждое утро провожал на пирс, к кораблям. Сегодня он не встает. Совсем плохо дело. — А ты, Глеб, когда в Москву? — спросил Суматошин. — Вот сыграю под Новый год Тузенбаха и, если меня не убьет за Ирину Соленый, — поеду домой.
— Твое счастье, молодой ловелас, что нынче мужья предпочитают бить морду вместо того, чтоб стреляться; набить морду проще, чем рисковать своей шкурой. умерла! Любви, правда, и в наше время все возрасты покорны, но наши Гремины ограничиваются тем, что принимают административные меры. Или просят мамашу выпороть молодого любовника. Глеб недовольно проворчал: — Острословите! — А что остается поверженному кумиру? Суматошин нежно обнял Крамского за плечи: — Юра, ты мой проект видел? — Да. — Тебе он, конечно, понравился?. — Нет. — Н-не-ет? — изумился Суматошин. — Странно. Почему он мог не понравиться? — Видишь ли, Вадим... Люди, которые лежат там, слишком дороги моему сердцу. А что означает твой треугольник на кубе? — Гранитный куб — незыблемость советского строя. — Допустим. А треугольник? — А треугольник... треугольник — это п-приспущенные знамена над могилой героев.
Современный пример. .
— Я их не вижу. — Не видишь? Знамен? — Нет. Не вижу. Суматошин вскочил: — Мой проект в Москве одобрен самим Александром Алексеевичем Черемшанским! А в Таллине — товарищем Ильвесом! — Ты знаешь, Вадим, неподалеку есть небольшое кладбище. Кладбище капитанов и рыбаков. Ты бы видел, как они выразительны, памятники! Вот рыбак у сломанной мачты посылает берегу последний привет. Или девушка склонилась над прахом отца, капитана. Капитан опирается на штурвал. Или капитан обнимает жену... Хочешь, пойдем? Но Вадим не хочет идти на кладбище. Ему это вовсе не интересно. Он озабочен: — Мне понадобится твоя дружеская услуга. Он берет Крамского за пуговицу. — Ты — депутат и ты — старший морской начальник. Ты можешь сказать свое веское слово... Ты пойми, что осуществление памятника — это целый год жизни для меня, для семьи... Целый год жизни! Его лицо становится жалким, несчастным. — Мне, по правде говоря, Вадим, нравится другой проект, — признается Крамской. — Другой проект? Откуда еще проект? Чей? — Одной молодой художницы. Лайне Саар, если не ошибаюсь. Просто и трогательно.
Суматошину душно. Он расстегивает ворот пижамы. — П-понимаю, — выдыхает он. — До тебя дошли слухи? — Слухи? О чем? — О том, что меня н-н-называют дутой величиной... — Я слухам не верю. Для меня ты — Друг, Вадька... — Так поддержи же старого друга!.. Кому придет в голову отстаивать проект какой-то девчонки, как там ее... Лайне, что ли?.. Ведь я все-таки Су-ма-то-шин... Сума-тошин! Расписавшись пальцем в воздухе, он бросает быстрый взгляд на часы — уже без десяти одиннадцать. «На постройку памятника собрано больше ста тысяч,— думает Крамской, — и большую часть этих денег получит за свой куб с треугольником Суматошин, заручившийся бумажками людей, безучастных к искусству». — Нам пора, — смотрит он на часы. — Может быть, ты... не пойдешь? — со значением спрашивает Суматошин. — Дядя Вадим, не унижайтесь, — говорит Глеб. — Отец — борец за правду и справедливость. А также и за подлинное искусство. Долой халтуру! Да одевайтесь же, а то забракуют без вас. Суматошин вползает в брюки, застегивает сорочку. Надевает пиджак. — Ну вот... я г-готов... идем... будь что будет... — А вы, дядя Вадим, не заземляйтесь, — Глеб встает из-за стола. — Парите. Козыряйте своим Александром Алексеевичем Черемшанским...
— Ты — , Глеб! Надевает пальто. — Юра... В последний раз... ты п-поможешь? — При всем желании, Вадим, — нет. Жалкое лицо становится злобным: — Какой же ты... какой же, право, ты... по... по... подлюга! — Ну ты... полегче... бывшее светило... — вдруг подскочил к нему Глеб. — Он мне все же — отец... Не успев опомниться, Суматошин стоит на нижней площадке лестницы и тяжело дышит, как пойманная на удочку рыба; ему кажется, у него вывернуты руки. Он и забыл, что этот щенок изучал борьбу «самбо»! А «щенок» говорит: — Отец, иди и расчехвость его под орех. . Крамской, уставившись в одну точку, молчит. — Ты что, забыл что-нибудь? Он молчит. — Потерял что-нибудь? — Я? — откликнулся, наконец, Крамской.— Я старого товарища... друга юности потерял... — Не велика потеря. Тоже мне друг. Вот твоя , — и Глеб подает фуражку отцу.
Фрол перемахнул на «Триста пятый», желая поскорее поделиться пережитым с Никитой. Обходя матросов, окатывавших из шлангов палубу, он спустился в каюту. — Здоров, Кит! — закричал он входя. — Наша Хэльми-то, ух! Он во всех подробностях рассказал о событиях прошлой ночи. — И мальчонке, понимаешь, жить оставалось всего пятнадцать минут, — по привычке приврал малость Фрол, — и не подоспей мы вовремя, или растеряйся рыженькая — ему был бы полный капут. Приходим, понимаешь ли, в базу. Орлы жаждут узнать, почему была спешка с выходом в море, к кому возили врача. Я им и говорю: вот вы, мол, Ведерников — есть у меня такой разговорчивый моторист — на днях говорили: «Дело ясное, почему только о войне и пишут романы. На войне — подвиги. А у нас? Только будни». Я им сказал, что все чепуха, подвигов хватит и в буднях. И тут я им о Хэльми: что не сдрейфила ночью в штормягу на остров пойти да мальчонке жизнь, можно сказать, обратно вернула; ну, и мы помогли — тут я им, понимаешь, ввернул: откажи моторы и запоздай мы на пятнадцать хотя бы минут, мальчонке — каюк. А теперь он поправится, мы его на «Триста третий» к себе пригласим. Посоветовал подучить по-эстонски хоть по нескольку слов — мальчонка по-русски не понимает. Ты бы видел, Кит, как мои орлы загорелись!
Моряком можно стать только в море. Много лет назад, еще юношей, Крамской плавал на паруснике. «Товарищ» попал в шторм в океане. На высоте тридцати метров над палубой Крамской и его товарищи ставили паруса. Мачта гнулась, качалась, как маятник. Парус разнесло в клочья. Глубоко внизу клокотала пена. Крамскому казалось, что он оборвется и полетит туда, вниз. Стало трудно дышать. Но новый парус был все же поставлен. Крамской был тогда очень молод, обладал великолепным здоровьем, были молоды и его товарищи. Когда он спустился на ходившую ходуном палубу и услышал благодарность своего «старика» — командира, он сообразил, что только в эту штормовую ночь в океане он по-настоящему стал моряком...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Я всё жду, когда в СМИ появится хотя бы какие-нибудь серьезные заметки о том, как семеро мужчин и одна женщина на деньги налогоплательщиков неплохо провели два дня и три ночи на берегу живописного североирландского озера, прилегающего к серым средневековым башням, да ещё при таких поварах. Насторожило то, что СМИ, которые у нас со всех сторон «оппозиционные» и прикрывают свои первичные признаки белым бантиком, промолчали об этом нерядовом событии, а проправительственные СМИ — как воды в рот набрали. Почему молчат те, которые с белым бантиком, мне понятно, а почему молчат другие, тоже понятно. Непонятно только, кто дал команду помалкивать.
Судите сами. Западная пресса практически единодушно пришла к выводу, что встреча «восьмерки» закончилась с сухим счетом в пользу Путина и всей русской дипломатии. Хорошо сработали и Путин, и Лавров. Недаром в английских газетах появилась , на которой Путин укладывает мировых лидеров «одной левой».
Речь шла, в основном, о двух проблемах. Но если о Сирии СМИ что-то говорили, то по второму вопросу, молчок был вообще полный, хотя именно по нему был принят самый конкретный документ. Мировые лидеры были единодушны в своем взгляде на частное предпринимательство и приняли документ, десять пунктов которого очень сильно в ближайшем будущем поменяют принципы и сам дух предпринимательства. Его преамбула гласит: «Частное предпринимательство стимулирует экономический рост, уменьшает нищету и обеспечивает процветание людей во всем мире. Поэтому правительства несут ответственность за то, чтобы выработать необходимые правила, способствующие внедрению высоких моральных принципов управления. Для этого совершенно необходимы справедливое налогообложение, более высокий уровень прозрачности и беспрепятственная торговля. Полностью изменить ситуацию поможет выполнение следующих положений», — и дальше идут десять пунктов, которые должны перевернуть мир. 1. Налоговые органы всего мира должны постоянно обмениваться информацией, чтобы действенно бороться с уклонениями от уплаты налогов. 2. Страны должны изменить правила, позволяющие компаниям уводить полученную прибыль за границу с целью уклонения от уплаты налогов, а многонациональные компании должны сообщать налоговым органам, какие налоги и где они платят. 3. Компании должны знать, кто ими реально владеет, а налоговые органы и органы правопорядка должны имеет возможность беспрепятственно получать такую информацию. 4. Развивающиеся страны должны иметь информацию и способы собирать причитающиеся им налоги, тогда как долг других стран — помочь им в этом. 5. Добывающие компании обязаны отчитываться перед правительствами обо всех своих платежах, а правительства должны публиковать информацию о доходах таких компаний. 6. Добыча полезных ископаемых должна вестись на законных основаниях, которые исключают ограбление стран в зонах конфликтов. 7. Земельные сделки должны быть прозрачными и полностью учитывать интересы местных сообществ. 8. Правительства должны отказаться от протекционистских мер и заключить новые торговые сделки, способствующие созданию новых рабочих мест и экономическому росту во всём мире. 9. Правительства должны сократить бюрократические барьеры на границе и обеспечить беспрепятственное движение товаров в развивающиеся страны. 10. Государства должны публиковать информацию о законах, бюджетах, расходах, общенациональных выборах и государственных контрактах в форме, легкой для понимания и контроля со стороны граждан.
Этот коротенький документ кладет начало целому ряду мер, нацеленные на то, чтобы упорядочить частное предпринимательство и поставить его под жесткий контроль со стороны государства. Многие из этих вопросов рассматриваются сегодня на Петербургском экономическом форуме, который проходит как один из этапов подготовки к встрече «двадцатки» в следующем году.
Думаю, что внимательный читатель не может не обратить внимания на то, что данный документ носит несколько однобокий характер. Его задача — сохранить статус-кво, при котором развитые страны так и остаются развитыми, а развивающиеся должны еще долго развиваться, послушно покупая всё зарубежное, чтобы «обеспечить создание рабочих мест во всем мире». По крайней мере, документ справедлив в том, что касается наведения порядка в налогообложении. Так, например, недобор налогов в африканских странах в три раза превышает размер иностранной помощи этому региону. В России, пожалуй, недобор налогов если не больше, то, по крайней мере, не меньше, так что документ своевременен и уместен.
Что касается сирийского вопроса, то участники встречи были абсолютно уверены, что Дэвиду Кэмерону удастся убедить президента Путина в необходимости поменять позицию России в отношении Сирии, но случилось всё наоборот — в итоговое заявление по Сирии «восьмерке» пришлось вписать многое из того, на чём настаивала Россия.
Итак, налицо две позиции. Позиция Запада: для прекращения военного противостояния в Сирии президент Асад должен уйти, а автоматически оказавшаяся победителем в этой двухлетней борьбе оппозиция будет потом решать, как стране жить в эпоху «после Асада». Чтобы законный президент Сирии ушел раньше, Запад должен помогать оппозиции деньгами, нелетальным и летальным вооружением, прямым дипломатическим и вооруженным давлением, потому что каждый день противостояния чреват человеческими жертвами, на которые западный обыватель не может смотреть, не обливаясь слезами. Всё благородно, всё чинно и понятно. Именно из этих соображений России настойчиво не рекомендуется выполнять сирийские контракты на поставку вооружения, в основном средств ПВО. По некоторым оценкам, стоимость этих контрактов превышает два миллиарда долларов.
Российская позиция, озвученная президентом Путиным: Россия поставит эти вооружения, потому что все контракты заключены с законным правительством страны и не нарушают ни одного международного обязательства, взятого на себя Россией, тем более что, как заявляли национальные лидеры США, Великобритании и Франции, они уже сегодня готовы помогать оппозиции всеми видами вооружения. Оправдывая такую позицию своей страны, перед отъездом в Северную Ирландию президент США заявил, что «у США в Сирии больше своих интересов, чем в Ираке».
Что касается урегулирования сложившейся в Сирии ситуации, Россия настаивает на том, чтобы с помощью нескольких стран-спонсоров стороны сирийского конфликта усадить за стол переговоров и принудить их к выработке мирного решения конфликта. Но есть два «но». Первое, вдохновленная поддержкой Запада оппозиция не хочет садиться за один стол с делегацией, представляющей законное правительство страны. Второе, Запад настолько уверен в действенности своей военной помощи, что откладывает сроки проведения такой конференции уже в четвертый раз. Вначале она планировалась на конец мая, потом на начало и конец июня, теперь — на июль. Всё это делается в надежде на то, что оппозиции удастся достичь решающих военных успехов.
Но ситуация только усугубляется, выплескиваясь за границы Сирии. «Сирийский вирус» проник в Турцию, и турецкая оппозиция становится всё более агрессивной. В Сирию пришли воевать отряды ливанской организации Хесболла, что привело к разрыву дипломатических отношений между Сирией и Египтом. Египетский президент объяснил своё решение тем, что вынужден был прислушаться к голосу религиозных деятелей, т.е. опять сирийский конфликт всё больше обретает черты суннитско-шиитского противостояния. Но не стоит забывать и тот факт, что египетский президент жил в США и имел даже допуск к американским национальным секретам. А бывших инженеров, как говорится, не бывает. Накануне «арабской весны» мне довелось как-то читать публикацию, в которой очень подробно рассказывалось о жизни египетского президента. Прочитав сейчас статью о нем в Википедии, могу сказать лишь одно: хорошо «причесали», причем на английском, французском и русском статьи о нем сейчас повторяются слово в слово, кроме написания фамилии, которую я, на всякий случай опускаю.
На помощь президенту Асаду Иран послал четыре тысячи «стражей революции». Это не новобранцы, а серьезная военная сила, и при умелом ее использовании может добиться серьезных результатов. Кроме того, отмечено участие на стороне правительственных войск добровольцев из Ирака. Интернационализация конфликта идет полным ходом, а успехи оппозиции в Сирии всё скромнее.
В последнее время очень нелогично выглядит позиция американского президента Обамы. То он заявляет, что «мы будем тщательно калибровать» помощь сирийской оппозиции, то вчистую проигрывает на встрече «восьмерки», так уморительно жестикулируя во время выступления, что английские СМИ запестрели его фотографиями с очень едкими надписями. И действительно, Обама — не Рейган, и, оказываясь на сцене, путает амплуа. То вдруг, вернувшись домой, заявляет, что теперь его основной приоритет — это экология и изменения климата. И это всё сопровождается обещаниями в 2014 приступить к выполнению «предвыборных обещаний» и вывести американские войска из Афганистана. Кстати, сегодня в Афганистане 66 тысяч американских военнослужащих, и даже когда США выведут свои войска из этой страны, в ней останется еще девять военных баз и 34 тысячи американцев. Напряженные отношения между Россией и США по поводу Сирии не помешали в прошлое воскресенье подписать контракт между нашим Рособоронэкспортом и Департаментом сухопутных сил МО США на поставку в Афганистан 30 вертолетов Ми-17 для афганских сил безопасности. И это несмотря на то, что значительная часть американского конгресса была против этой сделки на том основании, что «российским оружием в Сирии творятся преступления против гражданских лиц». Поставка вертолетов предполагает со стороны России организацию технического обслуживания, которое, в свою очередь, потребует создание ремонтных баз. Базы необходимо охранять, потом придется охранять тех, кто охраняет, и тех, кто ремонтирует. А дальше — по восходящей. Недавно президент Афганистана Карзай обиделся на то, что американцам удалось выйти на прямые переговоры с Талибаном. В общем, мак продолжает цвести, люди продолжают метко стрелять друг в друга, договоры подписываются, политики продолжают встречаться, а вчера представитель ФБР признался, что над территорией США тоже летают принадлежащие его ведомству разведывательные беспилотники. Всё идет своим чередом.
Сегодня это один из самых популярных и самых читаемых писателей в мировой литературе. Все его произведения о любви. Он пишет раскрепощенно, смело, современно, и, что удивительно, компьютер стал у него одним из главных действующих лиц. Его первый и лучший роман называется «Одиночество в сети». Он поляк, проживающий сегодня в Германии, большой ученый, дважды доктор наук, в своих романах поднимает на пьедестал женщину, что для нас, моряков, особенно приятно. Он и сам бывший моряк рыболовецкого флота. В минувшем 2012 году в Беларуси проходил «Год книги». На фоне этого события Брестская городская библиотека пригласила писателя в Брест на встречу с читателями. И он приехал! Что само по себе очень удивительно. Я с ним общался. Слушал, как он отвечал на вопросы, особенно женской половины зала. Убедился, что женщины от него без ума. Поэтому через некоторое время решил написать романтическую новеллу о пребывании в Бресте этого выдающегося человека. Новелла написана от имени женщины, начитавшейся произведений .
Три счастливых дня
(Романтическая новелла)
«Вот и началось второе десятилетие 21 века. В доме три телевизора, три компьютера, пять мобильных телефонов и одна книга».
2012 год объявлен в Беларуси «Годом книги»
1. Третий день.
С утра я уже была не в себе. На при прощании я находилась на грани нервного срыва. Когда варшавский поезд начал плавное движение, мне показалось, что я и все провожающие, что стояли на перроне, поехали назад. Да, да, поезд стоял, а перрон медленно удалялся, и я просто ощущала, что мы набираем скорость и вот-вот последний вагон исчезнет. Вагон, в котором находился «мужчина моей мечты». Действительно, мелькнул раз-другой красный огонек и поезд пропал. А мы все мчались и мчались. И никто не замечал, что мы в опасности, что нам всем сейчас станет плохо. Но все озабоченные сиюсекундными делами стали буднично расходиться, а плохо стало мне одной. Я сдерживала себя, но глухие рыдания разорвали мне грудь и слезы жалости к себе, слезы несбывшихся желаний, все, чем я жила последние три месяца, что давало мне силы – все рухнуло. Мой праздник кончился… Еще несколько минут назад я была самой счастливой женщиной, потому что при прощании он наклонился и, обдав ароматом хорошего мужского заграничного парфюма, (пожалуй, туалетная вода «Кальвин Кляйн») поцеловал меня. Он хотел поцеловать в щечку, по-комсомольски, но я успела перехватить его движение и подставила свои жаркие губы. Я впилась в него, и он ответил на мой призыв. Он оторвался от меня в смущении. Я видела - все три дня пребывания его в нашем городе, что я в его вкусе, и что он был бы не против…, но важность официального визита, с которым он прибыл к нам, не давала ему возможности вести себя раскованно, по-мужски. Он своим языком почувствовал, что я вся горю, и еще более смутился, увидев по моим глазам, что я поняла его. Ах, как мне нравится эта игра взглядов! Он, воспитанный и глубоко интеллигентный, взял себя в руки. Улыбнулся счастливой мальчишеской улыбкой и вошел в вагон. Еще несколько минут я видела его в окне, ласковые глаза его и улыбка сказали мне все, что он постеснялся сказать, и вот перрон поехал назад, а я несчастная, разбитая и раздавленная, полностью обессиленная осталась рыдать. Одна со своим разбитым сердцем… С трудом приползла домой. Все валилось у меня из рук. Я чувствовала себя ужасно, «как гонконгская шлюха после ухода из города морской эскадры». Пытаясь выпить чая, просыпала сахар. Нагрубила мужу и, набирая обороты, впала в истерику. Со мной это иногда бывает. Муж молча перенес взрывы моего Везувия. Думаю, он понимал мое состояние. Иногда у мужчин бывают просветления. Он спокойно разрезал лимон и сделал «николашку», посыпав лимонные дольки не только сахаром, но и растворимым кофе. Принес рюмку марочного молдавского коньяка из наших «винных подвалов» в нижнем ящике серванта, ласково заставил выпить. Я хлопнула всю рюмку с драгоценным напитком и вырубилась. В тумане ощущала, как мой верный, (а может быть, и не очень верный, кто ж их знает мужиков,) разобрал постель, помог мне раздеться, накрыл теплым одеялом. Мне казалось, что меня качают и успокаивают черноморские волны. Море, как известно, всегда снимает напряжение, мне становилось спокойнее, страхи и переживания последних дней исчезали. Через какое-то время, умиротворенная и вернувшаяся к жизни, я открыла глаза. Муж при мягком свете торшера читал Януша Вишневского, его лучший роман «Одиночество в сети». Он, скорее всего, почувствовал, что я стала нормальной, и взглянул на меня. Моя разбуженная за эти дни чувственность требовала разрядки. Я глазами, полными любви, показала: «Иди ко мне!» Он начал раздеваться, а я все более возбуждалась, лаская глазами его красивое тело. (Мне всегда нравилось, как мужчины, знающие себе цену, умеют элегантно раздеться. Видимо, поэтому многие женщины обожают мужской стриптиз.) Я давно поняла по своему опыту, что только любовь спасает нас от стрессов современной жизни. «Иди, скорей иди»,- простонала я в нетерпении…
2.Второй день.
Этот день наступил. Он был у меня самый счастливый в жизни. Самый насыщенный, самый напряженный, но и самый счастливый. Закончив перед зеркалом утренний макияж, и надев самый лучший наряд, я позволила себе открыть флакон дорогого, манящего, сексуального, отдающего лоском и шиком (как было написано в рекламе) «». Это моя лучшая покупка в туристической поездке в прошлом году в Париж. К девяти утра я подошла к гостинице, где накануне мы устроили нашего польского гостя на отдых после напряженной дороги. Ровно в назначенное время он вышел улыбающийся, свежевыбритый, весь какой-то не наш. Отличаются иностранцы от наших мужчин! Скорее всего, своей элегантностью, уверенностью в себе, раскованностью. Увы, чего нет у нас, того нет. Протянул обе руки навстречу мне, нежно взял мою правую руку и, вдохнув аромат «Сюр де Луи», поцеловал ладошку с внутренней стороны. Я чуть не потеряла сознание. До чего приятно почувствовать мужские губы у себя в руке. Раньше только однажды в детстве лошадь брала губами сахар из моей ладони, но мужские губы приятнее. Какая-то дрожь пробежала по моему телу, а он, как ни в чем не бывало, говорит: «Я готов посетить Брестскую крепость. Одет, как вы просили в удобную обувь». Я посмотрела на его сверхмодные туфли, стоимостью не менее двухсот долларов, на его простую, но очень дорогую рубашку голубого цвета от Армани, которая безупречно шла к его глазам, и, видимо, лицо выдало меня. «Да, да. Это очень удобная обувь и одежда»,- простодушно сказал «небожитель». Брестская крепость и музей обороны Брестской крепости потрясли его, много повидавшего и много знающего. Иначе и быть не должно! Немцы дважды брали Брестскую крепость: в 1939 году, когда ее защищали поляки, и в 1941 году, когда красноармейцы обессмертили своими подвигами теперь святое для всех имя – Брестская крепость. «Погибаю, но не сдаюсь!» Оказывается, он глубоко верующий человек. Он стоял у Вечного огня и молился. И я не решалась прервать его молитву, хотя уже поджимало время официальной церемонии с участием Брестского городского исполнительного комитета и Генерального консульства Республики Польша в Бресте.
Официальная часть прошла прекрасно. Она была спланирована (с моей подсказки) нашей начальницей в только что капитально отремонтированном помещении . Я специально предложила его, потому что там не стыдно было встретить высоких гостей. Начальница, естественно, на всех совещаниях подчеркивала, что это она придумала. Я воспринимала ее слова спокойно. Такова жизнь! Не вижу здесь ничего предосудительного. Лишь бы дело не пострадало. Заместитель мэрам города Бреста Вячеслав Хафизов (сам мэр болел и не мог присутствовать на встрече) оказался большим почитателем таланта нашего гостя. И в своем выступлении сказал много теплых слов в его адрес. Но, главное, показал свои знания его произведений, что на всех произвело хорошее впечатление. Затем выступил представитель генерального консульства Республики Польша в Бресте. Опытный дипломат, он знал, что надо сказать о своем соотечественнике, без преувеличения, всемирно известном писателе. В конце своего короткого выступления он сообщил, что работники консульства вечером, после окончания всех мероприятий, ждут своего великого земляка на ужин. (Это был намек нам, чтобы мы его надолго не задерживали.) Затем наша директриса пригласила на небольшой подиум самого известного сегодня в мировой литературе писателя, представив его просто: «Януш Леон Вишневский». Наши сотрудницы и я вручили ему цветы. Он, смущенный и несколько растерянный, сел за журнальный столик рядом со мной и начал рассказывать о себе, о литературе и своих произведениях. – «Я второй раз в Беларуси и очень благодарен людям, которые меня сюда привели», – пояснил Вишневский в своем приветственном слове. « Мне очень комфортно в этой стране Европы. Моя родина находится совсем близко, и вы так похожи на поляков. Я очень рад, что вы можете читать мою книгу на языке, который вам знаком. Но мне было бы очень приятно, если бы эта книга была издана и на белорусском языке». Он, великий, был прост и доступен. Меня поразило, что он не считает себя профессиональным писателем. «Каждый человек носит в себе книгу, а потом приходит момент, когда надо ее выпустить. Но не у всех есть смелость ее написать. Я, прежде всего, ученый. Моя жена – наука. А литература – моя любовница». Как красиво и смело сказано. У нас слово «любовница» до сих пор является чуть ли не ругательным. Хотя многие наши женщины, как мне кажется, хотя бы один раз в жизни были любовницами, а некоторые даже не раз, и не два. Про себя я молчу. Ему было задано много вопросов, на все он ответил откровенно и без тени лукавства. Отвечал по-русски, лишь изредка прибегая к помощи переводчика. Мне очень импонировало его поведение. Только умный, высокообразованный и воспитанный человек, может так раскрепощенно и красиво разговаривать с аудиторией. Вся наша встреча фиксировалась на видеокамеру, и через час репортаж был размещен в Интернете. Впереди была грандиозная встреча с читателями.
Время позволяло, и начальница, как было запланировано, пригласила Януша Вишневского и меня в ресторан «» обедать, тем более, что деньги были выделены каким-то спонсором. Я думаю, потому она взяла и меня, чтобы не быть наедине с великим гостем, и тем самым, исключить возможные разговоры, что в женском коллективе очень даже принято. Более того, поскольку начальница недурна собой, то разговоры о ее «похождениях» никогда не прекращаются. Хотя, на мой взгляд, здесь больше зависти. Черной зависти! Я твердо уверена, об интимных делах женщины никто не должен знать ничего. Ни лучшие подруги, ни сослуживцы, ни, тем более, муж. Также как и я, не должна знать лишнее о муже. У каждого должна быть своя личная жизнь. Своя тайна. Это святое! Более того, это залог крепкой семьи! Вышколенный официант мужского рода принес меню и карту вин. Начальница распахнула по русскому хлебосольному обычаю душу и сказала: «Выбирайте, что хотите!» К моему величайшему удивлению высокий гость заказал только луковый суп и большую чашку крепкого кофе. На спиртное даже не посмотрел. «Я волнуюсь и боюсь предстоящей встречи. Вы сказали, что раздали более пятисот приглашений. У меня такой большой аудитории еще не было. Как себя вести, я не знаю». «Ведите себя также естественно, как было на официальной встрече. Вам нечего стесняться, и, тем более, бояться. Мы вас любим, и читатели рады встретиться с вами», - наши слова были искренни и доброжелательны. Возможно, они успокоили его. Он стал улыбаться и даже шутить. И мы направились в областной общественно-культурный центр на творческую встречу с писателем. Зал гудел. Наряду с большим количеством женщин, что естественно, было довольно много мужчин, как молодого, так и среднего возраста. И они проявили неподдельный интерес к его творчеству. «Я приветствую вас, как моряк моряка», - пожилой капитан первого ранга в красивой морской форме в числе первых обратился к польскому гостю.
«Изучая ваше творчество, я, как морской офицер, с удовольствием узнал, что ваше становление из юноши в мужчину происходило на море, вы были моряком рыболовецкого флота. У нас говорят: «Рыбак – дважды моряк!» Здесь Януш Вишневский перебил его и сказал: «У нас тоже!» Что вызвало улыбку всего зала. Сразу спало напряжение первых минут общения, и я увидела, что мой протеже успокоился и стал обаятельным и доступным. А моряк продолжал: «Можно ли считать, что в борьбе со стихией, с силами природы вы закалили свой характер? И в дальнейшем, в сухопутной жизни вам не были страшны житейские штормы, шквалы, подводные рифы и камни, встречающиеся каждому человеку. И то, чего вы достигли сегодня, это результат вашей морской закалки». Далее моряк начал говорить Янушу такие слова, что я забеспокоилась. «Видимо, вы потому так хорошо пишите о женщинах, что в силу своей морской профессии мало видели и редко общались с ними. И ваши юношеские фантазии сейчас воплощаются в ваших любовных романах. Особенно радует, что вы, как моряк, воспеваете в своем творчестве красоту женщины, показываете, как надо любить и восхищаться женщиной. Благодарю вас!» - «Да, действительно, когда я учился в морском училище, я страдал от отсутствия женщин», - откровенно подтвердил Мастер. Меня опять поразила его смелость суждений и откровенность. Уверена, мы все более закрыты и «застегнуты на все пуговицы». Затем буквально посыпались вопросы о любви. Особенно много вопросов вызвал его дебютный роман «Одиночество в сети», который получил мировое признание. «Те, кто читают мои книги, знают, что я рассматриваю любовь с точки зрения химии. Некоторые обижаются на то, что я могу такое чувство, как любовь, объяснить с помощью точной науки. Но это в самом деле так! И это не лишает ее очарования. Но любовь также связана с грустью. Эти несчастья интересуют меня больше, чем радости. История счастливой любви имела бы всего две страницы. А на третьей стала бы скучной. Поэтому многие думают, что я писатель грусти. Счастливые люди не пишут книг, они слишком заняты своим счастьем. Один писатель сказал, что, если Вишневский напишет книгу в 301 страницу, там будет 302 трагедии. Я никогда не пишу книги, когда счастлив. Мне кажется, это невозможно». Я испытывала блаженство, слушая его ответы. Он словно освещал мои затаенные мысли. Я во многом была с ним согласна. Но я испытала жалость к нему, когда он сказал: «В Германии мои книги не читают. Там я ученый, поэтому не хочу, чтобы меня считали еще и писателем». Вот она скромность великого человека, имеющего две научные степени - доктора информатики и доктора химических наук. Вдруг я заметила, что девочки забыли поставить на столик перед выступающим минеральную воду, хотя пару бутылочек «Бонаквы» мы заранее приготовили. Я шепнула девчатам, и наша сотрудница вынесла на сцену минеральную воду и два стакана. И вот здесь опять проявилось воспитание и высокая культура Януша Вишневского. Он открыл бутылочку и плеснул воды в оба стакана. Первый предложил женщине-переводчице, сидевшей рядом с ним. И только после этого отпил из своего стакана. Редкий наш мужчина мог бы так сделать. Ах, как я его зауважала!
Вот к микрофону вышла молодая женщина и без тени какого-либо смущения спрашивает: «Скажите, какой парфюм вы предпочитаете от современной женщины?» Я чуть не упала с кресла. Слишком интимным мне показался вопрос. (А если будут спрашивать про нижнее белье женщин?) Оказывается, для писателя нет ничего запретного. немного задумался и сказал: «Мне нравятся «Euphoria» и «Мiss Дior Cheria». Женщина, порозовевшая от смелости, довольная ответом, с улыбкой направилась на свое место. Да, чтение романов Януша Вишневского раскрепощает женщину. Это точно! Я только что в этом убедилась… И снова вопросы о любви. Какие мудрые, до слез ясные и трогательные слова, прозвучали из уст великого знатока женщин: «Бывает так, что брак и любовь – совершенно разные вещи». «Хотеть лечь с кем-то в постель – не самое важное, может, куда важней проснуться вместе утром и приготовить друг другу чай?» Как он смог так понять меня?! Ведь это мои самые сокровенные мысли. А вот следующая фраза заставила меня затрепетать: «Женщина может любить одновременно двух мужчин…» Да, может, может!!! Но я об этом больше ни слова. В заключение он как бы поставил все точки над темой любви следующим своим рассуждением: «Любовь – это когда хочешь с кем-то переживать все четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать с кем-то ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой – помогать пережить насморк и долгие вечера, а когда станет холодно – вместе топить печь… Любовь, кроме того, что она есть, еще должна быть прекрасной. Она может быть трудной, но не может быть неподходящей». Я плакала. Конечно, никто не видел. Я плакала сердцем. Если бы так было в моей жизни!!! Благодарные читатели тепло проводили мудрого, «самого чувственного писателя современности». Но на этом встреча не закончилась. Всех желающих пригласили в фойе на автограф-сессию. Меня поразило, что свыше двухсот человек стояли почти два часа, чтобы получить автограф Януша Леона Вишневского, в основном, на книгах, купленных ими на встрече с писателем. После чего сотрудники польского консульства забрали его, измочаленного и замученного, но счастливого, на ужин. Мы распрощались с ним, и машина консула увезла его в «польские пенаты». Я тут же начала страдать, завтра он уезжает!
Первый день.
Свершилось. Я бегу встречать самого современного писателя двадцать первого века Януша Леона Вишневского. Мысль пригласить к нам этого великого писателя возникла у меня три месяца назад, когда мы все размышляли, что бы такое включить в план работы Брестской городской библиотечной сети в связи с «», объявленным на 2012 год. Я случайно познакомилась с творчеством этого великого «Казановы» в прошлом году, прочитав его самый первый роман «Одиночество в сети». Он меня поразил. Своей откровенностью и красотой описания чувств. Я набросилась на этого писателя и прочитала запоем все восемь книг, что были в нашей библиотеке. Я поняла, что это мой писатель! Теперь я рассуждала, что хотя он работает и проживает в Германии во Франкфурте-на-Майне, но по национальности - он поляк. Почти наш земляк. У нас в Бресте есть Генеральное Консульство Республики Польша, почему бы не воспользоваться их помощью. В положительном решении заинтересованы как мы, так и они. Теперь надо заинтересовать Брестский городской исполнительный комитет, поскольку без их участия не обойтись. Встреча читателей города Бреста с самым популярным сегодня в мировой литературе писателем Янушем Вишневским будет грандиозным событием в культурной жизни нашего города. И я начала работать в роли «задающего генератора». В начале я «завела» директора Брестской городской библиотечной сети. Она как депутат Городского совета положительно решила все вопросы в горисполкоме и в отделе культуры. Никто не возражал, все «за». В консульстве Польши нас приняли очень доброжелательно. «Консульство заинтересовано в такой встрече. Сейчас позвоним и спросим Януша Вишневского, когда он сможет приехать в Брест». Мы сидели в ступоре. Так просто и быстро решать вопросы мы не были обучены. Минут через пятнадцать работник консульства сообщил: «27 вечером он приедет. 28 - весь день в Бресте. 29 – в первой половине дня уезжает». Я обомлела, пораженная. Так легко решился вопрос. Нас вежливо проводили до дверей. Мы вышли из польского консульства, все еще не веря в случившееся. Невероятное везение! В течение последующих трех месяцев я по приказанию директрисы решала организационные вопросы. Она сказала: «Твоя идея. Ты и решай!» В сложных ситуациях она подключалась сама. Надо отдать ей должное, она очень сильный дипломат. Перед ней открывались все двери. Начальники-мужчины не могли ей отказать. Она очень умело этим пользовалась. Иногда даже «на грани фола». Я так не умею. Я не такая яркая, как она.
Десятки вопросов были рассмотрены и решены: проживание в гостинице, питание, организация встречи с читателями, выделение помещения, подготовка для продажи читателям во время встречи, пригласительные билеты, подготовка выставки книг в фойе зала и так далее. А также цветы, минеральная вода, экскурсия в Брестскую крепость и знакомство с городом, и даже беседа с некоторыми читателями, чтобы они при встрече задали достойные вопросы знаменитому писателю. Сотни вопросов и проблем, которые надо было быстро решить. Весь наш женский персонал городской библиотечной сети подключился к этой работе. Как в муравейнике. Я недавно узнала, что все рабочие муравьи – девушки. Самки работают в охране, на строительстве и ремонте дома, служат в разведке, сражаются с врагами, добывают пропитание. Странно, почти как у людей, куда не кинешь взгляд, везде женщины – и в образовании, и в медицине, и в торговле, и даже уже на военной службе. И вот я бегу к назначенному времени, чтобы встретить «моего писателя» и разместить в гостинице. Не верится, что машина уже везет его из Варшавы, куда он прилетел на самолете из Франкфурта-на-Майне. А вот и автомобиль с дипломатическим флажком. Мягко подъехал к подъезду. Вышли какие-то люди, начали вынимать вещи. Я стою и, наверное, глупо улыбаюсь. Один обернулся, увидел меня, поставил чемодан и сумку на тротуар и, доброжелательно улыбаясь, подошел ко мне. Это был Януш Леон Вишневский, которого знает весь мир. Дальше я плохо помню, потому что я была «без сознания». Очнулась в холле гостиницы. Писатель уже оформился и зарегистрировался. Он обратился ко мне: «Скажите, пани, Интернет будет у меня в номере? Мне надо сегодня получить три очень важных письма по электронной почте - из Бразилии, Англии и Германии и дать на них ответы. Иначе, остановится моя работа». Он улыбнулся, а у меня «упало сердце». Все, казалось бы, мы продумали. Кроме Интернета! Что делать??? Быстро звоню к себе в библиотеку и прошу срочно достать модем беспроводного и безлимитного Интернета. Пока везли модем, иностранный гость раз десять говорил по мобильным телефонам. Их было у него несколько. Я разобрала английские, немецкие и польские слова. Даже приехав в Брест, он продолжал напряженную жизнь большого ученого. Наконец, прибыл мой инженер и предложил свою помощь в подключении к Интернету. Мы все вместе поднялись в номер, где Мастер тут же начал оборудовать свое рабочее место. Я обратила внимание на большое количество дорогой радиоэлектронной аппаратуры. Да, сегодня жизнь ученого немыслима без современной техники. Минут через пятнадцать все было включено и все работало. Януш Вишневский очень тепло поблагодарил нас, поцеловал мне руку. Я сообщила ему план на завтра, и поскольку с утра будет экскурсия в Брестскую крепость, посоветовала ему надеть удобную обувь. Он понимающе кивнул. Тут же извинился, сказав: «Через пять минут мне надо быть на связи с Бразилией». Он весь был в работе. Но мне показалось, что он все-таки посмотрел на меня не только как ученый. Мы распрощались: «До встречи, завтра в девять утра». Когда я шла домой, не верила в то, что сейчас произошло. Я вся жила завтрашним днем и мечтала: «Скорей бы завтра!» Слишком много сил, энергии, здоровья было отдано тому, что должно произойти завтра.
… Три счастливых дня и три месяца напряженной работы пролетели. Наступили рабочие будни. Я благодарна Богу, что была участницей этих прекрасных событий. Возможно, я многое нафантазировала в своих воспоминаниях. Мы, женщины, не можем жить без фантазий и иллюзий! Великий Мастер воспел и возвысил на пьедестал Женщину. Он раскрепостил женщину в любви. Он научил нас, людей, красиво любить и наслаждаться друг другом. Я в восторге: «Какое блаженство быть желанной женщиной!» Без преувеличения могу сказать, встреча с ним - это было счастье. Кончается 2012 год, а я опять и опять возвращаюсь к «грустному певцу любви» - Янушу Вишневскому, поскольку жизнь человеческая коротка и печальна. «Счастье – это полная горсть воды. Я знаю, как быстро оно утекает сквозь пальцы и как трудно его удержать». Лучше и не скажешь! Увы…
Касатонов В.Ф. Город Брест. Июнь 2013 года.
В конце этого лета известный польский писатель, автор бестселлера «Одиночество в сети» Януш Леон Вишневски посетит Минск. 17 августа состоится официальная презентация новой книги автора. Визит писателя будет также ознаменован открытием уникального проекта OZART. Объединяя искусство и современные технологии, литературу и интернет, фильмы и саму киноиндустрию, проект познакомит публику с объектами искусства и интересными людьми. OZART – это не просто выставка работ разных жанров, гармонично объединенных общей темой. Это возможность для молодых и профессиональных художников, дизайнеров, иллюстраторов, скульпторов, оформителей и всех творческих людей представить свои работы на одной из лучших площадок города. В рамках проекта будут проведены аукционы представленных творений. Януш Леон Вишневски выберет лучшую работу, по его мнению, которая получит специальный приз. Программа визита Януша Леона Вишневского в Минск: 16 августа в 20:00 — эксклюзивный ужин с писателем для 2-3 человек 17 августа в 11:00 — открытая автограф-сессия в одном из магазинов OZ.by 17 августа в 19:00 — закрытая презентация новой книги Януша Леона Вишневского и торжественное открытие арт-инсталляции OZART 18 августа в 10:00 — день рождения Януша Леона Вишневского. Желающие смогут поздравить писателя
12 июня в День независимости России в Косинском детском морском клубе состоялась очередная встреча юных воспитанников петербургского Нахимовского военно-морского училища с ветеранами военной службы «Суворовцы и нахимовцы».
Договоренность об этой встрече была достигнута заранее во время первого визита в Косинский морской клуб нахимовцев, приехавших в Москву для участия в Параде Победы.
Тогда решили проводить встречи воспитанников училища и ветеранов флота на постоянной основе. Седые адмиралы и офицеры, прошедшие годы тяжелой морской службы, узнавали в стриженых мальчишках самих себя, и сами становились как будто моложе. А юные моряки жадно слушали рассказы ветеранов, пытаясь заглянуть в свое будущее, примерить на себя пока еще незнакомую судьбу морского офицера.
В рамках программы обмена между московским Суворовским и петербургским Нахимовским училищами в Москву прибыла 3 рота нахимовцев начальных классов (5-6 классы). Косинский детский морской клуб предложил совместить изучение столичных достопримечательностей со шлюпочной подготовкой на озере Белое на базе Морского клуба.
Так получилось, что будущие адмиралы и флотоводцы первый раз в жизни сели в шлюпку именно здесь, в Москве, на озере, где когда-то юный царь Петр также осваивал морскую науку.
Нелегко дались первые гребки, но взаимопонимание, дисциплина и стремление во чтобы то ни стало обуздать непокорную шлюпку, сделали свое дело.
В движениях появилась слаженность, весла с одновременным всплеском взрезали гладь воды, под форштевнем забурлила белая пена.
За обеденным столом завязался разговор о жизни в училище и в Косинском морском клубе.
К разговору подключились родители детей, обучающихся в Морском клубе и сами дети.
Все были приятно удивлены дружным исполнением нахимовцами морских песен и особенно «Марша Нахимовцев». «Отличная выучка, – подытожили ветераны, - Ребятам надо помочь».
И тут же родилась инициатива – взять шефство над этой 3-й ротой.
От имени Нахимовского клуба и ветеранов военной службы «Суворовцы и нахимовцы» было написано письмо командованию училища с просьбой принять наше предложение по организации морской практики начальных курсов Нахимовского училища на водной базе Косинского морского клуба в Конаково и разрешить шефство над 3-й ротой Нахимовского училища.
Командор Косинского детского морского клуба (в центре), председатель Нахимовского клуба, выпускник ЛНВМУ 1971 г., капитан 1 ранга М.Г.Шадрин.
