Вскормлённые с копья - Сообщения за 27.06.2010

Ягодкин Виктор Александрович. Окончание.

Но Пикуль так и остался талантливым самоучкой. Такому трудолюбию можно только позавидовать. Работал он, как правило, ночью, прихватывая еще и часть дневного времени. Работал “на износ”, даже когда болел. Для него не было выходных и праздничных дней — он весь ушел в историю и литературу. Вся его комната и даже коридор были завалены книгами, которые он приобретал, тщательно подбирая для дела, самые необходимые. Кроме этого, он собрал уникальную коллекцию портретов исторических личностей, которых нельзя было найти ни в архивах, ни в библиотеках. И все-таки в литературе В. Пикуль всю жизнь был гоним — в полном смысле этого слова: историки долго не признавали в нем коллегу, так как он не имел “бумажки”, дающей право таковым считаться, писатели (из зависти) не признавали в нем художественного дара, критики — эти партийные подхалимы, полностью зависимые от малообразованных вождей, внушали читателям, что это “второсортная” литература, а обкомы и ЦК КПСС были явно недовольны тем, что такой талант, как Пикуль, не направлен в сферу восхваления “мудрой” политики партии и правительства. Вспомним для примера роман “У последней черты”, когда в бой против одинокого писателя пошла “тяжелая артиллерия” в лице М. Суслова, так и не дождавшегося, вызванного “на ковер” опального Пикуля.
Но Пикуль все-таки пришел в отечественную историческую словесность. Пришел в нее вовремя, чтобы открыть сокрытое, показать историческую перспективу, ибо у великого народа — великая история, великое будущее. В его записках есть, между прочим, такая запись: “...Был у меня “веселый” период в жизни, когда мои книги все подряд власти отвергали, а начальство, сидящее на Олимпе, вполне откровенно заявляло: “Пикуля будем печатать только после его смерти!” Может быть, именно поэтому меня особенно волнуют судьбы писателей, которых издавали “посмертно”.



Валентин Пикуль. Полное собрание сочинений.

В чем же заключается феномен Валентина Саввича Пикуля? Кто он такой? Среди читателей ходили о нем легенды, иногда прямо-таки анекдотичные. Так, некоторые из читателей думали, что этот писатель жил в XVIII веке, поскольку многие его произведения посвящены этому столетию, другие утверждали, что Пикуль — писатель английский (“фамилия не наша”)... Нет! Не иностранец восхищался умом и талантом русского человека. Так мыслить и писать мог только русский писатель — патриот. А фамилия досталась ему от предков — украинских казаков по отцовской линии.
Родился Валентин Саввич Пикуль 13 июля 1928 года на окраине Ленинграда, близ Пулково, в простой семье, имевшей прочные крестьянские корни. Отец — Савва Михайлович Пикуль — из крестьян, мать — Мария Константиновна Каренина — из крестьян Псковской губернии. Пережив самую страшную первую блокадную зиму в Ленинграде, весной 1942 года Валентин был эвакуирован в Архангельск, где в то время на Беломорской военной флотилии воевал его отец, и в 14 лет, гонимый голодом, уходит из дома, чтобы поступить в школу юнг на Соловках. После войны он жил в Ленинграде, сначала на Детскосельской ул. (дом не сохранился), а потом, до 1961 года, на 4-й Красноармейской в доме № 16. Однако под давлением Даниила Гранина и обкома партии он был вынужден переехать в Ригу.
Пикуль в равной мере принадлежит и к “цеху” литераторов и к “цеху” историков, хотя у него и нет завершенного филологического или исторического образования. Но он прошел полный курс в таком “университете”, как Великая Отечественная война. Сочетанием глубоких исторических познаний, полученных самообразованием, с ярким ощущением той или иной эпохи, Пикуль представляет собой редкую, даже уникальную разновидность писателя-исследователя. И в этом вся его сущность. Не случайно эпиграфом к историческому роману “Пером и шпагой” он избрал слова В. М. Васнецова: “Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не знает своей истории!”. Права критик Р. Д. Мессер, говоря: “Пикуль действительно чувствует потребность обращения к неразработанным историческим материалам, к оригинальным фигурам, стремится идти по целине, успешно освещая самые темные места русской истории”. И правда, все его исторические романы являются результатом тщательного изучения источников. Поэтому они правдивы, и поэтому их любит читатель. Его произведения базируются на огромном фактическом материале, подвергшемся тщательному анализу. И это то, что помогает раскрыть истину. Бездна труда и мужества потребовалась Пикулю. Удивительно, но в его книгах нет вымышленных героев. Даже самые второстепенные персонажи имеют своих реальных прототипов. Это кажется невероятным — так легко и естественно движется пикулев-ское повествование, так естественно, словно бы безраздельно подчиняясь воле автора, входят в повествование все новые и новые герои... Объяснить это можно только тем, что Пикуль всегда воспринимал конкретных исторических лиц, как своих знакомых, с которыми можно дружить, с которыми можно ссориться, успехи которых радовали его, а неудачи огорчали. Не случайно историю страны он всегда стремился показать через историю семьи.



Передо мной книга “Реквием каравану PQ-17”, на обложке которой дарственная надпись автора: “Однополчанину, бывшему юнге-подводнику Ягодкину В. А. — В. Пикуль”. Я получил эту книгу из его рук в Риге, когда отдыхал в Юрмале (санаторий “Дзинтари”) в 1983 году. Это была моя вторая и последняя послевоенная встреча с В. Пикулем. Из Дома печали мы направились к нему домой, где он рассказал мне такое, о чем говорить кому попало в то время было не принято... Но фронтовым однокашникам — морякам он доверял наболевшее полностью, веря в святое морское братство. По поводу гонений на него он тогда говорил: “...Меочем, Виктор (так он из-за отсутствия верхних зубов выговаривал фразу “между прочим”) — нагадить и оболгать — вот главная задача придворной камарильи...”. И в отношении критики: “Я смолоду взял себе за правило: никогда не реагировать на помои. Ко мне подбираются давно. Некоторые советуют писать в газеты опровержения. Но, помилуйте, какая из наших газет осмелится это сделать, если они все зависимы от... и он показал пальцем на потолок. — Издательство не может ослушаться приказа Д. Гранина и не учесть мнения сверху. Такова обстановка. В Союзе писателей сейчас хорошо живется только подхалимам, угодникам и подонкам, а писатели — патриоты Отечества, не прославляющие “руководящую и направляющую силу КПСС” — осуждены быть задвинутыми на задворки литературы...”. Увы, это так и было. После публикации исторического романа “У последней черты” (“Нечистая сила”) за Пикулем был установлен негласный надзор по личному распоряжению М. Суслова. Но жизнь продолжалась, продолжалось и давление на него. Днем Пикуль почти перестал выходить из дома, работал в основном по ночам. Наивно пытался он протолкнуть свои труды в печать, — ограничения стали еще более жесткими и подозрительными...
Вернемся, однако, к моей последней встрече с Пикулем. Входим в квартиру дома по ул. Весетас. Кругом завалы из книг. Идем по пробитой между ними тропинке. Квартиру эту хозяин получил, будучи “выдавленный” Д. Граниным из Ленинграда. Мебели в доме — никакой, и умирающая от рака жена Вероника Феликсовна лежала прямо на полу на каких-то тюфяках... Встреча была короткой. Вспомнили Соловки, общих знакомых... Он начертал мне нечто на обложке “Реквием каравану”, и я, очень гордый таким даром, пожал руки Валентина и Вероники... Жили в то время они бедно. В конце 1970-х — начале 1980-х гг. все гонорары Пикуля уходили Веронике Феликсовне на наркотики — ничто другое от болей не спасало. И они не спасли. Однажды вечером она позвала Валентина к себе. Он вбежал в комнату и обмер: Вероника, давно не поднимавшаяся с постели, стояла, опершись на спинку стула, к нему спиной. Он осторожно подошел, дотронулся до ее плеча, — она упала ему на руки, потому что была мертва. После похорон у Валентина Саввича наступила депрессия. Систематические ночные бдения, переживания по утрате жены и непрекращающаяся травля властей окончательно подорвали его здоровье. Засыпал он только укутавшись в шубу покойной жены. Так было месяца четыре, но жить так было невыносимо. Квартира его превратилась в тюремный лазарет. Из этого состояния его смогла вывести только очень заботливая, хозяйственная, умная женщина — Антонина Ильинична. Она и стала его второй женой.



«Это Пикуль!» | Город | «Вечерний Мурманск»

Да, Пикуль был настоящий русский литературный подвижник, человек великой скромности и непритязательности. Популярнейшему писателю Валентину Пикулю исполнилось бы в 2002 году 74 года. Он умер через 3 дня после дня своего рождения, в который ему всего-то минуло 62 года. Обидно. Ведь он мог бы еще жить... Валентин Саввич скончался неожиданно, хотя последний год его жизни висел на волоске, и этим волоском был единственный работающий сердечный клапан, который отказал, когда он шел на звонок открывать дверь. Вскрытие показало, что лишь одна четверть сердечной мышцы с трудом проталкивала кровь. Все остальное представляло собой отмершую ткань. Многомиллионные тиражи его книг разошлись по нашей стране, переведены на языки десятков стран мира, но не все знают о том, что их любимый писатель имел судьбу, которая уготовила ему почти диссидентское существование, хотя от политики он и убежал в свой любимый XVIII век... Коммунистическая власть ревниво относилась к тому, что свой талант он отдал России, а не истории КПСС.
Валентин Саввич Пикуль похоронен в Риге. Единственными заслуженными титулами его были и остались имя и фамилия. И этими титулами он дорожил больше всего!.. Именем этим гордимся и мы — граждане России, для которых он жил и трудился. Знают его и во многих городах мира, в гавани которых заходит огромный белоснежный лайнер с гордым названием на борту “Валентин Пикуль”!

Интервью с интересным собеседником: Виктор Ягодкин: «Не писать об этом невозможно». Беседу вел А. Нестеренко. Пресса Царского Села. Суббота, 3 августа 2002 года № 60 (9382).



...
— Виктор Александрович, что дала вам работа в качестве экскурсовода Городского экскурсионного бюро?
— Это, пожалуй, основное, что окончательно утвердило меня в желании писать исторические миниатюры о Петербурге. Но для того, чтобы стать профессиональным экскурсоводом в таком городе, как Петербург, надо было, как минимум, иметь диплом о высшем гуманитарном образовании. Восполняя потерянные во время Великой Отечественной войны возможности учиться, я продолжил занятия в университете на юридическом факультете только в 1960 году и, получив диплом, стал регулярно посещать курсы экскурсоводов, в том числе и в государственном Эрмитаже. Лекции по архитектуре, живописи, скульптуре, камню и т. д. были до чрезвычайности интересны и полезны для моей новой, дополнительной профессии. Хотелось узнать как можно больше не только о городе, но и об интересных людях, его населяющих, об искусстве, коим Петербург так богат.
— Какие же темы для экскурсий вы освоили, и где пришлось вам поработать?
— В основном это музей истории города — Петропавловская крепость. Кроме этого — Исаакиевский собор, автобусная экскурсия по городу, теплоходная по Неве “Панорама Невских берегов”, по памятным литературным местам Петербурга, и ряд других объектов...
Должен сказать, что работа эта требует не только обширных знаний, но и отличного здоровья, коим я, к сожалению, похвастаться не могу. Сказались — война, голод и прочие негативные обстоятельства...
Поэтому с 1985 года я стал совмещать эту работу с обязанностью артиллериста Петропавловской крепости, в надежде окончательно осесть в этой, более легкой должности.
— Каким же образом?
— Очень просто. По окончании экскурсии я приводил свою группу к Нарышкину бастиону,  поднимался к орудиям, заряжал, и ровно в 12 (как из пушки!) производил выстрел. И так около года, а с 1986 года и до 1996-го только у орудий и работал. Дело несложное, но через 3 дня на 4-й требующее ночного бдения. Впрочем, именно этими ночами я и писал “нечто”, что теперь отдаю в газету.



— Видимо, эти материалы мы и читаем теперь в вашей книге “Удивлению достойно...”?
— И не только эти, но и те, что специально для книги написанные. Она уже вышла из печати. Теперь готовлю к печати вторую — под названием “Прогулки по Петербургу”, в которой найдут свое место, кроме исторических очерков, и несколько материалов мемуарного плана. Надеюсь, что читателям она понравиться.
— Ну что ж, редакция желает вам дальнейших творческих успехов, интересных тем, в том числе и для нашей газеты, но главное — доброго здоровья!

Яковлев Николай Яковлевич



Соловецкий юнга Николай Яковлев: "У подводников не бывает ранений ...". - Равнение на победу - Республика Карелия - Судьбы ветеранов.

Здравствуй, море Белое, пенное,
Серый камень, морская трава,
Здравствуй юность моя военная,
Соловецкие острова

Николай ЯКОВЛЕВ: Я СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК. Курьер Карелии 03 февраля 2005.

Я счастлив в своей жизни, - уверенно считает он. - Трудился, учился, воевал, всегда старался быть востребованным. Меня уважали рабочие люди, военная, морская братва, сослуживцы и многие поколения учеников в спорте. Прошел многое, сохранил бодрость духа, здоровье, семью. Что еще нужно для счастья?

Кубанские казаки

Сегодня трудно найти тех людей, которые бы помнили о большом двухэтажном деревянном доме, что гордо стоял в Петрозаводске на улице Гористой. Теперь на этом месте расположено здание военкомата (ул. Антикайнена).
В добротном, на века построенном доме жили когда-то потомственные кубанские казаки. Они приехали в Карелию и работали на Александровском (Онежском) заводе.



- Николай Яковлевич, помните ли вы этот дом деда?
- Такое не забудешь, свой дом, в котором были конюшня, каретная, баня, мастерская, другие подсобные и жилые помещения, большие огороды. Три семьи братьев дружно жили в нем. Дед, Василий Яковлев, был кузнецом редкой, высочайшей квалификации. Ему доверяли делать самые сложные детали, колеса, для этого он сам подбирал металл, закалял его, в общем, делал все основательно, за что и был уважаем специалистами и руководством. Он приехал в Карелию в конце XIX века, участник первой мировой войны, как и мой отец.
- Почему же тогда те, кто "вкалывал", имели такие крепкие хозяйства, а теперь в большинстве живут максимум в многоэтажках или "хрущевках"?
- Да очень просто все объясняется. Тогда кто хотел, имел участки земли, на них и строились родовые дома, где жили все родственники. Делали для себя все удобно, красиво и на долгие времена.
- А ваши отец и мать где работали?
- Отец, Константин, работал также на Александровском заводе, в литейном цехе. Лили снаряды, заготовки. Там же трудились и мать, братья. Тогда здесь был один такой крупный завод. На работу ходили по гудку.

Пикуль и Штоколов были пацанами

- Когда началась Отечественная война, все оборудование, кадры многих заводов переправлялись на Урал. Так случилось и с Александровским заводом. Вам было 16 лет. Тогда все стремились на фронт, помочь стране?
- Конечно, и мы, молодые ребята, сверстники, обивали пороги военкомата. Но нам сказали, что и в тылу нужны силы, и это очень важно. Мы помогали в эвакуации, таскали огромные станки, перекатывая их на бревнах. Уставали сильно, чего там. Приехали мы в Свердловск, учились в ФЗО (фабрично-заводское образование) и там не оставляли в покое военкомат. Наконец, нам сказали, что для направления в школу юнг Северного флота и получения военных специальностей нужны были согласие родителей и путевка комсомола. Ни того, ни другого у нас не было. Директор завода, где мы работали, отказал категорически, ему требовались рабочие руки, а родители были очень далеко. Тогда мы с другом Ваней Вихровым пошли на хитрость. Сходили в парикмахерскую, постриглись "под ноль" и пришли прямо на вокзал, откуда отправлялись набранные мальчишки в далекую северную школу юнг. Под шумок проводов просочились в вагон, а согласие родителей сочинили сами на ходу. Нас посадили в теплушки и отправили в Соломбалу Архангельской области. А затем - на Соловки. К учебе отнеслись со всей серьезностью, занимались очень прилежно. За это были отмечены командирами недельным отпуском на большую землю, в Беломорск.



Соломбала - название слободы, отделенной от центра Архангельска речкой Кузнечиха. Это был исторически обособленный район, который нередко упоминается иностранными мореплавателями отдельно от Архангельска. В Соломбале располгались петровские верфи и Адмиралтейство, это был военно-морской и судостроительный центр русского Архангельска.

В эту школу юнг первого набора получили повестки около пятисот молодых парней со всей страны, четыре роты. Выдали форму, шинели, ботинки морские... И начались занятия. Было интересно, мы быстро сдружились и с увлечением осваивали военные специальности подводников: торпедисты, сигналисты, рулевые, радисты. Учились мы по ускоренной программе, всего год. Среди курсантов были и совсем "салаги", на два-три года моложе нас. Запомнились мне такие шустрые пацаны, как Боря Штоколов и Валя Пикуль. Кто мог тогда предположить, что это будущие знаменитости?

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru