Осень в этом году пришла неожиданно. Весь сентябрь на Карельском перешейке стояла прекрасная тихая почти летняя погода. Грибники не могли нарадоваться, белые грибы несли из ближайшего леса вёдрами. Петербуржцы, приезжающие на выходные на свои элитные дачи, днём ещё пытались купаться в остывающих озёрах, а вечером неистово парились в финских саунах. Это был обязательный ритуал загородного отдыха. Но вот вчера вечером загудели корабельные сосны, арктический воздух ринулся на посёлок Сосново и к ночи обложное, тревожное небо разверзлось холодным по-настоящему осенним дождём.
Утром Владимир Васильевич, отставной моряк, капитан 1 ранга, по флотской привычке постучал по , украшавшему холл его коттеджа, оценивающе посмотрел в окна и понял, пришёл глубокий циклон. Бабье лето кончилось. Он оделся и вышел на улицу покормить своих полудиких кошек. Дождь надоедливой серой пеленой висел в воздухе. Рваные дождевые тучи проносились над самыми вершинами сорокаметровых сосен. Дождь то усиливался, то почти прекращался, но влага продолжала висеть в воздухе. Первые разноцветные самые слабые листья за ночь опали и красивым ковром украсили землю. В саду вокруг дома стало светлее. Листопад вступил в свои права. Пахло прелыми листьями и грибами. Кругом было сыро и тоскливо. «Унылая пора, очей очарованье…» Владимир Васильевич поднял голову, его внимание привлёк какой-то необычный звук в небе. Он замер от увиденного. Два лебедя, красиво вытянув свои длинные шеи, летели низко, почти над самыми верхушками деревьев. Они с трудом преодолевали порывы ветра. Лебеди переговаривались и как бы поддерживали друг друга. Почему они летели одни? Почему отбились от стаи? Возможно, кто-то из них был болен. Но сильный не бросал слабого. Они скрылись за ближайшими соснами, а их тревожные голоса были слышны ещё некоторое время. Лебединая верность… Верность на всю жизнь!.. Тоска навалилась на одиноко живущего пожилого моряка. Жизнь заканчивается. Сын с невесткой в Москве. Изредка навещают отца. Зовут к себе. Но как уехать? Здесь построен дом. Современный, со всеми удобствами. Сколько вложено в него сил, энергии, здоровья. Сколько потрачено денег, не сосчитать! Но, главное, здесь похоронена его жена, Раиса Николаевна. Его единственная любимая женщина. Вот уже два года, как она ушла из жизни. Каждый месяц день её смерти Владимир Васильевич отмечает, посещая кладбище. Он кладёт цветы на могилу и долго разговаривает, общается с ней. Он уверен, что она слышит его. Иначе и быть не может. Какую красивую жизнь они прожили вместе! Сколько приятных воспоминаний… Неслучайно , уважаемый им писатель, в романе «Зима тревоги нашей» сказал: «Большинство людей на девяносто процентов живут в прошлом, семь – в настоящем, и, значит, для будущего остаётся только три процента». Воспоминания, воспоминания!.. Память сердца…
Вот они, молодые блестящие лейтенанты, собрались в ресторане «Москва» отметить окончание учёбы в высшем военно-морском инженерном училище имени Ф.Э.Дзержинского. С ними их молодые жёны. Сколько красивых тостов! Сколько благородных пожеланий послужить Родине! Впереди огромная жизнь на флоте, полная романтики и приключений. Конечно, выпили. Может даже немножко лишнего. Володя вышел с Раей в фойе выкурить сигаретку. В это время лейтенанту Валерке Троицкому показалось, что какой-то чужой, не из их компании офицер, вожделенно смотрит на его Светку. Горячий лейтенант тут же провёл «апперкот» левой в челюсть и «прямой» правой в солнечное сплетение, как учили на уроках бокса. Чужой, старший лейтенант, возмущённый таким хамским обхождением, в долгу не остался. Его тоже учили хорошие учителя. Завязался мужской разговор с применением физических оскорблений. А поскольку комендатура была рядом, на Садовой, через пять минут прибыл патруль и всех без разбора лейтенантов отвезли на гауптвахту. Даже разбираться не стали. И так ясно, что все безобразия на Флоте от лейтенантов. Только стали оформлять дебоширов и распределять по камерам, как в управление коменданта ворвались распалённые жёны. Они требовали, чтобы их тоже арестовали. Они, как верные военно-морские жёны, хотят провести ночь с мужьями на гауптвахте, разделить с ними их страдания. У некоторых что-то булькало в сумочках. Дежурный по комендатуре не растерялся. Он оказался мужиком с юмором. «Лейтенанты, быстро ложитесь спать. Завтра утром вас будет воспитывать комендант города. Учтите, это будет поездка по вашим телам на танке с мелкими гусеницами, чтобы больнее было!» Рыцарским жестом он разрешил женщинам поцеловать своих мужей и пожелать им спокойной ночи. Все поцеловались со всеми раз по пять. Видя, что «прощание славянок» затягивается, дежурный приказал посадить «декабристок» в машину и отвести на ближайшую станцию метро. Вот так пришлось Володе первую ночь в офицерском звании провести вдали от Раи, о чём он потом жалел всю жизнь. Может быть, этой ночи как раз и не хватило ему, чтобы по-настоящему выразить Рае свою любовь…
Прошли годы. Первые годы их совместной жизни на частных и в коммунальных комнатах. Как оказалось, самые счастливые годы… Сколько радости доставило рождение сына! Купание, кормление, первые зубы, первые шаги, первые слова… Володю поражала Рая. После появления сына она стала нежной, ласковой, внимательной, словно в ней проснулись какие-то новые силы. Женщины не похожи на нас, мужчин. Они другие, более развитые существа. Они устроены по-другому, и они проживают другую жизнь, порой непонятную нам. У них другие цели и задачи в жизни. Маленький сынулька умилял Владимира Васильевича. Вот он приехал в отпуск в Ленинград, где его встречали Рая с сыном. Дома сын залез к нему на колени и на полном серьёзе шёпотом сообщил: « Папа, я видел льва. Не похож …» Через несколько лет инженер-кораблестроитель капитан-лейтенант Владимир Васильевич, недавно переведённый на Камчатку, получил первую в их жизни отдельную квартиру. Он сообщил радостную весть Рае в Ленинград: « Приезжай!» Пока она увольнялась с работы, сдавала дела и готовилась к отъезду, квартиру кто-то занял. Да, были такие простые нравы. Разъярённый «морской волк» бросился к начальству: «Помогите!» Начальник военного завода, обременённый проблемами ремонта атомных подводных лодок, не дослушав до конца жалобы своего командира дока, сказал: « Докмейстер! Я тебе квартиру дал? Какие ко мне вопросы? Живи и наслаждайся жизнью! ». Владимир Васильевич по его тону и по его глазам понял всё, что не сказал мудрый начальник. Вышел от него, землю бьёт «копытами», «дым из ноздрей». Взял десять матросов со своего дока. Прибыл в дом. Взломали матросы замок и выбросили все чужие вещи на снег. Что здесь началось! Женщины, дети, крики, стоны. Приехали какие-то прокуроры. Владимир Васильевич спокойно показал им свои документы, ордер на квартиру на своё имя, прописку. Прокуроры отругали «захватчиков», плюнули и уехали. А на завтра приехала Рая. Она даже не знала, какие вчера, здесь под окнами, были бои местного значения... Да, Рая была от природы очень практичная женщина. Когда через несколько лет подошло время перевода с Камчатки, Владимиру Васильевичу предложили Калининград. Он радостный пришёл домой, но его быстро остудила Раиса Николаевна. «Это, видимо, наше последнее назначение. Мы там осядем уже до конца жизни. Что же нам, коренным ленинградцам, делать вдали от родного города? В Питере вся наша родня. Дело идёт к окончанию службы. Как мы будем жить одни в чужом городе, да ещё в Кенигсберге?» Владимир Васильевич впервые глубоко задумался о смысле жизни. Служба службой, но после пятидесяти она закончится. Надо думать, как и где жить дальше. Несколько дней он ходил с лицом, напряжённым от работы мысли, и, наконец, вынес на семейный совет предложение: «Службу надо закончить либо в Москве, либо в Ленинграде. Другие варианты отпадают». Раиса Николаевна долго и радостно его целовала. Это был её ответ на гениальное решение мужа...
И вот они, закончив службу, счастливые и радостно возбуждённые строят дом, да не где-нибудь, а на , жемчужине российского Севера. Заботы, переживания, хлопоты и даже тяготы – всё в прошлом. Казалось бы, живи и наслаждайся красотой северной природы, дыши целебным воздухом. Жаль, жизнь коротка! Годы дают о себе знать. Обоим уже за шестьдесят. «Пришла пора болезней и страданий…» Да и служба на Флоте, тем более, рядом с атомоходами, не прибавила здоровья. Однокашники тоже болеют. Валерка Троицкий после инсульта с трудом приходит в себя. Другие уже ушли в иной мир, не дотянув даже до среднестатистического возраста. Пять лет назад Раисе Николаевне стало плохо. Внезапно. Казалось бы, без всяких видимых причин. Владимир Васильевич сделал всё, чтобы привести её в норму. Правда, диагноз так до конца и не установили. Диагностика всегда была самым слабым звеном советской медицины. А потом опять ухудшение. Обострилась астма. Мучили постоянные головные боли. Апатия. Летом она внезапно потеряла сознание. Владимир Васильевич на специальной реанимационной машине за большие деньги отвёз её в больницу в город. Взволнованный долго сидел в палате, держа её за руку. Она не приходила в себя, но состояние её было стабильным. К вечеру врач посоветовал Владимиру Васильевичу отдохнуть до завтра, а утром при необходимости приехать вновь. Более двух часов расстроенный Владимир Васильевич добирался на метро и на электричке до своего дома в посёлке Сосново. Тяжело поднялся на крыльцо и, уже открывая дверь, услышал резкий телефонный звонок. Он почувствовал удар в сердце, подбежал к телефону. Медицинская сестра бесстрастно сообщила, что Раиса Николаевна пять минут назад скончалась, не приходя в сознание. Ноги подкосились и …темнота. Инфаркт. Через некоторое время полосная операция на желудке. Цистит. Микроинфаркт. Всё обрушилось на отставного моряка после ухода Раисы Николаевны. Словно открылись ворота шлюза, а может быть потому, что он потерял смысл жизни… Каждый раз, приходя на кладбище, Владимир Васильевич чувствует какую-то вину, ведь он не попрощался со своей любимой и единственной Раисой Николаевной. Если бы он не уехал из больницы, может быть, она сказала ему, как жить дальше. В последние минуты жизни его не было рядом с ней. Эта мысль не даёт ему покоя. Как же он уедет к детям в Москву, когда Рая здесь одна? Ведь она хочет говорить с ним. Он это чувствует. Он это знает. Нет, его место здесь…
Немного распогодилось. На мгновение выглянуло солнце и огромная, на половину неба, украсила серый пасмурный день. Владимир Васильевич очнулся от своих беспокойных воспоминаний. Радуга - это сигнал. Как будто подняли Андреевский флаг на корабле. Это призыв к жизни, к борьбе. Жаль осталось мало сил. Жизнь коротка. «До конца своих дней я буду с тобой рядом, моя дорогая, моя любовь, моя жизнь…»
Ноябрь 2006 года
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Как же так? Нам на флоте уже около десятка лет «Курсом боевой подготовки» ставится задача торпедировать такую цель. Мы в инициативном порядке разрабатываем всякие номограммы и таблицы, изобретаем нестандартные методы использования старых торпедных автоматов стрельбы, чтобы выполнить задачу, а тут разработана новейшая быстродействующая система, которая в принципе не позволяет это сделать! Конечно, мы доложили об этом в Управление боевой подготовки ВМФ, где известие о какой-то «Туче» было новостью. Пришлось нам также «пошевелить» разработчика и 24-й институт. Но тут, как говорится, нашла коса на камень - обе организации предъявили нам высочайше утвержденный документ, где указано, что метод определения ЭДЦ должен быть разработан «из постулата о равномерном и прямолинейным движением цели». Это было явное упущение в тактико-техническом задании на разработку БИУС, и я сильно подозреваю, что эта исключительно профессиональная конкретизирующая фраза появилась в ТТЗ не случайно. На то он и ученый, чтобы видеть дальше и глубже командно-штабного утверждающего. В конечном счете после непродолжительной тяжелой полемики необходимость внедрения задачи своевременного определения поворота цели и частных курсов зигзага по данным шумопеленгования была подтверждена, и мы с институтским математиком капитаном 2 ранга Ю.Поповым наметили пути решения проблемы, которые ему еще предстояло проработать и математизировать, а разработчику внедрить. При этом мы прекрасно понимали, что метод, который мы называли методом «Подбора», несовершенен, но ничего другого в уже построенную систему всунуть было невозможно.
Надо сказать, что отладка функционирования запрограммированных задач шла очень успешно. «Затыки», бывало, случались в местах сопряжения машин с датчиками источников информации, где иногда не соответствовали ранее согласованные электрические параметры. Случались нарушения межреспубликанских технических условий на поставку. Все эти огрехи подлежали устранению, что происходило очень и очень по-разному. Предприятия-смежники, которые дорожили своей репутацией, лучшими силами наваливались на дефект и в короткий срок его устраняли, другие же прежде чем исправить собственную ошибку длительное время занимались никчемной перепиской. Тем не менее дело продвигалось, и к концу 1965 года система уже была в таком состоянии, что ее можно было продемонстрировать высокому начальству. Вскоре, когда руководство Минсудпрома пригласило главнокомандующего ВМФ адмирала флота С.Г.Горшкова посетить ЦМНИИ, такая демонстрация состоялась. Там же, в монтажном цехе, непосредственно рядом с пультом «Тучи» главный конструктор развесил демонстрационные плакаты и графики. Из служебных кабинетов принесли стулья. Бельский усадил меня за пульт, а сам приготовился к докладу. Главком вместе с некоторыми, как говорят, заинтересованными, начальниками управлений ВМФ прибыл часов около одиннадцати. Все уселись поближе к пульту. Ростислав Рафаилович начал доклад, а я по мере изложения крутил рукоятки, жал кнопки, щелкал тумблерами и вызывал на ЦЗИ (цифровая знаковая индикация) различные цифири в пределах возможности имитаторов, и все шло гладко. Главком слушал очень заинтересованно, изредка задавая вопросы, или молча кивал головой, когда ему было понятно. Мирное настроение главнокомандующего было прервано, когда Бельский, докладывая компоновку левой - «торпедной» панели командирского пульта, с гордостью сообщил: - «А вот здесь установлен переключатель всех 16 типов торпед». - «Что?» - главком знаком остановил докладчика и повернулся к вице-адмиралу, начальнику минно-торпедного управления ВМФ - «Костыгов, это разврат! Нам нужно три-четыре типа торпед. Что вы делаете?»
Господи, подумал я, до чего же здорово, когда Хозяин Флота понимает наши командирские беды. Ведь половина торпедного старья, обозначенного на панели пульта, это давным давно отработавший свои сроки хлам, который, однако, используется на практических торпедных стрельбах. Он ходит произвольными курсами и скоростями и почти никогда не проходит положенную дистанцию, тонет или всплывает в любой точке траектории, он обвешивает неудовлетворительными оценками командиров и экипажи, он не дает нормально изучать устройство, приготовление, нормы приемки и тактику использования новых образцов торпед, он становится причиной унизительных разносов, которые учиняют командирам подводных лодок кабинетные флотоводцы. Но теперь, как думал я, за дело взялся сам главнокомандующий и, понятно, положение изменится немедленно. Как бы не так... Я еще полтора десятка лет после этого отрабатывал курс боевой подготовки, эксплуатируя этот торпедный хлам. И особенно гнусное чувство я испытывал, когда будучи руководителем стрельбы, не обнаружив торпеды в расчетной точке ее всплытия после залпа, согласно передовой теории поиска выстраивал в строй пеленга два сторожевых корабля, торпедолов, подводный стратегический ракетоносец и утюжил район возможного всплытия торпеды, чтобы найти ее с вероятностью 0,95, заранее зная, что, во-первых, она утонула, во-вторых, что она не стоит и сотой доли людских усилий, моторесурса и топлива, затрачиваемых на ее поиск. Но «так положено». В общем, ведомство победило. Или главком позволил ему себя победить. Это уже потом, в конце 70-х, после изучения книги С.Г.Горшкова «» я понял сколь малое значение придавал он торпедному оружию и его развитию.
Вскоре, в начале 1966 года, головной образец «Тучи» поступил на ПО «Севмашпредприятие», и начался монтаж его на лодке. Во всех монтажных и наладочных работах принимали самое деятельное участие оба наших командира электронно-вычислительной группы, и должен без преувеличения сказать, что после этой производственной практики более грамотных и умелых специалистов на флоте было не сыскать. Высокая квалификация также отличала институтских наладчиков. Вместе они обеспечили безотказную работу системы на швартовых испытаниях. Было, правда, дело, когда из трубопровода воздушного охлаждения ЭВМ хлынула вода и залила все электронные платы, куда могла добраться. Но это «заслуга» даже не вентиляторщиков, а конструкторов, которые сумели спроектировать трубу так, что в каком-то изгибе копился конденсат, дренажа не было, он и дал фонтан при очередном запуске вентилятора. Но вот, наконец, и ходовые. Мы, кто участвовал в освоении, а более всех те, кто создавал БИУС, с громадным нетерпением ожидали первого выхода в море. Оказалось, что для полного испытания БИУС на подтверждение количества целей, элементы движения которых могут определяться одновременно, на Беломорской ВМБ просто не хватало корабельного обеспечения. Поэтому приходилось ограничиваться двумя, реже тремя кораблями. Однако и здесь мы нашли технически корректный способ испытать «Тучу» на полное запрограммированное число целей.
Не вдаваясь в ненужные подробности, скажу, что система также выдержала отлично. Все проектные задачи решились правильно, и если было несколько сбоев, то причиной их явились ошибки на вводе информации, а проще - промахи акустиков, радиометриста, да и самих операторов БИУС. Справилась «Туча» с ракетными и торпедными стрельбами. И я понимаю радость главного конструктора и его коллег по поводу подписания акта межведомственной комиссии с рекомендацией принять Боевую информационно-управляющую систему «Туча» на вооружение ВМФ. Для меня же это торжественное событие было омрачено тем, что разработчик не успел до подписания акта реализовать задачу «Подбора» и тем обрек нас - меня и командиров лодок, которые будут приняты в ближайшие год-полтора, на невыполнение курса боевой подготовки - мы не сможем ни торпедировать маневрирующую цель, ни уклониться от нее. Удручало еще и то , что виновато в этом было свое же военное ведомство. А именно - 5-е Управление ВМФ, курировавшее радиотехническое вооружение кораблей и частей ВМФ. Я вспоминаю сейчас те словесные витийства, которые плелись чиновниками в военном и штатском, чтобы убрать из акта наше требование в короткий срок внедрить задачу «Подбора». В ход шла такая фразеология, как «ваше пожелание», «лучшее - враг хорошего» и др. Однако на председателя МВК Героя Советского Союза вице-адмирала Александра Ивановича Петелина (одновременно председателя Правительственной комиссии по приемке лодки), который никогда не пасовал ни перед какими званиями и титулами и всегда имел свое собственное мнение по кругу решаемых вопросов, эти заклинания впечатления не производили. Долги по «Туче» вместе со сроками исполнения были записаны в акт и вынесены на решение Правительства. Через год задача была реализована.
Это я рассказал об очевидном просчете. Но были и такие (их немного), для распознавания которых требовался опыт эксплуатации, требовалось время. Расскажу об одном. Из самых лучших побуждений, для того, чтобы обеспечить корабельному боевому расчету лодки возможность тренировок в решении тактических задач с помощью БИУС, в ней был предусмотрен «Учебно-тренировочный режим». Основу его составляла задача определения ЭДЦ по данным, вырабатываемым собственно машиной же. Делалось это так - органами управления задавалось положение, курс и скорость прямоидущей (и только прямоидущей) цели и запускалась программа ее движения. Исчисленные пеленга поступали в другой вычислительный блок, оператор, имитируя маневрирование своей подводной лодки (хотя она стояла у пирса), определял элементы движения «врага» и далее выполнял различные задания руководителя - на уклонение от цели, на занятие определенной позиции относительно цели или на ее атаку. Все это, как казалось, было очень здорово, и такая задача продолжала закладываться в БИУСы последующих модификаций. Однако через несколько лет эксплуатации, когда несколько поутихли электронно-вычислительные восторги, мы, командиры, начали понимать, что по сути дела получили в руки игрушку для оператора. Никакой отработки ГКП не происходило. Акустики и метрист не тренировались, старпом, штурман, рулевой были не у дел, временные и путевые параметры своего маневрирования отсутствовали, зигзага цели не было. Как-то надо было исправлять положение. Но уже произошла ядовитейшая штука - руководство ВМФ, убежденное в том, что каждая лодка, имеющая на вооружении БИУС, может осуществлять тренировки самостоятельно (что следует из отчетной документации), отказалось от заказа новых тренажеров. Например, в Гремихе командиры лодок со своими расчетами тренировались в кабинете торпедной стрельбы, оборудованном старым, еще с лодок первого поколения прибором ТАС-Л-4, на котором работал специалист торпедного кабинета, поскольку операторы лодок этого прибора не знали и работать на нем не умели. В таких условиях смешно было говорить о сколько-нибудь качественной подготовке торпедных расчетов. Способность командиров атаковать цель падала с каждым годом. При этом посещаемость кабинета торпедной стрельбы была довольно сносной, даже хорошей. Эта проклятая «посещаемость» была главным критерием отработанности корабельных боевых расчетов при всяких проверках, комиссиях и инспекциях. А вот атаки в море не удавались.
К нам в Гремиху даже приезжал по этому поводу командующий Северным флотом адмирал В.Н.Чернавин. Он собрал командиров лодок на расширенный Военный Совет, начертил на доске классический и, правильно обозначив его стороны и углы, очень «убедительно» доказал, что в деле стрельбы торпедами, согласно треугольника, проблем нет. Чтобы не компрометировать высокое начальство, «вопросов у матросов» не было. Только вот командиры лодок были в недоумении - сводить такой сложный вопрос как бесперископная атака зигзагирующей цели к школьному разбору сторон и углов треугольника — это по меньшей мере непонимание сути проблемы. До торпедного залпа, который и описывается тем самым пресловутым треугольником, еще надо «доехать» Так, неудачно сформулированная и исполненная в БИУС задача плюс недопонимание проблемы среди некоторой части руководителей, стали помехой в боевой учебе и причиной снижения боеспособности определенной части боевого ядра флота. Боевое использование БИУС на флоте показало, что при решении задач ракетной стрельбы, маневрирования, навигации, гидрологии и некоторых других, так сказать, «жестких» задач, «Туча» является безотказным и удобным инструментом. Что же касается торпедной стрельбы, где половина - это математика, а половина - командирское искусство и интуиция, здесь, по-моему, нужен более гибкий, легко манипулируемый счетно-решающий прибор с хорошо продуманной системой наглядного отображения процесса. Понимая теперь, что значительную часть решаемых БИУС задач можно было еще в начале разработки сделать гораздо лучше, я понимаю также и то, что доходил до этого в процессе освоения, эксплуатации, а главное - боевого использования как самой «Тучи», так и последующих типов БИУС. Поэтому я с огромным уважением отношусь к тем людям, которые были первыми в создании морских цифровых вычислительных комплексов и были первыми нашими учителями.
Приключения на «Шпате»
Изучая на первых порах спецификацию подводной лодки проекта 667-А, мы обнаружили, что управление вертикальным, рубочными горизонтальными, кормовыми большими и малыми горизонтальными рулями производится с пульта единой автоматизированной системы под названием «Шпат». Мало того, что с одного пульта, так еще и ОДНИМ рулевым! Однако, что собой представляет эта система, и правда ли, что «одним», никто в Обнинском флотском учебном центре не знал, и какой-либо документации на нее не было. Держателем вопроса был наш штурман Юрий Кальянов, которому и было поручено «раскручивать» тему.
Оказалось, что «Шпат» является детищем ленинградского и единственным местом, где его можно «пощупать», является сам институт. В следующем году (а был это 19б5-й) нам, - штурману, боцману Виктору Погорельцеву, старшему помощнику Игорю Тишинскому, командиру БЧ-5 Владимиру Гармасару и мне для изучения теоретических основ и приобретения начальных навыков работы на пульте «Шпат» была организована командировка в Ленинград. В первую очередь нам надлежало прибыть в ЛПМБ «Рубин», чтобы там встретиться с теми специалистами, которые будут нашими учителями, а в дальнейшем и испытателями системы. Здесь я познакомился с руководителем отдела управляемости подводных лодок и замечательным человеком - Станиславом Дмитриевичем Холявчуком, которому обязан многими годами дружбы. Теоретический курс нашей подготовки, в основном, заключался в том, чтобы осмыслить суть динамической подъемной силы горизонтальных рулей и корпуса ПЛ при тех или иных углах перекладки, или, как их называют в науке «углах атаки», и дифферентах в соответствии с заданной скоростью ПЛ. Впоследствии на основании приобретенных знаний я рассчитал несколько вариантов, которые, как мне представлялось, были экстремальными на случай аварийного всплытия, если «Шпат» выйдет из строя. Итак, Холявчук ознакомил нас с теорией «Шпата», после чего мы были допущены к работе на пульте. В институте Крылова головной образец пульта был смонтирован на качающейся платформе, что позволило не только созерцать пульт, но и работать на нем. Никогда прежде не видев ничего подобного, мы просто наслаждались предоставившимися возможностями управления «подводной лодкой». Помню, один из нас слишком лихо взялся за дело и манипулировал рукоятками, вроде как в цирке - гнул дифференты, шуровал рулями на полные углы перекладки, словом - выжимал из пульта его максимальные возможности. Наказание последовало незамедлительно - ведь качающаяся платформа для того и служит, чтобы имитировать подводную лодку, подвергающуюся воздействию рулей, и создавать дифференты в соответствии с приложенными силами. Так вот платформа не вынесла такого «хулиганского» обращения и загнула такой дифферент, что «автор» ссыпался с сиденья, упал и метра полтора летел с платформы вниз на пол. Через несколько дней мы, кто не будет непосредственно управлять рулями, оставив на две недели боцмана для дальнейшей отработки, вернулись в Обнинск.
(Фото предоставил сын).
Следующая встреча со «Шпатом» состоялась уже в Северодвинске, на Севмаше, когда вся система была уже смонтирована на нашей К-137. Кроме самого пульта управления, в нее входили электрические и гидравлические исполнительные органы управления рулями, на случай выхода из строя основного пульта - отдельные аварийные рукоятки управления, системы электросвязей с навигационными и другими датчиками, связь с корабельной системой «Шпат» без хода», которая позволяла в автоматическом режиме подводной лодке «зависать» без хода на любой заданной глубине, связи с колонкой управления вертикальным рулем с мостика. Все это надо было изучить, чтобы действовать уверенно и грамотно в повседневной эксплуатации и, в особенности, при авариях. Ближе к ходовым испытаниям (это уже начало 1967 года) возникла спорная ситуация, которая, как оказалось, имела продолжение через пять лет.
"Экипаж К-19 начал формироваться в декабре 1957 года. Я в то время служил на большой дизельной лодке Северного флота помощником командира. Были представлены документы на старшего помощника. Судьба распорядилась по-иному. Был вызван в штаб СФ, где мне объяснили, что есть необходимость в том, чтобы я продолжил службу в качестве помощника командира и принял участие в испытании первого в Союзе атомного подводного ракетоносца. В главном штабе в Москве мне сообщили о месте формирования и подготовки экипажа и что во флотском экипаже находятся первые офицеры, назначенные на лодку. С ними прибыл к месту подготовки.
Вот они первые члены экипажа ПЛА : лейтенанты Михаил Красичков, Михаил Джанзаков, Анатолий Кузьмин, Валентин Назаров и Анатолий Феоктистов. Позже начал прибывать остальной офицерский состав: Станислв Афанасьев, Владимир Плющ, Виктор Антонов, Владимир Герсов, Александр Ковалёв, Виталий Ковальков, Юрий Ерастов, Анатолий Литвинов, Николай Волков, Николай Михайловский, Владимир Жуковский и Александр Васильев. Все эти офицеры имели малый опыт службы в ВМФ (а кое-кто прибыл с курсантской скамьи), но большое желание учиться. С надводных кораблей прибыли назначенные на должность командира дивизиона движения - старший лейтенант Юрий Повстьев, и на должность командира электротехнического дивизиона - старший лейтенант Владимир Погорелов, не имевшие опыта плавания на лодках, но, в отличие от нас, подводников, имевшие опыт обслуживания паротурбинной установки. Командиром дивизиона живучести был назначен Юрий Казаков, ранее служивший на дизельной подводной лодке. В канун Нового года прибыл командир электромеханической боевой части (БЧ-5) капитан-лейтенант Володар Панов, имевший опыт плавания на дизельных подводных лодках СФ. Мне приходилось с ним встречаться ранее не в служебной обстановке, но был наслышан о нём как об опытном механике. С Дальневосточного флота прибыл старший помощник командира Владимир Ваганов, который на Востоке командовал малой подводной лодкой. В марте 1958 года прибыл командир корабля - капитан 3-го ранга , ранее командовавший средней дизельной лодкой на Чёрноморском флоте, имевший хороший послужной список, досрочно получивший очередное звание.
Видно было, что командование ВМФ стремится укомплектовать командование корабля и командиров боевых частей из офицеров, имеющих приличный опыт подводного плавания. Вновь назначенный заместитель командира по политической части Зиновьев выпадал из этой обоймы. Назначен он был из центрального подчинения и чувствовалось, что он пришёл за званием. Так и получилось. Получив очередное звание, он снова ушёл служить в части центрального подчинения. К моменту прибытия командира полностью была укомплектована БЧ-5. В то время специальную подготовку по обслуживанию и использованию главной энергетической установки и паро-энергетической установки проходили командование корабля и личный состав БЧ-5, причём весь офицерский состав обучался по единой программе. В программе для нас было много нового: ядерная физика, элементы квантовой механики, дозиметрия, системы управления и защиты реактора, контрольно-измерительные приборы и автоматика, устройство реактора и его систем, турбина и прочее. Успешно выполнив программу обучения, прибыли на завод. Здесь были сформированы остальные боевые части. Командиром штурманской боевой части (БЧ-1) был назначен Валентин Шабанов, ранее служивший помощником командира малой лодки на Балтике. На должность командира электронавигационной группы назначен Вадим Сергеев. Командиром ракетной боевой части (БЧ-2) был назначен Юрий Мухин, имевший опыт командования ракетной боевой частью на большой дизельной подводной лодке. Надо добавить, что он имел счастливую возможность работать и общаться с академиком Королёвым, который руководил установкой и испытанием ракетного комплекса на их дизельной лодке. Командиром БЧ-2 был назначен Глеб Богацкий - эталон здоровья, высокий, краснощёкий, богатырского сложения. На должность начальника связи и радиотехнической службы (БЧ-4 и РТС) назначен лейтенант Роберт Лермонтов.
. Первоначально должности командира минно-торпедной боевой части и начальника дозиметрической службы на лодке не планировалась и эти должности совмещал я, то есть помощник командира, но потом было принято решение о введении должности начальника дозиметрической службы и командира минно-торпедной боевой части. Начальником службы “Д” назначен был лейтенант Улищенко, должность же минно-торпедной БЧ была введена много позже, уже без нас. Корабельным врачом был назначен Иван Вадюнин. Был назначен и начальник интендантской службы капитан Иванов. Раньше на дизельных лодках интендантские обязанности поочерёдно выполняли офицеры всех БЧ. Бытовала шутка: “На атомном флоте произошли две революции; загнали пар под воду и назначили интенданта.” К моменту прибытия на завод в экипаже был уже новый замполит Рудольф Морошкин. Участник войны. Во время войны неоднократно высаживался в качестве радиста разведгруппы морской пехоты на побережье, занятое противником. Он импонировал всему экипажу тем, что не декларировал прописные истины, плакатные призывы, шаблонную политграмоту. Он понимал, что на корабле люди с высшим и средним техническим образованием, не “нажимал” на боевые листки на уровне церковно-приходской школы, как это было принято в то время. На беседах с матросами о стычках с противником, докладывал так, как было, не ретушируя негативные стороны. Но при необходимости он находил нужные слова по обстановке. Был открыт и искренен с командой, и команда платила ему тем же. К сожалению, он быстро ушёл от нас с повышением. Но он заслуживал его. На его место прибыл с дизельной лодки . Сформировался дружный коллектив старшин и матросов. Не все из первого формирования разделили судьбу корабля. На другие корабли были назначены Афанасьев, Антонов (его заменил Геннадий Глушанков), Жуковский, Феоктистов. Ранение из-за халатного обращения с охотничьим оружием получил Козаков и по состоянию здоровья не мог продолжить службу на лодках. Дикая семейная трагедия случилась у врача Вадюнина. Незаметно с корабля испарилась должность интенданта.
Нелепым был случай, из-за которого пришлось уйти с корабля командиру БЧ-5 Володару Панову и управленцу Анатолию Литвинову. События разворачивались так. Командир корабля был в отпуске. Старший помощник в командировке. Я исполнял обязанности командира. При очередном ежедневном проворачивании механизмов командир БЧ-5 доложил, что произошло странное событие: компенсирующую решётку (КР) активной зоны реактора заклинило в нижнем положении, хотя датчики положения КР показывают её нормальное положение и никаких предпосылок в действиях управленцев для заклинки и опрессовки КР не было. Действовали строго по технологической инструкции. Чуть позже появились заводские специалисты и энергично зафиксировали в журналах, что по вине флотских специалистов допущена авария в АЗ реактора. Об этом немедленно было доложено в Москву. Забегая вперёд, скажу, что опрессовка КР была допущена ещё ночью, когда работу с ней проводили заводские специалисты. Памятуя, что утром проворачивание механизмов будут проводить корабельные специалисты и убедившись, что подручными средствами они не смогут поднять КР и понимая, что ликвидация аварии обойдётся не в один миллион рублей, они пошли на умышленный обман, чтобы свалить вину на наших управленцев. Для этого они отключили, повредив проводку, датчики КР реакторного отсека, а на пульте управления на приборах выставили нормальное положение КР, ничего, разумеется, не записав в журнале пульта управления. Об этом мы узнали уже будучи в составе флота; истинные виновники получили своё, но поезд давно ушёл. Доказать пока мы ничего не могли, хотя были уверены в своих управленцах. Они понимали, что с такой техникой, как реактор, необходимо обращаться на “Вы” и никаких вольностей допустить не могли.
На следующий день из Москвы прибыла комплексная комиссия из министерства судостроения и из Главного штаба ВМФ. Накануне, памятуя о том, что в таких ситуациях результирующая часть приказа начинается со слов: “... в результате низкой организации службы ... и т.д.”, я собрал всех офицеров и дал команду ещё раз внимательно просмотреть всю корабельную документацию. Разбор аварии проводился весь день до поздней ночи. Флотская комиссия добросовестно пыталась установить причины аварии, судостроительной было заранее “ясно”, что виноваты подводники. Не знаю, известна ли им была истинная причина аварии, но чести отраслевого мундира не посрамили, перенесли “огонь” на Володара Панова, чувствуя, что он волнуется и переживает незаслуженные упрёки в адрес своих управленцев, и на третьи сутки разбора, в ответ на очередное провокационное и весьма язвительное замечание, Володар Панов выразительно высказал всё, что он думает о судостроительной комиссии и её руководителе. Могучий опыт номенклатуры победил. Володара Панова перевели на лодку меньшего ранга, Литвинова исключили из партии вышестоящие партийные органы (партсобрание корабля, несмотря на давление, на это не пошло) и послали служить на дизельные лодки. После обнаружения истинных виновников аварии, он был восстановлен в партии, но это после, а в то время многим раздали “белых слонов” в приказах различного уровня. Вместо Панова был назначен Анатолий Козырев - грамотный инженер, но ему, разумеется, было труднее работать, в короткий срок изучить людей, технику, лодку.
Козырев Анатолий Степанович. - С прибытием на завод, после спуска корабля на воду, на корабле выставили вахту и настояли на том, чтобы о начале любой работы ставился в известность дежурный по кораблю, так как техника безопасности при работах иногда оставляла желать лучшего. Это объясняется тем, что бригада, работавшая, на определённом участке, не знала фронт работы другой бригады. Особенно это опасно при работе с выдвижными средствами, люками, захлопками и т.п. По началу некоторые бригадиры считали это блажью командира и старпома, но скоро убедились в жёсткой необходимости такой меры. Бригада, работавшая с перископом, не обратила внимания на оповещение по трансляции о начале работы с подъёмным столом ракетной шахты. Стол был выдвинут до верхнего уреза шахты и раскинуты бандажные крепления ракеты. Планировалась проверка разворота стола. “Перископщики”, назовём их так, не доложили дежурному по кораблю и без предупреждения подняли перископ. “Ракетчики, в это время развернули стол и “ахнули” стойкой крепления по перископу. Результат - замена перископа. После этого инцидента беспрекословно выполнялись команды дежурного по кораблю, своевременно докладывали характер работы, время начала и конца работы. Но здесь был другой показательный момент. После работы с подъёмным столом бригадир обнаружил, что повреждены штекерные соединения (разъёмы, через которые осуществляется связь лодочной аппаратуры с бортовой аппаратурой ракет). Разумеется, было заявлено, что штекерные соединения были ранее повреждены флотскими специалистами. Конечно, эта неисправность - пустяк по сравнению с вышеописанной, но заводское руководство запретило выдать со склада новые штекерные соединения. Это была зарезервированная “причина” возможного отставания от графика строительства. Но всё решила дипломатия на низшем уровне. Штекерные соединения дал командир ракетной БЧ соседней лодки, которая находилась на более ранней стадии строительства, Генрих Онопко, а заводские монтажники, без ведома своего начальства, устранили неисправность за пару часов.
Капитан 1 ранга Генрих Петрович Онопко, командир 225-го экипажа ПЛ. - Седьмая дивизия подводных лодок Северного флота. Люди, корабли, события. - Санкт-Петербург, серия "На страже Отчизны", выпуск 4, 2005 г.
Экипаж принимал активное участие в отладке и настройке узлов и механизмов, учился у заводчан и учил их тоже. Это общий принцип на флоте при приёме корабля. Экипаж воспринимает всё новое для себя у строителей и щедро делится со строителями своим опытом. Командир корабля и командир ракетной части Юрий Мухин на полигоне досконально изучили ракетный комплекс, участвовали в пусках ракет. Начались ходовые испытания. Последний экзаменатор качества строительства - море. Всё шло нормально. На каждом выходе в море фиксировались небольшие неполадки, устранялись у заводской стенки и снова в море. Море не прощает любой небрежности, условности. Так, после размещения твёрдого балласта, было замечено в море, что у лодки остался небольшой статический крен, всего четверть градуса. Пустяк? Предстояли испытания погружением лодки на предельную глубину. Сверху подстёгивали: быстреё, быстреё. Ведь наш американский прототип “Джордж Вашингтон” был уже в строю. Поэтому, чтобы не тратить время на перебалансировку, было принято решение: закончить испытания в море, а потом в спокойной обстановке у заводской стенки произвести перебалансировку. Цель погружения на предельную глубину не только проверка прочности корпуса, герметичности сальников забортных отверстий, но и проверка специальных, масляных, трюмных насосов на различных горизонтах. Как правило, одним погружением не обходятся. Это было третье или четвёртое погружение. Я был как бы сторонним наблюдателем. При погружении на предельную глубину, при испытаниях, старший помощник командира обязан находиться в боевой рубке, при задраенном нижнем рубочном люке - запасной командный пункт. Старпома на этом выходе не было, и его обязанности выполнял я. Со мной в рубке находился рулевой - сигнальщик Николай Батерев. Погружение проходило по графику. Водоотливные средства в этот раз работали безотказно. Погрузились на предельную глубину. Командир лодки через вахтенного офицера дал команду: “Осмотреться в отсеках”. Сбавили ход до самого малого и приступили к плановому осмотру корпуса и механизмов. В это время представитель от науки (фамилии не помню) в реакторном отсеке по приборам снимал какие-то параметры. (В обычной обстановке реакторный отсек необитаем; контроль и управление устройствами и механизмами производится дистанционно с пульта управления, но связь в отсеке есть).
. Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Дорогие наши потомки! За нами – беспримерный двадцатый век, заливший кровью половину земного шара. В двадцатом остались величайшие трагедии народов, неслыханные страдания и громовые победы, перекроившие мир. Клокоча яростной силой, ушел двадцатый век, и мы неумолимо и безвозвратно уходим вместе с ним. Более 70-ти лет минуло с того исторического дня, когда над нашей землей отгремели последние залпы Великой Отечественной войны. Сквозь огонь небывалых сражений, сквозь дым пожарищ, сквозь кровь и тягчайшие испытания, каких еще никому не выпадало, пришел советский народ к великой Победе. Нас назвали поколением победителей. А были мы обычными людьми. Не для кровавых сражений, не для всемирной славы растили нас матери – для простой и достойной жизни. История предопределила нашу судьбу. Не мы выбирали время, оно выбрало нас. Всю свою жизнь мы прожили на боевом марше – так было предопределено. Того, что выпало нам на долю, хватило бы на десять поколений, а досталось лишь нашему. Не напрасно была прожита жизнь. Мы верили, что оставим детям и внукам сильное и богатое государство, мирную и прекрасную Родину – надежду человечества. Солдаты мечтали об этом в окопах. Но история приготовила свой самый жестокий удар. Нам довелось дожить до государственной катастрофы. Вопреки воле народов расколота на отдельные государства великая, могучая держава – Союз Советских Социалистических Республик. Порушено все, что мы строили и защищали, не щадя своей жизни. На войне мы готовы были жизнь положить, когда над нами, как колокол, гремели слова: «...за свободу и независимость нашей Родины!» Мы произносили их над могилами павших солдат. Они горели в наших сердцах. Они высекали слезы на суровых солдатских лицах! Однако произошло так, что волею недальновидных, властолюбивых правителей, которым оказались чужды интересы и судьбы простых людей, братья по оружию ныне отторгнуты границами друг от друга. Разрушена дружба народов, которая стала одним из важнейших условий в достижении Победы. В нашу жизнь вторгся пресловутый капитализм. Прикрываясь лживыми заявлениями о благе народа, разворовывают богатства страны наглые жулики и проходимцы. В распыл пущены и промышленность наша, сельское хозяйство, и культура. Идет тотальное духовное и физическое растление молодежи. В стране процветают безответственность, коррупция, преступность, растет число безработных и нищих. Неудержимо повышаются цены на продовольственные товары, коммунальные услуги. Подавляющая часть народа доведена до крайней бедности. После войны мы не подозревали, что спустя 60 лет появится много желающих извратить Победу, что нам придется защищать ее от подлой клеветы и лживых измышлений, предпринимаемых продажными историками и фальсификаторами. Мы и мысли не могли допустить, что могилы и памятники павших воинов будут оскверняться новоявленными неонацистами и прочими вандалами. Множатся попытки всячески обелить воинские подразделения и другие формирования, состоявшие из украинских националистов, которые вместе с германским вермахтом боролись против Красной Армии и своего народа. Вызывает возмущение и то, что извращения и лживые измышления о Великой Отечественной войне находят место в школьных и вузовских учебниках. Их недобросовестные авторы умалчивают подлинную правду о героическом подвиге советского народа и его Вооруженных Сил, пытаются умалить вклад Советского Союза в победу над гитлеровской Германией. Хотим верить, что вы положите конец этой отвратительной кампании лжи и клеветы, восстановите историческую правду. При встречах с вами мы старались донести до вас истинную правду о войне, рассказать о беспримерном мужестве, отваге и самопожертвовании ваших отцов и дедов – фронтовиков и тружеников тыла, раскрыть истоки подлинного патриотизма, проявленного советскими людьми в годы тяжелых испытаний. Мы призывали вас: изучайте и помните нашу историю, уважайте и чтите свое прошлое. Память о предках – главное и необходимое условие патриотизма. Без знания прошлого невозможно быть патриотом своей Отчизны. Каждый из вас должен знать о великих деяниях своих предшественников, составляющих гордость и славу народа. Мы уходим...
Оставляем на ваше попечение могилы наших боевых товарищей. Раскройте . Вы найдете десятки тысяч имен погибших: русских, украинцев, белорусов, грузин, евреев, армян, казахов, узбеков, татар – сынов всех народов многонационального Советского Союза. Между фронтовиками не существовало никакой национальной розни, а было настоящее воинское товарищество. У них была одна солдатская судьба. Все они были братья по оружию и вместе поднимались в атаку на врага с возгласом «За Родину!» – за свою общую великую Родину. Продажные фальсификаторы истории нагло и бессовестно извращают правду о Великой Победе, возвеличивают украинских националистов, которые вместе с фашистами воевали против своего народа. Остановимся... Эта боль непереносима! Нам уже не увидеть, что станется с нашей страной в будущем, но мы хотим, чтобы вы жили в свободной и счастливой стране. Чтобы достичь этого, от вас потребуются огромные усилия, твердая воля, мужество, тяжелый труд и ответственность. Эту историческую миссию никто не выполнит за вас. Растет новое поколение. Не те молодые люди, не те, кто вопит и безумствует на стадионах, балдеет на рок-концертах. Это молодые люди с новым мышлением, серьезными жизненными целями, прекрасно образованные. Им под силу решение больших государственных задач. Обопритесь на опыт нашей жизни. Примите от нас непреклонную волю к победе, беззаветную любовь к Отчизне и готовность стать на ее защиту. Мы уходим. Пусть многотомная книга «Памяти» станет для вас, наши дети, внуки и правнуки, нетленным памятником нашей героической жизни во имя свободы и счастья Родины и всех ее будущих поколений! С любовью и печалью мы, ветераны, благословляем вас из нашего невозвратного далека. Мы уходим...
Это обращение я обнаружил, просматривая Кемеровский сайт Интернета. Поразила сила слова, с которым бывшие солдаты Великой Отечественной войны обращаются к потомкам. Каждое слово выстрадано ими, наполнено глубоким смыслом, насыщено болью за судьбу нашей многострадальной родины – России. Глубокая горечь и обида за происходящее на нашей земле звучат в словах ветеранов. Со всем основанием полагаю необходимым донести эти слова до возможно большего числа людей. Помните – это крик души воинов, отстоявших свободу и независимость нашей Родины!
В море вышли вместе с аварийно-спасательным судном (по-моему, это был спасатель «Хибины»), на котором держал флаг руководитель погружения - первый заместитель командующего Северным флотом Герой Советского Союза вице-адмирал Александр Иванович Петелин. Район погружения был выбран в нейтральных водах Норвежского моря, поскольку нужных глубин на Баренцевом море нет. Первого октября прибыли в район. Все шло своим чередом - с трудом погрузились и удифферентовались, поминая недобрым словом спасательные «цистерны», осмотрелись, доложили, получили «добро» адмирала на дальнейшее погружение и пошли вниз. А вот и первый фокус, который, впрочем, не был неожиданностью. Дело в том, что через определенные интервалы глубины погружения командир был обязан докладывать наверх руководителю фактическую глубину, что он и делал, изъясняясь с руководителем по звукоподводной связи с помощью «секретного» словесного кода. Звучало это так: «Первый, я второй! Имею «грунт» сто». Это вместо того, чтобы просто сказать: «Глубина сто». Не знаю, долго ли мучился враг над расшифровкой наших сообщений, но то, что орали мы на весь океан, это уж точно. Однако где-то между 30 и 40 метрами связь стала резко ухудшаться, а потом и вовсе пропала. Пришлось подвсплыть, восстановить связь со спасателем и максимум, что я мог предложить адмиралу, это попробовать увеличить дистанцию или, если связь не восстановится, потерпеть - может быть появится на большей глубине. Надо сказать, что Александр Иванович принял меры и при ослаблении сигнала умелым маневром находил нужное для связи положение корабля-спасателя. Еще перед выходом мы с флагманским инженер-механиком, командиром и другими офицерами лодки наметили перечень систем, проверка которых требует специальной расстановки личного состава и определили персональные обязанности по их проверке. Вот только один пример. На подводной лодке есть разветвленная система забортной мытьевой воды. Используется она крайне редко и внимания к ней также крайне мало. Поскольку кингстон системы постоянно закрыт, нет никакой уверенности, что закрыты все расходные краны по отсекам. Не течет и ладно. Значит, надо расставить людей и все манипуляции с системой производить по командам центрального поста. Так, в меру своего разумения, мы принимали дополнительные меры безопасности и по другим «шхерам». Итак, погружение шло своим чередом. Личный состав и испытательная партия работали точно и без задержек. Ступенями через 50, а затем через 25 метров лодка шла на предел.
Инженер-контр-адмирал академик Соломенко Николай Степанович (1923-1995), известный специалист в области строительной механики корабля. - Роль российской науки в создании отечественного подводного флота. / Под ред. Саркисова А.А.. — М: Наука, 2008.
Руководителем испытательной партии был Николай Степанович Соломенко. Ныне контр-адмирал, член-корреспондент Академии наук, тогда он уже был видным «прочнистом», и его вклад в расчет прочного корпуса подводных лодок был чрезвычайно весомым. Он лично вел график напряжений самой уязвимой точки прочного корпуса, которая находилась в курительном помещении четвертого отсека, где в корпус упиралась мощная поперечная несущая балка. На каждой «ступеньке» погружения Николай Степанович приходил (или, если хотите, являлся) в центральный пост и увлеченно рассказывал о положительных результатах испытаний. В строгом смысле это называлось «доклад». И действительно - данные натурных измерений ложились почти точно на расчетный график напряжений. Не просто в область допусков, а именно на расчетную кривую. Конечно, радость ученого эффективностью своего труда можно было понять. Но вот на подходе к предельной глубине начались непредвиденные события. Вспучилась и грохнула звуком гигантской консервной банки, ударив по пяткам, палуба. Затем начали заметно прогибаться вертикальные стойки электрощитов и приборов, отлетела как пуля головка крепежного болта коробки автоматической телефонной станции... То же самое наблюдалось и в других отсеках, хотя и в разной степени. Ну и действительно, если прочный корпус испытывает сжатие, куда же деваться приваренным к нему с обоих концов конструкциям, как не вспучиваться, гнуться и ломаться. Но вот как будут в этих условиях вести себя электрические элементы и проходящие сквозь прочный корпус кабели, этого не мог предвидеть никто. И все же погружение продолжалось. На то мы и испытатели. Хотя напряжение в центральном посту, мягко говоря, имело место. Остановлены отсечные вентиляторы. Тишина... Только команды и доклады. Проверяются забортные клапана и кингстоны, нагружаются забортным давлением системы и магистрали, продуваются воздухом высокого давления соответствующие устройства, проверяется герметичность деидвудных сальников линий валов и всего того, что повседневно проверяется вакуумированием... Словом, испытывается и проверяется все. И вот в эту рабочую обстановку досадно вклинивается чувство постоянной опасности. Будешь тут хмурым... Но, как всегда, среди всяких экстремумов наступает минута разрядки. Она пришла к нам вместе с радостной физиономией Николая Степановича, в поднятой руке которого был зажат график, где последняя измеренная точка без промаха угодила в расчетную. Он готов был демонстрировать это всем обитателям центрального! Он сиял! Он торжествовал! И когда, глядя на наши напряженные лица, спросил, не случилось ли чего, мы поняли, что этот увлеченный своим делом человек не видел и не слышал вокруг ничего, что отвлекало бы его от своей работы. Палубы, электрощиты - все это было вне его внимания. Ну как после этого не развеселиться! Главное свершилось - корпус испытан, прочен, больше ничего не выстреливало, не гнулось и не ломалось. Хотелось нам с помощью БИУС «Туча» наделать на всех участвующих в испытаниях по сувениру, где печатается время, дата, место и глубина погружения, но из-за особенностей программы не смогли. Так что от первого погружения атомного ракетоносца на предельную глубину сохранилась только запись самописца устройства «Горизонт», где вычерчивается кривая скорости звука в воде в зависимости от глубины погружения. На кривой четко видны «площадки», то есть остановки на той или иной глубине, которые мы делали для того, чтобы осмотреться в отсеках, проверить технику и снять отсчеты приборов. Там же очень хорошо видно, почему в начале погружения мы теряли связь со «спасателем». Этих записей две. Одна - погружение - у командира лодки Эрика Александровича Ковалева, другая - всплытие - у меня. И, конечно, этому документу не место в моем шкафу. Поэтому я передал его в музей завода, где была построена лодка - Северному машиностроительному предприятию.
Э.А.Ковалев. Зарисовки из жизни подводного плавания. - Военно-технический альманах «Тайфун» №11/2000.
Между тем программа испытаний подошла к концу, командир доложил об этом руководителю, и начали всплытие. Прослушали выстрелы палуб в обратном направлении, однако вертикальные стойки распрямились далеко не все. В целом испытания были успешными, все заинтересованные организации сделали соответствующие выводы. Всплыли. Адмирал поблагодарил весь экипаж и испытательную партию за отличную работу, за мужество и выдержку, после чего мы взяли курс к родным берегам. Ну, а позже, конечно, первый тост был «за прочность прочного корпуса!»
«Туча». Про неё и вокруг
Когда Василий Федорович Кологриев заведующий музеем трудовой славы предприятия «Звездочка» пригласил меня в свой «цех» посмотреть новые экспонаты, встретиться и поговорить с детьми школы-интерната и одним из экипажей ремонтирующихся подводных лодок, я принял это приглашение с благодарностью. Дело в том, что я уже раньше был наслышан о том, как Кологриев инициативно и настойчиво пополняет фонд музея деталями, устройствами и аппаратурой, которые снимаются с утилизируемых подводных лодок. Так что его музей - это не выставка сувениров. Он (и это здорово!) больше похож на кабинет, где можно посидеть, посмотреть, пощупать технику, спросить и получить квалифицированную консультацию. А кроме того, не обременяя своими музейными делами руководство предприятия, он очень многое делает сам.
В этот раз на утилизацию пришел головной атомный ракетный крейсер 667-А проекта, построенный Северным машиностроительным предприятием и принятый в состав ВМФ СССР актом Правительственной комиссии от 5 ноября 1967 года. Ответственным сдатчиком корабля был покойный Валерий Николаевич Фролов, я - командиром. На ПО «Севмашпредприятие» лодку знали как «заказ 420», на флоте как «К-137», а с 1970 года как «Ленинец». Честно послужив защите Родины более четверти века, крейсер закончил свой боевой путь на разделочном стапеле «Звездочки». Факт печальный, но, как говорится, «все там будем». Вот с этого-то корабля Василий Федорович и демонтировал основные пульты управления системами из тех, что установлены на главном командном пункте лодки (ГКП) и перенес их в музей. Экспонаты он расположил там примерно, как на корабле, и одно из центральных мест занял пульт «101-К» боевой информационно-управляющей системы (БИУС) «Туча». Система предназначалась для решения целого ряда информационных, тактических и огневых задач, а выделил я ее из всех других только потому, что в дальнейшем речь пойдет именно о ней. В общем, пришел я в музей в несколько ностальгическом настроении, посидел на собственном кресле (кстати, устанавливать командирские кресла на ГКП приказал лично Главнокомандующий ВМФ Сергей Георгиевич Горшков), покрутил всякие маховички-рукояточки и совсем было расстроился, если бы не пацаны-интернатовцы. Мы вместе сфотографировались, а потом эта шустрая публика да и матросы тоже начали задавать вопросы, отвечать на которые надо было профессионально и не врать в воспитательных целях. По заинтересованным лицам мальчишек я понял, что подводно-морское дело им по нраву, а по беседе с матросами и офицерами экипажа, что еще могу быть им полезен. Вот и этот рассказ пишется не только для того, чтобы рассказать «как это было», но и чтобы профессионал-подводник из того, что годами накоплено мной, нужное взял себе. Нельзя же познавать мир только за счет собственных шишек. Уже в первые послевоенные годы на лодках начали устанавливать приборы, способные решать задачи торпедной стрельбы, а главное, которые умели на основании введенных наблюденных данных - пеленг, дистанция, свои элементы движения, время - вырабатывать величину элементов движения цели (ЭДЦ), т.е. ее курс и скорость, а также текущую дистанцию до нее. Далее прибор должен автоматически отслеживать движение цели и непрерывно вырабатывать угол упреждения торпеды, что позволяло произвести торпедный залп в любое время и с любой позиции. Торпеды в то время были только прямоидущие и математических осложнений при вычислении траектории не вызывали. Эти приборы назывались ТАС-Л-2 и ТАС-Л-4 и устанавливались на всех дизельных и первых атомных лодках.
Однако с появлением торпед, реагирующих на те или иные физические поля кораблей, торпед с ядерным зарядом, с появлением самоходных средств имитации, предназначенных для самозащиты лодки от противолодочного оружия, с принятием на вооружение дальнобойных ракетных комплексов, а также с усложнением тактических приемов борьбы на море, понадобился счетно-решающий прибор, способный принимать большой объем информации по кругу решаемых лодкой задач, обрабатывать ее и выдавать командиру рекомендации на маневр и установки на оружие. Причем быстродействие прибора должно обеспечивать решение задач в реальном масштабе времени. Таким требованиям могла удовлетворять только электронно-вычислительная машина. За разработку такой машины взялся коллектив Московского Центрального научно-исследовательского института (ЦМНИИ), впоследствии «Агат». Руководил группой разработчиков главный конструктор Ростислав Рафаилович Бельский. Перечень задач и математическое обеспечение разработаны 24-м институтом ВМФ, представители которого Ю.Попов, М.Синильников, И.Чеботарев, Д.Сорокин, А.Лоскутов во время отладки постоянно работали вместе с группой Бельского. Разрабатываемый комплекс электронно-вычислительных машин, преобразователей, исполнительных и показывающих приборов получил название «Боевая информационно-управляющая система» и шел под шифром «Туча».
. Личный состав, которому предстояло работать с системой, по замыслу разработчика делился на две части: «вычислители», которым предстояло осуществлять техническое обслуживание всей системы, и «операторы», т.е. лица, которые будут работать на пульте «101-К» и на оконечных приборах по роду своей деятельности. Наши первые «вычислители» (вначале по штату их было двое) - это выпускники ВВМУРЭ лейтенанты Николай Ступка и Владимир Егоренков. К работе на пульте «101-К» готовились старший помощник Игорь Тишинский и я, а к эксплуатации оконечных - командир штурманской боевой части Юрий Кальянов, ракетной - Анатолий Ильин, торпедной - Владимир Сергеев. Получил хорошую общую подготовку по всей системе начальник радиотехнической службы Борис Новый, в чье заведование поступала «Туча». Разделены мы были на две группы специальной подготовки, и нашими учителями были, скажу без преувеличения, лучшие из военных специалистов в области радиоэлектроники и вычислительной техники преподаватели подмосковного Учебного центра ВМФ капитан 1 ранга Малашинин и капитан 3 ранга Карпов, впоследствии ученые, руководители научно-исследовательских коллективов.
Все мы, кроме Егоренкова и Ступки, знакомились с полупроводниковой техникой впервые, и нам еще предстояло узнать, что «дырка» это не только прореха в гардеробе, но и «электронная вакансия в кристалле полупроводника», чем отличается эмиттер от коллектора, и что есть алгоритм, а что программа. Может быть, сейчас это кого-нибудь развеселит, но начали мы с популярной книжечки Айсберга «Транзисторы - это очень просто», где вся электронно-вычислительная заумщина (каковой мы ее на первых порах считали) превращалась во вполне понятную, осязаемую, а главное, интересную науку. Было, правда, одно непреодолимое препятствие в этом процессе познания . Дело в том, что Айсберг (не знаю уж в шутку или всерьез) каждую главу начинал с того, что рекомендовал читателю поесть рыбы. И как можно больше, т.к. считал, что насыщение мозга содержащимся в рыбе фосфором совершенно необходимо для усвоения транзисторных премудростей. Оно, это насыщение, должно быть регулярным и обязательно привязанным к программе обучения. Однако, так как в УЦ питание для нереакторщиков было организовано по береговой норме, то фосфора нам, конечно, крепко не хватало. В общем, как бы то ни было, а через несколько месяцев учебы, после успешной сдачи экзаменов, мы были командированы в ЦМНИИ, где продолжили изучение БИУС «на железе». Руководили учебой как наши преподаватели, так и специалисты группы Бельского. Надо сказать, что подготовкой операторов пульта 101-К, т.е. старпома и меня, занимался лично Ростислав Рафаилович. Натаскивая нас, он добивался чтобы, вводя в систему какую-либо величину или делая те или иные переключения, мы совершенно ясно представляли себе какие качественные изменения происходят в недрах системы, и какой примерно можно ожидать результат решения. Своего он добился, но, как оказалось, «на свою же голову».
ЦМНИИ - Дело в том, что в постановке или способах решения некоторых задач мы стали находить недостатки, которые требовали немедленного, на наш взгляд, исправления. Этот вопрос касался задачи выбора позиции для стрельбы ракетами, маневрирования и даже чисто технических задач. Например, для контроля за предстартовой подготовкой ракетного комплекса на пульте «Тучи» должны загораться определенные подсветки от обыкновенных лампочек накаливания. Общей же проверки исправности ламп, как это сделано, скажем, в системах управления и защиты реактора, не было. Но самая тяжелая несуразность таилась в задаче определения элементов движения цели по данным шумопеленгаторной станции. Надо сказать, что эта задача является базовой для решения всех тактических задач, а главное - для исчисления необходимых параметров прицеливания при торпедной стрельбе. Оказалось, что используемый в алгоритме способ математической обработки наблюденных данных не позволяет атаковать цель, идущую противолодочным зигзагом.
