Важное
Главное в военных СМИ за неделю: перестановки на верфях ОСК, робот-эвакуатор для передовой, закладка танкера проекта 23630
Как отремонтировать 
|
Капиталистические страныФранция принадлежит к числу государств, в которых коллизионные принципы, в том числе принцип «автономии воли сторон», нашли закрепление в морском законодательстве. Согласно ст. 3 Закона № 66--420 от 18 июня 1966 г. «О договорах фрахтования и морских перевозках», стороны вправе предусмотреть право, применимое к договору фрахтования, имеющему международный характер. В том же законе предусматривается, что условия и последствия фрахтования определяются соглашением сторон (абз. 2 ст. 1)(1).Принцип «автономии воли сторон» был признан Кассационным судом Франции еще в 1910 году. В одном из своих решений он указал, что правом, применимым к договорам как в отношении их формы, так и в отношении их последствий, является то право, о котором договорились стороны. Исходя из предшествовавшей судебной практики, можно предположить, что суды Франции будут рассматривать в качестве соглашения сторон не только соглашение, в котором воля сторон выражается прямо, но и договоренность, в которой воля сторон выражена молчаливо. Французский юрист Жан-Клод Сойе пишет по этому поводу, что «даже при отсутствии прямо выраженного соглашения сторон не следует ли предположить, что судебная практика могла бы попытаться исключить закон флага на основани9и признаков, позволяющих сделать вывод о воле сторон»(2). Один из инициаторов реформы морского права во Франции — Р . Родьер указывает на необходимость наличия связи избранного сторонами права с правоотношением. По его мнению, стороны не могут избрать такой закон, который не имел бы какой-либо связи с элементами, относящимися к договору: национальностью или домицилем сторон, объектом договора, местом его заключения или исполнения. Р. Родьер считает, что «локализация» договора, не имеющая основания в самом правоотношении, противоречит закону и может вызвать предположение о его обходе. При отсутствии в договоре оговорки, в которой прямо выражена воля сторон, возможна, по мнению Р. Родьера, «локализация» договора в соответствии с намерениями сторон. Он считает, что воля сторон может подразумеваться, вытекать из фактических обстоятельств дела и условий договора. При этом может учитываться язык, на котором изложен договор фрахтования (чартер), наличие в нем оговорки о рассмотрении споров в суде или арбитраже той или иной страны. Этот последний критерий не может иметь, однако, по мнению Р. Родьера, абсолютного значения. Французский юрист считает, что уже сам типовой характер арбитражных оговорок проформ чартеров, согласно которым предусматривается, как правило, рассмотрение споров в арбитраже с местонахождением в Лондоне, лишает силы аргумент, что избрание сторонами суда означает одновременно и избрание ими применимого права, или, другими словами, что закон суда является правом, подлежащим применению. Р. Родьер указывает на то, что ни один из перечисленных критериев, взятых изолированно, не имеет решающего значения. Однако в совокупности они могут иметь значение для установления судом применимого права. Изложенные соображения приводят французского юриста к выводу, что отсутствие в договоре прямо выраженного выбора применимого права либо какого-либо определенного критерия для решения этого вопроса делает необходимой «локализацию» договора по его содержанию. Р. Родьер выражает, однако, пожелание, чтобы судьи не пытались превратно толковать договор(3). Ссылаясь на слова Родьера о том, что при отсутствии в договоре оговорки о прямо выраженной воле сторон их воля может вытекать из совокупности его условий, М. Симон-Депитр и К. Лежандр делают вывод о том, что следует ограничиться прямо выраженной или молчаливой волей сторон, но не искать «предполагаемую» волю. По мнению французских юристов, «такое решение очень разумно», так как оно примиряет свободу (договорную) сторон с требованием определенности. Право, избранное сторонами, не применяется во Франции, если оно противоречит французскому «публичному порядку»(4). Особую во многих отношениях позицию по поводу «автономии воли сторон» занимает во французской доктрине А. Батиффоль(5). Он выдвигает теорию «локализации» договора, которая близка к английской теории отыскания «закона, свойственного договору». По мнению А. Батиффоля, необходимо искать в каждом случае решение, цель которого заключается в «локализации» договора в соответствии со свойственным ему характером. Прямо выраженную волю сторон в отношении применимого права он толкует как один из элементов «локализации» который не является, однако, обязательным. Суды могут решить, по его мнению, что избранное сторонами право не выражает истинную «локализацию» договора в той форме, как она вытекает из условий договора. Другими словами, воля сторон, хотя и принимается во внимание но не является с этой точки зрения решающей. Она должна якобы учитываться наряду с другими обстоятельствами, которые служат для «локализации» договора. Позиция А. Батиффоля отрицает фактически такой важный коллизионный принцип, как «автономия воли сторон». Выступая против ясности и определенности в договорных отношениях, французский юрист строит свою теорию с помощью метода фикций. Такой метод противоречит задаче судебных органов, которая заключается в установлении действительного намерения сторон в отношении применимого права. Теория А. Батиффоля, рассчитанная на то, чтобы предоставить самим судам устанавливать правопорядок, применимый к тому или иному договору, сводится фактически к отрицанию «автономии воли» в тех случаях, когда избранное сторонами право не обеспечивает должным образом интересы буржуазии страны, в суде которой рассматривается спор. Она не получила широкого признания в судебно-арбитражной практике Франции и подверглась справедливой критике ряда видных представителей буржуазной науки международного частного права, которые более трезво оценивают международную обстановку и понимают необходимость сотрудничества государств с различным социальным и экономическим строем. Имея в виду теорию «локализации» А. Батиффоля, Л. Раапе пишет: «Существенно то, имеют ли стороны при такой точке зрения уверенность, что определенный правопорядок, а именно тот, который они предпочли, судья действительно признает решающим. На этот вопрос следует ответить отрицательно, и поэтому мы не можем присоединиться к Батиффолю. Его точка зрения не отвечает требованиям международного делового оборота. Стороны в своих делах хотят знать, что они делают, какой правопорядок будет применяться судьей в качестве мерила их действии. Это их справедливое требование исполняется лишь в случае, если в принципе выбор сторон, каков бы он ни был, связывает судью. Батиффоль же лишает волю сторон ее силы и господствующего значения и превращает ее в техническое средство»(6). А Батиффоль считает возможным подчинение сторонами своего обязательства нескольким правопорядкам. Избранное право должно, по его мнению, иметь связь с договором. Сошлемся на несколько решении французских судов по морским делам, в которых рассматривался вопрос об автономии воли сторон. Апелляционный суд Экса признал применимым к договору морской перевозки «закон», избранный сторонами, в решении от 16 апреля 1969 г. по делу судна «Clarita Schroder» (Cie. Fabre с. Cie. D'Assu-rance La Federate»)(7). Фактические обстоятельства этого дела сводились к следующему. Иностранное судно, зафрахтованное французской компанией «Fabre», перевезло партию груза из Нью-Йорка в Марсель. Непосредственно после выполнения судоремонтных работ в порту выгрузки на судне возник пожар. Страховщик груза, который приобрел в порядке суброгации права от грузополучателя, предъявил иск к фрахтователю, потребовав возместить ему ущерб, возникший в связи с пожаром. В коносаменте, выданном на данную партию груза, содержалась оговорка, согласно которой к договору морской перевозки подлежит применению Закон США 1936 года о морской перевозке грузов. Страховщик требовал в судебном заседании, чтобы спор был решен на основании французского Закона о перевозке грузов морем от 2 апреля 1936 г., по которому в отличие от нормы Международной конвенции 1924 года о коносаментах и воспроизводящего ее в этой части правила закона США пожар на судне не рассматривался в качестве обстоятельства, освобождающего перевозчика от ответственности за возникшие убытки. (Следует отметить, что новый французский Закон о договорах фрахтования и морских перевозках идентичен в этом вопросе, как и в большинстве других, правилам Международной конвенции 1924 г. о коносаментах). Ссылаясь на французский Закон от 2 апреля 1936 г., страховщик доказывал, что ответственность за ущерб, возникший в результате пожара, падает на перевозчика Даже при отсутствии его вины. Перед судом встал вопрос о праве, применимом к спору. От его решения зависел другой вопрос: несет ли перевозчик ответственность за убытки, явившиеся результатом пожара, если не доказана его вина, или нет. Апелляционный суд Экса решил, сославшись на оговорку коносамента, что к делу должны быть применимы правила Международной конвенции 1924 года или же (что в данном случае то же самое) правила Закона США 1936 года о морской перевозке. В этом решении французский суд недвусмысленно признал принцип «автономии воли сторон» в договоре морской перевозки. Суд отметил, что выбор сторонами применимого права следует признать действительным, если только избранное право не противоречит французскому «публичному порядку». Оговорка о «публичном порядке», как уже отмечалось, широко применяется во Франции, так же как и во многих других странах, с целью ограничения действия коллизионных норм, в том числе построенных по принципу «автономии воли». Сошлемся в качестве примера на решение Апелляционного суда Парижа от 24 октября 1966 г. в отношении судна «Hildegard Dоrencamp» (дело Cie. Gene-rale Transatlantique с. Cies. The Marine Insurance Co., La Prevoyance, Assurances generates et autres)(8). Существо дела заключалось в следующем. Из порта США во французский порт была перевезена партия груза на судне «Hildegard Dоrencamp», зафрахтованном французской компанией. Из-за ненадлежащей укладки груза на судне в порту выгрузки Гавре было установлено, что грузу причинен большой ущерб. Выписанные в Нью-Йорке коносаменты содержали оговорки о применении к перевозке Закона США 1936 года о морской перевозке. Французский суд отказался ограничить ответственность перевозчика по американскому закону, на который имелась ссылка в коносаментах, сославшись на то, что режим ответственности перевозчика определяется во Франции предписаниями «публичного порядка». Италия. Принцип «автономии воли сторон» в отношении аренды и фрахтования морских судов, а также в отношении договоров морской перевозки грузов установлен в ст. 10 Кодекса судоходства и воздухоплавания Италии 1942 года. При отсутствии в договоре оговорки, прямо выражающей волю сторон, итальянская судебная практика признает молчаливо выраженную волю сторон. Так, в решении Кассационного суда от 9 августа 1958 г. отмечается, что «право сторон подчинить договор морской перевозки иному закону, чем национальный закон судна, может молчаливо вытекать из отношений по договору, но, для того чтобы сделать такой вывод, недостаточно, чтобы договор был заключен, например, по типовой проформе, составленной на английском языке, и чтобы в проформе содержалась оговорка о рассмотрении споров в арбитраже с местонахождением в Лондоне... »(9). В решении суда Генуи от 13 мая 1964 г. указано, что соглашение сторон о применимом законе не должно быть обязательно прямо выражено в договоре. В рассмотренном судом деле договор фрахтования был заключен на борту итальянского судна в Париже по французским типовым проформам. В договоре имелась оговорка о рассмотрении возможных споров в Арбитражной палате Парижа. Платежи по договору должны были осуществляться во французской валюте. Итальянский суд решил, что на основании обстоятельств дела можно сделать вывод о намерении сторон подчинить договор фрахтования французскому праву(10). ФРГ. Принцип «автономии воли сторон» признается в судебной практике Федеративной Республики Германии. Проблеме «автономии воли сторон» уделяется большое внимание и в германской правовой доктрине. По мнению Г. Кегеля, «автономия воли сторон» имеет преимущество в договорных отношениях перед другими коллизионными принципами только в том случае, если в договоре выражена прямо или молчаливо воля сторон. Как прямо выраженная, так и молчаливая воля сторон рассматривается западногерманским юристом как реальная воля. Соглашение сторон о выборе определенного правопорядка признается им действительным при наличии ясно различимого интереса одной из сторон к избранному праву(11). Западногерманские ученые Ф. Шлегельбергер и Р. Ли-зеке подчеркивают, что действие принципа «автономии воли сторон» ограничено принудительными нормами закона суда. Так, предел ответственности морского перевозчика, установленный в § 662 Германского торгового уложения и основанный на Международной конвенции 1924 года об унификации некоторых правил, касающихся коносаментов, заключенной всеми основными морскими державами, не может быть, по их мнению, изменен соглашением сторон о выборе права, не признающего правила этой конвенции (12). В связи с тем что воля сторон редко бывает прямо выражена в чартерах, задачей судов является установление молчаливо выраженной воли. Ее следует выводить по мнению Г. Кегеля, из особых, наиболее типичных обстоятельств конкретного случая. В качестве таких типичных обстоятельств в судебной практике ФРГ признаются ссылка на нормы определенного правопорядка, использование типовых проформ, основанных на нормах определенного национального права, соглашение о рассмотрении споров в какой-либо стране. Совокупность нескольких обстоятельств, указывающих на определенный правопорядок, является, по мнению Г. Кегеля, наиболее сильным аргументом в пользу предположения, что стороны молчаливым образом избрали к своим отношениям по договору именно данное право. Западногерманский юрист X. Абрахам указывает на то, что употребление в договоре фрахтования иностранного языка, иностранная национальность сторон, заключение договора за границей, иностранная «национальность» судна либо употребление в договоре типичных английских или американских оговорок являются еще недостаточными критериями для установления молчаливой воли сторон(13). В том же смысле высказываются Шлегельбергер и Лизеке. При отсутствии реальной (т. е. прямо или молчаливо выраженной) воли сторон суд должен, по мнению Г. Кегеля, установить «гипотетическую», или «предполагаемую», волю сторон. В этом случае суд избирает право, которое стороны, по его мнению, выбрали бы, если бы пришли к договоренности о применимом правопорядке. Поскольку молчаливая воля сторон выводится из обстоятельств дела, резкое разграничение ее от установления «гипотетической» воли представляется Г. Кегелю невозможным. Установление «гипотетической» воли сторон имеет в своей основе метод фикций, поскольку суды не ставят себе целью выявление действительной воли сторон (которую, впрочем, не всегда можно установить из обстоятельств дела, условий договора и т. д.). Они фактически устанавливают применимое право по своему усмотрению. Теория установления «гипотетической» воли сторон открывает широкие возможности для судейского усмотрения. Несмотря на это, в буржуазной судебной практике и доктрине иногда еще говорят о желании судов отыскать «субъективную» волю сторон. Вместе с тем многие буржуазные ученые все чаще признают в настоящее время, что целесообразно говорить не о «субъективной гипотетической» воле сторон, а об «объективной гипотетической» воле, поскольку на практике имеет место объективная оценка судами обстоятельств дела. Г. Кегель пишет: «Редко можно с уверенностью установить, какое право согласовали бы стороны. На их место ставят нормальных людей. При этом предпринимаются попытки путем взвешивания интересов найти лучшую по существу привязку»(14). Вскрывая сущность «гипотетической» воли сторон, западногерманский коллизионист Л. Раапе отмечает следующее: «Говорить о гипотетической воле сторон значит ставить вопрос о том, какой правопорядок честно и разумно выбрали бы стороны если бы при заключении договора они подумали о статуте данного обязательства. В результате такого подхода к делу достигается индивидуальная или конкретная привязка, которая отвечает как природе сделки, так и совокупности всех обстоятельств»(15). В решении Федерального суда ФРГ от 1 февраля 1952 г. указано, что при «предполагаемой» воле сторон «дело в действительности идет не о выявлении предполагаемых субъективных представлений сторон, но о разумном учете интересов на чисто объективной основе, который судья дол2ж3ен произвести, исходя из фактических обстоятельств»(16). Шлегельбергер и Лизеке справедливо, на наш взгляд, проводят параллель между установлением «гипотетической» воли сторон путем разумного взвешивания интересов и английской доктриной отыскания «закона, свойственного договору». Они приводят некоторые примеры возможного, по их мнению, установления «гипотетической» воли. Так, несмотря на изложение условий чартера на английском языке, по их мнению, должно быть применено западногерманское право, если стороны, имеющие западногерманскую национальность, заключат в ФРГ договор фрахтования судна, плавающего под западногерманским флагом, на рейс из порта ФРГ. По мнению Шлегельбергера и Лизеке, даже если порт назначения расположен в ФРГ (привязка к закону порта назначения получила довольно широкое распространение в судебной практике этой страны), западногерманский суд может применить к договору морской перевозки голландское право, а не право ФРГ, если судно, носящее голландский флаг, перевезло груз на основании коносамента, условия которого изложены на английском языке К чартеру, заключенному в Англии английским брокером, суд ФРГ должен, по мнению Шлегельбергера и Лизеке, применить английское право, несмотря на то что порт назначения расположен, например, в ФРГ(17). Эти примеры ясно показывают, насколько неопределенный и расплывчатый характер носит доктрина «гипотетической» воли. Вопрос определения права, применимого к договору, передается, согласно этой доктрине, на усмотрение судов и арбитражей. Неопределенность и расплывчатость теории отыскания «гипотетической» воли используется судами ФРГ в целях выбора в конкретных обстоятельствах того права, которое максимально обеспечивало бы интересы крупного западногерманского капитала. Не отрицая формально «автономию воли сторон», суды ФРГ используют теорию «гипотетической» воли для навязывания сторонам своей воли и изменения в порядке судебного решения субъективных прав, вытекающих из договора. В буржуазной доктрине, в том числе ФРГ (Макаров, Валькер, Левальд и др.), высказывалось мнение о том, что, прежде чем говорить о правопорядке, избранном сторонами, следует якобы установить право, по которому должен решаться вопрос о допустимости автономии сторон, то есть допустимости самого соглашения о выборе применимого к их отношениям правопорядка. С этой целью было введено понятие так называемого «первичного статута обязательства». Именно «Цервичный статут обязательства» (т. е. закон места заключения договора, закон места исполнения и др.— в зависимости от того, какие коллизионные принципы применяются в той или другой стране) должен якобы давать ответ на вопрос, допустимо ли соглашение сторон о выборе применимого права. Сторонники теории «первичного статута обязательства» образно заявляют, что, прежде чем спрашивать, что желают стороны, необходимо установить, что они могут желать. Критически относится к этой теории Л. Раапе. Он принадлежит к числу тех ученых, которые считают, что правопорядок, избранный сторонами, и является статутом обязательства. Коллизионная норма данного государства, по его мнению, «предоставляет сторонам указанную сейчас договорную свободу, и оно руководствуется убеждением, что простейшим способом преодолеть трудности и привязки является именно привязка к воле сторон, точнее к их волеизъявлению... Речь идет о том, чтобы найти правопорядок, наиболее свойственный данному правоотношению... Не будет ли тогда проще всего выслушать стороны, которые в конечном итоге должны лучше знать, что им годится?.. Таким образом, нам следует присоединиться к указанному взгляду, который, бесспорно, наиболее удобен для судьи»(18). Допустимость «автономии воли сторон» должна определяться, по мнению Л. Раапе, по закону суда. С этим мнением можно полностью согласиться. Следует отметить, что теория «первичного статута» обязательства подверглась критике в литературе по международному частному праву социалистических стран (П. Каленский в ЧССР, Л. А. Лунц в СССР). По мнению Каленского, принцип «автономии воли сторон» следует рассматривать как один из коллизионных принципов, установленных lege fori и непосредственно отсылающих к применимому праву. «В отношении советского права,— отмечает проф. Л. А. Лунц,— было бы произвольным утверждение, что договорное обязательство с иностранным элементом должно иметь «первичный статут», в пределах которого допустим выбор закона сторонами. Осуществление допущенного советским коллизионным правом выбора закона по воле сторон (принцип, усвоенный Внешнеторговой арбитражной комиссией) может иметь место лишь в порядке и пределах, установленных в советском же праве»(19). Нидерланды. Особенно детально был рассмотрен в последние годы вопрос о признании «автономии воли сторон» в судебной практике по морским делам Нидерландов, а также в доктрине этой страны. Подробное рассмотрение этой практики имеет, по нашему мнению, значение для понимания понятия «автономия воли сторон» в целом в капиталистических государствах. Большой практический интерес имеет, очевидно, вопрос толкования понятия «молчаливое соглашение сторон о выборе права». В этой связи заслуживает внимания следующее дело, рассмотренное Апелляционным судом Гааги (решение от 13 апреля 1960 г.)(20). Судно, принадлежавшее голландской судовладельческой компании, перевезло из Франции в Швецию 90 автомобилей. Поскольку автомобили прибыли в порт назначения в поврежденном состоянии, страховщик, удовлетворивший требования страхователей в связи с возникшими убытками, предъявил иск к судовладельцу. Ответчик привел несколько аргументов, свидетельствующих, по его мнению, о молчаливо выраженном намерении сторон подчинить свои отношения по договору морской перевозки голландскому праву. Он сослался, в частности, на оговорку коносамента о рассмотрении возможных споров в судах Роттердама, а также на ссылки в отдельных статьях коносамента на нормы голландского Торгового кодекса. Апелляционный суд решил, что указанная оговорка о подсудности и другие ссылки коносамента на нормы Торгового кодекса Нидерландов не являются основанием для утверждения о молчаливом выборе сторонами голландского права. Указав на то, что договор морской перевозки был заключен во Франции, где были выписаны коносаменты и погружены автомобили на борт судна, суд признал применимым к договору французское право. Комментируя это решение, голландский юрист Р. Д. Коллевийн признал, что выбор сторонами суда или арбитража определенной страны не означает во всех случаях их молчаливого намерения подчинить свой договор закону этой страны. Вместе с тем голландский юрист, ссылаясь на одно из решений суда Роттердама, допускает возможность и такого вывода. Что касается рассматриваемого дела, то Р. Д. Коллевийн считает неопровержимыми аргументами в пользу молчаливого соглашения сторон подчинить свои отношения по договору голландскому праву ссылки коносамента на некоторые статьи Торгового кодекса Нидерландов, а также указание в коносаменте размера ограниченной ответственности перевозчика в голландской валюте. Этот размер соответствует минимальному пределу, предусмотренному в Торговом кодексе Нидерландов(21). Другой важной проблемой, обсуждавшейся в судебной практике и доктрине Нидерландов, является вопрос о том, является ли «автономия воли» решающим коллизионным принципом или же выбор права действителен постольку, поскольку он не нарушает принудительных норм того законодательства, которое должно было бы применяться на основании объективных коллизионных принципов при отсутствии выбора права сторонами; В 1963—1965 годах суд Роттердама, Апелляционный суд Гааги и Кассационный суд Нидерландов рассмотрели дело, в котором речь шла о перевозке груза из Антверпена в Рио-де-Жанейро на голландском судне «Alnati» у Основанием для предъявления иска к судовладельцу послужила порча прибывшего в порт назначения груза. В коносаменте имелась оговорка о применении к договору Голландского права, поскольку иное не предусмотрено в коносаменте. Несмотря на эту оговорку, суды двух первых инстанций высказались за применение бельгийского права, сославшись на то, что в Бельгии расположено место отправления груза. В решении Апелляционного суда отмечается, что голландское право применимо лишь постольку, поскольку оно не нарушает императивных норм бельгийского законодательства. Таким образом, голландские суды придерживались в своих решениях теории «первичного статута обязательства», которую мы подробно рассматривали, анализируя судебную практику и доктрину ФРГ. Кассационный суд Нидерландов отменил решение Апелляционного суда, признав неправомерным применение им к делу бельгийского права. Отвергнув, по существу, теорию «первичного статута обязательства», суд решил, что оговорка о выборе права имеет абсолютное значение. В решении отмечается, что, согласно международному частному праву Нидерландов, допустимо соглашение сторон о выборе иного правопорядка, чем тот, который регулировал бы их отношения в случае отсутствия такого соглашения. В связи с этим, по мнению Кассационного суда, договор морской перевозки должен регулироваться правом, избранным сторонами, которое исключает применение к договору не только диспозитивных, но также императивных норм других законодательств, в том числе права, которое применялось бы в случае отсутствия оговорки о выборе права. Следует отметить, что договор морской перевозки не мог противоречить, однако, «Гаагским правилам» с того момента, как Нидерланды присоединились к Международной конвенции 1924 года о коносаментах. Если он заключен после такого присоединения, то, как правильно отметили комментаторы решения, к договору применяются правила Конвенции в той форме и редакции, в которой они действуют в стране выдачи коносамента. Оговорка о выборе иного права, чем правила Конвенции, и закон, принятый на их основе в стране выдачи коносамента, противоречили бы ст. 10 Конвенции. В одном из решений суд Роттердама прямо указал на то, что применение конвенции не оставляет места для «автономии воли». Голландский юрист Р. Д. Коллевийн указывает на то, что суд Роттердама в последние годы решал проблему выбора права лишь после оценки воли сторон, выраженной в оговорке договора, и других коллизионных привязок. Если суд приходил к выводу о том, что подлежит применению иное право, чем то, которое было избрано сторонами, то исключительно в рамках этого последнего признавалось действительным соглашение о выборе права. Р. Д. Коллевийн также фактически придерживался этой точки зрения. Нетрудно заметить, что позиция суда Роттердама и Р. Д. Коллевийна перекликается в какой-то мере с теорией «локализации» французского юриста А. Батиффоля который рассматривает «автономию воли» лишь как один из элементов «локализации» договора, не имеющий обязательного характера. В голландской судебной практике и доктрине обсуждался также вопрос о возможности считать действительным соглашение сторон о выборе права, если, согласно избранному правопорядку, некоторые условия заключенного между сторонами договора не имеют юридической силы. Эта проблема была рассмотрена Апелляционным судом Гааги в решении от 12 июня 1964 г. по делу, в котором речь шла о перевозке грузов морем из Гамбурга в Сантос(23). Согласно договору, применимым правом считалось голландское. Однако, как было установлено, включенное в договор условие об ограничении ответственности перевозчика не имело юридической силы, поскольку оно противоречило императивной норме ст. 468.9 Торгового кодекса Нидерландов. Р. Д. Коллевийн усматривает в данном случае противоречие, поскольку стороны включили в свой договор условие, которое оказывается недействительным с точки зрения избранного ими же правопорядка. В связи с этим в голландской доктрине возникла дискуссия относительно действительности в подобных случаях соглашения сторон о применимом праве. Одни юристы заявляли, что стороны не избрали бы, очевидно, права, которое признает недействительным весь договор или отдельные его условия. Другие полагали, что соглашение сторон о выборе права следует считать действительным даже в том случае, если избранный правопорядок признает недействительным весь договор или отдельные его условия. Свой вывод они аргументировали тем, что общий выбор права должен иметь преимущество над отдельными условиями договора. Апелляционный суд Гааги присоединился ко второй названных точек зрения, отметив, что наличие в договоре морской перевозки отдельных условий, не действительных по законодательству Нидерландов, не свидетельствует еще о том, что голландское право неприменимо Эта точка зрения представляется правильной. Полагаем, что, избрав какой-либо правопорядок для регулирования отношений по договору, стороны, очевидно, избрали все право в целом, то есть как его диспозитивные так и императивные нормы. Диспозитивные нормы избранного сторонами правопорядка будут иметь юридическую силу лишь постольку, поскольку иное не вытекает из их соглашения (договора). Поэтому условия конкретного договора имеют преимущество над этими нормами избранного сторонами права. Императивные же нормы этого правопорядка превалируют над отдельными условиями договора и заменяют их в случае противоречия условий договора и императивных норм закона. Поэтому в рассматриваемом деле императивная норма Торгового кодекса Нидерландов относительно ответственности перевозчика должна заменить противоречащую ей оговорку договора морской перевозки. В целом же договор должен регулироваться голландским правом, избранным сторонами. Англия. В английском праве «автономия воли сторон» служит одним из средств отыскания «закона, свойственного договору». В Курсе коллизионного права Дай-си указано, что «закон, свойственный договору,— это система права, которой стороны имели в виду подчинить договор, или, если их воля не выражена прямо и не может быть установлена из обстоятельств дела, — правопорядок, с которым договор имеет наиболее тесную и реальную связь» (правило 127)(24). Воля сторон рассматривается в качестве решающего критерия для установления «закона, свойственного договору». В подразделе 1 правила 127 Курса Дайси указано, что если воля сторон выражена прямо, то она определяет «закон, свойственный договору». Указанная точка зрения высказана, например, судьей Райтом в решении по делу «Moimt Albert Borough Council v. Australian Temperance Assurance» (1938) и судьей Эткиным в решении по делу «Rex. v. Internat. Trustee» (1937). В английской судебной практике и доктрине имеются сторонники «неограниченной» воли сторон. Вместе с тем и они отмечают, что «при выборе права стороны не могут исключить нормы публичного или особого порядка страны суда»(25). Английские юристы считают, что английское право не требует, чтобы между договором и правом, избранным сторонами, была какая-либо связь. Опираясь, однако, на разнородные решения английских судов, Дайси и Моррис, например, делают расплывчатый вывод о том, что «суд не обязан признавать действительным выбор права, не связанного с договором». Из этого не следует, что он «по необходимости будет отказываться это делать»(26). В английской доктрине имеются сторонники применения «автономии воли» в более или менее узких пределах. К их числу относится, например, Чешайр(27). Противники «неограниченной» воли сторон подчеркивают, что выбор права должен быть реальным, подлинным, добросовестным и разумным. Выбор права не должен быть направлен, по их мнению, на обход принудительных норм иностранного законодательства, поскольку такой выбор не будет добросовестным и законным. Их критика справедлива, на наш взгляд, применительно к тем случаям, когда английские суды, ссылаясь на «неограниченную» волю сторон, игнорируют императивные правила международных конвенций, которые должны были бы применяться. В качестве примера сошлемся на приводимые Чешайром два решения, в которых английские суды, несмотря на сходство фактических обстоятельств, пришли к различным выводам(28). Фактические обстоятельства дела «The Torni (1932) сводились к следующему. Эстонское судно перевезло из Яффы (бывшая территория Палестины) в Англию партию груза. В коносаменте, выписанном в порту отгрузки, предусматривалось, что его условия подлежат толкованию в соответствии с английским правом. Согласно декрету, действовавшему в то время в Палестине, любой коносамент должен был содержать оговорку о применении к нему «Гаагских правил». В декрете было также указано, что в случае отсутствия такой оговорки будет считаться, что коносамент регулируется «Гаагскими правилами». В коносаменте на отгрузку из Яффы не имелось такой оговорки. Сторона, настаивавшая на применении английского права, ссылалась на то, что соглашение о его выборе сторонами прямо выражено в коносаменте, в то время как «Гаагские правила», воспринятые английским Законом 1924 года о перевозке грузов морем, применяются, согласно закону, только к перевозкам из Англии. Английские суды должны были решить вопрос о том, следует ли признать применимым к делу английское право (общее право — common law), исходя из принципа «автономии воли сторон» или правила Международной конвенции 1924 года, согласно императивной норме декрета Палестины, воспроизводящей норму конвенции. Отклонив английское право, избранное сторонами, английские суды решили спор на основании правил Международной конвенции 1924 года о коносаментах в той редакции, в которой они в то время действовали в Палестине. С таким ограничением «автономии воли» согласился и Чешайр. Это решение соответствует, на наш взгляд, ст. 10 Конвенции 1924 года, устанавливающей применение ее правил к любому коносаменту, выданному в одном из договаривающихся государств". В решении по делу "Vita Food Products Ins. v. Unus Shipping Co." (1939) английские суды пришли к иному выводу. Речь шла о перевозке грузов, осуществленной судовладельческой компанией Ньюфаундленда из своей страны в США (Нью-Йорк). В связи с тем что грузу был причинен ущерб из-за небрежности, допущенной капитаном судна в судовождении, грузовладелец предъявил иск к судовладельцу. Прежде чем определить основания и объем ответственности судовладельца, суду предстояло установить право, применимое к договору морской перевозки. В законе о морской перевозке грузов Ньюфаундленда предусматривалось, что морские перевозки грузов по коносаментам, выданным в стране, подпадают под действие «Гаагских правил» и что в коносаментах должна содержаться оговорка о применении этих правил. В данном случае в коносаменте не было такой оговорки. В то же время в нем содержалось условие о распространении на него английского права. Следует отметить, что как правила Конвенции 1924 года, так и условия коносамента освобождали перевозчика от ответственности за ошибку, небрежность или упущение капитана в судовождении и управлении судном. И английские судьи решили, что перевозчик не несет ответственности за возникшие убытки. Для обоснования своего решения они сослались, однако, вопреки прецеденту «Т11е Тогш» и императивной норме ст. 10 Конвенции 1924 года, не на соответствующие правила конвенции, а лишь на условие коносамента, предусматривающее освобождение перевозчика от ответственности. Тайный совет Англии указал в своем решении, что освобождение перевозчика от ответственности не могло быть обосновано «Гаагскими правилами», поскольку условие о выборе сторонами английского права как применимого закона является действительным, несмотря на отсутствие какого-либо фактора, связывающего его с Англией. Согласно же английскому закону о морской перевозке грузов, правила Международной конвенции применяются, отмечается в решении, только к перевозкам из Англии. Мотивировка решения Тайного совета представляется необоснованной, поскольку она противоречит норме ст. 10 Международной конвенции 1924 года о коносаментах. Критически отнесся к мотивам, приведенным судом, Чешайр. Судья Райт отметил в своем решении, что имеются якобы практические соображения, которые обусловливают желательность подчинения договоров английскому праву даже при отсутствии их связи с английским правом (постоянное финансирование и страхование многих сделок в Англии, детальная разработка многих типовых проформ чартеров английской судебной и коммерческой практикой). Как мы видим, принцип «автономии воли сторон» используется английской судебной практикой и доктриной для обхода императивных правил международных конвенций и для необоснованного расширения пределов применения к морским перевозкам английского права. «В условиях капитализма,— писал проф. Л. А. Лунц,— принцип «автономии воли» используется как одна из форм господства воли монополистического капитала. Банки, страховые общества, транспортные предприятия и другие монополисты получают возможность расширить свою практику навязывания клиентуре готовых формуляров, перенести такого рода практику из сферы внутреннего оборота в область внешних расчетов и внешней торговли»(29). В Курсе коллизионного права Дайси отмечается, что прецедент по делу «Vita Food» (1939) пока еще не распространился на случаи выбора иного правопорядка, чем английское право. Некоторые авторы, однако, уже ставят вопрос о целесообразности применения принципов этого решения в отношении выбора любого иного правопорядка, даже если он не связан с договором. В постановке этого вопроса можно усмотреть тенденцию абсолютизировать судебный прецедент по делу «Vita Food», который как мы уже отметили, находится в явном противоречии с нормой Международной конвенции 1924 года о коносаментах, устанавливающей сферу ее применения. На тот случай, когда воля сторон в договоре не выражена прямо, в английской судебной практике и доктрине предлагаются два метода отыскания «закона, свойственного договору». Первый метод заключается в установлении судом намерения сторон, их «предполагаемой» воли. Так, судья Райт в решении по делу «Vita Food» объявляет «законом, свойственным договору» право которое стороны имели в виду считать применимым. По мнению некоторых английских судей, суд должен определить фактически за стороны, какое право они выбрали бы, действуя как два разумных человека, если бы подумали об этом, заключая договор. Дайси указывает на то, что к такому способу установления воли приходиться прибегать, поскольку в большинстве случаев не представляется возможным сделать вывод о предполагаемой воле сторон на основании рассмотрения условий договора и относящихся к нему обстоятельств. Очевидно, что такой метод отыскания «закона, свойственного договору», близкий к методу установления «гипотетической» воли сторон в судебной практике ФРГ и некоторых других стран, позволяет английским судам решать коллизионные вопросы, не устанавливая прецедентов, а применять в каждом конкретном случае право, защищающее интересы английских судовладельцев, грузовладельцев, страховщиков. Навязывая своим клиентам в типовых формулярах чартеров, коносаментов, страховых полисов оговорки о рассмотрении споров в английских судах и арбитражах, английские судовладельческие и страховые компании добиваются с помощью теории отыскания «закона, свойственного договору» рассмотрения споров, возникающих в сфере торгового судоходства, как правило, на основании английского права. Английский коллизионист Чешайр отвергает указанный метод как «мифический», поскольку фактически его сторонники рассматривают как исполнение воли сторон решение суда по данному делу. Нельзя не согласиться с этим критическим замечанием. Чешайр противопоставляет методу отыскания предполагаемой воли сторон свою теорию «локализации» договора. По его мнению, «закон, свойственный договору» зависит от его «локализации». Сущность его теории заключается в том, что «суд приписывает сторонам намерение придерживаться той правовой системы, которой, с учетом действия связующих факторов и обстоятельств дела, договор представляется в наибольшей степени принадлежащим...», то есть «законом, свойственным договору» является закон, с которым договор имеет наибольшую связь(30). Эта точка зрения, отмечает английский юрист, нашла подтверждение в решении английских судов по делу «Tomkinson v. First Pennsilvania Banking and Trust (1960) и в решении по делу «Bonthyon v. Commonwealth of Australia» (1951). Выступая против «неограниченной автономии воли сторон», Чешайр предлагает метод, который сводит фактически этот принцип вообще на нет, поскольку теория «локализации» договора по объективным принципам оказывается несовместимой с «автономией воли». Исходя из теории «локализации» договора, воля сторон имеет значение лишь постольку, поскольку другие обстоятельства не приводят суд к иному выводу. При установлении применимого права суд, согласно теории «локализации» договора, должен принять во внимание место заключения договора, место его исполнения, домициль сторон и другие обстоятельства, устанавливающие характер договора и природу сделки. Каждое из этих обстоятельств имеет отношение к делу, однако ни одно из них не является решающим. Оба метода отыскания «закона, свойственного договору», используемые в английской судебной практике и доктрине, оперируют, как мы видим, фикциями и предоставляют английским судам широкую свободу усмотрения, обеспечивая вынесение решений, выгодных и угодных английской буржуазии. Подробное рассмотрение презумпций, используемых в судебной практике и доктрине Англии для отыскания «закона, свойственного договору», мы переносим в последующие параграфы настоящей главы, в которых будет дан их анализ наряду с коллизионными принципами и привязками, применяемыми в других странах. США. Принцип «автономии воли» в договорных отношениях признается в судебной практике и доктрине США. «Вероятно, благодаря старым концепциям морского общения,— отмечает американский юрист Э. Ра-бель,— данная оговорка (т. е. оговорка о выборе права.— С. Г.) или при отсутствии прямо выраженного соглашения предполагаемая воля сторон повсюду оправдывает применение иностранного права(31). Рабель ссылается при этом на решение судов США по делу «Ferncliff a. Roland Balker v. Brown» (1913), а также на § 346 Свода коллизионного права, представляющего собой, как известно, неофициальную частную кодификацию коллизионного права США. В ряде решений судов США отмечалось, что выбор сторонами применимого права должен быть добросовестным, не фиктивным и что избранное сторонами право должно иметь нормальную связь с договором. А. Эренцвайг указывает на то, что американское право регулярно применялось в случае прямо выраженной или предполагаемой воли сторон подчинить свои отношения по договору этому праву. Для нейтрализации применимой коллизионной нормы и, следовательно, отклонения иностранного права суды США используют оговорку о «публичном порядке», которую А. Эренцвайг называет «спасительной заслонкой»(32). При установлении «предполагаемой» воли сторон, которое фактически сводилось к применению закона суда, судебная практика США нередко исходила из предположения, что стороны намеревались подчинить свей отношения по договору «общему морскому праву», которое якобы идентично праву Соединенных Штатов Америки. Такое решение коллизионного вопроса вызывает серьезные возражения, поскольку оно имеет своей предпосылкой широкое судейское усмотрение, не основанное на каких-либо твердых и ясных коллизионных критериях. Кроме того, следует отметить, что «общего морского права» пока не существует и поэтому ссылка на него имеет единственную цель — обосновать применение к договору право США, обеспечить интересы американских монополистических компаний (судовладельцев, грузовладельцев, страховщиков). Сфера «автономии воли сторон» ограничена в США в большей степени, чем во многих других капиталистических государствах, поскольку Закон США 1936 года о перевозках грузов морем содержит императивную норму, согласно которой он применяется ко всем договорам морской перевозки грузов назначением в порты США или из портов США в сфере внешней торговли (ст. 13). Этот закон не регулирует, правда, отношения сторон по Договорам фрахтования судов (чартерам). Однако доктрина США отмечает тенденцию судебной практики отдавать предпочтение при решении спорных проблем условиям коносаментов на том основании, что коносамент представляет собой решающее доказательство и доминирует в отношениях между перевозчиком и грузополучателем. В связи с этим полагаем, что возможность признания американским судом иностранного права, избранного сторонами в чартере, можно рассматривать как редкое явление, если коносамент был выдан в порту США, или если таким портом является указанный в нем порт назначения, или если морская перевозка затрагивает интересы их физических или юридических лиц. (1) См. Закон № 66—420 «Морское право и практика», 1967 г., № 34, стр. 45—57. (2) См. J. С. Sоуег, Les aspects de droit international prive de la reforme du droit maritime, «Clunet», 1969, № 3, p. 625. (3) См. R. Rоdiёre, op. cit., pp. 36—38. (4) M. Simo n — Depitr e et C. Legendre , La nouvelle legislation sur les contracts d'affretement et de transport maritime et le droit international prive, «Clunet», 1967, № 3, p. 600. (5) См. H. Вatiffо1, op. cit., pp. 622—623. (6) Л. Раапе , Международное частное право, стр. 427. (7) См. «DMF», 1969, № 251, pp. 677—682. (8) См. «DMF», 1967, № 217, pp. 23—29. (9) См. «DMF», 1968, № 230, p. 119. (10) «Rabels Zeitschrift...» 1967, Nr 3, S. 482. (11) Cм. G. Kegel , Internationales Privatrecht, SS. 227—230. (12) Cм. F. Schlegelberge r und R. Liesecke , Seehandelsrecht, Frankfurt am Main, 1964, S. 164. (13) Cм. H.-J. Abraham , Das Seerecht, В., 1960, S. 113. (14) G. Кege1, op. cit., S. 230. (15) Л. Pаапe, указ. соч., стр. 442. (16) Tам же, стр. 445. (17) См. F. Schlegelberger , R. Liesecke , op. cit., S. 164. (18) См. Л. Pаапe, указ. соч., стр. 426. (19) См. Л. А. Лунц, Международное частное право. Особенная часть, стр. 148. (20) См. «Rabels Zeitschrift...», 1966, Nr 4, S. 711. (21) См. «Clunet», 1964, № 3, pp. 626—627. (22) См. «Clunet», 1969, № 4, pp. 1007—1013. (23) Ibid., p. 1007. (24) Dice y and Morris , op. cit., p. 691. (25) M. Вольф, Международное частное право, стр. 447. (26) Diсу and Morris , op. cit., pp. 699—700; см. также M. Вольф, указ. соч., стр. 446—447. (27) См. G. Сhеshiге, op. cit., р. 183. (28) I b i d., pp. 226—229. (29) Л. А. Лунц, Международное частное право, стр. 204. (30) См. G. Cheshire , op. cit., pp. 213—219. (31) См. E. Rabe1, The Conflict of Laws. A Comparative Study. Vol. Ill, 2nd ed, Ann Arbor, 1964, p. 247. (32) Cм. A. Ehrenzweig , op. cit., pp. 233—234. Вперед Оглавление Назад
|
