На главную страницу


Последние сообщения блогов


Воспоминания Медведева Виктора Михайловича. Часть 17.

После практики разъехались на каникулы, я их провёл в Иваново у мамы и в Архиповке у сестры. Когда, мы собрались на вокзале, чтобы ехать в Ленинград по окончании каникул, то я, Сева Смирнов, Валя Пряхин пришли в пехотной форме, а Рудик Титов пришёл в морской. Он где-то достал комплект формы и щеголял в ней. Его мама, желая похвастаться, во всеуслышание объявила, показывая на нашу форму, что у её Рудика тоже есть такая форма. Бедный Рудик не знал, куда провалиться после её заявления. По прибытии в Ленинград мы поехали в училище, а Рудик побежал к своим знакомым переодеваться.
Па третьем курсе нас опять ждали перемены. Наша должность стала называться слушатель. Все курсанты, кто имел выслугу более 3 лет, т.е. кто до училища прослужил в армии не менее одного года, а таких у нас было большинство, получили право проживать не на казарменном положении. Они могли жить в общежитии, у родных , снимать жильё и т.д. На проживание им стали платить денежное содержание в сумме 95 рублей. На эти деньги нужно было самим питаться, платить за жильё и прочие нужды. Можно было, заплатив какую-то сумму, встать на довольствие в училищной столовой. Общежитие с небольшими комнатами было на улице Чайковского, где раньше жили иностранные курсанты, но этих комнат было мало, их отдали старшекурсникам. Для остальных приспособили обычное казарменное помещение, назвав его общежитием и посадив туда коменданта и дежурную. В общем-то те же спальные помещения, только без казарменного распорядка. Кое-кто на 3 курсе уже женился и ушёл жить к жене. Некоторых девушки ждали на их родине, как Виталия Дрибнича ждала в Харькове его невеста Лариса Цоня. Виталий с таким восторгом нам рассказывал о ней, что мы могли только завидовать такой чистой любви. Она училась в медицинском институте, письма шли в обе стороны на многих страницах. Насколько я помню, дело у них закончилось свадьбой, и она приезжала на выпуск. Когда мы все увидели Ларису, то были немножко удивлены: нам она показалась очень маленькой и худенькой. Ну да не в этом дело, мал золотник, да дорог.



Как у них сложилась жизнь в дальнейшем, не знаю. На традиционные встречи выпускников Дрибнич не приезжал. Про встречу с ним где-то на Севере рассказывал Валера Шлюбуль, который служил в центральном проектном институте № 31 и ездил в служебные командировки в разные города страны. Будучи на Севере на Кольском полуострове, зашёл он однажды в одно из строящихся сооружений и вдруг услышал, что кто-то очень громко кричит и ругается матом на чём свет стоит. Оказалось, что во всём здании был один только Дрибнич, который таким образом развивал свою речь. Дело в том, что когда он волновался, он начинал заикаться и для избавления от этого недостатка таким образом тренировался. В училище нужно было приходить к утреннему разводу до начала занятий. По окончании занятий можно было идти на все четыре стороны. Большинство слушателей после занятий оставались в своих классах и продолжали выполнять все задания, курсовые работы и проекты в своих коллективах. Привычка работать вместе много значит. Те слушатели, у которых не было трёхлетней выслуги, продолжали оставаться на казарменном положении: жили по курсантскому распорядку, питались в столовой как и раньше и получали 15 рублей.
Жизнь в училище шла своим чередом. У нас был назначен старшим Витя Дворецкий с присвоением звания сержант, мне присвоили младшего сержанта и назначили командиром отделения. В моё подчинение попали Саня Ураган и Виталик Роженцов, которые порой игнорировали мои приказания, пришлось их воспитывать с применением дисциплинарной практики.
Училище развивалось, в целях подготовки военных инженеров-строителей для ВМФ в 1962 году в составе строительного факультета было сформировано отделение строительства военно-морских баз. Начальником его был назначен выпускник училища 1942 года полковник-инженер А.Е.Мальков. Училище по-прежнему поддерживало тесные творческие связи с инженерными и строительными органами ВМФ и его Главным инженерным управлением.



ВВИТКУ. Автор Константин Штангей.

Развитие училища шло также по линии увеличения контингента обучаемых и числа специальностей, по которым проводилась подготовка военных инженеров. Так в 1962 году на базе кафедры санитарной техники по решению Министерства обороны был создан санитарно-технический факультет, первым начальником которого стал выпускник училища 1941 года полковник-инженер В.Н.Ткаченко. Созданию санитарно-технического факультета способствовали широкие творческие связи и активная научно-исследовательская работа кафедры санитарной техники, При образовании факультета эта кафедра была разделена на три: Вентиляции и кондиционирования воздуха - начальник Е.В.Стефанов, отопления и теплоснабжения - начальник С.В.Шевандин, водоснабжения и канализации — начальник Ю.М.Кузьмин. Была также создана отдельная дисциплина технологии и организации производства монтажных работ под руководством С.С.Шальмана, которого призвали в армию с присвоением звания «майор».
В том же 1962 году расширился электромеханический факультет, где вместо одной кафедры стало две: электроснабжение - начальник Н.И.Далматов, и электрооборудование - начальник И.А.Сафронов. Свидетельством признания научного авторитета ВВИТКУ и наличия у него больших научных возможностей явилось решение Минобороны о введении в штат училища в 1962 году проблемных научно-исследовательских лабораторий. Начальниками их были назначены молодые перспективные офицеры, кандидаты технических наук, доценты Н.В.Ваучский. А.А.Рымкевич. А.К.Михайлов, В.И.Устинов. Под их руководством началась трудоёмкая и сложная работа по организации исследований по новой научной тематике и дальнейшему расширению лабораторий, созданию уникальных экспериментальных установок и стендов, оснащённых современной по тем временам измерительной аппаратурой.
В феврале 1962 года я получил телеграмму от сестры Риты: «Приезжай, умер Ваня». Это был её муж. В тот же день я выехал в Архиповку и через сутки был там. На вокзале случайно встретил своего брата Петю, который ничего толком объяснить не мог, кроме того , что Рита с кем-то из Ваниных родственников находится в Савине, где проводится вскрытие тела, а потом они вместе с телом приедут в Архиповку. В доме, который совсем недавно построили Рита с Ваней, находилось несколько человек родственников Ивана, его малые дети Лёня 6 лет и Миша 2 лет. Родственники усиленно осматривали дом с целью того, чтобы взять себе что-нибудь, как они говорили на намять. Я по приезде снял свои форменные хромовые сапоги  и одел валенки, потому что на улице было очень много снегу и холодно. Через некоторое время смотрю: нет моих сапог, кто-то их уже успел прибрать к рукам, думая, что это Ванины сапоги.



Пришлось обратиться к народу с просьбой возвратить мои сапоги, так как это принадлежность формы, в итоге возвратили. Рита была в полной отключке, ей было ни до чего, хоть весь дом выноси. На следующее утро гроб погрузили в кузов грузовой машины, наложили кучу сена, в это сено села часть людей и повезли тело Ивана в Иваново. Все его родственники жили в Иваново и хоронить решили там. Могила уже была заказана, гроб немного постоял у дома его родителей, а потом пошли на кладбище. В то время процессии в основном ходили пешком. Я всё это хорошо запомнил, потому что это были первые похороны родственника в моей жизни. Так закончилось замужество моей старшей сестры которое продолжалось 6,5 года. Спустя некоторое время дом в Архиповке она продала, некоторое время жила у мамы. Хотела купить дом в Иваново, где продавалось много частных домов, но цены кусались. В конечном итоге построила двухкомнатную кооперативную квартиру на улице Кирякиных, недалеко от автовокзала. В течение длительного времени на наследство Ивана претендовала его мать, а что там было наследовать-то. Иван зарабатывал немного, дом был построен в основном усилиями Риты, тем более что остались двое малолетних детей, которых надо было поднимать на ноги.



Ивановские "Черемушки" наступают на деревню Притыкино. Вдали дома по улице Лежневской. Ок. 1960 г. Фото предоставлено Д.В.Садковым. Место съемки: ул. Кирякиных, д. 12, 3 этаж.

По окончании третьего курса мы разъехались на производственную практику непосредственно на строительные площадки для участия в монтаже всех санитарно-технических систем. Для этого был выбран город Рига. Наверное, можно было найти монтажные площадки и в Ленинграде, но как я понимаю наше командование хотело, чтобы мы изучали опыт и других регионов одновременно с изучением других мест. Приехали мы в Ригу на поезде, на вокзале нас встретил руководитель практики В.С.Васильев, преподаватель кафедры отопления и теплоснабжения. На машинах отвезли нас в расположение военно-строительного отряда в районе Болдерая, на берегу реки Лиелупе. Место очень красивое, кругом хвойный лес, недалеко и река Даугава и Рижский залив. В то время Рига была столицей Латвийской ССР. Город основан в 1201 году на берегу речки Ридзене при впадении её в Даугаву. Для защиты от нападений в 13 веке вокруг города была сооружена каменная стена около 2 метров ширины и 8 метров высоты, с деревянной надстройкой, амбразурами, угловыми редутами и другими фортификационными сооружениями. В старой части города сохранилось много памятников старины, напоминающих нам о первых столетиях существования Риги. В городе много мемориальных комплексов, памятников Ленину, Стучке, латышским стрелкам, памятник Свободы, братское кладбище, кладбище Яна Райниса с его памятником, церковь Юра, Домский собор с органом, Рижский замок. Пороховая башня, много других архитектурных памятников. Город богат музеями и выставками, театрами и концертными залами, спортивными сооружениями. Мы по мере возможностей стремились всё осмотреть, всюду побывать.



На работу нас возили на грузовой машине вместе с военными строителями. Объекты строительства были в разных частях города. В районе Агенскальских сосен  строили жилые дома, там мы занимались монтажом внутренних санитарно-технических систем. В друих местах мы изучали на практике монтаж котельной с чугунными водогрейными котлами, насосных станций, наружных сетей водопровода и канализации, тепловых сетей.
В свободное время мы с большим удовольствием знакомились с городом. Надо сказать, что где бы мы ни бывали, в какой бы город ни приезжали в командировку или на отдых с друзьями, а затем с женой и детьми, мы всюду стремились как можно лучше познакомиться с новым местом, больше всего увидеть, узнать. На отдыхе у нас не было принято лежать на пляже или сидеть дома, мы постоянно обходили окрестности пешком, записывались на все автобусные экскурсии.
В Риге мы осмотрели многие музеи, гуляли по бульвару Падомью, по Комсомольской набережной, по площади коммунаров, по улице Цесу, улице Ленина, Кирова. Любовались архитектурой многих зданий. После Ленинграда трудно чем-либо удивить в области архитектуры, но тем не менее Рига произвела на нас большое впечатление и надолго осталась в нашей памяти. Вечерами мы купались в реке, играли в футбол, раза три в неделю устраивали танцы под радиолу. На танцы приходило много девушек с окрестных мест. Кстати, в то время в Риге и её окрестностях проживало очень много русских, украинцев и белорусов. Запомнился один эпизод периода этой практики. У кого-то из нас был день рождения, и мы решили отметить это событие на природе, выйти « на пенёк». Спиртного мы в то время ещё не пили, как-то не тянуло нас на это, но на всю компанию купили всё-таки бутылку рижской водки «Кристалл», которая, по словам знатоков, считалась одной из лучших водок, лимонад, наделали бутербродов. Всё это богатство сложили в небольшой чемоданчик, с такими студенты на занятия ходили, и пошли в лес. Уже почти дошли до заранее выбранного мест, как нам навстречу вышел из лесу заместитель командира военно-строительного отряда по политической части. Он поинтересовался, куда мы держим путь. Мы ответили, что просто гуляем по лесу. Ему стало очень любопытно, что мы несём в чемоданчике, он потребовал открыть его. Сейчас, задним числом, надо было послать его подальше, какое он имел право учинять обыск. Но в то время такой мысли не возникло, открыли мы ему чемоданчик, он увидел бутылку водки и предложил владельцу самому разбить ее об дерево. Делать нечего, пришлось разбить с большим сожалением, а то потом не оберёшься всяких разбирательств. Политработники любили раздуть из-за всякой ерунды целое дело. Он увидел, что больше у нас ничего интересного нет и отстал от нас. Очевидно, что он об этом эпизоде никому ничего не рассказал, ни командиру отряда, ни руководителю практики, потому что нас по этому поводу никто не расспрашивал. Нам было очень интересно узнать, кто же нас заложил, наведя его на наш след, ведь не случайно же он нас встретил в лесу. Кончилось тем, что пришлось нам покупать другую бутылку, мы же считали себя достаточно взрослыми и хотели чисто символически отметить день рождения. На семь человек нам досталось по глоточку. Даже сейчас не знаю, правильно ли мы сделали, купив эту бутылку водки. Практика в Риге запомнилась ещё тем, что в Болдерае нашёл своё счастье Коля Батуро.



Старая застройка Болдераи. В Советское время в этом здании располагался детский клуб "Алые паруса". А ещё раньше там была старая аптека еще с дореволюционных годов...

Он был у нас одним из красавцев, высокий, стройный. Девушки на него заглядывались, но сердце его покорить не могли. И вот он встретил под стать себе очень красивую, высокую, длинноволосую девушку и сразу же влюбился в неё.
В итоге практики мы приобрели определённые навыки по монтажу различных систем, ближе познакомились с жизнью военных строителей, проводя с ними практически круглые сутки и на работе и в часы досуга. Насколько я помню, с места проведения практики желающие могли ехать на каникулы по домам. Каждый присматривал какие-то подарки своим родственникам. Особенно старательно собирал свой большой чемодан Коля Паненко. Ростом он был небольшой, а чемодан почти с него. У него в Тульской области жили родители, и когда он приехал домой, то чемодан передал отцу с просьбой разобрать гостинцы. Каково же было удивление отца, когда он обнаружил среди подарков парочку фланцев, несколько кранов и прочую дребедень. Кто-то решил подшутить над Колей и перед его отъездом незаметно напихал в его чемодан всяких железяк. Ох и возмущался же он, возвратившись с каникул в училище, но шутника вычислить не удалось. Я представляю, как он тащил эти железки.
Несколько человек из нашей группы были приглашены на свадьбу к нашему однокурснику Севе Смирнову. Свадьба должна была состояться в Ленинграде по окончании практики. Витя Рабинович как-то умудрился нам оформить билеты на самолёт  Рига-Ленинград. Самолётик был маленький, лететь пришлось при плохой погоде, дождь, гроза, мотало нас неимоверно. Все мы летели на самолёте в первый раз, было немножко не по себе и в то же время очень интересно, увидеть землю с высоты, процесс взлёта и посадки. На свадьбу попали вовремя. Было весело, в основном была молодёжь, хотя были и родственники жениха и невесты. У невесты матери уже не было, только отец, который потом до последних своих дней так и жил с дочерью и зятем.



Это лето и осень были просто свадебные. Не успел я приехать на каникулы в Иваново, как решил жениться мой брат Петя. Он давно встречался е девушкой Лидой, и они приняли решение пожениться. Свадьба было очень скромной, были только родственники жениха и невесты. Не было никакого свадебного костюма у жениха и белого платья у невесты. Они оба работали почтальонами, денег зарабатывали мало, но это уже их проблемы. Петя мог бы стать обеспеченным человеком. После того, как он попал под трамвай, ему дали группу инвалидности. По линии союза инвалидов его устроили учиться на закройщика верхнего мужского платья. У него очень хорошо получалось это дело, он сам себе сшил приличный костюм. Вроде даже увлёкся портновским делом. Я помню долго искал по его просьбе книгу «Конструирование верхней мужской одежды», авторы Ручкин и Постников. Потом вдруг во дворе его стали называть Петя-портняжка. Вместо того, чтобы плюнуть и не обращать внимания на прозвище, он бросил великолепную профессию, владея которой всегда имел бы хороший заработок. В результате всю жизнь проработал на доставке телеграмм, да иногда перебиваясь случайными заработками. Примерно такая же история случилась и с другим парнем из нашего двора Лёвой Филатовым. Он после семилетки поступил в Ивановский техникум общественного питания на отделение холодильных машин. Окончив его, он стал бы обслуживать холодильные машины в столовых и магазинах, это же ценная специальность. Так опять же во дворе его стали дразнить Лева-повар, хотя он к поварам не имел никакого отношения. В итоге он бросил учебу в техникуме. Вот так по глупости окружающих и своей иногда калечились судьбы.

Окончание следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

«Записки штурманского инженера» (К 30-ти летию подъёма Флага ВМФ СССР на К-433). Окончание.



Весна 1984- весна 1989 г. – 918 ВП МО в Киеве.
В приемке чуть не сдох от тоски, получил кап.3 ранга (на работе по-гражданке), писал рапорта о переводе на любой плавающий корабль, дословно – «хоть на тральщик в Магадан». Будучи в командировке во Владивостоке, договорился со штурманом «Башкирии» поменяться местами, т.к. мы оба служили в ГУНИО МО. Опять начальники напрягались, т.к. не знали как действовать в такой нештатной ситуации. Ну, да ладно.
Кстати, командировки были в Питер, на Север (Зап.Лица, Гаджиево), Камчатка, Бол.Камень, Северодвинск. Т.к. коллеги (среди которых на Тоболах плавал я один) в командировки совсем не рвались, то я рысачил по стране и не давал скучать старым друзьям. (В Бол.Камне штурман РТМа сказал, что командиром у них – Серега Потанин, который сейчас дома во Владивостоке. Я приехал в город, по телефонному справочнику нашел номер, представился оперативным и сказал, что на его лодке пожар. Он выразил готовность выехать немедленно, тогда я ему сказал сесть на троллейбус №4 и проехать четыре остановки – там его встретят… Просидели за столом всю ночь.)

В Киеве меня сразу пригласили на приличную яхту, которая каждый год участвовала в Кубке Черного моря. На приглашение повлиял не только мой яхтенный опыт Дальнего Востока и Соловецкой регаты в Белом море, но и то, что на заводе я сделал маленький навигационный комплекс для яхты со своим вычислительным устройством. В 1986 году мы яхту по ж.д. отвезли в Питер и заметно отгонялись на Кубке Балтики (Ленинград-Калининград-Рига). В 1988 году был самый большой Кубок Черного моря: Одесса-Сочи-Ялта. Тогда-же в Москве заварилась каша участия первой советской яхты в кругосветных гонках макси-яхт. Мне предложили пойти штурманом. Понятно, что от таких предложений не отказываются. Я пытался убедить людей в ГШ ВМФ откомандировать меня на год в ЦСК ВМФ, чтобы для престижа гласности и перестройки штурманом на яхте был действующий офицер флота. Идея моя поддержки не нашла, поэтому пришлось ступить на скользкий путь безвременного увольнения. Т.к. до кругосветного марафона (Англия, Уругвай, Австралия, Нов.Зеландия, Уругвай, США, Англия) оставалось менее года, я понимал, что у меня могут быть непреодолимые проблемы с выездом по линии первого отдела. Понадеялся на авось, собрал необходимый комплект служебных и партийных взысканий, повесил на грудь медаль за 15 лет и тут же был вытурен по «несоответствию занимаемой должности, без права и т.д.» На следущий день улетел в Поти, где строилась наша яхта.


Интересный момент. На меня сразу стали собирать документы для загранпаспорта. Когда я положил на стол характеристику из военной приемки, мне сказали немедленно ее забрать, порвать и никому не показывать разные там «склонен к непредсказуемым поступкам» и проч. Отправили в Киев за другой бумагой «хоть из детского сада». Я сдуру обратился к администрации предприятия, на котором служил в военной приемке и мешал им выполнять планы. Тем не менее, блестящая характеристика была выдана с подписями директора, профкома и парткома на, якобы, бывшего инженера одного из цехов завода. Я был потрясен великодушием директора завода, который был главным инженером во время наших непримиримых сражений за качество и надежность продукции. Говорили, он это сделал, чтобы приколоть начальника приемки, который задействовал все рычаги, чтобы обломать мне мероприятие.

И еще один интересный момент. К увольнению меня представляли «по сокращению штатов», но приказ пришел «по несоответствию занимаемой должности». Разница в том, что по этой статье пенсия не полагается, поэтому расчет выслуги не производился. Через пару лет меня вызывают в райвоенкомат, говорят, что статья «по несоответствию…» теперь подпадает (я понял, почему подменили формулировку в приказе на увольнение – планировали это изменение), предложили написать заяву на пенсию и отправить личное дело в горвоенкомат на расчет выслуги, что и было сделано.
Мне нужно было набрать 20 лет. Сташий прапорщик, у которого ушей не видно из-за щек объявил 19 лет, 9 месяцев. Я сказал, что у меня получается 21 с половиной. Он сказал, что он может насчитать и 25. Я пожал плечами, повернулся и ушел. Гулял лет десять, выслушивая периодически, какой я лох, что пожалел две бутылки коньяка. А мне не жалко – просто я с такими жлобами даже разговаривать не собираюсь, а тем более коньяком поить и спасибо говорить за свою же выслугу. Потом заехал в пенсионный отдел горвоенкомата, объяснил ситуацию, они сказали, что помнят того вымогателя и еще раз прошлись по личному делу. Все получилось. Половину пенсии за предыдущий год я отдал, как премиальные клеркам. Тогда меня вызывает сам начальник отдела и предлагает мне подать в суд на военкомат для истребования пенсии за прошедшие 10 лет. Я сказал, что мне облом этим заниматься. Тогда он выразил желание заняться этим вопросом самостоятельно в главном финуправлении МО. Я не возражал. Через 2-3 месяца он позвонил, и сказал, что все в порядке. Половину ему. Договорились на одной трети. Майор, между прочим.



Приложение №4. Просто еще одна история.

В моем задовании находилась СНП - система определения места подводной лодки по акустическим сигналам маяков-ответчиков. Единственный способ определения координат места, оставаясь на большой глубине. Все просто: лодка определяет точное место по спутнику, сбрасывает буй, погружается и находится под водой в районе буя, который опустился на дно, включился и ждет запроса с подводной лодки. По необходимости, лодка посылает кодированный акустический сигнал, буй отвечает – по направлению и времени прихода ответного сигнала определяются координаты подводной лодки. Лодка несет четыре буя, готовых к постановке и размещенных в специальных лотках с гидроприводом. Лотки расположены по два на каждом борту. На кораблях все, что подлежит нумерации, по правому борту обозначается нечетными цифрами, по левому – четными. Т.е. по правому борту должны быть лотки №1 и №3, по левому - №2 и №4. Но на заводе кто-то что-то напутал и получилось наоборот в гидравлике сброса буев. Я всегда об этом помнил. И тогда, когда по пути на Камчатку мы поставили три буя на дне Северного ледовитого океана. А один буй привезли с собой и встали с ним у камчатского причала.
После постановки буя вдоль борта остаеся висеть шнур, который выдергивает стопор раскрытия антенны, когда буй уходит на глубину. Белые капроновые шнуры не сильно украшают лодку и я решил их убрать на следущий день по приходу на Камчатку. Посмотрел в системе, что буй находится в лотке №3, который должен быть по правому борту, зашел в центральный, попросил открыть лотки №2 и №4, которые должны быть с левого борта. Но в тот момент я забыл, что все так, только наоборот. Выхожу на ракетную палубу весь такой деловой с пассатижами, смотрю как гидравлика открывает лотки: величественное зрелище.
Вдруг соображаю, что открываются лотки правого борта, т.е. №1 и №3 в системе, но на самом деле №2 и №4 по гидравлике. Разумеется, из лотка №3 выпадает полуторатонный буй и, взметнув многометровый фонтан брызг, уходит в воду, натянув пресловутый белый капроновый шнур. Повезло, что мы стояли к причалу другим бортом, а то буй вывалился бы на плавпирс, а там люди. Дело запахло трибуналом. Не расстреляют, конечно, но могут посадить. Я в прострации перекусил пассатижами капроновый шнур, посмотрел как утихли волны и осела муть, поднятая со дна и поплелся назад. Когда старпом, писавший отчет о переходе, пришел за координатами установленных трех буев, я ему напомнил, что мы поставили все четыре.

- А когда поставили четвертый? - спросил старпом, слегка смущенный то-ли своей слабой памятью, то-ли тем, что проспал момент постановки.
- А тогда же, когда и третий, - вынужден был соврать я, не подводить же героический экипаж проступком офицера на грани преступления..
- В тех же координатах?
- Совершенно верно, - садиться так легко я не собирался – пусть сначала докажут, что буй там только один. И покажут, что другой уронили у причала.

Старпом задумался и пошел продолжать писать отчет, но уже не про 3, а про 4 поставленных буя, причем два – один на другом, как в цирке акробаты. Еще несколько человек пытались посомневаться, но у меня был неопровержимый аргумент: пойдите и посмотрите – все лотки пустые. И правда – пустые. А некоторые думали, что в одном – буй. Да нет, откуда?– все поставили на переходе! Да? Однозначно! Вона чё-о!


Может быть, еще напишу

Приложение №5.
О том, как я хотел проверить начальников на оригинальность мышления и написал рапорт с просьбой направить меня в отряд космонавтов. Где сказано, что я не имею право пройти экзамены, медкомиссии и обучение для полета в космос?
...................


Приложение №6.

Как я в штатах (1990 г.) увидел у причала атомную торпедную подводную лодку (из тех, которые охотились за нашим бидоном) и решил познакомиться со штурманом их экипажа.

Написал. Фрагмент из серии статей для яхтенного журнала о кругосветных парусных гонках. Из соображений скромности о себе упоминал в третьем лице под именем «навигатор». Действие происходит в г. Форт-Лодердейл, Флорида.

«За 12 лет до описываемых событий советский большой противолодочный корабль «Василий Чапаев» всего в пяти милях (американсие территориальные воды – 3 мили) проходил вдоль этого американского берега, следуя с визитом на Кубу. С палубы БПК, выпучив глаза, разглядывал пальмы, дома, машины и самолеты курсант-практикант штурманского факультета высшего военно-морского училища, который по молодости лет мог поверить во что угодно, только не в то, что довольно скоро он приплывет суда на яхте и будет ездить от Майами до Палм Бич абсолютно свободно на прокатной машине за 130 долларов в неделю и вообще. Когда выяснялось, что это не мистика, а «перестройка», американцы спрашивали: «А вы уже смотрели фильм “Охота за ‘Красным Октябрем’?” Пришлось пойти посмотреть, купив билет в кинотеатр за 5,5 долларов. Мало того.

Как-то на другом берегу залива, за пассажирским и грузовым терминалами, навигатор заприметил очертания атомной подводной лодки. Многоцелевая, именно такая, от встречи с которой уклонялся атомный стратегический ракетовоз навигатора в прошлой жизни. И так захотелось навигатору побрататься со штурманом американской субмарины, что сел он на свой (прокатный) «Понтиак» и поехал вокруг залива, пока есть дорога. Проехал терминалы, все открытые ворота и вдруг выезжает на причал прямо к трапу подводного атомохода. Ошалеть! У нас вахтенный стоит на причале у трапа, а у америкосов – на палубе подводной лодки у трапа. Навигатор подозвал вахтенного матроса и спросил, на борту ли штурман? Оказалось, что отсутствует, но будет завтра утром. Нет проблем.
Утром по знакомой дороге подъезжаем к подлодке. На причале стоит небольшая компания братьев-подводников: на навигатора аж дежавю нахлынуло. Опять спросил про штурмана. Говорят, будет часа через два.
Через два часа на пирсе – никого. Вахтенный принял просьбу позвать штурмана.Через пару минут идет по палубе парнишка в офицерской форме, в очках. Останавливается у трапа, т.е. метрах в пяти от навигатора, который стоит на причале у другого конца этого же трапа. Штурман что-то говорит вахтенному матросу и уходит. Матрос подходит к навигатору и говорит, что штурман извинился, за то, что очень занят и не сможет встретиться. Только тут до навигатора дошло, какую он сделал ошибку, когда в прошлый приезд сказал подводникам, что с их штурманом хочет встретиться бывший штурман советской атомной ракетной подводной лодки стратегического назначения. Надо было сказать, что яхтсмен с финской яхты или еще что-нибудь в этом роде. Но… поздно. А так хотелось.
Потом навигатор, если приходилось слышать в Америке о закрытости советской системы, приводил в пример неудачную попытку встречи двух подводников, которая не состоялась исключительно по вине американской стороны. 10:0 в нашу пользу.»

«Записки яхтенного адмирала»

Как в 1976 г ходил на яхте «Мечта» (Л-6) яхтклуба ТОФ во Владивостоке, в 1980 на яхте «Корсар» 26-го яхтклуба ВМФ по Белому морю, 1985-88 яхта «Гонта» - Днепр, Черное и Балтийское моря, 1989-90 макси-яхта «Фазиси» вокруг света, 1993… и так далее (Турция, Хорватия, Италия, Греция, Франция, Мальта).
Пару раз тонул, погибал среди акул, но ни разу….......

PS.
На этом авторские записки, которыми я располагаю, обрываются к сожалению... :(

Двоеженец Витя Гузин. Юрий Ткачев.

Если хочешь быть красивым – поступи в гусары.

Козьма Прутков

Если хочешь быть красивым – поступи в Вольское училище тыла и стань флотским офицером вещевой службы.



Н.О.ВЛАДИМИРОВ полковник, заместитель начальника ВВУТ вручает переходящий приз ЦК ВЛКСМ секретарю комсомольской организации училища. Фото 1964 г. Новые лица, новая форма.

Витя Гузин так и сделал и теперь выделялся от остальных офицеров какой-то особой щеголеватостью. Так отличается от затертых медных монет блестящий, только, что прибывший из банка, пятачок.
Витя всегда носил новенькую, с иголочки военно-морскую форму. Кремовые повседневные и белые парадные рубашки были безукоризненно чисты.
Ботиночки тридцать восьмого размера отражали солнце и слепили глаза. Казалось, что каждый день этот маленький изящный, как статуэтка, лейтенантик одевался во все новое.
Так на самом деле и было. Стирать рубашки Вите было некому, он жил один. Зато Гузин был начальником вещевой службы береговой базы.
Свои грязные рубашки, брюки, носки, испачканные белые чехлы от фуражек и почти неношеные ботинки он сдавал на вещевой склад своему подчиненному мичману Крамаренко. Крамаренко выдавал ему новое обмундирование, а потом списывал Витины ношеные вещи на крыс.
- Проклятые твари жрут все подряд, - жаловался Витя всем, - ни себе, ни людям.
При этом он демонстрировал всем присутствующим рубашку, на которой действительно были дырки от чьих- то зубов. То ли крысиных, то ли человеческих.
–Витя!- смеялись мы, - да это же ты по пьянке сам себя искусал!
Витя приобщился к спиртному после своего первого неудачного рейда в семейную жизнь.
Он женился еще в начале своей офицерской службы. По пребыванию в браке Витя побил все рекорды Гиннесса. Женат он был всего восемнадцать часов. И если бы ЗАГСЫ работали еще и по ночам, то мужем Гузин был бы часов шесть или семь.
Витя очень кропотливо готовился к своей свадьбе - не ходил в рестораны, не участвовал в офицерских пирушках, усиленно копил деньги, вставил недостающий зуб, купил дорогие кольца и свадебное платье для невесты.
Его избранница проживала с мамой в центре Владивостока. Места в огромной четырехкомнатной квартире Витиной семье вполне бы хватило, несмотря на его желание иметь троих детишек – двух мальчиков и девочку.



Единственный город, который приятно выделяется на фоне других - Владивосток.

Гузин постарался не обращать внимания на вредные привычки невесты – она курила крепкие сигареты «Прима» и баловалась водочкой. «Отучу!» - думал Витя. Сам он не курил, а самым крепким спиртным напитком для него было шампанское.
Свадьбу в узком семейном кругу решили играть в квартире невесты.
К праздничному столу вещевик Витя Гузин по бартеру с начпродом Колей Токаревым добыл трех поросят с подсобного хозяйства бригады ракетных катеров. Начпрод был тоже доволен сделкой, примеряя новый кожаный только, что со склада, флотский альпак, о котором давно мечтал.
А перед самой свадьбой Витя ринулся по магазинам и рынкам Владивостока.
Он закупил и отвез своей будущей теще Раисе Ивановне восемнадцать бройлерных цыплят, пять огромных палтусов холодного копчения, двадцать баночек красной икры, пять баночек черной, шесть килограммов сливочного масла, три ящика водки, ящик коньяка, двадцать бутылок советского шампанского и пять ящиков пива.
На всякий случай поставил под кровать у Раисы Ивановны (вдруг не хватит выпивки) трехлитровую банку спирта.
- Наш Витюша такой добытчик, ну такой добытчик! - хвалилась Раиса Ивановна соседкам, - все кладовки мне завалил продуктами, а холодильник уже и не закрывается.
Праздник намечался грандиозный.
После торжественной регистрации брака за столами в квартире было размещено сорок шесть гостей со стороны невесты и пять офицеров береговой базы со стороны жениха.
Во вместительной прихожей поставили стулья и журнальный столик с водкой и закуской для двух нанятых музыкантов – худенького скрипача из городской консерватории и гармониста-самоучку, с которым Витя накануне познакомился в подземном переходе на улице Ленинская.
Лейтенант Гузин торжественный и чуточку бледный от волнения в парадной форме флотского офицера восседал с молодой женой во главе стола и маленькими глотками пил из фужера шампанское. Он был очень ответственным человеком. Зачинать первенца надо было в трезвом состоянии.  



Правда, его Ниночка, привычно, но как-то нервно пила водку, а через некоторое время что-то пошептала Вите на ухо.
Гузин изменился в лице и подскочил, как ужаленный.
- Вот же твари! Где спряталась эта старая ведьма Раиса Ивановна? Почему ж вы, подлюки, до свадьбы мне ничего не сказали? А? - Витя швырнул в Ниночку бутербродом с икрой, который держал в руке. Нина от неожиданности упала со стула на пол.
- Мама! Мамочка! Ты где? Ой, мамочки, Витенька меня убивает!
Она была уже, довольно-таки, пьяна и язык её заплетался.
У гостей закуска застряла во рту, кто-то поперхнулся водкой и в полной тишине надолго закашлялся. Никто ничего не понял.
Откуда-то сбоку из кладовки выскочила новоиспеченная Витина тёща и кинулась на защиту дочки.
Витюша вошел в раж, нахлобучил на голову Раисы Ивановны блюдо с салатом из крабов, ухватил за ножку стул, и начал было крушить все подряд, но тут подбежали мужики и буйного жениха связали ремнем и уложили на диван.
- Витя! Прекрати истерику! Объясни нам, что случилось! – испуганно галдели гости, придя в себя.
- Да, что объяснять! Эти две змеюки мне даже не сказали, что у Нинки есть ребенок, спрятали его в селе у родственников, пока я не расписался с нею. Ты где его нагуляла, зараза? – обратился к Ниночке Витя, - надеялась, что я его буду выращивать? Нашла дурака! Завтра в восемь утра встречаемся у ЗАГСА, развод и никаких оправданий!
Нина вытирала лицо салфеткой от прилипшего масла с икрой и судорожно всхлипывала. Предусмотрительная теща Раиса Ивановна, врубившись в ситуацию, в быстром темпе стала, на всякий случай, собирать со столов дорогостоящую снедь – икру, блюда с поросятами, цыплят.
- Спасибо, вам дорогие гости, что уважили, пришли на свадьбу – любезно поклонился Витя народу, - кушайте, пока моя драгоценная тещенька не попрятала в свои чуланы продукты питания и выпивку. Кушайте яства, запивайте напитками, а я потихоньку отчаливаю от вашей пристани, дорогие мои сотрапезники.
С Гузиным ушли из чувства флотской солидарности все его сослуживцы. Со столов они успели ухватить только по бутылке водки.
Мечты о будущем потомстве рухнули, а все Витины денежные накопления ухнули.
- Витя,- дружески подшучивали сослуживцы по береговой базе, - твоя теща теперь целый год может не ходить по магазинам, а когда продукты закончатся, найдет Ниночке очередного жениха.



Гузин только молча скрипел зубами. Свою женитьбу он переживал молча, как личный позор.  Для душевного равновесия он стал потихоньку употреблять спирт, благо в его заведовании, кроме вещевого, находился ещё и шхиперский склад. Там, среди разных красок и расворителей хранились и несколько железных бочек со спиртом.
Однако, через полгода Витя взял себя в руки и вообще не прикасался к спиртному, даже к пиву.
Все свое время – и служебное и личное он посвятил военной службе. Его начали ставить в пример другим офицерам бербазы. На его складе было вещевое довольствие любого ассортимента, роста и размера. Шторки стеллажей были чистыми и накрахмаленными. Имущество на полках лежало в аккуратных стопках. Мичман Крамаренко был чисто выбрит и пах одеколоном «Жасмин», а не спиртовым перегаром и свиной тушенкой, как прежде.
Еще через полгода за рвение в вопросах военной службы и общий образцовый вид командование флота наградило лейтенанта Гузина ордером на маленькую гостинку в одном из спальных районов Владивостока – бухте Тихой. Это был исключительный случай, потому, что жилье в то время могли получить только женатые офицеры.
И, конечно, без обычной задержки Гузин получил звание старшего лейтенанта.
Теперь Витя был завидный жених: непьющий, аккуратный, имеющий хоть и малюсенькую, но отдельную квартиру, приличное офицерское жалованье, продовольственный паек, вещевое довольствие.
Незамужние бербазовские сверхсрочницы начали строить хитроумные планы, как безболезненно окрутить Гузина. Ходили вокруг него, мурчали и облизывались, как кошки. Но Витя теперь стал очень осторожным в вопросах общения с женским полом.
- Эх, Ниночка, - вздыхал Витя, вспоминая первую свою невесту, - из-за тебя я уже не верю ни одной женщине, все они врушки.
Но, вот вам флотский парадокс – какой бы ты ни был передовик - уставник, но если ты не женат, то у сотрудников особого отдела этот факт вызывает подозрение, особенно при направлении на военную службу за границу.
В советское время служить нашей Родине на её военных базах за границей органы предпочитали направлять женатых офицеров и, обязательно, членов КПСС. Жена и дети оставалась на родине, как залог возвращения главы семьи домой. Там ведь у буржуинов проклятых много всяких способов завербовать советского человека, да еще и военного.



Известен ряд случаев, когда шпионы-вербовщики подставляли наивным людям жен. Эти жены «чутко» проявляли повышенный интерес к работе своих мужей, выведывали их служебные секреты.

Это я говорю к тому, что Вите, неожиданно для него, предложили вакантную должность начальника вещевой службы в одной из военно-морских баз за границей.
Ты, мой любезный читатель, разве отказался бы от загранкомандировки? Да еще в застойные семидесятые, когда за железный занавес и заглянуть было нельзя, не то, что выползти.
Гузин был просто счастлив… до того момента, когда, узнав о его семейном состоянии премудрые кадровики в добровольно-обязательном порядке посоветовали ему срочно жениться.
- Значит так! Я вам на это даю две недели, в ЗАГС дадим справку, что вы убываете в командировку, так, что действуйте в быстром темпе - властно сказал начальник управления кадрами.
- Да у меня, это…как бы… и невесты- то не…е…т, - проблеял жалобно Витя, - даже не знаю где её найти.
- Ищите где хотите, хоть под забором, но чтоб быстро, понятно я выражаюсь? Быстро! Через неделю вы должны нормальным семейным человеком убыть для дальнейшего прохождения службы! За кордон! – непреклонно ответило начальство, - А все документы и служебный паспорт вам изготовят через неделю, как только принесёте фотографии на документы.
Гузин вышел в глубокой растерянности. Надо было вторично, но уже в срочном порядке искать спутницу жизни. Уж очень хотелось Витюше увидеть пальмы с кокосами, тропический лес с обезьянами, искупаться на белых пляжах южных морей, отведать экзотических фруктов и, банально, заработать денег на «Жигули». Деньги там платили вполне приличные.
Везде, где можно, Гузин распустил слух, что срочно ищет себе невесту – без детей, с собственным жильем, и, желательно, сиротку. Всех потенциальных тёщ Витя возненавидел заочно.
Наконец, из всех претенденток, он выбрал симпатичную, общительную двадцатилетнюю ленинградку. Они как-то сразу понравились друг другу.
У Светы Королёвой тоже была однокомнатная гостинка, каким-то образом доставшаяся от бывшего мужа – торгового моряка. Детей у неё не было, а мама её, хоть и была жива - здорова, но проживала с папой на другом краю великой нашей державы – в городе Ленинграде. Естественно, оттуда уезжать на край земли, хоть и к родимой дочери, она не собиралась.
На всякий случай Витя тщательно изучил Светин паспорт. Там был лиловый штамп о разводе и никаких отметок о детях. Почему её бросил муж, Витя не стал спрашивать. Мало ли разведенных женщин во Владивостоке?
Время поджимало, надо было поторапливаться с женитьбой. Не без труда Витя уговорил невесту поменять свою королевскую фамилию на фамилию Гузин.
- Никаких шикарных свадеб, никаких гостей, посидим скромно в ресторане, отметим событие и домой, - заявил перед походом в ЗАГС своей невесте Витя, - тем более это у нас с тобой не первый брак.
Со справкой из отдела кадров ТОФ счастливую пару окрутили досрочно. Медового месяца не было, потому что старший лейтенант Виктор Гузин через сутки после свадьбы убыл на попутном военно- морском транспорте в тропическую банановую страну на новое место службы.
Дома осталась дожидаться его возвращения новобрачная молодая супруга Света Гузина...



Эх, боевые вы наши подруги!  Тылы вы наши! Ассоли! Пенелопы! Хранительницы семейного очага и члены ячейки социалистического общества!
Памятники поставить бы вам за верность своим мужьям, пока они бороздят просторы мирового океана, месяцами сидя в железе, или, как Витя Гузин, жарятся заживо в джунглях братской азиатской страны. Хотя бы пяток таких памятников облагородили серый облик наших далеких военно-морских гарнизонов.
Я даже представляю себе такой монумент. Он отлит из бронзы и установлен в конце длинного бетонного причала. Молодая красивая женщина, в развевающимися от ветра платье и волосами, жадно глядит в морскую даль из под правой руки, а за её левую руку держится маленькая девочка – дочь странствующего моряка.
Такими женщинами гордились бы наши флотские женсоветы, а командование ставило бы этих подвижниц в пример всем другим семьям...
Света Гузина принципиально не стала вести аскетический образ жизни.
Ни памятники, ни портреты ей были не нужны, как, впрочем, и одобрение командования. Простое женское желание – иметь под бочком в кровати теплого любвеобильного мужичка и не когда-нибудь, по возвращению законного мужа, а именно сейчас, в данную минуту – превысило всё.
Витя вернулся, когда Света «подружилась» поближе почти со всеми его сослуживцами. Собственно, за такую «дружбу» с особями противоположного пола её и бросил прежний супруг.
Витя - Витюша, наивный ты наш! Надо было тебе спросить у неё рекомендательное письмо от бывшего мужа! А теперь вот хлебай позор полным ушатом.
- Товарищ старший лейтенант! Увозите свою красавицу, куда хотите, - сказал ему начальник политотдела, - к вашему приезду она соблазнила весь гарнизон. Довела до развода пять семей. Только мы с комбригом еще у неё не ночевали.
Тут начпо схитрил, как же не ночевал, было ведь дело, зазвала его Света к себе, вроде как о муже поговорить. Растаял начпо, жене позвонил, что срочно уходит в море, а сам дорвался до сладкого. В очередной раз скрипела и шаталась многострадальная семейная кровать под сексуальные Светины всхлипы и вздохи.
Так и развелся Витя Гузин со второй женой не пожив с нею и двух дней. По прибытию собрал её немудреный скарб и выставил за порог.
От всех своих семейных неурядиц вновь запил Витюша горькую. Верный друг и подчиненный мичман Крамаренко пил вместе со своим начальником. От обоих теперь пахло одинаково – сивухой, луком и свиной тушенкой. Квартиру Гузин превратил в натуральный гадюшник, тараканы только что не сыпались в тарелку, по объедкам шастали вездесущие мыши. Некогда Витино чистое обмундирование покрылось сальными пятнами и кофейными разводами.
Всю получку Витя Гузин теперь тратил на водку и недорогих проституток. Жрицы любви иногда в силу своей женской сущности мыли ему посуду и подметали и выносили мусор…
За систематическое пьянство и прогулы Витю вначале разжаловали до лейтенанта, а потом сослали на перевоспитание в один из отдаленных гарнизонов Тихоокеанского побережья, куда Макар телят не гонял. Квартиру отобрали и передали молодой военной семье.



Так и поломали Витину карьеру  несостоявшиеся его жены. А ведь с его великим усердием мог он стать крупным флотским начальником-вещевиком. Может даже начальником вещевой службы всего Тихоокеанского флота.
Имел бы Гузин немалые побочные доходы от своих вещевых складов, катался бы на личной «Волге», жил бы в шикарной квартире, дружил бы с влиятельными людьми. Э-эх, женщины, женщины!



© Юрий Ткачев / Проза.ру - национальный сервер современной прозы

Верюжский Н.А. Офицерская служба. Часть 12.

В итоге всех перипетий по прошествии ещё целого года, ушедшего на решение некоторых организационных вопросов, я оставил службу в Центральном Отряде и приказом Министра Обороны СССР № 0983 от 14.07.1966 года был зачислен слушателем факультета специальной службы Военно-Дипломатической Академии Советской Армии. К своему удивлению вспомнил, что именно в июле месяце, но только 1947 года я прибыл на обучение в Рижское Нахимовское Военно-Морское училище.



Пешеходный КПП Военно-Дипломатической академии

В новой для себя ипостаси, необычной, интересной, непредсказуемой, не всегда по достоинству оцененной, порой связанной с риском и разочарованием, сопряжённой с поддержкой истинных и надёжных друзей, с обманом, подставой, хитростью и шельмованием недоброжелателей из числа бывших сослуживцев и коллег, я прослужил ровно двадцать лет. Но это уже совсем другая история, другие события, другие факты и даже, возможно, другой взгляд на жизнь.

14. Академия

Во время своего обучения в Военно-Дипломатической Академии Советской Армии, которое совпало с периодом усиления «холодной войны», резким противостоянием с США – главным субъектом нагнетания и обострения международной обстановки в мире, и глубоким ухудшением отношений с Китаем, только тогда волею судьбы и обстоятельств у меня появилось реальное представление о подлинной военной разведке. Только тогда пришло бесповоротное понимание глубокого по внутреннему содержанию понятия «военная разведка» и я только тогда по настоящему осознал, что основой её являлась, является и будет являться агентурная разведка. И если я оказался в её рядах, то это большая ответственность, которую надо оправдать своими делами.



В подтверждение этой мысли мне бы хотелось привести ответ генерала армии П.И.Ивашутина на вопрос корреспондента газеты «Красная Звезда», который звучал приблизительно так:
С вашим назначением на должность начальника ГРУ в военной разведке значительное внимание стало уделяться развитию технических средств разведки. А что происходило с агентурной разведкой?
Подумав, генерал армии сказал:
Мы достаточно внимания уделяли и той, и другой разведке. Просто я не могу вам широко рассказывать о деятельности агентурной разведки, не имею права...
Добродушно улыбнувшись, он добавил:
«Кухня» эта и сегодня закрыта для публичной дискуссии. Но могу сказать, что любая, даже самая совершенная техника не сможет добыть тех секретных материалов, которые в состоянии получить разведчик-профессионал. Человеческий фактор  был и остается в разведке на первом месте...



Некоторые рассуждения ознакомительного характера на общую тему о разведке мною были уже сделаны в предыдущих главах и, естественно, ещё раз к этому возвращаться не имеет никакой надобности.
Здесь и сейчас мне бы хотелось остановиться на тех чувствах, ощущениях, которые в психологическом плане возникали на первых порах учёбы в Академии при абсолютно не известных мне ранее многих совокупных условиях. Совершенно новые понятия, новые представления, даже какие-то особенные взаимоотношения между слушателями и сотрудниками – всё было как-то не так, как в строевой воинской части.
Начну, пожалуй, с того, что все мы, слушатели, оставались военнослужащими, офицерами в своих воинских званиях, продолжали получать ежемесячное денежное содержание по должности прежней службы. Вместе с тем, мы по поведению, в беседах и разговорах между собой и во взаимоотношениях со своими преподавателями, наставниками, руководителями курса и факультета обращались по имени и отчеству, выдерживая, конечно, определённую субординацию, подчёркивая при этом свою цивильность и принадлежность к штатским лицам.
Такому перевоплощению, если можно так сказать, способствовало и то, что за несколько дней до начала учебного процесса нам, всем слушателям нового набора, выдали гражданскую одежду, произведя соответствующий перерасчёт согласно нормам выдачи воинской формы по вещевому аттестату. Больше того, нам объявили, чтобы мы всю военную форму, имеющуюся в наличии дома, сдали на склад, на весь период обучения. Так уж получилось, что с того времени я в течение последующих двадцати лет воинской службы больше никогда не носил привлекательную для меня и красивую военно-морскую форму. Правда, были три случая за эти годы, когда приходилось выпрашивать у кого-нибудь из знакомых, чтобы сфотографироваться для личного дела после присвоения очередного воинского звания.
Если новую обстановку можно было принять за внешний антураж, к которому, надо сказать, мы привыкли достаточно быстро и без особых проблем, то войти с полным пониманием в существо преподаваемых нам учебных дисциплин, которые, оглушив сознание своей новизной и необычностью, навалились буквально с первого дня занятий, было достаточно сложно и непривычно. Говорю только со своих позиций. Возможно, кому-то это казалось пустяшным делом, даже не воспринималось всерьёз, как какая-то игра «в казаки-разбойники».



Кстати, к слову, - Детский центр "Читайка"  - Дети разучились играть. И это свидетельствует об убожестве текущих дней и рождает тревогу за будущее.

Честно скажу, что мне с первой же лекции по специальной подготовке, хотя я, прослужив в частях разведки почти десять лет, уже считал себя достаточно подготовленным, тогда вдруг всё показалось необыкновенно серьёзным, необычайно захватывающим, принципиально важным, чрезвычайно ответственным. Совершенно стало ясно, что, оставаясь внешне прежним добродушным, спокойным, рассудительным, даже, возможно, в некоторых моментах, наивным, как и прежде, человеком, я должен был приобретать новые знания и качества, необходимые для выполнения будущих обязанностей. Возможно, если хотите знать, даже во многом поменять философию своих взглядов. Так оно и получилось. Мои взгляды и интересы за три года учёбы значительно расширились, углубились и приобрели разносторонность. К оценке любого события или факта я теперь старался подойти, избегая огульных, поверхностных, бездоказательных утверждений. Надо сказать, что такой подход, стремление иметь своё мнение я сохранил и по сей день, что, порой, к моему удивлению, не всем нравится. Что очень важно, как мне кажется, я научился признавать свои ошибки, если они доказуемы.



Разбор полетов

В ходе учебного процесса любая недоработка, условность или оплошность могла послужить темой для разбора на итоговом занятии и вызвать неодобрительное замечание руководителя. И это было правильно: мы ещё только учились, не всё знали, не всё понимали, как надо. Конечно, было обидно, неудобно перед сокурсниками, но предоставлялась, однако, возможность в следующий раз исправиться и выполнить новое задание лучше и качественнее. А как будет на практике, в реальности? Никто, никогда не смог бы нам сказать, да и не пытались этого сделать. Мне думается, что мы такие разные, каждый со своим армейским опытом, ранее проходившими службу и во флоте, и в танковых войсках, и в артиллерии, и в авиации, в химических, и в ракетных войсках – все буквально с первых шагов, объединившись в единый коллектив, в течение трёх лет сознательно подходили к познанию нового специального дела.
Новые требования, возникшие для большинства из нас на данном необычном уровне, ставили нас перед необходимостью осознанной переориентации всего мировоззрения, взглядов. Во всяком случае, в частности, я, понимая сложность и необычность создавшегося положения, включился в учебный процесс с твёрдым намерением реализовать весь свой потенциал. Другое дело, как происходило на деле переучивание, чего удалось добиться, какие возникали трудности, чем всё завершилось – обо всем, об этом я намерен и рассказать.
Для начала замечу, что я поступал на учёбу в Академию дважды. Годом раньше, в 1965 году, я прошёл все этапы проверки, но на мандатной комиссии мне очень в тактичной форме заявили, что медицинские работники, хотя к моему здоровью претензий не имеют, но считают необходимым продолжить медицинское наблюдение в течение года. Стало быть, следовало отправляться выполнять свои обязанности по прежнему месту службы.



Персонажи к пьесе Ж.-Б.Мольера "Мнимый больной" (1980-е). Суханов Борис Федорович (1900-1987).

Что же произошло? Оказывается, врачи при весьма тщательном исследовании моей медицинской книжки обнаружили запись, что некоторое время тому назад я обращался к врачу, жалуясь на боли в желудке. Действительно, как-то однажды в период службы в Центральном Отряде при разговоре с коллегой и приятелем Валентином Лохиным, который ежегодно «выбивал» себе путёвки в санатории или дома отдыха, я поинтересовался, как это ему удаётся. Он посоветовал «приобрести» какую-нибудь болезнь, например, гастрит. Болезнь, как он считал, трудно доказуемая, но в любой момент обостряющаяся нестерпимой болью. Окрылённый таким напутствием, не подозревая о возможных неблагоприятных последствиях, я мигом помчался в медицинскую часть. Наш добрый доктор майор Александр Иванович Жаврид долго сомневался в искренности моих жалоб на боли в животе, но всё-таки записал в медицинскую книжку две строчки, дескать, обращался за медпомощью по случаю обострения болезни желудка. Диагноз – гастрит. Вот и всё. Зато в будущем это послужило основанием претендовать на получение путёвки на санаторно-курортное лечение, которое для меня было недоступно в течение уже десяти лет офицерской службы. Тогда я даже не мог предположить, что такая запись вызовет трудности в решении вопроса о поступлении на учёбу.
Однако замечу, что такая тщательность со стороны медиков имела достаточные основания и, тем не менее, происходили какие-то недосмотры, пропуски, если можно так сказать, в работе медицинской комиссии. Забегая вперёд скажу, что, например, на нашем курсе уже в период второго года обучения у одного из слушателей обнаружилась, как нам объяснили, язва желудка, лечение оказалось не эффективным, что привело к летальному исходу. Это была первая потеря нашего однокурсника.
По правде сказать, ко мне было ещё одно медицинское замечание – по зрению. Вернее сказать, при полном зрении на оба глаза, врачи обнаружили некоторую размытость края левого глазного яблока, что могло быть, по их мнению, врождённым дефектом и не являлось претензией к моему здоровью.



Голубой огонек: Новогодний календарь. (встреча 1966 года)

Так прошёл год, в течение которого меня больше никуда не вызывали, бесед никаких не вели, новых анкет заполнять не требовали. Правда, два раза по вызову врачей я всё-таки приезжал для медицинского обследования, о чём они делали отметки только в своих книгах.
Спокойно продолжая свою службу в Центральном Морском Радиоотряде, я уже особенно не задумывался о возможном вызове, как неожиданно в начале лета 1966 года пришло распоряжение откомандировать меня в Академию для сдачи экзаменов. Собственно говоря, это нельзя было назвать вступительными экзаменами в учебное заведение в известном смысле. Скорее всего, это была комплексная экзаменационная проверка, похожая, как теперь говорят, на тестирование, по многим аспектам, включая определение общей грамотности и умения излагать мысли, эрудиции, сообразительности, быстроты мышления, наблюдательности и физического состояния. Даже так называемый экзамен по английскому языку, на мой взгляд, не имел целью определить уровень знаний, а скорей всего, была попытка оценить способность испытуемого к изучению иностранного языка. Если медицинская комиссия и другие некоторые моменты проверки проходили на территории Академии, то на завершающем этапе все проверочные мероприятия в течение нескольких дней проводились в загородных условиях, на одной из специальных дач, хорошо оснащённой и оборудованной, находящейся в живописном районе ближнего Подмосковья.
Для меня вся процедура уже была хорошо знакома по прошлому году. Никакого волнения или напряжённости я не испытывал. Великолепная загородная вилла с обширной прилегающей территорией. Настроение прекрасное. Погода чудесная: тёплая, солнечная. На даче, как я помню, была собрана значительная часть будущего курса. Но интересно отметить, что в нашем потоке уже этого года я узнал двух или трёх человек из числа прошлогодних «абитуриентов». Они были так же, как и в прошлом году, очень разговорчивы, этакие свойские парни, непринуждённо знакомились, вели задушевные беседы, интересовались предыдущей службой, намерениями и планами на будущее. Действительно, мы, все здесь собравшиеся, ранее не знали друг друга, поэтому такие откровения, в принципе, не вызывали удивления, всё выглядело вполне естественно, но навязчивость этих «ребят» мне была неприятна. Во всяком случае, я уклонялся от разговоров с этими, как мне казалось, «странными подсадными утками». Естественно, когда начались занятия, как я и предполагал, никого из них на курсе не оказалось.



Котоматрица

Наше пребывание на загородной вилле завершилось собеседованием на мандатной комиссии, где и решался окончательно вопрос о зачислении. В принципе эта беседа носила формальный характер. Вызов очередного абитуриента в зал, где заседала мандатная комиссия, являлся самым кульминационным моментом. Там выносилось окончательное решение. Я видел, что многие волновались, пересматривали какие-то свои записи, подчитывали, выписывали, запоминали, предполагая, что на комиссии могут задать любые вопросы.

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

«Записки штурманского инженера» (К 30-ти летию подъёма Флага ВМФ СССР на К-433). Продолжение..


продолжение...

1981-осень 1983 г. – несколько боевых служб в СЛО, Баренцевом и Гренландском морях из баз Оленья Губа, Гаджиево. За один календарный год – 255 суток под водой.
Осень 1983 г. – переход на Камчатку. Примечательно то, что мы изобразили «Титаник», но под водой и с более удачными последствиями. (Приложение №2).
Cлужба прошла довольно своеобразно. Сам удивляюсь и толком не могу объяснить. В училище у меня можно было обнаружить все формальные признаки карьеризма, но на самом деле я сразу почувствовал, что накомандовался и стал сидеть тихо, стараясь получать удовольствие. Не позволял начальникам (типа старпома) себя чипать, звания получал день в день, рисовал ленинские комнаты, стенгазеты, партконференции дивизии и флотилии (за что получил квартиру в Рыбачем от ЧВСа в обход экипажного замполита), в аттестации имел стабильное «соответствует..». Два лучших дружбана – Саня Печенов (командир трюмной группы, у которого гитара и ключи от душа и курилки) и Леха Тарасов (сначала был курсантом на стажировке, потом стал вроде моего начальника – форменный карьерист). Таким образом, я получил кап-лея в самой первой должности, на которую попал после училища. В моем заведовании был ТоболМ2 – огромный инерциальный навигационный комплекс, гироскопия-акселерометрия, пять вычислительных машин - бескрайние просторы для изучения и совершенствования. Флагманские штурмана полагали, что такого спеца по комплексу не было и не будет. Учебный центр, завод – пять лет на комплексе. Другие за это время командирами лодок стали. Между прочим, звездный глобус выставляю с точностью 3-5 град. без МАЕ по часовому углу, расчитанному в уме на любую дату любого года. (Стрельнул ради шутки из пистолета в окно в офицерском общежитии и мне за это ничего не было. Приложение №1). Правда Алексишин, став командиром БЧ-1, сильно комплексовал, имея такого подчиненного, как я. Понимаю. И еще я стал задавать разные такие вопросы замполиту, что он стал пугать меня особым отделом, а я говорил, что я не враг – мне просто интересна моральная сторона применения ядерного оружия, а зам, закончивший академию, обязан мне это красиво разъяснить, иначе зачем мы его возим с собой на борту в автономки. Одновременно зам узнал, что меня вызывал на собеседование представитель академии СА (это ГРУ, а я за нее зацепился по знакомым своего дяди, который был разведчиком). Зам, когда это пронюхал, вообще впал в истерику. В общем он меня вычеркнул из приказа на «Мастер военного дела», друзьям посоветовали со мной меньше контактировать. Даже командир, с которым у нас установились свои отношения на почве любви к изобразительному искуству, не решился меня прикрывать (см. Приложение №3). А вскоре на Камчатку пришел приказ перевести меня в Киев в военную приемку на завод, где делают мои любимые Тоболы. Я перепугался, пытался в кадрах саботировать и переиграть, на меня смотрели как на полного придурка – в Киев не хочет ехать! Было весело.

Приложение №1. «Кто стрелял?»
4 июня 1980 года. Северодвинск. После обеда – экипаж снова на корабль, я – в казарму готовиться к наряду в городской патруль: подшить подворотничек, подгладить брюки. Сходил на главпочтамт проверить почту – телеграмма из Владивостока: «Поздравляем, родился сын». Накупил шампанского, торт, спрятал под кроватью в общежитии и пошел в патруль. В первом часу ночи, прежде чем сдать пистолет, зашел в комнату (мужики шастают в трусах) попросил не ложиться, а поставить чайник - я сейчас приду, достану торт и т.п. Они говорят, что чайник еще горячий, сами они напились этого чаю по самые ноздри и собираются ложиться спать и т.п. Я повторил просьбу еще категоричнее, но и они уже начали укрываться одеялами. Тогда я открыл окно, сел на подоконник, достал пистолет, передернул затвор, вынул магазин (чтобы при выстреле пистолет не перезарядился), направил пистолет в небо и предложил мужикам встать и построиться. Они стали шипеть, чтобы я не дурил… «Раз, два, три!» – бабах!!! Их с коек как ветом сдуло. Только что не обмочились. Видя в их глазах готовность выполнить любой мой приказ, сказал, что я пошел сдавать пистолет, а они к моему возвращению накрывают на стол.
Белые ночи – светло, как днем. Дежурный по части безразлично-лениво оглядывает стены и окна казарм, окружающих плац. Подхожу, на меня – ноль внимания.
- Это я - говорю.
- Что?
- Стрелял я, - он видит,что у меня на ремне кобура с пистолетом, но не верит глазам.
- А зачем? – спрашивает.
- Долго рассказывать, в общем, сын родился.
- Ну и что?
- И все.
- Ты что не понимаешь, что ты наделал?
- Пистолет примите, а то мне некогда – ребята ждут.

Он вернулся в дежурку и сел за стол, обхватив голову руками. Тебе, говорит, завтра все объяснят. Я нашел «Книгу выдачи оружия», «Книгу выдачи патронов», записал, что сдано не 16, а 15 патронов и пистолет, заставил его расписаться и смылся.
Когда мы стреляли пробками шампанского, дежурный на всякий случай выскакивал на плац. Мистика, но в это же самое время группа командования нашего экипажа отмечала день рождения командирского сына. За этим занятием их и застал ночной звонок оперативного дежурного о том что в общежитии стрельба. Когда прибежал старпом, у нас все было выпито и съедено, а сами мы укладывались, наконец, спать. Старпом с облегчением обнаружил, что нет убитых и раненых, выяснил, в чем дело и пошел, как он сказал, «принять холодный душ».
Следующий день начался в предвкушении реальных событий. Мне каждый второй приятель предлагал патрон, чтобы я отнес его дежурному по части. Но от помощника дежурного стало известно, что начальник штаба, проходя мимо дежурки, молча вручил дежурному пистолетный патрон и пошел дальше . Это стало добрым знаком: начальник штаба первый день был врио комбрига, который ушел в отпуск. После обеда собрали офицеров и влепили мне НСС (высшее дисциплинарное взыскание – «предупреждение о неполном служебном соответствии»). Когда все расходились, командир позвал меня к себе в кабинет, где сказал, что представление на очередное звание «старший лейтенант» он все равно подписал и оно уйдет вместе со всеми. Тут же следует вызов к начальнику особого отдела бригады, где уже сидит начальник политотдела. Оба плохо стараются не улыбаться. Начальники убедились, что я не псих, «несанкционированного» выстрела не было (я всем доказал, что полностью контролировал свои действия), спросили как назвали сына и отпустили.
С тех пор, когда командир ехал в штаб флота с секретными документами, сопровождающим его офицером с оружием бессменно был я. По этому случаю я оказался, наверное первым из младших офицеров экипажа, кто пил с командиром пиво. И уж точно единственным, у кого при этом был пистолет (перед рестораном командир приказал спрятать пистолет за пазухой).



Приложение №2. Подводный «Титаник».
Все камчатские экипажи на Севере тихо надеются, что про них забыли и приказ о переходе на Камчатку не придет еще долго. Ведь за несколько лет жизни на северной базе все уже попривыкли и не очень хочется куда-то срываться. Самые предусмотрительные тихо пребираются в соседние конкретно северные экипажи и уже ничто не грозит дальним переездом. На служебных и партийных собраниях командир с замполитом клеймят перебежчиков позором и называют предателем любого офицера, который намерен покинуть экипаж до прихода корабля на Камчатку. Поэтому, как только запахло сборами в дальнюю дорогу, командир срочно поступил в академию, старпом ушел командиром в северный экипаж, замполит стал зам.начальника политодела северной дивизии, штурман ушел старпомом по БУ тоже в местный экипаж и т.д. Невероятно, но факт, что за несколько месяцев до перехода на Камчатку, экипаж лишился почти всей группы командования. Когда нам представляли нового командира (а он до этого был командиром другой северной подводной лодки), было видно, что он в шоке и не может прийти в себя от счастья попрощаться со своим старым экипажем, 3-х комнатной квартирой, жигуликом шестой модели и Севером вообще. По-человечески нам его было жаль и мы хотели его утешить бравым видом и добросовестной службой. Между прочим, в 2000-м году в Питере экипаж собирался по случаю 20-летия спуска на воду нашего корабля. С нами был именно этот, наш настоящий командир.
Валерий Павлович Николаевский - капитан 1 ранга, командир РПКСН К-433(1-й экипаж).

В августе 1983 года, отправляя нас в дальний переход на Камчатку, начальники предупредили, что там недавно во время дифферентовки на глубине 32 метра затонула атомная подводная лодка, поэтому нам посоветовали быть внимательнее. (Как потом выяснилось: 24 июня, К-429 (пр.670), 14 погибших сразу+1 при спасении, в числе спасенных был мой одноклассник Миша Краевский).
Вообще-то переход на Камчатку подо льдами Северного полюса считался событием, за которым полагались государственные награды. При хорошем раскладе командир мог получить даже Героя, остальные – соответственно. Поэтому на переходе самой популярной книгой была «Ордена и медали СССР». Каждый мог выбрать себе что-нибудь по вкусу. В принципе, все шло как по маслу до того момента, как мы вошли в Чукотское море. Ледовая обстановка в восточном секторе Арктики осенью 1983 года была «исключительно сложной». Говорят, теплоход «Нина Сагайдак» был затерт льдами и затонул, покинутый экипажем. А мы в это время подо льдами держали курс на Берингов пролив и для своевременного прохождения контрольных точек не могли иметь ход менее 8 узлов. Глубина моря – 30-40 метров, толщина льда – 6-8 метров, от киля до верхней точки рубки нашего корабля – 17 метров, длина корпуса – 156 метров. Сопоставив все эти цифры, становится понятно, что мы были похожи на кота под диваном: всего по несколько метров от киля вниз до дна, и от рубки вверх до льда, и все это при огромной длине на приличном ходу.

Для контроля над ситуацией использовались все технические средства, включая гидроакустику в активном режиме. Самописец эхолота приказано было включать каждые 15 минут. В 21 час 15 минут протянул я руку за голову, т.к. самописец находился сзади, если сидеть лицом к штурманскому столу (автопрокладчику, если точнее), нащупал тумблер и включил самописец. В этом момент раздается глухой удар, корабль вздрагивает, словно натолкнувшись на что-то, начинает валиться на правый борт с дифферентом на нос, а под нами только 8-10 метров до дна и ход 8 узлов! Первая мысль: «Ой, блин! Че это я сделал?». Крен уже такой, что приходится упираться в поручень. В центральном старпом на командирской вахте дает полный назад и руль на правый борт. Я смотрю на самописце глубины, как мы одерживается в полутора-двух метрах от дна и начинаем приподнимать нос, одновременно выравнивая крен. Тревога, осмотреться в осеках, постоянные доклады из первого, что все нормально, командир и все офицеры походного штаба уже в центральном. В кремовых рубашках (кино смотрели в кают-компании). Основная версия – «столкновение с иностранной подводной лодкой». В 80-е годы это было почти нормально. Маневры уклонения, прослушивания и т.д. Возбуждение-обсуждение. До конца вахты все прошло спокойно. Попили чай, посмотрели кино немного, во втором часу ночи влез на койку, только взялся за одеяло – опять во что-то въехаликрепко и еще раз слегка. Подумал, что спать не придется, свесил ноги в ожидании сигнала тревоги. Тишина. Если в центральном все живы и тревоги не объявляют, то можно и поспать.
На следющее утро стали искать полынью. Опять на моей вахте, т.к. я стоял с 8 до 12 и с 20 до 24 часов. Нашли. Всплыли. С трудом открыли верхний рубочный люк. Осмотрелись – охренели, мягко говоря. Верхняя передняя часть рубки, где в надводном положении находится рулевой, отстутствует, остались одни жуткие обломки, огромная дыра в легком корпусе по правому борту за рубкой перед ракетной палубой. В дыре торчит обломок льда, ее причинивший. Делать нечего – погружаемся и погнали дальше. Когда еще пару раз чирканули – всплыли. До Берингова пролива, где нас встречал ледокол, оставалось не так далеко, поэтому стали в бинокль искать разводья, полыньи и пробиваться зигзагами в надводном положении. Ночью просто стояли, т.к. не видно ничего. Ну, наконец-то прилетели американские «Орионы» с Аляски. Хоть не одни теперь в этой ледяной пустыне. Встретились с ледоколом, прошли Берингов пролив (места специфические), встали на якорь в бухте Провидения. Высадили походный штаб, который хотел домой в Североморск и пошли с разбитой мордой дохаживать боевую службу уже в Тихом океане. В октябре прибыли на родную базу в Рыбачем, где изрядно позабавили народ своим потрепаным видом. Не наградили, но и не наказали. Три месяца в ремонте на заводе делали новую рубку. Стояли рядом с поднятой со дна подводной лодкой (упоминание см. выше), с которой потрошили оборудование перед порезкой ее на металлолом. Кстати, она тогда затонула еще раз у причала на швартовых концах. Хорошо, что ночью – не было рабочих, а вахта успела выскочить. Это чудовище тогда прозвали «Русалка». Ну а наш корабль бодро плавает до сих пор (29 лет, между прочим) под именем «Георгий Победоносец». И президент Путин на нем выходил в море и погружался даже.








Приложение №3
. Специфически-пацифическое.
Наш ракетный подводный крейсер был неслабо вооружен. Настолько, что его огневая мощь превосходила по этому показателю весь неядерный Северный флот, настолько, что один корабль типа нашего мог решить исход всей вероятной войны с американцами, дай им бог здоровья. Кроме торпед, среди которых попадались и ядерные, мы возили 16 баллистических ракет, каждая из которых имела по 7 головных частей индивидуального наведения, т.е. мы могли сбросить сразу 112 атомных бомб по нужным адресам с точностью 200-300 метров. На чьи головы должны были упасть эти подарки – поименно неизвестно, но поковырявшись в кодах головных частей можно было вычислить координаты целей, а посмотрев на карту с координатами, можно было обнаружить там Нью-Йорк, Вашингтон, Норфолк, Бостон и проч. Хочешь-не хочешь, а надо задуматься.
А замполит, после киевского училища и московской академии, рассказывал офицерам о миллионах тонн зерна, миллиардах куб газа и пленумах ЦК. И корчил из себя большого человека. Приходит в штурманскую: «Сделайте-ка мне чаю». Ты ему: «А вам здесь не кают-компания. Подите туда и пейте свой чай». А он: «А командиру так вы наливаете…» А ты ему: «Бывает».
И вздумалось тогда заму спросить, как я вижу свою дальнейшую службу. Не знаю, что он имел ввиду на самом деле, только мне, как говорится, «шлея под хвост попала» и я погнал, закусив удила.
Да вот, говорю, танкист должен воевать с танкистом, летчик с летчиком, моряк с моряком, чтобы по-честному все, без обмана. Поэтому по возвращению на берег хочу я попроситься о переводе на торпедные подводные лодки, которые, как охотники, шныряют по океанам в поисках других лодок и авианосцев вражеской стороны. Зам спрашивает, а что, на нашей лодке с баллистическими ракетами мне, значит, не очень? А я говорю, лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» никто не отменял? А в конце второй мировой наши солдаты ценой собственной жизни спасали немецких женщин и детей, как вы утверждаете? А вы, говорю, можете сказать, будем ли мы называться героями, если сейчас пальнем и попадем? По антивоенной демонстрации американского пролетариата. Мы на берег будем сходить под гром оркестра в море цветов или ночью разбегаться по кустам в спортивных костюмах? Зама переклинило. Он хотел поглумиться над моими планами продвижения по службе, а получился совсем не тот разговор. А мы на боевой службе в готовности начать стрельбу, как только прикажут. Видя, что зам в прединфарктном состоянии, я поспешил его заверить, что я, как весь наш экипаж, исполню свой долг до последнего писка, но просто интересно, почему нам не рассказывают, что будет потом. Или ничего не будет? Тогда опять же неувязочка получается, только уже другого свойства. Зам ретировался, что-то бормоча о мерах, которые будут предприняты. Когда я вышел в центральный, через который прошмыгнул зам, старпом ржал и стал допытываться, что я такое «опять» ему сказал. Я обозначил тему, старпом притих и вдавил себя в кресло, как будто не расслышал и срочно занят чем-то другим. Вахта в центральном продолжала хихикать.
Когда я узнал, что меня вычеркнули из приказа о присвоении квалификации «Мастер военного дела», пошел в каюту к заму выяснять отношения с готовностью даже поступиться принципами, если дадут «мастера». Но зам, идиот, спросонья решил, что я струсил и стал пугать меня особым отделом. Тогда я прошел на другой конец коридора в каюту к особисту и поведал ему суть своей печали. Особисту я рисовал обложки для букинистических книг «под старину». Особист не очень убедительно заверял меня, что наше оружие направлено против военных баз и, похоже, сам огорчился, что под конец автономки на борту возник такой конфуз.
Друзья стали докладывать, что им порекомендовали ограничить общение со мной, т.к. по приходу на базу ко мне будут приняты меры по линии особого отдела, зам прибежал в штурманскую и стал орать «зачем ты все рассказал особисту?», на что я ответил, «а зачем вы меня им пугали?». Командир хмурился и молчал. Я понял, наконец, что случано попал в тему, умалчивать о которой было смыслом государственной политики. И вдруг все лопается, как мыльный пузырь и никто ничего умного не может сказать офицерам, руки которых лежат на пультах запуска баллистических ракет с ядерными боеголовками. Кто мы? Что мы делаем? Что будет после «исполнения долга»? Я сам был потрясен тем, что никто не смог связать двух слов на эту тему. Приплыли.

Отрывок из книги одного американца:

«Sergei the navigator hadn't come to England because he had still been trying to get his visa since he was, at that time, still a security risk. I therefore didn't know him at all. After we settled down on the heavy reach that would last five days until our turn north at the southern tip of Tasmania, I casually asked him one day, I understand you were in the Soviet Navy, Sergei. So what was your last ship?'
Like a bell tolling for World War III, he answered me equally casually, 'Russian nuclear submarine', He said he had spent seven years as one of three navigators on a 'K' class tactical missile sub, lurking under the Arctic Sea for three months at a time (это не совсем точно, прим. мое). 'All our missiles were programmed on American cities, like Chicago.' I was from Chicago, and I knew he knew it, but I was astute enough to recognize a wryness in him that would make my own cynical sense of humour pale in comparison.»

Типа пацифист.... :D




продолжение следует...
Страницы: Пред. | 1 | ... | 1110 | 1111 | 1112 | 1113 | 1114 | ... | 1584 | След.


Copyright © 1998-2025 Центральный Военно-Морской Портал. Использование материалов портала разрешено только при условии указания источника: при публикации в Интернете необходимо размещение прямой гипертекстовой ссылки, не запрещенной к индексированию для хотя бы одной из поисковых систем: Google, Yandex; при публикации вне Интернета - указание адреса сайта. Редакция портала, его концепция и условия сотрудничества. Сайт создан компанией ProLabs. English version.