Последние сообщения блогов

В связи с быстрым развитием ракетных комплексов ПВО и ПЛО к началу 1960-х гг. назрела необходимость в ракетных кораблях специальной постройки.
Проектирование корабля началось в 1956 г. Согласно оперативно-тактическому заданию, в функции корабля входила противовоздушная оборона соединений кораблей от атак самолетов и крылатых ракет, а также противолодочная оборона.
После утверждения в начале 1957 г. основных тактико-технических элементов, ЦКБ-53 во главе с Б. И. Купенским приступило к разработке эскизного проекта. Технический проект (проект 61) был завершен и утвержден в 1958 г., после чего на заводе им. 61 коммунара в Николаеве 15 сентября 1959 г. был заложен головной корабль  - «Комсомолец Украины». 31 декабря 1960 г. он был спущен на воду, а 15 октября 1962 г. был передан флоту для государственных испытаний.
Корпус
Корпус корабля сварной из стали СХЛ-4 (10ХСНД), гладкопалубный, с характерным подъемом верхней палубы к носовой части и наклонным форштевнем. Для обеспечения высокой скорости хода он имел очень острые обводы (отношение длины к ширине составило 9,5). Главные водонепроницаемые переборки разделяли корпус на 15 отсеков. Двойное дно занимало около 80 % длины корабля.
Корабль имел развитую по длине 90-метровую надстройку с двумя мачтами, двумя основаниями под антенные посты системы управления «Ятаган» и двумя двойными дымовыми трубами. Исключительно большой размер труб снижал температуру отработанных газов, уменьшая тепловую заметность корабля, а также позволял производить замену двигательной установки через расположенные в них люки. Для снижения водоизмещения и улучшения остойчивости, надстройка, мачты и трубы были изготовлены из алюминиево-магниевых сплавов (впервые на корабле были применены в большом объеме алюминиево-магниевые сплавы марки АМГ-5В, в том числе для безнапорных переборок, выгородок в надстройках и воздуховодах. Температура плавления первых партий сплавов составляла 300-400 °С, температура горения - 1200 °С. Как оказалось, при тушении пожара морской водой выделяющийся водород вступал во взаимодействие с магнием и усиливал пожар). Из стали изготавливались только районы расположения мачт, пусковых установок, антенных постов, а также ходовой пост.
Двигательная установка
С самого начала рассматривались два варианта главной энергетической установки - традиционная паротурбинная (ПТУ) и газотурбинная (ГТУ). Последняя благодаря своей лёгкости и компактности (удельная масса 5.2 кг/л.с. против 9 кг/л.с.) уменьшала водоизмещение корабля с 3600 до 3200 т и повышала экономичность. Кроме того, запуск из холодного состояния занимал у ГТУ 5-10 минут по сравнению с несколькими часами, необходимыми для ПТУ. По этим причинам был принят вариант с газотурбинными двигателями.
За мелодичный свист газовых турбин корабли серии на флоте окрестили «пою­щими фрегатами».
Носовое и кормовое машинные отделения занимали по одному отсеку. В каждом размещался всережимный главный газотурбозубчатый агрегат (ГГТЗА) М-3 мощностью 36 000 л.с. производства «Южного турбинного завода» в г. Николаеве, два газотурбогенератора ГТУ-6 на 600 кВт каждый и дизель-генератор ДГ-200/П на 200 кВт.
Каждый ГТЗА состоял из двух нереверсивных газотурбинных двигателя (ГТД) мощностью по 18 000 л.с. с реверсивным спаривающим редуктором. Каждый ГТД имел собственную газоотводную трубу. Каждый из двух валов имел четырехлопастный винт фиксированного шага.
Отсеки между отделениями занимали вспомогательные механизмы (успокоитель качки, вспомогательные котлы). Топливо хранилось в цистернах междудонного пространства емкостью 940 т, там же хранилось 70 т пресной воды для экипажа и 13 т воды для вспомогательных котлов.
Вооружение
Новаторским было вооружение нового корабля. Впервые в советском кораблестроении он был оснащен двумя зенитными ракетными комплексами (М-1 «Волна»). Каждый комплекс представлял собой двухбалочную пусковую установку ЗИФ-101, систему управления «Ятаган» и магазин с двумя вращающимися барабанами на 8 ракет В-600 каждый.
Артиллерийское вооружение состояло из двух спаренных 76-мм башенных установок АК-726 (скорострельность 90 выстр./мин, дальность 13 км, досягаемость по высоте 9 км, боекомплект 2400 унитарных выстрелов) и двух систем управления огнем «Турель».
Корабль имел пятитрубный торпедный аппарат ПТА-53-61 для торпед СЭТ-53 или 53-57 с системой управления торпедной стрельбой «Зуммер», по два реактивных бомбомета РБУ-6000 и РБУ-1000 (боекомплект 192 РГБ-60 и 48 РГБ-10 соответственно) с системой управления «Буря».

Размещение вооружения на БПК проекта 61 «Строгий» (1985 г.)

На корабле предусматривалось хранилище на 6 т авиатоплива и боезапас для противолодочного вертолета Ка-25 (противолодочные торпеды, глубинные бомбы, гидроакустические буи), однако из-за отсутствия ангара, возможно, было только временное базирование.
Сохранились традиционные для советских эсминцев минные рельсы со скатами в кормовой части. Предусматривались две пусковые установки Ф-82-Т для стрельбы пассивными радиолокационными отражателями. Защиту от торпед обеспечивал буксируемый охранитель БОКА-ДУ и размагничивающее устройство.
Гидроакустические средства включали станцию кругового обзора «Титан» и станцию управления стрельбой «Вычегда», расположенные в подкильном обтекателе. Дальность обнаружения подводной лодки составляла 3.5 км.
Непотопляемость корабля обеспечивалась для наиболее неблагоприятного случая затопления любых трех смежных отсеков при нагрузке корабля в пределах от стандартного до полного водоизмещения. При затоплении трех смежных отсеков расчет предусматривал установившийся статический крен корабля около 13°, высоту надводного борта не менее 0,6 м при предельной скорости ветра 24 м/с, выдерживаемого кораблем до опрокидывания.
При нормальном водоизмещении на глубокой воде (не менее 75 м), при состоянии моря до 3 баллов включительно корабль, двигаясь полным ходом, с поднятым обтекателем, мог развить скорость 34 узла. Предусматривалось увеличить скорость и дальность плавания при помощи подвода воздуха в каналы гребных винтов.
Экипаж корабля по штату 1962 года состоял из 266 человек: 22 офицеров, 18 мичманов и главстаршин и 226 старшин и матросов. По штату с 1974 года на корабле предусматривалось 25 офицеров.
Для Советского ВМФ было построено 20 кораблей пр.61.


Головной корабль серии БПК «Комсомолец Украины»
БПК «Отважный», которому и посвящен этот рассказ был седьмым в этой серии (корабли пр.61 строились на двух верфях в Николаеве и Ленинграде).
Большой противолодочный корабль «Отважный» был зачислен в списки кораблей ВМФ СССР 3 июля 1963 года и 10 августа 1963 года заложен на заводе имени 61 коммунара в Николаеве. Спущен на воду 17 октября 1964 года, вступил в строй 31 декабря 1964 года и 25 января 1965 года был включен в состав Черноморского Флота.


БПК «Отважный»
длина – 144 м. ширина (наибольшая) – 15.8 м. высота борта: у форштевня – 13,2 м, на миделе – 8.1 м, на транце – 8.5 м., осадка (при полном водоизмещении) – 4.6 м., водоизмещение (полное) – 4510 т.
В конце августа 1974 г на Черноморском флоте проводилось флотское учение, возглавляемое начальником штаба флота. Первый этап был проведен 27 августа. Предварительно 26 августа в конференц-зале штаба ЧФ был проведен инструктаж командиров кораблей. Командира «Отважного» инструктировали командир 70-й бригады
капитан 1-го ранга Макаров и командир 41-й отдельной бригады ракетных катеров (ОБРК) капитан 1-го ранга Комар.
Именно в это время начальник штаба ЧФ контр - адмирал Саакян выбрал БПК «Отважный» своим флагманским кораблем и кораблем управления на втором этапе учений флота, 30 августа,  при ракетных стрельбах малыми ракетными кораблями (МРК) 41-й ОБ РК и для определения эффективности ЗРК «Оса» при отражении воздушного противника. 29 августа 70-я бригада БПК при участии «Отважного» должна была выполнить противолодочную задачу и фактическую торпедную стрельбу.
29 августа БПК «Отважный» под командованием капитана 2-го ранга Винника вышел в море для выполнения планового боевого упражнения с фактической торпедной стрельбой. Подготовка корабля к бою и походу производились в полном объеме по двухчасовому графику. Готовность корабля к выходу в море проверил штаб 70-й бригады противолодочных кораблей.
Последнее свое боевое упражнение – торпедную стрельбу - на «Отважном» выполнили успешно.
Вечером 29 августа и в ночь на 30 августа БПК «Отважный» вместе с БПК «Бедовый» и БПК «Комсомолец Украины» принял участие в противолодочном учении 70-й бригады под командованием командира бригады капитана 1-го ранга Макарова.
Последний поход
30 августа 1974 года, около 5.30 утра, «Отважный» после окончания ночных учений поисково-ударной группы, в составе нескольких кораблей и подводной лодки, стал на Стрелецком рейде Севастополя.
В 7 ч 45 мин на корабль прибыл начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал В.Х. Саакян с группой офицеров штаба флота. После чего «Отважный», в 7 ч 52 мин снова вышел в море, в свой последний поход.
В этот день корабль должен был обеспечить зенитную стрельбу с малых ракетных кораблей на полигоне недалеко от мыса Херсонес.
Из экипажа корабля в море выходили 258 офицеров, мичманов, старшин и матросов, 16 курсантов (6 из ВВМУ им. Фрунзе и 10 из Калининградского ВВМУ) и 13 прикомандированных. Всего на корабле было, вместе с двумя адмиралами и офицерами штабов, 287 человек. Старшим в море и на учении по должности и званию был начальник штаба флота.
В 9:55 утра корабль прибыл на полигон, на нем была объявлена учебно-боевая тревога.
Личный состав занимал по тревоге свои места, некоторые последний раз в жизни.
В пост контроля ракет в погребе ЗУР № 8 прибыл старшина стартовой команды мичман Шупортяк. Туда же прибежали старшие матросы Карякин и Даукште, матрос Винцловас.
Не ушли по сигналу учебной боевой тревоги из кубрика № 4, что был рядом с погребом ЗУР № 8, курсанты Филиппов, Колышев, Борисов, Старицын, Белоушко, Аникеев и Ионов, предположительно они уточняли с новоприбывшими товарищами, на какие посты они должны пойти по боевой тревоге, хотя все не расписанные по боевой тревоге обязаны являться в ГКП корабля.
Всего в кормовой части корабля от 164-го шпангоута, в будущей аварийной зоне, находились 78 человек, в том числе 3 мичмана, 13 старшин, 55 матросов и 7 курсантов. По отданному на корабле приказанию на камбузе оставались  коки и наряд  работающих на
камбузе. На этот раз это были кок-инструктор старшина 1-й статьи Петр Мургу, старший кок матрос Иджян Акоп и старший хлебопек матрос Сергей Петрухин, а также наряд от БЧ-3: старший минер Петр Бедаков, старший электрик-торпедист Петр Гончарук и торпедист Ярослав Ворожбит.
Оставшийся за главного боцмана корабля матрос Владимир Прочаковский и матрос Абрахамия из службы снабжения, доставлявшие утром на катере адмиралов и офицеров на корабль и пропустившие завтрак, перекусывали на камбузе.
Мичман Шупортяк, который находился за пультом поста контроля ракет кормового погреба № 8, в котором хранились 16 ракет В-601 в 2-х вертикальных барабанах в боевом состоянии, действуя согласно инструкциям, приказал дежурившим на посту матросам подключить внешнее электропитание. После этого он перевел тумблеры на пульте подачи напряжения в положение «вкл». Сразу же после щелчка последнего тумблера, в 10 ч 01 мин 15 сек (это время, и время последующих взрывов было установлено комиссией при расследовании обстоятельств взрыва  прим.) он через иллюминатор увидел достаточно сильный сноп пламени на левом барабане. Затем последовала еще одна сильная вспышка, озарившая весь погреб (запустившийся маршевый двигатель ракеты В-601 воспламенил стартовый двигатель, повышение температуры и давления инициировало срабатывание твердотопливных двигателей других ракет). Появившийся дым начал обволакивать стекло поста. Как потом заявил мичман Шупортяк он вроде пытался доложить командиру батареи старшему лейтенанту Костину, но тот доклада Шупортяка не получил - связь якобы не работала.
Сквозь обволакивающий ПКР и быстро заполняющий погреб дым сверкали вспышки огня, нарастал шум и скрежет. Было ясно, что в погребе огонь, грозящий взрывом ракет и пожаром. Испугался Шупортяк, не произвел, как следовало по инструкции, ручного включения из ПКР системы орошения ракет и, закричав: «Покинуть ПКС!» - бросился бежать (во время эксперимента, когда весь экипаж «Отважного», но уже на борту БПК «Решительный» проигрывал все действия трагического утра 30 августа, Шупортяк не смог показать, где выход штока клинкетов затопления его боевого поста... прим).
Выскочив в кубрик № 4, он пробежал мимо курсантов и дневального по кубрику и, ничего им не сказав, выбежал в коридор № 11, где находилась кормовая аварийная партия мичмана Петрикина. Только здесь он крикнул: «Сейчас будет взрыв!» - и побежал дальше по коридорам № 8 и 9 и далее в нос корабля.
Командир аварийной партии стоял в растерянности.
Никого не поставив в известность о причинах взрыва Шупортяк где-то спрятался на корабле и появился только спустя два часа.
Ничего не знали о начавшемся в погребе № 8 пожаре командир корабля в ходовом посту, адмиралы на мостике, офицеры на ГКП и в ПЭЖе - о разгоравшемся пожаре, который приведет корабль к катастрофе.
В кубрике № 4 БЧ-3 курсанты, находившиеся на корабле без руководителя практики, продолжали обсуждать и распределять свои места на боевых постах во время ракетных стрельб.
В смежных отсеках услышали шум, и срежет в погребе № 8, на переборках начала пузыриться краска. Поняв, что возникла опасная ситуация матросы начали покидать отсеки, однако это удалось не всем.
Из люков выхлопных крышек на палубе появились столбы дыма. На ходовом мостике контр-адмирал Саакян, заметив дым в районе кормовой трубы, сказал:
- Опять механики небо коптят...
Видимо, забыл Саакян, что газотурбинные установки не дают дыма, который он наблюдал раньше на своем эсминце.
В погребе № 8, где бушевало пламя и повысилось давление, должны были сработать от датчиков выхлопные крышки. Сработали ли? Неизвестно. Предполагается, что крышки открылись. Затем от повышения температуры должна была автоматически включиться ингибиторная система, чтобы заполнить погреб инертным газом и предотвратить поступление в него воздуха. Можно лишь предполагать, сработала или нет система; если она и дала сигнал в пост «Дозор», то его некому было принять (по учебно-боевой тревоге дежурство в посту «Дозор» не предусматривалось прим.).
Пожар в погребе разрастался. Автоматическое включение орошения погреба было выведено из работы (из-за несовершенства устройства автоматической системы тушения она периодически самопроизвольно срабатывала, затапливая погреба боезапаса, в следствии чего система была переведена с автоматического режима на сигнальный, с ручным управлением прим.), вручную из поста контроля ракет (ПКР) мичман Шупортяк его не включил. Однако орошение  еще можно  было включить  из  коридора  № 11, необходимо было включить жидкостную станцию для подачи огнегасящей смеси в отделение приводов из тамбура № 15, где находилась эта станция. Но ничего не было сделано...
В результате срабатывания двигателей ракет температура и давление в погребе начали быстро расти, пожар увеличивался, газы, и пламя интенсивно вырывались через выхлопные крышки. В погребе плавились и частично разрушались корпусные конструкции.
В огненной ловушке в агрегатной оказались старшины 1-й статьи Валерий Вершинин и Альгирдас Макштутис и, видимо, сразу погибли. Обоим было всего лишь по 21-му году.
Не выбрался с линии вала находившийся там на вахте старшина 2-й статьи Иван Володин и, видимо, сразу погиб. Было ему всего лишь 19 лет.
В 10 ч 01 мин 30 сек в погребе № 8 последовал первый мощный взрыв, пламя вырвалось наружу.
В подбашенном отделении кормовой артустановки, видимо, заклинило выход. Там остался командир отделения зенитных комендоров Александр Урупа. Был ему 21 год.
В погребе № 8 стремительно нарастали температура и давление от работавших двигателей ракет и пожара, увеличивалась интенсивность выброса пламени и газов через выхлопные крышки. Раскалился наклонный участок палубы погреба над выгородкой в районе рецесса, в КМО начались разрушаться корпусные конструкции, смежные с погребом.
Через 4-5 с после первого взрыва, в погребе № 8 произошел аналогичный первому, но более сильный взрыв.
Взрывом были выброшены за борт, матросы Сулейманов и Туйкин которых в последствии подобрал катер. На ходовом мостике, где находились адмиралы и офицеры штаба флота, обратили внимание на выброс дыма в корме. Контр-адмирал Саакян вновь начал ругать механиков. В этот же момент сигнальщик доложил: «Пламя из кормовой трубы!» (сигнальщик ошибся, пламя поднималось выше труб из погреба № 8 прим.).
В 10 ч 02 мин 00 сек, произошел третий сильный взрыв в погребе № 8.
Старшина 2-й статьи Адам Ачмиз, выскочивший из кубрика на верхнюю палубу после первого взрыва, сразу после второго взрыва бросился к кормовой артустановке, видимо, на выручку к находившемуся в ней своему товарищу Александру Урупе. Он уже подбежал к башне и схватился за поручни двери, открывая ее, ударной волной он был отброшен на палубу и уже не поднялся.
В течении буквально одной минуты, в корме, в отсеках прилегающих непосредственно к погребу № 8, и на верхней палубе, погибло от взрывов, сгорело заживо девять матросов, и курсант из Калининградского ВВМИУ Александр Ионов, еще два матроса (кроме двоих которых подобрал катер) взрывом были выброшены за борт но, не умея плавать (возможно, в результате полученной контузии) они утонули.
После второго взрыва четверо курсантов ВВМУ им. Фрунзе бросились в воду, хорошо подготовленные в училище, они уверенно держались на воде. Гидравлический удар от третьего взрыва настиг их, когда они, считали, что уже спаслись.
Третий взрыв, сорвав крышку погреба № 8, разрушил продольные и поперечные переборки погреба и вызвал частичное разрушение других конструкций корпуса и цистерн с топливом в районе погреба. В результате этого раскаленные газы и пламя прорвались в соседние помещения. Возник пожар в смежных с 8-м погребом отсеках, в том числе в КМО, кубриках № 3, 4, 5, коридорах № 11, 10, 9. Как выяснилось позже, при водолазном обследовании, произошло нарушение наружной обшивки в районе 3-го кубрика по правому борту длиной около 5 м, высотой 3,5 м и со стрелой прогиба 0,6 м.

Из журнала боевых действий БПК «Отважный» за 30.08.1974 г.:
10.02. В районе кормовой трубы появился дым, огонь и взрыв. Объявлена боевая и аварийная тревоги
Из воспоминаний бывшего старшего помощника командира БПК «Отважный» капитана 1-го ранга В. В. Балашова:
«В 10 ч 02 мин раздался сильный взрыв. Командир дал мне команду: «Выйди, старпом, посмотри». Я вышел на верхнюю палубу.
В корме до кормовой трубы бушевало пламя, и была большая задымленность. Металл от высокой температуры скручивался и плавился.
В районе кормовой пусковой установки зияла дыра. Возник дифферент на корму, она осела в воду по транец. Появился крен 12-13° на правый борт. Корабль, видимо, принял 1000-1200 тонн воды. Огонь подбирался к погребам № 6, 7 с противолодочным боезапасом. Ракетная установка свисала за борт. ПЭЖ вышел из строя… У меня на глазах в иллюминатор частично вылез из камбуза матрос Петрухин, он обгорел, кожа слезала, и обнажились кости. Видел, как плавился металл...».
Из камбуза по крику Прочаковского успел выбежать только один матрос Абрахамия. Третьим взрывом заклинило дверь в тамбур, бросило моряков на палубу, на них опрокинулись котлы с кипящей водой. Первым пришел в себя матрос Петрухин, выбрался в 10-й коридор, но дверь из него также заклинило.  Задыхаясь от дыма и газов, он полез в узкий иллюминатор камбуза и застрял в нем, крича от боли. Остальные матросы, также ошпаренные и чуть живые, выбрались в коридоры № 9, 10 и там все погибли (у команды находящейся в камбузе была возможность эвакуации через лифт в столовую, но в стрессовой ситуации, не зная, что двери заклинило, все бросились к дверям и возле них задохнулись от дыма прим.).
В корме аварийного корабля разгорался пожар. Через разрушения в наружной обшивке стала поступать забортная вода в отсек погреба № 8, погреба № 9 и в КМО. Возник крен на правый борт и дифферент на корму. Началась фильтрация воды в кубрик № 6.
В ходовом посту командир корабля Винник, объявивший в 10 ч 02 мин боевую, а затем и аварийную тревоги, сразу дал команду остановить машины и начал организовывать борьбу за живучесть корабля, пытаясь выяснить обстановку и причину аварийной ситуации. Мичман Шупортяк, знавший первопричину взрыва и пожара в своем погребе  № 8, исчез... (в момент первого взрыва корабль совершал поворот поэтому руль был переложен на 350 на левый борт, после объявления тревоги турбины были остановлены, руль так и остался переложенным. Командир корабля Винник, по тревоге перешел на ГКП который находился внутри корабля, контр-адмирал Саакян остался на ходовом мостике прим.).
Оставшаяся на своих местах команда, и аварийная партия немедленно начали борьбу за живучесть корабля.
Тем временем на ходовом мостике корабля растерянные командиры и офицеры штаба флота продолжали обсуждать причину пожара, которая, между прочим, так и не была выяснена, почему-то главной версий взрыва посчитали взрыв баллонов ВВД.
Принятая командованием корабля (к сожалению, как и в случае с линкором «Новороссийск» на мостике «Отважного» оказалось слишком много командиров) версия взрыва баллонов в КМО и распространение оттуда пожара на другие отсеки со взрывами в них ракет и боезапаса не позволила верно, оценить характер повреждений, в том числе повреждение топливных цистерн из-за прожога палубы огнем работающих маршевых и стартовых двигателей ракет в погребе № 8 и последующего их разрушения взрывом ракет. Всплывающее в отсеке топливо из топливных цистерн способствовало увеличению пожара.
Какими противопожарными средствами располагал в тот момент корабль?
При пожаре в погребе № 8 было предусмотрено включение орошения с ПКР и коридора № 11, но оно, как известно, не было включено; при пожаре в КМО - жидкостное объемное пожаротушение от системы ЖС с включением ее в коридоре № 11  системы водораспыле-
ния в КМО. При пожаре в погребе № 9 должно было быть включено орошение погреба № 9 из подбашенного отделения или кубрика № 5. Однако из-за сильного задымления, а затем пожара в коридоре № 11, прорыва газов и пламени из погреба № 8 в КМО через кормовую переборку, вызвавших пожар в самом КМО, а также в кубрике № 5, эти кормовые противопожарные средства не были введены в действие. Но, возможно, взрывом повредило и саму пожарную магистраль.
Можно было использовать лишь пожарные стволы и переносные противопожарные средства: воздушнопенные стволы и переносные огнетушители, но всего лишь для локализации пожара в помещениях, граничащих с зоной интенсивного пожара.
Откачивать воду, поступающую в КМО при тушении пожара забортной водой, должны были два водоотливных насоса, расположенных в КМО. Из-за пожара в самом КМО и коридорах № 9 и 10 их не ввели в действие.
Можно было воспользоваться водоотливными насосами в помещениях № 6, 8 и 10, но это также не было сделано из-за пожаров в 11-м коридоре и 5-м кубрике. Однако возможно, что эти насосы тоже были повреждены при взрыве.

Требовалось немедленно определить район и объем затопления отсеков. Это можно было сделать по показаниям сигнализаторов на доске непотопляемости ПЭЖа, но ввиду задымленности и отсутствия освещения личный состав покинул ПЭЖ.
 ПЭЖ, являющийся командным пунктом БЧ-5, предназначенный для получения и оценки информации, для непосредственного руководства борьбой за живучесть корабля, вышел из строя, прежде всего из-за  расположения в пожароопасной зоне. В связи с этим состояние кормовых отсеков не контролировалось все время вплоть до гибели корабля, а носовых до 164-го шпангоута - лишь визуально. На ГКП лишь ориентировочно оценили район затопления. Запасной ПЭЖ (носовой ПДУ), видимо, не использовался.
Средства борьбы с пожаром и водой применяли только со стороны носовой части корабля: носовая переборка КМО на 164-м шпангоуте стала рубежом обороны от огня и воды. Эта
граница осталась вплоть до момента оставления корабля личным составом. Однако со стороны кормовой части локализовать пожар своими силами личный состав не смог. В корме пропала электроэнергия, из-за чего пожарная магистраль осталась без воды. Боеспособный личный состав в корме остался без руководства. Пройти из носовой части в корму корабля через зону пожара оказалось невозможно.
Из-за отсутствия информации и невозможности правильно оценить обстановку не были предприняты меры по восстановлению водонепроницаемости корпуса корабля (в книге Б. Каржавина «Гибель «Отважного» на стр. 106 написано следующее: «Из-за отсутствия информации и невозможности правильно оценить обстановку не были предприняты меры по восстановлению водонепроницаемости корпуса корабля, так как о пробоине на ГКП ничего не знали». Это маловероятно, после третьего взрыва корабль получил крен 12-13° на правый борт, здесь, наверное, даже любая домохозяйка догадалась бы, что скорей всего в корпус корабля проникла вода, т.е. корпус имеет трещину или пробоину прим.).
Тем временем пожар в погребе № 8 и в смежных отсеках усиливался, топливо из поврежденных цистерн всплывало на поверхность воды и поддерживало интенсивное горение, этому также способствовали алюминево-магнивые сплавы из которых были сделаны надстройки корабля.
Через 5 - 10 с после сильного третьего взрыва в районе погреба № 8 раздался ряд последовательных взрывов, похожих на канонаду (вероятно взрывались боеголовки ракет прим.).

Через три дня крейсер покинул рейд. Наш котел работал на полную мощность. Крейсер развернули буксиры, и, дав ход турбинами, мы вышли из Таллиннского залива. Теперь наш путь лежал вокруг островов Моонзундского архипелага в Рижский залив. Идти проливом Муху-Вяйн командир не решился. Узкое водное пространство между материком и островами требовало высокого мастерства со стороны штурманского состава.
Что об этом я мог знать, как нахимовец? Ничего. Помогло общение с курсантами, которые рассказывали нам о маршруте похода и показали навигационные знаки, которые можно было наблюдать с борта крейсера. Именно в общении с ними возникло желание изучать лоцию и навигацию, а главное – историю района плавания.
На подходе к Риге крейсер стал на якорь. Котлы глушить не стали. Город можно было рассматривать в бинокуляры командно-дальномерного пункта. Рига чем-то напоминала Таллин. Те же островерхие башни, красные крыши. Нам очень хотелось на берег. Однако на сход «Добро» получено не было. Мы видели только пенный след командирского катера, ушедшего в устье реки Даугава.
Утром по боевой тревоге снялись с якоря и взяли курс на Балтийск. Мы посменно несли вахту в котельном отделении, снимали показания манометров и термометров, регулировали давление в магистралях. Только после вахты можно было пробраться на ют и встретиться с друзьями. Пенный след за кормой внушал доверие к большому кораблю, идущему к своей цели.
Вот и Балтийск (бывшая немецкая ВМБ Пиллау). К огромному длинному причалу крейсер подвели два паровых буксира. Швартовая команда завела концы за кнехты. На борт подали береговое электропитание и пресную воду. Мы заглушили котел.



На корабле скучно, если что-то не работает. Руководитель практики офицер-воспитатель 1-го взвода майор Жабриков распорядился сдать зачеты по устройству корабля и своему заведованию. Командир котельного отделения подписал зачетные книжки и поблагодарил нас за службу. Оценки вполне нас устраивали. Жабриков сказал, что крейсер получил другое задание, и мы должны уехать в Ленинград. Несколько дней мы находились на корабле, ходили в увольнение, любовались красотами небольшого уютного городка. Особенно понравилось путешествие по золотистым дюнам. Мелкий теплый песок ласкал ноги, огрубевшие от обуви.
Нас построили на причале с вещевыми мешками. Старшины классов проверили наличие казенного имущества. Майор Жабриков развернул роту лицом к борту крейсера и произнес слова прощания. Нам казалось, что все матросы высыпали на палубу. Нам махали бескозырками и беретами до тех пор, пока не прозвучала команда «Встать к борту!». Мы прошли торжественным маршем.
Это был наш первый боевой корабль, который мы полюбили. Он приобщил нас к флоту. Мы поняли, что, несмотря на малолетний возраст, мы нужны флоту, а флот нужен нам.
Позднее крейсер «Орджоникидзе» был переоборудован и продан Индонезии под названием «Ириан». Что извлек я после такой практики? Во-первых, познакомился с боевым кораблем, его организацией, конструкцией, устройством и вооружением. Во-вторых, с устройством и работой судовой энергетической установки. Несмотря на прошедшие полвека, я могу рассказать работу парового котла с подробностями.

Глава III. Три красные курсовки

3.1. Что тебе снится крейсер «Аврора»…



В 1960 году наш курс перевели жить на крейсер «Аврора», где оказалось сразу две роты. Чем это было вызвано, не знаю. К этому времени старшин, которые выполняли обязанности помощников офицеров воспитателей, уже не было. Командование считало, что мы сами можем справиться с решением задач самообеспечения. Из сверхсрочников остался только старшина роты мичман Петр Афанасьевич Буденков. Его дублером назначили нахимовца из первого взвода Георгия Федякова. Георгий был красивым симпатичным парнем, которого любили товарищи. Отца у него не было. Мать жила в поселке Ушаки, куда он иногда наведывался. Учеба сына в престижном училище придавало матери жизненные силы. Жора очень любил мать.
Ситуация была примитивной. Вице-старшины классов после прибытия с московского парада решили расслабиться. Купив вина, они направились к домику Петра I, который находился рядом со спальным корпусом. Одному из нахимовцев стало плохо, и его решили отвести в здание. Кто-то сообщил об этом дежурному, который доложил о случившемся начальнику политического отдела капитану 1 ранга А.А.Стенину. На следующий день началось дознание. Жора понимал, что нельзя подставлять вице-старшин и командира роты Владимира Ивановича Туркина. Допрашивали пофамильно и, видимо, кто-то из ребят проговорился. Дошла очередь и до Георгия. Он утверждал, что коллективной пьянки не было. Все произошло случайно. Стенин продолжал настаивать на обратном. Началась игра, кто – кого. На Туркина у Стенина компромат был. Его неоднократно обвиняли в либерализме и недостаточно жестких методах управления, хотя его рота была одной из лучших по успеваемости.
Нервы были взвинчены до предела. Контр-адмирал Грищенко не хотел раздувать конфликт и решил наказать виновных своей властью. Стенина эта ситуация не удовлетворила. Он вызвал Федякова и сказал: «Если ты не выдашь виновников, то будешь отчислен от училища». Сердце у парня не выдержало. Он знал, что такое предательство. Георгий пошел на «Аврору» и там повесился на брючном ремне. Из петли его вынимали дневальные: Андрей Гринштейн и Миша Катунин. За ремнем они обнаружили записку: «Во всем виноват Стенин». Так ушел из жизни мальчишка, который знал, что такое честь.



Гринштейн Андрей Семенович  Катунин Михаил Александрович

После этих событий из Москвы прибыла комиссия, которая замечаний не обнаружила. Вслед за выводами последовал приказ: «…контр-адмиралу Грищенко Г.Е. училище сдать, а контр-адмиралу Бачкову Н.М. училище принять».
Нам было жаль расставаться с Григорием Евтеевичем, которого за глаза прозвали «Колхоз», но очень любили и уважали. Именно под его руководством училище достигло своего апогея.
Сняли с должности и Владимира Ивановича Туркина. Его перевели в учебный отдел. А Стенин продолжал руководить политическим отделом, делая вид, что ничего не случилось. Противно! Даже через сорок с лишним лет – противно!
Читая воспоминания А.Макаренко «Педагогическая поэма», «Флаги на башнях», я невольно задумывался над тем, как было трудно работать с нами людям, прошедшим войну. Сколько нужно было иметь терпения и настойчивости, чтобы разглядеть сквозь спектр поступков человека, способного не только драить палубу. Самое страшное в военной службе это солдафонство. Именно оно привело нашу армию к тому пороку, который сейчас скромно называют «дедовщиной». Надо уметь не только требовать, но и прощать. Это дано не каждому.

3.2. Накануне выпуска

В обычных школах десятый класс был выпускным. Нам предстояло учиться еще год. Тоскливо. По большому счету мы уже были взрослыми. С новыми предметами появились и новые интересы. Нашим командиром роты стал майор Блошкин Борис Федорович, преподаватель математики, замечательный человек и педагог, ставший впоследствии заслуженным учителем РСФСР.
Он считал, если головы ребят не заняты делами, то они способны на все, что угодно. Эту простую мысль он ненавязчиво внушил офицерам-воспитателям. Они сразу активизировали свою деятельность. Нас стали меньше прихватывать за нарушения формы одежды и больше изучать наши способности.



Заднепрянный Евгений Иванович  Кардаильский Евгений Александрович

В роте появилась стенгазета «Гюйс», в которой критиковали не только нерадивых нахимовцев, но и начальников. Художником-карикатуристом оказался Юра Великий. Редактором стал Леня Тарасов, мне досталось место писаря. Одновременно рождался и будущий джаз-банд. Женя Кардаильский прекрасно играл на аккордеоне, Женя Заднепряный подыгрывал ему на фоно, Леня Тарасов, несмотря на свой небольшой рост, освоил контрабас. Рота стала вполне конкурентоспособна по наличию талантливой молодежи. Проявляли свои таланты и другие ребята.
Резко изменилось отношение к учебе. В нашем классе учился на «отлично» Володя Адуевский. К нему стали подтягиваться Юра Латышев, Борис Сердюков и многие другие. Олег Морозов помогал мне по математике, а я ему по черчению. В соседнем классе блестяще учились Миша Катунин и Виктор Андреев. Андреева, правда, потом отчислили за стрельбу по фонарям из малокалиберного пистолета. Его поступок расценивался нами, как хулиганство. На доску почета золотых медалистов из нашего выпуска попали Катунин и Латышев.



Большаков Владимир Павлович, Катунин Михаил Александрович, Латышев Юрий Степанович

Забегая далеко вперед, хочу сказать, что капитан 1 ранга Михаил Катунин завершил службу в Калининграде в должности начальника вычислительного центра штаба Балтийского флота, Юра Латышев стал полковником, служил в проектном институте МО. Именно он оказал мне неоценимую помощь в разработке проекта плана размещения ЕС ЭВМ в лаборатории вычислительной техники ВВМУРЭ им А.С.Попова. После демобилизации Юра уехал на постоянное место жительство в Финляндию.
Черчение нам преподавал Анатолий Тимофеевич Тимофеев. Он был ненамного старше нас по возрасту. Человек простой и интересный, он сразу понял, что перед ним не простые ребята. Поэтому отошел от привычной школьной программы. Сначала мы выполняли простые чертежи различных геометрических фигур и деталей. Затем он дал нам индивидуальные задания, сказав: «Кто сделает, тот сразу получит оценку в аттестат».
Задание было сложным. Надо было изобразить три геометрические фигуры, вписанные друг в друга не только в изометрической проекции, но и в аксонометрии. Из всего класса за эту работу взялись только пять человек. Через три недели работы сдали. Анатолий Тимофеевич их проверил и сдержал свое обещание. Опыт, полученный нами, пригодился в высшей школе, когда мы стали изучать начертательную геометрию.



Анатолий Тимофеевич Тимофеев

В.К.Грабарь в книге «Нахимовское училище» пишет о том, что нашелся чудак, который сделал чертеж пересечения 12 тел, вместо двух-трех, предусмотренных программой. Мне кажется, что он ошибается. Сделать такой чертеж даже профессионалу сложно, тем более в аксонометрическом пространстве. Тимофеич это прекрасно знал и таких заданий не задавал.
Нам очень нравился преподаватель химии полковник Рахманкулов Михаил Ахмедович. Это был настоящий ученый и военный интеллигент. Он тоже вышел за рамки обычной школьной программы. Занятия проводились в прекрасно оборудованном кабинете. Если что-то не получалось, мы бегали к нему на консультации после занятий, где встречали полную поддержку. С Михаилом Ахмедовичем мне приходилось встречаться в ВВМИОЛУ им Дзержинского, где он работал гражданским преподавателем. Рахманкулов вспомнил мою фамилию, поинтересовался службой и пожелал успехов. Больше я его не видел.



Рахманкулов Михаил (Мухаммед) Ахмедович, Иванов Виктор Игнатьевич

Курс военной географии у нас вел капитан 2 ранга Иванов Виктор Игнатьевич по прозвищу «полковник Гао». Его занятия отличались широтой охвата географических мест и событий, которые там происходили. Прозвище ему дали за внешнюю схожесть с киноактером, который играл роль полковника с Тайваня в фильме «Вдали от родины». Его уроки были крайне интересны связью с военными операциями, которые проводили наши союзники в период Второй мировой войны. Бухта Ла-Валетта, о которой он часто вспоминал, впоследствии ассоциировалась с Авачинской бухтой далекой Камчатки, где мне пришлось служить.
Аналогичные приемы использовал и Борис Федорович Блошкин. Он познакомил нас с началами интегрального и дифференциального исчисления, разработал сборник задач по тригонометрии. Решение этих задач нам чрезвычайно пригодилось при изучении мореходной астрономии и элементов вычислительной математики. Этот человек умел заставлять думать.
Я учился на последнем курсе (11-м классе). Мы писали контрольное сочинение о творчестве Лермонтова, в частности, требовалось раскрыть образ Печорина. Этот тип мне явно не нравился. От его бытия несло пошлятиной. И я решил написать то, что я на самом деле думаю, о «герое нашего времени». Получилось складно и откровенно. Я проверил грамматику и сдал сочинение. Через неделю в класс вошла Надежда Венедиктовна. Она была чернее тучи. Посмотрев зачем-то классный журнал, она встала, подошла к окну, сняла очки и задумчиво сказала:



- Я проверила ваши сочинения. Написаны они хорошо и грамотно. Вот только сочинение нахимовца Мигачева мне не понравилось. Он, видимо, не понимает, что речь идет о творчестве Лермонтова и его литературном герое. Он позволил себе представить Печорина не как человека того времени, а как какого-то негодяя, бездельника и т.п. Кто ему дал право высказывать такие крамольные мысли и тем более в сочинении? Я поставила ему «кол» за содержание и «хорошо» за грамотность.
Класс замер. Кто-то попытался хихикнуть, но тут же замолк. Я поднял руку.
- Что ты хочешь сказать? – спросила она.
- Я хочу ответить, что писал сочинение, а не излагал чужие мысли. Поэтому свой взгляд буду отстаивать, а «кол» ставят тогда, когда сдают пустой лист бумаги.
Панина надела очки, извинилась и вышла из класса. Ребята на меня напустились. Пока мы шумели, прозвенел звонок, и началась перемена. Одни в классе меня поддерживали. Другие говорили, что добром это не кончится. Оставалось только ждать.
После занятий ко мне подошел офицер-воспитатель капитан 3 ранга В.П.Пименов. Положив руку мне на плечо, он сказал:
- Панина настаивает на педсовете. Ты уж ей там не дерзи. Я прочитал твое «произведение». В принципе ничего, мне понравилось. Так, что не волнуйся. Веди себя осторожно.
- Спасибо, Владимир Петрович, - ответил я и помчался на другой урок.
Педсовет прошел нормально. Панина сказала, что не будет меня аттестовывать и не допустит к экзамену. Я молчал. В мою защиту выступили другие преподаватели, которые считали меня хорошим учеником.



Через неделю я зашел в библиотеку за очередной порцией «нелегальной» литературы. Доставая мой читательский билет, библиотекарь заметила: «Тут приходили и интересовались, что ты читаешь. Увидев множество книг в твоей карточке, пожали плечами и ушли». Я не стал спрашивать, кто интересовался моим чтением, но понял, что вопросы мне больше задавать не будут. Политический отдел не дремал.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru