Таблица 98а. Состав конвоев и отрядов кораблей и судов, вышедших из Таллина в Кронштадт и из Кронштадта в Таллин 5.08-28.08.1941 г.
Таблица 98б Расчет количества человеко-переходов из Таллина и в Таллин 5.08-28.08.1941 г.
Таблица 98в. Расчет количества человеко-переходов при перевозке спасенных людей с островов Финского залива в Кронштадт и между островами 30.08-7.09.1941 г.
Может быть, именно так и следует рассматривать действия КБФ, который 34 суток, с момента полного прекращения сухопутного сообщения между Таллином и Кронштадтом, обеспечивал с 5.08 по 7.09 сначала переходы по морской коммуникации между Таллином и Кронштадтом 25 конвоев и отрядов боевых кораблей, затем осуществил прорыв из Таллина четырех конвоев и трех отрядов боевых кораблей с эвакуируемыми из Таллина людьми, а в конце периода — переходы еще более 20 конвоев и отрядов боевых кораблей со спасенными участниками прорыва „а участке этой коммуникации между островами Вайндло, Гогланд, Лавенсаари и Кронштадтом. Интересно, что скажут по поводу такого подхода теоретики оперативного искусства и военные историки?
5.2. Оценки Таллинского прорыва
Бывший нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов (1968 ): «Общее впечатление создавалось такое, что управление соединениями кораблей даже в самых тяжелых условиях сохранялось до последнего момента. Это не было бегством, а являлось организованным отступлением в исключительно трудных условиях... ... Флот сделал все возможное, чтобы выполнить приказ Ставки об эвакуации Таллина. ...В то же время надо признать ошибкой, что из Таллина своевременно не были вывезены военные и гражданские организации, нахождение которых уже не вызывалось необходимостью при непосредственной борьбе за город. Такие организации, как отдел кадров, военторг, трибунал и много гражданских учреждений, явились обузой в напряженные дни осады Таллина и понесли излишние потери во время эвакуации» [библ. № 63].
Бывший нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов (1971): «Впоследствии некоторые товарищи высказывали мнение, что Военный совет КБФ допустил ошибку, отказавшись использовать для прорыва южный фарватер из-за опасения близости побережья, занятого противником, имевшим там артиллерию. Сейчас можно только гадать легче ли был бы прорыв южным фарватером. Высказывалось немало и иных мнений. Для меня бесспорно одно - то, что эвакуацию Таллина в целом следует признать успешной, хотя тогда и были допущены отдельные промахи. И правильно поступил Главный морской штаб, который стремился не только проанализировать события, но и найти ошибки, чтобы их не повторили на других флотах. Не случайно в конце сентября, когда Ставка приняла решение об эвакуации Одессы, на Черноморский флот были даны подробные указания, чего следует избегать, памятуя опыт эвакуации Таллина. Наши потери при прорыве флота из Таллина в Кронштадт могли быть значительно меньшими, имей мы не три с половиной десятка тральщиков (ТЩ было два с половиной десятка, а именно 26 единиц; видимо, в приведенную наркомом цифру вошли и КАТЩ, имевшие тралы. - Р. 3.), а минимум сотню. Но где их было взять? Беда состояла не только в том, что до войны мы мало строили тральщиков. Одна из причин больших потерь заключалась в недостаточной сплаванности боевых кораблей с тральщиками, и особенно в отсутствии нужной сплаванности транспортов и вспомогательных кораблей. При переходе тесными, пересеченными районами в условиях большой минной опасности нам дорого обошлось то, что в мирное время мы мало отрабатывали сплаванностъ. Боевые корабли, сведенные в специальные отряды, имели задачу прикрыть транспорты от ударов торпедных катеров и подводных лодок. После того как был пройден Гогланд, они ушли вперед, а транспорта, не имевшие достаточных зенитных средств оказались, по существу, без защиты от настойчивых и массированных налетов вражеской авиации. Тех же боевых кораблей, которые оставались в непосредственном охранении транспортов, оказалось слишком мало для отражения атак с воздуха. Результат был бы возможно, другой, если бы большая часть эскадренных миноносцев и сторожевых кораблей охраняла транспорты по всему маршруту. Но об этом легко рассуждать теперь» [библ №49].
Сторожевой катер типа «МО» отражает налёт самолёта противника
Военный совет КБФ (1942): «Задача, поставленная флоту на переход из ГБ в Кронштадт, была выполнена. Противнику, ожидавшему выхода флота из Таллина и готовившему противодействие этому выходу, не удалось вывести из строя или уничтожить основное ядро боевых сил флота. Из вышедших из Таллина всего 60 боевых единиц погибли лишь два современных боевых корабля: новый миноносец - 1, подлодка типа «С» - 1; остальные 9 кораблей относятся к старым миноносцам (4), СКР (2) и катерам (3), ...Главные потери в составе транспортного и вспомогательного флотов относятся к воздействию авиации противника, от бомб которой погибли 45 % ТР (от общего числа погибших ТР). Основная причина гибели - слабость зенитного вооружения ТР и, главным образом, отсутствие маневра и запаса скорости. По своим тактико-техническим элементам ТР имели слабые маневренные качества, что усугублялось еще и низкой тактической подготовкой капитанского состава к совместным плаваниям. ... Из всего состава погруженных войск и команд кораблей в числе 23000 чел. в Кронштадт (и Ораниенбаум) прибыло 18 233 чел., т. о. погибло всего 4767 чел., главным образом из личного состава КБФ. Учитывая сложность и ряд... особенностей операции, общие потери в л/составе следует признать незначительными» [док. Вместо введения]. Вот такая оценка. Почему ее утвердил Военный совет КБФ, выяснить не удалось. Бывший командующий КБФ В.Ф.Трибуц (1972): «Итак, прорыв... Десяткам кораблей предстояло пройти через минные поля, под бомбами врага из Таллина в Кронштадт. На каждом километре нас подстерегала смертельная опасность. Удастся ли преодолеть этот путь ?.. Впрочем, эти мысли и чувства занимали нас мало: отдаваться им было просто некогда, столько каждую минуту вставало новых задач, столько было забот, связанных с отправкой на восток не только кораблей, воинских частей и подразделений. Мы обязаны были эвакуировать из Таллина также различные учреждения, прежде всего органы управления, партийный и государственный аппарат республики и города. Следуя здравому смыслу, их нужно было отправить намного раньше, а в Таллине оставить только то, что непосредственно обеспечивало оборону - войска и боевые корабли, оказывающие им поддержку. В этом случае наверняка уменьшилось бы количество жертв во время прорыва. Мы дважды обращались к главнокомандующему войсками Северо-Западного направления с просьбой разрешить нам сделать это, но завком, его штаб, морской отдел (во главе с адмиралом И С Исаковым. - Р. 3.) занимали отрицательную позицию, видимо, они полагали, что Таллин удастся отстоять (В.Ф.Трибуц неточен: обращались за разрешением перевести в Ручьи Кронштадт все управление КБФ и новые корабли, другие ненужные для оборон ГБ корабли и вспомогательные суда, но о партийном и государственном аппарате Эстонии и Таллина речи при этом не было. — Р.З.). ...Нам предстояло пробиться в лоб через созданную противником минную позицию в самых невыгодных для нас условиях. Мы хорошо представляли себе, сколь велика минная опасность, и также полно отдавали отчет о том, насколько мало возможностей и средств у флота для борьбы с нею... Кроме того, существовала еще у гроза бомбовых ударов врага. Накануне выхода из Таллина, когда мы собрали командиров дивизий и сводных частей для того, чтобы дать им последние указания, представители 10-го стрелкового корпуса спросили меня о прикрытии наших кораблей и транспортов с воздуха. Я уклончиво ответил, что больше придется полагаться на свои зенитные средства и маневр. Ответить иначе я не мог; сказать, что прикрытия, возможно, не будет, означало бы способствовать возникновению паники... Не исключалась возможность встречи и с надводными силами противника. ...Некоторые историки ныне утверждают, что командование переоценивало опасность появления на пути прорыва надводных и подводных сил противника. Несомненно, переоценка возможностей врага опасна, но, по-моему, еще более опасна их недооценка. Любой исследователь, если он хочет быть объективным, должен считаться с тем фактом, что командование флота совершенно не располагало данными о намерениях противника. Мы не знали, решится он или нет на форсирование нашей минно-артиллерийской позиции, расположенной в устье Финского залива. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы - торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли. Так оно и случилось. Из неверных посылок делается неверный вывод: «Переоценка у грозы появления надводных сил противника привела к отказу от использования северного фарватера, свободного от мин... Следовало маршрут перехода наметить на 7-10 миль севернее» [библ. № 121]. Но сделать этого было нельзя... Перенеся генеральный курс на 7-10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер... Скорее можно говорить, как о более выгодном варианте, о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения... За него говорило, прежде всего, то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях, и лишь один из них был потоплен. Однако этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный совет Северо-Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый, вне досягаемости береговой артиллерии противника. Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мы не знали, из чего исходил главком, отдавая свой приказ Во-вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно-то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав, приказ есть приказ, его нужно выполнять К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения... (В.Ф.Трибуц, очевидно, «забыл», что решение о закрытии для плавания прибрежного фарватера принял Военный совет КБФ еще до получения директивы Военного совета СЗН. Военный совет СЗН согласился с этим решением, а его директива требовала изыскивать и оборудовать новый фарватер вне досягаемости огня береговой артиллерии противника. — Р.3.). Таким образом, оставался единственный путь - главный фарватер по центру залива. Мы знали, что он небезопасен... Если врагу многое сопутствовало, то для нас, наоборот, условия оказались в высшей степени неблагоприятными. Прежде всего, не было уверенности, что переход будет обеспечен авиационным прикрытием. Быстрое продвижение фашистских войск вынуждало нашу авиацию перебазироваться все дальше на восток. Открытое небо создавало возможность для крупных потерь. Вторая беда - недостаток сторожевых кораблей и катеров. Мы не могли создать сплошную оборонительную линию вдоль основной коммуникации Кронштадт -Таллин, у нас не хватало сия даже для того, чтобы систематически вести контрольное траление... И во время самого прорыва сказался недостаток тральщиков. Мы вынуждены были планировать движение одной кильватерной колонной, растянувшись на несколько десятков миль... Это означало, что корабли не смогут прикрыть зенитным огнем каждый транспорт, что миноносцы с их слабой зенитной артиллерией во время вражеского удара с воздуха не смогут маневрировать. К тому же фарватер не был обвехован, да ночью его границы и с вехами едва ли удалось бы увидеть. При построении боевого и походного порядка кораблей мы исходили также из необходимости защиты транспортов от ударов с воздуха. До 27 августа была надежда, что наши истребители, базировавшиеся на Липово (самый западный аэродром флота на территории Ленинградской области, северная часть Кургальского полуострова), сумеют защитить с воздуха корабли в центральной части Финского залива от Таллина до Гогланда и дальше до Кронштадта (В.Ф.Трибуц «ошибается»: истребители даже с аэродрома Липово не могли прикрыть прорывавшиеся силы от Таллина, да и спланировано истребительное прикрытие было от о. Вайндло. — Р.3.). ...Случилось, однако, так, что под давлением фашистских войск наши части вынуждены были отступить на правый берег реки Луга, оставив Кургальский полуостров неприкрытым; истребители пришлось срочно перебазировать с Липово на восток в район Петергофа, откуда они уже ничем не могли нам помочь: у них не хватало теперь радиуса действия... Прорыв был беспримерным по трудности. Через плотные минные поля, под ударами авиации, торпедных катеров и береговой артиллерии предстояло провести из Таллина в Кронштадт около двухсот боевых кораблей, транспортов и судов вспомогательного флота. Потери наши в транспортах были велики, но почти со всех мы сумели эвакуировать личный состав. Самое ценное, люди, были спасены. Немалая заслуга в этом заблаговременно созданного на острове Гогланд отряда кораблей и вспомогательных судов под командованием капитана 2 ранга Ивана Георгиевича Святова. «...»
Наши братья кадеты - Тверские (Калининские) суворовцы создали фильм "Священный Ленинград"! Воспитанники Тверского суворовского военного училища Филипп Соколенко, Роман Каплин, Константин Левченко и Кирилл Вавилов под руководством педагогов сняли фильм “Священный Ленинград”. Суворовцы посвятили фильм страшным дням блокады Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Творение тверских суворовцев 4-го курса (8-й класс), фильм-композиция, стал победителем в номинации «Музыкально-литературная композиция», а его авторы – лауреатами Международного морского фестиваля «Невский бриз». На протяжение всего 2013 года в Санкт-Петербурге проходили торжественные мероприятия, конкурсы и выставки, посвященные этому событию. Спасибо создателям фильма за труд, память и пример нам всем!
Посмотреть фильм "Священный Ленинград" можно по : ().
Воспоминания мои прерываются докладом снизу вахтенного центрального поста. Он деликатно напоминает, что до времени заступления на вахту очередной смены остается пятнадцать минут. С удовольствием, предвкушая близкое возвращение на второй этаж второго отсека, командую: «Третьей боевой смене приготовиться на вахту!» А в голове почему-то крутится слова и мотив песенки «Синее море, белый пароход...» Минут через восемь в жерле верхнего рубочного люка появляется фигура, облаченная в защитный противохимический комплект одежды (в отличие от меня — налицо грамотный учет метеообстановки). Фигура поднимает голову, и я вижу широко улыбающееся лицо своего сменщика — командира торпедной группы лейтенанта Юлия Силантьева. Этот офицер, вместе с другим лейтенантом — командиром рулевой группы Робертом Заикой, прибыл к нам прошлой осенью. Ребята быстро вросли в ритм службы и в офицерский коллектив. Я одобряю Юлькину предусмотрительность и сдаю ему вахту. Он, как положено, перекрикивая грохот дизелей и шум от ударов моря .по корпусу, информирует центральный пост: «Внизу! Лейтенант Силантьев вахту принял исправно! Доложить командиру! »Я терпеливо топчусь под козырьком мостика. Наконец слышится характерное сопение. На мостик поднимается Иридий Александрович Морозов — наш командир. По обыкновению хмурясь, он, не влезая на правую (командирскую) ступеньку, внимательно осматривает горизонт в одно из прямоугольных оконцев ограждения мостика и выслушивает мой доклад. Коротко сообщаю ему последние указания комбрига, переданные по линии, получаю желанный кивок командирской шапки (лицо ее хозяина в темноте скорее угадывается, чем видится) и шустро исчезаю в люке.
Силантьев Юлий Алексеевич - выпускник Рижского НВМУ 1952 г.
Уже внизу, описывая события своей вахты в вахтенном журнале, задумываюсь о том, почему наш командир такой суровый? Он как будто постоянно чем-то недоволен... В конце-концов, прихожу к выводу, что суровость эта напускная. Вызывается она, очевидно, молодостью Иридия Александровича. Он ведь в сущности совсем молодой человек. По возрасту и по выпуску из училища старше самого молодого офицера корабля всего на четыре года, да и на погонах его всего четыре маленькие звездочки. Пришел он к нам всего за неделю до выхода из Севастополя и сразу напустил на себя эту многозначительную суровость. А может быть так и должен держаться командир по отношению к подчиненным? Может быть... Но что-то мешает мне утвердиться в этом. Очевидно, излишняя впечатлительность. Вспоминается один из эпизодов перехода по внутренним водным путям. Стояли мы тогда в затоне на окраине Ростова-на-Дону, ждали смены очередного буксира. Был жаркий летний день. Вадим провел в этом городе всю войну, здесь жила его любимая бабушка. Отход намечался на утро, и штурман попросил разрешения съездить к ней. Суровый командир отпустил его на три (!) часа... Штурман вернулся вовремя, и тут произошла эта некрасивая сцена. Иридий Александрович в присутствии всех офицеров заставил Вадима открыть принесенную с берега сумку с бабушкиными гостинцами и, обнаружив в ней бутылку домашнего вина, приказал выбросить ее за борт. И полетела эта бутылка в Тихий Дон под наш дружно-скорбный стон... Вообще командир слишком «держал дистанцию». Исподтишка мы посмеивались, когда перед очередным «приемом пищи» он запирался в своей каюте и гремел там канистрой со спиртом. Хранение его он не доверял никому! Одним словом несмотря на то, что Иридий Александрович хотя и осторожно, но вполне грамотно управлял кораблем, уважением офицеров он, мягко говоря, не пользовался. Но... молодость есть молодость. Захлопнув журнал, в очередной раз превратив спинку дивана в койку, я ловлю момент, когда лодка как бы останавливается в задумчивости, на какой борт ей накрениться, и по-обезьяньи прыгаю на свой второй ярус. Теперь остается только принайтовать себя ремнем к одному из многочислнных трубопроводов, проходящих вдоль борта на уровне моего туловища, и, не обращая никакого внимания на качку, а также на периодические вздрагивания корпуса от ударов волн, крепко уснуть...
Капитан 2 ранга Иванов Вадим Борисович - командир ПЛ. Выпускник Рижского Военно-Морского Нахимовского училища 1950 г.
К утру, очевидно, шторм стих. Во всяком случае, проснувшись от деликатного тормошения моего плеча мощными ладонями вестового Коли Усачева, сопровождаемого: «Ну вставайте же, товарищ старший лейтенант! Накрывать завтрак пора!» Я уже не слышу шума передвигающихся по отсеку плохо закрепленных предметов и не наблюдаю вращения сидений кресел-стульев у стола кают-компании. Через час, плотно позавтракав, -имею возможность убедиться, что Тихий океан иногда бывает действительно тихим. Еще через сутки, пережив очередной шторм в Беринговом море, получаем возможность «отдышаться» на рейде бухты Провидения. Стоянка знаменуется двумя запоминающимися событиями. Первое. На рассвете одного из дней стоянки наблюдаем, что на берегу, по заснеженным впадинам, между живописнейшими горами-скалами (язык не поворачивается назвать их сопками) быстро передвигаются какие-то черные машинки. Бинокли к глазам! Да это же танки! Их так много, что сосчитать невозможно. Здорово! Даже здесь, на краю нашей Великой Родины, ощущаем ее мощь. Второе. Именно здесь, в бухте Провидения, я явился возбудителем спора, охватившего вначале всех офицеров, а затем и всю команду. Вынес я тогда на обсуждение кают-компании совершенно невинный, по моему разумению, вопрос. «Будет ли ревность при коммунизме?» Адресовал я вопрос из озорства к заместителю командира по политчасти Вите Гуртовенко, но тут, видимо, сработало многомесячное «женовоздержание». В спор включились даже такие серьезные люди, как инженер-механик Сережа Шатров (племянник знаменитой актрисы Малого театра Е.М.Шатровой) и его непосредственный помощник — командир моторной группы Саша Малахов. Не участвовал в споре только командир, он просто не снисходил до этого легкомыслия. Суть спора состояла в том, что каждый из нас, как оказалось, по-разному понимал степень сознательности граждан, живущих при коммунизме. Несмотря на явную схоластичность спора, он здорово скрашивал монотонность будней перехода. Даже к ежевечерним радиоэпизодам «Теленка» экипаж несколько охладел...
Но вот уже позади и с ее вечно заснеженными действующими и недействующими вулканами. Позади короткое знакомство со свинцовыми волнами Охотского моря. Наша, окрашенная в «шаровый» цвет, в отличие от местных тихоокеанских, окрашенных в цвет «хаки», лодок, субмарина входит в Японское море. По левому борту где-то за горизонтом угадываются таинственные острова «Страны восходящего Солнца», а по правому — проплывают и золотятся густо покрытые увядающей таежной растительностью отроги знакомого по приключенческим романам хребта Сихотэ-Алинь. Море — почти штилевое и какого-то особенного, иссиня-голубого цвета! Здесь предстоит служить и жить не один год... Но почему-то, несмотря на то, что всякому, как армейскому, так и флотскому, военнослужащему известно о том, что где-то в районе Уральского хребта находится невозвратный клапан, пропускающий только на Восток, настроение наше — прекрасное! Конец трехмесячного плавания. Впереди настоящая боевая работа, новые друзья, новые подруги, все новое, непохожее на прежнее — «западное»... Здравствуй, Тихоокеанский флот! Принимай «подводное» пополнение! А что это там, на горизонте? Настраиваю бинокль и отчетливо вижу: вдоль берега, на контркурсе, пассажирский, самый настоящий, БЕЛЫЙ пароход с «революционным» названием — «Франц Меринг». В голове опять знакомая песенка: «Синее море, белый пароход...», но на этот раз вспоминается и еще одна строфа: «Сяду, поеду на Дальний Восток!» Кажется, приехал...
- из тех, что "Америка России подарила...". Здесь, на Востоке, пришлось прослужить семнадцать лет. И здесь, как и в Ленинграде, Кронштадте, Севастополе, Северодвинске, Полярном, Владивостоке, Петропавловске-Камчатском и Магадане — частица моей души! Написал эту, вроде бы, заключительную фразу и задумался. Страна, как корабль, потерявший управление, дрейфует в совершенно неясном направлении. Мы — бывшие матросы этого корабля, а ныне — престарелые пассажиры. До ностальгии ли нам? Причем мы, как правило, не вспоминаем о бесконечных переездах с места на место и связанных с этим семейных неурядицах (известно, что один переезд равен, по крайней мере, двум пожарам), не вспоминаем о многомесячных разлуках с любимыми женами, детьми и верными друзьями. Не любим мы вспоминать и несправедливых (по нашему мнению) разносов начальства и о собственных несправедливостях по отношению к подчиненным. И все-таки именно тогда, когда в прямом и переносном смысле «за кормой» осталось... Впрочем, плохое это слово — «осталось», какое-то обоюдоостро-двусмысленное...
Рабочие лошади Холодной войны. - Н.Черкашин. "Повседневная жизнь российских подводников". М., 2000.
Короче говоря, на финишной прямой жизни при упоминании таких ласкающих наше ухо слов, как «море»и «океан», даже такие, всплывающие в памяти неприятные явления, как качка, соленые холодные «ванны», невыносимая жара в отсеках, тяжесть в голове и сонливость от недостатка кислорода и избытка углекислого газа, ощущение постоянного риска от того, что под килем километры, а над головой сотни метров черной тяжелой воды, вызывают в нас чувства самоуважения и удовлетворения. В чем тут дело? Да в том, что военная, морская и подводная служба давала нам всем возможность ощутить свою НУЖНОСТЬ стране, в самом высоком понимании этого слова. Каждый из нас твердо знал, что именно он, вместе со своими товарищами по службе защищает здесь на воде и под ней нашу Родину! Во времена «холодной» войны наше поколение подводников ощущало это, по моему мнению, так же остро, как если бы ему довелось участвовать в войне «горячей». Не наша вина в том, что в этой войне, в конце концов, верх взял «вероятный противник». Вина в том политиков и экономистов. Военные моряки войну не проиграли! Задумываясь о смысле прожитой жизни, лично я ни о чем не только не жалею, но, без всякой рисовки, считаю свой выбор професси абсолютно правильным. Доведись, как говориться, прожить жизнь заново, не задумываясь, повторил бы ее, натянув на юношескую грудь милую тельняшку!
НА РУМБЕ - ОКЕАН!
Капитан (командир) - рулевому. Как на румбе? Рулевой. На румбе — Океан! Капитан. Так. держать!
Воображаемый диалог на мостике
«ТРОПИЧЕСКИЕ КОЧЕГАРЫ» ИЛИ «ТОПИ ИХ ВСЕХ!» В РУССКО-ИНДОНЕЗИЙСКОМ ВАРИАНТЕ
К стоящему у причала судну подходят два «бичующих» моряка. — Капитан! Тебе не нужны «тропические кочегары»? — Нет. — Жаль. Мы бы тебе «накочегарили»!
(Анекдот «с бородой»)
Рисунки автора
Во время описываемых событий автор этой книги служил старшим помощником командира подводной лодки «С-236» Тихоокеанского флота. Речь пойдет о походе и действиях бригады этой лодки в период борьбы Республики Индонезия за освобождение Западного Ириана (Голландской колонии на Новой Гвинее. Лодка получила в индонезийском флоте название «Брамастра» (дротик). Эта еще одна малоизвестная страница истории нашего флота о том, как индонезийско-голландский территориальный конфликт едва не перерос в войну, и о роли в предотвращении этой войны подводников нашей страны. В рассказе «на бытовом уровне», без какого-либо сложного военно-политического анализа, изнутри подводной лодки, освещается участие советских людей в решении судеб далеких от России стран.
«А на стекле, стараясь, иней, бегущую нам лошадь вывел. Она нам знак, она свершение, нам года нового знамение…». Может, где-то и иней, а у нас на Урале морозище расписывает узорами окна. . Сегодня Новый год по китайскому календарю. По традиции китайцы празднуют его две недели. Пусть празднуют. У нас же трудовые будни, свои заботы, радости и печали. Тем более первый месяц года был уже не простым , мир вокруг нас и внутри России потрясают события, которые никого не оставляют равнодушными…, статистика ведет свой счет утратам от катастроф, аварий на дорогах, взрывов…, да и не только – в семьях встречалось уже всякое …, ведь « жизнь невозможно повернуть назад и время не на миг не остановишь», в ней много непоправимого. Но как не крути, с какими убеждениями не относись к этому, но именно нетерпеливая Деревянная Лошадь вступает сегодня в свои права. И что же ? Опять же время покажет. Но астрологи еще раз , в преддверии Нового года по восточному календарю, обращают внимания на моменты, которые можно просто знать. Символ года - Деревянную Лошадь они характеризуют как « имеющую много амбиций и авторитарности, стремлением потрясти весь мир грандиозностью и эпохальностью решений, напоминая, что Годом Деревянной лошади, из всех минувших Лошадиных ( 1906, 1918,30,1942,1966,1978,1990 и 2002-й ), был год 1954-й. Он памятный своими событиями в мире –Сирии, Вьетнаме, Латинской Америки, Египте… И несомненно в России. Именно тогда в феврале « в знак вечной дружбы русского и украинского народов» Н.С. Хрущев вывел из состава России « всесоюзную здравницу « Крым. К какому « укреплению» дружбы это привело через полвека, мы сможем отчетливее рассмотреть ситуацию уже в наступающем феврале» . Легким, как прогнозируют астрологи, он не будет. Предстоит вникать, анализировать, думать и принимать правильные, грамотные и логичные решения – так подсказывает расположение планет во Вселенной. Они же указывают и на сложность обстоятельств , которые потребуют всего потенциала интуиции и духовной силы, мудрости, взвешенности, выдержки. Недаром во все времена Год Лошади люди всегда называли годом народной мудрости. И Лошадь ,несомненно, покровительствует людям, привыкшим всего добиваться своим трудом. Мы станем свидетелями невероятных рекордов на Олимпиаде, новых великих достижений в науке, медицине, космосе… И, несмотря ни на что, пусть с вами будут любовь и нежность, и счастье, и радость, хорошие люди встречаются вновь… А если проблемы… пусть будут не в тягость… и в жизни каждого всегда будет повод для улыбки и время для мечты !
Возможно, нам просто предоставляется время выбрать своего «скакуна»- талисман по вкусу и потребностям и … отправиться к своей цели и мечте.
— Влезай в шлюпку, Ингрид! — Я помогаю ей влезть. : Чу! Стрекочет мотор. Это бот или катер. Я хватаю мегафон и ору: : — Эй, сюда! Эй, сюда! Эй, сюда!.. Из тумана выплывает рыбачий баркас. У штурвала стоит Юхан Раннику. С ним еще два рыбака в зюйдвестках.
. — Что случилось, ребята? Я кричу, показывая на воду: — Там! Там! Там! ... — Что ты увидел, пойс? Неужели акулу? Он шутит — акулы в Балтике не водятся. Это знает каждый сопляк. Но мне не до смеха. Я, кажется, заикаюсь: — Ка...какую акулу? Ди... ди... ди... (я позорно и мерзко заикаюсь от страха) диверсанта... Он вы...сунул голову и ушел снова в воду.. — И такое бывает,— не удивляясь, изрекает старый Юхан, словно он встречал диверсантов сотнями. — И все трое видели? — Да,— говорит твердо Вадим. И толстяк поднимает голову. — Я тоже видал. — И Ингрид его едва не поймала,— добавляю я. — О-о, тогда это дело серьезное.
Разорвав туман, появляется катер с . — Что тут у вас? — спрашивает капитан Аистов. Он в плаще с капюшоном. Увидел нас, сердится: — Вы что, забыли, ребята, что на границе живете и за маяк запрещено выходить? — Да мы заблудились в тумане. —— Верю! Нечего соваться в море в туман. Тоже мне искатели приключений!.. И что это за «Секрет»? «Секрет» не приписан к нашему порту. Мы отдираем дощечку. «- А-а, «Бегущая». Шлюпка адмирала Коровина. Зачем переименовали? Не полагается. — Они, капитан, видели диверсанта,— говорит Юхан Раннику. — Привиделось! — Утверждают все трое. И Ингрид...— говорит он серьезно. Он уважает . — А ну-ка, докладывайте...
Капитан откидывает свой капюшон, сдвигает фуражку с зеленым околышем на затылок. Выслушав нас, обдумывает... — Товарищ Раннику, одолжите нам сеть... А вы мигом до дому! В другой раз наложу арест на шлюпку! Дорогу найдете? Он показывает мне направление. —~ Никуда не сворачивайте, как раз упретесь в причал.
КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Ох уж эти взрослые, всегда подрубают нам крылья! Не понимают нас, вот что, по-моему! Только развернешься, почувствуешь себя человеком, а тебе сразу: «Знай свое место». А разве нам не хочется посмотреть, как будут ловить диверсанта? Разве не интересно видеть, как он забарахтается в сетях, как станет отстреливаться из подводного пистолета или бросит гранату? Забрать-то его все равно заберут. Но мы почему в стороне? Вадим и Олежка гребут, у них мрачные лица. Они обижены так же, как я. Кто, в конце концов, увидел диверсанта — мы или не мы? Почему же нас отослали домой? Что мы, маленькие? Маяк гудит слева свое мрачное «У-у». Уже видно в тумане маячную башню. Значит, мы в бухте. «Никуда не сворачивайте, упретесь в причал». Я вслушиваюсь: не слышно ли выстрелов, криков? Все тихо. Только плещет вода под натиском весел. Но что это? Чу! Вадим и Олежка привстали, положив весла. — Держи, держи! Куррат! Вырвался! Мы держим его, капитан! Ушел!.. Поймали или не поймали? . Р-раз! Мы валимся с ног. «Бегущая» наткнулась с размаху на камень. — Максим, идем ко дну! — кричит Олежка. В днище дыра, вода так и хлещет. Вадим пытается заткнуть дыру пяткой. Мы стаскиваем с себя майки, трусы и с трудом затыкаем пробоину. Начинаем вычерпывать воду. К нашему счастью, «Бегущая» задевает днищем песок. Мы выскакиваем и тянем ее за собой на мелкое место.
К причалу ее не привяжешь: в пробоину набьется вода, и «Бегущая» потонет. Тогда мы ее на берег и переворачиваем кверху килем. Ингрид носится вокруг нас с радостным лаем, словно не надеялась, что мы доберемся до берега. — Ну что ж, мореходы, пойдемте отчитаемся перед дедом! — поглядываю я на зияющую в днище «Бегущей» дыру. — Пожалуй, ты иди домой первым, Максим,— говорит Олежка. — Нет уж, пошли все вместе. — Я, кажется, занозил себе палец,— хнычет Олежка, рассматривая ногу. — Идем, идем! Да, кстати, залезька под шлюпку и возьми неприкосновенный запас. Тут Олежка смущается еще больше. . — Кажется, мы его впопыхах утопили... Но Ингриша уже залезла под шлюпку и несет в зубах целлофановый мешок. Он пуст. И Олежка тогда признается: — Я до того проголодался, до того проголодался, что отломил кусочек и съел, потом отломил другой кусочек и съел, потом увидел, что есть больше нечего... Ах, негодяй! — И водичку я выпил. — Бить тебя мало!
Домой мы приходим втроем, не считая . Смущенно докладываю я о случившемся деду. Про алые паруса ему все непонятно—старик! Насчет диверсанта он говорит: «Чепуха!» Нет, вообще взрослые редко нас понимают. А когда я докладываю о пробоине в шлюпке, дед сердится: «Бегущую» он очень любит. — Ну и ералаш у вас в головах! Галапагосские острова, алые паруса.., простыни погубили. «Бегущую по волнам» чуть не потопили. Эх вы, грошовые вы мушкетеры! Он приносит из кладовки ящичек с гвоздями: — А ну пошли! И дед, взяв под мышку ящик с инструментом, широко шагает по берегу. Седые волосы развеваются; мне кажется, он стал выше ростом. Дед принимается за ремонт «Бегущей». Мы стараемся помочь ему, но только мешаем. Один Вадим помогает всерьез. И дед ругает меня и Олежку, а Вадима хвалит. — Пошли обедать!—командует он, починив «Бегущую».— Поди, проголодались? — Кроме Олежки,— говорит Вадим, отирая пот со лба.— Он слопал неприкосновенный запас. — И ты себе это позволил?! —вскипает дед.— А еще собираешься быть моряком? Да ты знаешь, что за это бывает? Олежка делает вид, что это относится совсем не к нему. И за обедом лопает за обе щеки, надеясь, что баба Ника его в обиду не даст. Но в этот день он упал в наших глазах. Какой же он в самом деле товарищ? Я едва сдерживаюсь, чтобы не стукнуть его по шее.
ДИВЕРСАНТА ПОЙМАЛИ
А после обеда приходит сержант-пограничник, отдает деду честь и докладывает: — Ваших ребят, товарищ адмирал, начальник заставы требует. — Еще что-нибудь натворили? — ужасается дед. — Никак нет! Для опознания диверсанта. И овчарку свою заберите — пусть принюхается. — Поймали?! — орем мы в три голоса. — Так точно, поймали. Я задираю нос перед дедом. «Чепуха»,— сказал он. А вот и не чепуха! Был диверсант! Дед молчит — озадачен. — Да не ходите вы в таком виде, оденьтесь приличнее,— ворчит баба Ника. Но где уж тут! Мы идем с сержантом по берегу, мимо ботов и шхун. Туман рассеялся, .
Я спрашиваю: — А какой он? — Кто? — Диверсант? — А вот увидите. — А он упирался сильно? — Да уж пришлось повозиться. Сильный, черт, отбивался. Всего запутали в сеть. — А он не отстреливался? — спрашивает Вадим. — Не успел,— усмехается пограничник. — А подводный пистолет у него был? — интересуется Олежка. — Ну, про это капитан вам расскажет. В море, как часовые, стоят огромные камни, похожие на зверей. Мы подходим к заставе. Она окружена высоким зеленым забором. Нас впускают в ворота. Прямо — высокая вышка, с нее наблюдают за морем и берегом. Слева — казарма, справа— гимнастический городок. На горке — клетки с овчарками. Они увидели нас, особенно Ингрид, и подняли лай. Но Ингрид делает вид, будто лая не слышит. Она гордая. Я хотел бы служить на границе. Подумать только — выходишь ночью, как Карацупа, с овчаркой в обход; ступай еле слышно и вслушивайся — не плеснет ли где в море вода под веслом, не хрустнет ли ветка в лесу, не подбирается ли где к берегу, заглушив мотор, катер... Я читал недавно, сколько задержали Карацупа с Индусом диверсантов. Дед говорил, «что Карацупа начинал жизнь солдатом во времена его молодости. А теперь Карацупа — полковник и уже сам не ходит с собакой, учит других, молодых. Вот и я бы пошел в ученики к Карацупе! И выдрессировал бы Ингрид по всем пограничным программам.
. Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
