— Ну, как ты провел нынче вечер? — спросил Крамской сына.. — Лучше, чем ожидал. Глеб, сняв щегольской ботинок, рассматривал дырочку на шелковом крученом носке. — Насмотрелся на старину?
— Старины полно и в Москве. Один Кремль чего стоит. Нет, я зашел в театр. Играли по-эстонски, но все абсолютно понятно. Любопытная пьеса: муж — старый профессор, жена заводит молодого любовника. Совсем, как в жизни. Потом на танцы пошел. Одна оригиналка, признав во мне москвича, стала сыпать доморощенными афоризмами. Нора Аркадьевна. Жена одного из твоих подчиненных. — А-а, Мыльникова, — понял Крамской. — Другая, хорошенькая, все жалуется, что муж пропадает на корабле. Скучает, говорит. Я обещал ее поразвлечь. — Замужнюю женщину? — Ну, эта мораль устарела, — живо откликнулся Глеб. — Мать тоже всегда утверждает, что в дни ее молодости и любовь была чище и кавалеры учтивее. Вероятно, поэтому она и не хочет стареть. Кажется, помолодела и в паспорте лет на двенадцать... — Глеб! Как ты о матери отзываешься? — Скептически, отец. Только скептически. — А по-моему — неуважительно. Ты лучше скажи, что у тебя произошло там, в Москве?, — Ах, мамахен уже успела насплетничать? Ничего существенного, родитель. Нечаянная встреча в театре. Молодая жена отставного полковника. Потом... Ну, словом, полковник приходил к матери, плакался. Вот она и отправила меня к тебе немножко проветриться. — Ты очень переменился, Глеб, — сказал в раздумье Крамской. — Повзрослел, ты хочешь сказать? Немудрено, больше пяти лет не видались. Ты тоже не тот: постарел и обрюзг... Стареть неприятно?
Старик, лежавший на коврике, повернул к Глебу седую, умную морду. Он уловил не значение слов, а интонацию вторгшегося в их жизнь молодого пришельца и сдержанно зарычал. Хозяин же его, поглядывая на сына, с грустью размышлял, как непохож Глеб на Ростислава и даже на того славного мальчугана, чья голова постоянно была полна самых неосуществимых затей и которого пять лет назад звали, как и этого, Глебом...
Приблизительно в то же самое время освещенный поезд узкоколейной железной дороги протарахтел по улицам городка, мимо окон с кисейными занавесками и уперся в тупик возле маленького чистенького вокзала. Дальше ему идти было некуда. За вокзалом темнел старый парк, а за парком шумело море. И его глухой гул доносил сюда ветер, на низкую платформу, посыпанную песком. В прошлом году Никита заходил в этот порт на «Сенявине»; ему полюбился городок, построенный без всякого плана, с древними башнями, рвами, заполненными водой, узкими улочками, петляющими вокруг тенистого парка, домами, словно сошедшими со старинных гравюр, и с гаванью, набитой рыбачьими шхунами. Друзьям не пришлось долго ждать. Бравый матрос в бушлате, откозыряв, спросил, не они ли товарищи лейтенанты Живцов и Рындин. Получив утвердительный ответ, предложил отвезти их на место. Приятная неожиданность: их встречают. Значит, их ждут. А раз ждут, значит, они здесь нужны.
В окна машины были видны средневековые башни, валы, парк — все это было освещено редкими фонарями. Миновав несколько узких улиц, «Победа» вырвалась на простор и заскользила вдоль моря. В ветровое стекло стали видны огни кораблей. Наконец шофер-матрос резко затормозил и, открыв дверцу, сказал: — Прошу. Ветрище-то так и рвет, так и рвет... Он провел их в белевший в темноте дом, показал комнату, отведенную для ночлега, и сказал, что капитан первого ранга ждет их завтра в восемь ноль-ноль. Пожелав доброй ночи, матрос ушел, и друзья остались одни. Комната была одной из тех неуютных комнат для «временно проживающих», в которой люди не задерживаются надолго. Поэтому и вид у нее был нежилой — с окнами без занавесок, выходившими на море, с двумя койками под серыми одеялами и простым колченогим столом. Но белье под одеялами оказалось ослепительно чистым. Фрол взглянул на хронометр, подаренный ему Русьевым. — Ну что ж. Утро вечера мудренее. Поспим? Никита возразил: — А я, пожалуй, и не засну. — Трепещешь? — Трепещу. — Нда-а... Фрол достал из кармана трубку, которую купил перед выпуском и яростно обкуривал целый месяц, набил светло-желтым табаком. Было о чем призадуматься. Много лет друзья мечтали об этом значительном дне. Они знали, что этот день придет наконец.
Когда они выходили на старичке «Комсомольце» в море, им казалось, что они никогда не надышатся вдоволь свежим, соленым ветром и им не надоест смотреть на бегущие волны, которые то и дело меняют свой цвет — они были то сизыми, то зелеными, то рябились, то по ним пробегали светлые полосы. Из-за облаков выползало солнце, и море становилось синим и желтым, а под вечер — розовым, и его прорезала искрящаяся солнечная дорожка... Не сразу они решили, кем быть. Каждый встречавшийся им на кораблях офицер хвалил, разумеется, только свою специальность, считая ее куда лучше всех остальных. Однажды ночью задул свежий ветер. Друзья оставались на палубе. Сразу же за бортом начиналась загадочная непроглядная тьма. — Гляди, Никита, гляди! — подтолкнул Фрол локтем друга. На крыло мостика вышел штурман и, припав глазом к прибору, рассматривал мелькавшие вдали огоньки. По тому, как неторопливо и сосредоточенно он работал, чувствовалась его уверенность, что корабль идет верным курсом. — Завидую ему, — сказал Фрол. Через несколько дней доброжелательный офицер посвятил их во все тайны своей профессии. И вот они пришли на флот штурманами. Завтра каждый поднимется на борт своего корабля, познакомится со своим командиром... Каков будет корабль, каков командир? За перегородкой прозвенел телефон, и срывающийся басок отозвался: «Чайка слушает». По коридору кто-то прошел, подошел к двери и постучал костяшками пальцев. — Войдите, — отозвался Никита. Вошел тот, кого они меньше всего хотели бы встретить: Мыльников! — Дежурю и решил проведать будущих сослуживцев, — сказал он, однако, приветливо. — Садитесь, садитесь. Приятно видеть товарищей по училищу, даже если они моложе тебя. Помню, как вы пришли из нахимовского, неоперившиеся птенцы... Пришлось с вами повозиться: вы были трудные, особенно Живцов...
— Это верно, — согласился с ним Фрол, — но я всегда старался брать пример с вас, старший лейтенант. За это меня и окрестили «Мыльников номер два». Надеюсь, сравнение вас не обидело? Мыльников не стал обижаться. Наоборот, напомнил их встречу в позапрошлом году — Фрол был на практике в том самом дивизионе «охотников», в котором служил тогда Мыльников. Мыльникову было скучно в осенний ветреный вечер, и он решил поболтать с юнцами, как он их мысленно называл. Они и правда были юнцы — розовощекие, загорелые, в не обмявшихся еще кителях с новенькими погонами. А у Живцова все его круглое лицо было усыпано совсем мальчишечьими озорными веснушками... — Трудновато вам будет, — посочувствовал Мыльников озабоченно; простакам могло бы показаться, пожалуй, что он искренне их жалеет.— В училище небось вас напутствовали: учитесь у старшин, у матросов, они все покажут, расскажут. Они, мол, так прямо и рвутся опекать молодых, как вы, новичков-командиров. Училищные дедуси отстали от жизни, — вздохнув, усмехнулся. — Старые матросы давно пашут землю на Украине, в Сибири. Старшины? Усатые, бородатые дядьки, за спиной у которых благоденствует молодой офицер? Их у нас нынче один — два и обчелся. Старшины — моложе вас и будут смотреть вам в рот, ожидая от вас откровений. Положитесь на них — такого вам напортачат, не расхлебаете ввек! — А вы нас напрасно пугаете, — попытался возразить ему Фрол. Но в памяти всплыли напутственные слова начальника курса, который советовал учиться всему у старшин. — Да разве я запугать вас хочу? — воскликнул негодующе Мыльников. — Как старший товарищ, которому, очевидно, придется повозиться и с вами — я, к вашему сведению, дивизионный штурман, — пояснил он, — я хочу, чтобы вы не создавали иллюзий, с которыми тяжело расставаться. Я сам, — вздохнул Мыльников, — давно отказался от юношеских мечтаний о том, что, придя на флот, совершу что-то из ряда вон выходящее, стану любимым отцом-командиром, на которого будут молиться. Теперь не война. Служить надо... в рамках устава. — Без вдохновения, без мечты, веры в будущее, вы хотите сказать? — не удержался Никита. — Вы, Рындин, надеюсь, изучили Корабельный устав? — отпарировал Мыльников. Он взглянул на часы на руке.
— Пожелаю спокойной ночи... Хотя вы, я вижу, возбуждены — мне знакомо волнение новичков, и боюсь, ночь для вас будет не очень спокойной. Он откозырял и ушел. — Нет, каков! — возмутился Никита. — Каким ты был, таким ты и остался, — заключил Фрол более хладнокровно, хотя желваки на скулах ходили. — Нет, Кит! Не по-мыльниковски я представляю себе свою службу. Фрол, шагая по комнате, прочел любимые строчки:
Уже гудят, поют под ветром ванты. И о форштевень режется струя... Идут на море флота лейтенанты, Советского Союза сыновья...
— Это мы с тобой, и мы себя покажем! Что мы действительно сыновья... И самые настоящие лейтенанты! Они легли. Каждый слушал прерывистое дыхание другого и знал, что и тот не спит. В буйной голове Фрола, теснясь, толпились беспокойные мысли. Всплывало прошлое — родной Севастополь, слободка, отец (эх, был бы жив, порадовался бы нынче на сына!), Фокий Павлович, Русьев... Они прислали в Ленинград телеграммы, поздравляя своего воспитанника с лейтенантским званием. Фрол бережно сохранил хрустящие голубые листки. Никто его не забыл, все отметили торжественный день его жизни. И вот он на Балтике. Может быть, лучше было проситься на Черное море? Уж там-то поддержали бы своего ветерана! Но он не хотел идти легким курсом. И с Никитой не хотелось ему расставаться. Да и Балтику он полюбил, плавая курсантом на парусниках, на старичке «Комсомольце», стажируясь на «охотниках». Полюбил и привык к ней. Жизнь на Балтике труднее, суровее, чем на юге. Одолевали тревожные мысли. Как его примет завтра командир соединения? Командир корабля? Как встретят будущие товарищи? Много ли на пути встретится Мыльниковых? А матросы? Заслужит ли их любовь, уважение? Он хочет, чтобы его полюбили. Верили ему. Шли за ним, как он сам шел за Русьевым. Без оглядки. Интересно знать, что за народ на его корабле?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Друзья и сослуживцы поздравляют сегодня с 57-летием начальника Военно-морской академии адмирала Николая Михайловича Максимова. Российский флотоводец начал свою флотскую службу с Нахимовского военно-морского училища, которое закончил в 1973 году. Прошел все ступени службы на подводных лодках, командовал первым ракетным подводным крейсером стратегического назначения К-137 «Ленинец» – головной подводной лодки проекта 667А с 16-ю баллистическими ракетами. Командовал соединениями и объединениями атомных подводных лодок Cеверного флота, с 2007 по 2011 - командующий Северным флотом. В 2011-2012 годах - начальник штаба – первый заместитель командующего войсками Западного военного округа, которому подчинены Северный и Балтийский флоты. В сообщениях информационных агентств о назначении на должность начальника Военно-морской академии полгода назад говорилось: «Максимов – один из самых уважаемых адмиралов флота». В ВМФ сложилась целая «школа Максимова» из адмиралов и старших офицеров, которые в настоящее время командуют соединениями и объединениями ВМФ. Свой богатый 40-летний опыт флотской службы Н.Максимов реализует в подготовке командных кадров в ВМА. Поздравления в адрес именинника поступили из Главного командования ВМФ, со всех четырех флотов и Каспийской флотилии.
Призыв моего возраста был в 1925 году. Меня, как участника Гражданской войны, военкомат освободил, но я от этой льготы отказался и пошел служить на флот. В Севастополе я прошел строевую подготовку во флотском экипаже, а затем окончил машинную школу по классу турбинистов. Был матросом-турбинистом на крейсере «Червона Украина» и эсминце «Шаумян». Зимой учился на вечернем отделении в матросской школе повышенного типа. Получил среднее образование. В 1927 году решил поступить в Военно-морское училище в Ленинграде, хотел стать инженером и строить военные корабли. В то время профессия инженера была престижной, и у нас на Слободке к ней относились с уважением. Со мной вместе хотел поступить в Морское инженерное училище на кораблестроительное отделение Борис Костыгов. Но в этот год приема на кораблестроительное отделение не было. Нам предложили идти учиться на паросиловиков, но мы отказались от этого предложения и решили поступать в Военно-морское училище им. М.В.Фрунзе и стать командирами. В какой-то мере мои юношеские мечты осуществил мой старший сын: он стал инженером-кораблестроителем, закончив Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф.Э.Дзержинского. Но и мы с Борисом Костыговым, обучаясь военному делу, не отрешились от нашей мечты стать инженерами-кораблестроителями.
Примечания научного редактора
В 1927 году бывшее Морское инженерное училище (основание в 1798 году) называлось «Военно-морское инженерное училище». Именно в этом году ему было присвоено имя Ф.Э.Дзержинского.
Н.П.Египко перед поступлением в военно-морское училище, 1926 год
В училище уделялось большое внимание вопросам коллективного участия курсантов в различных кружках и обществах. И мы с Борисом решили попасть на заочное отделение в гражданский кораблестроительный институт. Случилось так, что преподаватели, работавшие в кораблестроительном институте, находились практически рядом, в здании Военно-Морской Академии на 11-й линии Васильевского острова, то есть через стенку, и нас разделяла только одна дверь. Официально обучение, выбранное нами, не разрешалось, но мы обратились с просьбой к начальнику учебного отдела училища П.В.Ганенфельду, и он помог: дал нам справку, что со стороны училища нет возражений. И нам разрешили обучение экстерном в кораблестроительном институте в вечернее время. Почти два года мы вдвоем изучали кораблестроительные дисциплины и сдавали зачеты и экзамены. Но недолго пришлось нам учиться экстерном. Командование училища узнало о наших занятиях, и начальник строевого отдела Н.Б.Павлович вызвал нас и стал убеждать, что наше обучение по кораблестроительной специальности нецелесообразно и является плохим примером для других курсантов. Просил бросить нашу учебу по гражданской специальности. В конце концов командование училища добилось нашего исключения из списков учащихся кораблестроительного института. Так и закончилась наша юношеская мечта стать кораблестроителями.
Н.П.Египко с товарищем учились на кораблестроительном факультете Политехнического института. Только в 1930 году этот факультет был преобразован в отдельный Ленинградский кораблестроительный институт, ныне — Санкт-Петербургский морской технический университет.
Четыре года моего обучения в училище им. М.В.Фрунзе прошли очень быстро. На всю жизнь запомнил я огромный величественный зал Революции, наши аудитории, картинную галерею с картинами Айвазовского и Боголюбова, компасный зал, плавательный бассейн и многое другое, совсем непривычное для нас, в основном детей рабочих, само здание училище на набережной Лейтенанта Шмидта, памятник великому русскому мореплавателю Крузенштерну напротив. Запомнился начальник училища Юрий Федорович Ралль, который был чутким человеком, высоко грамотным моряком и замечательным руководителем. Его огромной заслугой было стремление привить каждому из нас такие нужные и необходимые качества, как верность делу, ненависть к врагу, ответственность и инициативу, чувство товарищества и любовь к морю. Никогда не забудется начальник курса Николай Александрович Луковников, которого мы называли «Батя», и те преподаватели и воспитатели, которые отдавали нам свой опыт и свои знания.
Смирнов, Ю.Ф.Ралль (начальник училища с 1926 по 1930 г.), А.П.Гедримович, А.П.Белобров, Н.А.Сакеллари и Н.М.Аранов. - Там за Невой моря и океаны: История Высшего военно-морского училища им.Фрунзе /Г.М. Гельфонд, А.Ф. Жаров, А.Б. Стрелов, В.А. Хренов. - М. 1976.
После окончания училища в 1931 году я стал подводником. Из 118 выпускников училища 34 пошли служить на подводные лодки. Это был 9-й выпуск воспитанников Военно-морского училища им. М.В.Фрунзе. Я стал минером на подводной лодке № 8 типа «Барс» на Балтике. В мае 1932 года окончил обучение в Командных классах при Учебном отряде подводного плавания. И мне было присвоено звание специалиста-подводника Военно-Морских сил РККА. Это был первый выпуск созданных в Ленинграде в 1931 году курсов командного состава подводного плавания (подплава). Со мной их окончили Валерий Азаров, Иван Банков, Николай Виноградов, Магомед Гаджиев, Владимир Касатонов и другие прославившиеся в будущем офицеры. После окончания курсов я был назначен помощником командира подводной лодки L-55, которую построили в Англии. Она была потоплена в Балтийском море во время Гражданской войны и поднята в 1928 году. Затем были Дальний Восток и Тихий океан.
С февраля по ноябрь 1932 года Н.П.Египко служил минером на подводной лодке № 8 «Краснофлотец» (бывший «Ягуар») — одной из лодок типа «Барс», спроектированных под руководством И.Г.Бубнова еще до Первой мировой войны. Лодка была построена на заводе «Ноблесснер» в Ревеле и вступила в строй 12 октября 1917 года, в 1921-1923 годах прошла капитальный ремонт. В 1931 году уже устарела, но совершала учебные походы. Надводное водоизмещение 650 т, подводное — 780 т, надводная скорость хода 10 уз, подводная — 8,5 уз, вооружение — четыре 450-мм торпедных аппарата, одно 57-мм и одно 37-мм орудие, экипаж— 33 человека. В мае 1932 года Н.П.Египко окончил класс Учебного отряда подводного плавания и до ноября этого года служил помощником командира подводной лодки L-55, построенной в 1917—1918 году в Англии. В 1919 году, во время Гражданской войны и интервенции, она погибла, подорвавшись на мине во время боя с эсминцами «Азард» и «Гавриил». Поднятая на поверхность в 1928 году, лодка была восстановлена и 7 августа 1931 года вошла в состав Морских сил Балтийского моря. При надводном водоизмещении около 960 т и скорости хода 13,9/9,0 уз, L-55 была вооружена шестью 533-мм торпедными аппаратами и двумя 76-мм орудиями. Николай Павлович принимал участие в учебных походах лодки в кампанию 1932 года.
Ленинград памятен мне и тем, что здесь я не только получил высшее образование, но и начал служить на подводных лодках, а в 1955 году был назначен начальником Высшего военно-морского училища подводного плавания. В Ленинграде я нашел свою любовь, свою жену Любу, которая рядом со мной всю мою жизнь. Здесь родился мой первенец, сын Владимир.
Подводная лодка L-55, на которой Н.П.Египко служил помощником командира
На Балтике я сражался с немецким фашизмом. Перед Великой Отечественной войной была Испания, где я, будучи командиром испанской подводной лодки, боролся с зарождающимся франкистским фашизмом. В настоящее время я нахожусь в отставке. Мне уже за 80 лет. Но все, что было со мной за мою долгую жизнь, связанную с Военно-Морским Флотом, возникает и проходит передо мной с такой ясностью, как будто это было вчера. За 44 года службы во флоте я участвовал в четырех войнах, был ранен, контужен, тонул при гибели подводной лодки, но был спасен. Закончил службу я, как писал выше, в должности начальника Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола, прослужив в этой должности 12 лет. Предлагая вашему вниманию свои воспоминания, я надеюсь, что многие ситуации, изложенные в них, могут оказаться полезными для подрастающего поколения моряков-подводников и всех офицеров нашего флота.
В день свадьбы. Любовь и Николай Египко. Ленинград, апрель 1931 года
ТИХООКЕАНСКИЙ ФЛОТ
Путь на Дальний Восток
Поезд уносил меня на Восток. Расстояние между мной и Тихим океаном стремительно убывало. Там по постановлению правительства в 1932 году начали создаваться Морские силы Дальнего Востока. В купе нас было трое, трое молодых моряков — будущих командиров подводных лодок. Это я, Валерий Азаров и Михаил Федотов. Многие из нашего 9-го выпуска впоследствии были назначены на Тихий океан: на Дальнем Востоке создавался подводный флот, требовалась оборона восточных рубежей. Разные мысли приходили ко мне под стук колес мчавшегося поезда. На оконных стеклах мелькали отблески бегущих огней станций и встречных поездов. Перед отъездом, дома на Васильевском острове, я договорился с женой скоро встретиться всей семьей на Дальнем Востоке. Ведь в этом году родился мой старший сын Володя. Он был еще очень мал — всего один месяц, но я уже часто задумывался о его судьбе, о том, что его ждет.
* * *
Я знал, что еще в 1911 году Морским министерством России была разработана «малая» судостроительная программа, предусматривающая дальнейшее строительство подводных лодок. Лодки проектировались под непосредственным руководством видного ученого-кораблестроителя И.Г.Бубнова и конструктора Б.М.Малинина. Первые лодки, построенные при Советской власти, появились в Ленинграде в 1930 году. Это были корабли типа «Декабрист».
Б.М.Малинин участвовал в постройке лодок типа «Барс», но руководил проектированием уже при Советской власти. Именно под его руководством были созданы подводные лодки типа «Декабрист».
Потренировались, сняли норматив, продумали возможные ситуации. Приняли решение и встали на режим. Акустики замерили уровень собственных помех: есть ожидаемый результат! Однако через несколько часов обнаружилось, что греются станции управления электромоторов. Тут уж механики сами предложили и сшили из брезента рукава и подсоединили их к воздуходувкам системы водяного охлаждения, благо в хозяйстве Дудченко брезента из заводского «приданного» было достаточно. В таком малошумном режиме обошли вокруг г. Кин-Мей, где предполагалось наличие одного из приемных гидрофонов системы «SOSUS». В последующие сеансы связи, всплывая под перископ, проверяли по данным поискового радиолокационного приемника (ПРП), есть ли поиск — слежение самолетами Р-3С «Орион» или нет. Радиолокационных сигналов самолетных РЛС за весь поход ни разу не обнаружили. Я даже начал беспокоиться, исправен ли ПРП? Однако, когда вышли на трассы интенсивного судоходства, дальние сигналы судовых РЛС исправно фиксировали. Значит, ПРП исправен. По мере движения на юг вдоль Американского континента температура воды постепенно повышалась. На каком-то этапе пришлось отказаться от движения под электромоторами, а затем и от «самопротока» и включить ЦН ЯЭУ. Шумность лодки повысилась, но возросла общая шумность океана из-за близости судоходных трасс. Во всяком случае, признаков слежения за собой не выявляем. В один из сеансов связи получили с «берега» информацию, что через наш район в период... проследует одна из оперативных АУГ, следует в метрополию после смены из состава 7-го оперативного флота США. Скорректировали свое маневрирование, однако через пару суток в... дальней акустической зоне обнаружили групповую цель, и еще подправили свой маневр, чтоб разойтись с АУГ на безопасном от обнаружения расстоянии. Эпизод внес разнообразие в устоявшийся «уклад автономки», а то, кроме свиста, пения дельфинов, касаток и китов да щелчков других тварей подводного царства в динамике, от акустиков давно ничего не было слышно. Некоторое разнообразие вносили, правда, подводные обитатели, попадавшие в зону обзора подводных телекамер...
Да, были, однако, и еще довольно яркие и памятные события, даже с отметкой на теле. Точно не помню, в какие сутки похода, но уже на маршруте боевого патрулирования, я почувствовал некоторую боль в правом боку. Вполне терпимо, но решил лучше пожаловаться нашему врачу. Помял, пожал, терпимо. Сделали анализ крови. Через пару часов еще анализ. Док настаивает, нужна немедленная операция, диагноз — острый аппендицит. Пообсуждали с Агавеловым — что делать? Что делать, что делать! Оперироваться! На «берег» пока решили не доносить, что зря тревожить, все равно не помогут. Лег на операционный стол, благо на нашем проекте есть, хоть и маленькая, но операционная, не то, что на «дизелюхе» — стол в кают-компании. Георгий Юрьевич Шараевский операцию сделал прекрасно. Не шов, а шовчик. Почти каждый раз при медосмотрах в последующем врачи замечают: «Кто это вас так аккуратно оперировал?». Уже лет пять отвечаю: «Начальник медицинской службы ВМФ генерал-майор медслужбы Г.Ю. Шараевский, — и добавляю, — На глубине 150 м, но тогда он был старшим лейтенантом». В том походе Шараевский сделал три операции по поводу аппендицита, все мастерские, успешные, причем последняя просто героическая. Оперировался старшина команды гидроакустиков. Живот у молодца от гипотонии (в длительном походе в ограниченном объеме подводной лодки подвижность недостаточна) затянуло жирком, из-за этого операция затянулась, анестезия начала отпускать, надо было сделать дополнительный обезболивающий укол. И тут, надо же, во время укола над операционной раной шприц раскололся. Острый осколок шприца, прорезав резиновую перчатку, вонзился в ладонь хирурга! Шараевский с помощью ассистента (старшина 2-й статьи химик-санитар, жаль, фамилию не помню) левой рукой сам себе наложил швы, сшив рану вместе с резиновой перчаткой, повторил укол и успешно закончил операцию. Все операции были своевременны, на грани перитонита. Заспиртованные аппендиксы по приходу в базу представлены в госпиталь как доказательство. Послеоперационный период у всех без замечаний. Я же на третий день после операции уже был в центральном посту. Придя в базу, о профессиональном геройстве начмеда сразу доложил командующему эскадрой контр-адмиралу Спиридонову и представил его к награде. Г.Ю.Шараевский — единственный из нашего экипажа, кто был удостоен награды медалью «За боевые заслуги» за тот поход.
Наконец, пришел день и час, когда лодка пришла в конечную точку маршрута боевого патрулирования, и по отсекам радиотрансляция донесла радостную весть: «Легли на курс в базу!». Постепенно увеличили ход, дали ход второй турбиной, ввели в действие второй реактор. В центре Тихого океана уже шли средним ходом. К нашему удивлению, и на среднем ходу наша акустика умудрялась обнаруживать в ДЗАО и длительно сопровождать шумы винтов транспортов, идущих по трассам из портов Юго-Восточной Азии в Америку и обратно. За несколько дней до подхода к Камчатке получили с ЦКП ВМФ сигнал произвести учебный условный пуск ракет. После условной «ракетной атаки»— короткое донесение о «старте ракет» — это вторая весточка о себе за весь поход, мол все нормально, мы живы, идем домой. Первое сверхкороткое донесение о своем месте давали также по запросу с «берега» в середине похода. И больше «ни гу-гу». И вот «подходная точка», точка рандеву со встречающим кораблем в назначенное время, он себя обозначает работой эхолота. «Запрос — ответ» гидролокаторами по ЗПС... Можно всплывать. Перископ вспарывает волну... Вот он — СКР, бортовой №... — Продуть среднюю!.. Отдраен верхний рубочный люк. — Сигнальщика на мостик... Глоток свежего воздуха... Закружилась голова. Свежий ветерок нагнал слезу в глаза. Еще бы! 90 суток! А вокруг красотища! Небо и море синие, сопки зеленые, только снежные макушки вулканов сверкают на солнце белизной... Обменялись с СКР позывными, дал он «Следуй за мной», идем на вход в базу. Надводная часть корпуса лодки обсохла и оказалось, что она рыжая, зелено-рыжая, а была черная, как рыбья спинка. Это нас морские «огурцы» разукрасили, когда шли в теплых водах Куросио, видели мы их в подводные телекамеры. Ничего, отмоемся, почистимся. На мостике и в ограждении рубки радостный галдеж свободных от вахты. Смотрим друг на друга, лица и тела в свете яркого солнца бледные, даже синие. В лодке это не так заметно.
На входе в Авачу встречают «Три брата», три острые скалы, торчащие из вод. Ревун — «Боевая тревога! Проходим узкость!». Авачинская губа... Входим в бухту Крашенинникова, открываются взору пирсы, кормовые стабилизаторы лодок, базовые постройки, дома жилого поселка, там семьи... Дзынь-ынь-дзынь-ынь-дзынь, — забытый сигнал «аврала»: — По местам стоять, на швартовы становиться! На пирсе уже встречает небольшая группа командования, офицеры штабов дивизии и эскадры, оркестр. Под бравурные марши швартуемся. Подана сходня, схожу, докладываю командиру эскадры Спиридонову, комдиву Громову. В конце короткого доклада, как всегда: — ...Материальная часть исправна, личный состав здоров, готовы к выполнению любого задания Родины. Поздравления, рукопожатия... — Давай, строй команду, командир бербазы поросенка вручать будет. Отхожу, Спиридонов беседует со старшим на походе Агавеловым. Ясно, наверно, интересуется, как себя показал этот экипаж, командир. Построил на пирсе экипаж, кроме тех, кто у работающих механизмов, иду с докладом к командиру эскадры. Смотрю, изменился в лице Эмиль (так мы его за глаза звали), глаза суровые, губы плотно сжаты, сквозь зубы: — Что ж ты о ЧП не докладываешь? Пьянка с дебошем на боевой службе, а ты молчишь? Так, ясно, Агавелов сходу ляпнул «компроматинку», не мог дождаться конца торжественной встречи, «ложку дегтя в бочку меда», больно уж все хорошо у молодого да раннего... — Да я и не собирался скрывать. Больно уж не подходящий момент для фискального доклада. Мичман Дудченко флотской закалки не имеет, не выдержал, сорвался, стресс... Накажем. А, в общем, он баталер хороший, хозяйственный.
— Ладно, разбирайтесь... Пошли к экипажу. Поздравил. Несколько слов о делах в стране и на флоте, в эскадре, об общефлотском учении «Океан-73» и... — Благодарю за службу! Дружно: — Служим Советскому Союзу! — Ну все, лодку второму экипажу не сдавать, готовься к ответственному выходу по учению. Строй распустили. Флагспецы начали терзать командиров боевых частей, нач. ПО — замполита Задояна (наверно, «казнит» за Дудченко), а мы с комдивом Борисом Ивановичем Громовым отошли в сторону, перекур. — Отчет готов? — Готов. — Пока по данным флота поход скрытный. Представляй отчет, потом на совещании с командирами поделишься опытом, проведем разбор. Поход действительно был скрытный, может быть, единственно скрытный. Много лет спустя, встречаясь с начальником разведотдела флота капитаном 1 ранга Штыровым, и потом, когда он был уже зам. начальника штаба КВФ, мы много раз заводили разговор об этом походе, и он подтверждал это, в том числе и по данным агентурной разведки. А следил он за данной информацией особо.
Контр-адмирал Штыров Анатолий Тихонович.
К сожалению, я не знаю использовал кто-либо потом наш опыт или нет, планирование и осуществление походов РПКСН дело скрытное, государственное. Тем не менее офицеры оперативных отделов не заблуждались на предмет скрытности наших походов, так как советские лодки второго поколения были еще довольно шумны, а возможности развернутой американцами глобальной системы наблюдения за подводной обстановкой «SOSUS» в мировом океане были весьма сильны. Плюс к этому развитая система передового базирования оперативных флотов, десятки самолетов патрульной авиации «Орион» и многоцелевых подводных лодок создавали для скрытности действий наших подводных лодок серьезную проблему. Понятное дело, в случае глобальной войны лодки бы не остались один на один с системой «противолодочной войны» «вероятного противника», но в мирное время и в начальный период угрожаемого положения уклониться от обнаружения и слежения — это искусство.
СНОВА «ВОЕННЫЕ ИГРЫ» В ТИХОМ ОКЕАНЕ
Летом 1973 года нашему РПКСН «К-258» посчастливилось выполнить очень интересную задачу: произвести ракетную стрельбу залпом двух ракет по морскому полю. Как и обещал Эмиль, по возвращении из автономки нам предстоял ответственный выход в море. Итак, заменив у пирса РТБФ две боеголовки ракет на практические с инертными боевыми частями, выгрузив пару соседних в целях безопасности, в один прекрасный день июля вышли в океан. На борту старшим на походе командующий N-ской флотилией подводных лодок вице-адмирал Э.Н.Спиридонов. Пакет штаба флота с планом перехода в район огневой позиции распечатали перед самым выходом. Оказалось, что огневая позиция находится почти у самой американской военно-морской базы на острове Мидуэй! Спиридонов, конечно, об этом знал заранее, летал же в Москву на инструктаж по глобальному учению ВМФ «Океан-73». Мы же готовились только к практической ракетной стрельбе, которую так или иначе положено выполнять ежегодно по плану боевой подготовки, а что до дальнего похода, так раз корабль постоянной готовности, то мы всегда готовы к выходу на полную автономность.
Да-а, теперь стало понятно, почему это сам командующий флотилией идет с нами в поход. Та-а-к, огневая позиция «под носом» у военно-морской базы Мидуэй, а вот куда полетят ракеты — это пока секрет, полетное задание ракетам пока на перфокарте. И мы, пока соблюдая все меры скрытности, заданным курсом и скоростью бежим на юго-восток. Тем временем я на карте разработал «Решение командира на выполнение поставленной задачи», доложил командующему. Утвердил без возражений, хотя вопросы общетактического и оперативного порядка задавал. Наверно, прощупывал. Вообще Эмиль Николаевич вел себя на борту очень тихо и сдержанно, больше находился в моей каюте. Хотя один раз в сопровождении старпома обошел всю лодку, замполит при этом шел чуть впереди. По докладам обоих, старпома и замполита, командующий содержанием корабля и личным составом остался доволен. В заданный срок заняли район огневых позиций. Судя по всему, скрытность перехода не нарушена, «хвоста» нет, близких сигналов самолетных РЛС нет. Маневрируем в районе в ожидании сигнала на нанесение «удара» в основном на глубине минимально малошумной скоростью с «Параван-антенной», уточнение своего места по звездам совмещаем с сеансом связи и доразведкой на себя. Так в полной тишине ходим несколько суток. Когда придет сигнал? «Спиря», так мы его зовем меж собой, говорит, что тоже не знает. Но вот, в один из сеансов связи, когда мы были на перископной глубине, а экипаж был соответственно на своих боевых постах по боевой готовности № 1, вдруг пришел долгожданный условный «сигнал». Боцману командую нырять на стартовую глубину, а по «Каштану» докладываю себе в каюту: — Товарищ командующий, получен сигнал «...». Спокойный, хладнокровный ответ: — Действуй, я сейчас приду. — Ракетная атака!.. И т.д. В это же время готовлю РДО на «берег» о выполнении боевой задачи, шифровальщик сдает донесение в радиорубку. Доклад командира БЧ-2 и старпома о готовности ракет к пуску... — Старт! Лодка вздрогнула... Доклад из ракетного отсека:
— Ракеты вышли, замечаний нет. — Боцман, всплывай под перископ. Обе турбины вперед средний!... Обе малый... Стоп левая... — Глубина... метров. — Поднять антенну ВАН... Радисты, передать РДО! — РДО передано... И буквально в ту же минуту, как будто ждали: — Центральный, квитанция получена. — Боцман, ныряй на глубину... метров, обе турбины вперед малый, средний... И в эту минуту открывается переборочная дверь, в центральный пост входит командующий. — Что делаем? — Погружаемся на глубину... метров, развиваем полный ход для выхода из-под «ответного» удара... — А ракеты? — Они ушли. РДО тоже. — ..? Командующий недоуменно смотрит на свои часы. — У нас это быстро, ...дцать минут — и ракеты в воздухе. Экипаж отработан на сверхнормативную стрельбу. — Да, но донесение-то не надо было так быстро давать... — Товарищ командующий, я же действовал по боевым документам...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
О пожаре на ЭМ «Совершенный» в ноябре 1987 года уже написано. Я хочу вспомнить некоторые детали спасения корабля, которые, однако, оказались решающими. Именно спасения потому, что он мог или сгореть, или затонуть без помощи спасателей. Так как к моменту прибытия СС-21 в район работ «Совершенный» потерял 80% плавучести, руководитель спасательных работ начальник АСС ЧФ капитан 1 ранга Александр Жбанов дал команду прекратить лить воду в отсеки корабля. Он назначил офицеров штаба бригады ответственными за откачку воды из конкретного отсека эсминца. Мне с личным составом аварийно-спасательной партии было поручено откачать воду из 2-го котельного отделения с помощью водоотливного эжектора ВЭЖ-21. Александр Жбанов сказал: «Адамович, откачай воду или умри!» Я предпочел первое. Аналогично поступили другие офицеры штаба бригады. Одновременно с откачкой воды из отсеков личный состав спасательного судна СС-21 и 167 аварийно-спасательной партии 37 бригады спасательных судов, а немного позже противопожарного судна ПЖС-123 тушил пожар пеной. В результате комплексных, грамотных действий спасателей пожар потушили, воду откачали. СБ-4 отбуксировал эсминец в озеро Донузлав, а отстрелянные торпеды остались на грунте на глубине 62 метра. По заключению специалистов было принято решение три торпеды остропить и поднять, а одну взорвать. Проблем с поиском и подъёмом трёх торпед не было, с этой задачей успешно справился автономный подводный снаряд АС-10, которым управлял кап. 3 ранга Василий Маврин, заменивший штатного командира, находящегося в отпуске. Трудности возникли с подрывом торпеды. Выполнял поставленную задачу по подрыву четвертой торпеды СС-21. Закладывать заряд на торпеду послали одного из лучших водолазов-взрывников старшего мичмана Ивана Кутового. Ваня имел большой опыт подводных взрывных работ и эта работа была ему вполне по плечу. В первом ряду слева старший мичман запаса Иван Кутовой на подводной лодке проводит с водолазами тренировку по изучению аварийно-спасательных устройств пл, к лодке пришвартовано спасательное судно СС-21
Водолазы СС-21, в первом ряду второй слева Иван Кутовой
Спустившись на грунт, Кутовой доложил, что торпеда сильно заилена. Как всегда в сложных случаях связь с водолазом поддерживал я, без телефониста. Перед спуском под воду торпедисты флота проинструктировали Ивана, в каком месте закладывать заряд, ни в коем случае не касаться винтов торпеды. Винтов не было видно, они были в илу. Водолаз начал откапывать место закладки заряда и его как током ударило, по спине прошла волна, он коснулся винтов. И сам себя успокоил: спокойно, Ваня, торпеда на месте. Наверху тоже заволновались и скомандовали отдохнуть. Успокоившись, водолаз продолжил работу, откопал нужное место и закрепил заряд. Поднялся ил, видимость ухудшилась, с подъёмом водолаза не торопились. С улучшением видимости водолаз проверил чистоту шланг-кабеля и провода заряда, после чего начали подъём водолаза по режиму декомпрессии. Водолаз был по пояс в илу и в начале подъёма пришлось ему немного помочь - потянуть за шланг-кабель. Далее связь с водолазом осуществлял телефонист. Водолаза подняли на судно для дальнейшего прохождения декомпрессии в барокамере. СС-21 оттянулся от торпеды в расчетную точку и – торпеду взорвали. Эпопея с ЭМ «Совершенный» закончилась.