10 февраля нахимовцы 5 класса, начальник 1 учебного курса И.Б.Кряжев, педагог-организатор Н.А.Кузьменко, посетили мемориальный музей-дачу А.С.Пушкина, который был открыт в 1958 году в г. Пушкине (бывшем Царском Селе).
Музей расположен в доме постройки 1827 года, сохранившем до наших дней свой архитектурный облик. Здесь с мая до середины октября 1831 года поэт с молодой женой провел лучшие месяцы семейной жизни, общался с друзьями, принимал родных и близких, гулял по Екатерининскому парку и окрестностям Царского Села и написал такие литературные шедевры, как "Сказка о царе Салтане", "Письмо Онегина к Татьяне" и другие.
Прогулка в Удельном парке
10 февраля нахимовцы 7 класса под руководством педагога-организатора А.В.Сивкова съездили в Удельный парк на оздоровительную прогулку, во время которой катались с горок, лепили снеговиков, строили крепости из снега, играли в снежки, кормили белок и птиц. Хорошая погода, общение с природой, положительные эмоции и веселое настроение способствовали огромному заряду бодрости на предстоящую учебную неделю.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Дивизион тральщиков в полном составе уходил на отработку задач боевой подготовки. Дело было перед получкой, а потому комдив решил оставить на берегу дивизионного химика, с задачей оформить денежные ведомости и получить к приходу кораблей деньги. Химик подготовил все документы, и, соблюдая принятый ритуал, пришёл к начальнику штаба бригады на заверку ведомостей и прочих денежных документов печатью бригады. Начальник штаба был неплохим мужиком, но в этот день, что-то было не так. Он долго изучал денежную ведомость, водил пальцем по строчкам, затем медленно открыл сейф, достал из него печать, подышал на неё, осторожно сделал оттиск на денежной ведомости, а затем стремительным движением спрятал печать в сейф. Осталась не заверенной справка о движении личного состава, без которой финансовая часть денег не даст. Начштаба вскочил со стула, и куда-то ринулся по коридору. Химик ему вдогонку крикнул: «а справку о движении», на что получил ответ «всё равно не успею». Вернулись мы с моря, и получки получили эту историю.
Индивидуальный подход.
Мичман сверхсрочник, старшина команды мотористов, службу на тральщиках начал во время войны. Служить умел, службой был доволен, дело своё знал досконально, и в шестидесятые годы продолжал служить на тральщике. Мужчина он был плотного сложения, неторопливый, обстоятельный, по всем статьям положительный. По причине этой обстоятельности он был вечным секретарём партийной организации дивизиона. В команду мотористов, этого мичмана попал матросик из столичных приблатнённых мальчиков, и стал пытаться установить такие порядки, которые сейчас называются дедовщиной. В те времена таких мальчиков отправляли на службу в стройбаты, и на флот они попадали по ошибкам военкоматов. Тогда на каждого матроса заводилась «карточка взысканий и поощрений». У этого матроса было несколько карточек взысканий и на оборотных сторонах этих карточек ни одного поощрения. Мучался, мучался мичман с этим фруктом, а потом надумал обратиться за помощью к родителям, в надежде, что они так же намучились со своим чадом и дадут совет, как его привести в меридиан. Написал им письмо, снял копии с «карточек взысканий и поощрений», в письме подробно изложил, кто он такой и до чего их сын может докатиться, если и дальше будет так служить. Получает он ответ от папы этого фрукта, где папа слёзно просит выпороть сыночка, и обязательно узким ремнём и по голой заднице. Долго ждать исполнения папиного пожелания мичману не пришлось. Мальчик выкинул очередной ферт, и мичман вызвал его к себе в каюту на разбор полётов. Стоит этот приблатнённый индивид с независимым и даже гордым видом, ножкой пританцовывает и ожидает получасовой воспитательной беседы, как это было раньше, а про себя думает, «ничего-то ты мне не сделаешь, а твои воспитательные лекции, слышал раз двадцать, и плевал я на эту болтовню». Между тем мичман закрыл дверь каюты на ключ, положил его в карман, снял ремешок с брюк, зажал голову матросика между колен, и на оголённой заднице выразил всё своё возмущение поведением подчинённого. Тот дёргался, ругался, но здоровый мужик зажал его, , и со знанием дела полировал сидячее место. Закончив экзекуцию, сказал: «теперь наказания будут такими». Мичман открыл дверь, и матросик, поддернув штаны, пулей вылетел из каюты. Дивизион стоял у причала, что рядом со штабом и политотделом ОВРа. Вход в политотдел был от корня причала примерно в пятидесяти метрах. «Пострадавший» ринулся жаловаться на оскорбление его достоинства политработникам со свежими следами побоев на «лице». Уже через десять минут половина политотдела была на борту тральщика, и в каюте командира началось разбирательство. К такому повороту событий мичман был готов, потому к командиру пришёл с папочкой. Из папочки он выложил «карточки взысканий и поощрений» матроса, копию своего письма родителям, ответ родителей. При разборе этого происшествия командованием и политработниками был сделан вывод, что повсеместному внедрению данный метод воспитания не подлежит, однако в данном случае вполне оправдан. Мичман ещё долго служил на своём месте, а о дальнейшей службе матроса, неизвестно.
Под Новый год у нас действительно состоялся бал. Кудряшов разъяснил, что каждый может пригласить знакомую девочку. А те, у кого нет знакомых, пошлют приглашения отличницам женских школ. Фрол целый вечер писал письмо Стэлле и написал его без единой ошибки. Я послал пригласительный билет Антонине, а Юра — Хэльми. Послали билет и той девочке, Нине, с которой я танцевал во Дворце пионеров. В день бала паркет в большом зале был натерт до блеска. Монтеры протирали электрические лампочки и проверяли большую люстру. Мы примеряли мундиры и перчатки. Учитель танцев с каждым делал несколько туров вальса и показывал, как надо едва касаться рукою талии «дамы», как приглашать ее, как отводить на место. Он учил, как подойти к стойке и принести блюдечко с мороженым или бокал с шипучей водой гостье и не опрокинуть мороженое и не разлить воду на ее платье. Наконец, генеральная репетиция была закончена. В этот день все ели без аппетита, хотя обед был, как всегда, вкусный. Пробило семь часов. За окнами стемнело. В коридорах зажглось электричество. В зале оркестранты настраивали инструменты. Протасов осматривал мундиры, перчатки, носовые платки. В половине восьмого вспыхнул свет над парадным входом. Ярко осветился подъезд. Раньше всех пришел Зорский и отправился проверять оркестр.
Музвзвод и кадровая команда. В центре сидит начальник училища капитан 1 ранга Игорь Иванович Алексеев, сидит справа третий дирижер оркестра лейтенант Вартан Михайлович Барсегян.
— Рындин, встречать гостей! — приказал Кудряшов. Несколько офицеров в парадных тужурках, в крахмальных воротничках уже стояли под портретом Нахимова на главной площадке. Тяжелая дверь внизу то и дело раскрывалась. Некоторые девочки входили робко, предъявляли билеты и в недоумении останавливались, глядя на пушки, якоря и пузатые мины. К ним тотчас же подходил кто-нибудь из воспитанников или офицеров, здоровался, называл свою фамилию и приглашал в гардеробную снять пальто. Другие девочки вбегали веселой и оживленной стайкой, отдавали билеты, с любопытством оглядывали все вокруг и спрашивали, показывая на якоря, мины и пушки: — А это что? А это? Сняв пальто, они поднимались по широкому трапу и останавливались перед ярко освещенным портретом. Тут они уже не спрашивали, кто это. Даже девочки знали, что это Нахимов. Пришла и Нина из Дворца пионеров, я ее познакомил с товарищами. Фрол спустился в подъезд: — Она не получила письма, не придет... — Обязательно придет, — успокоил я друга. — Правду говоришь? — А зачем мне врать? — Дай честное нахимовское. Тяжелая дверь отворилась, вошла Стэлла и протянула билет. — Я опоздала? Я торопилась. Но мама решила завить мне волосы. Она скинула шапочку и черные локоны, сменившие на этот раз всегдашние косы, рассыпались по ее плечам. Стэлла крепко сжала в своем маленьком кулачке пальцы Фрола, затянутые в перчатку. — А где же Антонина и Хэльми? Не пришли еще?.. Не-ет, разве можно опаздывать? Фрол, какой ты важный в мундире! Не-ет, и белые перчатки!.. Музыка гремит! — воскликнула она весело. — Идемте танцевать! — и она быстро побежала вверх по парадному трапу.
— Вы можете идти, Рындин, — предложил Кудряшов. — Мы теперь сами справимся. Тут в вестибюль вошла Антонина. Я помог ей раздеться и проводил в зал. — Как дедушка? — спросил я ее. — О, он совсем веселый! Даже ходит со мной гулять на Куру. Он говорит, что теперь научился видеть ушами, и рассказывает, как плещется в реке рыба. Хотя танцевальная наука мне давалась нелегко, я не ударил лицом в грязь, а Антонина едва касалась моего плеча рукой, и я заметил, что на этот раз ее тоненькие пальчики не были выпачканы в чернилах. Повсюду горели огни и ослепительно сияли буквы «Н» на погонах мундиров и золотые погоны адмирала и офицеров, сидевших у стен в креслах. — Как хорошо! — говорила Антонина, раскрасневшись от танцев. — Мне тоже. Ты хочешь мороженого? — Да, хочу... Я прошел через зал к стойке и, стараясь не уронить и не разбить блюдечко, принес мороженое Антонине; скосив глаза, я увидел, что Олег угощает мороженым Хэльми, и она тараторит без умолку, а мороженое в это время тает у нее на тарелке, и Олег стесняется ей сказать, что надо скорее есть мороженое и поменьше болтать, а то оно все растает.
— Может, ты хочешь воды с кизиловым сиропом? — Хочу, — сказала Антонина. И мне доставило огромное удовольствие совершить еще одно путешествие через зал и принести большой бокал с двойной порцией вкусного кизилового сиропа. Все нахимовцы помнили уроки учителя танцев; они все время были начеку и раскраснелись от напряжения. Юра танцевал с Хэльми, а маленький Вова Бунчиков нашел худенькую и очень высокую девочку с тонкими, длинными, как у цапли, ногами и лихо скользил с нею в вальсе. В перерывах между танцами мы, хозяева, приглашали гостей осмотреть военно-морской кабинет, и они с любопытством рассматривали старинные корветы, фрегаты, современные крейсера и подводные лодки. Илико сообщал, что он будет подводником, другой хотел быть катерником, третий — минером. — А ты? — спросила Стэлла Фрола. — Сначала буду командовать катером, потом — эсминцем и крейсером. — Не-ет! — удивилась Стэлла. — Я буду много учиться, пойду в кругосветное плавание и привезу тебе обезьяну. — Не-ет! — Стэлла была в восторге. — Большую?
— Зачем большую? , вроде собачки. Большие — кусачие. — А крейсер, которым ты будешь командовать, — он большой? — Если поставить его на проспект Руставели, то он займет целый квартал. И мачты будут выше театра. — Не-ет! Даже выше театра! Они снова пошли танцевать. Юра пригласил Хэльми, Забегалов, Поприкашвили, Авдеенко — других девочек. — Чего ты больше всего хочешь в Новом году? — спросил я Антонину. — Победы. А ты? — Победы! Знаешь, когда война кончится, наше училище переведут в Севастополь или в Одессу. Построят огромный дом на берегу моря... — Да? Значит, ты из Тбилиси уедешь? — Ну, ведь сначала надо построить дом. — Теперь дома строят быстро! Я буду скучать. — Но ты тоже уедешь? — Еще не скоро. Сначала я кончу школу, четыре года в институте... А уж потом поеду выращивать цитрусы... Ты думал, мой папа никогда не вернется. Думал ведь, да? А я все же чувствовала, что вернется... Ты знаешь, я тебе скажу по секрету; у дедушки на мольберте стоит зашитая в холст картина. Он велел Тамаре зашить ее и никому не показывать. Ты видел? — Видел... В большой комнате, у стены.
— К деду приходили, просили, чтобы он показал ее на выставке. Но дед сказал: «Покажу, когда мы войдем в Берлин и война закончится нашей победой. Я жалею, — сказал он, — что не успел закончить ее». — «Но она совершенно закончена, — возразил приходивший к нему товарищ. — Это лучшее, что вы написали». — «Я тоже думаю, — отвечал дедушка, — что это было бы лучшим, что я написал в своей жизни. Товарищ из Союза художников сказал, что картину надо назвать «Он вернулся с победой». А я писал ее, — сказал дед, — когда было еще так далеко до победы!» И я не выдержала... Подошла Стэлла: — Бал кончается, все уходят. Я проводил гостей в вестибюль, так и не дослушав рассказ Антонины. — Приходи, — звала Антонина, надевая пальто. — И вы приходите, Олег и Юра, — просила Хэльми. Стэлла болтала с Фролом, пока не захлопнулась за ней тяжелая дверь подъезда.
* * *
Как мы выросли все: и Фрол, и Олег, и Юра, и Забегалов, и Илико! Только Бунчиков так и остался маленьким. Он был этим очень огорчен, но Фрол успокаивал, что подводнику быть высоким совсем неудобно. Наоборот, он должен быть маленького роста: тогда ни обо что не стукнется головой в своей лодке и не наставит себе на лбу шишек. — Вот такой, как наш Николай Николаевич, пожалуй, и в люк не пролезет! Ему только кораблем командовать: встанет на мостик — отовсюду видно. А ты погляди, Вова, на моего Виталия Дмитриевича: росточку малого, а поди ж ты — Герой Советского Союза! Кудряшов каждый день зачитывал нам . Глаза у него блестели, когда он читал, что наши войска занимают все новые города. Он попросил у адмирала разрешения нарушить на время установленный порядок и перенести обед на пятнадцать минут позже, потому что мы садились за стол в двенадцать, во время последних известий, и никто ничего не ел. Вечерами первый, кто услышит мелодичный звон в репродукторе — московские позывные, — немедленно бежал сообщить остальным: «Приказ, приказ!» Командиры рот разрешали нам не спать до вечерних последних известий.
Все это не мешало нам усиленно готовиться к испытаниям, так как на этот раз все хотели поехать на море; тем более, что мы больше не будем «пассажирами»: мы выйдем в море на своем корабле. Я получил письмо от отца. Он едет держать экзамен в Морскую академию, в Ленинград. Мама по дороге заедет в Тбилиси. Приезжал отец Юры, капитан первого ранга Девяткин, и долго беседовал с сыном. Юрина мать возвращалась из Сибири. В конце зимы мы совершили первый за весь год проступок. Вот как это произошло. Наш адмирал получил новое назначение. Юра утешал нас: мы встретимся с ним в Ленинграде, когда перейдем в высшее морское училище. — А он не забудет нас? — спросил я. — Ну вот еще! — возмутился Фрол. — Он никого никогда не забудет. Мы принялись вспоминать, как адмирал внушал нам, что курить, пока ты не вырос, вредно, как водил на парад, хвалил нас на вечере, читал рукописный журнал, учил жить по-нахимовски. За окнами темнело, в зале еще не были зажжены огни, когда адмирал вышел проститься. — Дорогие мои нахимовцы! — сказал он перед строем. — Полтора года мы прожили с вами; иногда ссорились, иногда не понимали друг друга, но всегда договаривались в конце концов, потому что я хотел, чтобы вы стали отличными моряками, а вы в свою очередь старались стать ими. Я уверен, что вы все пройдете тот путь, который приведет вас к командным постам на море. Путь этот не легок и не устлан цветами. Но пусть он усеян шипами, и пусть еще не раз вам придется столкнуться с трудностями. Почетно звание нахимовца, еще более почетно звание слушателя военно-морских училищ, в которые вы все, я уверен, придете, и звание офицера советского флота, большого флота, который строится и будет построен. Вы будете хозяевами этого флота. Не недоучками должны вы быть, а образованнейшими людьми, которыми сможет гордиться Родина. Мне жаль расставаться с вами, но я надеюсь встретиться со многими из вас в Ленинграде. Я не говорю вам «прощайте». До свидания, дорогие мои нахимовцы! До свидания, дорогие мои моряки!
Контр-адмирал Рыбалтовский Владимир Юльевич, начальник ВВМУ им. М.В.Фрунзе (04.1944-06.1947). - Из книги из книги В.М.Лурье.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Я не оправдаю ваших ожиданий, если вы хотите узнать, сколько получает Абрамович, Дерипаска или Максим Галкин. Их заработки – это явление во многом внеэкономическое и должно рассматриваться за пределами чистой экономики. Но даже рассуждения о том, кто сколько получает «на земле», т.е. простые рабочие в основных отраслях промышленности, дело нелегкое, потому что доступная российская статистика – дама весьма скромная и лишнего никогда не скажет. Вот, например, если бы не нью-йоркская компания Jassin O’Rourke, я никогда бы не узнал, хорошо или плохо в легкой промышленности.
Но сначала небольшое отступление на китайскую тему. Методика, используемая Jassin O’Rourke, позволяет разделить Китай на три части – внутренние районы, прибрежные развивающиеся районы и развитое побережье. В развитой зоне рабочий получает доллар в час, в развивающейся зоне – 0,8, а во внутренних районах Китая зарплата составляет половину от развитой зоны или столько же, сколько во Вьетнаме, Камбодже, Пакистане и т.д. Я позволил себе это отступление потому, что россиянин в легкой промышленности в 2008 г. (а других данных пока нет) получал ровно столько же, сколько платили китайцу в развитых районах. Стало быть, все рассуждения о какой-то сверхдешевой китайской рабочей силе – это блеф, и искать объяснение китайским успехам нужно в чем- то другом. По крайней мере, фактор заработной платы не может объяснить экономическое чудо Китая целиком, потому что у нас рабочие в легкой промышленности получают столько же, а чуда пока еще не случилось. Российская легкая промышленность платит рабочим в два с половиной раза меньше, чем в Литве, в четыре с лишним раза меньше, чем в Латвии и Румынии. В развитых странах легкая промышленность как производитель ширпотреба практически отсутствует. Если взять металлургию, то наши металлурги могут гордиться тем, что получают больше, чем их коллеги в Казахстане и Украине, но задуматься над тем, что им все равно платят в шесть раз меньше, чем американцам и англичанам и в семь раз меньше, чем шведам. Конечно, можно было бы перечислять другие отрасли промышленности, искать статистические данные, но результат был бы тот же: в России заработная плата находится на очень низком уровне. И даже тогда, когда зарплаты по российским меркам высоки или очень высоки, т.е. достигают 70-100 тысяч рублей в месяц, разрыв в заработной плате все равно не сокращается. Так, оператор современного автоматизированного станка, способный написать компьютерную программу изготовления детали, получает 70-80 тысяч рублей в месяц, но еще в начале 80-х прошлого века такой же оператор в США получал в месяц порядка 10 тысяч долларов. Опытный сварщик в России в день получает столько же, сколько в США сварщик зарабатывает за час. Конечно, есть профессии, где зарплаты устанавливаются индивидуально. К ним относятся личные водители, домашняя прислуга и повара, но общей картины это не меняет. Есть еще одна тенденция: чем меньше город и чем дальше он от Москвы или Петербурга, тем меньше будут заработки. В местах, где наем зависит от одного-двух предпринимателей, зарплата редко поднимается выше 10 тысяч рублей для мужчин и 5 тысяч рублей для женщин. Конечно, такая ситуация кого-то очень устраивает. Она законсервирована отсутствием профсоюзного движения, сопоставимого с Конфедерацией труда в Португалии или с профсоюзом государственных служащих Unison в Великобритании. Да и в США, где профсоюзы в 50-х годах прошлого века за свою «левизну» были разгромлены спецслужбами, многие сегодня, в дни кризиса, начинают жалеть, что профсоюзами охвачено не более 8% рынка труда. Наше государство, радеющее за абстракции гражданского общества, пока еще слабо поддерживает то, что осталось от профсоюзов, хотя ему трудно найти более лояльного и верного союзника. Именно профсоюзы могут контролировать выполнение конституционных и правовых норм предпринимателями, а также соблюдение технических регламентов, без которых нет смысла говорить об инновациях. Именно они будут стоять на страже интересов наемного труда, бороться с «черными» и «серыми» схемами найма и следить за тем, чтобы предприниматель строго соблюдал свои налоговые обязательства перед государством. Но пока следует с прискорбием констатировать, что боевых профсоюзов в России нет, и государство содействовать их появлению особенно не стремится. Инициатива «снизу» развивается слабо, и, как положено на ранних этапах, часто устремляется по пути саморазрушительного экстремизма. Но вернемся к заработной плате. Говорят, что если ее повышать, то: (1) на полках не останется товаров; (2) российская продукция станет неконкурентоспособной за рубежом; (3) возникнет гиперинфляция. Уже этого перечня достаточно, чтобы испугаться. Кому понравится перспектива пустых полок, сокращения экспорта и гиперинфляции? Но давайте вместо испуга немного пофантазируем. Давайте предположим, что государство решилось на то, чтобы одновременно (а не медленно, как это делается сейчас) увеличить пенсии и зарплаты бюджетников в 2,5 раза (сразу оговорюсь, что такое увеличение – это минимум, способный повлиять на характер внутреннего рынка). Увеличить не бонусы начальству, которое сейчас на бюджетные «сэкономленные» деньги покупает себе квартиры, автомобили и прочие предметы «первой необходимости», поощряя себя за «инновационное развитие», а именно заработную плату низовому звену – учителям, врачам, военнослужащим, офисным работникам и всем, кому сегодня ни машины, ни дачи никто из бюджетных средств оплачивать не собирается. Те, кто говорит про пустые полки, зря надеются, потому что не все понесут свои деньги в магазин. Есть еще банк, ипотека и множество дел для работников сферы услуг. Именно в этот момент появятся условия для развития малого предпринимательства. Потому что малое предпринимательство, в принципе, это не столько средство зарабатывания денег, сколько средство перераспределения денег между различными слоями населения. Но, я думаю, особенности малого предпринимательства следует рассмотреть отдельно, потому что это сама по себе весьма интересная тема. Здесь уместно лишь заметить, что малое предпринимательство напрямую связано с понятием постиндустриального общества, потому что, если отбросить всякую словесную шелуху, то постиндустриальная экономика – это экономика, в ВВП которой доля услуг составляет больше половины. А на долю малого предпринимательства как раз и должна приходиться львиная доля рынка услуг. Так что, если Россия хочет претендовать на место в клубе постиндустриальных стран, ей нужно развивать и развивать рынок услуг. Но экономическая сущность услуг такова, что человек может себе позволить приобрести услугу только тогда, когда он где-то уже заработал деньги. Поэтому плата за удержание зарплат на низком уровне – это недоразвитость внутреннего рынка и, как следствие, недоразвитость страны, которую мы сейчас можем наблюдать невооруженным глазом. Получается, что те, кто стращает Россию пустыми полками, на самом деле мешает её развитию и боится, что страна наша вдруг нечаянно разовьется. Тут существенней боязнь другого рода: если более щедро делиться с работниками наемного труда, то волей неволей придется поделиться с ними и властью, потому что власть и деньги коррелируют очень сильно. А это потребует изменения принципов «властной вертикали», а самой власти придется показывать более высокие интеллектуальные способности, чем те, которые допустимы при нынешнем положении дел.
Что касается российской конкурентоспособности на международном рынке, то, я уверен, вы никогда не слышали от них ссылки ни на одну конкретную отрасль, продукция которой станет неконкурентоспособной при повышении уровня заработной платы. Чтобы абсурдность этого заявления была еще больше видна, приведу лишь один факт: в структуре себестоимости доля трудозатрат сопоставима со средним уровнем энергопотерь в стране. Другими словами, если мы просто сможем не «расплескивать энергию по дороге», то зарплату уже можно повышать в полтора раза. Это значит, что повышение заработной платы заставит бережней относится к энергии и явится дополнительным стимулом к инновационному развитию, о котором так много говорит наш, выражаясь словами некоторых ученых, «политический класс». Теперь пришла пора порассуждать о гиперинфляции. Начну с самого неочевидного. В основе явления гиперинфляции лежит страх властной элиты, т.е. власть ощущает угрозу или повышение конкуренции со стороны других политических кругов и стремится «затушить этот пожар» пеной гиперинфляции. Как вы сами понимаете, к заработной плате это имеет весьма косвенное отношение. Другим источником гиперинфляции является хрестоматийный перегрев печатного станка, круглосуточно изготавливающего деньги. Но у нашей страны столько денег в эмиграции, что даже при частичной их репатриации про печатный станок можно вообще забыть. Наряду со станком, говоря о гиперинфляции, упоминают неудержимый рост цен. Но, если на рынке достаточно товаров и услуг, то рост цен может быть результатом только целенаправленной политики, например, систематического и безудержного повышение тарифов. Есть еще один аргумент против повышения заработной платы: где взять на это деньги тем предприятиям, которые уже сейчас «лежат на боку» и вынуждены то отправлять своих рабочих в неоплаченный отпуск, то заставлять их за смешную плату мести заводской двор или мыть окна в цехах. Это действительно сложная проблема, но, не повышая заработную плату, ее всё равно не решишь. Её решение приблизится лишь тогда, когда начнет развиваться внутренний рынок, не могущий обойтись без покупателя с рублём. Нас при этом должен согревать пример других стран, например, США, Англии, Швеции, которые взвалили на себя и безропотно несут это сладкое бремя повышенной зарплаты.
В конце 1950-х и начале 1960-х годов наши вожди подружились с арабами и стали, на свою голову, этот довольно мирный народ учить воевать. В Египет были проданы несколько эскадренных миноносцев и сторожевых кораблей, СКР. После перегона часть команд осталась на кораблях в качестве инструкторов. От этих мужиков несколько зарисовок для понимания в какую обстановку они попали. Экипажи кораблей арабы комплектовали из грамотных людей. А грамотные люди занимались торговлей, имели малые предприятия. Их мобилизовали, они вынуждены были согласиться, и вот первый день, когда корабль передан египетской стороне, подошёл к концу, и наши инструктора с удивлением обнаруживают что остались на корабле одни. Все арабы разбежались по своим лавкам. Арабское командование даже дежурной службы не назначило. Вышли в море на отработку стрельб из главного калибра. Корабль на боевом курсе, на горизонте буксир со щитом, приборы рассчитали данные для стрельбы, пристрелочный залп, и тут корабельный мулла возвещает, что время намаза. Все бросают свои дела, стелют коврики и начинают молиться и бить поклоны.
Кабальеро.
Кубинцам продали или подарили наши МПК. Группа кораблей выходит на учение. Один из командиров МПК не успевает к отходу корабля, и его после завершения учений начинают разбирать на партийном собрании, как у нас. Выяснятся, что офицер не в состоянии был во время покинуть даму сердца, за что его начинают пинать особо чувствительно. Офицер просит слово и говорит: «Я предан революции и Родине всей душой и всем сердцем, но только до пояса, всё что ниже, то моё!»
Летать - это не плавать.
Мой знакомый, командир морского тральщика, закончил работу на Новой Земле и собирался возвращаться в свою базу, когда к нему подошли два летчика из местного гарнизона с просьбой взять на борт и доставить на Большую землю. У мужиков начинался отпуск, и ждать оказии самолётом не хватало терпения. Командир спросил у летунов, как они переносят качку, на что они сказали, что в воздухе тоже качает и они привычные к этому люди. В сторону Мурманска от Новой Земли обычно ходят при плохой погоде на Святой Нос, а затем вдоль берега, а при хорошей, напрямую. Погода была хорошей, и тральщик шёл напрямую, в Полярный. На половине пути погода стала портиться и перешла в средненький шторм. Спускается командир с мостика обедать в кают-компанию, и перед ним происходит следующее действо. Открывается дверь старшинской каюты и на четвереньках человек пересекает коридор, направляется в офицерский гальюн, кладёт голову на унитаз и отдаёт дань Нептуну. Затем таким же порядком возвращается в свою обитель. После прихода тральщика в Полярный, пассажиры поблагодарили командира за доставку на Большую землю, и обещали больше никогда не ступать на борт всякого устройства, плавающего в воде.
