Я рассказал друзьям, как летел в Севастополь и каким видел море сверху, как выглядит город и где живут люди. Вова Бунчиков допытывался, видел ли я его дом. Он очень огорчился, узнав, что на улице, где он жил когда-то, ничего не осталось, кроме развалин, и принялся расспрашивать, пришли ли с эскадрой «щуки». — И «щуки» шли и «малютки», — отвечал я, потому что знал, что одни подводные лодки называются «щуками», а другие — «малютками». — Папа тоже служил на «щуке», — сказал Вова грустно. Забегалов все добивался, видел ли я «Серьезный». Авдеенко, широко раскрыв глаза, слушал. Меня заставили прочесть вслух все, что написано в газете об отце, Русьеве и Гурамишвили.
— А теперь они пошли на . — Счастливцы! — позавидовал Фрол. — А золотые звездочки они получили? — Нет, они их получат в Москве, в Кремле, как вернутся. — А адмирал, говоришь, их расцеловал? — Да. — А капитан первого ранга? — Он подарил нам ленточки. — Гвардейские?! — ахнул Фрол. Конечно, мы не имели права надеть гвардейские ленточки на свои бескозырки. Но все рассматривали их с завистью. И Фрол несколько раз примерял перед зеркалом свою ленточку, а потом бережно ее спрятал. Пришел Кудряшов и спросил, не видел ли я «морских охотников». Я сказал — видел: они стояли у пирса. Сурков поинтересовался, не пришла ли в Севастополь его «Буря». А Протасов спросил, что я слышал о куниковцах. — Куниковцы уже не в Крыму, они на румынском берегу.
Только в течение 1944 г. флот уничтожил 104 транспортных судна врага общим водоизмещением свыше 135 тыс. тонн и 105 боевых и вспомогательных кораблей. С помощью советского флота высаживались десанты в порты Румынии и Болгарии
— А моего отца видел? — спросил Поприкашвили. — Подводник с густой черной бородой — второй такой бороды ни у кого нету. — Нет, не видел. — А моего? — спросил Юра. — Нет. Разве он в Севастополе? — Должен быть в Севастополе. Только «отбой» заставил нас разойтись по койкам. На другой день Авдеенко отвел меня в сторону: — Послушай, Никита, что я скажу: я хочу поехать на флот. — Из любопытства? — Нет, не из любопытства! Ты поможешь мне подготовиться к испытаниям? Я ведь многое запустил. — Помогу, конечно. Но ведь раньше ты говорил, что тебе все равно, поедешь ты или не поедешь. — Теперь мне не все равно! — сказал Олег горячо. — Веришь? — Верю.
* * *
Лучший по успеваемости класс, 1944 год.
Я выдержал испытания на пятерки. Да и почти весь класс подтянулся и вышел к концу года с честью. Особенно нами был доволен капитан второго ранга Горич. Но и остальные преподаватели нас хвалили. Историк сказал: он надеется, что «уважаемые и почтенные» его ученики «и дальше будут такими же молодцами». Учительница русского языка похвалила Авдеенко за хороший слог. Для Фрола она приготовила сюрприз: отдавая тетрадь с сочинением, под которым синим карандашом была выведена четверка, она сказала, что впервые в жизни встречает столь упорного человека и надеется, что впоследствии он, как адмирал Макаров, будет автором ученых трудов, а пока, на память о его первых шагах, она отдает ему его первый опыт. И учительница, так мило и тепло улыбаясь, что Фрол никак не смог на нее обидеться, протянула ему аккуратно сложенный листок его первой диктовки. И Фрол не бурчал в этот раз и не обозлился, а тоже улыбнулся, щелкнул каблуками и сказал: «Спасибо». Он доказал, что одолеет, если захочет, даже грамматику, дававшуюся ему с таким трудом. После испытаний у нас был концерт. На этот раз выступали артисты. Потом был объявлен список тех, кто поедет на море — на флот — для ознакомления с кораблями. — «Руководитель группы, — читал Кудряшов, — капитан второго ранга Горич. Его заместитель — капитан третьего ранга Сурков. Воспитанники, удостоившиеся посетить флот: Авдеенко, Бунчиков, Живцов, Забегалов...» Я не слышал других фамилий, пока он не произнес: — «...Поприкашвили, Рындин...» И хотя я и до этого был твердо уверен, что поеду на флот, я чуть не закричал на весь зал «ура» от счастья.
* * *
В воскресенье перед выходом в лагерь мы собрались в последнее увольнение. Фрол предложил пойти к Стэлле и позвал с собой Юру. — А может, возьмем и Олега? — сказал он. Мы согласились. Стэлла увидела нас в окно и, выскочив нам навстречу, закричала: «Папка, папка! Это Никита, и Фрол, и еще я не знаю, кто с ними!» — Не-ет, как я рада! — говорила она, пожимая нам руки. — Антонина, где же ты, генацвале? Смотри, кто пришел! — Никита, мы только вчера тебя с дедушкой вспоминали! — кинулась ко мне Антонина. Я передал ей письмо и сказал, что Серго опять ушел в море. Фрол, отставив ногу назад, полез в карман и как только мог торжественно заявил: — Помнишь, Стэлла, ты писала в письме, чтобы я не приходил к тебе без пятерок? Так вот, чтобы ты не задавалась, я принес тебе свои отметки. Стэлла засмеялась и откинула за плечо косу: — А я знаю твои отметки! — Откуда? Тебе кто сказал? — спросил Фрол, наступая Юре на начищенный ботинок. — Твой начальник. — Какой? Старшина Протасов? — Да нет же! Начальник. — Кто? Старший лейтенант Кудряшов? — Ах, при чем тут старший лейтенант, я не понимаю! Разве адмирал — не начальник?
— Адмирал?.. — растерялся Фрол. — Не-ет! Какой ты непонятливый! — засмеялась Стэлла. — Он шел по улице, такой важный, серьезный, погоны — как у генерала. Я подошла к нему и спросила: «Товарищ адмирал, скажите, пожалуйста, у вас учится Фрол Живцов?» — С ума сошла! — ужаснулся Фрол. — А он что? Рассердился? — Зачем? Остановился, улыбнулся и говорит: «Да, у меня, в Нахимовском. А ты, девочка, знаешь Живцова?» — «Знаю, — говорю, — он мой большой друг». — «Вот как! — отвечает твой начальник. — И давно вы с ним дружите?» — «С весны, — говорю. — И я ему сказала, чтобы он не ходил к нам, раз учится плохо и за плохую дисциплину с него сняли погоны и ленточку». — «Вот так девочка! — сказал адмирал, а сам улыбнулся. — А тебя как зовут?» — «Стэлла». — «Красивое имя. И косы у тебя замечательные! Так вот что я тебе скажу: твой друг Живцов молодец и стал учиться отлично. Отлично, понимаешь? И я его посылаю на корабли. Ты довольна?» — «Я так рада!» — сказала я. А потом мы попрощались за руку, и я пошла в школу. Я оглянулась — он все стоял и смотрел мне вслед. И он совсем простой, хороший адмирал, ну, как мой папа. Или как дедушка Антонины. — Стэлла, веди своих друзей скорее в дом! — позвал с порога Мираб. — Четыре моряка в моем доме! — радовался он. — Маро, Маро, принимай гостей, голубка! Через несколько минут мы сидели за накрытым столом в прохладной комнате и Мираб угощал нас чурчхелой и разбавленным водою вином. — Это очень полезно, — убеждал он. — Натуральное кахетинское, чистый виноградный сок, утоляет жажду. Юра и Олег чувствовали себя так, будто они уже не первый раз в гостях у Мираба. Говорили о театре, о море и о том, что Гоги, брат Стэллы, воюет далеко на западе. А Мираб, подняв стакан за моего отца и отца Антонины, ни словом не обмолвился о том, что они пропадали и нашлись: он знал, что отец Фрола никогда не вернется.
Потом отец с дочерью спели нам «Цицинатэллу», «Сулико» и много других грузинских песен. Песни были то печальные, то веселые, но все красивые и мелодичные. И когда я сказал: «Жаль, что нет скрипки, а то бы Олег нам сыграл», Стэлла переглянулась с отцом, он кивнул, и она, открыв шкаф, достала потертый футляр. В футляре оказалась старенькая скрипка. — Это скрипка нашего Гоги, — сказал Мираб. — Возьми, поиграй! Может, она не так хороша, как твоя, но все же отличная скрипка. — Вы пойте, я вам буду подыгрывать, — предложил Олег. — Бесподобно! — одобрил Мираб. — Вот так нам всегда подыгрывал Гоги! И они снова запели «Сулико», и Олег очень быстро подхватил мелодию песни, и мы слушали, долго слушали, а соседи стояли под окнами и тоже слушали, как поют отец с дочерью и как им вторит скрипка их Гоги. Потом мы отправились в Муштаид, где два раза прокатились в пионерском поезде; сидели на берегу Куры. — Мы уезжаем в лагерь, — сообщил я девочкам. — А я еду в Хашури, к бабушке, — сказала Стэлла. — А ты, Антонина? — Я поеду в Сухуми. Там живет мой дядя, ученый; он скрещивает мандарины, лимоны... — И фейхоа?
— Фейхоа — не цитрус, но у дяди в саду есть и . Знаешь, как она растет? Зеленый огурчик на кустах... Когда я окончу школу, я пойду в институт. И буду, как дядя, добиваться, чтобы у меня вырастали мандарины со сладкой кожицей — их можно будет есть целиком. И сладкие лимоны. Папа сказал, что это очень хорошая специальность. — А я, — сказала мечтательно Стэлла, — буду водить электровозы. Ты слышал о Сурамском перевале? Высокие горы, ветер, снег, буря — электровозу все нипочем. А еще, знаешь, есть высоко над Боржоми, в горах, — Бакуриани. Сейчас туда ходит обыкновенный поезд, плетется на гору три часа. А мы будем за двадцать минут на вершине! Не-ет, как это здорово, понимаешь? Внизу — жара, внизу пьют воду со льдом, а наверху — на лыжах катаются, понимаешь? Бакуриани... — А меня на электровоз ты возьмешь? — спросил Фрол. — Конечно! А ты меня — на свой катер? — Ну, нет! Женщинам на катере быть не положено. — Даже мне? — И тебе нельзя. Запрещено, понимаешь? — Не-ет, как несправедливо! Тебе на электровоз можно, а мне на катер «не положено». Почему? Все засмеялись — так смешно Стэлла осудила несправедливость.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Закончились, наконец-то, все праздники января. Страна втягивается в работу. Жизнь входит в привычное русло. День за днем наполнены событиями мировыми, политическими, культурными…шоу-бизнеса… от которых мысли мечутся в голове, как пчелы в потревоженном улье. Больше негативные, тревожные. Судишь о них со своей «колокольни» прожитых лет, переживая, горестно вздыхая , потому что не приучен жить « добру и злу ,внимая равнодушно», потому что для тебя чужой беды, боли не бывает. От того и не находишь покоя. Пытаешься загрузить себя домашними делами, преодолеваешь возникающие трудности, находишь решение насущных проблем, планируешь что-то наперед..., но мысли точат. И куда от них денешься, если в мире нашей действительности факты «кричат» о кризисе нравственности, морали, ценностей. Лживости. Фальши. Двойственности. Подлости. Лицемерии… От этого всего прямо-таки «корчится» и вздрагивает душа. ДУША ? А что такое душа ? Голова, мозги – как растревоженный улей. Нервы - натянуты, вздыблены. Чувства - волнение, стрессы. Эмоции - тихая ярость, гнев, раздражение, страх… Вроде как-то ясно. А что же такое , к примеру, «израненная « ДУША ? Почему « стрелы пронзают плоть, а злые слова – душу « ? Задумалась я об этом не сегодня. Ну, жила, как очень многие с открытой душой ( приветливо, быстро сходилась с людьми ) . Профессию выбрала по душе. Всей душой отдавалась работе. В семье жили душа в душу. В друзьях искала прежде всего родственную душу. Отводила душу в разговорах с ними обо всем, даже самом личном, что накапливалось в душе. . В гостях была душой компании. Любили петь задушевно, под гитару песни Юрия Визбора , Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Расула Гамзатова ( это специально для мамы, ее любимой песней была « мне кажется порою, что солдаты…» )… Радостно было на душе от успехов дочки-отличницы ( в школе и в институте ), хотя никогда не стояли у нее над душой. Души не чаяли во внучке. Старалась не брать греха на душу. За столом в еде и питье душа знала меру. Не любила лезть в душу людям, если видела, что у них нет желания говорить откровенно по душам. Боже, как болела и страдала душа, когда долго не было известий от детей и самых близких. Бывали в жизни случаи, когда душа уходила в пятки. Училась всю жизнь прощать не на словах, а прежде всего в своей душе ( хотя наука это не простая, если честно, то и сейчас это не всегда выходит ). А открыла это слово, как-то заново, со многими оттенками по случаю. Заболела, да так, что оказалась в институте сердца. Я вот такая, если что-то с самочувствием не так, не тороплюсь к врачам. Жду, когда организму надоест болеть и он сам начнет побеждать. Правда, бывают случаи, как в тот раз, что ждать « как бог на душу положит» оказывается не очень полезно. Режим – врачи определили - « не вставать «. Скучно. Грустно. Друзья перед этим событием прислали видеокассету с песней : « надо верить, надо ждать, думать только о хорошем…». Но хорошие мысли « на собрание « не торопились. Тогда я, вспомнив о мобильнике, в котором есть функция радио, наушники в уши и начала слушать « шансон» , «Русское радио «… Внимательно так, вслушиваясь в тексты. И вдруг заметила, что в песнях очень часто используется слово « душа» во всем ее « прилагательном и сказуемом « многообразии. Начала записывать. И такая яркая « картинка» открывалась , если начинала прочитывать записанное. Какое же это ОБЪЕМНОЕ, МНОГОГРАНННОЕ слово. Как можно, используя его, тонко выразить чувства, эмоции, характер, образы, ощущения, волнение, благодарность, любовь..., словом, что твоей душе угодно. Судите сами. Это строки из песен, которых « не задушишь, не убьешь…» Как запомнилось: « … и одиноким вечером, вдруг спуститься на плечи нам печаль души, когда ты далеко…» « … стареет тело. Никогда, слышишь ты, никогда не стареет душа «…, « … алюминиевый крестик защити и сохрани у сердца, когда душа сгорела, как уголек дотла «…, «… душа исцеляется, если песня звучит «…, « распахнул свою душу дотла …», «… улыбнись, даже, если душа поцарапана, улыбнись, и тогда душа заживет…» ( с неповторимой улыбкой пел Витас ), «… наладил нам душевные мосты…», «… но не спеши с любовью расставаться, постой у зеркала души…». А , как пронзительно звучат строки в песне Олега Газманова : « господа офицеры, как сберечь вашу веру? На разрытых могилах ваши ДУШИ ХРИПЯТ. Что ж вы, братцы, наделали ? Не смогли уберечь их, и теперь они вечно в глаза вам глядят…» Сколько бы раз не слушал, все равно задевает самые тонкие струны души. «…Кружит метель в душе моей давно…» - это поет А.Буйнов. « А ты гуляй, душа…», « если есть в душе покой…» , « Чтобы тело и душа были молоды…», « Душа болит, а сердце плачет…» . « Запорошенная душа …», « А у скрипки душа наизнанку …» Душа мелкая, алчная, молодая, большая, возвышенная, беспокойная, разумная, чужая унылая.., словом, как тут не согласишься, что « у нас так много слов для состояний души, и так мало для состояния тела « ( это давным-давно отметил Ж.Моро ). О стихах даже и говорить не буду. Можно « утонуть « в их количестве, не успев подать самого тревожного, рвущего нервы и чувства сигнала « спасите наши души «. Позже услышала несколько передач по телевидению о том, что такое душа с точки зрения науки. Не буду пересказывать. Хотя записывала кое-что на память, поскольку это запало в сферу моего интереса. Не хватит у меня слов ( да и не стремлюсь я к этому ) даже пересказать что-то о переселении и бессмертии душ. О возможности наступления эпохи бездушных людей ( а уже есть и в наше время такие ) , о грехах своих и чужих душ, об астральном мире, где живут души, о том, что не только смогли увидеть и запечатлеть « душу», покидающую человека, но и измерить ее вес... ( « Выдержит ли все эти знания твой ум, твоя душа, и, наконец, твой бренный человеческий организм « ? - не знаю, кто это сказал, выписала при случае , но честно признаюсь – не выдержит, если не поделюсь этим с кем-то ) . Просто удивилась , узнав, что душа весит всего-то 21 грамм !! Боже, какая она маленькая ! И почему-то не может моя душа согласиться с этим бесспорным научным фактом. ОНА ЖЕ БОЛЬШАЯ. Но тонкая. Трепетная. Хрупкая. Ранимая. Чистая. Честная. Теплая. Тонко чувствующая… Сколько пословиц про нее, мудрых, подмеченных в жизни: душа на месте, когда вся семья вместе. Над душой никто не властен. Богатому душа дешевле гроша…. Храм души вмещает всю неизмеримую глубину эмоций , чувств, ощущений : свет, нежность ,гордость, восторг ,радость, доброту, любовь, надежду, веру, терпение, мужество, стойкость, героизм, прощение…гнев, ярость, бессилие, разочарование, черствость, боль, муки… Да и каждый может продолжить эти определения душе, если захочет. Ведь душа обязана трудиться и день, и ночь. И день, и ночь…» В нашей повседневной жизни много забот. И среди них есть еще одна : позаботится о душе. Обещала, вроде, не залезать в море стихов. Но моя душа запросила стихи. Не могу ей отказать. Выбрала ( из интернета, чтобы поделиться ими для родственных душ : « Подберите слова или дайте им литься из сердца. Их не нужно беречь, оставлять про запас , на потом… Вы поймете меня, когда кто-то сумеет согреться, а искра пары слов путеводным вдруг станет костром… Не храните эмоций, дайте вашей ДУШЕ распахнуться ! Разожмите ладошки, пусть чувства свободно летят. Ведь они, полетав, обязательно в ДУШУ вернутся, приумножив все доброе в сто или тысячу крат… Мир простой и безумный… Вы не будьте к нему так серьезны! Пред вами все ноты…давайте сыграем на три… .Подставляйте ладони, когда с неба вам падают звезды. Зажигайте те звезды, что светятся в Вас изнутри ! «
Воспоминания бывшего начальника медицинской службы подводной лодки «Б-36» подполковника медицинской службы в отставке Буйневича Виктора Ивановича о недостатках санитарно-гигиенических условий обитания на подводных лодках 641-го проекта и их влиянии на жизнедеятельность экипажа при походе «Б-36» на Кубу.
При строительстве дизельных торпедных подводных лодок 641 проекта в конце 1950-х годов, безусловно, предусматривалось, в первую очередь, размещение боевых средств, механизмов, агрегатов, средств, обеспечивающих плавучесть подводных лодок и т.д. Вопросам обеспечения жизнедеятельности людей на ПЛ, по-видимому, не придавалось большого значения. Во время автономного плавания ПЛ в океанских и морских просторах численность экипажа порой составляла от 80 до 90 человек. Их надо было разместить, накормить и обеспечить хотя бы минимальными бытовыми условиями. С медицинской точки зрения санитарно-гигиенические условия обитания на ПЛ совершенно не отвечали нормативным требованиям. Это практически не замечалось при плавании в прибрежных водах Севера длительностью до 10-15 суток, но при автономных плаваниях в течение 3-х и более месяцев экипаж испытывал очень большие неудобства, которые отрицательно сказывались на состоянии здоровья. Штатных спальных мест не хватало, люди после вахты отдыхали на торпедах, агрегатах и в трюмах. Недостаточное количество гальюнов (туалетов), умывальников и , большой дефицит пресной воды не позволяли соблюдать на ПЛ санитарные требования.
В надводном положении или при нахождении лодки под РДП (работе двигателей под водой на глубине до 5-9 метров), все помещения ПЛ принудительно вентилируются и недостаточное количество свежего воздуха практически не ощущается. Другое положение на ПЛ складывается при ее длительном нахождении под водой. При нахождении ПЛ под водой более 4-6 часов ощущается недостаточность кислорода, температура в отсеках повышается за счет работающих механизмов и температуры заборной воды, жизнедеятельности людей и пр. На ПЛ имеются агрегаты (забыл их название) для сжигания водорода, который взрывоопасен при концентрации в атмосфере более 4%, и регенерационные установки, которые выделяют большое количество кислорода и сжигают углекислый газ. Приборов и агрегатов для «утилизации» бытовых газов, запахов людей, паров электролита от аккумуляторных батарей и других газов и паров на ПЛ не имеется. Этими газами и парами пропитывается одежда людей, постельное белье и особенно пробковая крошка, которой покрыт корпус ПЛ с внутренней стороны. Причем этот запах специфический, стабильный и не безразличный для живого организма. Всегда вспоминаю случай, когда ПЛ проходила СБР (размагничивание) вблизи берегов Кольского полуострова. Свободные от вахты матросы ловили рыбу закидушками на леске с крючками (тройниками). Одна из чаек на лету поймала наживку (кусочек рыбы) и с криком была вытащена на палубу ПЛ. Матросы освободили ее от крючка и принесли мне во второй отсек внутрь ПЛ для оказания медицинской помощи. Травма, полученная чайкой, была не опасная, тем более не смертельная, в области клюва, однако она не рвалась из рук на волю, а через 10-15 минут «закатила» глаза и умерла. Мы все изумлялись и жалели ее.
При подготовке ПЛ к длительному автономному плаванию на лодку в ящиках всегда загружалась свежая картошка, которая расходовалась в течение 1,5-2 недель. При этом в первые 4-5 суток внутри отсека летали мелкие мошки (по-видимому, дрозофилы), а потом исчезли. На ПЛ нет грызунов (крыс), которые хорошо уживаются на надводных кораблях. По-видимому, кроме людей и тараканов (вечных корабельных спутников), никакой живой организм на ПЛ выжить не может. Из-за высококалорийной пищи подводников (стоимость суточного автономного пайка составляла в ценах 1955-1965 годов 3 рубля 75 копеек, для сравнения - солдатский паек в это время стоил 1 руб. 01 коп.); четырехразового питания, малой физической нагрузки и двигательного режима у подводников снижена перистальтика кишечника, практически они все страдают запорами в разной степени (в норме человек ежедневно должен сходить по «большому» в туалет), поэтому в рацион подводников во время плавания более 7 суток предусмотрен ежедневный прием 50,0 мл вина, причем любого, кроме водки, коньяка и шампанского. Вино выдается для урегулирования работы желудочно-кишечного тракта. В Вооруженных Силах СССР существовал (возможно, существует и сейчас) у солдат обычай считать количество выпитых компотов до приказа Министра обороны о демобилизации военнослужащих срочной службы из рядов ВС, а у подводников - количество съеденных «птюх». «Птюха» - это стандартная булка белого хлеба, разрезается вдоль и поперек на 4-е части - выдается на завтрак для четырех матросов. Сверху «птюха» намазывается сливочным маслом, накладывается сыр, колбаса, возможно, вареное куриное яйцо или рыба (лучше семга) с таким расчетом, чтобы высота хлеба и «надстройка» на него были равные по толщине (высоте). Негласно среди подводников-матросов происходит соревнование - кто из них и за сколько укусов скушает эту «птюху». «Рекордсмен» - победитель на нашей ПЛ съедал «» за восемь укусов.
Однажды при загрузке продовольствия на ПЛ, у трапа стоял матрос-часовой в кожаном тулупе (была зима) с карабином на плече и я ему предложил вскрыть любую банку (мясную, рыбную, галеты и пр.) для подкрепления, он мне ответил: «Доктор, я сегодня утром скушал, вернее, «рубанул» две птюхи, так что кушать не хочу», при этом один кулак положил на область желудка, а другим кулаком стукнул по нему, как будто бы молотком забивал гвоздь. Фамилию матроса я уже не помню, но это был коренастый молодой человек крепкого телосложения и невысокого роста. Любой человек потеет, а подводники тем более - иногда пот льется «просто градом», очень обильно, а душ при плавании на дизельных ПЛ принимать регулярно практически невозможно - пот на теле человека взаимодействует с микробной флорой тела, которая у каждого человека различная, при этом выделяется газ и образуется запах различного оттенка, довольно неприятного, преимущественно он концентрируется в подмышечных впадинах, пупке, промежности, паховых областях и особенно между пальцев стоп и пр. У подводников для гигиенических целей предусмотрена выдача спирта для протирания вышеуказанных областей тела (норму уже забыл). На 8-10 сутки плавания доктор (а меня на ПЛ иначе и не называли) вместе с вестовым матросом в любую емкость (чаще всего в большой чайник) нарезали салфетки и обильно заливали 70-ти градусным спиртом. Обычный 96° спирт разбавляли до 70°, потому что 96° спирт дубит кожные покровы и глубоко не проникает, а 70° проникает глубоко и не дубит кожу. В медицинской практике используется преимущественно 70° спирт. Вестовой разносил эти салфетки по отсекам, раздавал членам экипажа без ограничения один раз в неделю, люди полностью ими протирали тело. В это время каждому подводнику выдавалось одноразовое белье (трусы, рубашка) и постельные принадлежности (наволочка, две простыни и полотенце). Использованное белье применялось как ветошь для протирки механизмов и приборок.
Вся эта морская подводная «романтика» экипажем ПЛ переносилась относительно легко при плавании ПЛ 641 проекта в северных широтах, где низкие температуры забортной воды и воздуха позволяли поддерживать температурный режим внутри ПЛ более-менее «комфортным». Совершенно другая обстановка для экипажа ПЛ 641 проекта складывается при плавании в южных и тропических (условиях) широтах. Так, в октябре 1962 года подводная лодка Б-36 под командованием капитана 2 ранга А.В.Дубивко в составе бригады дизельных подводных лодок участвовала в, так называемом, Кубинском кризисе - скрытно форсировала несколько противолодочных рубежей стран НАТО, прошла от Кольского залива до берегов Кубы. Северные широты «встретили» нас (ПЛ Б-36) попутными шквальными ветрами и большими штормами. Высота морской волны порой достигала высоты до 30 метров. Внутри ПЛ все, что было ненадежно закреплено, летело кубарем. Люди устали, некоторые отказывались от приема пищи. Атлантический океан встретил нас «тепло» - температура морской воды была +25-30°С, надводные корабли США и другие морские и воздушные суда не давали возможности всплыть на поверхность и провентилировать помещения ПЛ. Температура воздуха в отсеках ПЛ постепенно поднялась до +64° С. В самых холодных концевых отсеках ( I и VII) температура поднялась до 40-45°С . В этих невероятных условиях у мичмана Панкова - инструктора-гидроакустика развился приступ острого аппендицита, мною было принято решение провести операцию - аппендэктомию. Доложил командиру ПЛ, он разрешил (другого выхода и не было), лодка погрузилась на глубину 150 метров и на ходу удерживалась на этой глубине, пока шло приготовление к операции и проводилась операция.
Матросы 2 отсека, их командир и матрос-вестовой, кажется, по фамилии Невзоров (точно не помню; он проходил подготовку санитара в учебном отряде) приготовили офицерскую кают-компанию под операционную: убрали «лишнюю»» мебель, кроме части стола, прокварцевали ее, стерильными простынями закрыли все стены (бикс со стерильным материалом я заблаговременно взял на базе в Полярном). Подобрав необходимый медицинский инструмент для операции, основательно его простерилизовал в электростерилизаторе больше положенного времени для пущей убедительности (надежности). Ассистентами при операции изъявили желание стать матрос-вестовой и прикомандированный на ПЛ флагманский механик бригады капитан 2 ранга-инженер В.В.Любимов. Из-за высокой температуры в отсеке, обильного потоотделения, отсутствия нормального умывальника и дефицита пресной воды, как смогли, вымыли руки, затем я вылил примерно 3-5 литров 96° спирта в большой таз, мы надели стерильные халаты, колпаки, маски, руки тщательно и продолжительно обмыли в спирте и приступили к операции. Мичман Панков был среднего телосложения, подкожная клетчатка (жир) в операционном поле была толщиной 1 см, так что я без особенных усилий быстро нашел воспаленный отросток на слепой кишке, провел обычную аппендектомию, очистил пазухи брюшной полости от небольшого серозного выпота, так как аппендикс был флегманозный. В 1960-1961 годах я проходил шестимесячную подготовку на курсах усовершенствования по хирургии при Архангельском мединституте, а затем периодически практиковался в Полярнинском военно-морском госпитале. Во время операции было тяжело то, что мои ассистенты при виде большой раны и крови бледнели, с трудом держались на ногах, через 4-5 минут сменяли друг друга, дышали нашатырным спиртом, стерильными салфетками снимали со лба пот мне и друг другу, чтобы пот не капал в рану и не «занес» микробов в брюшную полость. В то время при операциях медицинскими перчатками широко не пользовались, поэтому мы руки через 3-5 минут (по мере появления пота на них) окунали в таз со спиртом. Больному проводилось соответствующее лечение с назначением внутримышечно антибиотика - пенициллина. Послеоперационный период прошел благополучно, рана зажила первичным натяжением. После операции ПЛ всплыла в надводное положение, я с разрешения центрального поста вылез на мостик. Вахтенный офицер - старший помощник командира - капитан 3 ранга Аркадий Копейкин сказал: «Доктор, на тебе лица нет», хотя я ничего особенного не почувствовал. По возвращению в базу г. Полярный я сдал воспаленный отросток на гистологическое исследование, где подтвердили диагноз - флегманозный аппендицит (в народе - гнойный). Я его (аппендикс) преднамеренно положил во флакон из-под пенициллина и залил спиртом 96°.
При дальнейшем плавании Б-36 мичман Панков сыграл большую роль при отрыве от противолодочного корабля США «», гидроакустической станцией ПЛ «Свияга», круговыми излучениями забивал работу гидроакустической станции противолодочного корабля США, предварительно настроив ГАС «Свияга» на частоту ГАС противолодочного корабля, за что при возвращении в базу был награжден орденом Красной Звезды. Мичман Панков спас нашу ПЛ от неминуемой гибели. Он своевременно обнаружил военный корабль США, благодаря чему командир ПЛ Б-36 капитан 2 ранга А.Дубивко грамотными действиями ушел от таранного удара надводного корабля. Иначе мы бы провалились в бездну (глубина океана была до 7000 м), и никто бы об этом не узнал, так как в родной базе нас живыми не ожидали. Я был представлен командованием к награждению орденом Нахимова, другие члены экипажа к различным наградам, но их нам не дали из-за негативной оценки действий всей бригады подводных лодок первым заместителем министра обороны СССР Маршалом Советского Союза Гречко. При плавании ПЛ Б-36 в теплых водах Атлантического океана, экипаж подводной лодки подвергся большому испытанию. Условия обитания на ПЛ порой были критическими, в отсеках лодки стояла невыносимая жара, даже по палубе энергетических отсеков невозможно было ходить босиком. На некоторых боевых постах вахтенные несли вахту лежа на матрацах, и через 30 минут сменяли друг друга. Несколько дней пищу не готовили, пили , которые не «лезли» в рот, пресной воды выдавали по 0,5 литра при несении вахты. От обильного потовыделения некоторые члены экипажа теряли в весе тела на 1/3 первоначального веса, почти все были сплошь покрыты гнойными пузырьками величиной с просяное зерно, у некоторых ноги отекли, стали в два раза толще обычного, особенно у тех, кто нес вахту стоя. Исчезли улыбки на лицах, было не слышно обычного смеха людей, разговоров, не относящегося к делу.
Капитан первого ранга подозвал вестового, и тот откупорил шампанское. — За тех офицеров, — поднял стакан адмирал, — которые шли на благородный риск. Риск — благородное дело, когда он соединяется с отвагой и мастерством. Бесстрашие, мужество, дерзость плюс мастерство, трезвый и смелый расчет — в этом залог победы. За смелых и дерзких моряков, за героев! Он осушил стакан. Мне тоже досталось полстакана вина, и я чокнулся с отцом, дядей Серго и Русьевым. Адмирал улыбнулся и спросил: — А это чей молодец? — Мой, — ответил отец. — Наш, — поправил отца капитан первого ранга. — У нас их двое. Есть еще Живцов, наш воспитанник. — Нахимовец? — обратился ко мне адмирал. — Так точно, воспитанник Нахимовского военно-морского училища, товарищ вице-адмирал! — отчеканил я как только мог лихо. — Добро! Он снова поднял стакан: — За будущее поколение моряков! За большой флот!
После ужина началось веселье. Играла музыка — где радио, где аккордеон, — плясали русскую и отбивали каблуками чечетку, пели «Катюшу», и можно было подумать, что никакой войны нет и никто не собирается завтра на рассвете уходить в море. Все расспрашивали меня про Живцова, просили ему передать привет и очень смеялись, когда я рассказал, что Фролу в училище запрещают курить. В кают-компании очень молодые лейтенанты, только что приехавшие из военно-морского училища, горячились и спорили. Один из них был веснушчатый, рыжий, как Фрол, другой напоминал Юру, и я представлял себе, что когда-нибудь и мы с Фролом, окончив высшее военно-морское училище, придем на корабль, будем спорить перед завтрашним выходом в море и волноваться, как, очевидно, волнуются лейтенанты, но не хотят показать, что волнуются, и стараются выглядеть совсем настоящими моряками-вояками, и это им плохо пока удается. Но и капитан первого ранга и Андрей Филиппович поглядывали в их сторону с улыбкой, когда в их углу становилось особенно шумно. Отец подошел к патефону и завел свой любимый вальс из «Щелкунчика». — Помнишь, Никита, Кировский театр? — спросил он. — Конечно, помню. — Ты еще до смерти испугался мышиного короля. — Ну вот еще! Я не испугался. — А зачем же ты хватал меня за рукав?.. Каюта отца на плавбазе была совсем крохотная. И здесь на маленьком столике стоял портрет матери; в углу на вешалке, как всегда, висели его рабочий китель и кожанка. Серго сел за стол и быстро написал что-то на листке бумаги. — У тебя есть конверт, Георгий? — Держи. — Передай Антонине, Никита. Вы, я слышал, здорово подружились? — На всю жизнь! — Ого, даже на всю жизнь! — засмеялся Серго. Отец взглянул на часы: — Нам пора домой.
Когда мы поднялись на палубу, в небе светили , крупные, как грецкие орехи. В воде тоже плавали звезды, и казалось, что это светящиеся морские зверьки движутся в глубине. По небу и темным горам бегали лучи прожекторов. Отец спросил: — Ну, Кит, а что мы теперь скажем маме? — Скажем, что ты — герой. — А ведь знаешь, как-то неудобно. Прийти домой — и вдруг, сразу: «Здравствуйте! Я — герой». — А Фрол, тот сказал бы. — Ну, Фрол твой — смелый. — Тогда я скажу, хочешь? — Пожалуй, лучше ты. Войдешь первым и скажешь. — Катер у борта! — сообщил из темноты вахтенный офицер. Мы сошли на катер, и он быстро заскользил через бухту. Мы не садились, а, по обычаю моряков, стояли с отцом на корме. Мы молчали. Я знал, что он завтра опять уйдет в море, а я уеду в училище и долго его не увижу. За кормой журчала вода. Звезды ярко горели в черном небе, во тьме южной ночи... Луч прожектора выхватил из темноты белую колоннаду со сбегающими к воде ступенями, скользнул дальше — и она исчезла, как чудесное ночное видение...
Глава десятая. ВОЗВРАЩАЮСЬ В УЧИЛИЩЕ
Утром веселая девушка-письмоносец принесла свежие газеты. — Ух, и много же сегодня в газете про вашего папу! Поздравляю, — сказала она и крепко пожала мне руку. Я развернул «Красный черноморец» и стал читать статью, которая называлась:
«ПОДВИГИ НАШИХ ГЕРОЕВ»
«Герой Советского Союза Рындин вписал в историю Черноморского флота немало выдающихся страниц. Он не раз вступал в бой с двумя, тремя, четырьмя вражескими катерами и всегда оставался победителем. На его счету много потопленных вражеских кораблей. Он не страшился ни шторма, ни огня, ни вражеских пикировщиков. Вот один из последних подвигов командира отряда капитана третьего ранга Рындина, рассказ о котором записан со слов его товарищей... К ночи поднимается ветер. Волны накатываются на набережную.
— Немецкий караван выходит из Севастополя, — говорит командир соединения. — Мы его не выпустим, — отвечает Рындин. — Прошу дать «добро» на выход. — В море семь баллов, — предупреждает командир. — Хоть десять, немцев нельзя выпустить, — упрямо говорит Рындин. — Беспокойный человек ты, Юрий Никитич, — улыбается командир. — Добро! Желаю тебе успеха! Море ревет и стонет. На катерах все готово к отходу. Матросы знают, что никакой шторм не удержит их командира у пирса. — Заводи моторы! — кричит Рындин и прыгает на флагманский катер. Гурамишвили ведет второй катер, Русьев — третий. На их счету сотни выходов в море, десятки потопленных вражеских кораблей, бои с катерами, бои с авиацией, бои с береговыми батареями. Уже видно зарево в небе — бой вокруг Севастополя начался! Каравана нет. Катера замедляют ход. Рындин вглядывается во тьму. Нигде ничего. Ушел караван, что ли? Опоздали? Нет, по расчетам он не мог пройти. Но вот Гурамишвили сигналит: слева — охрана каравана. Моторы приглушены. — Караван! — докладывает боцман. Рындин считает: один, два, три... десять... Караван идет кильватерным строем. Немцы торопятся поскорее уйти. Наши моряки дрались за Севастополь 250 дней, немцы не выдержали и трех дней штурма. Немецкое командование, штабы, офицеры, интендантское отребье — те, что грабили Крым, вырубали сады и парки, сожгли «панораму», разрушили все, что дорого русскому сердцу в городе морской славы, идут на кораблях! — По пятам! — приказывает Рындин. Вперед! Катер мчится на транспорт. — Трасса по носу! — докладывает боцман. Катер уходит из-под огня. — Трасса по корме! Зеленые и красные вереницы светящихся пуль оплетают катера, словно паутиной.
Транспорт мечется, ускоряет ход. Торпеда догоняет его. Взрыв! На транспорте вспыхивает пожар. Еще взрыв — и на воде плавают обломки. В атаку идет катер Гурамишвили. Перед ним транспорт в пять тысяч тонн. Кажется, что катер вот-вот врежется в борт транспорта, протаранит его. Но катер, летевший как стрела, резко сворачивает, выпустив торпеду. Торпеда режет волну. Ничто не остановит ее! Взрыв — и от транспорта остается торчащая из воды мачта. Русьев не отстает: третий транспорт идет на дно. Тогда Русьев бросается на огромную самоходную баржу. Огрызаясь от нападающих на него конвойных катеров, он топит ее. Катера делают по второму заходу. Вся кильватерная колонна дезорганизована. Уцелевшие гитлеровские суда в темноте натыкаются друг на друга. Катерники знают — у дальнего мыса сторожат наши подводные лодки. А с рассветом их нагонят штурмовики. Ни один не уйдет! План Рындина по разгрому вражеского каравана приведен в исполнение». Я отдал газету отцу и маме. Пришли Серго с Русьевым. — Пора! — посмотрел отец на часы. — Да, пора, — сверив свои часы, подтвердили Серго и Русьев. Отец пожелал мне успехов. Русьев передал для Фрола письмо и сто рублей. — Пусть только Фрол не вздумает покупать папиросы, — засмеялся он. — Нет, что вы, он больше не курит! Мы с мамой проводили их до бульвара. Через полчаса катера, гудя, промчались в море... — Вот и опять он ушел! — вздохнула мама. — Но он скоро вернется. — Конечно, вернется! Пойдем, сынок, а то, пожалуй, ты опоздаешь. Мы спустились на пирс. — Ну, прощай, Никиток! Она поцеловала меня.
Несколько катеров уходило в Сухуми. Прощаясь, капитан первого ранга протянул мне две , черные с желтым, ленточки: — Это вам с Живцовым, на память. Я бережно спрятал ленточки. Катером, на котором я шел, командовал рыжий молодой лейтенант. Он был обижен: ему хотелось пойти в бой с другими, а его посылали в тыл. Он особенно звонко отдавал команды, как будто не был уверен, что его станут слушаться пожилые матросы. Но все быстро заняли места, загудели моторы. Катер высоко задрал нос и вышел в открытое море. Лейтенант, наконец, взглянул на меня. — Хорошо, а? — спросил он, стараясь перекричать гул мотора. — Хорошо! — крикнул я. Мне хотелось петь и плясать. Мы неслись мимо гор, кораблей, оставляя за собой стаи резвящихся дельфинов. Я представил себе, как отец, Серго, Русьев так же стремительно несутся на запад. До Сухуми было далеко, и меня растрясло так, что лейтенант поглядывал на меня с опаской. Но я крепился изо всех сил, говоря себе: какой же я моряк, если не выдержу перехода? Наконец, уже к вечеру, влетел в широкую бухту, развернулся и стал у высокого пирса.
— Приехали, Рындин! — сказал лейтенант в шутку, потому что моряки говорят не «приехали», а «пришли». Ветерок шевелил листья пальм. — Пойдем, выпьем? — предложил лейтенант. — Я не пью! — отказался я, вообразив, что он предлагает мне водки. — Лимонаду! — рассмеялся от души лейтенант, очень довольный, что удалась его шутка. Поздно вечером я уехал в Тбилиси.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
САВЕЛЬЕВ Александр Николаевич просит помочь. Не успел я закончить журналистское расследование, связанное , уроженцем села Андреевка Балаклейского района Харьковской области, участником межфлотского перехода из Владивостока подводных лодок проекта ДПЛ «С» («средняя», «Сталинец») серии IX-бис в составе С-51, С-54, С-55 и С-56 с Тихоокеанского на Северный флот на подводной лодке С-54 (командир капитан-лейтенант Д.К.Братишко), как в канун Рождества на мою электронную почту поступило письмо от Александра Николаевича Савельева из Москвы с просьбой помочь.
Уважаемый Владимир Александрович!
К Вам обращается САВЕЛЬЕВ Александр Николаевич. Мне 62 года. Пенсионер. Живу в Москве. На Ваш блог вышел в поисках информации о подробностях службы моего отца САВЕЛЬЕВА Николая Васильевича - моряка в Подводных силах ТОФ в сороковые годы. В нашем семейном фотоархиве сохранились памятные фотографии двух экипажей подводных лодок, на которых служил мой отец.
На одной из фотографий представлен экипаж ПЛ, которой командовал И.И.Гаркуша. Под фотографиями членов экипажа стоят их фамилии. Среди старших офицеров: Кирилов М.Н., Кирияка В.А., Фадеев В.П., Софьин В.И., среди моряков - фотография моего отца.
К сожалению, отец не так подробно рассказывал о своей службе. Может быть на то время были какие то причины. Мне бы очень хотелось узнать какие-либо подробности ... (если они конечно открыты).
Вероятнее всего, у Вас может не быть интересующей меня информации, но я очень прошу Вас подсказать - где ее можно было бы получить... Буду очень Вам очень благодарен за Ваш совет и рекомендации.
С уважением, Савельев А.Н.
Александр Николаевич оперативно откликнулся на просьбу и предоставил в электронном виде семейную реликвию - фотографию датированную 1941 годом, где запечатлен его отец САВЕЛЬЕВ Николай Васильевич.
Перед нами фотоколлаж из фотографий моряков-тихоокеанцев. Ленточка с надписью " Подводные силы ТОФ", однозначно свидетельствует, что это экипаж подводной лодки, но какой. Ответ становится очевиден, если присмотреться к рисунку ПЛ на фото. В рисунке внизу фотоснимка несомненно угадывается характерный силуэт подводной лодки типа «Л» (Ленинец) - носовое установлено на палубе (у ПЛ типа «Щ» (Щука) , которые тоже были в составе ТОФ, орудие устанавливалось по проекту на надстройке). Хорошо прорисованы пять иллюминаторов по правому борту надстройки, кормовая 45 мм пушка.
В центре фото на щите надпись "В память совместного плавания на подводном флоте ТОФ 1941". На Тихоокеанском флоте в 1941 году были XI серии - Л-7, Л-8, Л-9, Л-10, Л-11, Л-12 и XIII серии - Л-13, Л-14, Л-15, Л-16, Л-17, Л-18, Л-19.
Сравните - , установленная в качестве памятника экипажу ПЛ Л-19 . Владивосток. Бухта Улисс. 19 бригада подводных лодок Приморского объединения ТОФ.
Офицеры подводной лодки (на фото). В центре - Гаркуша И.И. Капитан 3 ранга ГАПКУША Иосиф Иванович - командир 1-й бригады ПЛ ТОФ с базированием на бухту Улисс (Владивосток) ( 1947 - 1949 гг.). В 1939 году и с 22 июня 1941 по 26 октября 1943 года командир подводной лодки Л-7 "Ворошиловец".
С октября 1943 по 1945 год командир 1-го дивизиона 1-й брпл ТОФ (ПЛ типа "Щ" ) 1945 - 1947 гг. - командир 5-го дивизиона 1-й брпл ТОФ (ПЛ типа "Л" ) , в 1947 году вступил в командование 2-м дивизионом 1 брпл ТОФ (ПЛ типа "Л" ) .
На фото слева от Гаркуши И.И. - Кирилов М.К., справа - Кирияка В.А. Второй ряд, слева - Фадеев В.П. Второй ряд, справа - Софьин В.И.
Третий ряд, слева - Куксиков А.А. Третий ряд, справа - Ноздрин Г.К.
Офицеры сфотографированны в тужурках без погон. Погоны были введены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 января 1943 года, который был объявлен в РККА Приказом Народного Комиссариата Обороны СССР от 15 января 1943 года №25, а на флоте — приказом Народного Комиссариата ВМФ от 15 февраля 1943 года №15.
Личный состав - младшие командиры (старшины) и краснофлотцы экипажа минного заградителя на фото. Верхний ряд. Слева.Ясько М.С., Гришин С.Ф., Чернов А.И.. Приступницкий П.И., Смыслов К.Л.
На фотоснимке экипажа ПЛ - 7 офицеров, 38 человек младших командиров (старшин) и краснофлотцев, всего 45 человек. По штату 1944 года Л-7 "Ворошиловец" имела 52 должности. 10 из которых замещались офицерами. 42 должности замещались старшинами и краснофлотцами.
Тем не менее, с большим процентом вероятности можно утверждать, что на фотографии 1941 года именно экипаж минного заградителя Л-7 "Ворошиловец" Подводных Сил Тихоокеанского флота под командованием капитан-лейтенанта ГАРКУШИ И.И., осталось поднять архивные документы и подтвердить или опровергнуть это.
Журналистское расследование набирает обороты. Пользуясь случаем, обращаюсь к читателям блога помочь в поисках следов матроса-подводника Н.В.Савельева на Тихокеанском флоте. Возможно откликнутся историки флота, родственники членов экипажа.
С уважением,
Владимир Пелевин, журналист-маринист.
Фотографии членов экипажа ПЛ большого разрешения на
