Так долго хотел написать о Кипре, и так же долго себя отговаривал. Потому что дело-то не в Кипре — Кипр всего лишь маленький прыщик на дородном теле глобальной экономики. Дело всё в том, от какой чумы этот прыщик произошел.
Сначала немного истории. Кипр, как ни странно, очень похож на русскую зиму, которая, как известно, приходит неожиданно. И нам сейчас втирают очки, говоря, что кипрский кризис начался чуть ли в понедельник. И вы сейчас увидите, насколько это не так. Первый кредит на поправку финансового здоровья Кипр получил от России аж в декабре 2011 года, и любому человеку, который наизусть знает запах денег, этого сигнала было достаточно, чтобы вывести свои деньги с острова, например, в Лихтенштейн. И надо сказать, что к середине лета прошлого года многие россияне так и сделали — предпочли княжеский флаг кипрской свободе. Так что неожиданностью тут и не пахнет.
Исторически начало кипрского кризиса связывают с тремя странами — Россией, Сирией, Ираном, за которыми на приличном расстоянии в неприличной позе стоят США. Дело было так. Сухогруз «Мончегорск», принадлежащий российскому судовладельцу и плавающий под кипрским флагом, перевозил из Ирана в Сирию 92 контейнера со взрывчаткой. Этот факт не укрылся от американского недремлющего ока, и США так посоветовали Кипру перехватить груз, что маленький Кипр не смог отказаться и груз перехватил. Контейнеры выгрузили на причалы военно-морской базы, находящейся между Лимассолом и Ларнакой. По свойственной южным людям забывчивости два с половиной года о контейнерах, которые лежали под открытым небом, никто даже не вспоминал, пока ранним утром 11 июля 2011 года вся эта взрывчатка не взлетела на воздух. Это был четвертый по силе неядерный случайный взрыв за всю историю человечества, который унес жизни 12 человек, включая командующего кипрским флотом и командира базы. Вместе с контейнерами на воздух взлетели 10% всей кипрской экономики, т.е. что-то около 3 миллиардов долларов, и уже зримый кризис начался. Только ущерб, нанесенный находившейся рядом электростанции, оценивался в 900 миллионов долларов. Эта авария привела к веерным отключениям электричества, что еще больше усугубило ситуацию.
Это пока еще факты, лежащие на поверхности и для своего понимания не требующие особых финансовых знаний, без которых я постараюсь провести вас до конца статьи. Сначала развеем один миф. Многие думают, что, если положить деньги в банк, то они там будут лежать. Их там нет. На конец операционного дня в хорошо управляемом банке денежные остатки должны быть равны нулю. Это в идеале. На самом деле в банке немного лежит, чтобы было с чего начать следующий день. Так сколько же денег было на Кипре? Любая сумма, которую называют сегодня, не может быть верна, потому что ее никто не знает. Я назову вам примерную цифру, которая тоже не точна, но дает представление. Общее количество вкладов в кипрских банках равно почти девяти ВВП страны (!). Для любого финансиста, которому не чужда христианская этика, только этой цифры достаточно, чтобы даже близко не подходить к Кипру. Но это не сами деньги, это обязательства банков и, в конечном счете, государства вернуть деньги по первому требованию вкладчиков.
Природа денег такова, что, если в каком-то месте они накапливаются, в другом месте обязательно находится кто-то, кто на эти деньги уже заранее посягает. Сегодня самой распространенной схемой посягательства является финансовая мода брать в долг. Но в долг дают не больше, чем ты уже вложил в какую-нибудь экономику за рубежом. Скажем, Китай разместил свои средства за рубежом на почти три триллиона долларов, значит, он может рассчитывать на несколько меньшую сумму иностранных инвестиций. То же самое и с Кипром. Сначала ему внушают, что нужно куда-то вкладывать деньги, потом их недостаток в стране предлагают компенсировать размещением долговых обязательств. А когда этих долговых обязательств набирается довольно много, в бой вступают рейтинговые агентства, которые по счастливой случайности все находятся в Соединенных Штатах Америки. Так вот рейтинговые агентства обрушивают долговые обязательства стран, и они начинают обходиться стране, их выпустивших, в суммы, которые никакая национальная экономика выдержать не может. Таким образом из Греции было изъято 52 миллиарда долларов. Случайно столько же ушло из Испании, в половину меньше из Португалии и Ирландии. . Из Кипра только через Грецию удалось «утащить» два кипрских ВВП или от 40 до 60 миллиардов.
Для чего это нужно? Для того, чтобы платить прибыль по операциям на виртуальном финансовом рынке. У этого рынка такая особенность, что прибыль зарабатывать можно в одной стране, а капитализировать эту прибыль нужно обязательно в другой. Но на виртуальный финансовый рынок, т.е., рынок деривативов, всех не пускают. Там орудует американо-германский кентавр, освоивший основную часть виртуального рынка, плюс Великобритания. В связи с этим хотелось бы указать на то, что китайское руководство не так давно решило устроить виртуальный финансовый рынок внутри страны. Но основное правило этого рынка — капитализация прибыли за пределами государства, заставляет вспомнить о том, что более значимого в финансовом отношении соседа, чем Россия, у Китая нет. Выводы делайте сами.
Тут пора вернуться к США. В этой стране долг настолько огромен, что стал основным мотиватором внешней политики. Одним из основных направлений деятельности Госдепартамента являются мероприятия по сокращению этого долга. Причем, по такому сокращению, при котором долги отдавать было бы необязательно. Поэтому между США и Центробанком Европы есть договоренность о ежегодном списании баснословных сумм американского долга. Уже появлялись публикации о том, что европейский ЦБ списал 82 и 100 миллиардов долгов. Но это для банка — долги, а для других участников финансового рынка это вполне реальные деньги, которые с помощью хитроумных схем у них крадут почти ежедневно.
В настоящее время основным переговорщиком о предоставлении киприотам кредита Россией является Игорь Шувалов, который придерживается совершенно здравой позиции, в соответствии с которой никто просто так киприотам деньги в долг отдавать не собирается. Россия хочет получить в свое управление значительные кипрские активы. Но тут в адрес Кипра раздается окрик финансовых властей западной Европы, которые требуют, чтобы Кипр не пускал к себе Россию, а довольствовался кабальной помощью от так называемой «Тройки» (Европейская комиссия, ЕЦБ и МВФ). И это при том, что эта же Тройка фактически является виновником кризисной ситуации на Кипре. Поэтому не верьте журналистам, которые утверждают, что кризисы наступают тогда, когда страны начинают жить не по средствам.
Так или почти так выглядит современный финансовый рынок, для которого долговые экономики превратились в настоящую чуму, причем, болезнь находится уже в таком состоянии, в котором явных нарывов уже не скрыть.
21 марта 2013 г.
Немного о личном
Хотим тепла, устали от зимы, В прогноз погоды, верим спозаранку, И в новостях, как будто это мы, Всё умираем, или грабим банки.
Апрель еще не наяву, не тот, Веселый парень с головой кудрявой, А просто март, который целый год Хотел быть очень перечной приправой.
И нас с тобой он может оттолкнуть И между нами в зиму устремиться И сделать так, что мы перевернуть С тобой не сможем новую страницу.
Но что об этом говорить сейчас, Дневной капели перестук не слыша. Давай поверим только правде глаз, А остальное нам подскажут свыше.
21 марта 2013 г.
Немного абсурда
Ловушка для сознания — абсурд, Соблазн за горизонтом пониманья, Где мысли одинокого скитанья На крыльях нас над бездной вознесут.
Ловушка для сознания — абсурд, Я повторяю с ощущеньем страха, И разум рассыпает, как неряха, Обрывки смысла, что меня спасут.
Всё однозначно, словно страшный суд, Но мир поет, как по волшебным нотам, Я с любопытством думаю: А что там? — И понимаю: предо мной абсурд.
20 марта 2013 г.
Виртуальная реальность
Ты мне лишь в голосе дана, Я на тебе сосредоточен. С тобой порочна тишина И непорочен шепот ночи.
Ты робко просишь не спешить, Не торопиться в сумрак синий, Где единение души, Перед которым мы бессильны.
Но в том бессилии — я знал — Разверзнутся такие дали, Что в них небес голубизна Прочтется нами, как скрижали.
И будет нашим всё, что в них, Ведь книги судеб неподсудны. И не оставит нас одних Господь взирать на наши будни.
Корабль, изрядно переваливаясь, резал волну, оставляя за кормой бесконечный след. Было пасмурное, серое утро. По морю катилась крупная свинцовая зыбь. Люди стали к борту на подъем флага. Начался новый день. Вчера мы обслуживали котлы, сегодня — машины. В машинном отделении было жарко. Горячий воздух обжигал лица, глаза щипало до слез, кругом все грохотало. Матросы ходили по скользкой палубе и по решеткам. — Ишь ты! — сказал Фрол. — Как ни умна машина, а без человека она, голубка, — ничто.... Человек дал машине жизнь, и он управляет ею, ухаживает за ней. И человек этот — матрос. Не зря Нахимов говорил, что матрос на корабле — главный двигатель. Старшина Сидорчук, стараясь перекричать гул механизмов, объяснял, как работают отдельные части, показывал, как заливать масло в масленки, когда они бешено скачут из стороны в сторону. Перед концом вахты мы протерли тряпками палубу и с наслаждением смыли под душем пот и машинное масло... А с каким аппетитом обедали, торопя бачкового! (На этот раз бачковым был Игнат.)
Тбилисский нахимовец Юрий Николаевич Курако на борту УК "Комсомолец".
Следующую вахту, штурманскую, я стоял ночью, в густом тумане; в прокладочной рубке свет ярких ламп падал на карты и инструменты. Чувствовал я себя весьма неуверенно. В голову лезли рассказы об авариях, столкновениях и других происшествиях. «Кронштадт» вышел на створ береговых огней; сквозь пелену тумана должен был показаться маяк; он все не открывался, и я заметил, что не я один нервничаю; уверенный в себе толстый штурман тоже беспокоится. Наконец, он, облегченно вздохнув, показал мерцавшие вдали огни маяка, и я готов был заплясать от восторга... Туман постепенно рассеялся, и обрывки его унес ветерок. В сером рассвете я увидел порт, корабли, шхуны, транспорты, волнорез — волны разбивались о него, взлетая фонтаном. Я тщательно записал в журнал: «В 7.47 отдали левый якорь, на клюзе 60 метров, грунт — ил и песок, глубина девятнадцать метров». Подписал: «Рындин», собрал карты, журнал, инструменты, сдал вахту Игнату...
* * *
День стоял ветреный. Ветер разогнал темные тучи. Приказано было изготовить корабль к походу. Матросы задраивали иллюминаторы. Подняли вельбот. И вот подана знакомая команда: «По местам стоять, с якоря сниматься!» Построившись по левому борту, мы прощались с портом. — Снова в море, Кит! Красота! — сказал Фрол. «Пошел шпиль!» Медленно вытянулась с грунта якорная цепь, облепленная скользкой серой тиной. Оба якоря, наконец, выбраны, убран гюйс, флаг перенесен на гафель. И вот снова машинные, котельные, штурманские вахты. Снова занятия, приборка палубы, стирка белья — все то, что уже стало в нашей жизни обыденным и привычным...
* * *
Начали готовиться к стрельбам. Спустились в артиллерийский погреб. Из железного ящика Фрол доставал снаряды, передавал мне. Я щеткой снимал со снарядов густую, словно повидло, смазку, а Илюша и Ростислав обтирали каждый снаряд паклей и водворяли в ячейку. Ящик, подхваченный петлей, взлетал кверху. На другое утро в море болталась мишень. «Попаду или не попаду? — думал я. — А вдруг — промахнусь, осрамлюсь?» Оружие заряжено, ждет... кого? ну, конечно же, меня, Рындина... — Правый борт курсовой тридцать, наводить по мишени, — скомандовал артиллерийский офицер. Я развернул орудие и поймал в перекрестие прицела щит, болтавшийся по волнам за буксиром. Матрос дослал снаряд, захлопнул затвор, я услышал резкий выстрел; открыл рот — и все-таки чуть не оглох; далеко в море, возле мишени, поднялся белый водяной столб. — Правильно! — одобрил наводку матрос-заряжающий (я понял его по движению губ). Меня охватило желание во что бы то ни стало сбить проклятую мишень, качающуюся на волнах. И я старался снова взять в перекрестие ускользающий щит, снова слышал команду и выстрел... Я торопливо ловил цель; с непривычки трудно было сообразить, куда вращать штурвал. Новые столбы белых брызг обступили мишень, но она, проклятая, оставалась неуязвимой! Не успел я опомниться, как вся норма снарядов была израсходована. Вот досада-то! И все же артиллерийский офицер похвалил меня. В полном восторге я развернул орудие, опустил горячий ствол в нулевое положение. Отстрелялся! Фрол сбил мишень на девятом выстреле. Другие тоже стреляли неплохо, даже Платон и Бубенцов удостоились похвалы артиллерийского офицера. Тогда я сообразил, что стрелял хуже других. И артиллерийский офицер, похвалив меня, попросту хотел новичка подбодрить... Я сказал себе: «Надо подтягиваться, Никита!» На душе стало невесело. С небес я опустился на землю. Невеселые мысли мои прервал Фрол: — А ты знаешь, Кит? Я ведь случайно ее, проклятую, сбил, никак не надеялся! Эх, ты, Фролушка! Друг ты мой милый, утешить решил неудачника! Как я был ему за это признателен!..
Измерение отклонения от щита.
* * *
...Через несколько дней снова увидели знакомый порт, канал с песчаными берегами, на которых беспорядочно росли сосны. В матросском парке играл оркестр. Команды оспаривали первенство по футболу. Мы отправились на трамвае в Лиепаю на почту. Борис встретил отца, инженер-капитана второго ранга. Тот поздоровался с сыном, будто видел его лишь вчера или нынче утром: — На «Кронштадте» пришел? Ну, как плаваете? Они куда-то ушли, а мы зашли на почтамт и получили пачку конвертов. — Ты счастливец, Никитка, — позавидовал Гриша. — Что ни почта, то два-три письма. А вот мне — никто не напишет... Я спрятал письма в карман, хотя мне и очень хотелось прочитать их немедля. Зато Илико прочел нам вслух послание из Зестафони; Этери, девушка, которую прочили за Илюшу, вышла замуж за милиционера Котэ. «Слава богу! Боюсь одного: приеду — другую найдут, опять начнут сватать, ох, уж эти старухи! Житья от них нет!» — Нет, ты смотри, пожалуйста! — продолжал он. — Отец повышение получил, соединением лодок командует, в Зестафони в отпуск приедет. Постой, а как я ему расскажу, что я осрамился? (Илюша, увидев в походе над кораблем самолет, заорал: «Вот он, посмотрите, пожалуйста, вот он!» Командир, сердито взглянув на незадачливого сигнальщика, пробурчал: «За такую форму доклада надо гнать с мостика».) — Ничего, посмеется. — А не назовет ишаком? — Ну, что ты, с каждым бывает! — утешали мы друга. Но Илико все покачивал головой, размышляя, как он расскажет отцу о своем промахе.
В сквере напротив Дома флота нас догнал Борис: — Братцы! Где тут мороженое выдают? Отец денег отвалил — сотню! Мы сразу нашли кофейную и заказали себе по три порции. — Ух, и намылил же мне батя голову! — вздыхал Борис, уничтожая мороженое. — Узнал, что я вахты в машинном и в котельном стоял, да как начал экзаменовать... Ну и выявил, что я вершков нахватался. Ну, тут и началось! Брр!.. Его передернуло, словно он лимон проглотил. — Отчитал меня батя, продраил с песочком, а потом посмотрел на часы: «Мне пора. Через час снимаемся с якоря». Достает сотню — и... а не съесть ли нам еще по порции разноцветного? Кутить, так кутить, у Бориса натура широкая! Испортив себе аппетит, мы пошли на «Кронштадт». Мы обошли портовый ковш, заполненный кранами, катерами, водолазными ботами. В доке стоял на ремонте большой серый транспорт. Заглянули вниз — голова закружилась. На бетонном дне дока копошились десятки крохотных человечков: тут и там вспыхивало белое пламя электросварки; все гудело, визжало, а на палубе корабля жизнь шла своим чередом. Команда обедала... Наш «Кронштадт» стоял у причала в канале. Мачты его возвышались над соснами. Борис, умудрившийся принести в карманах пирожные, угощал товарищей, не попавших в город. На другое утро «Кронштадт» покинул порт и взял курс на запад. Мы шли неподалеку от берега; за желтыми дюнами синели .
В свободное от вахты время собирались на баке и слушали Пылаева, Зубова, Ростислава — они и раньше бывали в этих местах. Во время войны все море было забито минами. Трудолюбивые тральщики бесстрашно расчищали фарватеры. К полудню лес на берегу начал редеть, раздвинулся в стороны — и в бинокль можно было рассмотреть мачты, белые домики, маяк, фабричные трубы, мол. Из-за мола выбегали резвые катера. Скользили рыбачьи баркасы с треугольными парусами, Это был литовский порт Клайпеда.
* * *
К вечеру Клайпеда осталась далеко позади. Не хотелось уходить с палубы. Мы любовались закатом. — Ну и здоров же ты стал, Кит! — похлопал меня по плечу Фрол. — А ты погляди на себя. — Что ж, я не жалуюсь. Мне корабельная жизнь — на пользу. Ем за двоих, сплю за троих, служу за четверых и чувствую себя бесподобно. Красота! Да, и мне эта жизнь была по душе! Я старался побольше расспрашивать матросов. Они охотно делились своими познаниями. Утомившись за день, я долго не мог, бывало, заснуть. Лежал и думал: вот окончу училище, поплаваю, стану командовать кораблем — небольшим пока, совсем небольшим кораблем... Вдруг командир «бе-че пять» заболеет, а тут как назло случится неполадка в машине, в котлах... сумею ли я обойтись без него? А если штурман выйдет из строя — смогу ли я сам провести корабль? Все это меня беспокоило, волновало. И даже во сне я то устранял аварию в машинах, то вел свой корабль среди рифов и минных полей... На другой день мы прошли мимо голого, песчаного, далеко высунувшегося в море мыса.
— Вот здесь, — сказал Зубов, — сразу после войны горел транспорт «Рига». Тут было , и «Ригу» сюда занесло. Управление отказало. Постой, Ростислав, да ведь ты тогда тоже на «Риге» был! Помнишь, рассказывал? — Да, я к отцу шел в Далекий. — А на «Риге» были женщины, ребятишки! Из Далекого на помощь «Риге» вышли торпедные катера и тральщики. И от матросов не скрыли, что они идут на минное поле. Но они ответили: «Что мины, когда в беде наши близкие?» — Ну, так бы каждый флотский ответил, — сказал Фрол. А я, слушая рассказ Зубова, смотрел на зеленые, набегавшие на высокий берег волны, на тысячи белых барашков, бегущих до самого горизонта, — и мне казалось, что я вижу горящую «Ригу» и катера, спешащие ей на помощь... В воскресенье пришли в порт Далекий. Командир порта — отец Ростислава, капитан первого ранга Крамской — моложавый, стройный, как его сын, щегольски одетый — пригласил нас ознакомиться с городом. Три-четыре года назад здесь не было ничего, кроме мрачных развалин. Причалы был» разрушены, портовые сооружения взорваны, строения превращены в груды развалин, железнодорожные пути исковерканы; бухта, канал и ковш порта были забиты обломками потопленных кораблей. Города не существовало. Советские люди восстановили его. Теперь Далекий стал благоустроенным портом; повсюду тянулись широкие, ровные улицы с домами под черепичными крышами. За пакгаузами были видны корабельные мачты. Гудели судоремонтные мастерские. На стапелях, прямо на стенке, стояли катера, деревянные днища которых матросы покрывали жирной, ржавого цвета краской. По шоссе бежали грузовики и легковые машины. Ребята играли в футбол возле школы. Я видел театр, матросский клуб, Дом культуры. На афишах офицерского клуба я прочел знакомые имена московских и ленинградских артистов; чемпион Союза по шахматам давал сеанс одновременной игры на двадцати пяти досках. Огромный парк с вековыми деревьями, по которому радиусами разбегались посыпанные желтым песком дорожки, простирался до самого моря. В парке шел новый фильм, его мы еще не видели в Ленинграде...
На освещенной солнцем площадке девушки танцевали с матросами. Борис подхватил шатенку в сиреневом платье и понесся с нею в вальсе. От Бориса не отстали Бубенцов и Серегин; Илюша с трудом кружил очень полную девушку с широким добрым лицом, а Зубов встретил знакомую санитарку, Верочку, которая когда-то ухаживала за ним, раненым, в госпитале; они четыре года не виделись, им было о чем рассказать друг другу! Тут же матросы с «Кронштадта» — Крикунов, Жучков, Сидорчук и боцман Сан Палыч. Мы объединились, и нам было в этот день весело так, как может быть весело моряку, сознающему, что он вдоволь поработал в походе и заслужил отдых! Незаметно спустился вечер. Замелькали огни на клотиках, замигал маяк, задвигались разноцветные огни в море, замерцали зеленоватые звезды в небе. Ростислав пригласил нас всех на концерт. Он принес целую пачку билетов. На другой день наш корабль покинул Далекий.
* * *
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Встреча Сергея Лаврова и Джона Керри 26 февраля 2013 г. в Берлине.
Итак, завтра начинается плановый визит Барака Обамы на Ближний Восток. Госсекретарь сегодня должен быть уже там, чтобы проследить, как будут стелить красную ковровую дорожку. Это второй приезд Обамы, первый состоялся в 2009 г. Визит начнется с Израиля, которому совсем неуютно, поскольку война идет со всех сторон, Палестинская автономия тоже чего-то хочет, и израильское руководство нервничает. Израильские нервы нашли отклик в благородных душах некоторых россиян. Так, почти весь российский «список Форбса» отправляется в пешую прогулку по Синаю — «Дорогой Моисея». «Наши» миллиардеры хотят на своих двоих дойти до Иерусалима, а чтоб им было комфортно и сыпалась, где надо, манна небесная, паломничество организует Российское еврейское общество, потому что «наши» миллиардеры по совместительству еще и полноправные его члены.
Есть еще одна благородная душа в России, которая хочет успокоить израильские нервы. Это некий футбольный болельщик со стажем по фамилии Р.Кадыров. Он пообещал израильским чеченцам (есть и такие) построить в 15 км от Иерусалима самую большую в Израиле и вторую по величине на Ближнем Востоке мечеть. Деньги, как всегда, «даст Аллах», но, наверное, из нашего бюджета.
Обама должен встретиться с Махмудом Аббасом и посетить Иорданию, которой тоже нелегко из-за сирийского конфликта, она приютила более 300 тысяч сирийских беженцев. Столько же беженцев подались в Ливан и чуть более 250 тысяч ушли в Турцию. Гуманитарная обстановка ужасающая. Вчера, как я уже писал, оппозиция на «генеральной ассамблеи» из 72 человек выбрала премьер-министра «правительства в изгнании» Гасана Хитто, которого можно назвать «сирийцем в первом поколении», потому что всю свою сознательную жизнь он прожил в Техасе, поэтому сирийские проблемы знает не понаслышке, а прочел о них в Интернете, поскольку считается специалистом по информационным технологиям. В гонке за премьерским креслом он обогнал дубайского и канадского сирийцев, наверное, потому что его американское прошлое выглядит более солидным, ему, как гражданину США, в верности этой стране клясться необязательно.
Стоило только правительственным войскам пожаловаться на атаку с использованием химического оружия, совершенную боевиками (подтвержденную, кстати, официальным представителем России), как первое сообщение о применение химоружия боевиками в США превратилось в сообщение о применении химоружия правительством Башира Асда, и сегодня военные эксперты США серьезно обсуждают эту проблему, делая далеко идущие выводы.
Поездка на Ближний Восток президента всколыхнула немного задремавших конгрессменов. Вчера они заслушали командующего всеми американскими войсками в Европе адмирала Ставридиса. Он прямо заговорил о том, что некоторые страны НАТО всерьез стали прорабатывать планы военного вмешательства в сирийский конфликт. Судя по всему, будет повторен ливийский сценарий 2011 года. Значительное место отводится размещенным на юге Турции ракетам «Пэтриот», с помощью которых натовские стратеги хотят установить «бесполетную зону» над Сирией, несмотря на то, что турецкие власти не устают настаивать на «оборонной» направленности ракет «Пэтриот». Необходимость военного вмешательства оправдывается желанием предотвратить надвигающуюся гуманитарную катастрофу, установить международный контроль над химическим вооружением Сирии (это несмотря на то, что к боевикам химическое оружие попало по контролируемым спецслужбами США каналам из Ливии, так что международный контроль, конечно, нужен).
Перед лицом явной иностранной агрессии правительство Башира Асада обратилось к главам стран-членов БРИК с просьбой о вооруженной помощи, но ни сообщений о такой просьбе, ни официальной реакции на нее в средствах массовой информации найти не удалось.
Председатель комиссии по разведке республиканец Майк Роджерс в ответ на заявление сирийского правительства о применении боевиками химического оружия сумел перевернуть ситуацию с ног на голову и заявил, что в применение химоружия боевиками он не верит, но «судя по прошлогодним данным разведки», правительственные сирийские войска либо «подготовились» к использованию такого оружия, либо «уже его где-то применяли». Он даже не понял, что это высказывание говорит не столько о «коварстве» Башира Асада, сколько о его собственном интеллекте.
Совершенно очевидно, что гражданская война в Сирии закончится вторжением стран НАТО в эту страну. Совершенно очевидно, что Россия в очередной раз громко промолчит и заменит своих специалистов по Сирии на других, «лучше понимающих позицию России в этом регионе», как это случилось накануне вторжения в Ливию. Официальные лица в США продолжают заявлять, что они заранее «относятся скептически» ко всей информации, идущей от правительства Башира Асада, что не мешает им все жертвы братоубийственной междоусобицы записывать на его счет и печалиться по поводу грядущей гуманитарной катастрофы.
Интересен вывод Ставридиса, сделанный на слушаниях в конгрессе. По его мнению, после падения режима Башира Асада Сирию ждет судьба Югославии — более 100 тысяч убитых, от одного до двух миллионов беженцев и череда локальных войн на территории разделенной страны.
P.S. Сегодня Би-Би-Си по случаю десятилетия вторжения американцев в Ирак вытащила на свет Божий какую-то даму русского происхождения, живущую в Багдаде. Дамочка радостно сообщала, что живется хорошо, что у всех соседских пацанов новенькие иномарки, что в стране денег куры не клюют. Правда, как-то между прочим, заметила, что на улицу еще страшно выходить, да и муж ее недавно скончался от полученных ран. И как бы в подтверждение ее слов о прекрасном житье в Багдаде, вчера прогремело 20 взрывов, унесших жизни очередных жертв, уже не вошедших в американскую статистику гражданских потерь в Ираке.
20 марта 2013 г.
Монолог
Ты боишься себя увидать в зеркале, Призывая на помощь спасительный полумрак, Но глаза в темноте лишь сильней начинают посверкивать, И тогда получается, что мы сами с тобой — игра. Неразумно судить всех актеров за искренность, За несбыточность роли, за то, Что они никогда не погибнут от выстрелов, А на сцене в горшке — бутафорский росток. Разве в этом их счастье и наши овации, И за это ли наша скатилась слеза? В наших позах с тобой есть нежданная грация И дрожание губ нам сумело сказать, Что сильнее всего наших душ притяжение, И они, нарушая актерский предел и порог, Начинают—с испугом— навстречу друг другу движение, Вдохновенно звучит наших душ непростой монолог.
19 марта 2013 г.
Мартовское предсказание
Я пишу отсебятину — Бесконечную лесенку слов, И надеюсь, в них спрятано, Что тебе я поведать готов.
Рассказать не в открытую, А прикрыть паутинкой картин, В них есть что-то забытое, Или что-то родное, почти.
Всё морозит по-мартовски, И весною не пахнет пока, И сосульку, как сладости, Неудобно сжимает рука.
Всё, конечно, получится, И зеленой травой прорастет, И судьба, как попутчица, — Улыбнется и тихо взгрустнет.
Мне очень хотелось бы описать небывалый шторм, рассказать, как спасали мы «Север», взбираясь по вантам на реи и крепя паруса. Описать, как кто-то свалился за борт и другой, не раздумывая, кинулся за ним раньше, чем был сброшен спасательный круг; как спасали потерпевших кораблекрушение или рыбаков, унесенных в море. Но ничего подобного не было: ни шторма, ни кораблекрушения и ни один человек не упал за борт. Плавание обошлось без приключений и подвигов. Само собой разумеется, Фрол впоследствии (я сам слышал) очень красочно описывал собеседникам и особенно девушкам шторм, и кораблекрушение, и спасение утопавших — и сам во все это, казалось, уверовал... Тут уж он оставался верен себе...
Наш белокрылый «Север» скользил под облачным небом по Балтике, отливающей то серебром, то густой зеленью. Выпустили последний номер газеты «На практике». Номер иллюстрировали фотографиями Игната и моими рисунками. На прощание нас угостили таким великолепным обедом, что гастрономы и чревоугодники отправились качать кока. Занятие было не легкое — кок весил сто с лишним килограммов, а Ветер, опасаясь за своего покровителя, с лаем хватал всех нас за ноги. Распрощались с боцманом и со штурманом, поблагодарив их за науку. Командир «Севера» и его заместитель пожелали нам успехов в дальнейшем практическом плавании. — Говорил я вам, что вы все закалитесь, станете ловкими и выносливыми? — напомнил нам Еремеев. — Мне думается, я не ошибся. Да, вы, командир, не ошиблись! И в этом — ваша заслуга...
Глава вторая. МАТРОССКИЙ ТРУД
Учебный корабль «Кронштадт» уже ждал нас у стенки. Большой, трехтрубный, с широким мостиком, высоко поднятым над надраенной палубой, со множеством надстроек, вместительным клубом, библиотекой. В просторных кубриках корабля мы расположились с удобствами.
Командовал «Кронштадтом» старый заслуженный капитан первого ранга Калинников. Старший помощник был хлопотлив и подвижен; его я видел то в кубрике, то на мостике, то в камбузе, то на юте. Он то и дело подзывал к себе боцмана, старшин и матросов, отдавал приказания, одного хвалил, другому выговаривал: Корабль готовился к походу — это самое напряженное время, и у старшего помощника дел было множество. Полной противоположностью ему был толстяк штурман; от него так и веяло безмятежным спокойствием и уверенностью, что к походу все подготовлено, навигационная обстановка изучена, расчеты и предварительная прокладка сделаны. И с широкого безусого лица штурмана не сходила улыбка. Молодой боцман для того, чтобы казаться постарше, внушительнее, отрастил густые усы; боцман пытался говорить басом, смотреть на всех грозно. Мы сразу же приступили к погрузке угля («Кронштадт» по старинке ходил на угле, не на нефти). — Таким образом, — сообщил нам заместитель командира по политчасти, — вы сразу включитесь в подготовку к походу; после погрузки будете стоять вахты в котельном и машинном отделениях... — Советую хорошенько ознакомиться с пятой боевой частью, — сказал нам Вершинин. — Не забудьте, что у старшин и матросов можно многому поучиться. Обладая хорошей теоретической подготовкой, вы впоследствии перегоните своих учителей, но сейчас не стыдитесь к ним обращаться за помощью... ...С Глуховым беседовали о текущих делах. Обсудили первый номер газеты. Глухов порекомендовал при посещении городов знакомиться с их историей, промышленностью, театрами. — В каждом порту, — оказал он, — нас будут ждать письма — почта предупреждена, куда их посылать. Глухов учитывал все мелочи — по-настоящему заботясь о подчиненных. Наступил вечер. «Кронштадт» был освещен с носа до кормы. Все было окутано угольной пылью, и в свете прожекторов копошились черные тени. Шеститонный ковш черпал уголь со стенки, повисал над палубой, разевал пасть и ссыпал его в люк. Мы лопатами сгребали уголь, рассыпавшийся на палубу, и сбрасывали в угольную яму. Все работали с жаром, едва успевая отереть с лица пот. Лица были у нас у всех, как у трубочистов. Боцман Сан Палыч больше для порядка подбадривал: «А ну, орлы, не сдавай!»
Свист дудки возвестил, наконец, передышку. — Ну, и ненасытная же утроба! — удивлялся Фрол. — Жрет и жрет, жрет и жрет! — С утра начали, а конца не видно! — подхватил Боренька. Горн снова позвал на работу. Я никогда не грузил угля, и сначала мне показалось, что я выдохнусь, не осилю. Но боцман подбадривал: — Для пользы дела, для тренировочки, не вредно и уголек погрузить. Поздно вечером, вдоволь наглотавшись угольной пыли, мы в бане смывали густой темно-серый налет. Фрол тер мне спину, сдирая вместе с въевшейся пылью и кожу. — Ну как? Тяжело пришлось? — сочувственно спросил нас Вершинин, когда мы выбежали на палубу. — Сначала трудновато, но зато приятно сознавать, что ты сам готовишь к походу корабль, сам грузишь уголь, подбрасываешь его в топки, ухаживаешь за машинами. Не правда ли? Начальник курса был прав. Нелегко было отстирывать угольные мешки. Еще труднее было отчищать палубу от толстого слоя насевшей на нее хрусткой угольной пыли. Зато мы получили полное представление о том, как большой корабль готовится к выходу в море. — Могу вас поздравить! — сообщил Борис. — В ноль часов ноль минут заступаем в самое пекло. — В какое там еще пекло?
— Про которое в поется: «, — сказал кочегару». Красота, а не вахточка! Цвет нахимовцев. Эх, жаль, Пылаич не с нами! Уж он бы нас выучил! — Без меня научат, — засмеялся Гриша, — дело не мудрое. Только в первый раз непривычно. А потом ко всему привыкаешь — и к жаре... — И к тому, что не знаешь, что наверху делается? — допытывался Аркадий. — Ну, в бою по корабельной радиосети сообщают, что наверху происходит. — Ты во время боя в котельном был? — Да. — А что вы слышали о котельных машинистах в бою? — спросил нас Вершинин. — Очень мало, — ответил Фрол. — О котельном машинисте Гребенникове слыхали? — Нет. — О нем весь флот во время войны говорил. Его корабль вступил в бой. И только успел репродуктор сообщить в котельное отделение: «Снаряды корабля ложатся по цели», как в котле лопнула трубка паропровода. Понимаете, что это значит? Сядет пар, станут машины, корабль превратится в мишень. Надо было кому-нибудь лезть в котел. — В горячий? — Конечно. Это только в мирное время подождать можно, пока остынет... Командир боевой части спросил: «Кто согласен?» Вызвались, разумеется, все. Командир выбрал Гребенникова. Товарищи надели на него асбестовый костюм, густо смазали ему лицо вазелином и забинтовали марлей; надел машинист рукавицы, взял молоток и нырнул в узкую горловину.
... На голове человека была шапка-ушанка, на ногах — валенки, на руках — толстые рукавицы. Смазанное вазелином лицо блестело. Это был Семен Хоменко... -
Он сразу же выскочил — жара была нестерпимой. «Воды и доску!» — крикнул он. Полили его из шланга водой, в горловину вдвинули доску, Гребенников лег на нее и пополз. Ощупью он нашел повреждение, ведь он часто забирался сюда раньше для ремонтных работ. Трубку нужно было заглушить. Но больше нельзя было выдержать. Его вытащили, он окунул в ведро голову и оказал: «Докончу, немного осталось». И снова полез в котел. Через несколько минут Гребенников доложил командиру: «Приказание выполнено». Его подвиг сразу стал известен на флоте. Ну, вам пора на вахту, товарищи, — закончил Вершинин, взглянув на часы. — Желаю успеха. По крутым трапам мы спустились в «пекло». Котельная вахта была второй ступенью нашей подготовки к походу. Надо было засыпать топки углем, развести пары. Здесь было жарче, чем в бане, в топке гудело, вентиляторы с воем высасывали горячий воздух. Весь мир — со звездным небом, с чайками, свежим ветерком — остался где-то далеко; такое же чувство у меня было, когда я в первый раз в жизни погружался под воду на подводной лодке. Но размышлять было некогда. Пора было приниматься за работу, иначе котельные машинисты могли подумать, что мы растерялись или нам не по нутру их тяжелый труд. — Сюда бы веничка! — сострил Фрол, обливаясь потом. — В первый раз? — спросил машинист, надев брезентовые рукавицы; он открыл дверцу, и я невольно отшатнулся — в топке бушевало .
Другой матрос, с лицом, черным от угольной пыли, поддевал лопатой уголь и привычным движением рассыпал веером по всей топке. — Булатов, — представился ему Игнат. — Будем знакомы. Старшина второй статьи Крикунов. — Образование у нас в вашем деле — нуль. — Ничего, подучим. Правда, Жучков? — спросил Крикунов товарища, открывавшего топку. И стал показывать, как засыпать уголь. Он передал мне лопату. — Ну-ка попробуй, курсант! Жучков, видя, что я поддел уголь, вновь отворил дверцу; лицо обдало нестерпимым жаром; я зажмурился, отчаянно закашлялся, отшатнулся было, но, вспомнив рассказ о Гребенникове, взял себя в руки и... высыпал уголь себе и Жучкову на ноги. — Первый блин всегда комом, — утешил меня Крикунов. — А ну-ка, подкинь еще! Я старался во всем подражать своему учителю, но уголь никак не рассыпался у меня веером. — Сноровка нужна! Погляди еще раз! Он взял лопату, опять показал. Я еще раза два промахнулся, потом дело пошло ловчее, и когда, обливаясь потом, я передал Фролу лопату, Крикунов сказал: — Ну, вот видишь, ничего мудреного нет. Еще вахты две — и осилишь. Игнат и Ростислав (лица у них стали пятнистыми) азартно орудовали лопатами у соседней топки.
А Фрол пыхтел, словно паровоз. Стрелка манометра скользнула к пятнадцати атмосферам. — А ну-ка, давай еще уголька! Крикунов подтащил железный ящик на полозьях и показал на узкий лаз. Распластавшись, мы пролезли в бортовую угольную яму. Нагрузив ящик, потащили его по скользкой палубе, свалили уголь у топки. Проделали эту операцию несколько раз. Тем временем Крикунов длинным железным прутом пошуровал топку, выгреб шлак и полил его водой. Шлак зафырчал, покраснел и, наконец, затух. Тогда Крикунов передал мне лопату. «Нахимовская жилка» победила, никто не сдал! И когда матросы предложили сменить нас, мы наотрез отказались. Было бы позором уйти от котлов, когда матросы отваживаются даже залезать в них! «Что творится там, наверху? — думал я, продолжая подбрасывать уголь. — Наверху, где стоит прохладная темная ночь, ветерок обвевает лицо и из радиорубки доносится музыка!» До сих пор корабль был неподвижен, и стрелка указателя покоилась на «стоп». Но вот дважды прозвенел звонок, стрелка перескочила на «малый вперед». Я представил себе, как корабль, отвалив от стенки, выходит на рейд. «Средний вперед!» От работы машин все сильнее дрожала палуба. «Полный ход!» Эх, выбежать бы сейчас, да взглянуть на звезды, да поглядеть, как удаляются береговые огни, и послушать, как плещется за кормой вода! Тут шумно ворвалась смена. — А ну, сдавай вахту! Поблагодарив матросов за науку, мы направились в душевую.
Платон нырнул под душ, отфыркался, отряхнулся; копоть сбегала черными ручейками по плечам, по груда; и я вдруг заметил, что Платон без улыбочки, с серьезным, усталым лицом, как две капли воды похож на отца своего, на Вадима Платоновича! — Отмылись! — досуха вытерся полотенцем Фрол. — Эх, пойдемте-ка подышать ночным воздухом! Мы поднялись на палубу. Корабль уверенно, полным ходом, сверкая огнями, шел в темноте. Небо было усыпано звездами. Ночь была ветреная, прохладная, свежая. — Красота! — оказал Фрол, поеживаясь. — Так бы всю ночь простоял. — Спать! — сказал неслышно подошедший к нам боцман Сан Палыч. — Простудитесь, а мне за вас отвечать. Быстро спать! Быстренько! — рявкнул он так, что мы кубарем скатились по трапу.
* * *
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сирийские “борцы за свободу и демократию” за работой.
На прошедшей неделе внимательные обозреватели отметили, что беспорядкам в Сирии уже исполнилось два года, а страдания несчастной страны продолжаются. По самым скромным оценкам, в Сирии уже погибло более 70 тысяч человек, а четыре миллиона ее жителей вынуждены оставить свои дома. Нужно сказать, что такая же цифра погибших озвучивалась западными журналистами в дни ливийских событий, но, судя по другой статистике той войны — количество самолетовылетов, количество выпущенных «томагавков», количество жертв среди итальянского и французского спецназов — цифра должны быть значительно больше, тем более, что были города практически стертые с лица земли, например, любимый Каддафи и многими ливийцами Сирт. В эту статистику не верится еще и потому, что она поступает «с той стороны» — от вездесущих США, которые всё знают и всё умеют в этом мире, только, как добавлял в таких случаях мой покойный отец, какать не просятся.
Чем же решила отметить свое двухлетие убийств, мародерства, похищений людей и грабежей «революционная» Сирия и ее покровители? Вы ни за что не угадаете, что придумали те, кто на этот кровавый спектакль тратит сумасшедшие деньги. Во-первых, что такое повстанец с экономической точки зрения? – Один выстрел из автомата стоит почти два доллара, а эти борцы за свободу» стреляют в белый свет, как в копеечку, особенно если на них смотрят камеры ведущих западных телеканалов. А еще ему нужно поесть, одеться, украсть, продать и совершить другие волеизъявления демократического (читай: сексуального) характера. Так что, если один анархист, протестующий против современного глобализма, стоит устроителям акции 500 долларов в среднем, то для содержания «борца за свободу» — это не деньги: он только стреляет на эту сумму в неделю.
Во-вторых, — вы не поверите, — но и в этих действиях есть бухгалтерия и отчитываться нужно. И списывать нужно, потому что списания сегодня — это единственный двигатель современной западной экономики. Но вся загвоздка в том, что с кого попало не спишешь. Одно дело, когда небритый повстанец, стреляющий из автомата в воздух, позирует тележурналисту, а другое дело, когда нужно в ведомости прописать фамилию и имя.
Вот поэтому «кукловоды» решились на традиционный ход. Сегодня, в понедельник, самая патриотичная оппозиция в лице ее самых патриотичных представителей соберется в самом сирийском городе под названием Стамбул (это который на берегу турецкого Босфора), чтобы избрать из своих рядов «временное правительство», про которое уже известно, что оно будет «в изгнании», потому что, как справедливо отмечают и турецкие аналитики, и сами оппозиционные сирийцы, у такого правительства социальной базы среди широких слоев сирийского населения сегодня нет. Но списывать денежки нужно, поэтому сделали вид, что легитимность соблюдена, и сегодня утром «действо» начнется. Заранее зная, что договориться этим «патриотам» будет трудно, для них предусмотрели и второй день работы, но предупредили, чтобы во вторник они точно закончили, потому что в среду их в Стамбуле никто кормить уже не собирается. Они нужны, чтобы списывать, а не для того, чтобы их кормить.
Интересные люди собираются сегодня в красивом городе Стамбуле — сплошь сирийцы. Вчера представитель оппозиционной коалиции Халид Салех огласил список из 10 потенциальных кандидатов на должность премьер-министра во «временном правительстве, который по своему усмотрению должен будет подобрать себе команду. Есть еще два кандидата, имена которых пока не известны. Среди кандидатов на должность будущего премьера называют экономического советника оппозиции Осаму Кади, который до сих пор проживал в Канаде, но вот спохватился и поехал в Стамбул, отдохнуть на турецкие пляжи, надо полагать. Вторым идет Гасан Хитто, который махнул в Турцию аж из Далласа, штат Техас, где занимался компьютерными делами. Третий — Асад Ашек Мустафа — бывший министр сельского хозяйства в правительстве Башира Асада и бывший губернатор провинции Хама. Четвертый — Валид аль-Зоаби земельный спекулянт из Дубая. Победитель должен заполучить не менее 37 голосов из 72 — именно столько участников соберется сегодня на «генеральную ассамблею». Если победитель не определится в первом круге, то будет второй круг голосования, но без премьера делегаты не разойдутся.
Нужно сказать, что в 2012 году международное сообщество уже приняло документ о создании временного правительства в Сирии. Согласно этому документу, представители проправительственных кругов и оппозиции должны были избрать переходное правительство, при этом каждая сторона имела право вето. Но оппозиция отклонила саму возможности вести переговоры с Асадом даже при том, условии, что Асад покинет свой пост. На прошлой неделе идею таких переговоров поддержал госсекретарь США Джон Керри. Россия считает, что такое решение — единственно возможное для Сирии сегодня, и не раз в лице своих самых влиятельных чиновников это заявляла.
В самой оппозиции единодушия по поводу мероприятий в Стамбуле нет. Даже один из лидеров оппозиции мусульманский священник Муаз ааль-Хатиб не дал своего согласия на участие, считая, что создание такого правительства заведет сирийскую проблему в тупик. Он уверен, что единственным решением могут стать прямые переговоры с представителями сирийских официальных властей. Аналогичного мнения придерживается и директор ближневосточного центра при Лондонской школе экономики Фаваз Гергес.
В Сирии есть еще третья сила — исламские боевики, близкие к аль-Каеде. Во главе них стоит Джабат аль-Нусра, который поспешил заявить, что приказы временного правительства выполнять не собирается.
Поживем — увидим. Вторник не за горами.
P.S. Для России есть еще один аспект событий в Сирии. В этой стране живет большая диаспора, которая считает себя черкесами. Всего таких сирийцев насчитывается до 100 тысяч человек. Те, кто разыгрывает карту «Великой Черкесии» — от Азербайджана до Крыма — сегодня побуждают этих людей переселяться на историческую родину, и Краснодарский край уже принял более 100 семей переселенцев из Сирии. Не исключено, что это только начало, и нужно будет приложить много ума и такта, чтобы переселение этнических черкесов не породило проблем на Северном Кавказе.
18 марта 2013 г., понедельник
Неожиданность
Мир, теряющий образы — Розы в моем саду Расцвели в конце октября Лишь на несколько дней свободы. Это было в далекие годы, Месяц был прян От опавших листьев. Шелест, как репетиция оркестра, По-осеннему пестрый Мир теряющий образы, Не ожидающий ни грозы, Ни потепления. Медленно… Запах, восхваляющий тление…. Роз леденящий испуг. Иней. Выйдем ли мы другими, Идя мимо Роз, коченеющих на ветру… Я протру запотевшее окно, Попрощаюсь…
18 марта 2013 г.
Школьная записочка
В округлом, замкнутом пространстве, В подводной лодке бытия Боюсь однажды растеряться И позабыть, где жизнь твоя. Забыть в глазах былую робость, Печальный ветер вдоль аллей, И позабыть, какой автобус Идет по улице твоей.
Судьба, блуждая одиноко, Уже нарушила маршрут… А я — как будто на уроке Тебе записочку пишу.
