Удивительное зрелище наблюдали многие горожане и туристы Петербурга, оказавшиеся на набережной Невы в пятницу вечером: в свете заката черно-белый буксир вел за собой нарядную , казалось, только что выкрашенную шаровой краской. Об этом сообщает газета «Санкт-Петербургские ведомости» 6 августа 2007 года. Трудно припомнить, чтобы подлодки возвращались к месту своего рождения. А эта пришла. Ведь и на самом деле отсюда недалеко до стапелей Балтийского завода, где ее построили, и откуда субмарина уходила в 1955 году на боевое дежурство. Они предназначались для морского дозора, откуда и пошло название «морской охотник». Главная их задача состояла в том, чтобы отслеживать корабли предполагаемого противника. В ту пору это был надежный морской щит страны. С-189 несла службу на Балтике и, по свидетельству военных, в боевых операциях не участвовала. Но тем не менее, повышению боеготовности отечественного флота способствовала самым серьезным образом. На ней проводились испытания новых торпед, которые затем шли на перевооружение подводных кораблей. – Это были серьезные корабли, надежные и грозные, – рассказал ветеран подводного флота адмирал Лев Чернавин. – В Полярном я командовал в свое время Четвертой подводной эскадрой Северного флота. Поэтому испытываю сегодня радость, как от встречи со старым боевым товарищем.
...Отслужив более четверти века, субмарина была списана, выведена из состава ВМФ и получила временную стоянку в Кронштадтской гавани. Это было в конце 80-х годов прошлого столетия. Досталось тогда старой подлодке от похитителей цветных металлов и оборудования. И в конце концов, она затонула. Так бы, может, и лежала на дне морском, покрываемая илом Балтики и беспамятства. Но нашлись добрые люди. Судьбой С-189 заинтересовалась группа энтузиастов, которую возглавляет офицер ВМФ Анатолий Артюшин. Подлодку подняли и увели на реставрацию, за которую взялись работники Канонерского завода. Средствами помогли меценаты. Судьбу единственной оставшейся субмарины проекта 613 взял под свой контроль главком ВМФ Владимир Масорин. Говорят, он и предложил новое место прописки С-189 – штатный причал Ленинградской военно-морской базы на Неве. На восстановленной подлодке есть свой экипаж, его возглавляет капитан 1-го ранга запаса Николай Чернышов. – Первый этап проекта по созданию плавучего музея мы выполнили, – поделился с нами вчера Андрей Артюшин. – Теперь нам необходимо согласовать все документы, связанные с дальнейшей судьбой С-189, в том числе с федеральными и петербургскими властями, провести еще некоторые работы на борту, закончить подготовку исторических экспозиций. И на будущий год надеемся открыть плавучий музей на Неве для широкого посещения.
Краткая предыстория.
К сожалению, подробная история флота ещё не написана, поэтому скупые справочные сведения приходится выбирать из множества справочников и воспоминаний ветеранов флота. Как хорошо известно, после окончания Второй мировой войны победительница Россия была втянута в новую войну – «холодную». К началу противостояния СССР и США имели несоизмеримые промышленные и военные потенциалы. Особенно это касалось состояния сохранившегося после войны корабельного состава. В частности, к 1945 году в составе флота числилось 176 подводных лодок разных, в основном устаревших, проектов. Несмотря на необходимость первоочередных мер по восстановлению разрушенного народного хозяйства страны, СНК СССР 27 ноября 1945 года утвердил перспективную программу строительства флота на 1946-1955 годы. В этой программе наряду с крупными кораблями предполагалось построить 367 подводных лодок современных проектов. Советские средние дизель-электрические торпедные подводные лодки проекта 613 и стали первым и самым массовым типом подлодок, построенных после Великой Отечественной войны. (По классификации НАТО - Whiskey class»). Технический проект разработан ЦКБ-18, ныне ЦКБ МТ "Рубин" и утвержден Советским Правительством в августе 1948 года. Первая лодка спущена на воду на заводе "Красное Сормово" (город Горький) в октябре 1950 года и вошла в боевой состав ВМФ в 1951 году. Всего с 1951 по 1958 год подводных лодок проекта 613 было построено в СССР 215 единиц и в Китае – 21.
Для дотошных любителей истории строительства флота кое-что можно узнать в интернете и мемуарах ветеранов. Известно, что немецкие дизель-электрические подводные лодки XXI оказали серьезное влияние на послевоенное подводное судостроение в мире. Цитирую из воспоминаний контр-адмирала В.В.Смарагдова «10 лет службы на атомоходе» (2004 г.): «Когда я пришел на С-284 (пл. 613 проекта), а это был 1955 год, она еще строилась в Горьком, поэтому у меня была отличная возможность изучить ее вдоль и поперек. К тому же 613 проект по расположению основных магистралей очень напоминает подводную лодку XXI серии, которая была экспроприирована у Германии после окончания войны, и на которой я прослужил три года. Практически наши корабли были копией немецких лодок, но, к сожалению, худшей. Поэтому не случайно флагманский механик 158-й бригады дизельных подводных лодок, в состав которой входили подводные лодки этой серии, капитан третьего ранга Евгений Родионович Сергеев на одном из совещаний сказал: «Подводные лодки 613 проекта – шаг назад по сравнению с немецкой подлодкой XXI серии». В то послевоенное время это мнение было чрезмерно смелым и, как замечает автор мемуаров, не осталось без последствий для этого компетентного офицера.
Виктор Васильевич Смарагдов - контр-адмирал, подводник. В 1944 года поступил в Бакинское военно-морское подготовительное училище, закончил Каспийское ВВМУ. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
Следует уточнить, что после капитуляции Германии её подводные лодки были поделены между странами антигитлеровской коалиции - США, СССР и Великобританией. В ноябре 1945 г. англичане привели в Лиепаю подводные лодки, подлежащие передаче Советскому Союзу. Среди них были четыре ПЛ XXI серии: U-2529, U-3035, U-3041 и U-3515. Все они вошли в состав Балтийского флота и прослужили там в качестве боевых субмарин до 1955г. После этого лодки использовались в качестве блокшива (U-3515), плавучих зарядовых станций (U-2529 и U-3035) и опытовой ПЛ (U-3041). В 1958-1959 гг. все подлодки, кроме U-3515, были переданы на слом. U-35I5 использовалась в качестве учебно-тренировочной станции вплоть до 1972 г., просуществовав, таким образом, 27 лет. Кроме этих лодок, наши войска захватили в Данциге на стапелях верфи "Schichau" 20 недостроенных ПЛ XXI серии и значительное количество блоков, приготовленных для сборки лодок. Летом 1945 г. подводные лодки с номерами от U-3538 до U-3557 были спущены на воду и переведены в СССР. Их предполагалось достроить по проекту 614 с использованием вместо недостающего оборудования комплектующих отечественного производства. Но под давлением бывших союзников советское руководство отказалось от этих планов. U-3538 — U-3540, находившиеся в наибольшей степени готовности, затопили в августе 1947 г. в Балтийском море в 20 милях к северо-западу от маяка Ристна. Остальные лодки в 1947-1948 гг. сдали на разборку. Еще несколько строк из книги В.В.Смарагдова о службе на подлодках 613 проекта. «Но вот строительство позади, и наша лодка, замаскированная под баржу, совершает переход по Волге на Каспийское море. В Баку нас включили в состав бригады подводных лодок, и мы начали интенсивно готовиться к переходу на Север, отрабатывая задачи боевой подготовки…»
В ВМФ СССР эти подводные лодки несли службу на всех флотах. Их основное назначение - ведение боевых действий против боевых кораблей и транспортов противника, минные постановки, ведение разведки. До конца 1980-х годов в ВМФ СССР лодки проекта 613 несли боевое дежурство в морях и океанах, использовались для испытания нового вооружения, в качестве учебных центров для подготовки личного состава. Многие из них были переоборудованы в другие проекты, которые могли нести ракетное оружие. Подводная лодка С-189 была заложена на Балтийском заводе 31 марта 1954 года, спущена на воду 4 сентября 1954 года. В составе флота состояла до 1990 года, участвовала в многочисленных боевых походах, учениях и дежурствах. К сожалению, почему-то не принято создавать и публиковать подробные истории каждого корабля, сохранять списки экипажей этих кораблей. Одно время этой подводной лодкой командовал мой однокашник по Рижскому нахимовскому училищу Лев Голанд. В моем альбоме сохранилась групповая фотография экипажа этой лодки, на которой мне известен только командир.
Экипаж "С-189", проект 613. Среди подводников командир подводной лодки капитан 2 ранга Лев Ильич Голанд (в центре в светлой рубашке). Во втором ряду слева будущий командир ПЛ 613 пр. Александр Никанорович Пустов. - Кронштадтское соединение подводных лодок (1918-2008). Люди, корабли, события. Специальный выпуск альманаха "Тайфун". - Санкт-Петербург, 2008.
Помимо боевых походов лодка принимала участие в испытании новых образцов оружия на полигоне Ладожского озера. До 1988 года на ней прошли школу подводного плавания тысячи матросов, старшин и офицеров. Прослужив почти 35 лет, лодка была выведена из состава флота в 1990 году. В 1990-х годах, во время разрухи флота, с подлодки начали воровать цветные металлы, и, похоже, что-то открутили, так что в 1999-м году подлодка из-за потери плавучести затонула у причала в Купеческой гавани Кронштадта. В 2005 году на средства бывшего подводника, ныне бизнесмена Андрея Артюшина и при поддержке клуба подводников, С-189 была поднята и отремонтирована на Канонерском заводе. После ремонта и восстановления интерьеров на лодке 18 марта 2010 году на борту лодки был открыт музей - первый в России частный музей - подводная лодка. Кстати, сейчас это единственно сохранившаяся в России подлодка этой серии. Все остальные уже давно порезаны на металл. Одним из первых проведенных на ней мероприятий стало торжественное специальное гашение , на которой воспроизведена картина художника-мариниста А.Ю. Заикина, изображающая подводную лодку С-189 во время морского парада.
С этого времени бывшая боевая единица грозного подводного флота России начала служить по законам музейного мира. Так, «Российская газета» (неделя) от 1 марта 2012 года сообщила: «В Петербурге отметили День подводника Союзного государства России и Беларуси. В торжественной обстановке на борту подводной лодки С-189, которая является музеем, впервые были подняты государственные флаги России и Беларуси, а также Витебска и Смоленска в честь нерушимого братства моряков обоих государств. В рамках акции обсуждалось также создание учебного флота Союзного государства». В феврале 2013 года небольшая группа бывших выпускников Рижского нахимовского училища, ветеранов-подводников и офицеров флота была приглашена на экскурсию в этот музей. У меня появилась благоприятная возможность рассказать несколько подробнее об устройстве подводной лодки этого проекта, её оснащению большим количеством сложных устройств и механизмов. Для описания работы некоторых устройств и действий экипажа в реальном морском походе использовал блестяще написанный роман писателя-мариниста Николая Андреевича Черкашина «Одиночное плавание» (1990 г.). Этот текст выделен курсивом.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Плохо спишь по ночам, просыпаешься, куришь и предаешься воспоминаниям; и вдруг тебя начинает т-тянуть повидать те места, где ты бывал молодым, крепким, сильным, счастливым, любимым, н-наконец, черт возьми! Я объездил полмира, был в Париже, в Берлине, в Лондоне, в Буэнос-Айресе, и все же н-недавно меня потянуло на В-васильевский остров... Я даже в кино «Форум» зашел — ничего там не изменилось. М-мальчишки в буфете пьют лимонад и угощают девчонок м-мороженым. И как и мы с тобой, с упоением смотрят «Тарзана», другого Тарзана, р-разумеется, тот был н-немой, а этот орет диким голосом. Ох, молодость, молодость! Когда-то хотелось поскорее стать взрослым! А теперь я бы много дал, чтобы помолодеть. Его потертое лицо становится грустным. Да, Крамской тоже бывало вспоминал свою молодость, становилось грустно. Но сегодня он не расположен грустить. Вадим, вздохнув, продолжает: — И вот, когда тебя одолевают воспоминания, ты н-начинаешь разыскивать старых, давно тебя забывших друзей. Сплошь да рядом р-раскаиваешься — ты знал, скажем, Ваську Пяткина, голоштанца-студентика, с которым за бутылкой ж-жигулевского пива вел горячие споры о том, м-мещанство ли носить галстук и как надо любить — с черемухой или без черемухи, а теперь встречаешь насупленное млекопитающее, помыкаемое своей мастодонтоподобной супругой — какая уж тут черемуха! И пиво ему запрещено, у него уже был один и-инфаркт и он ожидает второго, и служит он в каком-то скучном учреждении с н-непотребным названием «Главправсроп». И тебе больше не о чем с ним говорить, его мысли плоски, как доски стола, а душа стала с-сусличьей. Или помнишь Барцева? Какой парень был! Мы с ним в одном доме в-выросли. Он и тогда п-пописывал в «Вечернюю Красную» да в «Резец». Литератор... Вознесся! Встретил — почти меня не узнал. А встречаю на приеме в Кремле, удивляется: «А ты как тут очутился?» Словно ему это по штату положено, а мне — н-нет. — «Так же, говорю, как и ты». — «А, так это ты и есть наш советский Растрелли?! — сообразил наконец. — Вот не предполагал! Очень рад!» Даже в гости к себе пригласил. Жена, дача в каком-то ф-фантастическом стиле, три собаки, забор в два человеческих роста — от прежнего Костьки ничего не осталось. Сибарит! Кажется, только мы с тобой прежние и остались — Вадимка да Юрка! Да еще, помнишь, подводник был, Митя Кузьмин, душа человек? — Он погиб.
— Знаю. Узнал — аж всплакнул. Разлив, дачку его, граммофон на террасе, л-лодочку у крыльца вспомнил. И сестренку, такую воздушную... Л-леночку... Чайка чеховская... Подумать только — стала з-знаменитой актрисой. Одолели меня как-то призраки , я в такси — и к ней, на Галерную. Убежден, что давно ее нет в Ленинграде, а все же тащусь. Поднимаюсь, звоню — что ж ты думаешь? Дома! Уж не та, уж не девочка, годы сказались но г-глаза... глаза... те же самые, нервные, страстные., С. мужем она развелась. Я п-подробностей не расспрашивал. Потащила к себе, принялись вспоминать нашу молодость. И, представь, о тебе только вспомнила, у нее на ресницах вот такие слезищи — бриллианты и только!.. Юра, говорит, был моим лучшим и единственным другом, а теперь... а теперь, как видно, совсем меня п-позабыл. Да, говорю, и меня он забыл, с первой премией было поздравил, телеграмму прислал, а с остальными — не удосужился... Крамской хотел было возразить, что Вадим не откликнулся и на первое поздравление, но смолчал. А Суматошин умолчал, разумеется, как он, узнав, что Крамской где-то плавает в чине всего только капитана третьего ранга, решил, что отвечать на поздравление не стоит. Крамской поинтересовался, где теперь Леночка. — В Ленинграде. Не то в Большом драм-матическом, не то в Новом, а может быть в Малом, не помню. А ты, я вижу, без двух минут адмирал? И вдобавок — еще депутат... И вижу, ты так больше и не женился? А я бываю в Москве у твоей бывшей... у Л-Любовь Афанасьевны. Ее Федя писал обо мне небольшую книжицу. — О тебе уже пишут книги? — почти не удивился Крамской. — Ну, я не М-Монферран и не Казаков, но тоже не л-лыком шит. Даром кругляшек ведь не дают, — скосил он глаза на три лауреатские медали на лацкане пиджака.— И женат уже в третий раз... Она — молодая киноактриса, все время где-то снимается, то в Одессе, то в Ялте, то в Киеве, то на фестивале в Каннах, то в Карловых Варах, в Венеции — так и живем... на расстоянии, п-понимаешь, живем... Н-да! Он вздыхает. И сразу лицо расплывается в улыбку: — Как приятно сидеть у тебя, снова пить с тобой кофе... А ведь пили когда-то ячменный, бурду, с удовольствием пили! Эх, Васильевский остров, Петроградская сторона, Тучков мост, золотые дни молодости!.. А тут ч-чудесный маленький городок и готика, готика, готика... Ты чувствуешь готику? — Я не знаю, как можно чувствовать готику. Она мне нравится...
Да, прошло много лет с тех пор, как они бродили по Ленинграду и любовались ростральными колоннами, аркой Главного штаба, Александрийским театром, восхищались Исакием и Адмиралтейством, затевали бесконечные споры о Зимнем дворце. Теплое чувство к другу юности вспыхнуло и захватило Крамского. В потертом лице Вадима вдруг проглянул восторженный Вадька, Вадимка, строивший тогда лишь воздушные замки и ходивший в залатанных на сиденье штанах. И начался тот разговор, который бывает между давно не видавшимися друзьями, когда хочется рассказать обо всем, что пережито за годы разлуки, и когда удивляешься, почему столько лет не встречались, когда могли бы в любую минуту друг друга найти. Кофе остыл и был вновь разогрет. Старик на коврике у кровати спал, всхлипывая во сне, часы отбивали четверти, а они, перебивая друг друга, вспоминали товарищей, которых давно нет на свете, девушек, что давно уже состарились — стали бабушками, друзей, живущих где-то очень далеко, о себе не подающих вестей. Глаза заблестели и то и дело наполнялись слезами — эх, Васильевский остров, Васильевский остров, Нева, Тучков мост, Петроградская сторона! Растроганными застал их Глеб. Старик проснулся и зарычал. — А, юный бонвиван! — вскричал Суматошин. — Отдыхаешь у отца от безделья? — Я не бездельничаю, Вадим Петрович, — возразил с достоинством Глеб. — Я с репетиции. Тузенбаха играю в «Трех сестрах». И говорят, у меня — талант. Подумываю о театральном институте. — То дипломат, то актер! И шарахает же тебя, б-батенька, из одной крайности да в другую. Ты воздействуй на него, Юра. Мать-то его распустила. Неприятно, но Вадим говорит жестокую правду. — Ты нигде не остановился, Вадим? — взглянул Крамской на часы. — Я тебе постелю на диване.
Пронзительно прозвенел . Глеб испуганно вздрогнул и ринулся к столику. — Погоди, Глеб, я сам. Крамской слушает, — сказал он в трубку. — Приветствую, товарищ Отс. Да. Слушаю. Да. Да... Он слышал глуховатый голос секретаря горкома: на маленьком островке тяжело заболел ребенок смотрителя маяка. На море — большое волнение. Моторный бот захлестнет. Мы просим вас перебросить хирурга на остров. —— Доставьте врача немедленно к пирсу, — сказал Крамской. — Перебросим в два счета. Благодарить не за что, товарищ Отс. До свидания. Он набрал номер и, когда к телефону подошел Щегольков, приказал: — Пойдет Коркин. Доложите о выполнении.
Хэльми — в пустой кают-компании, одна. Сильно качает, в буфете позвякивает посуда. Вместе с переборкой кренит картину в белой лакированной раме. Картина аляповата: море слишком зеленое, пена слишком уж белая, тральщик режет слишком крутую волну. Послали Хэльми, больше некого было послать. Один хирург — в Таллине, на съезде врачей, другой — сам болеет. Она осмотрит ребенка, перевезет в город, в больницу. Выдержит ли он переезд по бурному морю?
Странно устроена жизнь: только что она была с Мишей в клубе, Миша играл на пианино веселую песенку, они танцевали. За стеной репетировали любители и кто-то металлическим голосом, словно дрова топором рубил, говорил о любви, и казалось, он уродует теплые искренние слова большого писателя и опошляет само слово «любовь». Другой сердито его оборвал: «Никуда не годится. Неужели вы никогда не любили? Представьте, что она для вас — все. Повторите, пожалуйста...» И Миша сказал: — Вот меня бы туда! Ну как можно так ненатурально объясняться в любви? На днях он стал ее мужем. Они счастливы беспредельно. Свадьба была очень скромной. Приехал отец из Таллина, пришли Лайне, несколько врачей из больницы, три офицера — Мишины друзья. Теперь у Миши есть дом. У них маленькая, уютная комнатка возле ратуши. Крамской прислал ей цветы с пожеланием счастья. Все было хорошо. Омрачила было радостный день встреча с университетской подругой, шарахавшейся с факультета на факультет — с медицинского на физкультурный, с физкультурного на филологический. Эта Моника считает себя неотразимой красавицей. Она пришла раньше других гостей — с тремя цикламенами, завернутыми в серебряную бумажку, оглядела комнатку, брезгливо поморщилась, увидев Мишин портрет на столе. Сказала осуждающе и презрительно: 198 — Нынче, знаешь ли, дружба народов — не в моде. Русским нечего делать в Эстонии. И ты, эстонская девушка, выходишь за русского... удивляюсь... Хэльми бросило от негодования в жар. Этот неудавшийся медик, посредственность, именующая себя поэтессой, учит ее, Хэльми, жить!
— Ты пришла, чтобы повторить то, что подонки малюют по ночам на заборах? — вскричала она. — Дружба народов не в моде, русских вон из Эстонии... Ты — не эстонка. Твой отец бежал к нам от революции из России. А чей хлеб ела ты в Ярославле во время войны? А что бы было с нами со всеми, если бы русские нам не вернули родную Эстонию? — Она широко распахнула дверь: — Уходи. И чтобы я больше тебя не видала. Моника, передернув костлявыми, худыми плечами ушла, пробурчав, что ее ноги больше в этом доме не будет. — И слава богу! Экая гадина! И я еще сидела с нею рядом на университетской скамье! Хэльми выбросила ее цветы в мусорный ящик — они жгли ей руки. Руки вымыла мылом. Пришел Миша с друзьями. Он сразу заметил, что что-то произошло; спросил: — Что с тобой, рыбка? Она не хотела его огорчать, рассмеялась, сказала, что ничего не случилось. Пустяки, немного пирог пригорел. Мишины друзья были такие милые, они так радовались их счастью, и ни один из них никогда не сказал бы, что русскому не надлежит жениться на эстонской девушке — нет! А когда все ушли, откуда у застенчивого и молчаливого Миши нашлось столько слов... Она поняла, как он любит, как он любил ее все три года... — Ты о чем задумалась? — спросил Миша в клубе. — Да так, ни о чем... — Может быть, тебе кажется, что ты совершила ошибку? — О .
Тут за нею пришли, и Миша забеспокоился: — Ты на чем пойдешь? — Не знаю... на шхуне, на шлюпке, моторке. — В море сильно болтает. — Я — морячка! — сказала она. — Знаю, рыбка моя, знаю. Он расцвел, подойдя к телефону и узнав, что она пойдет на «Триста третьем». Теперь все будет хорошо. И она вдруг встретила Фрола — вот чудеса, встретить старого друга в такой обстановке, ночью, при выходе в море... Глухо гудят моторы и позвякивает посуда в буфете. Ее не укачивает. Другую бы в миг укачало. А укачавшийся врач — куда он годится? Он просто смешон... Во рту скверно, как будто поела мыла. Ничего, теперь уже недолго. Кто-то громыхает по трапу, в кают-компании появляется матрос с мокрым лицом. — Товарищ лейтенант спрашивает, как себя чувствуете? Беспокойная погода. Может, чайку? Нет, чаю она не хочет. — Поблагодарите товарища лейтенанта. Скоро приедем? — Так точно, придем через пятнадцать минут.
Завывает ветер. бьет в иллюминатор. Снова качнуло, она едва удержалась, наверное, сделали поворот. А Миша — любит. Как он заволновался, узнав, что ее посылают на остров в такую погоду. Беспокойная погода, сказал матрос. А она зимой не бывала в море. Летом, в Пирите, на яхте —не страшно. А здесь — все дрожит. Гудит. Хорошо, что свет яркий и ровный. Фу, скорее бы добраться до места! Но предстоит и обратный путь — с малышом. Она уложит его на диван, укроет, придется придерживать, чтобы он не скатился. Выдержит ли он качку? Над головой затопало, проскрежетало; послышались голоса; где-то открыли дверь — ворвался ледяной ветер. Потом затихли моторы. Опять качнуло. И тот же мокрый матрос, широко раскрыв дверь, говорит улыбаясь: — Пожалуйте, прибыли.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Итак, даже года оказалось мало американцам, чтобы подавить в себе желание солгать. Американский президент, движимый естественным желанием стоять на страже интересов американского народа, долго колебался, но все-таки, ссылаясь на данные разведки и своё доставшееся от мамы-блондинки чутье, наконец, произнес так долго ожидаемое: таки да, сирийское правительство использовало несколько раз химическое оружие против своих оппонентов, отчего погибло от 100 до 150 человек.
Вообще-то, использование американских социальных технологий, направленных на разрушение государства как института, уже привело к гибели в Сирии почти 100 тысяч человек, количество беженцев уже превысило полмиллиона. На этом фоне гибель 150 человек как предлог для увеличения масштабов умерщвления людей в стране, о которой половина американской нации в силу своего ублюдочного среднего образования имеет знаний меньше, чем об Антарктиде, а другая половина путает название этой страны со звездой Сириус и думает, что Америка должна помочь многострадальному народу победить коварных космических пришельцев, выглядит, по меньшей мере неубедительно. Но давайте рассмотрим этот мотив более подробно. Чуть больше года назад поползли слухи о том, что из Ливии в Сирию, в руки повстанцев, попала небольшая партия химического оружия, без дела лежавшего на складах запасливого Каддафи. Некоторые источники даже утверждали, что территорию Сирии достигло всего четыре боеприпаса. Потом появились слухи, что боевики, боровшиеся с правительством, эти боеприпасы использовали, и сирийские официальные представители даже пожаловались на это в международные организации. Реакция американской администрации была волшебной. Звучала она примерно так: нам неважно, кто применил химическое оружие, но нам кажется, что это были не повстанцы, а правительственные войска, хотя пока доказательств у нас нет, и мы ничего делать не будем, а будем ждать, когда правительство Башара Асада «пересечет красную линию». После этого американский президент, которому очень понравилось, как он завернул в своей речи про «красную линию», сидел и ждал, когда же придуманная им «красная линия» будет пересечена ничего не подозревающими сирийцами. Примерно такие же заявления, только с меньшим туманом, были сделаны воодушевленными однополой любовью французами, всегда подтверждающими всё американское англичанами, немцами и некоторыми второстепенными партнерами по НАТО. Итальянцы, чей спецназ долго хоронил «груз 200» после событий в Ливии, воздержались.
Затем на арену вышла гонорарная публика в лице журналистов французской газеты «Ле Монд», которые уверенно так заявили, что они нашли в Сирии доказательства применения правительством химического оружия, и повстанцы даже дали за него подержаться. После этого спел свою арию французский президент Олланд, который хоть и путает во время визитов японцев с китайцами, но в химическом оружии разбирается с детства, и Франция тоже заявила: таки да — химическое оружие было использовано войсками Асада, и его нужно наказать. Потом все как прозрели и стали лгать уже хором: людей травили зарином! В сегодняшнем интервью газете «Гардиан» Дэвид Кэмерон заявил, что «он приветствует американскую объективную оценку», и вообще — «у нас под носом жестокий диктатор уничтожает свой народ, поэтому мы не должны сидеть, сложа руки». Вывод международной комиссии ООН как-то сразу забылся, а она заявила, что правительственные войска зарин не применяли.
Какова сегодня обстановка в Сирии и насколько нынешнее заявление Обамы ее меняет? Американская разведка считает, что под контролем правительства остается 40% территории Сирии. Тем не менее, этим цифрам верится с трудом, потому что из американского разведывательного сообщества до СМИ часто доходит желаемое, а не действительное. Действительное — это сокрушительное поражение оппозиции в районе сирийско-ливанской границы, скорое освобождение от боевиков города Алеппо, где боевики находятся в очень тяжелом положении, и явные успехи правительственных войск на севере страны. То же сообщество сообщает, что этим успехам сирийское правительство обязано помощи Ирана и организации Хесболла. Но, по его мнению, главным помощником правительства является Россия, и именно этот факт заставил Обаму перейти в новую фазу помощи сирийским повстанцам. Один из анонимных источников агентства «Блумберг» утверждает, что Обама секретным приказом поручил ЦРУ обеспечить доставку в основном стрелкового вооружения сирийским боевикам.
Этим решением Обама ставит свою администрацию, да и всю Западную Европу в весьма сложное положение. Дело в том, что по этому приказу Америке придется помогать тем, кто воюет против западной коалиции в Мали. Причем, как справедливо заметил президент Путин в своем недавнем интервью каналу Russia Today, это в буквальном смысле одни и те же люди, потому что сегодня они воюют в Сирии, завтра уже в Мали, а потом снова могут появиться в Сирии. Еще более неоднозначно выглядит положение Израиля. Это для США война идет «где-то за океаном», а для Израиля — тут, за горкой. И пули иногда долетают, и вообще… Да, Израиль считает себя стратегическим союзником США на Ближнем Востоке, но сегодня заокеанский патрон начинает всерьез помогать тем, кто видит в Израиле злейшего врага.
Кстати, США продолжают подчеркивать, что никаких подвижек американских войск не наблюдается, и участия наземных сил в Сирии американцы пока не планируют. Неожиданно выглядит официальное заявление одного из видных американских генералов о том, что ни на Аляске, ни на Гавайях вооруженные силы США своей обычной дислокации не поменяли и ни к какой переброске не готовятся. Установление бесполетной зоны тоже не планируется, поскольку пока считается, что цена этого мероприятия может быть неприемлемо высокой для США.
США уже давно и серьезно противодействуют всякой активности России в этом регионе. Недавно ООН отклонила предложение России о посылки миротворческого контингента на Голанские высоты взамен австрийского батальона, который в эти дни выводится в связи с активными боевыми действиями в районе перехода на Голанских высотах. Ранее российский президент говорил о том, что Россия воздержится от немедленного выполнения контрактов на поставку вооружения правительству Сирии. По некоторым данным, стоимость контрактов превышает два миллиарда долларов. Несколько дней назад Джон Керри в одной из своих поездок заявил, что между США и Россией «нет идеологических разногласий».
В этом контексте становятся более понятными «оранжевые» протесты в Турции, которая в последнее время поменяла свое отношение к событиям в Сирии, осудила пиратские налеты на Сирию израильских самолетов, уже не спешит материально поддерживать сирийскую оппозицию и стала предпринимать еще только робкие шаги, направленные на сближение с Россией.
Не могу не сказать, что все действия подконтрольных США сил направлены на уничтожение государства как института. Это объясняется тем, что всякое государство остается государством до тех пор, пока может отстаивать свой суверенитет, а вот это как раз и не нравится западной коалиции, которая бездумно вторгается в другие государства, стараясь закрепить в них свое влияние. Да, в Египте сегодня президент, который в США жил дольше, чем в Египте. Да, оппозиционный премьер Сирии является сирийцем только по национальности, а так всю сознательную жизнь проработал в Техасе. Всё это так, но США не хватило даже 10 лет, чтобы привести к власти в Ираке людей, безоговорочно лояльных Западу. Сегодня Ирак в хороших отношениях с Ираном, помогает Сирии, а китайцы теснят американцев в его нефтяной промышленности. Многолетняя оккупация Афганистана тоже не дала существенных политических сдвигов. Поэтому сегодня никто заранее не может утверждать, на алтарь какого бога положено столько человеческих жизней в этой арабской стране.
Действующие на опережение западные спецслужбы уже готовят «фронт работ» будущим безработным сирийским боевикам. Им нужно будет «трудоустроить» не меньше 20 тысяч профессиональных бандитов и убийц, и почему-то считается, что лучшее применение эти ребятки смогут найти на российском Северном Кавказе и в Центральной Азии. Поэтому сегодня любое посягательство на государство как таковое, на государственные органы в нашей стране можно смело приравнять к действиям «пятой колонны». Если мы хотим, чтобы завтра нас защитили вооруженные силы, мы должны их защищать всеми силами сегодня. Креативный класс не заслонит своей грудью страну, если он считает, что «из нее пора валить». Бить врага придется не под радужным флажком ЛГБТ сообщества, и будут его бить не навальные, не немцовы, не венедиктовы, или, не к ночи будет сказано, шендеровичи, и уж, не дай Бог, маши гесссен или лесневские. Страну будут защищать наши с вами дети, и разоружать их перед лицом коварнейшего врага — это последнее дело. Если мы хотим сохранить суверенитет, то мы должны сохранить государство, потому что без государства все наши права ничего не будут стоить, а «томагавк» останется «томагавком», даже если на него повязать белую ленточку.
14 июня 2013 г.
Когда не хватает слов
Идут дожди, и светится листва Каким-то первозданным, мягким светом, И я хочу сейчас писать об этом, Как будто это тайна естества.
Окинуть взглядом целый мир нельзя, Ведь он без тайны жить совсем не может, И с каждым днем от нас он будет строже Скрывать, зачем проложена стезя.
Зачем она то кружит, то ведет К таким вершинам, где дышать непросто, Где за спиной уже не слышишь поступь Тех, кто желает вырваться вперед.
Но не дано. Хотя они нужны, Чтобы однажды мне не расхотелось, Чтобы жилось, любилось, даже пелось, Чтоб чувствовать, как мало нам страны,
Чтобы вместить всего лишь только нас И всё, что мы с тобою повидали, И те — вокруг безудержные дали, Те, для которых не хватило фраз.
В джазе у Кандата играли великолепные мастера: на рояле — будущий известный композитор и музыкант Кальварский, на трубе — виртуоз Костя Носов, которого в народе величали «золотой трубой», на контрабасе — Виталий Понаровский, папа будущей эстрадной звезды, а на саксофоне — сам Кандат. С появлением в замке этого неофициального джаза наши танцевальные вечера приобрели широкую известность — девочки ломились на них (мальчики были только свои — курсанты). Танцевальный зал всегда был полон, а Софья мастерски решала задачу продажи билетов и оплаты оркестра — это ведь была запрещенная деятельность, проводившаяся без участия финансовых органов, играл музыку Глена Миллера и другие джазовые шедевры. Время от времени Кандат делал сольные номера. Изящный, со вкусом одетый и весь похожий на одного из солистов оркестра Глена Миллера, он подходил к рампе и издавал своим саксофоном чарующие звуки, играя классический джаз, или какую-нибудь наиболее популярную мелодию, или просто демонстрируя свой высокий класс с помощью импровизаций. И бывал на этих вечерах еще один коронный номер: курсант пятого курса Саня Квашенкин выходил на сцену и в сопровождении оркестра пел на английском языке «Чатаногу чу-чу». Пел точь-в-точь, как это исполнялось в , и срывал бурные аплодисменты. (Лет через двадцать мне довелось общаться с Саней по служебным делам, и я с удовольствием напомнил ему о том, как он здорово пел в курсантские годы, — он только улыбался в ответ, потому что давно уже не пел).
… Я с большим удовольствием принялся за работу, не подозревая, что данная мне тема дипломного проекта — это перст судьбы: более тридцати лет я буду потом заниматься созданием подводных ракетоносцев разных типов…»
Другим свидетельством в копилку истории замка являются краткие заметки моего брата. «Как ни странно, но живя в Питере с 1945 года, я впервые оказался во дворе Михайловского замка только, где-то в марте 1973 года, в поисках нового места работы. К тому времени я работал в ЦПКБ химического машиностроения уже шесть лет и чувствовал, что нужно поменять обстановку, чтобы не закиснуть. Подходя к замку, я знал, что там расположено много организаций, в том числе и проектных, которые меня интересовали, но когда я беспрепятственно вошел во двор замка, то был поражен, во- первых, наличием четырех подъездов, а во – вторых, обилием на стенах у подъездов табличек с наименованием организации в них размещаемых. Видимо, в силу характера, я начал обход с правого подъезда. Табличек было несколько, но я обратил внимание и запомнил только одну «ЦНТИ» (Центр научно-технической информации). Подъезд был очень популярен у горожан - люди сновали вперед и назад беспрерывно, но я туда не пошел. На следующем подъезде висела доска с названием организации «Ленгипротяжмаш» (Государственный проектный институт по проектированию предприятий тяжелого машиностроения). Мне было известно, что этот институт ведет проектирование таких заводов как: «Металлический завод», «Невский машиностроительный», «Завод турбинных лопаток», Уралтяжмаш» и др. Мой разговор с начальником отдела кадров продолжался около часа, но в результате мне было сказано, что вакансий в БГИ (бюро главных инженеров проекта) сейчас нет. Думаю, что его смутил или мой возраст (молодой) или не понравилась фамилия. К сожалению, на внутреннее убранство помещений я в тот день не обратил внимания. Так закончился мой первый визит в , на другие организации уже не было времени.
Через несколько дней, как-то вечером, на кухне нашей коммунальной квартиры, я рассказал о своем неудачном визите в замок своему соседу. Сосед Юра Страшкевич работал ГИПом в проектном институте. Он, выслушав мою историю, говорит: «А давай к нам, я переговорю с Володей». С Володей я был немного знаком, он бывал в гостях у Юры. Как потом выяснилось, Володя работал заместителем главного инженера по производству и был начальником Бюро ГИПов института «Ленгипроэнергопром». Каково же было мое удивление, когда я узнал, что институт «Ленгипроэнергопром» расположен в Михайловском замке, но в левом от арки крыле. Вход был по левой парадной лестнице. Таким образом, в апреле 1973 года я начал работать заместителем ГИПа в «Ленгипроэнергопроме». В начале 1980-х годов его переименовали в «Ленгипроэлектро». В этом институте я проработал до сентября 1991 года, в том числе ходил на работу в замок до февраля 1991 года. Институт «Ленгипроэнергопром» вел проектирование предприятий электротехнической промышленности, в том числе, подотрасли: крупное элетромашиностроение, производство свинцовых и щелочных аккумуляторов и производство сварочного оборудования. В Питере за нашим институтом было закреплено генпроектирование по двум заводам объединения «Электросила, объединение «Источник», Ленинградский аккумуляторный завод, завод «Электрик» и некоторые другие. Наш институт размещался на всех этажах левого крыла здания. Бюро ГИПов располагалось в первых двух комнатах анфилады на втором этаже с правой стороны площадки второго этажа парадной лестницы. Я работал в первой комнате, где, как потом выяснилось, в марте 1801 года прощались с убитым императором Павлом. Замок производил на меня двоякое впечатление. С одной стороны восхищали остатки былой роскоши: парадная лестница в два цвета из мрамора, Геогиевский зал (его закрыли в середине 70-х годов и больше я его не видел), церковь святого Михаила в процессе ее реставрации, комнаты императора с потайной лестницей и многое другое. С другой стороны, грязные долго не ремонтированные стены, деревянные перегородки и общее впечатление запустения и отсутствия хозяина. Отдельно вспоминаются эпизоды, когда на праздники приходилось дежурить по ночам. Ночные обходы по винтовым лестницам, неясные шумы и шорохи оставляли достаточно неприятные ощущения. Третья серия моих впечатлений о замке - это 2005 год, когда мы с женой Викой посетили музей «Михайловский замок». Совместить хорошо оформленные музейные анфилады с назначением и использованием этих помещений в период работы в «Ленгипроэлектро» (который начал постепенно освобождать помещения замка в 1988 г) было очень интересно».
Вместо заключения предлагаю познакомиться с одной из многочисленных легенд Михайловского замка, опубликованных, нет, не в популярных ныне книгах Н.Синдаловского, а в рассказе более авторитетного писателя (1882 г.) «У домов, как у людей, есть своя репутация. Есть дома, где, по общему мнению, нечисто, то есть, где замечают те или другие проявления какой-то нечистой или по крайней мере непонятной силы. Спириты старались много сделать для разъяснения этого рода явлений, но так как теории их не пользуются большим доверием, то дело с страшными домами остаётся в прежнем положении. В Петербурге во мнении многих подобною худою славою долго пользовалось характерное здание бывшего Павловского дворца, известное нынче под названием Инженерного замка. Таинственные явления, приписываемые духам и привидениям, замечали здесь почти с самого основания замка. Ещё при жизни императора Павла тут, говорят, слышали голос Петра Великого, и, наконец, даже сам император Павел видел тень своего прадеда. Последнее, без всяких опровержений, записано в заграничных сборниках, где нашли себе место описания внезапной кончины Павла Петровича, и в новейшей русской книге г. Кобеко. Прадед будто бы покидал могилу, чтобы предупредить своего правнука, что дни его малы и конец их близок. Предсказание сбылось. Впрочем, тень Петрова была видима в стенах замка не одним императором Павлом, но и людьми к нему приближёнными. Словом, дом был страшен потому, что там жили или по крайней мере являлись тени и привидения и говорили что-то такое страшное, и вдобавок ещё сбывающееся. Неожиданная внезапность кончины императора Павла, по случаю которой в обществе тотчас вспомнили и заговорили о предвещательных тенях, встречавших покойного императора в замке, ещё более увеличила мрачную и таинственную репутацию этого угрюмого дома. С тех пор дом утратил своё прежнее значение жилого дворца, а по народному выражению - "пошёл под ".
Нынче в этом упразднённом дворце помещаются юнкера инженерного ведомства, но начали его "обживать" прежние инженерные кадеты. Это был народ ещё более молодой и совсем ещё не освободившийся от детского суеверия, и притом резвый и шаловливый, любопытный и отважный. Всем им, разумеется, более или менее были известны страхи, которые рассказывали про их страшный замок. Дети очень интересовались подробностями страшных рассказов и напитывались этими страхами, а те, которые успели с ними достаточно освоиться, очень любили пугать других. Это было в большом ходу между инженерными кадетами, и начальство никак не могло вывести этого дурного обычая, пока не произошёл случай, который сразу отбил у всех охоту к пуганьям и шалостям. Об этом случае и будет наступающий рассказ. Особенно было в моде пугать новичков или так называемых "малышей", которые, попадая в замок, вдруг узнавали такую массу страхов о замке, что становились суеверными и робкими до крайности. Более всего их пугало, что в одном конце коридоров замка есть комната, служившая спальней покойному императору Павлу, в которой он лёг почивать здоровым, а утром его оттуда вынесли мёртвым. "Старики" уверяли, что дух императора живёт в этой комнате и каждую ночь выходит оттуда и осматривает свой любимый замок, - а "малыши" этому верили. Комната эта была всегда крепко заперта, и притом не одним, а несколькими замками, но для духа, как известно, никакие замки и затворы не имеют значения. Да и, кроме того, говорили, будто в эту комнату можно было как-то проникать. Кажется, это так и было на самом деле. По крайней мере, жило и до сих пор живёт предание, будто это удавалось нескольким "старым кадетам" и продолжалось до тех пор, пока один из них не задумал отчаянную шалость, за которую ему пришлось жестоко поплатиться. Он открыл какой-то неизвестный лаз в страшную спальню покойного императора, успел пронести туда простыню и там её спрятал, а по вечерам забирался сюда, покрывался с ног до головы этой простынёю и становился в тёмном окне, которое выходило на Садовую улицу и было хорошо видно всякому, кто, проходя или проезжая, поглядит в эту сторону.
Исполняя таким образом роль , кадет действительно успел навести страх на многих суеверных людей, живших в замке, и на прохожих, которым случалось видеть его белую фигуру, всеми принимавшуюся за тень покойного императора. Шалость эта продолжалась несколько месяцев и распространила упорный слух, что Павел Петрович по ночам ходит вокруг своей спальни и смотрит из окна на Петербург. Многим до несомненности живо и ясно представлялось, что стоявшая в окне белая тень им не раз кивала головой и кланялась; кадет действительно проделывал такие штуки. Всё это вызывало в замке обширные разговоры с предвозвещательными истолкованиями и закончилось тем, что наделавший описанную тревогу кадет был пойман на месте преступления и, получив "примерное наказание на теле", исчез навсегда из заведения. Ходил слух, будто злополучный кадет имел несчастие испугать своим появлением в окне одно случайно проезжавшее мимо замка высокое лицо, за что и был наказан не по-детски. Проще сказать, кадеты говорили, будто несчастный шалун "умер под розгами", и так как в тогдашнее время подобные вещи не представлялись невероятными, то и этому слуху поверили, а с этих пор сам этот кадет стал новым привидением. Товарищи начали его видеть "всего иссеченного" и с гробовым венчиком на лбу, а на венчике будто можно было читать надпись: "Вкушая вкусих мало мёду и сё аз умираю". Если вспомнить библейский рассказ, в котором эти слова находят себе место, то оно выходит очень трогательно.
Вскоре за погибелью кадета спальная комната, из которой исходили главнейшие страхи , была открыта и получила такое приспособление, которое изменило ее жуткий характер, но предания о привидении долго ещё жили, несмотря на последовавшее разоблачение тайны. Кадеты продолжали верить, что в их замке живёт, а иногда ночами является призрак. Это было общее убеждение, которое равномерно держалось у кадетов младших и старших, с тою, впрочем, разницею, что младшие просто слепо верили в привидение, а старшие иногда сами устраивали его появление. Одно другому, однако, не мешало, и сами подделыватели привидения его тоже побаивались. Так, иные "ложные сказатели чудес" сами их воспроизводят и сами им поклоняются и даже верят в их действительность…»
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
— Да. Бедная Тильда! Она очень больная, но у нее здоровые руки; она плетает... плетет, — поправилась Лайне, — рыбачьи сети и живет абсолютно одна... Тильда уходила все дальше. Едва они вернулись домой, словно склянки на корабле, отбил у двери колокол. Пришел Юхан Саар, весь обветренный, с облупившимся глянцевитым носом. Старый капитан приветствовал Никиту: — А-а, стал уже лейтенантом, Морская Душа! Говорил он с акцентом, не торопясь, вычеканивая каждое слово. Обветренный морской волк, побывавший во всех портах мира, он привел свою «Марту» из аргентинского порта в Таллин, когда в Эстонии была установлена Советская власть. Этого ему не простили кораблевладельцы: ему пришлось уйти в лес, когда вошли немцы; теперь капитан был стар; он встречал и провожал небольшие грузовые суда, но ему казалось, что он провожает суда в Аргентину, в Бразилию, на Сандвичевы острова. Старый романтик моря, он жил воспоминаниями о морях, и на столе у него лежали толстые лоции. — Где же кофе, Лайне Саар? — спросил он. — Где же крепкий черный кофе, мусткохви? — Один момент, Юхан Саар, — ответила весело Лайне и побежала в кафельную белую кухню. — Ну, как мы плаваем? — спросил капитан Никиту. Узнав, что Никита — штурман на маленьком корабле, он воскликнул:
— О-о! И вы скоро будете капитаном. «Ведут в темноту корабли капитаны», — произнес он нараспев, — не знаю, может быть, это — стихи. Да, пожалуй, стихи, — поднял он глаза к потолку. — Вот вы — лейтенант Морская Душа... Вы поймете меня хорошо. Я всю жизнь плавал в морях, пока не пришла проклятая старость. И нужно же, куррат, изнашиваться этой машине, — постучал он себя по груди («Кур-рат!» — подхватил попугай в своей клетке), — может быть, я и сам виноват, — понизил Саар голое, оглянувшись, нет ли тут Лайне, — сколько выпито грога и виски, водки и коньяку! Не советую... — Я не пью. — Проживете сто лет! — похлопал его по плечу капитан. — Я тоже больше не пью ничего, кроме крепкого кофе — крепкого, черного кофе, но пусть мне скажут, что я завтра подохну, я от кофе не откажусь... — Никита, Юхан Саар, кофе! — позвала Лайне из кухни. Они сидели за выскобленным до белизны деревянным столом, пили дымящийся кофе из толстых белых фаянсовых чашек, и Юхан Саар говорил, что если придется ему когда-нибудь отпустить Лайне — ведь каждая девушка выходит когда-нибудь замуж, — то он выдаст ее или за моряка или за рыбака. Других он всех забракует, пусть и не пробуют брать курс на Лайне! Лайне смеялась и говорила, что вовсе не собирается замуж, но уж если выйдет, то, конечно, за моряка — не ослушается отца; она поглядывала на Никиту, и ему вдруг подумалось, что моряк этот будет счастливейшим человеком на свете — такую девушку можно искать сто лет, не найдешь, и еще подумалось — и он сам удивился этой пришедшей ему на ум мысли: «А ведь этим моряком могу быть и я, я, Никита!» Он поймал ее взгляд, ее глаза были глубокие, синие, ласковые и, казалось, ответили: «Можешь». А за окном было море, и в море скользили серые и желтые паруса, и пассажирский пароход «Тасуя» («Мститель») шел на ближайшие острова, рассекая зеленоватую воду и оставляя за собой светлый след.
И Юхан Саар говорил о своей молодости в морях, показывал сувениры — , трубки и черный локон — подарок одной африканки. Никита с удовольствием слушал старого моряка, смотрел на Лайне — она с лукавым видом терпеливо выслушивала много раз слышанные рассказы. Хорошо было сидеть в обжитом, уютном доме — в нем люди прожили много лет. А у Никиты больше не было дома, с тех пор как умерла мама — его дом нынче каюта на корабле, и приятно, сойдя на берег, зайти туда, где тебя ждут, тебе радуются, где ты нужен. Теплом и уютом веяло от этой белой кафельной кухоньки и от клетчатой, красной с синим, салфетки на белом столе, и от вышитых занавесок, и от акварелей на стенах. Лайне надела клетчатый передник и, сказав, что пора ужинать, стала хлопотать у плиты; и на столе появилась яичница, потом, когда ее съели, — молочный суп с капустой и овощами, и все было, как дома, на Кировском — так же вкусно готовила мама. Так они и не пошли больше никуда в этот вечер, да и не хотелось никуда уходить. Почти касаясь головами друг друга, они склонились над альбомами репродукций — Никита впервые узнал о существовании Иоханна Келера, Дюккера, Гофмана, Иоханни, певцов суровой природы Эстонии, каменистой земли и нелюдимого «берега ветров» — валуны, словно разбросанные щедрой рукой между согнутых ветрами сосен, голубые перелески, волнующиеся поля, освещенные солнцем, города со средневековыми башнями; портреты крестьян и крестьянок с натруженными большими руками и рыбаков — они родня морякам.
— (наст. имя и фам. Йохан Келер; 1826–1899) – эст. живописец, педагог. Основоположник эст. нац. школы живописи. Портретист, автор картин на мифологич., литер. и бытовые темы, а также пейзажей
Зажгли свет; за окнами поднялся ветер, полил по стеклам дождь, а здесь было хорошо и уютно. Но вот гулко ударил колокол у дверей — Лайне вызывали на ночное дежурство. — И у нас бывают боевые тревоги, — сказала она, одеваясь. Возле моря ветер был особенно резок, и от его порывов трещала старая корабельная мачта. Часы на ратушной башне глухо пробили десять. — Вы на корабль? — спросила она. — На корабль. — Говорят, корабль у моряков — дом? — Я бы хотел иметь и на берегу теплый угол, — признался Никита. — Мой отец любил море, корабль, но всегда с радостью приезжал к нам на Кировский и любил посидеть за столом... А вот у меня нет теперь больше угла и на Кировском... — сказал он с грустью.
— У вас есть свой угол на берегу, — возразила от всей души Лайне. — Когда бы вы ни пришли, вам всегда будут рады. Вам стоит только прийти и ударить в колокол... И я подниму флаг на мачте, — засмеялась она. Они дошли до ярко освещенных окон больницы. Никита пожал почти мужскую, теплую руку Лайне. Среди многих девушек такую он встретил впервые. Сегодня он, пожалуй, узнал о ней больше, чем за все их короткие встречи... — До свидания. Она ответила ему по-эстонски: — Ятайга! Захлопнулась дверь подъезда; ее тень появилась на закрашенном мелом стекле и исчезла. Никита представил себе, как она сняла мокрый плащ, надевает и подпоясывает халат, моет руки над умывальником, идет по коридору в палаты, склоняется над больными. Он — один в темноте. Ему трудно идти против ветра; слезятся глаза, стынут уши, полы шинели прибивает и коленям. Он думает о ней. Он вспоминает, как лицо Лайне становилось то серьезным, то вдохновенным, как кидала она на него короткие взгляды из-под длинных ресниц, и пытается представить, с каким лицом она подходит к больному ребенку, с каким выражением выкладывает мозаики и пишет свои акварели и как морщит лоб, когда в брезентовой куртке и в резиновых сапогах идет с рыбаками на лов и в лицо бьет соленая морская волна, А какой у нее был сосредоточенный вид, когда она, разрумянившаяся, стояла у плиты, жаря яичницу! У нее чуть не пригорело — заговорилась и прозевала, — лицо стало испуганным, как у маленькой девочки, увидевшей паука. Она — славная. И какие у нее умелые руки! Под темным деревом в парке стоит парочка; женщина — лица не видно — взволнованно говорит: «Подлец, ах, подлец, ну, какой ты подлец», мужчина оправдывается: «Да погоди, Людочка, давай, выясним, уж не такой я совсем, как ты думаешь...» Никита усмехнулся: и такой бывает любовь... Его мысли опять возвращаются к домику с мачтой в саду и с колоколом у двери. «Вам стоит прийти и ударить в колокол, и я подниму флаг на мачте...» И он снова видит улыбку Лайне, и ее белые зубы, и ее удивительные глаза... Вот и пирс. Под ногами скрипит мокрый настил. «Триста третьего» нет. Значит, Фрол ушел в море. Уютно светятся огни его корабля. «Завтра и мы пойдем! Хорошо! До чего хорошо!»
Крамской, радостно встреченный Стариком, зажег свет. Глеба не было. Где его носит все вечера? Он бывает у Мыльниковых. Говорил о какой-то жене офицера, которая очень скучает. Неужели и тут — похождения? — , ты голоден? Держи колбасу. Аппетита нет?
Он нащупал сухой и горячий нос. — Да у тебя и глаза нынче мутные. Иди, полежи. Старик с виноватым видом протянул хозяину лапу и, когда тот пожал ее, лег у кровати. — А где Глеб? Ты не знаешь? — спросил Крамской. Старик слегка стукнул по полу толстым хвостом. — Ну ладно. Мы подождем. А пока приготовим кофе. Он прошел в столовую. Раньше Старик всегда ходил за ним по пятам. Теперь он остался на коврике. Он болен. И собаки болеют раком. Ветеринар поставил диагноз: Старик безнадежен. Его сначала кололи пенициллином, и он, увидев шприц, покорно ложился и подставлял зад, веря, что люди его исцелят. Бедный Старик! Даже на Глеба больше не рычит, притерпелся. Но почему-то не спускает с него глаз. Странно. Ростислав прислал радостное письмо, сдал экзамен. Вступает в флотскую жизнь. «А Глеб... — размышляет Крамской. — На днях я просил не брать денег без спроса. Не запирал ящик. Совершенно случайно обнаружил нехватку двух сотен. Глеб даже не покраснел. Он спросил: «Может быть, выдашь мне то, что мне причитается?» Ему причитается... Ну что ж, получи остальное... «Как ты думаешь жить дальше?» Глеб еще не решил. «Пока поживу у тебя. Ты не возражаешь?» «Может быть, не поздно заняться его воспитанием? Он — брат Ростислава. Хотя они никогда не дружили... Он живет, как в гостинице — приходит, ложится и спит. Я мечтал в его годы. А ?
Вот и кофе вскипел. А, звонок! Залаял Старик. Наверное, Глеб забыл ключ. Иду, иду!» — Вам кого? Постойте, постой! Суматошин! Вадим! Каким ветром? Крамской обнимает старого друга. — Лет десять с тобой не видались! — Бери больше! С начала войны! Помогает другу юности снять дорогую шубу. — Какими судьбами? Ну, пойдем, пойдем. Спокойно, Старик, это — друг! Да, этот человек с потертым лицом, отрастивший брюшко, растерявший большую часть когда-то пышных волос, с оскалом слишком молодых и красивых зубов для того, чтобы они были собственными, — друг его юности. Вадька Суматошин... Его дразнили «будущим светилом архитектуры», а он взял и стал этим светилом! — Н-неплохо, Юра, живешь, — одобрил гость, озирая кабинет. Все по-прежнему слегка заикается... — Ты тоже неплохо, я слышал? — Э-э, милый, а ч-чего это стоило! Н-нервов. Терпения. И ум-мения. — Садись, будем кофе пить: Что тебя занесло к нам? — Для людей н-нашего с тобой возраста, — не отвечая на вопрос, постукивая пальцами по столу, говорит Суматошин, — н-наступает момент, когда м-мучительно хочется встретиться с юностью. Не пойми прев-вратно, с своею собственной юностью.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
