Среди офицерского состава училища служил капитан, черты лица, и смуглость кожи которого выдавали его за типичного представителя восточной расы. Среди воспитанников за этим офицером по его явным признакам азиатского происхождения закрепилась, как нам казалось, уважительное имя ЧОЙБАЛСАН*. Если бы он знал, как мы его называем между собой, то, без сомнения, мог бы гордиться таким «псевдонимом». Неудивительно, что сейчас я не помню фамилии этого капитана с красными просветами на погонах. А вспоминается другое: − Полундра, Чойбалсан! И все – в рассыпную. Или в разговоре между питонами: − Опять попал на карандаш к Чойбалсану. Но вот в один ненастный осенний день 1952 года по радио передали печальное сообщение о кончине Чойбалсана, известного монгольского маршала, дважды Героя Монгольской Народной Армии. Один из питонов младших классов перед сном из разговоров однокашников краем уха услышал информацию о смерти Чойбалсана. С тем и уснул. Ночью он проснулся от нестерпимого желания отправить естественные надобности. С этой целью этот бедолага спустился в полуподвальное помещение, где располагался необыкновенно огромных размеров, почти на всю длину казармы, плохо освещаемый, а поэтому мрачный, холодный и не уютный гальюн. Каково же было состояние ещё заспанного и окончательно не проснувшегося нашего героя, когда из полумрака появилась фигура «нашего Чойбалсана» в форме капитана с портупеей, с кобурой и пистолетом, а на левом рукаве была повязка дежурного офицера «рцы». Чойбалсан медленно приближался. Ужас сковал все органы чувств нашего юного героя. Не иначе, как настоящее «привидение» в образе «скончавшегося Чойбалсана»? Мальчишка вскрикнул, и под ним непроизвольно на полу образовалась лужа, а некоторая часть содержимого мочевого пузыря попала в расшнурованные рабочие ботинки (гады). (Следует напомнить, что в младших классах мы спали в длинных трофейных ночных рубашках – А.Д.). «Привидение» всё ближе и уже почти рядом. Приблизившись почти вплотную этот «ночной монстр» вдруг каким-то загробным глухим голосов, отражающимся эхом от сводчатых проёмов потолка, заговорил: − Перетерпел. Надо раньше вскакивать с кровати… Почти теряя сознание и способность крепко стоять на ногах, наш питон стал оседать в собственную лужу. В следующий момент крепкие руки капитана, дежурного офицера по училищу, подхватили расслабленное тело воспитанника. Капитан бережно перенёс его в ротное помещение. Дневальный, увидев дежурного по части, намеревался отдать необходимый рапорт, но офицер сделал знак «отставить доклад» и спросил, в каком кубрике находится кровать этого нахимовца. Только тут в затуманенном мозгу пацана появилась радостная мысль, что, если дневальный ничуть не испугался «нашего мёртвого Чойбалсана», то, значит, он не умер и он не «привидение». Постепенно придя в полное сознание, наш ночной герой успокоился, самостоятельно добрёл до своей кровати и вполне нормально без снов и сновидений провел остаток ночи. Наутро всё окончательно выяснилось. История эта при пересказах приобретала и другие оттенки и подробности. А капитан «Чойбалсан» стал пользоваться большим уважением среди питонов.
Арнольд Думбре.
В заключение считаю нужным с тем же чувством признательности перечислить на этот раз офицеров-воспитателей и командиров рот, соратников начальника училища Безпальчева К.А.
Богданович Всеволод Всеволодович, офицер-воспитатель, старший лейтенант. Бут Владимир Михайлович. Капитан-лейтенант. Командир роты. Быстров И.П. Капитан 3 ранга. Командир роты. Веко Павел Степанович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Капитан-лейтенант В.С.Штепа в форме "раз", справа от него наклонился ст. лейтенант П.С.Веко.
П.С.Веко стоит за спиной у В.С.Штепы.
Гарбуз Григорий Иванович, офицер-воспитатель, капитан. Глазенков. Младший лейтенант. Губин Виктор Александрович, офицер-воспитатель, командир роты, младший лейтенант. Ерёменко, командир роты, капитан 3, затем 2 ранга Заворуев Василий Федорович, офицер-воспитатель, старший лейтенант. Краснов, офицер-воспитатель, младший лейтенант. Круглов Леонид Александрович, офицер-воспитатель первого взвода, капитан, майор. Кухарев Николай Алексеевич, офицер-воспитатель, старший лейтенант. Мищихин Александр Михайлович, командир роты, капитан-лейтенант, капитан 3 ранга. Монастырский, командир роты, капитан-лейтенант. Мышкин, командир роты, капитан-лейтенант. Норинский А., офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Пехтерев. Офицер-воспитатель. Побережный Жозеф Львович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Подкаминский. Капитан. Офицер-воспитатель. Полушкин Е., офицер-воспитатель, капитан. Рудич. Лейтенант, командир роты Рижского Нахимовского училища ВМФ.
Главное - быть на своем месте. Беседа с вице-адмиралом Ю.Кайсиным. - Морской сборник № 12, 1993 г. Еще когда я учился в нахимовском (а тогда в стране было целых три НВМУ!), в военно-морские училища уже поступало много суворовцев. (Кстати, в НВМУ мой командир взвода лейтенант Рудич тоже заканчивал суворовское училище.)
Светлов Михаил Александрович, командир роты, подполковник. Свирский Павел Мефодьевич, офицер-воспитатель, капитан 3 ранга. Сергеев Сергей Иванович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Сидоркин. Офицер-воспитатель. Сиротин Валентин Федорович. Капитан, затем майор. Командир роты. Шаповалов И., офицер-воспитатель, старший лейтенант. Ширяев, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Штепа Виктор Степанович, командир 6-й роты, капитан-лейтенант.
«В МОРЯХ МОИ ДОРОГИ...». Верюжский Николай Александрович (Воспоминания нахимовца Рижского Нахимовского Военно-Морского училища в период с 1947 по 1953 годы).
Каждой ротой командовал кадровый офицер командир роты. Первым моим командиром 6-й роты был капитан-лейтенант Виктор Степанович Штепа, запомнившийся мне особой морской выправкой, чёткостью, пунктуальностью, педантичностью. Большой любитель и популяризатор шахматной игры Виктор Степанович самолично составлял для нашего обозрения графики и таблицы мирового первенства по шахматам, когда Михаил Ботвинник стал чемпионом мира, разгромив Эйве, Решевского, Кереса и других претендентов на чемпионский лавровый венок. Вскоре Виктор Степанович Штепа оставил наше училище, поступив в Военно-Морскую Академию, которую успешно окончил, и стал крупным в нашем Военно-Морском флоте специалистом-противолодочником. Служил на Тихоокеанском флоте и в Главном штабе ВМФ. Недавно я узнал, что он проживает в Москве и мне удалось с ним поговорить по телефону и представиться. Разговор был весьма интересный. Я, в свою очередь, также рассказал о своей службе...
В первый же приезд нашего училища на первомайский парад 1948 года мама, заблаговременно узнав из моих сообщений об этом событии, подробными письмами известила дядю Витю, Виталия Александровича Соколова - своего родного брата, и дядю Колю, Николая Николаевича Верюжского - родного брата моего папы, о моём нахождении в Москве. О том, что у меня в Москве, кроме названных, также проживают и другие близкие родственники, знали из моих анкетных данных и офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Веко, и командир роты капитан-лейтенант В.С.Штепа. Однако, чтобы получить разрешение на длительное увольнение, необходимо было личное ходатайство и заверение самого родственника. Если честно говорить, то я не особенно старался и надеялся получить дополнительные льготы по увольнению, зная и чувствуя, что моё неожиданное появление в этих семьях может вызвать не столько родственную радость, сколько житейские проблемы и лишнее беспокойство. Другое дело, я думал, навестить родственников на часок-другой, когда представится такая возможность во время дневного увольнения, предварительно сообщив о своём намерении по телефону. Но даже и такое скромное желание не всегда, как оказалось на практике, могло реализоваться.
Вот об этом я хочу сказать несколько слов. Буквально на второй или третий день нашего первого пребывания в Москве, когда мы только обустраивались и обживались на новом месте в так называемых Краснопресненских казармах, во второй половине пасмурного апрельского дня появилось свободное время, которое нами тут же использовалось для спортивных игр. Любители волейбола, как правило, это были старшеклассники, сразу же разделились на команды и вели свою бескомпромиссную борьбу на волейбольной площадке, бурно поддерживаемую заинтересованными болельщиками. Ну, а мы, малышня, раздобыв мяч, который не жаль было попинать ногами, самозабвенно бегали на небольшом грунтовом более-менее подсохшем участке территории, изображая игру в футбол. В самый разгар игры к нам прибежал запыхавшийся рассыльный с вопросом: «Нет ли среди играющих воспитанника 6-ой роты Верюжского? Ему срочно требуется прибыть на КПП». С большим недоумением я помчался на проходную и весь такой возбуждённый, взлохмаченный, потный, замызганный вдруг очутился в объятиях дядя Коли. Оказалось, что Николай Николаевич Верюжский, разузнав через московскую гарнизонную комендатуру, где разместились Рижские нахимовцы, прибывшее в Москву для участия в параде, разыскал и приехал меня навестить. Вот это да! Вот это приятная неожиданность! На КПП находился также мой офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Веко, который пришёл значительно ранее для выяснения, кто меня разыскивает, и я понял, что между ними уже состоялся обстоятельный разговор и по просьбе дяди Коли даже было принято решение, если я того пожелаю, отпустить меня в увольнение. Как же можно было отказываться от такой неожиданной радости? Я мигом бросился в казарму привести себя в порядок и переодеться в форму первого срока. Через некоторое время после того, как меня кратко проинструктировали о порядке поведения в городе и выдали на руки увольнительную записку, я был свободен и в течение целых суток находился в обществе дяди Коли. На следующий день к обозначенному в увольнительной записке времени дядя Коля доставил меня в расположение казарм. В последующем, когда я изъявлял желание получить увольнение на продолжительный срок, то повторного подтверждения от родственников не требовалось...
Но что интересно, Витя Щетников оказался прекрасным шахматистом. Командир нашей роты капитан-лейтенант В.С.Штепа являлся большим любителем и популяризатором шахматной игры. Многие воспитанники вместе с командиром роты играли в шахматы, на различных соревнованиях завоёвывали призы и дипломы, получали шахматные категории и спортивные разряды...
В качестве пояснения скажу, что в первом взводе ребята подобрались что надо: высокие, рослые, сильные, физически хорошо развитые. Немудрено, что офицер-воспитатель первого взвода энергичный и настырный капитан Круглов на своей шлюпке-шестёрке с экипажем из таких крепышей, как например, Толя Полковников, Гарик Каменев, Юра Ободков, Володя Лебедев, Арнольд Думбре, Юра Шаробурко, Лёва Окунь, чаше всего на всех гонках занимали первые или в крайнем случае призовые места, оставляя на вторых и последующих местах опытного и расчётливого командира роты капитан-лейтенанта Штепу, который свою команда формировал из «питонов» второго взвода, пусть не таких высоких, но не уступающих им в других компонентах...
Попытки одних доказать своё преимущество, а других - ни в чём не уступать, всё-таки иногда происходили, которые выражались, например, в стычках и столкновениях с применением подушек или скрученных в тугие жгуты полотенец, когда, главным образом после отбоя, вдруг раздавался боевой клич: «Идём бить первый или второй взвод!» Тогда в коридор с гиком выбегала ватага ребят в длинных ночных рубашках с подушками или полотенцами в руках, где происходило кратковременное, но бескровное побоище. В таких баталиях не было ни победителей, на побеждённых, но каждая сторона считала себя правой: первые думали, что отстояли свои позиции, а другие считали, что они тоже чего-то стоят. До более серьёзного и принципиального противостояния «стенка на стенку», как мне помнится, дело не доходило, если не считать некоторые выяснения отношений в индивидуальном плане, да и они никогда не приобретали большого значения. К чести наших офицеров-воспитателей и в первую очередь, как я полагаю, командира роты капитан-лейтенанта В.С. Штепа, всячески стремящихся не противопоставлять одних перед другими, создавали нормальную, дружескую обстановку поддержки и взаимного понимания среди нахимовцев всех четырёх взводов.
Яценко Дмитрий Петрович, офицер-воспитатель, майор.
Летописец своего выпуска, естественно, организатор. Как это здорово, когда среди однокашников находится такой неформальный лидер. Жизнь каждого обретает новое измерение и дополнительный свет.
Сирота, оставшийся без родителей в первую блокадную зиму, о чем через много лет написанный им рассказ "Рисовая пудра".
"Мне 12. И мой подарок маме в день ее рождения. Последний... Когда в один из бесконечных вечеров мы с сестрой подошли к столу, то удивились: вместо обычных наших чашек стояли тоненькие, фарфоровые, с “малинкой” из бабушкиного сервиза. Вопросительно смотрим на маму. Выражение ее припухшего и немного отечного лица в сумраке коптилки трудно разглядеть. В каждом из стекол ее очков мерцало по маленькому желтому язычку. – Ну что вы... – мама улыбнулась, села. Сняла очки. Потерла пальцами глаза, совсем как до войны после долгого чтения. Посмотрела на нас: – У меня сегодня день рождения... Я привык видеть маму в очках. Без них она почему-то вызвала у меня непонятную щемящую жалость. Сестра встала, подошла к ней, обняла. А я продолжал сидеть, уткнувшись в свою чашку, боясь, что, если мама положит мне на голову руку, я не выдержу, расплачусь. До войны я всегда делал маме подарки в дни ее рождения. На следующий день из единственного работающего в районе магазина я принес коробочку пудры. Почему пудры? В войну? Я не мог бы ответить и теперь. Может быть, просто ничего другого не было. Маму очень тронул мой подарок. И рассмешил. А потом, поцеловав меня и прижав к себе, она вдруг заплакала... На следующий день произошло непонятное: мама дала мне немного денег и велела на все купить именно таких коробочек пудры. Оказалось, она была РИСОВОЙ! Это было уже к весне, незадолго до маминой смерти. Мы пробовали печь лепешки, но есть так и не могли: запах пудры был непреодолимым. Почти все коробочки так и остались нетронутыми. Лет через пятнадцать после войны, когда уже далеко позади остались детдом, нахимовское и высшее морское училище, я возвратился в Ленинград. Узнал, что у дворника сохранилось кое-что из наших вещей. И надо же: в одном из ящиков комода обнаружил пожелтевшие от времени круглые коробочки! Боже ты мой! – это я уже сейчас, когда мне за 70, вспоминаю..."
октябрь 2008 г.
Самокритичное отношение к себе, уверен, по-прежнему - это норма, залог успехов, подлинных достижений и душевного здоровья. Это качество в полной мере присуще Николаю Павловичу, посчитавшему нужным передать для публикации "артефакты", страницы "Ведомости оценок знаний и поведения воспитанника 8-го класса Ленинградского Нахимовского военно-морского училища Соколова Николая Павловича за 1945 - 1946 учебный год".
Из книги "Они были первыми. Первый выпуск первого военного набора 1944-1948 гг." Составил нахимовец 1948 года выпуска Николай Соколов. СПб., 2003., можно узнать, как жили, учились, дружили те, кого огульно контр-адмирал Блинков назвал "барчуками". Николай Павлович проследил и рассказал, как сложились судьбы однокашников.
Взгляд сквозь призму времени.
"В одном из списков нашёл свою фамилию.
- Что не прыгаешь от радости? - услышал сзади. Высокий дядя в морской форме смотрел на меня весёлыми глазами.
А не прыгал я, детдомовский мальчишка, направленный в созданное Нахимовское училище, потому, что почти по всем предметам на вступительных экзаменах получил двойки и мне было тогда всё равно, в октябре 1944 года, в мои пятнадцать лет.
Сегодня на календаре июнь 1998 года. И мне - шестьдесят девять...
Ведомость та с оценками и письмо командования на имя моей тётки, которым она уведомлялась, что племянник её принят в ЛНВМУ условно и что, если успеваемость его в течении года не улучшится, то он будет из училища отчислен, лежат в моём домашнем архиве вместе с суконными погончиками с вензельными буквами «Н», ленточкой с бескозырки с надписью «Нахимовское училище» и нарукавными красными «галочками». Там же и аттестат зрелости за 1948 год: четыре четвёрки, остальные пятёрки.
... Те далёкие, «на заре туманной юности» четыре нахимовских года вместе с последующими годами учёбы в высшем училище не прошли для нас даром, стали хорошей основой для всей дальнейшей жизни. Бывшие воспитанники первой роты, «будущие адмиралы», как нас тогда называли, превратились в зрелых мужей с чинами, в том числе, и адмиральскими, и без оных, в военных и простых пенсионеров по возрасту, с детьми, давно переросшими наш тогдашний возраст, и с внуками. Жизнь у каждого, как говорится, сделана. Грустно, но это факт. Из первых выпускников Нахимовского училища половины уже нет в живых...
Так стоит ли сегодня, когда всё вокруг - и страна, и мы сами так переменились, вглядываться в тот четырёхлетний отрезок нашей жизни полувековой давности, и вспоминать, и уточнять, что было так, а что не так, и что было бы, если бы... Не знаю, как вы, мои товарищи по самой первой 1-ой роте Нахимовского училища, а я, как сон полузабытый, те годы вижу
Их осколки, как полированные грани Алмаза в тёмной тишине. Как иллюстрации к известной и неизвестной феерии. Как звёзд сияние, Которых уж нет в небесной вышине.
От отбоя до зарядки
23.00. Заливисто свистит боцманская дудка.
- Отбой!
Смирно лежим под одеялами. Ждём. Свет не погашен: старшина второй статьи Тюменев, по кличке «Тюлень», обходит ряды попарно сдвинутых в тесном кубрике двухъярусных коек, проверяет правильность заправки сложенного на ночь обмундирования. Чувствую, подходит. Остановился... Проходит мимо. И рядом громко:
- Воспитанник Краснокутский, встать! За плохую заправку обмундирования три раза одеться и раздеться! - и, не задерживаясь, - дальше, продолжая высматривать, не сдвинута ли у кого на сторону бляха свёрнутого ремня поверх сложенного на ночь обмундирования, не высунулись ли из-под койки чьи ботинки из общего ряда...
Ночь пролетает быстро, как одно мгновение. Один «мудрец» из первого взвода, там этих мудрецов хватало, чтобы прочувствовать долготу блаженства объятий Морфея, стал просить дежурных будить его среди ночи по несколько раз и говорить, сколько времени ещё осталось до подъёма.
А в младших ротах, где по ночам «будущие адмиралы» иногда пускались в «плавание», умники-старшины и тут применили свои методы воспитания - укладывали таких ребят на одну двухъярусную койку, меняя их «по справедливости» местами после каждого такого случая.
8.00. Снова заливается дудка.
- Подъём! - кричит дневальный, и тут же, - Приготовиться к построению на зарядку! Задираю ноги и с силой бью в середину верхней кроватной сетки. Зазевавшийся сосед подлетает и шлёпается обратно. Лихорадочно одеваемся: надо успеть ещё и в гальюн.
После выполнения на набережной перед зданием училища нехитрых упражнений утренней зарядки - пробежка. От училища к домику Петра Первого, а в хорошую погоду и дальше - за дом политкаторжан. А бежать, ой, как не хочется. И вот из строя выскакивает и бежит в сторону сначала один воспитанник, за ним другой, третий, ещё и ещё... Прикрывая лица воротниками, чтобы не быть узнанными старшиной, беглецы несутся к ближайшему дому, где, пригибаясь, как при игре в чехарду, и обхватывая друг друга руками, устанавливаются головами во внутрь, а наружу одинаковыми обтянутыми робой задами - ждут, когда рота пробежит.
Старшине бежать за нарушителями дисциплины бесполезно, проверено: оставшийся без командира строй тут же распадается и поворачивает обратно.
Пока рота продолжает пробежку сачки нежатся в лучах утреннего солнца, спокойно покуривают. Но вот слышится топот возвращающейся роты, звонкий голос старшины, подсчитывающего ногу. Беглецы, также пряча лица, зигзагами возвращаются и ныряют в спасительный строй. Старшина бессилен что-либо предпринять. Его попытки: «Тюкин, я вас всё равно узнал. Будете наказаны!», - заканчивались ничем, так как тут же из строя раздавался голос: «Товарищ старшина, это не я, я - в строю».
Перед уходом из кубрика на завтрак и занятия снова обход старшины - принимается заправка коек. Тут он опять Бог и царь над нами. На какие только ухищрения не пускались мы, добиваясь идеальной заправки! Загибы серых байковых одеял вдоль матрацев для образования требуемой складки фиксировались прохождением по ним молодыми зубами. Красные буквы «Н» (ноги) на одеялах выравнивались по всему ряду коек до сантиметра. Стоим, каждый у своего места, ждём прохода старшины. Рр-аз! и сорвано одеяло с одной койки! Рр-аз! - с другой. Значит, что-то не так. Может быть, одеяло плохо натянуто, провисло посередине. А, может, подушка под ним оказалась чуть сдвинута против общего ряда. Или просто старшина интуитивно угадал в хозяине койки недавнего беглеца из строя... Тем, кто спит на верхнем ярусе, меньше достаётся от невысокого роста старшины.
И вот весело поёт дудка: «Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед!»
- Выходи строиться на завтрак!
И кубрик пустеет.
О войне
В первый год нашей учёбы она ещё шла. Правда, уже далеко от Ленинграда. Но, всё равно, ощущалась во всём, в большом и малом.
Новость: вешают немцев! Выскочили из училища - через мост, на Выборгскую и по Кондратьевскому к кинотеатру «Гигант». На площади - пять грузовиков с откинутыми бортами под виселицами. Из плотной колышущейся толпы плохо видно, что там происходит. Читается приговор. Один из пяти - все высшие офицеры - падает на колени, молит о пощаде. Остальные отодвинулись, отвернулись. А седой генерал, уже с машины, стал выкрикивать что-то. Кузов под ним двинулся. Немец качнулся, перекрутился и вытянулся, раскачиваясь на верёвке.
К тому же. На набережной, напротив училищных ворот был наш дровяной склад - ряды высоких поленниц из метровых непиленных дров. Тогда, при преимущественно ещё печном отоплении, они доставлялись в город баржами по Неве и штабелировались на свободных участках набережных. По ночам дрова охранялись матросами училищной команды. Случилось, что часовой закемарил и не заметил сразу, как воры загрузили нашими дровами машину и стали отъезжать. На окрик не остановились. Часовой сделал предупредительный выстрел поверху. Но, спросонья ли или просто рука дрогнула, но пуля прошла не выше машины, а наповал убила стоящего в кузове человека. Им оказался пленный немец, которого взяли для погрузки ворованных дров. Знать судьба ему была уготована такая - не на войне, так после неё, - но смерть свою найти от нашей пули!
Вдруг среди ночи - крики, шум, гам неимоверный: ПОБЕДА! Повскакали все, мечемся по кубрику в ночных рубашках, бушуем, скачем по койкам верхнего яруса - сплошное ликование от пола до потолка! И старшина, и дежурный офицер-воспитатель - только что не швыряются с нами подушками! КОНЧИЛАСЬ ВОЙНА! Если бывает помешательство, счастливое всеобщее помешательство - оно продолжалось весь следующий день: беготня, рёв репродукторов, листовки с неба, музыка, оглушительные залпы орудий и падающие с шипением в Неву ракеты!
Яркий солнечный день. Все ленинградцы на улицах. Убежали и мы без увольнительных, знаем, что ничего не будет за это. Победным маршем с боевыми знамёнами, при всех наградах и оружии войска Ленинградского фронта проходят по улицам города. Музыка, песни, пляски, объятия, слёзы, поцелуи, папиросы, вино... Как примагниченные, идём и идём за солдатами под бравурную музыку маршей, не замечая ни пути, ни времени.
Из курьёзного. Весь день старшина второй статьи Тюменев сиял, ни к кому не придирался, никого не наказывал: на груди его сияла новенькая, только полученная, медаль «За победу над Германией»! А утром, проснувшись, он не обнаружил её на своей суконке. Но довольно быстро по глазам своих подопечных определил её местонахождение - она была приколота к портрету А.А. Жданова. Эффект был потрясающий! А поднявшийся хохот столь искренен и продолжителен, что «Тюленю» ничего не осталось, как, пересилив себя, присоединится к нам. А потом с кислой физиономией попросить воспитанника, сидящего на верхнем ярусе ближайшей к портрету койки, отцепить и вернуть ему его медаль. Опасаясь возможных политически-неправильных, толкований, эта глупая наша выходка так и осталась «не замеченной» начальством.
Наш летний лагерь у озера Суоло-ярви, нынешнего Нахимовского. Лесные дороги в табличках: «Мины», «Мин нет». На заброшенных финских дачах надписи «Занято» и номера войсковых частей, первыми захватившими их. Лазаем по чердакам, ищем красочные журналы, конверты с марками. А у малышей опять несчастье - взрывателем оторвало палец...
Осень сорок пятого. В составе сводного морского полка едем в Москву на первый послевоенный ноябрьский парад. Голубые форды с морскими флажками на радиаторах. Ежедневные тренировки перед Химкинским речным вокзалом. Между ними - сон до одурения и бесконечная драйка блях и пуговиц. Генеральная репетиция на ипподроме. Позади нашего строя, совсем рядом, два офицера одним махом всаживают в седло С.М. Буденного, принимающего репетицию парада.
И апогей всего - вдохновенный марш по Красной площади мимо Мавзолея с одинокой фигурой генералиссимуса...
Наши преподаватели
Как это у Аллы Пугачёвой: «Даром преподаватели время со мною тратили...» О наших этого не скажешь. Помните старика Кашинцева? Рука дрожит, мел крошится, а цифры ровными рядами выстраиваются на длинной классной доске. А капитана-«чернильницу» Аквилонова, преподавателя русского языка? На первом его диктанте «П.С. Нахимов» каждый из нас сделал столько ошибок, сколько ни до, ни после не делал. А географ! Его колоритная фигура и зычный голос. Или милый физик, принёсший из своих довоенных запасов «батавские слёзки», чтобы наглядно познакомить нас с эффектом поверхностного напряжения? А смешная полиглотка comorade teacher с длинными шатающимися передними зубами! «Язык поднимите к нёбу... Смотрите», - закидывает она голову и тычет пальцем в свой раскрытый рот, - «Вот так! Теперь прижимаем кончик языка к верхним передним зубам и произносим отрывисто...» И вместе с определённым артиклем «the» на ошарашенного воспитанника вылетает веером тычин"з слюна! - «Показываю ещё раз. Смотрите», - тянет она к себе упирающуюся жертву... И только Сашка Шей, живший до войны с отцом, военно-морским атташе в Италии, мог отвлечь её, заговорив с ней по-итальянски.
Капитан Городинский с интендантскими погонами, композитор и музыкант. «Для начала проверим ваш слух», - говорит он мне, - «Я играю, вы говорите, что я играю». На моё возражение, что я могу не знать того музыкального произведения, которое он собирается исполнить, говорит: «Знаете, знаете...», - и, взмахнув руками и кудрявой головой, с силой ударяет по клавишам. Рояль гудит от напряжения, руки капитана в сумасшедшей пляске то разбегаются, то сходятся и даже перекрещиваются на клавиатуре. Искоса, бросает на меня хитроватые взгляды: «Ну же»! А я оглушён, я подавлен лавиной звуков. И вдруг, словно услышал подсказку, - «Чижик-пыжик», - говорю неуверенно. Как фокусник, довольный удавшимся фокусом, Городинский берёт последние аккорды: «Правильно! Молодец! Будем заниматься». Но это всё-таки была пустая затея.
Приказано всем идти на хор. Старичок-хормейстер, выпростав ухо из-под густой шевелюры длинных полуседых волос, с мученическим выражением лица, словно у него болят зубы, медленно продвигается вдоль поющих, вслушиваясь в голоса. Дотрагивается время от времени своей палочкой то до одного, то до другого воспитанника, говоря при этом: «Помолчите, пожалуйста... Можете продолжать». Приближается ко мне. Проходит мимо. Но тут же возвращается. Делает стойку и, приблизив ко мне своё страдальческое лицо, просит меня замолчать. И тут же лицо его разглаживается в блаженной улыбке. Но радость моя в связи с освобождением от хора была недолгой: по возвращении в роту я был поставлен на натирку паркета.
Урок Танцев. Какой он пожилой этот Хавский! (А был он тогда намного моложе нас, теперешних) Но какая осанка, как легка и свободна его походка, безупречно - точны и непринуждённы движения! С какой лёгкостью вальсирует он со своей Аллой! «Встали в третью позицию. В третью позицию. Быстренько... Округлили руки! Подбородочки выше! Спинки прямые...» Скользящей походкой идёт по кругу, оглядывая и подправляя нас, кавалеров-дам одновременно, грациозно застывших в своих застиранных серо-голубых робах. Это на уроках, под рояль. На вечерах практики танцев, в актовом зале всё по-другому! Играет духовой оркестр. Полонез. По паркету с наструженным воском верх грациозности и изящества выступает первая пара - Владимир и Алла Хавские. За нею длинной лентой скользят стриженные наголо воспитанники в чёрных с золотом мундирчиках с восхитительными, в своей трепетной юности, девочками. «Ррас-ходимся...», - грассирует Хавский, приближаясь к входным дверям зала, и колонна танцующих раздваивается. Так, полонезом или вальсом, начинались наши, устраиваемые раз в месяц, вечера практики танцев, на которые Хавский приводил учениц женских школ, где также преподавал бальные танцы.
ВМП
Военно-морская подготовка была особым, удивительным для нас предметом, стоящем на первом месте по отношению ко всем остальным. Нас никто не заставлял зубрить бесчисленные морские термины, разбираться в рангоуте, такелаже, парусах и прочих премудростях парусного дела. У нас была постоянно-действующая игра в три, по очереди задаваемых друг другу, вопроса. Считалось делом чести правильно ответить на все три. А задавались - самые трудные, самые каверзные. Помню, попался я на «канарей-блоке». Вряд ли кто из теперешних нахимовцев знает, что это такое. Так называется металлически шарик опорного крюка шлюпочного багра. А «брюканцы»? Не скажу...
Вечерняя самоподготовка. Завтра ВМП. Долбаем терминологию: листаем конспекты с зарисовками, «ползаем» по паутине стоячего и бегучего такелажа, «перебираем» прямые, косые и прочие паруса, «проходимся» по всему рангоуту от бушприта до кормового флагштока и вверх по всем мачтам до клотиков... «Фор-бим-бом-брам рея!», - каково звучит, а? Ксилофон! Вдруг в классе повисает вопрос: «Ребята, что такое топр?» Топр... Что бы это могло быть? Смотрим друг на друга. «Топр, топр...» Сосед спросившего не выдерживает, заглядывает к нему в тетрадь: «Покажи, где топр?» Обалдело смотрит на товарища и хлопает его по голове учебником: «Топор, дурак!» Общий хохот.
Каждый урок ВМП начинается пятиминуткой по флагам или «морзянке». На столах перед каждым лежит по четвертушке бумаги и карандашу. За преподавательским столом - высокий худощавый капитан-лейтенант Шинкаренко. Вот он навис в изготовке над уложенной на столе толстой стопке больших морских флагов (расцвечивания, как их ещё иногда называют), поднимает на нас смуглое, обрамлённое черной бородкой лицо, выжидает несколько секунд и, убедившись в готовности класса, командует: «Начали!» И, подхватив верхний флаг за дальние от себя углы, плавным, волнообразным движением обеих рук - от себя, вверх, в сторону - взмахивает им, показывая его нам на какое-то мгновение, и - флаг падает под стол на табуретку. Секунда - две - второй взмах, второй флаг проплывает перед нашими взорами и скрывается под столом. За ним третий, четвёртый... Как автомат работают руки каплея, а глаза безотрывно, зорко наблюдают за нами. В листки смотреть некогда, успеваем только почти вслепую столбиком записывать названия мелькающих флагов: «Земля», «Хер», «Еры», «Живете», «Рцы», «Ноль»... Вдруг резкий голос нарушает тишину: «Казаков, отложить листок!» Это означает, что Блекс попался на подглядывании у соседа. Последний флаг не успевает скрыться под столом, как поступает команда: «Перевернуть листки. Сдвинуть на край стола. Дежурный собрать листки!», - и следит, чтобы никто не сумел подсмотреть, вставит пропущенный флаг, исправить ошибку. Замеченному в этом тут же выставлялась двойка.
Так же строго и в таком же напряженном темпе проводились пятиминутки по «морзянке». Иметь тройку по ВМП или пользоваться шпаргалкой на экзамене по этому предмету, считалось позором.
Самоподготовка
Вечер. За преподавательским столом - старшина, наш «радетель» Серёжа Тюменев. Следит за дисциплиной и порядком в подопечном взводе. Скучает. В классе «поверхностная» тишина с подспудной жизнью - перешептываниями, смешками, перекидыванием записочек, невидимой «подпольной» работой рук. Неожиданно встаёт Корнеев.
- Товарищ старшина, разрешите за котангенсом сходить?, - и уточняет, - в одиннадцатый класс...
Замерли, ждём, что будет.
- Только не надолго, - не сразу (подумав: нет ли тут какого подвоха и не найдя его) сурово отвечает старшина.
Гусь с гордо поднятой головой проходит по классу к дверям. Слышны сдавленные смешки. Взят очередной реванш в нескончаемой войне с «Тюленем». А он, так и не поняв, в чём дело, но почувствовав, что его опять провели, начинает цепляться.
- Кузнецов, что вы в потолок уставились? И встаньте, когда к вам обращается старший! Кузя нехотя, в раскорячку поднимается. Стоит, понимающе улыбается.
- Что, уже всё сделали?, - не унимается старшина.
- Всё, - отвечает отличник Кузя, Снимает очки, щурится на старшину. Последний воспринимает это, как надменное к себе отношение.
- Значит, нечем заняться, да? Все с интересом следят за развитием событий.
- Это он уравнение Гаусса решает, - вставляет кто-то. (Кузя - первый математик класса)
- Молчать! - встаёт старшина из-за давно надоевшего ему стола, - Воспитанник Кузнецов, освобождаю вас от самоподготовки, раз вы у нас такой умный и всё уже сделали. Идите в роту, скажите дежурному, что я приказал вам выровнять все шинели и шапки на вешалке. Идите!, - и, прекрасно понимая ложность своего дальнейшего пребывания в классе, выходит. Класс провожает его лёгким гудением.
Мы предоставлены самим себе. Можем заниматься кто, чем хочет: читать что-нибудь постороннее (запомнился «Лука Мудищев» Баркова); слушать передачи по репродуктору (футбольные репортажи Синявского); готовить шпаргалки и отрабатывать механизм их передачи на экзаменах; писать письма; играть в шахматы, карты; драить бляхи до бесконечности; соревноваться в подбрасывании вверх - кто выше? - и ловле ртом кусочков хлеба; пробовать пить воду из блюдца, стоя у классной доски на руках... Господи, да мало ли, чем могут заниматься четырнадцати-пятнадцатилетние мальчишки, оставшиеся без присмотра! Даже писать стихи, как автор этих строк, на своих же товарищей по классу.
Частенько краска заливает. Чуть-чуть надменное лицо. В учёбе сильно успевает. Незаурядный он танцор! (Москаленко) Сверкнула сталь зубов Вадима - Пошла по классу трепотня! Но с ним, ребята, проводили Мы время весело всегда. (Проскурин) А рядом с ним, припомнить можно, Сидит, кто как-то слёзы лил Из-за горелого пирожного! Ворчать и спорить он любил. (Боровиков) Перрера рвёт аккордеон, Аккорды «Джоржа» выжимая, А на уроке, носом он Уткнувшись в парту, засыпает. (Загурский) Сидит у шкафа за столом Учёный русский Якобсон. Науки мощно он долбает И часто в «Мраморном» бывает. (Кузьмин) Красотка-Блекс - любитель врать И дорого за то не брать! Бывало, ляпнет он такое, Что сам дивится. Вот какой он! (Казаков) Носит «корочки» наш Лео Огромадного размера! Воздуха всё время просит, Танцы, дым - не переносит! (Леоненко) Нурис без танцев жить не может, Они ему - второй «рубон»! Администрацию тревожит, Всегда идя на прорывон! (Кормилицын)
А бесконечные споры? И не просто так, а обязательно на что-нибудь! На колганы, на компоты и даже на отработку проигравшим еще не полученного спорщиками наряда на какую-нибудь работу. Самым же ходовым товаром при всех обменах и спорах был шоколад. Раз в месяц мы получали его в замен положенного нам по пайку табачного довольствия. Шоколад был не простой, американский, предназначенный для военных лётчиков - толстые, очень крепкие и совсем несладкие плитки в вощённых картонных коробочках. По сегодняшним понятиям он шёл у нас за твёрдую валюту.
Незаметно самоподготовка переходила в свободное время, которым мы располагали до вечернего чая.
В столовой
Колонной по два, не спеша, с разговорчиками поднимаемся по лестнице в столовую на пятый этаж. Войдя в её дверь, первая пара сворачивает направо и строй, раздваиваясь, проходит по обеим сторонам вдоль длиннющего, на всю роту стола, разбираясь по ходу по бачкам. Зашли, остановились и по команде «Рота, напра-нале-во! Сесть! Можно есть!», переступаем длинные скамейки, садимся и без промедления приступаем к еде. Замешкаешься, роту поднимут, недоеденное останется на тарелке. А вдоль стола, из конца в конец прохаживается офицер-воспитатель: будущие офицеры должны уметь правильно пользоваться приборами и вести себя за столом.
- Внимание! Сегодня мы поздравляем с днём рождения воспитанника Лобанова!
И к Лабе из дверей камбуза плывёт на подносе большой торт. Повезло бачку!
Уже перед самым выпуском из училища, в День Победы чуть было не произошло ЧП. В одном из бачков в графине вместо воды оказалась водка. Замена была сделана заранее, до прихода в столовую. И надо же такому случиться: как только рота села и приступила к еде, командиру роты, - а в этот праздничный день именно он следил за порядком в столовой, - вдруг захотелось пить. И ни раньше, ни позже, как, поравнявшись именно с этим бачком! Рты перестали жевать, ложки повисли в воздухе, глаза округлились. Как в замедленных кинокадрах: снимается пробка с графина, графин приподнимается, из него в стакан льётся «вода»... Полстакана. Звякает, ставящаяся на место пробка, стакан в руке капдрая уплывает вверх через наши головы. Глоток. Чуть дёргается и замирает рука капдрая... Мгновение кажется вечностью! Но локоть не опустился. «Вода» допита. Стакан аккуратно через наши головы поставлен на место. И вдоль стола раскатистое:
- Дежур-рный! Ко мне!
Подбегает дежурный по столовой, не без ведома которого была произведена подменная операция. Глаза тоже восемь на двенадцать!
- Замените воду в графине. Она не свежая, - и проходит дальше вдоль стола.
Буря чувств, не поддающихся описанию охватывает нас. С восхищением и восторгом смотрим вслед удаляющемуся командиру роты: ЧП не будет! И наказаний в День Победы тоже не будет!
- Рота встать! К выходу из столовой напра-нале-во! В расположение роты шагом марш!
И рота обратным ходом, гусеницей медленно выползает из-за стола, втягивается через дверь в лестничную клетку и, обогнув три марша, вступает шкентелем третьего взвода в расположение роты, тогда как лбы первого взвода ещё только покидают столовую.
И так четыре раза на день на протяжении четырёх лет - в завтрак, в обед, в ужин и в вечерний чай. За которые я так до конца после блокадной голодухи и не отъелся.
Увольнение
- Увольняющимся до построения пять минут! Броуновское движение в кубриках и коридорах ускоряется, лихорадочно наводятся последние штрихи приготовления к увольнению.
- Увольняющиеся в город, в одну шеренгу становись!
Старшина роты Федоренко придирчиво осматривает внешний вид каждого воспитанника.
- Козловский, снимите правый ботинок, покажите носок...
Приближается ко мне. Надуваю живот. Проходит... И вдруг, - раз!, не оборачиваясь, движением руки назад, хватает меня за бляху ослабшего после выдоха ремня, и перекручивает её!
- Соколов, сколько можно говорить, подтяните ремень!
О каждом из нас всё знает старшина роты. Потому, что любит нас. Мы знаем это. И платим ему тем же. (У старшины первой статьи Сергея Федоренко, в отличие от взводных старшин, не было прозвища).
- Стражмейстер, два шага вперёд марш! - Олег стоит, не двигается, потому, что сделать это, значит, выпустить оттянутые назад и зажатые между ног клеша, - Лишаю вас увольнения! Идите, переоденьтесь. - И в догонку: А брюки принесите сюда. Я жду.
- А вы, Серов, почему в строю? У вас же двойка.
- Так это по танцам.., - пытается разжалобить старшину отличник Серыга, но никудышный танцор, - Это не программный предмет.
Старшина, продолжая осмотр, философствует.
- Танцы такой же предмет, как и все. И, может оказаться потом, не для всех, конечно, для некоторых, более, чем программным...
Федоренко любил пофилософствовать перед строем, подтрунить по случаю над кем-нибудь.
- Не улыбайтесь, Чубич! Кстати, если ещё раз будите замечены в городе с концами, накажу!
Возвращается Стражмейстер с брюками в руках. Федоренко растягивает их, показывает строю.
- Видите, вшиты клинья. Прошлый раз я их разрезал. Так он их сшил «обратно», - И каламбурит. - Да вы мастер, оказывается, Стражмейстер! Принесите ножницы. Они в канцелярии на столе. - И через минуту разрезает клинья, но уже не по прямой, а зигзагами, по затухающей синусоиде. - Посмотрим, что теперь вы будите делать? - Глаза смеются. (Не сразу, потом, я припомнил: это он, Сергей Федоренко, тогда, перед списками принятых в училище, спросил меня, почему я не радуюсь, что меня приняли).
Несколько поредевшая, за счёт выведенных из строя, шеренга смыкается. Раздаются увольнительные записки. Радостно отбивая шаг, строй покидает коридор. А лишенные увольнения долго ходят за старшиной, предлагая свои услуги по наведению порядка в ротных помещениях, пока тот, наконец, не сжалится и не заменит им неувольнения нарядами на работы, каждому по серьёзности полученного им замечания - выдраить все унитазы в гальюне, натереть паркетный пол в канцелярии, надраить всю медь в роте (питьевой бачок, пожарный гидрант, дверные ручки и прочее), выполнив и сдав которые, провинившиеся с задержкой на час или два, получают от старшины индульгенцию и с лёгким сердцем, без всякого «зуба» на него, радостно скатываются вниз по лестнице к выходу в желанную свободу! В роте остаются двоечники и нарушители дисциплины, наказанные командиром роты или офицерами-воспитателями. Их удел - занятия, кино и жратва «от пуза» за счёт уволившихся до корректировки накрытия стола по ротной рапортичке.
Гремела медь оркестра
И теперь при звуках марша, исполняемого духовым оркестром, сладостно щемит и замирает в груди. А если на улице, то ноги сами собой переходят на заданный темп, шаг становится твёрже, спина выпрямляется, подбородок задирается и ... только болтающаяся на плече сумка или пластиковый пакет в руке с хлебом-булкой, да возникающая тут же отдышка или учащенное сердцебиение не дают полностью расправиться за спиной крыльям! И музыка удаляется, и за нею рвётся душа твоя...
- К торжественному маршу! По батальонно! На одного линейного дистанцию! Первый батальон прямо! Остальные напра-во! На Пле-чо! Равнение направо! Шагом марш!
И подхватило, понесло... Будто и не было долгих изнурительных тренировок. Всё бренное, суетное отлетает. Остаётся лишь музыка и вдохновенное, неудержимое движение вперёд! Уже видны трибуны. Вот и мавзолей. Раздаётся никакими уставами не предусмотренная команда-подсказ: «Раз, два, три!» И сотни голов одновременно вскидываются вверх и вправо в равнении на трибуну, на одно лицо... Руки прижаты к бокам, мизинцы отведённых в стороны кистей, сцеплены, чтобы чувствовать в равнении друг друга. Только правофланговые шеренг, не поворачивая голов, держат интервал и направление движения. Чёрный чёткий прямоугольник строя с белопенным верхом бескозырок и горизонтальным отчерком белых перчаток плывёт по Красной площади с развевающимся впереди бело-синим морским флагом.
- Раз! Два! Три! - головы и чувства возвращены на место, под ногами твердь брусчатки, позади нарастающий гул вступающей на площадь техники. Скорее, скорее бегом вниз к Москва реке, чтобы пропустить уже наступающую нам на пятки первую моторизованную часть!
Это парады. В Москве, в Ленинграде. Майские, ноябрьские и в Дни Победы. Любили мы и торжественные, под оркестр, прогулки всем училищем по улицам родного города.
Училище, все пять рот его первого военного набора с третьего по седьмой классы построены на набережной перед зданием училища. Ожидаем и встречаем под оркестр, по команде «Смирно» сначала вынос Военно-Морского флага, потом выход начальника училища капитана 1 ранга Н.Г. Изачика (который жил тогда при училище на первом этаже с отдельным выходом на набережную.)
- Смирно! Равнение на середину! Товарищ капитан 1 ранга, вверенное вам училище для торжественной прогулки по городу построено! Капитан-лейтенант Корпетченко.
Высокий с обтянутым мундиром животиком и болтающимся под ним сбоку золоченым кортиком начальник училища подходит к нам, первой на протяжении всех четырёх лет учёбы, роте.
- Здравствуйте, воспитанники первой роты!
И мы уже почти мужскими голосами:
- Здравия желаем, товарищ капитан первого ранга!
Изачик переходит ко второй роте. То же приветствие, тот же ответ. Но звучание голосов уже иное, несколько выше. У третьей роты - ещё выше. На тротуаре, как всегда, скапливаются зеваки. И по мере продвижения начальника училища вдоль строя, от старших воспитанников к младшим, - а это пять рот, - всё шире расползаются улыбки на их лицах, потому что звучание каждого последующего «здравия желаем» как в октаве, поднималось всё выше, пока не завершалось ну разве, что не цыплячьим писком самых маленьких нахимчат, на животиках которых бляхи поясных ремней глядятся кусками меди, а стандартные матросские воротники прикрывают плечи и чуть ли не половину спины!
Но вот ритуальная часть закончена и училище начинает своё движение по набережной в сторону Кировского моста: впереди знаменоносец с ассистентами, начальник училища и за ним - повзводно построенные роты со своими командирами. Оркестр, поделённый надвое, играет беспрерывно: заканчивает одна его часть, идущая в середине колонны, тут же подхватывает музыку другая, идущая в конце её. С тротуаров прохожие улыбаются нам, мальчишки, отбиваются от родителей, пытаются вышагивать под музыку вместе с нами. Впереди памятник «Стерегущему». Оркестр смолкает, лишь барабан продолжает отбивать такт. По команде «Смирно» в равнении на памятник, проходим, отдавая честь погибшим в Русско-Японскую войну морякам.
Одна из вечерних прогулок
Заканчивался один из многих, ничем не выделяющийся день. После вечернего чая мы идём по булыжной мостовой тихой Пеньковой улице в недавно переданный училищу спальный корпус у пожарки на Мичуринской.
- Запевай! - командует дежурный старшина. Им в этот раз был всеобщий «любимец» старшина Тюменев.
Мы любим петь в строю. Особенно по вечерам, когда во влажном воздухе зычно звучат наши голоса. Но сегодня петь что-то не хочется, нет настроения. Но старшина этого понять не может. Он упорен и туп. Не зря к его прозвищу «Тюлень» прочно утвердилась приставка «жопа».
- Запевай! - снова командует «Тюлень».
Чтобы не оказаться виновным и не получить взыскания, запевала уныло выводит; «Взвейтесь, соколы, орлами...» Но «соколы» припева не подхватывают.
- Запевай! - в третий раз делает попытку старшина. И снова «молчание было ему ответом». С точки зрения «Тюленя» - это ничто иное, как коллективное неповиновение.
Перед воротами спального корпуса он неожиданно командует:
- Круго-ом марш!
Идём снова к учебному корпусу. Ясно: решил погонять.
- Запевай! - с идиотским оптимизмом звучит снова его голос. Молчим. Знаем, это не надолго: скоро отбой. А сон на флоте - неприкосновенен! Но после того, как он отвернул нас от спального корпуса в третий раз, мы возроптали. Форма возмущения была проста до гениальности. Договорились, как только «Жопа» кончит очередной подсчёт ноги, всем дружно под левую ногу скандировать «Тю-кин, Жё-ра!» (Тюкин Жёра - наш же товарищ, идущий в строю). Прокричали раз, другой - никакого эффекта! «Тюлень» непробиваем. Ему бы оставить подсчёт ноги, но он продолжает его.
- Раз... Раз... Раз, два, три, Левой, левой, левой!
Тогда сквозь «Тюкина Жёру» стало всё явственнее проступать то, что и имелось в виду за ним. И вот уже на всю Пеньковую в ночи гремит: «Тю-лень, жо-па!»
Но не этим суждено было закончится той злополучной вечерней прогулки. Старшина, закусив, что называется, удила, продолжал гонять нас, хотя время отхода ко сну уже вышло. Тогда от лбов первого взвода пошёл наказ: если Жопа повернёт ещё раз обратно, то по его команде «кругом марш» все сразу рассыпаемся и с воплями «У-у-у...» бросаемся в его сторону. На этот раз эффект превзошёл ожидания. Вообразив, что его сейчас будут бить, «Тюлень» подскочил и стремглав помчался прочь. Поулюлюкав и посвистав ему вслед, мы в шабашном веселье пошли спать, прекрасно понимая, что нам это так не пройдёт. И точно. Утром, ещё до подъёма, в коридоре из конца в конец метался командир роты. В построении перед выходом на зарядку было объявлено: всей роте - месяц без увольнения в город. А Тюменева у нас скоро не стало. Кто-то сострил: «Пошел за котангенсом...». Мне, по-своему, было немного жалко этого бесхитростного, чересчур усердного в своей прямолинейности, деревенского парня. Потом, уже будучи офицером, кто-то из ребят встретил его на улице, уже подучившегося почему-то по финансовой части. Зашли в рюмочную, где «Тюлень» не то, чтобы каялся или винился за прошлое, нет, но дал понять, что о многом, что было тогда, теперь сожалеет.
На часах...
Вся наша жизнь в училище подчинена внутреннему распорядку, расписанному строго по часам. На кораблях, знаем, ориентироваться во времени можно по склянкам, которые бьются через каждые полчаса. Отбиваются они рындой двумя видами ударов: одним спаренным в два звучания («бом-бом») - полной склянкой и - полусклянкой, в одно касание рынды («бом»). Кажется, чего проще! Но выполнению этих «бом-бом» и «бом» нам надо было ещё научиться.
Труднее всего давалось - это после ударов в рынду резким рывком руки вниз остановить рындобулинь, чтобы, не дай бог, не «замусорить» склянку нечаянным лишним касанием рынды. И второе, что не ко всем сразу приходило - почувствовать и выдерживать ритм боя склянок. Не будет кощунством с моей стороны сравнить умение бить склянки с нехитрым, но всё-таки искусством звонаря со звонницы какой-нибудь деревенской церкви. Те, кому приходилось в вечернее или ночное время слышать с внешнего рейда разноголосый перезвон склянок с ближних, дальних и находящихся у причалов базы кораблей, думаю, согласятся со мной.
Рынды были и в рынды били мы в нашем летнем лагере над водами Суоло-ярви, на наших шхунах «Бакштаг» и «Учёба» в невских водах и Финского залива, и какое-то время - в стенах училища (она висела, пока не был снята, на нижней площадке главной лестницы). Рында, или судовой колокол, как её ещё называют, всегда являлась и является одним из главных символов корабля - носит его имя и всегда (будучи начищенной до блеска) сияет славой его! И мы с великой любовью и нежностью драили «свои» рынды зубным порошком и пастой гой, при этом, обращаясь с ней очень даже ласково, чтобы она, случаем, не звякнула жалобно из-за неосторожного с ней обхождения.
На часах... Стоим мы и на часах, но не "часовыми любви", как потом, через много лет, будет петь Б. Окуджава о наших (тогдашних) сверстниках на гражданке, а настоящими часовыми, с карабинами и штыками в ножнах на поясных ремнях. Стоим часовыми на посту номер один у Знамени училище, на сторожевых постах у вещсклада и у дров на набережной; несём вахты на КПП главного входа в училище, рассыльного дежурного офицера, на шлюпочном причале; дежурим по роте, по столовой, в классах... И с выполнением этих сугубо уставных для нас, тогда ещё не принявших военной присяги, обязанностей были связаны смешные, не очень смешные и просто анекдотические случаи.
Пост у Знамени - это своего рода визитная карточка училища или, как в старину, «красный угол» избы. Соответствующее и оформление, и внимание к нему - скульптура адмирала Нахимова в полный рост в обрамлении куртуш с датами и названиями великих морских побед русского флота и маринисткими росписями; и, конечно, идеальная чистота, поддерживаемая ежедневными влажными уборками пола и протиркой керосином ближайших полуколонн. Менялись часовые через каждый час. Но и этого часа, оказывается, в принципе, было достаточно, чтобы, нанюхавшись керосиновых испарений, можно было запросто хлопнуться в обморок. И хлопались. После нескольких таких случаев керосиновый освежитель колонн был отменён.
А вот из разряда "небывалое бывает". Ночь, Игорь Корнеев идёт из спального корпуса в основной сменить часового у знамени Игоря Леоненко - «...непременно, часовым полагается смена». (Опять Б. Окуджава). Долго звонит у закрытой двери главного входа. Наконец, её открывает чем-то страшно взволнованный дежурный офицер и тут же убегает куда-то. Оказывается, когда на звонок он пошел к двери, чтобы открыть её, то не увидел в конце коридора у Знамени часового. Не веря глазам своим подошёл ближе и... понять ничего не может: Знамя под чехлом есть, карабин, прислоненный к тумбе, есть, ботинки(!) часового есть, а самого часового нет!!! (Как рассказал потом Лео, его перед этим так «припёрло» по нужде, что он не выдержал и, сняв свои тяжёлые ботинки, чтобы их грохотом в пустом коридоре не привлечь внимание дежурного офицера, помчался налегке в гальюн). Дежурный офицер, ошалело пометавшись в поисках часового под непрекращающийся трезвон от входной двери, побежал отворять её. В этот самый момент Лео прибежал обратно и, сунув ноги в ботинки, как ни в чём не бывало, занял своё место у Знамени. Ну а дальше всё было так, как и положено - в присутствии дежурного офицера произошла полагающаяся часовым смена.
Для нас так и осталось загадкой, как отнёсся дежурный офицер ко всему этому. Подумал ли он, что у него, выражаясь современным языком, "крыша" поехала. Или, при отсутствии возможности получить соответствующие свидетельства от других очевидцев, отнёс виденное к галлюцинации, а, может быть, что, естественнее, к прерванному звонком в дверь сновидению. В общем, это «полумифическое» ЧП, никаких последствий не имело. В дополнение к оставленным ботинкам: спартанец Игорь Леоненко в тренировочных целях носил «корочки» на два размера больше с вложенными в них утяжеляющими стельками, сделанными им же из свинцовых кабельных оплёток. Попробуй, сбегай в таких «водолазных» чоботах бесшумно и быстро в гальюн и обратно!
Совсем другое дело дежурство на КПП главного входа - это, как «... я дежурный по апрелю» (Б. Окуджава) - и проще, и веселее! В дни увольнений - проверять увольнительные записки у ребят, по будням - пропуска у гражданских лиц, в том числе, и у своих же преподавателей. Последнее было пустой формальностью, так как всех их мы знали в лицо, и вместо требования предъявить пропуск - здоровались с ними. Не знаю, уж чем мог «насолить» отличнику Игорю Богаченко преподаватель истории, прозванный Тимурленгом, но в классе на спор Игорь сказал, что он его в своё дежурство без пропуска в училище не пропустит. И не пропустил! Дежурный офицер подтвердил правильность действий воспитанника, но в виде исключения, чтобы не сорвать занятия, разрешил пропустить преподавателя без пропуска. Ну а тот, посчитав себя оскорблённым, нажаловался в учебном отделе и на Игоря «покатили бочку». В итоге его чуть не исключили из комсомола.
Но самым приятным во всех отношениях постом был дневной пост по охране дров. На него даже напрашивались. Помимо того, что в этот день ты, как караульный, освобождался от всех занятий, ты, находясь вне стен училища, можешь: сбегать в ближайший магазин; встретиться с девочкой, назначив ей заранее свидание; позагорать и даже купнуться в хорошую погоду, вообще, будучи скрытым от посторонних глаз в лабиринте высоких полениц, внутри которых были мастерски устроены убежища, полностью расслабиться. Это ли был не кайф для воспитанников закрытого учебном заведения, находившихся под постоянным надзором!
Как-то зимой, придя на пост сменить товарища, я в дровяной норе оказался «третьим» - в первый раз выпил водки...
И самое, самое...
Закрываю глаза... Ощущаю босыми ногами тёплую бархатистость деревянной палубы, слышу идущий от неё смолистый запах; вижу упругую выпуклость парусов; чувствую плавное скольжение шхуны по воде. Поскрипывает рангоут, лёгкий посвист ветра в снастях, глухие удары и шипение воды за бортом... - Летняя морская практика хождения под парусами в Финском заливе.
Первой нашей шхуной был древний барк «Бакштаг», ходивший когда-то в кругосветное плавание. Подстать ей был и её капитан - вездесущий старик Ваганыч - застиранный белесый китель с потускневшими, загнутыми погонами капитана 3 ранга, жёлтые прокуренные усы, борода. Нетерпимость к малейшему беспорядку на борту, требовательность, граничащая с самодурством, а случалось, и самоуправством, напускная грубость отличали его от всех офицеров, с которыми нам приходилось сталкиваться тогда. А как матерился он! Лежащие на поверхности штампы «артистично», «виртуозно», «классически» никакого отношения к ругани Ваганыча не имели. Точность, образность, уместность отличали брань старого капдрая. Его матерщине, которая по причине отмеченного, как таковой не воспринималась, позавидовали бы, будь они писателями в то время, оба Ерофеева. В ней не было мата ради мата. Матерщина в его устах была проста и естественна, как сама жизнь.
Пример. Шхуна стоит у стенки. Электропитание на борт ещё не подано. Ваганыч в очках с круглыми стёклами в тонкой железной оправе что-то пишет в кают-компании при тусклом дневном свете верхнего светового люка. И вдруг - темнота! Кто-то на палубе вопиюще нарушил порядок - уселся на люк и своей задницей перекрыл свет. Как чёртик из шкатулки, выскакивает по пояс из люка кают-компании разъярённый Ваганыч и, свирепо крутанув бородой, рявкает: «Какая блядь расселась на люке!» Мы остолбенели. А пришедшую подключать шхуну к городской сети девушку-электрика, с которой мы только что любезничали и которую не успели предупредить, что на «тумбочку» садиться нельзя, словно ветром сдуло.
Или. Идёт Ваганыч своей дёргающейся походкой по только что добела надраенной нами палубе, борода - туда-сюда, туда-сюда: смотрит, нет ли где какого непорядка. В руке для острастки линёк. И вдруг - бац! воробей, прямо перед его носом на палубу, как с неба, свалился и «как...» - оставляет на ней большое тёмное с белыми разводами пятно. Сходу взмах ботинка в его сторону и яростное шипение: «Кыш, ёбанный петух!»
Мы уважали и побаивались этого матёрого, словно сошедшего со страниц книг Станюковича, боцмана - капдрая, который, случалось, пускал в ход, пусть и для проформы, но всё равно больно, свой линёк. И мы рукоприкладство это принимали, как должное. Попробовал бы кто пожаловаться на это офицеру-воспитателю!
А вот с клопами Ваганыч ничего не мог поделать. В первую же ночь я ушёл спать на надстройки. Возвратился в кубрик лишь на третьи сутки, когда все клопы разобрались по другим местам. А детям своим, а теперь и внукам рассказываю, как в юности плавал по Маркизовой луже на скрипящем «Бакштаге» с клопами, предки которых до революции плавали ещё вокруг света на этом паруснике.
Через год - другая шхуна. «Учёба». Другая техническая эпоха: стальной корпус, в дополнение к парусам - дизель, механический брашпиль.
Всё готово к подъёму парусов. Стоим, разобравшись по своим местам - на реях, у канифас-блоков, на фалах и шкотах, крепко ухватившись за концы. Замерли в ожидании команды. На мостике с мегафоном в руке возвышается фигура капитана шхуны, нашего же преподавателя по ВМП капитан-лейтенанта Шинкаренко. Вот он подносит ко рту мегафон и, усиленный в несколько раз голос его, с лёгкой картавинкой, крещендо разносится над палубой:
- На фалах и нералах! На дерик-фалах и гафель-гарделях! Паруса подня-а-а-ть!
Ещё не затих его вопль, как всё пришло в неистовое движение: с шумом разворачиваясь, ниспадает с рей освобождённая парусина; со скрежетом рывками ползут вверх по металлическим тросам косые паруса; от канифас-блоков слышатся короткие посвисты дудок и, сопровождающие их покрикивания: «Шишка, забегай! Шишка, забегай!» и топот босых ног.
Молчаливую напряженность слаженной работы прорезают громкие указания с капитанского мостика в части очерёдности и скорости выборки снастей, закрепления или травления их, касающиеся уже управления парусами, всё больше забирающими ветер. В эти, не ощутимые во времени мгновения, когда ты не принадлежишь самому себе, вдруг, словно очнувшись, с изумлением обнаруживаешь, как всё преобразилось вокруг! И что эта воздушно-световая парусная феерия и твоих рук дело! Шхуна, только что мирно покачивавшаяся на месте, уже одетая в паруса, плавно двигается вперёд, всё больше кренясь и набирая ход. Восторг и гордость переполняют тебя. С чем можно сравнить это?! Ну разве что, (теперь), с далёкой первой любовью своей.
Конфуз: мы сидим на мели! Вторые сутки. И вторые сутки - штиль. Все попытки сняться с мели при помощи машины ничего не дают. Сидим крепко. Жизнь на шхуне идет своим чередом - занятия, хождение на шлюпках, купания. Но то, что мы сидим на мели, сидит занозой в сознании каждого. Только на третий день, шедшее из Ленинграда в Кронштадт звено торпедных катеров, по нашей просьбе (стыдно, но, что поделаешь!) сделало вокруг нас на полном ходу круг и на поднятой ими волне, дав задний ход, мы, наконец-то, вышли на чистую воду! Как ожили...
Другая неприятность. На клотике фока застрял трехфлажный сигнал. Замочек верхнего флага затянуло и заклинило в блочке. А когда, пытаясь высвободить его, сильно дёрнули за фалинь, последний оторвался от нижнего флага и упал на палубу. Флаги же остались висеть на мачте. «Сопли» на борту - морское неряшество. Болтающийся же без надобности сигнал на мачте - вообще, черт знает, что!
Шинкаренко в растерянности: надо кого-то из воспитанников посылать на мачту. Все мы хорошо лазаем по вантам. Но это - до краспиц (марсовых площадок на «Учёбе» не было). Тут же надо было лезть выше, уже по голой стеньге. Капитан шхуны в нерешительности. Смотрит на нас, толкающихся и галдящих перед ним: «Разрешите мне! Разрешите мне!» Но Шинкоренко знает, случись что с одним из нас, спрос будет с него, а не со Станюковича! Карие глаза каплея останавливаются на мне. Я замер.
- Сможешь? Не боишься?
Я утвердительно мотнул головой.
- Раздевайся. Главное, слушай все мои команды. И делай так, как буду говорить тебе. Быстро скидываю робу и в одних трусах под завистливыми взглядами товарищей устремляюсь к борту. Мелькают выбленки и я - на краспицах. Снизу через мегафон команда:
- Отдохни.
Перевожу дыхание. Смотрю по мачте вверх, куда предстоит мне лезть: белым гладким стволом уходит в небо стеньга... И где-то в самом верху сходятся к ней чёрные линии вант, по две с каждого борта.
- Соколов, пошёл дальше. И не спеши!
В общем-то это совсем нетрудно - лезть вверх по стеньге: хватаешься за неё над головой руками, подтягиваешься, скользя по ней замком ног, плотно закрепляешься им, и, выпрямляясь, снова скользишь вверх.
- Не торопись! - спокойный голос снизу, - Не торопись!
Стеньга становится заметно тоньше, площадь сцепления меньше.
- Остановись! - раздаётся снизу. - Уже можно дотянуться до вант. Протяни левую руку в сторону. Так... Взялся? Теперь правой. И подтягивайся.
Стало намного легче. Но тут же моё продвижение вверх застопорилось: упёрся в ванты, сбежавшиеся с бортов к бугелю. Надо было теперь как-то преодолеть этого «паука», так как клотик с застрявшими флагами был выше.
И вот я стою на этом самом бугеле, крепко обхватив нок стеньги. Клотик! А он, оказывается, совсем даже не маленький! С десертную тарелку. Не сразу улавливаю снизу:
- Отдыхай. Вниз не смотреть! Без моей команды ничего не делать!
Смотрю в даль. В лёгкой под солнцем утренней дымке хорошо виден Ленинград. Не удержался, скосил глаза вниз, на палубу. На какое-то мгновение увидел задранные вверх лица ребят, чёрную на белом кителе бороду капдрая и тут же сжалось всё, похолодело внутри, и я мёртвой хваткой вцепился в стеньгу: так ощутима вдруг оказалась здесь высота и размашистость, едва заметной на палубе, бортовой качки! Высвобождаю замочек флага из блочка и, протаскивая через него фалинь, отправляю злополучные флаги вниз. Дело сделано. По команде начинаю спуск. Не сразу замечаю на белой масляной краске стеньги какие-то бледно-розовые мазки...
И вот я на палубе. Стою перед Шинкоренко. Меня трясёт. Кожа на ногах с внутренней стороны голеней содрана. Со всех сторон округлённые глаза товарищей. Одно дело, оказывается, лазать по мачтам вместе с героями рассказов Станюковича, и совсем другое - попробовать это сделать самому.
- Воспитанник Соколов, объявляю вам благодарность! - нарочито бодрым голосом, но с ещё оставшейся в глазах тревогой за меня, объявляет капитан- лейтенант. - Освобождаю вас на сегодня от всех занятий. Отдыхайте.
- ... и лишний компот, - добавляет кто-то.
- Всему бачку! - ставит точку уже улыбающийся Шинкаренко.
Всем становится весело и легко.
Другой поход с другим капитаном. Стоим вдоль борта в двухшереножном строю - идёт вечерняя поверка, пустая формальность: кругом вода, куда кто денется! Командир роты - он и капитан шхуны, - о чём-то разглагольствуюет перед строем. Его никто не слушает: с утра всё идет через пень колоду, все устали, и не дождутся отбоя.
- По порядку номеров рассчитайсь!
Я - последний в первой шеренге. За мной, во второй, никого нет. Подсчёт доходит до меня. Следует добавить: «Неполный». Но я молчу. («Полный» - «Неполный» - какая разница, когда все на месте)
- Ну? - подходит ко мне и рычит капдрай. (Сегодня его всё раздражает. Он не в духе и всем нам надоел. Как и мы - ему. Пятеро ребят уже сидят в ахтерпике).
- Ну! - повторяет он. В непонятном упорстве молчу. Смотрим какое-то время друг на друга...
- Старшина! В ахтерпик!
Выскакиваю из строя в сторону люка, ведущего в кубрик, чтобы надеть ботинки.
- Куда! Назад! Отведите, старшина. - С Дундой, которому тоже всё это надоело, идем на ют. Спускаемся в кают-компанию. С люка, ведущего в ахтерпик, стаскивается тяжёлый дрек, поднимается крышка - открывается чёрный прямоугольник провала в трюм.
- Полезайте, Соколов.
Ступаю на первую перекладину стремянки. Нащупываю вторую и попадаю на что-то живое. Раздаётся отчаянный вопль Лёньки Корякина:
- Куда?! Тут и так уже места нет!
А старшина всё тычет в спину, чтобы я спускался. Захлопывается над головой крышка, со стуком приваливается на нее якорь. Тьма кромешная. Ощупью нахожу себе место среди потревоженных товарищей, примащиваюсь на каком-то ящике, спиной к канатной бухте. Под разговоры и мерное почмокивание воды под трюмной решеткой, овладевает дремота. Вдруг паника: крыса! Кто-то вскочил, ударился головой, ойкнул, шарахнулся в сторону и - Дзинь! слышим, разбилось что-то, забулькало, и в ноздри ударил резкий запах скипидара.
Но бунта на корабле не получилось. Освободили нас уже под утро, за час до подъёма. По холодной и сырой от росы палубе, ёжась и поджимая затёкшие босые ноги, полусонные, молча, расходимся по своим местам, чтобы ещё ухватить немного сна до подъёма... Когда по свистку боцманской дудки начнётся для нее следующий, очередной день нашей счастливой молодой жизни.
* * *
«И всё?! - слышится мне. - «А где же...? - и в памяти каждого из наших ребят тотчас вспыхнут десятки других, не менее интересных, поучительных, курьёзных и грустных историй и случаев, являющихся достоянием всей роты или взвода, или касающихся только лично тебя одного. Ну, хотя бы, как Пашка Судьбин произвёл полную разборку карабина (а нам это не разрешалось), и в назначенное старшиной заведомо нереальное время, не сумел собрать его, и что из этого получилось! Или, как перед самым выпуском, некоторые ребята из первого взвода решили скрепить нахимовское братство одинаковыми наколками в виде морского чёрта, сидящего на винной бочке с поднятой чаркой, и что из этого получилось! А как ты познакомился с первой в твоей жизни девушкой, как первый раз поцеловал её... И что у кого из этого вышло! Много этих «впервые», «в первый раз» было за четыре года жизни в Нахимовском училище у каждого из нас, шестидесяти девяти выпускников первой роты первого выпуска 1948 года!
... Помню, во время морской практики мне очень нравились ночные дежурства на шлюпках, стоящих в сцепке одна за другой на выстреле. Лежишь в последней под брезентом - тепло, тихо, слегка покачивает. У самого уха почмокивает за бортом вода. Приоткроешь краешек брезента - над тобой чёрное звёздное небо. Один! В целом свете один! О чём думалось, о чём мечталось тогда, когда у тебя всё было впереди? И где теперь, тех звёзд сияние, которых уж нет в небесной вышине?"
А вот его рассказ о себе.
"Это уже о себе, то есть, нечто автобиографическое. Постараюсь не злоупотреблять «служебным положением». О нахимовском периоде к ранее написанным «Осколкам» (в новой редакции, несколько расширенные, - возобновлены в конце настоящего издания). Добавлю лишь, что идти в ВИТКУ ВМС, а не в ВВМУ им. Фрунзе, мне посоветовал офицер-воспитатель И. Щепетьев (Светлая ему память) Сказал он примерно следующее. «Поверь, Соколов, романтика моря внутри железного корабля в отрыве от семьи быстро улетучивается. А ты хорошо рисуешь. Вот и иди в строительное училище. Будишь военным архитектором. И для гражданки хорошая специальность». Он оказался прав на все сто. Но учится пришлось на два года дольше. Ребята приезжали с Севера уже старлеями, а мы все с «галочками» ходили. Шутили: «Гальюны строить это тебе не тяп-ляп!»
Получив же диплом военного инженера-строителя, погоны инженер-лейтенанта и морской кортик, я стал не архитектором - прорабом Новороссийского строительного управления «Главсевастопольморстроя». Участок мой был от мыса «Утриш», что под Анапой, и по всему побережью до Туапсе. Это день езды на загруженном стройматериалами ГАЗ-51, с заездами на все объекты, в один конец, и обратно через Новороссийск с ночёвкой, загрузкой, - столько же в другой. А строил я казармы и жилые дома, маячные здания, склады всякие и мастерские, ставил и ремонтировал створные знаки. Хорошее это было время, пожалуй, самое счастливое. Но в 1957 году в связи с сокращениями на флоте меня хотели перевести в армейскую строительную часть под Камышин. Я резко воспротивился и, только что не через военный трибунал, был выведен за штат и по сокращению уволен из рядов ВС.
На ноябрьской демонстрации 1958 года я шёл уже в колонне Новороссийского строительного управления треста «Краснодаркрайстрой», куда меня сразу взяли главным инженером. В Новороссийске же я начал потихоньку и пописывать. И публиковаться. Сначала в местной газете, потом в краевой и центральной периодической печати. В 1961 году был принят в Союз журналистов СССР. Но я, кажется, увлёкся: о себе-то легко писать. Дальше постараюсь телеграфным текстом.
1963 год - возвращаюсь в Ленинград, работаю главным технологом Производственно - Распорядительного управления Главзапстроя. Через полгода - заместителем управляющего Ленстройбанка. Заочная аспирантура. Член Президиума Обкома профсоюза работников госучреждений. Не состоявшееся назначение на должность управляющего Стройбанка в 1968 году и возвращение в Главзапстрой Минстроя СССР. Но уже на должность начальника Планово-экономического управления главка. Защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата экономических наук. По совместительству - доцент ЛИСИ на кафедре экономики строительства. В течении пятнадцати лет - Председатель секции Экономики и организации строительства Ленинградского Дома научно-технической пропаганды. Выезжал с докладами по актуальным вопросам экономики строительства: в 1973 году в Болгарию на научную конференцию стран-участниц СЭВ, в 1979 году в Польскую Народную Республику и в 1981 году на Пловдивскую Международную ярмарку. Лично и в соавторстве опубликовано около семидесяти работ, основными из которых являются: два издания «Справочника экономиста по строительству», «Справочник по финансово-экономической работе в строительстве», книга «Экономическое стимулирование реконструкции и технического перевооружения действующих предприятий», четыре альбома схем-плакатов по развитию экономической реформы в строительстве на опыте Главзапстроя, шесть авторских брошюр.
В год ликвидации Ленинградских строительных главков (1989), положившей начало развала с годами сложившегося регионального строительного комплекса, вышел на пенсию. Но дома не осел, организовали в Ленинграде хозрасчётную кафедру повышения квалификации работников строительства от Центрального Московского института. По ходу реформы - реорганизовались в научно-производственное, инжиниринговое предприятие ЗАО «Ленстройинжсервис», где я работаю заместителем генерального директора по экономике и являюсь Президентом общества. Плотно сотрудничаю с еженедельником «Морская газета», где систематически публикуются мои материалы о сегодняшней жизни нахимовцев с ретроспективным взглядом в наши дни."
В заключение перечень произведений Соколова Н.П. При желании Вы можете получить в электронном виде тексты первых трех.
Соколов Н. П. Они были первыми. Первый выпуск первого военного набора 1944-1948 гг. Составил нахимовец 1948 года выпуска Николай Соколов. Соколов Н. П. Первонахимовцы. - Воин России, 2003, N 9. Соколов Н. П. Нахимовцы вчера и сегодня. СПб., 2007. О нахимовцах 90-х - начала 2000-х годов. Соколов Н. П. Бронзовый орел. - СПб., 2004. "Рисовая пудра" под названием "Подарок" - из этого сборника. Соколов Н. П. Из моих записных книжек. СПб., 2008.
Один из помощников офицера-воспитателя имел странную привычку. После отхода ко сну, он входил в кубрик, выключал свет, произносил: «Разговорчики!» и буквально навзничь падал на свою кровать. В отличие от двухъярусных кроватей с жёсткими сетками, которые предназначались для воспитанников, кровать старшины стояла отдельно недалеко от входа в кубрик, имела надёжную пружинную сетку, хороший матрас и всегда была идеально и аккуратно заправлена. Пролежав некоторое время в полной тишине, и дождавшись, как ему казалось, что ребята угомонились и заснули, он тихо вставал и уходил в старшинскую комнату, где с другими старшинами обсуждали свои дела, подводили дневные итоги и строили планы на следующий день. Так наблюдалось практически каждодневно. Но вот однажды произошли следующие события. Как иногда случалось, ребята «обиделись» на старшину за какое-то несправедливое, по их мнению, отношение к ним и решили «по-своему отомстить» этому требовательному и, в общем-то, авторитетному воспитателю. С целью отмщения питоны заблаговременно демонтировали его кровать: сетку и матрас отнесли в дальний угол кубрика. К спинкам кровати подставили табуретки и сверху застелили тонким суконным одеялом. Имитация хорошо заправленной постели была полная. Наступило время отхода ко сну. Питоны находились в тревожном ожидании неожиданного эффекта, лишь бы всё прошло по задуманному. Дежурный горнист на территории училища протрубил сигнал. Дневальный на боцманской дудке продублировал его и голосом скомандовал: «Отбой!». Старшина, как это было всегда, вошёл в кубрик, выключил свет, произнёс привычное: «Разговорчики!», хотя стояла напряжённая тишина, и со всего своего роста откинулся на любимую кровать… Раздался громоподобный звук чего-то падающего и наступила мёртвая, как всем показалось, долгая почти осязаемая тишина… В эти мгновения мне в голову пришёл глупый анекдот того времени: «Купе поезда, ночь, резкое торможение, с верхней полки что-то сваливается и глухо падает на пол. Кто-то спрашивает: − Что-то упало с полки? − Это мой пиджак. − Но, почему такой звук? − Да, я не успел его снять…» Но вдруг тишина прервалась громким, многоэтажным и разнообразным по содержанию матом вперемежку со стонами и оханьем. Не включая света, старшина ударил кулаком по какой-то деревянной поверхности, видимо, по табуретке, пошарил руками в темноте по полу, надеясь обнаружить матрас и сетку кровати, и глухо прошипел: − Ну, вы у меня за это получите!.. Затем, кряхтя и сопя, вышел из кубрика и направился к дежурному офицеру по училищу. Используя благоприятный момент, питоны мгновенно повыскакивали со своих кроватей и как можно быстрее восстановили разобранную постель старшины и аккуратно её заправили. Расставили по местам табуреты. Немыслимая скорость. Полный порядок. Ребята удовлетворённо вздохнули. Но в этот момент ко мне пришла неожиданная мысль, и я со всего размаху бросился, подобно нашему старшине, на восстановленную и красиво уложенную старшинскую кровать. − Ты, что свихнулся? – заорали на меня ребята. − Так надо! Ведь он же лежал… − ответил я решительно. − Точно!.. Все бросились по своим спальным местам и застыли в ожидании развития последующих событий. Тишина… Вдруг в кубрик ворвался старшина с дежурным офицером. Зажгли свет. − Вот, смотрите!.. – обратился старшина к офицеру и сильно ударил кулаком по кровати, затем наклонился и стал заглядывать под неё. − Ничего не понимаю?.. – удивился старшина. − А я, тем более. – утвердительно заявил офицер. − Ну, не может такого быть?.. – продолжал невнятно мямлить старшина. − Ладно, со сна всё может… - примирительно заключил дежурный офицер и направился из кубрика. Старшина выключил свет и при полной тишине последовал за дежурным офицером. Ребята, уткнувшись в свои подушки, с трудом сдерживали смех.
Арнольд Думбре.
В заключение считаю нужным хотя бы перечислить старшин, помощников офицеров-воспитателей, соратников начальника училища Безпальчева К.А.
Акиншин Алексей Иванович, помощник офицера-воспитателя старшина 1 статьи. Байков Владимир Петрович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 2 статьи. Волков Анатолий Иванович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 2 статьи. После окончания курсов офицерского состава при ЛНУ (1952) офицер-воспитатель Ленинградского Нахимовского училища, прошел путь от лейтенанта до капитана 3 ранга.
Материалы к истории 6-го выпуска (1945-1953). Семевский Р.Б. Санкт-Петербург. 2003 г. Обучали нас ВМП прекрасные морские офицеры, причём почти все они прошли фронт на кораблях ВМФ и были в большинстве своем именно морскими офицерами, воспитанными на старых морских традициях ещё Российского флота. Удивительно, но они как на подбор все были красивы, ладно и лихо носили морскую форму, речь их, пересыпанная морскими терминами, была интересна и при повседневном общении и когда они рассказывали своим ученикам о морской службе, кораблях и походах. Особую симпатию у многих вызывали два лихих моряка: «морской волк» М.М.Рожков и «бородач» В.Ф. Шинкаренко. Впрочем такую же симпатию, уважение и любовь снискали и многие из командиров рот и воспитателей первых 6-и выпусков: В.К.Лемешев, Г.М. Карпеченко, В.И.Туркин, Н.А.Климович, Р.Ф.Зуль-Карнаев, лей-т Афанасьев, кап-лей Б.Н.Иванов, ст. 1 ст., а затем лей-т А.И.Волков, С.Ф.Федоренко, И.Н. Репкин, М.А.Сафронов, В.М.Серафимович и многие другие.
Диканазошвили, старшина роты, старшина 1 статьи. Ежов Александр Иванович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 2 статьи. Жук Михаил Маркович, старшина. Каретников. Старшина 2 статьи. Помощник офицера-воспитателя. Кочетков Михаил Александрович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Крастынь, старшина, орденоносец, мичман. Лемагин Анатолий, помощник офицера-воспитателя старшина 1 статьи. Маняпов, старшина, помощник офицера-воспитателя. Молоканов Сергей Дмитриевич, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Мустафин, старшина, помощник офицера-воспитателя. Нафиков Рафаил, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Невзгляд Михаил, старшина, помощник офицера-воспитателя, старшина роты, главный старшина. Петров Юрий Александрович. Старшина. Полежаев Павел Иванович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Протченко, помощник офицеров-воспитателей, старшина 2 статьи. Путнин. Старшина 2 статьи. Помощник офицера-воспитателя. Сенин, старшина роты, главный старшина. Смирнов Е.П. старшина роты, старшина. Выпуск стенгазеты в Москве. Нахимовцы Виталий Калмыченко, Роман Большак и помощник офицера - воспитателя старшина 1 статьи Спиртков. В 1952 году училище участвовало в параде. Стрельников Михаил Иванович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Сысоев, старшина, помощник офицера-воспитателя. Старшина роты РНВМУ Н.П.Титов - штангист. Утробин Геннадий Александрович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Шашков Александр Дмитриевич, помощник офицеров-воспитателей, старшина 1 статьи. Яношевский Александр Яковлевич, помощник офицера - воспитателя, старшина.
О некоторых из них можно узнать подробнее из книг и сборников воспоминаний, указанных нами ранее.
В предыдущем рассказе кто-то впервые познакомился с замечательным офицером, воспитателем, капитаном 1 ранга, контр-адмиралом Безпальчевым Константином Александровичем. Несколько слов о нем, прежде чем представить следующую историю.
Война и мир контр-адмирала Блинкова: воспоминания, письменные и фотодокументы. - Саранск : Типография "Красный октябрь", 2007.
"Воспитание нахимовцев строилось по принципу кадетских корпусов. Их обучали танцам, великосветскому этикету, избавляли от всякого физического труда, так называемой, черновой работы. В общем, растили барчуков. Главным сторонником старого, царского, воспитания был начальник Рижского нахимовского училища капитан 1 ранга Беспальчев, выходец из старых офицеров."
Из песни слова не выкинешь? Нет, это совсем из другой, да и не из песни вовсе... (в дальнейшем попробуем продолжить сей сюжет и понять причины и такого взгляда)
Вот мнение одного из боевых офицеров, участников Холодной войны.
Шестая дивизия подводных лодок Северного флота. Люди, корабли, события. - Санкт-Петербург, 2003. Серия "На страже Отчизны", выпуск 1, 208 с. Издание выпущено к 25-летию соединения.
В.Д.Гайдук. К-123 вступает в строй
Родился я 13 января 1935 г. в Москве. В 1946 г., окончив три класса 147-й Московской школы, был принят в 4-й класс Рижского нахимовского военно-морского училища. В РНВМУ я проучился с 1946 г. по 1953 г. Самые светлые воспоминания у меня сохранились о начальнике училища, контр-адмирале Константине Александровиче Безпальчеве. Это был человек высокой культуры и настоящий российский моряк (он окончил Гардемаринский корпус в 1910 г.). Константину Александровичу удалось подобрать сильный педагогический коллектив и обеспечить достаточно высокий уровень преподавания по всем общеобразовательным предметам. Кроме того, воспитанники училища прошли настоящую морскую практику — длительные шлюпочные походы, а с 8-го класса плавание по Балтике на шхуне «Нахимовец» и переходы по маршрутам Рига — Таллин — Ленинград.
.
Автор: Его благодарные воспитанники, выпускники 1950 года Борис КАРПОВ, Сергей КУЛИКОВ. Мы вспоминаем Константина Александровича всегда с уважением. Помним его серьезным и насмешливым, спокойным и возмущенным... он бывал разным. Как начальник училища являл собой пример руководителя - военного интеллигента, боевого офицера и воспитателя одновременно. Диапазон его интересов, его образованность и компетентность далеко выходили за рамки служебных обязанностей (хорошее знание литературы, музыкального и оперного репертуара. Астрономии - гораздо глубже, чем положено корабельному штурману, трудно всё перечислить). Константин Александрович был образцом для подражания воспитанникам, преподавателям, всему офицерскому составу. Свои прекрасные качества он стремился привить и нам. Вспоминаются не только походы в театры, на концерты, особенно, когда бывали на парадах в Москве, которые использовал так, что интереснейшие культурные мероприятия были каждый день. Запомнились его беседы по содержанию опер, балетов, звучанию отдельных музыкальных инструментов. Его лекции по астрономии представляли его не только как знатока этого предмета, но и как прекрасного рассказчика, хотя у него была и другая цель, - познакомиться поближе с каждым воспитанником - что делает ему честь как начальнику училища. Как опытный воспитатель, он стремился заполнить все свободное время воспитанников не только учебой и обязанностями по распорядку дня, но различными полезными мероприятиями: тренировками в спортивных секциях, подготовкой к соревнованиям различного профиля и уровня. Проводились соревнования на первенство училища по гимнастике, легкой атлетике, шахматам, танцам и т.д. Участвовали мы в городских и республиканских соревнованиях, например, по гимнастике, в кроссах. А по профессиональным видам - флажному семафору, световой сигнализации, вязанию узлов, плаванию, шлюпочным гонкам под парусом и на веслах - соревновались регулярно. Были организованы кружковая работа, художественная самодеятельность, с которой выступали в клубе завода ВЭФ, в Доме офицеров, даже… в цирке; осваивали фотодело. Чтобы заронить в нас интерес к науке, организовывались вечера физики и химии, где воспитанники выступали загримированными под Ломоносова (Асеев), Лавуазье. Организовывались встречи с писателями - Отто Лацисом, Степановым - автором «Порт-Артура», деятелями кино Любовью Орловой, Григорием Александровым, артистами МХАТа и другими. Ввел Батя и такую приятную традицию, как воскресные обеды под звуки духового оркестра (кстати, очень популярного в Риге), исполнявшего произведения различных жанров. Пусть перечисление не покажется слишком длинным, но ведь мы действительно жили насыщенной и интересной жизнью. Хочется вспомнить о всем разнообразии средств воспитательного воздействия гуманного характера для всестороннего развития воспитанников. Он был высоко порядочным и искренним человеком, - иногда и весьма эмоциональным, даже несдержанным, особенно, когда мы его допекали своим неадекватным поведением. Бывал грубоват, но без хамства, и никто на него всерьез не обижался; - все понимали - сами виноваты. В быту (в той части, которая была нам видна) был скромен и неприхотлив, подчеркнуто уважительно относился к своей жене, да и вообще к женщинам, и не давал ни малейшего повода для каких-либо ненужных разговоров и обсуждений. Будучи достаточно требовательным начальником по отношению к преподавателям, к офицерскому составу, воспитанникам, был отходчив и незлопамятен. Вспоминается случай, когда во время шлюпочного похода по реке Лиелупе он демонстрировал замеры скорости хода с помощью лага и стоял на корме шлюпки, потравливая лаглинь. В это время порывом ветра парус перебросило на другой борт и ударом гика его сбросило за корму. Он не растерялся, не выпустил из рук лаглинь. Пока спустили парус и шлюпка не потеряла ход, мы видели за кормой бурун от Батиной головы. Подняли его на борт, ему пришлось раздеваться, сушиться… Но никого он не только не обругал, а даже не упрекнул. Хотя на руле сидел старшина Саша Шашков вместе с Витей Вырелкиным. Стоит заметить, что он не только не был бюрократом в погонах, кабинетным руководителем, но и демонстрировал нашу будущую профессию на практике при каждом удобном случае вместе с нами, иногда с риском. Он устраивал шлюпочные соревнования под парусом в достаточно свежий ветер и приличную волну, когда шлюпкой управляли воспитанники, когда в проливах между материком и островами Эзель и Даго еще шло боевое траление. Он умел осторожно рисковать, он был боевым офицером, имел ордена за участие в первой мировой войне. Вспоминается и такой факт. Когда случилась беда с Николаем Герасимовичем Кузнецовым, (он был понижен в звании и должности и приехал отдыхать на Рижское взморье) - Константин Александрович не побоялся организовать его встречу так, как будто бы он по-прежнему Главком! Когда считал нужным, бывал тверд и принципиален. За неуспеваемость и крайне злостное нарушение дисциплины отчислил Кузьмина по прозвищу «пляс» - сына министра внешней торговли без права продолжения учебы в средней школе. Без всякой показухи он был внимательным и заботливым. Посещал лежащих в госпитале, доставал дефицитные лекарства. Например, одному из тяжело заболевших воспитанников доставал пенициллин, который был тогда новинкой. Он принял в училище детей репрессированных родителей, считавшихся в то время «врагами народа», Он не копался и не выбирал наиболее благополучных - это была и смелаяи благородная позиция. Психологический климат в коллективе был абсолютно нормальным. Никаких драк между нами. Никаких грубостей со стороны офицеров и старшин, а термина «дедовщина» мы тогда и не знали. При этом учебно-воспитательная работа была поставлена исключительно серьезно. Делалось все, чтобы мы получили глубокие и прочные знания. Опиралось это на тщательный подбор преподавательского состава. Мы помним многих преподавателей и сейчас потому, что это были высококлассные педагоги. Так же он подбирал офицеров и старшин, чтобы они знали флотскую службу и были склонны к воспитательной работе. Поэтому мы с хорошим чувством вспоминаем наших офицеров-воспитателей и старшин. Высокие качества Константина Александровича были оценены. Ему было присвоено звание контр-адмирал и доверено организовать очередное училище - Второе Балтийское высшее военно-морское подводного плавания - и возглавить его. Прошло много лет, но мы часто и с признательностью вспоминаем прекрасного человека, воспитателя многих выпусков Нахимовского и высших училищ, адмирала и отца Константина Александровича Безпальчева и ежегодно в один из дней мая месяца склоняем головы над местом его погребения. Пока мы живы - Память о нем сохранится в наших сердцах!
"Иллюзионист".
Вспоминаю одного воспитанника, армянина, с очень мелодичной фамилией – Башинджагян. Небольшого роста, весёлый, хитрый, находчивый и ленивый. Расскажу одну историю им затеянную. Начался урок, на котором предстояло выполнение контрольного задания. Учительница, проходя между рядами учебных столов, аккуратно раскладывала каждому нахимовцу индивидуальные листочки с вариантами для выполнения задания. Подойдя к столу Башинджагяна, учительница заметила, что он демонстративно вращал в руке половину лезвия бритвы. В наступившей тишине, когда воспитанники приступили к выполнению контрольного задания, учительница увидела, что нахимовец Башинджагян поднял руку. − Нахимовец Башинджагян, у вас какой-то вопрос? − Мне кажется, я нечаянно проглотил кусочек бритвы. Этот хитрец минутой раньше предусмотрительно прикусил щёку до крови, и на его губах появилась розового цвета слюна, смешанная с кровью. − Староста, немедленно сопроводите Башинджагяна в санитарную часть! Появление Башинджагяна в санитарной части с заявлением о случившемся вызвало нескрываемую тревогу у медицинского персонала. Начальник медицинской службы майор Марменштейн немедленно позвонил и доложил капитану 1-го ранга Безпальчеву о чрезвычайном происшествии. Немедленно была снаряжена санитарная машина для эвакуации пострадавшего в гарнизонный госпиталь. В госпитале доставленного нахимовца подвергли детальному анализу, тщательному осмотру полости рта и произвели обстоятельный рентген пищевода. Медицинская комиссия единодушно пришла к выводу, что никаких инородных предметов в организме обследуемого не обнаружено. У майора Марменштейна и руководства училища, что называется, отлегло от сердца. История завершилась благополучно. Неприятных организационных выводов, к полному удовлетворению, не было и виновника волнений за симуляцию не наказали.
Арнольд Думбре.
В заключение слова признательности одному из героев рассказа.
полковник м/с Марменштейн - начальник медицинской службы училища.
Контр-адмирал К.А. Безпальчев. В море и на суше. Сборник воспоминаний его воспитанников и сослуживцев. - СПб.: НПО «Система», 2008.
В феврале на специализированной медкомиссии у выпускного курса выявлено 12 человек со сколиозом (искривление позвоночника), что вызвало заседание учебного совета, посвященного этому вопросу. Доклад сделал Мармерштейн, где критиковал руководителей за низкий контроль по соблюдению санитарных норм в классных помещениях - слабая освещенность, запыленность классов, плохое их проветривание, неприспособленные столы и парты для молодого развивающегося организма воспитанников. Кое-какие меры после этого совета были приняты... Вот уж кто запомнился! А все потому, что я дважды попадал в его руки. Это - начальник медслужбы, боевой офицер и фронтовой врач, прекрасный профессионал, майор, а впоследствии полковник Мармерштейн. Всегда безупречно одетый, с виду суровый военврач был очень внимательным к нам, но решительным и без церемоний. Чувствовалось закаленное в боях и твердое сердце хирурга. Помнят его, конечно же, все!.. Особо хотел бы отметить начальника медицинской службы училища полковника медицинской службы Мармерштейна, который так организовал работу своего большого коллектива санитарной части, что в училище не происходило никаких эпидемий, массовых кишечных, простудных и других заболеваний, Постоянные профилактические мероприятия, сезонные прививки, систематические медицинские осмотры регулярно проводились под его непосредственным контролем не только в период учебного года, но особенно тщательное медицинское обеспечение осуществлялось в лагерный период».
«В МОРЯХ МОИ ДОРОГИ...». Верюжский Николай Александрович (Воспоминания нахимовца Рижского Нахимовского Военно-Морского училища в период с 1947 по 1953 годы).
Особо хотел бы отметить начальника медицинской службы училища полковника медицинской службы Марменштейна, который так организовал работу своего большого коллектива санитарной части, что в училище не происходило никаких эпидемий, массовых кишечных, простудных и других заболеваний. Постоянные профилактические мероприятия, сезонные прививки, систематические медицинские осмотры регулярно проводились под его непосредственным контролем не только в период учебного года, но особенно тщательное медицинское обеспечение осуществлялось в летний лагерный период. Вспоминаю один случай, произошедший со мной. Однажды во время одной из репетиций к параду я почувствовал некоторый дискомфорт: вероятней всего от того, что туго перетянулся поясным ремнём. Я вышел из общего строя с намерением передохнуть и просто-напросто не участвовать в этой муторной тренировке, к тому же погода в тот день была дождливая и ветреная. Но тут ко мне подошел сам начальник медслужбы Марменштейн и стал детально интересоваться моим состоянием. Я что-то невнятно объяснял, что почувствовал болевые покалывания в правом боку и, дескать, хочу отдышаться, поэтому не могу активно маршировать. Однако, к моему удивлению, он вызвал санитарную машину, которая всегда находилась поблизости, обеспечивая любые наши массовые мероприятия, в том числе репетиции к параду, и самолично повёз меня в госпиталь, где сдал в хирургическое отделение с подозрением на «острый аппендицит». В госпитале, где наслушался всяких интересных хирургических историй, я пробыл недели две и каждый день врачи мне мяли живот в ожидании очередного обострения аппендицита, которое так и не наступило. В первомайском параде я всё-таки участвовал, хотя и пропустил несколько тренировок. Этот незначительный случай я привёл для того, чтобы ещё раз вспомнить наших воспитателей, которые сами о себе заботились и беспокоились меньше, чем о нас. Как мне стало известно значительно позже, через несколько лет после окончания училища, опытнейший врач полковник Марменштейн умер в результате заражения организма от обострения перитонита, причиной которого стал воспалившийся аппендицит.
.
В феврале на специализированной медкомиссии у выпускного курса выявлено 12 человек со сколиозом (искривление позвоночника), что вызвало заседание учебного совета, посвящённого этой теме. Доклад делал Марменштейн, где критиковал руководителей за низкий контроль по соблюдению санитарных норм в классных помещениях – слабая освещённость, запыленность классов, плохое их проветривание и неприспособленные столы и парты для молодого развивающегося организма. Кое-какие меры после этого совета были приняты. В частности, были освобождены приказом от занятий спортом, всех видов физкультуры и тяжёлых физических работ наши лучшие гимнасты, уже разрядники - Гузев и Макшанчиков. Видимо, спорт действительно до добра не доводит.
. Июль-декабрь 2005 г.
30-ая. Командир майор Александер Г.А. Военком ст. политрук Соловьев Е.К. Пом.командира капитан Окунев В.И. Ком. 1-ой башни лейтенант Теличко А.В. Пом. ком. 1-ой башни лейтенант Адамов С.О. (с 12.41г лейтенант Шорохов С.А.). Ком. 2-ой башни лейтенант Поль В.М. (с 01.42г лейтенант Беккер Я.М.). Ком. БЧ-5 в/тех 2 ранга Андриенко И.В. Нач.связи мл.лейтенант Пузин А.И. Ком. взвода управл. лейтенант Репков Л.Г. (до 01.42г.). Секр. партбюро мл.политрук Коломийцев Г.А. Нач.хим.службы мл.лейтенант Хальмеев К.И. Нач.сан.службы майор м/с Марменштейн С.М. (с 02.42 майор м/с Прагер А.Э.).
Несколько замечаний. Данные взяты из послужных списков ЦВМА военнослужащих.
Марменштейн С.М. Майор медслужбы с 24.04.1943, с 04.09.1941 Начальник санитарной службы Бригада морской пехоты БО ГБ ЧФ.
Капитан 2 ранга Ларчук С.А. закончил Санкт-Петербургское Нахимовское училище в 1994 году.
. Евгений КАЙДАШ. Владимир ПАСЯКИН. Красная звезда, 16.10.2008.
В штабе Черноморского флота России состоялась встреча командующего ЧФ РФ вице-адмирала Александра Клецкова с командирами кораблей, частей и соединений. В своем выступлении перед офицерским составом командующий поздравил командиров кораблей с их официальным праздником, днем командира корабля, и передал приветствие от главнокомандующего Военно-морским флотом России адмирала Владимира Высоцкого. - Право носить знак командира корабля, стоять на командирском мостике и в центральном посту дается не каждому. Его предоставляют самым лучшим людям флота. Тем, кто способен нести тяжелое бремя ответственности за принятое решение, корабль и экипаж, - отметил в выступлении командующий флотом вице-адмирал Александр Клецков. Затем командующий ЧФ РФ вручил награды особо отличившимся черноморцам. В соответствии с указом Президента Российской Федерации орденом «За военные заслуги» были награждены командир соединения надводных кораблей контр-адмирал Олег Гарамов, заместитель начальника Управления поисковых и аварийно-спасательных работ ЧФ РФ капитан 1 ранга Андрей Чабаненко, командир БДК «Цезарь Куников» капитан 2 ранга Сергей Ларчук и командир ракетного катера РК-109 капитан 3 ранга Игорь Воробьев. Медали ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (с изображением мечей) вручили командиру БЧ-2 МПК «Суздалец» капитан-лейтенанту Сергею Кривоблоцкому и старшему помощнику командира БДК «Ямал» капитану 3 ранга Александру Сереброву. Почетное звание «Заслуженный врач Российской Федерации» присвоено заместителю начальника медицинской службы флота полковнику медслужбы Александру Панюкову. Юбилейный знак «225 лет Черноморскому флоту» вручили командиру отдельного дивизиона подводных лодок капитану 1 ранга Анатолию Варочкину, командиру части капитану 1 ранга Сергею Худолею, командиру ГС «Экватор» капитану 2 ранга Игорю Белых, начальнику штаба дивизиона малых противолодочных кораблей бригады ОВР капитану 2 ранга Олегу Завгороднему, начальнику штаба судов обеспечения капитану 2 ранга Геннадию Страмбовскому, командиру авиационной эскадрильи полковнику Владимиру Багданову, командиру РКВП «Бора» капитану 3 ранга Дмитрию Ефремову, командиру ПЛ «Алроса» капитану 3 ранга Антону Зайцеву и командиру звена майору Виктору Шевцову. Ряд офицеров были награждены нагрудным знаком «Командир корабля», в их числе - капитаны 3 ранга Алексей Киричок и Александр Серебров, капитан-лейтенанты Станислав Ржицкий, Сергей Романенко, Дмитрий Огурцов, Александр Филь, Сергей Ткач и Алексей Куприянов, старшие лейтенанты Сергей Лахин и Алексей Орляпов. Мероприятия, посвященные празднованию дня командира корабля продолжились в Севастополе молебном во Владимирском соборе-усыпальнице адмиралов и церемонией открытия комнаты воинской славы подводных сил Черноморского флота. Вечером для командиров кораблей и членов их семей в Драматическом театре флота имени Б. Лавренева состоялся шефский спектакль.
.
Известны подробности скоротечного морского боя между кораблями Черноморского флота и грузинскими быстроходными катерами, произошедшего недалеко от побережья Абхазии в первые дни военного конфликта в Южной Осетии. Утром 10 августа группа кораблей ВМФ России вышла из порта Новороссийска и взяла курс на Сухуми (Абхазия). На борту двух больших десантных кораблей находилось 500 миротворцев с боевой техникой и оборудованием. Их сопровождали два корабля охранения, в том числе малый ракетный корабль "Мираж". В это же время из порта Поти навстречу им вышли пять быстроходных грузинских катеров, оснащенных противокорабельными ракетами. "Вести" восстановили дальнейшее развитие событий буквально поминутно. 18:39. Российская радиолокационная разведка обнаруживает несколько морских быстроходных целей, идущих боевым курсом на строй наших кораблей. 18:40. Катера противника приблизились на критическое расстояние. С флагманского корабля "Цезарь Куников" поступает команда открыть предупредительный огонь. С одного из кораблей выпущена зенитная ракета, которая падает между грузинскими катерами. Но они прибавляют скорость и пытаются достичь так называемой "мертвой зоны", где ракетное оружие бесполезно. Малый ракетный катер "Мираж" получает приказ уничтожить противника. 18:41. Командир "Миража" дает команду "Залп!" Первая ракета пошла к цели. Через несколько секунд - вторая. Подлетное время до грузинского катера "Тбилиси" - 1 минута 20 секунд. Расстояние между противниками - около 25 километров. Первая ракета попадает в машинное отделение катера "Тбилиси", вторая - в ходовую рубку. На радаре в течение 30 секунд была сильная засветка, что означает полное уничтожение цели, сопровождаемое большим выбросом тепловой энергии. 18:50. Командир "Миража" отдает команду на смену позиции. Корабль на большой скорости уходит в сторону берега, совершает разворот и вновь ложится на боевой курс. Радар показывает только 4 цели. Одна из них - грузинский катер, увеличив скорость, идет на сближение с нашим кораблем. Расстояние до цели 15 километров. "Мираж" дает залп зенитным комплексом "Оса". Ракета попадает в борт грузинского катера, который сразу же сбрасывает скорость и пытается уйти с линии огня. Остальные грузинские суда выходят из боя, резко разворачиваясь в обратную сторону. 19:28. После проверки морского пространства "Мираж" занимает свое место в строю кораблей, идущих в Сухуми. Из доклада флагману: "Из пяти целей одна уничтожена, одна повреждена, три вышли из боя. Расход ракет: противокорабельных - две, зенитных - одна, потерь среди личного состава нет. Повреждений корабля нет". Напомним, что НАТО направило в Черное море свою группировку боевых кораблей и проявляет повышенный интерес к передвижению судов ВМФ России. Внимательно следит за маневрами российских кораблей западные журналисты. Так, на днях произошел казус, когда журналисты одного из западных информагентств сообщили, что "российский ракетный крейсер "Аврора" и два ракетных катера бросили якорь в порту Сухуми". Между тем, ИА "Росбалт" сообщает, что крейсер-музей продолжает оставаться на вечной стоянке у Петроградской набережной Невы в Санкт-Петербурге. А в территориальные воды Абхазии входила группа боевых кораблей ВМФ России в в составе десантных и ракетных кораблей, в том числе и ракетный крейсер "Москва".
. Неофициальная версия морского боя российский и грузинских кораблей на форуме сайта "Военная литература".
Предыдущие годы службы Сергея Александровича и его корабля отражены в публикациях на страницах "Морского сборника":
Поход БДК "Цезарь Куников". Фото Ю.Пахомова и В.Трухачева. - Морской сборник № 1, 2008 г. Визит БДК ЧФ "Цезарь Куников" в Канны. Фото В.Трухачева и Д.Макарова. - Морской сборник № 11, 2007 г. Вести с флотов. Черноморский флот. - Морской сборник № 10, 2007 г. История штурманской службы Флота России: [История и развитие штурм. дела / Г.И. Безбородов, С.П. Алексеев, В.Н. Андреев и др.]; Гл. ред. Е.Г. Бабинов. - М.: Большая Рос. энцикл., 2003.
Участники празднования Дня штурмана на Черноморском флоте 25.1.2000 г. Слева направо: первый ряд — капитан-наставник В. Ф. Кузнецов, капитан судна Б. И. Мельник, главный штурман ЧФ С.И. Гарматенко, флагманский штурман ЧФ Я. А. Ковалев, флагманский штурман ЧФ в 1982—1984 гг. И. Н. Богданов, бывший флагманский штурман 30 дпк Б. А. Головань, флагманский штурман ЧФ в 1984— 1987 гг. Ю. И. Кобзарев, бывший флагманский штурман 5 эск. О. А. Евдокимов, нач. отдела ТСН ГС ЧФ В. Ю. Кучеров; второй ряд — Ш. Б. Джафароб, А. В. Аямзин, О. Л. Гунин, В. В. Васютин, В. Л. Ходос, Ю. А. Петров, В. В. Роднов, Н. П. Сивоконь, А. В. Плохотнюк, В. С. Мальцев, А. И. Чумаков, П. А. Котляров, О. Б. Томилин, И. И. Гринчук, И. В. Галямов, Е. Н. Мясоедов, А. В. Румянцев, В. 3. Татур; третий ряд — В. Ю. Емельянов, Д. Б. Андреев, В. Ю. Уколов, А. В. Жовпюножко, А. Н. Алейников, Т. А. Постоян, Ю. Г. Купченко, В. А. Папуча, Ю. И. Аевченко, А. В. Цибуля, М. В. Колкнев, И. Г. Потайкин, С. А. Ларчук
Ранее командовал БДК "Цезарь Куников" Синкин Сергей Владимиович.
Боевая разминка флота. (Заметки из района оперативно-тактического учения ЧФ.) Капитан 2 ранга А. Лоскутов. - Морской сборник № 5, 1996 г.
На пути в Индийский океан. Фото Ю.Пахомова. Фото В.Пасякина. - Морской сборник № 5, 2003 г.
Среди получивших награды командиров кораблей пять офицеров, выпускников нахимовского училища разных лет. И, наконец, Главком ВМФ Высоцкий Владимир Сергеевич закончил Ленинградское Нахимовское училище в 1971 году, но это, как в таких случаях принято говорить, другая история.
Пристально всматриваясь в панораму моего родного и близкого моему сердцу замечательного города, я вспоминаю своё детство и юность. В правой части снимка в исторической части города среди узеньких улочек Торня, Вальню, Дзирнаву, Смилшу хорошо различается среди городских построек большая и высокая башня красного кирпича и окружающие её здания.
Панорама города Риги.
Здесь с 1945 по 1953 год располагалось Нахимовское военно-морское училище, в котором я прошёл полный курс обучения с четвёртого по десятый класс. Многие из нас, первых воспитанников, познали лишения военных лет. Мой отец ушёл в Красную Армию добровольцем и морозной зимой 1941 года погиб в боях при обороне Москвы. Таких ребят, родители которых погибли на фронтах или в блокадном Ленинграде, было большинство. В Нахимовском училище мы жили на полном государственном обеспечении. Наша жизнь преобразилась. У нас были прекрасные воспитатели – требовательные, терпеливые и заботливые офицеры с большим жизненным и боевым опытом, мудрые и знающие учителя, которые передавали нам свои глубокие и разносторонние знания. Их пристальное внимание и искреннее желание найти подход к нам, детям, не по возрасту быстро взрослевшим, давали свои положительные результаты. Конечно, были свои сложности и трудности, не всегда всё ладилось. Учились мы все по-разному, были отличники, были и троечники. Да и в поведении, порой, проявлялось мальчишеское баловство. Я постарался собрать в небольшой сборник рассказы, которые мне кажутся немного смешными и забавными, но не оскорбляющими личное достоинство участников описываемых происшествий. Все случаи взяты из жизни нахимовцев разных лет и разных возрастов в период обучения. Считаю, что многие ребята, ныне ставшие ветеранами, вспомнят своих сверстников, а некоторые узнают и себя, поэтому, в большинстве случаев, я не стал называть фамилий и имён. Возможно, мои рассказы вдохновят других питонов, и они тоже поделятся своими воспоминаниями о смешных и курьёзных моментах из нашего детства. Буду рад, если эти рассказы понравятся внукам и правнукам наших первых нахимовцев, а также нахимовцам настоящего времени.
Нахимовец Арнольд Думбре. 25 октября 2008 г.
Водолей
Тёплым весенним днём двое воспитанников младших классов в свободное от занятий время затеяли игру в «Водолея». Один, находясь в полуподвальном помещении казармы, где размещался санузел и находились водопроводные краны для личной гигиены нахимовцев, полностью открыл кран и старался зажать руками вытекающую воду так, чтобы образовывалась сильная фонтанирующая струя, которую он направлял в проём открытого окна. Небольшого по размерам окна полуподвального помещения находились весьма низко почти на уровне тротуара. Второй «затейник» периодически заглядывал в окно-амбразуру, гримасничал, строил «рожи», обезьянничал, дразнился и мгновенно скрывался за стеной дома, всякий раз уклоняясь от сильной водяной струи. Так игра продолжалась долгое время: один выискивал момент, чтобы облить своего напарника, упреждая момент появления его в окне, другой подбирал разный промежуток времени, чтобы не попасть в плотный водяной фонтан. Было шумно, весело и игриво. Казалось, шёл неравный «бой». «Стрелок» пошёл на хитрость и стал выпускать водяной залп, не дожидаясь момента, когда в проёме окна покажется ехидная «рожа» своего напарника, как бы упреждая его намерения. Такая тактика дала свои положительные результаты и «стрелок», к своей радости, несколько раз умудрялся облить водой своего неловкого приятеля.
Казарменное помещение с маленькими окнами-амбразурами в полуподвал.
В самый разгар игры, когда шутники во всю развеселились и не обратили никакого внимание на появление Бати (так нахимовцы уважительно называли начальника училища капитана 1-го ранга К.А.Безпальчева – А.Д.), который в сопровождении дежурного офицера по училищу вышел из парадной двери главного учебного корпуса. Офицеры заметили периодически бившую сильную струю воды из полуподвального окна и, намереваясь выяснить нестандартную ситуацию, направились к злополучному месту. Увидев приближающееся начальство, испуганный соучастник происходящих событий вытянулся в струнку и в полном молчании застыл по стойке «смирно». Батя нагнулся и заглянул в полуподвальное окно с естественным желанием узнать, что там происходит… В этот момент произошло самое неожиданное и непредусмотренное игрой недоразумение. «Стрелок» не промахнулся. Снизу раздался радостно-восторженный боевой крик и сильнейшая струя воды окатила крупное лицо начальника. Но в следующий миг бедолага понял, осознал, чей лик он поливает. Его охватил панический ужас, но оцепеневшая рука по-прежнему цепко держала водопроводный кран, а тугая струя воды продолжала «сокрушать противника». Когда несчастный «стрелок» стремглав выскочил из своего укрытия на площадку, он тут же попал «в окружение» Бати и дежурного офицера. Батя, вытирая платком своё лицо и стряхивая с кителя остатки воды, выглядел очень сурово и грозно, и, казалось, быть «великому шторму». Но, увидев неподдельный испуг и неутешное отчаяние на лице пацана, Батя наставительно и строго назвал настоящую фамилию этого шалуна-«водолея» (удивительная память была у этого человека, он помнил фамилии и имена сотни своих воспитанников – А.Д.) и далее также твёрдо добавил: − Свободное время даётся для занятий спортом, для чтения, для написания писем маме, а вы тратите его на всякую ерунду. Идите. На первый раз делаю вам замечание.
Потомки адмирала П.С.Нахимова. - Морской сборник № 1, 1989 г. На штурманской практике: преподаватель капитан 2 ранга Н.Иванчук, курсанты А.Аникин, О.Семенов, И.Смоляк.
Фильм "Адмиралъ" уязвим не только с исторической, но и с эстетической точки зрения. Если эта точка зрения профессионала. И даже с точки зрения здравого смысла, если именно им руководствоваться.
. - "Аргументы Недели" № 43(129) от 23 октября 2008.
В Гражданской войне победила красная Россия. Но в гражданских войнах победителей на самом деле не бывает. Победив, красная Россия несколько затосковала по изгнанной белой России. Такие настроения не приветствовались, однако допускались. Сам И. Сталин раз двадцать смотрел в Художественном театре «Дни Турбиных» – пьесу Булгакова о семье русских офицеров. В уничтоженной белой России были приняты за обыкновение столь высокие и благородные нормы жизни, что они невольно вызывали уважение и даже любовь. А нормы жизни в красной России что-то таких чувств не вызывали.
Победили и затосковали
Белые русские господа ушли, так сказать, в больное подсознание красной России и периодически всплывали в искусстве. Ведь надо было показывать, с кем сражалась Красная армия, - тогда в кино еще действовали строгие драматургические правила. В советских картинах белых офицеров всегда играли замечательные актеры с выразительными лицами: Стржельчик, Высоцкий, Ульянов, Кайдановский, Глеб Стриженов... Периодически появлялись в картинах и какие-то благородные дамы в старых кружевах, смотрящие грустно и устало на новую реальность. В перестройку вышли неплохие картины о Первой мировой и революции -например, фильм А. Муратова «Моонзунд» по роману Пикуля с Олегом Меньшиковым в главной роли. Рекомендую эту картину пересмотреть, чтобы не совсем забыть, что такое пусть скромные, но художественные достоинства кинематографа. Казалось бы, с переменой общественного строя мог бы возникнуть, наконец, значительный фильм о Гражданской войне. Но он не возник. Потому что и остатки белой России, и руины красной были вытеснены в 90-х годах другой Россией - даже не знаю, как ее назвать. По аналогии с нефтью черной? Или серой? В любом случае этой России уже не был понятен никакой пафос прошлого. И ни одна знаменитая фигура Гражданской войны - ни Деникин, ни Фрунзе, ни Врангель, ни Тухачевский и т.д. - не стала предметом художественного анализа. Повезло, да и то с опозданием, одному Колчаку...
Фильм «Адмиралъ» атаковал экраны страны столь могуче, что эта атака вряд ли была неподготовленной... Фильм «Адмиралъ» представляет собой прямолинейную иллюстрацию некоторых событий из жизни А.В. Колчака без всякой попытки анализа этой личности или исторических событий. Враги Колчака - сначала немцы, затем революционеры - внятно не изображены. Путь Колчака к тому, чтоб стать Верховным правителем России, непонятен. Любовь к Анне Тимиревой существует в виде обоюдных нежных взглядов и коротких однообразных разговоров. Но если многого в картине нет, что-то же в ней есть? ... Идеологически фильм «Адмиралъ» - явный упадок по сравнению с титаническим великодушием Н.С. Михалкова. Уже в первой своей картине, «Свой среди чужих, чужой среди своих», он показал, какие молодцы и красавцы были все наши мужчины - и красные, и белые, и зеленые. А сражались они друг с другом потому, что их было чересчур много для русских равнин, а золото - что поделаешь! - одно на всех. Нашей новой киноконъюнктуре следовало бы держаться Михалкова! Провидец он.
. 12.05.2008.
... Татьяне Москвиной задали также вопрос о том, почему она не участвует в различных телевизионных программах, как другие писатели, скажем, Проханов и Веллер. Писательницу возмутило само предположение о ее возможном участии в таких мероприятиях, а также то, что некоторых людей незаслуженно считают писателями: – Проханова, Виктора Ерофеева, Веллера я не считаю серьезными писателями. Это клоуны, которых приглашают на телевидение развлекать народ! У нас идет сплошная дебилизация телевидения. Там же нет ни одного умного лица! В большинстве передач участвуют странные люди с поврежденной психикой и зацикленные на политике. По словам Москвиной, один из ее читателей, московский рабочий, написал ей письмо, в котором поинтересовался: не считает ли она, что некие силы в нашей стране организовали заговор против культуры. "И я подумала о том, что против культуры действительно что-то предпринимается, есть, может, не заговор, но некое "анти". Я не понимаю такого отношения к культуре, когда ее и не душат напрямую, но и развиваться не дают", – заметила Москвина.
Верюжский Николай Александрович: "Вчера встречался с нахимовцем Арнольдом Думбре. Он передал, как мы с ним ранее договаривались, свои «вирши» и рассказы о нахимовской жизни того периода. В моих воспоминаниях Арнольд упоминается в нескольких местах (ссылка на сайт, где можно скачать книгу "В морях мои дороги", приведена в сообщении от 23.10.2008.). Я распечатал Арнольду выдержки о нём и его проделках в училище. Арнольд не только не возражал против моего изложения, но даже дополнял многие факты некоторыми подробностями. После всего этого он согласился написать свои забавные и шуточные истории. Чаще всего Арнольд тактично не называет подлинные фамилии героев своих повествований, чтобы они не чувствовали себя неудобно, но при чтении, без сомнения, они узнаваемы для "посвященных", а для остальных читателей будут, надеюсь, "типичными".
Прежде чем начать знакомить Вас с «Нахимовскими историями от Арнольда Думбре», хочу немного рассказать об авторе, моем однокашнике.
Таким Арнольд был в юности.
А это его 1-й взвод. Многие из изображенных на фото его одноклассников, самые старшие-переростки в нашей роте, а поэтому самые шебутные, смелые, сильные и независимые, и фигурируют в его рассказах.
Думбре Арнольд Иванович (Янович) родился 16 февраля 1934 года. В Рижское Нахимовское училище был зачислен в 1945 году одним из первых воспитанников (одиннадцатым по списку). Проболев скарлатиной, пропустил целый учебный год и был переведён в младший класс. Обучение в РНВМУ завершил в 1953 году в составе пятого юбилейного выпуска. После принятия присяги был направлен в Первое Балтийское Высшее Военно-морское училище подводного плавания в город Ленинград. В 1957 году после окончания штурманского факультета БВВМУ ПП получил назначение на Балтийский флот в бригаду подводных лодок в город Палдиски на должность командира БЧ 1-4 малой подводной лодки проекта 615. Фото ПЛ. В декабре 1959 года в звании капитан-лейтенант был уволен в запас. Поступил учиться на факультет автоматики и телемеханики Ленинградского Политехнического института имени М.И.Калинина, который успешно окончил в 1962 году. Работал в судостроительной и ракетостроительной промышленности. Без отрыва от производства окончил Московский университет марксизма-ленинизма и получил высшее политическое образование. В 1978 году стал работать главным специалистом в ГИПРОНИИ медицинской промышленности. Обнаружив у себя экстрасенсорные способности, проявил стремление к их развитию. Окончил в 1992 году медицинское училище № 19 в городе Москве и получил свидетельство о медицинском образовании. После прохождения обучения на курсах Международного творческого центра Ассоциации милосердия и культуры утверждён членом Всесоюзной Ассоциации медицины парапсихологии и нетрадиционных методов лечения, а вскоре был избран в состав членов Профессиональной Международной Ассоциации народных целителей России. В настоящее время имеет частную практику.
О нашем Рижском НВМУ и нашими благодарными "альма матер" выпускниками изданы следующие книги:
Рижское Нахимовское военно-морское училище. Сборник материалов о встрече выпускников по случаю 60-летия основания училища. 3 декабря 2005 г. Составители: Г.Г. Лойкканен, М.Д. Агронский. СПб.: "НПП "Система", 2006. Контр-адмирал К.А. Безпальчев. В море и на суше. Сборник воспоминаний его воспитанников и сослуживцев. - СПб.: НПО «Система», 2008. .
Если какая-либо из них Вас заинтересовала, обратитесь к первому сообщению нашего блога от 16.10.2008.
Чтобы Вы представили, что Вас ожидает в его рассказах, начну со стихотворения: "Р Н В М У (О встрече выпускников-нахимовцев в 1989 году)".
Друзья, товарищи, «питоны», Мы вместе съели каши тонны И исписали горы мела В той башне, что на Смилшу йела. фото И в памяти ещё не стаял Наш дом, подобный птичьей стае, Где пестуют своих птенцов, Чтоб те смогли, в конце концов, Летать сквозь штормы и туманы, Одолевая океаны. Не все из нас такими стали, Иные выбились из стаи, Свернули в глубь материка. Но знаем мы наверняка, Забрали в дни свои мирские Они традиции морские, Как соль морскую в поры кожи. Вот почему мы все так схожи. И моряки, и вся «гражданка» Сердцами с жаром, как у Данко, Защитой праведных идей, Душой открытой для людей. И тем, что средь тернистых буден Никак «чадильник» не забудем, Ребят, которые там были, Чьи имена из детства всплыли.
Арнольд Думбре. Рига. 1989 год.
Пороховая башня и учебный корпус РНВМУ (улица Смилшу).
Веко Павел Степанович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Ерёменко, командир роты, капитан 3, затем 2 ранга 
Круглов Леонид Александрович, офицер-воспитатель первого взвода, капитан, майор. 
Сергеев Сергей Иванович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. 
Яценко Дмитрий Петрович, офицер-воспитатель, майор. 
Нахимовец Соколов.
Волков Анатолий Иванович, помощник офицеров-воспитателей, старшина 2 статьи. После окончания курсов офицерского состава при ЛНУ (1952) офицер-воспитатель Ленинградского Нахимовского училища, прошел путь от лейтенанта до капитана 3 ранга. 
Жук Михаил Маркович, старшина. 
Петров Юрий Александрович. Старшина. 
Старшина роты РНВМУ Н.П.Титов - штангист. 
Яношевский Александр Яковлевич, помощник офицера - воспитателя, старшина. 
Таким Арнольд был в юности.
