Капитан стоит посреди двора, широко расставив ноги, и отдает приказание растопить баню. — Эх, и попаримся! — говорит он. Нет, серьезно, взрослых трудно понять. Надо диверсанта допрашивать, а он хочет париться в бане! И вообще, где же «напряженная тишина»? Где боевая готовность? До чего вокруг мирная обстановка! Два сопляка качаются на самодельных качелях. Это юные Аистовы. Толстуха, подобрав юбки, стирает в корыте белье. Капитан наконец нас увидел. — А-а, это вы? А ну, пойдемте, друзья, опознаем того диверсанта. Он ведет нас двором за казарму. Каждый занимается своим делом. Двое солдат дрова рубят, наверное для бани. Скинув гимнастерку, третий солдат подтягивается на брусьях. Собаки лают — мы им пришлись не по вкусу. Диверсант, наверное, сидит за решеткой, и его охраняет часовой с автоматом. За казармой в белом домике помещается кухня. Повар в белом халате стоит на пороге. Возле кухни — большущая бочка. — Ну, он или не он? Ингрид неистово лает. Диверсант сидит в бочке. Он! Та же самая рожа в скафандре. Но что это? Диверсант шлепает ластами, обливаясь водой. — Узнаёте? Тот самый? — Тот самый,— соглашаемся мы упавшими голосами.
.
— Не вы первые, не вы последние. Даже с нами бывало — принимали за диверсантов тюленей. За бдительность благодарю! Не забывайте, что вы на границе живете. Присматривайтесь, приглядывайтесь, коли заметите что подозрительное — мигом бегите ко мне на заставу. Договорились? Ну, все! Разрешаю вам плавать на вашей «Бегущей»... в пределах бухты, не дальше. — Эй, Сидоров, Ложкин!— кричит капитан солдатам. — Спустите-ка эту тварь в море! Поди, ей тут тесно! Если бы я умел, я бы описал всю эту смешную историю для пионерской газеты и, может быть, подсочинил бы еще чего посмешнее. Но у меня, к сожалению, нет способностей. Недаром Марина Филипповна Картонкина — она преподает нам русский язык — всегда. пишет на моих сочинениях: «Плохо». Она не мне одному пишет на сочинениях «Плохо». Вадим от строчки до строчки содрал описание моря у К.С.Станюковича. М.Ф.Картонкина и К.С.Станюковичу поставила двойку. Вечером дождь льет вовсю. Он барабанит по морю, и мокрые чайки сидят на камнях, словно белые лилии. Дождь барабанит по крыше, и где-то в кухне потолок протекает — капли стекают в таз и стучат: кап да кап, кап да кап. Но в кабинете у деда тепло, сухо; тихо играет радио. Дед за столом что-то пишет. Баба Ника вяжет варежки деду. Мы разбираем книги: «Затерянные в океане», «Отважные мореплаватели», «Морские рассказы», «Суровая Балтика», «Морские десанты». Ингрид кладет голову мне на колени. Я натыкаюсь на тоненькую книжечку: «Сестренка». В ней рассказано, как в морской пехоте служила сестра Вероника, как ходила в десанты с матросами. Неужели это про бабку? Я тихонько спросил у деда. — Да,— ответил он тоже тихонько. — Она ушла в морскую пехоту, оставив дома двух сыновей. Ее орденом наградили за смелость.
Одна из многих, - (28 мая 1924 — 5 мая 2010) — единственная женщина — командир взвода морской пехоты в годы Великой Отечественной войны, гвардии полковник.
Этого я до сих пор и не знал. — Спать пора,— сказал громко дед. Мы пошли под дождем в палатку. Я заснул и увидел во сне, что командую кораблем и мой корабль попал в страшный штормище с дождем, ветром, волнами, обрушивающимися на палубу. И мы шли на помощь к тонувшему пароходу и спасали людей. И кого, вы бы думали, я спас? Карину, которая плыла, вцепившись в холку своего Ларсена. И ее подняли на борт всю мокренькую. Но тут я услышал: — Подъем! И проснулся. Дед, веселый и свежий, стоял у палатки, а Ингрид приветствовала его радостным лаем. Вскоре пришел Карамышев с Кариной. Каринин отец спросил: — Так кто же твой спаситель, Карина? Она показала на меня.
Я девчонок вообще терпеть не могу. В школе соберутся в уголке кучкой и . Ты понимаешь, что про тебя говорят обидное. А что? Разве спросишь? А когда она с тобой говорит — я имею в виду какую-нибудь девчонку из нашего класса,— так и кажется, что себя она считает выше и разговаривает с тобой, как принцесса. Ей кажется, выскажи она какое желание, ты мигом побежишь его выполнять. Дудки! Я за мирное сосуществование, но без угодничества. Толстяк — тот не задумывается над этим. Ему сунь девчонка остаток пирожного или пирожок с мясом — схватит, как миленький. И запросто слопает. А Вадим даже дружит с девчонками. Которые получше лицом. И сейчас, я вижу, он готов подружиться с Кариной. Она в праздничном голубом платье, с лентой голубой в волосах. На нее не противно смотреть. А она все же вчера отпихнула меня — значит, считает меня хулиганом. До чего же трудно об этом начать разговор! Я насупился и молчу, пока она разговаривает с Вадимом. О, Вадим — тот не растеряется, подай сюда хоть целый взвод самых языкастых девчонок! — Ты поверила, что я капитан Грей? — Ничуточки! Да ты на Грея и непохож. — А зачем же ты шла ко мне? — Я поняла, что это чья-то игра, и мне до того захотелось Ассолью стать на минутку... Девочки наши поверили, а я нет... И она болтает с Вадимом, с Вадимом, только с Вадимом, будто я вовсе не существую на свете! Олежка не в счет. Он жует и жует, доставая еду из кармана. А меня злит, что она не хочет со мной разговаривать. Я грубо спрашиваю: — И тонула ты невзаправду? — Как — невзаправду? Я по-настоящему захлебнулась. — Так почему же ты отпихнула меня, когда я тебя на берег вытащил? — Потому что ты хулиган!
— ? — Ты ловил белок, там, в Кадриорге, на Ларсена камнем замахивался... — Да разве это я?! — Валерка приходил к нам со своим отцом, и мы все-все с Ларсеном про вас рассказали. А Валерий клялся, что ты его уговаривал и белку поймать, и в Ларсена запустить камнем. — Он врун! — А зачем ты с таким вруном водишься? — Да он мой брат двоюродный, пойми! Товарища я могу себе выбрать, а брата не выберешь! Вот вы всегда так, девчонки: не разберетесь как следует, ляпаете: «Хулиган, хулиган»! — передразнил я ее. И отошел в сторону. Мне стало очень обидно. Ингрид подбежала ко мне и подставила под руки уши. Сочувствует... А Вадим все подмазывается: — У тебя редкое имя, Карина. У нас в классе стоит крикнуть: «Светлана!» — и прибегут сразу десять Светлан... А кем ты хочешь стать? Балериной или киноактрисой? — Я? Я буду морячкой. — Кем, кем? — Морячкой. Я видела в Таллине девушку-штурмана и написала письмо. — Кому? — Главнокомандующему флотом.
Капитан дальнего плавания Людмила Анатольевна Тибряева. - — Ну и что он ответил? — Что в военный флот девочек не берут. По-моему, это ужасно несправедливо. Чем мы хуже вас, мальчиков?.. А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Моряком. — И ты? — со смехом спросила Карина Олежку. — А я что, рыжий? — Ты — толстый! — Ну и что? — Папа говорит, толстяков не берут на подводные лодки. Но ты, правда, можешь плавать на надводных кораблях! — А я не хочу на надводных! — взорвался Олежка. — Я хочу на подводных! На атомоходах! Ракетных! Вот на чем плавать хочу... — Ну, может быть, ты еще похудеешь,— утешила его Карина. — Время есть. Ты, наверное, сладкое любишь? Это был удар в самое сердце. Олежка страшно обиделся. Ко мне отошел. Теперь обиженных стало двое. А Карина болтала с Вадимом, сидя на камешке. Рассказывала ему о своем черном Ларсене: когда он был , он растерзал ее любимого мишку, проглотил мяч и ужасно болел.
А однажды, когда он уже вырос, задиры-нахалы, толпившиеся вечером в парадном, ее не пропускали домой. Она крикнула в окно: «Ларсен!» И пес в одно мгновение сбежал с четвертого этажа и разогнал всех подонков. А мне было ужасно обидно, почему она все это Вадиму рассказывает, а в мою сторону даже не взглянет ни разу. А Вадим! Посмотрели бы вы на Вадима, какие он бросал на нас с Олежкой победоносные взгляды! Тоже мне капитан Грей! Нырял бы сам и вытаскивал бы на сушу девчонку. Небось побоялся замочить белый китель! Ингрид залаяла и побежала к калитке. Сегодня урожай на гостей...
БЕЛОКУРОВ И ШЕЛЕХОВ
— Фу, Ингрид, фу! За калиткой стояли два бравых матроса. А впрочем, и не матросы вовсе они, а нахимовцы, сообразил я, взглянув на ленточки на бескозырках и погончики на плечах. Я в первый раз в жизни видел нахимовцев. — Скажите, пожалуйста, можем мы видеть вице-адмирала Коровина? — спросил тот, что повыше. Они приехали из Ленинграда по важному делу, а заодно привезли письмо от начальника. Тот, что повыше,— Белокуров, а тот, что пониже,— Шелехов. Я провел нахимовцев в кабинет. И они стали перед дедом навытяжку, хотя дед был не в форме, а в белой рубашке. Дед им представил Карамышева и предложил садиться. Нахимовцы сняли свои бескозырки и сели на кончики стульев. Дед читал письмо их начальника, далеко держа листок бумаги от глаз — читалось ему нелегко, но он не хотел, как видно, надеть очки перед моряками. Прочел — весь засветился. — Я с вашим Александром Алексеевичем плавал и воевал. Отличнейший он моряк, ваш начальник, и справедливейший человек! Мухи зря не обидит. Правду я говорю? — Сущую правду! — ответил, привстав, Белокуров. — Да вы садитесь, сидите. Я так рад, что у меня нынче в доме самое младшее поколение моряков. Дело ваше весьма благородное, и я постараюсь помочь. Мой внук Максим и его приятели пытались отрыть ту пещеру. Да разве отроешь втроем?
руководил Ленинградским нахимовским военно-морским училищем с марта 1963-го по сентябрь 1971 года.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
«Бывают дни, когда опустишь руки. И нет ни слов, ни музыки, ни сил. В такие дни я был с собой в разлуке, и никого помочь мне не просил. И я хотел уйти ,куда попало. Закрыть свой дом и не найти ключа. Но верил я , не все еще пропало, пока не меркнет свет, пока горит свеча, - проникновенно звучит песня в исполнении Андрея Макаревич. - … И пусть сегодня дней осталось мало. И выпал снег, а кровь не горяча. Я в сотый раз опять начну сначала, пока не меркнет свет, пока горит свеча «. Как заклинание, как обещание, надежда и вера слышится в повторяющихся строчках песни : « пока горит свеча… пока горит свеча «. Я люблю свечи горящей пламя… люблю смотреть на нею в темноте… стрелка пламени завораживает, приходят мысли, которых не бывает в будни, душа размягчается, успокаивается, словно очищается от всего , что все же накапливается в ней тяжелого, давящего, неспокойного и уходит куда-то медленно, но уходит. На новый год среди подарков, сувениров, талисманов была восковая фигурка лошади. Красивая, в сбруе красочной, с седлом, стоящая в большой куче каких-то символических драгоценностей… Подарила ее дочь, наверно, для позитива и не словесного пожелания и символа достатка… А внучка в Крещение вместе со святой водой принесла свечи из церкви, где я крестилась. Слов никаких не сказала, да и зачем? Увидела благодарность в моих глазах и понимание. Свечи на именинных тортах, которые надо ,загадав желание, задувать. Зажженные свечи на романтическом ужине. Заздравные и поминальные свечи в храмах. Свечи на месте катастроф, гибели людей. У подъездов домов. Посольств иностранных государств, если случается там беда с людьми. Горящие свечи, плывущие по воде, на венках. В светильниках на могилах близких людей. Свечи в праздники, свечи в скорбные дни… Почему ? Что означает их присутствие ? Что несет в себе свет горящей свечи ? Что значит он? Почему люди не расстаются со свечами ? Ведь, как атрибут в домашнем хозяйстве, при наличии фонарей и фонариков, он не столь важен ? Нет. Их предназначение более значимое, высокое. Их важность , значимость, необходимость выверено поколениями. Свет горящих свечей – особенный. Да, завораживает, успокаивает, вселяет надежду, чувство защищенности, а еще ведь что-то такое – свое, личное - для каждой души свое… Почти во всех культурах ее свет символизирует духовный путь, прозрение, а так же победу света над тьмой. Всего-то каких-то сто лет назад без свечей не обходились ни Рождество, ни Новый год. А ведь мы, наше поколение, еще могли бы рассказать, как в детстве родители украшали елки маленькими свечами, в особых прищепочках, выбирая кончики веток , хотя было во всех домах электричество. Как символ? Атрибут праздника или что-то другое приходило в дом, в настроение с этими маленькими огоньками в полночь ? УЧЕНЬЕ – СВЕТ… В поиске ответа на свои вопросы, ( кто ищет, тот найдет ) узнала много любопытного. В Германии, например, « в течение четырех недель, перед Рождеством ровно в полдень зажигались свечи – каждый день на одну больше, чем накануне. А по вечерам горящие свечи ставились на подоконник, чтобы путники могли разглядеть дорогу «. «В дохристианскую эпоху люди считали, что в ноябре и декабре тьма максимально сильна, и свечи зажигались для того, чтобы помочь солнцу и силам света победить мрак. «. Красивая вера, не правда ли ? Вера в свет, светлое, побеждающее темные силы, зло, поселяющее где-то внутри, растущие надежда, уверенность, торжество… А вообще - то, свеча имеют свою древнейшую историю. « В рыцарских легендах свечи являлись символом милосердия, бескорыстного служения, справедливости и верно выбранного пути … В буддизме свеча символизирует путь к свету, достижение нирваны и самого Будду. В каждом буддийском доме рядом со статуэткой Просветленного всегда находятся свечи. А в Праздник огней буддисты зажигают тысячи свечей. Ими украшаю храмы, улицы, дома, используют в качестве жертвоприношения духам: свечи устанавливают на специальные подносы с едой и деньгами и отправляют их по течению реки». «В иудаизме менора, семиствольный подсвечник, символизирует гармонию и священный день – субботу. Кроме того, это своего рода модель мироздания. По словам Иосифа Флавия, « светильник, состоящий из семидесяти составных частей, напоминает знаки, через которые проходят планеты, а семь светочей на нем указывают на течение планет, которых так же семь «.
«Три свечи, согласно каббале, олицетворяют мудрость, силу и красоту. В христианстве же три свечи означают единство миру и святую Троицу. Чистота свечного воска подразумевает безгрешные помыслы верующего, а мягкость - способность человека следовать воле Бога». ( Все вышесказанное об истории свечи я прочитала, скорее для широты знаний того, что уже знала, в публикации «Пока горит свеча» в газете «Оракул» 12/2013 под неизменной рубрикой « Зри в корень». Автор Марина Шумакова ). А что уже сама знала до этого периода « зри в корень « ? Во-первых, о магических свойствах свечи, об их широком применении в гаданиях, для ворожбы, ритуалов. С улыбкой сейчас вспоминаю, как мы, девчонки на стройке Белоярской атомной электростанции, переселившись уже поздней осенью, когда выпал снег, в нами же выстроенный барак-общежитие, какое-то время жили при свечах, ожидая, когда электрики проведут электричество. Длинными, уже почти зимними вечерами, набивались в одну из комнат , чтобы погадать с помощью воска свечи: раскаленным воском капали в чашу с холодной водой, чтобы по контуру образовавшейся фигурки « прочесть» свое будущее. ( Если бы еще знать тогда, комсомолкам, что воду надо брать только освященную, а воск вливать в одну точку, чтобы получилась фигурка цельной ). А то ведь делали все больше из озорства, возможности скрасить вечер. Да и кто из нас мог знать истинное значение восковых образовавшихся фигур, даже если они получались ( венок или кольцо - скорое замужество, подкова – счастье, корона – популярность и успех, цветок - о пылком чувстве, собака - о встрече с преданным другом, лебедь – чистую любовь… веревка или змея – предвестник болезни и неприятностей…). Да и не знали, что плохие надо закопать, те, желаемые – бережно хранить целый год. Мы же толковали увиденное, как кто, согласно своих интуиции и воображения , больше для смеха, который не смолкал в такой вечер, эмоций, которыми наполняли свои сердца. И свечи были только белые, какие можно было купить в магазине. А между тем, цвет свечи играет свою роль при этих гаданиях : белая – для очистительных обрядов и защиты от врагов , розовые свечи незаменимы в любовных ритуалах ( я таких не встречала ), красные – пополняют запасы энергии, зеленые – привлекают успех и финансовое благополучие. А черные свечи, несмотря на их дурную репутацию, для некоторых экстрасенсов – главный атрибут при ритуалах от сглаза и порчи. Хотя , мне кажется, что это просто надумано. Я люблю церковные свечи, освященные. Верю, что именно они обладают особой энергетикой, ( да и пахнут при горении вкусно )… и свет такой свечи целительный, очищающий и пространство, и душу…, способный устранению каких-то проблем у самого человека и в его доме, если они не очень сложные. Не прикоснувшись к этой теме, я и не знала, что столько стихов написано о свечах… Ладно бы знаменитыми поэтами. На слуху у нас стихи «Зимняя ночь» Бориса Пастернака, которые стали песней : « Мело, мело по всей земле, во все пределы, свеча горела на столе, свеча горела…» Она в репертуаре многих ( по крайней мере, я насчитала семь ) исполнителей, не менее известных на нашей эстраде. Но вот некоторые стихи тех, кто пишет для себя и решается поделиться ими в интернете, меня потрясли. Как же надо тонко чувствовать ( а может и обладать необходимыми знаниями ), чтобы рассказать так пронзительно о свечи, как о живом предмете, даже соотнося ее с вечным желанием человека, оставить на земле и в памяти добрый след? Мои чувства и эмоции отозвались вот на это : « Вы замечали, как горит свеча, огнем играя, словно на подмостках. Неспешно ставит белую печать слезинками расплавленного воска. И комната уже не та, хотя уютна и знакома с детства, и, пятясь отступает темнота, предполагая чудо или действо… И как тысячелетия назад, огонь такой веселый и беспечный, все так же завораживает взгляд, так и смотрел бы долго… бесконечно. Но вот в просторы вечности маня, внезапно пламя, будто по заклятью, взорвется вспышкой яркого огня. И все. И темнота сомкнет объятья… Когда устав, заканчиваешь путь, как та свеча, в надежде свет оставить… такой бы яркой вспышкой полыхнуть, чтоб помнили, когда тебя не станет… Вы видели, как догорают свечи ? « ( интернет, но автор неизвестен ). ВЫ ЗАМЕЧАЛИ , КАК ГОРИТ СВЕЧА ? Конечно, видели. Но ведь не знали ( я о себе ), что свечи могут многое рассказать о людях, которые бывают рядом или приходят внезапно в дом. Вот одно из таких утверждений : « « Свеча – обязательный атрибут моей работы. Приходит человек, мы садимся за стол, и первое, что я делаю – зажигаю свечу. Если огонь ровный, спокойный, он соединяет наши слова и мысли, помогает разобраться в судьбе человека. Если во время беседы, воск, как слеза, медленно стекает в подсвечник – это первый признак того, что душа у человека плачет, что ей больно. Бывает разговор никак не клеится. Посмотришь, а свеча трещит, коптит, почти вся потемнела… И сразу ясно: в сидящем человеке много тьмы и злобы, коварных мыслей. Свеча это чувствует и потому коптит. А если лжет пришедший, начинают выгорать с одного боку. Не надо никакого колдовства, свеча подскажет, кто есть кто. Хотите, проверьте сами: придет к вам человек поставьте между собой и им свечу, узнаете, кто к вам пришел …» Вот такое признание, может быть целителя, экстрасенса, ясновидящего, в публикации не было указано, да и не в этом суть . Придет человек, поставьте между им и собой свечку… Такое возможно при гаданиях или на романтическом ужине с еще малознакомым тебе человеком. Я никогда не смогу подобного теперь сделать, да и верю, что в мой дом приходят люди с добрыми намерениями. А вот « подсказки», на всякий случай , взяла « на ум «. К примеру, как может помочь свеча, если кто-то сильно обидел, как сгладить остроту скандала в доме, когда было сказано в запале немало злых, грубых слов, как поступить, если сам причинил своим поступком или словами кому-то боль, запомнила, что подскажет свет горящей свечи, если заболел кто-то из близких или чувствуешь, что тебя вдруг стали покидать жизненные силы… Для большого доверия заглянула в публикации знатоков магии свечи. Любопытно: » если поставленная рядом свеча горит ровно, значит все в полном порядке, хотя бы на энергетическом уровне. Когда свеча « плачет», это подтверждение твоего личного, душевного дискомфорта, недовольства собой, жизнью. Если у зажженной свечи практически сразу появляется слеза, тянувшаяся от фитиля до основания, скорее всего с тобой беда… Черные потеки и дым расскажет о негативной энергии, скопившейся в доме или предвещает болезнь…». Что ж, как говорят, «ученье – свет «… КОГДА ТИХО ПЛАЧУТ ЦЕРКОВНЫЕ СВЕЧИ В году 1965-м, по моему, умерла у моих родных бабушка Шура, человек светлый, приветливый, добрый, мудрый, позитивный до последних дней своих . Мы ее очень любили. Прожила она долгую жизнь, было ей под девяносто . Человек несомненно верующий. Наказала отпеть ее в церкви. Родные так и сделали. Вот тогда я впервые присутствовала на панихиде. Горели свечи, как положено, батюшка читал молитву… Я тогда тоже стояла со свечой в руке , но «без понятия» , почему так надо и вообще –то очень стеснялась пребыванию в церкви… Но больше всего удивлена была, что свеча была вложена и… в руки бабы Шуры. Я не знала, что это тоже важное в ритуале отпевания: пламя свечи « освещает путь покойного в царство мертвых «, да и всего остального тоже. Теперь знаю, ощущаю в таких случаях, что пламя снимает душевную тяжесть, возвращает хоть чуточку покоя, этим маленьким огоньком , словно, сжигается боль, отчаяние, тоска в такие нелегкие моменты. А главное, зажженная свеча – это связь еще какая-то между душами, какая-то особая нить памяти… что-то такое, о чем не расскажешь словами. ( Я за последний месяц дважды допустили «оплошность» в своих публикациях на блоге, обратившись к ушедшим, как к живым. Не умышленно. Настолько в своих ощущениях и впечатлениях почувствовала их « присутствие«, через написанные ими строчки, рассказанное…когда-то в интервью о себе, а мной прочитанное сейчас. Но, переживая за это , не хотелось исправлять… Давно приняла на веру утверждение: » не думайте, что мертвые не слышат, когда о них живые говорят». И в этих случаях утешением была для меня мысль : пусть мои слова будут тем огоньком живой памяти об этих людях ). Свеча несет заряд положительной энергии , только зажигать ее надо с добрыми намерениями и чистыми мыслями. В это верю и другое, что маленькая церковная свеча – это маленький страж , защищающий мир и покой в наших домах. Для поэтов, тоньше чувствующих и понимающих мир, звуки, энергетику, слово, эмоции… свеча - она - «живое существо»… С ней они стихами своими разговаривают, рассказывают о любви, , своих сомнениях, бедах и , словно, слышат, какими – то струнами души ответ свечи : « Горела свеча и воском рыдала… « Возьмите огонь любви, кому мало, кому не хватает тепла, что от глаз. Горю я, горю я для вас. Сгораю , спешите, огонь заберите. Творите, любите, любите, спешите…» Горела свеча и воском рыдала… Дом, что без свеч – уюта в нем мало « ( из интернета). Вот бы продолжить стихи о свече, а что получилось , прочли бы в конце… По слову, по крупице… в добрый час… Скажите: что означает свеча для вас ?
Таблица 98а. Состав конвоев и отрядов кораблей и судов, вышедших из Таллина в Кронштадт и из Кронштадта в Таллин 5.08-28.08.1941 г.
Таблица 98б Расчет количества человеко-переходов из Таллина и в Таллин 5.08-28.08.1941 г.
Таблица 98в. Расчет количества человеко-переходов при перевозке спасенных людей с островов Финского залива в Кронштадт и между островами 30.08-7.09.1941 г.
Может быть, именно так и следует рассматривать действия КБФ, который 34 суток, с момента полного прекращения сухопутного сообщения между Таллином и Кронштадтом, обеспечивал с 5.08 по 7.09 сначала переходы по морской коммуникации между Таллином и Кронштадтом 25 конвоев и отрядов боевых кораблей, затем осуществил прорыв из Таллина четырех конвоев и трех отрядов боевых кораблей с эвакуируемыми из Таллина людьми, а в конце периода — переходы еще более 20 конвоев и отрядов боевых кораблей со спасенными участниками прорыва „а участке этой коммуникации между островами Вайндло, Гогланд, Лавенсаари и Кронштадтом. Интересно, что скажут по поводу такого подхода теоретики оперативного искусства и военные историки?
5.2. Оценки Таллинского прорыва
Бывший нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов (1968 ): «Общее впечатление создавалось такое, что управление соединениями кораблей даже в самых тяжелых условиях сохранялось до последнего момента. Это не было бегством, а являлось организованным отступлением в исключительно трудных условиях... ... Флот сделал все возможное, чтобы выполнить приказ Ставки об эвакуации Таллина. ...В то же время надо признать ошибкой, что из Таллина своевременно не были вывезены военные и гражданские организации, нахождение которых уже не вызывалось необходимостью при непосредственной борьбе за город. Такие организации, как отдел кадров, военторг, трибунал и много гражданских учреждений, явились обузой в напряженные дни осады Таллина и понесли излишние потери во время эвакуации» [библ. № 63].
Бывший нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов (1971): «Впоследствии некоторые товарищи высказывали мнение, что Военный совет КБФ допустил ошибку, отказавшись использовать для прорыва южный фарватер из-за опасения близости побережья, занятого противником, имевшим там артиллерию. Сейчас можно только гадать легче ли был бы прорыв южным фарватером. Высказывалось немало и иных мнений. Для меня бесспорно одно - то, что эвакуацию Таллина в целом следует признать успешной, хотя тогда и были допущены отдельные промахи. И правильно поступил Главный морской штаб, который стремился не только проанализировать события, но и найти ошибки, чтобы их не повторили на других флотах. Не случайно в конце сентября, когда Ставка приняла решение об эвакуации Одессы, на Черноморский флот были даны подробные указания, чего следует избегать, памятуя опыт эвакуации Таллина. Наши потери при прорыве флота из Таллина в Кронштадт могли быть значительно меньшими, имей мы не три с половиной десятка тральщиков (ТЩ было два с половиной десятка, а именно 26 единиц; видимо, в приведенную наркомом цифру вошли и КАТЩ, имевшие тралы. - Р. 3.), а минимум сотню. Но где их было взять? Беда состояла не только в том, что до войны мы мало строили тральщиков. Одна из причин больших потерь заключалась в недостаточной сплаванности боевых кораблей с тральщиками, и особенно в отсутствии нужной сплаванности транспортов и вспомогательных кораблей. При переходе тесными, пересеченными районами в условиях большой минной опасности нам дорого обошлось то, что в мирное время мы мало отрабатывали сплаванностъ. Боевые корабли, сведенные в специальные отряды, имели задачу прикрыть транспорты от ударов торпедных катеров и подводных лодок. После того как был пройден Гогланд, они ушли вперед, а транспорта, не имевшие достаточных зенитных средств оказались, по существу, без защиты от настойчивых и массированных налетов вражеской авиации. Тех же боевых кораблей, которые оставались в непосредственном охранении транспортов, оказалось слишком мало для отражения атак с воздуха. Результат был бы возможно, другой, если бы большая часть эскадренных миноносцев и сторожевых кораблей охраняла транспорты по всему маршруту. Но об этом легко рассуждать теперь» [библ №49].
Сторожевой катер типа «МО» отражает налёт самолёта противника
Военный совет КБФ (1942): «Задача, поставленная флоту на переход из ГБ в Кронштадт, была выполнена. Противнику, ожидавшему выхода флота из Таллина и готовившему противодействие этому выходу, не удалось вывести из строя или уничтожить основное ядро боевых сил флота. Из вышедших из Таллина всего 60 боевых единиц погибли лишь два современных боевых корабля: новый миноносец - 1, подлодка типа «С» - 1; остальные 9 кораблей относятся к старым миноносцам (4), СКР (2) и катерам (3), ...Главные потери в составе транспортного и вспомогательного флотов относятся к воздействию авиации противника, от бомб которой погибли 45 % ТР (от общего числа погибших ТР). Основная причина гибели - слабость зенитного вооружения ТР и, главным образом, отсутствие маневра и запаса скорости. По своим тактико-техническим элементам ТР имели слабые маневренные качества, что усугублялось еще и низкой тактической подготовкой капитанского состава к совместным плаваниям. ... Из всего состава погруженных войск и команд кораблей в числе 23000 чел. в Кронштадт (и Ораниенбаум) прибыло 18 233 чел., т. о. погибло всего 4767 чел., главным образом из личного состава КБФ. Учитывая сложность и ряд... особенностей операции, общие потери в л/составе следует признать незначительными» [док. Вместо введения]. Вот такая оценка. Почему ее утвердил Военный совет КБФ, выяснить не удалось. Бывший командующий КБФ В.Ф.Трибуц (1972): «Итак, прорыв... Десяткам кораблей предстояло пройти через минные поля, под бомбами врага из Таллина в Кронштадт. На каждом километре нас подстерегала смертельная опасность. Удастся ли преодолеть этот путь ?.. Впрочем, эти мысли и чувства занимали нас мало: отдаваться им было просто некогда, столько каждую минуту вставало новых задач, столько было забот, связанных с отправкой на восток не только кораблей, воинских частей и подразделений. Мы обязаны были эвакуировать из Таллина также различные учреждения, прежде всего органы управления, партийный и государственный аппарат республики и города. Следуя здравому смыслу, их нужно было отправить намного раньше, а в Таллине оставить только то, что непосредственно обеспечивало оборону - войска и боевые корабли, оказывающие им поддержку. В этом случае наверняка уменьшилось бы количество жертв во время прорыва. Мы дважды обращались к главнокомандующему войсками Северо-Западного направления с просьбой разрешить нам сделать это, но завком, его штаб, морской отдел (во главе с адмиралом И С Исаковым. - Р. 3.) занимали отрицательную позицию, видимо, они полагали, что Таллин удастся отстоять (В.Ф.Трибуц неточен: обращались за разрешением перевести в Ручьи Кронштадт все управление КБФ и новые корабли, другие ненужные для оборон ГБ корабли и вспомогательные суда, но о партийном и государственном аппарате Эстонии и Таллина речи при этом не было. — Р.З.). ...Нам предстояло пробиться в лоб через созданную противником минную позицию в самых невыгодных для нас условиях. Мы хорошо представляли себе, сколь велика минная опасность, и также полно отдавали отчет о том, насколько мало возможностей и средств у флота для борьбы с нею... Кроме того, существовала еще у гроза бомбовых ударов врага. Накануне выхода из Таллина, когда мы собрали командиров дивизий и сводных частей для того, чтобы дать им последние указания, представители 10-го стрелкового корпуса спросили меня о прикрытии наших кораблей и транспортов с воздуха. Я уклончиво ответил, что больше придется полагаться на свои зенитные средства и маневр. Ответить иначе я не мог; сказать, что прикрытия, возможно, не будет, означало бы способствовать возникновению паники... Не исключалась возможность встречи и с надводными силами противника. ...Некоторые историки ныне утверждают, что командование переоценивало опасность появления на пути прорыва надводных и подводных сил противника. Несомненно, переоценка возможностей врага опасна, но, по-моему, еще более опасна их недооценка. Любой исследователь, если он хочет быть объективным, должен считаться с тем фактом, что командование флота совершенно не располагало данными о намерениях противника. Мы не знали, решится он или нет на форсирование нашей минно-артиллерийской позиции, расположенной в устье Финского залива. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы - торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли. Так оно и случилось. Из неверных посылок делается неверный вывод: «Переоценка у грозы появления надводных сил противника привела к отказу от использования северного фарватера, свободного от мин... Следовало маршрут перехода наметить на 7-10 миль севернее» [библ. № 121]. Но сделать этого было нельзя... Перенеся генеральный курс на 7-10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер... Скорее можно говорить, как о более выгодном варианте, о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения... За него говорило, прежде всего, то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях, и лишь один из них был потоплен. Однако этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный совет Северо-Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый, вне досягаемости береговой артиллерии противника. Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мы не знали, из чего исходил главком, отдавая свой приказ Во-вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно-то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав, приказ есть приказ, его нужно выполнять К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения... (В.Ф.Трибуц, очевидно, «забыл», что решение о закрытии для плавания прибрежного фарватера принял Военный совет КБФ еще до получения директивы Военного совета СЗН. Военный совет СЗН согласился с этим решением, а его директива требовала изыскивать и оборудовать новый фарватер вне досягаемости огня береговой артиллерии противника. — Р.3.). Таким образом, оставался единственный путь - главный фарватер по центру залива. Мы знали, что он небезопасен... Если врагу многое сопутствовало, то для нас, наоборот, условия оказались в высшей степени неблагоприятными. Прежде всего, не было уверенности, что переход будет обеспечен авиационным прикрытием. Быстрое продвижение фашистских войск вынуждало нашу авиацию перебазироваться все дальше на восток. Открытое небо создавало возможность для крупных потерь. Вторая беда - недостаток сторожевых кораблей и катеров. Мы не могли создать сплошную оборонительную линию вдоль основной коммуникации Кронштадт -Таллин, у нас не хватало сия даже для того, чтобы систематически вести контрольное траление... И во время самого прорыва сказался недостаток тральщиков. Мы вынуждены были планировать движение одной кильватерной колонной, растянувшись на несколько десятков миль... Это означало, что корабли не смогут прикрыть зенитным огнем каждый транспорт, что миноносцы с их слабой зенитной артиллерией во время вражеского удара с воздуха не смогут маневрировать. К тому же фарватер не был обвехован, да ночью его границы и с вехами едва ли удалось бы увидеть. При построении боевого и походного порядка кораблей мы исходили также из необходимости защиты транспортов от ударов с воздуха. До 27 августа была надежда, что наши истребители, базировавшиеся на Липово (самый западный аэродром флота на территории Ленинградской области, северная часть Кургальского полуострова), сумеют защитить с воздуха корабли в центральной части Финского залива от Таллина до Гогланда и дальше до Кронштадта (В.Ф.Трибуц «ошибается»: истребители даже с аэродрома Липово не могли прикрыть прорывавшиеся силы от Таллина, да и спланировано истребительное прикрытие было от о. Вайндло. — Р.3.). ...Случилось, однако, так, что под давлением фашистских войск наши части вынуждены были отступить на правый берег реки Луга, оставив Кургальский полуостров неприкрытым; истребители пришлось срочно перебазировать с Липово на восток в район Петергофа, откуда они уже ничем не могли нам помочь: у них не хватало теперь радиуса действия... Прорыв был беспримерным по трудности. Через плотные минные поля, под ударами авиации, торпедных катеров и береговой артиллерии предстояло провести из Таллина в Кронштадт около двухсот боевых кораблей, транспортов и судов вспомогательного флота. Потери наши в транспортах были велики, но почти со всех мы сумели эвакуировать личный состав. Самое ценное, люди, были спасены. Немалая заслуга в этом заблаговременно созданного на острове Гогланд отряда кораблей и вспомогательных судов под командованием капитана 2 ранга Ивана Георгиевича Святова. «...»
Наши братья кадеты - Тверские (Калининские) суворовцы создали фильм "Священный Ленинград"! Воспитанники Тверского суворовского военного училища Филипп Соколенко, Роман Каплин, Константин Левченко и Кирилл Вавилов под руководством педагогов сняли фильм “Священный Ленинград”. Суворовцы посвятили фильм страшным дням блокады Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. Творение тверских суворовцев 4-го курса (8-й класс), фильм-композиция, стал победителем в номинации «Музыкально-литературная композиция», а его авторы – лауреатами Международного морского фестиваля «Невский бриз». На протяжение всего 2013 года в Санкт-Петербурге проходили торжественные мероприятия, конкурсы и выставки, посвященные этому событию. Спасибо создателям фильма за труд, память и пример нам всем!
Посмотреть фильм "Священный Ленинград" можно по : ().
Воспоминания мои прерываются докладом снизу вахтенного центрального поста. Он деликатно напоминает, что до времени заступления на вахту очередной смены остается пятнадцать минут. С удовольствием, предвкушая близкое возвращение на второй этаж второго отсека, командую: «Третьей боевой смене приготовиться на вахту!» А в голове почему-то крутится слова и мотив песенки «Синее море, белый пароход...» Минут через восемь в жерле верхнего рубочного люка появляется фигура, облаченная в защитный противохимический комплект одежды (в отличие от меня — налицо грамотный учет метеообстановки). Фигура поднимает голову, и я вижу широко улыбающееся лицо своего сменщика — командира торпедной группы лейтенанта Юлия Силантьева. Этот офицер, вместе с другим лейтенантом — командиром рулевой группы Робертом Заикой, прибыл к нам прошлой осенью. Ребята быстро вросли в ритм службы и в офицерский коллектив. Я одобряю Юлькину предусмотрительность и сдаю ему вахту. Он, как положено, перекрикивая грохот дизелей и шум от ударов моря .по корпусу, информирует центральный пост: «Внизу! Лейтенант Силантьев вахту принял исправно! Доложить командиру! »Я терпеливо топчусь под козырьком мостика. Наконец слышится характерное сопение. На мостик поднимается Иридий Александрович Морозов — наш командир. По обыкновению хмурясь, он, не влезая на правую (командирскую) ступеньку, внимательно осматривает горизонт в одно из прямоугольных оконцев ограждения мостика и выслушивает мой доклад. Коротко сообщаю ему последние указания комбрига, переданные по линии, получаю желанный кивок командирской шапки (лицо ее хозяина в темноте скорее угадывается, чем видится) и шустро исчезаю в люке.
Силантьев Юлий Алексеевич - выпускник Рижского НВМУ 1952 г.
Уже внизу, описывая события своей вахты в вахтенном журнале, задумываюсь о том, почему наш командир такой суровый? Он как будто постоянно чем-то недоволен... В конце-концов, прихожу к выводу, что суровость эта напускная. Вызывается она, очевидно, молодостью Иридия Александровича. Он ведь в сущности совсем молодой человек. По возрасту и по выпуску из училища старше самого молодого офицера корабля всего на четыре года, да и на погонах его всего четыре маленькие звездочки. Пришел он к нам всего за неделю до выхода из Севастополя и сразу напустил на себя эту многозначительную суровость. А может быть так и должен держаться командир по отношению к подчиненным? Может быть... Но что-то мешает мне утвердиться в этом. Очевидно, излишняя впечатлительность. Вспоминается один из эпизодов перехода по внутренним водным путям. Стояли мы тогда в затоне на окраине Ростова-на-Дону, ждали смены очередного буксира. Был жаркий летний день. Вадим провел в этом городе всю войну, здесь жила его любимая бабушка. Отход намечался на утро, и штурман попросил разрешения съездить к ней. Суровый командир отпустил его на три (!) часа... Штурман вернулся вовремя, и тут произошла эта некрасивая сцена. Иридий Александрович в присутствии всех офицеров заставил Вадима открыть принесенную с берега сумку с бабушкиными гостинцами и, обнаружив в ней бутылку домашнего вина, приказал выбросить ее за борт. И полетела эта бутылка в Тихий Дон под наш дружно-скорбный стон... Вообще командир слишком «держал дистанцию». Исподтишка мы посмеивались, когда перед очередным «приемом пищи» он запирался в своей каюте и гремел там канистрой со спиртом. Хранение его он не доверял никому! Одним словом несмотря на то, что Иридий Александрович хотя и осторожно, но вполне грамотно управлял кораблем, уважением офицеров он, мягко говоря, не пользовался. Но... молодость есть молодость. Захлопнув журнал, в очередной раз превратив спинку дивана в койку, я ловлю момент, когда лодка как бы останавливается в задумчивости, на какой борт ей накрениться, и по-обезьяньи прыгаю на свой второй ярус. Теперь остается только принайтовать себя ремнем к одному из многочислнных трубопроводов, проходящих вдоль борта на уровне моего туловища, и, не обращая никакого внимания на качку, а также на периодические вздрагивания корпуса от ударов волн, крепко уснуть...
Капитан 2 ранга Иванов Вадим Борисович - командир ПЛ. Выпускник Рижского Военно-Морского Нахимовского училища 1950 г.
К утру, очевидно, шторм стих. Во всяком случае, проснувшись от деликатного тормошения моего плеча мощными ладонями вестового Коли Усачева, сопровождаемого: «Ну вставайте же, товарищ старший лейтенант! Накрывать завтрак пора!» Я уже не слышу шума передвигающихся по отсеку плохо закрепленных предметов и не наблюдаю вращения сидений кресел-стульев у стола кают-компании. Через час, плотно позавтракав, -имею возможность убедиться, что Тихий океан иногда бывает действительно тихим. Еще через сутки, пережив очередной шторм в Беринговом море, получаем возможность «отдышаться» на рейде бухты Провидения. Стоянка знаменуется двумя запоминающимися событиями. Первое. На рассвете одного из дней стоянки наблюдаем, что на берегу, по заснеженным впадинам, между живописнейшими горами-скалами (язык не поворачивается назвать их сопками) быстро передвигаются какие-то черные машинки. Бинокли к глазам! Да это же танки! Их так много, что сосчитать невозможно. Здорово! Даже здесь, на краю нашей Великой Родины, ощущаем ее мощь. Второе. Именно здесь, в бухте Провидения, я явился возбудителем спора, охватившего вначале всех офицеров, а затем и всю команду. Вынес я тогда на обсуждение кают-компании совершенно невинный, по моему разумению, вопрос. «Будет ли ревность при коммунизме?» Адресовал я вопрос из озорства к заместителю командира по политчасти Вите Гуртовенко, но тут, видимо, сработало многомесячное «женовоздержание». В спор включились даже такие серьезные люди, как инженер-механик Сережа Шатров (племянник знаменитой актрисы Малого театра Е.М.Шатровой) и его непосредственный помощник — командир моторной группы Саша Малахов. Не участвовал в споре только командир, он просто не снисходил до этого легкомыслия. Суть спора состояла в том, что каждый из нас, как оказалось, по-разному понимал степень сознательности граждан, живущих при коммунизме. Несмотря на явную схоластичность спора, он здорово скрашивал монотонность будней перехода. Даже к ежевечерним радиоэпизодам «Теленка» экипаж несколько охладел...
Но вот уже позади и с ее вечно заснеженными действующими и недействующими вулканами. Позади короткое знакомство со свинцовыми волнами Охотского моря. Наша, окрашенная в «шаровый» цвет, в отличие от местных тихоокеанских, окрашенных в цвет «хаки», лодок, субмарина входит в Японское море. По левому борту где-то за горизонтом угадываются таинственные острова «Страны восходящего Солнца», а по правому — проплывают и золотятся густо покрытые увядающей таежной растительностью отроги знакомого по приключенческим романам хребта Сихотэ-Алинь. Море — почти штилевое и какого-то особенного, иссиня-голубого цвета! Здесь предстоит служить и жить не один год... Но почему-то, несмотря на то, что всякому, как армейскому, так и флотскому, военнослужащему известно о том, что где-то в районе Уральского хребта находится невозвратный клапан, пропускающий только на Восток, настроение наше — прекрасное! Конец трехмесячного плавания. Впереди настоящая боевая работа, новые друзья, новые подруги, все новое, непохожее на прежнее — «западное»... Здравствуй, Тихоокеанский флот! Принимай «подводное» пополнение! А что это там, на горизонте? Настраиваю бинокль и отчетливо вижу: вдоль берега, на контркурсе, пассажирский, самый настоящий, БЕЛЫЙ пароход с «революционным» названием — «Франц Меринг». В голове опять знакомая песенка: «Синее море, белый пароход...», но на этот раз вспоминается и еще одна строфа: «Сяду, поеду на Дальний Восток!» Кажется, приехал...
- из тех, что "Америка России подарила...". Здесь, на Востоке, пришлось прослужить семнадцать лет. И здесь, как и в Ленинграде, Кронштадте, Севастополе, Северодвинске, Полярном, Владивостоке, Петропавловске-Камчатском и Магадане — частица моей души! Написал эту, вроде бы, заключительную фразу и задумался. Страна, как корабль, потерявший управление, дрейфует в совершенно неясном направлении. Мы — бывшие матросы этого корабля, а ныне — престарелые пассажиры. До ностальгии ли нам? Причем мы, как правило, не вспоминаем о бесконечных переездах с места на место и связанных с этим семейных неурядицах (известно, что один переезд равен, по крайней мере, двум пожарам), не вспоминаем о многомесячных разлуках с любимыми женами, детьми и верными друзьями. Не любим мы вспоминать и несправедливых (по нашему мнению) разносов начальства и о собственных несправедливостях по отношению к подчиненным. И все-таки именно тогда, когда в прямом и переносном смысле «за кормой» осталось... Впрочем, плохое это слово — «осталось», какое-то обоюдоостро-двусмысленное...
Рабочие лошади Холодной войны. - Н.Черкашин. "Повседневная жизнь российских подводников". М., 2000.
Короче говоря, на финишной прямой жизни при упоминании таких ласкающих наше ухо слов, как «море»и «океан», даже такие, всплывающие в памяти неприятные явления, как качка, соленые холодные «ванны», невыносимая жара в отсеках, тяжесть в голове и сонливость от недостатка кислорода и избытка углекислого газа, ощущение постоянного риска от того, что под килем километры, а над головой сотни метров черной тяжелой воды, вызывают в нас чувства самоуважения и удовлетворения. В чем тут дело? Да в том, что военная, морская и подводная служба давала нам всем возможность ощутить свою НУЖНОСТЬ стране, в самом высоком понимании этого слова. Каждый из нас твердо знал, что именно он, вместе со своими товарищами по службе защищает здесь на воде и под ней нашу Родину! Во времена «холодной» войны наше поколение подводников ощущало это, по моему мнению, так же остро, как если бы ему довелось участвовать в войне «горячей». Не наша вина в том, что в этой войне, в конце концов, верх взял «вероятный противник». Вина в том политиков и экономистов. Военные моряки войну не проиграли! Задумываясь о смысле прожитой жизни, лично я ни о чем не только не жалею, но, без всякой рисовки, считаю свой выбор професси абсолютно правильным. Доведись, как говориться, прожить жизнь заново, не задумываясь, повторил бы ее, натянув на юношескую грудь милую тельняшку!
НА РУМБЕ - ОКЕАН!
Капитан (командир) - рулевому. Как на румбе? Рулевой. На румбе — Океан! Капитан. Так. держать!
Воображаемый диалог на мостике
«ТРОПИЧЕСКИЕ КОЧЕГАРЫ» ИЛИ «ТОПИ ИХ ВСЕХ!» В РУССКО-ИНДОНЕЗИЙСКОМ ВАРИАНТЕ
К стоящему у причала судну подходят два «бичующих» моряка. — Капитан! Тебе не нужны «тропические кочегары»? — Нет. — Жаль. Мы бы тебе «накочегарили»!
(Анекдот «с бородой»)
Рисунки автора
Во время описываемых событий автор этой книги служил старшим помощником командира подводной лодки «С-236» Тихоокеанского флота. Речь пойдет о походе и действиях бригады этой лодки в период борьбы Республики Индонезия за освобождение Западного Ириана (Голландской колонии на Новой Гвинее. Лодка получила в индонезийском флоте название «Брамастра» (дротик). Эта еще одна малоизвестная страница истории нашего флота о том, как индонезийско-голландский территориальный конфликт едва не перерос в войну, и о роли в предотвращении этой войны подводников нашей страны. В рассказе «на бытовом уровне», без какого-либо сложного военно-политического анализа, изнутри подводной лодки, освещается участие советских людей в решении судеб далеких от России стран.
