« Отчего люди не летают так, как птицы. Знаешь мне, иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь …»
Это известный монолог Екатерины из пьесы Островского « Гроза» будут повторять в поколениях. Здесь вечная мечта оторваться от земли, воспарить над облаками, взлететь еще выше, к солнцу… Так ведь летают, вы скажете. Конечно. Очень хорошо знаю легенду о великом скульпторе, художнике и архитекторе Дедале, который жил в Афинах при царе Миносе и его сыне Икаре. О первом полете с помощью крыльев, сделанных из перьев птиц, скрепленных льняными нитями и воском, и о гибели Икара, который вопреки наставлениям отца, « ошалевший» от ощущения свободного полета , взлетал все выше и выше , все ближе к солнцу… и, потеряв крылья, погиб в волнах моря… Возможно, именно тогда и родилась поговорка о рожденном ползать…, но только не для тех, кто умеет мечтать и претворять самые неудержимые фантазии и знания в рукотворные летательные аппараты. Подумать только, еще в четвертом веке до нашей эры в Китае изобрели « воздушного змея» - летательный аппарат с неподвижным воздушным крылом. А затем воздушные шары и дирижабли… аэропланы. Двадцатый век целиком и полностью принадлежит авиации и космонавтике. Летают…да так, что сегодня можно , как говорится, « помыть ноги» в Индийском океане, а завтра встретить с семьей новый год в Москве. И уже Луна не кажется такой далекой, и на Марс на постоянное место жительства записалась не одна сотня землян… И как знать, свидетелями еще каких полетов космических кораблей мы станет , на каких « пыльных « дорожках оставят свои следы космонавты и «мечтатели» , ведь число открытых астрономами за последние годы экзопланет ( планет за пределами Солнечной системы ) уже превышает тысячу… И есть воздушная каста рожденных летать, » небожителей «, которые « обязаны уметь летать на всем, что летает и чуть-чуть на том, что летать не может по определению « ( Марк Галлай ). И среди них не бывает «бывших» и сколько бы не проходило лет, те, кто дружил с небесами, кто не предал свою детскую мечту до конца дней своих с замиранием сердца глядят в небо, в какие-то неведомые дали, заслышав знакомый гул турбин … И вместе с ними смотрят в небо и те, кто « летать не может «…, потому что живет в их сердцах та самая мечта : « Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела» . Истины ради - не за горами и такое: по крайней мере, в книгах фантастов, кинофильмах, рассказах это утверждается. В наш век и сказки становятся былью. Сегодня – День Аэрофлота России. « И нам поздравить тех охота, кто отправляет самолеты и совершает перелеты – бортинженеров, стюардесс, похожих статью на принцесс, пилотов, штурманов, кассиров, диспетчеров и командиров. Пусть будет летная погода не только в День Аэрофлота «… ( стихи из интернета ). И как бы не звало их небо, у них крепкие « земные « якоря. Счастья всем в семьях, в каждом доме, тишины и покоя, ведь экстрима им вполне хватает на работе.
Вышел в свет новый номер журнала "Виктория. Большой сбор".
На этот раз весь номер журнала посвящен подвигу крейсера "Варяг". (9 февраля 2014 года исполнилось 110 лет героического сражения крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец").
Вот названия некоторых статей: 1. "Не уронили чести".
Вспоминаю курьезно-поучительный случай. Дело было три года назад. Был я тогда помощником командира точно такой же, как эта, средней подводной лодки. И вот, также как сейчас, но в дождь и туман, мы подходили к проливу.
Радиорубка. Комплекс радиоэлектронного оснащения проекта 613 в процессе постройки и эксплуатации неоднократно изменялся. Подводные лодки получили радиолокационную станцию обнаружения надводных целей «Флаг». Гидролокатор «Тамир-5Л» и станция шумопеленгования «Марс-24КИГ» (впоследствии заменялась на «Феникс») обеспечивали обнаружение целей в подводном положении.
На средних лодках нет специалиста-офицера по радиоэлектронике. Обязанности начальника радиотехнической службы возложены на помощника командира. Без специального образования руководить гидроакустиками и радиометристами трудновато. Но служба есть служба и отвечать за исправную работу матчасти помощник командира обязан, даже если он по уровню «электронной» подготовки явно уступает своим подчиненным. Так вот, входим мы в Босфор Восточный. Туман такой густой, что с мостика не то что горизонта, половины носовой надстройки не видно. Радиолокационная станция «Флаг» работает уже не один час и в конце концов выходит из строя. Командир, конечно, лезть в узкость без радара не хочет, и мы становимся на якорь. Но и на якоре здесь стоять небезопасно. Одним словом, на мостике начинается некоторая нервозность. Вниз один за другим сыпятся нервно-командные'запросы, типа «Когда, наконец, станция «Флаг» будет введена в строй?« Хотя всем, включая командира, известно, что все временные нормы работы станции были нарушены именно по вине мостика, да и от частоты такого рода запросов дело двигаться быстрее не будет. Но так уж, видно, устроен человек особенно когда этот человек — начальник.... Я — в роли вахтенного офицера, не отрываю бинокля от глаз изображаю попытки заглянуть за полосу тумана. Внутренне переживаю за своих радиометристов, ремонтирующих радар.
Вдруг командир, с каким-то даже злорадством (есть на ком отыграться), останавливает свой взгляд на мне. «Ты начальник РТС? Какого дьявола торчишь на мостике? Марш вниз! И не вылезать наверх пока не введешь технику в строй!». Пулей буквально сваливаюсь по вертикальному трапу вниз. С треском (передалось, видно, командирское настроение) распахиваю дверь в радиолокационную рубку. Передо мной картина погрома. Как говорил один из героев Гайдара, рубка «напоминает апартаменты мелитопольского комиссара после веселого налета махновцев». Все, что можно разобрать, командир отделения радиометристов (специалист первого класса) вместе со старшим радиометристом (специалистом второго класса) разобрали и теперь копаются в разложенных на столе деталях, монотонно огрызаясь на запросы мостика. Примечаю раскрытое описание станции, лежащее в стороне. Машинально беру его в руки и нахожу раздел «Типовые неисправности». Под первым номером значится — «Сгорел предохранитель». Больше для формы, чем для дела, спрашиваю: «Предохранители проверяли?» Оба специалиста смотрят на меня глазами, в которых, кроме неизбывного горя, ничего не просматривается. Постепенно смысл моего вопроса доходит до них, и они выхватывают предохранители из гнезд. Один из них сгорел. Немая сцена... «А ну-ка, быстро собрать детали!» «Собрали?» «Включайте на прогрев!» «Товарищ старший лейтенант, работает!» - как-то даже стеснительно докладывает командир отделения. Подмигиваю обоим и шустро карабкаюсь по трапу вверх. Встречаю негодующий взгляд командира и, вспомнив кадр из бессмертного фильма «Танкер Дербент» (помните, как артист Сорокин, моторист, докладывал актеру Горюнову — капитану о починке гудка?), этак небрежно советую командиру: « Включайте "высокое". Станция в строю!».
Танкер "Дербент" - YouTube Вот такая история всплыла в моей памяти сейчас. Действительно, мы иногда так усложняем простые дела, что потом с усилиями, достойными лучшего применения, преодолеваем созданные своими же руками трудности. Может быть, на этот раз ничего экстраординарного не произошло и весь этот «форс-мажор» вызван обычной флотской неразберихой? Сегодня или, в крайнем случае, завтра все выяснится, и мы узнаем свою дальнейшую судьбу? Однако ни сегодня, ни завтра ничего не прояснилось. Командование вышестоящего соединения о причинах нашего вызова в Главную базу молчало, ограничиваясь короткими, но малопонятными вводными. Почему-то выгрузили все современные торпеды, заменив их на довольно старые, которые вот-вот должны были быть сняты с вооружения. В носовые аппараты и на стеллажи приняли паро-газовые торпеды «53-39» времен войны, даже без приставки «ПМ», то есть без приборов маневрирования и в кормовые аппараты - самонаводящиеся торпеды «САЭТ-50», тоже без приставки «М», не модернизированные. Наш минер Семен Тульчинский только головой крутил. Неожиданно пришел приказ о его откомандировании к прежнему месту базирования. Как позже стало ясно, со всех лодок, которые готовились к какому-то походу, были убраны лица еврейской национальности. Откомандировали с этих лодок и помощников командиров, а также командиров рулевых и торпедных групп. Вместо Тульчинского прибыл старший лейтенант Галактионов. Особенно жалко было расставаться с душой экипажа - капитан-лейтенантом Ленинцевым. Стало ясно: лодки укомплектовываются по штату военного времени, без «излишеств» в виде помощников и некоторых командиров групп. Встали в док, сменили так называемые бесшумные винты на обычные. Между прочим, вместе с нами вставала в док подводная лодка «С-393» под командованием капитана 3 ранга Кобзаря, погибшего впоследствии на пл «К-129».
Винто-рулевой комплекс «С-393». (СРЗ-92 в бухте Диомид, 1975 г., предоставил: В. Куприянов) Читатель, очевидно, знает эту печальную страницу из жизни нашего флота. Так вот, на «С-393» стояла новейшая по тем временам гидроакустическая станция. Увидев ее характерный обтекатель, начальство переполошилось. Можно подумать, что оно только в доке узнало о вооружении этого корабля! «С-393» после выхода из дока отправили к прежнему месту базирования. Куда-то готовили кроме нас и пришедшую вслед за нами «С-239», а также вышедшую из ремонта во Владивостоке лодку нашей бригады «С-235». Командиром на ней был капитан 3 ранга Швандеров, старшим помощником командира — капитан-лейтенант Любимов. Готовились к той же неясной задаче и местные — владивостокские — лодки под командованием капитана 2 ранга Таргонина (старпом — капитан-лейтенант Колесников), капитана 2 ранга Кодеса (старпом — капитан-лейтенант Мелков), а также лодка с близлежащей к Владивостоку базы под командованием капитана 2 ранга Анисимова (старпом капитан 3 ранга Соломенцев). Демонтировали и сдали в ДОСААФ ответчики «Хром», сдали на склад противогазы. Удивляло, что, с одной стороны, нас вроде бы готовили к какой-то боевой операции (офицеры по военному времени), а с другой стороны значительно снижали боеготовность (устаревшие торпеды, отсутствие противогазов и аппаратуры опознавания). Было над чем поломать голову...
Неожиданно, выполняя приказание сверху, мне пришлось ночью усадить в учебном классе весь экипаж за столы. Под нашим с Володей Лепешинским наблюдением все члены экипажа заполнили анкеты и написали свои биографии для «выездных дел». Написали и мы с Володей эти бумаги. Стало ясно, что пойдем куда-то за границу. Пополз слух о том, что пойдем в Индонезию. Экипаж отвезли на какие-то вещевые склады, где мы получили по комплекту гражданского платья: пару рубашек, брюки, пиджаки, ботинки, носки, галстуки, шляпы и плащи. Причем одевали нас по категориям: качество одежды было прямо пропорционально должности. Например офицеры получили фетровые шляпы, мы с командиром — велюровые, старшины и матросы срочной службы — кепки и т. д. Мы, конечно, над этим посмеялись.
Сход на берег, то есть выход за территорию части, запретили. Командиров, старпомов и заместителей командиров по политчасти собрал член военного совета флота — начальник политуправления адмирал М.Н.Захаров и вполне официально объявил - идем в Индонезию, что там будем делать - будет ясно на месте. Опять какая-то игра втемную, но хоть ясен маршрут! Первыми из группы пойдем мы и лодка Таргонина — «С-292». Старшим в этой группе назначен начальник штаба бригады капитан 1 ранга Гришелев, он идет на нашей головной лодке. Никому, включая родных и близких, о предстоящем походе и месте пребывания сообщать нельзя. По приходу в Индонезию можно будет писать письма и получать ответы на «полевую почту». Между прочим, забегая вперед, перескажу эпизод из своей семейной хроники. Жена, не получая продолжительное время от меня никаких вестей, написала довольно сумбурное письмо моей матери в Москву. Мать прочитала это письмо своей сестре, старой большевичке, польке по национальности, прошедшей школу сталинского режима. Та долго думала и заключила: «Забрали Рудика»... Маме сделалось плохо. Пришлось отцу — кадровому военному — ее успокаивать. Но, все по порядку. Поступает приказание готовить корабль к бою и походу. Обе лодки — готовы. На пирс неожиданно прибывает командующий Тихоокеанским флотом адмирал Фокин со свитой адмиралов, генералов и капитанов 1 ранга.
Визит в Индонезию. Адмирал Виталий Алексеевич Фокин и президент Сукарно Оставляем на кораблях одну боевую смену и выстраиваем остальных на пирсе. Комфлота приветливо здоровается, медленно, совсем как Черчилль в кадрах кинохроники времен Ялтинской конференции, обходит строй, пытливо вглядываясь в наши лица. Неожиданно он останавливается против меня. Я, как положено, представляюсь. «Ну, вот вы — капитан-лейтенант, зачем идете в Индонезию?» — задает он неожиданный вопрос. «Если бы я это знал?» — думаю про себя, а вслух бодро отвечаю первое, что приходит в голову: «Передавать технику, товарищ адмирал!» «Правильно, молодец!» — хвалит мой ответ командующий и продолжает обход. Наконец мы громко и раскатисто отвечаем на его «До свидания, товарищи подводники!» своим «До свидания, товарищ адмирал!» и бегом на корабли. Стоящий на пирсе командир эскадры подводных лодок контр-адмирал Медведев почему-то грустит. Пробегая мимо него, я отчетливо слышу его шепот: «Только бы все вы вернулись!» Ничего себе напутствие, успеваю подумать, отдавая положенные при отходе команды. По очереди дифферентуемся и, построившись в кильватер, ложимся на курс выхода из бухты.
Анатолий Тихонович Штыров: Медведев Ефим Иванович (в начале 1950-х - командир бригады подводных лодок 7-го флота, впоследствии - с начала 1960-х - командир эскадры лодок ТОФ, начальник ВВМУРЭ им. А.С.Попова, вице-адмирал). Имел прозвище Ефим. Осторожный воспитатель командиров-подводников. При нем в условиях крайней напряженности в боевой подготовке меньше, чем когда-либо, допущено поломок и аварийных происшествий на эскадре. Первый из командиров соединений, возглавивший с началом «боевой службы» вывод группы подводных лодок в океан и их непосредственное управление с плавбазы в период «собачьей свадьбы» с кораблями 7-го флота США. Был суров, но в личных контактах с подчиненными глубоко человечен.
Вы не первый, кто удивляется «невероятной» точностью цифр, приведенных в книге «Таллинский прорыв…». Чтобы это не удивляло, книгу надо очень внимательно читать, скрупулёзно рассматривать таблицы и пояснения к ним. Не исключаю, что надо неоднократно перелистывать ее в том и другом направлении. Кроме того, требуется часто обращаться к документам, помещённым на диске.
Давайте разберёмся с Вашими вопросами.
1. «Невероятная» точность цифр объясняется просто. Посмотрите таблицы 28, 74, 78, 86. В них приведены документальные данные с точностью до одного человека. Если бы автор стал округлять каждую цифру в этих таблицах, тогда, во-первых, при суммировании могли получится ошибки в десятки и сотни людей и, во-вторых, не удалось бы создать итоговую таблицу 95, в ней цифры в колонках и строках тогда не стыковались бы. Итоговые цифры из таблицы 95 при необходимости можно округлять, но помня, что при суммировании могут получиться ошибки величиной в сотни человеческих жизней.
2. Данные о числе пассажиров, принятых на каждый транспорт (ТР), вспомогательное судно (ВСУ) и боевой корабль (БК), приведены в таблице 28. Их было 32640. Обратите внимание, что подавляющее большинство этих данных взяты из документов, которые надо читать на диске. Небольшая часть данных взята из литературных источников, полные наименования которых приведены в приложении 6.
Данные о численности экипажей ТР, ВСУ, БК и численности управлений корабельных соединений (УПР) приведены в таблицах 110, 111, 107 и 108 приложения 1. Эти данные взяты из справочников, названных в приложении 6 или в примечаниях к таблицам, а также из штатов УПР, которые в книге, к сожалению, не названы. Общая численность экипажей ТР и ВСУ указана в таблице 29. Их было 1179. Численность экипажей БК, УПР соединений и конвоев (КОН), комендантских команд – в таблице 24. Их было 8173.
В книге употреблены два понятия:
- для пассажиров – приняты на ТР, ВСУ, БК для эвакуации; их было 32640;
- для пассажиров и экипажей ТР, ВСУ и БК вместе взятых – вышли из Таллина; их было 32640 + 1179 + 8173 = 41992.
Число людей, спасённых каждым участвовавшим в спасении кораблём и судном, показано в таблице 78, причём на основании данных из указанных в ней документов, которые надо читать на диске, или литературных источников, названных в приложении
6. На основании таблицы 78 составлена таблица 79, показывающая, сколько людей спасено с ТР, ВСУ и БК, наименования которых были установлены, и сколько со всех остальных. Таблицы 80, 81, 82 позволяют установить число людей, высаженных на о.Гогланд, о.Вайндло и о.Лавенсаари (Мощный).
3. Всех гражданских лиц, действительно, никто не считал. Считали лишь численность гражданских в экипажах ТР и ВСУ. А общее число гражданских лиц получено расчётом так, как это показано в таблице 29.
4. Эвакуировались только пассажиры, их было 32640, а экипажи кораблей эвакуировали пассажиров. Таким образом, Вами названа несуществующая цифра эвакуировавшихся людей.
5. По данным автора из числа эвакуировавшихся военнослужащих погибли 9071 человек, а по данным штаба КБФ, приведенным в названной Вами книге, - около 9000 человек. Цифра около 10000 погибших – из докладной записки замнаркома Морского флота СССР, хотя и приведена в названной Вами книге. Почитайте в книге (приобрести можно, например, здесь http://www.ozon.ru/context/detail/id/20051368/ - ссылка архивариуса) с. 319 и 320 с таблицей 95 (Результаты эвакуации и перегруппировки личного состава КБФ, 10-го ск, вольнонаёмных служащих ВМФ и части населения из Таллина).
6. В Вашем расчете числа погибших нет многих цифр: из названных Вами около 42000 защитников Таллина в ходе его обороны погибли около 7400 человек, до начала общей эвакуации из Таллина было вывезено около 3000 человек, прорвались через территорию Эстонии к своим около 30 человек (см. таблицы 25, 26 и текст на с.139). Ошибка расчёта ещё в том, что Вы из общего числа военнослужащих, оборонявших Таллин, вычитаете 12000 гражданских, которые в обороне не участвовали. Наконец, ошибка и в том, что Вы не учитываете, что в эвакуации участвовали около 9,4 тыс. человек экипажей ТР, ВСУ и БК. Не мучайтесь, пожалуйста, а поработайте с таблицей 95 и пояснениями к ней на с.321-324.
— В таких делах не годится кустарщина,— солидно сказал Белокуров. — Да, вы правы — одному, двоим, троим, не под силу, а миром возьмешься — все осилишь... А ну-ка, Максим, зови своих мушкетеров. Вот, ребята,— сказал дед, когда томившиеся за дверью Карина, Вадим и Олежка вошли в кабинет,— знакомьтесь с нахимовцами. Надеюсь, они вам о себе порасскажут. (Тут вошла баба Ника и, кивнув гостям, уселась в кресло в сторонке.) Насколько я понимаю, они следопыты-историки и приехали в Кивиранд по следам «морского охотника», погибшего в бухте. Я ведь в эту бухту тоже когда-то загнал фашистскую подводную лодку, да упустил — ушла в море, — сказал он, обращаясь к нахимовцам. — И на старуху бывает проруха... Боюсь, что «охотника» в бухте вы не найдете. После войны ее тралили тральщики. Но это можно проверить. В таких делах, правы вы, Белокуров, не годится кустарщина. Тут нужна техника, нужны спасательные суда. Помогу чем смогу. А насчет пещеры Максим вас сведет к капитану Аистову, он пошлет пограничников. Скопом разроют. Моих зачинателей прошу не забыть, — кивнул дед в нашу сторону. Мы смотрим на гостей, как на чудо. Еще бы, немногим постарше нас, а столько уже повидали! Дед спрашивает: — Да, вот еще Александр Алексеевич пишет, что вы — члены комсомольской дружины имени Никонова. Это что же, того самого Никонова, которого немцы сожгли? — Как — сожгли? — в ужасе восклицает Карина. — Вот видите, мои молодые друзья, как у нас мало знают героев. Есть у нас в городе улицы Ивана Рябчинского, Евгения Никонова, а кто они были? Но я-то знаю, кто такой Никонов. Он сошел на берег с корабля в морскую пехоту. И они стояли под Таллином. Он пошел в разведку с двумя товарищами. Его ранили немцы, схватили и пытались выведать у него все, что он знал. Но он ничего не ответил. Его пытали. Привязали к высокому дубу. Развели костер и сожгли. Товарищи ворвались в тот хутор и нашли его бескозырку. На ней было имя его корабля...
И я часто задумываюсь: а если бы снова война и со мною такое случилось, я бы выдержал? И не выдал бы тайну? Мне даже однажды такое приснилось. И я проснулся в холодном поту. Белокуров сказал, что они всей дружиной ездили под городок Кейлу, к тому самому дубу. Дуб так и не ожил,— он мертв, двадцать пять лет уже мертв, но его не срубили, чтобы каждый мог представить себе, как это было.
***
Ох уж эти девчонки! Карина никому не дала и слова сказать. Почему девочкам нельзя учиться в нахимовском? Едва сдерживаясь от смеха, Белокуров ответил ей очень вежливо, что он даже не представляет, как у них в классах вдруг появились бы девочки с косичками, с бантиками... — Это уж был бы, простите, сплошной ералаш. Я думал, Карина заплачет, но она рассердилась: — Несправедливо! Терешкова в космос летала, а на корабли нам нельзя! Дед переглядывался с Карамышевым, и они едва сдерживались, чтобы не рассмеяться, уж очень их рассмешил такой разговор. Но тут баба Ника за Карину вступилась. — А вот я в войну служила в морской пехоте, уже не такая и молодая была. И матросы очень меня уважали. Бывало, высаживаемся в десанте, накроет меня волной с головой, подхватят под руки: «Сестренка, держись!» — и вынесут на берег. А однажды я с ранеными осталась, окружили нас гитлеровцы. Так я их из автомата... Отбила братву. — Простите,— спросил бабу Нику Шелехов,— это не о вас ли книжка написана: «Сестренка»? — Обо мне. Да не заслужила я, чтобы обо мне книжки писали. У нас покрепче встречались медсестры. Танюшка у нас Быкова была, росточка махонького, поменьше меня, да с косичками. Высадились мы на берег, кто-то крикнул: «Осторожней, братва, тут наверняка минное поле». А она вырвалась вперед и давай плясать, напевая «Катюшу». «За мной, ребята, никаких тут мин нет!» Все и ринулись за Танюшкой и выбили из селения фрицев. Вот какие бывают морячки, А вы их — «с бантиками, с косичками»! И с косичками орден Ленина получали... Эх вы, молодежь!
Демина Екатерина Илларионовна. Солдаты Победы. Катюша, как ее ласково называли морские десантники, еще в 1944 году дважды представлялась командованием к званию Героя. Да, видно, не сумели тогда должным образом обосновать это представление. Звание Героя Советского Союза присвоено Е.И.Деминой в 1990 г.
Сконфузила баба Ника нахимовцев. Белокуров что-то пробормотал насчет того, что в береговых частях действительно и сейчас служат девушки, но на кораблях... Другое дело — торговый флот... Теперь Карина обиделась на Белокурова и села рядом со мной. Я от нее отвернулся. Мне не нужна ее милость, обойдусь и так, раз считает меня хулиганом. Но, уходя, она протянула мне руку и сказала: — Спасибо, Максим. . — За что? — удивился Вадим. А чего удивляться? Понырял бы за ней ты вчера, тебе бы сказали спасибо. А дед предложил нахимовцам располагаться как дома — ведь они «пришли, как моряки к моряку». Хотят — пусть ночуют на террасе, хотят — пусть идут к нам в палатку. Но они выбрали в саду гамаки. Они оказались ребятами славными. Мы встали в круг и играли в мяч; в игре принимала участие и Ингрид, ловко отталкивавшая мяч мокрым носом; потом купались и наперегонки уплыли очень далеко; потом обедали; после обеда, как всегда, спали; потом пошли в лес к «киту». Я наблюдал за нахимовцами, и мне все в них нравилось: как они ходят — легко и красиво, как на них сидит форма и какая красивая форма — с золотыми погончиками. Ни у одного ни разу не сполз носок, как это часто бывало со мной; ботинки их были начищены тщательно, и нахимовцы стирали с них тряпочкой пыль; и ногти у них были тщательно вычищены (чем я не мог похвастаться); и говорили они каким-то другим языком, чем тот, который царил у нас в школе. Когда я блистал им дома, отец возмущался: «Что это за жаргон, Максим, а?» Мы признались, что тоже мечтаем стать моряками. Нахимовцы сказали, что к ним попасть нелегко. «Бывает по сто и сто двадцать желающих на одно место».
Новые друзья. 1950 год. С.С.Боим. — Ну, тогда я пропал! — охнул Олежка. Он не мог похвастаться своими пятерками. Когда я зашел к деду вечером и сказал, что хочу с ним поговорить по очень важному делу, дед посмотрел на меня понимающе и сказал бабе Нике, вязавшей теплый шарф в кресле: — Сто якорей в одну минную банку, если я ошибаюсь, Вероника! Максим решил стать нахимовцем! Что, Максим, удивляешься? Считаешь деда провидцем? Да у тебя все написано на лице! Ночью я, каюсь, пробрался на цыпочках к гамаку, в котором спал Белокуров, стащил его обмундирование, аккуратно сложенное на табуретке, босиком прошел в дом, оделся, зажег свет в столовой и встал перед зеркалом. Это был я и не я. Нет, не я, а совсем другой парень. Выше ростом, старше, красивее, куда красивее, чем я был все время до этого и вообще... передо мной стоял бравый нахимовец. До чего ж хороша бескозырка! До чего же красивы погончики! А полоски тельняшки под форменкой — просто мечта! И тут я увидел в зеркале славную волчью морду, выглядывающую из-за спины моряка. — Ингриша, нравится тебе твой Максим? Что-то скрипнуло, и я поспешил снять с себя форму, аккуратно сложил и отнес в сад, на табуретку. Белокуров, на счастье мое, не проснулся. Он спал, подложив руку под голову, и, наверное, видел прекрасные сны: море, далекий поход и незнакомый берег вдали. Наутро Белокуров и Шелехов приняли участие в перекличке. Они четко отдавали честь флагу на мачте. Для них это был подъем флага в лагере на Нахимовском озере, подъем флага в море, в походе, на корабле.
После завтрака мы пошли на заставу. Капитан Аистов, прочтя письмо деда, обратился к своим пограничникам: кто из свободных от службы солдат хочет помочь следопытам-историкам? Вызвалось больше, чем надо. И вот, вооруженные лопатами, кирками, они пошли в лес. Работа вокруг «кита» закипела. Дед-то был прав, как всегда: «миром» или «скопом» получается лучше, чем в одиночку. Старшина-пограничник закричал: «Есть!» — и полез во вдруг открывшуюся пещеру. За ним — в одних трусах, чтобы не испортить обмундирование,— полезли Белокуров и Шелехов. Нас пустили в последнюю очередь. — Тебе, пожалуй, пузатик, и не пролезть,— добродушно посмеивались пограничники над Олежкой. Но он запыхался, а влез. Пещера была похожа на извилистую нору какого-то зверя. Ее освещали фонариками. Белые зайчики бегали по стенам. Какой-то камешек гулко шлепнулся вниз. — Придется забетонировать,— сказал старшина. — Глядите! Бутылка! — воскликнул Шелехов. Да, бутылка, и горлышко залито смолой. Совсем как в приключенческих книгах! Наверное, моряки с «охотника» записали все, что с ними было, и оставили людям, которые придут после них. — Трубка! — закричал пограничник, подняв короткую черную трубочку. Но больше ничего не нашли; валялись только истлевшие тряпки. Бутылку распечатывали, как чудо. Все столпились вокруг Белокурова. Ему пограничники предоставили честь распечатать — ведь он приехал из Ленинграда сюда по поручению дружины имени Никонова, чтобы произвести раскопки пещеры. Ловкими пальцами он отколупал смолу, вытащил бумажную пробку. Осторожно зацепил бумагу, лежавшую внутри. Вытащил. — А ну, а ну!.. — нетерпеливо сказал старшина. Бумага была пожелтевшая, совсем как у старинных документов. У меня сердце замерло. А у Вадима, наоборот, оно так затикало, что я слышал его громкий стук. Белокуров аккуратно развернул сложенную бумагу. Она была довольно большая. На ней — если бы вы только знали, что было на ней! — было написано крупными буквами: «Ауффидерзейн, фрицы!» И под этим был нарисован выразительный кукиш. Ай да молодцы! Они смеялись над гитлеровцами, когда их на берегу ждала смерть...
Женщина показывает кукиш немецким военнопленным, которых ведут советские конвоиры. Украина. А я-то ждал описания их злоключений! Да разве они могли написать о себе всю правду и назвать свои имена, имя Яануса Хааса? Ведь бутылка могла и не попасть вовсе к нашим, кругом были гитлеровцы, кругом! — А веселые они были братишки,— сказал курносый, веснушчатый пограничник. — «Братишки, братишки»! — прикрикнул на него старшина.— Люди они были, те моряки, такие, что позавидуешь! Нам бы такими стать!
"МО-205"
На другой день мы идем к Яанусу Хаасу. Рассказываем о том, что пещера отрыта. Показываем кукиш, оставленный моряками с «морского охотника» гитлеровцам. Хаас радуется маленькой черненькой трубочке. — А я ее так искал, так искал! — ласкает старыми пальцами трубку. — Дядя Яанус, а вы не помните, где затонул тот «морской похотник»? Точное место, а?
— А тебе зачем? — У нас есть акваланги. Мы будем нырять. А вдруг найдем? — Вот оно что, — говорит Яанус Хаас. — Но имейте в виду: бухта глубокая. Сюда заходили когда-то океанские корабли. — Да, я слышал. Но мы все-таки попробуем. Он поворачивает свою качалку к окну. — Тогда была темная ночь. И я не могу указать точное место. Но думаю, что это было вот там... Да, вот там приблизительно он пошел ко дну. Старик, опираясь руками на подлокотники, покачивается в кресле. Может быть, ему представляется, что он снова на корабле, в дальнем плавании. — Вы правда плавали в Южную Америку?— задаю я вопрос. — Да. — И охотились там на диких зверей? — Нет, пойс, у меня не было времени охотиться. Я приходил в шумный порт. Погрузка, выгрузка отнимали все время, едва успевал забежать в большой город. Правда, один рейс у меня в трюмах полно было клеток: везли зверье в зоопарк.
Лев открыл дверь и вышел прогуляться на палубу, но мы пустили в ход шланги и загнали царя зверей в клетку... А это не на тебя ли спрыгнула с дерева рысь? — На меня. — Не было бы с тобой собаки, тебе бы плохо пришлось. Я как-то встретился с рысью в молодости. Хорошо, был с собой нож. Она изодрала мне руки и шею. — И вы... вы убили ее? — Или она бы убила меня. А я, как видите, жив. Вот это решительный человек! С рысью вступил врукопашную! Он закуривает маленькую черную трубочку. Она вернулась к нему через двадцать лет с лишком!
***
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru