Памяти друга и однокашника по Ленинградскому военно-морскому подготовительному училищу, блестящего писателя-мариниста, одного из немногих настоящих романтиков моря - Льва Николаевича Скрягина посвящаю
В книгу включены рассказы известного моряка-подводника, командира подводной лодки об учебе в военно-морском училище, службе в Военно-Морском Флоте, о многих интересных людях, с которыми он учился и служил. Книга адресована читателям, любящим Военно-Морской Флот.
ПРОЛОГ
Жаркое лето 1935 года. Маленький пассажирский теплоходик совершает очередной рейс Севастополь — Ялта. Где-то, судя по характерным метелкообразным облакам, в центре Черного моря штормит. Здесь же, у южного берега Крымского полуострова о шторме напоминают лишь длинные, пологие волны. Это так называемая зыбь. Именно на ней теплоходик заметно покачивает. Впрочем, на прибрежном мелководье зыбь превращается в довольно крутую волну. Волна эта, сталкиваясь с лежащими на ее пути крупными камнями, красиво разбивается о них, образуя мириады хрустальных брызг. Набегая на пологие участки берега, волна увлекает за собой прибрежную гальку и с шумом, оставляя на берегу остатки водорослей, коричнево-белую пену и даже медузы, возвращается назад... Пляжи, однако, полны загорающими курортниками. Здесь и загоревшие почти до черноты женские и мужские фигуры, среди которых мелькают молочно-белые или излишне красные тела «новичков отдыха». Купальщиков почти не видно. Редкие смельчаки, красующиеся перед дамами мужчины, или подчеркивающие свое мнимое бесстрашие женщины — пытаются нырять в самые высокие волны, чтобы с криками восторга быть выброшенными ими на берег... Впрочем, непривычным к качке пассажирам теплоходика не до любования «живыми береговыми курортными картинками». Утомленные экскурсиями по курганам и паркам Севастополя, посещением знаменитой «Панорамы» и развалин Херсонеса, они пытаются унять шум в головах от укачивания с помощью самого простого способа — сна. Одна из пассажирок — красивая двадцатипятилетняя женщина — явно страдает от морской болезни. Вместе с сидящим и вертящимся на ее коленях трехлетним упитанным карапузом она почти лежит на лавочке верхней палубы у самого фальшборта, тщетно пытаясь бороться с приступами тошноты. Ее сынишку, впрочем, это нисколько не смущает. Он весело и с любопытством таращит свои серые глазенки то на море, то на берег. Неожиданно громко, неожиданно для дремлющих пассажиров, он раздельно произносит: «Мама, брось меня в море! Один из пассажиров, очнувшийся на мгновение, напророчил: «Моряком пацан будет!»
Так, или почти так, рассказывала мне и отцу моя мама об этом жизненном эпизоде. «Дама с карапузом» были она сама и я — автор этих строк. В этом, памятном 1935 году, и мама и я впервые увидели море. Меня — ребенка, болевшего несколько раз в году пневмонией и приступами ревматизма, вывезли в Крым на деньги, вырученные от продажи великолепного и такого престижного по тем временам велосипеда моего отца — слушателя одной из военных академий. По секрету мама рассказывала мне, что отец даже плакал, продав свою веломашину... Так это было, или не так, теперь, когда родители давно покинули этот мир, сказать трудно, но, видимо, большая доля правды в мамином рассказе есть. Во всяком случае сегодня, когда мне перевалило за семьдесят, когда, как говорится, я вышел на «финишную прямую», этот мамин рассказ и пророчество пассажира оказались правдой. Во всяком случае, с тех пор никогда мои легкие не воспалялись и ноги (на протяжение всей корабельной службы) не болели. А моряком я стал!
КУРСОМ К МОРЮ
НАЧАЛО
Плещут холодные волны, Бьются о берег морской. Носятся чайки над морем, Крики их полны тоской.
Приют принца П.Г.Ольденбургского Дружный хор полуюношеских, полудетских голосов старается превратить эту отнюдь не строевую песню в нечто вроде марша. Исполняют этот «марш» мальчишки, тощие фигурки которых (идет второй послевоенный, голодный — 1947 год) облачены в синюю матросскую рабочую одежду — «робу». На плечах мальчишек еще не застиранные, синие, с трехбелополосной окантовкой, форменные воротнички — «гюйсы». Стриженные «под ноль» головы ребят спрятаны под тоже еще не обмятыми и не перешитыми по щегольской моде бескозырками без ленточек. Ленты с золотистой надписью «Подготовительное училище»будут украшать эти фуражки, именуемые почему-то «албанками», только с начала учебного года, после возвращения нынешних «албанцев»в стены здания бывшего приюта принца Ольденбургского, то есть в стены Ленинградского военно-морского подготовительного училища... Ноги, которыми новое поколение этого учебного заведения пытается четко «отбивать строевой шаг на месте», обуты в так называемые «рабочие» матросские ботинки. Башмаки эти с ременными шнурками — огромны. Как правило, они на один-два размера превышают размеры мальчишеских ступней. Называют их не совсем цензурно — «г...давами», или сокращенно — «гадами». Но это не беда. Полные энтузиазма ребячьи глотки выводят...
Мечутся белые чайки, Что-то встревожило их. Чу! Загремели раскаты Взрывов далеких, глухих...
Варяг (Плещут холодные волны) - YouTube Дирижированием песни и ротным строем командует подвижный, юркий, очень похожий на полководца Суворова майор со смешной украинской фамилией — Мочало. Несмотря на свою заурядную и даже немного гротескную внешность, человек этот неординарный. Храбрость и мужество позволили ему почти всю войну командовать лихими морскими пехотинцами и даже воевавшими до смерти или «до первой крови» штрафниками. Такая военная биография майора делала его умелым педагогом, воспитателем, настоящим патриотом. Совсем не случайно выбрал он в качестве строевой эту полузабытую песню, вытесненную из массовой народной памяти бравурным, тоже весьма патриотичным, но менее лиричным маршем: «Наверх вы, товарищи! Все по местам! Последний парад наступает!» Знал будущий тщедушный начальник кафедры общевойсковой подготовки Высшего военно-морского училища подводного плавания — полковник, а в то время начальник цикла той же подготовки Подготовительного училища майор Мочало, — чем тронуть патриотические струны ребят... И по команде майора мы (а в рядах роты был и автор) начинали движение, четко отбивая шаг по гаревой дорожке лагеря, продолжая песню:
Там, среди шумного моря, Вьется Андреевский флаг. Бьется с неравною силой Гордый красавец «Варяг».
Крейсер "Варяг" В.С.Емышев Здесь, в лагере училища близ легендарно известного восстанием 1919 года форта Серая Лошадь мы, только что зачисленные воспитанники (было тогда такое официальное воинское звание для учащихся подготовительных, нахимовских и суворовских училищ) ЛВМПУ, проходили свой первый (облегченный) «Курс молодого бойца». Второй такой курс уже с боевыми стрельбами из винтовок, атаками учебных укреплений, окапыванием, хождением на шлюпках по озеру Суло-Ярви (ныне носящему название «Нахимовское озеро») мы прошли уже перед началом учебы в Высшем училище. Однако, это было впереди. В описываемый же отрезок времени здесь, в лагере у Серой Лошади, мы занимались не только отработкой строевых приемов «на месте и в движении». Нас усердно закаливали и физически готовили к будущей учебе и службе. В качестве примера могу привести процесс утреннего туалета. Умывались мы при любой погоде (!) не над пошлыми жестяными корытами армейских умывальников, а стоя по колено в холодной утренней или вечерней воде Графской бухты Финского залива. Благо вода этого участка Балтики с малой соленостью позволяла не только намыливать лицо и руки, но и чистить зубы. Ну а для физической подготовки, кроме традиционных забегов и кроссов, широко использовалось находящееся на территории лагеря небольшое, недовольно глубокое Горовалдайское озеро, оборудованное пятиметровой вышкой. С нее-то буквально сбрасывали в воду даже абсолютно не умевших плавать. В этих случаях будущего мореплавателя обвязывали шкертом (тонкой, но прочной веревкой), а затем, пользуясь этим концом, «выбирали»бедола-гу на берег. По мере привыкания к таким «водным процедурам», мальчишку, не умевшего плавать, уже не обвязывали концом, а просто совали барахтавшемуся после выныривания из воды юному ныряльщику специально приготовленный деревянный шест, за который и вытаскивали на берег. В конце-концов все новобранцы перестали бояться воды и плавали довольно прилично.
Так это выглядело в Рижском НВМУ.
Лагерь с трех сторон отделялся от залива густым лесом. В то памятное лето на полянах этого леса уродилось фантастическое количество малины. С этой сладкой ягодой связан один из смешных эпизодов, сопровождавших всю мою флотскую службу. Наверное, это был первый такой курьез... Дело в том, что немногочисленное командование лагеря состояло из двух-трех офицеров и около десятка старшин-сверхсрочников. Это были старшины рот и их помощники, работники столовой, инструкторы физподготовки и медицинские медбратья. Все они были недавними фронтовиками. Груди их украшали ордена и медали — предметы восхищения юных «подготов»(так называли нас вне стен училища, и так называли мы сами себя, не без гордости). Достаточно вспомнить одного из таких старшин — старшего сержанта с эстонской фамилией — Строд. Грудь его украшали аж два ордена Славы! Но были эти герои войны все-таки людьми. Были у них и семьи. Жены регулярно навещали своих мужей по выходным дням. А мужья отправляли их домой, в Ленинград, с корзинами, полными малины. Добывать эту малину выпадало нам, которым старшины давали соответствующие задания. Впрочем, это было нам скорее в радость, чем в тягость, ибо на каждую ягоду, падающую на дно ведра или корзины, приходились три-четыре ягоды, отправленные в ... рот. Сыграло в этом курьезе роль и еще одно обстоятельство. Входя в окружающий лагерь лес для выполнения очередного «малинно-оброчного»задания, я совершенно не 'представлял себе в каком месте этого леса скрыты позиции знаменитого форта, где эти самые казематы и многодюймовые орудия... Вот в тот раз я даже не заметил, как форсировал, используя, очевидно, навыки, приобретенные на уроках майора Мочалы, какие-то, как я считал, оставленные войной проволочные заграждения. Очень уж заманчиво выглядели красные сочные ягоды за этим заграждением.
И вот в разгар лихорадочного сбора этих ягод я ощутил, что мои «гады»отделяются от земли, и я повисаю над травой! Треск «гюйса»заставил меня развернуть голову на 180' и вскинуть подбородок вверх. Надо мной стоял, как мне тогда казалось, громадный мужчина, одетый в белую брезентовую матросскую робу, с почти запорожскими усами и выглядевшей чепчиком на огромной голове бескозыркой. На ленточке «чепчика»можно было прочитать: «Береговая оборона КБФ». Это же матрос с форта! Но почему он меня — своего брата-моряка (таким я самонадеянно уже считал себя) так неучтиво и грубо хватает за воротник? Сомнения были развеяны этим самым громилой-матросом очень быстро: — Ты как сюда попал, салага? Здесь ходить нельзя! Вали отсюда живо! После этого он учтиво (на этот раз!) двумя огромными пальцами-сардельками, не обращая никакого внимания на проволочные колючки, приподнял ограждения. — Давай, давай, салага, двигай отсюда! Да ведро свое с ягодами не забудь! Иначе старшина тебе задницу намылит! Это был урок на осмотрительное ориентирование и бдительность! Получив отеческий пинок под свой тощий зад, я возвращаюсь в лагерь с полным ведром малины.
Наконец, лагерь позади, и та же шхуна «Учеба», которая доставила нас сюда, «привезла» нас в ставший уже родным Ленинград.
Это был серый унылый ноябрьский день, каких было немало поздней осенью. Включили телевизор на новости. И вдруг сюжет : онкологическое отделение больницы, дети ( многие в масках) разных возрастов с мамами и…клоуны. Разрисованные лица, красные огромные носы, одежда шутовская … и улыбки, какие- то восторженные слова, прыжки, суета, суматоха, в руках флейты, губные гармошки, облака из разноцветных надутых шаров и длинных надувные шариков, которые тут же на глазах превращающиеся в цветочки, сердечки, собачки, жирафы… Все это передается детям . И видишь не только забавные игрушки, а распахнутые в изумлении и восторге детские глаза, тянущиеся навстречу клоунским рукам детские ручонки, улыбающиеся лица мам, медперсонала… Словно, через эти прикосновения, искрящиеся любовью и нежностью глаза этих людей, с размалеванными лицами, широкими улыбками, воздухом , переполненным радостью, льются волны чего-то целительного, избавляющего от боли и страданий, на какое-то пусть короткое время отодвигающее тревоги и тягостные думы… И я слышу, что в очередной раз выступает с группой клоунов - волонтеров всемирно известный американский доктор –клоун Пэтч Адамс, один из основателей смехотерапии и клоунского движения. Сюжет длился недолго, продолжались другие новости, а я твердила фамилию Пэтч Адамс, Пэтч Адамс… И что- то хорошее тоже поселилось где-то внутри, и грело…
. Последующие будни как-то отодвинули вглубь памяти увиденное, и вдруг новая встреча, неожиданная, со знакомой уже фамилией - Пэтч Адамс, но в соседстве с другой. В публикации « Добро не имеет измерений « ( 19.12.2013 г. ) упомянула только некоторых из списка лучших филантропов прошедшего года, которых назвали пользователи интернета. В их числе была одна под номинацией « особый случай «, которую я сознательно упустила. Особый случай… удивительная номинация, не так ли ? Это Илья Валентинович Сегалович, сооснователь и технический директор «Яндекса». В обосновании этого выбора – « бизнесмен, реализующий крупные социально значимые проекты» было сказано немного : « … еще в 1997 году он организовал вместе с женой реалибитационный художественный центр « Дети Марии» , который помогает детям –сиротам и детям инвалидам пробудить творческие способности. Спонсировал визиты американской команды клоунов Пэтча Адамса в российские детские дома и больницы, САМ надевал костюм и выступал вместе с ними. В семье предпринимателя восемь детей, четверо из них приемные.» ( А вообще-то , никто бы не смог сказать, сколько у них детей : одних они брали себе насовсем, пока они не вырастут и не устроятся в жизни, другие приезжали на время, на пару месяцев, на выходные, в какой-то публикации сказано, что у них десять приемных детей…, но суть не в этом, сколько бы их не было – все они «дети Марии» ). И в конце обоснования выбора было о том, что в сентябре 2012 года у Сегаловича диагностировано тяжелое заболевание и в июле 2013 года, на 49-м году жизни, он умер… Прочитав это, я не смогла тогда назвать его фамилию в одном ряду хотя и с не менее известными… Какое - то потрясение испытала, а позже еще больше, увидев в интернете фотографию этого удивительного человека с красным, накладным носом клоуна и широкой улыбкой и еще одну-в разноцветной одежде , и еще… И что поразительно: все время возвращалась мыслями к этим снимкам, прочитанному о нем , его жене, детях, его друзьях . Решила, что напишу отдельно. Тем более, что тема « Добро по кругу» не забывается, друзья присылают теперь свои примеры, так как тоже не проходят мимо фактов милосердия, благотворительности, бескорыстной помощи. Запоминают их, делятся. И ЭТО тоже подогревает интерес и желание рассказывать о подобном, может быть уже не как о чуде, а как явлении и примете времени. Поразмышлять, ответить себе на вопросы, которые услужливо подсказывает увиденное и услышанное. Мы все хотим мира, справедливости, тепла, добра, но нет такой волшебной палочки, чтобы все само по себе устроилось. И тогда человек, я говорю об Илье Сегаловиче, как оказывается, с молодых лет своих, еще не богатый, еще не достигший своих профессиональных высот, сам становится олицетворением доброты, света и тепла для детей, своих , чужих, делая мир для них счастливее, ярче, наполняя его теплом, любовью и заботой. И не только … Импульс добра, волны этих ЕГО деяний, захватывают всех тех, кто рядом, притягивает, заражают настолько, что становятся необходимыми и для других. Поразительно: у человека так было много всего: талант, богатство, известность, слава… Но он , имея все, мог чувствовать себя богаче только тогда, если что-то ЕЩЕ мог отдать детям. Об этом говорит сам. В народе говорят, что добрые дела два века живут, что доброе имя - самое большое богатство. И в этом случае несомненно. Илья Валентинович Сегалович остается в памяти всех тех, кто знал его. Он останется в памяти поколений и всем тем, что он сделал при жизни - успел сделать за то время, которое было отпущено. Мне запомнилось и его сожаление, что беднее чувствует себя только в одном, не хватает времени на все, что он еще хотел бы сделать. Мир сиротеет, когда уходят такие люди, как он, пусть даже в рай. Но в этом « особом случае» есть дети, есть Мария. Наследники – в самом широком смысле этого слова. И речь совсем не о богатстве материальном. Мария Елисеева и ее художественно – реалибитационный центр, продолжает жить яркой жизнью. В ее команде – сотни рук и сердец…, сотни волонтеров и друзей, таких же неравнодушных… Она – наследница доброй силы, сильного таланта – умения заводить людей. Именно – заводить ! Увлекать, убеждать, притягивать к себе. Это не просто общественная организация – это Планета под названием : « Если не я, то кто …», где царит добро, во всех его формах , со всеми прилагательными… Даже, когда просто читаешь о проведенной благотворительной ярмарке « Душевный базар «, о выставках творчества, о программах действенной, нужной, важной помощи старикам и детям, о Благотворительном бале памяти Ильи Сегаловича, где по традиции «зажигал» Пэтч Адамс, где собрано было 350 тысяч долларов на помощь тем, кому не может помочь государство…, о десятках маленьких и больших дел – великодушия, милосердия, бескорыстия, щедрости, просто обыкновенного человеческого тепла, участия, понимания… как будто вкуснейшей родниковой воды попьешь или живительной силой душу наполнишь. А в центре этой Планеты - Мария. В ее большом сердце, для каждого есть свой уголок доброты, внимания, заботы и света. Этого яркого света хватает и членам семьи, и друзьям, и детям-сиротам, и детям из интернатов. И это закономерность. Когда ты любишь других, помогаешь им, твои страдания уходят. Тот зажигает, кто сам горит. А рядом с солнышком, трудно не согреться. А может это все же « особый случай « ?
Я иду парком. Хлоп! Белочка сидит у меня на плече. Может быть, та самая, которую запихивал Валерка в карман? И все же не боится людей! Верит, что не все они — гады! Кругом — дубы. Их сажал, говорят, сам царь Петр. Тут и домик его сохранился, с большими окнами. С кроватью, на которой можно спать впятером. Представляю, как он выспался, умылся, поел, вышел к морю, посадил дубков сто или двести... Вот и выросли — какие красивые!
Длинная просека ведет к морю. Протянув руку вдаль, на гранитной скале стоит ангел. Там, в тумане, исчез броненосец «Русалка» со всем экипажем. Матросы и офицеры не вернулись домой. Случилось это еще при царе. При Николае последнем. Ангел — памятник тем, кто в море погиб. — Ну, беги, белочка. Мне пора... На Нарва-мантеэ в широкой витрине книжного магазина лежит книжка в голубом переплете: «Ромуальд Шиллер. Хирург в огне». Недавно Шиллер-старший читал во Дворце пионеров отрывки из своего сочинения. Выходило, что он храбрый, добрый, отличнейший человек. Мне не верится. Он вовсе не добрый. Отец говорил — он не сам писал, за него кто-то другой потрудился. Интересно знать, что бы в школе сказали, если бы за меня написал сочинение мой сосед?
Тетрадь вторая
КАНИКУЛЫ В КИВИРАНДЕ
КИВИРАНД
А вот и каникулы! Я еду к бабе Нике и деду, забрав с собой Ингрид. Они все лето живут в Кивиранде. Отец и мама присоединятся ко мне, когда пойдут в отпуск.
Кивиранд (эстонок.) — каменный берег. Киви — камень, ранд — берег. И верно: на берегу и даже в лесу и в садах полно валунов. (Прим. автора.)
Кивиранд — рыбачий поселок. Белые, красные и зеленые домики стоят возле самого моря. В море полно валунов. В проулках растянуты сети. У причала — рыбачьи суда. Над причалом — высокая пограничная вышка. С нее смотрят день и ночь часовые. Это не похоже на какой-нибудь зализанный пригород, где девчонки даже в будни ходят в нарядных платьицах, а парни на пляже щеголяют модными галстуками. Здесь — морская граница. А на мысу среди сосен стоит каменная белая башня. Маяк. Наверное, интересно служить на нем? Во время штормов он подвывает, как зверь: «У-у-у, у-у-у» — и посылает яркий свет в море, давая знать кораблям: «Осторожнее, не наткнитесь на камни». Эх, пожить бы там, на мысу, где море впереди, слева и справа, почти вокруг море! Но и у деда не хуже. Он снимает полдома у капитана дальнего плавания Юхана Раннику. Дом стоит у самой воды, и волны подкатываются под окна. Дом окружают сосны, сирень и камни, обросшие мохом. Юхан Раннику стар и не ходит уже по морям. Он рыбачит. Сети развешаны на заборе. Юхан первый встречает нас у калитки. ~— Ого, Макс приехал! Твоя овчарка меня не забыла? Она меня не порвет? Но Ингрид улыбается Юхану и виляет хвостом — целый год не видела, а все же узнала. Вдруг она взвизгивает и быстрее лани летит по дорожке — увидела деда. Скачет, радуется, подпрыгивает, пытается лизнуть его в лицо. Дед загорел и помолодел. Еще бы! Все дни проводит в лесу, на озере, в море. На нем белая сорочка с открытым воротом. Он, право, еще совсем молодец! — Здорово, тезка! — приветствует он меня.— А где же твои мушкетеры? Это он спрашивает о моих школьных друзьях. — Скоро приедут.
Баба Ника обнимает и целует меня. Говорит, что соскучилась. Ведет завтракать. Терраса — как корабельная рубка. Волны под окнами. Того и гляди, поплывет. Бежит рыбачий баркас — рыбаки ставят сети на камбалу; пробегает моторка. Виден лес на том берегу — он весь в белых пятнышках; это палатки пионерского лагеря. Приедут мои мушкетеры — мы тоже поставим палатку в саду под сиренью и будем жить по-походному, как морская пехота... - В Кивиранде чувствуешь себя рыбаком, моряком дальнего плавания. А в лесу — искателем кладов и тайн. Да, в лесу в Кивиранде скрываются тайны!
ПЕЩЕРА В ЛЕСУ
В лесу водятся змеи. В прошлом году гадюка хотела меня укусить, но Ингрид бросилась на нее, потрясла и — рраз! — откинула в сторону. Гадюка подохла. Мы выходим к бездонному озеру. Рыбаки говорят, что в нем бродит побелевшая от старости щука. В ней веса, наверное, двадцать килограммов. Ее видят часто, но никак не могут поймать. В прошлом году меня дед брал с собой на рыбалку. Но в лучшем случае попадались лини. Один только раз дед поймал щуку в шесть килограммов! До чего же лес красив! Он весь полосатый. Солнечные лучи пробиваются сквозь вершины деревьев и ложатся на мох и на вереск. И в лесу, как и в море, лежат валуны — и небольшие, и в два и в три человеческих роста. Одного люди называют «слоном», а другого — «китом». О «слоне» существует легенда: будто он непрерывно растет. Какие-то чудаки каждый год его измеряют. А к «киту» прибита чугунная дощечка. В прошлом году ее еще не было. На ней написано золотом: Здесь сын Советской Эстонии Яанус Хаас прятал от гитлеровцев балтийцев с погибшего «МО-205», чем спас им жизнь. Слава и честь ему. Моряки гвардейского дивизиона.
Под камнем когда-то существовала пещера. Она, говорят, обвалилась. Ингрид роет землю. Дурешка, да разве тебе подрыть такой большущий валун? Зря стараешься... Яануса Хааса я знаю. Он живет в зеленом доме возле приучала. Он не может ходить и сидит целыми днями в кресле-качалке. Когда в море шторм, волны подбираются под калитку и добегают до каменного крыльца. Я представляю себе, по рассказам деда, как «морской охотник», подбитый снарядами, скрывается под водой. Ночь, страшный дождь. Кивиранд занят гитлеровцами. Моряки доплывают до берега. Их могут встретить автоматные очереди. Но встречает эстонец в плаще с капюшоном: «Идите за мной». Моряки почему-то поверили незнакомому человеку. Поддерживая под руку своих раненых, они идут за ним в лес. Эстонец их прячет в пещере и приносит поесть; через несколько дней он выводит их на берег к лодке. Когда моряки уже отплыли, гитлеровцы пустили в ход автоматы. С перебитыми ногами Хаас (тогда он был еще молодой) уполз в пещеру. Чудом он уцелел, но ходить не смог. Через много лет моряки разыскали Хааса, который стал стариком, помогли колхозу построить для Яануса дом и подарили ему маленькую машину для инвалидов. Хорошо бы раскопать пещеру; она, наверное, большая. Приедут мои мушкетеры, мы сможем устроить в ней штаб. Заберемся под «кита», разведем в пещере костер и станем играть в моряков с «морского охотника». Это будет наша, мушкетерская, тайна. Я буду Яанусом Хаасом... — Ингрид, не трогай пичужку! Она хочет жить... Вдруг сразу темнеет. На лес надвигается туча. — Мы вымокнем, Ингрид! Вот если бы мы с тобой раскопали пещеру, мы бы в ней переждали, пока пройдет дождь. Смотри-ка, Ингрид, сколько зеленой малины! Мы снова придем, когда малина поспеет. И наедимся ее до отвала. А сколько тут будет грибов! Я знаю полянки, где водятся подосиновики. Они сидят целыми семействами. А боровички прячутся на просеках под песком. Увидишь холмик — пошевели его палкой, там их и найдешь! Гремит... Гроза нас застанет в лесу. Что же, еще одно приключение! Смотри, как стемнело. А вдруг из-за сосны выйдет к нам нарушитель границы?
Лес перед дождем. Я скомандую: «Ингрид, фас!» Ты прижмешь его к мокрой земле, и мы доставим его на заставу. Но диверсанты днем не высаживаются. Всегда глухой ночью. В прошлом году они ранили пограничника и убили собаку. Но их все же поймали. А однажды — вспомнить смешно, это днем было — я заподозрил в лесу одного старикашку. До чего же он был подозрительный: ходил по лесу приплясывая, с транзистором, в коротких штанишках, в майке без рукавов, ну совсем Валерка, а на голове паричок, руки-ноги в седых волосах. Лет восемьдесят ему или больше! Его забрали тогда на заставу; и начальник меня благодарил — старичишка бродил по запретной зоне без пропуска. А оказался он «королем гавайской гитары». Говорят, здорово он играл на ней, когда дед был еще совсем молодым. Подумайте, как давно это было! В книге Балтера («До свидания, мальчики!» описан «король» в своей молодости, он ужасно несимпатичный. Дед до слез хохотал: «Короля — и в кутузку! Вот здорово!..» Гроза прошла стороной. Снова светлеет — стволы деревьев покрыты золотистыми рябинками, и на ветках искрятся капли дождя. Кто-то успел и костер развести — поднимается дым от костра. А на деревцах огоньки загорелись. Как елочные свечи. Да это же солнце их зажгло на ветвях! Пора домой, Ингрид! Баба Ника наверняка уже ждет нас обедать. Дед наловил нынче камбалы — он ходил в море на лов с рыбаками. Меня не взял, хотя я и просился. Я обиделся: «А как же Хейно, Густав и Юлиус?» (Это эстонцы, мои однолетки.) «Они рыбаки и помогают отцам, — сказал дед. — Когда в море все заняты делом, самое несносное — пассажир; он всем только мешает... Я и на кораблях терпеть не мог пассажиров». — Ингрид, ты что?
Она грозно рычит. Шерсть вздыбливается горбом. С дерева скатывается и плюхается на землю что-то серое, довольно большое и исчезает, как привидение. Ингрид — за ним. В прошлом году рысь спрыгнула с дерева прямо на женщину, собиравшую ягоды, и перегрызла ей шею. Рыбаки устроили облаву. Рысь отчаянно сопротивлялась. Ее застрелили. Она и мертвая, казалось, шевелила когтями, лежа с оскаленной мордой. — Ингрид, ко мне! . Много раз я зову свою Ингрид. Наконец овчарка моя появляется — сконфуженная. Упустила! Кустарник снова шевелится. Ингрид виляет хвостом. — Дядя Юхан, откуда ты взялся? Он вооружен топором. — Ты что, заблудился, Макс? Я рассказываю про зверя. Юхан мрачнеет. — Куррат! Значит, у прошлогодней гадины остались дочь или сын. Тебе повезло — уцелел. Идем домой, соберу охотников. А мне все-таки жаль, что Ингрид не догнала лесного зверя. То-то нас похвалили бы в Кивиранде! И рысь лежала бы с перегрызенным горлом. Теперь мне не страшно: Юхан вооружен! Попробуй-ка, рысь, спрыгни к нам с дерева, капитан Раннику мигом зарубит тебя топором! Дома меня давно ждут. Куррат (эстонск.) — черт. — Где пропадал? — Ильвес на него спрыгнул. Если бы не Ингрид, большая беда случиться могла,— говорит Юхан. Баба Ника ахает.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Пробежал незаметно 2013 год. Разное в нём было, но привлёк он меня знаменательным событием 200-летней давности – 23 ноября (5 декабря) 1813 года, в усадьбе Дракино (вблизи деревни Солигалич), Костромской губернии, в семье потомственного морского офицера родился Геннадий Иванович Невельской.
С 3 декабря юбилейного года портал WWW.FLOT.COM разместил на своих страницах повествование капитана 1 ранга в отставке Верюжского Николая Александровича под названием «АДМИРАЛ РУССКОГО ФЛОТА ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ НЕВЕЛЬСКОЙ. К 200-летию со дня рождения». Написано достоверно, добросовестно, детально, образно и интересно. Читал с удовольствием! А мысль преследовала: «А ведь я тоже был в тех местах, которые открывал и исследовал Невельской…» В прошлые годы, в т.ч. и неюбилейные, об адмирале Геннадии Ивановиче Невельском тоже не забывали. О нём написаны книги, ему ставили памятники, его имя присваивали различным объектам, ему посвящены многие странички интернета. Главный его личный вклад в Историю – открытие пролива, названного впоследствии его именем – «Пролив Невельского», разделяющего евразийский материк и Сахалин. Он исследовал и описал северо-западное побережье острова Сахалин, открыл устье реки Амур, обследовал Амур в нижнем течении, подтвердил промерами глубин судоходность и основал сторожевой пост, ставший впоследствии городом Николаевск-на-Амуре. Мне довелось неподалёку от этих мест проживать и служить с сентября 1968 по декабрь 1972 года на западном побережье Татарского пролива, в городе Советская Гавань, а если быть более точным, в посёлке Заветы Ильича. Местные жители считают все населённые пункты вокруг Императорской Гавани (раннее название в честь императора Николая 1), вплоть до бухты Ванино, – «Совгаванью».
Там, в бухте Западная, сразу за мысом Сигнальный, в маленьком прибрежном изгибе – в бухте Постовая, базировалась 90-я Отдельная бригада подводных лодок. И в хорошую ясную погоду, прямо из окна квартиры, можно было видеть, даже не вооружёнными оптикой глазами, часть сопок острова Сахалин в окрестностях Углегорска, увенчанных пушистыми белыми облаками. Приходилось мне неоднократно бороздить воды центральной и южной части Татарского пролива – там находились наши полигоны боевой подготовки; ходить проливом Лаперуза; бывать в порту Корсаков – обеспечивать боевую подготовку родственных сил в заливе Анива. В более ранние («досовгаванские») годы ходил у восточных берегов острова, и к северу от него тоже бороздил воды Охотского моря. А вот всю проливную зону Татарского пролива до Сахалинского залива преодолевать не приходилось. До поры, до времени… Шёл сентябрь 1972 года, близился к концу летний сезон боевой подготовки, «подчищали хвосты» неоконченных дел, готовились к подведению его итогов. И вдруг «радостная» весть: на ТОФ прибыл Главнокомандующий ВМФ Адмирал Флота СССР Горшков Сергей Георгиевич. Сами понимаете, начальству мы всегда рады, но вот что от него ждать – всегда загадка со многими неизвестными. Первая вводная Главкома нас не обескуражила: он решил проверить боеготовность сил Флота – это его прямая забота и обязанность. В том числе, соединениям подводных лодок, базирующихся на побережье Японского моря, объявил повышенную готовность к применению практического оружия по надводным целям. Закипела береговая работа. В срочном порядке на подводных лодках постоянной готовности освободили от боевых торпед по одному торпедному аппарату (сведений о действиях на соединениях ракетных ПЛ у меня нет). Подготовили в береговой мастерской практические торпеды, загрузили в свободные аппараты лодок. Провели повсеместно тренировки торпедных расчётов и Главных командных пунктов по выходу в торпедные атаки. Вопросами боевой подготовки приходилось заниматься в плановом порядке повседневно, в т.ч. и торпедными стрельбами, но всё это по заранее составленным планам, по распорядку дня, со знанием по каким целям, в какое время будешь стрелять. А здесь – полная загадка. Единственное, что удалось выведать, – Главком пойдёт на крейсере! Их в ту пору на ходу было всего два – «Адмирал Сенявин» и «Дмитрий Пожарский». Нам неважно было знать, кто из них кто, они однотипны и их ТТХ идентичны. Все вопросы сводились к тому – будет ли охранение; какое маневрирование применит «противник»; будут ли использованы специальные технические средства противодействия атакующим? В назначенное время подводные лодки, подвергнутые проверке, заняли назначенные полигоны и приступили к поиску и учебной атаке обнаруженного «противника». А двумя днями позже, на подведении итогов в Доме офицеров ТОФ во Владивостоке, Главком подвёл итоги проверки Флота. По этим итогам моя подводная лодка С-240 получила оценку «удовлетворительно», но на лице командира 90-й Отдельной бригады ПЛ контр-адмирала Кандалинцева Виталия Александровича, который контролировал действия своих лодок с мостика крейсера, радость не отразилась – моя практическая торпеда прошла по корме крейсера, а начальникам нравится, когда торпеды проходят под мостиком цели, или, в крайнем случае, под первой дымовой трубой, и чтобы газовые пузырьки от торпеды оставляли след на водной поверхности. Кстати, учебные стрельбы выполняются одной практической торпедой, и в силу объективных и субъективных факторов – ошибок в определении элементов движения цели и дистанции до неё – прямое попадание в цель проблематично. Поэтому стрельба боевыми прямоходными торпедами для покрытия вероятных ошибок выполняется только залпом не менее 4-х торпед. Великая Отечественная война этому научила. Моя стрельба получила положительную оценку, т.к. в залповой стрельбе цель поражалась, как минимум, двумя торпедами. Некоторые «состязатели» и вовсе провалились. После дня, в который подводились итоги, Главком ещё 2 – 3 суток пребывал во Владивостоке. Не знаю, в какой момент и где это произошло, но у меня вырисовывается такая картина – позволю пофантазировать. Толчок мысли у Главкома, скорее всего, произошёл на КП Флота у карты зоны его оперативной ответственности. Наверное, глядя на эту карту, взор Главкома остановился на Татарском проливе, и он спросил у Командующего Тихоокеанским флотом: – А ваши подводные лодки здесь ходят? – Да-да-да!!! – поспешно заверил Командующий. – Вот завтра и пошлите парочку…
Естественно, самым близким к Татарскому проливу соединением подводных лодок являлась 90-я ОБПЛ – ей и карты в руки! Тут же командованием ТОФ был отдан соответствующий приказ командиру нашей бригады, который назначил к походу подводные лодки С-179 под командованием капитана 2 ранга Валентина Васильева и моей С-240. Сборы были недолги. Обе подводные лодки находились в полной боевой готовности, оставалось подобрать походные карты, крупномасштабные планы проливов и Амурского лимана, откорректировать их по последним данным «Извещений мореплавателя» и получить инструктаж командования. К вечеру текущих суток, в который был получен приказ, две подводные лодки доложили о готовности следовать по плану и, получив разрешение ОД ТОФ, начали движение по плану. Головной шла ПЛ С-179, на её борту находились: руководитель похода – заместитель командира бригады капитан 1 ранга Лезгинцев М.М. и флагманский штурман бригады капитан 3 ранга Тужилкин Владимир Иванович – выпускник РНВМУ 1950 г. Мою лодку, к счастью, начальственным составом обделили.
Капитан 1 ранга Лезгинцев М.М. Капитан 2 ранга Васильев В. Погода на всё время похода выдалась благоприятная. При спокойном море и хорошей видимости плавание по Татарскому проливу трудностей не представляет. Левый (материковый) берег – вот он рядом, правый (островной), километров в 150-ти, в светлое время суток тоже просматривается, глубины достаточные, курс один – прямо на пролив Невельского. Средним ходом, уже часов через 20 после выхода из Совгаванского залива, ещё засветло, мы подошли к входу пролива Невельского.
Там, в назначенной точке, нас поджидали в дрейфе два специальных судна – среднего тоннажа гидрографический корабль и ГПБ (гидрографический промерный бот), специально назначенные для обеспечения безопасной проводки подводных лодок через Амурский лиман. Безусловно, наши штурмана вполне и сами бы справились, но руководство флота подстраховалось, боясь допустить «ляп» перед Главкомом. Сблизившись с кораблями обеспечения, застопорили ход, погасили инерцию, установили голосовую связь с «гидрографами». Затем Лезгинцев и Тужилкин переправились шлюпкой на борт гидрографического корабля. По команде руководителя похода отряд построился в однокильватерный строй: гидрографический корабль – ПЛ С-179 – ГПБ – ПЛ С-240, и уже в приближении вечерних сумерек вошли в пролив Невельского, ширина которого всего-то 7,3 километра, глубина на фарватере более 7,2 метра, – более, чем достаточная для наших лодок, и протяжённость всего-то 30 с небольшим миль (56 км). Потребовалось немногим более 3-х часов, чтобы одолеть этот путь. И вот у нас с левого борта маяк материкового мыса Лазарев, справа мыс Погиби на острове Сахалин – самое узкое место пролива Невельского. Мы вошли в Амурский лиман.
Проложенные на наших путевых картах фарватеры можно было наблюдать и визуально с мостиков подводных лодок по обилию на водной поверхности пролива соответствующих бакенов и вешек. Глубина на фарватере составляла уже порядка 7-ми метров, и этого было вполне достаточно, чтобы продолжать движение со скоростью 6-8 узлов. Но вскоре постоянно работающий эхолот начал показывать уменьшение глубин: 2 метра, полтора, один метр… Снизили путевую скорость до 4-х узлов, перешли на режим электродвижения. Эхолот показывал под килём уже считанные сантиметры свободного пространства, по корме из-под винтов на водной поверхности образовался мутный след от ила и песка. Наступала ночь, и близилось уже начало суточного отлива. Найдя на карте ближайшую лагуну, корабли отряда встали на якоря, чтобы поутру, с началом прилива, продолжить движение по плану. Смолкли дизеля, вахта заступила «по-якорному». «А поутру они проснулись…» – как поётся в народной песне. Я поднялся на мостик в утренние сумерки, ещё до побудки команды. Вахтенный офицер доложил обстановку. В лимане был полный штиль и тишина, лёгкая дымка скрывала окрестности. В 2-х – 3-х кабельтовых стояли на якорях головной «гидрограф» и ПЛ С-179, а всего метров в 20–30-ти от нас находился ГПБ. Минут через 5-7, зевая, на мостике ГПБ появился его капитан. Поздоровались. Перекинулись парой фраз, типа того – «Как почивалось?», обменялись мнениями о погоде. И вдруг у меня мелькнула лукавая мысль: – А рыбалкой не баловались? – Да проверили один «ставничок», попался один малёк калуги, совсем небольшой, где-то килограмм на 80… – Так, может, поделитесь? – Сейчас спрошу у кока. Вчера готовили на ужин, если что-то осталось – отдадим! Прокричал и пропал в каком-то люке. Появился снова минуты через три, кричит: – Да, осталась! Килограмм с 50! Готовьте тару! Быстро вызвал на мостик боцмана и кока, обсудили проблему транспортировки груза. Боцман привлёк к операции ещё пару рулевых, в качестве тары использовали ёмкий алюминиевый лагун, подготовили бросательные концы. В удобный момент, при минимальном сближении, с помощью бросательных концов переправили пустой лагун на ГПБ, а обратно получили заполненным до краёв, уже разделанной в брикеты, калугой. Тут же с коком и корабельным врачом обсудили, как её использовать. Изменили обеденное меню, ответственность за которое возложена на врача, и решили в обед на второе всему экипажу приготовить жареную рыбу с гарниром. В обед все едоки урчали от удовольствия, поглощая деликатес. Каждому члену экипажа (почти 60 человек) досталось по шматку в полкило весом! Воды Татарского пролива богаты рыбой, здесь в большом количестве обитает сельдь, камбала, палтус, лососёвые. И не очень обильно – калуга!
Дам маленькую справочку по калуге, почерпнутую из интернета. «Калуга (лат. Huso dauricus) – пресноводная рыба рода белуг, семейства осетровых. Длина до 5 – 6 метров (не исключено существование больших особей), весит до 1 тонны. Распространена калуга в бассейне Амура, встречается в Аргуни и Шилке, есть в Сунгари. В море за пределы Амурского лимана не выходит. Она достигает возраста 48—55 лет, а веса, зачастую, до 600 – 700 кг (вес выше не регистрирован), пределы до 1200 кг». У приамурских жителей живёт легенда, что в дореволюционные времена калугу в зимнее время облавливали и под ледовым покровом: вырубали полыньи, заводили подлёдный трал, впрягали в его оконечности лошадей и тащили с их помощью улов к берегу. Уж, как они умудрялись это делать – уму непостижимо. С восходом солнца утренняя дымка рассеялась, и взорам представилось чудное зрелище – Амурский лиман во всей его красе.
Амурский лиман – северная часть Татарского пролива между материковой Азией и островом Сахалин. Соединяет Сахалинский залив Охотского моря с Татарским проливом через пролив Невельского. Длина около 185 км, наибольшая ширина около 40 км, средние глубины в пределах 3 – 4,5 м. В Амурский лиман впадает река Амур. К полудню уровень приливной воды достиг достаточных величин, позволивших продолжить наш поход к Охотскому морю. В принципе, на тот момент плавания, по состоянию фарватеров того времени, нам в походе помощь могла и не понадобиться. Но Амурский лиман не только красив, но и коварен, его фарватеры неустойчивы. Акватория лимана подвержена активному влиянию приливо-отливных течений, скоростью более 2-х узлов. К ним примешиваются воды Амура (вспомним хотя бы наводнение осени 2013 года, когда его уровень поднялся более 9 метров от ординара), или нагонные штормовые. Регион сотрясают и разрушительные землетрясения. Поэтому идёт постоянная подвижка грунтов – там, где ещё были впадины, лагуны, сегодня могут оказаться мели, и наоборот. Внутренний голос постоянно твердит: «Будь бдителен!» Мне, как штурману по образованию и достаточному практическому опыту, с сопереживанием представляется адский труд моряков-первопроходцев. Ни тебе навигационных карт с достоверными береговыми очертаниями, ни точно обозначенных береговых ориентиров, ни реальных глубин, ни надёжных измерительных инструментов (астронавигационных комплексов, радиотехнических средств пеленгования и измерения дистанций, не говоря, уж, о спутниковых системах GPS, ГЛОНАСС и др.). Даже хранение точного времени на судёнышках того времени и поверки хронометров представляли большую трудность. А без знания точного времени, астрономическим путём невозможно рассчитать по таблицам точное место корабля в море. Дальнейшее плавание прошло без осложнений, споро. К вечеру текущих суток мы подошли на траверз мыса Елизаветы (северная оконечность острова Сахалин) и, не имея других задач, отряд сделал последовательный разворот на 180 градусов. Теперь, уже без всяких ночёвок и других задержек, прошли снова Амурский лиман и пролив Невельского. На выходе из пролива все корабли застопорили ход, руководители мероприятия капитан 1 ранга Лезгинцев и капитан 3 ранга Тужилкин шлюпкой были доставлены на борт ПЛ С-179 и обе подводные лодки в кильватере проследовали в родную бухту Постовую, а корабли Гидрографической службы ВМФ – в Амурский лиман, к месту своих повседневных забот: наблюдения, промеры, корректировки данных, оповещение бюллетенями заинтересованных служб о выявленных изменениях на подответственных участках проливной зоны, оказание помощи в проводках судов и т.д. Да, Татарский пролив вместе с проливом Невельского и Амурским лиманом живы и худо-бедно работают. Только операции по переводу из Комсомольска-на-Амуре построенных там подводных атомных ракетных крейсеров в транспортных доках к местам достройки и испытаний чего стоят! Это и самый короткий водный путь из Японского моря к дельте Амура и в западную часть Охотского моря. В этом его главное достоинство. Но, и не единственное. Но вот для бесперебойной, надёжной связи материка с Сахалином – большая помеха: то он месяца на 4 (а иногда и больше) промерзает, то его штормит, то туманом закрывает. А основные грузоперевозки идут только по линии между портами Ванино – Холмск. И уже длительное время стоит, но очень медленно и болезненно решается проблема: рыть ли тоннель (его даже начинали), ставить ли железнодорожно-автомобильный мост? А может построить плотину? – есть и такая идея, только не додуманная до конца: а какие впоследствии произойдут региональные катаклизмы? А связь с островом нужна, очень нужна! И эта проблема будет решена. Хотелось, чтобы раньше. А давайте, гипотетически, предположим: приплыл Невельской на своём «Байкале» к Сахалину. Обследует, а он, Сахалин, никакой не остров, как думали некоторые прорицатели, а просто полуостров и соединён с материком перешейком. И что бы мы сейчас делали? Правильно, рыли бы канал! При всех нынешних затруднениях в сообщении с Сахалином, Татарский пролив – единственный дальневосточный водный путь между Приморьем и восточноазиатским побережьем страны, пролегающий в территориальных водах России. Случись, упаси Бог, «напряжёнка» международного масштаба в регионе, его значение становится стратегическим. Заслуги Геннадия Ивановича Невельского перед Родиной велики. За отличную и усердную службу Невельской был награждён орденами: Св. Станислава III степени (05.12.1838 ), Св. Анны III степени (05.12.1841), Св. Владимира IV степени (17.12.1850), Св. Анны II степени с Императорской короной (1853), Св. Владимира III степени (1853), Св. Станислава I степени (1855), Св. Анны I степени и пожизненным пенсионом в 2 тыс. рублей серебром в год (1858 ).
Скончался Геннадий Иванович 17 (29) апреля 1876 в Санкт-Петербурге, похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. А благодарные потомки чтут память великого гражданина России вплоть до наших дней. Уверен, так будет и дальше. Спустя 15 лет после кончины Геннадия Ивановича Невельского, 17 мая 1891 года по проекту флотского инженер-механика А.Н.Антипенко во Владивостоке был установлен ему памятник.
Памятник адмиралу Г.И. Невельскому – первый памятник, установленный в городе Владивостоке. Памятник представлял собой усечённую пирамиду, увенчанную земным шар с двуглавым орлом на вершине. В нижней части обелиска со всех четырёх сторон, в полукруглых нишах, размещены бюст Г.И.Невельского и бронзовые доски с описаниями его открытий. Как свидетельствуют документы, «на закладке памятника присутствовал цесаревич Николай (будущий царь Николай II), возвращавшийся в Петербург после кругосветного путешествия, он собственноручно заложил в основание памятника серебряную дощечку и укрепил цементным раствором первый камень памятника». Документы и факты жизни так же свидетельствуют, что сам Геннадий Иванович Невельской во Владивостоке никогда не был. Позже, до Великой Октябрьской революции 1917 года, этот памятник выглядел так:
В 20-е – 30-е годы XX столетия многие памятники прошлых эпох канули в вечность, с другими произошли странные метаморфозы: произвольно изменялись атрибутика и символика – вместо державных двуглавых орлов появились красные звёзды, бюсты героев царской эпохи низвергались, их замещали пролетарские вожди с их учениями, изречениями и мифологией. Так выглядит памятник Г.И. Невельскому во Владивостоке на улице Светланской в наши дни:
Во Владивостоке мне довелось бывать ещё курсантом в 1955-56 годах во время стажировки, а с октября 1957-го до сентября 1968 года служил там на подводных лодках 19-й БПЛ на Малом Улиссе, приходилось многократно проходить или проезжать трамваем мимо этого памятника и любоваться ним.
Именем Невельского названы географические объекты, к примеру: Залив Невельского – находится у западного берега острова Сахалин, со стороны Татарского пролива. На берегу залива расположены порты Холмск и Невельск; Пролив Невельского – расположен между материком Евразия и островом Сахалин. Соединяет Татарский пролив с Амурским лиманом. Улица Невельского – есть во многих городах России, включая Владивосток, Хабаровск, Новосибирск и другие. Имя Невельского носят Морской государственный университет Владивостока и Мореходное училище Холмска. И ещё есть город его имени. Невельск – город и порт на Дальнем Востоке России, административный центр Невельского городского округа Сахалинской области. Расположен на юго-западном побережье острова Сахалин, на берегу залива Невельского Татарского пролива Японского моря, в 127 км от Южно-Сахалинска. В черте города протекают реки Ловецкая, Невельская и Казачка. В городе расположено Сахалинское мореходное училище, а в 1946 году открыта Невельская центральная районная библиотека.
Есть большой десантный корабль – один из наиболее боеспособных на Тихоокеанском флоте. Он выполнял боевые задачи, участвовал в учениях, представлял военно-морской флаг России в различных уголках Тихого океана. Накануне Дня Военно-морского флота 24 июля 2011 года в торжественной обстановке БДК (большой десантный корабль), который нёс службу под номером 98, получил новое наименование – «Адмирал Невельской».
А вот такой аэробус A320, произведенный Европейским Союзом, тоже носит имя Г.И.Невельского.
Это ближне-среднемагистральный пассажирский самолет. Кроме Г.И.Невельского, аэробусы А320 носят имена и многих других известных 25-ти россиян, в том числе знаменитых мореплавателей, композиторов, художников, артистов, учёных, космонавтов. Невольно возникает вопрос: а где же наши прославленные самолёты, достойные носить имена наших заслуженных соотечественников? Как бы там ни было, Родина своих героев не забывает. Иногда, правда, получается «сикось-накось», но осознаём свои промахи и, хоть и с опозданием, но иногда исправляем их. Кстати, тогда, к осени 1972 года, моя подводная лодка С-240 по итогам боевой и политической подготовки была на хорошем уровне. И практические торпедные стрельбы были успешными, и за поход в Охотское море Татарским проливом похвалили. А Командующий ТОФ, тогда ещё вице-адмирал, Смирнов Николай Иванович распорядился представить ему к концу октября фамилии отличившихся офицеров для поощрения в итоговом приказе по флоту к 7 ноября – Дню Великой Октябрьской революции. Где-то числа 20 октября, после очередного вечернего доклада командиров подводных лодок 90-й ОБПЛ контр-адмиралу Кандалинцеву Виталию Александровичу о выполнении суточного плана и получения соответствующих указаний на ближайшую перспективу, командир бригады распорядился: – Товарищи командиры, свободны! – заскрипели освобождаемые стулья, офицеры потянулись к выходу из кабинета. – А вы, товарищ Калинин, задержитесь! Мы остались в кабинете вдвоём. При всей своей требовательности, Виталий Александрович был исключительно добрым и справедливым начальником, контактным, доступным. Он умел находить подход к подчинённым, и всегда после общения с ним ощущалась его искренность. Даже после «разноса» за допущенные провинности. Я был готов ко всему. – Вот пришла разнарядка с флота на поощрения к празднику. Что бы ты хотел, какое поощрение? Благодарность в приказе? Грамоту? Или ценный подарок?
Адмирал флота Смирнов Н.И. Контр-адмирал Кандалинцев В.А.
Мои раздумья были недолгими: «Благодарность» – в карман не положишь, «Грамотой» – сыт не будешь, а «Ценный подарок» – вiзьмешь в руки - маешь вещь, как утверждают знатоки из ныне «незалежного» государства. И я соблазнился «Ценным подарком» – авось, бинокль дадут, на стенку повешу. Пусть народ завидует! Официальное подведение итогов в масштабе бригады проводилось в торжественной обстановке, в гарнизонном Доме офицеров. Приказом Командующего Тихоокеанским флотом мне торжественно вручили ценный подарок – маленький транзисторный радиоприёмник УКВ в кожаном чехле на ремешке. Брал только радиостанцию «Маяк». Дети были довольны. Да, забыл про калугу. Так вот, после похода Татарским проливом возвратились в родную базу, ошвартовались. Спускаюсь по трапу на пирс, а меня догоняет кок и окликает: – Товарищ командир, товарищ командир! Останавливаюсь, поворачиваюсь. – Вот, это вам! – и суёт мне в руки свёрток. – Что это? – Это от рыбы, которой вы угостили нас в море. А этот кусок мы сберегли для вас, угостите семью! – и вручил мне свёрток с калугой килограмма на три. Изготовленные женой рыбные деликатесы были очень вкусны. Только старший четырнадцатилетний сын, скривив рот, «выдавил» негодующе: – Опять эта рыба… – Ешь! – настаивала жена, – Больше никогда такой не попробуешь! Так и вышло...
Капитан 1 ранга в отставке Калентьев Владимир Ильич, ветеран Поисково-спасательной службы ЧФ
Вступив в должность помощника, через полгода командира СС-15, особое внимание обращал на организацию службы, сплочение офицерского состава, экипажа. Что такое служба в заводском ремонте, переоборудование корабля представлял. А тут ещё надо создавать и сплачивать новый экипаж. От бригады траления остались командир БЧ-5 Пономарев В., штурман Бородин, боцман Боголюбов, матросы, в основном, мотористы и сигнальщики, которые не подошли бригаде. От 409 дивизиона спасательных судов прислали старшего водолазного специалиста Нестеренко Г., фельдшера Урусова Л., старшину команды мотористов Рябинкина И., старшин команд водолазов Ивлева и Лейтранса, водолазов, такелажников. Через полгода пришли замполит Машек Н. и помощник Туровский Я. Становление офицерского и мичманского коллектива прошло успешно без эксцессов, иначе и не могло быть; каждый ответственный, грамотный, высокопрофессиональный специалист, душой болеющий за своё дело, изучал специфику аварийно-спасательной службы, водолазного дела, да и своей специальности осознанно, помогали и учились друг у друга. Нестеренко, Урусов, имея богатый опыт в водолазном деле, прошедшие горнило Великой Отечественной войны, объясняли особенности новой для нас службы. Не жалея времени и усилий, обучали старшин и матросов, прививали навыки и любовь к сложной и ответственной профессии «спасатель». Применительно к заводским условиям проводили занятия, тренировки. Уделяли не меньшее внимание досугу, спорту. Не умеющих плавать научили. Каждый познал шлюпочное дело. На всех спортивных соревнованиях, которые проводили по праздникам в дивизионе, большинство призов – наши. Шлюпка Туровского на всех флотских регатах представляла дивизион, ниже седьмого места не занимали. Это дало результаты. Экипаж сплотился в дружный коллектив. С выходом из завода начали осваивать и отрабатывать практические навыки. Задачу К-1 сдали успешно и вовремя. Элементы задач К-2 и К-3 отрабатывались педантично, не спеша, основательно. Практические навыки, совершенная морская практика, знания и опыт приобретались постоянными тренировками в море, на учениях. Признателен и благодарен командирам-наставникам: начальнику АСС ЧФ инженер-кап. 1 ранга Башуку Б.Г., главному инженеру АСС ЧФ инженер-полковнику Друкеру И.И., водолазному специалисту АСС ЧФ капитану 2 ранга Безжанову М.С., командиру 409 ОДАСС инженер-полковнику Павлову. Учили вдумчиво, настойчиво, последовательно. Спрашивали жёстко, расхлябанность не терпели. Интересно инженеры учили нас морской практике. Заключалась она в том, чтобы поставить корму корабля точно над местом работы водолаза. Становились на два якоря и бочку, или вместо бочки спасательный буксир, а также на две, три, четыре бочки, на них разворачивались по 90° и 180°. Впервые увидел, что швартовные кнехты перепиливаются стальными концами. Грамотные, опытные, высокие профессионалы, имеющие богатый боевой опыт, заботливые и чуткие к подчинённым, начальники не давали повод усомниться, что можно исполнять обязанности кое-как, выполнять указания спустя рукава. Инженер-полковник Друкер сам проводил занятия с командирами. Учил, как рассчитать остойчивость повреждённого корабля по документам непотопляемости, рассчитать быстро по формуле количество поступающей воды в отсек, какими средствами и методами её откачивать, как бороться с огнём. Привил навыки грамотным действиям по оказанию помощи аварийному кораблю. Жаль, с уходом Друкера в запас эти занятия прекратились. Скрупулёзно готовили и учили водолазов. Время не жалели. Нестеренко, Хильманчук настойчиво прививали навыки работы под водой на больших глубинах. Вдумчивая, кропотливая работа офицеров дала свои результаты. Успешно сдали задачи. Вступили в боевое ядро спасательного отряда. Первый урок вдумчивого отношения к водолазному делу и особенности службы в АСС преподал начальник АСС ВМФ контр-адмирал Чикер И.П.
В заводе на СС-15 впервые ставили трёхотсечные барокамеры. Июнь 1958 года, работы в разгаре. Вызывает комдив и сообщает: «В Севастополь прибыл Чикер, через два дня будет на СС-15. Готовься». Помня о том, что при инспектировании корабля высоким начальством особое внимание уделяется порядку, чистоте, опрятному внешнему виду, чёткости докладов, проинструктировал офицеров и старшин команд, к назначенному времени всё, что смогли, сделали. Прибыл Чикер, поздоровался с экипажем и сразу в мою каюту, переоделся в приготовленный по подсказке Башука комбинезон. По сигналу «корабль к смотру» пошли по кораблю. Начали с водолазов. Внимательно осмотрел барокамеры внутри и снаружи, осмотрел баллонный отсек, водолазные помещения, машинное отделение, мимоходом заглянул в кубрики, каюты, осмотрел наглядную агитацию. Меня поразил метод осмотра. По ходу задавал мне и офицерам вопросы по устройству, назначению, принципу действия того или иного механизма, но не в плане проверки знания, а можно ли усовершенствовать сделанное. А так как мы достаточно уделяли внимание поставляемой технике, то ответы были вполне грамотными. По окончании осмотра отметил опрятный внешний вид корабля, подчеркнул особо, что офицеры знающие и подготовленные, своим должностям вполне соответствуют. Потом Башук сказал, что основное для Чикера – знания и умение офицера исполнять обязанности, как спасателя. Он сам проводил проверки таким же методом. Еще один урок. Сдаём задачу К-3 в Балаклаве на «живой» ПЛ. Принимает задачу начальник АСС ЧФ Башук. Глубина небольшая, погода хорошая, отработанный экипаж выполняет вводные довольно споро. Очередной раз спускаюсь с мостика на ют. И – о ужас! Водолазы, стоящие на шланг-сигналах, курят. Это на зачётном-то учении! Соответствующее внушение сделал Нестеренко по окончании учения и разбора. Задача принята с хорошей оценкой. Башук приглашает меня в каюту и по-отечески журит. «Шашкой махать» на водолазов, тем более, когда они под водой, негоже. Связь водолаза под водой и стоящего на шланг-сигнале особая, интуитивная, замена не рекомендуется. Усвоил, но курение Нестеренко уже не допускал. Служба в АСС не прощает легкомысленного отношения, необоснованной самоуверенности. Идет учение Стран Варшавского Договора. 1962 год, мы в Болгарии, на рейде Балчик. Получаем указания, стоять будем семь дней. Разрешается зайти в Балчик, получить продукты. Зашли, получили свежие овощи, воду, провели экскурсию по городу. Закралась мысль, почему бы не провести спуски водолазов на 160 метров, тем более очередной срок отработки водолазов на исходе, по прибытии в Севастополь сразу придётся идти под Ялту дней на десять. Прогноз хороший. Добро получили. Утром вышли в район. Погода – штиль, течения нет. Стали на якорь, начали спуски на 150 метров. Водолазов с платформы не спускаем, так как на ней смонтирована «эпроновская выгородка» ПЛ. Третья пара – мичман Ивлев и матрос Васильков пошли наверх. Вдруг погода меняется. Подул ветерок «норд-ост», пошла волна. Решили поднимать водолазов по ускоренному режиму, глубина 100 метров. Время идёт очень медленно, а ветер всё крепчает, волна до трёх баллов. Амортизаторы СПУ водолазного колокола сжимаются до предела. Благо корму не водит, глубина 65 метров. Заводим водолазов в колокол. Завели, глубина 60 метров. Водолазы взялись на подвесы, отдраили иллюминаторы, отдали шланги, глубина 55 метров. Время выдержки растет. Ветер крепчает, волна захлестывает палубу. В этот момент у Василькова обрывается подвес и он вываливается в люк. Хорошо, что Ивлев успевает поймать левой рукой за его иллюминатор, а тот расставил локти и застрял. Быстро пошёл под воду страхующий водолаз, мичман Авраменко, опытный водолаз, более 2000 тысяч часов под водой. Но, не дойдя до отметки 40 метров, даёт сигнал «мне плохо». Срочно одеваем второго страхующего водолаза, ст. 1 ст. Мостового. Авраменко поднимаем наверх, в барокамеру. Волна и ветер играют не на шутку. Рывки колокола становятся всё чаще, как выдерживают амортизаторы и троса СПУ, не знаю. Спасибо Нестеренко П., который при приёмке от завода СПУ три раза менял пружины и троса, пока не подобрал эти. На юте обстановка напряжённая, но все действуют чётко, грамотно. Денисов и Хильманчук уверенно руководили действиями водолазов, такелажников. Урусов проверил камеру, подкорректировал выдержку. Беспокоил только врач Никитин. Приказал ему убраться, чтобы не мешал. Ивлев уже не кричит, умоляет быстрее страхующего, рука онемела, поменять не может, сам на подвесе, не согнуться. Через сколько времени уже не помню, Мостовой под водой, почти камнем «дошёл» до платформы. Удачно обрезал галоши у Василькова, подставил спину, помог тому окончательно залезть в колокол и закрыть крышку. Быстро подняли платформу с колоколом и Мостовым на палубу, завели в барокамеру. Вроде обошлось. Провёл маленький разбор: действия водолазов и такелажников чёткие, умелые, быстрые. Делалось всё молча. Поблагодарил команду. Впоследствии, Авраменко и Никитина убрал с корабля. Авторитет они себе подорвали. От Башука в Севастополе получил головомойку. Совсем не лишнее для спасателя, а водолаза особенно, не только знание, умение, но и смекалка. Проводится очередное зачётное учение 409 ОДАСС по подъёму затонувшей ПЛ в 60-метровом полигоне б. Казачья, положили подлодку (болванку) на грунт. В носу и корме у неё установили подъёмное устройство ШУ-200 и решили его испытать с фактическим креплением 400‑тонных понтонов. Все эпизоды и вводные согласно плану учения выполнены успешно. Заведены и закреплены на ЗПЛ все предусмотренные концы и остроплены 400-тонные понтоны. Руководил учением Ганенко, командир 409 ОДАСС. Принимал задачу Башук. Водолазы работали в носу СС-15, в корме СС-13. Командир – Никифор Балин. Продули понтоны, ЗПЛ благополучно всплыла, отбуксировали её в б. Стрелецкую, положили на грунт в районе Щитовой. И начали освобождать её от всего того, что завели в полигоне. Мы в носу, СС-13 в корме, работа спорилась. Мы даже по времени обгоняли СС-13 часа на два. Естественно, самодовольствия и зазнайства выше крыши. Осталось только отсоединить понтон от ШУ-200. И тут загвоздка, первый водолаз за 20 минут не справился, второй тоже никак не отпускает ШУ-200 понтон. СС-13 нас догнал, осталось только расстропить понтон. Пошёл у них Фёдор Кремляков и за десять минут понтон всплыл, мы, как говорится, в луже. Молча выслушали совет Кремлякова и по его рекомендации под незлобные подначки друзей СС-13 освободили понтон. Кремляков сообразил и сделал всё очень просто. Не рычагом сжимал пружины, захватывающие тарелки, чтобы они свободно открылись, а приспособил специально приготовленные штыри. Подставил их под тарелки, приспустил понтон, тарелки спокойно поднялись и освободили головку захвата. Понтон всплыл. Служба на СС-15 проходила успешно. Было всякое, но в основном удача сопутствовала нам. И не мудрено. Экипаж сплочённый, офицеры и мичманы исключительно ответственные, любящие и знающие своё дело. Замполит Машек Н., помощник Туровский Я., командир БЧ-5 Пономарев В., штурман Лежепёков В.Л., водолазные специалисты Нестеренко П., Хильманчук, Домарев, фельдшер Урусов, мичманы Рябинкин, Ивлев, Лейтранс, Крюков, Боголюбов, Махонин. Очень жаль, что не выдержал испытания морем Крюков И.И., интендант от бога, не укачивался, но не мог долго, более двух недель находиться в море. Ностальгия и тоска по берегу мучили его нещадно. До этого я не верил, что такое может быть. Действительно, не каждому дано ходить по морям. Подготовили и дали путёвку в жизнь флотскую замечательным людям – Бабенко, Кучерявому, Косареву, Крысине, Лихоманову. Командование отмечало наше старание, награждало не только «фитилями», но и ценными подарками, в основном часами. Объявили корабль одним из лучших на флоте. Награда отличившимся – бинокль, представлять на правительственные награды командование не решалось. Башук объяснил: надо присваивать очередные звания, а должностей нет. Да и мало ли что, лучше не рисковать, корреспонденты и проверки замучают. Продолжение следует ...