Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Производитель металлоконструкций пришел на помощь предприятиям ОПК

Производитель металлоконструкций пришел на помощь предприятиям ОПК

Поиск на сайте

Последние сообщения блогов

А.Н.Луцкий. ЗА ПРОЧНОСТЬ ПРОЧНОГО КОРПУСА (воспоминания и размышления подводника ветерана «холодной войны») 2-е издание, переработанное и дополненное. Санкт-Петербург 2010. Часть 8.

В тот год с этой задачей мне не повезло. Последними из экипажа, уже перед самым ужином, упражнение выполняем мы — я, Юра Павлов и Артоха. Помогая друг другу, облачились в легководолазные костюмы, зажгутовались, надели и включились в аппараты ИДА-51, в правой руке гаечный ключ. Задняя крышка ТА открыта. По команде инструктора лезем ползком в аппарат, первый Юра, за ним я, замыкает Артоха. Теснота! Аппарат под торпеду 533 мм. Мне тесно, а Артохе вообще впритирку! Один удар гаечным ключом инструктора по трубе ТА — вопрос: «Как себя чувствуете?». Отвечаем по очереди одним ударом ключа: «Чувствуем себя хорошо». Два удара инструктора: «Заполняю ТА водой». Отвечаем по очереди «Заполняй». Пошла вода... Резина костюма липнет к голому телу, чувствуется плотность воды, лучше слышится звук дыхания товарищей в дыхательные мешки ИДА... И вдруг дробь ударов ключом по трубе! Кому-то впереди плохо! Скрежет открываемой аварийно задней крышки ТА... Один за одним с потоком воды вылетаем из ТА! Куча мала! Получаю удар чьей-то ногой в пах! Мать-перемать инструктора... Выключились из ИДА, разбор... Оказывается Юра каким-то образом потерял загубник.
Лезем в торпедный аппарат по новой. Теперь первый Артоха, я за ним, Юра последний.
Продвигаюсь вперед, левая рука вытянута вперед... Касаюсь ноги Артохи — стоп! Ближе нельзя!



Изолирующий дыхательный аппарат ИДА-51.

Аппарат заполнен водой. Один удар: «Как себя чувствуете?». Отвечаем по очереди одним ударом. Три удара инструктора: «Сравниваю давление, открываю переднюю крышку!», репетуем тремя ударами... Скрежет, в трубе становится светлее (ясно — крышка медленно открывается)... Вдруг БАЦ! Получаю удар по голове, загубник вылетает, шлем съехал набок... Верчу башкой — пытаюсь поймать загубник и даю дробь ключом по трубе... Задняя крышка опять открыта, и теперь с большим потоком воды (ящик снаружи помните?) и с большим ускорением мы опять влетаем в отсек! Копчиком сильно ударяюсь о стальное ребро жесткости кормовой переборки, Артоха на мне. Кто-то еще стонет. Опять мать-перемать инструктора... «Все, хватит! Из-за вас без ужина останешься... Раздевайтесь! Черт с вами, зачет!». Пока раздеваемся, разбор.
Оказывается, Арнольд, когда дополз до передней крышки, сгруппировался, т. е. поджал ноги, чтобы быть готовым выползать, когда откроют переднюю крышку, но в момент открытия крышки свело ногу, и он ее резко вытянул, врезав мне по голове, а дальше все «на автомате». Хохма! Посмеялись и бегом на камбуз ужинать.

СНАЙПЕРСКИЙ ВЫСТРЕЛ...

Юра Павлов отличался еще одним качеством. Он страшно не любил проявлять инициативу в служебной деятельности, но исполнитель был пунктуальный. С этой его особенностью связана еще одна история, непреднамеренная. Наверно, это единственный в военно-морской практике случай. Впрочем, мы, т. е. торпедисты лодки, тогда все «прокололись».



Схема пневматического торпедного аппарата с системой беспузырной торпедной стрельбы:1 - розмах открывания передней крышки; 2 - предохранительный клапан; 3 - невозвратный клапан; 4 - боевой баллон; 5 - горловина установки хода торпеды; 6 - курковой зацеп; 7 - горловина над впускным и запирающим клапанами торпеды; 8 - задняя труба; 9 - передняя труба; 10 - торпеда; 11 - привод открывания передней крышки и волнорезного щита; 12 - труба системы осушения и вентиляции; 13 - передняя крышка; 14 - волнорезный щит; 15 - волнорезный щит в "утопленном" (боевом) положении; 16 - ординарный клапан.

Началось все с обычной операции по снятию волнорезных щитов верхних торпедных аппаратов. Перед ледоставом, чтобы не помять и предотвратить заклинку передних крышек ТА, их обычно снимают. Так сделали и мы в зиму 1957/1958 года. Одна беда, палец, которым через проушины соединялся щит с рычагом передней крышки правого ТА, никак не вышибался. И так, и сяк — все никак! Пальчик, надо вам сказать, диаметром порядка 50—60 мм и длина миллиметров 250—300, а сверху «шляпка» большего диаметра. Так что вышибать его надо было снизу вверх, снизу вверх... А он все никак! Уже ночь наступила, а утром выход в море. В бухте и на выходе из пролива Босфор Восточный лед. Что делать? Мичман Путов, старшина команды торпедистов, предложил «шляпку» спилить, палец продавить вниз домкратом. А что? Идея! Правда, на рычаге и сама крышка висит, этим же пальцем держится, но в закрытом положении рычаг прижимает, плюс забортное давление.., а торпедные стрельбы только весной, палец восстановим. Командир утвердил, так и сделали. В море сходили, вернулись, пальцы, на всякий случай два, заказал в мехмастерской. А через некоторое время ушел в отпуск. Перед отпуском, учитывая означенную выше особенность Павлова, накатал ему на рулонной бумаге от самописца целую грамоту, пунктиков на шестьдесят с гаком. Где-то посрединке пунктик: «Не забыть про пальцы. Взять из мехмастерской».



Возвратившись из отпуска, а отпуска были длинными, с учетом проезда на Запад по железной дороге — месяца два, проверяю. Почти все выполнено, злополучный пунктик в том числе, но он затерялся среди многих зачеркнутых строк, так как основное внимание уделил несделанному... Время идет, ходим в море, стреляем... Все в норме. Волнорезные щиты ставить не торопимся, предстоит докование, там поставим. Но док все оттягивают и оттягивают. И вот очередная торпедная стрельба на флотских учениях. В море развернули несколько лодок. Мы в последней позиции. Корабль-цель, эсминец, маневрирует в заданной полосе оперативным и противолодочным зигзагом. Береговой командный пункт радиокомандами смещает позиции, а в них подводные лодки, на выявленный разведкой курс «противника».
Ведем поиск «противника» в своей позиции в подводном положении под перископом. Из-под воды «торчат», кроме перископов, радиоантенна и поисковый радиолокационный приемник. Радисты периодически принимают радиограммы с командами на смещение подводных лодок, развернутых в других позициях. Одна получила команду, вторая.., третья.., а нам все нет. Забыли, что ли?..
За обедом в кают-компании только и разговоры о том, что нас забыли. Всем уже давали по несколько команд на смещение, а нам все нет. После обеда мне заступать на вахту. Поднимаюсь из-за стола, и черт меня дернул брякнуть:
— Вот сейчас встану к перископу, и будет атака.
— Да, сейчас... Все уже, время прошло, «он» уже должен был проскочить! Прошляпили операторы!
— Поживем — увидим... Товарищ командир, предлагаю лечь на курс для выхода на внешнюю кромку позиции, судя по радиограммам, «он» идет все-таки южнее нас.
— Хорошо, ложись и ход увеличь до среднего. Атаки для нас, наверно, уже не будет, всплывем, зарядимся.
Встал в боевой рубке к перископу. От среднего хода перископ сильно вибрирует. День ясный, безоблачный, солнце почти в зените. Море 1-2 балла, горизонт виден нечетко, от прогретой солнцем поверхности моря раздваивается. Примерно через полчаса на курсовом 40" левого борта замечаю размытые световой рефракцией верхние конструкции фок-мачты эсминца. Секунду-другую соображаю: мираж или действительно вижу? Так, яснее становится видна радиолокационная антенна... Точно «он»! Хотя акустики цель не слышат. Лето, рефракция звуковых лучей отрицательная... Надо сближаться.
— Центральный, доложить командиру «вижу цель»!



Эсминец «Дальневосточный комсомолец пр.56. Корабль ошибочно изображен художником с РБУ-6000, как на ЭМ «Московский комсомолец» пр.56-ПЛО (см.ниже), хотя он на самом деле модернизации не подвергался.

Через минуту запрашиваю:
— Ну что?
— Доложено. Да, он тут, в «заведении»...
— Ясно. А что говорит?
— Говорит «действуй».
— Ясно. Боевая тревога! Торпедная атака! Торпедный аппарат №... к выстрелу приготовить! Опустить выдвижные! Оба мотора вперед полный!
Надо торопиться, курсовой цели на глаз большой, видимо, мы находимся у границы критического курсового угла, можем не достать. Наконец, в центральном и командир, и старпом поверили, что это не розыгрыш(!). Разворачивается весь расчет ГКП... Бегу к себе в первый отсек. Пробегая второй, слышу доклад мичмана Путова: «Центральный, торпедный аппарат №... к выстрелу готов». Я в отсеке, тут уже напряженная тишина, все на своих местах.
— Ну, как тут?
— Все нормально. Только вот квадрат на клапане выравнивания давления с забортным сорвался...
— Ну?..
— Открытием передней крышки вручную потихоньку сравняли...
— На глубине-то?!
— Ничего... Нормально... Гидравликой дожали!
— Надо было сравнять через цистерну кольцевого зазора.
— Все нормально, командир...



Вот и команда: «Аппарат — товсь!», контрольный замер, отсчет «Омеги»... И, наконец, «Аппарат — ПЛИ!» Торпеда вышла.
Всплыли. При торпедных стрельбах после всплытия первая забота подводников — где торпеда? Продулась или нет, видит ли ее корабль-цель или торпедолов? Если не видят, то все «присутствующие» включаются в поиск. Вопросов эсминцу задавать не пришлось, только вышли на радиосвязь с ним по ЗАС, командир эсминца с использованием ненормативной лексики «накатил» на нас. Оказывается, торпеда шла почти по поверхности ему точно в правый борт под первую трубу! Торпеду наблюдатели заметили достаточно поздно, и эсминец еле-еле увернулся, развив самый полный ход. Торпеда пересекла под кормой кильватерный след, выдала фонтан, и наблюдатели потеряли ее из вида, так как эсминец хотя и застопорил ход, но по инерции прошел еще пять-шесть кабельтовых. Большой катер-торпедолов, который шел с левого борта эсминца тоже 18-узловым ходом, изображая заодно охранение, торпеду не видел. Потеря торпеды — ЧП!
Эсминец, лодка, катер-торпедолов построились в строй фронта и начали длительный поиск торпеды в огромном квадрате вдоль и поперек. Через некоторое время прилетел американский патрульный противолодочный самолет «Нептун», легко понял, чем мы занимаемся, точно по «коробочке» несколько раз облетел район поиска, подлетел на бреющем к нам, прошел вдоль борта чуть выше нашей рубки. Через фонарь хорошо было видно загорелое лицо летчика. Он отрицательно покачал головой, развел руками, мол, все осмотрел, «ее» нет. Да и нам давно было ясно, что торпеда утонула, но уж таковы требования инструкции по поиску утерянной торпеды, пока дважды не покроешь район поисковыми галсами — ищи. В конце концов донесли на КП флота о безуспешных результатах поиска, получили команду возвращаться в базу. Да, но почему-то не в родную бухту Улисс, а в залив Стрелок, в пункт базирования другой бригады нашей эскадры подводных лодок. Это был сюрприз! Оказывается, прямо с моря идем в док, докование в точке маневренного противоатомного рассредоточения в плавдоке в бухте Чажма. Вот так клюква! А у нас с собой, мягко говоря, только зубная щетка! Ни смены белья, ни... Да что там о себе... При уходе в док с собой надо тащить целый аттестат различных видов снабжения, шхиперского, технического и т. п. Волнорезные щиты торпедных аппаратов — и те на стенке в Улиссе! Перед выходом в море об этой перспективе никто ни гу-гу... Вклад технического у правления в общий замысел учения?!



Залив Стрелок.

Но об этом потом, а пока надо разобраться с вероятной причиной ненормального хода торпеды и ее потопления. На борту присутствовал флагманский минер эскадры. Он уже начал писать акт с обоснованием причин: во-первых, обрыв тяги золотничка рулевой машинки горизонтальных рулей... и т. д., а потому ход по поверхности, во-вторых, не сработала нормально система продувания ПЗО (практическое зарядное отделение), а потому не допродулась... и утонула! А атака успешна! Еще бы, точно в борт с предельной дистанции! Так всегда стрелял Калашников, не подводить же его!
Да, но почему не осушается торпедный аппарат? Пока производили поиск торпеды я был на мостике, стоял вахтенным офицером, и несколько раз об этом запрашивал первый отсек.
Мичман Путов давал уклончивые ответы: сначала «Осушаем...», потом «Еще не осушили...», потом «Не осушается.., наверно, уплотняющая резинка передней крышки задралась.., давно в доке не были и т. п.». Ладно, разберемся.
Пришли в залив Стрелок, ошвартовались кормой к берегу для выгрузки кормовых торпед береговой лебедкой. Командир с флагмином ушли в штаб «докладать». Сошли на пирс, иду смотреть, что мешает закрыть переднюю крышку... Ба... Крышки нет!.. На мостике замечаю Павлова, мичман Путов тоже уже спешит по сходне, смотрит в мою сторону...
— Павлов! Где пальцы?..
— ..?
Путов уже рядом. Потерянно смотрит в нишу торпедного аппарата...
— Путов, где пальцы? Молчит. Наконец, отвечает:
— В отсеке. В бортовом рундуке, еще зимой заложил, когда готовы были...
Теперь ясно, почему же торпеда шла по поверхности и утонула: удар при выстреле о крышку, смяла и пробила снизу оживальную часть ПЗО. Сорвался с места, бегу в штаб. Надо предупредить командира и флагмина, иначе сделают ложный доклад. Поздно, идут уже навстречу. Дело было громкое... «Фитиль» от комфлота! Вытаскивали два года! Еще бы — выстрел снайперский, но... передней крышкой!



Да, вот бы во фразе того злополучного «пунктика» добавить: «...и поставить на место». Тогда бы «пунктик» не был бы вычеркнут!.. Но в истории сослагательных наклонений нет! Итак, кого винить?.. Себя!

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

«В морях твои дороги». И.Г.Всеволожский. КУРСАНТЫ. В МОРЯХ ТВОИ ДОРОГИ. Часть 15.

«В войну с белофиннами здесь была уничтожена первая мина». Рисунок: взрывается мина... Короткий рассказ: «Мы вышли к финскому побережью. Мы знали, что мины расставлены белофиннами не в шахматном порядке, а причудливым узором. Наш корабль упорно искал первую мину. Стихли шутки и разговоры. Ведь мы все были молоды и ни разу не плавали на минных полях. Крак! Раздался характерный звук. С непривычки можно было подумать, что кто-то стукнул в киль корабля. От оглушительного взрыва задребезжала в каютах посуда...»
«После финской войны очищали воды Балтики от минных полей». «Сенявин» непрестанно ходил над смертью и спасал от гибели корабли...
22 июня 1941 года в «Истории» записана матросская клятва:
«В грядущих боях не посрамим чести своего корабля, драться будем с врагом, не щадя своей крови и жизни».
Моряки не бросали своих слов на ветер. Старшина-художник Лутохин зарисовал бой «Сенявина» с тремя самолетами. Потом — бой с подводной лодкой врага, конвой транспортов. Спасение людей с потопленного вражеской авиацией транспорта; подпись: «Погода была свежая, ветер достигал восьми баллов. Вдруг сильный взрыв за кормой подбросил корабль. Мина! Корабль наш уцелел и дошел до места... Сто пятьдесят две человеческие жизни спасли «сенявинцы» в этот день». Сто пятьдесят две человеческие жизни! С какой благодарностью эти люди, их матери, жены и дети вспоминают и теперь отважных «сенявинцев»!



«Поход на Ханко». В те дни поход в осажденный Гангут был героическим подвигом. «Переход Таллин — Кронштадт». Это был переход, где на каждом шагу корабли сторожила смерть; «юнкерсы» бомбили их непрерывно. Далее была описана история гибели корабля и его воскрешение. «Восстановленный корабль снова идет на траление». И, наконец, боевые будни: «После победы над Гитлером — расчищаем морские пути».
Под рисунками — короткие, лаконичные рассказы, маленькие трагедии: «Однажды мы вдруг не смогли сдвинуться с места. Напрасно давали самый полный. Стояли на месте. Тогда машины прекратили работу. Стали осторожно вытягивать трал. Под кормой обнаружили мину».
«На винт намотался трос. Краснофлотец Стороженко спустился в ледяную воду и пробыл в ней час. Он освободил винт».
«Мину выбросило на берег, в рабочий поселок. Мы ее уничтожили».
— А кто же напишет портреты классных специалистов? — показал я на пустое место под законченной Костылевым подписью. — Кок не умеет, вы говорите?
Бочкарев похлопал меня по плечу:
— Ну, разумеется, вы!
Так я сразу вошел в коллектив «Сенявина».

* * *

Славные ребята, с которыми мне удалось подружиться, гордились тем, что их корабль носит имя прославленного русского адмирала. И портрет Дмитрия Николаевича Сенявина в адмиральских эполетах висел на почетном месте.
Боцман Костылев, очевидно польщенный тем, что я написал его портрет (кстати, очень удавшийся), взял надо мной шефство и начал знакомить с маленьким кораблем.
Я стал прилежным учеником, а Костылев — терпеливым учителем. Я не стеснялся задавать ему десятки вопросов и шаг за шагом осваивал и технику, и оружие, и топливную систему. Я изучал средства борьбы за живучесть и вскоре знал, как свои пять пальцев, все входы и выходы на корабле, сам быстро и ловко задраивал люки, горловины и двери.
Костылев был участником многих боев — об этом говорили ленточки полученных им орденов и медалей. Он рассказывал, что, демобилизовавшись после войны и уехав на родину, никак не мог к сухопутью привыкнуть и, добившись возвращения на флот, вернулся на свой корабль. Никого из прежних товарищей он не застал и стал воспитывать молодежь.



Тральщик типа "Фугас" - подготовка к постановке тралов. Е.А.Халдей.

Боевая работа тральщиков продолжается и после войны. «Сенявин», как и другие корабли его типа, все время бороздил море, постоянно подвергался опасности.
Костылев был отличным минером, — специальность, требующая больших знаний. Он рассказывал молодежи, что первая в мире мина была изобретена русскими учеными. Он учил, как бороться с минами контактными, гальваноударными, ударно-механическими, антенными, которые взрываются, едва корабль днищем коснется антенны, рассказывал о магнитных, акустических и магнитно-акустических минах, которые взрываются под действием звуковых волн. О минах, подобно медузам, плавающих в глубине и подстерегающих свою жертву. Чтобы бороться с ними, существовали и сам Костылев, и матросы-минеры, и «Сенявин». Насчет последней, уничтоженной «Сенявиным» мины у Костылева было особое мнение: он сильно подозревал, что мина попала в рыбачью сеть неспроста: «уж больно новехонький у нее был, знаете, вид». И боцман крепким морским словечком поминал соседей.
Помня совет Бочкарева, я не стеснялся: спрашивал. И Костылев и матросы охотно отвечали. Каждый знакомил со своим хозяйством. Матросы недолго служили на флоте, но уже стали настоящими моряками. И когда они говорили другим — «мы — «сенявинцы», — это не казалось хвастовством: корабль был на отличном счету.
Через несколько дней после прихода моего на «Сенявин» мы вышли в море. Видимость была плохая, небо затянулось серым» тучами, все слилось в один непрерывный, сплошной серый тон. Сильно качало. И тем не менее я чувствовал себя великолепно: наконец-то я стою на мостике боевого корабля рядом с командиром, и жизнерадостный помощник его лейтенант Щенников посвящает меня во все тайны своего искусства. Меня удивило, что ни одного матроса не укачало.
— Тренируем голубчиков, приучаем их к морю, — ответил весело Щенников.
Я наблюдал за работой матросов. Вот рулевой Сальников — он исполняет приказы со скоростью и точностью автомата. Он сросся со штурвалом — не оторвет никакая качка. Но он не автомат. Я знал, что он говорун и веселый малый, от рассказов которого его товарищи покатываются со смеху. А сигнальщики Сиротеев и Шаликов, всматривающиеся в серую, все сгущающуюся мглу, — само внимание, сама устремленность вперед. Они — глаза корабля... Один из них — Сиротеев докладывает, что видит судно.
Я ничего не вижу, но командир уже отдает приказание, рулевой перекладывает руль — и вскоре мимо нас проползает огромная черная тень...
— Благодарю за отличное несение вахты, — четко, разделяя слова, говорит Бочкарев сигнальщику.



Когда мы возвращались в порт, я высказал свое восхищение рулевым и сигнальщиком.
— Э-э, батенька, с ними надо пуд соли съесть, чтобы моряками их сделать. Вот вы, скажем, нахимовец, сын моряка, с детства дружите с морем, а я, скажем, с детства Гончаровым и Станюковичем увлекался в своей Костроме. А вот они пришли все по призыву, — он кивнул на сигнальщиков, всматривавшихся в наступавшую мглу, и отдал приказ рулевому, получив четкий ответ: «Есть, так держать», — и, скажем, ни Сиротеев, ни Сальников не только с детства — до самого призыва моря не видели. И «Фрегат Палладу» никто из них не читал, а может быть, даже и Новикова-Прибоя. Вот вы море любите, вижу...
— Больше жизни!
— Ну, и я тоже. Да и как его не любить! Оно ж тебя делает другим человеком. Слюнтяю, слабенышу — в море не место. Зазеваешься, оно тебя — раз по морде! Не зевай!.. Слюнтяй и отступит, а сильный духом обидится, скажет: «Нет, врешь! Ты — меня, я — тебя, кто кого, поглядим. Ах, ты так? А я — этак! Штормишь? Ну, шторми! Кораблишко мой маленький, захлестнуть его хочешь? Нет, шалишь, не пройдет! И проведу я его, и доведу куда надо». Настоящий моряк и зол на море — а влюблен в него. Глядишь — и море его полюбит. Вот и стоит передо мной, перед вами задача: заставить людей полюбить море так же, как любим мы сами; сумеете — честь вам и хвала. Слова такие подыскивать надо, чтобы хватали за сердце. Ну, проникновенные или как там они называются... А не сделаем не моряков моряками — надо нас с вами гнать с флота.
— Но вы-то, я вижу, сделали своих моряками.
— Тружусь. Тружусь, батенька, служат...
Разговор наш продолжался в кают-компании за ужином, когда мы ошвартовались у пирса.
— Специальность не выбрали? — спросил он, попивая чай под оранжевым абажуром.
— Да пока еще — нет.
— Идите на малые корабли.



Я знал, что каждый хвалит свое. Штурман обязательно скажет, что лучше специальности штурмана нет на флоте. Минер будет агитировать за свою, артиллерист вспомнит, что артиллерия «бог войны»; мой отец признает только торпедные катера, а подводник всегда убеждает, что самая прекрасная жизнь под водой.
Но Бочкарев повторил убежденно:
— Идите на малые корабли, Рындин! Здесь вы должны знать все без исключения. Вы должны быть и штурманом, и артиллеристом, и первоклассным минером, и политработником, и хозяйственником. Трудновато? А вы что, боитесь трудностей? Я, например, счастлив. Да, я, Рындин, счастлив, — повторил он. — Не примите за хвастовство, но я могу заменить любого специалиста на моем корабле. А это значит — я могу любого проверить. И каждый матрос, старшина — вот здесь у меня, на ладони. Я знаю их всех. Я знаю, кто их отцы, матери и невесты. Теперь они идут ко мне со всеми своими горестями и со всяческими заботами. Я им на корабле — отец. А этого достигнуть нелегко. Другой офицер, бывает, ищет популярности легкой — и попадает впросак. Знаете, что за страшное зло на корабле — панибратство? Это похуже чумы. Вот я играю с ними в «козла»; но и играя в «козла», батенька, будь командиром. (Я с первых же дней пребывания на «Сенявине» заметил — Бочкарев всегда и повсюду был командиром.) Люби их — они это хорошо чувствуют, спрашивай строго с них — не обидятся, тоже поймут. Вот и вы — поживете с ними — поймете, что может чувствовать командир такого, как мой, корабля. Он да люди мои — все чем я живу. Они — семья моя. Я ведь с прошлой летней кампании — бессемейный... — Он нахмурился. — Жена красива была, да глупа. Актер один на декламацию взял. Все стихи ей читал, да романсы пел — соблазнилась. Теперь они в Ашхабаде. А денег у меня просит, — усмехнулся с горечью Бочкарев. — Считаю: в семейной жизни — не повезло. Отец с матерью тридцать пять лет живет и доволен, не кается. А я вот...
Он поднялся из-за стола и пошел в кубрик посмотреть, как спят люди. Я отправился к себе, вынул из ящика портрет Антонины. Ее ясные глаза улыбались. «Нет, ты всегда будешь со мной, Антонина, всю жизнь, и никто нас не разлучит — никогда!» Взглянул на портрет матери. Иногда мне казалось, что я вернусь в Ленинград, приду на Кировский, и мать выбежит на звонок и воскликнет радостно: «Наконец-то!» Но тут вспоминался холмик на кладбище, засыпанный сухими кленовыми листьями... Нет, никогда я ее не увижу!



Зато Антонина была всегда и повсюду со мной... Она улыбалась мне с переборки каюты. Я находил ее письма в почтовых отделениях балтийских портов.
Она прислала мне книгу Шалвы Христофоровича — эта книга с первой до последней строчки была записана со слов деда ею. Антонина писала о своих радостях, а радостей у нее было много. Она училась отлично. Были и горести: «Отец хоть и любит меня, — писала она, — от меня отдалился. У него своя личная жизнь, не очень удачная, кажется. Недаром он все чаще стал вспоминать мою бедную маму. Я живу твоей жизнью...» Моей жизнью! Моя жизнь, Антонина, — в море!
И ночью, лежа на койке, я часто задумывался о будущем. О том, как мы будем жить вместе, о наших друзьях. Лучшим нашим другом будет, разумеется, Фрол. Он тоже в море сейчас, на широкой дороге, которую проложили отцы наши и деды через грозные бури. Отныне ведь в море — наш дом. Я думал о том, что, закончив училище, приду лейтенантом на такой же славный корабль, как «Сенявин», — и засыпал под мерный плеск волн...

* * *

Практика на «Сенявине» была для меня школой плавания на боевом корабле. Теперь я по-настоящему понял, какую ответственность несут люди, служащие на этих маленьких кораблях.
Под руководством Щенникова, маленького, юркого штурмана, я прокладывал на карте путь корабля.
Мне нравился этот скромный, с серьезным лицом лейтенант, влюбленный в свои карты, инструменты, в свое дело.
— Быть штурманом на тральщике, — говорил он, — ответственно и почетно. Ведь по прокладкам штурмана пойдут корабли... Когда встречаешь врага над водой, слышишь грохот его орудий. Когда подводная лодка выпускает торпеду — видишь ее пенистый след, — продолжал он. — Но мина обычно, подстерегая корабль, сама остается невидимой. Корабль скользит по тихому, гладкому морю. Вокруг не видно опасности. И вдруг все с грохотом летит вверх в огненном смерче: люди, обломки мачт, клочья железа и стали... От мины взрываются корабли водоизмещением в пять тонн и в тридцать тысяч тонн. Море успокаивается, вокруг — тишина, а корабля больше нет...
Щенников рассказывал о «полях смерти» — минных полях, где в хитроумном порядке расставлены мины на сотни миль. О том, как тральщики после войны расчищали морские фарватеры, методично и аккуратно, шаг за шагом «утюжили» море. Недаром их прозвище: «пахари моря».



Герой Советского Союза Ф.Е.Пахольчук — один из самоотверженных «пахарей моря», очищавших воды Балтики от вражеских мин.

— Говорят, что служба на тральщиках — самая опасная и рискованная из всех, — говорил Щенников. — В первые дни моей службы на тральщиках меня удивляло, что люди во время траления кажутся совершенно спокойными, что свободные от вахты занимаются самыми будничными делами: учатся, читают газеты, выпускают боевые листки. Мне не по себе становилось, когда мины взрывались в тралах, люди валились с ног, а тральщик заливало водой. Но ко всему привыкаешь... Надеюсь, привыкнете, Рындин, и вы. Я люблю свой «Сенявин» и никуда не уйду с него, — сказал маленький штурман так хорошо и душевно, что полюбился мне еще больше. — Что может быть лучше — служить человечеству, нести ответственность за полную безопасность морских дорог?!
Я вскоре вспомнил его слова: «служить человечеству». «Сенявин» получил приказ помочь рыбакам. Мина запуталась в рыбачью сеть. Рыбаки ждали нас в море. Огромная сеть была достоянием колхоза. Полным ходом «Сенявин» пошел к указанному в приказе месту. День был пасмурный, серый, светло-серая вода скользила мимо бортов. Вскоре вдали показалась рыболовная шхуна, покачивавшаяся на легкой волне. Мы подошли к ней. Крепко сколоченный человек с лицом, словно выточенным из коричневого камня, с короткой трубкой в зубах, легко перескочил на борт «Сенявина».
— Мина попала в сеть, черт возьми (получилось у него «шерт возьми»), — оказал он. — А сеть больших денег стоит. А, знакомый товарищ, — лицо рыбака расплылось в улыбку, — он узнал Бочкарева. — Теперь я спокоен, наша сеть спасена. Когда выбросило мину весной у нас к самым домам — пришел ваш корабль, и минеры взорвали ее, шерт возьми! Герман Саар, председатель, — отрекомендовался он, протягивая всем большую, темную, заскорузлую руку. — Пауль Мяги и Микхель Таммару, — показал председатель на рыбаков, стоявших на борту шхуны, в зюйдвестках, в высоких сапогах и в коротких куртках. — Пауль был командиром противотанковой батареи Эстонского корпуса, а Микхель Таммару — пулеметчиком. Они первые в округе вышли в море ставить мережи длиной более четверти километра! Об этом раньше мы и мечтать не смели... А старику Сеппу — семьдесят три года, а выполняет две с половиной нормы. Лучше Яна не знаю ловца красной рыбы на всем побережье! Мастер своего дела! И представьте, в семьдесят три года взял да послал к шерту все приметы: выходит в море и в пятницу, и тринадцатого числа, и ставит сети в местах, издавна считавшихся проклятыми...



Эстонские артиллеристы в боях под Невелем. Ноябрь 1943 г. - Эстонские формирования в Красной армии в 1940 – 1945 гг.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Командир первопроходец

Первый командир первого отечественного атомного надводного военного корабля – тяжелого атомного ракетного крейсера ТАРКР проекта 1144 «КИРОВ», контр адмирал Александр Сергеевич Ковальчук хорошо известен военным морякам. В Советские времена, люди имевшие отношение к новым видам вооружения и техники были в тени завесы секретности. По этому, граждане нашей Родины об этом героическом военном моряке, который вписал новую яркую страницу в историю военно-морского флота, почти ни чего не знают. 8 апреля 2013 года Александру Сергеевичу исполнилось 75 лет. Родился он 8 апреля 1938 года в Амур-Нижнеднепровском районе города Днепропетровска. Отец был редактором местной газеты, мать домохозяйкой, воспитывала сына и дочь. Жили на съемной квартире в частном доме на улице Железнодорожной. С детских лет Александру уже были свойственны целеустремленность, настойчивость и ответственное отношение к делу. В школьные годы он увлекался спортом: футболом, волейболом и греблей. Путешествуя по Днепру на байдарках, у него зародилась мечта, стать военным моряком. В 1955 году Александр Ковальчук, окончив с золотой медалью среднюю школу № 8 города Днепропетровска, поступил в Высшее Военно-морское орденов Ленина и Ушакова училище им. М. В. Фрунзе по специальности – корабельный артиллерист. Старейшее в России военно-морское училище – колыбель отечественного флота, до революции называлось Морским Корпусом. Здесь сохранились дух истории российского флота, его традиции, ритуалы и порядок. Курсант А. Ковальчук старательно и успешно осваивал навигацкие и артиллерийские науки, изучал премудрые корабельные названия, астрономию, устройство корабля, борьбу за живучесть, морскую практику, тактику и историю флота. Постигал воинские уставы, особенности военной и корабельной службы. Проходя практику на военных кораблях, он понял, что самыми перспективными, активно развивающимися флотами были Северный и Тихоокеанский. В 1959 году по окончании училища был назначен на Северный флот в 170 бригаду надводных кораблей помощником командира батареи главного калибра эсминца «Московский Комсомолец». В этой должности он в совершенстве овладевает артиллерийским делом и становится одним из лучших специалистов по артиллерии главного калибра на бригаде. С 1961 по 1962 годы служит на эсминце «Находчивый» в должности командира зенитной батареи, где блестяще выполняет все зенитные стрельбы. В 1964 году Ковальчук вновь возвращается на свой первый корабль эсминец «Московский Комсомолец» командиром БЧ-2 и становится самым опытным артиллеристом бригады. Командование соединения привлекало его для подготовки артиллерийских расчетов, назначенных для состязательных стрельб, все они были выполнены успешно. Командир 170 бригады капитан 1 ранга Е.И.Волобуев, артиллерист по образованию, обратил внимание на молодого офицера, его высокую профессиональную подготовку и отличное исполнение обязанности вахтенного офицера на ходу. Однажды кораблю была поставлена задача, выйти в море к Новой земле с Главнокомандующим военно-морским флотом, адмиралом флота Советского Союза Сергеем Георгиевичем Горшковым. Поход был сложным и ответственным. Присутствие главкома с московской «свитой» всегда вызывало напряжение в экипаже. Моряки хорошо знали жесткую, принципиальную требовательность С.Г. Горшкова к боевой готовности, профессиональной подготовке и порядку на кораблях. Вахтенный офицер А.С. Ковальчук, отстояв на мостике ходовую вахту, сменился и убыл отдыхать. Через двадцать минут его разбудил рассыльный и вызвал на ходовой мостик. Выяснилось, что главком отстранил от вахты вновь заступившего вахтенного офицера за незнание навигационной обстановки. Пришлось, хорошо подготовленному Александру Сергеевичу, спасать честь корабля и без отдыха вновь заступить на ночную вахту. Около 2-х часов ночи Ковальчук услышал тихие шаркающие шаги - главком поднялся на ходовой мостик. Четко и уверенно он доложил главкому координаты, курс, скорость корабля и обстановку по маршруту следования. С.Г. Горшков задал несколько контрольных вопросов по району плавания и местным ориентирам. Докладом А. Ковальчука, главком был удовлетворен. Корабль посетил Новую Землю, бухту Маточкин Шар, успешно выполнив поход, а главком запомнил старательного вахтенного офицера.

После похода комбриг Е.И. Волобуев порекомендовал Ковальчуку продолжить дальнейшую службу по командной линии. На эсминце «Бывалый» была специально открыта должность помощника командира корабля. На нее он был назначен в конце 1966 года и через год стал старшим помощником командира. Александру Сергеевичу повезло, командиром эсминца был капитан 2 ранга В.Г.Сахаров, прекрасный организатор и опытный моряк. Ковальчук научился у него нестандартным приемам управления экипажем - с минимальными затратами времени и сил, добиваться высоких результатов в организации корабельной службы и боевой подготовке. Закончив в 1970 году командный курс высших офицерских классов, он получает назначение старшим помощником командира на большой противолодочный корабль проекта 1134-А «Адмирал Макаров», который строился на заводе им. Жданова в Ленинграде. С1970 по 1973 год Александр Сергеевич осваивает совершенно новый тип корабля и новое оружие. В 1973 году его назначают командиром ракетного крейсера «Адмирал Зозуля», находившимся в ремонте на заводе поселка Роста. Тяжелые заботы легли на плечи начинающего командира. Завод не отличался качеством ремонта, корабль требовал тщательного ухода. Ковальчук сумел организовать и поднять экипаж на восстановление корабля и проделал титаническую работу, чтобы подготовить его к плаванию в жестких условиях Севера. Через полгода экипаж доверял своему командиру безоговорочно.

Опытный моряк, неутомимый труженик, заряжал своих подчиненных и сослуживцев любовью к профессии, уважением к традициям флота, стремлением к безукоризненному порядку на корабле.

На крейсере «Адмирал Зозуля» у Александра Сергеевича наметились два направления в работе, которых он придерживался всю службу. Первое - детальное изучение особенностей и возможностей каждого подчиненного, индивидуальный подход к их воспитанию и обучению. Второе - глубокое освоение корабля, оружия и технических средств. Познавая корабль, обучая людей, энергично и неутомимо организуя труд подчиненных, он закладывал основу будущих успехов корабля в море.

В 1975 году с 1 июня по 1 декабря отряд кораблей в составе РКР «Адмирал Зозуля», БПК «Адмирал Исаков» и «Огневой» под командованием начальника штаба 7-й ОПЭСК капитана 1 ранга П.П.Гусева провел боевую службу в Средиземном море и Центральной Атлантике. В длительном океанском плавании экипаж корабля успешно справился с задачами боевой службы. По итогам 1976 года РКР «Адмирал Зозуля» получил приз Командующего СФ как лучший корабль по ракетной подготовке. В том же году корабль в составе КУГ бригады БПК «Маршал Тимошенко» и «Смышленый» завоевал приз ГК ВМФ по ПВО. Так РКР «Адмирал Зозуля», ведомый своим командиром, поднимался к вершинам боевого мастерства. Усердие командира и высокая выучка экипажа получили признание и высокую оценку у командования. Флотские коммунисты избрали капитана 2 ранга Александра Сергеевича Ковальчука делегатом XXV съезда КПСС. А.С. Ковальчук вспоминает: "На 25 съезде партии Командующий Северным флотом адмирал флота Г.М. Егоров представил меня главкому, который в беседе со мной вспомнил о совместном походе в Маточкин шар и к Новой Земле. Офицеры, которым приходилось встречаться с главнокомандующим, знают его феноменальную память на лица, события и фамилии. Главком Сергей Георгиевич Горшков помнил меня еще вахтенным офицером. "В 1977 году Александра Сергеевича вызвали на Военный совет Северного флота для рассмотрения на должность начальника штаба бригады ракетный кораблей. Открывалась хорошая перспектива командовать соединением кораблей. Командующий флотом Г.М. Егоров объявил, что главком хочет видеть А.С. Ковальчука командиром головного тяжелого атомного ракетного крейсера. Александр Сергеевич дал согласие на это назначение. понимая важность возлагаемой на него задачи государственного масштаба и, ставя интересы флота выше интересов продвижения по служебной лестнице. Ему выпала честь быть первым командиром нового типа надводного военного корабля с атомной энергетической установкой. Ни на отечественном флоте, ни за рубежом не было равного по мощности вооружения и мореходным качествам корабля. Этот уникальный ракетный крейсер не имел ограничений в дальности и продолжительности плавания. Сроки пребывания в море могли быть ограничены лишь выносливостью экипажа и наличием запасов продовольствия. При выборе кандидатуры командира ТАРКР, были учтены личные качества Ковальчука: трудолюбие, усердие, преданность профессии и опыт предыдущей службы. Формирование экипажа началось в октября 1976 года, с назначения командира крейсера капитана 2 ранга Александра Сергеевича Ковальчука и проводилось на Северном флоте. Александр Сергеевич вспоминает: - «Через месяц я попрощался с РКР «Зозуля» и направился в Управление кадров формировать экипаж. У меня уже был опыт этой работы при строительства БПК "Адмирал Макаров". Главком лично интересовался ходом строительства и формированием экипажа крейсера. В Североморске он заслушал мой доклад и обратил внимание на то, что 80% командиров групп и инженеров составляют выпускники училищ. Как скажется это на боевой готовности крейсера и решении задач боевой службы и дальних плаваний? Я доложил, что на этот корабль целесообразно назначать лейтенантов - выпускников училищ, не обремененных семьями. Аналогов оружия и техники, ТАРКР «КИРОВ» ни на одном корабле флота нет, поэтому мы будем изучать их на заводах изготовителях и на корабле, пообещал, что молодых офицеров подготовлю и введу в строй. - «Ну - ну. Вы лично отвечаете передо мной за боеготовность этого уникального корабля», - согласился главком. Молодые офицеры строящегося крейсера старательно учились в море на плавающих кораблях эскадры у опытных профессионалов, постигая традиции и основы корабельной службы. За период подготовки на флоте 90% офицеров получили допуск к самостоятельному управлению подразделениями и несению дежурно-вахтенной службы.

Крейсер строила вся страна, свыше шестисот различных предприятий поставляли новейшее оружие и боевую технику. Лучшие конструкторы воплотили многолетний опыт в создании корабля, аналогов которому в мире не было. Закладка крейсера состоялась 27 марта 1974 года на Балтийском судостроительном заводе в Ленинграде. Это мероприятие проходило скрытно. Корабль закладывали на удаленном от Невы в глубине завода элинге, там, где много лет назад строили легендарный артиллерийский краснознаменный крейсер «КИРОВ» проекта 26. В присутствии небольшой группы руководителей министерства на стапеле соединили две секции и заложили в киль серебряную табличку с заводским номером заказа. Тогда еще ни кто не знал, какое имя будет носить новый корабль. Началось строительство корпуса.

Впервые меня представили строителям Балтийского завода 27 декабря 1977 при спуске корабля на воду. Стапель находился в глубине завода, не был виден со стороны Невы и города. Корпус был надежно закрыт от посторонних глаз. На церемонию пригласили меня, замполита капитана 3 ранга Валентина Попова и командира БЧ-5 капитана 3 ранга Н.И. Шипилова. Все были в гражданской форме одежды. После спуска директор завода Шершнев повел нас по цехам знакомить с заводчанами, конструкторами, технологами, рабочими и инженерами. С этими людьми мы в тесном сотрудничестве осуществляли создание уникального крейсера. Невестой корабля, которая по традиции разбила бутылку с шампанским о корпус при его спуске на воду, была лучшая работница, скромная труженица. Ее выбрал профсоюз, партком и назначил коллектив завода. Фотография невесты и осколки бутылки хранятся в каюте командира корабля. На церемонии спуска было многолюдно, на набережную высыпали тысячи заводчан. Названия у крейсера еще не было. Информация о корабле была засекречена, но многие знали, что строится головной тяжелый атомный ракетный крейсер.

Экипаж первоначально состоял из 109 офицеров, 112 мичманов, 588 матросов и старшин – всего 809 человек, в дальнейшем численность была увеличена до 830 человек. Комиссия отбирала лучших моряков с кораблей 7-й эскадры. В Ленинград доставили экипаж двумя эшелонами. Я сопровождал каждый эшелон. Завод и ленинградская военно-морская база сделали нам хороший подарок. Рядом с ленинградским портом располагалась старая женская тюрьма, которую переоборудовали в просторный экипаж для нашего корабля. Никто нас не видел и не слышал за высокой кирпичной стеной. На территории был хороший парк, где много трудились моряки крейсера. Дооборудовали помещения, навели порядок, и составили подробный план занятий с матросами мичманами и офицерами. Незаметно для окружающих по переулкам через запасные ворота завода мы проходили на борт корабля. Как командир я проводил занятия с командирами боевых частей и дивизионов. Корабль изучали по отсекам, пролезая снизу доверху все помещения. Каждый заведующий помещением докладывал где расположено оборудование и техника, за которое он отвечает, их назначение и правила использования,какие и где проходят магистрали, клапана, переключатели. Иногда по ходу изучения и строительства мы дорабатывали и изменяли вместе со строителями и конструкторами, компоновку оборудования на боевых постах и командных пунктах для их удобной и рациональной эксплуатации. Досконально изучая корабль и технику, одновременно составляли боевую документацию и инструкции по эксплуатации. На борт крейсера экипаж заселился в субботу 29 марта 1980 года. Накануне, согласно отработанному расписанию, мы укомплектовали жилые помещения постельными принадлежностями и всем необходимым для проживания. Завезли продовольствие, вещевое и шкиперское имущество, ввели в строй пекарню, камбуз и кают компании, приготовили показательный обед. Выставили дежурно-вахтенную службу. Рано утром после завтрака экипаж, погрузив личные вещи на грузовые машины, направился на борт корабля. Заселение прошло организованно и быстро. Корабль обрел свою жизнь, которую вдохнул в него экипаж. За выходные дни произвели на крейсере большую приборку, вымыли все помещения, надраили медь, разложили имущество и оборудование по своим местам. Зазвучали звонки, команды корабельной трансляции, сигналы горниста и корабельные склянки. Началось гармоничное методическое слияние труда и интеллекта экипажа с оружием и техникой крейсера. В понедельник заводчане прибыли на борт и поразились изменениям, которые произошли на крейсере. Корабль, несколько лет именовавшийся "заводским заказом № ..." - ожил, как боевая военно-морская единица с присущими ему традициями и порядком. В конце апреля – начале мая были введены в действие корабельные атомные реакторы.

15 мая 1980 года крейсер был готов к переходу в сухой кронштадтский док. Всего за полтора месяца, благодаря усилиям командира и офицеров, мичманов, старшин и матросов удалось отработать повседневную и ходовую организации, расписания и действия по тревогам. 27 мая буксиры отвели корабль от стенки завода в Морской канал и крейсер впервые своим ходом направился на Красногорский рейд. Правительственная комиссия во главе с заместителем ГК ВМФ адмиралом Бондаренко Г.А. прибыла на борт и начались комплексные Государственные испытания. В течение месяца были выполнены десятки артиллерийских и торпедных стрельб, отработаны боевые упражнения ракетными комплексами. 24 сентября на вертолете МИ-6 на борт находящегося в море крейсера прибыл главком, адмирал флота Советского Союза С.Г. Горшков. Заслушав председателя комиссии, он осмотрел корабль, побеседовал с офицерами, мичманами, старшинами и матросами крейсера. После доклада командира корабля, утвердил план перехода на Северный флот. 27 сентября 1980 глда в 4 часа 30 минут тяжелый атомный ракетный крейсер "КИРОВ" начал движение на Северный флот. Переход проходил под пристальным наблюдением самолетов и кораблей НАТО. Пятого октября 1980 года корабль отшвартовался в главной базе СФ к причалу №7 бухты Ваенга. Только на Северном флоте было дано разрешение установить на крейсере закладные бронзовые доски с названием корабля, которые хранились в ящиках до особого распоряжения. Шестого октября на ТАРКР «КИРОВ» прибыл главком и утвердил план испытаний ударного и противолодочного оружия в Белом море, которые прошли успешно. 1 апреля 1981 года испытания и доработки были закончены, крейсер начал готовиться к выходу в море. Командующий СФ адмирал В.Н. Чернавин 12 апреля 1981 года от имени ГК ВМФ вручил кораблю Краснознаменный военно-морской флаг и орден "Красного Знамени", унаследованный от легендарного крейсера. Наш экипаж воспитывался на героическом прошлом и военных боевых заслугах предшественников артиллерийского крейсера "КИРОВ". Каждый день лучшие специалисты корабля торжественно поднимали на флагштоке краснознаменный военно-морской флаг. Все исторические экспонаты и документы крейсера «КИРОВ» времен Великой отечественной войны были переданы в музей нашего корабля. Мы были приемниками боевых традиций и гордились этим. Войдя в состав сил постоянной готовности, корабль участвовал во всех учениях флота. В декабре 1983 года ТАРКР "КИРОВ" выполнял задачи боевой службы в Северо – Западной Атлантике и Средиземном море. Появление нового мощного крейсера в Мировом океане вызвало огромный интерес у командования НАТО. Авианосцы и линкор типа «Айова» держались на удалении более 500-600 км от «КИРОВА» (не сближаясь на дальность поражения главным ракетным комплексом ТАРКР). Линкор прекратил обстрел ливанских городов и вынужден был отойти в островную зону средиземноморья. В 1984 году за мужество и воинскую доблесть ТАРКР "КИРОВ" был награжден вымпелом Министра Обороны. В апреле 1989 года на максимальной скорости ТАРКР прибыл в район катастрофы АПЛ «Комсомолец» снял с борта и доставил в Североморск 27 спасшихся моряков – подводников. С декабря 1989 года по февраль 1990 года корабль выполнял задачи боевой службы в Средиземном море".

После 8-ми летнего командования атомным крейсером «КИРОВ» в 1984 году Александр Сергеевич был назначен командиром 120-й бригады ракетных кораблей и получил воинское звание – контр адмирал.

В 1986 году комбриг контр адмирал А.С. Ковальчук возглавлял отряд кораблей северного флота, выполнявших задачи боевой службы в Средиземном море.

В апреле 1986 года во время ливийского конфликта, когда авиация США бомбила ливийские города он получил приказание главного штаба войти в столицу Ливии порт Триполи. Александр Сергеевич подготовил РКР «Вице-адмирал Дрозд» и по сложному речному фарватеру в полной боевой готовности к отражению ударов авиации вошел на нем в главную базу города Триполи. Обстановка была напряженной. Присутствие мощного ракетного корабля вынудило американцев прекратить бомбардировку и обстрел столицы Ливии. Местные власти и население города были благодарны нашим военным морякам за то что они погасили военный конфликт. Далее в работу вступили дипломаты по урегулированию этого конфликта.

В 1988 году контр адмирал Ковальчук А.С. назначается начальником Высшего Военно-морского Краснознаменного училища имени М.В. Фрунзе, в стенах которого курсантом получил профессиональные знания корабельного офицера, лейтенантские погоны и кортик.

Шесть труднейших лет возглавлял, совершенствовал и сохранял от разрушения в годы лихой перестройки святыню – колыбель отечественного флота, альма-матер российских моряков. Со свойственной ему любовью к военно-морской профессии, скрупулезностью и трудолюбием он воспитывал и готовил для флота будущих лейтенантов. В то время, когда обесценились деньги, офицеры и преподаватели училища не получали зарплату по несколько месяцев, продовольственные магазины были пусты, авторитет военнослужащих в стране упал, Александру Сергеевичу удалось сохранить учебное заведение, как кузницу кадров флота. Мне посчастливилось встречаться с Александром Сергеевичем по службе на Северном флоте и в Санкт-Петербурге. Это незаурядный, преданный профессии и Родине неутомимый и очень ответственный труженик. Скромный и надежный человек чести и долга. Лучшие годы жизни он посвятил корабельной службе постигая ее особенности у опытных предшественников. Многие годы общения с командиром легендарного артиллерийского крейсера «КИРОВ» (1941 - 1945 гг.) контр адмиралом Сергеем Дмитриевичем Солоухиным дали возможность Александру Сергеевичу воспитывать подчиненных на хороших реальных боевых традициях.

Сейчас он возглавляет совет ветеранов крейсера "КИРОВ". Ежегодно в конце апреля моряки-ветераны крейсеров "КИРОВ" встречаются с курсантами военно-морских училищ и школьниками на Мемориальном Пискаревском кладбище, чтобы отдать дань глубочайшего уважения и почтить память павших моряков-кировцев в годы Великой Отечественной Войны.



А.С. Ковальчук совершил подвиг, командуя первым атомным крейсером в течение 8-ми лет. Он создал методику освоения крейсера и отработал организацию управления им в повседневной жизни в море и в бою. Отработал и ввел в состав боевых сил флота уникальный не имеющих аналогов корабль, заложил фундаментальные основы корабельной организации и глубокие традиции так, что их хватило на всю последующую службу крейсера в составе ВМФ. Добился того, что корабль стал лучшим крейсером флота, образцом для подражания, школой воспитания и подготовки экипажей последующих атомных ракетных крейсеров. Этот подвиг командира «КИРОВА» был вознагражден только адмиральским званием в должности командира бригады ракетных кораблей. Была попытка командования флота присвоить первому командиру звание героя Советского Союза. Александр Сергеевич вспоминает:
- «Командующий Северным флотом адмирал Михайловский объявил мне, что Военный совет СФ утвердил меня к награждению звездой героя Советского Союза. Командир эскадры вице адмирал В.А.Колмагоров позвонил в Ленинград и попросил меня срочно выслать фото в парадной форме. Я был на сборах в Академии ВМФ и парадной формы с собой не имел. У сослуживца Вениамина Саможенова, благо мы одной комплекции, взял парадную форму, сфотографировался и передал фото на флот. Но награждение не состоялось. За освоение новой техники и ввод ТАРКР "КИРОВ" в боевой состав флота, командование крейсера представило к награждению из 810 человек экипажа 92 моряков. Командира БЧ-5 Н.И. Шипилова и замполита В. Попова к ордену Ленина. Старшего помощника М. Тельнова, Командира БЧ-7 Сгибнева и командира БЧ-2 В. Храмцова к ордену «Боевого Красного Знамя» и т.д. Новейший корабль ввели в боевой строй в рекордно короткие сроки, без аварий и происшествий. Наш флот получил прекрасно отработанный крейсер. Экипаж ТАРКР "КИРОВ" получил только 34 награды - в основном Знаки Почета. Выше ордена «Красной звезды» наград не дали. Вручение провели только в 1985 году как-то обыденно, не торжественно. Я даже не знал когда и как их вручали экипажу, находился в отпуске. Меня не поставили в известность.

Государственную премию мне вручили за внедрение предложений по усовершенствованию корабля во время его постройки вместе с другими разработчиками и строителями. Расположение всех приборов и средств на ГКП, ходовом мостике и ЗКП мне пришлось перепланировать и скомпоновать так, чтобы рационально и удобно было управлять кораблем в море и в бою. Добился установки дополнительных средств корабельной связи и навигационной РЛС для повышения надежности управления и безопасности плавания крейсера».

Была в душе неудовлетворенность из-за того, что самоотверженный труд экипажа не получил достойных наград. Главной наградой стало то, что ТАРКР "КИРОВ" являлся передовым кораблем флота, а также высокая оценка сослуживцев.

Александр Сергеевич Ковальчук по характеру максималист, и успокаивался, только добившись самых лучших результатов. Самоотдача в службе, любовь и внимание к людям - это качество, которое невозможно в нем переоценить. Сила его личности заставляла весь экипаж относиться к нему не только с уважением, но и с почтением. Во многих каютах офицеров корабля была фотография командира. Команда корабля ласково завала его «директором крейсера».

К его семидесятилетию в апреле 2008 года в газете «Корабельная сторона», в Северодвинске, заместитель главного редактора Олег Химаныч поместил большую статью, высоко оценив работу первого командира «КИРОВА». Такая публикация должна бы быть в центральной прессе Министерства обороны, но этого не произошло. Руководство Вооруженных Сил не вспомнило о своем герое. В адрес Ковальчука поступило огромное количество писем с поздравлениями от офицеров, мичманов и матросов, служивших под его началом. О масштабе его личности и человеческих качествах можно судить по тому, что писали ему матросы и старшины, которых в повседневной и боевой службе отделяло от командира огромная дистанция. Они видели его только на корабельных построениях, во время смотров корабля, слышали его голос по корабельной трансляции ежедневно. Вот два письма:
- Вы для меня остаетесь примером служения своему делу и долгу!
С глубоким уважением матрос БЧ-7, крейсер "КИРОВ", Николай Маслобоев.
- Вы научили нас быть мастерами и высокими специалистами своего дела! Под Вашим началом наш корабль, стоявший у стенки Балтийского завода, из гадкого утенка превращался в мощную боевую единицу Советского Военно-морского флота! И вместе с кораблем становились настоящими мужчинами мы, молодые ребята. Нам довелось стать участниками Истории своей страны, внеся свой труд в ходовые испытания нашего Крейсера, его первые боевые стрельбы, ввода его в строй ВМФ, ощутить незабываемую гордость за своего любимого командира, поднявшего на флагштоке военно-морской флаг. Такое никогда не забудется! Александр Сергеевич, дорогой наш командир! Низкий Вам поклон! Будьте счастливы! С глубочайшей признательностью, старшина 2-й статьи, командир отделения дивизиона живучести БЧ-5, Юрий Шатилов. Счастливые 1978-1981 годы прекрасной службы.

Это ли не высшая оценка его заслуг? Это пишут рядовые матросы. По отзывам многих сослуживцев, его команды и уверенный голос по боевой трансляции во время ракетных и артиллерийских стрельб вызывали небывалый внутренний подъем.

Как многие военные моряки Александр Сергеевич переживает плачевное состояние отечественного флота и печальную участь детища, которому отдал много сил и часть своей жизни. Вместе с ветеранами флота он много лет добивается выделения государством необходимых средств для завершения ремонта и ввода в боевой строй флота ТАРКР «КИРОВ», в перестроечный период переименованный в ТАРКР "Адмирал Ушаков". Добивается справедливого сохранения боевых страниц истории нашего флота.

А.С. Ковальчук вспоминает:
- «Корабль наш назвали в честь легендарного краснознаменного артиллерийского крейсера «КИРОВ» проекта 26, который в 1943 году за боевые заслуги при выводе сил Балтийского флота из Таллина и при защите блокадного Ленинграда был награжден орденом "Красного Знамени". Крейсер огнем корабельной артиллерии подавлял и уничтожал фашистские батареи обстреливавшие город, отражал налеты авиации. Многие моряки-кировцы отдали свои жизни героически сражаясь с фашистами. На их бескозырках была надпись родного крейсера. Подвиг экипажа крейсера "КИРОВ" увековечен в истории страны и на Пискаревском мемориальном кладбище. Экипаж нового ТАРКР "КИРОВ" перенял боевые традиции предшественников и в годы холодной войны героическим ратным трудом отстаивал интересы Родины в Мировом океане и горячих точках. Это тоже подвиг и страницы истории флота. К сожалению во время перестройки название нашего крейсера получило политически негативную окраску. Кто-то усмотрел в нем возвеличивание революционера коммуниста Сергея Мироновича Кирова. Экипаж крейсера и совет ветеранов обращались бывшему тогда главкому адмиралу В. Куроедову не переименовывать наш корабль, сохранить боевую историю и приемственность. Но нас не услышали и крейсер переименовали.

В 1990 году корабль поставили в ремонт. В разгар перестройки денег заводу не выделяли. На стапеле стоял новый 4-й корабль этого класса - «Петр Великий» с высокой степенью готовности. Из-за отсутствия средств его строили 12 лет. Только решением президента страны Б.Н. Ельцина удалось достроить этот "всепогодный уничтожитель авианосцев", который сейчас является флагманом флота. Да, это дорогие, но нужные России корабли. Они показали свои возможности и военно-политическую силу. Ветераны флота, обращались в Государственную думу и к правительству с просьбой восстановить наш крейсер «КИРОВ», переименованный в «Ушаков». Такие корабли должны жить не менее 45-50 лет. Они нашему флоту нужны более, чем французские тихоходные и маломощные «Мистрали». Головной крейсер отслужил только 11 лет и уже 17 лет находится в отстое. Такие корабли мы должны сохранять. Надо учиться бережливости у американцев и англичан. Наш корабль только присутствием в районах политической напряженности являлся мощным сдерживающим фактором. Без таких кораблей Россия не сможет отстаивать свои интересы в мировом океане. А средств на его ремонт потребуется меньше, чем на закупку и достройку иностранных кораблей.

Сейчас ТАРКР "Ушаков" стоит в заводе – (экипаж 48 человек) и ждет своей участи. Нам сообщали, что у государства пока нет денег. Мы создали фонд народных средств для восстановления крейсера, его возглавлял депутат госдумы Лопатин. Участвовал в этом деле и главком В. Куроедов. Было собрано несколько миллионов рублей. Фонд исчез. Как командир я понимаю, что восстановление и содержание кораблей за счет собранных народом средств нереально. Это задача государства. Россия морская держава и должна быть надежно защищена. У нас громадная территория, богатейшие природные ресурсы, богатые огромные шельфы, рыболовные промыслы – их надо охранять. Когда временно недостает денег – можно поставить корабли на консервацию, сохраняя их до лучших времен».

Александр Сергеевич пользуется большим уважением среди военных моряков, его любят и помнят тысячи воинов, прошедших через корабли и военно-морское училище, которыми он командовал. Общественность отметила его заслуги многими общественными и ведомственными наградами. В 2012 году он стал полным кавалером общественного ордена «Во славу российского флота». Александр Сергеевич имеет такую награду, которой уже никогда ни один из нас не будет удостоен, - медаль «За освоение целинных земель»! С мая по декабрь 1960г. он в составе сводного 624 батальона Ленинградской ВМБ поднимал целину.

Военные моряки и сослуживцы благодарны ему за мужество, самоотдачу, трудолюбие и добрые человеческие отношения. Желаем Александру Сергеевичу крепкого здоровья и успехов в патриотическом воспитании и труде на благо флота.

Александр Александрович Кибкало. Москва 30 марта 2013 года.

А.Н.Луцкий. ЗА ПРОЧНОСТЬ ПРОЧНОГО КОРПУСА (воспоминания и размышления подводника ветерана «холодной войны») 2-е издание, переработанное и дополненное. Санкт-Петербург 2010. Часть 7.



Поморы - моряки русского Севера.

Силен помор! Я тут же вспомнил и рассказал случай, как первый раз повстречался с поморами, а может, не поморами, просто людьми Севера. Североморск, зал ожидания на пристани. Мы, два курсанта-практиканта с офицером, добираемся из Мурманска в Полярный. Ждем прихода катера. В большом чемодане у нас битком бутылки вина и водки. Выполняем «спецзадание» — в Полярном сухой закон. Входят трое, видимо, семья. Присаживаются к столу. Хозяйка развязывает торбу, выставляет на стол две бутылки спирта, три эмалированные кружки емкостью грамм по триста, каравай круглого хлеба. Все молчат. Разливает спирт по кружкам, пацану поменьше, себе и мужику по полной, разламывает хлеб на три части. Молча, откусывая хлеб и прихлебывая из кружек, жуют. На нас не обращают никакого внимания. А мы буквально офонарели! Хотя нет, наш старший принимает все как должное. Хлеб съеден, хозяйка ладонью смахивает крошки со стола, убирает в торбу недопитую вторую бутылку, свою и сына кружки, берет кружку мужа. Он уже дымит папиросой.
— Ты чего это, старый, не допил?
— Не хочу...— ударение на первый слог, — наевси... Хозяйка запрокидывает голову, допивает и, даже не поморщившись, спокойно убирает кружку.
— Гы-гы-гы... — это Артоха, — Юрий Александрович, может и нам пора не ПОМОРщиться? Гы-гы-гы... Новый год же...
— Так, 23 часа. Отбой. Чем быстрее всех уложите в койки, тем быстрее уйдете. Через 3 часа быть здесь, смените меня, пойду домой.
— ..?
— Да-да, торопитесь... время пошло!

АРТОХА

Вообще-то его звали Арнольдом — Арнольд Александрович Сусанин, мой однокашник. Только он оканчивал штурманский факультет, а я минно-торпедный, и в училище почти друг друга не знали. Стали друзьями. Он был сначала командиром рулевой группы, потом командиром БЧ-1 ПЛ «С-334», куда мы пришли вместе сразу после окончания училища. Рост 180 с гаком, статен, гимнаст, не помню, то ли первого, то ли второго разряда. Фигура! Аполлон! А Артоха — это для своих.



Арнольд Александрович Сусанин (выпускник Тбилисского НВМУ 1951 г.), А.Н.Луцкий, Краснов. Владивосток. 1957 год

Штурманом он был классным. Помню такой случай. Отрабатываем какую-то учебную задачу, кажется, организацию ведения разведки в отдаленном районе моря. Берегов не видно. Маневрируем в назначенном районе суток трое или четверо в подводном положении, то на глубине, то под перископом или под РДП. Артоха чертыхается. Радиопеленга на береговые радиомаяки ложатся вразброс. Ни звезд, ни солнца. Небо затянуто облаками, горизонта нет. На штурманском столе лоции, альбомы течений... Артоха маракует! Ведет счисление, каллиграфически заполняет штурманский журнал... На карте аккуратная штурманская прокладка. Наконец, всплыли. Курс в базу в надводном положении. Идем строго на север. Впереди по курсу небо уже чисто, горизонт виден четко. Вот-вот проглянет солнце. Командир капитан 3 ранга Калашников:
— Штурман, готовься «качать» солнце. Черт его знает, куда идем! Или в Посьет, или в Поворотный упремся!
— Гы-гы-гы... —это так Артоха смеялся. —Нормально, товарищ командир, выйдем... Гы-гы-гы!
Прямо впереди по курсу из-за горизонта стали подниматься горбушки, вершинки сопок. Одна.., вторая.., пятая...
— Куда ты ведешь нас, Сусанин?!
Горбушки впереди по курсу растут... На карте прямо по курсу остров Аскольд. А тут черт-те что! Все, кто только может, подкусывают Арнольда, вариации на тему Сусанина... Ха-ха да хи-хи! Артоха молчит, только ухмыляется. Точно! Через час сопки выросли, слились, а еще через час уже все опознали. Точно, остров Аскольд! И точно по курсу, как на карте по прокладке! Теперь Арнольду похвалы и поздравления. Артоха счастливо улыбается и снисходительно гыгочет.



А странности у него были. Увлекался мотоциклом. Как-то летим с горы из Диомида (отдаленный в то время район Владивостока), я у него за спиной. Впереди открытые ворота на территорию бригады, только что выехала машина. Ворота начинают закрываться. Кричу сквозь ветер Артохе:
— Тормози, не успеем!
— Успе-е-е-ем!
...И прибавляет газу! Ворота закрыты.., левый поворот на 90 градусов на полном газу.., впереди железнодорожный переезд, настил и рельсы торчат над полотном дороги... Бросок... Я в воздухе... уже на земле, Артоха и мотоцикл грохаются рядом! В следующий момент Артоха уже на ногах, мотоцикл держит за руль, как быка за рога... Мотоцикл дико взревел! А мне:
38
— С-садись!!!
Очухался только у казармы. Я отделался удачно, небольшие ссадины. А Арнольд утром встать не может, правый бок сплошная ссадина, запекшаяся кровь, короста. Мотоцикл под лестницей, рядом какие-то ошметки деталей от него. Потом их, грязные и замасленные, Артоха сложил себе под подушку. Да-да, не удивляйтесь, под подушку. Такой он был чудак!
Или еще. Сидим, как-то в ресторане, зашли перекусить перед концертом в Доме офицеров (Арнольд холостяк, я тоже один, жена в Питере). Заказали селедочку, по соточке, что-то горяченькое... Официант приносит графинчик, ставит на стол селедочницу... В ней что-то пожухлое, наверное, это «что-то» раньше было луком. Официант только на отход...
— Стой!.. Это что такое? — Артоха рывком пододвигает к себе селедочницу, резко склоняется, почти носом касаясь селедки... Шумно, на весь зал, втягивает носом воздух... Громогласно:
— Гы-гы-гы! Я спрашиваю: ЧТО ЭТО ТАКОЕ!!!
В зале все обернулись на нас. Официанта вместе с селедкой сдуло, как не было. Надо ли говорить, что потом и селедочку, и свиную поджарку подали в лучшем виде! Вот так! А что стесняться? За свои же деньги!



Поужинали, пошли на концерт в Дом офицеров, он напротив ресторана или наоборот. Немного опоздали, двери в партер уже закрыли, направили нас на балкон. Только уселись, занавес поднимается. На сцене довольно многочисленный хор. Объявляют: оказывается, это самодеятельный хоровой коллектив какого-то военного совхоза главной базы Тихоокеанского флота. Поют. Хоры не люблю, поэтому слов почти не разбираю... Вдруг улавливаю... в бодреньком темпе:
— ...В ответ на тезисы Доклада повысим надой молока... В этот же момент на весь зал:
— Гы-гы-гы!.. Ха-ха-ха!.. Гы-гы-гы!
Это четко отреагировал Артоха. Пришлось нам уносить ноги. Бегом вниз, на улицу. Но патруль все же нас настиг. Еле-еле отвертелись.
С лодки мы ушли вместе. Я помощником командира на другую лодку, он помощником флагманского штурмана на другую бригаду нашей эскадры, там же он стал флагштуром. А уволили его с флота досрочно, по болезни. Я же считаю, что из-за политики. Мы и раньше, но между собой, занимались критиканством кое-каких политмероприятий и экономических фантазий нашей партии и правительства. Но между собой! Разряжались друг на друга! Ну, разве, что иногда подковыривали нашего замполита Сахно, атак мы были образцовыми политгрупповодами в своих матросских группах политзанятий.
Да, так вот, как-то приходим с моря. На пирсе в курилке кто-то из офицеров штаба мне говорит:
— Друг-то твой, Арнольд, ку-ку!
— Что значит «ку-ку»?
— В госпитале, в психотделении. Взяли под Новый год, в номере гостинцы «Золотой Рог». Письмо, открытое письмо-обращение к членам партии на пишущей машинке печатал. Хруща хаял! Ха-ха-ха!
— ..?
— Конечно, псих. При нем нераспечатанные бутылка шампанского и бутылка коньяка и несколько томов Ленина и Маркса! Представляешь! И это под Новый год, куранты бьют, а он письмо... Ха-ха-ха! Псих!
— Поеду, поговорю, точно определю, псих или не псих. Я же его знаю!
В госпитале меня к Арнольду не пустили. Потом я слыхал и другую версию доказательств ненормальности. Но думаю, все это ерунда. А Арнольд уехал к себе домой, в Горький. Потом дошел слух: работает инженером на судостроительном заводе, лодки строит. Конечно, псих же.



Транспортный док для транспортировки ПЛ по внутренним водным путям. - Музей истории завода «Красное Сормово».

ЮРА ПАВЛОВ И ДРУГИЕ

Лейтенант Павлов — это мой помощник, командир торпедной группы, командир седьмого отсека. Юра, балагур, анекдотчик, с виду и по существу совершенно несерьезный человек, короче, хохмач. Судите сами. Как-то стоим в строю на кормовой надстройке лодки для подъема флага. Старпом, тогда уже каптри Валя Шехурдин (Винокуров ушел на новостройку), перед строем, готов встретить рапортом командира, который вот-вот выйдет из ограждения рубки. А Юры встрою нет, опаздывает, где-то застрял после завтрака, на камбузе я его точно видел. Наконец, Юра бежит по пирсу, ступает на сходню:
— Товарищ капитан 3 ранга, разрешите встать в строй?
— Опаздываете, Павлов! Юра смотрит на свои часы...
— Никак нет, товарищ старпом, еще две минуты...
— Выбросьте свои часы за борт!
— Есть, выбросить свои часы за борт!
Действительно, расстегивает браслет и выбрасывает часы через наши головы за борт...
— Ваше приказание выполнено!
А сам невинно смотрит своими вечно пьяными глазами на изумленного старпома. Кстати, с его вечно пьяными небесно-голубыми глазами всегда была проблема. Они у него были пьяны даже тогда, когда он был абсолютно трезв! Представляете, как смотр, так замечание, а то и на «ковер», доказывай, что не верблюд!
Да, так мы о часах... После осмотра и проворачивания оружия и техсредств (ежеутренне, есть такое действо на кораблях ВМФ), Юра, докладывая мне о результатах «действа», вручает для подачи по команде рапорт на имя командира ПЛ. Так и так, мол, сегодня утром в 7 ч 53 мин по приказанию старшего помощника вынужден был в присутствии всего экипажа выбросить за борт свои любимые, подаренные мамой часы. Прошу Вашего... И т. д. Пришлось рапорту дать законный ход. Командир, Калашников, юмор, конечно, понял, а старпом не обиделся. Часы Юра купил себе новые.

Очередная хохма его и иже с ним. После окончания летнего курса боевой подготовки отправили в отпуск сразу трех офицеров, Юру Павлова, штурмана Артоху Сусанина и «движка» (командир группы движения БЧ-V) Краснова. Улетели на Запад самолетом. Где-то через неделю или две приходит на бригаду «бамага». Военный комендант Хабаровского аэропорта сообщает военному коменданту Владивостока о «хулиганской» выходке, по-видимому, офицеров и, по-видимому, моряков, хотя они и были в штатском, которая случилась в Хабаровском аэропорту. Военный комендант Владивостока почему-то посчитал, что виновники могут быть только от нас, подводников Улисса. Суть дела. Рейс Владивосток — Москва застрял, как всегда, в Хабаровске. Наконец, дали посадку. Пассажиры все на местах, нет троих. Ждут, трап у борта, в дверях бортпроводница. Надрывается трансляция. Готовятся проверять багаж. Наконец, почти налетное поле вкатывают три «Волги-такси». Из первой выходят трое с военной выправкой молодых повес, из второй водитель выносит три широкополые одинаковые шляпы, из третьей водитель выносит три одинаковых бежевого цвета (скорее всего, чешских) плаща. Картинно облачившись в плащи и шляпы, опоздавшие, не обращая внимания на словесный град бортпроводницы, поднимаются по трапу... Салон также встречает возмущением, а в ответ зычно и бодро:
— Здорово, покойнички!..
Кажется, какую-то слабонервную даму ссадили, ей стало плохо. Сами понимаете, комбриг переправил это письмо нашему командиру. Старпом Шехурдин изрек:
— Похоже...
И стали ждать возвращения наших веселых отпускников. Однако вернулись они все без шляп, плащей и, вообще, без багажа.
— ..?
— Да, самолет сел на бетонную полосу на брюхо и все сгорело!
Может, и не врут?.. Короче, как-то отбрехались.

ЛВД



ЛВД — легководолазное дело. Можно еще ЛВП — легководолазная подготовка. Ежегодная сдача задач по ЛВД (ЛВП) для подводников обязательна. Последняя зачетная задача — выход из подводной лодки на поверхность моря из торпедного аппарата (1 – второй выходящий подводник; 2 – манометр; 3 – глубиномер; 4 – буй-вьюшка; 5 – коренной конец буйрепа; 6 – первый выходящий подводник). Упражнение выполняется на УТС. УТС — учебно-тренировочная станция, переоборудованная из подводной лодки довоенной постройки. В одном из отсеков бассейн для тренировки дыхания под водой в аппарате ИДА, хождения и работ под водой в легководолазном снаряжении, в другом — башня для отработки выхода из ПЛ по буйрепу с мусингами и методом свободного всплытия, в третьем — отсек для отработки борьбы за живучесть при поступлении воды в отсек через пробоину, в четвертом — борьба с пожаром, а в первом отсеке, как и положено, торпедные аппараты. Снаружи у платформы ниши торпедного аппарата приварен огромный ящик, заполненный забортной водой. В него-то и выходят по очереди подводники из «затонувшей ПЛ». Отсек укорочен, от задних крышек ТА до переборки метра два-три. Тесновато! В отсеке трое «подопытных» и водолаз-инструктор, мичман сверхсрочной службы.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

7 апреля – День памяти погибших подводников.....


Погибших подводников вспоминают в России ежегодно 7 апреля. День 7 апреля выбран в качестве памятной даты в воспоминание о трагической гибели подводной лодки Северного флота К-278 «Комсомолец» 7 апреля 1989 года. В этот день 24 года назад подлодка «Комсомолец», оснащённая по последнему слову техники и на много лет опережавшая своё время, затонула в водах Норвежского моря. По пути на базу в подводном положении на борту «Комсомольца» возник пожар с последующей разгерметизацией систем сжатого воздуха. После всплытия подлодки экипаж начал самоотверженную борьбу за живучесть судна, которая продолжалась в течение 6 часов, в результате реактор был остановлен, ядерная катастрофа в Атлантическом океане была предотвращена. Однако саму подводную лодку спасти не удалось – её прочный корпус был полностью разгерметизирован, кормовые отсеки были полностью затоплены, в лодку поступило слишком много забортной воды, и «Комсомолец» пошёл ко дну.
Катастрофа «Комсомольца» унесла жизни 42 подводников, в том числе командира корабля Евгения Ванина, все они были посмертно награждены орденом Красного Знамени, а в Никольском морском соборе Санкт-Петербурга была установлена мемориальная доска с именами погибших моряков.
Не менее драматичной была гибель атомной подводной лодки «Курск». Эта катастрофа стала, пожалуй, самым трагичным событием в современной истории российского ВМФ. 12 августа 2000 года во время учений Северного флота в Баренцевом море затонул атомный подводный ракетный крейсер «Курск», став братской могилой для всех 118 членов своего экипажа.
Сегодня в память о погибших моряках-подводниках, самоотверженно выполнявших свой долг перед Родиной, после подъема флагов на кораблях и судах всего российского ВМФ проходит минута молчания. По традиции, в каждой части подводного плавания и высших учебных заведениях, готовящих флотских офицеров, проводятся мероприятия, посвященные памяти героев-подводников, принявших мученическую смерть на борту своих кораблей.

Герои не будут забыты! Мы помним их, любим, скорбим...
Они ушли, им больше не вернуться…
Им жен не обнимать, не целовать.
С порога дома им не оглянуться
И дверь ключом не открывать.

Они ушли в бессмертье, в строчки писем,
В рыданье жен, морщины матерей.
Последний раз их отпустила пристань
В холодное безмолвие морей.

Они ушли… Одетый в траур берег…
Родной их порт сиренами ревет…
А жены, дети, матери не верят,
Что экипаж обратно не придет....


Вечная память......
Страницы: Пред. | 1 | ... | 623 | 624 | 625 | 626 | 627 | ... | 1584 | След.


Главное за неделю