ВЕСНА ! Сколько их пролетело через мою жизнь , мое сознание, настроение, мое сердце ? Остались ли все прошедшие в памяти ? И чем ? Остались. Как и у большинства людей . Предчувствием. Ожиданием. Пробуждением. Обновлением. Солнцем. Воздухом. Первым дождем и весенним громом. Щебетаньем птиц. Распустившимися листочками. Первой изумрудной зеленью. Появившихся у домов маленьких солнышек - цветков мать и мачехи
Свежестью. Легкостью. Приподнятым особым настроением ( « …снова юною стала, как прежде. И в душе слышен моря прибой. Открывает весна дверь надежде, горечь смыв дождевою водой. Напугала все зимние страхи, мне теперь уже все по плечу. И цветы, как весенние флаги, я развесить у сердца хочу « ). Запомнилась желанием встрепенуться от « зимней спячки « и прибавить себе хлопот и забот. Весенних ! Прикупить семена ( подавляя с трудом жадность : еще бы вот этих цветов, и этих, хоть пакетик ). Посеять. Поливать. Радоваться проклюнувшим росточкам. Охать, что выпорхнули слабенькими, а солнышка маловато , чтобы быстрее окрепнуть. Пересадить , заполнив подоконники ящичками, горшочками, стаканчиками… Выставлять это все хозяйство на лоджию утром, а вечером снова возвращать, боясь холодных ночей. Подкармливать. Разговаривать с ними , радуясь каждому новому листочку…. А потом… потом на дачу : садить, поливать, рыхлить. (но это же летняя песня ).
А впрочем, у каждого своя весна, свое настроение, свои ощущения , свое состояние души (… « хочу веселым ледоходом, пройтись по собственной судьбе. Подобно вешним водам смыть все отжившее во мне …» ИЛИ « … И хочется в поле, в широкое поле, где шевствует , сыплет цветами весна …» )
Без стихов, друзья, не обойтись, Благотворна власть стихотворенья… Разве совершенна чья-то жизнь Без высоких чувств и вдохновенья ? ( Юрий Глушков )
Вы знаете, какое много-множество стихов написано о весне ! И. Бунин, Е.Баратынский, А.С.Пушкин, А. Майков, А.Мориц, Ф. Тютчев, А.Фет, С.Есенин, М.Пляцковский, С.Маршак, В.Жуковский… это только маленькая толика известных нам фамилий. А сколько стихов о весне написано от души, настроения, пробуждающегося чувства любви , желания отозваться, поведать, поделиться…
Зелень нивы, рощи лепет, В небе жаворонка трель, Теплый дождь, сверканье вод, Вас назвавши, что прибавить, Чем иным тебя прославить Жизнь души…Весны приход ( В.Жуковский )
«Это утро, радость эта. Эта мощь и дня и света. Этот синий свод. Этот крик и вереницы, эти стаи, эти птицы. Этот говор вод. Эти ивы и березы. Эти капли – эти слезы. Этот пух – не лист. Эти горы. Эти долы. Эти мошки, эти пчелы. Этот зык и свист. Эти зори без затменья. Этот вздох ночной селенья. Эта ночь без сна. Эта мгла и жар постели. Эта дробь и эти трели. Это все – ВЕСНА ! « ( Афанасий Фет ).
Как чуток ветки сон сторожкий, Лучом, пригретые едва, Отдать дымок спешат сережки, Пока спеленута листва.
( А Твардовский )
Солнце стоит на страже Первого дня весны. Снег заявил о пропаже Фирменной белизны. К черту пальто и шапку ! Вижу летят грачи, Я соберу в охапку Солнечные лучи . Здравствуй, весна России – Время пушистых верб – Здравствуй подснежник синий, Вечный весенний герб ! ( Юрий Глушков , пермский поэт )
Но у нас весна в Прикамье припозднилась, притопталась. То солнышком утро начнется, а то дождем с мокрым снегом. Деревья вдруг потянуться радостно навстречу первым лучам, а к утру куржавеют инеем. Небо серое, недоброе и вдруг крупными хлопьями снежинки. Медленно ,величаво так падают на уже чуть потемневшие сугробы. И морозно, все равно.
Надоела такая непонятка с погодой. И решила я заглядывать в старинный календарь примет апрельских дней. Может не такими глазами смотрю на весну , вижу не все, и что-то не замечаю.
Сколько открытий сделала! Каждый день имеет свое название, свою особенность, связанную с почитанием святых на Руси. Но это была не новость для меня Но не знала, что 3 апреля - это Водопол. Что в этот день от зимней спячки пробуждается Водяной, Русалки и вся водяная живность. И в полночь, рыбаки идут к реке задобрить дедушку Водяного гостинцами, чтобы большую рыбу пригонял в их реку, не рвал неводы и бредни, спасал рыбаков от бурь.
Пятый день апреля – Никонов день. Именно его посвящали тщательной уборке в избе. До бела скоблили столы, лавки, мыли полы, выметали мусор со двора. Мыли в избе обязательно с мятой. А потом и в бане мылись, поддавая пару-жару этими настоями. Чтоб здоровья после зимы прибавилось. Семечками, крошками, зернышками зазывали птиц на подворье. Не забывали и о воде. Обходили все родники и ключи близ деревень, приговаривая : « Подземная водица, отмыкаем тебе пути вешние «. Красиво то как !
В Благовещенье ( 7 апреля ) отдыхали. Свято помнили, что в этот день « птица - гнезда не вьет, девка - косу не плетет «. И то правда, чего судьбу гневить, если так заведено.
Девятый день апреля – Матрена Настовица. Назван не случайно так. После оттепелей снег покрывался настом. Зато в этот день отбеливали холсты, сотканные длинными зимними вечерами. Выносили их на наст. Примечали вздуваются ли реки ? А еще ждали прилета чибисов. Говаривали : « Чибис прилетит, воду на хвосте принесет «.
Следующий день был деловым : Иларион – выверни оглобли ! Считали, если снег долежит до Илариона дня, то после него начнет быстро таять. Значит , пора выворачивать из саней оглобли и убирать зимний « транспорт» на хранение. Радовались, что на проталинках появлялись маленькие солнышки – цветы мать и мачехи. Любили эти цветы в народе. Делали из них настои для лечения внутренних болезней.
А, как красиво называли одиннадцатый день апреля ? Берещенье ! Чествовали самое любимое дерево – Березу. Ее испокон веков считали деревом жизни, здоровья и света. Шли в лес и слушали : не течет ли внутри дерева сок…
Но запал особо в память Иван Лествичник ( 12 апреля ). И не только тем, что в этот день отмечали память Иоанна Листвичника , Знаменит он был тем, что являлся автором « Лественицы» ( от старославянского « лестница «) - своего рода руководства нравственного самосовершенствования – 30 добродетелей в виде ступеней, по которым христианин должен восходить к идеалу. Но потрясло не только это. Обычай. В каждой избе стряпали обрядовое печенье – песенки. Из теста катали две колбаски, клали их параллельно друг другу и на них укладывали сверху пирожки – как ступени. Полагалось испечь по песенке каждому члену семьи. Верили , что это принесет здоровье домочадцам, сделает их нравственно чище. Что-то наговорное заветное было в таком обычае.
Словно энергоподпитка
И так день за днем. Но бог с ними – приметами, которые никак не укладывались в действительность нашей прикамской весны…, которых никогда не примечала. « Шагнув « в этот древний мир, наивный, мудрый , поняла глубже, ярче, что значит жить в единение с богом, Вселенной, Живой природой. Боготворить ее, ублажать, беречь. Ведь именно такая вера, такая связь давали эту великую, живую силу, физическую, душевную, нравственную, что помогала в годы лихолетья не согнуться, не сломаться и сохранить то, с чем СЧИТАЕТСЯ и по сей день весь мир. И никак не может понять, а что же это такое – загадочная русская душа.
«Сенявин» снова уходил в море — и снова начиналась морская страда. В непогоду Бочкарев приказывал спускать шлюпки, тренировали гребцов. На шлюпку посылал командир и меня. Во время походов я научился у Бочкарева умению не теряться ни при каких обстоятельствах, узнал, как надо действовать в тумане, и много других вещей. Он отлично знал не только театр, где плавал, но и все порты, в которые заходил. Он брал меня с собой на занятия с матросами, с старшинами. Я впервые в жизни самостоятельно провел политзанятие. Я был очень взволнован, и когда принялся вместе с матросами таскать в кубрик скамейки, Костылев оттеснил меня в сторонку и тихонько сказал, что руководителю политзанятий скамейки таскать не годится. Сконфуженный, я поднялся на палубу. Через две-три минуты меня позвали. Я вошел в кубрик. Матросы встали. Костылев громогласно доложил, что группа готова к занятиям. Я взял себя в руки и занятия провел — по собственной оценке — на четверку. Обо всем этом я написал отцу. В свободное время я окончательно привел в порядок «Историю» «Сенявина» и написал несколько эскизов, которые подарил Бочкареву. Он тотчас снял с переборки в кают-компании висевшую там репродукцию, изображавшую русалок в пруду, и повесил мои акварели. Я сжился с кораблем, с комсомольским коллективом его, с офицерами — кроме Бочкарева и Щенникова, был еще третий, молчаливый артиллерист Борисенко, поглощавший с жадностью книги из библиотеки своего командира. Я с грустью думал, что практике приходит конец и придется расстаться с «Сенявиным», который я успел полюбить. И я твердо решил закончить училище на отлично, чтобы мне было предоставлено право выбора, и тогда проситься на малые корабли.
* * *
Зашли как-то в Таллинский порт. В городе на голубиной площадке я встретил Фрола. Он стоял, весь облепленный голубями, и скармливал им большую белую булку. — Фролушка! — Кит! — Вот встреча-то! Как твоя жизнь? — Жизнь прекрасна! — воскликнул Фрол, швырнув голубям остатки булки и отряхнув крошки с брюк. — Набираюсь морского духа! Присматриваюсь, приглядываюсь, учусь жить с людьми, учусь ладить с ними. А ты? — Я тоже учусь жить с людьми. — Ну и как? — Думаю, что найду с ними общий язык. — А почему бы нам с тобой его не найти? Не найдут с матросами общего языка только Мыльниковы. Да, ты знаешь? В том дивизионе, где я сейчас нахожусь, служит Мыльников. Командует «охотником». Не любят его... — Значит, он и здесь, как в училище? Не исправился? — Пренебрежительность во взоре при общении с младшими, заискивающий взгляд при общении со старшими, полная уверенность в том, что он, Мыльников, непогрешим, ну и так далее. Раздает взыскания — рекорд в дивизионе побил. Поощрений не любит. А ты ведь прав был тогда, в училище — он, действительно, людей провинившихся быстренько списывает со своего корабля. А воспитать не умеет. Прорабатывали его, да с него — что с гуся вода. Допляшется! И эта Нора с ним... помнишь, всегда на машине приезжала на танцы в училище, дочка ответственного работника? Задает тон среди жен. Законодательница мод, женщина неприятная во всех отношениях. Мне повезло, что я к нему не попал. Сцепились бы... — Тебя-то он узнал? — Ну, еще бы! «А-а, подопечный... — передразнил Фрол Мыльникова, изобразив его кислую мину и пренебрежительный голос. — На флоте ума набираетесь?» — А ты что в ответ? — Ну, я, человек дисциплинированный, поприветствовал, как полагается, сказал, что весьма сожалею, что не попал к нему на корабль, под его руководство, не удастся продолжить, так сказать, мое воспитание, им начатое в училище.
— И он не обиделся? — Наоборот: тут же стал хвастать товарищам своим — офицерам: вот видите, как любили меня в училище младшие, когда я был у них старшиной. Он, знаешь ли, тонкая штучка, Мыльников! Ну, довольно о нем. Антонина пишет? — Жалеет, что мы не можем приехать. Тебе просит привет передать. А тебе Стэлла пишет? — Мне? — Фрол немного смутился. — Один всего раз написала. Две строчки. Что жива и здорова. Чего желает и мне. И ни одного поцелуя. Ни боже мой! Даже в конце. Просто: «Стэлла». — Не заслужил. — Да и не собираюсь заслуживать. Обиделась! Сердится! А за что? — За то, что ты, Фрол, совсем ей не пишешь. Вы ведь все же — друзья. — Ну, о чем я ей писать буду? О луне? «Ах, ах?» Раскисать не умею. О том, чем теперь голова занята? Об этом в письмах писать не положено. Сам знаешь, что у меня на уме. Как бы набраться опыта, да закрепить все то, что уже дало мне училище, да зимой опыт закрепить новыми знаниями. Вот я хожу, понимаешь, по кораблю и у всех спрашиваю: а это что? а эта штука как действует? Сначала, казалось, я всем надоел, после — поняли: человек любознательный, интересуется для пользы дела. Ну, что ж? Показывают, рассказывают, учат, втолковывают. Пожаловаться на них не могу. Вот тут, — он ударил себя по лбу ладонью, — такой склад практических знаний скопился, только держись! А в самом деле, Никита, — хлопнул он меня по плечу, — не за горами тот день, когда я приду на корабль — приду командиром. Училище будет закончено, науки крепко уложены тут, — он постукал себя пальцем по лбу, — а опыт — вот тут, — стукнул он себя в грудь, возле сердца, — тогда только самое главное и начнется! Вот приглядываюсь я сейчас к своему командиру — есть такой лейтенант Щегольков — и вижу: чтобы полюбили тебя, чтобы тебе, как отцу, доверяли, надо глубоко партийное сердце иметь... Щеголькова любят. Учусь у него, понимаешь. Он умеет, как Глухов наш, добраться до сердца. Это в газетных заметках легко получается: был матрос лодырем, призвал его командир в каюту, туда-сюда, побеседовал, и — здрасте! — матрос стал отличником. Нет, милый мой, с матросами надо пуд соли съесть, чтобы они за тобой в огонь и в воду пошли, как шли в войну за твоим отцом да за моим Виталием Дмитриевичем! Вот я и спрашиваю себя: за мной-то пойдут в огонь, в воду? Не знаю пока. Хочу, Кит, быть я таким, как Глухов, как мой Виталий Дмитриевич! Коммунистом не на словах, а на деле. Ведь мы с тобой, Кит, не успеем опомниться, будем уже офицерами, и тогда с нас с тобой много спросится. Много спросится! — повторил он.
Мы поднялись на , кривыми узкими переулками вышли на площадку, вынесенную на край высокой горы. Внизу поблескивали пруды, за вокзалом виднелось множество двухскатных крыш, а дальше отливало серебром море. День был пасмурный, и тяжелые корабли казались совсем невесомыми в светлом тумане. — Помнишь, Фрол, нам Вершинин рассказывал? Он пришел на флот по первому комсомольскому призыву и увидел в Кронштадте корабельное кладбище. У нас флота не было... — А теперь — любо дорого смотреть! — понял меня мой друг с полуслова. — Красавцы... За себя, в случае чего, постоят. Мне говорил один здешний товарищ, что когда гитлеровцы наступали на Таллин, жители, выходя по утрам из домов, первым делом смотрели на море. И увидев «Киров» на рейде, говорили друг другу: «Ну, пока флот наш здесь — в город им не войти». И мне, знаешь, до чего стало радостно, что и я — флотский, вырос на флоте и всю жизнь на нем прослужу. Может, и до адмиралов дослужимся, а? — толкнул он меня в бок. — А что, очень может быть! — А смеяться и вовсе не над чем, и дослужимся! — рассердился он. — Ты гляди, сколько адмиралов были курсантами, потом лейтенантами... — Потом старшими лейтенантами, капитан-лейтенантами, Фролушка. Капитанами третьего, второго, первого ранга... — длинная и высокая, — засмеялся Фрол. — Долго взбираться придется. А все же я думаю: взберемся, не оступимся. Хотя самое трудное у нас с тобой — впереди. Нелегкая зима предстоит...
Он задумался. — А когда окончим училище... куда нас пошлют? Не раскидает ли нас с тобой по разным флотам? Дадим слово, Кит, что окончим училище на отлично, чтобы выбрать флот, выбрать малые корабли... ты ведь тоже — на малые? Чтобы не разлучаться нам... А? Он взглянул на часы. — Мне пора, к сожалению. Жаль с тобой расставаться, Кит, да скоро встретимся... Он побежал вниз по крутому спуску. — До встречи в училище! — крикнул он. — А может, и раньше встретимся, Фрол? — Где? — На морских дорогах! Но мы встретились только в училище...
* * *
Я хорошо помню свой последний поход на «Сенявине». Я был горд, что корабль идет по проложенному мною на карте курсу — и прокладку мою Бочкарев назвал «образцовой», что подтвердил и Щенников, опытный штурман. Было что рассказать Фролу — была радость, которой я мог поделиться. Я стоял на мостике рядом со своим командиром и думал: скоро я выйду на флот и буду, быть может, командовать таким же вот кораблем!
Свежий ветерок бил в лицо, развевал гордый вымпел. Берег оставался далеко позади, расплывчатый и бесформенный, о существовании его можно било только догадываться. была по-осеннему темно-зеленой, вся в мелких белых барашках, и по освещенным солнцем волнам пробегали темные тени. Бочкарев поглядел на небо, на надвигавшиеся с севера тучи и оказал: — Будет штормяга. Он обернул ко мне свое обветренное, с облупленным носом и потрескавшимися губами лицо: — Ну, что же? Поборемся! В ярко-голубых глазах его светились озорство и задор. — В море — дома, не так ли, Рындин? — Да, дома! И звонкий голос моей Антонины вдруг прозвучал в гулком шелесте набежавшего ветра: — Твоя дорога — в морях!
Черноморский флот — Балтика 1944 — 1954
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Итак, российский президент, побывав в Германии, проговорив официальные речи на открытии Ганноверской ярмарки и на встречах с лидерами этой страны, отправился в Голландию — открывать голландско-российский год. Это кратко. Теперь по существу. Существо заключается в том, что в отношениях между Германией и Россией сегодня много проблем совершенно разного свойства. С одной стороны, Германия получает 40% необходимого ей природного газа из России. Причем, это не предел, и на месте немцев можно было бы радоваться такому счастливому обстоятельству. Но немцы радоваться не хотят — их, — не без внешнего науськивания, — пугает такая зависимость от России, хотя реальных признаков того, что пугаться нужно, пока нет, и это пугает немцев еще больше.
Западные СМИ сделали все возможное, чтобы местный обыватель не понял, что там происходит в России с неправительственными организациями, но, на всякий случай, обиделся. Действительно, все крупные партии ФРГ имеют в России свои фонды, включая и партию фрау канцлера, и прокурорские проверки этих фондов не могли не вызвать реакции. Причем, слово «агент» из бренда «иностранный агент» почему-то дошло до Запада в его не европейской, а именно в русской трактовке, отягощенной генетической памятью о 30-х годах прошлого века. Поэтому фрау канцлер в своей приветственной речи не могла не остановиться на этих событиях, показав, что ее собственное мнение не может не учитывать мнения однопартийцев и других соратников по политической деятельности. Справедливости ради, нужно сказать, что фонды существуют во многих странах, реакция этих стран тоже разная, но ни в одной стране, кроме России, перед фондами не стоят такие задачи, как в России, и реакция российского государства не могла не последовать. Но ни это, ни порадеть за права геев в России не отменили Ганноверской ярмарки и не уменьшили ее экономического потенциала.
На Ганноверской ярмарке Россия является основным спонсором. В ее павильонах более 1000 экспонатов, привезенных с единственной и явной целью — обеспечить России новые инвестиции. Мнения местных инвесторов пока никто не сформулировал, но определенные трудности в общении с Россией их уже ожидают. Тем не менее, Германия и так активно сотрудничает с Россией. Ее прямые инвестиции в нашу страну превышают 30 миллиардов долларов. Многие немецкие концерны за последние годы расширили свое присутствие в России. В частности, новый дизель для КАМАЗа производится на немецком оборудовании. В принципе, потенциал для расширения сотрудничества существует, потому что в Германии присутствует самое главное — понимание роли России в современной мировой экономике. Россия, как и Китай, являются главными товарными «наполнителями» европейской и американской валюты. Без этого наполнения и евро, и доллар давно бы потеряли, как минимум, половину своей стоимости. Единая Европа ревнует Россию. По мнению чиновников из брюссельских кабинетов, русские игнорируют европейские органы власти, предпочитая общаться непосредственно со столицами западноевропейских государств. С одной стороны, Евросоюз видит гордыню в том, что Россия не хочет с ним общаться в таком формате, а, с другой, ни по Кипрской проблеме, ни по другим вопросам голос России в Объединенной Европе услышан не был, а на недавнем заседании министров финансов Западной Европы по Кипру российского представителя не было вообще.
Голландия, процветающая, в основном, на транзитной торговле, традиционно имеет еще и развитую банковскую систему. Если сейчас в связи с Голландией вспоминают Петра Первого и дочь Владимира Путина, то мне хочется вспомнить 1812 год и роль голландских банков в финансировании российского похода Наполеона. Кстати, голландские банки были первыми, кто стал торговать американскими долговыми обязательствами в Европе. И было это более 200 лет назад.
Сегодня Голландия, верная своим принципам транзитной торговли, готова покупать российский газ и перепродавать его дальше в Западную Европу, в частности, в Великобританию. Для этого она будет участвовать в строительстве четвертой нитки газопровода по дну Балтийского моря и вложится в разработку северных российских территорий. Россия сегодня правильно опасается будущей драчки за Арктику, поэтому наличие там голландских денег, которые меньше всего голландские, — это самая лучшая противоракетная оборона.
Кроме этого, Голландия готова поделиться высокими технологиями — совершенно немыслимая вещь еще несколько лет назад, и помочь в подготовке специалистов-экономистов, о чем были подготовлены соответствующие договоры.
Что такое Голландия сегодня? — Это пока еще не только спокойная гавань для разных денег и молчаливое убежище для российских миллиардеров, но и страна с самым высоким подушным долгом в мире — более 220 тысяч долларов на каждого толерантного голландца. Это еще и центр, откуда разбегаются волны информационного противостояния, легко маскирующегося под свободу для геев, наркоманов и прочих людей с измененным сознанием.
Конечно, недаром недавний визит Путина называют торговым визитом — расширение торговли необходимо, причем, если для наших властей это возможность обрести более прочные позиции в Западной Европе, действуя чужими руками, то для голландцев — это возможность этими же руками немного заработать. Хозяева, конечно, ждали высокого гостя и не поскупились на разогрев публики, пригласив даже голую украинскую грудь. В общем, маленький праздник удался.
9 апреля 2013 г.
Размышления о дожде
Мне подумалось, показалось, Не открылось — и я забыл… В целой жизни — такая малость, Не годится на зов судьбы.
Только стоит ли торопиться? Может, все-таки подождать? — Говорят, не летают птицы, Если слышится шум дождя.
Поменяться бы нам местами Чтоб понять, на какой версте И с какой стороны мы сами В мире, где не бывает стен.
Может, дождик нас, как в театре, Отделяет от тайн кулис? Все мечты поделите на три И сыграйте себя на бис.
9 апреля 2013 г.
Шаг навстречу
Мне захотелось сделать шаг навстречу, Но понял я, что некуда шагать. Что мир сегодня черно-бел и клетчат, И сохранить не может благодать.
Мне захотелось сделать шаг на волю, Но понял я, что некуда идти — Тянуть суда через горбатый волок И не узнать, куда ведут пути.
И вот тогда я сделал шаг, и просто Пошел туда, куда глядят глаза, И вдруг услышал за спиною поступь, И голос, что туда идти нельзя.
И я тогда закрыл глаза и уши, И стал на месте весело шагать, Но мне хотелось что-нибудь разрушить… И я шагнул, и… снова стал летать.
7 апреля 2013 г.
Старые письма
Старые письма! Какая прелесть Сейчас такие не пишут, Или не любят, или не слышат, Как песни старые пелись.
Старые письма! Сплошная нежность, Робость бумажная поцелуев… И не знаю теперь, почему я, – Даже если сама прилежность, – Не могу вывести завитки в слове “Здравствуй” Так, как делали это раньше, Мне мешает лаконичность ланчей, Переход от доверия к трасту, И нерусское, произносимое споро, “Береги себя!” – в конце разговора.
Старые письма! Беспомощные, как дети. Мимолетный роман на странице в линеечку.. Как хорошо, что вы есть на свете – Маленькая личная бесконечность.
Чажма — это небольшая бухта в западно-северо-западной части залива Стрелок. Сам Стрелок— живописнейший залив, вдающийся в материковую часть правого берега Уссурийского залива. Вход в него прикрывает остров Аскольд, а посредине залива с севера на юг раскинулся возвышенный остров Путятин. В Чажме раньше базировались торпедные катера. Когда же мы туда пришли доковаться, никакого пирсового хозяйства в бухте уже не было. Прямо к высокому каменистому берегу кормовым ботопортом был ошвартован транспортный док. Для кормовых швартовов у уреза воды и на берегу были брошены четыре 20-тонных железобетонных якоря. С правого борта также кормой к берегу впоследствии поставили плавмастерскую. Так начинался известный к настоящему времени Чажменский судоремонтный завод по ремонту и разделке отслуживших свой срок подводных атомоходов. А мы были первыми. Док оттянулся на носовых якорях на глубокую воду, бычок-буксир развернул его откинутым ботопортом к нам навстречу, и мы вошли. Встали в док надолго, месяца на два с лишним. Все было как всегда не подготовлено. Еще бы! Это же докование в «точке рассредоточения в условиях угрозы атомной войны!». Так что жаловаться не моги, преодолевай трудности! Поначалу мы и не жаловались: надо было где-то найти крышку торпедного аппарата. Объездил я тогда все тыловые базы хранения ЗИПа, но нигде ничего! Не было предусмотрено в табеле такого, чтобы крышками стрелять! Как говорится, ЧД? Что делать? Что делать? Но мичмана Путова так быстро с толку не собьешь! Нашел! Демонтировал (за всесоюзный «эквивалент»!) крышку в кабинете легководолазной подготовки учебного отряда ТОФ. А им взамен подсунул крышку ТА от старой «Щуки». Так что после докования наша лодка вновь боеготова. А пока докуемся. Командир ушел в отпуск, на «коне» старпом Валя Шехурдин. Тоже фигура! Атлет! Кажется, в свое время чемпион Северного флота по боксу.
Шехурдин Валентин Алексеевич, в дальнейшем
Статью, да и лицом похож на актера Кторова. Когда выпьет, откровенничает, что он-де дворянских кровей и потому его придерживают по службе. Выпивал он своеобразно. Когда подходило время обеда, он строго восклицал: — Товарищи офицеры, прошу на обед. Все поднимались из-за стола в кают-кампании лодки, где, как правило, перед обедом проводились занятия по офицерской подготовке, для движения в береговую столовую катерников и в этот момент: — А вы... останьтесь! Избранная «жертва» понимающе вновь садилась на диван, остальные тоже понимающе с непроницаемыми лицами молча удалялись в столовую. — Я, надеюсь, вы не против составить мне компанию, — не допускающим возражения тоном продолжал старпом, — не люблю в одиночку! При этом он наливал в тонкий чайный стакан до красного ободка «шило» и говорил: — Я не насилую, вода в графине, разводи по вкусу! Да, по вкусу! Что уж там для воды осталось? Себе он наливал так же. Крякнув и утершись рукавом (закуска на берегу, в столовой!), продолжал: — Ну, теперь пойдем, посидим на баке, покурим, подождем... На баке дока, сидя на , он предавался рассуждениям о своем дворянстве, кознях, спортивных достижениях на ринге и т. д. Наконец, на дороге по склону сопки показываются наши офицеры.
— Пора и нам закусить. Чтобы сойти на берег, надо пройти по башне дока в корму, спуститься по скобтрапу на ботопорт, пройти по нему метров пять (ширина стенки ботопорта 20 см!), и только тогда ступаешь на широкую сходню. Внизу под ботопортом камни и плещет вода... Если падать, то метров пять! Потому и не падали. На следующий раз «жертвой» избирался другой. Хорошо, что желание излить душу у старпома возникало не каждый день, нас, младших офицеров, во время докования было всего трое-четверо, остальные в отпусках. На этом в то лето «изуверства» старпома не кончались. Ежедневно в 17 ч 00 мин перед движением в столовую на ужин офицеры выстраивались на берегу в шеренгу, старпом обходил строй и, останавливаясь поочередно против каждого, вопрошал: — Кого из подчиненных и как вы сегодня наказали? Если следовал ответ — никого, то... — Объявляю вам сутки ареста за недостаточную требовательность к своим разболтанным подчиненным. — Есть, сутки ареста. Старпом переходил к следующему. Наиболее предусмотрительные отговаривались «замечаниями», тогда следовал монолог о недопустимой мягкотелости и т. п. Таков был ритуал, такова была игра... Мне наказывать своих торпедистов, как правило, было не за что, и я вскоре набрал в сумме трое суток ареста. Это был звонок. Выписал записку об аресте и отправился на гарнизонную гауптвахту, там же в Стрелке. Не повезло! На гауптвахте только что окончен ремонт и лак на нарах еще не высох. — Приходите, пожалуйста, через пару суток, — любезно пригласил начальник гауптвахты. — Непременно! Двух суток мне хватило, чтобы записку переписать по-новому, но уже на пять суток ареста. Прихожу первым, в свежеокрашенном офицерском боксе никого нет. Скучновато, но зато никто не мешает штудировать «Вопросы ленинизма», скоро надо ехать во Владивосток сдавать экзамены в вечернем университете марксизма-ленинизма. Кстати, этот «требник» —лучшее пособие по большевизму. Даже в 1980-х годах я как-то «засек» одного крупного политработника за скрытным чтивом этого И.В.Сталина в порядке подготовки к очередному семинару по марксистско-ленинской подготовке.
На следующее утро пришел второй арестант, представился: — Старший лейтенант.., командир... группы боевой части... СКР «...». Позвольте узнать, с кем имею честь?.. Ага, тогда, если не возражаете, я буду называть вас «товарищ командир», а я буду исполнять обязанности «старшего помощника». Мы же военные люди... В глазах у него чертики прыгают! Хохмач значит. Договорились. С собой у него две общие тетради в коленкоровом переплете, сел на нары, углубился в чтение. Наверно, тоже конспекты по МЛП. К вечеру пришел третий. Лейтенант, тоже надводник. «Старпом» объявил его «помощником» по хозяйственной части и тут же обязал следить за чистотой, порядком и своевременной выдачей постельных принадлежностей и «харча». Тут же был приглашен караульный начальник, ему представлен новоявленный «помощник» и потребовано все исполнять с исключительной добросовестностью. И все это на полном серьезе! В мои обязанности входило только поддакнуть или просто кивнуть. «Командир» ведь! После дребеденного ужина «старпом» попросил разрешения провести «политчас». Дал «добро», думаю, опять что-нибудь отхохмит. И не ошибся. В двух коленкоровых тетрадях оказались записи анекдотов, вернее, вместо большинства из них стояли только номера. За трое суток мы неоднократно проверяли соответствие определенных номеров изложению — и он ни разу не ошибся. Феномен! Даже под перекрестным допросом не сплоховал! Нахохотались мы в тот вечер, да и каждый день до колик в животе. Помогали нам периодически и начальник гауптвахты и ежедневно сменяющиеся начальники караулов. На третий день пришел еще один лейтенант, его сделали «просто подчиненным», руководил колкой дров арестованными матросами (пища подогревалась на дровяной печке, а приносили ее в термосах с солдатского камбуза военных строителей) или просто изображал подчиненного для очередной хохмы. «Просто подчиненными» были и четвертый и пятый. Надводников слали косяком. Когда кончился мой срок, старпом построил во дворе всю офицерскую аресткоманду. Я, как положено по уставу, попрощался, в ответ: «До свидания, товарищ старший лейтенант!» Только вышел за ворота слышу голос «старпома»: — Во временное исполнение должности командира вступил старший лейтенант...
Иду вдоль забора , навстречу с чемоданчиком в руке «каплей». Да, недолго «начальствовал» веселый «старпом»... Издалека доносится: «Товарищи офицеры! Товарищ капитан-лейтенант, аресткоманда офицерского состава флота для вашей встречи построена. «Старший помощник».... Пришел на лодку, рассказал о «хохмаче» с СКРа, ему сидеть еще пять суток. Ребята в очередь на отсидку. Повезло только Юре Павлову. Дальше эту «малину» старпом Шехурдин прекратил. Но вообще-то Шехурдин тоже был хохмач, даже пострадал на этой почве по партийной линии. В новой казарме, в Улиссе, у старпома был свой отдельный кабинет. Воспитательную работу он мог проводить без помех, без посторонних глаз. На стене висела пара боксерских перчаток (одного их вида было достаточно), на письменном столе только стопочкой четыре книги: «Двенадцать стульев», «Золотой теленок», «Капитальный ремонт» и корабельный устав. Все книги с закладками. Воспитательная беседа проходила примерно так: — Что нам говорят классики... Выбиралась та или иная книга, раскрывалась на нужной закладке, зачитывался соответствующий проступку абзац, затем открывался на нужном месте корабельный устав... В упор голубые, почти стального цвета глаза... — А что от нас требует устав?.. А ты что творишь?., (далее некоторое количество ненормативной лексики) Итак,... суток ареста! Через минуту-другую: — Отставить! И этого, как правило, было достаточно. Но... Дошла эта воспитательная методика до политотдела. Передали в парткомиссию. Несмотря на наши письменные уверения, что требовательность старпома справедлива, но чуть-чуть для пользы дела скрашена здоровым юмором, — «фитиль» за «юмористическое отношение к службе» воткнули. Ясное дело, с юмором у членов было плохо, так их и подбирали. Но как же без смеха? Ведь говорят же на флоте: «Если б не было так смешно, давно б ушел с флота...».
А из Чажмы мы в конце концов ушли.
ПЕРВЫЕ ПОДЧИНЕННЫЕ
Я не зря говорил, что наказывать своих торпедистов мне, как правило, было не за что. Наоборот, чаще надо было благодарить. На подчиненных мне почти всегда везло, с самого первого дня службы на флоте. Фамилии, а то и имена, отдельных, особенно ярких матросов и старшин, я помню до сих пор, хотя прошел не один десяток лет. В ноябре 1955 года по окончании госиспытаний нашей лодки выслужившие свой срок старшины и матросы демобилизовались, и в моей торпедной группе остался только один старший матрос Анатолий Тарабрин. Лодка стояла на достроечной базе номерного Комсомольск-на-Амуре завода на территории Владивостокского Дальзавода. Добрый взвод малярш с утра заполнял все отсеки. Несмотря на постоянную работу вентиляторов, в отсеках от свежей краски трудно было дышать, от этого и непрерывного шума вентиляции к концу рабочего дня болела голова. Малярши красили быстро, но небрежно. Поэтому, готовясь к сдаче первой курсовой задачи, много времени пришлось уделять очистке рабочих поверхностей механизмов от натеков краски, восстановлению смазки, маркировке и тому подобным работам. А покраску торпедных аппаратов мы вообще решили проводить сами.
Вот так и «бросили на морского» с Тарабриным: кому красить, чистить, холить торпедные аппараты первого и седьмого отсеков. Случайно, но по справедливости, мне как командиру седьмого отсека достались кормовые ТА. С утра натягиваешь комбинезон, кисть и банку с краской в руки и ужом между аппаратами, между аппаратами и бортом, между трубопроводами.., между... и т.д. Перерыв на обед — и по новой... К вечеру не до гулянки. Но так родилась выстраданная любовь к своей матчасти. На аппараты любо-дорого было посмотреть! Игрушки! Когда в Улиссе пришла молодежь и мичман Путов, они подхватили и продолжили эту традицию. Никогда потом до конца службы по минно-торпедной части у меня не было проблем с образцовым содержанием оружия и техники. Для смазки неокрашенных поверхностей и деталей механизмов ТА мичман Путов и старший торпедист, а потом командир отделения, Вася Калугин варили своего рецепта золотистую смазку из смеси АМС и веретенки, цепи и тросики торпедопогрузочного устройства также проваривались в этой смазке, отчего никогда не ржавели и имели ухоженный вид. Надо сказать, что опрятно содержать оружие и механизмы в первом и седьмом отсеках лодки, где на холодных концевых переборках постоянное отпотевание, а зимой лед, было весьма трудоемко. В те годы на флоте еще не утвердилось формализованное донельзя соцсоревнование, но дух здоровой состязательности был развит и способствовал делу. Состязались между собой по чистоте содержания материальной части и отсеки, и боевые части, и отдельные боевые посты, состязались за совершенствование боевых нормативов. Процесс был творческий, правила, порядок сравнения и поощрения в каждой боевой части или на лодке были свои. Было интересно, напоминало игру, моряки добровольно принимали в ней участие. Однако на каком-то этапе вмешались «политрабочие»: причесали всех под одну гребенку, завели формализованный учет, отчетность, письменные обязательства.., красочные транспаранты все больших и больших размеров.., а дальше, само собой, появилось очковтирательство, приписки — родилось «социалистическое соревнование». Но состязательность не умерла.
Нагрудный знак "", утвержден Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 мая 1942 года.
Вспоминается состязание на звание лучшего торпедного расчета подводных сил ТОФ. Торпедный расчет — это, собственно, торпедисты лодки, организованные определенным образом для приготовления торпеды на специально оборудованном посту береговой торпедной мастерской к боевому или практическому использованию. В составе расчета: командир — командир БЧ-III или командир торпедной группы, первый номер — старшина команды торпедистов, второй номер — командир отделения торпедистов и третий номер — старший торпедист или торпедист. У каждого свои обязанности. Командир, естественно, руководит, командует, контролирует, а «номера» выполняют определенные действия непосредственно на торпеде. Так вот, в тот год вторым номером был командир отделения старшина 2-й статьи Анатолий Глиос. Был он из Красноярска, токарь-скоростник военного завода. Не видел, как он работал на станке, но у торпеды... Это песня! Его руки работали независимо одна от другой, одна с ключом в одно отверстие на торпеде, другая с другим ключом в другой горловине, одной откручивает, другой одновременно закручивает! Короче, он выполнял большинство операций по приготовлению торпеды одновременно за второго и первого номера! Первый номер, мичман Путов, подключался только тогда, когда для одновременного действия у Глиоса не хватало размаха рук. Чтобы как-то участвовать в процессе приготовления, Путов перехватывал мои обязанности, а я комментировал процесс членам представительной комиссии минно-торпедного управления, флагманским минерам и посредникам. Члены комиссии с изумлением наблюдали это «священнодейство», флагманский минер бригады капитан 2 ранга Федя Марычев и начальник МТО капитан 1 ранга Бродский блаженно улыбались. Надо ли говорить, что временной норматив приготовления торпеды (не в ущерб качеству) был значительно перекрыт — и первое место нам было обеспечено! По окончании службы провожали Глиоса с почетом перед строем бригады с присвоением звания «главный старшина запаса» (вообще-то должностная категория командира отделения — старшина 1-й статьи), с поощрением почетной грамотой и отпуском, с последующей демобилизацией по месту жительства, а потому отпускали досрочно, еще до публикации приказа Министра обороны. Да, в то время моряки служили добросовестно и беззаветно.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Подводные лодки — серия советских РПКСН — атомных подводных лодок, оснащённых комплексом Д-9Р с 16 межконтинентальными жидкостными ракетами Р-29Р (РСМ-50, SS-N-18). Проект был разработан в ЦКБМТ «Рубин», генеральным конструктором проекта являлся С. Н. Ковалёв. Основным вооружением является ракетный комплекс Д-9Р, насчитывающий 16 пусковых установок шахтного типа. Этот комплекс впервые обеспечил возможность боевого применения ракетного оружия из высоких широт. Подводный пуск может осуществляться на глубинах до 50 метров при скорости 6 узлов. Все ракеты могут быть запущены в одном залпе. Я служил на К-433 и К - 211 в первых экипажах.
.jpg)
