Командиры ПЛ и руководство 107 ОДПЛ. г. Рига. Декабрь 1975 г.Сидят: Щербавских Владимир Павлович, Иванов Анатолий Николаевич, Николаев Анатолий Александрович, Камышан Вячеслав Юрьевич, Слепенчук Николай Романович, Антоненков Валентин Григорьевич, Андреев Николай Григорьевич, Бардьян Игорь Яковлевич, Гурьев Юрий Павлович. 2 ряд: Хайтин Даниэль Яковлевич, Татарин Виталий Викторович, Рекст Василий Николаевич, Синюхин Борис Сергеевич, Кедров Геннадий Матвеевич, Рагозин Анатолий Неофитович, Калинин Анатолий Владимирович, Дюдя Владимир Викторович, Светловский Лев Викторович. 3 ряд: Венедиктов Валентин Константинович, Чернов Виталий Васильевич, Гаврилов Юрий Александрович, Радевский Николай Александрович, Миронов Виктор Михайлович, Ковязин Александр Михайлович, Игнатенко Геннадий Иванович, Чумаченко Николай Андреевич.
Моряки, бросившие свой якорь в республике Беларусь, переживают за судьбу легендарного крейсера российского и советского Флота с нежным именем "Аврора". Материал, подготовлен газетой "Брестский курьер". Судьба многих поколений моряков связана с "Авророй". Вот плакат о родившемся в Брест-Литовске адмирале Константине Сокольском. С уважением, В.Ф.Касатонов.
СОКОЛЬСКИЙ Константин Иванович (28 мая 1902 Брест-Литовск – 6 декабря 1969) – инженер-контр-адмирал. Участник Гражданской войны. С 1921 служил на флоте. В 1924 году участвовал в первом дальнем заграничном походе в составе крейсера «Аврора» и учебного судна «Комсомолец». Маршрут: Кронштадт – Мурманск – Дания – Норвегия – Мальме (Швеция) – Эдинбург (Шотландия) под командованием начальника и комиссара Военно-морского училища Н.А. Болотова. 15.7.1924 корабли прибыли в Берген. Командир отряда, командиры и комиссары кораблей нанесли визиты местным властям и были приняты полномочным представителем СССР в Норвегии А.М. Коллонтай. На следующий день она посетила корабли и вручила ордена Красного Знамени четырем курсантам Военно-морского училища, среди которых был К.Сокольский, проявившим отвагу и героизм при тушении пожаpа на форту Павел в 1923 г. Тысячи норвежцев посетили корабли в те дни. 19 июля отряд покинул Берген. 45 суток продолжалось первое заграничное плавание. Пройдя без аварий 5700 миль, 24 августа корабли вернулись в Кронштадт. Экзамены, проведенные в конце плавания, показали, что оно стало хорошей школой для будущих моряков. В 1925 К.Сокольский окончил Высшее военно-морское училище. Затем служил на различных кораблях Черноморского флота. С 1939 – заместитель начальника минно-торпедного управления Военно-Морского Флота СССР. В годы Великой Отечественной войны возглавлял работы по организации траления на Северном, Белом и Каспийском морях, на Волге и Дунае. Участвовал в высадке десанта в Керченском проливе. В августе 1945 проводил разминирование корейских портов Расин и Сайсин. В послевоенные годы – на различных командных должностях, последняя из них – зам. начальника НИИ №3 ВМФ (05.1956-01.1957). С января 1957 в отставке. Награжден орденом Ленина (1945), 4-мя орденами Красного знамени (1924, 1943, 1944, 1949), орденом Нахимова 1 ст. (1945)
Отец уходил на свой катер. Я садился за стол, перелистывал книги. У отца было их много. Были книги с картинками — и я разглядывал их с удовольствием. Вот русский маленький катер подходит к большому турецкому кораблю и упирается в него длинным шестом. Из воды вырывается пламя и дым. Это первый торпедный катер адмирала Макарова. К шесту привязана мина. А вот другая картинка. Два катера нападают на турецкий корабль и взрывают его. Мины уже к шесту не привязаны. Они сами движутся под водой. И на светящейся в лунном свете покрытой рябью воде лежит на боку турецкий корабль «Интинбах», весь в дыму, и вдали видны два черных маленьких силуэта. Это — первые торпедные катера. Теперь они не такие — стоит выглянуть в иллюминатор. Они похожи на больших голубых птиц, опустившихся на воду. И ходят они с быстротой в сто километров в час.
Когда надоедало перелистывать книги, я отправлялся путешествовать по кораблю с Тросом. Попадавшиеся навстречу офицеры приветливо здоровались со мной, называя меня «Рындин-младший». На камбузе кок, ленинградец с Гулярной улицы, с лоснящимся широким лицом, похожим на блин, всегда спрашивал: «На месте ли стоит Петроградская сторона?» Толстяк угощал дога костью, а меня — пирожком с мясом. В продовольственных складах у нас тоже были друзья: баталеры. Два полосатых кота, обитатели баталерки, круглые, как мячики, увидев Троса, начинали сердито фырчать, но дог не обращал на них никакого внимания, словно их вовсе не существовало на свете. Кошачью породу он искренне презирал и считал ниже своего достоинства связываться с котами. На «Ладоге» все — и матросы и офицеры — были заняты делом до самого полудня, когда боцманские дудки свистали обед. В каюте я заставал отца, вернувшегося со своего катера. Отец надевал новый китель, и мы поднимались в кают-компанию — большой круглый зал с кожаными диванами. Офицеры уже расхаживали вокруг стола. Старший (хотя он был моложе многих) офицер, Николай Степанович Гурьев, сухощавый, лысый, но с черными густыми бровями, приглашал: «Прошу к столу!» И тогда каждый занимал свое место. Для меня ставили стул между Гурьевым и отцом. Вестовой приносил фарфоровую белую миску, и Николай Степанович разливал по тарелкам дымящийся борщ. В кают-компании всегда рассказывали много интересных историй. Товарищ отца, лейтенант Веревкин, вспоминал, как во время войны с белофиннами он высадил на глухих шхерах одного офицера. Вооруженный пистолетом и парой гранат, офицер ушел в ночь, один. — Я не знал, — продолжал Веревкин, — какое ему было дано задание, и, разумеется, не имел права расспрашивать. Когда мы снова взяли его на катер в условленном месте, он был весел, как школьник, получивший пятерку. Тот офицер ходил в тыл врага и каждый раз возвращался благополучно. Однажды мы прождали его всю ночь, а он не вернулся. Мы опять пришли в следующую ночь и до рассвета ждали сигнала. Но так и не дождались его. Веревкин встал и, обратившись к старшему офицеру: «Прошу разрешения от стола», ушел.
Отец вспоминал, как его , потеряв ход, был атакован тремя самолетами. — Страшно, поди, было, Юрий? — спросил Гурьев. Я думал, отец скажет: «Ну, что вы! Не страшно». Ведь я отца считал самым храбрым человеком на свете! И вдруг он ответил: — Страшно... — И тут же добавил: — Когда мы сбили двоих, но третий все же спикировал на нас и нам стрелять уже было нечем, мне стало страшно и обидно до слез — погубить команду и катер. Но мы все-таки ушли от врага и возвратились в базу. Вечером, просмотрев в салоне кинокартину, мы ложились спать — отец на койке, а я на диване и на приставленном к нему кресле. Жужжал вентилятор. Что-то гудело. Гулко стучало над головой, когда кто-нибудь пробегал по палубе. «Когда же я тоже буду ходить на катере, жить в такой же каюте?» — думал я. — Папа, — спросил я однажды, — а что из предметов для моряков важнее всего? — Математика. — А языки? — Минимум два, кроме родного. Я хотел еще о многом спросить, но отец уже крепко спал.
Рано утром возвращался я в Ленинград. Мама ждала меня с нетерпением. Я рассказывал ей о корабле, об офицерах, об отце. О том, как он воевал на торпедном катере и прорывался на , нам удалось узнать из газеты «Красный Балтийский флот», которую принес мой одноклассник Бобка Алехин, сын инженер-механика с крейсера «Киров». Сам отец даже нам никогда не рассказывал, за что он получил ордена. В школе, после каникул, мне приходилось еще раз рассказывать о Кронштадте. Товарищи не бывали на кораблях и торпедный катер видели лишь в кино, в одной «флотской» картине!
Глава третья. АНТОНИНА
Однажды зимой, в субботу, я отправился в свой любимый Театр юных зрителей на Моховой улице. Я долго ожидал трамвая на Кировском и от Лебяжьего моста бежал сломя голову, чтобы не прозевать начало. После третьего звонка, впопыхах пробираясь по круглому залу и наступая ребятам на ноги, я, наконец, отыскал свое место. К моему удивлению, оно было занято щупленькой девочкой в голубом платье. У нее были длинные русые волосы и разные глаза: левый — голубой, правый — зеленый, весь в карих крапинках. А пальцы были выпачканы в чернилах — отправляясь в театр, девочка не потрудилась их вымыть. — А ну-ка, потеснись! — сказал я (девочек мы презирали). Девочка чуть подвинулась. Я втиснулся между ней и заворчавшим на меня мальчиком, свет погас, и началось представление.
Я уже несколько раз видел историю Жана, которого старшие братья выгнали, отдав ему лишь кота. Кот выпросил себе сапоги и сумку, и они с Жаном отправились искать счастья. Девочка заерзала, и я втихомолку толкнул ее. — Ты всегда такой? — вполголоса спросила она отодвинувшись. — Какой? — Деручий и злой? — А зачем ты все время вертишься? Не можешь сидеть спокойно? — Мне плохо видно. — Так иди на свое место! — Я билет потеряла... Сзади и сбоку зашикали. А на сцене Жан с котом попали в королевский замок на бал. — Вот бы нам туда! — вдруг схватила меня за руку девочка. — Куда? — резко отдернул я руку. — Туда!
Она вся подалась вперед. Ишь, девчонка, куда захотела: на сцену, в сказочную страну! А тут как раз кончилось действие и в зале стало светло. — Ты в первый раз смотришь «Кота в сапогах»? — спросила девочка, уставившись на меня своими разноцветными глазами. — Совсем нет. В четвертый. — А я — в третий, — продолжала она разговор. — А ты любишь ТЮЗ? — Очень. Это была сущая правда. — И я ужасно люблю... — протянула девочка. — Так не говорят: «ужасно люблю», — осадил я ее. — «Ужасно любить» нельзя. Это глупо! Она надулась и отвернулась. Ну и пусть! Но после звонка она снова обратилась ко мне: — Ты позволишь мне посидеть? Или опять станешь толкаться? — Ну, так и быть, сиди. А как же ты прошла без билета? — Я так торопилась, что потеряла его в раздевалке. Искала, искала и не нашла. Сама не знаю, где он пропал... Тебя как зовут? — спросила она. — Никитой. — Никитой?.. — переспросила она и поморщилась. — Мне не нравится. — Ишь ты, не нравится! — обозлился я. — А тебя как зовут? — Антониной. — Ну, и никуда не годится! — сказал я с удовольствием. — А мне нравится, — возразила девочка. — Ай! — схватилась она за карман. — Вот растеряха, — сказал я с презрением. — Опять что-нибудь потеряла? — Потеряла? Нет! Я думала, он сбежал. — Кто сбежал? — удивился я.
— . — Зайчик? Какой еще солнечный зайчик? — Не веришь? Я его поймала и приручила. Вот он у меня где сидит... — хлопнула она рукой по карману. — Хочешь на него посмотреть? — Ясно, хочу... — В другой раз. Он спит... И она засмеялась, довольная, что оставила меня в дураках. Свет погас, и на сцене появился дворец людоеда. Мне стало не до девочки и ее выдумок. Людоед слопал короля и советника, но кот уговорил страшилище превратиться в мышонка. Едва успел людоед превратиться в мышь, кот кинулся за ним и — хап! — съел его. Все запели от радости — и кот и люди. Ребята обступили со всех сторон сцену. Я забыл про девчонку и увидел ее лишь внизу, в раздевалке. За ней пришел морской офицер, смуглый, с черными усиками, — наверное, ее отец.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Так случилось, что летом прошлого года после долгой, длившейся несколько лет черной полосы, я наконец пришла в себя. И стала думать о дальнейшей своей жизни. График "дом-работа-дом" меня не устраивал категорически. Но было в моей жизни то, что называется несколькими словами: военно-морской флот. И ведь пыталась попасть туда в юности. Но женщин на боевые корабли не брали. А другой вариант меня не устраивал. Так и стала с тех пор заниматься делопроизводством. Попутно - рестраврация церквей - как подсобная рабочая сила (и куда нас только ни заносило!), в компании таких же любителей старинной архитектуры; и работа внештатным корреспондентом в разных изданиях; и комсомольская работа; и увлечение авторской песней (до сих пор с удовольствием хожу на вечера, да и пишу тоже: стихи, и песни на свои и чужие стихи); и интересная учеба в Московском Центре авторской песни. Но - всё равно - в глубине души - всю жизнь - Флот! И в мае 2011 года я поняла: теперь или никогда. И плевать, что мне 45 лет! Есть общественные организации помощи флоту, в конце концов! Поиски - долгие и упорные. Порой опускались от отчаяния руки. Но я нашла то, что искала.
Союз Военных Моряков... Этот мой небольшой рассказ - о нем. Основан Союз в 2010 году. Девиз: "Братство. Честь. Флот". И люди - неравнодушные к судьбе флота, судьбе своей страны. А дела? Их хватает. Сейчас, например, Союз взял под опеку Никольскую Часовню в деревне Герасимово Суворовского района Тульской области. Эта Часовня посвящена памяти погибших моряков с АПЛ "Курск". Летом этого года на собранные Союзом пожертвования были закуплены подсвечники для Часовни. 12 августа этого года члены Союза ездили туда на панихиду по погибшим подводникам "Курска". И продолжается по-прежнему сбор пожертвований на ремонт Часовни - работы там еще много. В своем блоге я писала ранее и о работе Союза над присвоением П.Д.Грищенко звания Героя России. Есть и другие дела... У Союза есть сайт: . Есть страница в социальной сети mail.ru. Союз Военных Моряков открыт для тех, кто неравнодушен к судьбе флота, судьбе России. Если кто-то захочет присоединиься к нам - работа по душе найдется. Ведь мы не только в Москве. Если кто-то захочет узнать о нас, или связаться с нами - связаться с представителями Союза можно, зайдя на сайт voenmor.ru и заполнив специальную форму обратной связи, вот ссылка на нее: Можно зайти и через страницу на mail.ru. Если же у кого-нибудь возникнут вопросы - пишите сюда в мой блог или в личку. Охотно отвечу!
Дружбы верный маяк… Говорят в народе: лиха беда начало. Беды большой не было, но и простым делом шефство не назовешь, если делать это не для показухи. Экипаж – это более полусотни человек. Разные люди по характерам, замкнутые и открытые, с разными оценками во всех вопросах, даже в оценках необходимости нашей дружбы и тем более переписки. А как еще достучаться ? Да и не только самих людей не знаешь, а и фамилий, имен. Поэтому первые письма были маленькими маячками. Задавала много вопросов. Самых обыкновенных. Сколько служат, с кем дружат, что больше всего ценят в дружбе. О родителях, о том, кто ждет дома. Очень помогали письма ст.лейтенанта, командира группы движения, парторга лодки Александра Николаевича Корзуна, который помогал узнать больше о ребятах, писал сам душевные письма). А когда включился в переписку командир лодки, тут я получала ответы на многие уже вопросы о жизни экипажа ( в рамках дозволенного ), кто отличился, кому присвоено новое звание, кого поощрили отпуском, кто готовился к демобилизации. Да и письма самих , ребят становились более подробными, доверительными. Присылали стихи ( для рецензии ), зарисовки, истории. Все, что разрешали ребята ,печаталось в газете под клише « В далекой гавани «. А кроме того, у меня был свой личный архив, где уже хранились некоторые фото с надписью «шефам на память « , выписки из писем , даты рождения, интересы и увлечения, оценки действий экипажа при отработке задач, все, что можно было использовать в письмах, где можно было подхватить какую-то мысль, порассуждать, поразмышлять, подбодрить, похвалить.. Я писала много писем, но они никогда не были « под гребенку», чем немало удивляла ребят ( они же знакомили друг друга с написанным и я это знала ). Из письма командира лодки С.Н Боровкова : « …Вообще все наши ребята, очень любят получать корреспонденцию с обратным адресом город Пермь, электроприборный завод.Своим приездом вы , пермяки, оставили неизгладимый след и те ручейки знакомства, которые появились в прошлом году, превращаются в полноводную реку дружбы …Недавно мы успешно сдали одну из учебно-боевых задач и скоро в море. Вы правильно сказали : «ведь кораблям не спится в порту…» « У нас все хорошо. Ремонт подходит к концу. Завтра начинаем швартовные испытания. Уже все готово. Осталось дождаться только утра и…»поехали». Правда, в море еще не пойдем, но корабль оживет - будут работать дизели, моторы и все остальное. Долго мы ждали этого момента и дождались. Сегодня мы живем не на том старом корабле, куда вы приезжали, а на новом месте . Грустно было покидать старый дом. Ведь там мы прожили год, да еще какой !На этот корабль приезжали вы, наши шеф . С него нас провожали к вам. Сколько на нем было спето песен, сколько рассказано о шефах и городе, в котором нас принимали с таким радушием» ( из письма А.Н.Корзуна ). И в следующем: « А мы уже плаваем. Полностью закончили швартовые и ходовые испытания .Все нормально. Опять на нас повеял морской ветер, ласково покачали волны. Впервые выходили в море наши молодые ребята. Они даже приняли присягу подводников. Я был свидетелем такого церемониала в пятом отсеке «.
Так вот связывались узелки понимания, заинтересованности ,доверительности. Эти письма действительно, как заметил командир , как ручейки питали одну большую реку дружбы. Балтика становилась все ближе к уральскому городу на Каме. Отслужив, моряки уезжали домой. Новички не сразу вливались в жизнь экипажа, а тем более в переписку. Но те, кто уходил в запас, старались передать знания не только материальной части и другие, необходимые для службы, но и рассказывали о шефах, о городе, в котором мы живем. Любимец команды Коля Бутырин, на мой вопрос : почему он так редко пишет письма, честно ответил : « Знаете, первобытному человеку, наверно, было легче высечь письмо на камне, чем мне написать «. Что ж и такое бывает ( забегая вперед скажу, что письма приходили от Бутыриных и после службы, чаще всего их писала жена Галя, а потом , когда научились писать дети, открытки были написаны уже детским почерком, хотя и под диктовку родителей. А это было особенно трогательно ) Знала я и о тех, кто не писал, потому что стеснялся многочисленных ошибок .Но разве это имело для нас какое – то значение. Главное, чтобы было желание чем-то поделиться, а уж тогда без внимания , кусочка нашего интереса, тепла он не оставался. Экипаж – одна семья, а в ней должно быть все поровну, мы , шефы, освоили с первых шагов. « Стал настоящим подводником. Принял присягу и вступил в ряды стражей морских глубин…Все-таки я не зря рвался на морскую службу. Чего стоит только один вид с мостика на безбрежную гладь моря, на пенистые струи за кормой и вал перед форштевнем. Правда, мы еще выходили в море два раза, но я уже позавидовал Саше Щекину. Он сигнальщик и часто стоит на мостике, так что видит море и сердитым, и ласковым, и злым, и нежным , и грохочущим шквалами « ( из письма В.Шакула ). « Скоро будем сдавать задачу № 1.Нужно знать все, начиная с Уставов, и кончая устройством корабля. Многие будут держать этот экзамен впервые. Но ребята не робеют, усердно учат, спрашивают, что непонятно у сверхсрочников и офицеров. В общем готовимся все …» ( из письма Евгения Курочкина). « Работы очень много, но гораздо меньше, чем было две недели назад , - авторитетно подтверждал боцман лодки Василий Алексеевич Павлов. – Но мы не унываем, бодры и жизнерадостны « Из-за частой сменяемости членов экипажа наша « река дружбы» не всегда была длинной и полноводной, но на всем протяжении наших связей - чистой и светлой ( без скабрезности, косых взглядов, двусмысленных намеков за спиной ). И это относилось не только ко мне, чуть старшей по возрасту, но и ко всем девчатам, которые обязательно были в составе делегаций заводчан и тоже, после встреч, писали письма, правда, они были в основном личными. Но больше всего взаимопонимания давали встречи. Каждая из них, помимо личных ярких, незабываемых впечатлений давала возможность сделать какие-то открытия в сфере человеческих отношений, в нормах и границах своего поведения. Утвердиться в каких-то личных выводах и оценках человека или понять, что ошибалась . Подметить какие-то тонкости в характере, привычках, если удавалось, задеть какие-то струны души, почувствовать расположение или отторжение, определить дистанцию или стать равной. На факультете журналистики нам твердили : « журналисты – инженеры человеческих душ». Но мне, умеющей быстро сходиться с людьми, было, ох, как непросто « протоптать тропиночки» даже к тем, кто вроде тянулся навстречу. А если получалось, то наша дружба оказывалась длинною почти в целую жизнь. И несмотря на годы и расстояния. Подумаешь, письма, поездки в гости… развлекалочки, может скажет скептик. Нет, не колеблясь отвечу я. Была команда – сплоченная. Умеющая решать необходимые боевые задачи. Команда людей, отзывчивых, способных уважать и ценить . Приходить на помощь и защищать. Это был лучший экипаж в бригаде подводных лодок ( это не моя оценка, а командования ). С одним из лучших командиров капитаном 2 ранга Боровковым Сергеем Николаевичем. И в этом была пусть небольшая, но заслуга шефов. Мне моряки присвоили несуществующее в морской иерархии звание « главшефа « , офицеры - звание « замполита по психологической части «. Негласно. В шутку , и в серьез, но я дорожу этим всю свою жизнь. И чувствую себя в строю, причастной к морскому братству. ( Продолжение следует )
