Весеннее наводнение 1928 года было особенно полноводным. Уровень реки Которосль поднялся настолько, что вода не только подошла к домику, но и вошла в дом почти с полуметровым уровнем. Пыжась сохранить домашний скарб, Александр Александрович подолгу находился в воде. Кроме того, он вытащил из воды обессилевшего мужчину из соседнего дома. В итоге – простуда, воспаление легких, смерть в возрасте всего лишь 39 лет. Без отца остались четыре сына, старшему из которых шел десятый год. Такие удары судьбы, конечно, отразились на здоровье и Тони и матери. Последняя все же успешнее, сказал бы, тверже переносила постигшее горе. Успокаивала дочь на своем личном примере, напоминала о четырех сыновьях, которых надо было поставить на ноги, напоминала ей о необходимости беречь силы. Е.Е. сама взялась за уход за ребятами, отпуская Тоню на продолжение работы в трамвайном парке. Сыновья Тони: Виктор, Николай, Владимир, Юрий – росли хорошими, послушными. Помогали чем могли бабе Лизе. Это в известной степени способствовало формированию в доме обстановки спокойствия, положительно влиявшая на душевный настрой и Тони и матери. Подрастая и получая 7-8 летнее образование, ребята, каждый в свое время, уходили работать на заводах, а достигая 18-летнего возраста, в армию. И вот… опять война 1941 год. Старший сын Елизаветы Евграфовны Николай – в блокированном фашистами Ленинграде. Младший сын – на действующем Северном военно-морском флоте. Старший сын Тони Виктор – в войсках на Дальнем Востоке. Николай и Владимир – в армии на действительной службе, ее младший сын Юрий был призван в 1944 году. Сын Веры Алексей – матросом на корабле Северного флота. Муж Раисы Василий Николаевич Махровский был призван из запаса в армию и направлен на Юго-Западный фронт. Домик в Которосольном переулке наполнился беспокойством и переживаниями. Не выключался радиорепродуктор, слушали сводки Совинформбюро, с волнением воспринимали события на фронтах, тем более неудачи, тяжесть боев 1941 года.
Какой ценой была достигнута победа над фашистской Германией и ее сателлитами (Австрией, Венгрией, Румынией, Болгарией), известно народам всей планеты. В нашей стране не было семьи, в которую война не внесла бы горечь утраты. Не обошла эта горечь и домик в Которосльном переулке. Две похоронки, одна за другой прибыли по этому адресу в конце 1941 года, нанеся Тоне и матери два тяжких удара: в боях под Тулой погибли Николай и Владимир. А в 1945 году возвратился Юрий – младший сын Тони, из госпиталя, где проходил лечение после ранения, полученного в бою. Он был танкистом. А ведь в самом деле напрашивается вопрос: «Не много ли бед и горя обрушилось на одну семью?! А точнее, - на одну Тоню!». Рано осталась без отца, рано потеряла первого мужа, рано потеряла второго мужа, не успела вырастить сыновей, как двое из них погибли!! Да и гибель двух сыновей оказалась не последней потерей в семье Тони. Ее старший сын Виктор, вернувшийся с Дальнего Востока, устроился на работу в клубе воинской части художником-оформителем. Был самоучкой, с ранних пор увлекался живописью. Женился, имел дочь и сына. От воинской части получил жилье. В начале 1960-х годов заболел. В середине тех же годов скончался от рака желудка в возрасте 45-46 лет. Еще удар и все по одному месту. А несколько лет раньше мы похоронили нашу любимую, глубокоуважаемую, незабвенную маму, Елизавету Евграфовну – неутомимую труженицу, человека большой души, доброго сердца, вся жизнь которой была благородным подвигом. Она все – любовь, заботы, силы, труд, мысли – все отдала свои детям, внукам, правнукам, испытывая и преодолевая огромные лишения и трудности. Была нашим учителем, наставником, советником и помощником. Спасибо тебе, родная, за все! Прими наш сыновний низкий поклон тебе!
Похоронили Елизавету Евграфовну на том же кладбище, на Туговой горе, рядом с могилой ее мужа, нашего отца Бекренева Константина Петровича. Похоронили в январский день 1956 года.
С первых послевоенных лет мы с Галей и нашими малышами почти ежегодно выезжали в гости к бабе Лизе. И каждый раз в один из дней нашего пребывания там, в домике в Которосльном переулке, собирались за семейным столом все дети, внуки и правнуки Елизаветы Евграфовны, кроме Николая, находившегося в Ленинграде. Наши сборы радовали мать, создавали хороший настрой. И она дважды к нам приезжала в Москву. В нашем фотоархиве имеются фотографии нашего пребывания в Ярославле и пребывания Елизаветы Евграфовны с нами на даче в Быково под Москвой. После кончины матери домик в Которосльном осиротел. В нем осталась проживать одна Тоня. Ее сын Юрий, работавший на шинном заводе и имевший от завода жилплощадь, предлагал ей перебраться к нему, но она не согласилась. «Этот домик, - говорила она, - мне дорог, здесь я испытала и радостное и скорбное, доживу на своем месте».
1955 г. Во дворе стоят слева направо: Виктор (сын Антонины) с дочкой Галей, Леонид Константинович, его жена Галина Сергеевна, Валя - жена Алексея (сын Веры), Юрий (сын Антонины). Сидят: Вера с сыном Юрия Владимиром, Елизавета Евграфовна с дочкой Юрия Галиной, Раиса с Леной, Тоня с Виталием, Алексей с Женей, жена Юрия Лидия с ?
Виктор и Юрий, их подраставшие дети навещали свою мать и бабушку, ухаживали за ней и за квартирой, ходили в магазины, аптеку, кололи дрова, топили печь и т.д. Тоню навещали Вера и Раиса. Жизненные перипетии, конечно, отражались на ее здоровье. С каждым годом она становилась слабее, особенно после преждевременной, неожиданной смерти Виктора. В один из приездов в Ярославль мы застали ее в весьма тяжелом состоянии. Лишь только после 6-7 минутного рассмотрения она узнала меня. А чуть позднее подозвала к себе меня и в ухо шепотом спросила, указывая на Галю: «А кто эта женщина, что пришла с тобой?». В 1973 году на восемьдесят первом году жизни Тоня скончалась. Домик над рекой, служивший много лет «штабом» и пунктом сбора большой семьи Елизаветы Евграфовны, опустел. В нем не осталось ни одного жильца из Бекреневых и Жировых. Стоит ныне покосившимся, заметно погрузившимся в землю. Даже тополь, когда-то широко разбрасывающий над крышей дома свою крону, и тот высох. Остались лишь стены домика – свидетели радости и горя его обитателей. Штаб семьи переместился в дом Веры.
Вера. Сестра Леонида Константиновича. 1895 - 1979. Похоронена в Ярославле.
Вера... Про нее, можно сказать, была человеком особого рода в семье, по характеру, по суждениям, по отношению к труду, по воле... А жизнь у нее сложилась тоже драматично, хотя не в такой степени, как у Тони. Выше уже упоминалось, что Вера выполняла все домашние работы, несмотря на их «белизну» и «черноту», безропотно. Да и вне дома она устроилась на «черновую» работу, в частности, на артиллерийские склады, на положение подсобного рабочего. Она никогда, ни на что не жаловалась. Обладала «крепким» оптимизмом: «Не такое терпели, переживем и это!». Как ни одна из сестер она умела, страдая и переживая про себя, сохранять бодрость духа, по-волевому преодолевать, переносить лишения и невзгоды. Обладала открытым и прямолинейным характером, объективностью и справедливостью в суждениях, была добра душой. Не умела хитрить, лукавить, льстить, изображать из себя «мещанскую барышню»: «Дорожи себя такой, какая ты есть и что есть!», - вот ее сказ. Любила юмор, прибегала к нему и к народным присказкам. Если Тоня и Раиса были религиозными, то Вера никогда не проявляла к богу ни страха, ни уважения, а попов – просто ненавидела. В 1925 году Вера вышла замуж за Сорокина – помощника паровозного машиниста. В 1926 году родился сын, названный Алексеем Михайловичем. Но во второй, видимо, половине тридцатых годов они разошлись по инициативе Сорокина. Алексей остался с материю. Поскольку Вера продолжала работать, он, как и другие внуки, прошел школу воспитания бабы Лизы. Второй раз замуж Вера не выходила.
Племянник Л.К.Бекренева Алексей Михайлович Сорокин, рожд. 1926 г. Сын сестры Веры. Фото 2008 года.
В 1944 году Алексей был призван на военную службу и плавал матросом на эскадренном миноносце Северного флота. После войны закончил Высшее инженерно-техническое училище и до выхода в запас работал в области военно-морского берегового строительства. Имеет звание «подполковник-инженер». Находясь в запасе, продолжал работать по специальности. Проживает в Ленинграде (по состоянию на 2004 год), имеет двух взрослых дочерей. Алексей любил свою мать, проявлял к ней постоянное внимание, заботу. Предлагал Вере перебраться в Ленинград, в его семью, но она отказалась. Лешка, так мы его звали, регулярно навещал Веру, заделывал дыры в ее квартире, ремонтировал мебель и т.д., и даже переложил русскую печь. Раиса навещала Веру. Тоже кое в чем ей помогала. Несколько раз ездили к ней и мы с Галей. Последний раз были у нее в 1979 году. Как и всегда, она держалась бодрой, радостной, шутила, угощала нас свои кулинарным умением. И все же мы заметили, что ее беспокоили какие-то боли в организме, явно скрываемые от нас. Спросили тихонько Лешку. Он подтвердил, сказав, что да, она иногда морщится, присаживается, иногда приляжет даже на кровать, но не жалуется. А спросишь, скажет: «Пора уже и болеть!..». Вскоре, в том же 1979 году мы проводили ее в последний путь. Она скончалась на 84-ом году жизни. Перед выходом на пенсию, Вера много лет работала диктором на Московском вокзале в Ярославле. Не прошло и полутора лет после кончины Веры, скончалась Раиса на 78-ом году жизни. В январе 1981 года. Мы с Галей вновь в Ярославле с той же печальной миссией.
Сестра Л.К.Бекренева Рая. 1903-1981. Похоронена в Ярославле.
Как уже упоминалось, Раиса в 1919 году начала работать телефонисткой. Затем работала курьером того же учреждения. Руководители заметили, что на курьерских маршрутах у нее износилась не одна пара туфель с картонно-веревочными подошвами и перевели ее на канцелярскую работу. Здесь она научилась печатать на пишущей машинке и работа много лет машинисткой в редакции газеты «Северный рабочий» - печатного органа Ярославского областного комитета КПСС. А перед выходом на пенсию она ряд лет работа библиотекарем той же редакции. Здесь она вышла замуж за работника обкома Махровского Василия Николаевича. В годы Великой Отечественной Войны он был мобилизован, находился на Юго-Западном фронте. Вернувшись, продолжал работать, но болел, в начале 1960-х годов скончался.
У дома в Которослевом пер. с Николаем Васильевичем Махровским - мужем сестры Раисы. 1949 год.
В 1932 году родился сын Владимир. Окончил Ярославский университет, историк, последние годы был директором средней школы. Раиса проживала с его семьей. Владимир имеет сына Сергея, который имеет своего сына. Живут одной семьей.
Махровский Владимир Васильевич, племянник Л.К.Бекренева. Сын сестры Раисы. Фото 2011 года.
«В Первую мировую войну всеми государствами было поставлено около 310 тысяч морских мин. На них погибло почти 400 военных кораблей, в том числе 9 линкоров. Кроме того, их жертвами стали более 600 торговых судов. Во Вторую мировую войну было установлено 700 тысяч мин. Английских и американских кораблей на них погибло свыше 750, немецких – более 210, японских – 213. Сколько при этом погибло людей – не известно».
«Морская энциклопедия»
Немного истории
«16 апреля 1988 года американский фрегат «Самюэл Робертс» патрулировал в персидском заливе. Море было пустынным и спокойным, район предварительно протрален, и дежурство не предвещало особой тревоги. И вдруг… Мощный взрыв буквально подбросил корпус фрегата.
Повреждения оказались таковы, что корабль еле дошел до порта на Бахрейне, откуда его отправили в Америку гигантского судна для перевозки тяжеловесных грузов «Майти Севант 2». Но самым парадоксальным было то, что новейший корабль (1986 года постройки) пострадал от якорной мины, по конструкции относящейся, как определили специалисты, к началу века!» (По материалам зарубежной печати) Минная опасность на море существует постоянно вот уже в течение более ста лет. 1904 год – русско-японская война. С рассветом 13 апреля (31 марта по старому стилю) русская эскадра после ночного боя возвращалась в Порт-Артур. Адмирал Макаров Степан Осипович, командующий флотом, находился на мостике флагманского броненосца «Петропавловск». Корабли шли кильватерным строем в двух милях от берега. И вдруг у правого борта «Петропавловска» раздался оглушительный взрыв. Корабль, длинной 112 метров, как будто подпрыгнул, сразу же наклонился на правый борт, и объятый пламенем за две минуты затонул. Ужас охватил всех, кто видел эту страшную сцену. Когда прошло оцепенение, моряки эскадры бросились на помощь. Спасти удалось 7 офицеров и 73 матроса. Адмирала С.О.Макарова нигде не было. Вместе с ним погибли 27 офицеров, среди них начальник штаба флота и весь его штаб, и 652 матроса. Страшная катастрофа! Вместе с моряками погиб известный художник Василий Васильевич Верещагин, находившийся на борту. Гибель адмирала С.О.Макарова и броненосца «Петропавловск» почти со всем экипажем заставили весь мир вздрогнуть и ужаснуться, какое страшное и коварное оружие появилось на море…
1955 год – Севастопольская бухта. 29 октября в 1час 31 минуту в носовой части стоявшего на якоре линкора «Новороссийск» раздался невероятной силы взрыв, насквозь пробивший корпус линкора, вырвавший часть палубы полубака и пробивший в подводной части дыру в 150 кв. м. Поскольку в месте взрыва находились носовые кубрики, сразу погибло от 150 до 175 человек. В 4 часа 14 минут линкор лёг на левый борт и через мгновение уткнулся мачтами в грунт. В катастрофе погибли 604 человека. Согласно официальной версии, выдвинутой правительственной комиссией, линкор подорвался на донной магнитной мине, установленной немцами в 1944 году при уходе из Севастополя. Эта версия подтверждается тем, что после катастрофы тралением донного ила были обнаружены 17 подобных мин, из которых 3 находились в радиусе 100 м от места гибели линкора. Для борьбы с минами на флотах всего мира был разработан специальный класс кораблей – тральщики. Тральщик — корабль специального назначения, задачей которого является поиск, обнаружение и уничтожение морских мин и проводка кораблей (судов) через минные заграждения. Главным оружием тральщиков служили различные виды тралов. Своими тралами они подрезали минрепы якорных мин, которые после всплытия уничтожались (расстреливались) экипажами тральщиков. Как вспоминал один флотский минер во время Великой Отечественной войны: «Почти каждый день мы подсекали якорные мины. Матросы уничтожали их, когда только представлялась возможность. От нашего огня взрывалась примерно каждая седьмая мина. Остальные же тонули, после того как их корпуса оказывались пробитыми». Впервые тральщики применены российским флотом в Порт-Артуре в 1904 году.
В годы второй мировой войны тральщики понесли очень серьезные потери, ибо часто мины, подрезанные тралами, взрывались вблизи от корабля. Совершенствование мин в послевоенное время еще более повысило риск подрыва при тралении. Тогда возникла идея создать такой корабль, который мог бы не просто уничтожать мину тралом, а найти и ликвидировать ее на безопасном от себя расстоянии. Еще в годы войны проводились эксперименты по обнаружению мин с помощью гидроакустических станций подводных лодок. В 50-е годы гидроакустическими станциями - сонарами, приспособленными для миноискания, оснастили во флотах США, Англии и Франции около 100 кораблей. Обнаруженные ими мины должны были ликвидироваться зарядом взрывчатки, доставляемым телеуправляемым подводным аппаратом или боевым пловцом.
Следует отметить, что, несмотря на новейшую аппаратуру современных тральщиков, эффективность борьбы с минными заграждениями все еще не велика. Так, в ходе военного конфликта с Аргентиной в 1982 году все тральные работы англичан не дали результатов до тех пор, пока среди трофейных документов не были найдены карты минных полей. Причем оказалось, что выставленные мины относились к образцам времен второй мировой войны.
Новелла
1. Черное море, перепаханное за день тружениками моря, устало дышало. Легкие волны, журча и играя, нехотя прятались в прибрежной гальке, жаркий день подходил к концу. Солнце в легкой дымке медленно заходило за хребет Тебе-Оба, ограждающий город Феодосия с запада. В природе наступало затишье, когда дневной зефир иссяк, а ночной еще не вступил в свои права. Аромат цветущей акации пьянил. В такие минуты хочется, как говорил старший помощник командира подводной лодки «С-338» Колчин Юрий Павлович - первый юморист флота: «Жить и любить». (Ему же принадлежит известная фраза: «Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее нужно в Крыму!»).
Элеонора Андреевна и Юрий Павлович Колчины.
Но в военном порту рабочий день и не собирался заканчиваться. Красивый корабль с гордым именем «Железняков» - головной корабль новой серии тральщиков – вошел в порт Феодосия. Ловко развернувшись почти на одном месте, корабль с грохотом отдал якорь и элегантно ошвартовался кормой к пирсу. Матросы быстро установили трап, командир в парадной форме сошел на берег и четко доложил встречающему адмиралу с группой штабных офицеров о завершении перехода в порт Феодосия без замечаний. Адмирал, невысокого роста, плотный, крепкий, в красивой черноморской фуражке, принял доклад, поздоровался с командиром за руку, и торжественно произнес, обращаясь к офицерам штаба: «Товарищи офицеры! Поздравляю вас. На Черноморский флот прибыл самый современный тральщик нового поколения. Возможности его превосходны. Наконец-то, мы получили то, что требуется сегодня Флоту».
2. Андрей Николаевич Ильин с группой инженеров-испытателей стоял на берегу рядом с руководством научно-испытательного центра и с гордостью сознавал, что гидроакустическую станцию «Кабарга-А3» - «глаза» этого корабля придется испытывать ему. Он единственный включен в состав государственной комиссии от феодосийского радиотехнического полигона, где после недавнего увольнения в запас остался работать гражданским инженером. «Да, новый тральщик отличается от остальных боевых кораблей, прежде всего, своим предназначением. Это настоящий ».
Андрей Николаевич Ильин, пятидесятилетний капитан 1 ранга в запасе, спортивный, подтянутый, заядлый волейболист и любитель оздоровительной ходьбы, был опытным инженером-испытателем, и за время службы неоднократно занимался испытанием гидроакустических средств надводных кораблей и подводных лодок. «Шексна», «Шелонь», «Скат» и другие гидроакустические станции в свое время отрабатывались на радиотехническом испытательном полигоне, которым он последние годы командовал. (Он прошел здесь все ступени испытательной работы – от инженера-испытателя до начальника полигона. Как он сам шутил: «Я прошел все ступени – с третьего этажа нашего управления до первого».) Это были автономные станции или комплексы, решающие главную задачу – обнаружение кораблей вероятного противника пассивными и активными методами. Сегодня на новом тральщике «Железняков» гидроакустическая станция с названием горного оленя «Кабарга» входит уже в состав боевого корабельного комплекса обнаружения, выдачи целеуказания и уничтожения мин. Это совсем другое дело! Гидроакустик на этой станции должен найти и «увидеть» в воде мину, распознать ее, и выдать целеуказание на уничтожение. Сложная и ответственная работа! Задача Андрея Николаевича научить гидроакустическую станцию работать в заданных режимах, чтобы тральщик «Железняков», в соответствии со своим предназначением, мог обнаруживать и уничтожать мины противника.
3. Андрей Николаевич с улыбкой вспомнил, как он, «молодой» гражданский инженер, был включен в состав государственной комиссии по испытаниям гидроакустической станции «Кабарга». Шли лихие девяностые годы. Шесть офицеров испытательного отдела занимались в основном служебными функциями: бесконечные дежурства по части, дежурство по гарнизонной комендатуре, несение патрульной службы, поездки за молодым пополнением на флот в южные регионы России и, между делом, участие в испытаниях. На полноценное и качественное проведение испытаний у них совершенно не было времени. Когда пришел запрос из Москвы на выделение опытного инженера-испытателя в состав государственной комиссии на тральщик «Железняков», начальник отдела испытаний гидроакустических средств капитан 1 ранга Бедненко Николай Иванович обратился к Андрею Николаевичу с просьбой – не будет ли он возражать, если его включат в состав госкомиссии вместо вечно занятых служебными делами офицеров? «Ваше участие будет наиболее эффективным. С вашим огромным опытом и прекрасными связями с разработчиками аппаратуры из Таганрогского НИИ лучшей кандидатуры нам не найти». Андрей Николаевич, не раздумывая, ответил коротко: «Сочту за честь!» На том и порешили. Через месяц пришел из Москвы приказ Главнокомандующего ВМФ с назначением госкомиссии по испытаниям ГАС «Кабарга» на тральщике «Железняков», членом которой был Ильин Андрей Николаевич. Он в силу выработанной привычки с головой ушел в изучение технических документов на предстоящие испытания, чтобы не быть в комиссии белой вороной. И к приходу корабля был полностью готов к работе.
4. Андрея Николаевича не раз удивляла творческая фантазия разработчиков новой гидроакустической аппаратуры. Так, года два назад он был в составе комиссии по испытаниям «гидроакустического монстра». Главный конструктор задумал установить на корабле мощнейший излучатель, настолько сильный, что большая часть, например, Охотского моря будет «засвечена» гидроакустическими сигналами, и все «враждебные» подводные лодки в наших восточных водах будут обнаружены. Нам останется только направить туда противолодочные силы и «уничтожить противника». Испытания проходили в Черном море под Севастополем. Кое-что уже стало получаться, пока один толковый флотский офицер не произнес сакраментальную фразу: «Как только наш «монстр» начнет излучать на весь океан, так сразу же прилетит самолет и уничтожит корабль первой же ракетой». Все члены комиссии глубокомысленно замолчали и на этом испытания были закончены, тем более, что при очередном погружении на глубину 400 метров излучатель «монстра» затек и перестал работать. Этот эксперимент обошелся государству в 10 миллионов рублей, плюс командировочные расходы для членов комиссии. Сегодня на новейшем тральщике – «охотнике за минами» «Железнякове» фантазия разработчиков боевого комплекса, без преувеличения, поражает. Вот как должна выглядеть схема работы комплекса. Гидроакустик на станции «Кабарга» обнаруживает подводную цель, классифицирует ее, убеждается в том, что это мина, и выдает целеуказание на боевой комплекс уничтожения мин. Боевой комплекс выстреливает необычный самоходный снаряд-торпеду, идущий винтами вперед. Пройдя по данным целеуказания необходимое расстояние – по пеленгу и дистанции, из головы снаряда-торпеды, находящейся сзади, выпускается трос с подрывным патроном, который зацепляется за минреп и подрывает его. Мина всплывает и ее уничтожают. Очень сложная для технического решения идея. Но ее надо реализовать!
5. Через пару дней после оформления всех необходимых документов для допуска на режимный объект Андрей Николаевич прибыл на корабль. Да, это был современный крепко сбитый боевой корабль проекта 12660. Водоизмещение 1200 тонн. Длина – 70 метров, ширина – 12 метров. Дальность плавания 1500 миль при скорости 12 узлов. Ракетное и артиллерийское вооружение в духе времени, обеспечивает защиту от воздушного и надводного противника. Минно-тральное вооружение, сложное и разноплановое, должно решать задачи, поставленные перед кораблем – охотником за минами. Его и надо испытать на Феодосийском полигоне. На корабле царил хаос, полнейшая неразбериха, нервозность и даже истерика. «Как всегда на новом корабле», - отметил про себя Андрей Николаевич. Множество ведомственных комиссий, отстаивая свои интересы, «разрывали» корабль на части. На новом головном корабле были несколько комиссий, каждая из которых рвалась провести прежде всего свои испытания, и, конечно, по минно-тральному вооружению, ради чего и создан тральщик. Казалось бы, корабль уже сдан Флоту, как прочитал Андрей Николаевич в руководящих документах, но он сразу же обратил внимание на дату – 30.12.1988 года. Это наша многолетняя болезнь – сдача кораблей Флоту в последние дни года по приказанию сверху. Поэтому до сих пор многие ведомства закрывали свои «долги» любой ценой. Правдами и неправдами. Шла настоящая борьба разных ведомств Министерства судостроительной промышленности и Центральных Управлений Военно-морского Флота. Осмотром гидроакустического поста Андрей Николаевич остался доволен. Современное кассетное исполнение. На этом корабле установлена гидроакустическая станция в наборе «Кабарга А3». На более крупных кораблях можно монтировать варианты «Кабарга А1» или «Кабарга А2» в зависимости от типа корабля. Рабочее место оператора очень удобное. Обзор приборов, регулируемое освещение, дизайн, разноцветные кнопки управления – все продумано и исполнено на самом современном уровне. И что удивительно, матросы знают новую технику. Ура!
Довольный, в хорошем расположении духа, он обернулся и замер. Молодая женщина с бездонными голубыми глазами стояла рядом. «Ах, какое красивое лицо. Не случайно знаменитый Георг Лихтенберг сказал: «Самая занимательная для нас поверхность на земле – это человеческое лицо». Увидев во всем облике Андрея Николаевича немой вопрос, незнакомка улыбнулась и представилась: «Инженер Хижняк. НИИ связи, Таганрог». Через несколько секунд, поняв, что Андрей Николаевич пришел в себя, она протянула руку и сказала: «Светлана Николаевна. Заместитель председателя государственной комиссии по испытаниям гидроакустической станции». – «Обручальное кольцо отсутствует. Руки ухоженные с маникюром. Явно не замужем, по глазам видно. Одета не броско, но со вкусом. Джинсы дорогие. Туфли на низком каблуке, что совершенно необходимо на корабле. Красивая косынка на шее подчеркивает ее нежность и слабость, которую так ценил в женщинах Карл Маркс. Держит себя независимо, с достоинством – знает себе цену! Все женские прелести в полном порядке». В течение нескольких секунд компьютер в голове Андрея Николаевича воспринимал зрительную информацию, а потом выдал: «Достойная «бабец!» (Термин Ю.П.Колчина – непревзойденного знатока и любимца женщин, насмешника и юмориста, почетного академика всех пляжей и курортов Советского Союза. Он же где-то откопал высказывание Фаины Раневской, которое впоследствии на гражданской жизни выдавал за свое: «Жить надо так, чтобы тебя надолго запомнили. Особенно – всякая сволочь»). Андрей Николаевич, не в силах сдержать улыбку, аккуратно пожал протянутую руку и просто представился: «Член комиссии. Ильин Андрей Николаевич». В глазах женщины что-то вспыхнуло, она знала, кто он. Ранее побывавшие на полигоне в Феодосии женщины из таганрогского научно-исследовательского института много рассказывали о его командире – Ильине Андрее Николаевиче. («Главное – не реагирует на наши женские ухищрения. Как только ни пытались его «соблазнить», никакого результата. Кремень!») Светлана Николаевна в силу выработанной привычки мгновенно оценила его. «Так вот он какой! Ранняя седина, моложавый вид, подтянут, аккуратен, чисто выбрит, глаза внимательные, доброжелателен, немногословен». Он ей тоже понравился. Бывает так, что с первого взгляда испытываешь симпатию к человеку. Тем более, что она была подготовлена к встрече с ним. Когда вокруг человека есть шлейф чего-то тайного, недоступного, он невольно притягивает женщин. У них любопытство в крови, на генном уровне. У всех! Светлана Николаевна не была исключением. Она не боялась признаться себе, что в комиссию она попросилась из желания «поработать» рядом с капитаном 1 ранга Ильиным Андреем Николаевичем. «Похоже, я не ошиблась. Очень интересный мужчина. Не спугнуть бы его. Посмотрим, такой ли уж он «каменный».
6. Тридцатитрехлетняя Светлана Николаевна Хижняк, старший научный сотрудник таганрогского , уже много лет работала в коллективе, где преобладали мужчины. Естественно, у нее сложилась своя философия понимания места женщины в обществе. Да, в ее профессии инженера по морской радиоэлектронике преобладал гендерный подход. Мужчины здесь более перспективны, чем женщины. Это была исторически существующая проблема во всем мире. Она помнит, что когда-то Марк Твен на вопрос, в чем, на его взгляд, заключается разница между журналистом – мужчиной и женщиной той же профессии, ответил: мужчина накануне ответственного интервью обдумывает вопросы собеседнику, а у женщины мысли тем временем вертятся вокруг одного единственного вопроса: что надеть на предстоящую встречу? Ответ писателя, не лишенный иронии, и сегодня звучит в духе времени. Иначе говоря, мужчина печется о работе, даже когда он не на службе, а неспешно потягивает пивко в баре за углом. Ну а женщина, и находясь на рабочем месте, погружена в мысли о детях, тряпках, кастрюлях… Если мужчина отлучился со службы, то, разумеется, по важным служебным делам. А женщина? Естественно, пошла по магазинам. Если оба не стесняются в выражениях, ему быстро найдут оправдание: горяч, требователен, принципиален. Ее же не пощадят: истеричка и хамка. Взять политику. За всю историю демократических выборов лишь немногим более 20 женщин сумели достичь вершины. И только единственная Маргарет Тэтчер становилась премьером трижды – беспрецедентный случай даже для мужчин! Сама «железная леди» объясняет свой триумфальный взлет просто: «… многие из женщин сами не хотят или ленятся использовать имеющиеся у них шансы, слишком легко примиряются с тем немногим, что имеют, и не отваживаются забраться на дерево повыше…»
Уважаемые друзья! Считаю очень важным в связи с нашей работой по восстановлению статуса музея ПЛ в Тушино познакомить Вас с новостью из братской Украины!
На Украине будет проработан вопрос возможности подъема советской подводной лодки Щ-216 серии Х-бис, затонувшей в 1944г. Соответствующие поручения президент Украины Виктор Янукович дал премьер-министру Николаю Азарову и главе администрации президента Сергею Левочкину, сообщает РБК-Украина со ссылкой на пресс-службу главы государства. Согласно документу, правительство должно обеспечить транспортировку субмарины, ее исследование, захоронение экипажа и создание музея на базе подлодки. Кроме того, указанные учреждения должны рассмотреть вопрос создания мемориала погибшим морякам. Президент также распорядился в рамках празднования 70-й годовщины освобождения Украины от фашистских захватчиков и 70-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945гг. провести мероприятия по чествованию памяти погибших моряков советской подводной лодки "Щ-216" серии Х-бис с привлечением родственников погибших и представителей иностранных государств. "Щ-216" - советская дизель-электрическая торпедная подводная лодка времен Второй мировой войны серии X-бис проекта Щ - "Щука". Предположительно, она была потоплена 17 февраля 1944г. противолодочным кораблем UJ106. Субмарина была обнаружена летом 2013г. специалистами Черноморского центра подводных исследований Украины в районе мыса Тарханкут на глубине 52 метра.
После Великой Октябрьской Социалистической революции 1917 года Николай находился в Красной Армии и до конца гражданской войны был в действующих частях. Мать продолжала беспокоиться за его и нашу судьбу. Годы Гражданской войны были очень тяжелыми и для армии и для народа. Не только из-за потери родных и близких, а также из-за отсутствия продовольствия, одежды, обуви, медикаментов, и даже элементарного мыла. Помню Вера и Раиса ходили в самодельных, матерчатых туфлях, на картонные подошвы которых были нашиты толстые веревки. После ликвидации в июле месяце 1918 года белогвардейского мятежа, в августе или в сентябре к нам пришли два неизвестных нам товарища. Испросив у матери разрешения, они осмотрели наш флигель внутри и снаружи. Сказали Елизавете Евграфовне: «Ваше жилье находится в аварийном состоянии. Дальнейшее проживание в нем небезопасно». Сообщили, что доложат результаты осмотра в Совете, и будут подыскивать для нас другую жилплощадь. Дня через 3-4 мы перебрались на другую жилплощадь.
На радостях мы оплошали, забыли спросить - кого поблагодарить за данную инициативу в осмотре флигеля на предмет возможности дальнейшего проживания в нем нашей семьи. Для нас было ясным одно – «вмешалась» Советская власть в наше житье-бытье, решение которой явилось для нас неожиданным, приятным, сказал бы, подарком. Нам предоставили однокомнатную квартиру: комнату площадью 20 кв. метров и кухню, небольшую с русской печкой. Предоставили не в жилом доме, а в деревянном бараке, в котором размещалась механическая мастерская речного пароходства, находившаяся на окраине Коровников, ближайшей к городу. Квартира от мастерской отделялась узким коридором – около полутора метром, была единственной. Кроме нас, в бараке никто не жил. Поселение нас на эту площадь, вспоминаю сейчас об этом, означало, что у коровницкого поселкового Совета депутатов не было другой свободной жилплощади. Вся эта «операция» продемонстрировала величайшую суть, специфическую черту Советской власти – ее человечность, ее гуманность. Таким было наше первое «столкновение» с молодой, только что возникшей Советской властью, , которой стоял великий Ленин. Елизавет Евграфовна оценила этот акт по-своему: «Какие добрые, заботливые ! Дай им бог сил и благополучия!», - сказала она, вытирая слезы. А лаврентьевский флигель, в котором мы проживали, скоро был разобран на дрова.
Заводской переулок оставался на противоположной стороне слободы. Но это не помешало мне частенько навещать его, поскольку во втором лаврентьевском флигеле продолжала проживать семья рабочего Пешкова, сынишка которой - Минька (Миша), был моим самым близким товарищем. Барак оказался куда прочнее и теплее (дело ведь шло к зиме) лаврентьевского флигеля. Кроме того, здесь мы впервые ощутили и познали электрическое освещение жилья. Правда, только до конца рабочего дня мастерской. Она имела автономный движок. Зал мастерской был небольшим. Работало человек 12-14. Под верстаками в углах и по центру зала лежали ящики, видимо, с запчастями, крупногабаритные части машин, тюки, смазочные материалы, стояло грузоподъемное устройство. На верстаках одной стороны зала были укреплены слесарные тиски, на другой стороне – токарные станки, а над ними трансмиссионный вал. Но больше всего в памяти оставили след от проживания в бараке – вечерние беседы со сторожем мастерской, которого я, как и рабочие, называл «дядя Митя». Беседовали зимой 1918, 1919 годов. Да, пожалуй, беседами нельзя назвать те встречи. Говорил он, а я-то слушал. Сейчас, я полагаю, что он во мне усматривал субъекта, с которым мог вслух ретроспективно вспоминать свое нелегкое прошлое. Ростом – чуть ниже среднего, худощавый, хотя и в засоленном, поношенном, овчинном тулупе, казался солидным, голова – белая, неподстриженная, реденькая бородка, тоже беленькая и неухоженная, возраст – за пятьдесят или около шестидесяти лет, но еще крепкий, подвижный, эмоциональный, голос – «тенористый», на повышенных тонах доходил до взвизгивания.
Садились с ним около теплой печки. Рядом, вдоль стены деревянный верстак с темными пятнами от вылетавшего из него минерального масла. На нем тиски, рядом с ними коптилка – светильник, освещавший тускло наши лица и небольшую околопечную площадь. За окнами, запорошенными снегом, нередко слышался вой холодного ветра, вьюги, отчего в относительно теплом помещении, вспоминаю сейчас, возникало ощущение, похожее на пребывание в лесу, в добротном шалаше при проливном осеннем дожде. Иногда дядя Митя угощал меня «чайком» - горячим настоем сушеной и толченой овощной ботвы. Настоящего-то чая не было, не было и сахара. «Для сугрева души!» - говорил он, передавая алюминиевую кружку с горьковатым напитком. Старичок был смышленым, наслышанным, нелегкой жизнью наученным, разбирался, как говорится, что к чему. Говор у него был с ярко выраженным ярославским или нижегородским оканьем. В свое время ушел из деревни, не веря, «что всюду жисть роботящего тако пакостна». Бурлачил, был грузчиком, , плотником на судах в речных портах.
- Эх, милой, - вздохнет он бывало, - не счесть, сколько по земле-то выхожено! От Астрахани и до Рыбинска. Да не в удаль да всласть, а с лямкой проклятой. Бурлацкой-то косточки о-о-о скоко выложено по бережку Волги-матушки! Встанет, походит с опущенной головой, вспоминая, видимо, прошлое, и вновь заговорит: - Подошли времена, говорил он, машину к делу приставили. Вон робята ее выправляют, показывал он взмахом головы в темное пространство мастерской. Да что нам-то?! Возмущался старик. Ту же лямку тянули, мешки да бочки на горбу таскали, под лодками спали. Опять походит, помолчит, да и взорвется в гневе: - Нет, Ленька, не людями мы были у богатеев. Каждый барчук мог обидеть, по харе влепить. А сдачи ему не сдашь, потому правов у тебя нету, чтобы морду его благородию расквашивать! Посидит, подумает, на окно посмотрит, заметит: «Разыгралася погодушка немалая!». За окном свистел ветер, кружила вьюга. И вдруг, как бы спохватившись о чем-то недосказанном, усиливал свой «тоненький» голос в возмущении и в злости: - А господа-баря вином да обжорством на пороходах-то пробавлялись. У них и пес в обиходе живет! А у тебя, хрен да луковица, крест да пуговица… и все тут твое богатство!. Портков-то целых нет, голый зад виден!!
Вспоминая об этом, сейчас я полагаю, что дядя Митя разговаривал не со мной и не для меня. Разговаривал сам с собой. С большим гневом, со злостью обрушивался он на церковников, на попов, называя их лиходеями. С негодованием вспоминал о произволе помещиков, их управляющих, называл их кровопийцами, обвинял их в ранней смерти своей матери, почему и решился уйти из деревни на поиски «лучшей жизни»: - Сбросили двуглавого коршуна из насиженного угла, надо бы и гидру капитала окончательно придушить, – сказал он однажды. Другие времена наступают, говорил он, твердым голосом. Таперича, Ленька ты человеком должен стать! Удержать бы времена-то! Старик знал, что масштаб и территория гражданской войны расширялись. Угроза молодой Советской республике возрастала. И он понимал, что только с «удержанием» наступавших времен «ты Ленька человеком должен стать». Да старик понимал, а мне потребовались годы, чтобы понять сказанное им тогда в 1918 году, почему же я еще «не человек?». 1919 год принес заметные изменения в семью. Вера нашла работу подсобного рабочего на артиллерийских складах. Раиса получила работу (не помню, в каком учреждении) телефонистки. Не той, что на коммутаторе соединяет абонентов, а той, что передает и принимает телефонограммы. Я был определен в Ярославскую губернскую школу-интернат. В доме показывался раз, очень редко, два раза в неделю, чтоб «доложить» матери, чем занимаюсь, что делаю, как веду себя в школе.
Совет учащихся Ярославской Губернской Пролетарской школы (интернат). В центре – директор школы Калиниченко. Справа лежит Л.К.Бекренев. 1920 год.
Весна и лето 1920 года принесли для семьи, особенно для Тони и Александра Александровича печаль и горе. За довольно короткий промежуток времени скончались один за другим родители Александра Александровича. В доме в Которослевом переулке остались Тоня с мужем. Их двухлетний сын и сын-младенец. Тоня и муж продолжали работать кондукторами трамвая. Малышей не с кем было оставлять. Тоне не хотелось бросать работу. Жировы предложили Елизавете Евграфовне переехать в домик в Которослевом переулке. Чтобы помочь Тоне, мать согласилась. Так в 1920 году мы расстались с Коровниками. Вырастив, воспитав, пристроив, как она говорила, своих детей Е.Е. с такими же душевными, благородными чувствами и заботами занялась своими первыми внуками. В 1921 году к нам переехал со своей женой Татьяной Григорьевной Николай, получивший назначение по службе на те же артиллерийские склады, на которых работала Вера, на должность заместителя начальника по хозяйственным и материально-техническим вопросам. Поскольку жилье для него подыскивалось, он месяцев шесть-восемь проживал тоже в «домике над рекой», в котором число квартирантов увеличилось до 9 «с половиной» человек: мать, Тоня с мужем и двумя малышами, Вера с Раисой, Николай с женой и я за половину человека, поскольку лишь иногда оставался с ночевкой. В теплые месяцы выручала веранда, а в холодные – располагались на полу так, что вступить было негде. Затем Николай получил жилье. Вера вышла замуж за Сорокина – помощника машиниста паровоза, ушла к нему. Раиса вышла замуж за Махровского – работника Горкома ВКП(б), ушла к нему. Обстановка в доме разрядилась. А семья разрослась. Вернее сказать, стало пять семей, две из которых проживали вместе: семья Тони и я с матерью. Летом 1922 года, окончив 8 классов, я вернулся в дом.
Домик в Которослевом переулке.
Жили дружно. Все навещали домик в Которослевом переулке. По праздникам все собирались у бабушки Лизы. Она была рада, всеми довольна. И больше всего ее радовало то, что все ее дети, кроме меня, обрели свои семьи, имели детей, были заняты работой, домашними делами, словом, все, как она говорила, пристроены к делу, в том числе и я, начавший в 1922 году работать на электростанции. В семье установились, как говорится, «мир и благоденствие». В 1926 году Николай был демобилизован из армии и выехал в Ленинград к месту рождения жены, с женой и двумя малолетними дочками. И все же «злой рок» преследовал нашу семью. Иначе не скажешь. В 1928 году скончался Александр Александрович Жиров – второй муж старшей сестры. В доме опять рыдания, обмороки, соболезнования соседей, унынье. У матери опять тот же вопрос к иконе еле слышным голосом: «».
Она — не первая. Со сколькими он говорил по душам — многие из них могли быть ему дочерьми, — и он убеждал их, как своих дочерей: жизнь с моряком — не легка; они знали или должны были знать, на что решаются, уезжая на флот. Да, многое еще у нас не устроено, и приходится жить в тесных, случайных, снятых на время комнатах. Приходится жить не так, как жилось у родителей— там заботились о них матери, здесь приходится самой заботиться о себе, о муже, о детях. Да и в магазинах еще не все есть. Не хватает то того, то другого. Приходится потерпеть. Но жена моряка должна знать, как важно, чтобы не дергался муж, не волновался о доме; будет спокоен, и служба пойдет хорошо. А вопрос, как муж служит, должен интересовать жену моряка. Она — его опора и друг, разделяющий не только радости, но и горести... Одни его понимали. Другие — нет. Были такие, что уезжали, бросая мужа — на время или навсегда. Другие кидали гневные, злые слова. И вот сейчас перед ним эта Людочка — он знает: она портит Коркину жизнь. Хорошенькая. И, как видно, капризная. Таких часто любят сильнее, чем они того заслуживают. Она играла в «Трех сестрах» Ирину и имела успех, хотя не умеет держаться на сцене. И успех совсем, как видно, вскружил ее завитую головку! Он находит проникновенные, теплые слова, говоря о Коркине, об ее Коркине, об отличном, знающем офицере; Коркина ждет хорошее будущее. Но только в том случае, если он обретет, наконец, душевный покой. Разве ее это не волнует? Неужели перемена квартиры может толкнуть ее на ничем не оправданное решение — уехать от мужа к родителям, оставить его? — Я думаю, ваши родители не одобрят вашего необдуманного поступка...
Она слушает, широко раскрыв беспокойные черные глаза. Сейчас она похожа на , которая говорит: «Мама». Дошло ли до нее то, что он ей толкует? Или ум ее так примитивен, что ей его увещания непонятны? — Я искренне, от всей души хочу, чтобы Коркин продвигался, как он заслуживает. Подумали ли вы хоть раз о том, что вы — только вы — задерживаете его продвижение? Например, вчера: по вашему вызову Коркин, не имея на то права, ушел с корабля. Он наказан. Могло быть и хуже. Вы знаете, что существует суд офицерской чести? Она нахмуривает гладкий, без единой морщинки лоб, закусывает губу, и ее глаза начинают смотреть недовольно, как у ребенка, которому противоречат или которого отчитывают за шалость. Она глядит исподлобья, губы ее кривятся. — Вот вы мне морали читаете, — голосом базарной торговки говорит Люда, — а о своих офицерах ничуть не заботитесь. Да что там о своих офицерах! — выкрикивает она. — Мне морали, как жить, тут читаете, а сына родного воспитать не сумели! Она почти кричит — с вызовом; губы дрожат — собирается плакать. — Простите, вы о ком? — О Глебе вашем, о ком же еще! Уж такого, прости господи, подлеца воспитали... — Но какие вы имеете основания... — Тут они — основания!—Она слегка хлопает ладонью до животу. — А его — поминай как звали! «Так вот оно что! Значит, Глеб — с ней...» Тяжелая пауза.
Потом Крамской спрашивает: — И он знает? Я хочу сказать, ваш муж знает? Она улыбается даже кокетливо: — Ну вот еще! Не такая я дура! Крамской говорит: — Я не собираюсь оправдывать Глеба. Но вы-то... вы-то думали о том, что вы делали? — Ваш Глеб — такой славненький! — простодушно защищается Люда. — Но ваш муж — в десять раз лучше! — в первый раз повышает голос Крамской. — Глеб — ничтожество, маменькин сынок, а ваш муж — офицер, командир корабля. Задумались ли вы о том, что вы топчете в грязь его имя? Вы променяли мужа на первого попавшегося мальчишку! — И вовсе не на первого попавшегося, — обижается она. За себя или за Глеба? — Он — ваш сын, — напоминает она. И, вспомнив советы Норы, поднимает невинно беспокойные большие глаза: — Вы нам дадите квартиру? Ему хочется крикнуть ей: «Вон!», но он сдерживается. Не она своим до такого хода додумалась.
Жаль Коркина. Но, к сожалению, Коркин скорее пожертвует службой, чем с ней разойдется. Крамской соображает. Решает: — Старая Герда, которая убирает мне дом, совсем одинока. У нее — две или, кажется, даже три комнаты. Я поговорю с ней, и, я думаю, сегодня же вечером вы сможете к ней переехать. У вас много вещей? Я пришлю за вами машину. Что же касается квартир в новых домах, то, к сожалению, у нас нет ни новых квартир, ни домов. Никто не живет лучше вас, и все терпят. Надеюсь, вы тоже потерпите. Пока не построим: Да? — Ну уж, так и быть, потерплю, раз вы просите... — подчеркивает Люда последние слова. Она еще кокетничает!
Вечер. Старик тихо стонет. Он лежит на боку. Глаза его то тускнеют, то вновь загораются; они говорят: «Ты извини, но мне трудно»; ветеринар ничем ему больше не может помочь! Когда Старик ходит, он припадает на задние лапы; иногда спотыкается; подчас оживится, выбежит в сад, облает прохожего, возвращается, ковыляя, ложится у двери, с тоской смотрит на улицу. Он давно уже не провожает хозяина, как прежде, на пирс, к кораблям. С виноватой мордой прощается на пороге. Усыпить его, как предлагает ветеринар? ...
На столе лежит письмо от Любови Афанасьевны. Она пишет нервно и злобно: «Сообщаю вам новость, бездушный вы эгоист. Вы выгнали от себя мальчика вместо того, чтобы помочь ему устроиться в жизни, вы, отец печального образа! Получайте: ваш сын («ваш» подчеркнуто трижды) оказался мелким воришкой. Укради он на стороне — Федя замял бы дело. Но Глеб со своим приятелем Бобом обокрали — кого? Великодушного Федю, который заменял Глебу отца, не жалея для чужого ребенка ни костюмов, ни денег. Ваш сын (опять «ваш» подчеркнуто трижды) отплатил за хлеб-соль самой черной неблагодарностью. Федя позвонил в уголовный розыск: пропали золотые часы, портсигар 84-й пробы и сколько-то денег. Я не хотела вмешиваться — я отказываюсь навсегда от вашего Глеба. С меня довольно. За ним пришли какие-то двое и увели. Судить будут в народном суде. По уголовному кодексу ему полагается год. Да, год тюрьмы. Я уже выясняла. Мне стыдно смотреть в глаза людям нашего круга. Я презираю вас, эгоист. Прощайте. Любовь Мякишкина». «Так. Значит, Глеб докатился. И я не протянул ему руки помощи для того, чтобы устроиться в жизни, как пишет Любовь Афанасьевна. Устроиться в жизни помогал ему Федя — заменяя отца, дарил поношенные штаны, сорочки и галстуки. Великодушнейший человек! Может быть, мне следовало поступить, как поступил Федя? Схватить Глеба за руку? Может быть, Федя и правильно сделал? Пусть Глеб пройдет через это. Через год я возьму его. А Любовь Афанасьевне стыдно смотреть в глаза людям «ее круга». Знаю я «ее круг». Я помню времена, когда получали партмаксимум. Тогда не растили детей обывателями. Меня никто не вводил в жизнь за ручку. Я шел в жизнь не окольным путем. Таким же путем идет Ростислав. А Глеб? Я виноват, не занялся им раньше. Чужих сыновей я воспитывал. А на своего — не хватило времени...
А ты предупреждал, Старик, насчет Глеба. Ты чувствовал. Или ты знал?» Крамской вспоминает три смятых сторублевки, их Старик положил ему на колени. Глеб, когда не хватило в столе двух сотен, даже не повинился. «Ты мне дашь, что мне причитается?» — спросил он. Ему причитается! Теперь ему причитается — год тюрьмы. А история с Коркиной... Неприятнейшая история. (Нора Мыльникова, узнав от Люды о ее разговоре с Крамским, пришла в полный восторг и сказала за обедом своему Виктору: «Теперь Коркину у нас не прожить и двух месяцев». «Ты не умна, — возразил холодно Мыльников. — С другим командиром — не прожил бы. Ты поправки не сделала на Крамского»). Жена Коркина рассказала Крамскому то, о чем муж не знает. Глеб — отец ее будущего ребенка! Может быть, лжет? Лгать не имеет смысла. Выгоды — никакой. Старуха Герда говорит: «Она — ласковая, как кошечка, а он, этот Вася, так ждет ребенка. О, они счастливые люди, такие счастливые молодые люди, на них приятно смотреть! Мадам немножко неаккуратна, но это потому, капитан, что она волнуется, у нее — первый ребенок, мы все волнуемся перед первым ребенком, а лейтенант такой симпатичный и такой аккуратный...» «Как быть с Коркиной? И с ее грязной тайной? Сойтись с первым встречным мальчишкой — не по любви, а просто от скуки — да ведь это черт знает что! О чем и чем они думают, эти женщины?» Крамской нагибается и, нащупав лохматые уши, спрашивает: — Ты не знаешь, Старик?
За окнами отвратительно кричат . Старик легонько постукивает хвостом.
ГЛАВА ВТОРАЯ. УЗЛЫ РАЗРУБАЮТ
Крамской ничего не скрывает от Бурлака. Да он и не намерен скрывать. Этот волжанин моложе его, но обладает живым умом и в трудных случаях дает полезный совет. — Ну что же, Юрий Михайлович, — говорит начальник политотдела, — намерение ваше считаю глубоко правильным. Сомневаться не приходится. Знает Мыльникова — значит, знает весь гарнизон. Недолга — дойдет и до Коркина. Жаль его, парень хороший, а ничего не поделаешь. В таких случаях хирургия — великое дело. Отрезать — и дело с концом. И вот — Коркин сидит перед ним. Славное у него лицо! Трудно начать, но — ничего не поделаешь — нужно. — Разговор будет неприятный для нас обоих, Василий Федотович; — предупреждает Крамской. — Тяжелый для вас, вдвойне — для меня. Но я вам обязан сказать. На днях приходила ваша жена... — Сейчас она — в Таллине, — говорит Коркин. — И она мне сказала... Крамской все, что считает своей обязанностью сказать, говорит: — Я не могу вам советовать, как поступить, Василий Федотович, потому что отец ребенка...— он чуть задерживается, выбирая наиболее точные слова, — отец ребенка— мелкий воришка, сидящий в тюрьме... Глеб, мой сын... — Я знаю, — тихо сознается Коркин. — Я уже давно знал. Но я... я привык к мысли, что у меня будет... Василий Васильевич. Он улыбается виноватой улыбкой, боясь, что Крамской осудит его. За что? За его безрассудную, большую любовь? — Все мы ошибаемся в жизни, товарищ капитан первого ранга. И она — ошиблась. Ошибки прощались и нам... Вот и не поймешь, что за человек Коркин. Одни скажут — дурак. А другие — большой души человек...
Когда он уходит, Крамской стоит и протирает рукою глаза. Опять проклятая , как в запотевших очках. «Ох, Старик, плохи дела! Надо пойти, показаться. Надо. Да! Надо. А впрочем, сейчас все рассеется». Но пелена не рассеивается ни через пять минут, ни через десять. Он лежит на диване, закрыв глаза, ждет. Через час он встает. Пелены больше нет. Значит, еще не конец.
Люда приехала из Таллина веселая и беззаботная. Она навезла с собой массу ненужных вещей. Расцеловала своего Васеньку, сказала, что страшно соскучилась; она каждый день собиралась сесть в поезд, приехать. Но все дела, дела, дела! Дела и театры. Она жила у знакомых Норы, квартира у них в Кадриорге — вот бы нам с тобой, Вася, такую квартирку! Днем ходила по магазинам, а вечером по театрам и, наконец, ожила, была в оперетте — на «Веселой вдове», — да ведь это же чудо1 А после со своими друзьями была ночью в «Глории», в том ресторане, в котором мы обедали, когда поженились. Там важные официанты, все в черном, ты помнишь? И на вокзал ее провожало много народа — видишь, сколько цветов. Ах, Вася, Васенька, нам бы с тобой пожить в большом городе! Ну, почему, скажи ты на милость, ты не хлопочешь? Пройдет молодость — тогда будет все, все равно! Ну, как, Васенька, ты скучал без меня? Да, скучал? По глазам вижу. Вася, вот хорошо, что Герда прибрала, к - нам придут гости. Такое совпадение, понимаешь, очень приличный человек, кинооператор, приехал снимать сюда певческий праздник. Такой интересный дядька, везде побывал, сам москвич, столько знает! Вот, посмотри, он меня фотографировал и сразу же отпечатал. Хорошо получилось?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
