Восьмого августа 1957 года курсанты 3-го курса 2ВВМУ ПП уезжали в Мурманск для прохождения практики на подводных лодках Северного флота. Меня провожали отец, только что уволенный из Вооруженных Сил и еще непривычно чувствующий себя в гражданском пиджаке и шляпе, мама и невеста – Лариса Войтова.
Отъезд на практику. Слева направо: Н.Н.Лавров, М.ФЛаврова, В.Лавров, Л.Войтова. Рижский вокзал. 8 августа 1957 г.
В Полярном
Мурманск увидеть почти не удалось, так как прямо с поезда курсантов перевели в порт к пассажирскому причалу и отправили на рейсовом катере в Полярный – в то время «столицу» подводников Северного флота. Екатерининская гавань была буквально забита подводными лодками, в основном 613-го проекта.
У полярнинского причала. Первым корпусом (слева) - ПЛ «С-347». Командир капитан 3 ранга В.Н.Чернавин. 1957 г.
На одну из этих новейших лодок меня назначили для прохождения практики в должности командира отделения штурманских электриков БЧ-1. Память сохранила фамилии командира «С-346» капитана 3 ранга Василия Ивановича Зверева, старшего помощника капитан-лейтенанта Вячеслава Тимофеевича Виноградова, но, к сожалению, не помню фамилии своего непосредственного начальника – командира БЧ-1 (штурмана), который через месяц принимал у меня зачеты на допуск к самостоятельному обслуживанию заведывания штурманского электрика.
У полярнинского причала. Первым корпусом (ближняя) «С-347». Вторым корпусом ПЛ «С-346». Командир капитан 3 ранга В.И.Зверев.
Мы не были перегружены занятиями, поэтому сначала освоили территорию подплава, а потом начали увольняться в город. Прямо от причалов был хорошо виден «циркульный дом» с памятником И.В.Сталину перед ним; стадион, построенный матросскими руками еще до Великой Отечественной войны. Над стадионом возвышалось здание с колоннами, где в войну размещался Штаб флота, а рядом с ним – Дом офицеров и здание госпиталя.
Памятник И.В.Сталину (демонтирован в 1960-е гг.) перед «циркульным домом». Слева – здание Штаба флота в годы ВОВ. В центре – Дом офицеров (сгорел в 1990-е гг). Справа – здание госпиталя. Фото 1957 г.
Над территорией причалов на скале возвышалось фундаментальное здание 33-ей дивизии, перед которым установлен памятник подводникам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Здесь же – бюст легендарного командира Федора Видяева.
Памятник подводникам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Полярный. 1957 г. Курсант А.Сливенко (в центре) со старшинами-подводниками. Полярный. 1957 г.
Осень была теплая. В свободное время мы любили встречаться в небольшом скверике у здания бербазы.
Слева направо курсанты 3-го курса В.Лавров, В.Джусь, А.Сливенко, матрос-подводник(?), А.Свеколкин. Фото август 1957 г. Полярный. Слева направо А.Свеколкин, Е.Смирнов. Практика после 3-го курса. Фото сентябрь 1957 г. Полярный.
За время моей практики на «С-346» лодка несколько раз выходила в море.
Подводная лодка «С-346» в Баренцевом море. Сентябрь 1957 г.
Запомнился наиболее продолжительный выход в конце сентября 1957 г. с коротким заходом в Гремиху (Йоканьгу). Этот выход дал мне возможность не только ознакомиться с театром Северного флота, который знал только по карте, но и почувствовать суровый нрав Баренцева моря. Получив разрешение находиться на мостике, я с восхищением наблюдал, как уверенно командир В.И.Зверев управлял подводной лодкой при входе в базу в сложных навигационных условиях. К сожалению, через несколько лет я узнал, что капитан 2 ранга Василий Иванович Зверев трагически погиб под колесами пригородной электрички, будучи в отпуске в Ленинграде. Его друг Владимир Николаевич Чернавин (командир ПЛ «С-347»), пройдя огромный нелегкий служебный путь, стал Героем Советского Союза Адмиралом Флота и Главнокомандующим ВМФ СССР. Вот такие разные судьбы друзей-командиров.
Адмирал Флота В.Н.Чернавин. Фото 1989 г. Западная Лица
Закончив практику на подводных лодках, 29 сентября 1957 г. мы покинули Полярный и на буксире отправились в Мурманск.
Справа налево А.Сливенко, А.Свеколкин, Е.Смирнов, В.Лавров. На буксире в Кольском заливе. Фото 29.09.1957 г. Дежурный по вагону В.Лавров. Станция Полярный круг. Фото 30.09.57 г.
Крейсер «Адмирал Макаров»
Слева направо: А.Сливенко, В.Лавров, А.Свеколкин, В.Гузиков, Е.Смирнов. На буксире курсом в Кронштадт. Фото 01.10.1957 г. Финский залив. Слева направо: Т.Кобахидзе, А.Паркель, В.Лавров. Курс в Кронштадт для продолжения практики. Фото 01.10.1957 г. Река Нева.
Первого октября поездом прибыли в Ленинград и снова на буксире были доставлены в Кронштадт. Следующий этап нашей практики – штурманский поход по Балтийскому морю на крейсере «Адмирал Макаров».
Крейсер «Адмирал Макаров» (бывший «Нюрнберг») на дозаправке. 1957 г.
Крейсер, построенный на верфи «Дойч Верке» в Киле в конце 1935 г., получил имя «Нюрнберг».
В конце 1945 г. при разделе трофейного флота крейсер достался Советскому Союзу. Приказом Главнокомандующего ВМФ от 13.02.1946 г. крейсеру было присвоено новое имя «Адмирал Макаров». Начался новый период в жизни корабля. Планом похода был предусмотрен интересный маршрут: Кронштадт – Таллин – Пальдиски (залив Тага-Лахт) – Рига – Лиепая (Либава) – Балтийск – острова Гогланд и Эланд – Таллин. В этом походе курсанты изучили особенности плавания в восточной, юго-восточной и центральной части Балтийского моря, закрепили навыки кораблевождения и получили хорошую астрономическую практику.
Слева направо: А Паркель (на записи), Е.Смирнов, В.Лавров измеряют высоту Солнца. Крейсер «Адмирал Макаров». Балтийское море. Октябрь 1957 г.
Курсант В.Лавров. Фото 1957 г. Рига
Суровым морским волком, «обветренным как скалы», вернулся я с практики. И не только я. Но если других волновала учеба, предстоящий, хотя еще и далекий выпуск, то моя суровость была обусловлена и оправдана тем, что мне предстояло: сбрить усы и принять самое главное решение в жизни – вступить в брак, взять на себя ответственность за судьбу другого человека и будущих детей. Готов ли я к этому в 20 лет? Психологически – ДА! Я очень любил Лару, и с тем же неизменным чувством доживаю свою жизнь.
Зато взволновали нас другие новости. Командира и комиссара бригады срочно вызвали в штаб флота, где они пробыли довольно долго. Египко вернулся озабоченный. Но, как делал в те дни после любой отлучки с «Иртыша», прежде всего, спросил: — От Вишневского и Агашина — ничего? — Ничего, — ответил я. То, что «Щуки», первыми посланные на самостоятельный прорыв от Гогланда в открытое море, не подавали оттуда вестей, третьи сутки держало нас в нарастающей тревоге. Комбриг вздохнул и сказал, что через пять минут ждёт меня вместе с Тюренковым и Чаловым. А когда мы явились к нему в каюту, объявил: — Вывод лодок на коммуникации противника приказано приостановить. Это никак не связано с тем, что нам неизвестно, вышли ли из залива две «Щуки». Возникли новые обстоятельства, и бригаде поставлена новая задача. Более ответственная. Оказывается, стало известно, что в средней части Балтики появилась германская эскадра в составе линкора «Тирпиц», тяжелого крейсера «Адмирал Шеер», крейсеров «Кёльн» и «Нюрнберг», а также нескольких эсминцев. Корабли шли полным ходом в северном направлении, иначе говоря, — либо к Ботническому заливу, где им как будто нечего было делать, либо — к Финскому. Одновременно разведка обнаружила в Либаве крейсера «Эмден» и «Лейпциг». И всё это тогда, когда ни у Либавы, ни в районах моря, пересекаемых неприятельской эскадрой, не было наших подлодок!
Флагманский корабль германской эскадры линкор «Тирпиц»
Но что затевал враг? С самого начала войны наше командование считало возможным, а сперва даже весьма вероятным использование противником крупных артиллерийских кораблей для поддержки наступления сухопутных войск. Предупреждения об этом делались не раз. Е сли гитлеровское командование решило сейчас направить эскадру в Финский залив, это могло объясняться положением, сложившимся под Ленинградом. В сентябре фельдмаршал фон Лееб сделал, кажется, всё мыслимое, чтобы овладеть городом. Но многодневный штурм, который немцы вели, не считаясь ни с чем, постепенно захлёбывался. Рано было говорить, что этот штурм отбит. Ленинград оставался в смертельной опасности. Однако на рубежах, которых гитлеровцы достигли к 23 сентября, они остановились и нигде не могли продвинуться дальше. Не означало ли присутствие крупных надводных кораблей противника в тех водах, где они за время войны ещё не появлялись, что враг, исчерпав другие средства, готов ввести в борьбу за Ленинград тяжёлую морскую артиллерию, обладающую огромной огневой мощью? Насколько понял Египко в штабе флота, так, видимо, и расценивало появление германской эскадры командование Ленинградского фронта, которому флот подчинялся. О мерах, принимаемых, чтобы не допустить прорыва эскадры в восточную часть Финского залива, говорилось со ссылкой на решение и требование Смольного. Для перехвата врага создавались ударные группы авиации и торпедных катеров, планировалось усилить оборонительные минные заграждения в районе Гогланда. А нашей бригаде было приказано развернуть к 27 сентября в Финском заливе десять подлодок и ещё шесть держать в часовой готовности в Кронштадте в резерве командующего флотом. На всю подготовку подлодок к выходу мы имели менее двух дней. А разработать и согласовать с оперативным отделом штаба флота решение командира бригады по их развёртыванию, надо было уже к следующему утру.
План развёртывания подводных лодок на позициях в случае прорыва фашистской эскадры. Финский залив, сентябрь-октябрь 1941 года
Четырём лодкам назначались позиции ожидания противника на подходах к Нарвскому заливу. Эта акватория входила в широкое понятие Западный Гогландский плёс. Двум лодкам — между северной оконечностью Гогланда и финскими шхерами. Четыре лодки направлялись пока к Лавенсари и Гогланду с тем, чтобы позиции ожидания назначить им в зависимости от обстановки. Большая часть этих лодок была из числа тех, которые по-прежнему плану готовились к выходу на коммуникации противника в разные районы Балтики. Посылались к Гогланду и две «малютки» из дивизиона капитан-лейтенанта Н.К.Мохова. Действовать в этом районе могли и они. При выборе лодок учитывались личные качества командиров. Из тех, с кем я уже познакомил читателя, получали боевой приказ Д.С.Абросимов, П.Д.Грищенко и С.П.Лисин. Для уходивших подлодок нужно было подготовить около сотни торпед, и эта работа велась круглые сутки. Угол растворения торпедам задавался, исходя из того, что ожидаемая цель — крупные боевые корабли, с учётом их скорости и вероятной дистанции залпа.
Торпедисты готовят боезапас для подводных лодок. Кронштадт, торпедная мастерская береговой базы. Сентябрь 1941 года
Погрузка торпед на подводную лодку с пирса
Погрузка торпед на подводную лодку с плавбазы
В срок, по чёткому графику лодки приняли все запасы и освободились от заложенной на них взрывчатки, что делалось с большой радостью. Флагманские специалисты должным образом успели проверить состояние боевой техники. 26 сентября командиры и комиссары десяти лодок были собраны на «Иртыше» на предпоходный инструктаж, который комбриг проводил вместе со мною. Командирам вручалась подготовленная штабом боевая документация. Как будто всем было всё ясно. Но я видел, как всматривается Николай Павлович Египко в лица подчинённых, должно быть стараясь дать себе отчёт, в какой мере они готовы к решению задачи, превосходящей по сложности всё, что выполнялось до сих пор самыми опытными и бывалыми. Ведь атаковать крейсер совсем не то, что транспорт, хотя бы и охраняемый. И скорости иные, и охранение будет гораздо сильнее, маневреннее...
Беседа с экипажем перед походом
Потренировать бы командиров вместе с их помощниками и штурманами в расчётах, производимых при атаке быстроходной цели, проверить необходимые тут навыки. Но в Кронштадте не было кабинета торпедной стрельбы, да и не нашлось бы для этого времени. В остававшиеся до выхода часы на лодках прошли партийные и комсомольские собрания, митинги экипажей. Поставленная кораблям боевая задача доводилась до всего личного состава. Заместитель начальника политотдела Н.Н.Собколов зашёл ко мне, находясь под впечатлением только что состоявшегося митинга на лисинской С-7 и похвалил темпераментно выступавшего там комиссара лодки Василия Гусева. Он говорил о том, что мощный огонь Кронштадта мешает врагу прорвать ленинградские рубежи, что подавить кронштадтскую силу ударами с воздуха фашистам не удалось, и вот они, может быть, попытаются штурмовать Кронштадт с моря, но сокрушить его не удавалось ещё никому, не удастся и гитлеровцам! Батальонный комиссар Собколов держал со мной тесный контакт, знал, что делают в данный момент на каждой лодке, и очень продуманно направлял партийно-политическую работу. Наверное, это он позаботился и о том, чтобы подводники смогли ещё раз посмотреть на плавбазах кинофильм «Балтийцы». События фильма, переносившие в грозный девятнадцатый год, когда Балтфлот давал отпор британским интервентам, перекликались с тем, что происходило теперь. Напоминанием о тех событиях служили и два входивших в состав бригады корабля: «Пантера», потопившая тогда на подступах к Кронштадту эсминец интервентов, и бывшая английская L-55, поучительную историю которой знал каждый.
Комиссар подводной лодки С-7 старший политрук В. К. Гусев
С наступлением темноты десять подлодок тремя группами вышли из Кронштадта, следуя за тральщиками и сопровождаемые сторожевыми катерами. К утру 27 сентября шесть лодок заняли назначенные им позиции, остальные ждали приказа в островных бухтах. В тот день враг предпринял ещё один (последний в сентябрьской серии) массированный налёт на Кронштадт, в котором участвовало более 60 бомбардировщиков. Хуже было бы, если бы он произошёл накануне, когда мы никак не могли держать на грунте лодки, заканчивавшие подготовку к боевому походу. Даже во время налёта мысли вновь и вновь уносились к Гогландскому плёсу. В мои курсантские годы, когда у Балтфлота, как и осенью сорок первого, не было других баз, кроме Кронштадта и Ленинграда, в том районе залива обычно завершались ежегодные большие тактические учения, которые тогда называли манёврами. Где-нибудь вблизи Гогланда подлодки «красной» стороны поджидали прорывавшуюся на восток эскадру «синих». Теперь в том же районе такая задача была поставлена подводникам как боевая. Но посмеют ли всё-таки крупные надводные корабли противника сунуться в залив, напичканный минами, прикрываемый нашей береговой артиллерией? Об этом спорили и в штабах, и на кораблях, и многие в такую возможность не верили, считая вторжение в Финский залив самоубийственным для линкора и крейсеров. Однако я принадлежал к тем, кому представлялось, что попытка вывести корабли на позиции, с которых их тяжёлая артиллерия могла бы бить по Ленинграду и Кронштадту, возможна не без шансов на успех. Расположение своих минных заграждений противник знал, а наши, состоявшие из контактных якорных мин, в принципе поддавались форсированию с параван-тралами. Владея аэродромами на обоих берегах залива, враг был в состоянии прикрыть эскадру от наших бомбардировщиков. А какие-то потери в кораблях оправдывались бы преследуемой целью стратегического масштаба. Как бы там ни было, к встрече с фашистской эскадрой балтийцы изготовились. Но «Тирпиц» и другие корабли в Финский залив с ходу не повернули. По данным нашей разведки они прошли дальше на север, в устье Ботнического залива, и укрылись в Або-Аландских шхерах. Дальнейшие намерения противника оставались неясными.
Щ-320 отозвалась из Южной Балтики
Я ещё не сказал о том, что в день выхода подлодок на позиции к Гогланду, всю бригаду, да и командование флота, обрадовал командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневекий, чью «Щуку» мы уже готовы были считать пропавшей без вести. Произошёл редчайший (кажется, единственный за всю войну) случай: короткий сигнал, означавший, что лодка вышла из Финского залива, не был принят ни на «Иртыше», ни радистами штаба флота, — очевидно, из-за каких-то помех в эфире. А теперь капитан 3-го ранга Вишневский отозвался уже из Южной Балтики, куда и должен был следовать. Он кратко доносил, что потопил в районе Данцигской бухты неприятельский транспорт. Так что радость была двойной: и лодка цела, и одержана победа. Подробности мы, как обычно, узнали гораздо позже, после возвращения лодки. Т а атака Щ-320 относилась к весьма успешным. Потопленный ею транспорт «Холланд» шёл в составе конвоя, однако лодка осталась не обнаруженной кораблями и избежала преследования, что удавалось не часто.
Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский
Другая «Щука» Щ-319 в базу не вернулась, и от неё не было принято ни одного радиосигнала. Следовало полагать, что капитан-лейтенант Н.С.Агашин и его экипаж погибли в результате подрыва на мине, не выйдя из Финского залива. Где и как это произошло, мы так и не узнали. Две «Щуки», первыми посланные на дальние коммуникации противника после того, как мы оставили Таллин, своими бортами проверили проходимость западной части Финского залива без тральщиков, в подводном положении. Одна из них благополучно вернулась, другая пропала без вести — погибла. Это означало, что прорываться в открытое море, достигать любых концов Балтики всё-таки возможно и из старых баз флота, из самого восточного уголка Финского залива. Очень трудно, но возможно!
Командир подводной лодки Щ-319 Николай Сидорович Агашин
Большая подводная лодка четвёртой серии типа «Правда»
Глава пятая
НЕ ПОКОРЯЯ СЬ БЛОКАДЕ
Немецкая эскадра ушла
В первых числах октября, как установила разведка, германская эскадра вышла из Або-Аландских шхер и направилась в свои, далёкие от Финского залива базы. Если у гитлеровского командования и было намерение включить тяжёлые артиллерийские корабли в борьбу за Ленинград, то реализовать его оно не решилось. Существовало и другое предположение насчёт того, почему немецкие корабли появлялись на востоке Балтики в критические для Ленинградской обороны дни: фашистские стратеги задумали перехватить наш флот, который, по их понятиям, попытался бы в случае падения Ленинграда интернироваться в нейтральной Швеции. Лично мне такое объяснение представлялось несостоятельным. Даже в ставке Гитлера должен был кто-то понимать, что подобный образ действий не в нашем духе, не в традициях советских моряков. Не могли там не знать и того, что, при любом отношении к этому, проход через залив с востока на запад сколько-нибудь значительного числа наших надводных кораблей был просто неосуществим в тогдашних условиях. По указанию командования флота подлодки, поджидавшие немецкую эскадру в Финском заливе, были возвращены в Кронштадт. Возобновлялись походы лодок в дальние районы Балтики.
Комбриг против прорыва лодок в океан
Но пора сказать, что за это время, как раз когда группа лодок была развёрнута за Гогландом, в бригаде неожиданно для всех, не исключая и меня, сменился командир. Вернусь немного назад, к событиям, которые этому предшествовали, но, думалось тогда, не должны были повлечь за собой таких последствий. В один из дней, памятных массированными воздушными налётами на Кронштадт, Николая Павловича Египко вызвали в штаб флота. Вызваны были также военком бригады, командир 1-го дивизиона А.В.Трипольский, командиры и комиссары трёх подлодок: Л-3, С-7 и С-8. Египко вернулся на «Иртыш» не в лучшем настроении, но у кого из нас оно было тогда хорошим? Комбриг ничего мне не сообщил, и это означало, что никаких срочных поручений штабу нет. Любопытствовать же, о чём шла речь там, куда меня не приглашали, было не в моих правилах. А на следующее утро, ещё до подъёма флага, ко мне постучался Александр Владимирович Трипольский. С ним были командиры подлодок его дивизиона: капитан-лейтенанты С.П.Лисин и И.Я.Браун. Я пригласил неожиданных гостей в каюту. Трипольский стал рассказывать о заседании Военного совета флота, на котором все они присутствовали накануне. Командующий сообщил им, что есть такой план: ввиду сложившихся обстоятельств (все поняли, — тех самых, из-за которых подводные лодки лежали на грунте с заложенной в отсеки взрывчаткой) послать три крепкие, высоко боеспособные лодки на прорыв из Балтики через датские проливы с тем, чтобы они, обогнув Скандинавию, присоединились к нашему Северному флоту. Из дальнейшего присутствующим стало ясно, что этот план уже в какой-то мере разработан. Начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1-го ранга Г.Е.Пилиповский показал на крупномасштабной карте проливной зоны навигационную и оперативно-тактическую обстановку в ней. Обстановка была сложной даже в чисто навигационном отношении, о чём говорили заштрихованные на карте места, где не хватало глубины для прохода лодок в подводном положении. По глубинам был приемлем для форсирования лишь узкий пролив Зунд. Вице-адмирал Трибуц предложил присутствующим командирам трёх подлодок высказаться об этом плане. Направить в Атлантику и дальше на Север предполагалось именно их. Лисин откровенно сказал, что успех прорыва представляется ему маловероятным: слишком узок Зунд, а у немцев, оккупировавших Данию, наверняка есть там шумопеленгаторные станции. Два других командира, по словам Трипольского, выразили своё мнение не очень определённо, поскольку не имели времени всё продумать. Командир бригады на Военном совете не выступал, но командующий дал понять, что идея прорыва через проливы выдвинута капитаном 1-го ранга Египко. Никаких приказов не объявлялось, однако в заключение было сказано, что к переходу в Заполярье надо готовиться, а срок будет назначен. Лисин узнал, что его лодку намечается послать первой, а Трипольский, — что ему, вероятно, предстоит обеспечивать молодого командира Брауна. Александр Владимирович закончил свой рассказ вопросом: как отношусь ко всему этому лично я, считаю ли форсирование проливной зоны возможным? Чувствовалось, что комдива и командиров лодок, размышлявших над этим, может быть, всю ночь, одолевают сомнения. Заместителю начальника штаба не положено критиковать планы командования, с которыми меня к тому же официально не знакомили. Но мог ли я отказать в честном ответе на вопрос, который Трипольский задавал в товарищеском порядке, как моряк моряку, подводник подводнику? Подумав, я сказал, что лично моё отношение к идее такого прорыва отрицательное. И Большой Бельт, и Малый действительно слишком мелководны, а Зунд с его 20-метровыми глубинами, чрезвычайно легко контролировать и перекрыть из-за его узкости. Вспомнилось, как ещё в курсантском учебном плавании мы с фарватера разглядывали там датского маячника в его стеклянной будке. То, что в Первую мировую войну через проливы прорвались в Балтийское море две английские субмарины (третья, получив повреждения, вернулась), ничего не доказывало: не было тогда нынешних противолодочных средств. На том и кончился тот ранний утренний разговор. И похоже было, что вообще всё кончилось, отпало: без штаба такие дела не делаются, а никаких поручений, связанных с этим, я так и не получил. Выспрашивать что-то у Египко не хотелось, хватало забот безотлагательных. Подоспел приказ о развёртывании подлодок на перехват германской эскадры. А затем командир бригады вновь отбыл в Ленинград. Почему Египко перед тем, как доложить свой замысел командованию флота, не счёл нужным обсудить его со мной, как обсуждал многое другое? Трудно сказать. Отчасти, вероятно, в силу своего характера. Сдержанный по натуре, он не всегда «раскрывался», а я никогда не усматривал в этом недоверия. Мог, наверное, и чувствовать, что я его план не поддержу. Он же имел опыт дерзкого прорыва через Гибралтар, где подлодку испанских республиканцев под его командованием не смогли перехватить подкарауливавшие её франкисты и итальянские фашисты. Правда, там было больше простора для маневрирования, чем в датских проливах. Возможно, и самое простое объяснение: в последнее время мы с комбригом мало бывали вместе, а по телефону о таких вещах не советуются. По всей вероятности, Египко думал о «проливном варианте» и кому-то докладывал свои соображения ещё до критических дней ленинградской обороны. Толчок мыслям в этом направлении могла дать незавершённая из-за выхода немцев к Неве переброска лодок на Север по каналу. Ко второй половине сентября в штаб флота успели прийти запрошенные через Главморштаб английские карты и лоция проливной зоны.
Схема обороны Ленинграда в 1941–1942 годах
В обстановке, когда допускалась возможность уничтожения кораблей своими руками для предотвращения захвата их врагом, мог быть принят и самый рискованный план, если он давал хоть какие-то шансы на успех. Но к концу сентября под Ленинградом уже стало немного спокойнее. Войска Ленфронта прочно удерживали рубежи, на которых захлебнулся многодневный вражеский штурм. Постепенно уменьшалась и вероятность того, что в Финский залив войдёт фашистская надводная армада. О подготовке трёх лодок к рейду через проливы никто не напоминал.
Н.П.Египко снят с должности комбрига
И вот 29 сентября капитана 2-го ранга Трипольского, одного его (Египко находился в Ленинграде), вызвали на заседание Военного совета флота. Александр Владимирович размещался на «Смольном», но пришёл из штаба флота прямо на «Иртыш», ко мне в каюту. Вид у него, всегда солидного и степенного, был какой-то смущённый и, как показалось мне, даже немного растерянный. Трипольский сообщил, что Е гипко освобождён от должности комбрига, а ему приказано вступить в командование бригадой. Он добавил, что отказывался от этого назначения, как только мог, но ничего не помогло. Зная Александра Владимировича, я понимал, что говорит он совершенно искренне. Причину освобождения от должности Египко Трипольскому не объяснили. И потом это не было объяснено командному составу бригады, что, впрочем, соответствовало тогдашней практике: на том этапе войны старших командиров и политработников довольно часто снимали без всяких официальных мотивировок. Поводом могла послужить любая боевая неудача. Но в данном случае и такого повода я не видел. Поставить Египко в вину, скажем, гибель одной из «Щук», первыми самостоятельно форсировавших западную часть Финского залива, было невозможно. Насколько я знал, никаких серьёзных претензий к нему, как к командиру бригады вообще не было. Да иначе не вверили бы именно ему меньше месяца тому назад, при слиянии соединений, все подводные силы Балтики... Что смена комбрига может быть связана с его предложением о прорыве лодок через проливы, пришло в голову не сразу. Прояснялось это постепенно. А впоследствии я удостоверился в том, что и так уже понял, получив возможность познакомиться с относящимися к этому краткими записями из неопубликованных пока воспоминаний Николая Павловича. Его предложение (смелое, но всё-таки недостаточно продуманное, — при таком мнении я остаюсь) нуждалось, конечно, в одобрении не только Военным советом флота, но и более высокими инстанциями. А после этого стало бы обязательным к исполнению. Но где-то, видимо, оказалось не до конца оговорённым, что всё рассчитано на крайний случай, на чрезвычайные обстоятельства (лучше послать несколько лодок на рискованный прорыв, чем самим их взрывать). Когда вопрос о прорыве обсуждался как практическая задача при участии командиров кораблей, самые грозные дни уже миновали. Не потому ли Египко молчал и хмурился на том заседании? Е го идея уже оторвалась от тех обстоятельств, которыми была обусловлена. В своих записках Николай Павлович говорит, что убеждал командование флота в нецелесообразности осуществлять намеченный прорыв при обстановке, начавшей меняться к лучшему. И, очевидно, убедил, — задача была снята. Кто это взял на себя, не знаю, однако тут не могло обойтись без «передокладывания наверх», чреватого неприятностями, а иногда и «оргами». Добиваясь отмены им же выдвинутого плана, Египко не мог этого не учитывать, но существо дела, судьба кораблей были для него дороже.
Неожиданный поворот судьбы Н.П.Египко
Попрощаться с Николаем Павловичем не пришлось: прямо из Ленинграда он выехал через Ладогу (другого пути уже не было) в Москву по вызову наркома. В своих записках Н.П.Египко отмечает, что был принят Н.Г.Кузнецовым, который его понял, однако возвращать на Балтику и восстанавливать в прежней должности (Египко, по его словам, просил об этом) счёл нецелесообразным. Через некоторое время до нас дошло, что Николай Павлович отбыл в длительную командировку в Англию, аккредитованный в качестве советского наблюдателя на действующем британском флоте в соответствии с заключённым между СССР и Великобританией соглашением об обмене такими наблюдателями. Вновь встретились мы не скоро, уже после войны, за хронологическими пределами этой книги.
Адмирала Тови и капитана 1-го ранга Египко сфотографировали на палубе корабля во время интересного разговора. Английский линейный корабль «Кинг Джордж V», 1942 год
Для сведения читателя скажу, что Герой Советского Союза Н. П. Е гипко, ныне покойный, по возвращении на Родину возглавлял отдел внешних сношений Наркомата Военно-Морского Флота, а затем в течение многих лет, в звании вице- адмирала, был начальником Ленинградского Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола.
Седые космы облаков, Крутые волны – все знакомо! Недаром, видно, “В море – дома!” – Девиз военных моряков».
Ст. матрос Л.Рудковский, курсант В.Лавров. Фото 14.09.1956 г. УПС «Седов»
С первых дней нашего пребывания на «Седове» у курсантов завязываются дружеские отношения с матросами и старшинами и личным составом, прикомандированным на поход. Э.Парамонов сошелся с боцманской командой и с удовольствием в свободное от обязательных занятий время помогает плести маты и кранцы. Ю.Егоров активно участвует в работах прикомандированной партии гидрологов. Н.Чешенко нередко заглядывает в кубрик оркестра. А я почему-то сошелся с радистами из группы ОСНАЗ Леней Рудковским и Толей Радченко. Оба – старшие матросы с бригады шхерных кораблей (БШК).
Ст. матрос Л.Рудковский на полубаке.
Общение с каждым из них доставляло удовольствие. С каждым потому, что вместе не получалось: они меняли друг друга на вахте. Запись, посвященная этим ребятам, была сделана в дневнике 57 лет назад. Когда я сейчас, на 76-м году жизни, прочитал ее, она потрясла меня не только содержанием, но и собственным выводом, сделанным в том юном возрасте. Из дневника: «…Сколько полезного дали мне знакомство и разговоры с матросами. Все это нужно хорошенько запомнить, обдумать, все пригодится… И такое впечатление производят почти все. Так неужели я не найду с ними общего языка в будущем? Неужели не найду золотой середины между панибратством и солдафонством? Не может этого быть. Нужно только никогда не забывать, что перед тобой человек. И еще нужно много знать, уметь, понимать. Как это сложно, очевидно трудно, но иначе служба не пойдет. Даже в этом практика дает много!»
Ст. матрос А.Радченко на полубаке. Фото сентябрь 1956 г. УПС «Седов»
После того, как повернули к родным берегам, разговор стал чаще заходить о доме, о тех, кто нас ждет. Рудковский принес тетрадь и почитал свои стихи. Стихи мне понравились. Я попросил разрешения их переписать. В том, что и сам пытаюсь что-то сочинять, не признался, так как понимал, что эти «сочинения» никому показывать нельзя. Из дневника:
«К пирсу быстро я шагаю, На морской простор гляжу. А о чем сейчас мечтаю, Если хочешь, расскажу. Сколько раз, над картой сидя, Я мечтал уйти в поход, А сегодня бронекатер Понесет меня вперед. Он стремителен, как птица, Как над морем альбатрос. В безопасности – граница, На своем посту – матрос.
Старший матрос Рудковский Бронекатер “N”»
По мере продвижения на север все больше ощущается приближение осени. Свежие западные ветры приносят дожди. Становится все холоднее и холоднее. 23 сентября 1956 г. входим в Английский канал. Берега не видно – традиционно закрыт туманной дымкой. Море спокойно. Из дневника: «Вечером на юте в который раз крутят картину “Земля и люди”, но желающих посмотреть много. Шкафут по левому борту облюбовала другая группа. Под неверным лунным светом особенно задушевно звучит аккордеон Коли Чешенко, и какой-то первокурсник проникновенно выводит: “И как я додумался, братцы, понять до сих пор не могу…”. Постоял, слушая песню, любуясь луной…». 27 сентября. Северное море. Прошли Доггер-банку, оставив ее западнее. Я стоял сигнальщиком в третью смену. Дождь и пронизывающий ветер заставили вспомнить о домашнем уюте. Где-то в эти минуты два самых дорогих мне человека? Чем заняты? Барометр продолжает падать. Прибавили парусов.
28 сентября в 20.00 сыграли «Аврал»– все на верхней палубе в спасательных жилетах. Справа – мыс Скаген и обширная отмель. «Седов» несет только два нижних брамселя, при этом ход 12 узлов. Судно управляется плохо, а предстоит выполнить крутой поворот, обходя мыс, Скаген. А тут еще впереди по правому борту обнаружился какой-то лесовоз.
Страха не было. Скорее всего, потому что по неопытности трудно было представить последствия столкновения. В полной темноте достал записную книжку и нацарапал на листочке: «Сейчас будет столкновение. 20.52. 28.09.56 г. В.Лавров».
Эта записка была на следующий день дополнена: «Записано в полной темноте, в указанное время на курсантском мостике, когда лесовоз был в 70 м».
Столкновения удалось избежать. К моменту открытия маяка Скаген сила ветра достигает 11 баллов. Отдельные порывы – до 30 м/сек. Это уже настоящий ураган. «Седов», несущий уже только один парус, идет в бакштак со скоростью 14 узлов. Ветер – от вест-зюйд-веста. Пока это хорошо. Но что будет, когда обогнем мыс Скаген? Чертова дырка! Обогнули, легли на курс 100О, потом 125О. Скорость резко упала до 2-х узлов. Возникает сильнейший дрейф, неумолимо сносящий судно в направлении берега, где вода буквально кипит и пенится на камнях береговой отмели. Никакой возможности удерживать заданный курс нет, как нет и возможности встать на якорь – глубина места превышает 100 м. Жуткие мгновения! Ощущение своей полной беспомощности перед стихией. Можно себе представить, что чувствовал командир! Только его мастерство, выдержка и воля в такие минуты решают судьбу корабля и судьбу всего экипажа – более 400 молодых жизней! В данном случае сыграло свою роль и мастерство марсовых штатного экипажа. Им удалось поставить два нижних марселя. Скорость судна возросла до 4-5 узлов. Этого было достаточно, чтобы погасит чрезмерный дрейф и удерживать «Седов» на заданном курсе. К концу суток – отбой авралу, команде – отдыхать не раздеваясь. Засыпая, вспомнил поговорку деда Окуловского Федора Ивановича: «Кто на море не бывал, тот Богу не молился!». 29 сентября, пройдя проливы Скагеррак и Каттегат, «Седов» встал на якоря в 10 милях от острова Анхольт. Балтика тоже штормит, но это уже мелочи по сравнению с тем, что пришлось пережить в Северном море и в проливе Скагеррак. Из дневника: «04.10.1956 г. 00.35. Балтийское море. Сегодня будем в Балтийске. 03.45. “Аврал! Все наверх, паруса убирать, на якорь становиться!” Так и не поспали. Последний раз слазил на свое место по авралам – на левый нок верхнего грот-брам-рея второго грота. Кончили авралить в 05.00. Радисты включили на палубу трансляцию, крутят “Чубчик”». 09.35. Буксир у борта. Мгновенная погрузка курсантов. Даже с друзьями матросами не успел попрощаться. Не поблагодарил Леонида Рудковского за подарок – самодельный складной нож. Прощай, “Седов”. Поход окончен.
На память о длительном штурманском походе 1956 г. каждому участнику выдали фотографию.
Расставаться с «Седовым» было немного грустно. На снимке, сделанном у выгородки по правому борту под полубаком, видно, что я окреп физически и закалился психологически.
Слева направо: курсанты В.Лавров, В.Компанеец,…?. Фото сентябрь 1956 г. УПС «Седов»
Кто бы мог подумать, что на следующей встрече с «Седовым» через 53 года на том же месте меня сфотографирует мой старший внук Лев Буданцев!
В.Н.Лавров на том же месте через 53 года. Фото июнь 2009 г. УПС «Седов». В.Н.Лавров С дочерью Еленой Буданцевой и старшим внуком Львом.
Еще через два года (в 2011 г.) я получил красивую открытку с приглашением принять участие в юбилейных торжествах, посвященных 90-летию барка «Седов».
Оповестил своих однокашников. Мы назначили встречу у памятника Адмиралу Крузенштерну, а затем всей группой приняли участие в юбилейных торжествах на борту «Седова».
Слева направо: В.Лавров, С.Федоров, Э.Плоом, Э.Быков, В.Колесаев, В.Порохов, И.Пастухов перед посещением барка «Седов»
Слева направо: Э.Плоом, В.Порохов, В.Лавров, парусный мастер И.Г.Евдокимов, В.Колесаев, С.Федоров, Э.Быков. Фото 09.07.2011 г., СПб, борт «Седова»
Подводная лодка «С-264»
Но вернемся в 1956 год. Поход на «Седове» завершен, но практика продолжается. Буксир, на который мы перешли, с сердитым пыхтением, как бы нехотя, приближается к стенке. 4 октября в 10.30 ошвартовались в Балтийске. Но команды выходить нет, а так хочется перемахнуть через низкий борт и почувствовать под ногами твердую землю, свою родную. В Балтийске – осень: листья деревьев совсем желтые и наполовину опали. Около 14 часов нас перевели на новенький десантный корабль (СДК), который сразу вышел в море. Переход занял немного времени. 5 октября в аванпорту Либавы мы перешли с СДК на торпедолов, который доставил нас к причалам подплава. В ковше напротив завода Тосмаре стояли подводные лодки и плавбаза «София». Курсантов распределили по кораблям. Я попал на новую подводную лодку 613-го проекта «С-264» (в/ч 09665). Лодкой командовал молодой командир капитан-лейтенант Ю.А.Сысоев. Все офицеры были также молодые. Даже обязанности старпома временно исполнял лейтенант (по второму году) Ермаков. Лодка готовилась к призовым торпедным стрельбам, и всем было не до нас. Правда, меня сразу посадили в каюте на плавбазе за корректуру карт и пособий. Отрываясь только на прием пищи и короткий сон, я откорректировал весь комплект карт и пособий.
Экипаж ПЛ «С-264» построен на подъем Военно-морского флага. В первой шеренге – командир капитан-лейтенант , рядом с ним замполит ст. лейтенант Попов
17 октября 1956 г. лодка по тревоге вышла в море… без меня. Командир бригады капитан 1 ранга Васильев приказал курсантов в море не брать. Я жутко расстроился. Но 18 октября объявили боевую тревогу по флоту – начинались, так называемые, венгерские события. Обстановка была тревожная. Васильев был участником Великой Отечественной войны. Конечно, он понимал, что повторения 1941 г. не может быть, но, видимо, и забыть не мог, сколько курсантов сложили свои головы в районе Лиепайских озер, пытаясь задержать фашистские орды под Лиепаей (Либавой). Нас собрали с лодок и поездом отправили в Ригу.
Уважаемые товарищи! Ветераны Черноморского высшего военно-морского училища им. П.С. Нахимова! Преподаватели и выпускники!
Правление Союза офицеров выпускников ЧВВМУ им. П.С.Нахимова поздравляет ВАС с Великой исторической победой – возвращением на Родину! 23 года назад все, что было создано нашими отцами и дедами в одночасье стало принадлежать украинским олигархам и чиновникам. 23 года вдали от матушки России мы ни на день не прекращали вести борьбу за русский язык, русскую культуру, русских героев и православную веру! За эти годы мы не приняли унизительную украинизацию, всячески отторгая бандеровскую идеологию, защищая души наших детей и внуков, сохраняя российский дух, историю, культуру и морские традиции. И мы выстояли, мы победили, мы возвращаемся домой. И на последнем этапе этой борьбы, в период открытого противостояния с киевскими властями, выпускники ЧВВМУ им. П.С.Нахимова были в первых рядах защитников города, проявляя образцы выдержки, мужества и стойкости на площадях, улицах и блокпостах. И результаты сегодняшнего референдума, когда более 85% жителей города-героя высказались за вхождение в состав Российской Федерации, явились итогом нашей борьбы. Дорогие друзья поздравляем Вас с победой!
Председатель правления «Союза офицеров выпускников ЧВВМУ им. П.С.Нахимова» полковник В.Б.Иванов. 16 марта 2014 года. г. Севастополь.
Дорогие выпускники и преподаватели Черноморского Высшего Военно-Морского училища им. П.С. Нахимова. Черноморское Высшее Военно-Морское училище им. П.С.Нахимова возрождается! 19 марта 2014 года в академии ВМС Украины им. П.С.Нахимова состоялось встреча командного, профессорско-преподавательского состава академии и ветеранов ЧВВМУ с Заместителем Министра Обороны России генералом армии Панковым. На встрече присутствовал заместитель ГК ВМФ вице-адмирал А.Н.Федотенков (выпускник ЧВВМУ 1981 года), офицеры штаба ЧФ. Предложение генерала Панкова о возрождении Черноморского Высшего Военно-Морского училища было встречено бурными овациями. ВРИО начальника академии ВМС Украины им. П.С.Нахимова капитан 1-го ранга П.Д.Гончаренко (выпускник ЧВВМУ 1991 года) написал заявление об увольнении из рядов ВС Украины. Спуск флага ВМС Украины и торжественный подъем флага ВМФ Российской Федерации намечен на 20 марта. Поздравляю Вас, дорогие выпускники с возрождением ЧВВМУ им. П.С. Нахимова.
Председатель Правления «Союза офицеров выпускников ЧВВМУ им. П.С. Нахимова», полковник/о В.Б.Иванов. г. Севастополь. 19 марта 2014 г. 21.00
Однажды, придя в штаб базы, я узнал, что командующий и член Военного совета флота только что отбыли в Ленинград вместе с флагманами корабельных соединений. Фёдор Владимирович Зозуля, доверительно сообщивший мне об этом, добавил, что там, в Ленинграде, должно состояться важное совещание, связанное с тяжелым положением на фронте. Обстановка, сложившаяся в те дни, не исключала и самого худшего. Что это так, что надо считаться с возможностью прорыва немцами нашей обороны, подтвердило и то спешное совещание командиров и комиссаров соединений, собранных в здании Военно-морской академии. О нём рассказал мне потом Николай Павлович Египко и другие товарищи. Совещание было недолгим. Вице-адмирал В.Ф.Трибуц, сдерживая замеченную всеми взволнованность, огласил директивную телеграмму Ставки, подписанную И.В.Сталиным и Н.Г.Кузнецовым. В ней говорилось, что ни при каких обстоятельствах ни один корабль Балтийского флота не должен попасть в руки врага, и предписывалось подготовить корабли к уничтожению на случай, если это окажется необходимым. История этой директивы изложена в мемуарах Н.Г.Кузнецова. Читавшие их помнят, чего стоило Николаю Герасимовичу её подписать, и почему он считал невозможным отправить телеграмму за одной своей подписью. Не из-за нежелания или боязни взять на себя ответственность, а потому, что Кузнецов, как истинный моряк, понимал, что под таким приказом, самым страшным для всех моряков, которые его получат, подписи наркома недостаточно. Потрясённые и подавленные, слушали командиры соединений указания командующего, последовавшие за оглашением телеграммы. К закладке на корабли взрывчатки приказывалось приступить немедленно. Командир каждого корабля должен был получить пакет, который надлежало вскрыть по специальному условному сигналу, и тогда узнать, где взрывать корабль и куда выводить команду. Все моряки, которые сошли бы на берег, включались в сухопутные части, чтобы сражаться за Ленинград до конца. Были назначены, как требовала того Ставка, ответственные исполнители директивы в каждом корабельном соединении. В нашей бригаде эта миссия выпала на начальника штаба Н.С.Ивановского. Дополнительно на него возлагалась персональная ответственность за подготовку к уничтожению сосредоточенных в Ленинграде транспортов и вспомогательных судов, а также некоторых объектов в городе. Для этого создавалась особая команда минёров, размещённая в здании Военно-морского училища имени М.В.Фрунзе. Все подлодки, находившиеся в Ленинграде, в том числе и не введённые ещё в строй, начали минировать немедленно. В центральный пост и в концевые отсеки закладывали доставленные с арсенальных складов глубинные бомбы или боевые зарядные отделения торпед. Невесёлое это было занятие. Моряки выполняли приказ, стиснув зубы. Но каждый наверняка надеялся и верил, — не понадобится включать разрушительную силу этих зарядов, не дойдёт до того... Лично у меня возможность потери Ленинграда и гибели Балтийского флота в его последних портах не укладывалась в голове ни тогда, ни потом, в другие трудные дни. Всегда что-то поддерживало твёрдую уверенность, — этому не бывать! Подлежали минированию и подводные лодки «кронштадтской группы». Подготовка к этому велась, но с фактической закладкой взрывчатки на корабли тут не спешили. Если всё подготовлено, умелые специалисты способны сделать это очень быстро. Кронштадт же всё-таки стоит на острове, и пока залив не замёрз, сюда никому не ворваться с ходу. А приказ о том, чтобы ни один корабль не достался врагу, балтийцы при всех условиях выполнили бы свято. Забегая вперёд, скажу, что часть подлодок, стоявших в Кронштадте, минировать не понадобилось. Самые критические для Ленинградской обороны дни пришлись на 11–17 сентября. В ту грозную неделю борьба за город достигла такого напряжения, что судьба его, вероятно, могла зависеть от событий каждого часа. Начались массированные, ещё небывалые налёты на Ленинград фашистской авиации. Одни группы самолётов сбрасывали тысячи зажигательных бомб, другие — крупные фугасные. Из Кронштадта были видны клубы чёрного дыма, а ночью — багровые отсветы ленинградских пожаров. Южнее Кронштадта немецкие бомбардировщики прокладывали путь пехоте и танкам, рвавшимся к побережью залива. Мы видели, как кружат большие группы «юнкерсов» над Петергофом, слышали доносящийся оттуда гул разрывов. Беспокойно было за корабли, стоявшие в Ленинграде. Чтобы сделать подводные лодки незаметнее с воздуха, над ними натягивали маскировочные сетки, но при массированных налётах легко попасть и под бомбу, сброшенную наугад. А для кораблей, имевших на борту заряды взрывчатки, бомбёжки были ещё опаснее.
Заминированные лодки лежат на грунте
В поздний час одного из тех тревожных дней состоялся очередной телефонный разговор с командиром бригады. Осведомившись о положении дел у нас, Египко дал понять, что, видимо, назрела необходимость перевести из Ленинграда подлодки, способные дать ход. Николай Павлович советовался со мною об этом, однако чувствовалось, что вопрос им уже решён, и дело является неотложным. Я понимал, речь идёт о переводе лодок не в кронштадтские гавани, которые могли подвергнуться таким же массированным налётам, как районы стоянки кораблей в Ленинграде. И высказал мнение, что есть смысл расставить лодки на Большом и Красногорском рейдах, где они смогут на день погружаться, проводить светлую часть суток на грунте. Египко ответил, что так он это себе и представляет. В заключение разговора мне было поручено немедленно готовить диспозицию и обговорить практическую сторону дела в штабе Кронштадтской военно-морской базы. Получить добро от командования флота, естественно, входило в компетенцию комбрига. Окончательное решение последовало быстро, и подводные лодки, приняв необходимые запасы, стали 12 сентября уходить с Невы. Группами по три-четыре они проходили Морской канал. На Восточном Кронштадтском рейде мы с Тюренковым и Чаловым встречали на катере каждую лодку, и командир получал координаты назначенного ей места на Большом или Красногорском рейде. Мы то и дело поглядывали на небо, нервы у всех напряглись. Группы лодок выводились с интервалами, чтобы не угодить под бомбёжку всем вместе. Предусматривалась и приостановка всего движения, если обстановка сделает его слишком рискованным, и готовность каждой лодки к погружению. Произвести его удалось бы, конечно, не везде. Враг, по-видимому, не заметил наших действий. Проводив на рейды последнюю лодку, мы вздохнули с облегчением. С тем тревожным и хлопотным днём связалась в памяти одна ярчайшая батальная картина, которая и сейчас так и стоит перед глазами. Когда мы уже заканчивали расстановку подлодок, в открытую часть Морского канала вышёл стоявший с недавних пор в Ленинграде линкор «Октябрьская революция». Заняв позицию примерно напротив Петергофа, могучий корабль открыл огонь главным калибром по каким-то невидимым целям в расположении противника, пробивавшегося от Красногвардейска и Красного Села к побережью. Мне, конечно, доводилось видеть стрельбы крупных артиллерийских кораблей в открытом море, но тут всё выглядело как-то особенно. Может быть, потому, что фоном линкору служил угадывавшийся на горизонте Ленинград, и тяжёлые стволы орудийных башен были направлены не в морские дали, а на близкий берег. Имея там корректировщиков, «Октябрьская революция» уже не раз открывала огонь по заявкам фронта, и армейцы высоко оценивали эту поддержку с моря. А у нас тогда поднял настроение сам гром линкоровских орудий.
Линейный корабль «Октябрьская революция» ведёт артиллерийский огонь орудиями главного калибра по позициям фашистских войск
Разойдясь по рейдам, двадцать восемь подводных лодок погрузились в назначенных им точках и легли на грунт. Отданные перед тем якоря гарантировали, что лодки никуда не снесёт, и они не столкнутся друг с другом. Всплывать разрешалось с наступлением темноты. Связи с погруженными лодками не было, а после вечернего всплытия командирам надлежало донести о нём на «Иртыш» по УКВ и держать радиовахту до утра. Ночью подзаряжались дизелями аккумуляторные батареи, вентилировались отсеки. На рейды были выведены и лодки, находившиеся в Кронштадте. Несколько ремонтировавшихся, которые нельзя было вывести из гаваней, расставили так, чтобы нигде не стояли две рядом. Держать большую группу подлодок на рейдах с каждодневной покладкой их на грунт понадобилось не двое и не трое суток, а дольше. Думается, это уберегло не один корабль бригады. Лодки оставались в боевой готовности. В течение большей половины суток, — с сумерек, наступавших уже рано, до позднего осеннего рассвета, — можно было мгновенно связаться с каждой по УКВ. За понадобившимся в штабе командиром посылали катер, и он на несколько часов или до следующей ночи оставлял корабль на старпома. Если требовалось, лодка могла в ночное время за полчаса подойти к борту «Иртыша». Для экипажей «вылёживание» на грунте не было, конечно, отдыхом. В чём-то их жизнь напоминала походную, хотя действовать требовалось мало. Это всегда тяготит молодых и здоровых людей, которым и подвигаться-то негде в тесных лодочных отсеках. На дне рейдов подводники слышали и разрывы вражеских бомб, и залпы корабельных орудий. По доносившимся с поверхности грозным звукам войны, они старались представить развёртывающиеся там события. Надо понять состояние моряков, знавших, что в критический момент им, может быть, придётся всплыть лишь для того, чтобы навсегда оставить свой корабль, привести в действие заложенные на нём заряды. Все с нетерпением ждали наступления темноты, когда можно было подышать свежим воздухом, размяться на палубных надстройках, узнать новости. Ночью на рейды доставлялись газеты, подводные лодки навещали командиры дивизионов, работники политотдела. 15 сентября немецкие войска вышли к Финскому заливу в районе Стрельна–Петергоф, в результате чего Ораниенбаум с прилегающей территорией, включавшей и форт Красная Горка, оказался на изолированном плацдарме. А Кронштадт и основной фарватер, связывающий его с Ленинградом, которые уже обстреливались дальнобойной артиллерией, пока ещё не очень интенсивно с северного берега, попадали в зону возможного артобстрела также и с юга. Эти изменения в обстановке наблюдались из Кронштадта невооружённым глазом. Сведения о других участках фронта доходили до нас нередко с опозданием. Совинформбюро освещало события под Ленинградом скупо, и недостаточная ясность обстановки подчас мучила. Шла та критическая неделя, когда непосредственная опасность для города Ленина достигла крайнего предела.
Враг остановлен под Пулково
Ленинградским фронтом уже командовал генерал армии Г. К. Жуков. Было известно, что принимаются экстренные дополнительные меры для укрепления оборонительных рубежей. На некоторых участках врагу наносились контрудары.
Батальон морской пехоты сражается с врагом под Пулково
Смелая и решительная атака моряков-подводников
Невыразимую радость вызывали первые сообщения об активных действиях наших войск на Синявинском направлении, известия о том, что немцы остановлены под Пулково.
Артиллерия кронштадтских фортов непрерывно бъёт по фашистским войскам
Газета «Красный Балтийский флот», из которой кронштадтцы узнавали новости, рассказывала о том, как геройски дерутся на сухопутном фронте моряки. Она выходила тут же, на нашем острове, и никогда не запаздывала. Под Ленинградом действовало уже несколько бригад морской пехоты, и формирование их продолжалось. Подводники знали о боевых делах ушедших на берег товарищей, гордились ими. С огневых позиций в самом Ленинграде, в Невской губе и у Кронштадта поддерживала фронт корабельная артиллерия. Не смолкали залпы кронштадтских фортов, бивших по боевым порядкам гитлеровских войск и их тылам.
Подготовка к действиям в новых условиях
Но в боевых действиях на море наступила пауза. К середине сентября за пределами Финского залива, на морских коммуникациях противника не оставалось ни одной нашей подводной лодки. Так было впервые с начала войны. Посылать лодки в море на смену вернувшимся с позиций штаб флота пока не разрешал. Понятно было,что от активных действий на Балтике флот не откажется, но командование не хотело чрезмерно рисковать ценнейшими кораблями, не выяснив подетальнее обстановку, создавшуюся в Финском заливе после оставления Таллина. Велась разведка, укреплялась оборона островов, развёртывались там службы, без которых не могли теперь обойтись и подводники. По-новому требовалось организовать всю систему проводки лодок с неизбежным отказом от эскортирования их до устья залива, — это становилось невозможным. Задержка боевых выходов была не очень долгой. Но в те дни нелегко было мириться с тем, что боеспособные подлодки стоят на рейдах, да ещё подготовленные на случай крайних обстоятельств к уничтожению, тогда как по Балтике идёт снабжение фашистских войск, штурмующих Ленинград.
Разведка боем
Но вот командира бригады вызвали в Кронштадт. 19 сентября ему было приказано явиться к командующему флотом вместе со мной, флагманским штурманом, оператором и командирами дивизионов. Я почти не сомневался, что речь пойдёт о выводе в море значительной группы лодок. Массированные удары по вражеским морским коммуникациям могли помочь Ленинградскому фронту, да, пожалуй, и не ему одному. Лишь бы удалось вывести лодки из залива! В старинном здании штаба флота царила обычная, казалось, неподвластная никаким событиям, строгая тишина. На лестничной площадке невозмутимо тикали высокие напольные часы, стоявшие тут с незапамятных времён.
Владимир Филиппович Трибуц
На флоте была известна пунктуальность вице-адмирала Трибуца. И он минута в минуту назначенного времени вышёл к нам в сопровождении начальника штаба флота контр-адмирала Ю. А. Пантелеева, начальника оперативного отдела капитана 1-го ранга Г.Е.Пилиповского и начальника отдела подводного плавания капитана 1-го ранга А.М.Стеценко. Вслед за ними вошли член Военного совета флота дивизионный комиссар Н.К.Смирнов и незнакомый мне полковой комиссар.
Начальник отдела подводного плавания штаба Балтийского флота Андрей Митрофанович Стеценко
На длинном столе лежала крупномасштабная карта Финского залива, а стены небольшого зала закрывали карты разных районов моря. Трибуц подошёл к столу, опёрся на него обеими руками и начал прямо с сути дела. — Мы приняли решение развернуть на боевых позициях до пятнадцати подводных лодок на срок полной их автономности. Сейчас начальник штаба познакомит вас с данными разведки, представляющими интерес для подводников. Это были сведения о том, где наблюдается движение неприятельских морских конвоев и, следовательно, есть цели для атак, а также о новых минных постановках противника в Финском заливе. — Теперь о самом главном, — вновь заговорил командующий. — Вы, Лев Андреевич, — обернулся он ко мне, — записывайте. Потом снимите, что нужно, с этих рабочих карт. Они у нас пока в одном экземпляре, а Вам надо немедленно приступать к подготовке боевых приказов командирам лодок.
Юрий Александрович Пантелеев
Переходя от одной из развешанных по стенам карт, к другой, командующий показывал, очерченные синим, границы намеченных боевых позиций. Они включали обширные районы в южной части Балтики и на неприятельских коммуникациях, идущих вдоль побережья к Либаве, Виндаве, в Рижский залив, а также в порты Финляндии. Как всегда при постановке боевой задачи, вице-адмирал Трибуц говорил очень отчётливо, немного отрывисто и ничего не повторял. В заключение он подчеркнул, что Военный совет требует от командиров подводных лодок большой активности при поиске целей, большой настойчивости и решительности в преследовании обнаруженных транспортов или боевых кораблей противника. Затем член Военного совета представил пришедшего с ним полкового комиссара. Оказалось, что это новый военком и начальник политотдела нашей бригады И.М.Майоров. Ушли мы из штаба флота не сразу. После того, как командующий, закрыв совещание, удалился, началась работа у карт. С нами остались начальник штаба и начальник отдела подводного плавания, к которым возникало по ходу дела много вопросов. Прощаясь, контр-адмирал Пантелеев сказал командиру бригады: — Ещё вот что, Николай Павлович. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы подводные лодки, которые остались в гаванях, меняли место после каждого пролёта воздушных разведчиков. Их активность беспокоит командующего. Массированные налёты на Ленинград продолжались, а Кронштадт пока бомбили мало. Но командующий беспокоился не напрасно. И.М.Майоров отправился вместе с нами на «Иртыш», на ходу знакомясь. Но прослужил в бригаде он недолго, получив довольно скоро другое назначение. В штабе бригады, точнее, в кронштадтской его группе, где нас было всего несколько человек, сразу засели за разработку боевой документации для лодок, которые предстояло отправлять в длительные походы. Делали это с сознанием возросшей своей ответственности. После того, как все подводные корабли были сведены в одно соединение, стало ненужным не только разделение театра на операционные зоны бригад, отпавшее уже раньше, но и управление каждой подлодкой из штаба флота. Оно полностью передавалось в рамках поставленной задачи командованию бригады, включая и право переводить лодку на другую позицию. В штабе Кронштадтской военно-морской базы у Фёдора Владимировича Зозули, к которому вызывался командир охраны водного района (ОВРа) капитан 2-го ранга Ю.В.Ладинский, детально обсуждалась организация проводки лодок по Финскому заливу. В новых условиях проводка за тральщиком в сопровождении сторожевых катеров стала возможной только до острова Гогланд, а это меньше половины всего пути до устья залива. У Гогланда же планировались рандеву возвращавшихся лодок с катерами, которые должны были выходить им навстречу. Форсировать западную часть залива каждой лодке предстояло самостоятельно, в подводном положении. Путь в открытое море сделался намного труднее и длительнее. Помочь командиру лодки за Гогландом мы могли лишь рекомендацией курсов, которые, по имевшимся данным о минной обстановке, представлялись менее опасными. Корректировки рекомендуемых маршрутов на основе последних разведданных и опыта самих подводников сделались с тех пор одной из главных забот нашего штаба. Считать, что об обстановке за Гогландом нам известно всё, нельзя было никогда. Минирование залива противником продолжалось, имелись также сведения, что он базирует в финских и эстонских портах специальные поисково-ударные группы противолодочных кораблей. В те сентябрьские дни вообще ещё требовалось удостовериться, что в условиях, какие реально сложились, подводные лодки действительно могут проходить западную часть Финского залива, где и раньше, при эскортировании, их подстерегало много опасностей. Поэтому сперва надлежало проверить проходимость намеченного маршрута одной-двумя парами лодок, произвести своего рода разведку боем. Первую пару мы проводили уже на следующий день после совещания у командующего, 20 сентября. Это были «Щуки» из дивизиона капитана 2-го ранга В.А.Егорова: Щ-319 и Щ-320. Командира Щ-319 капитан-лейтенанта Н.С.Агашина я раньше не знал, и познакомиться с ним по-настоящему после объединения бригад тоже не успел. Из Ленинграда лодка проследовала прямо на рейд, где и провела последнюю неделю, погружаясь на день и всплывая на ночь. Командир второй «Щуки» капитан 3-го ранга Иван Макарович Вишневский был старым балтийцем, пришёл на флот по первому комсомольскому набору, до училища с десяток лет проплавал на линкоре, начав там сигнальщиком и кончив боцманом (моряки знают, какая это практическая школа), а в подплаве начинал со штурмана. Командиром он считался опытным, в боевых походах уже бывал, имел орден.
Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский
Вызванные с рейда в Купеческую гавань две «Щуки» дозаправились топливом, водой, сжатым воздухом, пополнили прочие запасы, зарядили от береговой станции батареи, и, конечно, с них была удалена взрывчатка, заложенная в отсеки на случай чрезвычайных обстоятельств. После докладов комдива и флагманских специалистов о готовности кораблей к походу, я побывал на обеих «Щуках», обошёл их отсеки от носа до кормы. Напутственный визит старшего командира на подводную лодку, изготовленную к походу, может быть и пустой формальностью. За несколько минут вряд ли заметишь какие-то серьёзные упущения, а из-за бросившихся в глаза мелких недоработок выход откладывать не будешь. И если даже старший начальник, как делали некоторые комбриги, при быстром обходе отсеков пожмёт каждому члену экипажа руку, желая боевого успеха, такое посещение мало что даст личному составу лодки, да и ему самому. Но всё может быть и иначе. Будучи начальником или заместителем начальника штаба бригады, я относился к посещению лодки перед её выходом в море так же, как и тогда, когда командовал дивизионом. Приходил не за считанные минуты до отдачи швартовов, а так, чтобы было время побыть в каждом отсеке столько, сколько понадобится. Никогда нелишне самому выборочно проверить, насколько уверенно находит матрос среди окружающих его рычагов и механизмов тот, который нужен сейчас, или определённый предмет из аварийного инструмента, насколько быстро переключается подводник с одних своих обязанностей на другие, а их у каждого на лодке немало. И если обнаружится у кого-то слабинка, не поздно потренироваться и после выхода из базы. Совсем нелишне напомнить именно перед походом что-то поучительное из опыта других подлодок, происходившее точно в таком же отсеке. Всегда можно понять, почувствовать, как настроены люди, уходящие в боевой поход, где судьба всех может зависеть от каждого. И не для того, чтобы у самого стало спокойнее на душе, — этого всё равно не будет. Повлиять на настроение экипажа, поднять его, если это необходимо, тоже в силах старшего командира, когда он, провожая подводников в море, не слишком спешит из отсека в отсек.
Тральщики и катера охранения проводят подводные лодки до Гогланда
В тот раз посещение «Щук» оставило хорошее впечатление, и я смог уверенно доложить командиру бригады, что обе лодки готовы к выполнению боевого приказа. «Щуки» ушли в сопровождении тральщиков и сторожевых катеров. В воздухе в тот час было спокойно, но на случай, если понадобится прикрывать лодки от вражеской авиации, на кронштадтском аэродроме Бычье Поле истребители были в готовности к немедленному вылету. Проводка лодок до островов в Финском заливе обошлась без помех. Е щё до возвращения эскортных кораблей командование ОВРа сообщило, что «Щуки» погрузились на Восточном Гогландском плёсе. Конечно, уже не вместе, а раздельно, со значительным интервалом по времени. В подводном положении, до всплытия за пределами Финского залива, им предстояло идти около суток. После этого надлежало первый раз выйти в эфир и передать условные сигналы (каждой лодке — свой особый), означавшие: «Вышли в Балтийское море». Наступило время, когда эти сигналы должны были поступить, но их не было. Истекло затем и время, добавленное к расчётному на возможные задержки лодок в пути. Однако ни одна не давала о себе знать...
Воздушные налёты на Кронштадт
Тем временем начались массированные налёты фашистской авиации на Кронштадт, — продолжение ударов, наносившихся по Ленинграду. Враг явно задался целью уничтожить корабли, мощный огонь которых поддерживал наземные войска. 21 сентября, в первый день тех яростных бомбёжек, не сравнимых ни с какими прежними, группы «юнкерсов» и «хейнкелей» (около семидесяти, как подсчитали на наших постах) появились незадолго до полудня. Как обычно при сигнале воздушной тревоги, я вышел на верхний мостик «Иртыша», к сигнальщикам, чтобы видеть, что происходит вокруг. Бомбардировщики были замечены, когда они приближались волна за волной, находясь ещё на большой высоте. В воздух поднялись истребители. Потом открыли огонь береговые зенитки всех калибров и другие орудия, способные бить по воздушным целям. Но самолёты прорвались к гаваням и со свистящим воем начали пикировать. Гигантские всплески от разрывов бомб заслоняли и корабли и берег. Вышедшие из пике бомбардировщики проносились почти над самыми мачтами. В этой обстановке трудно было, даже имея всё перед глазами, сразу оценить результаты налёта, понять, какой нанесён нам урон. Вскоре на «Иртыш» донесли: одна из бомб разорвалась вблизи подводной лодки Щ-306, стоявшей у Морзавода в ремонте, есть повреждения корпуса, на борту один убитый и несколько раненых. Как выяснилось потом, только решительные действия командира капитан-лейтенанта Н.И.Смоляра, мгновенно организовавшего борьбу за живучесть корабля, удержали лодку на плаву. Других потерь бригада не понесла. Можно было надеяться, что лодки, лежавшие на грунте на рейдах, не пострадали. Так и было, хотя людям, слышавшим грохот налёта на дне, он казался ещё страшнее. Боялись, что в гаванях не уцелеет ничего. Урон, нанесённый другим соединениям и объектам на берегу, также оказался меньше, чем можно было ожидать. Но через шесть-семь часов налёт повторился, а на следующий день — снова. Очевидно, аэрофотосъёмка показывала немцам, что намеченные цели не уничтожены, и 23 сентября они бросили на Кронштадт ещё больше бомбардировщиков. Видел я и этот налёт... Как и в прошедшие дни, бомбардировщики появлялись с южной стороны. Наши «ястребки» (старенькие И-15 и И-16, — других для прикрытия Кронштадта ещё не было) дерзко атаковывали их, и небезрезультатно. За тот день и два предыдущих истребителями и зенитчиками было сбито над островом Котлин и рейдами больше фашистских самолётов, чем за три первых месяца войны. Однако и потери флота оказались в конечном счёте тяжёлыми. Не более чем в сотне метров от «Иртыша», ошвартованного с западной стороны Усть-Рогатки, стоял линкор «Марат» на своём обычном месте в Средней гавани. Переводить его после первых больших налётов куда-нибудь ещё, очевидно, не имело смысла: такую громадину в Кронштадте не спрячешь. Линкор, разумеется, являлся одной из главных целей каждого налёта, но его прикрывало много зенитных средств. Под их же защиту попадала и наша плавбаза.
Командир подводной лодки Щ-306 Николай Иванович Смоляр
Поразить «Марат» немецким лётчикам долго не удавалось. А 23-го крупная авиабомба всё-таки попала в носовую часть линкора, и там сдетонировал боезапас в погребах первой орудийной башни. Нac ослепило мощным выбросом огня, оглушило громом, всё вокруг сотряслось. Оглянувшись, я увидел побелевшее лицо вахтенного сигнальщика, вцепившегося в поручни мостика. Парень вряд ли думал о себе, его ужаснуло, что у него на глазах разламывается «Марат» — бронированная плавучая крепость, казавшаяся несокрушимой. Незадолго перед тем на палубе линкора, стоявшего тогда на огневой позиции в Морском канале, разрывались шестидюймовые немецкие снаряды, не причиняя крепчайшему кораблю существенных повреждений. А теперь мы увидели, как отвалилась чуть ли не треть его корпуса, словно отрезанная по боевую рубку, как падает, ломаясь на куски высоченная стальная фок-мачта, обросшая ярусами надстроек и мостиков, с которых срывались в воду люди... Картины, страшнее этой, мне не привелось видеть за всю службу.
Линейный корабль «Марат» перед Великой Отечественной войной
Линкор не затонул. Он осел на грунт носом, а три из четырёх башен главного калибра и палуба между ними оставались над водой. Но прежнего «Марата», флагманского корабля Балтийского флота, больше не существовало. То, что осталось, могло служить впредь лишь плавбатареей. Уцелевшие башни «Марата» уже через несколько дней вновь вели огонь по заявкам командования фронта. Лишить защитников Ленинграда этой поддержки враг не смог. На «Марате» погибло около пятой части его многочисленного экипажа. Погиб на своём посту в боевой рубке и командир линкора капитан 2-го ранга П.К.Иванов, мой однокурсник в военно-морском училище. В тот же день был потоплен в гавани лидер «Минск», который с таким трудом привели из Таллина, а на Восточном рейде — эсминец «Стерегущий». На случай продолжения сильных налётов было решено вывести на рейды и немногие лодки, остававшиеся в гаванях, прервав на них ремонтные работы. Это касалось, в частности, «Лембита», на котором заканчивалось устранение повреждений, полученных в последнем походе. При бомбёжке 23 сентября подводный минзаг был весь залеплен илом и песком, взметёнными со дна гавани. Экипаж не отходил от боевых постов, готовый бороться за жизнь своего корабля, но лодке посчастливилось: её не задел ни один осколок.
Носовая часть линкора «Марат» оторвана до второй башни
Комдив минзагов В.Л.Полещук, продолжавший по совместительству командовать «Лембитом», активно готовил к самостоятельному управлению кораблём своего помощника старшего лейтенанта Матиясевича. Потом выяснилось, что он давно уже капитан-лейтенант. Приказ о присвоении нового звания застрял где-то в канцеляриях при передислокации штаба флота из Таллина. Военкомом на эту лодку вместо Собколова, ставшего заместителем начальника политотдела, назначили старшего политрука П.П.Иванова. Е го перевели из сухопутных войск, прямо с фронта, и к исполнению своих обязанностей он приступил в полевом армейском обмундировании. Комиссар в защитной гимнастёрке и галифе выглядел на подлодке несколько странно, но самого его это, кажется, не смущало. А обстановка просто не позволяла потратить день на хождение по вещевым складам и подгонку формы. Хочется сразу сказать, что Пётр Петрович Иванов освоился на лодке быстро. Человек с немалым военным и житейским опытом, твёрдый духом, вдумчивый, он по праву считался потом одним из лучших политработников бригады.
Военком подводной лодки «Лембит» П.П.Иванов
24 сентября все средства ПВО с рассвета были в повышенной готовности, вся служба начеку. Однако таких налётов, какие кронштадтцы только что пережили, больше не последовало.
