Второй штурманский поход на УПС «Седов» (14.08 – 12.10.1956 г. Курсантов сняли раньше, 04.10.1956 г., в Балтийске)
Летне-осеннее плавание 1956 года было восьмым дальним походом «Седова» под военно-морским флагом СССР и вторым походом в навигацию 1956 г. Поход планировался по южному маршруту: Кронштадт – Английский канал – побережье Португалии – побережье Африки – Канарские острова – остров Мадейра – Английский канал – Балтийск – Кронштадт. Ходовое время – 58 суток, пройдено 7620 миль. Поскольку курсантов сняли в Балтийске, то для них ходовое время – 50 суток, и пройдено около 7500 миль.
Слева направо: Шнейдер И.Г., Иванов И.Г., Митрофанов П.С. Фото август 1956 г. Борт УПС «Седов»
Командовал судном по-прежнему капитан 2 ранга П.С.Митрофанов, но старшим помощником был уже другой офицер – капитан-лейтенант И.Г.Шнейдер. Новым был и руководитель похода – контр-адмирал И.Г.Иванов. По какой причине в этот поход не пошел наш начальник училища контр-адмирал К.А.Безпальчев, мне не известно. Хотя логично было бы видеть в этой роли именно его, так как на этот раз в поход шли курсанты 1-го, 2-го и 3-го курсов только нашего училища. Правда, кроме курсантов-практикантов на корабле была гидрографическая партия, группа ОСНАЗ и еще какие-то специалисты. Погрузку имущества и размещение личного состава закончили 13 августа. В сохранившейся тетради (что-то вроде дневника) – первая запись, которую приведу полностью: «14.08.56 г. в 9.45 залились колокола громкого боя. Вылетел на палубу и занял свое место в строю по сигналу “Большой сбор”. Замерли шеренги матросов и курсантов. Строй обходит зам. командира Кронштадтской крепости, желает счастливого плавания. 10.00. “По местам стоять, с якоря и швартовых сниматься”. Все пришло в движение. Мгновенно убраны сходни. Натужно ревет брашпиль, выбирая якорь-цепь. “Седов” медленно отходит от стенки. Плывут назад рядом стоящие боевые корабли, команды которых выстроены вдоль борта, на стенке гремит оркестр, немногочисленные женщины, вероятно жены офицеров, машут платочками. А над постом СНиС уже взвились разноцветные флажки: “Добро на выход”, “Счастливого плавания!”». Весь переход от Кронштадта до предпроливной зоны отдается ознакомлению курсантов с кораблем. Каждый курсант расписывается по боевым и повседневным расписаниям и дублирует матроса или старшину. Проводятся тренировки и парусные учения. Легче и проще все навыки восстанавливаются у курсантов, окончивших второй курс, совершивших поход на «Седове» в 1955 г. Труднее первокурсникам и курсантам, окончившим третий курс. Для них все это – впервые. Но и для них вскоре обретают свой смысл диковинные названия снастей: «фор-бом-брам-браса» или «второго грота бом-брам-гитов». Быстро уходит страх высоты при подъеме на реи и работе с парусами. Командование и преподаватели не забывают и о штурманской подготовке: курсанты ведут прокладку, делают зарисовки, получают практику в определении места судна различными способами.
Курсант В.Лавров на зарисовках острова Лангеланд. Фото 24.08.1956 г. Проливная зона.
Корабельные работы и штурманские вахты не оставляют времени для праздных размышлений, не имеющих отношения к выполняемому в данный момент заданию. Другое дело – вахта сигнальщика, да еще «на собаку» (с 00.00 до 04.00). Море пустынно. Вахтенный офицер изредка запрашивает курс. «На румбе – 272О» – доносится с палубы от штурвала. И снова плавно и бессвязно текут мысли. Откуда-то возникают строки:
Опять на румбе градусы похода, Опять осталась ты на берегу, Но пронесу сквозь шторм и непогоду Твою любовь я свято сберегу…
Чистые медные звуки рынды, отбивающей «склянки», словно висят в неподвижном воздухе. На вахту заступает вторая смена. Впереди – два часа сна. С подъемом в 6.00, 25.08.1956 г. прошли мыс Скаген. Здравствуй, Северное море! Дальше – обычный субботний день, главным действом которого является четырехчасовая большая .
На всех кораблях ВМФ СССР, где бы они ни находились, – все моется и драится. «Седов» – не исключение. Основной организатор – главный боцман Калинин. Только с окончанием приборки подключаются старший помощник капитан-лейтенант Шнейдер и наши ротные командиры – для проверки результатов. Из дневника: «26.08.1956 г. Воскресенье. Северное море. Погода хорошая. Ночью второй раз перевели часы. Теперь живем по нулевому поясу плюс декретный час, т.е. позднее Москвы на 2 часа». В выходной день учебных занятий нет. Несется только вахта. Пользуясь этим, нашел укромный уголок («шхеру») и достал записную книжку:
Опять на румбе градусы похода… Опять на берегу осталась ты. И пенят в Северном море воду К разлукам равнодушные винты. В туманной мгле седые тают скалы. Разносят ветры моря мерный звук. Ты в этот раз меня не провожала, Далекий мой и неизменный друг. Ты мне сейчас привиделась и, глядя На чаек, что летят за мной, паря, Я вспоминаю тот далекий садик, Дом, где отдало сердце якоря.
Оказалось, что потребность каким-то образом выразить свои чувства и эмоции, возникала не только у меня, но об этом ниже. Перед ужином час досуга был занят спортивными мероприятиями. На флоте издавна самым «интеллектуальным» видом спорта считается перетягивание каната. Соревновались команды, выставленные от каждой роты. Главным судьей был назначен капитан 3 ранга Г.И.Лемеш. Судил он честно и беспристрастно. Но, разумеется, выиграла команда нашей 13-й роты: не могли же мы подвести своего командира.
Главный судья соревнований капитан 3 ранга Г.И.Лемеш. Фото 26.08.1956 г. УПС «Седов». Северное море
Команда 13-й роты – победитель. Слева направо: Ю.Устинов, А.Белов, А.Иголкин, В.Гурьянов, Г.И.Лемеш, Ю.Гурин, Л.Слотинцев, Ю.Егоров, С.Федоров. Фото 26.08.1956 г. УПС «Седов». Северное море
К вечеру 31 августа 1956 г. «Седов» проходит Английский канал вблизи берегов Великобритании и ложится на курс в Бискайский залив. Из дневника: «01.09.56 г. ТС – 00.00, ОЛ – 2175 миль, Курс – 208О, V – 6 узл., Ш – 47О53’ N, Д – 5О52’ W. Ветер – 5 баллов. Море – 3 балла. Атлантический океан. Входим в Бискай. Ночь, хоть глаз коли: на палубе в двух шагах ничего не видно. По левому борту – гроза в нескольких десятках миль. Молнии самые причудливые – змеевидные и шаровые – ярко освещают горизонт, затем следует удар, напоминающий сильнейший взрыв. Воздух насыщен влагой, ветер усиливается, начинается дождь. В Риге 2.00. Через шесть часов в школе прозвенит первый звонок нового учебного года. Сколько ребят, как я когда-то, сядут за парту, не задумываясь над тем, куда их забросит жизнь и сколько штормов выпадет на их долю. Кажется, совсем недавно и я был школьником, но вот уже второй учебный год встречаю в море. Никогда не думал, что так буду вспоминать учителей и ребят, что все это будет так дорого. И все-таки моя мечта сбылась. После этого похода можно с уверенностью сказать, что стал моряком и не жалею об этом. ТС – 01.03. Определился по всенаправленным радиомаякам Плонейз (Фр.) и Бушмилс (Англ.). Невязка C = 3,5 мили по курсу. ТС – 04.00. Сменился со штурманской вахты. Низкий подволок кубрика слабо освещен синими ночными лампочками. Бросают неверные тени раскачивающиеся подвесные койки. Тихо. Только в открытые люки доносятся всплески волн, взлетающих на шкафут. А за 2200 миль отсюда в небольшой побеленной комнатке звенит будильник, поставленный на 6.00. Я ложусь, ты встаешь, ведь сегодня первый день занятий. Сколько будет встреч, сколько радости, сколько хлопот. Вспомнишь ли меня за всем этим? Вспомнишь, обязательно вспомнишь! Высохшая веточка полыни, которую сорвал в Петровском парке Кронштадта, почти утратила свой горьковатый запах, но еле уловимое благоухание напоминает запах твоих волос, и засушенный цветок тоже напоминает все… Как бы хотелось поздравить тебя с Новым учебным годом, увидеть хоть на минуточку, но… Здесь только засохший цветок, что был приколот у тебя на груди.»
1 сентября ознаменовано еще одним событием – встречей нашего крупнейшего в мире учебно-парусного судна «Седов» и крупнейшего в то время пассажирского лайнера «». Эта встреча произошла на выходе «Седова» в океан. Лайнер изменил свой курс, чтобы разойтись на минимальной дистанции. Ответив на запрос прожектором и обменявшись семафорами с добрыми пожеланиями, мы с любопытством рассматривали махину водоизмещением 83700 тонн, длиной 314 м, с мощностью главного двигателя 200 тыс. л.с., обеспечивающего скорость хода до 30 узлов. На этот раз Бискайский залив встретил нас довольно миролюбиво. 02.09.1956 г. к ужину легли в дрейф у мыса Финистерре, на котором расположен одноименный маяк. В прошлом (1955) году я видел его в разрывах полосы тумана, теперь же хорошо рассмотрел маячную башню на обрывистых скалах. 4-го и 5-го сентября ветер совсем скис. «Седов» под машиной медленно двигался, пересекая Бискайский залив в меридиональном направлении.
На полубаке
Жара! Форма одежды на верхней палубе – трусы, берет! Ночи тихие и душные – спать в кубрике невозможно. Но в море всегда нужно быть готовым к сюрпризам, тем более в океане. На исходе ночи 05.09.1956 г. в 5 часов утра неизвестно откуда налетел шквал, в клочья разорвал апсель и грот-стень-стаксель. И снова – штиль! Яркое солнце. Зеркальная поверхность океана отбрасывает сотни солнечных бликов. Старшины выделяют людей в распоряжение боцмана Калинина. Под его руководством на шкафуте из брезентов сооружается бассейн – шириной 6 м длиной 9 м, глубиной 1,2 м. Бассейн через пожарную магистраль заполняется проточной забортной водой. Матросы и курсанты рады освежиться. Отдельным скептикам, предлагавшим организовать купание с борта, сразу объяснили, что акулы в этих краях не такая уж большая редкость.
Импровизированный бассейн
Как указано в Лоции, граница норд-остовых пассатов в восточной части Атлантики в сентябре начинается от параллели Лиссабона. Траверс Лиссабона прошли, а желанного ветра нет. 07.09.1956 г. около 13 часов прошли траверз Гибралтара, а ожидаемого пассата все еще нет. Специалисты-метеорологи предположили, что прошедшая серия глубоких циклонов разрушила Азорский максимум летнего режима. По этому вопросу наш преподаватель Гидрометеорологии и океанографии высказал другое оригинальное мнение. Он предположил, что необычные явления этого года: снег в Африке, слабые вестовые ветры в данном районе, которых не наблюдалось в это время многие десятилетия, нарушение образования циклонов и тому подобное, – могут быть следствием экспериментальных взрывов водородной бомбы в ноябре 1955 г. Над этим стоило задуматься. К вечеру 09.09.1956 г., наконец-то, задул слабый северо-восточный ветер. Это был просыпающийся пассат. Он наполнил паруса «Седова», находящегося в 7-8 милях от берега. Слева по борту проходят берега Марокко, Испанской Сахары. И хотя до экватора достаточно далеко, да и пересечение его не предусмотрено планом похода, испытание жарой продолжается. Днем жара и духота, ночью к этому добавляется высокая влажность. «Седов» спускается южнее 30-й параллели. Уже близки Канарские острова, но открываются они неохотно. Их вершины покрыты плотными облаками. Первым с дистанции 20 миль открывается остров Лансароте. Затем по левому борту последовательно проплывают острова Канарской группы: Фуэртевентура, Гран Канария, Тенерифе, Ла Гомера. Оставив далеко слева остров Ла Пальма и другую островную мелочь, 11 сентября 1956 г. в 22.04 «Седов» ложится на обратный курс. Самая южная широта, которой мы достигли, – 28О45,5’ N.
Остров Мадейра с дистанции 7 миль. Фото 14.09.1956 г. УПС «Седов»
Маршрут возвращения не совпадает с тем, по которому шли на юг. Предусмотрен подход к острову Мадейра. Жаль, что без захода в форт Фуншал.
Курсанты на зарисовках о. Мадейра. Второй слева В.Лавров. Фото 14.09.1956 г. УПС «Седов»
Командир похода контр-адмирал И.Г.Иванов принял решение провести шлюпочные учения вблизи Мадейры. «Седов» ложится в дрейф. Спускаются шлюпки. На океанской зыби это тоже не просто. Учения проходят без неожиданностей. Шлюпки поднимаются на борт. Аврал! Курсанты разбегаются по мачтам и реям. Те, кто расписан на палубе, разбирают на руки снасти бегучего такелажа. Через несколько минут «Седов» одет в белоснежные паруса, которые сразу наполняются ветром. Поход продолжается. Сутки уходят на то, чтобы обогнуть остров Мадейра, а затем воспользоваться господствующим юго-западным ветром и лечь на курс, приближающий нас к дому. Предполагалось, что «Седов» должен пройти восточнее Азорских островов. Мог ли я тогда предположить, что через 11 лет примерно в этом же районе стану свидетелем страшной трагедии – гибели американской атомной подводной лодки «Скорпион», унесшей жизни 90 подводников? А пока курсантам готовилось серьезное испытание. От острова Мадейра до входа в Английский канал нужно было провести судно, не имея береговых ориентиров, только по счислению и астрономическим обсервациям. Из дневника: «16.09.1956 г. 22.00. В море месяц и один день. Месяц чувствую под ногами упругую податливую палубу. Месяц, а впереди – еще столько же…
А пока возможности самого выхода подлодок в открытое море, обстановка в Финском заливе всё ощутимее зависели от неблагоприятного для нас развития событий на суше. 7 августа фашистские войска, продвигавшиеся к Ленинграду, прорвались на южное побережье Финского залива восточнее Таллина, — между ним и Нарвой. Это позволяло противнику усилить воздействие на наши коммуникации в заливе, в том числе и артиллерией. Южный прибрежный фарватер, которым до того пользовались как основным, стал простреливаться немецкими орудиями, установленными на мысе Юминда, и с 12 августа был закрыт. А Таллин, где базировались главные силы Балтийского флота и находились его командование и штаб, оказался отрезанным с суши. Одновременно гитлеровцы вышли с нескольких направлений на подступы к столице Советской Эстонии, создав непосредственную угрозу городу.
Средняя подводная лодка третьей серии типа «Щука»
Глава четвёртая
В СТАРЫХ БАЗАХ
Обстановка менялась стремительно
14 августа стал известен приказ о том, что руководство обороной Таллина возложено на Военный совет Балтийского флота с подчинением ему действующего на отрезанном с суши плацдарме 10-го стрелкового корпуса. Знакомые командиры с приходивших из Таллина кораблей рассказывали, что настроение там твёрдое, — Главную базу отстоять. На боевые участки под городом выводились спешно формируемые подразделения морской пехоты, войска поддерживала корабельная артиллерия, тысячи таллинцев участвовали в строительстве оборонительных рубежей. Через Кронштадт проследовал отряд ленинградских коммунистов и комсомольцев-добровольцев из Народного ополчения, направлявшийся на оборону столицы Советской Эстонии. Просились туда и многие моряки с «Иртыша» и «Смольного», с ремонтирующихся подлодок, — все сознавали, как нужен Таллин флоту.
Прекрасный город Таллин — главная база Балтийского флота
В Кронштадте снова побывал Николай Павлович Египко. Он говорил, что положение под Таллином трудное, враг близко и имеет перевес в силах. Но, как я понял, командир бригады не думал, что вот-вот придётся уходить из Главной базы. К тому времени фронт под городом удалось стабилизировать, и это давало надежду на возможность длительной обороны. Как обычно, мы обсуждали наши текущие дела. Я докладывал о состоянии ремонта кораблей и подготовке лодок к новым походам. Мы расстались, не зная, что снова встретимся раньше, чем предполагали, и при довольно драматических обстоятельствах. Подтянув подкрепления, гитлеровцы возобновили натиск на таллинские рубежи, прорвались в пригороды, и события стали развиваться стремительно. 26 августа я узнал от контр-адмирала А.Т.Заостровцева, что есть приказ главкома Северо-Западного направления об эвакуации Таллина и переходе его гарнизона и кораблей в Кронштадт и Ленинград. Было понятно: это решение Верховного Главнокомандования и оно, вероятно, принято, не только исходя из положения под самим Таллином, но и с учётом осложнившейся обстановки под Ленинградом. В те дни немцы захватили Лугу, продвинулись у Красногвардейска (Гатчины) и Пушкина. Становилась всё реальнее опасность окружения Ленинграда. Над Кронштадтом гремели залпы фортов, поддерживавших наши войска на южном берегу залива. И неспроста командование только что образованного Ленинградского фронта, которому в оперативном отношении был подчинён флот, потребовало направить эсминцы на Неву. А в Таллин отправлялись из Кронштадта все находившиеся здесь тральщики и сторожевые катера. Предстояла операция, требовавшая сосредоточения всех обеспечивающих плавсредств: из Таллина надо было вывести без малого две сотни кораблей и транспортов.
Таллинский переход
Подготовка перехода велась в сверхспешном порядке, в условиях, когда рейды Таллина, как и сам город, были уже под вражеским огнём. А в Финском заливе разыгрался шторм. Он давал себя знать и в Кронштадте, а у Таллина, как сообщала метеослужба, был гораздо сильнее. Наш флагштурман капитан-лейтенант Тюренков, находившийся там вместе с командиром бригады, рассказывал потом, что подводная лодка, возвращавшаяся из боевого похода, не могла из-за шторма войти в гавань и отстаивалась в бухточке острова Нарген. Комбриг и военком бригады со штабной группой ещё раньше перебрались с «Виронии», где они размещались, на стоявшие в базе подлодки. Капитан 1-го ранга Н.П.Египко и бригадный комиссар Г.М.Обушенков решили идти на подводной лодке С-5, которой в походном ордере отряда главных сил назначалось место в кильватере крейсера «Киров», шедшего под флагом командующего флотом, и с правительством Эстонской ССР на борту. За С-5 должны были следовать C-4, «Лембит» и «Калев». Другие подлодки включались в состав отряда прикрытия, а две занимали позиции в заливе на случай появления кораблей противника.
Таллинский переход. Картина художника А. Блинкова
Ввести в Финский залив крупные надводные корабли для преследования нашего флота, отводимого в восточные базы, гитлеровцы не решились. Они рассчитывали, что наш флот не прорвётся через минные поля, будет уничтожаться авиацией, торпедными катерами, да и огнём артиллерии с южного берега. Е щё до того, как корабли начали покидать таллинский рейд, берлинское радио поспешило возвестить: «Красный Балтийский флот больше не существует». Не мне, находившемуся в Кронштадте, рассказывать, как проходил переход-прорыв, осуществлённый балтийцами в последние дни августа 1941 года. Да и написано об этом уже немало. Кронштадтские старожилы вспоминали в те дни знаменитый Ледовый поход 1918 года, когда из того жe Таллина (тогда Ревеля) и Гельсингфорса (Хельсинки) пробивался на восток Балтфлот, которому грозил захват кайзеровской Германией. Вспоминали потому, что переход сорок первого года сравнить было больше не с чем. Но в восемнадцатом году кораблям противостояли лишь сковавшие залив льды. Теперь же на половине примерно 160-мильного пути оба берега залива находились в руках врага. Значительная часть маршрута проходила по районам, весьма опасным в минном отношении, и на всём переходе корабли могла атаковать фашистская авиация. Наши же истребители, лишившиеся вслед за базами в Эстонии передового аэродрома Лигово, который только что захватил противник, были в состоянии прикрыть корабли лишь на последнем этапе перехода. О многом волнующем, прежде небывалом, довелось потом услышать от участников прорыва, добравшихся до Кронштадта. О том, например, как моряки руками со шлюпок и катеров отводили в сторону плавающие мины, которые подсекались тралами и параванами в таком количестве, что их не успевали расстреливать. В числе кораблей-героев перехода оказался и «Ленинградсовет», бывший «Воин», на котором мои сверстники и я постигали когда-то азы морской практики на Петергофском рейде. Этот старый корабль, всё ещё остававшийся в строю, отбил свыше ста налётов бомбардировщиков противника и остался цел.
Учебный корабль «Ленинградсовет»
Ушли все корабли и суда. Порт и рейд Таллина 1 сентября 1941 года
Но всё это узнавалось потом. Ждать корабли в Кронштадте пришлось дольше, чем думалось. Ночью они вынуждены были отстаиваться на якорях из-за невозможности двигаться в темноте по узкому фарватеру. Для расчистки более широкого фарватера не хватало тральщиков. С пирсов Купеческой гавани, с мостиков «Иртыша», подводники с утра 29 августа с надеждой и тревогой смотрели в сторону Большого Кронштадтского рейда. Помню, как кто-то из наших штабистов крикнул остававшимся в каютах: — Показались эсминцы! Все поспешили наверх. Очертания кораблей, появившихся на горизонте, быстро крупнели. Казалось, они прямо летят, вырвавшись, наконец, на относительно безопасный плёс. Многие надводные корабли отдавали якоря на Большом рейде. Они не могли, не мешая друг другу, с ходу разойтись по гаваням. И кронштадтцы издали опознавали и пересчитывали их, радуясь каждому узнанному и беспокоясь за тех, которых недоставало. Вздыхали с облегчением, разглядев крейсер «Киров» ещё задолго до выхода его на рейд. Узнали лидеры эсминцев «Ленинград» и «Минск», не заметив сперва, как осел «Минск» на нос: он был сильно повреждён при подрыве на мине. Обнаружилось, что не хватает «Якова Свердлова» — эсминца, чей силуэт нельзя было спутать ни с каким другим. Сначала надеялись, может, ещё подойдёт. Нет, не подошёл. Как и другой эсминец — «Калинин». Как и «Вирония» — наша соседка по базе в Усть-Двинске.
Эскадренный миноносец «Яков Свердлов»
Из 195 боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов, вышедших из Таллина, не дошли до Кронштадта 53. Но разгрома флота, во что самонадеянно уверовал враг, не произошло. Большая часть потерь пришлась на транспорты. Фашистской авиации не удалось потопить на переходе ни одного боевого корабля. Корабли охранения снимали с тонущих транспортов бойцов сухопутных частей, многих подбирали из воды. Спасённые исчислялись тысячами. Часть их была высажена на остров Гогланд, и уже оттуда переправлялась в Кронштадт.
Гибель С-5. Спасение комбрига
Подводные лодки, не задерживаясь на Большом рейде, шли прямо в Купеческую гавань. Они тоже дошли не все. Мы чуть не потеряли комбрига и военкома бригады. Капитан 1-го ранга Египко сошёл на пирс с катера-охотника. Я привык видеть его неизменно подтянутым, в безупречно сидящей форме, а теперь на нём был реглан явно с чужого плеча, не по росту. Он двигался как-то неуверенно, его поддерживали под руки. Подойдя к Николаю Павловичу и заговорив с ним, я сразу понял, что он меня не слышит. И я не очень хорошо разбирал то, что говорил он. Катерники объяснили, что капитан 1-го ранга был поднят из воды почти без сознания, хотя руками крепко держался за какой-то деревянный предмет. Он, очевидно, контужен, но медика на катере-охотнике нет, а передать спасённого на другой корабль не было никакой возможности. Я повёл Николая Павловича на «Иртыш», приказал вызвать врача. Постепенно выяснилось, что произошло в море. С-5 шла за «Кировым», строго держа курс по крейсеру. Перед тем, как случилась беда, непосредственной опасности не ощущалось: корабли в тот момент не атаковались самолётами, не видно было плавающих мин. Внезапно под лодкой произошёл взрыв: должно быть, магнитная мина, над которой благополучно прошли эсминцы и крейсер, сработала под очередным кораблём согласно заданной её взрывному устройству кратности.
Подводная лодка С-5 во время Таллинского перехода
Лодка затонула мгновенно, какие-то шансы спастись были лишь у находившихся на мостике, откуда всех сбросило в воду. Николай Павлович рассказывал потом, что самым трудным для него было освободиться от застёгнутой на все пуговицы шинели. Он справился с этим, несмотря на контузию, только потому, что был отличным пловцом. Египко помнил, как сбросил висевший на шее тяжёлый бинокль, — свой любимый, с которым воевал в Испании, как уцепился из последних сил за подвернувшийся деревянный брус. А очнулся уже на подобравшем его катере. Катера из охранения главных сил подобрали также бригадного комиссара Г.М.Обушенкова, командира лодки капитан-лейтенанта А.А.Бащенко и ещё семерых моряков из её экипажа. В числе погибших на С-5 были: флагманский связист штаба бригады капитан-лейтенант Н.Г.Тарутин и командир 3-го дивизиона подлодок капитан 3-го ранга А.К.Аверочкин, у которого я три с половиной месяца назад принимал штабные дела.
Александр Аркадьевич Бащенко. Командир подводной лодки С-5
Египко особенно переживал гибель Аверочкина, который должен был идти не на этой подлодке. Вызванный к комбригу с докладом, он из-за шторма не смог вернуться на свои подводные минзаги, стоявшие за пределами таллинских гаваней...
Иван Васильевич Грачёв. Командир подводной лодки Щ-301
Других потерь наша бригада не понесла. 2-я бригада потеряла подводную лодку Щ-301, старейшую балтийскую «Щуку». Она только что вернулась из боевого похода, шла в отряде арьергарда и, как и С-5, подорвалась на мине. Командир лодки капитан-лейтенант И.В.Грачёв и ещё несколько членов экипажа были спасены.
Ленинград и Балтийский флот в блокаде
Мало с чем за войну можно сравнить драматичность событий, развёртывавшихся под Ленинградом в сентябре сорок первого. Угроза великому городу, существовавшая уже несколько недель, сделалась в начале того месяца самой непосредственной, зловеще нависла над ним. Заняв станцию Мга, фашистские войска перерезали последнюю железнодорожную линию, связывавшую Ленинград с остальной страной. А последовавший за этим захват Шлиссельбурга означал, что весь Ленинградский фронт, а вместе с ним и последние базы Балтийского флота вообще отрезаны от суши, и могут сообщаться с тылом, получать снабжение, только через Ладогу или по воздуху. О том, что впереди длительная блокада Ленинграда, никто тогда не думал, этого мы просто ещё не могли себе представить. Гитлеровское командование явно рассчитывало не на осаду, а на быстрое овладение городом.
Линейный корабль «Октябрьская революция» ведёт огонь главным калибром по наступающим фашистам. Кронштадт, сентябрь 1941 года
Неотделимо от судьбы Ленинграда решалась и судьба Балтфлота, который сосредоточился, как сжатый кулак, в восточном уголке Финского залива у своей Кронштадтской твердыни, чтобы вместе с армейцами отражать вражеский натиск. 4 сентября в Кронштадте стало известно, что в некоторых районах Ленинграда на улицах разрываются немецкие снаряды. Под обстрелом оказались и Морской канал, и выход из него на Кронштадтские фарватеры. А наши линкоры, имея корректировщиков на южном берегу залива, в это время били через Ораниенбаум и Петергоф по атакующим ленинградские рубежи фашистским танкам. В общую систему огня, направляемого на береговые цели, были буквально на следующий день включены и корабли, пришедшие из Таллина. На Неве действовали эсминцы и батареи с флотским личным составом, вооружённые пушками, снятыми с кораблей. Была среди них и батарея, оснащённая орудиями «Авроры». Как всегда бывало, когда судьбы Родины решались на суше, тысячи моряков вливались в боевые порядки сухопутных войск. Уходили в морскую пехоту и подводники, — те, кого можно было отпустить, сохранив боеспособность соединений. Первый стрелковый батальон из доброволъцев-подводников был ещё раньше сформирован на ленинградской береговой базе бригады Заостровцева и вошёл в состав 2-й бригады морской пехоты, сражавшейся на южном побережье Финского залива. Помню, товарищи, провожавшие батальон до вокзала, рассказывали, как оркестр бригады, который возглавлял строй, пока шли по городу, сыграл перед поданным эшелоном последний марш, а затем сложил свои трубы и флейты в возвращавшуюся на базу машину и разобрал винтовки и вещевые мешки. Музыканты одними из первых подали рапорты с просьбой послать их в морскую пехоту, и комбриг отпустил весь оркестр на фронт. Тот батальон был вверен командиру недостроенной подводной лодки Л-21 капитан-лейтенанту Н.Н.Куликову, служившему когда-то раньше в армии, и старшему политруку Н.В.Шершнёву. Вместе с командиром ушли с той подлодки в морскую пехоту ещё 36 человек, — две трети экипажа. Отказывали лишь тем, без кого остановились бы монтажные работы в отсеках «Ленинца»: ведь рабочие-судостроители тоже уходили защищать Ленинград. Так было и на других не плавающих кораблях. Подводники смогли выставить батальон, насчитывавший около 800 штыков. Роты и взводы возглавили командиры лодочных подразделений, бывалые сверхсрочники. Теперь из добровольцев-подводников, в основном из нашей бригады, сформировали ещё один батальон. В него вошли моряки с тех ремонтирующихся лодок, которые заведомо не могли выйти в море до ледостава, из служб береговой базы, с «Иртыша» и «Смольного», чьи экипажи сократились до предела. Комбатом назначили командира лодки капитан-лейтенанта Б.В.Иванова. Новые морские пехотинцы отправились в Ленинград. Там предстояло сколотить подразделения, получить оружие, освоить на коротких занятиях начальную грамоту сухопутного боя. На всё это могло быть отведено два-три дня, поскольку бои шли на ближних подступах к городу. Все уже знали, что первый батальон подводников отличился в тяжёлых августовских боях, отбил на своём рубеже натиск превосходящих сил врага, но понёс большие потери. Знали, что в тех боях пал смертью храбрых капитан-лейтенант Н.Н.Куликов, а оставшиеся в строю моряки, чтя его память, стали называть себя «куликовцами». Верилось, однако, что подводники ещё смогут помочь Ленинграду не только так. Гитлеровские войска, осадившие город, по всем данным, снабжались в значительной мере по морю, через порты, захваченные в Прибалтике. Потопить транспорт, следующий из Германии в Либаву или Ригу, означало отправить на дно подкрепления, снаряды, танки, предназначенные для новых атак на Пулковские высоты, на оборонительные рубежи у Невской Дубровки или под Красным Селом. Об этом приходилось тогда напоминать морякам, которые, тревожась за Ленинград и горя желанием его защищать, просились в морскую пехоту также и с лодок, способных плавать.
Батальон моряов-подводников уходит в морскую пехоту на сухопутный фронт. Ленинград, сентябрь 1941 года
Но выводить лодки в море после оставления Таллина стало ещё труднее. Теперь каждой лодке надо было форсировать весь Финский залив в условиях, когда оба его берега находились в руках врага, а у нас оставалась лишь группа островов примерно на полпути между Кронштадтом и Таллином: Гогланд, Большой и Малый Тютерсы, Сескар, Лавенсари. Удерживалась, кроме того, оказавшаяся в неприятельских тылах военно-морская база на полуострове Ханко и прилегающих островах в устье залива. Красный Гангут стали называть эту базу. А южнее, уже за пределами Финского залива, и, значит, в ещё более глубоком тылу противника, вели тяжёлые бои гарнизоны островов Моонзундского архипелага. Большое значение имели на Балтике эти острова, особенно главные из них: Саарема (Эзель) и Хиума (Даго). Они прикрывали дальние морские подступы к Ленинграду и давали флотским лётчикам возможность бомбить Берлин. Тут находились самые западные из всех аэродромов, какими располагала в то время советская авиация. А для подводников, уходящих в дальние районы моря, жёлтый известняковый берег Эзеля был всё это время местом расставания с родной землёй и местом встречи с нею на обратном пути: здесь лодку ждали сторожевые катера и тральщики, чтобы эскортировать в базу. Ещё в самом начале войны, когда мы вынуждены были оставить Либаву и Ригу, в приказах флотского командования подчёркивалось, что острова Моонзунда должны отстаиваться до последней возможности. Защитники островов геройски сражались вдали от баз флота, за сотни километров от линии фронта. Они сковывали значительные вражеские силы, и поэтому много значил каждый выигранный ими день. Теперь, однако, становилось ясным, что долго удерживать дальние острова не удастся. Планируя новые походы подводных лодок, рассчитанные на несколько недель, уже нельзя было, как прежде, назначать им рандеву с встречающими катерами и тральщиками у бухточки Т риги на западном побережье Эзеля. Да и не могли теперь туда добраться верные боевые друзья подводников: малые надводные корабли охраны водного района. Новая оперативная обстановка в Финском заливе требовала перестройки сложившейся за первые месяцы войны системы проводки лодок в районы боевых действий и возвращения их из походов. И это была непростая задача.
Реорганизация Балтийского подплава
Стала необходимой и перестройка организационной структуры подводных сил флота. Опыт уже показал, сколь сложно в условиях Балтики координировать боевые действия нескольких соединений подплава. А когда все подводные лодки сосредоточились в Кронштадте и Ленинграде, нецелесообразность сохранения этих соединений в прежнем виде сделалась бесспорной. Сразу после прорыва кораблей из Таллина в старые базы, когда потребовалось многое на флоте изменять и перестраивать, у балтийцев побывал нарком Военно-Морского Флота Н.Г.Кузнецов. В Кронштадте он пробыл недолго, у нас в бригаде не был. Как стало известно, нарком направился с командующим флотом на южный берег залива, на форт Красная Горка, к которому подступал фронт. Назревшие вопросы Николай Герасимович умел решать быстро. 1 сентября последовал его приказ, согласно которому три бригады подводных лодок и Отдельный учебный дивизион расформировывались, и вместо них создавалась одна (и потому без всякого номера) бригада, подчинённая непосредственно командующему и Военному совету флота. Так возникло очень крупное подводное соединение, действовавшее на Балтике без дальнейших реорганизаций до конца войны. Вероятно, оно могло бы именоваться и дивизией или даже Подводными силами Балтийского флота. Бригад такого состава в подплаве ещё не бывало, но дело не в названии. В объединённую бригаду вошли все имевшиеся на Балтийском флоте 58 подводных лодок (вместе с достраивающимися), береговые базы в Кронштадте и Ленинграде и шесть плавбаз. По сравнению с началом войны лодок стало меньше не только из-за понесённых потерь. По решению Верховного Главнокомандования группа подводных кораблей была отправлена на усиление Северного флота через Неву, Ладогу, Свирь и Беломорско-Балтийский канал. На заполярный морской театр, связанный с открытым океаном, перебрасывались в первую очередь самые мощные подлодки: крейсерские типа «К», ещё не действовавшие на Балтике, и новейшие, последней, ХIII серии, «Ленинцы». А затем лодки типа «С», из самых новых. Из 1-й бригады подлежали передаче Северному флоту три подлодки. Две из них — C-101 и С-102 успели провести по рекам и каналу до того, как враг начал перехватывать этот водный путь. Третья, C-7 капитан-лейтенанта Лисина и ещё две лодки из бригады Заостровцева, дошли лишь до села Рыбацкого на Неве. Когда они стояли там, уже введённые в плавучие доки (необходимые для форсирования порожистых мест), немцы прорвались на Невский берег близ Ивановских порогов. Лодки удалось вывести из-под обстрела без существенных повреждений. Несколько моряков были ранены, дальнейшая проводка лодок на Север стала невозможной.
Командир объединённой бригады подводных лодок Балтийского флота Герой Советского Союза Николай Павлович Египко
Узнав о предстоящем слиянии бригад ещё до приказа, я старался представить себе, кому поручат командовать всеми подводными лодками Балтфлота? Могли вверить их старейшему балтийскому и тихоокеанскому подводнику Алексею Тимофеевичу Заостровцеву или командиру 2-й бригады Александру Евстафьевичу Орлу. Но контр-адмирал Заостровцев, как выяснилось, отбывал за пределы Балтики, а капитан 1-го ранга Орёл переводился в штаб флота. Командиром объединённой бригады был назначен капитан 1-го ранга Н.П.Египко, и я, предупреждённый, что тоже остаюсь в бригаде, не мог этому не обрадоваться. Хотелось и дальше служить с ним вместе. К тому времени Николай Павлович почти совсем оправился после контузии, слух у него восстановился. Военком бригады сразу назначен не был, и мы знали, что Георгий Михайлович Обушенков им не станет: он, тогда ещё лечившийся после того, как был спасён в море, получал другое назначение. Начальником штаба назначили капитана 1-го ранга Н.С.Ивановского, возглавлявшего штаб 2-й бригады. А меня — заместителем начальника штаба. В объединённой бригаде появилась такая должность, которой в прежних бригадах не было. «Большая бригада» состояла из семи дивизионов, и каждый имел своё особенное лицо.
Начальник штаба бригады Н.С.Ивановский
1-й дивизион, куда вошли шесть оставшихся на Балтике лодок типа «С», — главная ударная сила бригады, сформировали на основе прежнего дивизиона капитана 2-го ранга А.В.Трипольского и под его же командованием. Так что Александру Владимировичу не понадобилось никуда переносить свой комдивский брейд-вымпел со «Смольного».
Заместитель начальника штаба Л.А.Курников
2-й дивизион, базирующийся на «Иртыше», составили пять подводных минных заградителей (вместе с ремонтировавшимися). После гибели Аверочкина для минзагов потребовался новый комдив. Им стал капитан 3-го ранга В.А.Полещук, остававшийся пока также и командиром «Лембита». В помощнике Полещука, старшем лейтенанте А.М.Матиясевиче, успевшем хорошо себя зарекомендовать, виделся будущий командир лодки, но вверять ему корабль было ещё рано.
Командир 1-го дивизиона Александр Владимирович Трипольский Командир 2-го дивизиона Владимир Антонович Полещук Командир 3-го дивизиона Владимир Александрович Червинский
В однородные по составу 3-й и 4-й дивизионы вошли 16 подводных лодок типа «Щ» с плавбазами «Полярная звезда» и «Ока». Как уже говорилось, «Щуки» уступали по своим боевым возможностям более новым лодкам среднего водоизмещения. Но они оставались надёжными подводными кораблями. Тёплые чувства к «Щукам» испытывали, наверное, все, кому довелось на них послужить, не исключая и нас с Николаем Павловичем Египко. 3-м дивизионом командовал капитан 2-го ранга В.А.Червинский. 4-м — капитан 2-го ранга В.А.Егоров, смелый и очень инициативный, имевший за плечами боевую службу во флоте республиканской Испании. Во 2-й бригаде, откуда дивизион Егорова перешёл в прежнем составе, он пользовался репутацией лучшего по сплаванности экипажей. 5-й дивизион под командованием капитан-лейтенанта Н.К.Мохова был «малюточным», — состоял из восьми подлодок типа «М». 6-м стал бывший Отдельный учебный (фактически давно уже боевой) дивизион капитана 2-го ранга Н.Э.Эйхбаума. В него входили пять «Щук», две огромные подлодки типа «Правда» (не очень удачные по конструкции для условий Балтики), а также старейшие лодки флота, каждая по-своему знаменита: бывшая английская L-55 и последняя из дореволюционной серии «Барсов» — Б-2, отличившаяся в Гражданскую войну под названием «Пантера». Обе последние, впрочем, уже не являлись боевыми кораблями и использовались как зарядовые станции.
Командир 4-го дивизиона Владимир Алексеевич Егоров Командир 5-го дивизиона Николай Константинович Мохов Командир 6-го дивизиона Николай Эдуардович Эйхбаум
7-й дивизион, который возглавил капитан 2-го ранга Е.В.Швецов, самый большой по списочному составу кораблей. Но ни один из них пока не мог выйти в море. В него вошли все подводные лодки, поставленные на капитальный ремонт или достраивавшиеся на заводах, имевшие уже командиров и ядро команды. Этот дивизион был нашим боевым резервом, служил залогом того, что бригада сможет восполнять свои потери. Все комдивы, безусловно, являлись опытными подводниками. Штабов в дивизионах по штату не полагалось, хотя, к слову сказать, дивизион подводных лодок по огневой силе намного превосходил, например, стрелковый или танковый батальон. Но полагались дивизионные специалисты: дивштурман, дивмин, диварт, дивмеханик, дивсвязист. Они, по существу, и составляли фактический штаб дивизиона, где за начальника был сам комдив. Подобрались дивизионные специалисты удачно, почти все они были не просто знатоками, но и энтузиастами своего дела.
Плавбаза подводных лодок «Полярная звезда»
Штаб бригады укомплектовали лучшими штабными работниками прежних соединений. По сравнению с нашим старым, он казался очень большим — двадцать пять человек, не считая опытнейших старшин, находившихся в распоряжении флагманских специалистов. Правда, сперва был только большой список, а люди — кто где, и вместе они собрались не сразу. Рассказывать о составе штаба не буду, — с кем необходимо, читатель познакомится по ходу дальнейших событий. Скажу лишь, что флагманский минёр 1-й бригады С. И. Иодковский остался таковым и в новом штабе. А наш флагманский штурман А.Н.Тюренков был назначен на появившуюся в штатах должность старшего оператора, фактически — начальника оперативного отделения. Флагштурманом стал капитан-лейтенант В. П. Чалов, превосходный специалист, до того — дивизионный штурман подводных минзагов. Про себя должен сказать, что особых изменений в своём служебном положении и характере работы, я не ощутил. Начальник штаба Николай Степанович Ивановский находился в Ленинграде на плавбазе «Полярная звезда», переведённой туда из Таллина ещё до августовского перехода-прорыва других кораблей. Поскольку в Ленинграде сосредоточилась большая часть подлодок, туда отбыл и Николай Павлович Египко, обещав наведываться по мере надобности в Кронштадт, где находился тогда Военный совет и штаб флота. Мне комбриг приказал оставаться на «Иртыше», и в его отсутствие «править всеми нашими кронштадтскими делами». Таким образом, я, как и в ту пору, когда командир бригады был в Таллине, являлся старшим начальником для командиров и экипажей всех подводных лодок, которые стояли в Кронштадте в ремонте или готовились тут к походам. Но тогда здесь могли быть одновременно максимум три-четыре подлодки, за которые я отвечал. Теперь же после объединения бригад их было гораздо больше. Ни одна лодка не могла миновать Кронштадт: ни когда уходила в море, ни при возвращении. Старшим политработником в «кронштадтской группе» (под этим имелись в виду все лодки, находящиеся в Кронштадте в данный момент) и моим соседом по каютам на «Иртыше» стал немного спустя батальонный комиссар Н.Н.Собколов.
Заместитель начальника политотдела Н.Н.Собколов
Бывший военком «Лембита», назначенный заместителем начальника политотдела бригады, побывал уже в трудных походах. Он глубоко понимал специфику подводной службы. Работалось с ним хорошо. В Кронштадте всё было близко, под рукой. Вообще же лодки, только что сведённые в одно соединение, стояли очень разбросанно: и у невских набережных, и в «ковшах» нескольких заводов, а какое-то время и в Ораниенбауме. Быстро наладить управление всем этим «хозяйством» из одного штаба было непросто. Представляя, сколько забот у Ивановского, я не удивлялся тому, что Николай Степанович, видимо, полагаясь на меня, практически не занимался «кронштадтской группой». Получалось, что я, как и прежде, «замыкался» прямо на комбрига, который не раз на дню соединялся со мною по оперативному телефону. А в общей обстановке — тоже, как и раньше, — ориентировал начальник штаба Кронштадтской военно-морской базы капитан 2-го ранга Ф.В.Зозуля и его подчинённые. Главными были, конечно, новости о положении на Ленинградском фронте, а они становились всё тревожнее. Подробная сухопутная карта, которая велась теперь в штабе Кронштадтской базы, наглядно показывала, какую опасность представляют новые атаки вражеских сил из-под Красногвардейска и в направлении Колпино. Да и многие другие участки фронта могли в любой день стать решающими.
Наша искренняя признательность Радию Анатольевичу Зубкову за право опубликовать его замечательное исследование в блоге "Вскормленные с копья".
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
На шкафуте постоянно действует душ. Оторвавшись от прокладки или плетения кранцев и др. занятий, можно встать под упругие струи теплой и очень соленой забортной воды. Соль выступает на всех предметах, на которые попадает вода. Это неприятно, особенно для бачковых – никакое «мыло для соленой воды» не помогает отмыть посуду после приема пищи. Командиры рот регулярно проверяют чистоту посуды и строго наказывает бачковых за жирные миски и ложки. Среди курсантов зреет недовольство, бродит идея отказаться от приема пищи, а это уже чрезвычайное происшествие – «бунт на корабле». Каким-то образом слухи об этом доходят до адмирала Безпальчева. Всех бачковых вызывают в адмиральский салон. «Мне доложили, что вы отказываетесь мыть посуду специальным мылом. Скажите, а дома ваши матери разве не моют посуду с мылом? – вопрошает адмирал. Самый смелый из бачковых выдвигается вперед и объясняет, что это «специальное мыло» не мылится в соленой воде, и посуда после мытья остается жирной, да еще и пахнет мылом. Ветошь для протирки посуды тоже не выдается. Небольшая пауза – и объявляется адмиральское решение: После обеда и ужина в течение 10-15 минут бачковым будет выдаваться на камбузе горячая пресная вода для мытья посуды с обычным мылом. Ветошь тоже выдадут. На этом инцидент был исчерпан без крика, угроз и наказаний. Но у меня остался вопрос, почему эту пустяковую проблему пришлось решать начальнику похода 60-летнему адмиралу. Почему этим не занимались политработник, врач, командиры рот? Почему? И это тоже была учеба!
Достигнув запланированной южной точки похода, «Седов», используя попутный ветер от зюйд-оста, лег на курс к Азорским островам. В начале сентября подошли к группе и легли в дрейф в видимости острова Флореш.
Погода прекрасная. С острова к борту «Седова» подходят два катера, буксирующие по две шлюпки каждый. По-видимому, это рыбаки. Наше начальство проигнорировало явное желание гостей подняться на борт. Общения не получилось. Вскоре катера ушли.
Жители острова Флореш у нашего борта. Фото с борта «Седова» 05.09.1955 г.
После обеда объявлены шлюпочные учения. Курсанты, заранее расписанные по шлюпкам, вываливают шлюпки за борт и спускают их на воду. В каждой шлюпке кроме гребцов и старшины из курсантов находится офицер – командир шлюпки. Далее речь пойдет о шлюпке, командиром которой был младший лейтенант Алексей Неделько. Я был на другой шлюпке, поэтому записываю это происшествие по тем разговорам, которые слышал много лет назад. Не очень заметная с борта парусника волна, вернее зыбь, оказывается довольно значительной, если наблюдать ее сидя в шлюпке. Когда шлюпка, которой командовал Неделько, поднялась на гребне волны, курсант Вадим Берман увидел на расстоянии вытянутой руки что-то странное, напоминающее головку перископа. Поддавшись необъяснимому инстинкту, он бросил весло, двумя руками вцепился в этот плавающий предмет и… в следующую секунду оказался за бортом шлюпки. Какая-то сила потащила его по волне, а шлюпка, потерявшая ход, потому что все перестали грести, по скату волны пошла в другую сторону. Как удалось командиру шлюпки буквально в секунды подойти к плавающему курсанту, не знаю. Когда стали его поднимать, он все еще за что-то крепко держался. Это «что-то» оказалось шеей, на которой таращила глаза маленькая головка крупной морской черепахи. Так и втащили ее в шлюпку вместе с Берманом. Всю эту картину наблюдал в бинокль с мостика «Седова» адмирал Безпальчев. Можно себе представить, что пережил в эти минуты Константин Александрович, ведь была реальная угроза потерять 18-летнего мальчишку. Тут же был поднят сигнал «Конец учения. Шлюпкам возвратиться к борту». Когда шлюпка Неделько подошла к кораблю, первой подняли на борт виновницу происшествия – черепаху. Для этого использовали сетку для подъема мелких грузов. Поднимал Юра Яковенко, поэтому он и запечатлен неизвестным фотографом. Поднявшимся по шторм-трапу Берману и Неделько было не до позирования: прямо на палубе начался «разбор полетов». Адмирал не сдерживал своих эмоций и не выбирал выражений. Берману объявил трое суток ареста и приказал немедленно отправляться в карцер, … которого на корабле не было (!?). Вадим ответил «есть!» и пошел в кубрик, где и отсыпался трое суток. Младшему лейтенанту Неделько пришлось выслушать все до конца. На этом все и закончилось. Для черепахи был сооружен бассейн, обитая в котором она благополучно прибыла в Кронштадт. Дальнейшая ее судьба мне не известна. Вадим Юльевич Берман служил командиром подводной лодки на Тихом океане. После увольнения в запас вернулся в родную Одессу. В 2008 г., собравшись в Питере на празднование 50-летнего юбилея нашего выпуска (1958 г.), мы вспомнили эту историю 53-летней давности.
Курсант Ю. Яковенко с черепахой. Ст. штурман кап. л-т Балышев. Фото 25.08.1955 г. Атлантика. Капитан 2 ранга в отставке В.Ю.Берман. Фото 1958 г. Санкт-Петербург
Снявшись с дрейфа у Азорских островов, «Седов» берет курс к Английскому каналу. Начинается завершающий этап нашего штурманского похода. Недавняя изнурительная жара сменяется осенней сыростью. Ветер заметно свежеет. Моросит мелкий дождь. Барометр «падает». По всем приметам, показаниям приборов и составленной синоптической карте, следует ожидать прихода сильного шторма. Курсанты и команда судна готовятся к встрече с ним: на верхней палубе объявлена форма одежды №4 (в бушлатах), заблаговременно убирается значительная часть нижних парусов, вахту на руле несут четыре человека.
1-й ряд – Гузиков, Сливенко; 2-й ряд – Лавров, Пацай. Фото сентябрь 1955 г. Северная Атлантика
На снимке слева. От нока рея: 1 - ?, 2 – Леньшин, 3 – Егоров, 4, 5 - ?, 6 – Лавров, 7 – Белов А., 8 - ? Фото сентябрь 1955 г. Сев. Атлантика
Можно себе представить, какие усилия нужно прикладывать, стоя на зыбких пертах (стальных тросах, протянутых под реями) и опираясь животами на реи, чтобы подтянуть раздуваемый ветром мокрый парус. Чего стоит скатать этот парус и «схватить» сезнёвками, лишив его свободы. И все это на 30 – 40-метровой высоте над клокочущей океанской бездной при усиливающейся качке. Несмотря на ожидание и принятые меры шторм нагрянул все-таки неожиданно. Ветер резко усилился до 8 баллов. Наступила тревожная и, разумеется, бессонная ночь. К рассвету сила ветра достигла 10, а в порывах – до 11 баллов. Возникает необходимость убрать оставленные по штормовому варианту паруса. Курсантов к работе на реях не допускают. Они занимаются горденями и гитовыми на палубе. На мачты поднимаются марсовые матросы штатной команды под руководством боцманов мачт старшины 2-й статьи Толмасова и ст. 2-й статьи Жевнова. Все паруса убраны. «Седов» несколько снизил скорость, но и под одним рангоутом имеет ход 8-9 узлов. Мачты, реи, такелаж – работают как тянущие паруса. Шторм длится 5 нескончаемых суток, до самого входа в Английский канал. Курсанты с удивлением замечают, что никто не укачивается и не блюет. А свиньи? Они – все съедены. Палуба бывшего загона отдраена торцами с песком и отмыта швабрами до первозданного состояния. После длительного шторма не сразу привыкаешь к тишине и покою. Скорость значительно снизилась, качки совсем нет. Почти на траверзе острова Уайт нас обгоняет четырехпалубный пассажирский теплоход «Аркадия».
Капитан теплохода по радиотрансляции произносит стандартную фразу: «Желаю счастливого плавания»… на русском языке! На мостике «Седова» минутное замешательство. Капитан 2 ранга Митрофанов вооружается звукоусиливающей техникой и вежливо отвечает по-английски: «Благодарю за добрые пожелания. В свою очередь, желаем вам счастливого пути». Для нас курсантов это было хорошим уроком, ведь наше знание английского оставляло желать лучшего. В Северном море, в соответствии с планом похода, начинается зачетный период практики. Близость английского берега дает возможность проверить навыки курсантов в определении места корабля по береговым и плавучим маякам, знакам и приметным мысам. Навыки в определении места астрономическими способами проверены ранее, в океане, так же как плавание по счислению с учетом дрейфа и течений. Возможно, подводникам никогда не пригодятся навыки и терминология шлюпочного дела управления таким крупным парусным судном, как «Седов», но и эти вопросы включены в зачетный лист. Зачеты сданы успешно, и наши преподаватели пакуют чемоданы. 2 октября 1955 г. «Седов» под буксирами заходит в Балтийск и швартуется к пирсу, у которого с другой стороны стоит крейсер «Киров». Дальний штурманский поход для курсантов окончен. Лучшие из них награждаются грамотами.
Курсантов пересаживают на крейсер «Киров», а «Седов» уходит в Кронштадт, куда благополучно прибывает, завершив свое шестое дальнее плавание под советским Военно-морским флагом. Ходовое время – 63 суток. Пройдено 10 580 миль.
КРАСНОЗНАМЕННЫЙ КРЕЙСЕР «КИРОВ»
Тактико-технические характеристики
Общие
Длина: 191 м Ширина: 17,5 м Водоизмещение норм.: 7 700 т Запас хода 3 000 миль Осадка: 5,3 м Экипаж: 671 чел. Скорость: 37 узлов
По плану, после штурманского похода предусматривалась практика на боевом корабле для изучения организации службы и знакомства с его устройством. На это отводилось две недели (с 10 по 24 октября 1955 г.). Объектом изучения был выбран крейсер «Киров», корабль с организацией службы, наиболее отвечающей всем требованиям Корабельного устава. Хотели как лучше, получилось – как всегда! Осенью 1955 г. вышел Указ Верховного Совета СССР о сокращении сроков службы в армии и на флоте. В очередную демобилизацию должны были увольняться те, кто отслужил 5 лет, и те, кто к этому моменту отслужил только 4 года. Подготовку молодого пополнения учебные отряды не обеспечили. Поэтому взяли солдат нового набора, переодели их в матросскую форму и прислали на крейсер для обучения непосредственно на корабле. Численность личного состава в полтора раза превышала штатную. Скученность личного состава, грязь и бестолковщина оставили самое отвратительное впечатление. Я был расписан в БЧ-2 (артиллерийскую боевую часть) на элеватор второй башни главного калибра подающим. В узкой выгородке элеватора спать было невозможно, а в кубрике БЧ-2 свободных коек не было. Выдали матрас, но куда его пристроить? Промучившись две ночи на боевом посту (в выгородке элеватора), я устроил свой матрас в кубрике на рундуке с посудой. С подъемом обнаружил, что меня цинично обворовали. Цинично потому, что, украв почти новый бушлат, оставили старый, ношеный 5 лет, испачканный краской, с матросскими погонами и оторванными пуговицами. Вместо своих рабочих ботинок я обнаружил какие-то «опорки». Но больше всего было жалко ремень с бляхой. Причем, из-за смутного предчувствия я его не положил с формой, а намотал на кулак и сунул руку под подушку. Утром кулак оказался на месте, а ремня не было. Попытка найти командира роты капитана 3 ранга Лемеша, чтобы доложить о своих бедах, не увенчалась успехом. Позже выяснилось, что увольняемые в запас обворовали молодых матросов и почти всех курсантов в той или иной степени. Если не трогали курсантские бушлаты, то снимали якорьки с погон, чтобы украсить «дембельские» альбомы. 13 октября 1955 г. загремели колокола громкого боя – все разбежались по своим боевым постам. После приготовления крейсер вышел в Балтийское море. Все время перехода я провел в выгородке элеватора, не имея понятия, куда и зачем идем. Часов через десять пришли в Лиепаю (Либаву), ошвартовались у топливного причала.
Крейсер «Киров» у топливного причала. Фото 1955 г. Лиепая
Главной задачей командования корабля была организация отправки матросов и старшин, демобилизованных по новому Указу. Курсантами никто не занимался. Мне удалось один раз уволиться в город, но в памяти от этого увольнения ничего не осталось. 24 октября мы покинули крейсер «Киров» и поездом отправились в Ригу.
