Важное
Состав Тихоокеанского флота пополнила шестая "Варшавянка"
Как решить 
|
Вскормлённые с копьяМероприятия, посвященные 70-летию Нахимовского военно-морского училища.29.03.201400:4329.03.2014 00:43:00
К сведению участников и гостей юбилейных торжеств! Информацию о праздновании и изменениях в ней см. на сайте
Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 17.29.03.201400:3129.03.2014 00:31:35
Щ-304 бомбили семь раз
Вернусь к действиям «Комсомольца» — лодки капитана 3-го ранга Афанасьева. Через день после своей первой победы она могла одержать вторую. В том же районе, близ финских шхер, был обнаружен транспорт, шедший без охранения (ещё одно подтверждение того, что потопление плавбазы двое суток назад сочли подрывом на мине). Но эта атака Афанасьеву не удалась. Заторопившись, он ошибся в расчётах, и обе выпущенные торпеды прошли мимо цели. Когда дело дошло до разбора похода, вспомнили, конечно, сколь важно уметь «торопиться не спеша». Однако говорить на разборе пришлось не только об этом промахе. Командир лодки не смирился с неудачей, а может быть, и подумал, что кто-нибудь упрекнёт его в нерешительности, если транспорту будет дано уйти. Он скомандовал всплытие, намереваясь преследовать противника в надводном положении и топить артиллерией. На старой «Щуке» одно 45-миллиметровое орудие. Транспорт же, чего сперва не доглядели, оказался вооружённым, причём артиллерией более крупного калибра. Не успев нанести ему существенных повреждений, лодка сама попала «в вилку». После этого Афанасьев не замедлил вновь уйти под воду, и правильно сделал. Но оторваться от противника было не так-то просто. Лодку быстро нащупала катерная поисково-ударная группа (очевидно, вызванная транспортом), и началось преследование, продолжавшееся не час и даже не сутки, а несколько дней. Иногда вражеские катера теряли лодку, но она вынуждена была всплывать для зарядки батареи, и противолодочные корабли, рыскавшие вокруг, снова её обнаруживали. Стояли белые ночи...  Подводная лодка Щ-304 ведёт огонь по транспорту. Управляет огнём старший лейтенант В.А.Виноградов Семь раз «Щуку» принимались бомбить. В общей сложности на неё было сброшено больше ста пятидесяти глубинных бомб. К повреждениям, полученным при бомбежках, прибавились другие от удара о каменистый грунт, когда надо было быстро уходить на максимальную глубину. Появились трещины в прочном корпусе, и полностью восстановить его герметичность не удавалось. В отсеки проникало до тонны воды в час. А помпа, откачивавшая её, выдавала лодку шумом и съедала драгоценную электроэнергию. Иногда «Щука» не могла всплыть по двое суток и больше. В сумме её вынужденное лежание на грунте составило свыше десяти суток. Люди подолгу испытывали кислородное голодание, работали в полузатопленных отсеках, но держался экипаж стойко. 26 июня от Афанасьева поступила радиограмма, из которой мы узнали о происходящем. Командиру Щ-304 было приказано возвращаться в базу. Следующая ночь выдалась туманной, и это позволило зарядить батарею перед форсированием Гогландского рубежа. Когда Яков Павлович Афанасьев сошёл на пирс в Кронштадте, первые его слова были о мужестве подчинённых, которых он называл героями. Отличившиеся были представлены к наградам, в том числе девять человек к ордену Красного Знамени. Кавалером его стал командир электромеханической боевой части инженер-капитан 3-го ранга А.И.Крамаренко, недавний адъюнкт Военно-морской академии, добившийся перевода на подлодку. Он показал себя прекрасным организатором борьбы за живучесть корабля. Не был обойдён наградой и капитан 3-го ранга Афанасьев, и не просто потому, что его «Щука» принесла бригаде первую в кампании победу, а «победителей не судят». Нельзя было не признать: командир искусно управлял лодкой при нарушенной поступлением воды дифферентовке и хладнокровно искал способы отрыва от преследующих её катеров. Двадцать два раза за этот поход он успешно пересёк линии неприятельских заграждений. Вот что значит скрытность! Но штаб позаботился, чтобы были извлечены уроки из того факта, что командир Щ-304 поставил лодку в невыгодное положение, опрометчиво всплыв при крайне малых шансах потопить уходящий транспорт. Главным преимуществом подлодки являлась скрытность её нахождения здесь, которую удалось сохранить при первой атаке. И это было тогда преимущество не одной только «Щуки» Афанасьева. Ведь до её всплытия в районе маяка Порккалан-Калбода враг мог вообще не знать о том, что какая-либо советская лодка форсировала Гогландский рубеж. Такое неведение не могло быть долгим, но каждый лишний его день работал на нас. В Финский залив выводились следующие лодки. Одна из них Щ-320 капитана 3-го ранга И.М.Вишневского уже приближалась к его устью. Узнав, что «Щука» Афанасьева показала себя, мы немедленно оповестили об этом остальные лодки. На информационные радиограммы «лодкам в море», содержавшим последние данные об обстановке и репетовавшиеся за ночь по три-четыре раза, квитанций давать не полагалось. Но в штабе надеялись, что предупреждение дошло и до Егорова с Моховым, которые после сигнала о прибытии в назначенный район не сообщали о себе ничего. А для Вишневского предупреждение быстро устарело: в течение тех же суток его лодка сама была обнаружена противником, когда всплыла, чтобы подзарядить батарею в нерекомендованном для этого районе. Заметили её с воздуха. Атакованная тремя самолётами, «Щука» прямо из-под дизелей, мгновенно застопоренных, произвела срочное погружение. От близких разрывов бомб, сброшенных довольно точно, вышел из строя гирокомпас, пострадало рулевое управление. Но все повреждения экипаж сумел устранить. Читая радиограмму с борта Щ-320, я подумал, что, не будь капитан 3-го ранга Вишневский обязан известить нас (а мы — командиров всех лодок, находящихся в море) об обнаружении его «Щуки» фашистскими самолётами, он, наверное, не стал бы выходить в эфир ради донесения о повреждениях, раз с ними уже справились.  Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский Так поступил бы, впрочем, не только Иван Макарович, старейший по возрасту и морскому стажу среди командиров лодок всей бригады. Вишневский любил говорить, что главным качеством подводника должно быть умение сохранять спокойствие при всех обстоятельствах. И сам он, обладая изумительной выдержкой, служил в этом отношении лучшим примером. Неизменное спокойствие командира прекрасно действовало на личный состав, определяло всю атмосферу на лодке. Нетрудно было представить, как помогло это экипажу справиться с повреждениями, полученными в самом начале похода. Щ-320 и Щ-406 прорвались в Балтику Через двое суток Вишневский снова вышел в эфир, чтобы донести о боевом успехе, достигнутом ещё до прихода на назначенную позицию. Вблизи одного финского острова был обнаружен крупный транспорт, стоявший на якоре. Ещё ближе к острову стоял миноносец, но атаковать его мешало мелководье. К транспорту же лодке удалось скрытно подойти на 12 кабельтовых (чуть больше двух километров). Двухторпедный залп с такой дистанции по неподвижной цели был ударом наверняка. «Щуку» долго искали в том районе противолодочные корабли, но их бомбы, сбрасываемые наугад, разрывались не очень близко и повреждений лодке не нанесли. Выжидая пока всё успокоится, Вишневский сутки продержал её на грунте, прежде чем продолжить движение к Либаве и Мемелю, куда держал курс. Тем временем в Финский залив вышла Щ-406 под командованием капитан-лейтенанта Евгения Яковлевича Осипова. Коренной ленинградец и потомственный моряк, он был сыном Якова Осиповича Осипова, который когда-то помогал мне в учебном кабинете командирских классов приобретать навыки торпедной стрельбы. Эта «Щука» вступила в строй перед самой войной. Её первый боевой поход оказался безрезультатным. Осипов тогда был ещё старпомом. Позже 28-летнего капитан-лейтенанта назначили командиром уже знакомого нам корабля. Самый молодой из командиров средних и больших лодок, ещё почти не обстрелянный, он тем не менее выделялся подготовленностью в тактическом отношении, организаторскими способностями и волевой натурой. В нём угадывалась способность дерзать. Комиссаром Щ-406 (вместо прежнего, ушедшего в морскую пехоту и там оставленного) назначили старшего политрука В.С.Антипина, который работал в политотделе бригады и настойчиво просился на плавающий корабль. По плану обеспечения прохода подлодок через Финский залив, флотская авиация и торпедные катера произвели в начале июня минные постановки перед базами неприятельских противолодочных флотилий, в частности, у порта Котка, близкого к Гогланду. После гибели М-95 и в дни, когда вражеские катера преследовали «Щуку» Афанасьева, «Илы» 57-го штурмового авиаполка дважды атаковывали противолодочные корабли, обнаруженные на Западном Гогландском плёсе. Активность поисково-ударных групп противника в районе Гогланда на какое-то время поубавилась. Наша разведка сообщала, что неприятельская флотилия даже ушла из Нарвского залива. Но над морем действовало всё-таки мало наших самолётов. Как раз в это время Военный совет Ленфронта подчинил авиацию флота в оперативном отношении непосредственно заместителю командующего фронтом по ВВС, и морские лётчики были в ещё большей мере, чем раньше, задействованы над сушей. Не хватало самолётов и для того, чтобы пресечь продолжавшееся минирование с воздуха фарватеров между Кронштадтом и Лавенсари. Еженощное контрольное траление уже не обеспечивало надёжность проводки. Командованию ОВРа приходилось закрывать то одни, то другие участки фарватеров, где вновь и вновь появлялись мины. В результате этого подводная лодка капитан-лейтенанта Е.Я.Осипова, вышедшая из Кронштадта в ночь на 14 июня, дошла до Лавенсари не к следующему утру, как планировалось, а лишь на четвёртые сутки. Пришлось пережидать на грунте у Шепелёвского маяка, пока очистят фарватер. Установив, очевидно, прибытие этой «Щуки» на Лавенсари, фашистская авиация не оставляла её в покое. Бомбила бухту Норе-Капелахт, когда лодка лежала там на грунте. Повреждений лодка не получила, был лишь легко ранен торпедист, находившийся на берегу. Уступив просьбам этого краснофлотца, хорошего специалиста, командир взял его из островного госпиталя обратно на лодку с забинтованной рукой, и моряк долечивался в походе. Вывести Щ-406 на Восточный Гогландский плёс, откуда она самостоятельно пошла дальше, удалось лишь через десять дней после выхода из Кронштадта. А за Гогландом «Щуку», всплывшую ночью для зарядки батареи, атаковал противолодочный самолёт. Маневр срочного погружения был выполнен без заминок, но сброшенные самолётом глубинные бомбы разорвались довольно близко. Лодка легла на грунт без света в отсеках, с неуправляемыми вертикальным и кормовыми горизонтальными рулями. Стали выявляться и другие повреждения, Самым неприятным из них было то, что не действовали подъёмные механизмы обоих перископов. Тяжело командиру, когда обстоятельства заставляют подумать: «Неужели придётся возвращаться для ремонта, только что преодолев основное препятствие на пути в открытое море — Гогландский рубеж, и не израсходовав ни одной торпеды? И это в первом самостоятельном боевом походе!.. Да и как вернёшься без перископа?» Но не зря подводники всех специальностей перенимали зимой у заводских мастеров приёмы и навыки «лечения» корабельной техники. Через некоторое время штурманский электрик старшина 2-й статьи Лапшонков доложил, что одним перископом пользоваться уже можно. За сутки с небольшим, трудясь без сна и отдыха, лодочные умельцы справились и с остальными повреждениями. Имей лодка возможность всплыть, справились бы, очевидно, ещё быстрее, но она сперва должна была лежать на грунте, а потом, когда перестали прослушиваться шумы искавших её катеров, возобновила осторожное движение на большой глубине. Если считать и первую задержку у Шепелёвского маяка, форсирование Финского залива растянулось на две недели. Активность неприятельских противолодочных сил ощущалась и в устье залива, где враг предпринимал последнюю попытку не пропустить наши подлодки в открытое море. Правда, Осипов миновал устье залива спокойно и без дальнейших помех достиг назначенного ему района на северо-западе Балтики. А «Щуку» Вишневского, выходившую из залива несколькими днями раньше, здесь ещё раз обнаружил противолодочный самолёт. Последовала бомбёжка, вызвавшая повреждения в двух балластных цистернах. Обе цистерны использовались в этом походе как добавочные топливные, чтобы дольше пробыть в море. Стремясь сохранить топливо, командир пошёл на риск ремонтных работ белой ночью. Трюмные машинисты перебирали пропускавшие соляр клапана вентиляции, а орудийные расчёты стояли у пушек. Но добиться, чтобы соляр совсем не просачивался, не удалось, и за лодкой тянулся по поверхности, выдавая её, маслянистый след. Ивану Макаровичу Вишневскому пришлось, скрепя сердце, расстаться с запасным топливом. Противник уже знал, что в море не одна наша подлодка, и перестраивал организацию своих перевозок. Морские конвои, как уже было год назад, жались к побережью, старались держаться на мелководье. Маневрируя на подходах к Мемелю и Либаве, Вишневский с 22 июня по 5 июля не обнаружил вообще ни одного судна, которое могло бы стать целью для торпед. И Осипов, прибыв на свою позицию, восемь дней не встречал в море никого. Тревожась уже за Егорова с Моховым, долго не выходивших в эфир, мы объясняли и их молчание тем, что доносить, вероятно, не о чем: нет целей — нет атак... Но обойтись без морских перевозок гитлеровцы не могли, и настойчивый поиск встречи с противником в конце концов приводил к ней. Боевые успехи Вишневского и Осипова Днём 5 июля с Щ-320 обнаружили в перископ транспорт, сопровождаемый двумя тральщиками. Он шёл в северном направлении, к прифронтовым базам вдоль Курше-Нерунг — знаменитой Куршской косы, привлекающей в мирное время стольких любителей природы. Малые глубины крайне осложняли маневрирование, и стрелять с такой дистанции, как хотелось бы Вишневскому, оказалось невозможно. Однако выручила точность расчётов, — торпеды настигли цель. После войны установили, что потопленный немецкий транспорт назывался «Анна-Катерина Фритцен». Выходя в атаку, командир отдавал себе отчёт, что без преследования лодки тут не обойдётся. До больших глубин далеко, а базы вражеских катеров рядом. Катера и самолёты действительно появились быстро, и Вишневский решил, что пытаться уйти из этого района, когда противник уже ищет лодку, означало бы помочь ему её найти. Поэтому «Щука» легла на грунт, в отсеках выключили все механизмы. Конечно, катера, прочёсывавшие район атаки, могли обнаружить и неподвижную подлодку. Но глубинные бомбы рвались не очень близко: бомбили наугад. Всего было сброшено около сотни бомб. Лодке пришлось пролежать на грунте почти двое суток, у людей началось кислородное голодание. Но экипаж выдержал, а «Щука» не получила никаких повреждений. Когда, наконец, предоставилась возможность удалиться от берега и всплыть, капитан 3-го ранга донёс короткой радиограммой о своей победе и о том, что продолжает поиск противника в заданном районе.  Командир подводной лодки Щ-406 Евгений Яковлевич Осипов Днём позже, 6 июля, дождался первой цели для своих торпед и капитан-лейтенант Осипов. В море был обнаружен конвой в составе двух транспортов с сильным охранением. Транспорты имели осадку ниже ватерлинии, значит загружены основательно. Здесь пролегала коммуникация, по которой немцы завозили к себе скандинавскую руду. Можно представить, как переживал молодой командир, начиная первую в жизни самостоятельную атаку. Сближение с целью и выход на боевой куре осложнялись маневрированием сторожевиков охранения. Приходилось сокращать до ничтожных мгновений время, на которое приподнимался перископ, и всё равно подчас казалось, что какой-то сторожевик, заметив его, повернул на лодку. В таких условиях в прошлую кампанию у одного командира атака не доводилась до залпа. Но Осипову его первая атака удалась: в крупнейший из двух транспортов попали обе выпущенные торпеды! Удался и маневр отрыва от противника. Акустик долго слышал шумы винтов сторожевых кораблей, но запеленговать «Щуку» они, очевидно, не смогли. Атака получилась «чистой», — без преследования лодки, без бомбёжки. Обычно подводная лодка не остаётся там, где только что потопила неприятельское судно. Но Осипов, рассудив, что, вероятно, гитлеровцы так и подумают про него и будут ждать новых атак не здесь, решил далеко не уходить. Это позволило через день потопить в том же районе ещё одно транспортное судно. И опять Щ-406 довольно быстро оторвалась от вражеских сторожевиков. Триумф и трагедия Щ-317 А в штабе всё напряженнее ждали известий от Егорова и Мохова. Щ-317 так и не выходила в эфир. Между тем были все основания полагать, что именно она совершает в юго-западной части Балтики боевые дела, сведения о которых, может быть, не очень точные, уже дошли до нас окольным путём. Капитан 1-го ранга А.Е.Орёл, командовавший раньше 2-й бригадой подлодок, был теперь заместителем начальника разведотдела штаба флота. Он поддерживал с комбригом Стеценко постоянный контакт, и существенные для нас сведения мы получали обычно раньше, чем очередную сводку радиоперехвата. И вот Александр Евстафьевич сообщил: шведское радио передало сенсационную новость, что советская подводная лодка, появившаяся у берегов Германии, потопила два транспорта. Если информация соответствовала действительности, то это могла быть работа только Егорова и Мохова. Долгожданная радиограмма с Щ-317 была принята 10 июля. Командир дивизиона и командир лодки доносили о потоплении уже не двух, а пяти судов противника. А также о том, что лодка, израсходовав торпеды, возвращается в базу. Почему донесение отстало от сообщения шведского радио, понять было нетрудно. Обстановка у берегов Германии могла быть такой, что лишний выход в эфир представлял неоправданный риск. А эта радиограмма с кратким отчётом обо всём, сделанном за три с половиной недели пребывания на позиции, была уже весточкой из открытого моря, с обратного пути. Всегда радостны победные вести с моря. Но той радиограмме все в штабе радовались особенно. Новость быстро распространилась по бригаде. Ночью её несколько раз повторили в наших информационных депешах «лодкам в море». Однако в назначенную ей точку рандеву, с вышедшими навстречу катерами, Щ-317 не пришла. На наши запросы она не отзывалась, в эфир больше не вышла. Словом, исчезла бесследно. Тогда мы полагали, что по всей вероятности лодка подорвалась на минах где-нибудь в устье Финского залива. Но теперь можно утверждать: она вошла в залив и преодолела большую его часть вплоть до подходов к Гогландскому рубежу. Послав донесение о потопленных судах, «Щука» шла на север, а затем на восток ещё пять дней. Что происходило с ней в пути, что задерживало, — неизвестно. Но анализ оперативных документов и карт военно-морских сил Финляндии, ставших доступными после войны, и сопоставление с нашими данными убеждают: именно Щ-317 является той подводной лодкой, которая подорвалась на мине в подводном положении, а затем была потоплена самолётами и катерами 12 июля 1942 года западнее острова Вайндло в центральной части Финского залива. По финским данным большое масляное пятно, образовавшееся на месте гибели лодки, держалось на поверхности около двух месяцев, — до осенних штормов. Взглянув на карту, можно понять, что Е горов и Мохов намеревались обходить Гогланд с юга — по маршруту, считавшемуся наиболее спокойным. Капитан-лейтенант Мохов не смог представить отчётной документации о своих атаках, и мы не узнали об их конкретных обстоятельствах. Известно, что результаты торпедной атаки командир не всегда наблюдает визуально, а косвенные признаки, в том числе и звук взрыва торпеды, способны подвести. Бывало, что судно, которое командир считал потопленным, оказывалось лишь поврежденным или даже оставалось невредимым, и выяснялось это много времени спустя.  Командир подводной лодки Щ-317 Мохов Николай Константинович Но то, что говорилось в радиограмме с борта Щ-317, полностью подтвердили немецкие трофейные документы. Именно там и тогда (а никакой другой подлодки в том районе не было) потоплены суда противника «Орион», «Арго», «Райн», «Ада Гортон», «Шарлотта Корде». Известен и тоннаж каждого из них. Абсолютная точность краткого радиодонесения с моря прекрасно характеризует и капитана 2-го ранга В. А. Е горова, возглавлявшего этот поход, и молодых командира и комиссара лодки капитан-лейтенанта Н. К. Мохова и старшего политрука Г.Л.Незамая. Никаких предположительных, достоверно не установленных успехов, они к своему счёту не прибавили, донесли о том, что сделано наверняка. Весомым предстаёт последний вклад сорока шести балтийцев с подводной лодки Щ-317 в нашу общую победу над врагом, за который все они посмертно были удостоены боевых наград. Владимира Алексеевича Егорова представляли к званию Героя Советского Союза. Работая над этой книгой, я нашёл подготовленное в августе 1942 года представление. В документе указывалось, что корабли дивизиона В.А.Егорова в 1941–1942 годах потопили 13 транспортов противника. В. А. Е горов лично участвовал во многих походах, проявил мужество и боевое мастерство. Однако награждение по каким-то причинам не состоялось.  Командир 4-го дивизиона проводит тактическое занятие с командирами подводных лодок. Слева направо: Ф.И.Иванцов, А.Г.Андронов, И.М.Вишневский, В.К.Афанасьев, В.А.Егоров, П.А.Морозов. Кронштадт, весна 1942 года Указом Президента СССР от 23 октября 1991 года за боевые отличия в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов капитан 2-го ранга Егоров Владимир Алексеевич награждён орденом Ленина (посмертно). Так по ходатайству ветеранов-подводников через пятьдесят лет восстановлена справедливая оценка подвига командира «щучьего» дивизиона. Третья победа Щ-320 Возвращаюсь к боевым походам наших подводных кораблей. Передо мною два малоформатных плаката, которые давно стали музейными экспонатами, а летом 1942 года встречались на Балтике повсюду — на кораблях, батареях, у авиаторов, а у нас на бригаде занимали почётное место на каждой подводной лодке и в кубриках плавбаз. Их экстренно выпустило политуправление флота в честь экипажей двух «Щук», вернувшихся с моря с наиболее значительными боевыми успехами. «Так выполнять боевой приказ!» озаглавлен плакат, посвящённый походу Щ-320.  Плакат, выпущенный в честь побед Щ-320 Крупная надпись оповещает: «Подводная лодка под командованием капитана 3-го ранга Вишневского потопила три транспорта противника водоизмещением 22 тысячи тонн». Цифры (они, конечно, приблизительные, — точного тоннажа потопленных судов мы знать ещё не могли) даны особенно крупно. Рядом — портреты И.М.Вишневского и военкома лодки старшего политрука М. Д. Калашникова. Изображена и сама «Щука», рассекающая волну. Краткий текст знакомит с тем, как была достигнута каждая из трёх её побед. О двух я уже рассказывал. А третья была одержана, когда истёк расчётный срок автономного плавания — 28 суток, и подходили к концу все корабельные запасы. Но у Вишневского ещё оставались две торпеды. Экономя, как только можно, энергетические ресурсы и пресную воду, командир не спешил уходить со своей позиции. На тридцать третий день похода, 16 июля, при крейсировании в районе маяка Акменьрагс (он стоит на мысу немного севернее Либавы) было обнаружено крупное судно в охранении нескольких сторожевых катеров. Шло оно под берегом, по фарватеру, окружённому мелководьем, что весьма осложняло атаку. И всё же Вишневский сумел выпустить торпеды с дистанции всего 10 кабельтовых (менее двух километров), уверенно поразив цель. Удался и отрыв от противника.  Командир подводной лодки Щ-320 Иван Макарович Вишневский Когда представилась возможность выяснить, что именно потопила в тот день «Щука» Вишневского, оказалось, что это плавбаза «Мозель» (около восьми с половиной тысяч брутто-регистровых тонн), использовавшаяся для перевозки войск и боевой техники. Это судно в 1941 году подорвалось в том же районе на минах, выставленных нашей подлодкой «Калев». Немцы подняли его с небольшой глубины и вернули в строй. Потопленное вторично, оно выбыло из строя окончательно. Поход Щ-320, закончившийся благополучным форсированием Гогландского рубежа, длился полтора месяца. Командир и экипаж сумели существенно продлить «штатный» срок автономности, несмотря на то, что из-за повреждения двух цистерн был утрачен добавочный запас топлива. Не продержись лодка в море сверх нормативов, не было бы её третьей победы.  Митинг на Щ-320, посвящённый награждению экипажа орденами и медалями. Кронштадт, август 1942 года Выдающийся по результатам поход был поучителен также упорством командира в поиске противника, искусным маневрированием при атаках на малых глубинах, нешаблонными решениями при отрыве от преследования после атак. Такой поход заслуживал не просто разбора. По поручению командования Иван Макарович Вишневский выступил с докладом о своём плавании и атаках перед командирами и военкомами подлодок второго и третьего эшелонов. Предметный рассказ старейшего командира лодки послужил для них авторитетным свидетельством того, что прорываться в море и топить там фашистов нам под силу. За этот поход капитан 3-го ранга Вишневский был удостоен ордена Красной Звезды. Получил боевые награды и весь личный состав корабля. Военный совет флота представил подводную лодку Щ-320 к ордену Красного Знамени. Пять побед Осипова А «Щука» капитан-лейтенанта Осипова, вернувшаяся в Кронштадт через десять дней после лодки Вишневского, достигла ещё большего боевого успеха. На плакате, выпущенном политуправлением, подведён итог её похода: потоплено пять транспортов общим водоизмещением 40 тысяч тонн. Последняя цифра авторами плаката дана округлённо и, скажем прямо, завышена. С плаката смотрят Евгений Яковлевич Осипов с отросшей в море бородкой, военком Василий Степанович Антипин и особо отличившиеся члены экипажа. Среди них акустик Кучеренко, на доклады которого командир полагался при маневрировании под водой, боцман Зименков, управлявший горизонтальными рулями при всех атаках. Такие подводники были достойны того, чтобы вся Балтика знала их в лицо.  Плакат политуправления КБФ в честь побед Щ-406. Кронштадт, лето 1942 года После того, как Щ-406 потопила два транспорта в начале июля, ей было приказано перейти на другую позицию. Флот получил предписание наркома держать лодки подальше от шведских берегов. Осипов перешёл Аландское море, которое смыкает собственно Балтику с уходящим на север огромным Ботническим заливом. Западный берег Аландского моря шведский, а восточнее начинаются финские острова, потом — шхеры. Здесь пролегла одна из морских дорог, по которым шло снабжение немецким войскам в Финляндии. В этом районе и прибавил Осипов в двадцатых числах июля к двум своим первым победам ещё три. Каждая из них по-своему примечательна, почти каждая приносила какую-то неожиданность. Объектом первой атаки Щ-406 в Аландском море явился очень крупный четырёхмачтовый транспорт. Обнаружили его ночью, когда всплыли для зарядки батареи, но в атаку лодка шла в подводном положении. Для надводного маневрирования лунная ночь была слишком светла. С транспорта, по-видимому, успели заметить лодку, когда она погружалась. Судно резко изменяло курс, и атака едва не сорвалась. Однако командир успел перестроить свои расчёты, и был настолько уверен в них, что решил обойтись одной торпедой. А взрывов последовало два, — это и явилось неожиданностью. Второй взрыв был сильнее первого и отличался по тону звука, — так взрываются боеприпасы. Вспышка огня осветила транспорт, и в это мгновение можно было разглядеть, что середина корпуса вырвана, а обломки мачт отлетают в стороны. Много значило для фронта, когда удавалось пустить на дно такой груз. А для Евгения Яковлевича Осипова, этот день был знаменателен ещё и тем, что исполнялся ровно год его службы на Щ-406, начатой в должности старпома. Следующая атака была, пожалуй, самой рискованной. Два транспорта шли в охранении четырёх быстроходных сторожевых кораблей, а для успеха атаки требовалось стрелять с короткой дистанции. Понадобилось заботиться о том, чтобы не столкнуться с ближайшим сторожевиком, приспосабливаться к его маневрированию. Едва вышли торпеды, лодка ушла на предельную глубину, — в Аландском море её хватало! Слитный гул двух взрывов (попали в цель обе торпеды) донёсся и туда. Но Осипов хотел видеть результаты атаки собственными глазами и улучил по докладам акустика момент, когда положение ищущих лодку сторожевиков позволяло подвсплыть и приподнять перископ. И тут опять неожиданность: там, где затонуло крупное судно, сновали шлюпки, спущенные, очевидно, вторым транспортом. Они явно подбирали из воды людей, во множестве барахтавшихся вокруг. Это означало, что на потопленном транспорте следовала к фронту какая-то воинская часть, либо маршевое пополнение. 27 июля, после потопления ещё одного судна, капитан-лейтенант Осипов донёс, что израсходовал все торпеды. Он не добавил (в таком донесении это было неуместно), что ни одна из выпущенных им торпед не прошла мимо цели. Не часто так бывает при таком количестве атак. Читатель уже знает, что подлодка Осипова благополучно вернулась в Кронштадт. Но благополучно — лишь в конечном счёте. По пути из Аландского моря Осипов должен был при очередном всплытии для зарядки сообщить своё место, чтобы мы могли спланировать выход встречающих катеров и назначить ему рандеву с ними. Но сроки, когда следовало ожидать выхода лодки в эфир, прошли, а от Щ-406 никаких известий не поступало. Вахту на волне «лодки–берег» несли и радисты штаба флота. Но командующий Владимир Филиппович Трибуц, тревожась вместе с нами, сам звонил в штаб бригады: — От Осипова ничего? — и, помолчав, успокаивал себя и нас: С ним ничего не должно случиться. Уверен, ни в какую ловушку он не попадёт! Было понятно, что на уме у командующего трагедия подводной лодки Щ-317, которая всего три недели назад, передав донесение о своих успехах, исчезла бесследно. Трибуц хорошо знал отца Осипова, благоволил к молодому командиру-подводнику, симпатизировал возникавшей морской династии. А с лодкой Осипова произошло, как потом выяснилось, вот что. Когда она всплыла для зарядки батареи, поблизости оказался немецкий эсминец, не услышанный до всплытия акустиком, может быть, из-за шума наката у недалёкой отмели. Эсминец, если он начнёт преследовать лодку, намного опаснее катеров. «Щука» вновь ушла под воду, однако незамеченной не осталась. И первые сброшенные на неё бомбы разорвались угрожающе близко, хотя и не причинили больших повреждений. Осипов расчётливо маневрировал и, казалось, сбил врага со своего следа. Но, всплыв на исходе ночи (наступала крайняя необходимость подзарядить батарею), командир «Щуки» увидел тот же эсминец, стоявший без хода, словно поджидая лодку. Немного дальше он заметил и катера. Преследование «Щуки», снова ушедшей на глубину, возобновилось. Как повелось у подводников, сброшенные врагом глубинные бомбы считали по спичкам: при каждом разрыве вынималась из коробки ещё одна. В тот раз «учётчикам» одного коробка не хватило. И всё же от противника в конце концов оторвались. Только после этого Осипов смог вновь дать о себе знать. Но после того, как «Щуке» была назначена встреча с нашими катерами в ночь на 4 августа, её ещё ждала вражеская засада. Обходя Гогланд самым южным маршрутом, через Нарвский залив, Щ-406 уже преодолела последние линии заграждений. Т ам, откуда должны были появиться встречающие катера, только несколько раньше, чем ожидал Осипов, проглянул в темноте тихой ночи неяркий огонь. С лодки, находившейся в позиционном положении, дали опознавательный сигнал, ответа на который почему-то не последовало. Осторожно сближаясь, командир стал различать смутный силуэт катера, а немного в стороне — другого, которому был также передан опознавательный сигнал. Сомнений в том, что это свои, ещё не возникло. Но ответа опять не было. Почувствовав неладное, Осипов начал разворачивать лодку, и в этот момент, как он рассказывал, скорее угадал, чем разглядел, очертания корабля, похожего на немецкий сторожевик. В ту же минуту тот дал ход, устремляясь на лодку. Последовало срочное погружение с покладкой на грунт. Глубина в этом месте составляла всего 19 метров, и спустя несколько минут, при начавшейся уже бомбёжке, командир решил, пока лодка практически невредима, уходить в северном направлении на большие глубины. За обстановкой на Гогландских плёсах постоянно следили наши дозоры, особенно когда ожидалось возвращение подводных лодок. А тогда, помимо лодки Осипова, была на подходе ещё и Щ-303 капитана 3-го ранга И.В.Травкина. Донесения с Лавенсари о том, что в северной части Нарвского залива, за Большим Тютерсом, что-то происходит, поступили не только на КП нашей бригады, но и на флагманский командный пункт флота. Командующий тотчас же приказал флотским ВВС нанести удар по вражеским противолодочным кораблям на возможных маршрутах возвращения подлодок. После того, как встречу Щ-406 с катерами сумел упредить противник, для повторной встречи лодки 5 августа с Лавенсари выходил целый отряд кораблей в составе трёх базовых тральщиков, четырёх катерных тральщиков и пяти катеров-охотников. Вот какие события предшествовали возвращению капитан-лейтенанта Осипова из первого самостоятельного боевого похода, длившегося ровно полтора месяца от выхода из островной бухты Норе-Капелахт до прихода туда же. Первый боевой поход Щ-303 Вслед за тем была встречена и возвращавшаяся из похода Щ-303, а 6 августа обе «Щуки» отконвоированы в Кронштадт. Щ-303 считалась в бригаде «старушкой», будучи одной из самых первых лодок советской постройки. Однако после капитального ремонта, из-за которого лодка не участвовала в кампании 1941 года, она мало в чём уступала «Щукам» более молодым. Первым боевым явился этот поход и для командира Щ-303 Ивана Васильевича Травкина, с которым счёл нужным пойти в море командир дивизиона Г.А.Гольдберг. Молодой по стажу командования лодкой, да и по возрасту, Травкин являлся старожилом корабля: вся его служба после выпуска из училища шесть лет назад проходила на этой «Щуке». Сперва штурманом, затем старпомом. Это был хороший моряк и своеобразный, самобытный человек, простоватый по виду и манере держаться, однако мысливший самостоятельно и смело. Щ-303 посылалась на позицию, недалёкую от устья Финского залива и в то же время от устья Ботнического, в район островного маяка Утэ, к которому выходили суда, следовавшие в порты Финляндии с запада. Трижды лодка выходила в торпедные атаки, две из которых закончились потоплением вражеских транспортов. Одна атака к боевому успеху не привела, и, судя по всем её обстоятельствам, потому, что Травкин пожалел боезапас на двухторпедный залп, понадеялся, что обойдётся одной торпедой. Тактичный комдив Гольдберг не вмешался в действия молодого командира, и, может быть, дал ему этим памятный урок. Свою ошибку Травкин понял.  Командир подводной лодки Щ-303 Иван Васильевич Травкин Щ-303 не избежала ударов противника, неоднократно попадала под бомбёжки с самолётов и катеров. Дважды выходило из строя рулевое управление, были и другие повреждения. При одном из срочных погружений лодка сильно ударилась носом о подводную скалу. Карта показывала там глубину 50 метров, а до скалы от поверхности было вдвое меньше Оказался свёрнутым набок форштевень лёгкого корпуса, смяты волнорезы торпедных аппаратов. Экипаж не успел ещё полностью обследовать корабль после этого происшествия, как был обнаружен очередной конвой противника, и Т равкин начал атаку. В последний момент, однако, обнаружилось, что передние крышки торпедных аппаратов открыть нельзя. После этого лодка получила приказание возвращаться в базу. Продолжение следует На румбе - океан. Р.В.Рыжиков. СПб, 2004. Часть 19.29.03.201400:2129.03.2014 00:21:53
 Однако, как это всегда бывает, как черт из табакерки, выскакивает с докладом внешне очень незаметный, низенький, толстенький инженер-капитан третьего ранга, представитель Аварийно-спасательной службы флота. Он говорит, что в принципе, лодка к борьбе за живучесть готова, но... Командир отделения рулевых не умеет пользоваться линеметом (своеобразным ружьем для подачи линя — тонкого троса, служащего «проводником» швартова на спасательное судно в условиях шторма или при других обстоятельствах, препятствующих сближению судов на расстояние, позволяющее просто подать швартов с помощью обычного бросательного конца). Честно признаюсь, я и сам-то не часто видел этот линемет. Лежал он где-то у боцмана в выгородке, никто про него, до поры до времени, не вспоминал. Далее «каптри» наносит удар ниже пояса: заявляет, что нужно провести не менее десяти тренировок по пользованию линеметом, затем вновь проиграть учение по подготовке лодки к буксировке, а уж потом он сможет сделать вывод о нашей готовности к несению боевой службы. Возмущению моему нет предела! Это только теперь я до конца понимаю смысл фразы, что в деле борьбы за живучесть мелочей не бывает. Мысленно проклинаю «несчастного аварийщика» и жду, что же скажет председатель комиссии. Разумеется, Иридий Александрович не может после такого замечания дать положительную оценку нашей готовности. Расходимся из кают-компании подавленные. Еще одни сутки выпали из отдыха. Назавтра предстоит тренироваться, вновь проигрывать учение и снова предъявляться толстяку-спасателю... Утром, после проверки механизмов учиняем тренировки по выстреливанию линя. Готовимся к контрольному учению. Иду на плавказарму к старпому, у него в каюте наш «спасатель», будь он неладен! Вхожу в каюту и застаю представителя АСС в весьма благодушном настроении (в каюте острый запах хвойного экстракта). Старпом показывает запись в Журнале боевой подготовки свидетельствующую о том, что учение по буксировке аварийной лодки проиграно повторно и действия личного состава оценены на «хорошо». От такого упрощения обстановки я даже как-то теряюсь.  «Давай, старпом, отбой». «Механизмы в исходное», команде — отдых. Пусть как следует соберутся в море. Обязательно — баня и кино. Пусть «Зам» подберет фильм повеселее! Буквально бегу докладывать комдиву, что все в порядке, замечания по линии Аварийно-спасательной службы устранено. Часам к семнадцати прощаемся с офицерами штаба флота, получив от председателя комиссии положительную оценку готовности. Прошу нашего корабельного нештатного умельца-парикмахера остричь меня наголо: в автономке проще будет мыться. Назначаю время начала приготовления «к бою и походу» на 6.00 из расчета ошвартоваться на техпозиции для погрузки оружия (она рядом — на другой стороне бухты), где-то после восьми, с девяти — начать погрузку. Время — двадцать первый час. Иду отдыхать домой. Итого — вместо трех суток, несколько часов отдыха... Уходим далеко и надолго Последняя ракета с водородной боеголовкой — в шахте, последняя торпеда с атомным зарядом — в аппарате. Пока идут регламентные проверки оружия, неутомимый старпом, организовав бригаду добровольцев, из числа незанятых проверками, ловит красную рыбу. Берут ее почти голыми руками. Когда-то близ пирса, у которого сейчас стоим, была река. Теперь это пересыхающий летом ручеек. Рыба же, «запрограммированная» на века, продолжает пытаться пролезть в этот ручей на нерест. Рыбнадзора здесь нет (в зону технической позиции ход посторонним «заказан»), ловля, то есть браконьерство, идет хорошо. Вечером лакомимся «пятнадцатиминуткой» — икрой, приготовленной за пятнадцать минут. В лодке «чесночный дух»: матросы нарвали и нанесли с берега много витаминов — черемши, обильно растущей здесь же у пирса. Лично я чеснок терпеть не могу, запах его переношу плохо. Потерплю пару суток, думаю про себя, а потом все эти «запасы» — за борт. Дышать под водой «прочесноченным» воздухом — пытка. Между прочим, к своему удивлению обнаруживаю, что почти весь экипаж, включая офицеров — лысый. Подстриглись, черти, «под меня». Пользуюсь, значит, кое-каким авторитетом!  Догорает нежаркое камчатское майское солнце. Небо - красное. Завтра в море будет неплохо. Прикидываю - вернемся в августе. Здесь будет — благодать. Успеем в «Паратунке» прогреть свои бледные тела. Неисправимые мы оптимисты... Ночью идем в океан. Покрутимся немного возле входа в Авачинскую губу. Изобразим для «супостата» обычную боевую подготовку. Затем «нырнем» и... Около двадцати суток будем « ковылять» до района патрулирования. Именно — ковылять, особенно если ночью идти не в надводном положении, а под РДП. Про день и говорить нечего: под водой «экономичным» ходом электродвигателя далеко не уплывешь. Первые два дня плавания — никаких занятий, учений и тренировок. Всем подвахтенным — отдыхать! С облегчением ощущаем, что, наконец, сами себе хозяева. Оторвались от берега с его бесконечными проверками и хлопотами по приготовлению к плаванию. Вот оно — плавание началось. Особой грусти от расставания с берегом нет. Привычка, наверное. Впереди вполне обычное автономное плавание в родном Тихом океане. Интересно, пройдет ли оно без «чепушек»? Надо бы, чтобы обошлось без них! Сеанс связи Сквозь тяжелую дрему — осторожный стук в дверь. В каюте душно и жарко. Кажется, только-только закрыл глаза... «Товарищ командир! Через 15 минут — сеанс связи!» Еще толком не проснувшись, нарочито бодро: «Спасибо, я уже встал!» Одновременно с раскрытием глаз, высвобождаю ноги из узкого пространства — ниши между прикрепленным к переборке, узеньким платяным шкафом и койкой. Сую ноги в сандалии, бросаю налицо пригоршню тепловатой «мытьевой» воды из-под крана (у меня в каюте — привилегия командира — «собственный» умывальник), набрасываю на плечи синюю рабочую куртку. Стучал и докладывал командир БЧ-4-РТС лейтенант Станислав Демин. Человек этот довольно интересный. Выпускник прошлого года ВВМУРЭ им. А.С.Попова.  Сын фронтовиков: родители поженились на фронте. Очень музыкален, играет, наверно, на всех существующих музыкальных инструментах. Даже сейчас, в море, с ним его любимая пианола. Быстро вошел в корабельную жизнь. Досрочно сдал все положенные для допуска к самостоятельному управлению боевой частью связи и радиотехнической службой зачеты. Как специалист по радиоэлектронике ходовую вахту нести не обязан, но, по собственной инициативе, сдал все зачеты и получил допуск. Сейчас стоит ходовую вахту наравне с помощником командира, командиром БЧ-2, командиром группы управления (ракетчиками) и командиром БЧ-3 (минером). Очень быстро освоил довольно сложную систему связи (не все командиры ее так быстро осваивали), а ведь в училище его готовили, в основном, как специалиста гидроакустика. Ну, об акустике и радиолокации говорить не приходится: знает свое дело «туго». Все это я прокрутил в голове пока с грохотом задвигал и запирал на ключ двери своей каюты. Ее стоило запирать: кроме сейфа со святая святых «Заданием на боевую службу» и совсем уж секретным пакетом с координатами возможных, в случае боевых действий, целей (точек на карте куда могут полететь наши баллистические ракеты с водородными боеголовками), ну и еще с кое-какими очень важными документами. В специальной пирамидке хранится личное оружие офицеров — пистолеты Макарова и обоймы патронов к ним. Под диваном - чеки от взрывателей загруженных в аппараты торпед. Неплохой «набор» для одной каюты? Проверив двери на закрытие, привычно ныряю через переборочную дверь-люк в третий отсек и оказываюсь в центральном посту. Приказываю старпому, правящему «командирскую» вахту, объявлять тревогу, поднимаюсь в боевую рубку, задраиваю за собой нижний рубочный люк. В лодке — резкий, берущий за душу, - ревун. В центральном, отодвинув в сторону вахтенного офицера, щелкает тумблерами внутренней связи, принимая доклады из отсеков, старпом. «Лодка к бою готова!, - это он уже докладывает мне. «Есть!» «Товсь на «быстрой»! (Цистерна быстрого погружения. Заполняется для ускорения погружения лодки в случае необходимости) «Всплывать на глубину 30 метров!» (Глубина, на которой лодка еще не подвергается опасности таранного удара, находящимися на поверхности моря кораблями и судами, так называемая "безопасная" глубина), — командую почти автоматически. На глубиномере и по докладу снизу — глубина 30 метров. «Акустикам! Прослушать горизонт!» «Шумов и сигналов гидролокаторов нет!» «Есть!» «Боцман, всплывать на глубину 13 метров!» «Три мотора средний вперед!» Проскакиваем быстро опасную глубину. На глубиномере перископная ( 13 метров) глубина. «Стоп бортовые! Третий малый вперед!».  Поднимаю перископ и быстро осматриваю горизонт. Он чист. Ни силуэтов, ни дымов. Яркое солнце. Почти голубое море. Приказываю отметить чистоту горизонта и погоду (бальность моря, видимость) в журнале вахтенного центрального поста. Поднимаем необходимые выдвижные устройства. Теперь над поверхностью Тихого океана «торчат»: головка перископа, выдвижная радиоантенна «ВАН», на которую мы принимаем адресованные нам радиограммы, а группа радиоразведки пытается поймать и расшифровать радиопереговоры «супостата», радиопеленгаторная антенна «Рамка» (с ее помощью штурманы уточняют место лодки) и довольно крупная, напоминающая рогатый бочонок, антенна радиолокационного пеленгатора. Именно это устройство позволяет принимать и анализировать сигналы самолетных, корабельных и судовых радиолокаторов, которые могут нас обнаружить. Пока все спокойно. По внутрипереговорной связи прослушивается писк «Морзянки» в радиорубке. Море — не более одного балла. Видимость — отличная. Вдруг: «Боевая рубка! Слева 30 работает самолетная станция, работает «Орион»! Сигнал слабый!» — это радиометристы. Бросаю взгляд на часы. До конца связи — три минуты. К счастью, радисты докладывают, что в наш адрес радиограмм нет. Опускаем выдвижные устройства, уходим на глубину, выбранную для патрулирования на эти сутки. Объявлена вторая боеготовность. Ухожу в каюту досыпать. С наступлением вечерних сумерек будем становиться под РДП, заряжать аккумуляторы. Нужно выспаться - ведь ночью моя « командирская» вахта. «Орион»? Впрочем, то, что сигнал был «слабый», еще ни о чем не говорит. Известно, что «Орион» может изменять силу своего радиолокационного сигнала в целях дезоринтирования подводных лодок. Будем надеяться, что он пролетал через нашу позицию случайно... Случайно ли?  Это был июнь семидесятого года. В нашей дивизии дизельных ракетоносцев еще кровоточила рана шестьдесят восьмого — гибель лодки «К-129». Трудно было свыкнуться с мыслью о том, что нет уже на свете Володи Кобзаря, с которым недавно, за год до трагедии, «обмывали» мое командирство во владивостокской «Волне». Его лодка выходила из ремонта, а моя становилась в ремонт. А с Сашей Журавиным — его старпомом нас тоже довольно близко сводила жизнь. Он был помощником командира соседней «Б-68». Даже на уборку картошки в военный совхоз, куда я был командирован старшим, а он моим помощником, мы ездили вместе на моем мотоцикле. Знал я хорошо и их механика Колю Орехова, помнил и всех остальных офицеров... Мысленно я все время, как бы со стороны, оцениваю свои решения и действия, исходя именно из опасности расслабиться. Экипаж по пустякам не дергаю, но в некотором напряжении все-таки держу. Грамотный и требовательный Василий Васильевич Кравцов, мой старший помощник, находит время и для ухода за механизмами (в результате чего вероятность поломки сводится почти к нулю) и для совершенствования знаний рядового и старшинского состава по их специальностям. Никаких отступлений от распорядка дня, разработанного на поход, как правило, не допускается. Я же постоянно тренирую вахтенных офицеров по ППСС (Правила предупреждения столкновения судов в море), НБЖ (Наставления по борьбе за живучесть), знанию «вероятного противника» и управлению кораблем. Одним словом, вот уже третью неделю плавания, включая переход в район, нам ничто не мешает, как говорится «оттачивать свое боевое мастерство». На очереди были учения по ракетной стрельбе и по выходу в торпедные атаки. Идет обычный день «автономки». Приближаются вечерние сумерки. Готовясь к всплытию под перископ, я все время возвращаюсь к сигналу РЛС «».  Самолет этот для подводной лодки очень серьезный противник. С его помощью американцы контролируют практически все возможные маршруты развертывания наших лодок. Встретиться с «Орионом» можно в любой точке Тихого океана. Ранее используемые для целей противолодочного патрулирования «Нептуны» американцы к тому времени передали японцам. «Засветить» — раскрыть позицию ракетоносца — значило сорвать возможность нанесения внезапного ракетно-ядерного удара. В этом случае подводный ракетоносец был бы превентивно уничтожен противолодочными силами, возможно, еще до официального начала войны. В этом и состоит смысл скрытой боевой службы на морях и океанах. В этом великое противостояние стран и систем. Но как же обеспечить при этом самую скрытность? Вот тут-то и вступают, как говорится, в силу такие факторы как подготовка командира, вахтенных офицеров и всего экипажа. На ум приходит анекдотический рассказ одного из командиров лодок нашей дивизии. Продолжение следует Ответ морского клуба Бараку Обаме. М.Шадрин.28.03.201400:5428.03.2014 00:54:43
 В Андреевском зале Косинского детского морского клуба открылась выставка сатирических рисунков, фото коллажей, изречений, отражающих мнение россиян по поводу присоединения Крыма и реакции Запада на действия России.  Идея выставки родилась спонтанно, когда ребята из Молодежного Совета рассматривали материалы, присланные в Морской клуб со всей страны ветеранами нахимовцами и суворовцами. И нам очень захотелось поделиться с другими людьми своим настроением, которое породили последние политические события. Наконец-то, мы можем сказать свое собственное слово! Ведь если народ с юмором относится к злопыхательству, лжи, санкциям Запада, значит, мы чувствуем в себе силу, значит, многое можем преодолеть!  Посмотреть выставку можно всем желающим. Более того, принимаются новые материалы по этой теме. Поэтому экспозиция будет постоянно расширяться.  Желающим поделиться своим мнением или новыми материалами просим присылать информацию по электронной почте:      Диагноз ясен! Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 16.28.03.201400:3828.03.2014 00:38:27
Глава седьмая
ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭШЕЛОН Три этапа проводки Для каждой подводной лодки, зимовавшей в Ленинграде, путь в море состоял из трёх этапов. Первый — до Кронштадта. Раньше это и за расстояние не принимали, — несколько часов ходу для пароходов местного сообщения. Теперь же Невскую губу вообще нельзя было пересекать напрямик у Стрельны и Петергофа, — слишком близко к основному фарватеру стояли немецкие батареи. Поэтому от дамбы Морского канала проложили новый фарватер, отклонявшийся к северному берегу залива и выводивший кружным путём на Восточный Кронштадтский рейд. Вся акватория до этого рейда находилась в ведении Охраны водного района Ленвоенморбазы. Со штабом ленинградского ОВРа мы установили тесный контакт задолго до первых походов, заранее обговаривали тактику и технику проводки лодок в Кронштадт. И были в курсе упорной и настойчивой, не обходившейся без повреждений кораблей и потерь в людях работы овровцев по очистке Невской губы от мин. На следующем этапе — от Кронштадта до Лавенсари и Гогландских плёсов (это около 70 миль или примерно 120 километров) лодки должен был обеспечивать, проводя их за тралами и эскортируя сторожевыми катерами, ОВР Кронштадтской военно-морской базы.  «Труженики моря» — катерные тральщики бесконечно тралили фарватеры для прохода подводных лодок Кронштадтские овровцы и бригады траления начали проверку фарватеров, как только восточная часть залива очистилась ото льда. Это была нелёгкая работа уже потому, что многие участки фарватеров простреливались немецкой артиллерией. Да и тральных средств не хватало: мало уцелело быстроходных тральщиков, а те, что ходили на угле, остались без топлива. Выручать должны были скромные катера-тралыцики, игравшие прежде вспомогательную роль. Использовались также оборудованные к весне несамоходные тралбаржи, их надо было буксировать. Но тральщики, сколько бы их ни было, могли дойти лишь до Лавенсари и восточных участков Гогландского плёса. На третьем, самом трудном этапе, охватывавшем всю остальную часть Финского залива (по фарватерам — около I60 миль), обстановка исключала непосредственное сопровождение подлодок какими-либо надводными кораблями. Помочь там подводникам флот мог лишь воздушной разведкой и эпизодическим воздействием на неприятельские противолодочные силы, что и планировалось, как мы знали, морской авиаций. Предусматривалось также, что в надлежащий момент наши торпедные катера выставят перед ближайшими базами вражеских противолодочных кораблей активные минные заграждения. Остальное зависело от надёжности рекомендаций, данных командиру подлодки перед выходом в море, от его собственного тактического мастерства и, как многие верили, от боевой удачи. «Разведка бортом» Почти сразу после погружения каждая лодка входила в полосу заграждений Гогландского противолодочного рубежа, фронт которого простирался от финских шхер до побережья Нарвского залива. Как уже говорилось, к тому времени мы немало знали об этих заграждениях, они были нанесены на наши карты. Немало, но, конечно, не всё. Рекомендации, которые мы собирались дать командирам, следовало хотя бы в какой-то мере проверить, прежде чем посылать на прорыв в море значительную группу лодок — наш первый боевой эшелон. И было решено: сперва направить в район Гогланда подлодку «Малютку» (а если понадобится, то и две) с задачей чисто рекогносцировочной. Предпринималась, если не разведка боем (хотя вполне мог завязаться и бой), то «разведка бортом». Этим лодкам предстояло «прощупать» возможные маршруты обхода Гогланда собственными корпусами. Чтобы не терять времени, решили провести такую рекогносцировку, не дожидаясь, пока тральщики закончат проверку фарватера между Кронштадтом и Лавенсари. В разведывательный поход посылалась подводная лодка М-97, одна из лучших в дивизионе «Малюток». Командовал ею капитан-лейтенант Н.В.Дьяков.  Командир подводной лодки М-97 Николай Васильевич Дьяков После тщательной проверки лодки флагманскими специалистами и инструктажа командира у нас в штабе, мы с ним побывали в оперативном отделе штаба флота у капитана 3-го ранга Овечкина, и Дьяков получил последние данные о минной обстановке. Затем капитан-лейтенант Дьяков побывал вместе с командиром бригады у командующего флотом. Редко столько внимания уделяется маленькому кораблю с экипажем всего в 20 человек. Но М-97 была первым кораблём Балтийского флота (не считая катеров и тральщиков ОВРа, посылавшихся ближе), который выходил той весной в залив в условиях совершенно необычных, небывалых. Дойти до Кронштадта «Малютке» было легче, чем потом другим подлодкам. Малая её осадка позволяла вывести лодку Дьякова в Невскую губу, минуя Морской канал, по трёхметровому фарватеру между Канонерским островом и Семифлажной отмелью, начинавшейся у Васильевского острова, а дальше — прямо на обходной северный фарватер. Не понадобилось ставить дымовую завесу, подавлять немецкие батареи на южном берегу — оттуда ничего не заметили. 25 мая тральщики и сторожевые катера провели «Малютку» из Кронштадта на Лавенсари, и капитан-лейтенант Дьяков приступил к выполнению своего задания. Базируясь на островную бухту Норе-Капелахт, возвращаясь сюда для зарядки аккумуляторной батареи и передачи донесений, он начал проверять на проходимость три маршрута, разработанных нами для форсирования Гогландских плёсов: севернее этого острова, южнее его между Гогландом и Большим Тютерсом и ещё южнее — через Нарвский залив. Очень хотелось быть в то время на Лавенсари или хотя бы в Кронштадте. Но комбриг приказал мне лично обеспечивать вместе с командованием ОВРа проводку из Ленинграда других подлодок. В Кронштадт отправился пока мой заместитель Фёдор Григорьевич Вершинин. Радиограммы, начавшие поступать от командира М-97, были спокойными. Проходя назначенными курсами, лодка пока не обнаруживала мин. Её разведывательные выходы продолжались. Операция выхода Щ-304 и Щ-317 Подлодки, осадка которых не позволяла обходить Морской канал, выводились из Ленинграда группами по две или по три. Первую пару составили две «Щуки»: Щ-304, которой командовал капитан 3-го ранга Я.П.Афанасьев, и Щ-317 под командованием капитан-лейтенанта Н.К.Мохова. На этой паре, выход которой из Ленинграда был назначен на 3 июня, выверялась разработанная система проводки средних и больших лодок до Кронштадта. Как и Дьяков, командиры «Щук» побывали в штабе флота, получив у капитана 3-го ранга Овечкина последние данные о минной обстановке. Затем с ними беседовали командующий флотом и член Военного совета. Комбриг Стеценко, представлявший командиров лодок В.Ф.Трибуцу и Н.К.Смирнову, рассказал, вернувшись, что разговор на флагманском КП был довольно долгим. Командующий задал подводникам много вопросов, говорил о положении на фронте под Ленинградом, о том, что не удаётся избавить город от блокады. Смысл разговора сводился к тому, как много значит потопление каждого вражеского транспорта, следующего к фронту. Незадолго до выхода лодок я отправился с обоими командирами и комдивом Егоровым на набережную Каменного острова, у которой стояла неприметная плавбаза-дебаркадер «Красная звезда». На ней размещался со своим штабом командир ОВРа Ленинградской военно-морской базы капитан 2-го ранга Абрам Михайлович Богданович. Пригласив подводников к своей рабочей карте, он начал инструктаж: — Вот здесь поворачиваете из канала вправо. Тут будет стоять гидрографический катер. Самые опасные — вот эти пять миль, дальше немецкая артиллерия уже не страшна. А от мин как-нибудь убережём, фарватер у нас под непрерывным наблюдением. К тому времени, когда «Щуки» начали движение, мы с Богдановичем были на его командно-наблюдательном пункте, оборудованном в блиндаже на дамбе Морского канала. Солнце давно зашло, но в Ленинграде вступали в свои права совсем не нужные нам сейчас белые ночи. Хорошо просматривались вся Невская губа, контуры Кронштадта, южный берег с колокольней в Петергофе, где у немцев, надо полагать, был корректировочный пост. Пока вокруг было тихо, ничего особенного не происходило. Богданович управлял своими подразделениями по УКВ и по телефону. Прошли катера-дымзавесчики, и в назначенное время дым заклубился над открытой частью канала. Командир гидрографического катера донёс по радио, что он на месте. С того момента, как лодки отошли от борта «Полярной звезды», стоявшей у Дворцовой набережной, связь на УКВ поддерживалась и с ними на случай, если бы обстановка заставила где-то их придержать. И вот мы уже слышим характерный перестук лодочных дизелей. Потом он обрывается: при приближении к выходу из ограждённой части канала лодки переходят на электромоторы, производящие меньше шума. Одна за другой «Щуки» плавно скользят мимо нас. Это первые боевые корабли, которые должны прорваться в этом году на морские коммуникации врага! Головной идёт Щ-317. На мостике рядом с капитан-лейтенантом Моховым командир дивизиона капитан 2-го ранга Е горов. За минувшую зиму я узнал его ближе. Подводник он незаурядный, талантливый, способен действовать очень смело, инициативности — хоть отбавляй. Как, впрочем, и характерной для него самоуверенности.  Командир подводной лодки Щ-317 Николай Константинович Мохов Егоров давно уже доложил, что считает необходимым пойти на Щ-317 с Моховым, который недавно переведён с «Малюток», и лодку типа «Щ» ведёт в поход впервые. Против такого намерения комдива возражений быть не могло. А молодому командиру было чему у него поучиться. Командир второй «Щуки», следовавшей за головной с интервалом в два кабельтова, капитан 3-го ранга Яков Павлович Афанасьев был уже достаточно опытным подводником. Когда-то он служил на командных должностях в сухопутных войсках. Потом потянуло на флот, окончил командирские классы Учебного отряда подплава. Попав на лодки учебного дивизиона, прошёл там хорошую практическую школу, успел много поплавать. Его подводная лодка Щ-304 имела, помимо номера название «Комсомолец», присвоенное ей потому, что средства на её строительство собирала в начале 30-х годов молодёжь всей страны. Молодой комиссар лодки старший политрук Владимир Быко-Янко (он был из приазовских греков, а по гражданской профессии — заводской комсомольский работник) научил экипаж гордиться историей корабля и самим его названием.  Командир подводной лодки Щ-304 Яков Павлович Афанасьев (в центре), комиссар В.С.Быко-Янко (слева) и старпом В.А.Силин (справа) На «Комсомольце» отлично, с опережением плановых сроков, шёл ремонт, всю зиму личный состав боролся за то, чтобы лодка вышла в море в числе первых. Дымовая завеса окутала лодки, вышедшие в открытую часть канала, но немцы на южном берегу поняли, что там что-то движется. Через две-три минуты их батареи в районе Стрельны открыли огонь. Почти мгновенно ударили наши батареи, назначенные прикрывать проводку лодок. В воздух поднялись лёгкие ночные бомбардировщики. Завязался бой за то, чтобы две подлодки смогли дойти до Кронштадта. Самыми опасными для лодок были 20 минут до поворота на обходной фарватер. Некоторые снаряды разрывались совсем недалеко от них. Как потом выяснилось, повреждения свелись к мелким осколочным пробоинам в надстройках, а на Щ-304 перебило антенну. Когда орудийная перестрелка утихла, Богданович удовлетворённо объявил: — Ну, мой бой окончен! — и начал свёртывать обеспечивавшие проводку силы и средства. Но мы оставались на его КП, пока дежурная служба Кронштадтского ОВРа не подтвердила, что обе лодки вошли в Купеческую гавань.  Катера-дымзавесчики закрывают от противника выход подводных лодок из Морского канала на фарватер Я отправился докладывать обо всех обстоятельствах проводки комбригу. Однако доложить первым не успел: Егоров уже позвонил ему из Кронштадта. Таким же порядком были переведены в Кронштадт все подводные лодки первого эшелона. После этого отправился туда и я, взяв с собой наиболее нужных там сейчас специалистов штаба — флагштурмана В.П.Чалова и флагмеха Е.А.Веселовского. Подготовка к походу в Кронштадте Каждой уходящей в море лодке предстояло погрузить в Кронштадте торпедный и артиллерийский боезапас (минзагам также и мины), и в связи с этим пройти повторное размагничивание. Тут же принимались топливо и остальные запасы, после чего производились окончательные вывеска и дифферентовка. У части экипажей оставалось время и на боевую подготовку в гавани или на рейде.  Погрузка торпед на подводную лодку с плавбазы Всё это требовало присмотра, штабного глаза. Но самым важным было обеспечение проводки лодок до Лавенсари. Почти всех, кто имел здесь к этому отношение, я знал уже давно. Капитана 1-го ранга Н.Э.Фельдмана, ставшего к тому времени начальником штаба Кронштадтской военно-морской базы, и командира Кронштадтского ОВРа капитана 1-го ранга Ю.В.Ладинского — ещё с училища. Старые товарищи познакомили с обстановкой на фарватерах, с организацией эскортирования и прикрытия лодок и обещали, что кронштадтцы сделают всё от них зависящее, чтобы надёжно проводить каждую лодку, докуда можно, а потом надёжно встретить. Кроме подводных лодок провожать и встречать, снаряжать в походы Кронштадтской базе было пока некого.  Погрузка мин на подводный минный заградитель  Погрузку провизии на подводную лодку осуществляли краснофлотцы и старшины под руководством помощника командира Почти все надводные корабли оставались в Ленинграде, и подводникам уделялось необычно большое внимание. Многие практические вопросы надо было решать с начальником штаба ОВРа капитаном 1-го ранга Н.И.Мещерским, с которым я близко соприкоснулся впервые, хотя слышал о нём немало. Николай Иосифович и его брат, тоже кадровый моряк, были известны на Балтике тем, что, происходя из старинного дворянского рода, после Октября безоговорочно перешли на сторону Советской власти, отдав свои силы и опыт становлению Рабоче-Крестьянского Красного Флота. Командуя в первые месяцы войны крупным минзагом «Марти» (потом назывался «Ока»), Н.И.Мещерский участвовал во всех минно-заградительных операциях 1941 года и удостоился чести поднять на своём корабле гвардейский флаг. И к службе в ОВРе он относился с исключительным рвением. При любом деловом разговоре всё время делал пометки в большом блокноте, хотя обладал отличной памятью. Я смог убедиться, что ничто, попавшее в этот блокнот, не будет упущено. Дьяков ходил в разведку не напрасно Пока первые лодки, переведённые в Кронштадт, заканчивали подготовку к походам, «Малютка» Дьякова завершала разведку в районе Гогланда. Командир М-97 вновь и вновь доносил, что никаких препятствий не обнаруживает. «Малютка»-разведчица прошла по Гогландским плёсам триста с лишним миль, большую часть из них — под водой. Её никто не преследовал, корабли противника не появлялись. Не обнаруживались и мины, хотя в их присутствии не могло быть сомнений.  Командир подводной лодки М-97 Николай Васильевич Дьяков у перископа Много времени спустя, когда в наших руках оказались карты неприятельских минных полей (и когда их расположение интересовало главным образом тралящие соединения, производившие послевоенную очистку моря), было установлено, что М-97 пересекала линии противолодочных заграждений не менее семи раз, нигде не задев ни мину, ни минреп. Счастливая лодка! А хороших гидролокаторов, способных обнаруживать мины на расстоянии, мы ещё не имели.  Командир подводной лодки М-97 Н. В. Дьяков, штурман Н. И. Кириллов (слева) и механик Е. Д. Червяков (справа). Кронштадт, лето 1942 года Получалось, что «разведка бортом» как будто ничего не прибавила к нашим сведениям о Гогландском рубеже. Но Дьяков сходил туда не напрасно. Подтвердилось, во всяком случае, что заграждения ещё не так плотны, что форсировать район Гогланда, обходить остров, пользуясь разработанными штабом маршрутами, очевидно, возможно. С душевным трепетом провожаем Щ-304 и Щ-317 Проводить подводные лодки, уходившие в море первыми, прибыли в Кронштадт командир и военком бригады. До выхода лодок оставались считанные часы, и я мог доложить, что всё положенное на поход погружено, проверено, окончательно отработано, а порядок проводки до Лавенсари детально согласован с кронштадтскими овровцами. Комбриг ещё раз обошёл подлодки. Это была уже не проверка их готовности к походу, в которой Андрей Митрофанович мог не сомневаться. Бывалый подводник, он знал, что провожает подчинённых в плавание, где их ждут испытания, какие нам — старшим, не выпадали за всю нашу долгую службу. И хотел, наверное, почувствовать настрой людей, поддержать в них уверенность, что преграды, которые создаёт нашим лодкам враг, преодолимы. Отдельно комбриг и военком бригады напутствовали командиров и комиссаров лодок. С ними был, конечно, и комдив Егоров. Полковой комиссар Рывчин, как обычно, требовал проявлять максимум активности, действовать решительно, атаковать, несмотря ни на что. Может быть, и не было особой необходимости повторять то, на что командиры уже нацелены всеми полученными на поход указаниями. Но Илья Аронович говорил очень прочувствованно, весь загорался тем, к чему призывал. Он и сам шёл в поход на подводной лодке М-95, которая одновременно с двумя «Щуками» выводилась в Финский залив, чтобы продолжать начатую капитан-лейтенантом Дьяковым разведку на Гогландских плёсах. Этот ключевой в заливе район мы считали нужным держать под неослабным наблюдением, чтобы не прозевать возможных изменений обстановки. Поздно вечером 9 июня подводные лодки Щ-304 и Щ-317 тихо отошли от пирса Купеческой гавани. На Большом Кронштадтском рейде их принял в охранение эскорт, которым командовал лично командир ОВРа Ю.В.Ладинский. Можно было надеяться, что выход лодок из Кронштадта не замечен противником, хотя он, разумеется, понимал, — фарватеры в заливе тралятся не зря, и старался минировать их снова в наиболее тёмные часы белых ночей.  Комбриг А. М. Стеценко и комиссар И. А. Рывчин провожают Щ-304 и Щ-317 в боевой поход. Кронштадт, 9 июня 1942 года Делалось это и в ту ночь. Едва конвой миновал Толбухин маяк, совсем недалеко от Кронштадта, как впереди по курсу были замечены самолёты, сбрасывающие мины. Наши катера отогнали их огнём, однако в проводке произошла задержка: потребовалось контрольное траление, на время которого лодки в подходящем месте легли на грунт. 12 и 13 июня с интервалом в одни сутки «Щуки» уходили после полуночи из островной бухты Норе-Капелахт и погружались между Лавенсари и Гогландом, чтобы следовать дальше. М-95 (ею командовал старший лейтенант Л.П.Фёдоров) начала первый из намеченной серии непродолжительных разведывательных выходов ещё раньше. Боевой счёт открыт, но М-95 погибла Над тем, куда именно посылать лодки, тем более первые в эшелоне, у нас в штабе много думали. С тех пор, как на Балтике действовало одно соединение, никаких ограничений тут не было («Всё море наше!» — говорили штабисты). Анализировались имевшиеся сведения о перевозках противника. О том, какая позиция выгоднее, часто возникали споры. Комбриг подолгу обсуждал эти вопросы со мной. Задача состояла в том, чтобы ограниченным числом подлодок не дать врагу свободно пользоваться ни одной из его основных коммуникаций. Район боевых действий, отведённый Щ-304, был не из дальних, — в пределах Финского залива, где противником осуществлялись интенсивные перевозки, в частности между Таллином и Хельсинки, причём точные их маршруты ещё требовалось выявить. «Щука», на которой пошёл комдив Егоров, посылалась на юго-запад Балтики, на морские коммуникации, пролегавшие у берегов Германии, «достать» до которых было весьма важно. От обеих лодок в ожидаемое время поступили сигналы о прибытии на позиции. Ни Гогландский рубеж, ни другие заграждения не смогли их задержать. Лодка Афанасьева, как потом он доложил, неоднократно задевала бортом минрепы, но проверенная уже тактика — проходить под якорными минами на максимальной глубине, оставляя под килем 10–15 метров на случай, если тут есть и донные мины, оправдала себя ещё раз. Щ-304 прибыла в свой район боевых действий 15 июня. И в тот же день капитан 3-го ранга Афанасьев донёс, что им потоплен близ финского маяка Порккалан-Калбода крупный транспорт, оказавшийся немецкой плавбазой мотоботов-тральщиков, то есть вспомогательным военным кораблём. Судно эскортировалось сторожевыми катерами, но Афанасьеву удалось провести атаку, не выдав присутствия лодки. Очевидно, гитлеровцы решили, что плавбаза подорвалась на мине. На следующий день с оставшейся в этом районе лодки заметили проводившееся там траление.  Подводная лодка «Малютка» Так экипаж Щ-304 меньше чем через неделю после выхода из Ленинграда открыл боевой счёт балтийских подводников в кампании 1942 года. Но по-настоящему порадоваться этому боевому успеху не дала первая потеря только что начавшейся кампании — пропала «Малютка» капитан-лейтенанта Д.П.Фёдорова, на борту которой находился военком бригады И.А.Рывчин.  Командир подводной лодки М-95 Леонид Петрович Фёдоров Этой лодке, как раньше «Малютке» капитан-лейтенанта Дьякова, планировались короткие выходы в район Гогланда с возвращением на Лавенсари для зарядки батареи. Задача была чисто разведывательной, целей для атак тут не предвиделось. Однако при первом же выходе к Гогланду, Фёдоров неожиданно произвёл торпедную атаку, обнаружив под берегом гористого острова силуэт крупного судна, которое он посчитал стоящим на якоре. Это была ошибка молодого командира, в которой он сам потом разобрался. Судно было советским транспортом «Шауляй», попавшим здесь под бомбёжку прошлой осенью. Т онущий транспорт выбросился на камни, и команда перебралась на остров, находившийся тогда в наших руках. А что «Шауляй», спустя много месяцев, всё ещё сидит на камнях, не сбитый с них штормами, — это осталось незафиксированным воздушной разведкой, да и проходившим здесь до Фёдорова Дьяковым. Очертания судна сливались с высоким берегом, и не при всяком положении солнца его можно было заметить. После напрасной атаки «Малютку» Фёдорова стали преследовать появившиеся из островной бухты катера, но повреждений она не получила и благополучно вернулась на Лавенсари для зарядки батареи и приёмки новых торпед.  Военком бригады подводных лодок Илья Аронович Рывчин Эпизод с торпедированием неопознанной «коробки», разумеется, нуждался в обстоятельном разборе, где пришлось бы, очевидно, поговорить и о том, что боевая активность никак не исключает разумной осмотрительности. В данном случае ничто не заставляло спешить с залпом по неподвижной цели. Но сперва капитан-лейтенанту Фёдорову следовало закончить разведку, и М-95 снова вышла к Гогланду. Теперь она должна была обойти остров с юга с форсированием противолодочного рубежа. «Малютка» ушла с Лавенсари и не вернулась... Она ничего не сообщила о себе, ни разу не вышла в эфир. Так бесследно исчезают только подводные лодки. Поступило лишь донесение с дозорного катера, зафиксировавшего в тот день, 15 июня, звук отдалённого взрыва. А позже — другое донесение: примерно в том же направлении что-то бомбили самолёты противника. Наша воздушная разведка не обнаружила ничего, что проясняло бы судьбу подлодки. Она могла подорваться на минах, могла быть потоплена самолётами или катерами. Е щё несколько дней назад, когда у Гогланда вёл разведку Дьяков, катеров здесь не было, но до острова рукой подать от финских шхер, где базировалась целая противолодочная флотилия. Вступая в новую кампанию, мы говорили себе, что потерь в кораблях, хотя их и не избежать, у нас должно быть гораздо меньше, чем в прошлом году. И вот понесли первую, едва начав плавать... Война есть война. Полковой комиссар И. А. Рывчин, разделивший судьбу экипажа М-95, прослужил в нашей бригаде недолго.  Новый военный комиссар бригады подводных лодок М.Е.Кабанов Но прочно запомнился как отважный, горячий, яркий человек, видевший своё призвание в том, чтобы воодушевлять людей на славные боевые дела, на победы. После гибели Рывчина во временное исполнение обязанностей военкома бригады вступил начальник политотдела М. Е. Кабанов. Продолжение следует
|
