В январе 1957 года, в составе группы из 20-ти человек, я был направлен в годичную специальную командировку в Одессу для плавания на судах торгового флота с целью изучения морских театров для деятельности наших подводных лодок. Меня назначили на должность судового штурмана танкера «Ленинск», хотя был по специальности минёр. Но с обязанностями справлялся успешно, так как прошёл хорошую штурманскую подготовку в училище. О моей легенде знал только капитан, а команда танкера ничего не подозревала и меня не распознала.
Танкер (теплоход) «Ленинск» Черноморского государственного морского пароходства. Водоизмещение 16000 тонн. Построен в Ленинграде в 1955 году
25 января 1957 года вышли из Одессы во Владивосток с грузом топлива для реактивных самолётов. После захода в порт Констанца (Румыния) благополучно прошли проливы Босфор и Дарданеллы. Впечатлений очень много, здесь всё красиво и необычно. В феврале прошли по Средиземному морю. У нас зима, а здесь всюду благодать, зелено и тепло. Наш путь во Владивосток пролегал через Гиблартарский пролив в Атлантический океан, вокруг Африки в Индийский океан с заходом в Сингапур. Короткий путь через Суэцкий канал был закрыт из-за военного конфликта Египта и Франции. Проход по каналу занял бы всего 12 часов, а наш танкер огибал Африку больше месяца. Зато сколько впечатлений, сколько экзотики, сколько ценных наблюдений! В Атлантическом океане я впервые пересёк экватор из северного полушария в южное. Это событие было отмечено традиционным праздником с торжественным чествованием морского бога Нептуна. Мне выдали справку с выпиской из вахтенного журнала о том, что я получил «добро» от Нептуна на пересечение экватора.
Атлантический океан. Март 1957 года
На переходе в Индийском океане я занимался определением прозрачности воды. Вода оказалась настолько прозрачна, что подводную лодку можно видеть с самолета, когда она находится на глубине 60 метров. По нашим наставлениям безопасной глубиной от таранного удара считалась глубина 30 метров, а безопасная глубина от обнаружения авиацией не оговаривалась. После моей докладной об этом в наставление по тактике боевых действий подводных лодок были внесены корректуры. Но я не считаю, что это только моя заслуга. Пришли в Сингапур в конце марта. Мне удалось сфотографировать взлёт и воздушный парад английских самолётов, посвящённый прибытию в Сингапур начальника штаба ВВС Великобритании. Сингапур был полон англичан, так как здесь была их база. Там я впервые живьём увидел шотландских стрелков в юбках.
Далее наш маршрут пролегал мимо берегов юго-восточной Азии, острова Тайвань и Китая. Незадолго до этого у острова Тайвань был задержан советский танкер «Апшерон». Мы все помним фильм «ЧП» – это про «Апшерон». В аналогичной ситуации могли оказаться и мы. Тайвань благополучно обошли мористее, подальше от берегов. По прибытии во Владивосток наш танкер попал под местный государственный контрфрахт на три месяца, так как в то время дальневосточный гражданский танкерный флот был очень слаб. Мне, как офицеру-подводнику, очень повезло: я ознакомился с Тихоокеанским флотом. Дважды побывал на Сахалине в порту Корсаков.
Был запоминающийся рейс танкера с дизельным топливом на Камчатку. Топливо отдавали в Тарье, а мне разрешили в это время пройти в подплав к моим друзьям-подводникам, то есть на территорию дивизии подводных лодок. Там я встретил бывших рижских нахимовцев: Толю Молодцова и Иманта Купрейчика, а также Сашу Малькова. Мы хорошо пообщались. Ночевал я у Юры Воронова, прекрасного товарища, выпустившегося из училища на год раньше нас. Он был уже капитан-лейтенантом и помощником командира подводной лодки. Из Тарьи мы пошли в Сероглазку, а затем во Владивосток. Все наши рейсы с грузом были из Владивостока. Последний рейс был на Магадан с мазутом для лесовиков. При возвращении из Магадана в Охотском море получили указание из Одессы следовать во Владивосток, а затем в Китай для погрузки растительного масла, предназначенного Египту и частично Одессе.
Нужно себе представить, как подготовить танки из-под мазута под пищевое растительное масло на десять тысяч тонн. Эта работа выполняется силами экипажа. Работали все, кроме капитана, который не сходил с мостика. Я в этой работе участвовал непосредственно. Тяжёлый и опасный труд. Во Владивостоке встречался с однокашниками: Сашей Савинским (сейчас он мой сосед по дому!), Толей Пикалёвым (был у него в гостях) и Гешей Фриденбергом. Это были удивительные и радостные встречи. Ведь встречались случайно через четыре года после выпуска на другом краю Земли! Приняв груз в порту города Тяньцзинь в Китае, мы пошли в Одессу опять через Гонконг и Сингапур, но затем уже через Суэцкий канал. После Сингапура я ни разу не сходил на берег, так как пришло сообщение, что один из таких же, как я штурманов, завербованный английской разведкой ещё будучи курсантом Севастопольского училища, покинул судно в Голландии и выдал иностранной разведке фамилии всех подводников, плавающих на гражданских судах с целью изучения портов и морских театров.
Позднее я узнал, что Коля Попов был сразу же отозван из спецкомандировки по этой причине на Северный флот. Его назначили старшим помощником на подводную лодку 613 проекта. А вскоре он ушёл на командирские классы, где мы с ним снова встретились. С приходом в порт Суэц мы встали на якорь для пропуска каравана с севера на юг. После прохода канала караван тоже встал на якоря. В этом караване пришёл из Одессы танкер «Иваново». Несколько человек во главе с капитаном нашего судна, в том числе и я, пошли на катере на танкер «Иваново», чтобы узнать новости из Одессы и обменяться кинофильмами. На теплоходе «Иваново» я хотел встретиться с Володей Агафоновым, родом из Бологое, который исполнял обязанности судового штурмана, как и я. Мне нужно было с ним переговорить по программе наших совместных работ и обменяться информацией. На танкере его не оказалось, так как он был списан с теплохода перед рейсом в порту Туапсе. Выяснилось, что перед выходом в море в ресторане порта Туапсе произошла драка между членами экипажа, в которой принял участие Агафонов. При разборе инцидента на партсобрании капитан теплохода вынужден был раскрыть легенду Агафонова и сообщить об этом руководству. Его немедленно отозвали на Северный флот и сразу же уволили в запас за дискредитацию звания офицера.
Позднее мне пришлось встретиться с Агафоновым, когда он прибыл на переподготовку на мою подводную лодку в Кронштадт. В это же время был на переподготовке Игорь Лезгинцев. Они вместе проводили свободное время. Я их видел редко. Они постоянно нуждались в деньгах и занимали их у всех подряд. После прибытия в Одессу было несколько рейсов по Чёрному морю. В августе, приняв груз сырой нефти в Новороссийске, вышли в Швецию вокруг Европы. Разгружались в Мункендаль-Схамн-фьёрде. Тоже был интересный рейс.
Во время прохождения Гибралтарского пролива я просил разрешения капитана пройти поближе к мысу Европа, чтобы сфотографировать военную базу и аэродром Гибралтара. Получились хорошие снимки. Меня удивляли огромные бетонные желоба, построенные сверху вниз на горе Гибралтар. Они предназначены для сбора утренней росы, так как пресной воды на полуострове нет. На обратном пути в Средиземном море капитан получил радиограмму о моём откомандировании на учёбу. С 15 января по 15 сентября 1957 года я прошёл на танкере «Ленинск» 54000 миль, о чём имеется штурманская справка в личном деле.
Командирские классы
В сентябре 1957 года был отозван из спецкомандировки для учебы на командирских классах в Ленинграде. На учебе в Ленинграде были также Коля Попов и Леша Гаккель. Не успел к началу учёбы Юра Зеленцов. Он тоже находился в спецкомандировке и плавал на паруснике «Товарищ» с теми же задачами – изучение морских театров для плавания наших подводных лодок и подходов с моря к портам и базам. Мы вместе должны были в 1957 году идти на командирские классы, но Юра Зеленцов не смог попасть на учёбу в этом году из-за выполняемых парусником задач. Он поступил на классы в следующем году. Вместе с нами на командирские классы прибыл Орест Тарановский. Но он вскоре был отчислен, так как, провожая тёщу на Московском вокзале в нетрезвом состоянии, ударил милиционера. Поучиться на классах было полезно и интересно. Учёба расширяла кругозор, давала возможность осмыслить уже имеемый опыт плавания на подводных лодках и приобрести новые знания. Кроме того, после длительного и напряжённого плавания приятно было немножко расслабиться.
Офицеры первого и второго выпусков Первого Балтийского высшего военно-морского училища, выпускники ВОЛСОК 1958 года. Сидят слева направо: Борис Громов, Александр Винокуров, Алексей Гаккель, Николай Попов, Владимир Николаев. Стоят слева направо: Вячеслав Виноградов, Валентин Круглов, Михаил Пихтилёв, Валентин Балабух.
Продолжаю службу на подводных лодках
После окончания командирских классов мы с Колей Поповым были назначены старшими помощниками командиров ПЛ 613 проекта Северного флота, базирующихся в Гремихе. Он – на ПЛ "С-269", а я – на ПЛ "С-340". Помощником командира на другой ПЛ был Толя Сенюшкин. В середине 1959 года Николай Попов первым из нашего выпуска был назначен командиром подводной лодки 613 проекта. Очень характерно, что мне и Коле Попову одновременно (одним номером приказа) присваивали очередные воинские звания до капитана 3 ранга включительно. И еще интересный факт: с ним мы вместе служили в Полярном, были вместе в специальной командировке, учились одновременно на командирских классах и далее служили в одной бригаде в поселке Гремиха. Даже жили в одной каюте в казарме на береговой базе. Я был назначен командиром ПЛ "С-272" 24 марта 1960 года. Мне было 30 лет и я имел звание капитан-лейтенант. Это было там же – в Гремихе. По рекомендации комбрига Маслова Ф.И. Толя Сенюшкин был назначен ко мне старпомом.
Через шесть с половиной лет после выпуска из училища я стал командиром подводной лодки 613 проекта
На подводных лодках в Гремихе служили в это же время наши однокашники: Костя Макаров, Женя Чернов, Юра Квятковский, Володя Семенов, а Юра Григорьев был флагманским минером нашей бригады. Юра Квятковский и Вова Семенов стали командирами подводных лодок 613 проекта, а Костя Макаров и Женя Чернов были переведены старпомами на атомные подводные лодки.
1961 год. Мы завоевали звание «Отличный корабль». Грамоту вручает командир бригады капитан 1 ранга Маслов Ф.И.
В сентябре 1963 года наша ПЛ завоевала приз Главнокомандующего ВМФ по торпедной стрельбе. В этом же году я должен был идти на учебу в Военно-Морскую академию. Но меня, не спросив моего согласия, в конце 1963 года назначают командиром ПЛ "Б-65" 611 проекта в другое соединение, базирующееся в Полярном. В академию из-за этого не попал. Летом 1964 года перевел ПЛ "Б-65" через Белое море и систему каналов на Балтику, на текущий ремонт в Кронштадт. Старшим помощником у меня был Толя Белобров.
1964 год. Командир ПЛ и его старпом – однокашники
А в Кронштадте служили в тот период однокашники: Леня Оскерко, Кирилл Маргарянц, Рудик Сахаров и Толя Сенюшкин.
В 1965 году, в день 20-летия Победы над фашистской Германией, мне было поручено преподнести Александру Ивановичу Маринеско поросенка от моряков-подводников Северного флота. Это происходило на плацу кронштадтского учебного отряда.
В Кронштадте был до 1966 года. Осенью, после завершения ремонта, перевел подводную лодку через проливную зону вокруг Скандинавии в Полярный. Сложный переход прошел благополучно.
Большая океанская подводная лодка "Б-65" проекта 611. Переход с Балтики на Северный флот Скандинавскими проливами, через Северное и Баренцево моря
В ноябре 1967 года я был переведен по службе в город Кронштадт из-за болезни жены. Ей было противопоказано проживание на Севере. Меня назначили командиром ПЛ "С-189", которой я прокомандовал восемь с половиной лет. Принял я подводную лодку у Валеры Ходырева, уходившего на учебу в Военно-Морскую академию. Северному флоту было отдано 14 лет службы. Далее моя служба продолжалась на Балтике.
На мостике ПЛ "С-189" с Женей Фалютинским – командиром ПЛ 611 проекта, пришедшей с Севера. Я помогаю ему изучать район плавания
В день 50-летия ВМФ в июле 1968 года выполнял в Ленинграде на Неве специальное задание: по сигналу погрузился в позиционное положение напротив Горного института, прошел под мостами до Литейного моста и всплыл. Когда поравнялся с кормой крейсера «Киров», с носовой надстройки ПЛ были выпущены сигнальные ракеты. Все это показывали по телевидению. В верхнем левом углу телевизора было мое изображение и звучал текст, записанный заранее. Я говорил 52 секунды о задачах и возможностях подводных лодок 613 проекта.
Пятнадцать с половиной лет на мостике и в прочном корпусе подводной лодки в качестве командира – это рекордный срок
Подводные лодки Ленинградской военно-морской базы на зимний период боевой подготовки уходили в Южную Балтику, а в конце апреля возвращались и начинали готовиться к участию в морском параде на Неве. Парады были 1-го мая, 9-го мая, в День ВМФ и 7-го ноября. В сентябре 1975 года был назначен заместителем командира Кронштадтской бригады подводных лодок. Таким образом, прокомандовал подводными лодками (дизельными) 15,5 лет! Герой Советского Союза контр-адмирал Петелин командовал подводными лодками 15 лет. Я немного больше. Горжусь тем, что не потерял ни одного члена экипажа и не было серьезных поломок. Материальная часть всегда была в строю.
1976 год. Город Кронштадт. Служу заместителем комбрига 25-й БПЛ
В должности заместителя командира соединения подводных лодок служил три с половиной года. 30-го июня 1979 года был уволен в запас по состоянию здоровья в возрасте 49 лет. В общей сложности прослужил на подводных лодках 26 лет.
Дела семейные
Женился дважды. С первой женой Валентиной Николаевной мы были знакомы с 1949 года. Она работала в училище в машинописном бюро и занималась лыжным спортом. А я был штангистом. Но на всех спортивных сборах были вместе. Дружили четыре года и в 1953 году поженились в период государственных экзаменов. На Север уехали вместе. В Полярном 24-го февраля 1954 года родился первый сын. В 1959 году, 24 августа, во время моего отпуска в Ленинграде народился второй сын. Тринадцати дней от роду он уехал с нами через Архангельск в Гремиху. В последующем оба сына закончили ВВМУ подводного плавания: старший – 25-м выпуском (1971 год), младший – 30-м выпуском (1976 год). Оба подводники-атомщики.
Со мной сыновья Юрий и Алексей и внук Александр Юрьевич
Старший сын после окончания Военно-Морской академии служит в Государственной приемке кораблей. Младший сын – командир БЧ-2 атомной ракетной подводной лодки на Северном флоте, капитан 2-го ранга. Имеет дочь – ученицу 9-го класса. Было сорок лет совместной жизни с Валентиной Николаевной. 25-го октября 1993 года она умерла от гипертонии и ишемической болезни сердца. В 1994 году женился вторично. Жена, Тамара Анатольевна, – врач-стоматолог, пенсионерка.
Фото 1994 года
Трудовая деятельность
После увольнения в запас жил в Кронштадте. В 1980 году переехал в Ленинград, в Сосновую Поляну. 1-го сентября 1980 года поступил на работу военным руководителем в Ленинградский техникум легкой промышленности, расположенный в новом здании около станции метро «Звездная». Пришлось все начинать с нуля, так как учебно-материальная база отсутствовала. Пять лет занимался созданием учебно-материальной базы. Главное, что удалось сделать, – построил 25-ти-метровый тир с четырьмя бойницами. Создал с помощью ветеранов Великой Отечественной войны комнату боевой славы, посвященную 6-й Орловско-Хинганской краснознаменной орденов Красного Знамени и Александра Суворова стрелковой дивизии.
Уделял большое внимание военно-патриотическому воспитанию учащихся, хотя основной контингент – девушки. Водил учащихся постоянно на экскурсии в «Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи». Обязательно посещал с допризывниками и преподавателями техникума подводные лодки, приходящие на парады в Неву. С 1995 года техникум стал именоваться: Санкт-Петербургская инженерная школа одежды. Сейчас уделяется мало внимания военному воспитанию, сокращается программа. Я работаю уже семнадцать лет и стараюсь делать максимально все, что от меня зависит, чтобы поддержать уровень допризывной подготовки.
Связи с однокашниками
Постоянно поддерживаю связь с нашим организационным комитетом, с Леней Амелиным, Володей Вашуковым, Аркашей Сакулиным. Живем в одном доме с Сашей Савинским. Продолжаем дружить с Колей Поповым. У него имеется катер, а стоянка рядом с моим жильем. Да и сам Коля живет почти рядом. Считаю, что жизнь прожита не зря. Ведь защита Отечества – это превыше всего. Желаю всем здоровья.
Санкт-Петербург 1997-2001 годы
Миша Пихтилев первым откликнулся на «Обращение к однокашникам», предлагавшее написать свои воспоминания. С тех пор прошло много времени и произошло много событий. Только сейчас появилась возможность опубликовать его «Автобиографические записки». Они напечатаны в том виде, как были написаны в 1997 году. В 2001 году записки дополнены текстом о специальной командировке и фотографиями.
– Придется завтра отправить его на берег,– задумчиво сказал Эльянов и спустился в дизельный отсек. Мы уже знали, что в предстоящем плаванье можно рассчитывать только на паруса. «Дизель системы «Юне-Мункель» мощностью в двести двадцать пять лошадиных сил нуждается в ремонте» – так написал в докладной записке на имя начальника училища мичман Гуляев еще дней десять назад. Эльянов хорошо разбирался в дизелях и решил сам убедиться, что исправить повреждение на месте невозможно. Когда Эльянов утром объявил нам, что дизель никуда не годится, мы даже обрадовались: какое это плаванье – с дизелем. То ли дело паруса! Тут же мы разделились на несколько групп. Больше всего парусов было на фок-мачте и бушприте. Мы решили, что восемь человек с этими парусами вполне справятся. На грот-мачту выделили четверых, на бизань – троих. Еще двое стали рулевыми, а я, как всегда, впередсмотрящим и сигнальщиком.
Эльянов распорядился было отправить мичмана Гуляева к дежурному офицеру по училищу, чтобы тот принял какие-нибудь меры, но мичман неожиданно появился на палубе. Он был уже совершенно трезв и очень бледен. – Приготовиться к уборке,– тихо сказал мичман,– всю палубу загадили, смотреть тошно,– и спустился в кормовой кубрик. Мы посмотрели на палубу: она была совершенно чистая. Даже у хороших хозяек полы в комнатах не бывают такими чистыми. И мы сказали об этом Гуляеву, когда он с грохотом вытащил на палубу деревянные торцы, швабры и резиновый шланг, похожий на отдыхающего удава.
Гуляев молча снял с головы фуражку, вынул из нее белый, сложенный вчетверо платок и, нагнувшись, несколько раз провел им по гладким доскам, потом показал нам. На платке проступили бледные полосы, похожие на тени. – Драить до белизны,– сказал мичман.– И почему это никто склянки не бьет?.. Где вахтенные? Мы поняли, что пришел настоящий хозяин, и принялись за палубу. Сдвоенные удары судового колокола поплыли над Экспортной гаванью. «Амбра» ожила – началась корабельная жизнь. Добавочные паруса Гуляев запретил поднимать.
– Пользы от них немного,– сказал он.– А маневрировать трудней. Лучше потише пойдем, куда спешить-то? «Амбра» шла со скоростью семь узлов, пересекая Рижский залив. Было очень тихо, только чуть слышно гудели полотнища парусов, поскрипывали тали, да клокотала вода у форштевня. Я смотрел сквозь предохранительную сетку, натянутую под бушпритом: вода была зеленая, и казалось, что она летит куда-то назад и обегает с двух сторон неподвижно стоящую шхуну. Но стоило оглянуться, увидеть гладкий, слегка пузырящийся след за кормой,– и ощущение неподвижности пропадало.
Шхуной фактически командовал мичман Гуляев. Лейтенант Эльянов проводил с нами занятия по навигации, учил обращаться с секстаном и читать морские карты. Мы усердно вычисляли «истинный курс», засекали визиром направления на открывающиеся маяки, определяли по солнцу и по звездам свои координаты. Мы уже миновали плоский остров Муху и долго смотрели в бинокли на неторопливых рыбаков, копошащихся на берегу в паутине сетей, когда стал крепчать ветер и белые барашки побежали вслед за шхуной, догоняя и перегоняя ее. Запели ванты, и в струнку вытянулся длинный вымпел, а флаг стал похож на жестяной флюгер. «Амбра» перепрыгивала с волны на волну с громким хлюпаньем и плеском. Я надел бушлат и завязал тесемки широкополой клеенчатой зюйдвестки.
Полубак то взлетал к облакам, и тогда мне казалось, что корабль встает на дыбы, то зарывался в волну – и вода подступала к широким ячейкам сетки под бушпритом. Раза два меня окатило с головы до ног. Броски и толчки стали такими сильными, что я невольно поджал живот, почувствовал внутри тошнотворный холодок. От обеда я отказался. Впрочем, не один я – почти никто не обедал. Многие лежали в кубрике, накрыв головы бушлатами, время от, времени вскакивали и выбегали на палубу. Только Замыко блаженно щурился, доедая третью порцию картофельного пюре с мясом.
Поздно вечером мы вылезли на палубу, зеленые и едва живые. Моросил дождь, небо было чуть светлее моря. На мачтах горели ходовые огни. – Пора убирать паруса и становиться на якорь, – сказал из темноты мичман Гуляев, и ребята ухватились за мокрые тросы. Толя Замыко и я вскарабкались на ванты. Сырой парус коробом вставал под руками; порывистый ветер хлестал по лицу тонкими риф-штертами, до крови просекая кожу... Мы бросили якорь на траверзе какого-то маяка и стали «ждать у моря погоды». Всю ночь раскачивались в небе судовые огни, всю ночь били волны в тонкий сосновый борт рядом с моей головой, накрытой бушлатом, всю ночь глухо звякала обмотанная ветошью рында. Попутным ветром и солнцем встретило нас утро. Голодные и злые, мы вылезли на палубу, съели по полбуханки хлеба и выпили три ведерных чайника кипятку с сахарным песком.
Я опять занял свое место на носу шхуны, повел биноклем по горизонту и очень ясно увидел впереди, чуть правее нашего курса, что-то черное, напоминающее зазубренную и полуразрушенную стену средневекового замка. Стена торчала прямо из воды, и на ней вспыхивали яркие веселые огоньки. – Справа по курсу неизвестный предмет!– закричал я. Неторопливо подошел мичман Гуляев, взял у меня бинокль и долго смотрел, что-то бормоча себе под нос. «Молится, что ли?– недоумевал я.– Или ругается?» – Режут,– наконец сказал мичман.– Пригодилась рухлядь фашистская. – Кого режут?– изумился я. – Крейсер немецкий режут. С войны на банке сидит... Да-а, долго мы его выслеживали. Осторожный, дьявол, был. Без конвоя не появлялся. Но все же мы с Батей его подстерегли. Все торпеды в борт всадили, а он прет и прет... Вот со страху и залез на банку – тут мы его и прикончили. Хорош медведь, а?
. Описываемый автором бой - плод его .
Крейсер, полуразрушенный и ржавый, был уже виден невооруженным глазом. Около него покачивались широкие баржи, на башнях и накренившейся палубе суетились рабочие, вспыхивал синий огонь автогена. Не верилось, что эта гора рваного железа была когда-то красивой военной машиной, что изувеченные трубы, которые сейчас спускают на талях в баржу, были грозными дальнобойными орудиями. – Нам тоже досталось на орехи,– продолжал Гуляев.– Еле отбились от самолетов. На эсминце живого места не было. Все вверх дном, палуба как решето... А Батя стоит на мостике и улыбается. От мостика одни поручни остались да пара досок настила. «Выловить всех фашистов!– приказал Батя.– Живых, конечно».– «Из пулемета бы их, товарищ капитан третьего ранга»,– говорю я. «Вернемся домой – отсидите трое суток на гауптвахте, боцман,– отвечает.– И запомните раз и навсегда: мы не расправляемся с побежденными, мы не варвары». Натаскали фрицев из воды, с крейсера десяток сняли – и пошли в базу с этим товаром...
Крейсер медленно проплывал мимо нас. Махали рукавицами рабочие, а полуденное солнце просвечивало почти до дна желтоватую воду. Мичман Гуляев стоял, вцепившись руками в трос носового обвеса. Может быть, он вспоминал грозное море того далекого военного года, когда вокруг завалившегося набок немецкого крейсера плавали, как поплавки, светловолосые головы фашистских матросов. Может быть, он снова видел, как улыбается Батя на мостике эскадренного миноносца... Или он вспоминал другого Батю, того, который вел в атаку свой маленький корабль и, припав к дальномеру, лихорадочно вычислял путь очередной торпеды. Вокруг вставали белые столбы воды от тяжелых снарядов крейсера, и песок, поднятый со дна, желтыми пятнами расплывался на месте взрыва, а пули крупнокалиберных пулеметов щелкали по стали, разносили иллюминаторы, дырявили тонкие стенки палубных надстроек... Потом черная тень легла на эсминец: прямо над мачтами пронесся желтобрюхий самолет и бросил фугаску. Это прямое попадание унесло половину команды и носовую орудийную башню. Но эсминец жил. Он выпустил последнюю, смертельную для севшего на мель крейсера торпеду – и все было кончено...
Уже открылся горбатый , когда Цератодус наконец собрался сделать несколько снимков нашей шхуны, идущей под всеми парусами. Лейтенант Эльянов сразу согласился и приказал спустить вельбот. Но прибежал Гуляев и долго разносил в пух и прах лейтенанта, а заодно и Цератодуса с его «паршивым, задрипанным «Любителем». Оказалось, что у одной из двух ручных лебедок, предназначенных для спуска шлюпок на воду, испорчен тормоз. А кроме того, из-за нескольких кадров фотопленки приходилось делать сложный маневр – ложиться в дрейф, то есть уравновешивать давление ветра на паруса таким образом, чтобы шхуна не двигалась с места. После долгих уговоров и препираний мичман все же согласился. Мы разбежались по своим местам и стали по его команде разворачивать в разные стороны массивные бревна гиков, вытягивать шкоты и вязать в нужных местах надежные морские узлы. Положить шхуну в дрейф нам удалось сравнительно легко. Довольный мичман разгуливал по шкафуту и вытирал платочком блестящую от пота плешь.
За каждую лебедку встали четыре человека. Нашей четверке досталась испорченная: Цератодус и Эльянов взялись за левую ручку лебедки, а я и Ким Величко – за правую. Гуляев вынул ломик из зубчатого колеса лебедки, мы дружно навалились и приподняли вельбот над палубой. Теперь он висел, подтянутый системой талей к шлюпбалкам, изогнутым наподобие бивней мамонта. Шлюпбалки развернули – и вельбот повис за бортом. Оставалось медленно и осторожно опустить его на воду. Я изо всех сил удерживал скользкую, отполированную ладонями рукоятку. Тарахтели зубчатые колеса лебедок, постепенно скрывался за бортом белый вельбот. Сопел, наподобие паровоза, Цератодус, упершись в палубу пятками босых ног. Ким побледнел, и на кончике его носа висела прозрачная, готовая сорваться капля пота.
И вдруг что-то тяжелое грохнулось на палубу. Цератодус упал на Эльянова, и оба покатились к борту – это сорвалась с оси левая ручка лебедки, переломив ржавую предохранительную чеку. Я почувствовал, как подгибаются колени и ноют суставы вытянутых вперед рук под нажимом уцелевшей ручки. Еще мгновенье – и спина переломится, блестящая рукоятка, раскручиваемая тяжестью падающего вельбота, обмолотит меня, как сноп. Я увидел вдруг, как отпрянул и сел на палубу, заслонив руками лицо, Ким Величко, и услышал испуганный дискант мичмана Гуляева: «Держись!» Потом подломились руки, и прямо на мою грудь обрушился удар. Но больно не было: мне даже показалось, что этот удар не причинил мне никакого вреда, словно кто-то шутя стукнул меня сложенным вдвое полотенцем. Второй удар был еще глуше и неощутимей. Я слышал некоторое время, как весело стучали зубчатые колеса и как звонко шлепнулось о воду брюхо вельбота... Потом кто-то наклонился надо мной и стал трясти. Я почувствовал, как хрустят, сцепляясь, кости в левом плече,– и все куда-то пропало.
По ночам ко мне приходила Лида, сидела на высокой спинке кровати и говорила, глядя сквозь меня: Брось егозить, Володя! Все вздор: ты не герой, и никто не герой. Все притворяются... И мы только притворяемся людьми. На самом деле нас вообще нет. И не было. И не будет. Что такое человек?.. Чело - это эфемерида. Дым. Газ... Есть бесконечность времени и пространства, и по отношению к этой бесконечности человеческая жизнь – ничтожная величина, близкая к нулю. Надо купаться на Рижском взморье, ходить на танцы, не геройствовать и не говорить возвышенные слова... Все вранье... Кар-р-р! Я просыпался весь в поту. Толстые бинты на груди и на плече казались мне раскаленными. Каждый толчок крови отдавался ноющей болью в перебитой ключице. За окнами морского госпиталя вспыхивали синие огни электросварки. Там шумел незнакомый город, неизвестные мне люди шли на работу, покупали в магазинах продукты, катались на лодках и речных трамваях по Неве, ездили на Кировские острова и ходили в , будто бы самый вместительный в СССР.
Моя койка стояла у окна. Подложив под спину подушку, я часами смотрел на узкую окраинную улочку, на покрытые суриком борта недостроенных кораблей, окруженные лесами, на торопливых прохожих и желтеющую листву скверика. Меня часто навещал Толя Замыко, приносил книги, рассказывал о новом училище, куда мы прибыли, объяснял задачки по тригонометрии. По воскресеньям, когда Толя не торопился, мы играли в шахматы, и он нарочно проигрывал. Я злился на него за это: он обещал играть честно – и все равно проигрывал.
Однажды прибежал запыхавшийся Ким Величко и положил на тумбочку пакет с яблоками. – А Цератодус тогда так и не снял шхуну: сразу на меня полез, хотел морду набить. Он не видал, как меня отбросило рукояткой. Думал, что я нарочно отскочил... А тебя, однако, здорово разделала эта проклятая лебедка! Дубонос вчера сказал Эльянову, что придется тебя списать на «гражданку». – Ключица почти срослась,– мрачно заметил я. – Так у тебя ж и ребра поломаны – мне врач сказал.. А кровь горлом уже не идет? – И не шла... Не было никакой крови! – Ну, может, и не спишут еще... Даже наверняка не спишут,– сказал Ким и заторопился.– Побегу я... Понимаешь, мне надо одну деваху тут навестить. А Дубонос не пустил в увольнение. Ну вот я и отпросился будто к тебе. Сказал, что посижу с тобой над задачами часа два... Ну, бывай... Мне пора. В эту ночь я решил, что обязательно встану на ноги.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ) - архивариус, Горлов Олег Александрович (ОАГ) commander432@mail.ru, ВРИО архивариуса
О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 1. СПб, 2002. Часть 15.
Ветеран-подводник Пихтилев Михаил Харитонович прошел большую школу флотской службы и жизни. Вот их основные этапы: 1945-1949 годы – Рижское Нахимовское Военно-Морское училище, город Рига. 1949-1953 годы – 1-е Балтийское Высшее Военно-морское училище, город Ленинград. 1953-1979 годы – служба на дизельных подводных лодках: 1953-1957 годы – Северный флот, город Полярный, 1957-1964 годы – Северный флот, поселок Гремиха, 1964-1967 годы – Северный флот, город Полярный, 1967-1979 годы –Ленинградская военно-морская база, город Кронштадт. 1980 год – по настоящее время – работа преподавателем по допризывной подготовке молодежи в техникуме легкой промышленности (с 1995 года называется: Санкт-Петербургская инженерная школа одежды). Об этих этапах службы и жизни он рассказывает в своих кратких записках.
Михаил Пихтилев АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ
Детские годы
20-го января 1930 года В.В. Маяковский впервые прочитал свою поэму «Владимир Ильич Ленин» со сцены Большого театра в Москве. Я родился как раз в этот день в селе Никиткино Егорьевского района Московской области, расположенном на границе с Рязанской областью, неподалеку от знаменитых Мещер. Отец – Харитон Иванович, 1900 года рождения. С 1929 года заведовал сельским магазином. В 1941 году в первом своем бою, будучи пулеметчиком, погиб под городом Ельня. Мать – Пелагея Владимировна, 1898 года рождения, колхозница. Умерла в 1970 году. Дедушка по матери Ефремов Владимир Егорович был призван в армию сроком на 25 лет, но в русско-японскую войну стал полным георгиевским кавалером, и после войны был освобожден от службы. Занимался сельским хозяйством. Умер в 1942 году.
Мое детство прошло в деревне. В мае 1941 года закончил начальную школу в своем селе. Семь классов закончил в 1944 году в соседнем селе в семи километрах от дома, куда ходил пешком каждый день. Летом, во время каникул, работал в поле вместе с женщинами, стариками и другими детьми. Молодых и здоровых мужчин не было. С 1944 года выполнял различную работу в колхозе в зависимости от сезона. В детстве никогда не видел моря, но мечтал о море, именно о море. Всегда с восхищением смотрел на моряков. Летом 1945 года случайно узнал, что в Риге открывается Нахимовское училище. Собрал и отправил все документы в Ленинградское Нахимовское училище для поступления в Рижское. Долго ждал ответа. И только 29-го ноября 1945 года получил вызов прибыть в город Ригу к 27-му ноября для сдачи приемных экзаменов. Несмотря на опоздание вызова, быстро собрался и на следующий день отправился в Ригу.
Воспитание в Нахимовском училище
Как выяснилось позже, на моих документах был написан отказ, так как прием был с 3-го класса по 7-й включительно. А я уже закончил семь классов. Но из-за того, что был недобор, меня и вызвали. Сдавал экзамены за шестой класс для поступления в седьмой. Получил двойки по истории и географии (что я мог помнить?), но математику сдал на четыре. Это меня и спасло. Со мною вместе сдавали экзамены, братья-близнецы Юрий и Владимир Тантлевские. Владимир получил двойку по математике и не был принят в училище. А с Юрием мы дальше учились вместе. Владимир же вернулся в Москву и продолжил учебу в школе в восьмом классе, не потеряв года, как я. Закончив десятый класс, он поступил в училище имени М.В.Фрунзе.
Таким образом, он в последующем на один год раньше нас стал офицером. Итак, началась моя учеба в Нахимовском училище. Мне, сельскому парнишке, по многим вопросам было сложно освоиться. Совершенно другой режим. Но кое-какая закалка военного времени помогла, да и учиться пришлось второй раз в седьмом классе. Нагрузка была значительная. Кроме общеобразовательных предметов, изучали три иностранных языка (французский, английский, немецкий). Были уроки пения, музыки, танцев. Но через год осталось только изучение английского языка. Много времени отводилось занятиям по морскому делу и астрономии. Эти предметы преподавал сам начальник училища капитан 1 ранга Безпальчев Константин Александрович, которого все любили и уважали.
Начальник Рижского Нахимовского училища капитан 1 ранга Безпальчев Константин Александрович
В училище уделялось большое внимание нашему культурному развитию. Мы часто бывали в театрах. И у нас в гостях бывали знаменитости. Запомнились посещения училища артистками Аллой Тарасовой, Любовью Орловой и кинорежиссером Григорием Александровым. В пятом классе учился Джим Паттерсон, который участвовал в кинофильме Александрова «Цирк». Для меня особенно памятна встреча с чемпионом мира по штанге .
1946 год. Я с гордостью носил форму нахимовца и был очень серьезен
Физически я был развит всесторонне и увлекался эстрадной акробатикой. У нас в группе был номер, который занимал 30 минут и включал в себя много различных элементов, вплоть до комического бокса. Начинался номер с «пирамиды», в которой я держал пять человек. В 1949 году мы участвовали с этим номером в олимпиаде нахимовских и подготовительных училищ, которая проводилась в Ленинграде.
«Коронный номер» нашей спортивной группы
В училище я постоянно сидел за одной партой с Сашей Брагиным. Он закончил училище с золотой медалью, но отказался от права выбора учебного заведения для дальнейшей учебы и пошел вместе с нами в 1-е Балтийское высшее военно-морское училище. Мы дружили с нашими одноклассниками Владимиром Ениным и Валерой Поздняковым.
Так выглядел нахимовец Валера Поздняков
Брат Володи Енина в звании старшего лейтенанта преподавал нам английский язык. Я, ранее изучавший в школе немецкий язык, у него не вылезал из двоек, но в четверти всегда была тройка.
1947 год. Выход Рижского Нахимовского училища на первомайский парад. Знаменосец – Сергей Гладышев. Ассистенты: слева – Альберт Акатов, справа – Феликс Мартинсон
Хорошо помнится время нахождения в летнем лагере после учебы на острове Мангали, напротив Балдара.
Остров Мангали, 12 июля 1948 года. Шлюпочная команда Рижского Нахимовского училища, занявшая второе призовое место в гонках на 25 миль по реке Западная Двина. Справа налево: лейтенант Губин и воспитанники: Михаил Пихтилев, Игорь Цветков, Владимир Чернов, Евгений Крючков, Владислав Алешин, Виктор Федюшкин, Николай Наумов, Николай Арбузов, Юрий Федоренко, Олег Дунаев
Всегда вспоминаю своего командира роты Мищихина Александра Михайловича. Помощником офицера-воспитателя был старшина 1-й статьи Ежов Александр Иванович, 1926 года рождения. В 1949 году он поступил в Киевское политическое училище. В 1950 году мы, будучи курсантами высшего училища, встретились с ним в Севастополе на практике, а затем в 1959 году на Севере в Полярном уже в званиях капитан-лейтенантов.
Учеба в Рижском Нахимовском училище закончилась, получены аттестаты зрелости. 28 июля 1949 года принята присяга, зачитан приказ о нашем зачислении на 1-й курс 1-го Балтийского ВВМУ. Получив ленточки на бескозырки с надписью «Военно-Морские Силы», мы разъехались в отпуск с последующим прибытием в Ленинград.
Обучение в высшем училище
Начало пребывания в высшем училище ознаменовалось тем, что нас остригли наголо. А так не хотелось стричься. Ведь в Нахимовском в десятом классе мы носили прически! И сразу серьезное внушение Ивана Сергеевича Щеголева – командира курса. Обучение в высшем военно-морском училище отличалось от предыдущего. В Нахимовском училище мы были воспитанниками. В какой-то мере к нам относились, как к детям. Здесь же другие требования и спрос за все. Однако, четырехлетнее пребывание в Нахимовском училище приучило нас к военному порядку и режиму. Нам было легче, чем тем, кто пришел в училище с «гражданки».
Вспоминаются наши тренировки к парадам на Кировской площади и ночные тренировки на Дворцовой. Никогда не забудутся майские парады в Москве. Мне пришлось побывать на трех парадах: 1 мая 1948 года – нахимовцем, 1 мая 1950 года и 1952 года – курсантом высшего училища. Теоретическое обучение, как правило, ритмично и однообразно. Определенную разрядку вносила в жизнь летняя практика на кораблях различных флотов страны. Нашему выпуску, единственному в училище, посчастливилось побывать на практике после первого курса летом 1950 года на Черноморском флоте. Основную часть времени наш класс находился на . Мы его в пределах возможного изучили. Сейчас, читая книгу «Тайна гибели Новороссийска», четко воспроизвожу в памяти расположение помещений, погребов и палуб. Тем более, что мы размещались в носовой части линкора.
1950 год. Сборная команда училища по тяжелой атлетике
Запомнилась и штурманская практика на учебном корабле «Волга», форштевень которого был вогнут от тарана итальянской подводной лодки во время эвакуации детей из Испании в 1937 году. Штурманский поход вдоль побережья Черного моря до Батуми и обратно никогда не забыть. Подобного уже больше не было. Замечательным был прыжок в воду со шлюпбалки с высоты 21 метр преподавателя астрономии Верещагина. Я осилил высоту 19 метров с поручней.
В 1951 и 1952 годах практику проходили на Северном флоте на больших охотниках, тральщиках, торпедных катерах, эсминцах. В июле – августе 1951 года принимали участие в боевом тралении мин в районе Новой Земли с последующим заходом в Архангельск. За время обучения, в личное время, занимался спортом. Мой вид – тяжелая атлетика (штанга). Участвовал во всех спартакиадах военно-морских учебных заведений.
Севастополь, июль 1950 года. Практика на линейном корабле «Новороссийск»
Перед окончанием училища на открытом помосте завоевал звание мастера спорта по штанге.
В эти молодые годы я чувствовал в себе много силы
В курсантские годы дружил с Имантом Купрейчиком, Анатолием Молодцовым, Рэмом Васильевым, Юрием Тантлевским.
Так я выглядел перед выпуском из училища
Думая о море, мечтал о службе на торпедных катерах. Помню, еще в Риге, в день Военно-морского флота, торпедные катера Г-5 на Западной Двине показывали свое мастерство. Привлекала скорость, маневренность. Но в 1953 году, перед окончанием училища, на двухмесячную стажировку попал на подводную лодку 613 проекта Северного флота в Полярный. Тогда эти лодки были новейшими и засекреченными. Я оказался на ПЛ "С-44", которой командовал капитан 3 ранга Илюхин М.Г. ПЛ проводила испытания торпедных аппаратов и торпед при полном залпе и на полном ходу. Выход в Мотовский залив, стрельба, возвращение в базу, погрузка полного комплекта торпед и опять в море. И так больше месяца. За это время побывал на всех боевых постах торпедистов, членов торпедопогрузочной партии, учась руководить всеми работами. К концу стажировки сдал на допуск к самостоятельному управлению минно-торпедной группой.
В нашем выпуске часть курсантов получили досрочно офицерские звания и без стажировки и отпусков были направлены на флоты. В отпуск они пошли уже с кораблей. Во время стажировки на ПЛ "С-44" прибыл служить командиром рулевой группы мой однокашник – «досрочник» лейтенант Станислав Иодзевич. А я, мичман-курсант, – стажер. Учеба закончена, стажировка тоже. Впереди погоны и кортики. Перед самым нашим выпуском вместо контр-адмирала Никитина Б.В. начальником училища был назначен контр-адмирал Кузнецов К.М. Настроение немного подпортилось – ведь мы любили Никитина. После вручения погон и кортиков было объявлено, что на банкет родственники приглашаться не будут, форма одежды – в кителях. Это, конечно, омрачило торжество. Итак, ноябрь 1953 года. Мы – офицеры. Месяц отпуска – и по флотам, по кораблям.
Служба на подводных лодках
Я получил назначение на должность командира БЧ-2-3 ПЛ "С-142" Северного флота. На этой лодке был командиром торпедной группы Рудольф Сахаров. Он закончил училище досрочно. Я написал ему в Полярный письмо и сообщил о своем назначении. И пока я был в отпуске, Сахарова назначили на мое место. Когда я прибыл в Североморск в отдел кадров Северного флота, мне стали искать равноценную должность. Я предложил назначить меня командиром торпедной группы на ПЛ "С-44", где стажировался. Таким образом, сам понизил себя в должности и прибыл на ПЛ "С-44".
Молодым лейтенантом, полным знаний, сил и надежд на будущее я прибыл на флот. Началась офицерская служба
Осваиваться мне было не нужно, так как все и вся мне было знакомо. В 1954 году меня назначили на должность командира БЧ-2-3, в 1955 году – помощником командира ПЛ. До 1957 года в Полярном совместно служили мои однокашники: Алик Акатов, Миша Иванов, Рудик Сахаров, Стасик Иодзевич, Артур Юргенсон, Толя Молодцов, Юра Тантлевский, Коля Попов.
– На каком кладбище хоронили?– деловито спросила Лида. – Не знаю, где-то далеко. – Ну, вспомни, как вы шли? – Мы шли очень медленно – и штыки были опущены почти до земли... Мы шли до кладбища два часа. Я закрыл глаза – и опять поплыли, заколыхались медленные ряды. Оркестр играл траурный марш: музыка распадалась на отдельные звуки, и каждый звук надолго повисал в воздухе, не сочетаясь и не путаясь с другими. И все это скорбное движение напоминало кадры замедленной съемки. Впереди шел грузовик: в кузове горой лежали венки и букеты цветов. В них утонул гроб с телом Бати. Два нахимовца из младшей роты поддерживали снятую крышку с прикрепленным к ней обнаженным морским кортиком. За машиной шел, опустив плешивую голову, мичман Гуляев. Он нес на вытянутых руках небольшую подушку: ордена и медали горели на черном бархате.
Я видел лицо Бати, совсем непохожее на привычное, живое: кожа на лице стала очень гладкой и блестящей, как будто ее отутюжили. Мне не верилось, что это лежит Батя, тот самый толстый добродушный человек, который еще месяц назад смешно барахтался в воде, упав с гребного катера, а потом разносил мичмана Гуляева за матроса, получившего увечье при ремонте мотора. Неужели Батя и тогда знал, что скоро умрет? Да, он знал это давно, уже после первой операции, не принесшей ему облегчения. Он знал, что в его теле разрастается и крадется к сердцу страшная раковая опухоль, что скоро оборвется дыхание – и все кончится. И он еще мог смеяться, подписывать приказы, ходить в плаванья, ругать Гуляева – вообще жить, как всегда...
– Два часа?– переспросила Лида.– Тогда я знаю, где его похоронили. Мы были там весной, помнишь? – Когда? – Когда ты упал с велосипеда. Я вспомнил, что действительно упал весной с велосипеда: штанина попала в передачу. Вспомнил и нашу поездку на кладбище – торжественные камни склепов, полированный мрамор надгробий, светло-зеленую травку на безымянных могилах... Нет, это было не то кладбище. Но не все ли равно? – Да, это то самое,– сказал я.– У меня есть еще одна новость для тебя, Лида. – Какая новость?.. Если хорошая, то говори. – Не знаю, хорошая или плохая, но важная... По крайней мере для меня. Я уезжаю в Ленинград. – Надолго? – Навсегда. Лида посмотрела на меня недоверчиво: – Шутишь? – Нет, без шуток. Наше училище расформировано. Выпускная рота переведена в Ленинградское нахимовское.
– А я видела Сергея. Он был в бобочке и джинсах... Приглашал меня в ресторан. Разве он ничего не знает? – Хэнша теперь будет вполне гражданский. Его не отпустила мамаша – испугалась, что Ленинград слишком далеко. – Хэнша – это вы его так зовете? – Да, кличем. – Когда уезжаете? – Завтра. – Я приду на вокзал. Мы не поедем поездом. Я попал в команду «Амбры». Ее надо отвести в Ломоносов и поставить на ремонт.
Парковая скамья, на которой мы сидели, была необыкновенно длинной – хоть соревнования по бегу устраивай. Мне было неуютно и неудобно на таком сиденье. Лида тоже ежилась и озиралась по сторонам. - Пойдем прогуляемся,– предложил я.– Мне нужно сказать тебе одну очень серьезную вещь. – Вещь сказать нельзя. – Ну, тогда – штуку. – И штуку – нельзя. – Нет, льзя. – Льзя тоже нельзя. Я подумал, что получилось это смешно, но не рассмеялся.
– Лида,– сказал я, когда мы проходили мимо , устроенных на склоне Бастионной горки.– Я должен сказать тебе, что каждое утро, просыпаясь, я спрашивал себя, доставляет ли мне радость то, что ты существуешь... Лида вздохнула и посмотрела на свои остроносые туфельки. – Так вот,– продолжал я.– Сначала все шло хорошо... – Любил, значит?– перебила меня Лида. – Да... То есть мне казалось, что – да. Но однажды я вдруг почувствовал, что ты чужая. Потом это ощущение усилилось,– я понял, что не люблю тебя. Просто мне с тобой хорошо; хорошо, как вообще с любой девчонкой... Я умолк и со страхом посмотрел на Лиду. – Ну и ладно,– сказала она. – Что ладно?– опешил я, потому что ожидал слез или гнева. – Теперь я скажу матери, что ты сам от меня отказался,– спокойно сказала Лида. – В чем дело, Лида?.. При чем здесь Александра Андреевна?
Начальник Нахимовского училища К.А.Безпальчев для проверки умения управлять шлюпкой под парусом проводил соревнования, чтобы шлюпка прошла как можно ближе под бушпритом шхуны. На снимке: на баке шхуны Безпальчев наблюдает за смелыми действиями экипажа шлюпки под парусами.
– Володя, мне бывает с тобой интересно, но чаще просто скучно. Я ничего не понимаю в ваших походах и парусах, а ты только о них и рассказываешь... А еще я терпеть не могу играть на пианино. Это мать выдумала, будто у меня призвание к музыке. Ни к чему у меня призвания нет – и мне скучно, когда ты говоришь о призвании! Мы с тобой ходили на выставки да в музеи, пахнущие сыростью. Я боюсь музеев: ведь хозяева всех этих старинных вещей давно умерли. Им больше не светит солнце, они не существуют... А вещи вот живы. Понимаешь? Я боюсь думать об этом. Один раз я проснулась ночью и вдруг представила себе, что когда-нибудь умру... Окоченеют руки. Видишь, какие они гибкие сейчас? Глаза станут мутными, нос желтым и острым... А потом – распад, тление... Но если это неизбежно, то зачем все усложнять? Надо просто не думать об этом и жить. Ведь так?.. Ведь, правда?..
– Нет, не так... Несколько минут мы шли молча. Лида смотрела в сторону и обдумывала что-то. Потом остановилась и повернулась ко мне. – Мать говорила, чтобы я держалась за тебя. Она зовет тебя «человеком с будущим»... Но я хочу жить сегодня, а не завтра. Мы все чего-то ждем... Говорим: вот завтра, послезавтра, потом... Построим социализм, построим коммунизм. Незаметно приходит старость, а это желанное «завтра» не наступает. – Социализм-то построили. «Завтра» наступило, как видишь. – Ты не понял... Я о личном, о своем. – Ты хочешь сказать, что надо жить для себя? – Все живут только для себя и притворяются активистами-общественниками, потому что это им выгодно.
– А Батя?.. Как же он?.. Ведь он знал, что скоро умрет, и заботился о нас, о мотористе Пузыреве... – Может быть, ему так было легче... Или он герой? Но не всем же быть героями! – Нет, он не герой... Он был толстый и лысый, с круглыми близорукими глазами, а под подбородком у него висели складки жирной кожи. Но для него жизнь не означала простое существование – еду и питье в ожидании смерти. – Опять ты говоришь красиво!.. Все это вранье, Володя! Для него все кончилось, ему больше ничего не надо. И твоих пышных похвал ему не надо. Он умер.
Выпускники Морского корпуса 1915 г. (Слева направо). 1 ряд: К.П.Азбелов, С.А.Муравьев, Е.В.Дымман. 2 ряд: К.А. Безпальчев, И.А.Георгиади, Д.В. Броновицкий на встрече в 1965 г. Открывая встречу, контр-адмирал К.А.Безпальчев напомнил, что выпускникам 1915 года довелось полтора года прослужить еще на царском флоте и с горечью ощущать его отсталость. Скончался Константин Александрович Безпальчев 10 августа 1973 года. Похоронен на Серафимовском кладбище Ленинграда.
ШХУНА «АМБРА»
Нас было двадцать человек, включая лейтенанта Эльянова и мичмана Гуляева. Гуляев второй день сидел в носовом отсеке – форпике на куче прелых парусов и пел скрипучим голосом меланхолическую песню о какой-то погибшей подводной лодке под названием «Смуглянка». Гуляев считался лучшим мастером такелажных работ и лучшим парусником, носил несколько золотых шевронов на рукаве старенького кителя за сверхсрочную службу и был личным другом нашего старого Бати. Эльянов долго ругался, когда обнаружил, что в судовом нет спирта: ни на мгновенье он не усомнился, что спирт выпит Гуляевым, но ни слова не сказал мичману и отправился в санчасть вести переговоры об этом дефицитном продукте.
Вернулся лейтенант только вечером. Спирт ему удалось достать где-то в портовых складах. Из форпика по-прежнему летели немузыкальные звуки, перемежающиеся всхлипываниями:
Не плачь, красотка, И брось рыдать. Тебе уж больше этой лодки не видать...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ) - архивариус, Горлов Олег Александрович (ОАГ) commander432@mail.ru, ВРИО архивариуса
Памятный значок станет отличным подарком, как выпускнику Училища, так и самому себе, в том случае, если этот выпускник – Вы. Вам предлагается копия выпускного знака (1958-1991), который получал каждый выпускник, а также фрачный знак, выпущенный к 70-летию НВМУ.
Жетон "Аврора-2014" является коллекционной редкостью, так как его тираж ограничен. Жетон был выпущен также к 70-летию Нахимовского училища. 2014 год стал годом очередного ухода "Авроры" на ремонт.
