Основной состав роты отнесся к нам недоверчиво и смотрел несколько свысока. Эти ребята уже проучились в училище три года и чувствовали себя аборигенами. Иногда вспыхивали ссоры, которые быстро гасились более сильными ребятами. Драки устраивали после отбоя. Нашим оружием были подушки. За шухером следил дневальный. После сражения пол спального помещения и одеяла были покрыты слоем пуха и пера. Утром дежурный офицер никак не мог понять, что здесь происходило ночью. Роту построили и предупредили, что зачинщики драк будут строго наказаны плоть до отчисления от училища. Внушение подействовало и ссор с применением силы больше не возникало. Вся наша жизнь и деятельность была расписана по времени, к чему следовало привыкнуть. Это давалось с трудом, но приходилось терпеть. Вставать по утрам не хотелось. Строгий мичман Бойко заходил в спальное помещение и рычал зычным голосом «Подъем!». Одеяла мгновенно натягивались на головы. Хотелось протянуть в постели несколько минут, пока Бойко будил другой взвод. Одеяла откидывались на спинки коек, дневальные распахивали настежь окна. Холодный воздух врывался в помещение. Голое тело мгновенно покрывалось мурашками. Требовалось действовать быстро, чтобы не опоздать в строй. На подъем, физзарядку, личную гигиену и малую приборку отводился час. Затем построение и переход в столовую. Ровно в 9.00 начинались занятия. В учебный процесс втянулись быстро. Мы сразу почувствовали разницу между школой и этим учебным заведением. Преподавательский состав был достаточно сильным, чтобы держать нас в руках. Обязательная самоподготовка не позволяла расслабиться. Спрашивали по разным предметам практически ежедневно и за неудовлетворительные оценки наказывали, лишая увольнения, которым мы очень дорожили. Появились новые предметы: химия, физика, литература, … Наш уровень общеобразовательной подготовки оказался слабее, чем у ребят из соседних взводов. Ведь мы пришли из разных школ. Женя Кардаильский учился в польском городе Познань, где служил его отец. Олег Морозов приехал в Ленинград из Москвы. Женя Трофимов и Борис Сердюков были из Кронштадта. Каждый мальчик имел свои привычки и замашки. Например, Женя Каменев – нелюдим и молчалив. Он тяжело переносил военную службу, стеснялся посещать музеи и вообще куда-нибудь ходить. Виктор Пуханов, круглолицый веснушчатый парень, отличался глупыми шутками, от которых страдали другие ребята. Володя Адуевский сразу зарекомендовал себя отличником в учебе.
Наш 23 класс: на переднем плане Юра Шуваев и Миша Косов; на заднем плане Ваня Гнидобор, Женя Кардаильский, Витя Турук, Женя Трофимов, Володя Мигачев. Последнее лицо не разобрать. Я сидел за одним столом с Сергеем Абаскаловым. Сергей оказался собранным спокойным парнем. Учились мы средне потому, что не привыкли к ежедневным опросам. Над нами довлела школярская привычка проскакивать «на авось» в надежде на то, что не спросят. Однако преподаватели быстро «вычисляли» по глазам тех, кто не подготовился к уроку, и вызывали к доске. Следовало менять систему отношений к учебе и вписываться в жесткий распорядок дня. С каждым новым занятием мы знакомились с новыми преподавателями. Слово «учитель» в Нахимовском училище было не в почете. Здесь царила совсем другая атмосфера, чем в школе, в которой я учился. Начало урока сопровождалось докладом преподавателю о количестве отсутствующих и присутствующих в классе. От уроков освобождалась дежурная служба по роте, которая занималась хозяйственными работами под руководством старшины роты.
3. Няньки
Должность старшины роты была многогранной. Она касалась всех аспектов нашей жизни и деятельности. Эту должность исполнял старшина (мичман) Буденков Петр Афанасьевич. Мы были у него не первыми. Длительность обучения в училище составляла шесть лет. Следовательно, последний выпуск он мог сделать в 1956 году как раз к началу нашего набора. Мужчина высокого роста и боевой выправкой напоминал нам гренадера. Количество медалей на его могучей груди не поддавалось подсчету, а пшеничные усы сводили с ума всех женщин. К нам, мальчишкам, Петр Афанасьевич был строг и справедлив. Несмотря на свою безграмотность, он обладал богатым жизненным опытом и чем-то напоминал «дядьку» из привилегированного учебного заведения царской эпохи. Несомненно, что мы замечали слово «щетдтка» в описи имущества, числящегося по роте, и говорили Петру Афанасьевичу о его ошибках. Он принимал наши замечания к сведению и никогда на это не обижался. Для всех нас он оставался родным отцом, хотя наши настоящие папы были далеки от нашего воспитания.
Петр Трофимович Барков
Мичман Барков был помощником офицера-воспитателя второго взвода. Он был по возрасту достаточно молод, поэтому за глаза мы его называли просто «Петя». Петр Трофимович прослужил в училище с 1951 по 1963 год и уволился в запас через год после нашего выпуска. Одноименность с Петром Афанасьевичем придавало Петру Трофимовичу залуженный вес в обществе нахимовцев. Второй взвод его уважал за юмор и заботливость, которую он проявлял к мальчикам. Петр Трофимович не любил негодяев, а, особенно, Сашку Петрушкова – маленького, рыжего, нахального мальчишку. Петрушкову подыгрывал Миша Катунин, который был отличником учебы и изобретательным хулиганом. Оба «засранца» провоцировали заслуженного мичмана советского флота и толкали на необдуманные поступки. Мы спускались по лестнице с камбуза после ужина. Впереди нас ждала самоподготовка, вечерний чай и отбой. Петр Трофимович шагал впереди, строго соблюдая порядок движения младших классов по отношению к старшим. Такая субординация была заведена давно и превратилась в традицию. Петрушков зачем-то натырил с камбуза чайных ложек. Ложки были стальными, блестящими, но с остатками свастики. Петрушков решил, что ложки, воткнутые под погоны, украсят китель заслуженного мичмана. Барков почувствовал чисто интуитивно, что ему что-то мешает и стряхнул ложку из под погона, которая упала со звоном на другой этаж. Не обратив внимания на звон металла, он продолжал спускаться по лестнице, увлекая за собой роту нахимовцев. Следующая ложка, подсунутая под погон, послужила сигналом к новой атаке. Барков снял ее одним взмахом руки и резко оглянулся назад. Голова Петрушкова мелькнула в проеме лестницы. Петр Трофимович остановился и схватил Петрушкова за руку, в которой блистала очередная ложка. Гнев выразился в действии. Схватив Сашку за руку Барков пинком направил тело мальчишки прямо в класс. Последствий не было. Дверь в класс была открыта лбом Петрушкова для других нахимовцев, которые спешили на самоподготовку.
Мичман Бойко среди выпускников НВМУ, решивших стать военными строителями.
Николай Прокофьевич Бойко 1927 года рождения прибыл в ЛНУ ВМФ на должность помощника офицера воспитателя из Тбилисского Нахимовского училища, которое расформировали. Война его зацепила боком, потому что к моменту ее окончания Николаю Прокофьевичу исполнилось 18 лет. На службу его, естественно, призвали и направили на Черноморский флот. Служба на крейсерах и эскадренных миноносцах превратила Бойко в настоящего флотского унтер-офицера. В Тбилисское НВМУ он попал в 1954 году, где успел обзавестись семьей. В Ленинграде с жилплощадью было туго, поэтому его поселили в спальном корпусе НВМУ и поставили в очередь на квартиру. Его территориальной близостью к воспитанникам пользовались и Буденков, и Барков. Унтерские замашки мичмана Бойко мы почувствовали еще с момента поступления. Он отличался немногословием и раздавал «пироги» и «пряники» сходу. «Нахимовец Сапрыкин! У вас плохо с подъемом. Глаза заспанные. Вы по ночам не писаетесь?» Гена плохо соображал, что происходит. В его глазах царило полное удивление и непонимание того, что происходит на самом деле. «Никак, нет! – звучал звонкий голос нахимовца Гены Сапрыкина. – Я прошел медицинскую комиссию, которая не выявила изъянов в моем мочевом пузыре». «Похвально, похвально», - звучал вкрадчивый голос мичмана, выбирая следующую жертву.
Сапрыкин Геннадий Анатольевич
Утренний осмотр в присутствии Николая Прокофьевича напоминал средневековую пытку. Сверля глазами нахимовцев, стоящих в строю, мичман, словно рентгеновским аппаратом просвечивал всех насквозь: - Путилин! Вы долго будете изображать из себя охламона? - Никак нет! – отвечал экссуворовец Путилин. - Тогда почему ваша недраенная бляха висит на яйцах? - Не могу знать, товарищ мичман! - Наряд на работу. Запишите Бабкин и мне доложите, когда яйца Путилина будут висеть ниже его бляхи.
Путилин приподнимал ремень, поправлял и делал вид обиженного судьбой человека. Бойко медленно обходил строй, делая мелкие замечания другим ребятам. Николая Прокофьевича мы боялись. Выпускники Тбилисского Нахимовского училища, приходившие к нему на встречу, относились к нему с уважением.
4. Офицеры воспитатели
Нам не совсем везло. Первый офицер-воспитатель капитан-лейтенант Кутин, видимо, считал, что его назначили не совсем туда, куда он мечтал. Боевой офицер не понимал, что он должен делать с мальчишками. Изредка появляясь в нашем взводе, он делал вид, что заботится о малолетних пацанах, а на самом деле ничего не делал. Шлюпки стояли под выстрелом крейсера «Аврора» и ничего не стоило пройтись на веслах до Литейного моста и обратно. Кутин не струхнул и пошел с нами. Я не забуду момента, когда он спускался с выстрела в шлюпку. Это было кино, которое не показывали в кинотеатрах города. Штормтрапа не оказалось, поэтому пришлось спускаться по мусингам. Ввалившись в шлюпку, он осмотрелся и приказал разобрать весла. Наша команда была к этому готова. Мы дошли до Литейного моста и повернули обратно. Течение Невы сносило нас под острый нос крейсера «Аврора». Благодаря умелым командам капитан-лейтенанта шлюпка маневрировала. Мы удачно справились с течением и ошвартовались у выстрела.
. Капитан-лейтенант Кутин слегка вспотел. Это было видно по его белому подворотничку, с которого стекали капли пота. Фуражка сдвинулась на бок. Теперь предстояло влезать на выстрел. Хорошо, что штормтрап был свободен. Далее требовалась элементарная флотская акробатика и более ничего. Гибкое тело капитан-лейтенанта взлетело на выстрел и поползло на борт крейсера. Вслед за ним поползли и мы. По результатам выхода, я понял, что Ю.В.Кутин владеет управлением шлюпки слабо и рассчитывать на него, как на педагога, нельзя. Возможно, это понял и сам офицер-воспитатель, поэтому вскоре его перевели к новому месту службы. Юрий Васильевич не был строг с нами. Он полностью доверялся опыту мичмана Бойко и тем самым нас обижал. Не хочется судить его строго, но он заслуживает этого, хотя бы потому, что с ребятами шутить нельзя, если они доверяют тебе.
Следующий офицер-воспитатель был представлен нам командиром роты Туркиным. Капитан 3 ранга, чуть лысоватый с хитроватым лицом нам не показался. Мы видели его несколько раз, когда он проверял самоподготовку. Английский язык он не знал, следовательно, в его помощи мы не нуждались. Офицера не спасал даже значок мастера спорта по стендовой стрельбе, который он с гордостью носил на лацкане тужурки. Мастер спорта покрутился вокруг и около нас, и вскоре исчез из нашей жизни.
Более долговечным оказался Владимир Петрович Пименов – достаточно талантливый человек с позиций понимания психологии мальчишек. 1927 года рождения, вполне зрелый офицер не лез туда, куда его не просили. В 1959 году ему исполнилось 32 года. К этому времени звание капитана 3 ранга ко многому обязывало. К концу войны ему едва исполнилось 18 лет, поэтому воевать не пришлось. Окончив ВВМУ им Фрунзе, Владимир Петрович оказался невостребованным гидрографом, имеющим склонности к литературной деятельности. Флотская служба его тяготила, к гидрографии не тянуло, поэтому назначение в НВМУ вполне соответствовало его интересам. В тайне от нас Пименов учился в литературном институте им. А.М.Горького и подрабатывал корреспондентом в газете «Советский моряк», которую мы не любили за обязательную подписку. Если мичманов мы называли «классными дядьками», то офицеры-воспитатели относились к категории «классных отцов».
5. Англичанка
У каждого человека своя любовь. Одни любят своих родителей, другие учителей, третьи вкусную пищу и тех, кто ее готовит. Из комплекса «люблю – не люблю» складывается нравственное состояние человека, который не совсем понимает, что ему надо на самом деле. Общеизвестно, что в 13-14 лет человек меняет свое мировоззрение и пересекает границу между ребенком и взрослым человеком. Нахимовское училище не исключение. Это система, зажимающая в нужные рамки сознание мальчишки для того, чтобы сделать из него послушного гражданина, преданного интересам военно-морского флота. Понять можно было все, кроме того, чего стоишь ты сам. В коллективе все должны быть равны. Не приведи Господь, если кто-то высунется с претензиями на собственную оригинальность, его тут же сотрут в порошок.
Это там, где теперь фонтан: Юрий Тетеркин, Николай Копачев, Георгий Федяков, Владимир Мигачев, Рябцев Новые предметы и новые требования у каждого нахимовца укладывались в голове по-своему. Научиться подчиняться в 14 лет и выполнять приказания старших требовало осмысления хотя бы потому, что в этом возрасте формируется характер. Жизнь в коллективе закрытого учебного заведения была больше подчинена стадному чувству и всеобщему равенству. В воинском коллективе думать не надо. Все вопросы за тебя решают люди, которых называют командирами. Первый облом у меня получился на уроке английского языка. В класс вошла молодая симпатичная женщина Неграш Лидия Александровна. Она сказала: «На русском языке я говорю с вами последний раз. В училище принято на уроках английского языка говорить только по-английски. Прошу вас выучить доклад, который дежурный по классу должен произносить, встречая меня перед началом урока». Лидия Александровна взяла в руку мел и начертала на доске:
«Comrade Teacher! The group number 43 comes to the English lesson. Present 25 nakhimovites. Is absent – 2». (Товарищ преподаватель! Группа 43 прибыла на урок английского языка. Присутствует 25 нахимовцев. Отсутствуют - 2.).
Выучить текст было не сложно, но правильно произносить представляло проблему. Класс разделили на группы по уровню знаний. Кое-кто из ребят до училища изучал немецкий и французский язык. В училище профилировался английский.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Сколько раз в мирные годы приходил в редакцию заводской многотиражки Егор Власов! Пятьдесят лет отданы заводу. Приходил сюда, чтобы подсказать тему, приносил заметки, читал написанные стихи. И вот теперь, длинный, сгорбленный, обмотанный платками, останавливаясь от кашля, едва различая дорогу из-под замерзших стекол старых очков, он шел на свой завод, нес людям последнее, что у него было. На большие листы конторской книги негнущиеся пальцы бережно наклеили все, что написал с юных лет, с тех пор, как поверил рабочий-литейщик в силу большевистского слова. Здесь то, о чем думал, за что боролся в своей жизни: деньги собирал для помощи забастовщикам и их семьям, писал о тяжком труде путиловцев в «Правду», рабочие завода избрали его в Петроградский Совет... Не сделать больше ничего для людей Егору Власову, в последний раз в жизни он пришел на свой завод, в свою газету. Протер очки, протянул редактору конторскую свою книгу: — Вот, принес. Хвораю я. Мало ли что может случиться. Сохраните, товарищи, на память. Нет больше на Кировском Егора Власова. Лежит теперь в редакции заводской газеты рядом со свежими гранками его книга. Памятью прохожу через эти месяцы, и встает передо мной многоликий образ великого народа моего. Мастер Задворный, который, когда уже не стало сил стоять, заставил подвесить себя на ремнях и так руководил сборкой и ремонтом танка; молодой ученый, откладывавший весь свой паек, чтобы принести его маленьким детям своей сестры, — так по кусочкам, по крошкам он и отдал им свою жизнь. Помнят ли они, знают ли об этом? В краткой истории завода рассказывается о героическом поступке Жени Савича, с которым жизнь так тесно столкнула меня, Савича — нашего изобретателя, известного новатора. Вот что о нем писали: «Незаурядный талант, скромность, задушевность и та особая мягкость характера, которая свойственна сильным натурам, вызывали искреннее уважение к Савичу среди окружающих. В январе 1942 года цех получил очень срочный заказ с фронта. Выполнение его было поручено Савичу. Весь день и всю ночь не отходил от станка молодой патриот. И вот наступил момент, когда силы стали его покидать. В руках и ногах появилась неуемная, не подчиняющаяся воле противная дрожь, поблекли всегда такие ясные глаза. Обессиленный юноша уже больше не мог подняться с железной койки, стоявшей в цехе. Но поступила работа, которую мог сделать только мастер.
Через несколько минут можно было видеть такую картину, о которой нельзя без волнения вспоминать: за станком снова стоял Савич, а рядом по бокам поддерживали его под руки два таких же изнуренных человека. Прошло еще несколько часов, прежде чем заказ был выполнен». Достоинство человека, коллективизм, дружба, труд... Все мерилось особой меркой. Я помню молодую женщину Веру Попову, муж которой погиб, защищая город. Она стоит у станка, работает. Впалые щеки, заострившийся нос, отечное с желтизной лицо... У напарницы умирает дома ребенок, и Вера принесла ей последнее, что осталось в домашней аптечке, — рыбий жир, и не на донышке, почти полбаночки. Рыбий жир, когда люди давно съели вазелин, глицерин, жарили на касторовом масле. Нашла, но себе не оставила. А напарницы нет второй день, стоит баночка. Может, еще придет? Вера кончает за нее смену. Присела. Готовится начинать свою. — Иди отдыхай. Я поработаю, — предлагает высокая девушка, соседка по станку, Зина. — Не могу. И куда идти? Ночью похоронила сына... — она говорит тихо, медленно. — Иди, это нужно, — настойчиво повторяет Зина. Неделю назад она сама потеряла в бомбежку мать, сгорел ее дом. «Иди отдыхай» — это значит иди в соседнюю комнату, ложись на койку и немного поспи. Работаем, живем, едим, спим — все в цехе, тем и спасаемся.
. Я тоже стою у станка, вижу — возвращается Вера, молча сменяет подругу. Сквозь затемненные окна брызжет рассвет. — Ну, чего ты? День еще впереди. Пойди поспи, — вмешиваюсь я. — У меня теперь вечность впереди. Должна им и за сына, и за мужа. Кто за моих-то работать будет, кто отплатит, кто отомстит? Я должна. Это теперь мой долг перед нашими живыми и моими мертвыми. Не знаю, сколько с тех пор прошло — две-три недели. Высокая, статная женщина стала похожа на тень. Двигалась медленно, как и все, экономила силы в каждом движении. Но работать не переставала. Оторвать от станка ее было невозможно. — Душа ожесточилась у сердечной... — сказала как-то истопница. — Это старик, бывало, у меня так, если осердится, только работу и знает. На наших глазах человек терял силы. Мы решили — у нее в Москве была мать — достать билет на самолет. Отказалась. Не уехала. Только взглянула: «Как это ехать? Куда я отсюда? Пусть те, кому нужнее. Дети у кого». Талантливым она была токарем и фрезеровать осенью научилась. Говорили, она рисовала до войны хорошо. Работала час за часом. Как-то сказала подруге: — Останови станок. Проводи меня. Полежу. Больше она не встала. Легла и заснула мгновенно. Умерла. Коротко было наше прощание. Поклялись работать до последней возможности, выполнить то, что завещала Вера своим трудом: живым идти вперед, не дрогнуть. Сказала ее напарница: — Раньше до войны я и знакома с ней не была. Я ее всего месяц какой и знала... Дочь мою в больницу взяли, выходили. Но баночку ту, Верину, — вот она, если жива буду, сохраню и дочке оставлю. Чтобы такой была, чтобы таким человеком жила на свете, чтобы помнила. Сама смерть товарищей призывала к неукротимой борьбе.
.
Партия говорила: враг должен почувствовать не только храбрость, мужество советских рабочих, но и силу их изобретательской мысли, выдумки, инициативы. Как никогда, тщательно, вдумчиво шли работы в цехах. Даже молодежь всего в несколько суток обучалась обрабатывать никогда не виданные раньше, незнакомые детали. Горестная великая рационализация тех лет... Что делать, чтобы сохранить в наших тяжелейших условиях ценнейшее оборудование, славные и точные станки? Как поддержать определенную температуру? По инициативе коммунистов руководители инструментального цеха вкатили в цех бездействующий паровозик и к его котлу подключили отопительную систему. А что взять вместо воды? Снег, его полно!.. И температура в цехе повысилась до 3—5 градусов тепла. Есть такая справка, она сохранилась с тех пор. До конца 1943 года только учтенная экономия от рационализации и изобретательства составила на заводе около 5 миллионов рублей. Но от авторского вознаграждения половина людей отказывалась. Большинство усовершенствований, сказано в справке, вводилось под ответственность самих исполнителей. Люди смело брали ответственность на себя. Да и могло ли быть иначе в это трудное, суровое время? На Кировском свистят снаряды — прицельный, постоянный огонь за Нарвской. Не часто бываю здесь. Придешь по рабочим делам — сердце сжимается. Обожженный новым пожаром — только потушили — изуродованный стоит цех. Крыша зияет дырами, повисли перекрытия, железный каркас обнажен, сорвана светомаскировка, всюду щебенка. Значит, снова была бомбежка. Вот и тут выбиты стекла, поломаны огромные оконные решетки. Осколки лежат на снегу, хрустят под ногами в огромном цехе. На дворе подметают, убирают кирпич, латают крышу, зашивают окна. Выведены из строя кузнечный, прокатный цехи. Сотни пробоин в механическом. И кругом все избито осколками от снарядов, словно оспа ест стены родных корпусов.
....
Фронт в получасе ходьбы, враг ведет дневные обстрелы или к ночи вдруг открывает ураганный огонь, делает массовые воздушные налеты. Заводские зенитчики сбивают вражеские самолеты. У станков рвутся снаряды. Что это, фронт или тыл? Вихрастый паренек Петька Зайченко стоит у тисков, винтовка рядом. Кто он, воин или рабочий? Стужа, обстрел, но на столбах «висят» ребята, сращивают провода. Это голыми-то руками! В каждом цехе убитые и раненые. Страшно спрашивать. Погиб один из старейших сталеваров Василий Иванович Смурыгин, ранен Петр Терпухов. У своих станков убиты потомственные путиловцы Левин, Михайлов, один из лучших мастеров на заводе, Орлов. Сражен снарядом мастер Родин. Идет бомбежка. Но стучит по радио метроном — жив, стоит, борется, не сдается завод, город, стучит его сердце. Раненые у мартена, но идет плавка, и доведена до конца, сохранен драгоценный металл, график не сорван. Сколько их таких, подобных этой, плавок! Орденом Кутузова первой степени награжден наш завод на Урале. Партия и правительство приравняли самоотверженный труд в условиях войны к выигранному сражению на фронте. Так было и в Ленинграде. По-рабочему возвращали кировцы к жизни машины и по-солдатски поворачивали орудия в сторону врага. Нигде, может быть, так явственно, зримо не ощущалось, что фронт и тыл едины. Завод и фронт. Родина и фронт. Город и фронт. Едины эти понятия! С крыш высоких цехов Кировского был виден передний край обороны. С переднего края бойцы видели . Хорошие стихи написал Илья Быстров — о железном великане, о заводе в бою, который живет, борется и мстит врагу своим трудом.
Завод стоит на рубеже борьбы Лицом к лицу с проклятыми врагами, Тяжелый дым торжественно, как знамя, Врагам назло струится из трубы.
Печать свою на все кладет война: Вокруг цехов израненные стены. Гудок не возвещает часа смены, В провал от бомбы свет, как из окна. Но он живет. Он борется. Завод в бою.
. Воины видели дым из его труб и знали: пока за ними Кировский, Ленинград сражается. Каким чудом поддерживают рабочие огонь в топках? Как обеспечивают достаточный для тушения пожаров напор воды? Вырыли, свой артезианский колодец и не допустили за все время крупных пожаров. Спрашивают меня: — Как у вас там с работой? — Котел паровой, пока тянет. У нас паровой. Но попробуй прокорми топки огромных кировских цехов. Не забыть, как под огнем врага рабочие жертвовали жизнью, собирая по ночам уголь для завода. Работали в гавани, пока не светало, под носом у гитлеровцев. Ковыряя ломиком или киркой, продрогшие, голодные, выбирали кусочки угля, когда-то выпавшего с платформ. А утром, иной раз оглушенные или раненые, приносили его на завод, чтобы работал, действовал. И все же пришло самое страшное — тишина замолкших цехов. Еще сопротивляются топливному голоду литейная и кузнечная, есть задел топлива для механического. Но в декабре-январе деятельность многих цехов прекратилась. Застыли сталеплавильные, затихла прокатка, недвижны гигантские молоты. Над заводским двором только чужой вражеский гул стрельбы. Останавливались цехи, но мы не бросали их как попало. Осматривали все драгоценное оборудование, смазывали, чистили машины — чтобы не попортились, чтобы сразу встать к станкам, как только будет можно. По-рабочему берегли святую мечту — работать!
Панихида состоится 01 июня в Морском Корпусе Петра Великого. Начало в 12 часов. Вход со стороны 12-й линии. В 13.00 автобус тронется на Серафимовское кладбище.
Похороны: Серафимовское кладбище, Коммунистическая площадка (за Мемориальным комплексом морякам-подводникам АПРК "Курск". Начало церемонии: 13.30 - 14.00.
«Можно полагаться на интуицию, даже, если следуя ее подсказки, вы совершите те поступки, которые удивят окружающих, дальнейшее развитие событий покажет, что вы сделали правильно все…»,- вот такую маленькую деталь в характеристике одного лунного дня прочитала я недавно. Задумалась. Значит, сегодня можно полагаться на интуицию, а завтра – нельзя? А я почему-то считала, что интуиция живет со мной всегда, что она есть, что у меня развито это шестое чувство… Что этим даром наделена от рождения. Еще в детстве мама тоже это заметила: в каких-то жизненных затруднениях, когда стояла перед выбором, вдруг неожиданно меня спрашивала: сбудется ли или что-то в этом роде и вздыхала, если я, не подумав, отвечала –нет, что так и случалось зачастую. А уж, если в ситуациях, когда появляются тревожные обстоятельства, мое сердце молчит, словно, накладывая вето на предчувствия, волнения, плохие мысли, я не мечусь, верю-все будет хорошо. И запасаюсь терпением и ожиданием, потому что молчат эти предчувствия. А кто же нас удерживает ежедневно от каких-то поступков, покупок, шагов, которые собираешься предпринять? Интуиция? Ангелы – хранители? Логика? Разум? Подсознание? Внезапные озарения? Чутье? Внутренний голос? А может судьба берет за руку и уводит от проблем? Только судьба, я думаю, тут не при чем. Благодарить надо себя и все-таки собственную интуицию. Так что же такое интуиция? Для меня это все сказанное выше. В ответах других людей встречала и такие определения: шепот души, подарок свыше, первая мысль, внутреннее ощущение чего-либо, сверхсознание, тяга к истине, чувство чего-то неизбежного, проницательность, внутренний навигатор, духовное зрение и даже такое: никто не видел, но все ее знают. И действительно, как бы не назвал это для себя (мне понравилось очень современное определение – внутренний навигатор), интуиция – это не удел избранных, а привычка быть более внимательным к мелочам снаружи и внутри себя, умение связать их в единую цепочку. «Интуиция – это священный дар, а рациональный ум – его преданный слуга. Мы создали общество, в котором превозносится слуга и забыт дар», - так писал Альберт Эйнштейн. Не сразу поняла глубинного значения этой мысли. Забыт дар… Но как мы часто в жизни «досадуем» на самих себя, произнося или подумав: «зачем я это сделал? Ведь я же знал, что так выйдет…». Знал, предчувствовал, предвидел, ощущал каким-то шестым чувством…но не воспользовался? Значит, это что-то нематериальное, но вместе с тем вполне реальное. А ведь мы привыкли к тому, как говорят ученые, «что все непонятное, не поддающееся доказательствам и логическим объяснениям не заслуживает внимания. Хотя на самом деле именно интуитивное знание является самым полным, а зачастую самым достоверным. И на сегодняшний день это не гипотеза, а научно обоснованный факт. Предчувствия вещие сны, внезапные озарения – все это сигналы, которые подает подсознание. Если бы ему только позволили заговорить в полный голос! Но нет: мы старательно игнорируем его подсказки, а если и принимаем их к сведению, то пытаемся объяснить с позиции чистого разума… Чему удивляться? С ранних лет мы тренируем интеллект, логику, аналитические способности – словом, активно развиваем левое полушарие (которое и отвечает за все эти функции). А вот правому, в компетенции которого подсознание, интуиция и творческое мышление, отводится незавидная вспомогательная роль. И не нужно пенять на несовершенство нынешней системы образования: человечество повернуло «налево» много столетий назад и лишь недавно пришло к выводу, что правое полушарие задвинули на второй план совершенно незаслуженно…» Вот так это объяснил Егор Филин ( газета «Оракул» 04/2014 ). И мне становится понятней высказывание А. Эйнштейна о даре и слуге. Значит, именно подсознание, улавливает детали, рисует целостную картину и если его не блокировать, выдает самое верное решение. Мне пришлась по душе подсказка в публикации: «голос интуиции всегда звучит тише голоса разума «. А ведь как верно это, если задуматься… Вначале «осеняет», только потом начинаешь рассуждать, искать , анализировать, выстраивать логические цепочки действий, шагов, подкрепляя все это расчетами, вплоть до материальных… Всегда ли мы слышим робкие подсказки интуиции? Конечно, нет. Хотя есть особо одаренные люди, способные слышать, видеть мелочи, нюансы, сигналы, жесты, мимику, что и называется языком подсознания. Но это уже точно особый дар. На днях услышала: обсуждая итоги футбольного матча, тренер подчеркнул, что в игре был не важен математический расчет, а интуиция игроков, шестое чувство… Раньше просто не задумывалась об этом – очевидном. Интуиция нужна всем и каждому, но есть такие виды деятельности, а их немало, где это шестое чувство просто необходимо, чтобы побеждать, чтобы сохранить себя и других, чтобы удержаться на краю пропасти, чтобы просто выжить… Можно ли развить интуицию? Можно, утверждают знающие про это изнутри и глубоко. Главное условие: отключать хоть на время логику и тем самым как бы очищать сознание. Способов масса. Один из них медитация – свечи, красивая музыка и все другое, что помогает расслабиться и освободиться от лишних мыслей… Не подходит? Тогда, чтобы услышать самого себя, надо оказаться на природе или прогуляться по парку, или совершить пробежку, или с веничком в баню… Каждому лучше знать, как заставить свой разум помолчать… Тогда, как утверждается, голос интуиции с каждым разом будет звучать увереннее. Только помнить всегда, что самая первая мысль – самая верная. Научиться бы именно ее улавливать. Все так с научной точки зрения. Это естественная способность человека. Искра, вызывающая «пожар» мысли, пророческий дар, созидательная сила, творческая энергия, внутренний страж, предсказатель, ключ к открытиям и верным решениям, советчик во все дни жизни… Говорят, что люди, у которых развита интуиция – невероятно удачливы. Только как быть, когда слышишь, да и сам частенько говоришь, что тебе помогает Ангел, что интуиция – это ничто иное, как помощь Ангела-хранителя. Не сел в поезд, опоздал на самолет, стоял на краю гибели… и избежал большой беды… Может это только в экстремальных ситуациях с тобой рядом Ангел-хранитель? Но это тема другого разговора. Но знать, что некие небесные силы постоянно заботятся о тебе персонально, придает уверенность и силу на тернистом жизненном пути. И уметь, и не скупится, и постоянно благодарить за такую помощь. «Случайно ничего не происходит… Есть тайный смысл законов бытия. Написано: кто ищет, тот находит, и кто стучит, тому и отворят… Случайности у жизни не бывает…В судьбу свою ты верь или не верь. Но коль на стук тебе не открывают, то громко ли стучишь и в ту ли дверь?» ( из интернета ). А вот тут без внутреннего навигатора-интуиции тоже никак не обойтись !
Я давно не был в Нахимовском училище. Приглашение принять участие в открытой научно-практической конференции III Нахимовские образовательные чтения прозвучало как-то неожиданно. Времени для размышления не было. Последние десять лет я работал преподавателем на Радиотехническом цикле в Ломоносовском морском колледже ВМФ и, как мне казалось, у нас были общие проблемы в подготовке молодых специалистов для ВМФ. Первое впечатление было положительным. Здание стояло на месте и крейсер «Аврора» тоже. Внутри все изменилось. Рубку дежурного снесли и сделали раздевалку. Кабинет директора (начальника) училища остался на месте. Нас встретили доброжелательно и любезно. Несмотря на изменения, остался запах пятидесятилетней давности, который манил словно духи любимой женщины через многие годы после первой встречи. Советское время нельзя убрать и уничтожить. Мы, ровесники этого учебного заведения, прекрасно помним чему и как нас учили. Нас учили защищать свою Родину, но не в условиях капитализма. Отбор был жестким. На первое место были поставлены два критерия: учеба и дисциплина. Именно эти два качества свидетельствовали о способности выпускников стать курсантами военно-морских учебных заведений. К этому мы стремились и готовились.
В нахимовском строю. А.А.Раздолгин. Нахимовское военно-морское училище. — СПб.: Издательско-художественный центр «Штандарт», Издательский дом «Морской Петербург», 2009.
Благодаря хорошей морской практике мы получили хорошую профессиональную ориентацию и выбрали то учебное заведение, которое нас подготовило к несению нелегкой военной службы. Знание английского языка являлось элементом культуры общения с зарубежными гостями. Мы проводили экскурсии по крейсеру «Аврора», принимали участие в общении с моряками кораблей, которые приходили в Ленинград с дружественным визитом. Уровень подготовки был очень высоким и соответствовал третьему курсу института иностранных языков. В этом была огромная заслуга преподавательского коллектива училища под руководством подполковника Д.И.Эльянова. Несомненно, что в формировании общеобразовательной программы принимали участие и преподаватели других дисциплин. О том как это происходило, мне и хочется рассказать. Работа секций удалась. Огромное спасибо Ф.В.Еленину, И,П.Богаченко, В.В.Щепкину и К.П.Державину. На ваше рассмотрение предлагается фрагмент воспоминаний о той прекрасной эпохе, в которой мы жили.
С уважением, выпускник ЛНВМУ 1962 года, капитан 1 ранга в отставке, кандидат технических наук, мастер спорта РФ по парусу Мигачев Владимир Васильевич.
Глава I. 3-й взвод четвертой роты
1. Солнышко светит ясное…
Остриженные наголо пацаны стояли навытяжку перед зданием Ленинградского Нахимовского училища. Строй юных моряков вытянулся вдоль Петровской набережной. С Невы дул прохладный ветер. Он заползал за шиворот и неприятно холодил спину. Перед строем стоял начальник строевого отдела подполковник Ляшок, блистая золотыми погонами. - Равняйсь! Смирно! – прозвучала команда. – Товарищ контр-адмирал! Личный состав Ленинградского Нахимовского училища по случаю начала нового учебного года для парада построен, - последовал четкий доклад. Щупленький контр-адмирал Грищенко обходил длинный строй и здоровался с каждой ротой. Наша рота по счету была четвертой. За нами стояла пятая, шестая и седьмая роты младших классов. 3-й взвод 4-й роты выделялся тем, что на бескозырках не было ленточек. Грищенко поздоровался с нами, хитрым взглядом просверлил каждого мальчишку и что-то шепнул подполковнику. До наших ушей долетело только короткое слово «Есть!».
Ляшок Николай Лазаревич Грищенко Григорий Евтеевич
«Товарищи нахимовцы, старшины и офицеры! Сегодня у нас торжественное событие. Мы начинаем новый учебный год. В наших рядах пополнение. Кроме младших классов четвертая рота увеличена на один взвод. Я считаю, что эти ребята будут хорошо учиться и в будущем станут курсантами высших военно-морских учебных заведений. Мы принимаем их в наши ряды…». Нахимовцы выпускного курса вручили нам долгожданные ленточки, которые мы тут же вставили в бескозырки. Официальная церемония завершилась прохождением торжественным маршем. Я постепенно понимал, что Нахимовское училище и средняя школа – абсолютно разные учебные заведения. В средней школе давали образование, в училище учили и воспитывали будущих моряков, давая им хорошие знания. По результатам экзаменов за 7-й класс меня можно было считать «хорошистом», хотя трояк по геометрии явно снижал мои возможности. Геометрия мне почему-то не давалась. С углами треугольников все было в порядке, а вот синус с косинусом где-то явно не сходились в моей голове. Видимо, так объясняли учителя. Глядя в окно учебного корпуса с видом на Неву и крейсер «Аврора» я вспоминал тот момент, когда для сдачи вступительных экзаменов мать отвезла меня из Петергофа в Ленинград и оставила в спальном корпусе на Пеньковой улице. Таких пацанов, как я, набралось не мало. Все хотели стать моряками. Разношерстную команду принял на себя мичман Бойко, который жил с семьей в этом же корпусе. Нас построили и объяснили правила поведения, затем разместили в одном из спальных помещений.
Флотская жизнь не оказалась раем. Кормили нас на крейсере «Аврора». Скромный завтрак, подготовка к экзаменам, медкомиссия. Есть хотелось ужасно. Сушеный картофель и селедка только усиливали аппетит молодых организмов, но не давали необходимых калорий. Выручали родители, которые приезжали к ребятам. Не все делились с другими. Более рослые и сильные организовали «Золотую орду», которая успешно очищала тумбочки от продуктов. Была настоящая проверка на выживаемость. Никто не роптал, считая, что может быть хуже. После каждого экзамена количество абитуриентов уменьшалось. Я сдавал экзамены хорошо и имел шансы на поступление. Выручала начитанность и кругозор, который я получил в результате общения с другими людьми. Подвела геометрия. Я получил заслуженный трояк. Меня не отчислили, а оставили в резерве. Возникло состояние неопределенности. На мандатную комиссию вызвали вместе с мамой. Отец почему-то устранился от решения моей судьбы и, сославшись на занятость по службе, не приехал. Адъютант пригласил нас в кабинет начальника училища контр-адмирала Грищенко. За старинным столом, покрытым зеленым сукном, сидел моложавый с виду военный моряк и изучал документы. Увидев нас, он вежливо попросил сесть мать, а я остался стоять на месте. - Ваш сын сдал экзамены неплохо, только по геометрии он получил тройку. У него хорошие характеристики, поэтому мы решили зачислить его в училище, - произнес он и посмотрел на мать. - Что вы, он у меня хороший парень и будет хорошим моряком. Ходит на шлюпке и швертботе, - запричитала мать. - Я знаю. Мне звонил контр-адмирал Г.Г.Громов и дал вашему сыну хорошую оценку. Но все же он должен подтянуться. Контр-адмирал встал из-за стола, протянул матери руку и поздравил с моим зачислением в Нахимовское училище.
Чуть позже, мандатная комиссия 1959 г. Контр-адмирал Г.Е.Грищенко знакомится с будущим нахимовцем Женей Бекреневым.
Осеннее солнце светило в окно второго этажа. Отсюда было видно, как у трапа крейсера «Аврора» толпились экскурсанты, желающие посетить борт исторического корабля, возвестившего всему миру о начале новой эры в эпохе развития человечества. Для меня то же начиналась новая эра в моей жизни, но, пока я ее не воспринимал, принимая игру в настоящих военных. Флотская форма ко многому обязывала. Следовало научиться отдавать «честь», уважать старших по званию, подчиняться приказам и многим другим уставным требованиям. Самым главным оказалось умение вести себя в мальчишеском коллективе, не обижаться на шутки товарищей и оставаться самим собой независимо от обстоятельств. День тянулся ужасно долго. Вице-старшина нашего класса Володя Бабкин приносил из канцелярии роты разные указания: принести книжный шкаф, сходить в шкиперский отдел и получить приборочный материал, заправить вешалки с одеждой, получить книги в библиотеке. Работу распределяли командиры отделений. На этой почве возникали локальные разногласия, как и положено в неотработанном коллективе. Мутил воду Валерий Путилин, который попал в наш класс из суворовского училища и считал себя полноправным хозяином. Мы ему не верили. Что-то подленькое звучало в его фразах, вызывая недоумение у бывших школяров. Путилин явно претендовал на лидера в коллективе. Ему фартил Витя Турук, брат которого служил на Каспийской флотилии и Володя Смирнов - быстрорастущий парень с непонятными для многих из нас замашками. Остальные ребята соблюдали нейтралитет и выполняли все команды. Распорядок дня жесткий. Подъем в 07.00, физзарядка, заправка коек, личная гигиена, построение на утренний осмотр и переход на завтрак по улице Пеньковая в учебный корпус. Затем занятия по расписанию, обед и «свободное» время. Кормят очень хорошо. Столовая или как мы стали ее называть – камбуз на последнем этаже. Нас водят туда строем. Белые скатерти, салфетки в красивой металлической оправе требуют знания этикета поведения за столом. Никакой кампанейщины и «золотой орды», сушеная картошка и селедка остались в прошлом.
Так питались в конце 1940-х. Позже сидели за столиками по четыре человека, к салфеткам прибавились подставки ля столовых приборов, кольца для салфеток. Бачки и блюда развозили официантки.
2. Становление
Становление. Что это такое? Мальчишка сделал свой выбор и решил стать военным моряком. Может ли он отступить от своего решения в четырнадцать лет? Вряд ли, если он не слабак. Сейчас можно капризничать и менять свои решения. В то, наше время, было совсем иначе. В четырнадцать лет парень был обязан отвечать за свои поступки. От этого зависит не только его будущее, но и жизнь родителей, живущих на скромную заработную плату и мечтающих о том, чтобы их сын получил образование и путевку в новую жизнь. Все ребята были из разных семей, но мечтали об одном – стать офицерами военно-морского флота. После экзаменов я вернулся домой на две недели. Ребят, которые поступали из других городов, отправили в лагерь на озеро Нахимовское. Мне было приятно, что я скоро надену военную форму. Отец ходил с гордо поднятой головой и принимал поздравления от сослуживцев. Мать грустила, а я проводил время на родной шлюпочной базе. Навигация подходила к стадии завершения, погода портилась и выходить в море нам не всегда разрешали. Нас набрали 28 человек, из которых составили 3-й взвод 4-й роты. Офицером-воспитателем в наш взвод назначили капитан-лейтенанта В.Кутина, а его помощником мичмана Бойко. Вначале нас нарядили в рабочее платье, выдали бескозырки без ленточек. В этой форме мы впервые постигали азы военной науки: занимались строевой подготовкой, учились ходить в строю, готовили помещения класса и роты к новому учебному году. Ежедневно на сутки назначался наряд на службу в составе дежурного и трех дневальных. Домой больше не отпускали, только разрешали совершать прогулки в районе домика Петра I.
Основной состав роты находился в отпуске и должен был прибыть в училище к 25 августа. Мичман Бойко сказал, что нашим командиром роты будет капитан 2 ранга Владимир Иванович Туркин. Первым взводом командовал майор Жабриков и мичман Буденков, вторым – капитан Карташов и мичман Барков. Классы находились на четвертом этаже основного здания. Перед началом учебного года нас разделили на отделения по росту, остригли наголо и сводили на вещевой склад, где выдали настоящую морскую форму. В то время в моде были брюки клеш и мальчишки хотели походить на настоящих «морских волков». Поэтому брюки выбирали по принципу: чем шире, тем лучше. Тех, кому форма не подходила по размеру, отправляли в швейную мастерскую, где ее подгоняли по фигуре. Командир роты назначил время смотра ротного помещения, классов и нас. Офицеры внимательно осматривали заправку коек, тумбочки, состояние столов, классных досок и тому подобное. Дошла очередь и до нас. В морской форме, остриженные наголо, мы выглядели комично. Уши торчали из-под бескозырок без ленточек, брюки и форменки сидели мешком, ботинок из-под широченных клешей не было видно. Владимир Иванович Туркин обходил строй и давился от смеха. Голова Пуханова явно не соответствовала размеру бескозырки. Клеш Путилина походил на брюки героев «Оптимистической трагедии». Вова Адуевский больше был похож на дохлого эмигранта послереволюционной эпохи, но не на флотского пацана. Следом за командиром роты с виноватым видом следовали офицер-воспитатель и его помощник. Им смеяться не полагалось. Смотр закончился тем, что к нам пригласили начальника швейной мастерской. Тот покачал головой и пообещал за три дня устранить замечания.
Николай Прокофьевич Бойко в бытность в Тбилисском НВМУ и в 1975 г.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
