Какое красивое слово : « Мужчина !» Мы любим в нем мужа и любим в нем сына… Мы любим вас разных – и слабых и сильных, И в чем-то виновных, и в чем-то невинных. Вы часто, как дети, и часть - повесы, Вы просто другие, и тем интересны ! Пытаться менять вас – бессмысленно, глупо, Принять вас любыми для женщин – наука. Без вас мы скучаем, без вас очень грустно, Без вашей любви в женском сердце так пусто. Мужчины защитники наши и слава, Простите за то, что бываем не правы. За вашу любовь ! За терпение ! За силу! Хотим, чтобы каждый из вас стал счастливым. Пусть меньше для грусти бывает причины, Какое красивое слово : « Мужчины ! « С ПРАЗДНИКОМ, друзья ! С ДНЕМ ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА, дорогие !
От имени Совета Ассоциации от всей души поздравляю военных моряков и ветеранов с нашим общим праздником - праздником людей, посвятивших свою жизнь служению Отечеству на земле, в небесах и на море ! Выражаю уверенность, что каждый член нашего морского братства внесет свою достойную лепту в начавшийся процесс возрождения боевой мощи Российского Флота. Крепкого всем флотского здоровья, счастья и благополучия вашим семьям!
Президент Ассоциации
Дорогие друзья!
С ДНЕМ ЗАЩИТНИКОВ ОТЕЧЕСТВА, а также СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА!!! Именно такой тост будет звучать в нашей семье, где двое стали капитанами 1 ранга, один - полковником, а самый младший – сержантом запаса! ЖЕЛАЮ ВСЕМ СЛУЖИВШИМ – ЗДОРОВЬЯ, ВСЕМ ЛЮБЯЩИМ СЛУЖИВЫХ – ЗДОРОВЬЯ И СЧАСТЬЯ!!! ЧЕСТЬ ИМЕЮ,
Капитан 1 ранга в отставке Александр Кузиванов
Друзья! Однокашники! Родные и близкие!
С Праздником Вас, с нашим Праздником! И как бы он теперь не назывался, мы отмечаем НАШ Праздник: - ДЕНЬ СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА! И помним, что это не только наш Праздник, но и наших жён, которые своим трудом, именно трудом по созданию семейного уюта, - подчас в условиях, казалось бы, несовместимыми для этого, - создавали нам крепкий тыл и своей преданностью и любовью, помогали нашей службе! Здоровья всем Вам, друзья и жёны, ОПТИМИЗМА, благополучия и крепкой любви! С Праздником Вас! С НАШИМ ПРАЗДНИКОМ !
И ещё! Наши милые, дорогие и самые красивые женщины! Позвольте уже сейчас поздравить Вас с Вашим грядущим замечательным Праздником! Будьте всегда не только самыми красивыми, но оставайтесь, как и сейчас, самыми обаятельными! Вы - наше всё!!!
С искренним уважением Виталий Ленинцев и, конечно же, преданный Флоту и влюблённый в женщин, мой ФЛЕЙ
23 февраля 2014 года город Кронштадт
Дорогие друзья, товарищи, с Днем Советской Армии и ВМФ!
Лучше, чем Валерий Стегачёв, не сказать:
Кто сей день всегда чтит свято, Пусть названье при разделе Служит, иль служил когда-то Все же изменить посмели, В море, в небе, на земле Но остался он для всех: В этот праздник в феврале, День СА и ВМФ. Ратный труд хотим восславить И в конце, не без причины, И мужчин всех-всех поздравить, Мы желаем всем мужчинам, Гордость общую деля, От души без многословья, С двадцать третьим февраля. Мира, счастья и здоровья.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Таллинский прорыв интересует не только российских историков. В 1996 г. в Таллине была издана книга бывшего советского военного моряка, а ныне эстонского морского писателя-историка Мати Ыуна «Сражения в Балтийском море. Лето 1941 г.» [библ. № 229]. В отличие от своих вышеупомянутых русских коллег эстонский историк подчеркнуто скромен: он не старается поучать советских военачальников. Более того, сопроводил название своей книги многозначительным подзаголовком: «Легенды, предположения и факты о сражениях на Балтийском море, его островах и побережье». Пятая глава этой книги посвящена обороне Таллина, эвакуации войск из него и прорыву КБФ в Кронштадт. Для понимания смысла подзаголовка к названию книги ниже приведены несколько фрагментов из книги М. Ыуна. Вот, например, легенда или, скорее, миф, выдаваемый за факт [библ. № 229, с. 110]: «Кстати, адмирал Трибуц рано утром 29 августа перешел с «Кирова» на торпедный катер и на максимальной скорости отправился в Ленинград. Этот факт в советское время замалчивался. Об этом знало лишь высшее командование и команда крейсера. Адмирал говорил, что хотел организовать поддержку с воздуха, но кто знает...» И никаких объяснений того, как этот факт «открылся» в несоветское время. Судя по приведенному тексту, речь идет, скорее всего, о начальнике ПВО КБФ генерал-майоре береговой службы Зашихине, который именно с такими словами покидал, но не КРЛ «Киров», а горящий ТР «Казахстан», и не на ТКА, а на СКР «Разведчик».
17 АО ЦВМА. Ф. 79. Д. 33560. Л. 3, 4.
Пожар на ВТ № 523 «Казахстан» 29 августа 1941 г. (вид с носа). У правого борта — сторожевой корабль № 15 «Щорс» помогает в тушении пожара, но видно, что струя воды из шланга до огня не достаёт
А командующий КБФ лично написал и подписал в 14.40 29.08 шифртелеграмму, посланную с борта КРЛ «Киров» [док. № 722]. В 16.05 по приказанию оперативного дежурного штаба КВМБ, полученному в 15.00, на рейдовом посту в Кронштадте был поднят сигнал, запрещавший движение по рейдам и гаваням всем кораблям и судам [док. № 1039], кроме белых катеров типа «Ямб». Это всегда делалось при переходах командующего флотом на корабли, стоящие на рейде, или в другие пункты базирования и обратно на этих катерах. В 16.36 КРЛ «Киров» стал на якорь на Большом Кронштадтском рейде, а в 17.16 на нем был спущен флаг командующего флотом [док. Вместо введения]. В 17.45 на рейдовом посту был спущен сигнал о запрете движения по рейдам и гаваням [док. № 1039]. В 18.00 ФКП КБФ был развернут в здании штаба КВМБ [док. № 692], в котором по 1940 г. размещался штаб флота. Следующая шифртелеграмма подписана комфлотом уже в штабе КВМБ в 19.20 29.08 [док. № 1061]. Далее цитируется одно из предположений М. Ыуна [библ. № 229, с. 89, 90]. Им рассчитано предполагаемое число военнослужащих, находившихся в составе отрезанной от основных сил СЗН и прижатой к морю группировки советских войск в северо-западной Эстонии, следующим образом: «Помоим подсчетам, 27-28 августа в Таллине на корабли грузились от 32 000 до 36 000 человек; из них, вероятно, от 9000 до 13 000 гражданских лиц и только что мобилизованных и, по данным В.Ачкасова, 18 000 солдат и 5000раненых... После эвакуации войск из Таллина здесь осталось более 12 000 советских военнослужащих. Известно, что в боях 5-25 августа здесь более 18 000 бойцов и командиров получили такие тяжелые ранения, что их эвакуировали на лечение в Россию... 28 августа караваном кораблей... было отправлено еще приблизительно 5000раненых бойцов и командиров... Если взять за основу подсчетов потери немцев в 1941 году... то можно предположить, что число погибших у русских составляло1 /3 от числа раненых, т.е. 8000 человек. По расчетам г-на Тое Нымме, потери русских... можно было бы оценивать в 3/5 от числа раненых... и можно было бы предположить, что число погибших в «Таллинском мешке» составляло 14 000 человек. Из «Таллинского мешка» на кораблях уходили не только из Таллина, но также из Палдиски. Сложив известные цифры и несколько предполагаемых цифр в итоге получим, что через Палдиски ушли примерно 4000 человек. После падения Таллина у русских в Западной Эстонии оставалось... где-то 5~6 советских батальонов, что составляло примерно 2000человек. При этом надо учитывать... что из 16 000 матросов, отправленных на сухопутный фронт... часть возвратилась назад в состав экипажей кораблей, но многие из них были у же учтены как раненые или погибшие. Можно предположить, что количество матросов, возвратившихся на корабли, составило примерно 4000-8000 человек. И если из этого количества 1/2 или 1/4 считать погибшими и ранеными, то мы получим правдоподобное число. Сложив известные и предполагаемые данные: 18 000 - эвакуированные солдаты, 23 000 - эвакуированные раненые солдаты и матросы, 12 000 - оставшиеся в Таллине солдаты и матросы, 8000 -14000 - погибшие, 4000 - эвакуированные из Палдиски солдаты и матросы, 2000 - оставленные на северо-западе Эстонии батальоны, 4000 - 8000 - вернувшиеся на корабли матросы. Всего 71 000-81 000 человек были в «котле» па северо-западе Эстонии». Не повторяясь, заметим, что в разделе 4 и таблицах 6,7,8 главы 1 подробно рассказано, что из Таллина с 5.08 по 28.08 до начала общей эвакуации вывезли около 19 тыс. человек. Подчеркнем только, что в это число вошли и раненые военнослужащие, и гражданские лица, и мобилизованные эстонские граждане, и экипажи вывозивших их кораблей и судов. Но раненых среди них было только 5573 человека. В разделе 2 и табл. 24-30 главы 3 произведены расчеты числа военнослужащих, погибших и попавших в плен в ходе обороны Таллина, принятых для эвакуации на корабли и суда, а также личного состава перевозивших эвакуируемых и охранявших их кораблей, штабов корабельных соединений и комендантских команд судов. Поэтом)' нет необходимости повторять здесь показанные в них цифры. Насчет 4000 военнослужащих, принятых на транспорты в Палдиски, можно лишь заметить, что по данным самого М.Ыуна [библ. № 229, с. 97] ТР «Аусма» и ТР «Балхаш» приняли там только 2600 человек, в том числе ТР «Балхаш» -1500 человек. Кроме того, неувязка в предположениях М.Ыуна состоит в том, что фактически ТР «Аусма» ушел из Палдиски в Таллин еще 27.08 без единого пассажира на борту. Из каких же слагаемых получилось у него 4000 человек, хотя эта цифра и близка к реальной? Что касается батальонов на северо-западе Эстонии, то это были войска, входившие в состав гарнизона Моонзундских островов, высаженные 25.08 на материк с целью наступления во фланг немецких войск, осаждавших Таллин. После отмены наступления они возвратились в последних числах августа обратно на острова. Их нельзя относить к находившимся в континентальном «котле». Наконец, не ясно, как могли уйти с кораблей на сухопутный фронт, а затем возвратиться на корабли 8000 матросов, если численность экипажей 151 боевого корабля, вышедшего из Таллина 28.08, составляла всего 7,3 тыс. человек, причем в период с 5.08 по 28.08 эта цифра постоянно изменялась, но всегда была меньше названной. Исходя из имеющихся сведений по некоторым кораблям (прил. 1, табл. 132), можно предположить, что на фронт с кораблей могли в общей сложности уйти до 300 человек, а возвратиться - около половины из них. Наверное, М.Ыун перепутал моряков корабельного состава с моряками из частей БО, ПВО и морской пехоты, с военнослужащими строительных частей КБФ и др. (раздел 3 и табл. 1, 2 главы 1), а из этой путаницы родилось его предположение. Далее М.Ыун изложил свои предположения о потерях КБФ и 10-го ск в ходе Таллинского прорыва [библ. № 229, с. 110-116]. Здесь помещено текстовое описание гибели кораблей и судов, а затем приводится таблица, которая содержит известные и предполагаемые цифры, характеризующие число погибших на каждом из потопленных кораблей и судов. Итак: «Всего погибли 52 вышедших из Таллина и Палдиски корабля... Отдельный вопрос - число погибших на этих кораблях. В советской истории ВМФ дается число погибших 4000~5000человек... Капитан ледокола «Суур Тылл» (во время написания книги М.Ыуном. — Р.3.) и член Академического общества военной истории Эстонии Олав Ваармаа считает погибшими около 10 000 человек. Шведский морской историк Э.Петтай приводит в своей брошюре мнение какого-то неизвестного X.Балтикуса о том, что жертв было больше, чем 10 000 человек. Чтобы найти реальное число, надо сложить известное число погибших с числом вероятно погибших на тех кораблях, с которых нет данных. Среднее арифметическое из них даст вероятное число погибших... Сложив минимальное и максимальное число погибших и разделив сумму на два, получим вероятную цифру человеческих, потерь в ходе эвакуации Таллина: 10507+17218=27725 (таблица, из которой получены эти цифры автором не приводится. — Р.3.) 27725: 2=13863 человека. Конечно, это слишком точное число, поэтому реальное количество погибших находится где-то в промежутке между 13 500 и 14 000. Добавим к этому числу... погибших на «Сибири» (900)... на «Леени» (209)... на «Эстиранне» («Эстиранде». — Р.3.) (598 ... на «Даугаве» (30), предположительные потери... русского гидрографического судна «Норд»... эсминца «Энгельс», тральщиков «Кнехт» и «Бугель»... ледокола «Трувор»— всего, округленно, 2000 человек. И мы получим устрашающие цифры - от 15 500 до 16 000 человек, вероятнее всего, погибли 18-30 августа на морском пути из Таллина в Кронштадт». Что тут можно сказать? Во-первых, в советской истории дается и другая цифра погибших при прорыве: 9000 эвакуируемых военнослужащих [библ. №22]. Во-вторых, М.Ыун подсчитал число погибших людей с 58 кораблей и судов [библ. № 229, таблица на с. 115-116], включив в их число шесть судов, не участвовавших в прорыве, и ТТЩ № 43 («Ижорец-17»), который не был потоплен. К погибшим в ходе Таллинского прорыва он отнес и некоторые корабли, потопленные на пути из Кронштадта в Таллин (БТЩ «Кнехт» и БТЩ «Бугель»). В-третьих, «предположения» М.Ыуна о количестве людей на погибших судах — весьма сомнительного свойства: например, им не учтены около 1000 пассажиров, находившихся на пяти ЭМ и двух СКР, зато учтены 1200 пассажиров на ТР «Аусма» и 1100 — па ТР «Скрунда», хотя эти ТР ушли из Таллина пустыми. Указано, что ТН № 12 перевозил 1190 человек, хотя на самом деле на этом танкере перевозились около 300 военнослужащих а приведенная М.Ыуном цифра явно относится к ТН № 11, вышедшему из Таллина 24.08 и в тот же день потопленному. Тем самым опять искусственно увеличено число погибших людей. Он придумал, что с транспортом «Балхаш» погибли 95 человек хотя в действительности погибших было около 3800, а спасенных- 85, и таким образом уменьшил количество погибших людей. Применив запрещенный прием, М.Ыун включил в общее число погибших при прорыве людей тех, кто погиб на пути из Таллина в Кронштадт 18-25 августа, т.е. до Таллинского прорыва, причем не всех (нет данных о погибших на танкере № 11). Наконец, судя по всему, М.Ыун считал только военнослужащих, хотя погибали и гражданские люди. Наверное, не имеет смысла повторять здесь данные о рассчитанном в настоящем труде числе погибших и спасенных участниках Таллинского прорыва, а также общие данные о погибших на коммуникации Таллин - Кронштадт, показанные в табл. 74, 78-83, 86 главы 4 и в табл. 95, 96, 98 настоящей главы. Надеемся, господин Ыун извинит автора за то, что использовался не авторский (из-за его отсутствия), а неофициальный перевод фрагментов его книги с эстонского на русский язык, не содержащий, как представляется, смысловых и цифровых ошибок.
з) ошибки и заблуждения:
Речь пойдет не обо всех ошибках или заблуждениях, а лишь о тех, которые связаны с установлением количества и наименований кораблей и судов, участвовавших в Таллинском прорыве и погибших. О сторожевых кораблях. Ряд авторов —А.И.Манкевич с А.Н.Мушниковым [библ. № 22], В.Д.Доценко [библ. № 29,31,200] — причислял к участвовавшим в прорыве из Таллина СКР «Уран» и СКР «Чапаев». Но эти СКР 25.08.1941 г. сопровождали из Таллина до о. Гогланд последний перед общей эвакуацией конвой и по техническим причинам остались в Сууркюлян-Лахти на о. Гогланд, хотя должны были 27.08 возвратиться в Таллин. СКР «Уран» присоединился 29.08 к КОН-1 на Восточном Гогландском плесе, а СКР «Чапаев» перешел от о. Гогланд в Кронштадт 31.08. В.И.Ачкасов расшифровал условное обозначение «с/к» (спасательный корабль) как обозначение сторожевого корабля. На этом основании он в своей статье [библ. № 120] отнес обозначенные так в отчете о прорыве СС «Нептун» и СС «Сатурн» к сторожевым кораблям. Эту же ошибку повторили А.И.Манкевич, А.Н.Мушников и В.Д.Доценко. В то же время некоторые авторы не учитывали участвовавший в прорыве пограничный СКР «Топаз». О подводных лодках. В.И.Ачкасов [библ. № 120] не учитывает в числе участвовавших в Таллинском прорыве ПЛ Щ-301 и Щ-405, а Г.А.Амон [библ. № 3] - еще и ПЛ М-98 и ПЛ М-102. О торпедных катерах. В «Отчете о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] не учтены в числе участников прорыва ТКА № 37 (находился в Таллине, 28.08 вышел из него в составе прорывавшихся сил и 29.08 прибыл в Кронштадт), ТКА № 121 (27.08 из БО БР на буксире БУК КП-12 прибыл в Таллин, 28.08 таким же образом вышел из него в составе прорывавшихся сил, а 30.08 прибыл в Кронштадт) и ТКА № 144 (28.08 он прибыл в Таллинский залив из состава гогландского ОПР и вошел в состав прорывавшихся сил, а 29.08 возвратился в состав гогландского ОПР). Эту ошибку повторили полностью или частично многие исследователи Таллинского прорыва. О сторожевых катерах типа «МО». В планирующих документах КБФ на прорыв поименно названы 18 СКА типа «МО». В «Отчете о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] указано только количество СКА, прорывавшихся из Таллина, — 20. Наибольшее количество этих СКА названо исследователями А.И.Манкевичем и А.Н.Мушниковым [библ. № 22], В.Д.Доценко [библ. № 29] — 22 и участником прорыва Елизаровым [библ. № 32] — 23. Фактически участвовали в прорыве 25 СКА типа «МО». Скорее всего, в разных комбинациях не учитываются: один из четырех СКА, прибывших 26.08 из Кронштадта; СКА МО № 197зав (он не учитывается и в потерях) и СКА ПК-232, прибывшие на Таллинский рейд 27.08 из БО БР; СКА ПК-220, прибывший от о. Гогланд в Таллинский залив 28.08 вместе с шестью ТТЩ и ТКА № 144; СКА ПК-233, находившийся в Таллине по крайней мере с середины августа 1941 г. и потопленный артиллерией противника 28.08 в районе м. Юминда. С.В.Богатырев [библ. № 239] считает ПК-233 трофейным финским сторожевым катером А-31, ссылаясь в письме автору на финских историков (К.Геуста и др.). Но, во-первых, по данным НКВД, пограничный корабль ПК-233 типа «МО-IV» существовал и с началом войны был передан КБФ. Во-вторых, имеется документ о совместных действиях МО № 233 (он же - ПК-233) с МО № 203 (он же - ПК-203) в Таллинском заливе 16.08.1941 г.18, в котором говорится, что оба эти катера имели одинаковый внешний вид. Но катер А-31 не мог иметь одинаковый внешний вид со СКА типа «МО» уже потому, что его водоизмещение было вдвое меньше водоизмещения МО (из письма С.В.Богатырева автору). О сторожевых катерах типа «МКМ» и «КМ». Имеются в виду пограничные катера (ПКА) 1-го и 2-го БОПС НКВД и 6-го диска ОВР КВМБ, оказавшиеся в Таллине. Никто из историков почему-то не зачислил эти катера в число участников прорыва, хотя их было 12 единиц (два «МКМ» и 10 «КМ»).
18 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 10308. Л. 144.
Однако, по данным Г.И.Елизарова [библ. № 32], в прорыве участвовало более 20 сторожевых катеров типа «КМ». Возможно, Елизаров включил в это число, помимо пограничных СКА, девять разъездных катеров типа «КМ», принадлежавших различным органам управления КБФ. В Кронштадт не пришли ПКА К-290 и К-297 пропавшие в ходе прорыва 29.08.1941 г. Известно также, что штаб флота не располагал сведениями еще о четырех ПКА: К-285, К-286, К-291, К-296. Возможно, это те катера, три из которых потопил артогнем СКР № 15 «Щорс» из-за невозможности буксировки при свежей погоде во время перехода из Палдиски на Таллинский рейд 28.08.1941 г. Еще один был затоплен из-за повреждений, полученных при столкновении с винтом буксировавшего этот катер ВТ № 529 «Скрунда» в тот же день. Всего получается 23 катера типа «КМ», т.е. действительно более 20. О сетевых заградителях. Ни в «Отчете о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941», ни в ряде исследований ЗС «Азимут» (переоборудованный из ГИСУ) не относили к числу сетевых заградителей. Однако согласно приказам наркома ВМФ и командующего КБФ он был таковым, и 27.08 для увеличения числа принимаемых на борт эвакуируемых зенитчиков 3-го пза из его трюма были выброшены за борт противолодочные сети, а не гидрографическое имущество. Возможно, такое отношение к «Азимуту» связано с тем, что к моменту своей гибели в ходе эвакуации гарнизона ВМБ Ханко он был возвращен в класс ГИСУ. О тихоходных тральщиках. Формально в Таллинском прорыве участвовали 18 тихоходных ТЩ. Но один из них, ТТЩ № 123 «Баян», не имел трального вооружения (о его артиллерийско-пулеметном вооружении сведения не найдены), поэтому при оценке противоминной обороны конвоев его учитывать нельзя. У другого тральщика, ТТЩ № 86, при нахождении в составе БО БР в результате близкого взрыва авиабомбы противника был выведен из строя котел, из-за чего тральщик потерял ход и шел во время прорыва на буксире у ЛЕД БУК «Тасуя». Поэтому его можно было бы учитывать лишь как склад угля и запасных тралов (но, скорее всего, весь уголь и все тралы с него забрали до выхода из Таллина), а также как объект ПВО (если с него не забрали боеприпасы для пушки и пулемета на другие ТТЩ). Поэтому не ясно, почему в приложениях к «Отчету о переходе флота в Кронштадт...» оказалось 20 ТТЩ [док. Вместо введения]. Нередко к числу участников Таллинского прорыва относят ТТЩ № 42, но этот ТТЩ в прорыве не участвовал, поскольку подорвался на мине и погиб в 6.00 28.08, не дойдя от о. Гогланд до Таллина. Об электромагнитных тральщиках (ЭМТЩ). Иногда их называли магнитными (МТЩ), исходя не из типа трала, а из типа взрывателя неконтактных мин, для траления которых они были предназначены. Некоторые командиры-операторы штаба КБФ расшифровывали последнюю аббревиатуру как «моторный тральщик». В приложениях к «Отчету о переходе флота в Кронштадт и эвакуации ГБ Таллин 28.08-29.08.1941» [док. Вместо введения] указано, что в ходе Таллинского прорыва погибли все три участвовавшие в нем «моторных» тральщика: ЭМТЩ «Пикша» «Ястреб», «Воронец». Но ЭМТЩ «Воронец» не мог погибнуть хотя бы по той причине, что в составе КБФ такого тральщика не было. Главное же заключается в том что ЭМТЩ «Пикша», «Поводец» (а не «Воронец») и «Ястреб» 30.08 прибыли из Таллина в Кронштадт. Известно также, что все эти ЭМТЩ были потоплены противником, но только в 1942 г. [библ. №288]. О катерах-тральщиках типов «Рыбинец», «КЛТ» и «Кери». Согласно приказу командующего КБФ от 25.07.1941 г. № 31/2пох19 и циркуляру начальника штаба КБФ от 19.08.1941 г. № П/0620 в составе таллинских 11, 12 и 15-го дивизионов КАТЩ должно было находиться 35 катеров-тральщиков.
19 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 10328. Л. 62, 63, 69, 70. 20 АО ЦВМА. Ф. 9. Д. 645. Л. 12.
Но катер-тральщик № 1110 под именем СКА № 411 находился в Палдиски, и комендант БО ГБ КБФ не передал его в 11-й днкатщ, как этого требовал приказ. В прорыве он участвовал, шел вблизи ТР «Балхаш». Катера-тральщики № 1102, 1105 и 1107, по разным причинам отправленные в Кронштадт задолго до прорыва, были задержаны и задействованы там командованием КВМБ для решения собственных задач ПМО. Катера-тральщики № 1202 и № 1207 после проводки конвоя, вышедшего из Таллина 25.08, должны были возвратиться в ГБ, но оказались в Кронштадте и были задержаны там. Катер-тральщик 1502 «Кери» 27.08 из-за выхода из строя мотора был выброшен ветром и волной на берег Таллинского залива. Катера-тральщики № 1507 и № 1508 в состав 15-го днкатщ должна была передать БО ГБ. Имеются сведения, что готовились к передаче, должны были стать КАТЩ и получить указанные номера стальные разъездные катера «Граната» и «Шрапнель» водоизмещением 5-6 т [библ. № 252], но они то ли не были переданы, то ли не были приняты от БО ГБ. КАТЩ № 1513 (бывший СКА № 226) в 15-й днкатщ должна была передать БО БР, но не передала. В результате, из 35 штатных КАТЩ типов «Рыбинец», «КЛТ» и «Кери» трех днкатщ в прорыве участвовали 26 КАТЩ. Однако исследователь С. В. Богатырев [библ. № 239] считает, что в Таллине были оставлены или в ходе прорыва погибли КАТЩ № 314, № 1206, № 1207, № 1513. Рассмотрим это заблуждение. О КАТЩ № 1207 и № 1513 речь шла выше. КАТЩ № 1206 приказом командующего КБФ от 25.07.1941 г. № 31/2пох был переклассифицирован из СКА№ 314. Таким образом, КАТЩ № 1206 и СКА№ 314 - один и тот же катер. Этот КАТЩ благополучно прибыл из Таллина в Кронштадт. ВАС) ЦВМАхранится выписка из вахтенного журнала этого катера № 314 (№ 1206) за 27-30.08.1941 г. Причинами ошибки С.В.Богатырева могли стать следующие обстоятельства: 1. Отсутствие КАТЩ № 1206 (до 25.07.1941 г. - СКА № 314) в справочнике С.С.Бережного [библ. № 238] на с. 268 и 328. 2. Отсутствие (пропущен) КАТЩ № 1206 (до 25.07.1941 г. - СКА№ 314) в приказе командующего КБФ от 7.09.1941 г. № К/00321, которым определялся состав ОВР КБФ и согласно которому все КАТЩ прежнего 12-го днкатщ вошли в новый 7-й днкатщ, получив № 701-708 и 713, 714.
Неожиданно в Сурабайю прибывает сам президент Сукарно. Во время его публичного выступления, транслирующегося по радио на весь город, танки и бронетранспортеры с заправленными в пулеметы лентами патронов, вооруженные солдаты заполняют улицы. В газетах и по радио мелькают сообщения о претензиях Индонезии к Голландии. Дело в том, что с принадлежавшей до голландской колонизации Индонезии западной половины острова Новая Гвинея (по-индонезийски Ириан- Джая) голландцы до сих пор не ушли. Другая половина принадлежала Австралии.* К ней Индонезия претензий не имела. А вот бывшую свою половину острова хотела возвратить. * С 1975 г. на восточной половине о-ва Новая Гвинея образовалось государство Папуа — Новая Гвинея. Мы почувствовали неладное. Военная интуиция подсказывает — запахло порохом! В городе закрыты рестораны и дансинги. По радио звучит только военная музыка. Зачастили гости из Джакарты. Несколько раз приезжал вице-адмирал Чернобай. К нему мы уже привыкли. Приезжает военно-морской атташе капитан 1 ранга Бондаренко. Посетил нас и сам посол СССР Н.А.Михайлов. Лицо в стране известное: член Президиума ЦК КПСС, бывший в годы Отечественной войны первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Побывал он и членом суда над Берией, был министром культуры. Очевидно, как было принято в те годы, Индонезия для него что-то вроде почетной ссылки. Впрочем, может я ошибаюсь.
Чернобай Григорий Корнеевич. -
Интересно, что все эти уважаемые люди впрямую о наших задачах не говорили. Умеют так дипломатично строить беседы, что слушатели сами делают выводы о своих задачах. Во всяком случае, теперь абсолютно ясно, что всем советским военным специалистам, находящимся в Индонезии, и, в частности, подводным лодкам нашей бригады, просто необходимо помочь этой стране в ее конфликте с Голландией. Я умышленно не анализирую внешнеполитическое и внутриполитическое положение Индонезии. Не освещаю и усилий Голландии и Великобритании по удержанию своего контроля над этой страной после ухода из нее японских оккупантов. Думаю, что за меня это давным-давно и более грамотно сделали специалисты. Пишу только о том, что видел своими глазами и в чем участвовал лично. Можно считать это бытоописанием советского военного человека в «стране третьего мира», если угодно. Но это к слову. В тот момент более всего беспокоило то, что, несмотря на все наши усилия, запасы топлива корабля не были пополнены. Почти половина топлива израсходована на переход из Владивостока и на зарядки аккумуляторной батареи. Электропитание с берега здесь пока не организовано. Батарею приходится периодически, гораздо чаще, чем в Союзе, заряжать. Между прочим, из-за высокой температуры забортной воды, не позволяющей в должной мере охлаждать электролит, зарядка здесь длиться двое-трое суток! Расходуем топливо, моторесурсы дизелей, мучаем мотористов и электриков, купающихся в собственном поту в раскаленных отсеках...
События начинаются
Последнее воскресенье июля 1962 г. День Военно-Морского Флота СССР. В связи с запретом на всякого рода торжества, мы не можем отметить свой профессиональный праздник так, как это сделали бы дома. Несмотря на поднятый на корме индонезийский флаг, поднимаем на выдвижной радиоантенне свой родной — Военно-морской, маскируя его флагами расцвечивания. Собираемся тесной компанией живущих в нашей комнате за импровизированным столом... Вдруг, как всегда почти неожиданно, от комбрига поступает команда готовить нашу лодку к выходу в море. Мы опять головные! Время на приготовление — меньше часа. Получив такое приказание, не ожидая никаких транспортных средств, экипаж бегом устремляется на корабль. Еле успевая за бегущими, которые пытаются соблюдать подобие строя, спортивным шагом, а вернее перебежками, обливаясь потом (опрокинул-таки четверть стакана спирта), спешу на лодку. Вот и знакомая забегаловка. Наш пожилой «хунвейбин», как всегда, у порога. Приветствую его. Он слегка приоткрывает глаза и кивает в ответ. Вот и причал. На лодке еще ничего не знают. Мирно (абсолютное безветрие) висят флаги. Дежурный по кораблю пытается доложить, но я, сделав соответствующий жест рукой (после бега дышу тяжело), устремляюсь клюку. Праздник прерван. Флаги расцвечивания спущены. Экстренно готовим лодку «к бою и походу». Натренированный экипаж работает споро и без суеты. К концу приготовления на стенке со стороны плавбазы появляется командир, шифровальщик со своим «колдовским» чемоданчиком и четверо индонезийцев. Приняв мой доклад о готовности лодки с информацией о неполном запасе топлива, командир представляет мне гостей: майор, учившийся у нас во Владивостоке, отлично говорит по-русски; лейтенант — штурман, выпускник Индонезийского военно-морского училища этого года; говорит по-английски; старшина (сержант) — радиотелеграфист и матрос — сигнальщик. «Пойдут с нами», — говорит командир. Кивая на «шифра», (специалиста спецсвязи), поясняет, что у того пакет с «Боевым распоряжением», вскрывать который в море будем втроем (он, я и замполит) после такого-то часа. Занимаем с командиром свои места на мостике. «Сходню на борт! По местам стоять, со швартовов сниматься! Отдать кормовые! Отдать носовые!» Начинаю понимать, что этот поход в моей жизни может быть самый боевой. «Отскакиваем» от стенки. Никто не провожает. Штурман задает праздный вопрос: «Куда курс-то прокладывать?» «Пока не выйдем из канала — не скажу!» — отмахивается от него командир. Маневрируем по выходному каналу. На плавбазе сигнал: «Желаю счастливого плавания!». Вот и вся недолга. Похоже, наотдыхались. Кончилась непонятная стоянка. Начинается самое интересное.
Что же в пакете?
Наконец, вышли в море. Сходя с мостика, командир бросает: «Объявляй готовность 2 и ко мне в каюту, вместе с замом!» В каюте смотрим на часы и, выждав время, указанное на конверте с тремя сургучными печатями, вскрываем пакет. Командир бегло пробегает текст, а затем медленно читает его нам. Содержание «Распоряжения» сводилось к следующему: «Командиру пл "С-236"». В ближайшие дни ожидается начало боевых действий в Индонезии по освобождению от голландского владычества территории Западного Ириана (западной части Новой Гвинеи). Принять в них участие. Подводной лодке «С-236» надлежит в кратчайший срок в надводном положении перейти в порт Битунг (остров Сулавеси), где пополнить запасы топлива. После пополнения запасов скрытно перейти и к исходу 01 августа занять район с координатами........... О занятии района донести. В целях воспрепятствования вывозу (эвакуации) грузов и оборудования с указанной территории с 00 ч. 00 м. 05 августа уничтожать боевые корабли и суда, следующие через район под любым флагом. (Курсив мой, автор) В районе патрулирования соблюдать максимальную скрытность и радиомолчание. Возвращение — по особому приказанию. О результатах боевого соприкосновения доложить по возвращении. Ясность подтвердить. Главнокомандующий ВМФ, Адмирал Флота Советского Союза .»
Вот это да... Мы переглянулись. Неограниченная подводная война! Русский вариант повести американского подводника «Топи их всех!» В памяти всплывает этот бестселлер. Мы им, бывало, в училище зачитывались... Вот теперь ясно, зачем мы тут. Конечно, события последних месяцев в значительной степени подготовили сознание к такого рода обороту событий, однако... Это же прямое, да еще вооруженное вмешательство в чужие дела! А может быть это тот самый «интернациональный долг», который выплачивает наша страна за приверженность к коммунистическим идеям стран, так называемого, третьего мира? Ведь и Индонезия заявляет, что строит социализм, хотя, на мой взгляд, социализмом там и не пахнет... Почему-то, несмотря на серьезность момента, всплывает «аромат» сточных городских тротуарных канав Сурабайи... Командир отдал все положенные приказания штурману и механику, затем начал обходить корабль, беседуя и разъясняя народу предстоящую задачу. Я собрался на мостик, по пути заглянул к замполиту. Володя что-то просматривал и прятал в сейф. «Что за документы?» — спросил я у него. «Посмотри сам», - предложил он. Передо мной были самые настоящие заграничные паспорта на весь экипаж! В них было аккуратно записано, что все мы являемся «советскими техническими специалистами, работающими в Индонезии добровольно». Вот мы уже и «добровольцы» подумал я и спросил: «Когда и где получил?» «В политотделе, перед уходом. Сказали, на случай попадания в плен. До этого момента велели на руки не выдавать, вот я их и прячу», — ответил Володя. Я только хмыкнул и полез наверх... Ночью море за кормой как будто горит: фосфоресцирует потревоженный планктон. В сочетании с громом от работающих полным ходом дизелей (топлива не жалеем — в Битунге заправимся) этот след не оставляет никакой надежды на скрытность.
. Памятник погибшим морякам.
Штурман — Алексей Иванов ведет лодку особенно аккуратно. Район плавания ему абсолютно незнаком. Тем более, что двумя годами раньше не без его участия на Тихоокеанском флоте было серьезное ЧП. «Малютка» (малая подводная лодка), на которой Леша был штурманом, на подходе к Советской Гавани, в шторм и туман, совершила поворот раньше времени. У мыса Красный Партизан лодка выскочила на камни и в буквальном смысле слова была о них разбита. Экипаж добирался до берега вплавь. Далеко не всем удалось до него добраться. Добрался в числе немногих наш штурман. Год с лишним он «отмаливал грехи» в должности командира электронавйгационной группы и только три месяца назад был назначен штурманом к нам. Конечно, температура забортной воды в море Банда, через которое мы сейчас проходим, несколько отличается от ноябрьской температуры воды в северной части Татарского пролива, но все же... Думаю, штурман получил урок на всю жизнь. Во всяком случае -претензий к нему нет. Кстати, Леша нашел в Индонезии свое счастье. Полмесяца назад этот красавец-холостяк (помните концерт самодеятельности?) женился на одной из наших девушек — преподавательнице русского языка индонезийским офицерам. Рядом с нашим лагерем жили девушки — выпускницы институтов иностранных языков. Они через английский учили русскому. Сердце одной из них и покорил Алексей. Для оформления брака молодые ездили в Джакарту в Советское посольство. Теперь новоиспеченная жена впервые, прямо от праздничного стола, проводила мужа в море. Интересно, кому сейчас тяжелее: жене штурмана в Индонезии или членам наших семей в Союзе? Наверное, все-таки ей. Наши-то уже привыкли к разлуке, получая бодрые письма с какой-то полевой почты... Опять я отвлекся. Из такой, не совсем служебной задумчивости, выводит громкий голос сигнальщика. Он докладывает: «Слева сто шестьдесят, дистанция полсотни кабельтовых, силуэт подводной лодки!» Бинокль к глазам. Да, лодка. Далековато, силуэт не ясен. Вроде бы, похожа на американскую типа «Балао». «Внизу! По пеленгу 200 в дистанции 50 кабельтовых силуэт подводной лодки! Национальная принадлежность не установлена! Следует параллельным курсом! Доложить командиру и пригласить его на мостик!»
Пока все это командую в голове вертится: откуда тут эта субмарина? Чья? Американская, голландская? Во всяком случае все наши и индонезийские лодки были в базе, когда мы уходили. Догнать нас они не могли. Может голландская разведка, а может и «встречает», догадываясь о наших целях? Тогда, почему в надводном положении? В отверстии люка — голова командира. Он щурится от яркого солнца, пытается рассмотреть лодку в бинокль. Она не приближается, но и не отстает. Идет строго параллельно. Вызываем индонезийского майора и сигнальщика. Майор подтверждает невозможность нахождения здесь индонезийских лодок. На всякий случай показываем прожектором свои позывные. Лодка не отвечает. Она молчит, не сокращая расстояния, идет нашим курсом. С наступлением сумерек — исчезает. Очевидно отстает или погружается. К сожалению, гром дизелей не позволил акустикам классифицировать контакт. Эта встреча, конечно, энтузиазма не прибавила. Наступившую ночь я, смененный командиром, отдыхал беспокойно. Теперь можно признаться: ворочаясь на койке, думал о том, что вот мол трахнет такая «лодочка» торпедой в борт, ворвется в каюту теплая тропическая водичка и... Главное, никто не узнает, где, ради чего и как уйдут кормить экзотических рыбок дружные морячки «С-236». Приходили, конечно, мысли об интернациональном долге, но почему-то они не утешали. Только теперь становится понятно, что прочитанная еще во Владивостоке заметка (я ее почти целиком привел во вступлении) имела самое непосредственное отношение к нашей судьбе. Хрущев, думалось мне, продал нас еще до этой встречи в Москве. Описанная в заметке встреча советских и индонезийских руководителей состоялась 4 мая, а команду на выход из родной базы нам дали еще 2-го мая! От таких мыслей в жару становилось немного прохладней. Впрочем, это я свое настроение описываю. Экипаж же был настроен по-боевому, а может быть, только внешне. «Зам» не дремал, вахты брали на себя «повышенные обязательства». Боевые листки выпархивали из замполитовской каюты, как пташки. Лодка мчалась к цели — пункту дозаправки.
Дозаправка с юмором
В середине пятого дня перехода входим в бухту. Порт Битунг - небольшая гавань с бетонным причалом — пустынен. Никаких судов ни у причала, ни на рейде нет. Никого нет и на стенке. Некому принять концы. Отваливаем носовые горизонтальные рули и с левого из них (швартуемся левым бортом) на стенку прыгает матрос из носовой швартовой команды. «Привязываемся» к огромным чугунным палам, подаем сходню, хорошо не оставили ее в Сурабайе. Командир и индонезийский майор-переводчик сходят на берег и бредут к просматривающейся вдали какой-то будке (что-то вроде КПП порта), надеясь связаться по телефону с властями. Возвращаются через полчаса. Командир чертыхается, объясняет, что нас тут вроде и не ждали, но обещают заправить. Разрешаю подвахтенным сойти на стенку. Матросы и офицеры дымят сигаретами, разминают ноги. Ждем начала погрузки топлива. Темнеет, причал по-прежнему пуст. Вдруг - свет фар, к сходне подкатывает грузовик. Механик бросается к нему и, жестикулируя, о чем-то беседует с сержантом, выскочившим из кабины. Подхожу к ним и я с переводчиком. Механик почему-то хохочет. Наконец, выясняю, что нам в качестве заправки доставили целый фургон баночного пива. Докладываю командиру и с его разрешения организую перегрузку пива в провизионку лодки. Матросы набивают карманы банками. Я делаю вид, что не вижу этого — все равно много не наберут. «Топливо» весело по цепочке отправляется в лодку. Прекрасное бременское пиво из ФРГ! Смех смехом, но где же дизтопливо? Командир опять идет кому-то звонить. Наступает ночь. Под утро к борту лодки крошечный портовый буксир швартует средних размеров баржу с топливом.
— Лучше поздно, чем никогда!.. — Теперь вся морская династия в сборе! — радостно сказал дед.— Только внука Валерия не хватает. Как он там у тебя? Дядя Андрей помрачнел. — Затесался в дурную компанию. Совсем распустился, чучело. Грубит. Не хотели, видите ли, ему купить мотоцикл. Недоглядел, сам понимаю. Матросов воспитываю, а своего прозевал. Но теперь он у меня больше разбалтываться не будет. — А что же ты, драть его станешь? — В нахимовское, говорит, не желаю. — Не хочет? — Прикажу — и пойдет! , — Из-под палки? — Ему собственные желания еще иметь рано. — Моряком из-под палки не станешь. Я тебя разве силой тащил в моряки?
— Нет, я сам в море стремился... Ну, не будем настроение портить. Все утрясется. А Коровин должен быть моряком!.. Выпьем , за тех, кто жизнь отдал морю. За вас, капитаны! Какие пошли за столом разговоры! Эх, если бы сразу же их записать! — Когда мы пришли в Рио-де-Жанейро... — А мы в Ньюфаундленде...— вспоминали старые капитаны-эстонцы. — Мы в Бергене... — Я побывал там курсантом,— подхватил дед. — Когда мы попали в Атлантике в шторм... — Нас тоже здорово покорежило в Бискайском заливе... Капитаны молодели у меня на глазах. Они взялись за руки и стали петь песни, раскачивались, словно в качку на корабле. Все песни были о море, о том, как рождаются в нем туманы и бури и умирают в нем моряки. — Ну-ка, мальчики, идите-ка в сад, погуляйте,— сказала баба Ника, когда на веранде стало дымно и шумно. Мы вышли к морю и ахнули. Кран держал на весу половину «морского охотника». Днище его было облеплено слизью и камешками. Была ясно видна надпись: «МО-205». — Дед, дед, иди-ка скорее сюда!.. За дедом вышли на воздух все гости. Они шумели, пока выходили. Но, увидев, как бережно кран опустил осколок погибшего корабля на причал, притихли. Юхан и Волли вынесли в кресле Яануса Хааса. Его это зрелище касалось больше других. Гости молча смотрели на воскресший корабль. Об этом нельзя рассказывать деревянными голосами, как это часто делают дикторы. Об этом без волнения не расскажешь. Двадцать лет пролежал «морской охотник» в воде; он погиб, но не сдался.
Долго длилось молчание. . Потом дядя Андрей предложил: — Вспомним тех, кто дрался на нем. — И никогда не забудем того, кто спас их, — обернулся дед к Яанусу Хаасу.
НА БОРТУ „МОРСКОГО ОХОТНИКА"
Мы все объелись на этом празднике, а Олежка — тот заболел. Он хватался за живот и скулил: — Умираю... Мама решила его напоить касторкой. Олежка бегал вокруг стола, не давался. Тогда дед прикрикнул: — Касторки боишься? Слюнтяй!.. И толстяк хлебнул полную столовую ложку. Меня, глядя на него, и то едва не стошнило. Но зато к утру он выздоровел. И мы побежали на причал. Уж больно любопытно было побывать на корабле, двадцать лет пролежавшем на дне. «МО-205» разломился ровнехонько пополам. Словно пилой его разрезало. На причале, кроме нас, никого не было — рыбаки ушли в море. Мы заглянули с опаской внутрь — там было темно. Ингрид лает. Может, кто-нибудь забрался туда? Мы карабкаемся на мостик. На этом мостике стоял командир во время ночного боя. Из орудия на носу стреляли матросы по наседавшим на них катерам. Я, стоя на мостике, вдруг вообразил, что мы идем в море и я отдаю приказания своим славным помощникам — Вадиму, Олежке. Мы преследуем подводную лодку — она нахально забралась к нам, в наши воды. Я командую, чтобы сбросили на нее глубинные бомбы. Но вот налетают на нас самолеты. Я ранен. — «Куликов, принимайте командование!» Мы лучше погибнем, но не сдадимся врагу.
. Грохот... Толстяк загремел с трапа в люк. — Олежка, разбился? Он вопит: — Братцы, идите сюда! Фонарь есть? Спускаемся вниз, в темноту. Ингрид, скуля, сваливается нам на головы. В кубрике полно мелких вещей. Но как душно здесь! Мы вытаскиваем Олежку, выбираемся на причал. У него над глазом большущий синяк. Ингрид выносит в зубах полуистлевший бумажник. Бумажник клеенчатый. В нем розовые бумажки, на каждой написано: «Тридцать рублей». Таких я никогда не видал. И письма. Они пролежали в воде двадцать лет. Строчки расплылись. Мы разбираем с великим трудом. Дорогой папа! Я болел корью, а теперь — ничего. Катюшка уже ходит в школу. Мама... (тут ничего разобрать невозможно) и говорит, что мы все равно победим и ты к нам вернешься. Мы очень... (опять неразборчиво) и соскучились по тебе. Перебей всех фашистов и... Мы обещаем тебе приносить лишь пятерки... (и тут неразборчиво) ...мы тебя ждем, ждем, очень ждем!
Твой Игорь.
Другим :
Любимый Алеша! Дети здоровы, растут. Я работаю, питаемся... (неразборчиво). Давно от тебя нету писем, но утешаюсь, что время военное, почта работает плохо. Детям я говорю, что ты жив и здоров. Как они тебя любят!.. Ты., (ничего тут не разберешь!) и я знаю, что ты... И мы все время думаем о тебе и ждем... ты вернешься с победой. И мы будем все вместе жить долго... Интересно, как будем жить через двадцать лет? Дети вырастут, мы постареем, но жить будем наверняка хорошо!.. (И опять все расплылось.)
Любящая тебя твоя Галя.
Я нахожу в бумажнике фотографию. Матрос — это наверное Алеша, молодая женщина рядом с ним — Галя, а возле них стоят двое ребят... — Мы сдадим бумажник в музей,— предлагает дед.— И, быть может, найдется владелец... — А что, если мичману Несмелову написать? У Яануса Хааса есть его адрес. — Правильно!
Письма с фронта. .
Мы пишем Несмелову о бумажнике, фотографии, письмах; для наших следопытов-историков в Ленинграде снимаем копию с письма и обо всем пишем им, Получаем ответ от Несмелова:
Дорогие мои следопыты! Алеша — это, конечно, Алексей Гордеевич Шевцов, комендор. Он сейчас на Курилах. Он — краболов. Вот его адрес... Девчушка его стала геологом, Игорь — офицер-тихоокеанец, служит на тральщиках, Галина Кондратьевна учительствует, все живы-здоровы. Напишите Алешке, он будет рад. До свидания, милые вы мои!
«Молодцы»,— получаем из нахимовского. А на Курильские острова уже пошло наше авиа. Ответ получили зимой: письмо и посылку с Курил. Алексей Гордеевич Шевцов прислал нам фотографии — он сам, уже пожилой, полный, с усами, его жена, моложавая для своих лет женщина, и дети: лейтенант Игорь и Екатерина — геолог. На фотографии Шевцова надписано: «Следопытам Балтики, будущим морякам». Игорь Алексеевич на своей фотографии сделал надпись: «Наверняка встретимся! И вместе послужим. Жду вас на океан!» А в посылке оказались крабовые консервы. До чего же вкусные! Наелись мы до отвала...
ПРОЩАЙ, КИВИРАНД!
Выдается солнечный, славный осенний денек. Дед берет нас на «Бегущую», и мы выходим в открытое море под парусом. «Бегущая» бойко бежит. Маяк позади. Он сегодня безмолвствует. Я все собирался на нем побывать. Говорят, что смотритель его — нелюдим и не терпит гостей. Но он, говорят, подбирает разбившихся о фонарь птиц и старается их подлечить. А потом выпускает на волю. Значит, хороший старик. Мы уходим всё дальше и дальше от бухты, и ветер бьет прямо в лицо, а маяк остается тонкой иглой за кормою «Бегущей». Вперед, все вперед, в открытое море! Олежка опускает за борт руку, дед шутит: — Смотри, Олег, рыба откусит! Толстяк отдергивает руку — его легко напугать. Где-то вдали, у четкой черты горизонта, идут корабли — один, другой, третий... Куда идут? В Таллин? Или дальше — в Ригу, в Балтийск, на край советской земли? Хорошо бы и нам — плыть и плыть до самого Таллина... Дед сидит на руле в старом кителе и в старой фуражке — морской волк, да и только!
приближается. Он вырастает на наших глазах. Видна пограничная вышка. — Ну как, марсофлоты, понравилось? У нас вырывается: — О-о!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
