Здесь чуть не до драк проходили споры по понятным только нам
проблемам жизни, спорта, кино, оружия и вооружения армий, да и мало
ли вопросов нас интересовало в то время.
Потом кто-то придумал использовать наше дерево для настоящего
циркового трюка. Под деревом устанавливалась толстая и длинная доска
с опорой по середине на небольшом бревне, нечто вроде детских качелей.
На один конец доски становился самый смелый и небольшой по весу
доброволец, а двое других одновременно прыгали с дерева на другой
конец доски. Расчёт нас не подвёл и самый смелый подлетал в воздух и
залетал в наше гнездо.
Стоишь на краю доски и вдруг – ах, и неведомая сила толчка забрасывает
тебя метра на три в воздух, и ты просто паришь, как птица, но главное
правильно приземлиться. Ну, прямо цирк настоящий.
Дурной пример заразителен и малышня, насмотревшись на наши
акробатические выдумки, сделала свой вывод, а чем они хуже нас.
Сначала сломал руку при приземлении Сашка Клименко второклассник
из второго подъезда, затем любопытная пятилетняя девчонка.
Это они пытались копировать наши трюки, и бог его знает, кто ещё бы,
что мог себе сломать, но вмешался дворовой женсовет, состоящий как
всегда из Малки Ицковны и других старушек.
Женсовет во всём обвинил нас, 'здоровых лоботрясов'. Сыр-бор стоял на весь двор. Нас отчитывал целый хор бабьих глосов, а мы оправдывались
и переходили на высокие тона, не понимая, при чём тут мы и сломанные
детские руки. Но прыжки с ощущением невесомости пришлось на время
забыть и перейти к более приземлённым играм.
Эти игры заключались в догонялках по крышам сараев, которые в
большом количестве стройным рядом стояли напротив нашего дома.
Промежутки между сараями были небольшие и, несясь по крышам из
конца в конец сарайного ряда, их можно легко перепрыгивать. И понеслась
у нас новая забава.
Бедные хозяева сараев по очереди выскакивали из квартир и причитали о
том, что мы проломим их крыши. Они по очереди гонялись за нами, пытаясь
прекратить наши беснования на крышах частной собственности.
Убежать, то мы убегали от разъярённых мужиков, но ведь наши личности
все знали и поэтому периодически проходили разборки с нами и нашими
родителями по поводу возможной порчи крыш на сараях. Пришлось и эти
очень занятные мероприятия прекратить.
Ну, ни какой свободы и инициативы нам не давали эти частники и
местный женсовет. Куда же нам девать свою энергию и молодой задор,
если это нельзя, сюда не ходи, а это не тронь.
Но зато за сараями и между сараями оставалось ничейное пространство,
которым мы неминуемо воспользовались и продолжали свои гонки на
этой нейтральной территории.
Соседом Тита был здоровый и с виду симпатичный парень по имени
Анатолий. Он в 4-х летнем возрасте переболел менингитом и так на этом
уровне развития и остановился. На вид ему было лет 15, но как только
он открывал свой рот при общении с нами оттуда неслись совершенно
детские мысли и выражения.
- Ты видишь, какой я высокий и сильный. Поэтому я тебя всегда поборю,
- хвастался он своей поистине богатырской силой перед нами.
В доказательство своих способностей он подбегал к огромному валуну
лежащему на земле и поднапыжившись поднимал его. Глаза от напряжения
у него вылазили из орбит, он краснел на глазах у нас, но нёс эту тяжесть
несколько метров. Мы втроём пробовали поднять этот огромный голыш,
но с нашими способностями у нас это никак не получилось.
Особенности этого силача состояли ещё и в том, что он не чувствовал
боли. Его кожа не ощущала болевых прикосновений, и он спокойно
переносил ушибы и укусы пчёл. Мы пользовались этим и, раззадорив
Толика, сажали ему пчёл на руки.
Места пчелиных укусов распухали, и рука становилась, как ватная
подушка, но он только героически потрясал своей опухшей рукой и
восклицал:
- Вот видите! А мне совсем не больно!
Многие местные девицы косили свои глаза на Толину мужественную
стать. Но, как только Толя начинал бить себя в грудь и предлагать свои
наивные детские предложения типа 'Давай дружить!', подруги с визгом
разбегались от Толиных огромных ручищ, которыми он сразу же пытался
приобнять свою новую знакомую.
Прозвище у Толика было непонятно кем придумано, но оно ему ужасно не нравилось. Заслышав, как кто-нибудь из пацанов кричал 'Тутуткин,
Тутуткин!', он приходил в настоящее бешенство, а все пацаны, смекнув,
что сейчас произойдёт, разбегались врассыпную и прятались за сараями.
Ещё не зная таких особенностей этого товарища, я остался на месте
рядом с ним. Я увидел перекошенное страшным гневом лицо и оскаленные,
как у зверя, огромные зубы. Толя поднял с земли половинку кирпича и с
замахом угрожающе двинулся в мою строну.
- Толя...! Толя...! Я тут не при чём. Я тебя не обзывал. Неужели ударишь
меня? - честно сказать по-настоящему испугался я.
Он подошёл и замахнулся на меня своим страшенным оружием, но
не ударил. А в это время из-за сараев разнеслось отвлекающее от меня
спасительное:
- Тутуткин! Тутуткин! Мы здесь!
Глаза зверя были уже направлены в сторону звуков, долетающих из
засады, и он кинулся за сараи, на ходу размахивая половинкой.
Начинались самые настоящие экстремальные гонки со смертью в
междусарайных закоулках. Ещё бы! Ведь такой половинкой кирпича с
лёту он мог точно снести половину черепа.
Мы носились за сараями с хохотом и ужасом от летящих в нас
кирпичей и от самого Тутуткина. Главное было не упускать его из виду,
это позволяло вовремя увернуться от летящего в тебя булыжника. Чуть
зевнул и получай подарок.
Набегавшись вдоволь, и испытав настоящий шок, мы убегали в
армянский сквер и, спрятавшись там, среди спасительных кустов,
дожидались лучших времён.
Тутуткин перекидав все кирпичи в сарайные шхеры и, уже не найдя
там никого из своих обидчиков, постепенно успокаивался и приходил
к виду нормального человека. Такие игры со смертью у нас проходили
нельзя сказать что часто, но раз в месяц это уж точно.
Женька, младший брат Славки Грибкова, где-то на стройке наворовал
карбида кальция, а уж с этим веществом мы обращаться умели. Срочно
понаходили бутылки из-под шампанского, залили их водой, набросали
кусочки карбида, забили пробки поплотнее и напряглись в ожидании в
проходах между сараями.
Первая бомба сработала четко, и пробка унеслась на небеса, вторая
– тоже, а вот с третьей заминка. Молчит и ждёт чего-то.
Славка на цыпочках подкрался к ней и поджёг бумагу, торчащую из-под пробки. Никакой реакции.
Тогда Грибков взял кирпич и стал забивать пробку ещё глубже в бутылку.
Тлеющая вокруг пробки газета вошла под действием ударов кирпича в
бутылку, раздался настоящий ядерный взрыв, считай, что прямо в руках
у Славки.
Сильный грохот взрыва и огненный шар поразил нас всех своими
размерами, а Славку ослепил. На месте бутылки осталось только одно
донышко, а куда подевались все осколки от бутылки, никто из нас так и
не понял.
Самое главное, что никого из нас эти осколки не задели, все были
целёхоньки и невредимы. И только Славка, напуганный и ослеплённый взрывом, произошедшим в его руках, диким голосом заорал:
- Не вижу! Я ничего не вижу!
Он как, как слепой, стал шарахаться из стороны в сторону в межсарайных
щелях. Мы подбежали к нему и стали рассматривать его лицо и руки. Всё
было на месте, ни единой царапины, только немного закопчённое сажей
лицо.
Славка вырвался от нас и, перебирая руками по стенке сарая, побежал
из нашего укрытия во двор, продолжая безутешно всхлипывать на ходу
о том, что он ничего не видит. Мы все были в полнейшей растерянности,
что делать в таком случае никто из нас не знал.
Прошло минут 10 невероятного затишья в наших рядах, пока мы не
услышали радостный вскрик от Славки:
- Вижу! Вижу! – это к нему возвращалось временно потерянное от
яркой вспышки зрение.
Невероятно напуганные Славкиной слепотой, пусть и временной, но
всё же это происходило на наших глазах, у нас с тех пор на взрывные
работы с коварным карбидом было наложено вето. Ну его к чёрту, этот
коварный карбид, от греха подальше.
Некоторые наши большие пацаны ходили купаться на Кубань в сторону
телевышки на улицу Пугачёва. Там был более-менее ровный берег для
купания, и здесь всегда загорало и купалось много народу.
Когда однажды они возвращались домой, то на улице Пугачёва на них
напали местные ребятки и прилично поколотили наших. Так, не за что.
На всякий случай, чтобы не шарахались по их улице. Улица Пугачёва
состояла из частных одноэтажных домов за заборами и заборчиками.
Может быть, поэтому эти пацаны считали и улицу своей.
Короче, нам была объявлена война. Боже, что тут началось. Под
руководством моего брата и иже с ним началась срочная подготовка к
мести за пострадавших ребят.
Карманы набивались камнями средней величины, на случай если под
рукой таковых не окажется в нужный момент. Об огнестрельном оружии,
конечно, из нас никто и не помышлял, а напрасно, так как противная
сторона об этом видимо позаботилась заранее и утерла нам нос.
Первую пробную акцию мести совершили всей дворовой толпой
человек в 20 и нанесли удар по пугачевским противникам градом камней
и палками вполне удачно на их же территории. Даже стекла в домах, где
прятались наши враги, поразбивали.
Довольные успешно проведённой упреждающей вылазкой по
запугиванию врагов, мы сидели во дворе за столом и возбуждённо
обсуждали в подробностях, кто и какой урон нанёс противнику нашим
примитивным оружием. В это время на нас прямо из-за ворот нашего же
дома посыпался целый град булыжников.
Мы вскочили и кинулись на нападающего на нас из-за укрытия
противника и погнали их по улице восвояси, бросая в них камни.
Напуганные прохожие шарахались от наших орущих и несущихся по
улице бойцов сопротивления в разные стороны, не дай бог заполучить
под горячую руку этого побоища камнем или палкой.
Пугачёвцы отступили и скрылись за угол улиц Урицкого и Комсомольской. Мы, конечно, кинулись их преследовать, но в это
время из-за угла высунулась рука с самодельным самопалом, и раздался
оглушительный выстрел в нашу сторону.
Ну, ни фига себе! Они уже даже самопалы против нас используют.
Валерка в это время уже находился как раз рядом с углом этого дома.
Он успел удачно двинуть по этой из-за угла вытянутой руке с самопалом
каким-то дрыном, оказавшимся у него в руках. Самопальщик дико заорал
и, бросив свой пистолет, еле унёс ноги от захвата в плен.
Брат подобрал трофей, и мы стали его изучать. Ничего нового в этой
штуковине не было. Обыкновенный самопал из загнутой медной трубки с
маленьким пропилом сбоку, закреплённой на деревянном пистолете тоже
медной проволокой и изолентой.
Но это был поджиг, а это уже было примитивное огнестрельное оружие,
которым можно нанести действительно самое настоящее огнестрельное
ранение.
Мы не стали делать подобного ответа своим оппонентам, а сделали
простые пугачи. Пугачи на основе той же серы от спичек и гвоздя с
резинкой вставленного в медную трубку, которые издавали оглушительные
выстрелы и ничего более. Такие шумовые устройства почему-то
назывались странным названием – самодыр.
Главное при его использовании было не переборщить спичечной серы
при зарядке, так как медная трубка выдерживала заряд из 3-5 спичек, а
если заряд закладывался в большем объёме, то происходил разрыв трубки,
ожёг и повреждение руки самодырщика.
Эти сумасшедшие баталии с камнепадами и оглушительными
шумовыми эффектами проходили целых три дня подряд с переменным
успехом. Пока перепуганные местные жители не заявили в милицию, что
жить стало невозможно и по улице спокойно пройти нельзя. Убьют ведь
ненароком разбушевавшиеся детки не за понюшку табаку.
Милиция оказала давление на наших родителей. Нам и самим тоже уже
порядком надоела такая напряжённая обстановка. Но не была достигнута
наша главная цель - дорога на кубанский пляж для нас была закрыта.
Странно было, но мы зализывали сами пробитые камнями головы и
другие части грешного тела, но никогда родителям об этом не жаловались.
А самое главное, что не понесли никакой кары за разбитые стёкла и
пораненных неприятелей. Всё как-то обошлось тихо и мирно.
Были проведены переговоры с участием враждующих сторон и на
словах подписан мирный договор о ненападении до самого светлого
будущего. Проход на Кубань был завоёван в честной и справедливой
борьбе без нарушений Венской Конвенции о правилах ведения боевых
действий.
В тёплые летние вечера мы начали осваивать наш городской парк.
Находился он от нашего дома всего то в расстоянии чуть больше квартала.
Парк неестественно был втиснут между улицами Мира и Ленина, и
представлял собой площадь в два квартала в длину и один квартал в
ширину. По меркам настоящих парков он был карликовый, но для нас и
эта площадь была огромным полулесом - полусквером.
Здесь росли огромные старые деревья, множество каких-то декоративных растений и вечнозелёных туй, а вдоль всех аллей росли
аккуратно подстриженные кусты, было много площадок для минифутбола
и прочих игр, есть, где разгуляться ретивой молодёжи.
Здесь была масса аттракционов, мороженое и самое главное для
нас - это был открытый лекторий, куда не надо было брать никаких
билетов. Пришли, сели, и никто тебя не выгонит и не попросит покинуть
эту скамейку. Народ валом валил отдохнуть вечером в парк и поэтому
центральные его аллеи представляли собой сплошной людской поток.
Мы собирались небольшой, но шумной стайкой; я, Тит, Вовчик, Славка,
Пудовкин, Протас, Бут и даже иногда с нами был Жид, набирали мелочи,
кто сколько мог, и шагали в парк.
В лектории проводились занудные лекции по вопросам воспитания
строителей нового общества, борьбы с пьянством, семейными раздорами,
пережитками прошлого в лице религии и суеверий и, естественно, о
международном положении.
Но для нас важными были не лекции и ораторско-просветительские
таланты выступающих с трибуны, нас больше интересовало бесплатное
кино, которое крутили после выступлений лекторов и проведения разных
культурно-массовых мероприятий.
Важное
