- Да тут не есть, а только надкусывать нам четверым всю ночь придётся,
и то не уложимся, - удержал я от дурной идеи всех остальных. – Я только
подумаю об этом, у меня сразу схватки в животе начинаются после
перенесённых недавно страданий от поноса. Будь он неладен, всю жизнь
отравил.
На берегу, у самой воды валялся дохлый дельфин. Он был такой
маленький, около метра длиной и жалкий, что грустно было смотреть на
это прекрасное животное, которое, очевидно, попало под винты катера.
Море своей волной выталкивало его труп на гальку берега и не забирало
к себе, словно показывая, что это люди виноваты в его смерти.
Я раньше никогда не видел дельфинов, но много читал об этих умных и
грациозных млекопитающих. А вот пришлось увидеть, но только в таком
горестном виде.
Огромное багряное солнце медленно заползло за горизонт, и почти
моментально земля окунулась в парное молоко темноты южной ночи с
мириадами звёзд на чёрно-синем бархате небосвода.
Тут уж нас с другом прорвало, и мы начали величать свою эрудицию
перед соседками в области познания созвездий и планет.
Мы как раз в училище только начали изучать мореходную астрономию
и знания прямо пёрли из нас. Ну, а если и соврали самую малость, обозвав
что-то не так, то ведь здесь авторитеты только мы сами, и никто нас не
поправит.
Подружки-соседки с нескрываемым интересом слушали наши басни и
старались даже запомнить, где какое созвездие и как его можно найти на
звёздном небе по небесным ориентирам.
Девы, конечно, были не фонтан, то есть не в нашем вкусе, а потому
мы только скуки ради провели с ними вечер, и на этом наши ночные
похождения закончились.
На следующее наше утро мы, как обычно, на карачках выползли в
узкий лаз палатки, и я сразу заметил, что нет моей русалки на привычном
месте.
Мы наперегонки рванули к воде, но мне показалось, что в мире что-то
не так.
- Лё-ха-а-а! Нет моей русалки! - с грустью завопил я другу.
- Да, тяжёлый случай, - констатировал неунывающий напарник. - Не
кому тебе теперь исполнять свои рапсодии из личной жизни дельфинов.
Пора и нам сматывать удочки.
Мы прекрасно загорели, вдоволь накупались и наплавались в тёплом
море. Но две недели пролетели, как одна, и мы договорились с Лёхой, что
пора и меру знать, да собирать свои манатки, ведь дома ждут матери.
Матери ведь тоже хотят посмотреть на своих сыновей, а ещё больше
покормить их своими домашними кулинарными творениями. Для них
сидеть и смотреть, как поглощает тарелку за тарелкой их ненасытное чадо
- это, как я понял, наивысшее выражение материнских чувств, заложенных
инстинктами самой природы.
В 4.00. мы поднялись, как по тревоге, срубили свою палатку и уложили
свой скарб в рюкзак. Поскольку воздушный мостик был разрушен водной
стихией, и восстанавливать его никто не собирался, нам пришлось, как
циркачам-эквилибристам или канатоходцам, переходить на другой берег
речушки по оставшимся тросам. За верхний трос держишься руками, а по
нижнему - только успевай переставлять ноги.
Нам нужно было забрать свои чемоданы из Мониного котуха, где
мы их оставляли на хранение. Мы, как два воришки, тихо и бесшумно
вошли в калитку дома и пробрались в курятник. Все спят и даже собаки
не гавкают.
Что за чудеса!? На Мониной раскладушке спала какая-то девочка, а
на двух других - тоже какие-то совершенно незнакомые женщины. Тихое
замешательство; где ж теперь искать наши чемоданы, поскольку под
раскладушками их мы не обнаружили.
Пришлось нарушить мирный сон девчушки. Спросонья она долго
ничего не могла сообразить, хорошо хоть не напугалась нас, и нам
пришлось несколько раз повторять один и тот же вопрос:
- Девочка, а где ребята, которые здесь жили?
Наконец до неё дошло, что грабить их никто не собирается, а ищут всего-навсего бывших жильцов, и она ответила:
- Ваши дяденьки уехали на три дня в Сочи, а хозяин пустил нас на это
время пожить здесь. Ваши вещи находятся у хозяина, - наконец-то внятно
пролепетала она, то, что нам нужно было, и снова захрюкала своим
безмятежным сном.
Катер отправлялся от причала в 06.00. и времени на поиски хозяина
этого Шанхая оставалось совсем немного. Мы постучали в окно веранды
и на встревоженный сонный голос с кавказским акцентом:
- Каво нада? – спросили, где найти хозяина.
- Нэ знаю, он где-то в домэ, - последовал ответ, и мы пошли дальше.
На наш стук в двери дома долго никто не открывал, а когда дверь
потихоньку отворилась, то за ней стояло всё перепуганное население
этого табора. Всего человек 10, конечно, кроме хозяина.
- Вы только нас не бейте, мы мирные люди. Нам срочно нужен ваш
хозяин. У него наши чемоданы с вещами, - как можно поласковее
задабривали мы встревоженный муравейник отдыхающих.
- Хозяин живёт на чердаке, - ответила нам женщина и пропустила в
дом.
- Лёха, вот жиды-то где! Сам даже на чердаке ночует, а с остальных
метров деньгу зашибает. Сверхпредприимчивость! – мимоходом буркнул
я Лёхе.
С лесенки чердака, как дядька Черномор, в тельняшке и с седыми
всклоченными кудрями и усами уже спустился хозяин этого приюта и
начал нам канючить:
- Мне ваши ребята обещали тельняшку подарить. Давайте тельняшку!
- У нас катер через полчаса отходит! Отдай наши чемоданы, и мы
побежали на причал. А тельняшку тебе не мы обещали, так что с них и
спрашивай, - упёрлись мы.
Пошёл он на фиг, устроил нам тут целую встряску, а мы ему ещё и
тельняшку подавай.
Черномор открыл огромный сундук, в котором в беспорядке были
свалены все наши и ещё какие-то вещи, и стал по одной шмотке
вытаскивать, а мы опознавали среди них свои и укладывали их в пустые
чемоданы.
Эта сортировка заняла почти 20 минут, и мы уже с Лёхой начали
мандражировать, что опоздаем на катер. Наконец мы выудили из этого
амбарного сундука все свои пожитки и, сложив всё в чемоданы, даже не
попрощавшись, понеслись на причал.
Катер уже стоял под парами, дизель потихоньку бухтел, и мы едва
успели запрыгнуть на его борт.
- Лёх, секи момент, - толкнул я Лёху и показал на берег.
Там из калитки своего дома вырулил Черномор в семейных по грудь
трусах, но уже без тельняшки. Он степенной хозяйской походкой морского
владыки вошёл в море около причала.
Катер отошёл, а мы всё смотрели на медленно заходящего в воду
капиталиста. Усы и седые кудри развивались на утреннем ветерке и
это придавало картине сказочную окраску. Действительно, как дядька
Черномор, но только без витязей прекрасных. Когда он погрузился по шею в воду, то окунулся с головой и взял обратный курс на берег.
Выйдя из воды, он, не стесняясь проходившего мимо катера с полной
палубой пассажиров, сверкая своей белой задницей, снял свои огромные
трусы, отжал их и вытерся ими словно полотенцем, затем, облачившись в
них, направился в свою калитку.
- Сим, я вижу в этом образе твое пенсионное будущее. Выйдешь на
пенсию, купишь себе такую же холобуду на берегу моря, и будешь обирать
отдыхающих граждан со всего Советского Союза. Чем не занятие для
бывшего флотского офицера, - фантазировал друг мой Лёха, пока катер,
набирая обороты, ложился на нужный курс в сторону Туапсе.
- До пенсии ещё дожить надо. Да и нет у меня жилки коммерческой. Не
могу я смотреть людям в глаза, если нужно их обдирать или обманывать.
Я лучше сам отдам, чем у кого-то что-то отобрать, - пытался я доказать
несостоятельность Лёхиной разработки.
- Да, знаю я! Я так, брякнул просто от скуки, - зевая от недосыпа,
согласился со мной друг.
Лёха почти сразу по приезде ко мне домой, собрал свои шмотки и уехал
на перекладных поездах к себе домой. Наконец-то мать успокоилась, что
я загорелый и здоровый буду почти 10 дней до конца отпуска дома, рядом
с ней.
В доме напротив нашего, но на другом конце квартала, тоже на четвёртом
этаже, жила Танька Подшиваленко. Далековато для прямого общения, но
видно её балкон и кто на нём. Я утром вышел и просемафорил ей руками,
она увидела меня и тоже помахала в ответ, семафор был принят. Теперь
местные аборигены-одноклассники уже знали, что я приехал восвояси.
В этот раз летом в городе оказалось много наших одноклассников,
и я, как обычно в каждый свой отпуск, старался собрать их в кучу и
пообщаться на воле южной природы. Так в будни им, видите ли, некогда
встретится, у всех свои дела и заботы, а при мне вроде бы появляется
причина для рандеву.
Я совершил целый рейд по знакомым адресам и ценой невероятных
усилий сумел вытащить своих занятых друзей на встречу одноклассников
к Вечному огню, в скверике на улице Кирова.
На встречу пришёл Славка Лебедев, Сашка Слепенчук, Лариска
Сташкевич, Наталья Бучинская, Татьяна Подшиваленко, Сашка Максимов,
Тома Демьяненко и даже, откуда он только взялся, Малышев Виталька.
Мы ещё на выпускном вечере когда-то в школе договаривались каждый
год встречаться у Вечного огня, и вот встретились хоть в таком усечённом
составе.
Я сразу заметил, что им приятно видеть знакомые физиономии своих
недавних одноклассников и поделиться своими изменениями в жизни, и
узнать как дела у других.
Вот такой толпой мы завалились в летнее кафе 'Молодёжное' на
площади Ленина. На улице жара и париться за стеклом аквариума ни у
кого не возникало ни малейшего желания.
Сдвинули два столика на летней веранде и уселись все вместе, как
смогли. Леба сгонял в гастроном и купил несколько бутылок вина, нам
больше и не надо было.
Мы сидели, как самые настоящие бедные студенты, на свежем
воздухе веранды кафе и закусывали провозглашённые тосты местными
пельменями и каким-то салатом.
Сразу на всех нахлынули школьные воспоминания, всем наперебой
хотелось высказать свою ностальгию по ушедшему в историю детству. На
мгновение мне даже показалось, что мы и вовсе никогда не расставались,
а вернулись с летних школьных каникул.
Наш всё такой же рыжий и лопоухий Леба учился в медицинском
институте в Калинине. Славка подсел ко мне и, заговорщицки улыбаясь,
спросил:
- Вов, а ты не желаешь подзаработать денег в своём отпуске? Я знаю,
что вам там одни копейки платят. Сейчас есть такая возможность.
- Это как и каким способом? Опять вагоны разгружать? – навострил я
уши.
- Пошли со мной в бригаду трупики формалинить, - не моргнув глазом,
выдал Леба.
- Чего, чего? Это что такая за бригада? – несколько поразился я
предлагаемой работой.
- В морге, чтобы покойничек не разлагался его нужно наформалинить.
Берёшь такую большую иглу, всаживаешь в определённое место жмурику,
и насосиком таким покачал немного и дальше - в другую точку. Работа не
пыльная, но нужно иметь привычку общения с товарищами, - с издёвкой
поведал про ужасную работу студент.
- Нет, Слава, качай сам свой насосик с формалином. Я эту жуть не
перенесу. Это не для меня, - напрочь отказался я от такой работы.
- Володь, это ж хорошие деньги. Ты сразу не отказывайся, подумай, -
продолжал настаивать будущий медик.
- Нет! Слава, и не уговаривай. Ищи себе другого компаньона для
таких работ, - окончательно подвёл итог я не совсем застольной темы
разговора.
Лариска сидела рядом со мной и как бы между прочим начала задавать
вопросы о ленинградской жизни, и не встречал ли я там Кольку.
- Не только встречал. Я и бывал у них несколько раз в общежитии на
улице Зайцева, в Автово. Они там с Виталькой живут в одной комнате.
Мы даже на танцы с ними ходили в их студенческий клуб. Может быть,
это и не клуб, а просто фойе на первом этаже. Посмотрел, как живут
студенты.
- Хорошо живут студенты! У них там полнейшая демократия, в отличие
от нашей казарменной системы. Хочешь, спать ложись, а хочешь, песню
пой или задания выполняй. Чертежей у них там полно всяких. Сейчас
на первом курсе им достаётся крепко. Работают люди, как негры в поте
лица, осваивая точные науки. Всё что-то чертят и чертят, когда только
успевают. Факультет у них ну очень серьёзный – приборостроительный,
- обстоятельно рассказывал я Лариске про наших ленинградских
одноклассников.
- А что такое приборостроительный факультет? – пытала меня дальше
Лариска.
- В каком-то смысле они мои будущие коллеги. Они, в принципе, будущие конструкторы нашего доблестного военно-морского оружия.
Оружия, которым нас учат стрелять и поражать подводного и прочего
противника под водой и на воде. Торпеды, ракеты и морские мины вот
чем они будут заниматься в перспективе, - как мог популярнее пытался я
ответить на Ларискин вопрос.
- Ужас! Тихий ужас! Вы же потенциальные убийцы людей! Столько
оружия против человека, а они ещё и изобретать его будут, - ударилась в
пацифистские рассуждения Лариска.