- Вопрос, конечно, интересный! Далеко-далеко в море, вне видимости
берегов нужно постоянно знать свои координаты, то есть где же ты
плывешь. А поскольку ориентиров кроме наших светил нет, то мы и пользуемся небесными услугами. Небесная механика движения настолько
стабильная и точная, что можно заранее, на несколько лет вперёд,
рассчитать положения всех основных светил. Вот мы и пользуемся этими
талмудами астрономов, которые называются 'Морской астрономический
ежегодник' и есть ещё ряд таблиц. С помощью древнего инструмента
секстана определяется высота светила над горизонтом и по таблицам
рассчитывается место корабля на момент замеров. Сейчас это уже
анахронизм, поскольку существуют различные радиолокационные и
радионавигационные системы определения места корабля. Но в военное
время или в аварийных случаях эти системы, скорее всего, не будут
работать и тогда остаются только дедовские методы.
- Как всё сложно, - сделала свой вывод Ларка.
- Да ты не забивай себе голову этой чепухой. У меня ведь в школьном
аттестате по астрономии стоит 'тройка'. Чёртов Сидор - 'Иван в квадрате'
со своим занудным преподаванием этого предмета, начисто отбил у меня
интерес к этой науке. Вот сейчас бы я ему с радостью навтыкал по этому
предмету, - вспомнил я нехорошими словами своего бывшего учителя
астрономии.
- Давай договоримся, какая звезда на небе будет нашей. Ты смотришь
на эту звезду с корабля, а я у себя в Краснодаре, - предложила Ларка
приемлемый выход на время разлуки.
- Арктур! Самая яркая звезда в созвездии Волопас! Теперь по ночам,
как лунатик, буду смотреть на нашу звезду и думать о тебе. Жаль только
погода на Балтийском море совсем не похожа на здешнюю. Там чистое
небо осенью бывает не часто, - утвердили мы нашу небесную спутницу.
Теперь мы были взрослыми и могли сидеть в темноте сквера хоть до
утра. Но Лариска беспокоилась за своих родителей, и поэтому мы позже
часа ночи никогда не гуляли по ночному Армавиру.
Родители Лариски - Лидия Николаевна и отец Вадим нам никогда и
нисколько не мешали, они понимали наши чувства перед приближающимся
расставанием на целых полгода и старались нас приободрить. И только
младший брат Игорь, белобрысый и шустренький малый мог влететь
в любой момент в Ларискину комнату и затевал со мной какую-нибудь
возню детских игр, не обращая внимания на то, что сестре не до игр.
Лариска была тонкой и впечатлительной натурой, одним словом
настоящий музыкант. После моих ночных уроков астрономии её любимая
песня стала тоже с астрономическим названием - 'Луна'.
Эту песню своим изумительным голосом пел Валерий Ободзинский.
Он её пел так проникновенно, что эта мелодия даже мне самому сильно
запала в душу.
Ларка часто ставила пластинку на проигрыватель и мы, обнявшись,
танцевали и слушали слова о том, как 'море целуется с Луной' и про
'лунную дорогу, которой никто не шагает' и 'девчонку, с которой танцевал
я'.
Трагизм звучащего голоса исполнителя, как нельзя совпадал с нашим
настроением душ, и мы думали о предстоящей разлуке и возмущались
несправедливостью земной жизни. Только нашли наконец друг друга
и признались в своих чувствах, а тут уже вот она разлука на горизонте замаячила. И не на несколько дней, а на целых полгода мирской жизни.
В последний день, в день своего отъезда я привёл Лариску к себе
домой и познакомил с мамой, отцом и сестрой. Она увидела висевшую на
стене скрипку отца и, настроив её как положенно, сыграла пару каких-то
мелодий, берущих за душу своей грустью.
Отец сидел и слушал, как завороженный, Ларкину игру, словно впервые
слушал звуки своей скрипки, но в руках профессионала. Действительно
скрипка в её руках даже звучала совсем по-другому. Ему очень понравилась
её исполнение, и он задавал ей какие-то вопросы о смычке и настройке
скрипки.
На вокзальном перроне у поезда я обнимал и целовал свою Лариску
на глазах у родителей, мы ведь прекрасно понимали, что это последние
мгновения, последняя возможность перед разлукой и поэтому совсем не
стеснялись.
Проклиная в душе этот противно визжащий своим гудком оживший
поезд и сдерживая свои порывы, я заскочил в тронувшийся вагон и ещё
долго махал стоящим на перроне моим самым родным людям.
Раньше я очень любил этот скорый, а сейчас мне так хотелось,
чтобы у него невзначай отвалилась колёсная пара и он остановил свой
ускоряющийся бег. Хоть на 10 минут!
Здесь, в стенах училища я так остро почувствовал огромную душевную
пустоту и потерю своего любимого человечка, на которого готов был
молиться и днём и ночью. Но поезд ушёл, и нужно было набираться
терпения и ждать, ждать и ждать...
Чукмасов, прочитав послания военного коменданта Армавира в наших
с Лёхой отпускных билетах насчёт воинской чести, влепил нам по горячим
следам по одному месяцу без берега со своим напутствием:
- Чтобы вы у меня в следующем отпуске пробегающую мимо мышь за
версту видели, а не только капитана, да к тому же ещё коменданта! Вы же
уже не дети, на третий курс перешли и соображать должны, что гордость
тут не к чему. Лучше лишний раз рукой махнуть, чем потом в комендатуре
париться строевыми занятиями.
Да бог с ним, с этим берегом! Всё равно завтра вечером уезжаем на
поезде в Ригу, а оттуда в Лиепаю на практику. А с корабля в увольнение
много не набегаешься, итак целый месяц не будут отпускать. Так что
мы с Куншиным особо не расстраивались, всё пройдёт, но армавирского
капитана мы запомним надолго.
А вечером следующего дня поезд нёс на своих стучащих колёсах
целых два вагона курсантов в сторону Балтийского моря и столицы
Латвии. Вагон был набит нашим братом по самое дальше некуда. Если
нормальные люди размешались в вагоне в количестве 50 человек, то нас
было около ста. Так что размещались везде, где только можно упасть,
разве, что кроме потолка.
Вот повезло-то проводникам, заполучившим в свою временную опеку
такую толпу развесёлых молодых и деятельных пассажиров. Уже через
несколько часов путешествия вода в туалете вагона закончилась и не
только в умывальнике.
Дальше мы добирались до Риги в сухо-безводном варианте, от которого распространялись совсем не гигиеничные запахи от мест
общего пользования, а всё мусорные баки были завалены пустой тарой от
напитков всевозможного разлива.
В Ригу мы прибыли 1 сентября рано утром и до следующего поезда
у нас был свободным целый день. Чтобы как-то скоротать время Чук
устроил нам экскурсию по городу.
Чукмасову раньше часто приходилось бывать в Риге, и он успел
её изучить не хуже любого экскурсовода. Мы бродили по Старой Риге
организованной толпой, а командир роты исправно исполнял роль нашего
гида.
Чукмасов в роли экскурсовода по старой Риге
Особое внимание Чук уделил Домскому собору Старой Риги. Мы
стояли около этого старинного и своеобразного строения, построенного
в готическом стиле, которое сохранилось в первозданном виде ещё с 13
века. Сколько минуло всяких войн и передряг, а его словно это никак
не коснулось. Он стоял на небольшой площади уложенной каменной
брусчаткой, по которой хаживало минимум как 20 поколений людей.
Чукмасов сообщил нам и уникальность этого собора. Там стоял первый
в нашей стране старинный орган, ещё той исторической постройки и
здесь до сих пор устраивают мессы с исполнением органной музыки
произведений Баха.
Мы, понятное дело, привыкши к халяве, рванулись на вход, но это ведь
был не музей, в который военнослужащих пускали за символическую
оплату, а действующий собор. Там как раз раздавалась органная музыка и
пение, видимо, шла месса, и я послушал его необычное звучание, но стоя
около открытых дверей.
Музыка меня потрясла, казалось, звук исходит откуда-то из-под земли и его объёмное звучание здорово давило на сознание. Мне сразу почудилось,
что там внутри собора находятся крестоносцы в своих доспехах и белых
плащах с крестами, которые усердно молятся перед походом на Русь. Тут
ведь до Пскова и Новгорода совсем недалеко.
У Домского собора Старой Риги
Конечно, в Ленинграде нигде такого старинного готического стиля в
строениях не найти, поэтому для нас были удивительными эти тянущиеся
в небеса остроконечные строения.
Потом нас занесло в Парк выставки скульптуры. Нам очень понравилась
сидящая Ева с яблоком в руке, и мы с Юркой сделали вид, что подхватили
её на руки и уносим с собой на поезд, а Лёха запечатлел этот момент, и
получилась неплохая фотография.
Латыши были в первых рядах авангардного искусства в области
скульптуры и керамики, и только у них можно было увидеть обнажённую
женскую натуру, созданную в камне и других материалах.
Похитители 'Евы'
Попробовали мы здесь и газированное вино из пивных бокалов, которое
продавалось в киоске, как обычное пиво. Пиво то гадость приличная, а
здесь еще и кислое вино, да с углекислым газом.
Может быть, мы чего-то не понимали, в чем же заключалась изюминка
этого напитка, но лично мне совсем не понравилась эта латышская
новинка виноделия, бьющаяя по голове своим винным газом.
На причале Городского канала в Лиепае нас ждал уже знакомый
буксир МБ-157 'Первомайский'. Он, лихо дымя своей единственной,
но огромной трубой, доставил наш несколько полинявший от поездок в
поездах контингент вместе со всеми морскими чемоданами и рюкзаками
на тот же крейсер 'Комсомолец'.
Морские чемоданы были набиты ящиками с секстанами и прочей
астрономической справочной литературой, которую заботливо подготовил
для нашей практики всё тот же Волопас-Бучинский. Морские чемоданы -
это, на всякий случай, такие брезентовые мешки, имеющие форму ящиков
с ручками и шнуровкой, длиной до полутора метров, в которые можно
набивать груз, ну а в пустом виде он сворачивается и занимает совсем
немного места.
'Комсомолец', как на картинке, вырисовывался своими огромными
трубами и стволами главного калибра на фоне молов аванпорта, благо
погода на удивление была солнечная и тёплая.
Знакомые запахи разогретого палубного железа и приятный запах свежего хлеба, исходящий от пекарни корабельного камбуза, смешанный с
запахом сгоревшего мазута, напомнили прошлогодние морские страдания
в штормовых условиях.
Правда теперь мы уже были не те салаги, и форма уже не сидела на
нас кулём, по которой любой матрос мог определить, что мы впервые
шагнули на палубу настоящего корабля и нас можно прикупить на любой
мелочи морского жаргона.
На этот раз мы уже прекрасно ориентировались в помещениях и боевых
постах крейсера, да и боцман нам теперь был уже не страшен в своих
бесшумных дырчатых тропических тапочках.
Мы уже ориентировались по корабельным склянкам крейсерской
рынды (колокол) и даже знали, что такое рында-булинь, которая крепилась
к языку колокола. Это и была самая короткая снасть в такелаже любого
корабля.
Крейсер выполнял свои задачи, и мы ему в этом абсолютно не мешали.
Он совершал переходы между Лиепаей и Таллином и в полигонах боевой
подготовки выполнял артиллерийские стрельбы и прочие задачи.
В такие моменты мы во все глаза и уши, которые приходилось
затыкать лампочками, смотрели, как лупят орудия главного калибра
по артиллерийскому щиту, невидимому простым глазом из-за большой
дистанции стрельбы. На стойках щита стояли уголковые отражатели,
с помощью которых радиолокационная станция отслеживала цель и
выдавала целеуказание на стрельбовую станцию.
Грохот 152-милиметровых орудий был внушительный, в коридорах
и кубриках, расположенных в носовой части корабля иногда лопались плафоны лампочек освещения, и осыпалось пробковое покрытие со
старинных переборок в отсеках.
Мореходная астрономия под главным калибром
Как только на переходе морем появлялось солнышко к нам в кубрик,
как по тревоге, прибегал капитан 1 ранга Бучинский и заставлял, да
скорее упрашивал, нас выходить на верхнюю палубу на бак или ют для
тренировок с секстанами. И мы 'качали солнышко', то есть тренировались
в замерах высоты Солнца.
Волопас своё мореходное дело знал туго, и он вежливо, но настойчиво,
объяснял и показывал, как нужно совмещать Солнце с горизонтом, и как
правильно покачивать секстан для касания Солнышка с горизонтом. На
вот такой-то тренировке меня и заснял неизвестный фотограф.
Хуже дело обстояло ночью, когда вдруг из постоянной завесы облаков
открывалось чистое небо, и на нём вырисовывались звёзды. Тут Волопас,
как заведённый, бегал по спящим кубрикам и корректно поднимал нас
с коек на ночные бдения с секстаном и работой со звёздным глобусом.
Он был неутомим в своих преподавательских способностях и пытался
всеми фибрами души передать нам свои знания звёздного неба со всеми
его созвездиями и планетами вместе.
Важное
