Но курсант есть курсант и потревоженный его ночной сон требовал
своего – доспать и досмотреть свой сон любыми путями. Выйдя на палубу
с секстаном в руках и на несколько минут изобразив перед Волопасом
прилежную работу, все эти прилежные ученики постепенно втихаря
рассасывались по шхерам, которых на корабле было предостаточно. Ну, а
там, ясное дело, кто как мог, пытался опять вступить в связь с Морфеем и
переключить канал на недосмотренный сон.
В итоге бедный Волопас оставался с двумя-тремя самыми ярыми
поклонниками астрономии и в недоумении произносил:
- Товарищи курсанты, как же так! Вдруг завтра не будет такой
возможности потренироваться и порешать задачи. Терять такую
возможность! Я не понимаю, как можно равнодушно спать, когда на небе кружит целый хоровод звёзд!
'Качаем солнышко' в секстане. Федя - главный секстанёр
После стрельб крейсер заходил в Купеческую гавань Таллина, как
геройский корабль, так как все полотна щитов для стрельбы были
продырявлены нашими меткими пушкарями, которых на корабле
частенько называли 'рогатыми'.
На следующий день было самое настоящее увольнение в город. Первый
раз командиры рот разрешили увольнение по увольнительным запискам,
а это уже не экскурсия, но нам с Лёхой Чук напомнил про 'месяц без
берега' и пожелал наводить порядок в кубрике в качестве дневальных.
Обидно слышать от командира такое нехорошее напоминание и сидеть в
железе, когда другие пошли на уже знакомый берег.
В глазах тоска и зависть гложет, что всё наше хулиганьё сбежало на
берег, а ты тут, как белый пудель, сидишь в тишине кубрика. От тоски по
Лариске и дому вдруг сами собой в голове стали рождаться некие подобия
стихов.
Дневальный по кубрику
Записал, и получилось нечто похожее на философию несчастного и
обделённого судьбой. Конечно, это были корявые строки, я ведь далёк от
поэзии и искусства, но сочинил, как мог и от всего сердца.
Если б земные люди,
На год, а лучше на два,
Забыли бы все-все в мире
И даже любви слова.
Потом, если люди вдруг снова
Вспомнили все слова.
Стали весомей вдвое
Значения их тогда.
Я почти через день строчил письма Лариске в Краснодар и только иногда
домой матери. Но сюда в море ответные письма пока не приходили, ведь
свой адрес я написал только в первом письме, поэтому стихи мои долго не получали должной оценки человека, которому они собственно были
посвящены.
В одну из экскурсий по Таллинну мы с Лёхой и Юркой зашли в
магазинчик сувениров на Ратушной площади.
Столько здесь было всяких безделушек, сувениров из различных
камней и янтаря, керамики, кожи, металла и дерева, что просто глаза
разбежались. Какие-то брелки, статуэтки, подсвечники, вымпелы городов,
кожаные портмоне и кошельки всяких расцветок, косынки и флаги, чего
там только не было.
Но я выбрал небольшую очаровательную деревянную куколку, одетую
в эстонский национальный наряд. Кукла была сделана очень примитивно,
но наряжена с таким вкусом и изяществом, что даже не было заметно, что
представляла она собой всего лишь стойку с перекрестием и деревянным
шариком головы. Всё это прикрывала и украшала яркая одежда эстонского
национального наряда и головной убор. Я решил, что это будет скромный,
но отличный подарок на день рождения своей Лариске, который был 8
ноября.
В Лиепае огромное озеро Лиепаяс, оно вытянулось с севера на юг, и
его протяженность составляла километров 12-15 при средней ширине
примерно чуть больше километра. Еще Петр 1 заставил в своё время
прорыть два канала: Городской и Военный, которые соединяли озеро с
морем.
Кораблю можно было с моря войти в один из каналов и через озеро
выйти в другой канал, а там уже снова в море, но другим путём. Петр был
великий стратег и сделал это очень грамотно и удобно.
Но в наше время это никому особо не нужно было, и через Городской
канал построили нераздвижной бетонный мост, озеро обмелело, а
фарватер в нём никто сто лет не чистил и постепенно этот проход перестал
существовать.
А через Военный канал немцами был построен Воздушный мост,
который раздвигался не так как питерские мосты. Половинки моста
горизонтально расходились в разные стороны, освобождая пространство
для прохода кораблей в средней части моста.
Поскольку весь наш флот в исторические времена был сплошь
парусным, то и внимание на флоте парусной подготовке уделялось особое.
Каждый офицер должен был досконально знать весь корабельный рангоут
и весь набор стоячего и бегучего такелажа на корабле до последней
рында-булины и стеньги. А это только больше сотни одних замысловатых
названий типа 'крюйс-бом-брам-стень-штаг' и так далее.
Ну, а нам уже, можно сказать, повезло больше, и мы служили в век
атомоходов и авианесущих кораблей, где из всего этого парусного
хозяйства остались только небольшие шлюпки.
За мостом в Городском канале находился плавпричал шлюпочной базы,
у которого стояли несколько шлюпок. Вот сюда-то мы и приходили, где
усердно тренировались в плавании на них под парусами.
Если управлять этим небольшим плавсредством на веслах мы уже
умели, то до парусов на Неве у нас дело не доходило. А здесь на озере
простор широк и есть место для исправления ошибок при выполнении поворотов. Паруса - это уже далеко не весла и здесь ошибки могут
привести к овер-килю, проще к перевороту вверх килём.
На раздутых парусах по Лиепайскому озеру
Шлюпка она отличается тем, что не имеет большого и тяжёлого киля,
как у яхты. Поэтому при достаточном крене на борт шлюпка может
просто-напросто перевернуться со всеми вытекающими последствиями.
А нам никому не хотелось оказаться за бортом в воде, да ещё осенью, и
даже если на тебе спасательный жилет.
Командирами шлюпок у нас были наши преподаватели и наш Чук, который лихо и все точно по 'Командным словам' по-уставному шпарил
нам команды, а сам рулил шлюпкой, сидя на кормовой банке с румпелем
в руке.
Командир шлюпки капитан 3 ранга Чукмасов.
- К повороту форде-винд! – командовал Чук, сидя на корме в своей
пилотке и шинельке. - Кливер раздёрнуть!
Как только нос шлюпки пересекал линию ветра, то кливер начинал
трепетать на ветру и командиру следовал доклад:
- Кливер полощет!
- Шкоты на левую! – четко командовал рулевой, и шлюпка, перевалив
носом линию ветра, ложилась на новый галс, и неслась полным ветром,
бороздя просторы Лиепайского озера.
К концу нашей практики мы уже сами знали все действия и команды и
умели управлять шлюпкой не хуже наших отцов-командиров. Ну, бывали,
конечно, ляпсусы, но без них никак в жизни не бывает.
Ну, посадил я шлюпку на мель, желая выполнить лихой поворот у самого
берега, а там оказалось совсем мелко. Дал команду своему экипажу:
- Весла на укол!
И с помощью упора веслами в илистое дно сняли шлюпку с мели и
продолжили своё плавание. Навигационной карты озера у нас не было и
где, какие глубины мы не знали.
В Лиепае нас уже в увольнение самостоятельно не пускали, устраивали
экскурсии по городу, а это почти то же самое увольнение.
Чук приводил нас в центр города к универмагу 'Курземе' и отпускал
на все четыре стороны, но с условием прибытия к месту сбора через три
часа. И мы уже действовали по своим планам, хотя какие там у нас могли
быть планы в незнакомом городе и без денег в карманах.
Поэтому мы обошли все центральные торговые точки, где с интересом
разглядывали местные сувениры и товары.
Федя есть Федя, ему вдруг срочно захотелось испить именно водки, а
не местного яблочного вина под названием 'Аболу винс'. Но оказалось,
что это совсем не просто. Водку здесь днём с огнём не найти.
Незадолго до нашего прибытия здесь прошёл сильный ураган и
навалял много деревьев в лесах. Чтобы убрать поваленные деревья, сюда
в Лиепайский район съехались несколько больших бригад лесорубов из
Белоруссии, и вот тут-то и началось.
Все бригады вкалывают по расчистке леса, а одна ездит по району
и скупает водку, всю подряд. И работа пошла в полном масштабе.
Днём работают, а в остальное время горькую пьют. Так что местному
народонаселению оставалось только вино и коньяк, да ужасные
слухи, ходившие по городу, о всяческих нехороших подвигах пьяных
лесорубов.
Федя путём заигрывания шутками и прибаутками с местными
продавщицами, можно сказать, добыл две бутылки 'Кристалла', но с
ужасной переплатой. Если бутылка стоила около 3 рублей, то он отдал 20
рублей за две штуки.
На красивом пляже с белыми песочными дюнами в городском парке мы,
как последние лесорубы из той же Белоруссии, злоупотребили местный
'Кристалл', закусывая молочными сырыми сосисками, и довольные эффектом пошли осматривать достопримечательности парка.
Лиепая, Приморский парк. / Ресторан 'Банга'. 21.09.68 г.
Прямо рядом с пляжем, у пивного павильона, в котором продавали
хорошее чешское пиво, а наши знатоки после водки очень высоко оценили
его качество, мы сфотографировались на память. К нам с Лёхой и Юркой
откуда-то примазался и Глобус.
Посещение городского парка закончилось рестораном 'Банга' и деньги,
которых у курсантов никогда нет, как не странно, нашлись на скромное
употребление латышского пива под названием 'Сенчу алес' и по сто
граммов местного экзотического 'Рижского бальзама'.
За столиком, на веранде ресторана Чернавских, Анциферова и меня
наш Лёха запечатлел, как гуляющую в 'Банге' морскую братву. А Цубер,
который никогда в жизни не курил, вдруг от избытка чувств, навеянных
такими напитками, задымил, как паровоз, вонючей 'Примой'. Погуляли
хорошо, но маловато.
Весёлой и весьма раскованной компанией мы прибыли на причал, где
стоял наш буксир. И уж, тут на борт буксира залезали кто, как смог. У
всех во рту торчали сигареты, и дым от двух сотен наших курсантов стоял
выше, чем дым, исходящий из трубы мощного морского буксира.
Так уж случилось, что в городе, в магазинах которого практически
отсутствовала продажа спиртных напитков, все жаждущие удовлетворили
свой интерес к Бахусу и оказались в меру выпившими. Недаром говорил
наш Чук, что нормальный курсант он завсегда грязи найдёт.
Когда же буксир пришвартовался к плавпричалу, стоящему у борта
крейсера, то руководитель практики целый капитан 1 ранга Кукушкин
поручил мне, как самому трезвому амбалу, стоять на страховке своих
товарищей при выгрузке с борта буксира.
Воодушевлённый таким высоким доверием своего командования, я
первым лихо сиганул с буксира на плавпричал. От такого молодецкого
прыжка моя белоснежная бескозырка неожиданно сорвалась с головы и,
прокатившись колесом несколько метров, остановилась, и легла именно
в пятно мазута на палубе. По всем законам подлости она и легла в мазут
верхом белоснежного чехла, превратившись в головной убор непонятного
цвета.
Но, несмотря на понесённый ущерб, свои обязанности на страховке я
исполнил до последнего товарища, неуверенной поступью прыгающего с
буксира на палубу причала. И только благодаря моим стараниям ни один
из них не оступился и не свалился за борт.
На корабле дневальный по кубрику вручил мне сразу несколько писем
от Лариски, которые долго странствовали, пока не отыскали наш крейсер.
Но всё же нашли и дошли до адресата. У меня на душе был настоящий
праздник.
Лариска писала такие нежные и тёплые письма, что мне только и
оставалось брать в руки ночью секстан и бежать замерять высоту нашей
звезды Арктур на радость нашему звездочёту Бучинскому.
Не знаю, как на это бы отреагировала Лариска у себя в Краснодаре,
а Волопас точно записал бы меня в поклонники своей мореходной
астрономии.
Важное
