Кафедра ОТД была наискучнейшая в нашей учебной программе. На
этой кафедре мы ломали копья с такими науками, как сопромат, технология
металлов, теория машин и механизмов и прочими техническими
науками.
Технологию металлов и гидродинамику вёл у нас уралец с ёлочной
фамилией Еловских. Толковый преподаватель был небольшого роста, но
с крупной умной и лысеющей головой. В этой голове каким-то образом
укладывались все сложнейшие понятия и формулы вместе с множеством
интегралов, ну просто ходячий справочник по этим тяжёлым металлам
науки.
Под его чутким руководством мы разглядывали под микроскопом и
зарисовывали структуру металлов. После механической или термической
обработки этих образцов наблюдали изменение структуры и снова
зарисовывали перлиты, ледобуриты или аустениты.
Потом рассчитывали кучу каких-то модулей и испытывали образцы
на разрушающих испытательных машинах, тем самым, подтверждая
свои расчёты. Одним словом, если бы из нас готовили инженеров или
конструкторов, мы бы по своим знаниям были впереди любого студента.
Испытывая свой образец на прочность на маятнике Копра, я закрепил
заготовку в зажим и стал отводить тяжеленный маятник во взведённое
положение, тут я случайно заметил на станине маятника бирку завода-изготовителя. Там среди каких-то его технических характеристик было
написано, что он изготовлен на Армавирском заводе испытательных
машин.
- Лёха, Федя, смотрите, что тут написано! На этом заводе работает
мой отец. Ну надо же, земляка нашёл на кафедре ОТД, - с гордостью
воскликнул я.
Еловских услышал моё гордое заявление и подтвердил мою правоту,
что таким заводом можно гордиться:
- Таких заводов всего три на весь Советский Союз. Поэтому все
испытательные машины к нам поступают из Армавира.
Если бы вы знали, как я был горд за свой Армавир, что наша
промышленность славиться по всему Союзу.
Кроме скучных наук кафедры ОТД мы изучали и более интересные.
История военно-морского искусства была в начале изучения для меня на
уровне изучения дедовских мифов древней Греции. Дедовское воспитание
привило мне не совсем понятную тягу к истории, археологии и подводному
миру. Я мог запоями читать эту тематику, а тут такая возможность...
Кафедру возглавлял пожилой и солидный профессор, доктор
исторических наук капитан 1 ранга Гельфонд. Он с чувством патриота
русского флота проводил у нас лекции по истории парусного флота.
Замечательно читал, послушать его приходили к нам на лекции даже
многие преподаватели, которые писали свои диссертации. Им тоже в
своих трудах приходилось опираться на историю, от истории никуда не
денешься. Заинтересовав нас этим предметом, профессор передал наш
поток капитану 2 ранга Мисаилиди.
Вот где я встретил настоящего военно-морского грека. Вот это
был именно тот грек, который сохранялся в моём воображении ещё с
детства.
Красивое смуглое лицо, с прямым и чуть с горбинкой носом, над
верхней губой чёрные, подбритые сверху усы. Он мне чем-то напоминал
Манолиса Глезоса.
Глезос был патриотом и антифашистом в суровые для Греции дни
периода правления в стране режима 'чёрных полковников'. Такой же
гордый и выразительный взгляд, который сразу привлекал к себе внимание
окружающих.
Мисаилиди всегда приходил на лекцию в белой, а не в повседневной
кремовой рубашке, и выглядел в своей форме капитана 2 ранга, как
эталон морского офицера. Из-за кафедры он оглядывал нашу курсантскую
аудиторию гордым взглядом уверенного в себе человека и давал нам
знания, без которых мы, в принципе, не могли стать настоящими военно-морскими офицерами.
Офицер ВМФ - это продолжатель всех исторических традиций флота
и вся его служба проходит в постоянном соприкосновении с историей
и основывается на военном искусстве, накопленном предыдущими
поколениями.
Я всегда прямо-таки любовался этим человеком и как лектором, и как
красивым мужчиной.
Первый свой реферат в курсантской жизни я писал как раз по
истории военно-морского искусства. Основная задача реферата была
проанализировать действия немецких рейдеров в период Второй мировой
войны.
Рейдер - военный корабль, ведущий на морских коммуникациях
самостоятельные операции по уничтожению транспортных судов
противника.
Тема была интересная, но опыта в написании научных трудов было
маловато, а литературы по этому вопросу было слишком много.
Пришлось осваивать работу с каталогами в библиотеке и в читальном
зале, и просиживать с книгами по вечерам до самого закрытия
библиотеки.
Поскольку это был мой первый опыт в научных трудах, поэтому в нём
и не было ни одной собственной мысли и вывода. Написал много, но
сумбурно, и задачу практически не выполнил. Мисаилиди влепил мне за
работу суровый 'трояк', несмотря на мою великую любовь к нему, как к
лектору, так и красивому мужчине.
Зато теперь я знал правду о немецких рейдерах. А эта правда была
страшной. Немецкие корабли, маскируясь под корабли торгового флота
союзников или корабли, терпящие бедствие, безжалостно уничтожали
в своей 'свободной охоте' всё живое и плавающее на поверхности
моря. Никого не жалели и уничтожали любого живого свидетеля своих
злодеяний.
Мой пыл к науке кафедры ИВМИ несколько поубавился, но не совсем.
Я даже на последние деньги своей курсантской получки купил себе на
память учебник Гельфонда 'История Военно-морского искусства'.
Наступала зима, и на улице стало не особо уютно. Денег в кармане нет
и куда податься бедному курсанту, имеющему воскресное увольнение,
как не в Зал Революции на танцы. Там и без денег можно потанцевать и
послушать наших местных вокалистов Наташу Песочинскую и мичмана
Машковцева. Эти самостийные певцы на каких-то непонятных правах вели
музыкальное оформление наших вечеров и под шумок сами исполняли
сольные номера, демонстрируя свои вокальные данные.
Мы, как безденежные слоны, с Федей и Лёхой шарахались по залу и
разглядывали разукрашенный бижутерией и косметикой прекрасный пол.
Который… в свою очередь не менее внимательно смотрел и оценивал наши
достоинства. Жаль, что из наших достоинств были только две курсовки
на левом рукаве форменки, но мы не сомневались, что не все девушки
настолько меркантильны, чтобы оценивать нас только по количеству
галочек.
Стоя у стены зала, которая была заставлена стульями, я случайно
заметил показавшуюся знакомой маленькую девчушку-пичужку. Где я её
видел, ума не приложу, но видел точно. Она, встретив мой взгляд, в свою
очередь подлетела ко мне и сказала:
- А я знаю, как вас зовут!
Что я мог ответить на такое заявление, кроме:
- Как?
- Владимир! – откуда-то точно назвала она моё имя. – А вы разве не
помните моё имя?
- Наташа, - ляпнул я первое пришедшее на ум имя.
Она отрицательно покачала головой.
- Ну, значит Зоя, - стал прокручивать я в уме, где же я всё-таки с ней
встречался.
- Нет.
- Вспо-о-омнил! Вы Зина, - наконец, по несколько осипшему голосу
припомнил я, что почти год назад я даже танцевал с ней в день гибели
Шуры Изотова, и что мы внезапно из-за тревоги расстались без всяких сантиментов. – Вспомнил по голосу, он у вас несколько специфический.
- Это года три назад я застудила зимой горло и голосовые связки. С
тех пор вот приходится разговаривать прокуренным голосом, - поведала
пичужка свою историю.
- А я подумал тогда, что вы курите не меньше, чем я, - не постеснялся
я, признаться о первых впечатлениях прошлой встречи.
Я представил свою новую-старую подружку Лёхе и Юрке, и мы
танцевали с ней уже, как старые знакомые, называя друг друга на ты.
Зина работала продавщицей в магазине '1000 мелочей' на
Красногвардейской площади, а жила на Херсонской улице, недалеко
от остановки метро Площадь Александра Невского, её как раз только
построили.
Я всё втихаря разглядывал свою новую знакомую и отметил про
себя её ровные и стройные ножки. При небольшом ростике у неё была
ладная фигурка, на которой чётко обозначались все положенные девичьи
выпуклые места, спокойный взгляд серо-голубых глаз и хорошие
естественные волосы.
Ну, в общем, я бы сам на неё никогда наверно внимания не обратил,
она не бросается в глаза своей яркостью косметики, просто всё у человека
было естественное, кроме разве что голоса.
Поскольку после танцев времени оставалось маловато разгонятся
для проводов туда и обратно, то я проводил её до станции метро
Василеостровская, и мы расстались, договорившись о следующей встрече
в субботу.
Вечером, в назначенное время на улице Херсонской, у здания редакции
'Ленинградская правда' под часами я ждал на своё первое курсантское
свидание свою первую питерскую знакомую.
За день выпал небольшой снег, и я стоял, как тополь на Плющихе,
выделяясь чёрной шинелью и чёрной шапкой на фоне белого снега. Когда
Зина вышла из-под арки соседнего двора, то вся прямо преобразилась и
побежала ко мне. Бегом, не стесняясь прохожих, она подбежала ко мне и
ткнулась головой в моё плечо.
- Привет! Честно говоря, я думала, что ты не придёшь и всё это
несерьёзно, - как-то облегчённо выпалила она и сразу успокоилась.
- Здравствуй, Зина! Что уж ты сразу так плохо о нас думаешь. Мы хоть
и все разные, но в основном нормальные ребята, - выдал я рекламу своим
однокашникам по училищу. - Куда пойдём, а то стоять на месте холодно.
В наших кожаных ботиночках только от долгов бегать.
И мы понеслись ускоренным шагом в сторону Невского, чтобы
немного согреться от холода настоящей зимы. Зина всё время что-нибудь
рассказывала, а я держал её под руку, если уж точнее, то больше держался
за неё, поскольку в моих курсантских ботинках было очень скользко.
Дворники только начинали убирать на улицах снег, и поэтому пока его
было в достатке. Мне нравились эти ленинградские дворники, которые
убирались на своих объектах постоянно, начиная с 4 часов утра и до ночи.
Поэтому на улицах города всегда было чисто. А на всех центральных
улицах снег даже зимой всегда отсутствовал.
Откуда мне известно, во сколько они начинают работать? Приходилось в эту рань иногда бегать по городу, оповещать офицеров училища, и
поэтому сам видел всё своими глазами.
Мы зашли в магазин, и она купила на свои деньги каких-то ирисок,
которые мы стали уплетать за обе щеки. Стыд и позор, но на свои
курсантские шиши я никуда не мог сводить свою подругу, разве, что в
кино. Мы и пошли в кино на Невском в кинотеатр 'Призыв', который
находился совсем рядышком с её домом.
- Вова, смотри впереди идёт курсантик из вашего училища, - показала
мне Зина на идущего впереди курсанта с девушкой.
- А почему ты решила, что он из нашего училища, а не из другого?
– удивился я.
- Давай обгоним их и увидишь, что я права, - предложила Зина.
Мы в припрыжку полубегом обогнали идущую впереди пару, и я с
удивлением заметил, что он же в зимней шапке, а не в бескозырке.
Только по знакомой физиономии я понял, что это действительно наш
фрунзак и Зина угадала.
- Зин, давай выкладывай, как это ты угадала, что это фрунзак? – не
переставал я удивляться её прозорливости.
- Всё очень просто! Только ваши курсанты ходят в шинелях с блестящими
пуговицами на заднем разрезе внизу шинели, - выдала мне Зина такой
секрет, который, честно говоря, я и сам не знал.
- Ну, а ты-то это откуда узнала? Я, между прочим, об этом сам первый
раз слышу, – признался я.
- Мои подружки ходили во все военно-морские училища на танцы и
заметили это отличие, - сообщила Зина.
- Ну, шпионки! Эти пуговицы положены по правилам ношения формы
одежды. Поскольку у нас училище командное, то все требования уставов
выдерживаются неукоснительно, а что творится в других училищах нам
неведомо, - попытался я, как мог яснее, объяснить наличие пуговиц на
разрезе шинели.
После кино не хотелось мёрзнуть на улице, и мы стояли у дверей её
квартиры в подъезде.
- В следующий раз звони в звонок. Вот этот, - показала она мне
кнопку своего звонка. – А то стоять и ждать на улице - замёрзнешь.
Договорились?
- Спасибо за заботу, а кого спрашивать? – на всякий случай уточнил я.
Важное
