Важное
Источник назвал сроки начала ходовых испытаний первого патрульного ледокола
"Эникс" импортозаместил 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / В.В. Дугинец. Корабельная Фанагория / Глава 3. Три адмирала и Цусима
Глава 3. Три адмирала и Цусима
Текст: В.В. Дугинец. "Корабельная фанагория"
И в самый ответственный момент начала боевых действий вице-адмирал
Рожественский, полагая, что самураи стремятся атаковать левую колонну
эскадры, состоявшую из старых кораблей, начал неожиданное перестроение своей неуклюжей армады из строя двухкильватерной колонны в строй
кильватера. Через 30 минут эскадра откроет огонь В результате такого маневра строй русских кораблей был совершенно нарушен, а некоторые корабли просто-напросто сбились в неуправляемую кучу.  Морской бой эскадры Рожественского Балтийского флота у островов Цусима 15 мая 1905 года В бронированной боевой рубке флагмана в такие моменты настоящей заварухи начинается настоящий клошмер. Это, когда все флагманские специалисты со своими кондукторами (унтер-офицеры помощники офицеров- специалистов) в этой цилиндрической бронированной тесноте диаметром около 3 метров, забитой, как бочка сельдью, начинают разворачивать свою бурную деятельность и выдавать свои бесценные предложения. В такие моменты они особенно начинают ощущать свою нужность в этом деле, и раздраженный командир мог возмущенно бросить: - Шли бы вы отсюда, господа. В рубке и без вас народу хватает, не повернуться... Но, подавив позывы обиды, штабные молчали и наблюдали за разворачивающимися событиями, тем самым участвуя в них. В это же время главные силы японского флота, маневрировавшие в составе двух боевых отрядов, выйдя на левый борт нашей эскадры, начали последовательный поворот на 180°, чтобы охватить голову русской эскадры. Этот поворот, производившийся на расстоянии 38 каб. от головного русского корабля и продолжавшийся 15 минут, ставил японские корабли в чрезвычайно невыгодное положение. Делая последовательный разворот на обратный курс, японские корабли описывали циркуляцию и резко замедляли скорость, и, если бы русская эскадра вовремя открыла огонь и сосредоточила его на точке поворота японского флота, последнему могли быть причинены серьезные потери. Однако и этот благоприятный момент не был использован нашим флагманом. Только через 34 минуты, в 13 часов 49 минут с расстояния в 38 кабельтовых 'Князь Суворов' начал вести стрельбу по 'Миказе', так и не завершив перестроение в кильватерную колонну. Того, подобно гигантскому удаву, начинал охватывать голову русской эскадры, то есть сосредотачивал всю мощь своей артиллерии на головном корабле. Когда охваченного огнем пожаров флагмана заменяли другие, следующие за ним корабли, Того, описав маневренную дугу, выходил в позицию и вновь долбил массированным огнем по голове строя. Броненосец 'Ослябя', пропуская вперед перестраивающиеся по сигналу флагмана корабли первого отряда, был вынужден застопорить машины, чтобы не протаранить впереди идущий корабль, и при этом весьма неудачно развернулся своим бортом к неприятелю. Сразу 6 японских крейсеров, заметив такую удобную цель, оставили в покое 'Николая I' и принялись всаживать свои снаряды в подставленный им борт 'Осляби'. Уже в 14.40. 'Ослябя' получил несколько пробоин в носовой части около ватерлинии в небронированном борту. В самую середину левого борта броненосца, в районе ватерлинии, почти в одну и ту же точку попали два 305-мм снаряда, взрывы которых сорвали броневую плиту цитадели и образовали огромную пробоину в 'которую могла бы проехать карета'. Всего через несколько минут этот самый быстроходный в русской эскадре броненосец, полыхая огнем по самые мачты, начал оседать носом в море по самые клюзы и перевалившись на левый борт, стал уходить под воду. Последний отчаянный залп носового орудия броненосца уже пришелся прямо по воде рядом со своим левым бортом. Огромные пузыри воздуха, пара и дыма, перемешанные с фонтаном воды, вырывались высоко в небо из-под воды с грозным шипением и треском, заполняя вспоротую утробу броненосца. Увлеченные начавшейся баталией, на флагмане даже не заметили, как японские крейсера зашли в хвост эскадры и отсекли от общего строя, а затем и взяли на абордаж беззащитные госпитальные суда, идущие под красным крестом милосердия. Некому теперь стало спасать и оказывать помощь раненным морякам - оставалась надежда только на свои корабельные лазареты. После потопления 'Осляби' огонь японских кораблей был сосредоточен на броненосце 'Князь Суворов'. Японские моряки, умело маневрируя, палили своими шимозами по всем правилам артиллерийской науки по беззащитному флагманскому кораблю с дистанции от 40 до 60 кбт, на которых стрельба наших снарядов была не эффективной. Успел-таки Того, почти успел! Пока корабли эскадры торчали в бухте Носси-Бэ на Мадагаскаре, японский адмирал срочно перевооружал свою корабельную артиллерию снарядами с этим адским изобретением М. Симосэ под названием тринитрофенол (японское название шимоза). Эти шимозы при взрывах плавили корабельный металл, вызывая мощные пожары и создавая массу мелких осколков, поражающих все живое вокруг. Газы, образовывающиеся при взрывах, обжигали легкие человека и душили своими облаками белых хлопьев. Пробивная сила шимозы была в 3-4 раза больше нашего традиционного пироксилина. Только здесь в бою у Цусимы было замечено новшество японской артиллерии. Снаряды, начиненные шимозой, оставляли на своей траектории полета дымный след, который позволял наблюдать артиллеристам их полет и падение. Взрыватели снарядов срабатывали и подрывали взрывчатое вещество даже при простом ударе об воду, что создавало всплески воды огромной высоты, венчавшиеся шапками черного или желтого дыма. Эти особенности позволяли контролировать результаты каждого залпа орудий и корректировать свой огонь по кораблям. В данном случае на разрыв брони работала уже не кинетическая энергия массы выпущенного из орудия снаряда, а сила взрыва этого самого снаряда, начиненного шимозой. Чувствительность снарядных взрывателей нашей артиллерии была настолько низкой, что они пробивали броню и взрывались только после попадания в цель внутри японских кораблей, а потому пристрелка по местам падений снарядов в залпе была невозможна. На предельных дистанциях стрельбы 35-40 кбт снаряды при попадании в броню японского корабля отскакивали от нее, оставляя только вмятины в борту и падали в воду, не причиняя особого вреда. Почему же..., почему никто из флотоводцев не заметил эти особенности японской артиллерии ранее, в боях 1-ой Тихоокеанской эскадры при обороне Порт-Артура??? Артиллеристы того времени меня всегда восхищали и поражали своим мастерством: это ж как нужно уметь стрелять и попадать в цель, если на кораблях нет никакой системы стабилизации орудий. А каждая волна, качнувшая на себе задранные стволы орудий, обязательно вносит свою корректуру в полет снарядов залпа. А они стреляли на выпуклый глаз наводчиков и без всякой возможности оценить точность попадания по местам падений своих снарядов. На наших орудиях не было своих дальномеров, и расчеты орудий пользовались данными дальномерщиков, которые поступали на специальные циферблаты с дальномерных постов, расположенных на мостиках надстройки или мачты. Кондуктора-дальномерщики, вращая рукоятками штурвалы приводов, и наводя свои громоздкие горизонтальные трубы оптики на вражеский корабль, замеряли, по сути, геометрический горизонтальный угол, который преобразовывался в дистанцию и передавался по кабелю в посты. Но стоило осколками снарядов повредить оптику или попасть в открытый всем ветрам мостик и дальность до цели уже мерить нечем или некому. Оптические прицелы, которые были установлены на башнях орудий перед выходом эскадры в поход, артиллеристы толком не освоили и вообще им не придавали особого значения, как резервного способа стрельбы. Кто бы мог подумать, что безобидные металлические козырьки над смотровыми щелями боевой рубки, которые защищали окошки от попадания в них воды, могут превратиться в момент боя в настоящую смертельную опасность. Они улавливали мелкие осколки японских снарядов и как отражатели направляли их в броневые прорези командного пункта. Осколки веером влетали в просветы и кромсали людей, управляющих кораблем. Вице-адмирал со своим высоким ростом был выше смотровых щелей и ему приходилось сгибать колени или широко расставлять ноги, чтобы наблюдать обстановку боя. Эти самые осколки, залетающие в щели при взрывах снарядов, заставили офицеров и самого Рожественского опуститься на колени и на глазах у матросов, не имеющих такого права, с ужасом ожидать своего осколка. Дождался. Один из влетевших осколков попал адмиралу в затылок. Беспомощный, раненный адмирал находился в рубке, но практически уже был не в состоянии оценивать обстановку и руководить соединением. Флагман, как головной корабль строя, принял на себя столько японских снарядов, предназначенных для всей эскадры, что смог продержался всего сорок минут смертельного боя. После такого избиения он, с заклиненным рулем и объятый пламенем, представлял собой полууправляемую только реверсами машин малоподвижную цель для противника. Продолжая вести стрельбу из орудий, корабль стал выписывать циркуляцию, резко нарушив строй кильватера. Но самое страшное, что корабли в строю, идущие сзади, слепо следовали за своим флагманом и повторяли его маневр, создавая противнику позиционные преимущества. Быстроходные крейсера были вынуждены тащиться в кильватере общего строя, дожидаясь выхода на дистанцию стрельбы по японским целям. Сейчас, конечно, понятно, что Рожественскому нужно было перенести свой командный пункт на один из быстроходных крейсеров и с него управлять силами соединения, но Рожественский руководил этой неповоротливой эскадрой по традиционному шаблону - 'как учили'. К этому времени Рожественский был ранен в голову, спину, правую ногу, но еще оказался способен самостоятельно перебраться из окруженной пламенем боевой рубки в носовую орудийную башню. По пути он еще получил тяжелое ранение в ногу. Теперь уже в башню Рожественского внесли на руках, и он фактически потерял возможность руководить боем. Вместе со своим штабом (оставшиеся в живых 5 офицеров) адмирал на носилках с огромными трудностями из-за волнения моря был снят с горящего корабля экипажем миноносца 'Буйный' (командир капитан 2 ранга Н.Н. Коломейцев), а затем его переправили на эсминец 'Бедовый'. Существующая могущественная бюрократическая машина всей русской флотской системы вольно или невольно сделала Рожественского этаким сатрапом-громовержцем, который возвышался над своей эскадрой. Адмирал каждый шаг и каждое действие командиров кораблей брал на себя и не прощал им даже тени независимости и самостоятельности в принятии решений. Он со спокойной совестью, полагая, что все так и должно быть, вязал волю командиров до такой степени, что не позволял им быть самостоятельными в обращении даже со своими корабельными шлюпками и катерами. На все и по любому поводу должно было испрашиваться начальственное разрешение; отправить ли буфетчика на берег за продуктами, подкрасить ли дымовую трубу или устроить помывку экипажа в бане и стирку обмундирования. Зиновий Петрович успокаивался в своей бурной деятельности лишь тогда, когда обращал наконец своих подчиненных командиров с их офицерами в неких аморфных, безмозглых существ, реагирующих только на расшаркивание ножкой перед начальством, на слепое повиновение без возражений и рассуждений, и невозможность жить и соображать без приказаний и разрешений. Выработанное с годами чувство господского превосходства над подчиненными давало ему право на моральное унижение своих подчиненных командиров, которых он почти всех наделил кличками или обидными прозвищами. Правда у адмирала хватало чувства такта не произносить их в присутствии заклейменного офицера, но за глаза он только и пользовался этими условными обозначениями. Мало того, у него и корабли его эскадры именовались иносказательными прозвищами, которые порой были весьма далеки от изящества французского языка. Так 'Адмирал Нахимов' - 'Идиот', а 'Сисой Великий' - 'Убежище инвалидов'. А уж корабли, носящие женские имена, у него пользовались особой любовью, за что и получили особо вычурные погоняла. 'Светлана' - 'Горничная', ну а небесную богиню утренней зари 'Аврору' он опустил до титула 'Подзаборной проститутки'. Все командиры прекрасно понимали, что идут со своими экипажами на верную погибель, но все-таки шли. Все они видели роковые ошибки своего начальника, как командира эскадры, но не смели даже заикаться и протестовать против громовержца. Уж лучше смерть принять, чем немилость и стыд с позором снятия с должности командира корабля без суда и следствия. Вот такие порядки, установившиеся на соединении, и привели к тому, что ни один из командиров во время боя не проявлял ни малейшей инициативы - все, открыв рот, ждали приказаний от флагмана, а приказывать-то уже было некому, потому что очередной приказывающий адмирал Небогатов сам ждал приказаний приказывать. Может с тех еще пор на флоте бытует плебейская поговорка:'Инициатива на флоте наказуема'. Вот и осталась эскадра практически неуправляемой, хотя адмирал Небогатов принял на себя функции флагмана. В 15 часов 05 минут на море резко выпал туман, и видимость настолько уменьшилась, что противники, разойдясь на контркурсах, потеряли друг друга из видимости. Около 15 часов 40 минут японцы вновь обнаружили русские корабли, шедшие на норд-ост, и возобновили с ними бой. После 16 часов русская эскадра, уклоняясь от охвата, повернула на юг. Вскоре бой снова прекратился из-за тумана. Хорошо организовав разведку перед боем, Того в ходе сражения пренебрегал ею, в результате чего дважды терял из видимости русскую эскадру. На этот раз адмирал Того в течение полутора часов не мог найти русские корабли и в конце концов вынужден был использовать для их поиска свои главные силы. Горящий и разбитый вдребезги флагманский броненосец 'Суворов', с заклиненным рулем и выведенной из строя артиллерией, случайно был обнаружен японскими кораблями вдали от боя. У корабля были сбиты мачты, а дымовые трубы давно рухнули от попаданий в них снарядов, пожар пылал по всему кораблю, но флагман, как израненный зверь в предсмертных судорогах самосохранения, кружился на месте в своей беспомощной циркуляции и поочередно подставлял свои полуразрушенные борта атакующему противнику. Тринадцать кораблей полтора часа яростно уничтожали его, а он продолжал стрельбу по окружившей его своре из своей единственной оставшейся в строю маленькой пушки. Бывший флагман бился до конца, как ему и положено действовать в бою. Позолоченный лучами заходящего солнца 'Суворов' с грозным шипением и треском раскаленной брони, в дыму и пламени медленно и величаво погрузился в бездну пролива, так и не став побежденным и не оставив после себя ни единого живого моряка. Страницы 7 - 7 из 15
Оглавление Читать далее Предисловие Глава 1. Корабельная Фанагория Глава 2. Дом уже не корабль Глава 3. Три адмирала и Цусима Глава 4. Железяка Глава 5. Штабной Глава 6. Тут уж не до шуток!
|
